Н. А. Рубакин
(1862—1946)
В швейцарском городе Лозанне долгие годы жил и трудился Николай Александрович Рубакин, автор выдающегося труда, известного под названием «Среди книг». В подзаголовке значится: «Опыт обзора русских книжных богатств в связи с историей научно-философских и литературно-общественных идей». Без такого издания, писал в своей рецензии В. И. Ленин, «ни одной солидной библиотеке… нельзя будет обойтись».
Н. А. Рубакин внес замечательный вклад в теорию и практику самообразования. Он разрабатывал проблемы пропаганды книги и руководства чтением в связи с изучением психологии основных типов читателей, в результате чего создал теорию библиопсихологии.
Однако в ней проявились ошибочные методологические позиции. Тенденции Н. А. Рубакина к аполитичности, к «надпартийности» критиковал в той же рецензии Ленин. Вместе с тем В. И. Ленин высоко ценил Рубакина как библиографа и книговеда. Они почти в одно и то же время оказались в Швейцарии и с той поры хорошо знали друг друга.
Н. А. Рубакиным написано огромное количество научно-популярных книг, общий тираж которых составляет более 20 миллионов экземпляров.
— Отмечены ли в Лозанне места, связанные с Рубакиным?
Гид, сопровождавший нас в туристической поездке по Швейцарии, пожал плечами.
— А кто такой Рубакин?..
Н. А. Рубакин
Не так уж много минуло времени, как перестало биться сердце ученого, а в Лозанне и соседнем Кларане, где Николай Александрович прожил почти сорок лет, он забыт, и ничто не напоминает о нем, словно бы не ступала нога Рубакина по здешней земле.
Думы мои в тот момент были о бескорыстном русском человеке, его щедрой и отзывчивой натуре, приветливости, его огромных знаниях, которые стремился передать своему народу.
В Лозанне, возле небольшого особняка, затерянного в густой зелени деревьев тихого квартала, где когда-то жил Н. А. Рубакин, родилась мысль рассказать о живительных и плодотворных связях его с уральцами.
Письма из Лозанны. Их множество. Они хранятся сейчас в Рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, частично — в архивах Свердловска, Перми и других городов страны. Малая часть их напечатана в периодических изданиях, а основное эпистолярное наследие до сих пор и не опубликовано и не изучено.
А между тем это духовное богатство, завещанное ученым с тысячами книг и рукописей нашей стране, доступно исследователям, открывает перед ними все новые и новые возможности в ознакомлении с неизвестными документами.
Чтобы представить переписку Н. А. Рубакина, ученого и писателя, достаточно сказать, что он переписывался более чем с 20 тысячами читателей и корреспондентов, проживавших во всех концах огромнейшей России и во многих зарубежных странах. По количеству писем, их многообразию эпистолярная коллекция Н. А. Рубакина является одной из крупнейших. Энергия этого человека поражала современников, вызывает удивление она и теперь.
Революционные деятели, писатели, ученые, бывая в Швейцарии, встречались с ним, пользовались его уникальной библиотекой, библиографическими трудами, дружили с ним. Среди них: Г. В. Плеханов и А. В. Луначарский, Р. Роллан и М. Горький, Н. К. Крупская и Вера Фигнер.
Я мысленно представил карту переписки Н. А. Рубакина с читателями России и будто увидел густую сеть пунктиров, покрывших Урал и связавших наш край со Швейцарией. Эти линии протянулись к Оренбургу и Челябинску, Кургану и Нижнему Тагилу, Уфе и Перми, Екатеринбургу и Ирбиту, Белорецку и Тобольску, Златоусту и Шадринску и многим другим уральским и приуральским поселкам, железнодорожным станциям и селам.
И когда я в библиотеке перелистал толстые журналы, в которых регистрировалась переписка Н. А. Рубакина, то передо мной раскрылись интересные человеческие судьбы. Это были люди самых разных возрастов и профессий — учителя, библиотекари, студенты, земские работники, литераторы и просто крестьяне и рабочие, жаждавшие расширить свои знания путем самообразования. Они спрашивали ученого обо всем, что их интересовало, делились сокровенными мыслями, присылали свои первые литературные опыты, рефераты, сочинения, книги, и все тщательно изучалось Рубакиным, не оставалось без ответа.
Активная переписка Рубакина с уральцами завязалась еще до его эмиграции в Швейцарию и продолжалась до конца жизни. По письмам легко прослеживается социальный облик и политические взгляды его корреспондентов, ярко видна эпоха накопления и взрыва революционных сил России.
На этом историческом фоне вырастает сама фигура подвижника-ученого, посвятившего себя пропаганде книги, распространению знаний в народе.
Содержание одного конверта
Мы мало знаем о том, как пришел в литературу прозаик и драматург Александр Завалишин. Слишком общи сведения его биографии, напечатанные в кратких справочниках и энциклопедии. Даны лишь основные даты и место рождения, сказано об участии его в гражданской войне на Урале, об учебе, первых публикациях, выходе книг и постановке спектаклей на местных и столичных сценах, упомянуто о работе в редакциях газет.
Обязательные анкетные данные не раскрывают, а только хронологически перечисляют жизненные вехи А. Завалишина. Несколько литературно-критических статей добросовестно пересказывают известные биографические сведения и не добавляют новых фактов из его литературной и общественной деятельности.
Мы никогда не узнали бы об истоках творчества А. Завалишина, если бы отдельные документы не обнаружились в фондах Н. А. Рубакина.
Здесь оказалась подробнейшая биография писателя с множеством житейских подробностей, раскрывающих характер, настроение, природные склонности и интересы А. Завалишина. Здесь же сохранились рукописи первых рассказов «Победа добра», «Городничий XX века», пьеса в одном действии «Крючки», напечатанная отдельным изданием в Москве в 1915 году и поставленная на сцене Челябинского Народного дома.
Пьесу автор с благоговением посвятил своему дорогому учителю Н. А. Рубакину. А на экземпляре, отправленном в Швейцарию, еще и автограф: «Н. А. Рубакину от глубокоблагодарного автора. 7/20—III—1918, г. Оренбург». Вот в этом-то пакете с отметкой: «В конверт Завалишина (читатель)» дошли до нас ценные бумаги писателя-земляка. Среди них рассказ «Победа добра» — о двух молодых людях — Анри и Франце, задумавшихся над своей жизнью: прожигать ее в распутстве и безделье, или посвятить благородному делу, стремлению к лучшему идеалу.
Что послужило толчком к написанию рассказа? На этот вопрос помогает ответить письмо автора от 13 июля 1913 года, адресованное в Швейцарию.
«Это от строчки до строчки истина, — сообщает Завалишин. — Все в нем написанное лично мною пережито, перечувствовано, передумано, потому что я являюсь не только автором, а, главное, героем этого рассказа». {2}
Оказывается, высокий, худой юноша Анри — сам автор, а Франц — его друг.
«Покорнейшая моя просьба теперь заключается в том, чтобы Вы просмотрели эти рассказы и сказали мне, что они из себя представляют. А, главное, о «Победе добра», который я написал под влиянием пережитого в одну ночь». {3}
Значит, в основе рассказа «Победа добра» — реальные события, которые автор не сумел правдиво и убедительно раскрыть, не владея еще приемами реалистического письма.
В «Городничем XX века» — более удачная попытка рассказать об окружающей действительности: виден захолустный город, затерянный в глуши огромнейшей Оренбургской губернии, полный произвол городничего, который сам себе и бог и царь.
В рассказе показан быт полицейских, бедность и ограниченность их интересов, пьянство и обжорство, издевательства над подчиненными и арестованными. Здесь автору не откажешь в наблюдательности, в подборе деталей, выразительности языка.
Рассказы подписаны псевдонимом «А. Кулевчинский», но в рукописи «Победа добра» псевдоним зачеркнут, а сверху надписано: «А. Завалишин».
Содержание рубакинского конверта помогает восстановить литературную среду, способствовавшую развитию дарования молодого писателя. Тогдашний Оренбург жил довольно бурной для провинциального города культурной жизнью, работал «кружок литераторов», выпустивший в 1913 году вторым дополненным изданием сборник «Серый труд». Составил его Н. Афиногенов — отец известного советского драматурга. Книга вызвала «бурю в стакане воды». Через месяц после выхода полиция стала изымать ее из магазинов. Сборник был конфискован.
А. И. Завалишин
«Кружок литераторов» не унывал. Он готовил к выпуску очередной сборник «Севы». В нем предполагалось опубликовать рассказ А. Завалишина «Жизнь, ты нужна». А у автора к этому времени были уже написаны: «Рассказ о былом», «Душегуб и ведьма», «Сын» — картинки из полицейской жизни, тематически близкие «Городничему XX века».
Александр Завалишин ждал ответа из Швейцарии. Н. А. Рубакин, как учитель и наставник, писал своему ученику все, что думал о нем, начинающем авторе.
«Многоуважаемый Александр Иванович.Ваш Н. Рубакин». {4}
Простите, что задержал ответ на Ваше письмо. Болезнь, переутомление и целый ряд случайностей, уж не считая летней жары, сделали меня на летние месяцы вялым, довольно неаккуратным, в чем сердечно каюсь. Вашу рукопись прочел еще давно и к тому же с огромным интересом. Во-первых, Вы близко изучили нравы такой среды, которая очень мало освещена в литературе. Уже по одному этому Вы должны понять, какое богатство наблюдений в Ваших руках. Далее, у Вас есть умение писать: хороший слог, есть наблюдательность, а иногда и искренность (скажу, впрочем, прямо — не всегда), — даже есть и картинность, к тому безыскусственность, она для писательства значит очень много, и ею, как и другими отмеченными качествами, Вы не можете не дорожить.
Вывод по предыдущему такой: Вы писать можете, и я советую Вам немедленно заняться опытами в этом деле хотя бы ради практики в видах будущего. Под этими опытами я понимаю отнюдь не сочинительство, искусственно воспитанное, а правду действительно изученной и на себе самом испытанной жизни. Но и это еще не все. Чтобы продумывать и изучать, необходимо умение мыслить и чувство справедливости, доброжелательства, светлое чувство, которое и отличает человека от свиньи, хотя бы торжествующей. (Прочтите мою статью «Для чего жить на свете» в № 6 «Нов. журнала для всех» за 1912 г. и мои «Письма к читателям о самообразовании». Изд. Карбасников. 1913 г.) Читая Вашу автобиографию, я вижу, что в этих последних отношениях Вы должны много и много поработать над собою. Ваш кругозор нуждается в углублении и расширении, Ваше чутье во многих отношениях еще затемнено влиянием обстановки, в какой Вы жили. Вашей душе нужно прибавить побольше свежего воздуха, света, да, кажется мне, и душевного тепла. Подумайте об этом и прочтите, напр. для самоочистки, такие книги: Астырев. «О волостных писарях». Глеб Успенский. Сочинения (напр. «Будка», «Прогулка», «Обстановочка» и др.). Коновалов. «Деревенские впечатления». Читайте эти книги… Особенно книги Л. Толстого: «Неужели так надо?», «Так что же нам делать?», «Деньги». Далее прочтите: Швейцер. «Эмма», Беллами. «Через сто лет», Гюго. «Отверженные». В этих романах Вы увидите, что есть на свете (и были во все времена) люди, которые словно тянули и других вперед к свету, ибо и сами туда не могли не тянуться. О них подумать стоит, над их принципами, их смыслом жизни. Прочтите затем «Темное царство», «Луч света» (Добролюбова). Писарева: «Реалисты», «Базаров» и другие его соч., Вы почувствуете, какая перед Вами — светлая бесконечность.
Но надо идти дальше. Надо расширять кругозор при помощи фактов…
Попробуйте написать и пришлите мне для просмотра очерки из жизни полицейских. Пишите правдиво и беспристрастно. В заключение я уверен, что Вы можете выработать нечто гораздо больше того, чем то, что Вы теперь по себе представляете. Итак, серьезно принимайтесь за работу и верьте в мою искренность, доброжелательность.
Ответ Николая Александровича взбодрил Завалишина, прибавил ему энергии и веры в свои силы.
«Получил вчера Ваше, счастливое для меня, письмо. Восторгу моему, кажется, не было пределов, когда я увидел на конверте значок заказного письма с надписью «Klarans». Много раз я его перечитывал. Прочитав первый раз, я ничего не мог почти понять, за исключением того, что «могу писать». При дальнейшем чтении смысл все больше и больше прояснялся и, наконец, я освоил все, что в нем есть. Приношу Вам глубочайшую благодарность за внимание ко мне, человеку почти беспомощному, брошенному в капризные руки судьбы…» {5}
Внемля совету учителя, что «надо идти дальше, надо расширять кругозор», Александр Иванович решает пойти учиться и подает прошение в Петербургский институт о зачислении его студентом. Согласно правилам, в институт принимались лица, не имеющие классического образования, а обязующиеся в течение двух лет с момента зачисления сдать экзамен на аттестат зрелости. Он доверительно сообщает Рубакину, что без средств будет трудно учиться, а потому обратился за стипендией к известному благотворителю Н. А. Шахову.
«Пишу Вам на этот раз исключительно о Ваших рукописях. Прочел я их, продумал и хочу поделиться с Вами своими думами. Прежде всего о «Городничем XX века». В общем, он вышел у Вас недурно, но есть в нем большой недостаток — это то, что Вы обрисовали эту сторону жизни слишком общо и внешне. Мне казалось, что Вы, как хорошо знающий среду и ее психологию, внесете много интересных деталей, характерных положений и ярких особенностей. Этого у Вас однако нет, если не считать эпизода с Колькой Константиновым, который, должен Вам признаться, очень слабо обрисован. С этим эпизодом Вы не справились. А жаль. Он мог сделать весь очерк более живым и оригинальным… Тут сказалось недостаточное знакомство с литературной техникой. Видно, что идеи живо стоят перед Вами, и фактов и наблюдений у Вас много, и психология вроде понятна, а овладеть всем этим сонмом идей, наблюдений, фактов и переживаний еще не можете. Надо над этой вещью Вам поработать еще немного, оживить ее новыми фактами и наблюдениями и сделать более незаметными переходы от одной главы к другой. Мне кажется, это будет не так трудно сделать.С дружеским приветом Н. Рубакин.
Вообще-то Вам надо поставить за правило — отшлифовывать каждую свою фразу возможно тщательней, связней, чтобы все части были согласованными. И еще существенный недостаток — отсутствие действия. Дан только диалог двух лиц, но нет положений. Это очень большой недостаток. Читатель требует действия, а не разговоров. Да это и так понятно — только в действиях человек проявляется вполне ярко. Вы, очевидно, и сами сознаете недостаток действия, а потому считаете нужным освежить своими словами то или другое положение или настроение. Но слова автора тут тоже изменить ничего не могут. Обратите внимание на этот недостаток — он может испортить очень многое. И потом еще одно: красота поступка, его величие или недостаток изображайте действиями, переживаниями и настроениями героя, и избегайте — убедить читателей словами, что то или другое движение души героя высоко или хорошо. Вообще себя затушевывайте, а говорят и действуют пусть герои. Впрочем, обе присланные Вами вещицы, а особенно «Городничий», лишний раз доказывают мне, что Вы можете писать. Серьезно работайте над собой.
Вот мои мысли. Они, быть может, не так хороши, как хотелось бы Вам, но и о достоинствах Ваших очерков, и об их недостатках я считал нужным сказать все — зная по горькому опыту, что излишняя снисходительность часто сильно вредит пробующему свои литературные способности. Мне кажется, что со всем, что я сказал, Вы согласитесь. Я хотел бы видеть переработанным «Городничего». Пишите. Желаю Вам всего хорошего.
P. S. Сейчас получил Ваше письмо от 20 авг. Поздравляю от души. Я уверен, что перемена обстановки много даст Вам. Но на Шахова не рассчитывайте. Он завален просьбами». {6}
3-го декабря 1913 года А. Завалишин сообщает:
«Городничий» мною расширяется больше и больше. Все указанные Вами недостатки, по мере сил и уменья, сглаживаю, пополняя пробелы новыми подробностями из жизни «иезуитов».
Указанные Вами книги читаю. В них раскрываются новые истины для меня, новые положения, с которых можно смотреть на жизнь. Мне остается только глубоко, глубоко благодарить Вас за свет, который Вы пролили на меня, добрейший Н. А. Теперь я начинаю подниматься на ноги и чувствую, что поднимусь.
Большое спасибо Вам! Рассеянные по разным уголкам России ученики Ваши с глубокой признательностью принимают Вашу духовную пищу. Мы до гроба будем Вам благодарны за Вашу помощь». {7}
Завалишин посылает ему на отзыв сборник «Серый труд».
«Дорогой Александр Иванович.С дружеским приветом Н. Рубакин». {8}
Спасибо Вам за Ваше теплое, душевное отношение ко мне и к моей работе. В этой работе, в этой переписке с друзьями-читателями — моя радость: делаю все, что могу, а что из этого выходит, не знаю, не мне об этом судить.
К сожалению, на этот раз не могу исполнить Вашу просьбу — дать в печать отзыв о сборнике «Серый труд». На это есть многие причины. Лучше я выскажу свои мнения лично Вам. Сборник я просматривал: видно, что он составлен из произведений начинающих писателей. Всем им прошу передать привет и пожелания работать и работать над самими собою, тщательно изучая литературу и ее историю… Мой совет — пусть лучше не торопятся писать, а раньше поработают над собой. Еще я советовал бы всем авторам, участвующим в сборнике, внимательно ознакомиться с сочин. Г. Успенского, Астырева и других бытописателей народной среды.
Из Вашего письма и очерков я вижу, что у Вас накопилось много наблюдений из той среды, которая немало дала литературе. И Вы не торопитесь… Ваше время еще придет, у Вас все впереди. Лучше, как Вы пишете, спокойно займитесь подготовкой к экзамену на аттестат зрелости. Эту мысль я очень одобряю.
Хотелось бы побеседовать с Вами поподробнее, но это время я завален работой, так что и передохнуть некогда. Всего лучшего.
С приемом в институт дела осложнились. Не было средств. Н. Рубакин оказался прав, благотворитель на просьбу Завалишина не ответил. Теперь вся надежда — на самообразование.
Да и время наступило тревожное. 1914 год принес кровопролитную, тяжелую войну. Завалишин успевает в первую половину этого грозного года закончить пьесу «Крючки». В ноябре 1915 года ему удается ее напечатать в одной из московских типографий. Помогли товарищи по учебе в народном университете имени А. Л. Шанявского.
В этой пьесе повторены коллизии рассказа «Городничий XX века». Действуют те же персонажи, но только показаны они ярче, более типизированы, отточены характеры.
Автограф.
Титульный лист пьесы
Связь с Н. А. Рубакиным обрывается. И только перед уходом на фронт гражданской войны Завалишин посылает в Швейцарию бандероль с первой книжкой, с благоговейным посвящением учителю.
Годы гражданской войны позади. А. Завалишин в Челябинске. Он работает ответственным секретарем городской газеты «Советская правда». На подмостках Народного дома ставятся «Крючки». Как прошел спектакль, сказать трудно. Городская газета отозвалась на премьеру короткой информационной заметкой.
Из Челябинска А. Завалишина отзывают на работу в редакцию газеты «Беднота». Началась новая полоса в жизни нашего писателя-земляка. В 1928 году у него выходит в московском издательстве «Недра» сборник «Пепел».
На последнее письмо, посланное из Оренбурга весной 1918 года, Н. А. Рубакин не ответил, но А. Завалишин не теряет надежды на восстановление связей с наставником и посылает ему свою книгу с проникновенной надписью:
«Гуманнейшему руководителю русской молодежи в мрачные годы самоправия, дорогому моему учителю Николаю Александровичу Рубакину, чье человеческое отношение ко мне возбудило рост лучших сторон моей личности. Книга эта — плод посланного Вами в 1913 году творческого зерна и свидетельство того, что Ваши труды и воспитательное попечение о вышедших из низов не пропали даром».
Бандероль была послана А. Завалишиным в Швейцарию 15 марта 1928 года.
Н. А. Рубакин отвечает:
« Лозанна, 7/V—1928.Уважающий Н. Рубакин». {9}
Дорогой Александр Иванович,
Ваш «Пепел» получил еще в конце марта, но не хотел писать Вам до тех пор, пока не удалось прочитать Вашу книжку. Большое спасибо и за нее, и за добрую память, и за подпись на первой странице, такую трогательно-душевную. Я искренне рад, что много-много лет тому назад учуял по той Вашей рукописи, какую Вы тогда прислали мне на просмотр, что в Вас несомненно имеется искорка, которая, в конечном счете, и сделает из Вас писателя. Много удовольствия доставило мне чтение Вашей книжки. Читая некоторые Ваши рассказы-сценки, я покатывался со смеху. Нельзя не видеть, что Вы накопили огромный материал житейский и черпали его прямо из жизни. Но эта жизнь, в сущности, ужасна, по Вашим описаниям! Это вроде как ад кромешный, своего рода вихрь невежества, грубости, озверения, всяких сортов ненависти. Неужели Вы видели в Вашей жизни только отрицательные явления и отрицательные типы? И неужели в широкой трудовой массе отсутствуют сознательные и искренние строители того светлого будущего на началах обобществленного труда и международного братства, о которых я и мечтал и писал и пишу весь мой век до сих пор? Больно поразил меня Ваш первый рассказ. Я понимаю коммунизм, настоящий коммунизм не как месть («око за око»), а как сублимацию и своих и чужих инстинктов. Разумеется, Вы вполне правильно изобразили белых, но Вы укололи бы их гораздо больнее, если бы показали, что борцы за интересы трудящихся по существу стоят выше. Впрочем, и этот Ваш рассказ написан очень хорошо, но он не в Вашем жанре. Вот из других Ваших рассказов так и пышет жизнью.
А язык Ваш — просто прелесть: таких словечек, какие Вы где-то подслушали, и не придумаешь.
Искренне желаю Вам все большего и большего успеха в Вашей литературной работе. Я уверен, что Вы продвинетесь далеко.
Ваши письма ко мне, полученные более 10 лет тому назад, у меня хранятся в полном порядке. И Ваш первый печатный опыт тоже.
А известно ли Вам, что здешние русские газеты частенько перепечатывают Ваши рассказы? Так, напр. в «Руле» были напечатаны в этом году расск. «Расписались» и «Семейная радость».
Всего Вам доброго. Пишите.
Наставник молодых литераторов
Н. А. Рубакин обладал врожденным тактом педагога и наставника. Это ярко проявилось в его ответах на письма. Вот одно из таких, наиболее характерных, полученное из Оренбурга от 13-летнего Ибрагима Каримова, сына татарского писателя Фатиха Каримова:
«Многоуважаемый дядя Рубакин! Читал Ваши сочинения и нашел их очень полезными. Увлекся ими, и мне хотелось видеть и благодарить автора этих сочинений, но это была только одна мечта. Когда же я случайно прочел в газете «Известия» Ваш адрес, то от души порадовался, что Вы живы и здоровы…
Мой отец — татарский писатель и журналист — тоже очень любит Ваши сочинения и всегда рекомендует их читать, желает некоторые из них перевести на татарский язык. Дядя Рубакин! Если бы Вы мне написали письмо, состоящее хотя бы из нескольких строчек, то я его сохранил бы на вечную память». {10}
Мальчику Рубакин ответил, и между ними завязалась переписка. Позднее Николай Александрович выслал Ибрагиму Каримову свою фотографию.
Как драгоценные зерна он оберегал молодых. Николай Александрович считал, что каждый человек может быть писателем. Даже письма рядовых читателей он рассматривал как начало писательского труда. Может быть, потому — его ответы полны советов и призыва к самообразованию, к овладению опытом, накопленным классиками и писателями-современниками.
Анна Шамшурина из Екатеринбурга присылает ему газетные вырезки. Ей хочется услышать оценку ее рассказов. Среди присланных — набросок «Преступление» и «Наказание», рассказы «Смерть» и «Былое», напечатанные в газете «Зауральский край». В них показывается беспросветное существование деревенской бедноты и городских пролетариев.
Шамшурина пишет:
«Помогите мне разобраться в жизни, в этом ужасе и тоске, что творится вокруг. Книгами или словами и советом, помогите. Я жить хочу, а не прозябать». {11}
Сама она из деревни, окончила 3 класса гимназии, живет с матерью на скромные деньги, получаемые за сдачу своего дома под постой крестьянам, приезжающим в Екатеринбург на отхожие промыслы. Ей хочется подняться из «низины мысли и дела», участвовать в общественной жизни.
«Вы не замедлили ответом, — читаем мы в письме Шамшуриной, — и я получила Ваш отзыв об этих вещах (рассказах), и выписку книг, за что приношу Вам запоздалую свою благодарность».
«Я начинающий поэт, даже кое-где кое-что печатавший и удостоившийся лестного отзыва известных поэтов. Но моя слабая сторона — неуменье отделывания стиха», —
пишет Н. Ромашев из Троицка. Он просит помочь ему, посоветовать литературу для самообразования.
И в Троицк из Швейцарии приходит обстоятельный ответ с дружескими советами молодому поэту, до этого познакомившемуся с рубакинскими «Письмами о самообразовании».
Уфимский поэт Четвериков тоже шлет стихи и в письме рассказывает о своих сомнениях в правильности выбора жизненного пути.
«Когда я в Вас встретил не только намагниченного, но даже наэлектризованного интеллигента, мне тотчас захотелось в числе сотен других людей пойти к Вам, потянуться к Вам из уфимской глуши. Вы нашли в нищете, в унижении человека борцов, Вы протянули руку жаждущим света, самообразования, Вы, я уверен, откликнетесь и на мой зов, только бы письмо дошло до Вас. Вы скажете: есть тысячи людей, которым помощь больше нужна, чем мне, человеку из более или менее обеспеченного класса (я — гимназист, сын учителя городского училища). Это правда, но… но и мне нужна поддержка, и к кому же мне обратиться, если не к Вам, лучшим людям нашего времени. Кажется, у Толстого в одной брошюрке я прочел, что юношество должно требовать себе помощи, совета, разъяснений у взрослых. Я очень нахально и бесцеремонно обратился к Вам, но ведь не у Вербицкой же искать мне опоры и решения. А дело мое — мое «писательство»… {12}
В архиве Н. Рубакина не обнаружилось ответа на письмо Б. Четверикова, но, надо полагать, что ответ был. Для Б. Четверикова «писательство» стало делом его жизни. Ныне — это известный исторический беллетрист, показавший в своих произведениях революционную борьбу на Урале.
Поддержал Н. Рубакин писателя Павла Низового, творчество которого в последние годы было связано с Уралом. Он — автор романов «Недра» и «Сталь», рассказывающих о строительстве Магнитогорского металлургического комбината и Уралмаша. Связи П. Низового с Н. Рубакиным начались с посылки в Лозанну книг «Крыло птицы» и «Язычники», которые, судя по приписке, были получены через А. С. Новикова-Прибоя.
На сборнике рассказов «Тени», вышедшем в серии «Художественная библиотека», Павел Низовой 24 марта 1924 года сделал надпись:
«С чувством признательности за приобщение к великой русской литературе одного из миллионов Ваших почитателей».
И каждый из молодых литераторов, начинавших свой творческий путь, мог бы повторить эти слова благодарности. Рубакин отвечал:
«Большое спасибо. Сижу и читаю. Напишу о них в рабочей газете. Очень интересные книжки Вы написали и таким хорошим языком. Душевно желаю Вам дальнейших успехов». {13}
П. Низовой — выходец из крестьянской семьи. Он родился в глухой деревне Костромской губернии и научился грамоте у старого солдата-инвалида.
«Первая пленившая меня книга была «Космография», купил старую, без начала, и название ее узнал только несколько лет спустя, — писал в Лозанну Павел Низовой. — Из изящной словесности были «Бова Королевич», «Еруслан Лазаревич», «Как солдат спас Петра Великого» и т. п. И только около 17—19 лет — стихи Кольцова, Никитина и Некрасова.
Умственное развитие шло убийственно медленно. Рабочая среда (строительн. рабоч.), в которой я проводил дни и ночи, совершенно не интересовалась книгой и наполовину была неграмотной. Исключением был один рабочий-маляр, бывший ротный фельдшер, он говорил мне что-то о звездах и стихах. Работал с ним в одной паре — подмастерье и ученик — я получал на обед 10 коп., 5 коп. на чай в трактире и 5 коп. на фунт ситного: мы ухитрялись экономить из этой суммы на газету или на какую-либо книжку-листовку. Вместе читали и обсуждали.
Потом, когда денег стало несколько больше, начал покупать на «толкучке» более серьезные книги». {14}
И на это письмо молодой литератор услышал отзывчивое, доброе слово, а его умел сказать Н. Рубакин, если угадывал и открывал дар.
Не все его корреспонденты становились профессиональными писателями: одним не хватало таланта, другим — необходимых условий, а третьих засасывала и губила окружающая среда.
Но все, кто обращался к Н. Рубакину за советом, получали его «полной душевной мерой», оставались благодарны ему на всю жизнь, становились пламенными пропагандистами книги. Среди них наши земляки А. Завалишин, П. Дорохов и др.
«Простите, что так долго не отвечал на Ваше письмо, — сообщал Рубакин учителю В. Е. Лезину. — Это произошло по моей болезни. Познакомившись с Вашими стихами, я думаю, что Вам бросать их писание не следует. Если Вы глубоко и сильно чувствуете, о чем пишете, если Вы не гонитесь за фразой и красивым выражением, — у Вас может быть будущность. Правда, быть может, скромная, но все же полезная, тем более, что Вы, по-видимому, певец не только личной жизни, но и народного горя. Вам не мешает познакомиться с психологией творчества и прочесть статьи Овсянико-Куликовского по этому вопросу. Затем сборник, изданный под редакцией Лезина, «Вопросы психологии творчества», [2] — 3 т. и специальный труд Потебни «Лекции по теории словесности». Быть может, в Екатеринбургской библиотеке найдете Вы их. Попробуйте послать Ваши стихи в ярославскую газету «Голос». Быть может, не мешает Вам попробовать свои силы и в прозе, вроде таких очерков, как Коновалова в «Современном мире». Вы — сами крестьянин и будущий деревенский учитель, — видели крестьянскую жизнь лицом к лицу. Вы чувствуете народное горе, — пишите обо всем этом правдиво, честно и содержательно, обращая внимание прежде всего на факты. Не стесняйтесь писать мне длинных писем». {15}
Автограф.
Письмо Н. А. Рубакина Н. В. Здобнову
Свои труды Н. Рубакину высылали и молодые ученые, и литературоведы, и книговеды. Среди них был наш земляк Н. Здобнов, будущий лоцман книжных морей, много сделавший для развития сибирской и уральской библиографии.
Н. А. Рубакин восторженно отозвался о работах Н. Здобнова:
«Премного благодарю Вас за присылку Ваших интересных и таких солидных работ, как «Указатель библиографических пособий по Уралу» и «Материалы для Сибирского Словаря Писателей». Просматривая их, просто-таки приходишь в восторг от Вашей любви к делу и Вашего трудолюбия. Вы перерыли целую уйму сырого материала и солидно разработали его в интересах краеведения. Честь Вам и слава! От всей души желаю Вам успеха в Ваших работах. Но особый интерес представляют для нас Ваши «Основы краевой библиографии», которую мы тоже получили и которую я в настоящее время изучаю. Большое спасибо Вам за присылку Ваших трудов в библиотеку нашего института». {16}
Во все уголки Урала
Красной нитью через всю переписку с уральцами проходит протест Н. Рубакина против социальной несправедливости, порождающей невежество и темноту, обрекающей простой люд на страдания. И хотя в письмах Н. Рубакина нет призывов к открытой революционной борьбе, но, настойчиво внушая герценовскую мысль, что книга — человеческий документ, по которому люди «вводятся во владение настоящего, во владение всей суммы истин и усилий, найденных страданиями, облитых иногда кровавым потом», что книга «программа будущего», ученый звал своих читателей быть активными борцами за новую жизнь.
Вот что пишет Н. Рубакин учителю В. Н. Егорову из Пермской губернии:
«Как сделать свою жизнь глубже, полнее, возвышеннее, напряженнее и красивее, чтобы действительно чувствовать, что живешь? Я говорю Вам от всей души: всякий может, всякий должен! Я уверен, что и Вы, как учитель, можете сделать гораздо больше того, что Вы теперь делаете… Надо выйти из своей насиженной кельи и начать сливать свою жизнь с общей жизнью, для этого полезно входить в кооперативы, создавать их, входить в отношения с другими учителями, ища единения с ними. Ваша жизнь уходит в одиночество, но теперь на свете много людей, тоскующих о том же: они нужны Вам, а Вы им. Нет такого человека на свете, который нигде не нашел бы отклика своей тоске. Вот и говорю Вам: Вы не одиноки». {17}
Эти добрые и мудрые советы, рассыпанные в рубакинских письмах, помогали его корреспондентам найти свою дорогу, приобщиться к общественным интересам и борьбе за новые идеалы, пессимистические настроения сменить на гражданскую активность. Н. Рубакин рекомендует Егорову выписать журналы «Учитель», «Вольный университет» и далее продолжает:
«Я думаю, что мы накануне такой интересной и напряженной жизни, что за счастье должны считать, что можем быть участниками и творцами ее наступления».
За этими словами встает образ борца, уверенного в своей благородной миссии просвещения и воспитания народных масс. И не удивительно, что многие уральские корреспонденты, читатели книг Н. Рубакина становились революционерами. Среди них были Н. Д. Асеев — студент Уфимского учительского института, позднее рабочий железнодорожных мастерских, П. Е. Кувайцев — служащий Белорецкого завода.
Любопытно его письмо Н. Рубакину в 1901 году:
«Подвергаясь некоторому риску быть уволенным со службы администрацией завода… я в июле выписал и распространил среди рабочих и служащих завода 28 словарей иностранных слов (изд. Иогансона), 30 карт Оренбургской и Уфимской губ. (изд. картограф, зав. Ильина), на 5 рублей народных изданий Кокосова, Дорошенко, Березина, Семенова, Харьковского общества грамотности и пр. Теперь еще выписал народных изданий и карты. В так называемых верхних и средних слоях заводского общества мы на десятки рублей распродали рассказов М. Горького, Чехова, Чирикова, Вересаева…
Вся эта деятельность в значительной степени ничтожна и пустячна по результатам, и действительность дает слишком много оснований для пессимистического отношения к настоящему (это не мешает быть оптимистом будущего). Но это мне нравится, этим занятием можно приятно убивать и расцвечивать крайне будничную, серую действительность». {18}
Далее Кувайцев указывает на то, что их общество потребителей займется книжной торговлей, и обращается к Рубакину с просьбой сообщить список лучших книг для народного чтения, добавляя при этом:
«В данном случае нужно иметь в виду фабричное население, безземельное (есть лишь усадебная земля). Книга должна развивать в рабочих понятие о правах человека, о необходимости дружной, сплоченной деятельности для достижения успеха: в этом смысле подходящие книги, вроде «Редкого праздника» Потапенко и др.»
А через год Петр Ефимович Кувайцев, административно высланный в Белорецк за участие в студенческих беспорядках, стал членом марксистского кружка.
Росту количества читательских писем содействовала статья Н. Рубакина «В глубине читающей России», как ответ писателя и книговеда на вопросы корреспондентов. В челябинской газете «Голос Приуралья» она была перепечатана из журнала «Школа и жизнь».
Статья любопытна во многих отношениях, но прежде всего активной пропагандой книги. Н. Рубакин подчеркивает особую, совершенно новую роль интеллигенции в надвигающемся преобразовании России.
«Интересно теперь присмотреться, — говорит он, — какой же именно автор нашел наиболее полный отклик в душе такого интеллигента, выросшего в народной среде и в ней же оставшегося и продолжавшего работать для нее?»
Н. Рубакин приводит слова из письма одного своего корреспондента, который рассказывает, что самое сильное, непередаваемое впечатление произвел на него Глеб Успенский,
«милый, родной, смеющийся и грустный, веселый и тоскующий Глеб Иванович. Читая его, я плакал, негодовал, смеялся, радовался, надеялся…» {19}
«Читая эти и подобные им письма, — их немало, — замечает Н. Рубакин, — невольно чувствуешь, что из народной толпы идет новая сила…»
Страшные годы жестокой реакции после первой русской революции были уже позади. В глубине России, среди рабочего класса и народной интеллигенции назревала новая волна политического подъема. И Н. Рубакин это понял даже по переписке с читателями. Позднее он скажет:
«По поводу наших статей мы стали получать письма от наших читателей. К концу 1911 года у нас уже было около 300 клиентов, к февралю 1912 года — около 1200, к январю 1913 года число их превысило уже 2700». {20}
Н. Рубакин снова выступает со статьей «В глубине российской действительности. Из переписки с читателями», в которой говорит:
«И пишут их (письма. — А. Ш. ) люди, несомненно, чуткие и чистые душой и понимающие весь нравственный и психический ужас того тупика, в который ныне искусственно загнана жизнь огромной страны. Не заглохли и не могут заглохнуть души человеческие в искусственно, специально для них создаваемой трясине, и именно в настоящее время идет в их глубинах такая напряженная работа, какая, быть может, давно не шла. Переоцениваются старые ценности, падают все ниже и ниже прежние идолы: многие из них уже свалились, а храмы, для них выстроенные на казенный счет, уже кажутся даже самому мирному обывателю «гробами повапленными». Но без ценностей и без веры ни во что мало-мальски честная и чуткая душа жить не в силах. И она ищет страстно, напряженно, мучительно, хоть сама не понимает иной раз, что с нею». {21}
К статье предпослан характерный эпиграф, освещающий основную цель, ради которой она написана Н. Рубакиным, — слова поэта С. Надсона:
«Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат, — кто бы ты ни был, не падай душой…»
В Швейцарию идут ответы на анкетные вопросы, поставленные Н. Рубакиным в статьях, опубликованных в «Вестнике знаний» за 1913 год и в «Письмах о самообразовании» («Новая жизнь», № 13, 1911 г.).
Конторщик железной дороги из Екатеринбурга Ф. Казаков сообщает, что им прочитаны: «Записки из мертвого дома» Ф. Достоевского, «Обрыв» И. Гончарова, «Герой нашего времени» М. Лермонтова, что он любит книги Н. Гоголя, А. Пушкина, А. Писемского.
Н. Рубакин отвечает:
«Из вашего письма я вижу, что вы читали довольно много, в особенности — беллетристику. Но вас самого, по-видимому, не удовлетворяет ваше чтение и понимание прочитанного. Последнее зависит, главным образом, от общего развития, которого вы достигаете без особого труда при помощи чтения. Но и беллетристику читать с пользой и толком — особое искусство, требующее подготовки». {22}
Он рекомендует ознакомиться со своими книжками: «Письма к читателям о самообразовании» и «Практика самообразования».
Выпускник Чебаркульского двухклассного училища П. Рохмистров сообщает, что прочитал много книг русских писателей, и просит выслать ему программу для дальнейшего самообразования. Н. Рубакин незамедлительно объясняет Рохмистрову, как читать, чтобы «чтение принесло как можно больше пользы при наименьшей затрате времени», и прилагает список необходимой литературы.
Он дает такие же обстоятельные ответы и рекомендации корреспондентам из Кургана — Е. Дорошенко и К. Дунаеву, учащемуся Нижне-Тагильского горнозаводского училища П. Зашляпину, А. Самсону из Катав-Ивановского завода, инженеру из Златоуста А. Мальцеву и другим. В частности, инженер А. Мальцев писал:
«Наслышавшись о Вашей бескорыстной просветительской деятельности, осмеливаюсь затруднить Вас коротенькой просьбой, не будете ли Вы столь добры сообщить мне, откуда можно выписать Н. А. Рубакина «Письма о самообразовании».
Н. Рубакин с удовольствием откликается на просьбу и высылает просимую книгу.
Любопытно письмо П. Попова из села Моревского Челябинской губернии, направленное «русскому ученому» уже в советское время — 2 ноября 1921 года. О себе Попов сообщает:
«…быв в плену в Германии, читал Ваши популярные издания. Я слишком заинтересовался книгами и пользовался ими в лагере от Комитета Красного Креста».
Сейчас ему хотелось бы продолжить свое самообразование, но книг, его интересующих, на месте нет. Он просит выслать и, «если можно, то бесплатно», так как сейчас у него, «как канцелярского служащего, нет свободных денег: живу впроголодь, ибо постигла засуха».
Н. Рубакин тут же сообщает Попову, что вышлет все издания по списку.
«Очень радуюсь, что вы сохранили о моих книгах такое хорошее воспоминание, а еще более тому, что, вернувшись из плена, продолжаете работать над своим самообразованием. Новая Россия особенно нуждается в образованных людях, а значит и в книжках, несущих научные знания, гуманное понимание и бодрое настроение, и вообще помогающих строительству действительно новой жизни на новых справедливых началах. Но никогда не забывайте, что заниматься самообразованием необходимо прежде всего для того, чтобы всячески помогать по мере своих сил и самообразованию других». {25}
Это была бескорыстная забота пропагандиста книги о повышении образования и культуры своего народа, рука подлинного друга, протянутая соотечественникам.
Посредник между книгой и читателем
Большое место в переписке Н. А. Рубакина занимают его постоянные и систематические связи с библиотечными работниками, с которыми он оживленно обсуждал вопросы комплектования фондов, организации массовых читален, хранения книг и особенно изучения читательских интересов и наиболее полного их удовлетворения. Все это, естественно, обогащало самого ученого и помогало созданию его фундаментальных трудов — «Опыт программы исследования литературы для народа», «Психология читателя», «Этюды о русской читающей публике», «Среди книг». Были созданы не только научные труды, возникла совершенно новая отрасль научного знания — библиопсихология.
Самые ранние связи с библиотеками Урала относятся к 1899 году. Специальным письмом правление Екатеринбургской публичной библиотеки имени В. Г. Белинского благодарит Н. Рубакина за готовность оказать содействие в покупке книг для библиотеки со скидкой, какой он, Рубакин, пользуется как издатель. Правление переводит 500 рублей для приобретения книг по отделам исторической и детской литературы. Н. Рубакин не только закупает издания на эти деньги, но и от себя жертвует книги уральской библиотеке.
И снова письмо из Екатеринбурга:
«Из местной своей газеты узнали, что Ваша «Рубакинская библиотека» праздновала недавно 25-летие своего существования. Наша библиотека В. Белинского и я лично шлем Вам самые сердечные пожелания дальнейшего процветания библиотеки и самых широких успехов в ее плодотворной просветительной работе не только у себя в столице, но и в провинции, как у нас». {26}
Библиотека В. Белинского посылает отчеты о своей работе за 1899 год (май-октябрь), 1899—1900 и 1900—1901 годы, печатный каталог и выражает Н. Рубакину
«глубокую признательность за просмотр списка книг по истории для пополнения IV отдела библиотеки, за Ваше любезное посредничество по их приобретению и за пожертвованные Вами книги».
Хорошо бы теперь разыскать эти книги, пожертвованные Н. Рубакиным, и выделить их в особый, оберегаемый фонд, как ценную реликвию, как интересную страницу в истории самой библиотеки, связанную с именем Н. А. Рубакина. Напомним, что Екатеринбургская (Свердловская) публичная библиотека имени В. Г. Белинского создавалась как раз в 1899 году. Обнаруженные документы позволяют считать Н. А. Рубакина одним из устроителей этой библиотеки, самой крупной теперь на всем Урале.
Сохранилась переписка с Уфимской и Пермской библиотеками, касающаяся сохранности книжных фондов и составления каталогов, отвечающих научным требованиям.
А книги на Урал шли.
Правление Кочкарского приискового общества народного образования на Южном Урале просило Н. Рубакина:
«Имея в виду открыть в своих библиотеках-читальнях специально «Рубакинский» отдел, Правление о-ва обращается к Вам с просьбой выслать новый список составленных Вами и изданных при Вашем участии книг и брошюр с указанием адреса, откуда возможно выписать по наиболее льготным условиям комплекты этих изданий». {27}
Николай Александрович не только откликнулся на письмо, но и прислал комплект запрашиваемых изданий. Уральцы кратко, но тепло благодарили Н. А. Рубакина:
«Милостивый государь! С чувством искренней признательности Правление о-ва отмечает Ваше отзывчивое отношение к о-ву и приносит глубокую благодарность за Ваше пожертвование и указания». {28}
В поле зрения Рубакина находились и общественные библиотеки Кургана и Челябинска. В «Этюдах о русской читающей публике», в главе «Много ли читают на Руси?», он отмечает, что в Курганской библиотеке в 1889 году было всего 24 подписчика-читателя — в три раза меньше, чем в Суздале.
Проходит полтора десятилетия, и глухая провинция, какой был Урал, становится краем активной библиотечной жизни. Особенно повысился интерес к книге и чтению литературы в годы первой русской революции. В своем докладе «Основные задачи библиотечного дела», прочитанном 25 марта 1907 года при пожертвовании своей библиотеки в собственность Петербургского отдела Всероссийской Лиги образования, Н. А. Рубакин особо отмечает роль библиотек в г. Орлове (Вятской губернии) и Челябинске, где уже изучаются запросы и интересы читателей, умело поставлены библиотечный учет и статистика.
Это были годы роста революционного самосознания народных масс, о которых с душевной гордостью Рубакин говорил:
«На нашу долю выпало великое счастье: нам пришлось пережить момент такого общественного и духовного подъема русской жизни, какого никогда еще не видела вся русская история».
Очень показательны связи Н. А. Рубакина с пермскими библиотекарями. Николай Александрович проявил интерес к их работе с читателями и получил обстоятельный ответ от Е. А. Наумовой. Между ними завязалась дружеская переписка. Наумова откровенно делилась с отзывчивым наставником своими сомнениями и удачами в работе, мыслями, как лучше укрепить связи с читателем, продвинуть книгу в рабочую массу.
Это было начало двадцатого века. Н. А. Рубакин писал:
«…изучение читающей толпы в разные исторические моменты, в разных слоях общества, в разных ее проявлениях имеет научный социологический интерес, не говоря уже о чисто практических выводах, которые сами собой вытекают из этого изучения. История читающей публики — это история общественного мнения, история критической и творческой мысли». {29}
Е. Наумова добросовестно ответила на вопросы Н. Рубакина. Она сообщила, что «Публичная библиотека имени потомственного почетного гражданина Д. Д. Смышляева», в которой работает, принадлежит местному библиотечному обществу, что мысль о создании общедоступной библиотеки возникла в среде местной интеллигенции года два назад. В декабре 1898 года было получено от Министерства внутренних дел официальное утверждение библиотечного общества. Обществом Наумова была избрана на «заведывание библиотекой».
Библиотеку разместили в нанятой квартире в отдаленном от городского центра конце, близ заводов — пароходостроительного, спиртоочистительного и близ рынка.
Такой выбор был сделан с той целью, чтобы дать возможность рабочим брать книги и посещать бесплатный кабинет для чтения. Наумова приводит в письме любопытные факты, касающиеся приобретения литературы через местные книжные магазины и путем сбора пожертвований частных лиц.
«Наше обращение к различным учреждениям и общественным лицам произвести жертвование нашло отклик у земских учреждений, ученого общества, издателей, авторов. И даже скромные наши подписчики — все явились со своей лептой. Из авторов, отозвавшихся на нашу просьбу, перечислю след.: Короленко, Мельшин, Гарин, Рубакин, Чехов, Веселовский, Ярецкий, Гольцев и др. Пермская публика тоже весьма отзывчиво отнеслась к библиотеке». {30}
Из письма Наумовой видно, какие книги пользовались наибольшим спросом у читателей. Это произведения новейших беллетристов: Чехова, Горького, Вересаева, Чирикова, а также Толстого и Гоголя. Весьма значительным спрос был и на книги иностранных авторов.
Наиболее интересную группу читателей и подписчиков библиотеки составляли ученики заводских рабочих и ремесленники.
«Только что начинает читать, а уже набрасывается, — пишет Наумова, — на массовую русскую беллетристику, на М. Рида, Ж. Верна. В Перми среди рабочих, наших подписчиков, есть несколько человек, которые знакомы с общественными вопросами и читают: Энгельса, Каутского, Богданова, Баранова и др. Они интересуются и лучшими журналами». {31}
В другом письме Наумова сообщает:
«Наше библиотечное общество довольно быстро развивает свою деятельность. Кроме нашей центральной библиотеки, быстро развилось Мотовилихинское отделение, а теперь уже получено разрешение на открытие 2-го отделения в отдаленной части города. Такое быстрое развитие библиотечного дела обуславливается большим спросом на книгу». {32}
Эти письма дополнит Г. Чухломцев, работник другой пермской библиотеки, которая «рассылала книги, журналы и газеты по линии до Тюмени и Челябы». И хотя письма Н. Рубакина, адресованные пермским библиотекарям, до нас не дошли, мы можем сделать безошибочный вывод — полезные советы, как лучше им работать с читателем, доносить знания, были ими использованы. Чухломцев благодарит Н. Рубакина и говорит, что «всеми указаниями воспользовался в полной мере».
Вскоре Н. Рубакин получает от Г. Чухломцева письмо из Сибири. Тот пишет:
«Теперь я опять обращаюсь к Вам, Николай Александрович, с просьбой. Теперь я библиотекарствую уже не в пермской библиотеке, откуда уволен по распоряжению администрации (губернатора), а в Сибири, в г. Барнауле. Полгода служил в разных канцеляриях, но с мая опять приютился в библиотеке». {33}
Автор письма затем добавляет:
«Я думаю все-таки попробовать сделать со здешней библиотекой то же, что сделано было мной с пермской, т. е. тоже сколько-нибудь демократизировать ее. Правда, там были особые условия, которые способствовали развитию библиотечного дела; здесь же все спит непробудно. Кроме того, в Перми были деньги, а здесь целое лето приходится даже библиотекарю сидеть без жалования.
Пока я не унываю». {34}
Сбоку сделана приписка:
«Смышляевскую библиотеку в Перми закрыли по распоряжению губернатора. Ванюкова (по мужу Наумова) принуждена была выехать с мужем в Нижний. Мужа ее сажали летом в замок».
Среди уральских библиотекарей, корреспондентов Н. Рубакина, были незаурядные, замечательные люди. Остановимся подробнее на биографии Е. А. Наумовой-Ванюковой.
Эта самоотверженная женщина с конца 90-х годов была известна в подпольных кружках социал-демократов Петербурга. После разгрома второй «Группы народовольцев» она привлекалась по ее делу к дознанию. В 1898 году Е. А. Ванюкова окончила Высшие женские курсы и выехала в Курган, где около года преподавала в женской гимназии. Тут она вступила в социал-демократический кружок, созданный при Лесной школе А. А. Наумовым, и отныне навсегда связала свою судьбу с этим пропагандистом марксизма на Урале.
В конце 1899 года, после того, как кружок был раскрыт, супруги Наумовы переехали в Пермь. Здесь А. Наумов принял участие в организации местного комитета РСДРП и совместно с женой, работавшей библиотекарем, создал нелегальные революционные кружки на заводах, в частности, на казенном пушечном заводе в Мотовилихе.
Наумовы попадают под надзор и вынуждены временно покинуть Урал, чтобы летом 1901 вновь вернуться в Пермь и снова продолжить революционную работу. Екатерина Андреевна устраивается преподавателем в частную женскую гимназию и по-прежнему активно сотрудничает в библиотечном обществе, поддерживает письменные связи с Н. А. Рубакиным.
В 1903 году снова начинаются аресты, высылки, переезды. Библиотечная деятельность Е. А. Наумовой прекращается, но она сама не теряет связей с Н. Рубакиным. Переписка их кончается в 1906 году, когда события первой революции закружили всю страну.
Неоценима помощь книговеда в создании заводских библиотек. В 1892—1893 годах при Златоустовском заводе была организована такая библиотека братьями Авладеевыми — Петром и Василием, работавшими в столярном цехе. Она имела по тем временам лучшие книги, журналы и газеты и сыграла большую роль в развитии революционного сознания златоустовских рабочих. Литература для нее подбиралась по рекомендации Н. Рубакина, и среди читателей особым спросом пользовалась его книга «Под гнетом времени».
Об этом в своих воспоминаниях «К истории рабочего движения в Златоусте» рассказывает известный уральский революционер В. Рогожников.
«Надо отдать справедливость, — говорил он, — что было нужно достать из лучших книг, доставалось. Давались указания и советы, а часто и книги Рубакиным Николаем Александровичем, известным в то время знатоком книжного дела». {36}
В. Рогожников излагает кратко историю создания библиотеки:
«Можно сказать, тут, в этой комнате старого приказа, или горнозаводского товарищества, зажглась новая жизнь. Особенно молодежь заполняла каждый вечер эту комнатку и одну книгу за другой стремилась прочитать. Библиотека эта содержалась на средства рабочих и служащих и только с ведома заводоуправления. Была сделана попытка увеличить средства путем постановки спектакля. Спектакль был поставлен, но спектаклем заинтересовались жандармы и потребовали устава библиотеки, а дальше предложили ее ликвидировать, пока не будет разрешения губернской власти. Пришлось спешно вывезти книги по разным квартирам, и только в 1896 году летом эти книги снова собрали во вновь открытой публичной библиотеке при городской управе, после многочисленных хлопот и историй». {37}
Характерно письмо Д. Удинцева от 1899 года, в котором он, как председатель Чердынской земской уездной управы, рассчитывая на любезность Н. Рубакина и его «известную всей интеллигентной России компетентность в просветительских вопросах», обращается к нему с просьбой оказать содействие в организации музея, создаваемого в память столетия со дня рождения А. С. Пушкина.
«Пушкинское учреждение должно быть непременно просветительное, и рядом с проектом учреждения образцовой Пушкинской школы собрание остановилось на мысли об учреждении земского музея прикладных знаний имени А. С. Пушкина».
Далее Удинцев писал:
«…я лично, при обсуждении вопроса о музее припомнил, что мне приходилось видеть подобный музей у Вас, уважаемый Николай Александрович, в Вашей квартире, в Петербурге, и, как мне представляется, учрежденный по Вашей инициативе и при вашем содействии». {38}
Чердынский музей был создан, и в те годы являлся одним из образцовых на Урале.
Обзор переписки Н. Рубакина с уральцами далеко не полный. По предварительному подсчету от Рубакина письма шли более чем по ста уральским адресам.
Но, кроме писем, Николай Александрович пользовался еще одной, оригинальной формой пропаганды литературы — аннотированием книги, ее рекомендацией. Это подтверждает автограф Рубакина, обнаруженный в библиотеке Челябинского краеведческого музея и представляющий собой четвертушку листа, исписанного убористым, четким почерком. Автограф наклеен на форзаце книги «История цивилизации в Англии» Бокля. Перевод А. Н. Буйницкого в двух томах. Изд. Ф. Павленкова. С портретом автора и вступительной статьей Е. Соловьева. История издана в С.-Петербургской типографии Ю. Н. Эрлиха в 1895 году.
Книга, прежде чем поступить в библиотеку Челябинского краеведческого музея, судя по печатям на титульном листе, принадлежала Обществу торговых и торгово-промышленных служащих г. Челябинска, которое, надо полагать, и выписало ее через Н. А. Рубакина. В первые годы Советской власти при реквизировании частных и ведомственных библиотек губернским отделом народного образования «История» Бокля была передана «Библиотеке-читальне губернского Совета профессиональных союзов», а затем попала в фонды краеведческого музея.
«Классическая книга знаменитого английского мыслителя, — читаем в автографе Н. А. Рубакина, — судя по ее заглавию, посвящена лишь одной из европейских стран. Тем не менее, она должна быть отнесена к числу общих философских обзоров истории человечества. В некоторых своих частях книга устарела, но во многих отношениях остается незаменимой и до сих пор, и не только по широте мысли ее автора, одного из ярких и наиболее выдающихся представителей научно-философской мысли в области истории, но и по самому своему содержанию. Для пояснения общего хода цивилизации, английский автор дает общие очерки истории и др. стран.Н. Рубакин».
Экономической стороны истории автор почти не касается, сосредоточивая все внимание на умственном развитии человечества. Развитию именно этой стороны человека автор придает наибольшее значение. Для начинающего читателя книга Бокля даст очень много и должна быть причислена к числу тех книг, знакомство с которыми обязательно для каждого образованного человека. Особенным достоинством книги является ясность мысли ее автора и доказательность изложения, опирающаяся на громадную начитанность. Автор — горячий и убежденный защитник свободы научной и философской мысли, а также свободы совести и личности. Изложение с настроением. Язык довольно простой.
Эта аннотация тем более важна, что в известном труде ученого «Среди книг» упоминается название произведения Бокля в издании Павленкова.
Автограф Н. А. Рубакина без даты. Но хронологически его следует отнести к началу нашего века. Кому конкретно адресовалась записка-аннотация, установить не удалось. Можно лишь предполагать — Обществу торговых и торгово-промышленных служащих города Челябинска.
* * *
Уникальная библиотека Н. А. Рубакина, по его завещанию в 1948 году перевезенная из Швейцарии, теперь составляет особый фонд Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, 400 ящиков личного архива — материалы по истории русского общества второй половины XIX и первой половины XX столетия находятся в рукописном отделе этого национального хранилища. Последний вклад Н. А. Рубакина в нашу культуру, литературу, искусство!
Литературное наследие ученого широко известно не только в нашей стране, но и за рубежом. Его труды и теперь приобщают новое поколение читателей к книге, прививают любовь к чтению литературы. О неоценимом вкладе в советскую культуру Н. А. Рубакина ярче всего говорят многочисленные статьи и очерки, брошюры и книги, появившиеся о нем в последние годы, переиздание трудов выдающегося библиографа и писателя, в том числе выпуск его избранных сочинений в двух томах издательством «Книга» в 1975 году. Прозорлив был Максим Горький, написавший Н. А. Рубакину:
«Когда-нибудь разумные люди сумеют оценить Вашу настойчивую работу истинного демократа. Много сделано Вами для одухотворения массы народной…»
Павел Дорохов
{39}
Павел Николаевич Дорохов — автор широко известного в свое время романа «Колчаковщина», выдержавшего десять изданий.
Дмитрий Фурманов писал в 1926 году:
«…книги такого типа в наши дни — наиболее излюбленные и нужные. О чем она говорит? О борьбе, об отчаянной, упорной, кровавой и мучительной, о победной борьбе трудовых сибиряков с колчаковцами, о недавних героических днях, что живы в нашей памяти и волнуют каждой мельчайшей деталью». {40}
Сведения о писателе слишком скупы. В библиографических указателях и Краткой литературной энциклопедии сказано лишь, что он уроженец Самарской губернии, был первым председателем Челябинского Совета рабочих и солдатских депутатов.
В неопубликованной автобиографии, хранящейся в Центральном государственном архиве литературы и искусства, Павел Николаевич сообщает:
«Родился в 1886 году, в январе. Точно день рождения моя мать, простая и деревенская женщина, определить никак не могла, а утверждает, что «через несколько дней после крещения».
Так без точного дня рождения и печатаются биографические справки о писателе.
Вехи дальнейшей жизни писателя перемежаются также с «белыми пятнами», заполнить которые теперь невозможно. Приходится полагаться только на автобиографию.
Известно, что в 1897 году семья Дороховых переехала в Самару, где отец поступил на железную дорогу, сначала фельдшером, а потом кондуктором. Здесь в 1902 году Павел Дорохов окончил городское шестиклассное училище, а в памятную пору первой русской революции уже работал статистиком в самарском земстве. Отсюда он перебрался в оренбургское земство, где проработал около года, а в 1916 году заведовал земским статистическим отделом в Челябинске. Кроме своей земской службы, Дорохов принимал деятельное участие в работе кооперативных организаций, различных комиссий.
Свою книгу очерков и рассказов «Деревенское» Дорохов направил в большевистское книгоиздательство «Жизнь и знание», В. Бонч-Бруевичу. Сказать что-либо о ней трудно: рукопись утрачена. Но о том, что молодой автор послал ее в издательство 4 июня 1916 года из Челябинска, известно по письму П. Дорохова, сохранившемуся в архиве В. Бонч-Бруевича.
Можно только предположить, что в сборник были включены очерки, появившиеся в «Ежемесячном журнале литературы, науки и общественной жизни» В. С. Миролюбова, и рассказ «Земля», написанный в 1912 году. Рассказ этот через известного статистика-публициста П. А. Голубева был послан писателю В. Г. Короленко. Владимир Галактионович ответил автору, что его произведение, по существу, является наивной дидактикой, но указал на хороший язык.
Отзыв писателя ободрил Павла Николаевича. Он пишет сказку в стихах «Новгородская быль» (впрочем, оставшуюся неопубликованной), очерки. В это же время создает повесть «Кузьма Хромой». В 1917 году она появилась в «Сибирских записках», а позднее была издана отдельной книгой под названием «Житье-бытье». Рассказ «Дедушка Силантий» автор напечатал в екатеринбургском журнале «Уральский кооператор».
Первый же рассказ — из жизни городских нищих — публиковался в уездной бузулукской газете весной 1911 года. Это была та вешка на жизненном пути Дорохова, которая привела его в литературу, связала с Уралом и Сибирью, навсегда вписала в историю литературного движения края.
В Челябинске с группой кооперативных и земских служащих П. Дорохов организовал газету «Союзная мысль». Первый номер ее вышел 1 марта 1917 года с телеграммами о свержении самодержавия в России. Позднее этот «народно-социалистический» орган превратился в откровенный эсеровский рупор.
3 марта в городе избирается так называемый «комитет общественной безопасности», а через три недели, вместо него, образуется мощная политическая организация с участием представителей различных партий — Челябинский Совет рабочих и солдатских депутатов.
Во главе его становится Павел Дорохов, а товарищем председателя (заместителем) избирается большевик С. Цвиллинг.
П. Дорохов пытается понять смысл происходящих событий, занять позицию, близкую интересам большевистской фракции, возглавляемой С. Цвиллингом, Е. Васенко, Д. Колющенко, Т. Орешкиным, хотя формально остается связанным с эсерами.
Живя в этом кипучем круговороте, обремененный общественными заботами, вызванными установлением революционного порядка в городе, П. Дорохов находит однако время и для творчества. 2 апреля в «Союзной мысли» печатается его рассказ «В глубоком тылу».
В центре рассказа — священник, не поздравивший с амвона исправника с днем ангела. Исправник в отместку не приглашает попа на семейные торжества. Начинается война не на живот, а на смерть. Исправник, шпионя за святым отцом, пишет архиерею донос о том, что отец Михаил в своих проповедях высказывает мысли, противные царскому строю.
«В глубоком тылу» был опубликован в первый день пасхи. Кстати заметим, что этот рассказ не вошел ни в один сборник и не значится в научном библиографическом указателе произведений П. Дорохова, составленном ленинградскими библиографами.
На страницах «Союзной мысли» были еще напечатаны: рассказ «Знамение» и воспоминания о революции 1905 года «Последнее письмо».
Произведения Павла Николаевича публикуются в омской газете «Дело Сибири», в красноярских «Сибирских записках», «Уральском кооператоре» и других периодических изданиях.
После короткого пребывания на посту председателя Челябинского Совета рабочих и солдатских депутатов П. Дорохов подает заявление об освобождении его от исполняемых обязанностей и выезжает в Петроград, а потом — в Самару, где отдается литературному делу. Короткое время он служит в сельскохозяйственной кооперации.
В Самаре у него выходит первый сборник рассказов «Земля». При ближайшем участии П. Дорохова, А. Неверова, Н. Степного и других литераторов здесь организуется кооперативное книгоиздательство. Оно выпускает сборник «Волжские утесы». В него Дорохов включил и свой рассказ «Государственно мыслящий».
Сюжетом его послужило описание «политических» маневров приспособленца-купца в бурные дни гражданской войны. Действие происходит в небольшом городке, переходящем из рук в руки. Купец предстает хамелеоном, сквалыжником, иудой, готовым ради своей мошны предать родную мать и отца.
Весной 1920 года П. Дорохов, порвав с эсерами, вступает в партию большевиков. Он ненадолго переезжает в Ленинград, а затем прочно обосновывается в Москве, где с группой писателей (Касаткин, Новиков-Прибой, Яковлев, Иванов и др.) принимает самое живейшее участие в выпуске библиотеки для крестьян, издававшейся «Крестьянской газетой».
Московский период в жизни Павла Дорохова — самый деятельный и плодотворный. Заслуженную славу приносит писателю роман «Колчаковщина», особенно популярный среди сибиряков и уральцев, у которых были свежи воспоминания о кровавом хозяйничании Колчака. Не случайно, что именно в издательстве «Уралкнига» в 1924 году появляется повесть П. Дорохова из времен колчаковщины «Половодье». Тогда же выходят повести «Житье-бытье» и «Новая жизнь».
Не сразу был написан автором роман-хроника.
В рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина хранятся варианты, подтверждающие, сколь настойчивы и трудны оказались творческие поиски к раскрытию задуманной темы.
В рассказе «Нищие духом», созданном весной 1919 года, показана безысходность судьбы белых солдат, бесцельность дела колчаковской армии, духовное разложение ее офицерского состава.
В драматическом этюде «На грани» (1920 г.) действие происходит в одном из крупных сибирских городов в августе-октябре 1919 года. Член земской управы Степан Николаевич, которого считали погибшим, возвращается домой из колчаковской тюрьмы и рассказывает о зверствах колчаковцев. Сам рассказчик уцелел только чудом.
На эту же тему сохранилась рукопись рассказа, наброски и зарисовки отдельных картин.
Так, постепенно, вызревал творческий замысел «Колчаковщины», самого значительного произведения Павла Дорохова.
Став популярным писателем, Павел Николаевич завязывает дружеские связи с Н. Рубакиным и посылает ему в Лозанну книги «Колчаковщина», «Житье-бытье» и «Новая жизнь».
Н. А. Рубакин с похвалой отзывается о присланных произведениях.
«…Мне очень радостно получать книжки от пролетарских и крестьянских писателей. Мне пришелся по душе тот дух бодрости, силы порыва и натиска, какими проникнуты все эти Ваши работы. Строительство новой жизни, нового строя рабоче-крестьянского государства, основанного на обобществлении средств производства, прежде всего, требует такого духа — иначе не выстоишь. Я даю читать многим другим Ваши книги, и они сильно действуют. Заставила задуматься и Ваша «Колчаковщина», эта кровавая летопись возмутительных насилий человека над человеком… Насколько мне известно, колчаковщину Вы изобразили совершенно правильно, и все ее деяния достойны того, чтобы прибить их к позорному столбу навеки, что Вы и делаете Вашей хроникой так мастерски. Книгу мы читали с захватывающим интересом». {45}
Н. Рубакин советует Дорохову попробовать написать произведение «В вихре гражданской войны», где были бы выведены два лагеря.
«Такое перо, как Ваше, мне кажется, — может нарисовать картину такого вихря довольно полно…» {46}
В заключение Николай Александрович сообщает Дорохову, что он собирается написать о нем и его книгах в рабочем журнале, который с января 1925 года будет выходить в Нью-Йорке. Потому просит прислать ему автобиографию.
Воодушевленный письмом, Павел Николаевич отвечает, что для нового издания «Колчаковщины» прибавил еще шесть листов и основательно «просмотрел» содержание романа. В книге рассказов, приписывает он, добавлено одно из первых произведений о В. И. Ленине «Как Петунька ездил к Ильичу».
Дорохов принимает совет Рубакина заняться большим романом о гражданской войне. Он ставит перед собой задачу — до конца исчерпать весь накопленный материал. В частности, на основе рассказа «Сын большевика», пишет пьесу — о борьбе партизан с колчаковцами. Дорохов далее сообщает, что книжки его пользуются успехом: «Колчаковщина» вышла тремя изданиями за один год, «Новая жизнь» печатается 6-й раз, а «Житье-бытье» — 4 раза, признается, что сбывается его мечта: он становится «массовым писателем».
«Весной, на майской демонстрации несли плакаты, изображающие обложки книг. Были Ваша — «Среди тайн и чудес», из беллетристов Ляшко, Неверов, Сейфуллина и я…»
Н. Рубакин получил новые книги П. Дорохова. Горячо благодарит за их присылку и снова, как добрый наставник, советует автору к следующему изданию «Колчаковщины» написать предисловие, и в нем отметить, когда и в каком месте совершены белогвардейцами описываемые ужасы.
«Благодаря этому, книга получит значение неоспоримого свидетельства очевидца».
«Ваши книги читаются здесь очень хорошо, — заключает Н. Рубакин, — у Вас превосходный стиль: живой, сильный, народно-русский. Вы умеете захватывать читателя. О Ваших книгах, как и книгах Неверова, непременно напишу в «Зарнице». {48}
П. Дорохов был членом Всесоюзного общества культурной связи с заграницей. Он сделал многое для упрочения интернациональной дружбы советских и зарубежных писателей.
Талант Павла Дорохова набирал большую высоту. Это признавали все, кто писал о нем и его книгах. Но в 1938 году творчество писателя оборвалось, едва приблизившись к расцвету.
Произведения Павла Дорохова читаются легко, интересно, подкупают авторской простотой, обилием исключительно богатого материала, глубоким знанием жизни. Нас привлекает и то, что автор много и правдиво писал об Урале, что именно Урал окрылял талант этого незаурядного русского писателя.