Господину Фирмиану Лактанцию, досточтимому магистру Никомидийскому, Р., смиренный священник ***ский, – венец вечной славы
Кратко изложив в предыдущем письме то, что касается олицетворения, мы находим уместным затронуть и аллегорию. Она производится непрерывным переносом, или метафорой, так что слова и смысл в ней являют разное, как бы голос одного человека, а руки другого; например, в «Буколиках»:
ведь здесь, по свидетельству Исидора, под десятью яблоками понимаются десять эклог. Аллегория редко бывает целостной, но обычно смешивается с открытыми образами. Целостная – когда к государству обращаются, как к судну, носимому бурей, или когда оратор, оплакивая желание человека погубить другого, говорит, что он ради этого проломил бы и корабль, на котором сам плывет; или же когда у Вергилия говорится:
то есть «пора дать покой утомленному духу и завершить начатую песнь». Изящно воспользовался аллегорией Цицерон, когда об ораторе М. Целии, более удачливом в обвинении, чем в защите, сказал, что у него правая рука добрая, а левая дурная. Смешанная аллегория, например, когда говорится, что такому-то предстоят еще бури и вихри в бурунах народных собраний: убери отсюда слова о народных собраниях – и «насладишься чистой волною».
Прочее, что касается ее создания через сравнение, довод и противоположность, найдешь сполна изложенным в Цицероновой риторике. Хотя аллегория придает речи блестящий вид и, так сказать, состоит вестником при желании оратора нравиться слушателям, большое благоразумие нужно, чтобы употребить ее уместно и похвальным образом, поскольку аллегория в ходу у слабых дарований и даже в повседневной речи, – тебе же, если ищешь подлинной славы, лучше ступать по бездорожью Пиерид, нежели в тесной толпе идти на народное празднество, где тебя, может, и благословят сельские божества, но не увенчают люди ученые.