22 июня 1942 года
Сегодня ночью я с «Феей» и Сарой перебрался на базу боепитания. Хутора находятся недалеко друг от друга. Так сложилось, что хутора, которые разведывал «Рысь», размещаются вокруг неширокого, но длинного леса, с редкими вкраплениями небольших лесных озёр. Просто подъезды к ним с разных просёлочных дорог, и получается, что можно пройти через лес, если знаешь как, это ближе или по дорогам, полям и перелескам, но это значительно дальше. Я предпочёл дальнюю дорогу, а раненых вели с разведкой через лес.
Со здоровьем у меня значительно лучше. Дырка на руке уже почти зажила, там пулей только кожу стесало и слегонца мышцу распороло. По голове пуля проехалась больше, прошла у левого уха, оттого и крови много вытекло. Хорошо, кость сплошная, отсутствие мозгов тоже иногда плюс. В общем, заживает. Ходить, по крайней мере, стал сам, не падая. Меня, правда, девчонки кормят как на убой и ухаживают, как за хрустальной вазой, разве что только не полируют, но это для меня уже в порядке вещей.
На базе рулит Виталик. Четыре дня назад часть моей группы под руководством «Сержа» ушла за моей посылкой, которую я оставил, выбравшись из Краславы. Сегодня под утро они вернулись, почти сразу же после моего прихода и тоже по дороге. Виталик забрал у ребят посылку и утащил всё в дальнюю землянку, а ко мне подошли «Рысь» с «Сержем». Напарник начал без предисловия.
– Всё плохо, командир. Упыри «ведро» нашли. «Рысь» расскажет.
Тут же подключился «Рысь»:
– Когда шли туда, «Серж» предложил зайти к твоему недоброневику. Пошёл один, до «ведра» не дошёл – засёк пару наблюдателей. Егеря. Сидят очень грамотно. В полукилометре от них, в овраге, нашёл ещё пятерых с рацией и ручным пулемётом. С нашей стороны никого не ждут, обложили противоположную сторону и подъезд со стороны Краславы, поэтому мы шли так долго. Потом проверял каждую травинку, у посылки никого не было, но на подходах следы есть. Хорошо, что посылку оставляли далеко от основной дороги.
Вдоль дороги стоят секреты из полицаев. Подходы к «ведру» обложили егеря. С нашей стороны у самой дороги около отделения при двух пулемётах. Дальше я не ходил. Опасно. Если засекут, не уйти. Обратно тоже шли сторожко. С нашей стороны всё чисто. К базе Давида даже не совались. Там наблюдателей могут посадить на острова. Я их обнаружить не смогу, а они, если засекут, сразу прижмут нас к озеру. Все секреты егерей с рациями, – докладывал «Рысь», обстоятельно показывая мне обстановку на карте.
– Наблюдателей в овраге вырезать можно? Или из «глушаков» перебить? – думая о своём, спросил я.
– Можно, если аккуратно подойти. Днём егеря почти не проверяются, но наблюдателей придётся снимать из карабинов, они в поле лежат. Очень правильно расположились, близко не подобраться. С той стороны их не видно, а сзади, в трёхстах метрах, овраг с пулемётчиком. – Это не есть хорошо, но не сильно смертельно, с нашей стороны есть пара просёлочных дорог, выходящих на нужную нам дорогу.
Теперь придётся использовать один из грузовиков вместо «ведра». Нет, два грузовика, и один из них трёхтонный санитарный фургон, второй маленький «Блиц» и два мотоцикла с пулемётами. Из полуторатонного «Опеля» сделаем передвижную огневую точку с двумя «Максимами», а в санитарный фургон посадим Клауса в форме военного врача и «Батю» за руль.
Значит, направление на Краславу обложили егеря. Очень хорошо. Все леса и все дороги они держать не в состоянии, тем более что леса и хутора с этой стороны они уже прошлой осенью проверили. Основные наблюдатели у них со стороны лесного массива и Освеи, они ждут, что за «ведром» вернутся из леса с противоположной стороны, и будут держать эту егерскую группу со средствами усиления здесь до посинения. Вот и пусть сидят.
Вторая егерская группа расположилась около склада с горючим. Надо только прикинуть, в каких населённых пунктах они держат мобильные группы, чтобы не напороться на солдатиков, желающих съездить за наш счёт на пару недель в Германию. Нет, ребята. За наш счёт только на кладбище или в госпиталь и на инвалидность.
Уже год, как идёт война, целый год. Чёрт, я только вечером об этом подумал, после того как Виталик напомнил. Целый год, и почти год как мы здесь куролесим. Интересно, наши действия хоть на что-то повлияют? Хоть какой-нибудь смысл есть в том, что мы появились здесь? Нет, я всё равно останусь. Я не покривил перед Виталькой душой. Дома я действительно не в своей тарелке.
Мне постоянно не хватает адреналина, а к своему командиру, «Стерху», я не пошёл, так как не был готов к его мутным и совершенно незаконным делам. Да и вообще со «Стерхом» как на войне, а мне после госпиталя хотелось пожить дома. Мама болела, потом умерла как-то быстро. Через год я продал две наши квартиры и с помощью Дениса построил дом. Не хотел всё время теребить душу воспоминаниями детства. Так что в моём мире меня никто, кроме двух подружек, не ждёт. Да и то уже вряд ли.
К тому же то, что я задумал в Саласпилсе, надо доделать, ведь там уже работает группа Зераха. Бросить всё и уйти можно. Но как потом жить с сознанием того, что, натворив за год то, что мы натворили, я бросил своих людей фактически на лютую смерть? Ведь нас ловят уже все кому не лень, и я не просто так отправил группу Зераха к Риге. Там нас перестали искать, поняв, что мы сидим в местных лесах, и теперь плотно их обложив. Я думаю совсем о другом. Не будет ли хуже от моих действий? Вот это после последнего лагеря не даёт мне покоя. С другой стороны, пленных в лагерях всех перебьют и без моей помощи, или они перемрут в них от голода и болезней, а вот убитые каратели и начальники лагерей с предателями отправились на тот свет здорово раньше срока. Что само по себе не может меня не радовать.
* * *
Позавчера пришёл «Руль» и притащил двоих танкистов. Одного притащил на себе, за другим потом ходили «Нянька» с «Рысью», а я «Руля» уже похоронил. Честно не верил, что он вернётся. Пришёл я к нему в госпиталь уже поздно вечером.
Ноги не шли, а не идти было нельзя. Пришёл, сел рядом на матрас и привалился к стене землянки. Мне нечего было ему сказать, но «Руль» начал сам:
– Командир, а иначе было нельзя? – Парень смотрел на меня с обидой и невысказанной болью. Досталось ему неслабо. Явно повидал такое, что вспоминать будет всю оставшуюся жизнь.
– Можно. Почему нельзя? Есть такая поговорка, Яков: не делай добра, не получишь зла. Вот это о нас.
– Ты о чём, Командир? – «Руль» был удивлён. Не этого ответа он ждал.
– Как тебе сказать? Прошли бы мимо первого концлагеря, пришли бы спокойно домой, но не прошли, а с риском для своей жизни спасли восемьсот человек. Пришёл «Ода» из разведки. Я взял и сунул вас в пекло, потому что иначе не мог, а теперь все ходят и мне в спину плюют, потому что я почему-то отвечаю за то, что их командиры не научили их воевать.
Всю зиму мы учили вас совсем другому. Не безумным штыковым атакам, а уничтожению противника малыми силами. Подчёркиваю, уничтожению противника, а не освобождению большого количества людей. Я только об этом. Мы ничем не могли им больше помочь. Только сдохнуть вместе с ними. Вы вообще права не имели туда ходить, и я не имел права вас всех туда отправлять, потому что у нас есть другая цель, и по этой цели сейчас работает группа Зераха.
С тобой просто. Набираешь свою группу, ждёшь, когда мы придём из рейда, и скажешь, останешься с нами или уйдёшь, как Давид. Пока вы на этой базе, никаких боевых действий. Здесь раненые, их быстро не уберёшь, а вокруг егеря лазают. Только высунетесь, всех уничтожат. Самых активных полицаев в этом районе выбили «Погранец» с «Рысью» тогда, когда куролесили все остальные. Больше к этому району привлекать внимание нельзя. – Именно поэтому я посылал сюда самых здравомыслящих и аккуратных командиров и работал в этом районе сам. От этой базы мы будем работать весь остаток лета и осень, уходя в дальние рейды.
– Куда вы уходите, командир? Ты же ранен. – «Руль» был сильно удивлён. В основном, конечно, моими ответами.
– Ранен, не ранен, есть дела, которые я никому, кроме себя, доверить не могу. Пойду не только я, пойдёт почти вся моя группа, «Третий», «Дочка», ещё и четверых новых бойцов возьмём и Клауса. Есть задачи, «Руль», которые никто, кроме наших групп, не выполнит, объясни это своим новым друзьям. – В это время встрял один из танкистов:
– Это какие же задачи? В лесу отсиживаться да баб лапать? – Я не стал пререкаться, а просто рассказал о лагере смерти «Куртенгоф», что располагается в местечке Саласпилс.
Он большой, этот лагерь. Состоит из нескольких территорий. Отдельно военнопленные, отдельно гражданские, больные и раненые тоже отдельно. Отдельно дети. Их сразу отбирают у матерей. Всех, даже грудничков, помещают в отдельные бараки, где они десятками умирают от голода, болезней и потери крови после забора у них крови для немецких раненых.
Когда я закончил, мы долго сидели в гробовой, могильной тишине, в которой было слышно только тяжёлое дыхание людей и потрескивание фитиля керосиновой лампы, стоящей на столе. Потом из дальнего угла донёсся тот же голос, только теперь его было не узнать, настолько глухо он звучал.
– Это всё правда? – Переварить то, что я сам в своё время увидел в Саласпилсе, сразу невозможно. Лично до меня дошло только через несколько дней.
В одном из парков Риги я долго, бездумно смотрел на детскую площадку с ползающими по песку малышами, одетыми в нарядные комбинезончики, и их сидящими на скамейках молодыми мамами. Сидел и не видел их. Перед моими глазами стояли более шести тысяч детей до десяти лет, убитых в Саласпилсе всего только за один год. С весны сорок второго по весну сорок третьего года. Этот чудовищный контраст вспоминается мне до сих пор.
– Нет, это художественный свист, чтобы вас развлечь. Ты в концлагере был? Вот сам на свой вопрос и ответь, – зло ответил я, глядя прямо на танкиста. – «Руль»! Во время нашего отсутствия за этих людей отвечаешь лично ты. Ты их привёл, тебе их учить и потом с ними воевать. Программа подготовки для вас есть. Заодно расскажешь своим бойцам, как мы в лесах отсиживаемся, а этого говорливого отведёшь к Авиэлю, пусть на документы глянет.
* * *
Уехали мы второго июля обычным своим составом, только пришлось оставить в лагере «Старшину». В отсутствие Виталика это был единственный человек, способный удержать наше разрозненное воинство. Мы долго думали, прикидывая маршруты движения, когда нам выезжать, ночью или днём, но я настоял на семи часах вечера.
Засветло мы прошли по просёлкам между хуторами, повернули на хорошо накатанную дорогу и уже почти по темноте въезжали в большой посёлок. Тот самый посёлок, в котором в мае мы перебили полицаев. Объехать его было невозможно. На месте егерей на всех просёлочных дорогах вокруг этого посёлка я воткнул бы передвижные радиофицированные, мобильные группы.
Не надо противника считать глупее себя, а вот так внаглую нас никто не ждёт. Если на лесных дорогах стоят егеря, то им гестапо не указ, могут и документы проверить, и машины осмотреть. Приедем мы прямо в хорошо организованную засаду с пулемётом, снайперской парой и пятаком автоматчиков. Поэтому я и поехал через посёлок. Сейчас на въездном посту тоже были полицаи, в количестве десяти штук, и чуть в сторонке от въезда за мешками с песком стоял пулемёт.
Пост мы прошли спокойно, документы мы использовали не только эсэсовские, но и интендантские. «Серж» был унтерштурмфюрером SS, сопровождающим в Себеж специальную машину с медикаментами. Вот где пригодились документы, взятые в Краславе. Впрочем, одного гестаповского жетона хватило для того, чтобы перед нами поднялся шлагбаум.
Пост на выезде мы тоже прошли без задержки. Здесь так же стояло отделение полицаев с пулемётом, а вот в самом посёлке было порядка двух рот полицейского полка. Причём со всякими средствами усиления, типа броневиков и гусеничных «Ганомагов». Засадный полк не иначе, самый край оцепления. Поэтому я и попёрся напрямую.
Полицаи на постах изначально тянутся перед гестаповцами, и им почти наверняка не сказали о массовом море упырей в Краславе. Гестаповцам такая реклама абсолютно не нужна, а вот солдаты и офицеры группы усиления на нас внимания не обратили. Мы же уже прошли проверку на въезде, а в сборных облавах каких только подразделений не встретишь.
К тому же медицинский грузовик, водитель которого был в чине ротенфюрера SS, и вообще охрана только одного медицинского грузовика войсками SS здорово выбивались из привычного порядка сопровождения грузов. Лезть в такую непонятку со своим полицейским рылом – это огрести по этому рылу сапогом с набойками. Эсэсовцы обычно не церемонятся, могут и пристрелить без объяснения причин.
За ночь мы прошли всю дорогу, заминировав её в четырёх местах. Первый переезд мы не тронули, там стояли немцы из того же полицейского полка, батальон которого был расквартирован в Резекне. Так доложился «Сержу» унтер-офицер, командовавший ими. Два отделения и два бронетранспортёра. Второй переезд охраняли они же, но только одно отделение с бронетранспортёром и отделение полицаев, тащивших службу, пока немцы спали. Похоже, действительно этот полицейский полк используется немцами для охраны объектов и облав, да и на усиление их кидают. Было уже два часа ночи, и, пройдя переезд и проехав поворот, мы с «Сержем» остановили колонну. Пока «Батя» с «Белкой» и Йоной минировали дорогу, «Гном», «Серж» и «Рысь» добежали до железки и поставили фугас. На всё про всё у нас ушёл час, так что уже в начале четвёртого мы поехали дальше.
К блиндажу мы добрались к девяти утра. Остановились у озера, высадив перед этим в охранении «Гнома» с двумя новыми бойцами и двумя пулемётами. Опушку и дорогу в деревне заминировали, отметив места на своей карте. Откапывали блиндаж «Серж» с Виталиком. «Белка» с «Батей» полностью разбирали оба мотоцикла, снимая коляски и колёса, «Рысь» и вторая пара новичков пошли к деревне у озера. Надо было наметить места для землянок и разведать обстановку с той стороны.
Клаус копался в своём медицинском фургоне, собирая медицину для закладки. «Фея» сидела с «Дочкой» и Сарой, занимаясь нашим хозяйством, пора было приготовить поесть. Все были при деле, один я маялся как неприкаянный, а в результате плюхнулся рядом с девчонками и, положив голову на чей-то вещмешок, принялся обдумывать сложившуюся ситуацию, любуясь девчонками.
Добрались до места мы значительно раньше положенного срока, но, в принципе, работа у нас была. Другое дело, что сначала уходить отсюда я собирался по дороге на Россоны, а это приличный крюк и пешком. Здоровенное болото за год никуда не делось. Вот сижу и думаю, идти пешком лесами, выбивая полицаев в попадающихся деревнях, но для этого придётся обходить огромное болото и на чём-то пересекать три больших озера или попытаться уехать на машине через Себеж и соскочить в леса уже там.
Второй вариант, конечно, предпочтительней. К тому же проблема была в грузовиках. Куда их здесь девать? Не в лесу же бросать. Опять-таки, те шестьсот с лишним человек, что были в дулаге у Себежа, куда-то делись? Ушли они в сторону Полоцка, там леса всё же гуще. Где их немцы нашли? Вот не хочу я к Давиду идти, и всё тут, хоть об сосну меня убейте. Совершенно не лежит к этому душа.
Судя по егерской группе, блокирующий тот район, Давид там всех поставил на уши. Не умеет он работать тихо и просчитывать ситуацию вперёд. Теперь чтобы просто пройти в район Освеи и Росицы, мне надо сделать рейд по лесам километров в сто семьдесят. С непредсказуемым результатом. Со стороны Миор и Дриссы вполне может сидеть вторая такая егерская группа.
Более чем за неделю вынужденного ожидания группа проделала огромный объём работы. В разных местах леса, вдоль длинного спрятавшегося в этом лесу озера были построены три землянки с дополнительными складами. Выкопан капонир для медицинского фургона и разобраны и убраны в блиндаж наши мотоциклы. Нашли мы и те три мотоцикла, на которых уехали освобождённые нами пленные. Наша закладка с оружием и продуктами была вскрыта, продукты были забраны, а пулемёты с мотоциклов закопаны в закладке.
Сами мотоциклы мы, накрыв их брезентом, поставили рядом с фургоном. В этот раз на грузовиках, помимо разнообразного оружия, мы привезли достаточно много продуктов и боеприпасов для закладки в запасные землянки. Ещё неизвестно, будет ли у нас возможность приехать сюда на машинах ближе к зиме, а если мне придётся оставить здесь Виталика и Веру с группой прикрытия, то им надо что-то несколько месяцев есть.
Основная группа со вторым грузовиком ждёт нас на опушке леса, командует ими «Батя». Здесь, у блиндажа, остались только посвящённые в нашу историю люди, то есть «Серж», Клаус, «Фея» и я с Виталиком и Верой. В охранении у нас Сара, «Гном» и «Рысь», расположившиеся в пятистах метрах дальше по дороге. Мы уже, на всякий случай, попрощались с моей сладкой парочкой. Если всё получится, мне будет здорово их не хватать.
Последние несколько дней я проводил подробный инструктаж для Веры, проговаривая и расписывая ей самые различные варианты развития событий и её будущей жизни у нас. Виталик Виталиком, его я знаю хорошо, но Вера самый надёжный человек в этой паре. К тому же она мне как родная дочь и отношусь я к ней как к своему ребёнку. Вера уникальная девочка, я таких людей в своей жизни ещё не встречал. Помимо чисто внешней красоты, у Веры изумительный характер и железная воля, а главное, абсолютно свободная от прелестей цивилизации голова.
День тянулся бесконечно долго, уже почти под самый вечер наметилось что-то вроде лёгенького дождичка, но дунул ветерок, дождь прошёл стороной, и опять навалилась тяжёлая июльская духота. В хорошо известное нам с Виталиком время мы пожали друг другу руки, Вера крепко, но коротко обняла меня, и ребята спустились в провал блиндажа. Крышку блиндажа мы забивать не стали. Занавесили вход плотным брезентом в три слоя и стали закидывать брезент песком, оставив свободным верхнюю часть, чтобы проходил воздух. Замаскировав яму небольшими срубленными недалеко ёлочками, мы ушли к озеру и сели у костра. Говорить было не о чём, теперь оставалось только ждать.
На удивление ночь прошла спокойно, не было ни грозы, ни ветра, ни даже мелкого дождичка. Мы долго сидели у еле тлеющего костра, переворачивая в остывающих углях картошку. Небо было чистое, высыпали звёзды, звенели комары, да уже под утро запели птицы. Или мне это только снилось? Как я уснул, я не заметил и проснулся от лучика солнца, добравшегося до моих век. Не поворачивая головы и только чуть приоткрыв глаза, я осмотрел стоянку.
Спали все. Спали так, как сидели вечером. Я полулёжа, облокотившись на пару вещмешков, уснул на них же. «Фея», прижавшись ко мне спиной, головой у меня на руке. «Серж» и Клаус на противоположной стороне костра головами на рейдовых ранцах. Чуть приподняв голову девочки, я положил под неё свёрнутую немецкую куртку и осторожно поднялся на ноги, накинув на «Фею» свою куртку. Машинально глянув на часы и прихватив автомат, я неслышно направился к дозору.
До дозора я не дошёл несколько шагов. Прислонившись к сосне, я постоял немного, оглядывая мечту разводящего, и так же неслышно направился обратно. Проснулся я в четыре двадцать, грубо говоря, пятнадцать минут неспешным шагом. Дозор наш спит, так же как и мы, глубоко и безмятежно, как в детстве. Проснулся я один и в то же время, как и в прошлом году. Неслышно ступая по лесу и автоматически оглядывая окрестности, я шёл к блиндажу не по дороге, а напрямик по лесу и вышел точно к нему. Ну да, научил нас всех «Рысь» безошибочно выдерживать направление в лесу.
Вышел я точно к той проплешине, на которой был блиндаж в прошлом году и совсем недавно, всего несколько часов назад, находился на этой крохотной полянке. Вот только самого блиндажа не было и в помине. Абсолютно ровный пятак, присыпанный песком и без единого клочка травы. Ни наших следов, ни срубленных ёлок, прикрывающих вход в блиндаж. Ровная сухая песчаная полянка, небольшие сосенки по краям с быстро высыхающей росой на длинных иголках и лучи солнца начинающегося июльского дня.
Я стоял на краю поляны и бездумно смотрел на этот ровный песочек. Точно такой же песок, какой раскапывал год назад с Виталиком. Теперь Виталик и Вера, я очень надеюсь на это, в безопасности, а меня теперь остановить могут только «Фея» с Сарой. Постояв ещё пару мгновений, будто прощаясь с прошлой жизнью, я так же неспешно отправился к стоянке.
На стоянке была та же идиллия, даже будить никого не хотелось, но как только я подошёл, то увидел, что «Фея» не спит. Девочка действительно не спала, ствол пистолета, прикрытый курткой, смотрел прямо на меня. Пистолет опустился, как только девчонка разглядела меня сквозь полузакрытые веки. Подходя к ней, я приложил палец к губам, опустился на песок и, обхватив тоненькую талию левой рукой, неожиданно для себя поцеловал девочку в мягкие податливые губы. Сколько это длилось, я не знаю, но оторвавшись от этих сладких губ, я тихонько сказал девочке на ушко, по-прежнему прижимая её к себе:
– Это тебе вместо доброго утра, каждый день бы так. Вставай, маленькая. – Сразу после этого оторвавшись от «Феи», сел рядом и уже просто вполголоса сказал: – Ушли наши, нет их и блиндажа нет. – Ошеломлённая «Фея» распахнула глаза, но сказать ничего не успела.
– Как так нет? – раздался у меня за спиной удивлённый голос «Сержа». Ну, разумеется. Этот тихушник тоже проснулся, но ведёт себя как всегда. НКВД-шная школа неистребима.
– Сходите сами. Убедитесь. Я не знаю, как это произошло, и знать не хочу. Закончите, подходите к дозору, они тоже все спят. Разбужу пока. «Серж», не копай там ничего. Оставь всё как есть. – Ещё через сорок минут, дождавшись «Фею», Клауса и «Сержа», мы двинулись по лесу в сторону грузовика. Люди уже проснулись, горел костёр, на котором грелась вода, и наше появление не внесло никакой сумятицы. Расположившись недалеко от костра, я оглядел своё воинство и громко сообщил, обращаясь к «Бате»:
– Всё, «Батя», пришли связные, забрали нашу счастливую парочку. – На что получил завистливо злорадный возглас одного из новых бойцов:
– Ага, кому война, а кому счастливая безоблачная жизнь. – Голос говорящего мужика был зол и отрывист. Не знаю, когда «Дочка» успела ему так насолить, но присмотреться к нему стоит.
– Ну да, ну да, тебя туда отправить, куда они пошли, тебя там на третий день повесят. К немцам они ушли, в разведку и надолго, а дети, чтобы ты знал, рождаются для жизни. Война не навсегда, сможешь ребёнка родить, и вокруг тебя хороводы будем водить всем отрядом, – зло ответил я. Мужик, увидев моментально вскинувшихся моих телохранителей, тут же заткнулся. Огрести он может и не от меня, а от той же Сары, к примеру.
– «Батя», после завтрака собираемся, снимаем мины и уходим. Мины за собой не ставим. – Мины в лесу на дороге мы уже поставили и отметили у себя на карте. Здесь на дороге оставлять мины смысла нет. Мало ли занесёт кого постороннего, пусть всё пройдёт тихо, а в лесу кто появится, мы об этом узнаем.