Досточтимому и боголюбезному господину Евсевию Иерониму, пресвитеру Вифлеемскому, Р., смиренный священник ***ский, – о Христе радоваться

Когда к вечеру, как заведено, все сошлись в большую залу, среди прочего зашел разговор о мужестве и упорстве, когда они бывают достойными воина, а когда нет, и наш гость сказал, что не во всякой битве встретишь такую жестокость и немилосердие, как в беседах о том, какою мерою следует мерить истинную отвагу. «Есть много примеров, – прибавил он, – относительно которых нет единодушия, но одни осуждают выказанное в них мужество, считая его безумной строптивостью, а другие его выгораживают, как то было с сиром де Буанером и многими иными славными рыцарями». Наш господин спросил, что это за история с сиром де Буанером, и гость поведал следующее.

Был знатный рыцарь по имени Филипп, коего все именовали сеньором де Буанером, и он был в приятельских отношениях с одним богатым священником, чьи беседы любил слушать; и была у сира де Буанера среди его богатств одна большая жемчужина, которая понравилась священнику. Он заводит с рыцарем разговоры, что-де не худо бы подарить эту жемчужину Церкви, дабы стяжать добрую славу и собрать себе сокровище на небе, пока есть возможность. «Ну нет, – отвечает сир де Буанер, – я этого не сделаю, а если хотите ее получить, отдайте за нее тот дом, что у вас в городе». Тут священник возмутился таким обменом: уж он-то знает свой дом, и они заспорили, что из этого дороже. Наконец сир де Буанер говорит: «Вот что я вам предложу: если вы так хорошо знаете свой дом, как говорите, то вам не составит труда найти в нем жемчужину, коли я ее спрячу». – «Думаю, с этим-то я справлюсь», – отвечает священник. – «Если найдете, то получите ее даром, а если нет, тогда я получаю дом». На том и уговорились.

В назначенный день сир де Буанер явился в дом к священнику и, самым учтивым образом попросив его покинуть комнату ненадолго, вскоре позвал его и сказал: «Вот ваша комната, а в ней – любезная вам жемчужина; принимайтесь же за дело, и пусть оно будет для вас таким легким, каким вам кажется». Священник взял в руки большую свечу, которая там лежала, и, зажегши ее, без промедления пустился на поиски. Он посетил каждый угол, вымел все, перевернул и вывернул каждую вещь, а потом приступил к ним по второму разу, между тем как сир де Буанер, стоявший в дверях, побуждал его признаться, что все его усилия без толку, пока наконец тот, отчаявшись, не закричал: «Да, я признаю, что не могу ее найти, но скажите же мне, ради Бога, куда вы ее дели». Тут сир де Буанер взялся за свечу, и оказалось, что он вдавил жемчужину в воск, так что священник все время носил ее с собой. «Не стоит слишком горевать из-за этого, – промолвил рыцарь: – в конце концов, вы приобрели мудрость, а она дороже всякого жемчуга». Таким образом священник потерял там, где думал найти, и к тому же стал посмеянием для народа, так как сир де Буанер не делал тайны из их спора. Он не раз просил рыцаря вернуть ему дом, но тот отвечал, что и не подумает, ибо приобрел его по-честному, «а вам бы посовеститься говорить такое». Все это совсем вывело священника из себя, так что однажды он явился к сеньору де Буанеру и сказал ему: «Вы лишили меня моего дома из-за какого-то ничтожного и смехотворного спора и думаете, что вы правы; конечно, у меня не столько силы, как у вас, но знайте, что вскоре я пришлю к вам своего заступника, да такого, который сделает вам вдвое против того, что сделали вы со мной». Не вняв его угрозам, рыцарь сказал, чтобы священник делал, что хочет, и что он, сир де Буанер, уж наверно из-за такой болтовни не лишится своего достояния. С тем священник и ушел, и их знакомство прекратилось. А спустя три месяца, когда рыцарь думал о нем меньше всего, к нему в замок налетели невидимые посланцы, прямо туда, где он спал на ложе со своей женой, и начали бить и швырять все, что им попадалось на пути, словно хотели все дотла разрушить. Кроме того, они с такой силой били в дверь спальни, что даму, лежащую в постели, обуял смертный ужас, меж тем как рыцарь, прекрасно все слышавший, не проронил ни звука, чтобы не показать своего испуга. Буря и грохот носились по замку долго, а потом стихли. Когда настало утро, все слуги пришли к рыцарю в обычный час его пробуждения и спросили, слышал ли он ночью то же, что и они. Он же, притворно удивившись, отвечал, что ничего не слышал. Тогда ему рассказали, что какой-то ураган пронесся по замку, разорив всю кухню и попортив еще многое. Но рыцарь лишь рассмеялся, промолвив, что все им помстилось и это был обычный ветер. А на следующую ночь снова налетел вихрь и поднял шум пуще прежнего. Он бился в дверь и в ставни, так что рыцарь, не утерпев, вскочил на постели и прокричал: «Эй! Кто там ломится в мою спальню в такой час?» И тут же ему ответили: «Это я, я!» – «Откуда ты и кто тебя послал?» – спрашивает рыцарь. – «Я послан священником, которого ты обидел, заставив отказаться от дома. Поэтому не будет тебе покоя, пока ты с ним не разочтешься к полному его удовлетворению». – «Вот что! А как тебя звать, ходатай за священников?» – «Меня зовут Апелес». – «Слушай, Апелес, – говорит рыцарь, – служить какому-то клирику – пустое дело, он тебя вконец загоняет с никчемными поручениями. Я тебя прошу, оставь его и переходи на службу ко мне: уж я-то тебя не обижу». Гость спрашивает: «Ты и вправду этого хочешь?» – «Конечно, – говорит рыцарь, – только если ты не будешь вредить никому из моих домочадцев: тогда мы с тобой поладим всем на зависть». – «Ну, коли ты этого хочешь, – отвечает Апелес, – я согласен».

Сеньор де Буанер до того полюбился Апелесу, что он стал навещать его почти каждую ночь, а если заставал его спящим, то тряс его подушку или колотил в дверь и ставни. Разбуженный рыцарь просил: «Дай мне спокойно поспать», на что Апелес отвечал: «Не дам, покамест не выслушаешь мои новости», и пускался рассказывать, что он-де прибыл из Англии (или из Германии, Греции или иной страны), и там случились такие-то вещи. Поначалу при этих беседах жену рыцаря охватывал такой ужас, что она пряталась под одеялом, что же до сира де Буанера, то он почитал себя счастливейшим человеком, коли у него есть такой чудесный вестник и свидетель всему, что происходит на свете. Таким образом все шло долго, пока однажды не приехал к сиру де Буанеру гость, один его давний знакомец, шотландский рыцарь. Когда они сидели за трапезой и гость принялся рассказывать о делах, кои совершались в его стране, сир де Буанер сказал: «Позвольте, я докончу эту историю за вас» – и тут же изложил, чем кончилось дело, прибавив такие подробности, коих не знал его гость, потому что это случилось уже после того, как он покинул Шотландию. Сир де Буанер забавлялся, глядя на изумление своего гостя, а когда тот пристал к нему с расспросами, был вынужден выложить, от кого и как он узнает новости, а заодно и всю историю своего знакомства с Апелесом. Гость говорит: «Хотел бы я иметь такого посыльного! Он удовлетворяет ваше любопытство в отношении всего, что только есть на свете, и ничего не просит взамен. Смотрите, берегите вашу дружбу!» Рыцарь отвечает, что постарается. «А доводилось ли вам, – спрашивает гость, – видеть его хоть раз?» Рыцарь отвечает, что нет, никогда, да он и не добивался этого. «Не добивались? – переспрашивает гость. – Вот удивительно! Клянусь честью, я бы на вашем месте непременно это сделал, нельзя же не знать того, кто вам служит: может, он так прекрасен, что вы не захотите видеть ничего другого, или, наоборот, столь гнусен и презрителен, что великий позор для вас, если его имя всюду соединяется с вашим». «Клянусь, – говорит рыцарь, – я постараюсь его увидеть, раз вы мне это советуете».

И вот в одну из ночей сир де Буанер лежит на кровати вместе с женой, которая уже свыклась с посещениями Апелеса и не испытывала страха, как вдруг появляется этот дух и, выдернув подушку из-под крепко спящего рыцаря, говорит ему: «Неужели сон вам милее, чем мои новости? Любой зверь спит сейчас под деревом, разморенный от долгого дня, и любая скотина в загоне, но только вы можете услышать, что случилось: в Риме выбрали нового папу, и он короновал императора, сперва приняв у него клятву пред дверьми святого Петра, что он не отступит от справедливости, соблюдет Церковь невредимою и вернет ей все имения, и император поклялся ему в этом, а потом взял свой золотой венец из-под ног у папы, и супруга его, императрица, также; и при этом было изречено и сделано много такого, о чем долго рассказывать». – «Когда это все случилось?» – спрашивает рыцарь. – «Вчера, и еще не сошел хмель с тех, кто это праздновал». – «А сколько отсюда дней пути до Рима?» – «Да почитай, дней сорок, – отвечает Апелес, – если не попадешься разбойникам». – «А ты обернулся за одну ночь? У тебя что, есть крылья?» – «Конечно, нет, – говорит Апелес: – разве я галка, господин мой, и разве я воробей, сидящий на кровле?» – «Как же ты странствуешь с такой быстротой?» – спрашивает рыцарь. – «А это уж не ваша печаль», – отвечает Апелес. «Ошибаешься, друг мой, – возражает тот, – я бы охотно поглядел на тебя, дабы доподлинно узнать, как ты хорош». – «Это дело до вас не касается, – повторяет дух: – довольствуйтесь тем, что можете меня слышать и узнавать от меня новости о местах, где никогда не будете». – «Честное слово, милый Апелес, – восклицает рыцарь, – я бы полюбил тебя больше прежнего, если б только увидел!» – «Будь по-вашему, – говорит невидимка: – коли вы так страстно желаете на меня поглядеть, уговоримся вот как: первой вещью, на которой вы задержите взор, встав наутро с постели, буду я». Сир де Буанер согласился на это и отпустил своего собеседника восвояси до утра. Наутро, когда сир де Буанер стал подниматься с постели, жена его была столь напугана, что ей придется увидеть Апелеса, что сказалась больной, лишь бы не покидать ложа, а супруг шутил над нею, говоря, что человеку на ум не приходило то, что им предстоит увидеть, она же от этого прячется; когда же он резво соскочил с ложа и оглядел комнату, то, хоть и надеялся сразу приметить своего вестовщика, однако не нашел на него и намека, и даже отворив ставни, чтобы лучше осмотреться, не увидел ничего такого, во что можно было бы ткнуть пальцем и сказать: «Это – Апелес».

Когда наступила ночь и сир де Буанер улегся в постель, невидимка вновь прилетел, чтобы по обыкновению затеять разговор, но рыцарь принялся корить его за легкость, с какою он нарушает свои обеты. «Разве? – спросил дух. – Мне-то казалось, я все сделал, как обещал». – «Видит Бог, нет». – «А когда вы поутру открыли глаза, не показалось ли вам что-то странное?» Сир де Буанер размыслил и сказал: «Ничего такого, чего я не видел бы вчера и третьего дня, – ну разве что жена моя показалась столь прекрасной, что меня охватило желание, какого я никогда не испытывал». – «Так значит, вы меня видели, – говорит Апелес, – ведь ее красота – это и был я: я подступил к ней и своими силами навел на ее лицо те великие прелести, каких вы прежде не видали». – «Ну нет, мне этого мало, клянусь святым Евстахием, – говорит сир де Буанер: – я прошу тебя принять другое обличье, чтобы ты не был как соль в супе, а я мог тебя признать». Тут Апелес стал говорить, что рыцарь испытывает его терпение и того гляди они расстанутся, рыцарь же просил его не сердиться, и напоследок они уговорились, что назавтра Апелес будет первой вещью, на которую рыцарь обратит внимание, и с тем сир де Буанер уснул. На следующий день он поднялся, полный желанием найти, во что преобразится Апелес, и наказал жене глядеть во все глаза: пусть-де она будет свидетелем, что это ему не почудилось, – а сам отворил ставни и прилежно осмотрел все кругом, но ни в этот час, ни в следующий не обнаружил того, с кем условился свидеться. Ночью Апелес прилетает, и рыцарь спрашивает его: «Где же ты прятался на этот раз?» – «Думайте что хотите, – отвечает невидимка, – а я честно выполнил уговор: вспомните, что вы видели поутру?» – «Ничего такого, ей-богу, – отвечает тот, – я только открыл ставни, увидел вдали мой замок Аннуа и залюбовался им, ведь мало есть ему подобных, с его высокими белыми стенами, и прекрасными башнями, и верными людьми; кто бы не захотел иметь такой в своем владении?» – «Вот как! – говорит Апелес. – А скажите, доводилось ли вам прежде, на заре или в полдень, в самую ясную погоду, видеть из этого окна замок Аннуа?» – «Так и это был ты! – восклицает сир де Буанер. – Нет, я этим не доволен; сыграем снова, и будь добр, назавтра не отводи мне глаза и не морочь голову». Когда слуга улетел, жена говорит рыцарю: «Не к добру это, что ты гоняешься за своим духом; разве от этого зависит твоя честь? Оставь это дело и не испытывай судьбу». – «Ну а я все-таки попробую», – отвечает ей супруг. С тем они отошли ко сну.

Наутро сир де Буанер поднялся с ложа, оделся и, покинув опочивальню, вышел на галерею, которая смотрела во внутренний двор, и первое, что он увидел во дворе, была свинья удивительных размеров, но такая тощая, будто состояла из одних костей и шкуры; ее изодранные уши свисали до земли, а морда была такой изнуренной, словно ее семь лет не кормили. При виде этой свиньи сир де Буанер испытал великое удивление. Он посмотрел на нее без всякого удовольствия – такой она была уродливой – и крикнул своим людям: «Эй, спустите собак! Я хочу, чтобы эту свинью затравили и съели!» Слуги поспешили отворить псарню, а свинья издала истошный вопль и пристально взглянула на сира де Буанера, который стоял подле дверей спальни, облокотившись о перила галереи. С этого мгновения свинью больше никто не видел, ибо она растаяла в воздухе. А сир де Буанер в глубокой задумчивости вернулся в спальню и сказал жене: «Полагаю, что я видел сегодня своего вестника. Теперь я раскаиваюсь, что спустил на него собак, ибо он предупреждал, что стоит мне его обидеть, и я его потеряю». Так и вышло, и никогда более не появлялся Апелес в замке сеньора де Буанера. А меньше чем через год рыцарь скончался, упокой, Господи, его душу.

Такую историю рассказал наш гость; когда же он закончил, наш господин сказал: «Да, уважения и почета достоин человек, который добивается своего, невзирая на страхи и предостережения всякого рода; если бы не такие люди, давно иссохла бы наша слава, как сено, и погибло самое имя доблести». Гость на это: «Когда кого-то хвалят, но не торопятся ему подражать, это значит, что в похвалах мало искренности». Наш господин спрашивает, о чем это он толкует. «Я надеюсь, – отвечает тот, – мои слова не покажутся оскорбительными, ведь я забочусь о вашей чести, пока вы сами не избавите меня от этой заботы. Я слышал, что вы обещали своим людям большую ловлю, как в прежние времена, и они, услышав это, были в несказанной радости, ибо им давно не доводилось ни потешить себя, ни оказать свою силу пред другими; вы обещали – какая же мысль вас повернула?»

Тут наш господин возвысил голос и поклялся, что пусть то и то сделает ему Бог и еще приложит, если он не выполнит все обещания, какие дал, наилучшим образом; и дело кончилось тем, что завтра они отправятся на охоту, и всем велено собираться и готовиться, дабы в свой час не было никаких промедлений и отговорок.