М. Туллию, римскому консулу, Р., жрец высшего Бога, – благой и верной Фортуны
Сполна вытерпев мое многословие, ты, пожалуй, молвишь: «Чего же ты хочешь? неужели, уцепившись за одежду какого-нибудь ремесленника или конюха, примешься требовать, чтобы, соединив мудрость с красноречием, сделались философами? полно! хоть и доносит нам дивная древность, что богом сделался Главк, однако разумней ждать от любого рыбака, что нам встретится, лишь рыбы хорошей, а не подобных успехов». Ничуть того не желаю – ведь, клянусь Геркулесом, куда меньше на свете мудрецов, чем приверженцев мудрости: однако столько же праведных, сколько поклонников праведности. Вот путь, всем открытый, природой и писаньями указанный: но таким трудом кажется людям – жить по мерилу честности, мирского успеха не любить, мирских тягот не страшиться, что любая суета кажется им легче.
Взгляни на людские сужденья, занятья, желанья, решенья, службы, слова и заслуги, и увидишь, какой пестротой они преисполнены, какое многообразие в них само с собою сбивается, сражается и смешивается.
Иные разумны, притворяясь безумными, иные же от чрезмерного разума безрассудствуют. Иные из объятий философии бросаются к оружию; иные, покинув покой кельи или школы, ввергаются в каждодневное изнурение тела. Иные тяжбами и прекословиями тешатся; иные терзаются, если предстоит им вступиться в тяжбу. Иные щедры на чужое, скупы на свое. Те горделиво смиряются, эти смиренно кичатся. Иные живут в простоте, всюду преуспевая, иные же вращаются в лукавствах, и все им противится. Иные плачут под притворным смехом; иные под лицемерным рыданьем ликуют. Иные в покое покоя не находят. Иные, без конца собирая, мнят, что ничего не собрали. Иные тщательно исследуют и уразуметь не могут, как истощилось скудное их именьице. Иные, взыскуя честей, стяжать их бессильны. Иные, бежав от честей, влекутся к ним против желанья. Иные, потакая своим прихотям, всегда крепки; иные, не отступая от Гиппократовых правил, редко поднимаются с одра недуга. Иные все время ловят мирскую славу и все время бесславны. Иные, все книги перелистав, ничему не научаются; иные, все посулив, посулов не исполняют. Иных возвышает знатность, иных же смиряет, и подчас бывает князьям любезней глупец незнатный, чем мудрец благородный. Иные всякую заботу от себя отгоняют, иные же не только в свои, но и в чужие дела готовы погрузнуть. Иные больше верят языку льстеца, чем своей совести. Иные не успокоятся, пока не добудут желаемого, а получив, глядят на него с презреньем. Иные в пустячных делах осмотрительны, а в трудных и важных, где надобно зрелое решение, – опрометчивы. Иных тщеславье приводит к гибельным санам; иные любым саном небрегут, коли в нем не найдется наживы. Иные тяжки для друзей и домашних, врагов же почитают со всяким смирением. Иные шьют себе множество риз, хотя вскоре предстоит им сбросить последнюю, иные множество зданий начинают и не довершают. Но что ж я растекаюсь по людским делам?
не исчислил бы я несогласий между живущими на этой земле, когда каждый не только с ближними, но и с самим собой безвозвратно расходится.
Но слышу, что у тебя на устах: «Сходство, – говоришь ты, – мать пресыщения: не в делах сходство, но в словах, не в проступках, но в порицаниях – ведь ты, я вижу, затеял обличать людские безумства, не исцеляя, но умножая их число». Верно, над этой язвой лекарства не властны, и чем больше ее залечивают, тем она пространней свирепствует.
Отступлюсь и я от этого разговора. Будь здоров.