Январь 1942 года выдался суровым, как и вся русская зима. Еще в декабре в Подмосковье стояли сильнейшие сорокаградусные морозы, которые напрочь сковали все силы немецкой армии «Центр».

В такие морозные дни весь фронт от Ленинграда до Курска замер в ожидании тепла. Все ждали, что с его приходом, отогрев моторы своей техники, противоборствующие стороны вновь бросятся в смертельную драку. В такие морозные дни даже вылеты боевых самолетов были исключением. Наши истребители поднимались лишь тогда, когда была опасность подхода к столице немецких бомбардировщиков под прикрытием «109-Мессеров».

Молодой лейтенант Краснов, продрогший до костей в кузове видавшей виды «полуторки» и вымотанный длительным переездом из Москвы, спрыгнул в снег невдалеке от КПП. Он окинул взглядом окрестности полевого аэродрома, и с трепетом посмотрел в глубокую голубизну подмосковного январского неба, поражаясь его ультрамариновой синеве, вызванной сильнейшими морозами.

Было тихо. Фронт замер, словно вообще не было войны. Сердце забилось в предчувствии встречи с новыми фронтовыми друзьями, которые уже в ближайшее время станут его настоящей семьей.

Красноармеец в огромных валенках и тулупе с висящим на шее автоматом, подошел к прыгающему возле КПП замерзшему лейтенанту и спросил:

— Ваши документы, товарищ лейтенант!

Краснов сунул свою руку под шинель и достал из нагрудного кармана книжку военного летчика и предписание. Часовой, сняв рукавицу, взглянул на предписание и, не глядя на первую страницу удостоверения, сразу открыв его посередине. Краснов улыбнулся, держась перчатками за свои уши. Он знал, что приказом СМЕРШа часовые и воинский патруль обращают внимание на скрепки, скрепляющие листы всех документов. Только в советских документах скрепки от пота и влаги ржавели, оставляя на листах рыжие разводы.

— Все в порядке! — сказал часовой и подал Краснову документы.

— Мне, солдат, надо пройти на КП шестого истребительного авиаполка ПВО ОСНАЗа — спросил Валерка, пряча документы назад в карман.

— Вам, товарищ лейтенант, по этой дороге, до первой хаты. Там дальше будет указатель. КП находится в каменном двухэтажном здании бывшего барского особняка.

— Спасибо, товарищ красноармеец, — сказал лейтенант и, вытащив пачку папирос, подал часовому.

— На посту нельзя! — сказал он утвердительно, но, взяв папиросу, сунул её за козырек шапки-ушанки.

Краснов, хрустя снегом, в хромовых офицерских сапожках, пошел в сторону, указанную часовым.

Пробитая техникой сквозь толщу снега дорога, шла через сосновый бор. Морозный воздух обжигал лицо и Валерка, глубоко вдыхая полной грудью, просто с упоением наслаждался его хрустальной чистотой. Где-то барабанной дробью стучал дятел, а где-то недалеко над лесом, звеня моторами, прошло дежурное звено ЯКов, оставляя в чистейшем воздухе сизые полосы бензинового выхлопа. От этих звуков душа молодого лейтенанта словно просыпалась, как от долгого сна ожидания.

— «Хозяйство Шинкарева», — прочитал он на указателе и, бросив окурок папиросы в снег, двинулся в сторону, куда указывала стрелка.

Три девушки в летной форме, полушубках и валенках, нежданно выбежали из блиндажа, скрытого от глаз снежным покровом, и нос к носу столкнулись с Валеркой. Увидев Краснова, они как по команде улыбнулись, рассматривая его с ног до головы.

— Каков, красавчик! — сказала одна из девушек, поправляя на голове, сбившуюся на бок шапку-ушанку. — Теперь все трефовые и бубновые при его виде, сами сдадутся в плен.

— Новенький, наверное? Видно, только со школы! — сказала другая, рассматривая тоже лейтенанта.

— А вырядился-то как, словно на парад! Наверное, околел, бедняжечка! Может, отогреем его, девочки? — спросила третья и лукаво взглянула на Валерку.

— Гляньте, девчонки, парень-то от холода весь инеем покрылся! — сказали девчонки и дружно захохотали, вводя лейтенанта в краску.

Краснов оторопел, став подобным объектом столь пристального внимания. Он не представлял, что на фронте столько хорошеньких девчонок, которые так и мечтали закрутить роман с каким-нибудь из летчиков.

Он тогда не знал, что за их весельем, за их легким флиртом, а порой и любовью, скрывается скорбь о погибших подругах, которые заживо сгорели в своих фанерных У-2.

Война тогда никого не щадила. Не было в ней жалости ни к мужчинам, ни к женщинам, все погибали одинаково. Вот только скорбели о погибших по-разному.

Девчонок было жальче втройне. За их потерей скрывалась не только потеря боевой единицы, а потеря любви, ласки и природной бабской нежности. Даже черствые на вид и умудренные опытом мужики, просто рыдали, словно дети, вытирая рукавом катившиеся по щекам слезы, когда в смертном бою погибала какая-нибудь такая девчушка-хохотушка.

— Хоозяяййство полкофника Шинкарева, гдеее ррасссположжено? — спросил, заикаясь то ли от мороза, то ли от волнения молодой лейтенант Краснов.

— Хоозззяяййссттввооо поолкоффнникааа? Хоззяяйййссттввоо полкоффника, вон в том здании, хоззяяйсствво поллкоффника, — передразнив замерзшего Валерку, сказала одна из девушек с красивыми голубыми глазами, и расплылась в обворожительной улыбке, обнажив свои жемчужные зубки.

— Сппааассииббоо! — ответил смущенный Краснов и, подпрыгнув на месте, побрел в сторону особняка, что-то бубня под нос.

Девчонки, одновременно пожав друг другу руки, весело засмеялись.

— А он, хорошенький! — услышал вслед Краснов, и ему на память моментально пришла его Леди.

«Где она? Что с ней?» — подумал он, и его сердце заныло от сжимающей боли.

Настроение в один миг пропало. Не знал он, что вместе с ним бок о бок будут бить врага простые русские девчонки. Не знал Валерка, что многие из них, как и он были его сверстницами. Страх за Ленку прокатил по его мышцам, сжимая их настоящей судорогой.

Неужели она, его первая любовь, как и тысячи других русских девчонок, сейчас бьет ненавистного врага, или ползает по передовой, обдирая о промерзшую землю свои красивые колени? Неужели она, его Ленка, ползет сейчас по передовой среди окровавленных рваных тел? Неужели среди разрывов снарядов, среди колючей проволоки она тащит на своей хрупкой женской спине, огромного русского мужика? А может, она осталась в Смоленске? Может немец, отправил её в Германию?

Вопросы, вопросы, сплошные вопросы, крутились в его голове и он, не знал на них ответа.

Не знал он, что его Леди, его Леночка, сейчас в тылу. Не знал, что ждет она ребенка, и совсем скоро он, девятнадцатилетний юнец, станет настоящим отцом.

— Здравия желаю, товарищ полковник! Лейтенант Краснов, для дальнейшего прохождения службы прибыл! — войдя на КП, сказал он, щелкая своими каблуками.

— Ну, здорово, орел! Наслышан, наслышан о твоих природных талантах! Не зря тебя к нам направили в полк, — спокойно сказал полковник со звездой Героя Советского Союза на груди.

Он пожал руку лейтенанту и пригласил присесть на стул, стоящий возле оперативного стола. Валерка, поставив свой чемодан, присел на край, словно нашкодивший ученик в кабинете директора школы.

— Ты знаешь, куда прибыл? — спросил полковник, пристально рассматривая своего нового подчиненного.

— Так точно, товарищ полковник! — сказал он, и вскочил со стула. Стул как-то странно отпрыгнул от Краснова и с грохотом завалился на бок.

— Ты, лейтенант, так не волнуйся, а сядь и сиди. Не надо вскакивать, ты не в пехоте. Не стоит и мебель ломать, она еще будет нужна для победы над врагом, — спокойно сказал полковник. — Хочу пояснить. Ты, юноша прыщавый, прибыл в шестой истребительный полк ПВО ОСНАза. Нас еще называют «Сталинские ястребы». Полк сформирован из лучших летчиков ВВС со всей Красной армии. В задачу полка входит уничтожение немецких асов и бомбардировщиков на подлете к столице. Наверное, для тебя, лейтенант, не секрет, что фрицы пока доминируют в нашем воздухе, но грядет время, когда им будет лучше сидеть на земле. На смену устаревшим машинам, приходит сейчас более новая и современная техника, которая в наш полк поступает в первую очередь. Вот тебе и предстоит воевать на этих классных самолетах.

— Так точно! — сказал Валерка, вновь вскочив со стула.

— Пойдешь в третью эскадрилью. Твой комэск, Краснов, будет майор Шинкарев. Это мой младший брат. Я хочу, чтобы у тебя был настоящий командир и профессиональный летчик-наставник. Ты еще пока молод и зелен, и вполне можешь «наломать дров» по своей неопытности. Ты меня понял?

— Так точно, товарищ гвардии полковник! — четко по-военному сказал Краснов, глядя, как на груди командира золотым блеском сверкает звезда героя.

Полковник подошел к полевому телефонному аппарату и, крутанув ручку, поднял трубку.

— Алло, «Ромашка»! На проводе Шинкарев. Дай-ка, мне комэска третьей! — сказал он и замер в ожидании. — Здравствуй майор! Давай ко мне! Тут прибыло пополнение в твою эскадрилью. Молодой! Из школы!

Что говорил комэск, Валерка не слышал, но он по интонации полковника понял, что тот явно недоволен. Еще бы, за плечами летчиков его эскадрильи сотни вылетов, десятки сбитых самолетов, а тут на смену выбывших по смерти приходят юные желторотики, которые толком машину посадить не в состоянии.

— А мне, плевать! Командование знает лучше. А это уже твои проблемы! Пять, пять минут! Ты меня понял? — сказал командир полка и положил трубку.

— Не хочет майор тебя брать, Краснов. Говорит, нет боевого опыта. А где я ему асов возьму? Ведь асами становятся, а не рождаются! — сказал полковник и присел на стул возле горящего камина. Он поправил в топке дрова и, припалив лучину, прикурил.

— Присядь, лейтенант, закуривай!

Краснов сел напротив полковника и посмотрел в топку камина. Дрова, похрустывая, дружно горели, и сильный жар, отходя от камина, обжигал колени даже через габардиновые галифе и зимние офицерские кальсоны. Валерий слегка отодвинул стул подальше от камина.

— Что, лейтенант, жарко? — спросил полковник, выпуская дым от папиросы прямо в камин.

— Вот так вот будет жарко и в воздухе. За бортом будет минус сорок, а от тебя будет идти пар. Немец в воздухе крутится, словно гимнасты на перекладине в цирке. У них отличная школа. Да и опыта ведения войны больше, чем у нас.

— Я готов, товарищ полковник! Я прибыл сюда, чтобы бить врага, а не сидеть в тылу. Да и немецкая тактика ведения боя мне известна. Со многими асами я даже знаком лично.

Полковник, сделав удивленные глаза, замер, мгновенно проглотив дым от папиросы.

— Это откуда тебе известно? Ты же еще ни разу в бою не был! — спросил Шинкарев.

— Я, товарищ полковник, знаком с тактикой по учебным фильмам Люфтваффе. У моего отца, на работе в КБ, сотни раз показывали эти фильмы. Даже «109-Мессер» у них был один. Я его изучил, словно наш У-2. Наши инженеры его до винтика раскрутили. Все искали его слабые стороны. А с немецкими асами я еще летом сорокового познакомился. Наша заводская команда тогда выиграла у немецкой делегации в футбол 2:1. Уж больно мне хочется с кем-нибудь из них встретиться лицом к лицу в воздухе и снова накидать в ворота, как в сороковом…

— А ты, что и в футбол играешь и спокойно на «Мессере» мог бы взлететь? — спросил удивленный полковник, бросив недокуренный окурок в камин.

— А что на нем летать? Две плоскости, движок, шасси все как у нашего Яка! На подъем хорош! Устойчив на вертикалях! Вот только выше пяти тысяч, слабоват! Движок задыхается без кислорода, — спокойно сказал Краснов, поражая полковника своими познаниями.

В этот момент в дверь постучали, и уже через мгновение, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел комэск третьей эскадрильи. Тяжелые собачьи унты были запорошены снегом. Короткая летная куртка на меху в лучах электрической лампочки искрилась тысячами бриллиантов замерзших капелек воды.

— Майор Шинкарев по вашему приказанию прибыл! — сказал майор, доложив по форме.

— Здравствуй, Сергей! — ответил полковник, протягивая руку брату.

Майор снял меховую рукавицу и, пожав полковнику руку, спросил:

— Это что ли, новый ас, гроза Люфтваффе?

— Он самый! Орел! — сказал полковник и похлопал Краснова по плечу.

— Майор Шинкарев! Я, лейтенант, теперь твой комэск и все, что я скажу, ты уже конспектируешь в свою тетрадь великих изречений полководца!

— Лейтенант Краснов! — ответил Валерка, и майор, протянув ему свою руку, сжал в мертвой хватке Валеркину ладонь.

Он пристально взглянул парню в глаза, словно изучая его. Краснов также, не моргая, уставился в глаза своего комэска, словно пробуравливая майора насквозь своим взглядом.

— Слетаемся! Характер парень, вижу, у тебя есть!

— У лейтенанта не только характер. У него знания хорошие есть. Говорит, что даже на «Мессере» может летать и многих их асов, даже в лицо знает.

— Да ну, ты! Откуда!? — удивленно спросил комэск.

— Мой отец до войны работал военпредом на 35 Смоленском авиационном заводе. В заводском КБ был один «109-Мессершмит». Вот я и облазил его от плоскостей до самого хвоста.

— Ну, тогда это решает все. Хорошие летчики со знанием вражеской техники и языка врага нам очень нужны. Верховное командование кое-что планирует в этом ключе, — сказал майор, одобрительно улыбаясь.

— Ну, давай лейтенант, бери свой чемодан и пошли. Покажу тебе твою «квартиру». Сейчас попутно зайдем к заму по тылу, отдашь свой продовольственный и денежный аттестаты. Пусть тебя на довольствие поставит, да форму летную получишь. Небось, в сапожках хромовых ножки то мерзнут? Унты — вот наша зимняя форма! — сказал майор и пошел вперед ускоренным шагом.

Комэск словно летел впереди Краснова, придерживая висящий на заднице, планшет. Он, делая широкие шаги, хрустел по снегу своими унтами так, что Валерка еле успевал переставлять свои ноги, облаченные в щегольские хромовые офицерские сапожки. Встречающиеся навстречу летчики, отдавали ему честь, а тот лишь машинально махая, находился в своем мире раздумий.

Конечно, лейтенант был молод. Многого не знал, но его знания вражеской техники, языка, да отличные баллы по пилотированию и огневой подготовке, придавали ему уважения.

«Видно парень старательный» — думал майор.

— Посмотрим, как он на хвосте ведущего удержится? — сам себе буркнул под нос майор и еще прибавил шагу. Валерка тащился за комэском словно планер за буксировщиком.

Он перекидывал чемодан из одной руки в другую, но шага не сбавлял. После нескольких минут такого бега за майором, по его спине уже потекли струйки пота. Как вдруг, Шинкарев остановился. Краснов, еле удерживая дистанцию, чуть не сбил с ног своего комэска.

— Правильно делаешь, лейтенант. Держись за хвост ведущего, и сам будешь цел. Только не зевай. Эти ястребы Геринга, подберут тебя словно гончие собаки раненого зайца.

— Я знаю! — запыхавшись, чуть выдавил из себя Краснов.

— Все, пришли! Тут у меня третье звено квартирует, — сказал майор, указывая на деревянную хату с резными ставнями на окнах.

Дом был довольно просторный. По всей вероятности строился из расчета большой семьи. Огромная русская печь, стоящая посреди дома, служила как для обогрева дома, так и для приготовления пищи. В первой комнате стояло четыре солдатских кровати.

Майор, распахнув двери, и пуская в хату клубы холодного пара, вошел в дом.

— Смирно! — раздался голос и летчики повскакивали со своих лежбищ.

— Вольно! Принимайте новенького! Для него как раз койка свободна в вашем звене.

— Нет, товарищ майор, занята! — сказал хмуро один из летчиков, застегивая расстегнутый воротничок своей гимнастерки.

— А ваше мнение, капитан Храмов, меня меньше всего волнует. Старший лейтенант Зорькин, неделю, как не вернулся на базу. Так что, теперь вы до конца войны будете держать эту кровать без постояльца? — спросил комэск, пройдя в комнату.

— Ну, товарищ майор! — хотел было возразить Храмов.

— Храмов, без ну! Лучше познакомьтесь! Лейтенант Краснов, окончил одесскую школу военных пилотов, — сказал майор, присаживаясь на кровать.

— Какого рожна к нам присылают таких желторотиков, которые еще пороха не нюхали!? Он, наверное, даже матчасти не знает, не говоря уже о боевом пилотировании.

— Вот ты, Храмов, и полетаешь с ним! Посмотрим, чем ты можешь удивить молодого летчика! Вылет завтра, — сказал майор, ехидно улыбаясь. — Давай Краснов, клади свои чемоданы, да переоденься. Тоже мне, стиляга! После войны будешь в шинелке по ресторанам ходить и в своих сапожках на «венской рюмочке». А здесь, здесь ты должен быть настоящим летчиком.

Валерка, высыпав на свободную кровать гору своего нового летного обмундирования, сунул под неё свой чемодан.

Летчики звена расселись вокруг Краснова, с удивлением разглядывая молодого лейтенанта.

Валерка переоделся в новую полевую летную форму, и когда все вещи были уложены, он со вздохом облегчения молча лег на кровать.

— О, глянь, мужики, желторотик в гнездо свалился! Вместо того, чтобы изучить технику потенциального врага, или полетные карты боевых действий, их высочество отдыхать соизволило! — сказал гвардии капитан Храмов.

— А ну, лейтенант, встать смирно, когда с тобой старший по званию разговаривает! — сказал Храмов фальшиво, «выходя из себя».

Краснов нехотя поднялся, делая лицо, которое не выдавало никаких эмоций, и расправив гимнастерку, вытянулся по швам перед капитаном. Он знал, что в каждом подразделении от молодого офицера требуют больше, чем положено. Старики обычно стараются с первой минуты узнать характер и коммуникабельность нового сослуживца. В бою надо знать своего товарища по оружию, чтобы иметь возможность положиться на него.

— Ладно, Краснов, вольно! Сегодня в честь прибытия, объявляю отдых! А завтра, завтра я уделаю тебя, на первом же вираже! Вам, товарищ лейтенант, понятно!?

— Так точно, товарищ капитан, — сказал Краснов. — Вы уделаете меня, на первом же вираже!

После этих слов он вновь завалился на кровать в ожидании ужина. Валерка знал, что первое впечатление о сослуживцах всегда обманчиво. Во все времена притязания к новичкам были справедливы. Стойкость духа, исполнительность и чувство локтя вот, что нужно было знать боевому звену, чтобы положиться на все внутренние качества молодого летчика.

Первый день на фронте пролетел незаметно. На завтра, по сообщению метеослужбы армии, погода обещала быть немного теплее. Технари ковырялись на морозе, готовя машины к вылету. Голыми руками в тридцатиградусный мороз им приходилось снимать пулеметы с двух машин, устанавливая на них фотопулеметы объективного контроля.

«Учебная дуэль», назначенная на утро, между капитаном Храмовым и лейтенантом Красновым, должна была выявить недостатки Краснова. Ведь на счету капитана Храмова было уже 24 победы в воздухе, и он вполне мог показать класс воздушного боя.

Вот ему, как самому опытному истребителю, и предстояло «сразиться» с молодым зеленым стажером Красновым, который ни разу еще не был в настоящем бою.

Фотопулеметы в такие минуты исправно фиксировали на фотопленку ход подобной «схватки». По их данным можно было визуально определить, с точностью до кадра, все промахи и класс вновь прибывшего летчика. Проще было заранее выявить умение и слаженность действий пилота, и пилотирования самолетом в учебном бою, чем подставлять «желторотика» под двадцати миллиметровые снаряды немецких авиационных пушек, стоящих на «109-Мессерах» и «Фокерах».

Уже с вечера мороз немного спал. Ранним утром технари, подкатив свои бочки с паяльными лампами, грели двигатели самолетов, накрыв их попонами из плотного брезента.

Полевой военный аэродром постепенно оживал. В утреннем небе на Востоке появился красный диск солнца, слегка окрасив засыпанные снегом верхушки сосен, легким румянцем.

В это самое время двери деревенской хаты открылись, и на крыльце по пояс голый появился лейтенант Краснов. Он обтерся снегом, крякая от удовольствия, чтобы хоть как-то разогнать еще державший его в своих объятиях сон.

— Эй! Ты, лейтенант, воспаление не получи, — выйдя на крыльцо, проорал гвардии капитан Храмов.

Он закурил папиросу и, спустившись с крыльца, горстью снега вытер свое лицо.

По его слегка надменному поведению чувствовалось, что он уже с утра предвкушает свою легкую победу и совсем не чувствует, что молодой лейтенант не так прост. На его счету было немало таких «холостых побед» над молодыми офицерами, вскружившими ему голову. От этого, он, как боевой летчик, постепенно переоценивал свои возможности, совсем не подозревая, что уже наступил тот переломный момент, который раз и навсегда определит его место.

— Я, товарищ капитан, закаляю свою волю и дух! Ведь сегодня у нас с вами «дуэлка», — сказал Краснов, намекая на свою победу.

Капитан, пыхтя папиросой, скомкал снежок и бросил его в лейтенанта. Снежок рассыпался, попав в голую спину Краснова. Тот резко обернулся, и увидел ехидно улыбающееся лицо командира звена.

— Вот так, — сказал многозначительно Храмов. — С первого выстрела в десятку!

Валерка слегка ухмыльнулся и, подхватив охапку снега, стал с силой сжимать его в холодный снаряд. После того, как ком снега превратился в плотный и твердый снежок, Валерка, улыбаясь, замахнулся в сторону капитана. Тот, дымя папиросой и держа руки в карманах, сделал ложный вираж телом и, не выпуская папиросы, проговорил:

— Один к десяти, что промахнешься.

Валерка с улыбкой взглянул и с ухмылкой в голосе сказал:

— Я по дирижаблям не стреляю! Вот моя цель, — сказал он, и показал рукой на сидящего на изоляторе электрического столба серого воробья.

— Нет, не попадешь! Даже не старайся!

Ни слова не говоря, Валерка размахнулся и со скоростью пули метнул в птаху свой снежный ком. Воробей, видя приближающийся к себе огромный предмет, сорвался с места. Это и была его ошибка. Снежок, что было сил, ударил всей своей массой птице в зад, переломав ему всё хвостовое оперение. От такого удара воробей, потеряв устойчивость полета, свалился в штопор и головой ударился в стоящую рядом машину связистов. Даже не трепыхнувшись от такого физического воздействия и потрясения, тут же сдох.

— Ни хрена себе! — сказал капитан, почесывая затылок от удивления, видя, как точно Валерка поразил летящую цель.

Естественно это была случайность, но эта случайность уже придавала ему уважения.

— Вот так вот, товарищ капитан! На догонном курсе и с первого выстрела! — гордо расправив грудь и хвастаясь, сказал Валерка, удивляясь самому себе.

Этот, казалось бы, ничего незначащий случай надолго стал легендой полка.

Выплюнув окурок, капитан, с глазами полными удивления и восторга вскочил в хату и уже с порога заорал:

— Мужики, наш-то новый «желторотик», воробья влет прямо на догонном курсе, словно «Мессера» завалил!!! Все перья ему в задницу снежком загнал!!! Тот в штопор и труп. Даже парашют не успел открыть!

Тут на пороге появился Краснов, держа за лапку уже бездыханное тело убитого им воробья.

— Как жаль! Погиб, словно герой! — сказал он, показывая офицерам свой трофей.

— Это, мужики, был настоящий триумф стрельбы! Я видел своими глазами! Если он так из пушек палит, то нам всем звеном пора на дембель. Завтра, он уже бубновым и трефовым будет хвосты шинковать, словно капусту! — сказал капитан, почти задыхаясь от волнения.

Летчики, бережно взяв погибшего воробья за лапку, стали с удивлением всей эскадрильей рассматривать голую, лишенную перьев задницу птицы.

— С первой победой тебя, летёха! Эта цель, поменьше любого самолета. Если ты и в полете так кучно кладешь снаряды, то уже скоро самого Покрышкина перещеголяешь!

— Да это так, случайно, — стал отмазываться Валерка, делая скромную мину на своем лице. — Я бывало таких с рогатки, десятка два за день добывал.

Слух о точном поражении летящей «цели» в виде птицы в одно мгновение облетел весь полк. Уставшим от войны офицерам хотелось какого-то душевного расслабления. Какого-то всплеска эмоций, лишенных всякой военной подоплеки.

Когда Краснов вошел в столовую, все офицеры, начиная от лейтенанта и кончая майором, словно по команде дружно встали и молча взглядом, проводили молодого «снайпера» за свой стол, словно командующего ВВС.

Валерка, удивленный таким приемом, прошел к столику своего звена.

— Товарищи офицеры! Сесть! — прозвучала команда одного из старших по званию летчиков.

Все сели. В столовой наступила гробовая тишина. Все чего-то ожидали и в этом ожидании, в этой самой тишине, появилась официантка тетя Нюра. Она несла тарелку с гороховым супом к столу Краснова, плотно зажав свой рот и фыркая от распирающего её смеха.

В тарелке плавала, обжаренная в масле, тушка безвременно погибшего воробья с двумя торчащими черными проволочками ног.

Тетя Нюра, продолжая давиться от смеха, поставила перед Красновым суповую тарелку. В это самое время вся эскадрилья замерла, ожидая реакции лейтенанта.

Краснов, взяв дичь за торчащие лапки, демонстративно сунул её себе в рот и, похрустывая косточками, съел с нескрываемым удовольствием.

— Уууууу! — разнеслось по офицерской столовой, и все летчики дружно захлопали в ладоши.

— Поздравляем, поздравляем, поздравляем! — кричали офицеры, умирая от истерического смеха.

Только сейчас, по прошествии стольких лет после войны, осознаешь, что эти простые мелочи, эти шутки прочно скрепляли офицерский коллектив. Они заставляли хоть на какое-то время уйти от навалившихся проблем и на минуту забыть о предстоящих драках с немецкими асами Люфтваффе.

— Воробушек, воробушек! — стали выкрикивать офицеры, и эта прилипшая с первого дня кличка, на всю жизнь станет не просто кличкой, но и бессменным позывным лейтенанта Краснова.

«Sperling» — так прозовут его немцы за этот позывной, и он уже через месяц, подобно Покрышкину, будет наводить настоящий ужас на бравых соколов пресловутого Геринга.

Несмотря на двадцатиградусный мороз, за «дуэлью» капитана с молодым лейтенантом, выскочила посмотреть вся третья эскадрилья.

«ЯКи», завывая своими моторами, поднимали клубы снега, перемалывая его в сплошную снежную пыль, которая крутилась за самолетами молочным вихрем.

Краснов вырулил на старт и довольно спокойно перевел газ в положение форсажа.

Ракета, прочертив по небу дымный след, в какой-то миг вспыхнула зеленой звездочкой, обозначив команду на взлет.

От предвкушения свободы полета, сердце лейтенанта забилось в ускоренном ритме и он, глубоко выдохнув, отпустил тормоз. Мотор взвыл на полных оборотах и самолет, мгновенно сорвавшись с места, помчался по заснеженному полю, превращаясь в огромный снежный шар, летящий навстречу голубому небу.

Вновь волна адреналина прилила к сердцу лейтенанта, заставляя его работать в унисон с двигателем. Заснеженные сосны, деревенские дома, люди, машины, самолеты на стоянке стали быстро уменьшаться, пока не слились с общим черно-белым фоном, остающимся далеко на земле.

Гвардии капитан Храмов шел параллельным курсом, поднимая самолет все выше и выше. Вдруг его ЯК-3, словно свалился на бок, и стремительно набирая скорость, словно с горки, стал уходить от лейтенанта.

Краснов, не упуская его из вида, привычно заложил вираж, не отпуская ни на метр машину Храмова из зоны «огня» своего фотопулемета. Он надавил на гашетку, и фотопулемет исправно зафиксировал брюхо самолета ведущего на добрый десяток кадров.

— Ну что, Воробушек, порезвимся? — послышался голос капитана в наушниках шлемофона, совсем не подозревая, что камера объективного контроля уже запечатлела заклепки на его фюзеляже.

— Я готов! — коротко ответил Валерка и слегка добавил газ.

Самолет послушно приподнял нос и, хватая воздух винтом, устремился следом. Удивленный капитан Храмов старался скинуть своего ведомого с хвоста, но тот плотно «сидел», словно приклеенный. Капитан резко перешел в набор высоты, переходя на вираже в мертвую петлю. Завершив маневр, он решил зайти в хвост напарнику, но Краснов, разгадав его замысел, вместо того, чтобы следовать за ним, ушел от преследования и, резко развернув машину от солнца, свечой пошел навстречу командиру своего звена.

Уже через несколько секунд, самолет стал набирать высоту, выходя на вертикаль, и тут же из «фотопулемета», лоб в лоб атаковал капитана.

— Эй, эй, еей! Воробушек, ты, это парень, не балуй! — завопил Храмов по громкой связи, видя, как ему навстречу приближается ЯК-3 Краснова.

— Нам еще воевать!

В этот миг Валерка вновь нажал на гашетку, фиксируя на фотопленку перекошенную и испуганную физиономию своего командира. Только завалив свой ястребок в вираж, Храмов чудом избежал лобового столкновения и тут же, дрожащим и нервным голосом проорал в лоренгафон:

— Ты че, воробушек! Совсем, что ли, чокнутый! Высота три с половиной тыщи! Гробанемся так, что хоронить будет нечего! Тоже мне, ас, мать твою за ногу!

Пока капитан выводил машину из пике, Краснов, довершив маневр, занял доминирующую позицию, выйдя в хвост Храмову, на линию горизонта.

— Ты где делся, воробей!? — спросил капитан, вращая своей головой во все стороны в поисках напарника, которого и след простыл.

— Я тута! — ответил по рации Краснов и слегка приподнял машину над самолетом Храмова.

Капитан оглянулся, и в этот миг Валерка, окрыленный «первой победой», покачал крыльями своего первого боевого «Яка». Он дал понять капитану, что исход учебного боя уже предрешен в его пользу.

Всего двадцать минут схватки и Храмов почувствовал, что этот молодой лейтенант сделал его, как когда-то он делал новичков-желторотиков.

Судя по манере пилотирования лейтенанта, он явно заслуживал того, чтобы после школы военных летчиков он и был определен в 6 авиационный полк ПВО ОСНАЗа. Такое мастерство было поистине настоящей редкостью.

Это было его призвание. Это был настоящий врожденный талант. Талант, как говорили летчики, от самого Бога!

— Васильевич, а скажи, как красиво тебя, настоящего Сталинского сокола, желторотый «воробушек» сделал, как щенка!? — спросил комэск майор Шинкарев. — Не зря, видно, этого парня к нам в полк определили. Вот тебе и желторотик! Да у него, брат, зубов, как у акулы, полон рот!

— Бесенок! Чуть не разнес моего «Яка» в щепки! Ему только на «этажерках» летать, — зло буркнул капитан, снимая шлемофон.

По его вспотевшему лбу и волосам было видно, что Храмов в этом учебном бою испытал настоящий шок. Впервые за все время войны, он почувствовал себя в качестве летающей мишени. Молодой девятнадцатилетний пацан вытянул из него все силы, закручивая на виражах довольно классный пилотаж.

— Ну что, «воробушек», поздравляю! Я думал, ты летаешь, словно патефонная пластинка Утесова над огородом, а ты, ты я вижу настоящий мастер, — сказал капитан, пожимая руку Краснову.

Летчики эскадрильи, наблюдавшие весь этот бой, бросились к Валерке с поздравлениями. Кто хлопал по плечам, кто пожимал руку, а кто вообще норовил поднять его на руки. Впервые в жизни, Валерка, ощутил к себе такое внимание сослуживцев, от чего ком подкатил к горлу.

Это был поистине еще один триумф! Уроки отца, который в течение двух лет показывал ему хитрости боевого пилотирования, не прошли даром. Летая по комнате на игрушечных деревянных самолетиках, Валерка, словно губка, впитал отцовское мастерство. Сейчас, когда был позади аэроклуб и одесская летная школа, он раскрылся подобно куколке, превратившись в совершенную и прекрасную бабочку. Для многих подобные метаморфозы были непонятны, но он точно знал, что все эти виражи, бочки, горки и мертвые петли он уже прошел давно своим сознанием. Сейчас мышцы просто делали то, что диктовал им тренированный мозг, и это было поистине настоящее чудо.

Слух о первой, хотя и учебной победе «воробушка», мгновенно долетела до командира полка. Даже герой Советского Союза, гвардии полковник Шинкарев, найдя минуту свободного времени, срочно примчался к стоянке самолетов на полуторке, стоя прямо на её подножке. Не каждый день в полк прибывают офицеры такого класса, и ему было интересно своими глазами увидеть нового героя дня.

— Смирно! — прозвучала команда, когда Герой Советского Союза гвардии полковник Шинкарев спрыгнул с подножки дежурной машины рядом с офицерами эскадрильи.

— Товарищ полковник, личный состав третьей эскадрильи плановые занятия по отработки элементов воздушного боя закончил. В результате учебной дуэли, лейтенант Краснов трижды поразил самолет условного противника. На основании мастерского пилотирования и отличного знания боевых качеств самолета, считаю целесообразным допустить лейтенанта Краснова к боевым вылетам в составе звена капитана Храмова.

Шинкарев закрутил свой ус и обратился к летчикам.

— Здравствуйте, товарищи офицеры! — сказал полковник, обратившись к вытянувшимся по стойке смирно офицерам.

— Здравия желаем, товарищ гвардии полковник! — дружно ответили летчики.

— Вольно!

— Вольно! — продублировал команду майор Шинкарев.

— Ну и где, этот новенький? Хочу пожать ему руку от имени командования.

Краснов вышел из строя и, приложив руку к шлемофону, доложил:

— Товарищ полковник, лейтенант Краснов…. - хотел сказать лейтенант, но полковник прервал его на полуслове:

— Ладно, ладно, Краснов, все знаю. Майор Шинкарев уже доложил мне о твоей победе. Для новичка — довольно неплохо! Будешь летать в составе звена. Комэск подготовит приказ о зачислении в боевую группу. — сказал гвардии полковник Шинкарев. — Да, гвардии капитан Храмов, — обратился он к летчику. — Что это за позывной такой, «Воробушек», который вы там несколько раз повторили?

— Это товарищ гвардии полковник, вполне заслуженный позывной лейтенанта Краснова. Комэск сам одобрил его. Парень не только летает, как Бог, он еще и воробьев влет лупит снежками на догонном курсе, и валит их, словно Кожедуб «Мессеров» и «Фокеров».

— Это того, которого тетя Нюра ему в суп положила? — спросил гвардии полковник, вновь хитро закручивая свой ус.

— Так точно! — ответил гвардии капитан Храмов, и вся эскадрилья залилась дружным смехом.

— Вкусно было — орел ты, комнатный? — спросил Шинкарев Краснова и одобрительно похлопал парня по плечу.

— Так точно! Жалко же было добычу выбрасывать, пришлось есть, товарищ гвардии полковник! — ответил Валерка, слегка смущаясь. — Да и к тому же, маловат! Я добуду еще дичь, покрупнее воробья!

— Так тому и быть. Будешь «воробушек»! Побольше бы нам, товарищи офицеры, таких «воробушков»!? Мы бы устроили этим пресловутым «ястребам Геринга» настоящее падение Помпеи! Заклевали бы их волчью стаю так, чтобы перья с них сыпались по всему центральному фронту!

— Компанией, товарищ полковник, и зайцы льва бьют! — ответил шуткой на шутку Краснов.

— Вот и хорошо, сынок! Будешь со своей эскадрильей бить этих львов бубновых. Пусть небо России, для них станет настоящим адом.

— Есть бить львов! — сказал Краснов и отдал честь.