С уходом морозов, активность немцев многократно возросла. К Москве вновь потянулись армады «88-Юнкерсов» и «Фоке-Вульфов 190», несущих на себе сотни тонн бомб. «Мессершмитты-109» выступали сопровождением бомбардировщиков и довольно профессионально противостояли советской истребительной авиации.

Сирена боевой готовности оторвала шестой авиаполк ПВО в момент коллективного просмотра кинофильма. Летчики полка, выскочив из клуба, в одно мгновение разбежались через заснеженное поле к своим самолетам, с которых технари уже скинули маскировочные сети и убрали из-под шасси колодки.

— От винта! — послышались команды летчиков дежурного звена, и поочередно взревев моторами, боевые «ЯКи» монотонно перешли в режим прогрева моторов.

Краснов со своим звеном в тот момент как раз находился на боевом дежурстве. Запустив многосильный движок, он уже через пять минут прогрева вырулил на старт, и самолет замер в ожидании команды на взлет. Зеленый огонек сигнальной ракетницы вспыхнул прямо над взлеткой по ходу разгона истребителя.

ЯК-3 ведущего капитана Храмова покатил по полю, поднимая облака снежной пыли, пока не оторвался от земли. Следом за ним поднялся самолет старшего лейтенанта Заломина, а замыкающим звена взлетел лейтенант Краснов.

Звено ЯКов поднялось над кромкой леса в сторону запада, где в красном диске заходящего солнца, просматривались безграничные дали России, окрашенные легким кровавым багрянцем, погружающегося в фиолетовую темноту ночи.

Поднявшись на высоту шесть тысяч метров, Храмов, увидел севернее столицы группу немецких бомбардировщиков, крадущихся к Москве, словно ночные воры.

— Я, «Василек», группа самолетов справа на пятнадцать часов. Высота шесть тысяч, дистанция три тысячи, курс на Восток, — послышался в наушниках голос гвардии капитана Храмова.

Валерка, на мгновение оторвавшись от фосфорицирующих приборов, взглянул в направлении указанном капитаном и увидел, как в темно-фиолетовом небе, слегка разбавленном последними лучами солнца, мелькнули черные силуэты и сигнальные огни самолетов приближающегося к столице врага. От количества бомбардировщиков и самолетов боевого сопровождения по его спине пробежали мурашки. Впервые в жизни он увидел целую армаду, летящую на Москву, чтобы сбросить на нее свой смертоносный груз.

— Я, «воробей», цель обнаружена, — спокойно сказал он, предчувствуя всей своей шкурой, горячую драку с фрицами и защелкнул левой рукой шлемофон.

— Я, «Налим», цель вижу. Справа пятнадцать, скорость шестьсот, — ответил старший лейтенант Ваня Заломин.

— Звено, внимание, подходим сверху и атакуем! — сказал Храмов, ведя свою группу на врага.

— «Василек», «василек», вас понял! «Налим», к атаке готов!

— «Василек», «воробей» к атаке готов! — сказал Краснов, докладывая комэску о готовности.

— Держись за мой хвост. В драку только по моей команде, — передал Храмов и его ЯК-3, задрав нос, полез еще выше.

Следом за ним все ведущие и ведомые полка также пошли в набор высоты, чтобы уже сверху разить врага кинжальным огнем своих пулеметов.

— «Налим», «Воробей», высота семь двести. Атакую, прикрывайте!

Держась за хвост ведущего, Валерка заметил, как самолет Храмова, просто нырнул в черную пропасть бездны, ориентируясь на черные кресты в белых кругах. Сигнальные огни на крыльях и хвостах вражеских самолетов размеренно моргали красным светом. Капитан, словно ястреб, бросился в бой, и Валерка заметил, как от его самолета отделились две струйки пунктиров трассирующих снарядов.

Снаряды, выбрасывая снопы искр, впились в черную спину бомбардировщика, отрывая от неё и его плоскостей рваные куски алюминиевой обшивки. В какой-то миг сильнейшая яркая вспышка взорвавшегося ведущего бомбардировщика озарила все небо и тот исчез, словно его и не было.

По всей вероятности снаряды сдетонировали бомбовый запас, и немецкий «Юнкерс» в мгновение ока разлетелся на мелкие кусочки, не оставив от многотонной машины даже следа.

Остальная группа бомбардировщиков от воздушного взрыва расстроилась. Два ближних самолета, с поломанными плоскостями и объятые пламенем, стремительно понеслись в сторону земли, теряя по пути воспламенившиеся крылья, заполненные бензином.

— «Василек», «василек», хорошая работа! — только и сказал Краснов, и тут же заметил, как над его фонарем пронеслась цепочка зеленых огоньков.

— Василек, я атакован! У меня на хвосте «Мессер», — только и сказал он, как услышал, что по корпусу машины, кто-то громко постучал молотком.

Инстинктивно схватив рукоять управления, Краснов вошел в пике, выводя машину из-под обстрела, и попутно почти случайно, поймав в прицел тяжелую тушу «Юнкерса», всадил в него короткую очередь из пушек. Мотор бомбардировщика загорелся и, раскидывая искры от загоревшегося моторного масла, завалился на сторону и пошел по глиссаде, приближаясь к земле. Он попутно, для облегчения маневра, скидывал свой боезапас прямо на лес, на поле, так и не долетев до цели.

— А, а, суки, горите! — прокричал он в ларингофон, и вновь зашел на боевой разворот, уходя от преследовавшего его Мессершмитта.

— «Воробушек», «воробушек», держись меня, не вываливайся из строя.

— «Василек», я понял. У тебя «Мессер» на хвосте, уходи на вираж, я его атакую! — сказал Валерка и, крутанув рулями, словно поднырнул под сидящий на хвосте ведущего «Мессершмитт».

Потянув ручку на себя, он приподнял нос своего ЯКа, и цепочка трассеров прошлась по брюху бубнового туза. Немецкий самолет слегка задымился и, выйдя из боя, потянул на Запад.

Оглянувшись, Валерка обнаружил, что вывалился из боевой круговерти, а его место заняли подоспевшие боевые товарищи из полка.

«Юнкерсы», не желая гореть, в одно мгновение разгрузили свои бомболюки, сбросив бомбы в черную бездну. Где-то далеко внизу, то ли на поле, то ли в лесу, беспорядочные вспышки бомбовых разрывов на мгновение осветили окрестности очень, очень далеко от намеченной цели.

Вдруг что-то ударило в фонарь машины, и осколки битого плекса, порвав кожаное ухо шлемофона, глубоко разрезали щеку Краснова. Валерка, в сотую долю секунды мельком взглянул в сторону, и увидел, как слева, словно молния, проскочил с крестами на хвосте и крыльях разрисованный фюзеляж «109-Мессера». Он на полной скорости стрелял из своих пушек, и один снаряд все же угодил в кабину Краснова, зацепив фонарь.

Холодный ветер через пулевое отверстие ворвался в кабину самолета, завывая и свистя в дыре фонаря, словно в пустой бутылке.

— «Василек», «василек», разбит фонарь. Топлива резерв. Я ранен в голову.

— Я понял тебя, «Воробушек», выходим из боя. Идем на базу, — сказал ведущий, гвардии капитан Храмов.

Храмов кинул свой ЯК вниз, уводя за собой из боя пару своих потрепанных ведомых. Спустившись до километра, он направил машину в сторону своего аэродрома, ориентируясь по компасу.

— «Воробушек», ты как? Дотянешь?

— Все в порядке, командир, постараюсь дотянуть, вот только хреново видно, — сказал Краснов, вытирая рукой залитое кровью лицо.

— «Налим», «налим»!

— «Налим» на связи! Я, командир, в полном порядке! Вас вижу, иду следом за «воробушком»! Если что, я его подкорректирую при посадке.

На подходе к аэродрому луч света от армейского прожектора разорвал темноту ночи ярким столбом. Он несколько секунд простоял в воздухе, а потом лег параллельно земле, высвечивая направление посадки возвращающемуся с боевого задания звену капитана Храмова.

Валерка следом за ведущим, зашел на посадку и облегченно вздохнул, когда ЯК-3 послушно коснулся своим шасси посадочной полосы, выйдя на старт.

Зарулив на стоянку, он заглушил движок и только в этой тишине почувствовал и даже услышал, как бьется его сердце. Его руки в этот миг настолько ослабли, что он даже не смог поднять их. Так и сидел Краснов, прислонив окровавленную голову к разбитому фонарю, пока к самолету не подбежали дежурные технари, да приземлившийся первым, гвардии капитан Храмов.

Разбитый снарядом фонарь со скрежетом открылся. Техперсоналу дежурного звена представилась неприятная картина. Щека Краснова была разрезана острым осколком, а кровь через эту рваную рану, ручьем стекала на плечо и грудь лейтенанта.

— Жив!? — спросил Храмов, подхватывая «воробушка» под подмышки.

— Жив! — ответил тихо Краснов и только сейчас понял, что потерял много крови, и от накатившей на него слабости даже не может подняться самостоятельно. Надежные сильные руки боевых товарищей вытащили его из кабины и бережно положили на носилки.

— Счастливчик, — сквозь туман услышал Валерка, и черная пелена накрыла его сознание. От своей слабости он покатился словно под гору, и уже через секунду просто заснул.

— Давай мужики в ПМП его, скорее! — прокричал гвардии капитан Храмов.

Несколько пар рук закинули носилки прямо в открытый кунг подъехавшей полуторки-санитарки.

Очнулся Краснов от яркого света. Валерка взглянул в окно и увидел за стеклом почти бирюзовое бездонное небо, да шапку снега, лежащую на лапах вековой сосны. Он лежал на больничной койке в чистом нательном белье. Щека слегка вспухла, и неприятная боль свела судорогой половину лица. Краснов тронул щеку и почувствовал какой-то мягкий и тампон, примотанный к лицу широкой бинтовой повязкой.

— О, гляньте девчонки, красавчик наш проснулся, — услышал Краснов, и перевел взгляд на голос.

Рядом с койкой, на стуле в белом халате сидела «сестричка». Она держала Валерку за руку и с умилением и странной нежностью смотрела ему в глаза. Краснов улыбнулся девчонке, и острая боль пронзила всю левую сторону его головы.

— Ну, как наш орел? — послышался голос капитана Храмова.

Он, словно торнадо, влетел в палату, накидывая на ходу белый халат.

— А что ему будет? Жив! Ранение у лейтенанта легкое. Вон, очнулся уже! — сказала медсестра и, встав со стула, уступила место командиру звена.

— Жив, жив, бесенок! А мы думали, тебе совсем башку снарядом сорвало! В машине-то кровищи, будто свинью резали! Технари сейчас моют и латают твоего Яшку. Еще, браток, полетаешь! — сказал капитан, и сунул под подушку Валерке пачку папирос «Герцеговины Флор».

— Комэск тебя, Краснов, к награде представил. В одном бою завалить «Мессера» «Юнкерса», это поверь мне, настоящая удача и тянет на целый орден!

— «Налим» вернулся? — спросил Валерка, вспоминая, как ночью садился в полумраке после боя, «держась» за хвост ведущего.

— Вернулись все! Потрепали мы вчера изрядно этих пресловутых соколов Геринга! На счету эскадрильи — шесть «Юнкерсов» и четыре «Мессера», остальные отбомбились по лесу, и ушли назад в сторону Смоленска.

От слов, сказанных Храмовым, сердце Краснова сжалось, словно хромовый сапог на трубе самовара. Ведь это в его городе сейчас хозяйничает фашист, устанавливая свои фашистские порядки. Это в его любимом городе осталась Леди, от которой вот уже семь месяцев не было никаких вестей. Где она и что с ней, стали выскакивать в его мозгу вопросы и он, слегка простонав, отвернулся к стенке. Ему не хотелось, чтобы сейчас, в эту минуту его взлета как истребителя, его командир видел слезы, которые как-то самопроизвольно накатывали на глаза. Краснов не хотел, чтобы командир звена видел его слабость, которая как он считал, не украшает такого парня как он.

— Товарищ капитан, свидание окончено, — сказала медсестра. — Больному нужен покой, он потерял много крови.

— Все, все, сестричка, я ухожу, — сказал гвардии капитан Храмов и, встав со стула, потихоньку вышел из палаты полкового медицинского пункта.

— Сестричка, что ему принести для поправки? — спросил Храмов, нежно обхватив талию девчонки.

— У него все есть! — сказала медсестра и убрав руку авиационного ловеласа, кокетливо улыбнулась, вновь заняв стул около спящего героя.