Идея пригласить девчонок на школьную новогоднюю дискотеку была спонтанной. Гражданки Германии в школе ЗГВ без разрешения политотдела армии и особого отдела — это был настоящий нонсенс и шок. В те доперестроечные времена без согласования с компетентными органами, такое даже представить было практически невозможно. По своей наивности девчонки согласились сразу. Ведь им были неведомы порядки царимые в русских городках, и было неизвестно о тех последствиях, которые могли иметь их новые друзья. В то время на границе «застоя» и «перестройки» все отношения, между гражданами разных государств, пресекались осо-бым отделом «на корню» как и десять и двадцать и сорок лет назад. В таких связях всегда виделось только негативные и порочащие социалистический строй чуждые явления. Но во все времена, молодым было наплевать на идеологию и свой путь они выбирали своим сердцем. Они руко-водствовались чувствами, и просто хотели любить, не смотря на свою национальную принад-лежность.

Пройдя тайными «партизанскими тропами» девчонки в назначенное время с немецкой пунктуальностью, оказались в совершенно запретной зоне, советских оккупационных войск. Ведь тогда любой часовой, любой патруль без разговора мог поставить точку не только в их дальнейшей карьере, но даже и в жизни. Связи особого отдела, благодаря истинному коммунисту и соратнику КГБ Маркуса Вольфа были довольно сильны со связями немецкой службы ШТАЗИ. Такой симбиоз всегда порождал новые жертвы двух социалистических систем. Дружественные службы, изначально пресекали все отношения своих граждан. Возможно, в них видели угрозу обеим государствам, на уровне ядерного и химического оружия.

Когда началась эта история, канцлер ФРГ Гельмут Коль и Михаил Горбачев уже стояли на обломках берлинской стены, а советские войска расквартировывались, там где в поле гулял ветер, а дорог не было даже на оперативных картах Генерального штаба. Что это было пусть останется на совести историков и политиков. Ни кто из них не понимал, что западногерманские немцы, никогда не смогут принять приверженцев идей Карла Маркса и Ленина, а с падением Берлинской стены уже единая Германия вновь разделится на истинных немцев и немцев восточных.

Появление девчонок в пределах школы, вызвало фурор, и зависть среди ловеласов местного значения. Ревность русских девчонок была нарочито-показательной. Они искоса поглядывали на своих новоявленных соперниц с чувством межнационального и исторического неприятия. Для учителей их появление просто было настоящим шоком. Это можно было сравнить разве только с июнем 1941 года.

Ни кто и ни когда, даже в мыслях, не мог представить, о подобной экспансии школы, со стороны граждан чужого государства. Глаза преподавателей, в тот миг — были полны страха. Такое не санкционированное вторжение, могло поставить, их карьеру в полную зависимость от решений политического отдела группировки. А терять возможность приобретения мебели, вещей, сервизов и прочих жизненных благ импортного производства, ни кто из них не хотел.

— Демидов, я даю вам с Лазаревым пять минут, чтобы этих девиц духа в школе не было. Вы что совсем страх потеряли или хотите в Союз за двадцать четыре часа вылететь, — сказала директриса, нервно теребя в руках ключи от актового зала.

— А что Валентина Прохоровна, граждане Восточной Германии не принадлежали ранее к лагерю социалистического содружества, — спросил Демидов. — Может, мы с Германией находимся в состоянии войны или нам товарищ Горбачев не привил демократические принципы?

— Я Демидов, повторять не буду, а после новогодних каникул я тебе устрою встречу с со-трудником особого отдела армии, который курирует наше учебное учреждение. Ему расскажете о фривольных гражданках бывшего социалистического лагеря и их демократических принципах распространения венерических заболеваний.

Видя подобную картину, которая со стороны руководства школы, могло перерасти в прямое столкновение двух идеологий и государств, ребята, поспешили ретироваться. Они не стали ждать жестокой битвы с политическими и общеобразовательными «Титанами».

Во все годы оккупации, Восточной Германии советскими войсками, каждый офицер или член семьи, автоматически попадал, под колпак контрразведки. Органы эти контролировали и беспощадно и жестоко расправлялись с лицами, нарушающими эти установленные правила игры. Восьмидесятые и девяностые годы, коренным образом, изменили расстановку сил в пользу взаимопонимания, и примирения. Многие дети офицеров, теперь могли теперь заниматься и обучаться в спортивных секциях и учебных заведениях чужого государства. Уже три года как пала Берлинская стена, а до конца пребывания Советских войск оставались уже считанные месяцы. Естественно со стороны западных спецслужб влияние на советских граждан усиливалось, но контрразведчики пресекали эти поползновения.

Друзья полные впечатлений, обсуждали вечер, но каждый на свой манер. Они гордились и восторгаясь смелостью девчонок, которые были на высоте. Огорчало одно: это объяснения перед родителями, и перед всевидящим оком «особого отдела». Счастливый смех девчонок окрылял пацанов, и им вопреки всех установок, хотелось просто иметь настоящую и нормальную любовь, лишенную политического маразма. Им было не ведомо о тех неприятностях, которые назревали после зимних каникул, у их новоявленных воздыхателей.

— Слышь Виталь, тебе не кажется, что после каникул нас особисты, вывернут на изнанку мехом во внутрь!? Достанется нам Виталя, по самые помидоры — мама не горюй!?

— Я вообще — то не думаю, что будут сильно крутые разборки!? — ответил Виталик, старясь не вникать в предстоящие задушевные беседы с армейскими особистами.

— А мне братец, кажется, что нашим старикам, чекисты могут вставить перо в задницу для стабилизации полета. Могут и за 24 часа выслать Союз! — Сказал Сергей, предчувствуя последствия подобного контакта.

— Ты Серый, не дрейфь! Если, что — то и будет, не так мы скажем это любовь, и что мы готовы даже жениться! На дворе старик, девяностые годы, а не тридцать седьмой. Я представляю, какие у них будут рожи, когда они узнают о наших планах! — Сказал Виталий, наивно полагая, что эти объяснения снимут с них все обвинения.

— Ты их рожи не представляй, а представь лучше свою. Во глянь, девочки наши щебечут, словно канарейки. Я ни хрена не понимаю! — сказал Сергей, почесывая свой затылок.

— А ты Серый, учи — учи немецкий, может еще пригодиться. Не ровен час, женимся на этих телках. Будем тогда к родственникам за жвачкой и шмотками ездить! Житуха будет — во! Потом в Союзе, если все это продать, то я думаю годам к тридцати, можно накопить солидный капитал! Иномарки, квартиры себе купим в Москве! На моря будем ездить в Хургаду. Житуха скажу тебе, как у Христа в кармане! — Усекаешь!? — Сказал Виталий, призывая Сергея к интернациональному бра-ку.

— Ага, женишься ты на малолетках! Им, наверное, еще нет и пятнадцати лет? По закону не получится. — С какой-то странной горечью проговорил Сергей, не веря в успех этого предпри-ятия.

— Дурак ты Серый! Внешность женщин она всегда обманчива. Ты лучше её сам спроси. — сказал Виталик, намекая на то, что они старше, чем выглядят на самом деле.

— А как? Я же не умею. Я за сегодняшний день ни одного слова не понял. Хожу как ежик в ту-мане, — сказал он, напрягая свои мозги.

— А вот так, смотри старик и запоминай, как русский «Иван» будет по-немецки шпрехать. Я сегодня, когда на дискотеку собирался кое — что выучил. У меня вон есть разговорник, так я теперь как настоящий Ганс, могу говорить, — с гордостью поведал Виталий, хвастаясь перед другом знанием немецкого языка.

— МануэлаWie alt bist du? — сказал он, глядя в карманный разговорник.

Девушка обернулась и, показав на себя пальцем, ответила:

— Ich habe sechzehn Jahre alt! — и её улыбка сверкнула в вечерних сумерках белизной зубов.

— Че — че, она сказала? — спросил Сергей, не понимая ни одного слова.

— Она сказала, что ей уже шестнадцать. — Ответил Виталик, с чувством не поддельной гордости.

— А моей тогда сколько? — Переспросил Сергей, надеясь, что ей тоже больше шестнадцати. Он уже планировал в будущем перевести отношение с девушкой в ранг официальных.

— Керстин! Und wie alt bist du? — С чувством гордости за себя, спросил Виталий.

— Und ich habe schon siebzehn? — ответила девушка, давая Сергею, его этими словами шанс к решительным действиям.

— Сколько!? — спросил Виталика Сергей, удивляясь способностям друга в познании ино-странных языков.

— Она уже старуха — сказала, что ей семнадцать.

— Нет — моя точно врет! Нужно посмотреть в её паспорт. Им ведь тоже, наверное, с шестнадцати лет паспорта выдают, как и нам? Ты спроси есть у них паспорта.

Девочки, поговорив между собой, остановились. Взяв под руки своих новых ухажеров, молодые разбились по парам.

— Эй, Виталь, ты не уходи от меня далеко! Я же не знаю, что говорить ей. Вдруг она что — то захочет, — засуетился Сергей, впадая в паническое настроение.

— Ты — братец, не дрейфь! Керстин тебя сейчас всему научит. Вон погляди, как горят её зеленые глазищи! Настоящие светофоры! Эта камарадка сама сделает тебя как «Черная вдова» своего хахаля после совокупления. Ты только браток не теряйся, если что, лезь сразу в трусы, — сказал Виталий, ерничая.

— Я, боюсь! Я же еще ни разу с бабами не целовался, — сказал он, почти, заикаясь.

— Правильно сказала Ленка, ты Серж, настоящий тюлень! Ты лучше вспомни, как это было под кроватью и тогда у тебя всё наладится! Ты дай — дай, волю своим чувствам и основным инстинктам, они тебя сами приведут к победе и заветной цели, — сказал Виталий. — Kerstin, dein Freund, der noch nie ein MДdchen gekЭsst. Lehre ihn das, — сказал Виталий, глядя в потертый разго-ворник.

— Что ты ей сказал, — спросил Сергей.

— Я сказал, что ты еще ни разу не целовался и тебя нужно этому учить…

— Ich werde es versuchen, — ответила девчонка и, взяв за руки Сергея, своими руками притянула его к себе. Она крепко его обняла и впилась в его губы так возбуждающе и эротично, что Лазарь просто опешил. Впившись в рот парня Керстин, просунула свой язык ему в рот и стала шевелить им из стороны в сторону, касаясь его языка. Тут Сергея, словно прострелило. Через мгновение, он уже подобно искушенному в амурных делах любовнику, интуитивно завершил начатое дело. Да сделал это так умело, что у девчонки сперло дух. Еще долго Керстин не могла отдышаться. После небольшой паузы, девушка, выкатив глаза, пришла в себя и сказала:

— Hervorragend, sehr gut.

Мануэла держа Виталия под ручку, созерцала за происходящим, довольно равнодушно зная характер своей двоюродной сестры. Принимая ее действия как игру, она серьезно не воспринимала подобных любовных страстей. Глаза Керстин выдали её истинное настроение, и Мануэла поняла, что Керстин влюбилась в этого русского парня по самые уши.

Не желая отставать от кузины, она с визгом набросилась на Виталия. Обхватив его за шею, девчонка, присосалась к губам своего дружка. Ей ни чем не хотелось уступать Керстин.

Очарованный и ошарашенный Сергей, удивленно промолвил:

— Вот, это блин дают! Да я Виталя, уже ее люблю, — сказал Сергей, и придерживая немку ха голову, нежно поцеловал её, так, что в душе Керстин затрепыхались мотыльки.

Виталик засмеялся и после того как успокоился, сказал:

— Я посмотрю Серега, что ты будешь делать с ней, когда она, тебя затянет в постель. По ней видно, что телка уже созрела и готова к полноценной любви. Я бы на твоем месте не терялся, а быстренько — быстренько трахнул бы ее.

— Нет братец я пока боюсь. Я не хочу! А вдруг она залетит, а потом родит? Ей семнадцать, а мне пока шестнадцать! Потом плати международные алименты всю жизнь. А может у нее, какой ни будь родственничек из бывших? Жди потом неприятностей, от нашей «Конторы Глубокого бурения». Ты же сам знаешь, что эти парни, раскопают всю родню вплоть до крещения Руси.

— А я Серый, наверное, женюсь! Вон гляди, какая телка складная. Фигурка, ножки, все при всем! Такая в ней аппетитность, что у меня аж шкура чешется. Я с первой минуты хочу её! — сказал он передергиваясь.

— Слушай «Винипух», а может они шлюхи, какие? Будешь ты, потом свой член в банке с марганцовкой неделю отмачивать, — озабочено сказал Сергей, опасаясь венерических болезней, как сказала директриса школы.

— Ты отмочил бы себе лучше мозги в марганцовке — дятел! Хоть бы чуть — чуть они у тебя, шевелиться начали. Это же надо придумать, такую хренотень!? — Сказал Виталий, выходя из себя.

Нащупав в друзьях слабое звено, девочки стали шептаться.

— Слышишь Керстин, о чем они там говорят, — спросила Мануэла, надеясь на познания сестрой русского языка.

— Я так поняла, они что-то от нас хотят, — ответила Керстин, кузине.

— Наверное, хотят затащить в постель, — ответила Мануэла и засмеялась. — Я бы с Витом покувыркалась бы. У него такие чувственные губы, — сказала немка, продолжая смеяться.

— А, Серж он другой. Я чувствую, он такой добрый и ласковый как медвежонок, — сказала Керстин.

— Ага, медвежонок — русский медведь он. Они Керстин, все одинаковы, что эти русские, что наши придурки. Все хотят одного — напиться пива и обоссать все цветы на лужайке перед домом.

— Ты, намекаешь на Питера, — спросила Керстин, и засмеялась, вспоминая, как кузину после вечеринки привез на мотоцикле ее друг Питер. Не удержавшись, он просунул свой «кран» через забор и стал поливать розы, которые садила мама Мануэлы.

— Да, он придурок. Эти русские хоть пива не пьют столько сколько наши, — сказала Мануэла.

— Поживем — увидим, — сказала Керстин. — Мне Серж очень понравился. Жаль, что он уедет в потом Россию.

— А кто мешает тебе с ним в Россию ехать? Сейчас же другие времена.

Совсем незаметно компания оказались в сквере, который находился в самом центре города.

На улицах провинциального Цоссена, было пустынно и тихо. На елке стоящей посреди сквера одиноко горели гирлянды. Городские фонари на ратушной площади, освещали почти по-ловину города. Возле каждого дома, на пока еще зеленых лужайках, росли голубые ели, украшенные новогодними лампочками.

Первый снег этой зимы стал опускаться на головы тяжелыми махровыми хлопьями. Пришло время расставания, но пацанам так не хотелось возвращаться в городок. Девчонки, припорошенные снегом, смотрели на них совсем другими глазами, чем это было утром. Им тоже не хотелось расставаться, но их традиции и требование законов не давали выбора.

Поцеловав напоследок своих кавалеров, девчонки, скрылись в тихих переулках родного города, оставляя на снегу первые следы.

Ребята, окрыленные неожиданным свиданием, не спеша побрели домой с каким-то странным чувством, которое появилось там, где билось сердце.

— Слушай Серый, а на хрена вот это вот всё, — сказал Виталий, выходя из любовного ступора.

— Что именно?

— А вот это вот всё — Германия, Россия, Америка, капитализм, социализм. Неужели нельзя просто любить? Мы немок, они нас. Неужели нельзя просто так встречаться, иметь семьи и быть одним народом на всей этой Земле. Чтобы не было войн. Чтобы всем всего хватало?

— Ты что влюбился? — спросил Сергей.

— Причем тут влюбился? Ты дурак, если не понимаешь. Русские через пару лет уйдут из Германии. Сюда придут натовцы, американцы. Займут эти наши гарнизоны и направят свои Першинги на Россию. И польется Серый, по всему миру кровушка и нам придется барахтаться в ней до самого горла, — сказал Виталик, и глубоко вздохнул.

* * *

Вечером того же дня, пацаны обещали вновь вернуться к новым подругам. Решено было вместе встретить Новый год в квартире Виталика. Немки своей непосредственностью и какой-то простотой в делах амурных открыли русским глаза насовсем иной мир. Это было самое первое, самое незабываемое и нежное чувство, которое обычно сохраняется до самого конца жизни. То чувство, которое пройдет через всю жизнь и даже в старости, заставит сердце биться в воспоми-наниях прошедшей юности.

На протяжении всей истории, между двумя великими державами, всегда существовало довольно таки странное соперничество. Оно постоянно приводило к реваншу, одной страны над другой. Вот так, и в эти новогодние праздники вся Германия истратив кучи денег на всякого рода петарды, фейерверки, ракеты и бенгальские огни, старалась удивить этим русских оккупантов. Немцы громовым раскатом взрывпакетов и цветными фонтанами ярких огней, готовилась с размахом покорить в ту ночь весь мир. В это самое время, когда немцы, окрыленные приобретенной пиротехникой, готовили жареных гусей, русские «оккупанты» время даром не теряли. Закрывшись в своих гарнизонах, они тайно готовили достойные новогодние сюрпризы из средств войсковой имитации. Было не удивительно, что в одном из немецких городов, где квартировали русские, ровно в десять часов по местному времени, от взрыва имитационного патро-на вылетали в округе все окна. Русская имитация во все времена превосходила в эффекте, абсолютно всю пиротехнику Германии. Удар Кремлевских курантов, возвещал о начале этих «бое-вых действий». Ровно в десять часов вечера вся Восточная Германия, наполнялась раскатами и громом, русских фейерверков, наводя на немцев не только восхищение, но и уважение к русскому оружию. Когда же приходило время немецкого пиротехнического шоу, то это уже был уже какой — то жалкий и тщедушный пшик, который никогда не производил столь должного впечатления. В новогоднюю ночь, русские в полной мере показывали немцам весь свой арсенал, заготовленный в течение всего года. Русские офицеры экономили на учениях ракетницы, взрывпакеты и прочую убойную имитацию, чтобы на Новый Год показать всю мощь и грандиозность русского оружия и широту души.

Никогда за всю историю ЗГВ, русские не стремились к устрашению или ненависти к тем, с кем жили под одним небом и на одной земле. Скорее посредством подобного показа своей пи-ротехнической силы, русские демонстрировали всю широту славянской души. Так и друзья, предвкушая всю радость этого события, готовились к окончательному покорению сердец своих подружек. Уже загодя пацаны достали из запасников и закромов всё то, что горело, летало и взрывалось. Когда арсенал был готов к проведению акции, друзья перевили дух. В задачу новогоднего дня теперь входило и приготовление к вечеринке. Чем ближе подходило время заветного свидания, тем сильнее они стали испытывать легкую дрожь в коленях. Странное чувство тогда накрыло их сознание. В этом мире взрослых и их политики, встреча с девчонками другого государства была как желанна, так и весьма опасна. Ни кто тогда не мог понять, что прежде всего любовь и только любовь, может по иному изменить отношения между русскими и немцами.

— Керстин, ты, это куда так собираешься, — спросил дед, глядя на свою внучку, которая крутилась возле зеркала, и старалась изо всех сил выглядеть еще лучше, чем одарила её природа. — Ты вчера вернулась очень поздно…

— У меня дед, сегодня свидание! — Ответила Керстин, целуя его в щеку.

— А твоя кузина, то же пойдет? — спросил дед, прищурив хитрые и мудрые газа. Как казалось Керстин, дед был значительно холоднее к своей второй внучке Мануэле. Потому что, она всегда любила подтрунить над ним, и припомнить его прошлые грехи на любовном фронте.

— Да дед, мы с Мануэлой, вчера познакомились с двумя русскими парнями из военного гарнизона. Они стояли в очереди в магазин. Потом мы, немного посидели в кафе и прогулялись с ними в их школу на дискотеку. А сегодня они пригласили нас, к себе домой на вечеринку. Что ты посоветуешь, — Спросила Керстин, зная, что дед может быть недоволен такому общению.

— Да Керстин, я очень хорошо знаю русских. Я же был у русских в плену несколько лет. Я прекрасно изучил их, да и русский язык тоже немного знаю. Я до сих пор, не могу понять, зачем нам, была нужна война с советами, — Со вздохом ответил дед и как-то нахмурился, вспоминая восточный фронт.

— С русскими моя девочка, лучше дружить, чем воевать! Пользы от этого нашему фюреру, было бы тогда намного больше! Я не буду мешать тебе и вмешиваться в ваши отношения. Еще с той войны у меня есть виды на Россию. Есть одна тайна которая может изменить какусских нашу так и жизнь ваших русских. Она может открыть тебе дорогу к достойной жизни — сказал дед и, задумавшись, закрыл глаза. Он вспомнил свою молодость, которая пятьдесят лет назад прошла на Восточном фронте