В это утро настроение у Андрейки было очень скверное. При таком настроении человеку просто необходимо с кем-нибудь поговорить, услышать слово сочувствия. Но все на корабле точно сговорились не обращать на юнгу внимания. Правда, на корабле заканчивали ремонт, и все были по горло заняты, но Андрейка понимал: дело было не в этом…
Всё же юнга не терял надежды найти собеседника. Обойдя все жилые кубрики и никого не встретив, он направился в кормовой тамбур, в гости к боцманской команде. Матросы плели маты и кранцы, делали швабры. За работой они о чём-то разговаривали, но, увидев Андрейку, умолкли. Юнга сделал вид, что оказался здесь случайно, и поторопился пройти в машинный отсек. У мотористов его всегда принимали очень радушно.
Но сегодня и мотористы были сдержанны. Они заканчивали ремонт дизелей. Андрейка спросил таким тоном, будто ничего не случилось:
— Товарищ мичман, значит, скоро опробуем дизеля?
— Значит, скоро… — сухо ответил Савушкин и даже не взглянул на юнгу.
Делать было нечего. Постоял, помялся Андрейка у дизелей, но в разговор пускаться не решился. Боялся, что скажут: «Не мешай. Занимайся и ты своим делом — учи уроки, а то опять…»
Андрейка пошёл к комендорам.
Артиллеристы чистили орудие. Увидев среди них старшину Орешкина, Андрейка остановился. Он не хотел попадаться ему на глаза. Но старшина что-то рассказывал матросам, и юнге захотелось послушать. Ведь рассказывать Орешкин был мастер.
Думая, что его никто не видит, Андрейка тихонько подошёл поближе и притаился за башней.
— …Плывём мы, значит, по океану. По Северному, заметьте, — подмигивая комендорам, рассказывал Орешкин. — День плывём, два плывём, неделю… И ещё нам неделю плыть, а земли не видать. Так и по всем картам значится: нет у вас на пути ни островка, ни материка. И вдруг вахтенный сигнальщик кричит: «Земля!» Смотрим: верно, земля. Подходим, видим: тигры по джунглям рыщут, обезьяны с попугаями из-за кокосовых орехов дерутся, и всё это зверьё от холода ёжится. Что такое? «Да ведь это, товарищи, Мадагаскар…» Что, думаем, за история приключилась с географией? Как этот сугубо южный остров попал в Северный океан? Тут прибыли на корабль местные жители и жалуются нашему командиру: так, мол, и так, произошло всё это по распоряжению одного юного географа, молодого моряка Сажина, юнги с вашего корабля. Ему не понравилось, как нанесены острова и материки на немой карте, и он решил расположить их по-своему…
У Андрейки даже уши покраснели. А старшина продолжал:
— Не понимаю, чего вы, комендоры, смеётесь? Смешного тут нет ничего. Человек серьёзную работу проводит, новую географию сочиняет… открытия делает…
— А награда ему за это ещё не вышла? — спросил кто-то из артиллеристов.
— Ну, а как же? Конечно, вышла. Ему такую выразительную фигурку в табеле нарисовали…
Описание «фигурки» Андрейка слушать не стал. Он пулей вылетел на палубу. Хватит с него!
Первым поднял его на смех баталёр Ершов. Выдавая юнге подбитые ботинки, он при всех сказал:
— Два ботинка — необходимая двойка; две перчатки в зимних условиях — тоже хорошая двойка, нужная, а вот двойка в табеле — сомневаюсь. Без неё, я так полагаю, всегда прожить можно…
«Вот привязались все! Подумаешь, происшествие какое, — злился Андрейка. — Одна двойка за весь год, и все накинулись. Вот подам рапорт, чтобы перевели на другой корабль… Сами потом жалеть будут. И что я сделал этому Орешкину? Почему он меня так не любит?»
На палубе Андрейку обдуло ветерком. Успокоившись, он решил подняться наверх, посмотреть, что делается в затоне.
Солнышко припекло так, что доски на крыше тамбура дымились и ветерок разносил по кораблю лесные запахи.
По всему затону стояли корабли, вмёрзшие в лёд. Одни — ближе к берегу, у причалов, другие — на самой середине. К каждому кораблю по серому снегу тянулась чёрная дорога, а рядом с дорожками сверкали на солнце большущие лужи. Теперь только по дорожкам и можно было ходить.
Зимой корабли и на корабли-то не похожи. Стоят по всему затону бараки, наспех сколоченные из неоструганных досок, и только по мачтам можно определить, что прикрыты этими бараками военные корабли. Когда стихает ветерок, над кораблями-бараками лёгкими струйками поднимается пар и дрожит в воздухе.
Из рубки на мостик вышел командир отделения сигнальщиков старшина Курочкин с красными сигнальными флажками. Андрейка считал старшину лучшим своим другом и самым добрым человеком на корабле. Не было такого случая, чтобы старшина, возвращаясь с берега, не принёс юнге какого-нибудь гостинца. Он был Андрейкиным начальником, учил его морскому делу. И хотя вчерашняя двойка доставила больше всего неприятностей именно Курочкину, юнга смело направился к нему.
Старшина, прищурясь, посмотрел на небо.
— Эх, небушко-то какое! Красота! — сказал он. — Весна!
На душе у Андрейки посветлело. Раз старшина разговаривает о весне, значит, не сердится.
— Посмотри, что воробьи вытворяют! Небось тоже свои планы на лето строят… А семафоры какие с кораблей передают! Ты только почитай!
«Прошу прислать олифы и белил», — передавали с одного корабля. На другом беспокоились, почему вовремя не доставили на корабль якорную цепь. С третьего запрашивали прогноз погоды. Андрейка и Курочкин читали семафоры, и они больше, чем все остальные, говорили им о весне, о скорых походах.
— Сейчас и мы напишем. Первыми заканчиваем ремонт, первыми просим снять тамбуры! Надоели эти бараки за зиму! — сказал старшина.
— Вот это здорово! Вот это я понимаю! — обрадовался Андрейка и умоляюще посмотрел на Курочкина. — Товарищ старшина, разрешите мне передать семафор?
— Добро, — согласился старшина.
Андрей схватил флажки, мигом поднялся на самое высокое место на корабле — на сигнальный мостик — и начал вызывать флагманский корабль. Курочкин смотрел на него снизу и улыбался.
— Отвечает флагман! — крикнул Андрейка.
— Пиши, — сказал старшина и продиктовал: — «Ремонт заканчиваем. Прошу разрешения снять тамбур. Капитан третьего ранга Молодцов».
Андрейка передавал быстро, отчётливо вычерчивая в воздухе каждую букву, как учил его Курочкин. Передачу, как положено, закончил словами: «Семафор передал юнга Сажин». Смотав флажки, Андрейка спустился с мостика, вскинул руку к бескозырке и доложил:
— Товарищ старшина первой статьи, семафор передан!
Но старшина уже не улыбался. Он хотел что-то сказать Андрейке, но, заметив вызов с флагманского корабля, взял у юнги флажки и стал принимать передачу. Андрейка стоял рядом и тоже читал:
— «Командиру корабля, — передавали с флагмана. — Тамбуры снять разрешаю. Выношу благодарность всему личному составу за хорошую работу. Юнге Сажину делаю замечание за допущенные ошибки в передаче семафора. Комбриг».
Это был позор на всю бригаду, на всю флотилию.
Пока старшина записывал принятый семафор в журнал, Андрейка готов был провалиться сквозь палубу.
— На пять слов две ошибки, — сказал наконец старшина. — Вместо «ремонт» передал «римонт». А «третьего ранга» передал без мягкого знака. Придётся мне дать согласие на твой перевод к Орешкину. Он давно уже просит, чтобы тебя перевели в его отделение. Видно, прав он, что я не воспитываю тебя, а только балую. — И совсем уже другим тоном старшина добавил: — Эх, Андрейка, Андрейка! Ну что тебе мешает учиться как следует? От всех работ зимой ты освобождён. Каждый на корабле мог бы тебе помочь по любому вопросу сколько угодно… Все условия для учёбы у тебя есть. А ты… Был у меня сегодня неприятный разговор с командиром из-за твоей двойки по географии, но, кажется, придётся мне ещё и за твою грамотность краснеть перед ним.
Андрейке вдруг стало сразу холодно, он съёжился и опустил голову. А после обеда юнгу вызвали к командиру корабля.
Командир встретил Андрейку в тамбуре. Он был в шинели и фуражке. В руках капитан третьего ранга держал зелёненькую книжку — Андрейкин табель.
— Берите учебники, пойдёмте со мной!
Когда командир и юнга сошли с корабля, один из комендоров сказал:
— Чудно́ как-то… Командира корабля из-за юнги вызывают в школу…
— Ничего чудного здесь нет, — сказал Орешкин. — Назвали сыном корабля, значит, и заботиться должны, как о сыне. А это не только конфетки да билеты в кино. Вы вот десятилетку окончили, взяли бы, как старший брат, и помогли бы юнге поточнее определить координаты Мадагаскара…
Командир был высокого роста и ходил размашистым шагом. Андрейке не первый раз приходилось идти с ним по улице, и раньше такие прогулки доставляли ему большое удовольствие. Матросы и старшины приветствовали их первыми и проходили мимо подтянутым шагом. А если Андрейка замечал впереди ребят, то старался идти с капитаном совсем рядом и не семенить ногами, а шагать солидно, широко. Сегодня Андрейка шёл, опустив голову, не глядя по сторонам, стараясь только не отставать от командира.
Молча прошли они всю территорию порта и поднялись к парку. Вдруг командир остановился. Андрейка поднял голову и вытянулся, приложив руку к бескозырке. Перед ним стоял капитан первого ранга — начальник политотдела. Он не раз бывал на корабле и знал Андрейку.
— Здравствуй, здравствуй, юнга! Ну как успехи? — пробасил он.
— Похвалиться нечем, товарищ, капитан первого ранга, — ответил за Андрейку командир. — Вот иду в школу. Прислали вызов родителям.
— Да ну? Что же ты там натворил? — спросил начальник политотдела у юнги. — Подрался или расколотил стекло?
— Нет, товарищ капитан первого ранга, честное слово, не дрался! — с жаром ответил Андрейка и подумал, что, может быть, начальник политотдела, узнав про двойку, не так уж рассердится.
— Так за что же командира вызывают?
— А вот посмотрите, — сказал командир, протянув табель.
Начальник политотдела взял табель Андрейки, посмотрел отметки по всем четвертям, потом начал сравнивать первую четверть со второй, вторую — с третьей. А юнга не сводил с него глаз, стараясь угадать, что он скажет. Лицо начальника становилось всё серьёзнее.
Наконец он закрыл табель и приказал Андрейке:
— Иди вперёд и подожди командира на углу.
Поговорив с начальником политотдела, командир догнал Андрейку. До самой школы он не произнёс ни слова и только у дверей сказал:
— Ну что, юнга? Небось думаешь — вот прицепились с двойкой! А знаешь, как начальник политотдела на это смотрит? Как на ЧП. Твоя двойка — чрезвычайное происшествие на нашем корабле. Так и запомни… Ну, пойдём, будем ещё ответ перед учителями держать.
Ребята в коридоре сразу притихли, как только увидели офицера. В школу пришёл капитан третьего ранга, а это бывало не каждый день. Наверно, никто и не подумал, что капитан пришёл из-за Андрейки. Когда у дверей учительской капитан сказал: «Подожди меня здесь», и Андрейка, козырнув, ответил: «Есть подождать здесь!» — ребята посмотрели на юнгу с завистью и восхищением.
— Зачем это он пришёл? — спросил староста Андрейкиного класса.
— Из-за двойки по географии, — ответил Андрейка. — Понятно? Ну, получил я двойку, вот и вызвали командира.
— Ух ты! И пошёл?
— Пошёл. Я сам думал, что пойдёт старшина Курочкин, а он, видишь, взял да и сам пришёл.
— Вот он теперь покажет тебе, как двойки приносить! — совсем не зло, а как будто даже с завистью сказал староста.
— Да уж будь уверен — фитиль обеспечен.
— Какой фитиль?
— Не понимаешь? Ну, нагоняй, значит… Это раньше на флоте, если кто провинится, так его заставляли дежурить у фитиля на баке. От этого фитиля все прикуривали.
— А мы думали, что у тебя табель никто не просматривает, — сознался староста.
— Ну да! Это у тебя отметки посмотрят папа с мамой, и всё. А у меня не только командиру отделения, а и по всем БЧ — ну, боевым частям, значит, — сразу становится известно, что я получил. А подписывает табель сам капитан третьего ранга. За каждую тройку как поставит по стойке «смирно» и давай, и давай отчитывать! А двойка — ЧП на корабле. Понятно? Чрезвычайное происшествие… И вот я тебе как старосте говорю! — вдруг торжественно и горячо заговорил Андрейка. — Если я ещё получу двойку…
Андрей не договорил. Открылась дверь учительской, и показался командир корабля. За ним шёл классный руководитель Павел Максимович.
— До свиданья, Павел Максимович, — прощался командир, — благодарю вас за сообщение. Думаю, что больше не придётся вам вызывать родителей.
— А вы и без вызова приходите. Хорошо бы вам поговорить с ребятами. Ведь половина из них — будущие моряки, потомственные, — говорил Павел Максимович.
— Постараюсь. Надо будет выкроить время. До свиданья!
Капитан третьего ранга приложил руку к фуражке и поискал глазами Андрейку. Вероятно, он хотел ему что-то сказать, но тут оглушительно зазвенел звонок.
— Хорошо, дома поговорим, — сказал командир и поправил у Андрейки воротник точно так, как это делают родители.
— А теперь слышишь колокол громкого боя? Что это значит по боевому расписанию?
— По боевому расписанию надо бежать на свой боевой пост, товарищ капитан третьего ранга! — повеселев, ответил юнга.
— Правильно. Ну, значит, марш за парту!
…На корабле после ужина Андрейку снова вызвали к командиру.
— Так вот, Андрей, — заговорил капитан. — Выяснил я сегодня, что ты человек не без способностей. Мог бы учиться много лучше. Выяснилась и причина, почему ты захромал. Одолела тебя лень-матушка. И мы тебя не подтянули вовремя. Мне хочется услышать, что ты сам обо всём этом думаешь?
Андрейка вскочил со стула:
— Товарищ капитан третьего ранга, даю честное слово — не будет больше двоек!
— А троек?
— И троек не будет, — ответил Андрейка, хотя уже и не с таким жаром.
— Интересно, как ты думаешь этого добиться?
— Я по ночам буду заниматься!
— Ах, по ночам! Зубрилкой, значит, решил сделаться. Нет, это не метод. Понимать нужно, а не зазубривать. Понимать! А для этого надо любить учиться. Мы все хотим, чтобы ты был образованным, знающим человеком, Андрей. Вот почему нас так встревожила твоя двойка. Ты пришёл к нам на корабль почему? Разве только потому, что ты сирота? Нет. Твой отец был моряком, амурцем. И ты заявил, что хочешь стать моряком, занять место отца. Так вот запомни: в советском флоте, в Советской Армии не может быть офицера-недоучки. Невозможное это дело! Да тебя и не примут в военно-морское училище, если окончишь школу с плохими отметками. И ещё тебе, Андрей, скажу: всех нас, всю нашу корабельную семью, очень огорчила эта двойка. И если ты нас любишь по-настоящему, ты этот случай запомни. — Капитан помолчал немного, а потом добавил: — До экзаменов остались считанные дни, тут действительно надо поработать. Но только насчёт ночей и думать забудь. Привыкай делать всё в положенное время. Я договорился с командиром полуэкипажа, и с завтрашнего дня…
— Вы… вы спишете меня на берег? — прошептал Андрейка, и у него дрогнули губы. — Насовсем?
Капитан пожал плечами.
— Всё целиком будет зависеть от тебя. А теперь, юнга, пойдите к старшине и скажите, чтобы на вас заготовили аттестат. Идите.
У старшины Курочкина Андрейка не выдержал и заплакал.
— Чего ты плачешь? — говорил старшина. — Правильно командир решил. Скоро вон лёд так сдаст, что на корабль будет не пройти. А пропускать уроки в последней четверти невозможно. Да, я слышал, не одного тебя списывают. Начальник политотдела приказал собрать всех юнгов вместе, создать условия.
— Я не хочу совсем уходить с корабля!
— А кто тебе сказал, что совсем? Перейди с хорошими отметками в седьмой — всё будет в порядке.
Провожать Андрейку пошёл тот самый комендор, который удивлялся, что командира корабля вызывают в школу из-за юнги.
— Только давай идти рядом, — попросил Андрейка, — а то матросы ещё подумают, что ты меня на гауптвахту ведёшь.
Комендор рассмеялся.
— Между прочим, — сказал он, — я, не хвалясь, хорошо знаю географию. Если хочешь, буду приходить в свободное время и помогать.
— Ну да, так тебя и отпустил Орешкин! — усомнился Андрейка.
Но уже на другой день в кубрик, в который по приказу начальника политотдела поместили на время экзаменов юнгов со всех кораблей, явился комендор-географ и с ним молодой сигнальщик из пополнения.
— Вот рекомендую — знаток русского языка. Старшина Курочкин считает, что вам не повредят несколько дополнительных уроков по основному предмету! — торжественно произнёс комендор. — Только не думай, Андрейка, что мы за тебя будем уроки делать: мы больше проверять будем, ну и объяснять, если что не поймёшь.
Чем ярче светило солнце, чем сильнее зеленели луга за Амуром, тем больше волновался Андрейка. Приближались экзамены. Но Андрейка не экзаменов боялся. Он мог теперь на любой немой карте отыскать всё, что пожелает. И по другим предметам всё было повторено. Боялся Андрейка другого, да и не он один, а все юнги: Амур уже вскрылся и корабли в любой день, в любую минуту могли сняться и уйти в поход. А когда наступит этот день, не знали даже командиры кораблей, знал только адмирал. Все юнги хотели одного: чтобы их корабли ушли в поход не раньше последнего экзамена.
Наконец экзамены начались. Наступил и последний день.
На экзамене по географии Андрейку вызвали первым.
Андрейка встал, подошёл к столу и, не выбирая, взял билет. Он был спокоен и уверен в себе. Перед тем как прочесть билет, он взглянул в окно, на затон, как бы приглашая всех моряков полюбоваться на него в эту минуту. И его точно током ударило: корабли один за другим выходили из затона в Амур.
— Ну, какой у тебя вопрос? — весело спросила учительница географии Мария Тимофеевна.
Но Андрейка не слышал её. Он бросился к окну.
— Сажин! Что за выходки? — удивился Павел Максимович.
— Павел Максимович, корабли уходят… Мне нужно… Понимаете, нужно на корабль. Я потом сдам… Я всё знаю…
В голосе Андрейки было столько отчаяния, что все — и учителя и ученики — повернулись к окнам. Корабли уже вышли в Амур, на большой рейд, и шли один за другим кильватерным строем.
— Павел Максимович, разрешите! — просил Андрейка.
Павел Максимович, казалось, сам был удивлён, что корабли уходят. Но он приказал всем ребятам сесть по местам, а Андрейке сказал:
— Во-первых, Сажин, у тебя нет приказания явиться на корабль. Потом, корабли уже ушли, и пешком ты их не догонишь… Так что самбе благоразумное — это продолжать занятия. Что у тебя за вопрос?
С трудом отвёл Андрейка глаза от окна и посмотрел на свой билет. Там значилось: «Мадагаскар. Климат, флора и фауна». Он сразу вспомнил: «…Плывём мы, значит, по океану. По Северному, заметьте…»
Воображение Андрейки перенесло его на корабль. Он увидел смеющихся комендоров, старшину Орешкина…
Как ни старался он думать о климате Мадагаскара, ничего не получалось. «Теперь уже всё равно! Корабли ушли!»
Юнга долго молчал, пока Павел Максимович не сказал ему:
— Иди, Сажин, на место и подумай над ответом.
Опустив голову, Андрейка поплёлся к своей парте.
«Всё будет зависеть от тебя», — вдруг пронеслось у него в голове, и он вспомнил командира. «Провалился. Не видать мне теперь корабля!» — подумал Андрейка. Он приподнялся, чтобы ещё раз взглянуть в окно, далеко ли ушли корабли. И тут у него даже в ушах зазвенело от радости.
По другой стороне улицы по деревянному тротуару, попыхивая трубкой и поглядывая на окна школы, ходил старшина Орешкин. «Меня ждёт, волнуется, — подумал юнга. — Не могли корабли уйти! Орешкин здесь не мог остаться, если бы корабли ушли в поход! Значит… значит, просто они вышли в рейд».
Второй ученик обдумывал вопрос и ещё не отвечал. Андрейка вскочил и поднял руку:
— Мария Тимофеевна! Я всё вспомнил… Разрешите ответить?
— Ну вот, давно бы так! — засмеялся Павел Максимович. — Иди к карте…
Последний экзамен окончился. Уходя из класса, Павел Максимович сказал Андрейке:
— Сажин, зайди в учительскую.
У Андрейки ёкнуло сердечко: не будет ли нагоняя за поведение?
В учительской сам директор школы торжественно поздравил юнгу с переходом в седьмой класс и вручил табель.
— А почему сегодня табель? — удивился Андрейка. — Всем сегодня выдадите?
— Нет, только юнгам. Вы люди военные. Как в песне поётся: «Нынче здесь, завтра там…» Передай привет товарищу Молодцову.
Старшина Орешкин всё ещё стоял на тротуаре. Андрей подошёл к окну, и Орешкин увидел его. Старшина торопливо сунул трубку в карман и что-то крикнул. Но Андрейка не расслышал и помотал головой. Тогда Орешкин растопырил пятерню и потряс ею в воздухе. Андрейка вспомнил про Мадагаскар и экзамен, вспомнил, как Орешкин всегда подшучивал над ним, и… отрицательно помотал головой. Тогда старшина, всё ещё улыбаясь, показал четыре пальца. Андрейка в ответ поднял два.
Орешкин махнул рукой, чтобы Андрейка вышел к нему. Тот пустился со всех ног, но, выходя из дверей, постарался сделать виноватое лицо.
— Командиру не терпелось порадоваться твоим успехам, — сказал Орешкин, — и он дал команду сразу же после экзаменов доставить тебя на корабль. Воображаю, какое у него будет выражение лица, когда он увидит твой табель!
На этот раз Орешкин не выдержал своего язвительного тона. Он вдруг перестал улыбаться и заговорил очень огорчённо:
— Послушай, Андрей, как тебе не стыдно? Ну с какими глазами ты явишься на корабль? Что ты скажешь? Ведь тебя там ждут все! Понимаешь, ждут, волнуются. Кок для тебя пирожков напёк, форму тебе новую сшили… Ребята уверяли, что ты всё знаешь, что ты выдержишь… Я вот нарочно торчал здесь, как причальная тумба, чтобы ты не волновался, не думал, что корабли совсем уходят… Э, да что с тобой, с деревянным, говорить! Пошли на катер!
— А вещи?
— На корабле уже вещи. Табель у тебя? Сам отдашь его командиру. У меня на это дело руки не поднимутся.
Больше Андрейка не мог выдержать. Он весело рассмеялся, подскочил и повис на шее у Орешкина:
— Нет, нет, неправда! Наврал я…
Он вытащил из кармана бушлата завёрнутую в целлофан зелёненькую книжечку и протянул её старшине. Орешкин, ещё ничего не понимая, открыл табель, посмотрел последнюю страничку, а потом, не говоря ни слова, дал Андрейке подзатыльник. Юнга звонко рассмеялся. По всем предметам у него в табеле были только одни пятёрки.