Глава 1

– Эй, муха сонная! – заорал красномордый мужик за столом у стены. – Тащи сюда еще две кружки, сопляк. Чего топчешься? Живо!

Я оглянулся на господина Уильяма. Господин Уильям многозначительно посмотрел на меня. Ясно. Я поставил поднос и жестом подозвал здоровенного парня, скучавшего у двери. Его звали Роджер, он был высок, силен и непроходимо глуп. В самый раз, чтобы общаться с пьяными хулиганами. Сам я подошел к красномордому крикуну и самым деликатным тоном осведомился:

– Господин, а не пора ли вам погулять?

Красномордый с изумлением уставился на меня. Было видно, ему есть, что ответить мне, только вот слова в предложения он связывал с трудом.

– Ты… ты… – он встал и, отчаявшись сказать что-нибудь внятное, попытался сцапать меня пятерней. Я шагнул назад, уклонился, схватил его руку. Все посетители за столами оторвались от трапезы и наблюдали за так называемой «затравкой». Вот-вот она могла перерасти в драку со звоном посуды, ломкой мебели, криками и неизбежным вмешательством всех, кто находится рядом. Ожидания эти не оправдались, и публика поняла это, когда подошел Роджер. Он приблизился к пьяному человеку со спины и легонько ткнул его в бок. Красномордый скривился и посмотрел на Роджера, нависшего над ним, как коршун над добычей.

Я тактично обхватил крикуна за плечи и потащил к выходу. Он было начал вырываться, но Роджер еще раз ткнул его, на этот раз в спину. Красномордый вжал голову в плечи и затих.

Он не дергался всю дорогу до двери. Даже когда мы с Роджером вытолкнули его на улицу, никаких возражений не было.

Роджер кивнул мне и вернулся к своей обычной позе: оперся плечом о косяк и начал что-то медленно жевать. Я пошел к стойке, провожаемый разочарованными взглядами посетителей за столами. Представления не вышло, драка не состоялась, и все вернулись к своим делам. Я подхватил поднос и замер, ожидая дальнейших распоряжений. Через минуту я носился как угорелый, таская кружки с выпивкой и большие тарелки с едой. Господин Уильям сидел у пивной бочки, контролируя мои действия и подбадривая меня своей веселой ухмылкой.

Так прошел день, как проходили до него многие и многие дни. Я обслуживал посетителей, выводил вон перепивших смутьянов, снова обслуживал и снова выводил. Господин Уильям был доволен, Роджер спокоен, а я рад. Я честно отрабатывал свое жалованье, никогда не отлынивал, не причитал, не спорил. Я выполнял свою работу спокойно и размеренно. День за днем. Месяц за месяцем.

* * *

Жизнь в нашей маленькой деревушке Солнечная Поляна вообще проходит очень размеренно. Как будто ее жители специально следят за каждым часом, чтобы выполнять работу четко, ровно и в срок. Так оно и выглядело, хотя единственные солнечные часы (старинные, с красивой резьбой) стояли во дворе аптекаря, и вся наша деревня никак не могла отслеживать по ним время. Тем не менее каждый день люди жили по одному графику: завтрак, работа, обед, работа, отдых, сон. Ничего не менялось. Даже в таверну господина Уильяма, где я работал, ходят, как по расписанию. Я быстро запомнил каждого посетителя и день, когда он приходит. Стоило кому-нибудь открыть дверь в таверну, а я уже кланяюсь, приветствую его по имени. Уже готов его любимый стол, и хохочут друзья, подзывая к себе.

Господину Уильяму такая ситуация нравилась. Он знал, что в определенный день, в определенный час придет человек и оставит в таверне свои денежки. Это постоянство приросло к жизни, как дыхание и потребность в пище. Я и сам начал привыкать к этой размеренности. Я точно знал, каким будет завтрашний день, то есть думал, что знал.

Весь уклад жизни начал рушиться в тот пасмурный весенний день. Такие дни вызывают странное чувство. Снег уже растаял, мороз пропал, но слякоть и туман говорят, что до лета еще далеко. Я как раз стоял на улице, рассматривая воробьев на ветках, когда господин Уильям приблизился ко мне и пророкотал:

– Все! Сомнений нет.

Я глубоко задумался, поэтому вопросительно посмотрел на своего опекуна.

– Они, действительно, были недалеко отсюда.

Я еще пялился на господина Уильяма, а в голове уже созрела целая плеяда мыслей. «Они здесь!» – вот что объединяло все мои рассуждения. Господин Уильям беспокойно переминался с ноги на ногу. Его любимый размеренный жизненный уклад был под угрозой.

Уже неделю в округе говорили о кочевниках. Народ из дальних степей объявился в окрестностях Солнечной Поляны, нагоняя страху на крестьян. Как призраки, кочевники появлялись и исчезали, ни на кого не нападая, ничего не выжигая и не разрушая. Это было странно. Во-первых, наша деревня не была самой близкой от границы между лесами и степями. И кочевникам было бы легче осесть в поселениях южнее или севернее, там деревни располагались почти на самой окраине. А во-вторых, само их поведение было странно. По рассказам бывалых военных, мы знали, что если кочевники появились – жди беды. Но они никак себя не проявляли. Недели вполне могло хватить на разграбление нашей деревни, но вплотную к ней они так и не приблизились. Зачем тогда они пришли? Никто не мог ответить.

Я смотрел на господина Уильяма. Он прямо сочился раздражением. Естественно, ведь кочевники – это хаос и неразбериха. А мой опекун только и думал, что о правильном течении жизни, в которой он все понимает и может вести свои дела спокойно.

– Вы уверены? – переспросил я.

– Да. Раньше их видели далеко от деревни, – проговорил господин Уильям. – Но сегодня они объявились совсем рядом, охотники видели чужие следы неподалеку, слышали конское ржание где-то за лесом. Они будут здесь, я уверен. Не сегодня, так завтра.

– Да не волнуйтесь вы так, – сказал я, чтобы подбодрить своего опекуна. Но, на самом деле, под ложечкой и у меня засосало (как оказалось, не зря).

– «Не волнуйтесь», – передразнил меня господин Уильям. – Если кочевники появятся в Солнечной Поляне, наше с тобой дело пойдет прахом. – Он посмотрел на трактир, перед которым мы стояли. – Все под откос, Иоганн. Все под откос.

С этими словами господин Уильям открыл здоровенный замок, висевший на дверях таверны, и вошел внутрь. Я еще постоял снаружи, глядя на воробьев. Мне подумалось, что стоит прогуляться, пока не началась работа. Не знаю, остался бы я дома тогда, если бы мог предвидеть, что меня ждет впереди…

* * *

Солнечная Поляна была моим единственным домом. Я не помнил своего детства. Знал только, что воспитал и вырастил меня господин Уильям. Он был и учителем, и наставником. И на тот момент единственным проводником в будущее. Я часто представлял себя на его месте. Тучным, властным, сидящим у бочки с пивом и руководящим оравой прислужников, которые снуют между столами.

И хотя я знал, что ничего другого мне не светит, я всегда мечтал об иной жизни. Где нет однообразных и скучных жителей Солнечной Поляны. Где нет таверны с подносами и пьяными посетителями. Но что мне было известно об окружающем мире? Была Солнечная Поляна. И был лес вокруг. Густой, местами непроходимый, местами дикий. Он раскинулся на многие версты. Деревушки в нем терялись, как крупицы песка. В некоторых из них я бывал, о других только слышал. Еще я мог сказать, что вся эта лесная махина находилась очень далеко от замка, где жил и правил его светлость барон Вульфгард. О нем я знал только, что он наш правитель и кормилец. И то, что мы были далеко от него.

О прочих местах и землях я имел не больше понятия, чем дикий кабан о жизни после вертела и жаровни. Слухи из других поселений долетали до нас долго и неразборчиво. Солнечная Поляна жила сама по себе, не зная, да и не желая знать, о сложностях и многообразии другого, большого, мира. Так что все мои мечты о чем-то, кроме таверны господина Уильяма, терялись и пропадали в дебрях моего неведения.

– Стоп, – сказал я себе, остановившись под громадным деревом. – А, собственно, где я?

Я так замечтался, что забрел в густые, непроходимые заросли. Замечательно!

Я старался не думать о диких зверях, о кочевниках (и те, и другие могли поджидать меня за каждым кустом). Надо было возвращаться домой. Я зашагал по лесу в сторону деревни. Прошло около двух-трех минут, как вдруг я обратил внимание на холм, мимо которого проходил сотни раз, гуляя по этому лесу. Невысокий земляной холм. Ничего примечательного, кроме…

Я подошел к холму и среди мха и травы я увидел расщелину. С виду маленькую, но от мрака, наполнявшего ее, веяло бесконечностью.

– Ау, – сказал я, еще не собираясь ничего делать. Просто на пробу.

– Ау-у! У! У! У! – ответила расщелина.

Стало жутко и неуютно. Но все же я наклонился и заглянул внутрь. Там была темнота и сырость. «Пора домой», – пронеслось у меня в голове. Но неизвестно откуда взявшееся любопытство, которое я не мог объяснить, заставило меня вглядеться в расщелину внимательнее. Вроде бы спуск вниз. Не знаю, что меня дернуло, но я залез в расщелину по пояс, вытащил из кармана спичку и осветил пространство вокруг. Пещерка, уходящая вглубь под землю. Я понимал, что следует отправляться домой, но вместо этого пролез в расщелину еще глубже. Почему мне именно тогда попался на глаза этот холм, похожий на множество других? Зачем я полез в ту щель? Ответить не могу до сих пор.

Щель почти сразу расширилась, так что я мог не ползти, а просто идти пригнувшись. Правда, очень быстро кончались спички. Я пробирался вперед, пока проход резко не перешел в довольно большую пещеру. Предпоследняя спичка обожгла пальцы. Я оказался в кромешной темноте. Тут опять же можно было повернуть назад. Но меня никак не покидало странное чувство. Я знал каждый камешек, каждое дерево в округе. Я мог бы быть проводником для странствующих путников. Так почему же я за всю свою жизнь ни разу не видел этой пещеры?

Пошарив рукой по стене, слева от себя я нащупал выступ. Ровно вытесанный в камне конус. Пробежав по нему пальцами снизу вверх, я нашел ложбинку, в которой было что-то вроде влажного сена. Осторожно поднес пальцы к носу. Запахло смолой и чем-то еще. Может, факел? Помедлив с полминуты, я зажег последнюю спичку и поднес ее к верхушке конуса. Вспыхнуло так резко, что я отшатнулся и сильно приложился обо что-то затылком. Оправившись, я увидел – в самом деле, факел. Он освещал пространство на пять шагов вокруг. Правда, ничего интересного я еще не заметил. Разве что стена вокруг факела была слишком уж гладкой. В пещерах естественного происхождения так не бывает.

За мной, с другой стороны от входа, был второй факел – об него-то я и ударился. Пошарив под ногами, я поднял с пола прутик и с его помощью перенес огонь с первого факела на второй. Стало еще светлее. Из темноты показался третий факел. Я прислушался к себе. Страха не было, как, впрочем, и яростного любопытства. Помедлив, я снова зажег прутик и понес пламя дальше. Через несколько минут я зажег последний – десятый – факел. Все это время я старался не смотреть в центр комнаты (именно комнаты, а не просто пещеры). Волнение поднималось к моему горлу каждый раз, когда вспыхивал новый факел. Это был не страх, а некое ощущение новизны. Мне все сильнее казалось, что здесь начинается новая страница в моей жизни. Потом я глубоко вздохнул и обернулся. И вздрогнул.

Посреди комнаты стояло большое кресло. А в кресле сидел человек. Он смотрел прямо на вход в комнату. Я медленно выдохнул, приводя свои нервы в порядок. Никакой это не человек, а статуя. Каменная статуя, изображавшая гигантских размеров мужчину в кирасе, с густой гривой волос. В одной руке он держал каменный же свиток, в другой – большое кольцо. Я подошел к статуе, внимательно вглядываясь в искусно высеченное лицо немолодого человека, с сильной челюстью и широким лбом.

Однажды господин Уильям повез меня в Ручей. Это был маленький городок на окраине нашего большого леса, от него шла дорога уже к самому центру баронских земель. Но по сравнению с Солнечной Поляной, это был город в полном смысле слова. Каменные дома, на центральной площади – настоящая булыжная мостовая, несколько широких улиц. Так вот, там, на центральной площади, я видел статую, изображавшую нашего барона. То было нагромождение каменных блоков, на котором стояло несколько бесформенное изваяние в немыслимых доспехах (даже я, разносчик пива, это понял). Это были даже не доспехи, а целые горы брони, которые не удержит на себе ни один человек. Тогда господин Уильям велел внимательно посмотреть и запомнить, каков наш драгоценный барон. Мне же казалось, что властителю наших земель следовало повнимательней относиться к своим изображениям в камне. Тот истукан приводил в оторопь.

А вот статую, которую я нашел в подземной комнате, бесформенной назвать было никак нельзя. Искуснейший скульптор работал над ней. Были видны и сила сидящего в кресле человека, и его острый ум, читавшийся в детально изображенных глазах статуи.

Я еще долго разглядывал каменное изваяние, а потом мое внимание привлек зажатый в его руке свиток. Он был испещрен разными значками, символами и буквами, значения которых я не знал. Похоже, одна и та же фраза была высечена на нем на всех языках, которые могли существовать. Приглядевшись, я разобрал две строки на моем родном языке:

«Символ власти тому, кто честен, храбр и достоин славы вождя.

Разумная сила и терпение приведут к цели мудрого командира».

Письменность я знал плохо (подручному трактирщика она была без надобности), так что перечитал раза три, пока понял все целиком. Символ власти? Я посмотрел на вторую руку статуи. В ней было не кольцо, как мне сперва показалось, а покрытое многолетней пылью ожерелье. Человек из камня вытягивал руку, вроде как предлагая это украшение своему собеседнику. Тому, кто войдет в подземную комнату.

Ожерелье – символ власти? И кому он должен достаться? Я еще раз на всякий случай перечитал написанное в свитке. «Честен», «храбр», «вождь», «мудрый командир». Кому предназначено это ожерелье?

Я задумался. Было ясно, что статуя простояла нетронутой много лет. И, похоже, никому дела не было до нее. Но раз уж я нашел это место, надо как-то поступить с этим «символом власти». А кому в нашей деревне он может понадобиться? Тогда я был слишком молод и довольно простоват. Из всех мировых властителей я знал только двух. Более знакомым и известным был староста нашей деревни. Более великим и недосягаемым – наш барон. Я не мог просто так уйти, мне нужно было принять решение. Сходить в Солнечную Поляну и позвать кого-нибудь? Но никто не пошел бы в леса, зная, что по окрестностям бродят кочевники.

Я поторопил себя с размышлениями, так как факелы начали догорать. Самым простым было взять ожерелье с собой. Отнести в деревню и передать старосте. «Раз символ власти, пусть и получит его тот, кто руководит», – так я рассудил. Может, староста отправит ожерелье в качестве подарка барону (оригинальнее, чем корзина овощей, которую было принято подносить ему по окончании сбора урожая). А если ожерелье никому не понадобится – оставит себе на память. Все-таки старинная вещь.

Я протянул руку и не без трепета взял ожерелье из каменной десницы. Отряхнув пыль, я увидел, что оно сделано из металлических пластинок, по каждой из которых шли сложные, очень красиво вырезанные узоры. Нет, определенно староста должен был оценить вещь. Факелы уже почти погасли, пора было возвращаться в деревню. Я полез обратно в тоннель. На секунду я обернулся. Человек из камня смотрел прямо на меня, и мне показалось, что в лице статуи проскользнуло новое чувство. Может быть, последний отблеск факелов сыграл с моим зрением злую шутку. Но я был уверен, что в лице человека из камня проявилось удовлетворение. И некое подобие ободряющей улыбки.

Потом свет погас. Я пребывал в замешательстве, пока вылезал из расщелины. Но снова увидев лес, я заторопился. Господин Уильям, наверное, уже открыл бочку с пивом, мне надо было работать. Я быстро шел по лесу и не сразу заметил, как необычно было вокруг. По-прежнему пели птицы, жужжали насекомые. Из-за кустов промелькнул заяц. Но было и что-то чужое. Я знал этот лес и был уверен, что в нем что-то изменилось. Я прибавил шагу, пытаясь вспомнить, как же далеко я забрел. Вдруг затрещали кусты. Я шарахнулся в сторону, но на моем пути возникло препятствие. Как будто из-под земли передо мной выросло странное существо. Человекоподобное, но с более грубой землистой кожей и мерзкой бородавчатой мордой. Я не видел таких существ прежде, а вот рассказов про них наслушался. Орк!

От неожиданности я оступился и рухнул на землю. Из-за кустов вышел человек в шлеме и с огромной секирой в руке. За ним последовали еще люди. И еще орки. Они выходили, обступая меня полукругом. Я понимал, что надо бежать, но меня сковало оцепенение. Да и не знал я, можно ли убежать от кочевников.

 

Глава 2

Я прикрылся рукой, приготовившись к удару. Затихло все вокруг, я ждал. Я старался не вспоминать те кошмарные байки, которые рассказывали о кочевниках в Солнечной Поляне, и не думать о том, что они со мной сделают.

Я ждал, но ничего не происходило. Медленно, почти незаметно я отвел руку от лица. Передо мной стояло около пяти человек и еще десять-двенадцать орков. Они молча смотрели на меня, точнее на мою руку. Я ничего не понимал и не без опаски опустил взгляд. В моем кулаке было зажато ожерелье. Кочевники смотрели на него, не отрываясь. В конце концов, тот человек, в шлеме и с секирой, вышел вперед и заговорил. Это было какое-то гукающее и ухающее наречие. Я не понял ни слова, а он все говорил, постепенно распаляясь, краснея и приходя в ярость.

– А… чего? – переспросил я.

Человек заорал так, что уши заложило, а остальные попятились, явно страшась этого неистового крика. Наконец, страшный человек замолк и сказал что-то своим спутникам. Я все еще сидел в недоумении. Чего они хотят? Убьют или нет?

Из группы кочевников вышел другой человек. Он был старше и с виду слабее остальных. Он выглядел одновременно недовольным и почему-то смущенным. Прокашлявшись, этот человек произнес:

– Приветствую… тебя… молодой воин, – он остановился, промямлил что-то на своем языке, подбирая слова. – Как… мое, наше… нет… А! Как твое имя?

Я вслушивался в его путаный текст. Слова он произносил с ужасным выговором, подбирал их медленно. Но слушать было приятно. Ведь передо мной был человек, знающий и свой, и мой язык, а значит, можно попробовать договориться. Да и убивать они меня вроде не собирались. Так что я с готовностью ответил:

– Иоганн! Мое имя Иоганн!

– Иоганн, – повторил человек. – Приветствую тебя, Иоганн! Я склоняюсь в… низком поклоне. Нет. Мы склоняемся.

Никто из стоящих, правда, не поклонился. Я заметил, что на лицах кочевников читалось явное разочарование.

– Ты, – продолжал человек, – не должен… бояться.

Крикун с секирой гукнул на своем языке. Все посмотрели на него и покачали головами. Тогда крикун медленно развернулся, провел рукой по небритой щеке, резко занес секиру и одним махом срубил маленькое деревце. Я аж вжал голову в плечи, увидев, как верхушка растения полетела в сторону.

– Что это он? – спросил я. Мне стало настолько страшно, что я едва не потерял всякое самообладание.

– Великий воин Тамур, – ответил мой собеседник, – сожалеет… что не может убить тебя. Тамур очень… хотел бы отнять у тебя… это, – он показал на ожерелье. – Ты – новый… обладатель Великого Символа Власти. Мы склоняемся перед тобой.

«Символ власти», – пронеслось в моем перепуганном мозгу, и я крепко сжал свою находку в руке. Даже больно стало.

– И что теперь? – осторожно спросил я.

– Мы не знаем, – искренне ответил человек. – Дело в том, что… ты не можешь быть обладателем… этой вещи.

– Это почему? – Я схватился за ожерелье обеими руками. В нем, я чувствовал, было мое единственное спасение.

– Мы не думали, что… чужак сможет обладать им. Великий воин Тамур должен был… получить его… Мы так думали.

– А что, – осторожно поинтересовался я, – это так важно для него?

– Да! Это – Великий Символ Власти. Но… ты стал обладателем этой вещи. Мы не знаем, что… делать.

Тот, кого называли Тамуром, во время разговора ходил вокруг, злобно поглядывая то на меня, то на моего собеседника. Неожиданно великий воин подбежал ко мне, схватил за горло и начал снова орать. Я видел, как вздулись вены на его руках, как напряглись мышцы. Тем не менее что-то мешало ему задушить меня. Он просто обхватил мое горло пальцами, но не сдавил их. По команде моего собеседника трое орков схватили Тамура под руки и через силу оттащили от меня.

– Великий воин Тамур, – пояснил мой собеседник, – требует, чтобы ты… отдал ему Великий Символ Власти. Он очень… хочет тебя убить. Но… не имеет права. Думаю, мы с тобой должны… ехать к старейшинам. Они… мы? Нет… Они… решат, что делать.

– Ну, нет, – мотнул я головой. – Никуда я не пойду.

У меня внутри похолодело. Ладно, убивать они меня не стали. Но идти с ними к каким-то старейшинам? Вот уж нет.

– Ты должен ехать с нами, – сказал мой собеседник, у которого раздражение отчетливо смешивалось с растерянностью и замешательством. – И старейшины… должны решить.

Пара орков подняла меня с земли. Я не знал, имеют ли они право меня покалечить, если я не буду слушаться. Проверять как-то не хотелось.

– А куда пойдем? – спросил я.

– В наш… лагерь. Это далеко отсюда. Где… твоя лошадь?

– А у меня, – замялся я, – нет лошади. Я пешком шел…

– Нет лошади? – мой собеседник так искренне удивился, что глаза его чуть ли не выскочили из орбит. – Я не знаю, что решат старейшины… но… я бы… – он помедлил, а потом вздохнул. – Хорошо. Ты… можешь ехать со мной. У меня… сильная лошадь.

Пока меня вели сквозь заросли, я судорожно собирался с мыслями. Я нашел ожерелье (или «символ власти»), которое очень важно для кочевников. Пока оно у меня, они не могут меня убить. Но, видимо, хотели бы, в особенности этот крикун Тамур. И вот, меня тащат в их лагерь, чтобы старейшины решили мою судьбу.

Символ власти. Я поглядел на ожерелье. На нем не было никаких надписей. Просто искусно сделанное украшение. Что в нем такого особенного? У того же Тамура на каждом пальце было по кольцу, на шее – золотой медальон на шнурке. Вообще, все кочевники были увешаны всякими амулетами, украшениями из разных материалов от золота и серебра до кости и листков. Подумав, я расстегнул ожерелье и закрепил на своей шее. Кочевники пристально посмотрели на меня. Не очень было ясно, о чем они подумали.

Мы вышли из леса. Там начиналась бескрайняя степь. Никто из Солнечной Поляны, да и из других деревень тоже, не осмеливался ходить туда. Это была граница баронских земель, а дальше – неизведанные дикие места.

На краю леса стояли трое кочевников (два орка и один человек) и стерегли лошадей. Увидев меня, а точнее, ожерелье на моей шее, они заволновались, залопотали. Тамур, проходя мимо них, злобно гаркнул что-то непонятное. Меня подвели к здоровенному скакуну с сильными ногами и длинной гривой. Конь внимательно посмотрел на меня, потом фыркнул и отвернулся. Мой собеседник ловко прыгнул в седло и снисходительно протянул мне руку. До этого я сидел в седле один раз. Не могу сказать точно, сколько времени прошло с момента, когда я взгромоздился на ту лошадь, до того, как рухнул на землю. Помню лишь, что не успел толком разобраться, где голова, а где хвост.

Кое-как я влез на коня, примостившись за спиной седока.

– Держись крепче, – велел мой собеседник. Хорошо, что я вовремя послушался. С места мы взяли такую рысь, что через минуту лес пропал на горизонте. Я мертвой хваткой держался за седло, меня подбрасывало, кидало из стороны в сторону. Ветер вышибал из глаз слезы.

– Прошу… простить меня, – как ни в чем не бывало сказал через плечо мой собеседник. – Я не… назвал свое имя. Я Тарик, толмач великого воина Тамура, его… э… оруженосец и… учитель.

– Как это? – прокричал я, стараясь перекрыть свист ветра. – То есть… я думал, учитель не может служить оруженосцем. Или может?

– Трудно перевести на… ваш язык, – ответил Тарик. Было видно, что ему тяжело объяснить слово, которого в моем языке, похоже, не предусмотрели. – Я учил великого война Тамура… еще когда он… был маленьким. А теперь я… наблюдаю… как он усвоил мои… мое… учение. Но он – великий воин, – эти два слова Тарик явно подчеркнул. – У него… нет учителя. Уже нет. Но может быть… слуга. Или, как я, оруженосец.

– Ясно, – отозвался я, хотя мне еще было не совсем ясно. Потом я спросил о том, что волновало меня в первую очередь: – А ваши старейшины как относятся к таким, как я?

– Не знаю. Мы никогда… не видели такого, как ты, – он произнес это многозначительно. – Если бы… у тебя не было Символа Власти… великий воин Тамур, наверное, убил бы тебя.

– А что такого в этом Символе Власти?

– Им обладал Величайший Воин Во Всем Свете, – охотно объяснил мой собеседник. – Он… завещал, что через… сто? Нет… сотни лет после его смерти Символ Власти… найдут. И тот, кто его найдет… будет… будет сильным вождем… сильным и мудрым… Это очень старая… история.

– И того, кто найдет это ожерелье… его ведь нельзя убивать? – с надеждой спросил я.

– Никто из нашего племени не имеет права… причинить зло новому… обладателю Символа Власти. Ты новый обладатель. Поэтому великий воин Тамур не мог убить тебя. Но очень хотел. Когда… пришло время искать Символ Власти, Тамур был… избран, чтобы найти его.

Я повернул голову. Невдалеке Тамур во весь опор гнал своего коня. Несчастное животное было все в мыле, а «великий воин», как его постоянно называл Тарик, все пришпоривал да подгонял. На лице Тамура была написана такая ярость, что у меня заколотилось сердце. Раз уж я перехватил у него такую ценную вещь, следовало как можно реже приближаться к нему на расстояние удара.

Дальше мы скакали молча, а я все спрашивал себя: «Ну, зачем, зачем я полез в ту пещеру?»

* * *

Когда я уже привык к тряске и сумел найти самое удобное положение на спине скакуна, впереди, наконец, показался лагерь. На высоком холме возвышался гигантских размеров шатер. Для меня это было диковинное сооружение; вроде временное кочевое жилище, но размерами превосходящее любой когда-либо виденный мной дом. Оно было окружено шатрами и палатками поменьше, а весь лагерь целиком был взят в кольцо невысоким земляным валом. Потом стали видны и ворота, сколоченные из бревен, мы устремились прямо к ним. Весь лагерь сразу пришел в движение, ворота отворились, и мы на полном скаку ворвались внутрь. Один из кочевников, что был с нами, вылетел на своем коне вперед и заорал что-то нечленораздельное (для меня, во всяком случае).

– Он говорит, что надо… немедленно собрать старейшин… советоваться, – перевел Тарик. – И еще… что великий воин Тамур… не смог найти Символ Власти.

– А про меня он что говорит? – спросил я, видя, что сбегавшиеся к нам люди и орки пристально меня разглядывают.

– Говорит, что… чужак получил Символ Власти… посрамив великого воина Тамура. Ох, напрасно это он…

Я не успел спросить почему. И так стало ясно. Тамур провел коня вперед и опустил кулак на голову продолжавшего кричать кочевника. Тот сразу притих и обмяк. Когда мы проезжали мимо, я увидел, что он все-таки дышит.

– Он не будет… хорошим бойцом… три или четыре дня, – с сочувствием сказал Тарик. Я вспомнил свои размышления о том, что стоит держаться от Тамура подальше, и радикально изменил свое решение. Мне следовало сразу убегать, лишь только я завижу Тамура на горизонте.

Наша процессия разделилась, Тарик повел коня к небольшому шатру.

– Здесь я… ночую, – объяснил он. – Мне… надо следить за тобой… пока не соберут старейшин.

Мы спешились – Тарик ловко спрыгнул, а я медленно сполз – и вошли в шатер. Там был ковер, расстеленный прямо на земле, и несколько подушек.

– Да-а, – протянул я, оглядывая «хоромы» толмача. – Уютно.

– Ничто… не должно отягощать воина, когда он на… нет… в походе, – изрек Тарик, с трудом преодолевая все тяготы перевода. На его родном языке это изречение наверняка звучало более внушительно.

– Теперь будем ждать, – сказал толмач, уселся на одну из подушек и закрыл глаза. Сперва мне показалось, что он спит. Но когда я сделал шаг к выходу из шатра, рука Тарика молниеносно опустилась на эфес меча. Я поспешно отошел и сел на ковер. Мне было одиноко и страшно, а все попытки успокоиться разбивались вдребезги, когда снаружи слышались крики и хохот кочевников.

* * *

В центральном шатре собрались все кочевники, не считая дозорных. По моим подсчетам, их было около сотни. В центре шатра было расположено сколоченное из досок и бревен возвышение, где обосновались пятеро старейшин.

Это были крепкие, мускулистые люди, но было ясно, что самому младшему из них уже за шестьдесят. Меня усадили рядом с возвышением под присмотром двух орков с булавами. Я рассматривал всех, кто собрался в шатре. Сильные, грубые, крикливые кочевники были взбудоражены. Один из них заметил меня и заорал так, что сердце попыталось повторить дробь дятла.

Наконец, к возвышению подошел Тамур в сопровождении своего слуги-учителя-толмача Тарика. Все мигом затихли. Множество глаз попеременно смотрели то на меня, то на старейшин, то на великого воина.

Один из старейшин махнул Тамуру, разрешая говорить. Что тот с удовольствием и начал делать, брызгая слюной и тыкая в меня пальцем. Тут-то до меня и дошло, что мою судьбу будут решать, даже не пояснив, что, собственно, они решили. Единственной ниточкой, связывавшей меня с кочевниками, был Тарик, с трудом, но переводивший мне слова своих соплеменников. Но Тарик был так далеко, он безучастно стоял за спиной Тамура, глядя в одну точку. Я обхватил голову руками. Неясность моего будущего улетучилась в один миг. Сейчас они между собой все обсудят и решат, Тамур подойдет, сорвет с меня свой ненаглядный Символ Власти. А дальше, если в нем будет хоть капля сострадания, он сам разберется со мной, а не кинет на растерзание толпе.

Я вспомнил всю свою жизнь в Солнечной Поляне. Мне так хотелось, чтобы господин Уильям сейчас снова сидел у пивного бочонка, чтобы Роджер помогал мне выводить на улицу пьянчуг. Ах, Роджер, старина Роджер! Почему господин Уильям не приказал тебе отвесить мне затрещину за одну лишь мысль прогуляться по лесу?

– А теперь пусть выйдет обладатель Символа Власти!

Я поднял голову. Вся орава кочевников, во всяком случае, та их часть, которую я видел, молча смотрела на меня. Я взглянул на Тарика. Нет, это был не его голос, да и на такую чистую связную речь он был не способен. Тамур тоже пялился на меня. Все ждали. Орк-охранник протянул руку и легко, как перышко, поднял меня на ноги, развернув к возвышению. Один из старейшин приблизился ко мне.

– Выйди и покажись нам, – произнес он. Я, плохо соображая, на негнущихся ногах поднялся на возвышение.

– Расскажи нам, молодой воин, как ты смог отыскать одну из самых ценных реликвий. Говори честно, не утаивай.

Другой старейшина, самый молодой, обернулся к толпе и заговорил на языке кочевников. Судя по всему, он переводил слова своего собрата. Я не знал, как поступить, поэтому честно рассказал все, как было. Как я нашел пещеру, как блуждал в потемках, как взял ожерелье из руки каменного изваяния. Молодой старейшина старательно переводил каждое мое слово.

По ходу моего рассказа множество эмоций проносилось по лицам кочевников. Удивление, недоверие, сомнение. Я говорил и часто поглядывал на старейшину, который призвал меня к ответу. Он был высок, длинноволос и почти полностью сед. Мне казалось, что он смотрит на меня по-особенному. На лице старейшины не дрогнул ни один мускул, но взгляд был не подозрительным, а наоборот, ободряющим. Нечто в этом взоре говорило о том, что старейшина верит мне. На мгновение мне даже почудилось что-то знакомое в этих синих глазах.

– Это все? – спросил старейшина, когда я остановился.

– Да, – кивнул я.

– Что скажете, братья? – обратился он к толпе. Молодой старейшина только-только перевел дух и снова затараторил на своем наречии. – Этот молодой воин стал обладателем Символа Власти. Так распорядилась судьба.

Тамур, который все больше и больше закипал, слушая мой рассказ, взорвался, выхватил секиру и, размахивая ею, пошел вдоль рядов кочевников. Было видно, что он ищет поддержку у своих соплеменников. Тамур, насколько я мог понять, приводил какие-то доводы, что-то доказывал. Для меня единственным ясным аргументом была секира, но мне-то и ее хватало.

– Великий воин Тамур, – обратился ко мне старейшина, – говорит, что чужак не имеет права осквернять Символ Власти своим прикосновением…

– Да-да, предлагает ожерелье отнять, а меня – того… – я провел дрожащим пальцем по горлу. Я смотрел на «великого воина», истерично носившегося по шатру, и мне вдруг стало все равно. Пусть будет, как решат старейшины. Как ни странно, когда я говорил с этим стариком, мне было спокойнее. Он не был похож на кровожадного убийцу и, в отличие от Тамура, казался справедливым и рассудительным.

– Великий воин Тамур несдержан и беспокоен, – продолжил старейшина. – Он мечтает о власти, которую даст ожерелье. И хватается за любой предлог, чтобы получить ее.

Тут раздался громкий голос. Один из трех старейшин, которые просто стояли и слушали, вышел вперед и обратился прямо к Тамуру.

– Старейшина Ван, – пояснил мой новый переводчик, – повторяет, что никто не смеет причинить вред обладателю Символа Власти. И напоминает слова Величайшего Воина Во Всем Свете – того, кто завещал ожерелье потомкам: «Сама судьба изберет того, кто отыщет Символ Власти». Правда, мы не ожидали, что это будет кто-либо не из нашего народа.

Старейшина договорил, и Тамур удрученно вернулся на свое место. Тогда все старейшины подошли к центру возвышения и зашептались. Вот и настал момент, понял я. Они прямо сейчас решат мою судьбу. Я постарался задавить волнение, страх, но сердце камнем ухнуло вниз. Я тщетно уговаривал себя, что все будет в порядке. Так продолжалось нескончаемо долго. Кочевники ждали, старейшины советовались, а я, прикрыв глаза, все повторял про себя: «Все нормально, они ничего не могут сделать, ожерелье не даст им меня убить».

Наконец, вперед вышли двое. Молодой старейшина поднял руки и заговорил. Длинноволосый встал ближе ко мне и начал переводить:

– Совет принял решение. Оно не может измениться, какие бы силы ни возжелали этого. Мы приветствуем нашего нового брата, нового вожака, нового обладателя Символа Власти. Отныне ты, Иоганн, – теперь все старейшины обратили взоры ко мне, – станешь одним из предводителей наших воинов. Ты останешься с нами, обучишься всему, что потребуется. Теперь ты должен доказать, что достоин обладать реликвией, которую завещал нам Величайший Воин Во Всем Свете.

– А… с какой стати? Я же не обязан это делать, – попытался было запротестовать я.

– Ты не должен опозорить завет нашего Великого предка, который спустя сотни лет передал тебе Символ Власти. Не должно быть опорочено то, что выпало тебе по велению судьбы. Итак, – старейшины снова обернулись к слушателям, – приветствуем молодого воина, вожака Иоганна.

Все кочевники встали, и шатер наполнился громом голосов. Все они, даже Тамур, произносили непонятные мне слова. Я чувствовал, что это некое традиционное обращение к кому-то важному. В конце их речи я уловил только имя, свое имя.

Дальнейшее я помню смутно. Меня стащили с возвышения, все вокруг кричали. Помню мелькнувшее лицо Тамура, искаженное яростью и обидой. Лицо Тарика, подчеркнуто-бесстрастное. Лица старейшин, суровые и убежденные.

Потом я лежал в шатре Тарика. Я все никак не мог осознать ту быстроту, с которой все изменилось. Еще с утра я был помощником трактирщика и точно знал, как пройдет мой новый день. Думал, что знал. И вот, еще не настал вечер, а я оказался в незнакомом месте, среди чужих мне людей. И самое поразительное, стал их вожаком! Я еще не понимал, что это для меня будет значить. Но я знал, что отныне мое прошлое никогда не вернется. И, как ни странно, тогда, лежа на спине в шатре, я не боялся.

 

Глава 3

Я проснулся от ощущения того, что на меня пристально смотрят. В шатре было тихо. Я протер глаза, огляделся и вскрикнул. Только в горле у меня пересохло, поэтому получился не крик, а шипение перепуганной гадюки. Прямо на меня, почти в упор, глядел орк. Он был невысокий, с кривыми зубами, торчащими изо рта. Когда я в ужасе отшатнулся, на лице орка отразилось нечто, что, наверное, можно было бы принять за улыбку. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить все, что произошло. Я еще хватался за крохотную надежду, что этот орк – просто продолжение моего сна (равно как и бесценное ожерелье, бешеный Тамур и прочее), как вдруг послышался голос:

– Просыпайся, командир, пора.

Из-за спины орка высунулся человек. Он был постарше Тарика, потолще и с виду более миролюбивый. И взгляд у него был, пожалуй, поумнее, за ним скрывались, как мне показалось, обширные знания. На его лице, как и у орка, сверкала улыбка.

– Пора… куда? – спросил я, постепенно вспоминая, что меня теперь можно называть «командиром».

– Как «куда»? – удивился человек. – Пора учиться. Вожаку нельзя идти в бой необученным.

– Постой, постой, – я сел и протер глаза. Мысли медленно крутились в моей голове. – Так, начнем сначала. Сколько я спал?

– Ну… если по-вашему, то… два часа с небольшим.

– Ладно. Кто ты? И откуда так хорошо знаешь мой язык?

– А-а, – протянул человек, кажется, воспринявший мой вопрос, как комплимент, – меня обучил старейшина Нач, он учил оруженосца великого воина Тамура, Тарика. Только Тарик плохо учился, ему хотелось самому быть учителем. Поэтому он не желал быть учеником и учился очень плохо. А я вот старался и теперь знаю десять языков.

– И теперь ты будешь учить меня. А чему?

– Сражаться. Скакать на лошади. Тарик говорил, что ты не умеешь. Это плохо, вожак должен уметь это с рождения. Ничего, обучу. Еще научу говорить на нашем языке, – перечисляя все премудрости, которые мне предстояло познать, человек загибал пальцы, и его голос звучал всё внушительнее.

– А вожак, он… – я еще потер глаза, – он кто… у вас?

– Вожак – предводитель бойцов, избранный за отвагу и славу в племени, – тут же разъяснил мой новый учитель. – Он выше бойцов, но ниже старейшин. Но он не только воин, он размышляет и придумывает, его мнение важно, с ним не спорят его бойцы. Обладатель Символа Власти не может быть просто воином, судьба делает его выше, ценнее… – Вдруг он заторопился. – Вставай, командир, поднимайся. Надо многое успеть. Когда солнце будет клониться к закату, ты должен будешь хорошо скакать на лошади. Или, – он посмотрел на меня с сожалением, – просто не падать из седла.

Я поднялся на ноги. Все тело у меня ныло и стонало: сказывалась недавняя скачка. Но я вспомнил, что другого выхода у меня нет, поэтому покорно вышел из шатра.

– Как тебя зовут? – спросил я у своего нового учителя.

– Маклай, командир.

– Тебе обязательно называться меня командиром?

– Да.

– А это кто? – Я указал на орка, шедшего за нами.

– Это орк, командир.

– Вижу. А имя у него есть?

– Да, его зовут Лодан, командир. Он будет помогать тебя учить. А вот это, – Маклай показал пальцем, – твоя лошадь.

Я обернулся. Невдалеке, и правда, оказалась лошадь. Она спокойно стояла, привязанная к колышку, и щипала редкую травку. Неожиданно она мне понравилась. У лошади были красивые глаза, не шебутные, как у тех, что я уже видел в лагере. Окрас тоже был хороший. Не вороной, не пегий, а серый в яблоках. Я подошел к лошади (в первый раз без опаски).

– Очень хорошая, – сказал Маклай, – как раз тебе подходит, командир. Молодая, да не норовистая.

Мне послышался смешок в голосе учителя. Что поделать, пока я еще не заслужил славы бойкого и неистового кочевника.

– А у вас принято… давать лошадям имена?

– Это уж как ты захочешь, командир. Можно и имя дать. Но не будем время терять. За лагерем хороший пустырь, там будем тренироваться.

Пока мы шли, я изучал лагерь. На меня постоянно оглядывались, смотрели пристально, оценивающе. Часто смеялись, а двое при виде меня о чем-то заспорили и начали перебирать в руках мелкие драгоценные камушки.

– Это они ставки делают, – пояснил Маклай. – Как долго ты пробудешь вожаком. Лодан тоже поспорил с двумя орками. Поставил на то, что ты будешь вожаком долго.

– Он во мне так уверен?

– Не знаю. Я ему приказал.

Лагерь жил не так, как Солнечная Поляна. Некоторые кочевники латали свое оружие, другие ели из глиняных мисок. Вроде ничего необычного. Но в моей деревне люди делали все размеренно и, как правило, молча. Тут же никто не мог долго держать рот на замке. Постоянно слышался гогот, крики, ругань. Мы миновали пять-шесть драк, около двадцати шумных споров с размахиванием оружия.

– Скажи, – заговорил я, когда мы вышли за пределы лагеря, – а это ожерелье, Символ Власти, кому оно принадлежало до меня?

– О-о, это длинная история, – многозначительно произнес Маклай. – Если коротко, то это был Великий Кочевник. Наверное, самый великий. Я расскажу, когда ты, командир, научишься скакать на лошади. Нельзя такую историю слушать, пока ты просто пеший воин.

– А у вас, что, нет пеших воинов?

– Бывают и пешие. Их еще называют мясом, понимаешь?

– Ага, – сказал я и быстро полез в седло.

* * *

Это были очень тяжелые недели. Маклай со всей учтивостью перед обладателем Символа Власти гонял меня с утра до вечера. Езда на лошади, бег, таскание таких тяжестей, что бочки в таверне господина Уильяма казались бы пушинками. Еще я учился обращаться с оружием, плавать. К концу первой недели я был изможден донельзя. А мой учитель придумывал все новые и новые упражнения. Если бы Маклай как-нибудь пришел и сказал, что сегодня мы будем учиться летать, я бы не удивился.

Самым простым было изучение языка кочевников. Я старался изо всех сил и быстро усвоил основы. У меня были причины, так как надоело слышать за спиной непонятные фразы, произносимые с издевательскими и шутливыми нотками. Речь и письменность кочевников были незамысловатыми, из чтения мне предлагались только записанные на бересте своды правил и простейшие песни (в основном про набеги и грабежи). Маклай говорил, что далеко не каждый кочевник умеет написать свое имя, и только немногие учатся выводить крючковатые буквы и цифры. Но я так увлекся, что попросил научить и этому. Тем более что это занимало время от тренировок, а лишний час сидения на месте был для меня, как подарок. Впервые я начал писать именно тогда.

Езда верхом давалась сложнее, но мне повезло. Лошадь оказалась спокойной и непугливой. Скоро мне удалось проскакать пару кругов и только тогда, под дружный смех Маклая и орка Лодана, свалиться на землю. Я долго думал, как назвать свою кобылу. В конце концов, остановился на простом и, как мне казалось, хорошем имени. Я назвал лошадь Стрелой, так как, по словам Маклая, она дала бы фору многим более тренированным коням по скорости.

Также обзавелся оружием, хотя научиться им владеть было сложнее, чем я думал.

– Ты слабый воин, командир, – сокрушенно заявил Маклай на третий день тренировок. – Все в племени сильные от рождения. А ты слабее зайчонка. Значит, драться, как все, ты не сможешь. – При этих словах я потупился, но в глубине возникла радость. Может, учитель пытается подвести все к тому, что мне нет смысла тренироваться? Эх, как бы не так. Маклай был не из тех, кто сдается. – Не беда, командир. Ты, конечно, хилее великого воина Тамура. Но все равно, ты высок ростом и, главное, очень легкий. Используй это в бою.

Многие из нашего племени могут нанести сильный удар, но они неповоротливые и медлительные. Будь другим. Когда будешь драться, не стой на месте. Прыгай, пригибайся, вертись – вот в чем секрет.

Маклай, кажется, был в восторге от своих советов. Правда, количество тяжестей, которые я таскал, не убавилось. Что касается драки, учитель вывел ряд правил, которые мне пришлось зазубрить:

– Не надевай много одежды – будет тяжело. Не стой на месте – измотай противника, двигайся вокруг него. Не бей постоянно – быстрее устанешь. Если можешь уйти от удара – не отбивайся, уходи. Не бей напрямую – обмани противника, ударь так, как он не ожидает.

Я запоминал эти правила и в какой-то момент проникся их преимуществами. Маклай был прав, большинство кочевников ставили, главным образом, на силу ударов и величину своих мышц. Но сколько времени человек может махать здоровенным топором или дубиной, пока не выбьется из сил? Хотя Тамур, похоже, мог заниматься этим бесконечно. Пару раз мне довелось видеть его тренировки. Больше всего великий воин походил на живую ветряную мельницу, застигнутую ураганом. Он крутил свою секиру так мощно, сильно и одновременно естественно, словно родился с ней в руках.

Когда я запомнил вбиваемые Маклаем истины ведения боя, мне подобрали экипировку. Что касается брони, то с ней было проще. Кочевники не придавали ей большого значения, каждый надевал то, что ему нравилось. Кому-то приходились по вкусу легкие кольчуги, кому-то хватало наручей и поножей, кто-то, вообще, оставлял всю защиту на совесть амулетов и оберегов. Маклай добыл мне, по его мнению, самый подходящий наряд. Это были куртка и штаны из прочной кожи. Разумеется, по сравнению с кольчугой или латами это было ничто, но от скользящего удара могли защитить вполне сносно. Также я получил мягкие удобные сапоги для более легкого передвижения и бега. С оружием было труднее. Исходя из правил Маклая, оно должно было быть таким же легким, как и стиль боя, что было нехарактерно для обычного оружия кочевников, отличавшегося грубостью и солидным весом. Много чего я перепробовал, пока не остановился на коротком, чуть изогнутом мече. Видимо, это был самый легкий вариант во всем лагере.

Тогда-то я и начал беспокоиться. Ведь раз я командир, рано или поздно мне придется вести кочевников в бой. Опять всплыли множество раз слышанные истории о зверствах и разрушениях, которые несут с собой кочевники. И Маклай, к сожалению, не опроверг моих опасений. Судя по всему, тяга к разграблениям была у кочевников в крови. Небольшим утешением было то, что старейшины в лагере не требовали от своих людей большой жестокости.

– В других лагерях, – рассказывал мой учитель, – принято вырезать поселения целиком. А тех, кто выживет после нападения, может ждать еще более страшная участь. Но наши старейшины не злые. Конечно, когда будет нужна провизия, пойдем на какую-нибудь деревню. А ты, как один из вожаков, можешь приказать что угодно. Убивать всех или же нет. Это твоя ответственность, командир.

Я не знал, как ответить. Лишь понадеялся, что удастся как-то выкрутиться, чтобы обойтись малой кровью. Раз можно избежать жестокости, я должен буду попытаться так и сделать. Пока я решил оставить эти мысли, еще не зная, что первое испытание не за горами.

Спустя две недели я уже перестал обращать внимание на боль в мышцах. Да и вообще, начал осваиваться в лагере, изучать быт и историю кочевников. А история проистекала как раз к моему ожерелью. Точнее, к его первому обладателю.

Тысячу лет назад кочевниками правил великий воин. Его полное имя произнести тяжелее, чем запомнить все его подвиги, которым не было числа (даже если отметать совсем уж неправдоподобные рассказы о них). В обычных разговорах его называли Леро Первый. Титул – а к нему кочевники относились трепетно и всегда произносили полностью – звучал так: Величайший Воин Во Всем Свете. Может, конечно, наивно и напыщенно. Но, во-первых, это был действительно великий человек. А во-вторых, никто бы не рискнул смеяться над этим титулом при кочевнике. Поверьте, себе дороже. В те незапамятные времена Леро Первый объединил племена бродячих разбойников, варваров и орков. Под его началом они превратились в бесстрашных бойцов, мастеров войны и выживания. Леро первым заставил своих подданных учиться читать и писать. По словам Маклая, который среди кочевников, похоже, был самым образованным человеком, Леро никогда не призывал к насилию. Он любил бескрайние просторы степей, свободу и вольную жизнь. В этом он видел дух кочевничества.

Но все кончается, и жизнь первого одновременно и последнего правителя кочевников начала подходить к концу. Тогда он покинул своих подданных, оставив последние распоряжения. Леро завещал отыскать его Символы Власти. Первым был меч, местонахождение которого не мог определить уже никто. Вторым – корона. Ходили слухи, что она спрятана в непроходимых горах, в пещерах гномов (если они там еще оставались). И третьим символом было ожерелье, которое по воле судьбы или по случайности досталось мне. Леро сказал, что спустя тысячу лет необходимо отыскать Символы Власти, чтобы племена вспомнили о своей связи и продолжали процветать.

Но, как это часто бывает, за Леро Первым пришел Леро Второй, а за ним – Третий. И как ни печально, они принесли с собой упадок. Племена перегрызлись за богатства и власть. Со временем кочевники одичали и превратились в лютых и жестоких мерзавцев. Только пятьдесят лет назад собрался первый совет племен. Появились старейшины, чудом сохранившие в памяти заветы великого Леро. Племя, в которое попал я, было, пожалуй, самым просвещенным. Именно его старейшины решили отыскать хотя бы один Символ Власти, дабы вернуться к истокам, начать все сначала. Перечеркнуть эту тысячу лет жестокости. Прочие племена не верили в заветы Леро Первого, для них было легче жить, как дикие животные. Маклай рассказывал, как трудно было договориться когда-то братским народам. «Если бы не мудрость таких смелых и терпеливых людей, как старейшина Нач, ничего бы не вышло», – не раз повторял мой учитель.

Именно старейшина Нач говорил со мной тогда на совете. И, как по секрету рассказал Маклай, это он уговорил своих соплеменников дать мне шанс. Трудно было понять, какую пользу извлек из этого длинноволосый старик, но я был ему очень обязан. Следует упомянуть старейшину Нача особенно. Именно он некоторое время назад первый заявил, что племя обязано найти Символ Власти Леро Первого. Ему пришлось изрядно попотеть, чтобы убедить в этом остальных старейшин. Их племя было немногочисленным и непрочным, поход к баронским землям представлялся неоправданно тяжелым. Но вера в старые традиции взяла верх. Собрав по крохам остатки сведений об ожерелье, старейшина Нач вычислил его местонахождение. Тогда племя и сделало большой бросок, в итоге разбив лагерь в пустоши.

По дороге старейшины опять начали спорить. Дело в том, что большинство кочевников было готово отдать Символ Власти в руки заранее выбранного бойца. Старейшина Нач и его сподвижники такие, как Маклай, были против, так как по завету Леро Первого новый обладатель ожерелья должен был быть выбран самой судьбой. Но, увы, тут старейшине Начу пришлось уступить. Племя отказывалось отдавать Символ Власти абы кому, когда среди кочевников был самый сильный и храбрый боец. Естественно, таким считали Тамура: грозного вожака и великого воина. Многие его уважали, остальные попросту боялись (и я их в этом не очень-то винил).

Но далее случилось то, что случилось. Ожерелье было найдено, и кочевники получили надежду. У всех она проявлялась по-разному, но соплеменники, все как один, ждали наступления славных времен.

Летели дни, я окреп и закалился. Маклай и его слуга-помощник Лодан все реже поднимали меня с земли, поверженного во время учебной драки, упавшего со Стрелы или придавленного очередным грузом, которые я таскал по нескольку часов. Постепенно мне удалось завести знакомых в лагере. В основном, это были молодые бойцы, еще не пропитавшиеся духом разрушений и насилия. Конечно, они не упускали случая подраться, постоянно рвались в поход на какую-нибудь деревню. Большое удивление у меня вызывали женщины. В лагере их было около двадцати-тридцати. Большинство из них готовили еду, шили и залечивали раны. Мне было дико смотреть, как они сносят грубость кочевников, но им, казалось, даже льстило, что каждый день к ним подходили новые ухажеры и волокли их в какой-нибудь укромный уголок. Маклай говорил, что в их племени с женщинами еще по-человечески обращаются. Так или иначе, если бы я и хотел что-то изменить, пока у меня не было никакой возможности. Кочевники очень неохотно расставались со своими привычками. Так неохотно, что за нововведение могли и бунт устроить.

Однако было несколько таких женщин, к которым так просто не подойдешь. А если осмелишься, можно было и жизни лишиться. Это были сильные и ловкие воительницы, с широкими плечами и руками, слишком уж мускулистыми для будущих матерей. Они всегда держались вместе, и мало кто отваживался посягнуть на их независимость.

К концу третьего месяца я более-менее освоился. Меня все еще пугали многие обычаи кочевников, что-то я так и не смог понять и принять. Но я уже перестал бояться собственной тени, перестал вздрагивать, когда со мной заговаривали.

* * *

– Скоро начнется война, – сказал Маклай, когда я вошел в его палатку. Это было раннее утро, солнце только что взошло. Мой учитель сидел на ковре, скрестив ноги. И он, и Лодан выглядели подавленными и встревоженными.

– Война? – переспросил я, вторгаясь в их разговор.

– Да, командир, война, – Маклай вскочил и поприветствовал меня глубоким поклоном. И сразу же перешел к делу: – Наши разведчики донесли, что барон этих земель собирает войска. Но не для того, чтобы идти на нас. Как ты думаешь, командир, барон может быть хорошим стратегом?

– Ну… Трудно сказать, я же никогда… В нашей деревне…

– Ц-ц-ц, – цокнул языком Маклай. – Не в нашей деревне, командир. Сколько раз объяснять.

– Ну да, – я никак не мог привыкнуть, что теперь свои для меня только племена и степи, а не поднос, кружки и все, что меня окружало раньше. – В Солнечной Поляне никто барона-то и не видел. Там вообще никто не знает о его планах. Если ему нужны солдаты, просто приходят офицеры и забирают людей. Потом возвращают, если кто выжил. А о стра-те-ги-и там ничего и не слышали, – сложное слово я произнес медленно, так как в бытность свою помощником трактирщика я сам о таких понятиях ничего не знал. Собственно, кочевники тоже плохо представляли, что это. Маклай настоял, чтобы я учился не как простой боец, а как настоящий вожак, который не только мечом может махать. Моем у учителю всегда нравилось повторять им самим, видимо, придуманное понятие «образованный предводитель».

– Ну, а сам как думаешь, командир?

– Как сказать… – я напряг мысли. Мне нужно было постоянно размышлять – так говорил Маклай. Настоящий вожак должен оценивать положение вещей с разных сторон. – Раз барон владеет такими обширными землями, он должен хорошо знать, как их защищать. Или иметь хороших советчиков, которые знают это за него.

– Точно, – подтвердил Маклай. – И хороший стратег понимает, что нас не поймать, используя тяжело вооруженную пехоту, кавалерию и осадные машины. А именно такие войска собирает барон.

– А какая тогда нам разница? – спросил Лодан. Я с трудом понимал орков, которые говорили на своем собственном диалекте, немного отличавшемся от основного языка кочевников. Видимо, понимая это, Лодан при мне старался говорить мало и односложно.

– Война может затронуть и нас, – сказал Маклай. – Если начнется междоусобная война, в ближайших деревнях будет больше солдат. Значит, будет труднее добывать провизию. А без нее мы долго не протянем.

Это была чистая правда. В лагере еду выдавали два раза в день, ее хватало только на то, чтобы не было зверского голода.

Вдруг снаружи донесся протяжный звук. Именно его я с трепетом ждал три недели. Я даже знал, откуда он исходит. Из центрального шатра. Трубил рог войны, старейшины решили отправить бойцов в поход. Маклай тут же заторопился к выходу. За ним по пятам шел Лодан, никогда не оставлявший своего хозяина. Я вышел последним, чувствуя, как деревенеют ноги. Пришло время моего первого набега. Я чувствовал опустошение. На место всех мыслей и эмоций пришел лишь тихий холодный страх.

Все жители лагеря стекались к центральному шатру, как мощный поток, хлынувший из прорвавшейся дамбы. Я шел, а меня обгоняли взбудораженные кочевники. Я видел их глаза, полные кровожадного блеска. Как разъяренные некормленые псы, кочевники готовы были сорваться с цепи и понестись на врага, разрывая когтями и грызя зубами. Орки выглядели еще страшнее. Жестокая натура распирала их изнутри. Они истерично смеялись, улюлюкали, выли. Вся эта обезумевшая толпа неслась к центральному шатру, как на праздник.

А там уже выстроились все пятеро старейшин. Рядом стояли поигрывающий мышцами Тамур и высокий орк, увешанный амулетами и разрисованный грязью. Это был оркский вожак, предводитель большинства орков в племени. Его бойцы были самыми неистовыми представителями своего жуткого народа, и только он мог держать их под контролем. Когда я подошел ближе, Маклай схватил меня и подтолкнул вперед. Я покрутился на месте, но выхода не было. Я понуро встал рядом с двумя другими вожаками, заняв свое место.

Молодой старейшина поднял руки. Толпа замолкла, хотя еще долго слышались отдельные нетерпеливые выкрики. Старейшина Нач откашлялся и заговорил:

– Сегодня – день войны. Три вожака отправляются в поход. Они поведут бойцов, чтобы вернуться с богатой добычей. Вот они. Великий воин Тамур, великий воин Квиз и молодой воин Иоганн. Каждый возьмет с собой по десять бойцов и отправится в деревню к северу отсюда.

«Деревня Три Сосны, – подумал я. – Совсем недалеко от дома. И солдатского постоя там отродясь не было».

Я не был в этой деревне, но слышал о ней много. Кажется, у господина Уильяма там были родные или друзья.

– Воины, – обратился к нам старейшина Нач. – Готовы ли вы?

– Да! – браво гаркнул Тамур, и толпа взорвалась одобрительными восклицаниями.

– Да, готов, – прошипел орк Квиз. Его соплеменники заорали так неистово, что уши заложило.

Пришел и мой черед. Если бы я промолчал, что произошло бы? Отказ означал нарушение всех традиций и устоев племени. Меня бы тут же признали предателем (у кочевников это просто) и кинули толпе на растерзание. Я выпрямил спину и постарался, чтобы голос не дрожал:

– Готов.

Кочевники снова заголосили. Я обвел толпу взглядом. Маклай и Лодан одобрительно кивали. Тарик ухмыльнулся, подняв кулак вверх, – это был знак уважения.

– Тогда собирайтесь, – произнес старейшина. Тамур и Квиз пошли прямо к толпе. Я замялся, боясь, что хлопнусь в обморок. Неожиданно я услышал родную речь:

– Ты взволнован.

Старейшина Нач стоял прямо передо мной. В его глазах я прочел, как мне показалось, сдержанное сожаление.

– Не показывай свой страх, – сказал Нач. – Если бойцы почувствуют, что их вожак не уверен в себе, они перестанут слушаться его. Ты должен быть всегда впереди, всегда в центре боя, тогда они поверят тебе, – старейшина оглянулся и продолжил: – Леро Первый всегда пытался избежать бойни. Это и в твоих силах. Ты не обязан убивать каждого, кто попадется на твоем пути. И ты можешь удержать своих бойцов. В этом твоя задача. Тамур и Квиз будут бесчинствовать, только если то же самое сделаешь ты. Жестокость для них как дыхание, но, глядя на тебя, они будут осмотрительнее. Если один вожак сдержан, остальные будут также сдержанны.

– Почему? – спросил я. – Тамура и Квиза знают и слушаются, а я молодой воин. По сравнению с ними я никто.

– Но у тебя есть это… – старейшина показал на ожерелье, которое я носил не снимая. – Обладатель Символа Власти не менее важен, чем сотня Тамуров и тысяча Квизов. Пусть другие вожаки не желают этого признать, но они обязаны учитывать то, что решишь ты. Теперь иди. И помни: все в твоих руках.

Старейшина Нач уже давно скрылся в шатре, я уже набирал добровольцев. А в моей голове все еще звучали его последние наставления. Я слышал их и старался поверить.

 

Глава 4

До Трех Сосен скакать всего два часа. Когда впереди замаячил лес, все остановились. Тамур и Квиз отдалились в сторону, держать совет. Я глубоко вздохнул (уже в который раз за день) и последовал за ними. Первым заговорил орк, которого просто разрывало на части от предчувствия скорой наживы:

– Разведчики донесли: в деревне нет солдат. Хорошо. Мы нападем сразу все вместе. Никто ничего нам не сделает. Провизия – в амбарах.

– Отлично, – отозвался Тамур, блистая на солнце лоснящимся мускулистым торсом, – они надолго запомнят наше появление. Свора ничтожеств! Они запомнят и расскажут детям. Если останется кто-нибудь, кто сможет рассказывать. Мне нужна голова их старосты. И дочь, если она у него есть…

– Нет! – неожиданно вырвалось у меня. Оба вожака с удивлением и негодованием уставились на меня. Я посмотрел в глаза Тамура. Это были абсолютно пустые глаза убийцы. На секунду я как будто провалился в них, словно в яму. Перед внутренним взором пронеслись страшные видения. Полыхающие дома, кочевники, насаживающие на деревянные колья головы своих жертв. Квиз, вырывающий внутренности из живого человека. И Тамур, тянущий за волосы несчастную девушку в изорванной одежде. Эти ужасающие картины показались мне такими реальными, будто я видел их наяву.

– Нет, – тверже повторил я. – Нам нужна только провизия. За ней мы и придем.

– Там, – указал на лес оркский вожак, – наши враги. Враги нашего племени.

– Это не враги, – перебил его я. Мне было невыносимо жутко смотреть на Тамура, который скрежетал зубами и постукивал пальцами по рукояти секиры. Я осознавал, что рискую, но раз уж начал, нужно было договаривать. – Враги появятся, если мы будем убивать всех подряд. Раз барон собирает войска, он легко может послать их и по наши души.

– Ему не справиться с нами, – громогласно произнес Тамур.

– В лагере немногим больше сотни. А у барона тысячи солдат, – сказал я, прекрасно понимая, что это блеф. На самом деле, я понятия не имел, сколько людей у барона. И вообще, станет ли он гоняться по степям за неуловимыми кочевниками, если ему предстоит большая война.

– Так что ты скажешь? – спросил Квиз, глядя не на меня, а на мое ожерелье. – Что нам делать?

– Да! – Тамур с издевкой сложил руки на груди. – Что ты скажешь, обладатель Символа Власти?

– Мы войдем в деревню, – начал излагать я, придумывая план на ходу. Деревня Три Сосны была такой же тихой и безмятежной, как моя родная Солнечная Поляна. Так что я мог представить себе, что напугает и обезоружит ее жителей. – Войдем быстро. Сразу возьмем деревенских в кольцо. Они сами отдадут все, что нам нужно. И мы уйдем. Это займет совсем немного времени.

Я говорил, а сам думал, что моя логика смехотворна в глазах кочевников. Им нужен был бой, схватка. Они ехали не за провизией, а за головами. Любой другой план был для них сложным и бессмысленным. Тем не менее я изложил свою мысль, стараясь выглядеть уверенно. Квиз и Тамур смотрели на меня и на Символ Власти на моей шее. Молчали. Потом Тамур сплюнул на землю:

– Слова, достойные труса. Воин не станет позорить наше племя и искать отговорки. Мы завяжем бой и выйдем из него победителями с богатой добычей. Вот что значит настоящий поход.

– На что ты собираешься тратить силы? – упрямо спросил я. – На кучку крестьян с вилами? Это достойно великого воина – драться с женщинами и стариками? Или ты боишься того, кто сильнее их? Нет? Тогда езжай, найди солдат барона и сражайся с ними.

– Старейшины не посылали нас за этим, – возразил Квиз.

– И за головой старосты нас тоже не посылали.

Воцарилось молчание. Вожаки в упор смотрели на меня, я разглядывал облака в небе.

– Хорошо, – сказал Квиз, – пусть будет так. Но я должен буду убедиться, что ты, Иоганн, не трус. В другой раз.

С этими словами орк направился к своим соплеменникам. Тамур промолчал, но в его глазах явно читалось желание сделать со мной что-нибудь эдакое кровавое, с отрезанием конечностей и долгими пытками. Я не мог ответить взаимностью, моей храбрости хватало только на то, чтобы не отвести взгляд.

* * *

Мой отряд расположился с южной стороны от деревни. Тамур и Квиз потащили своих людей в обход. Таким образом, мы брали Три Сосны в кольцо. Я повернулся к своим. Маклай и Лодан были ближе всех, и на их лицах я увидел полную готовность выполнять мои указания. Теперь-то была не учеба. Предстоял бой, и им обоим надлежало повиноваться своему вожаку. Так что, следуя правилам, они на время забыли, что только вчера я сам выполнял их команды и наставления. Сейчас они были моими подчиненными, храбрыми и верными. От этого стало немного легче, хотя с остальными бойцами было сложнее. В основном, это были молодые парни, с которыми мне еще не удалось наладить общение. Они нетерпеливо озирались, перешептывались и ерзали в седлах. Уверенности, что удастся их контролировать, у меня и в помине не было. Я изо всех сил постарался принять решительный вид и заговорил:

– По моей команде входим в деревню. Силу применять, если только кто-нибудь окажет вооруженное сопротивление. Можете кричать, трясти оружием. Ваша цель – напугать их. Это обычные крестьяне, с ними не должно быть хлопот. Сгоняйте их к центру деревни. Ясно?

– Да, – вразброд ответили бойцы. Я не знал, всё ли им полностью ясно, и понадеялся на то, что я все-таки для них вожак, и меня надо слушаться.

Пока мы тихим ходом подбирались к Трем Соснам, я вдруг подумал: а что, если пустить Стрелу галопом и убраться подальше от этого места. Ускакать, смыться, исчезнуть, чтобы ни кочевников, ни Тамура с Квизом, ничего. Но что бы было после этого? Кочевники все свои силы положили на то, чтобы отыскать и вернуть свой Символ Власти. А меня, как предателя, ждала уж совсем злая судьба.

Да и потом, если я убегу, что станет с жителями деревни? Со злости мои новые соплеменники никого не пощадят. Нет, убегать было нельзя.

Мой отряд оказался на окраине деревни. Я уже видел крестьян, женщин. Мы пока что были скрыты от них деревьями. Отрядов Тамура и Квиза нигде видно не было. Мне нужно поторопиться и войти в деревню первым. Я еще раз взглянул на жителей Трех Сосен и набрал воздуха в грудь.

– В атаку! – закричал я и пришпорил Стрелу. Бойцы позади меня начали выкрикивать боевые кличи, а я понесся вперед. Через несколько секунд я уже миновал первые дома. Ничего не понимающие крестьяне инстинктивно побежали. Я натянул поводья, Стрела поднялась на дыбы. Наверное, я и вправду выглядел устрашающе. Но долго задерживаться было нельзя, так как с другой стороны деревни показались бойцы Тамура. Я понесся вперед.

Один из крестьян, похоже, оправился от первого испуга. Он забежал в дом и выбежал через мгновение с горящим факелом. Этого я и боялся. В нескольких шагах от него была деревянная вышка, на которой располагался сигнальный костер. Такой же был и в Солнечной Поляне, но никто им никогда не пользовался. Я рассчитывал, что крестьяне не успеют сообразить применить сигнальный огонь по назначению.

Один из бойцов Тамура натянул лук, целясь прямо в расторопного крестьянина, который огромными скачками приближался к спасительной вышке. Я выхватил аркан и метнул его (еще одно оружие, с которым меня познакомил Маклай). Пока петля летела, я умолял все силы природы, всех богов, о которых слышал, чтобы аркан не обхватил горло крестьянина. Это бы означало его смерть. Мне повезло, бросок вышел хорошим. Петля зацепила крестьянина, прижав его руки к телу. Он выронил факел и рухнул на землю в одном шаге от вышки.

Мои бойцы сгоняли в кучу остальных жителей деревни. Казалось, что все идет нормально. И вдруг послышался вопль. Тамур уже успел оказаться недалеко от меня. Он нагнал одного из крестьян и опустил на него свою секиру.

– Стоять! – заверещал я не своим голосом. В одно мгновение я оказался рядом с Тамуром, который с безумным взглядом заносил секиру над новой жертвой. Молодая девушка со слезами на глазах склонилась над поверженным крестьянином. Я выхватил меч и ударил великого воина рукоятью по лицу. Он был так поглощен своей охотой, что не смог вовремя отразить удар. В седле-то Тамур удержался, но его секира цели не достигла.

– Мы! Здесь! Не! За! Этим! – заорал я, снова замахиваясь на Тамура. Он настолько опешил, что даже не остановил меня. А мне хотелось сбить его на землю и рубить мечом, пока не останется одно мокрое место. Но надо было следить за остальными бойцами. К своему ужасу, я увидел двух орков из отряда Квиза. Они скакали, а за ними по земле тащились два заарканенных бездыханных тела.

Не дожидаясь, пока Тамур опомнится, я быстро проскакал по всей деревне. Больше жертв не было. Тогда я вернулся к центру. Там столпились жители, перепуганные, непонимающие.

– Всем стоять! – прокричал я бойцам. Они посмотрели на меня с обидой, но все же перестали махать оружием и кое-как успокоились. Я приблизился к крестьянам и заговорил на родном языке: – Кто староста?

Кочевник, говорящий на языке жителей деревни, вызвал у крестьян удивление. Они совсем растерялись, но, тем не менее, один из них шагнул вперед:

– Я – староста, – заявил он.

Мне захотелось спешиться, упасть перед ним на колени и просить прощения. За погибших, за набег. Ведь эта деревня была так близко от моего дома, а крестьяне так напоминали мне меня прежнего. Но этого я сделать не мог.

– Откройте амбары, – сказал я. – Нам нужна провизия. Быстрее. И мы уйдем.

– Вы нас убьете, – отозвался староста. Он смотрел на меня с явной ненавистью и недоверием. – Все равно убьете.

– Нам нужна провизия, – строго отрезал я. – Больше ничего. Мы уйдем.

– Я открою вам амбары. Но только не трогайте людей…

Староста не договорил. Он достал из кармана огромную связку ключей и пошел в сторону. Я кивком послал за ним бойцов. Маклай подвел своего коня ко мне и прошептал: «Я прослежу, чтобы все было, как ты приказал командир. Без жертв».

Через двадцать или тридцать минут мы покинули деревню. Больше никто не пострадал, провизии мы набрали даже с избытком. Я, сгорбившись, направлял Стрелу, уставившись на ее серую гриву. Перед глазами стояли те несчастные, которых мне не удалось уберечь, я чувствовал на себе бешеные взгляды кочевников. И презрение. Физически ощущал ненависть, которую видел в лицах жителей Трех Сосен. Для них я был убийцей, кровавым палачом, лютым мерзавцем. И надежда вернуться к прошлой жизни, которая неосознанно теплилась у меня внутри, угасала. Теперь я стал одним из кочевников. И нигде больше меня не примут за своего. Ни в Трех Соснах, ни в Солнечной Поляне, ни в какой другой деревне я уже не буду просто Иоганном, помощником трактирщика. Я стал чужим для всех тех, кто когда-то был мне так близок.

– Стой, – прокричал кто-то из орков.

– Стой, – вторили ему другие голоса.

Я встрепенулся. Оказывается, часть бойцов прочесывала ближайшие кусты. Что-то произошло.

– Маклай, в чем дело? – спросил я.

– Кто-то следил за нами, – ответил мой учитель, вглядываясь в заросли. – Орки великого воина Квиза только что обнаружили лазутчика.

Вдруг кусты затрещали, и прямо к ногам моей лошади выкатился человек. За ним выбежали орки и в одну секунду скрутили его. Человек молча отбивался, пытаясь достать хоть одного из насевших на него кочевников. Тамур быстро подскакал поближе.

– Ха, лазутчик, – усмехнулся он, доставая свою секиру. – Сейчас проучу. – Его глаза плотоядно уставились на пленника. Он же смотрел на могучего воина без страха. Человек не моргнул, когда секира взвилась над ним. Он, похоже, был готов вынести и пытку, и смерть.

– Нет! – Я стремительно вытянул руку и перехватил страшное оружие Тамура. Тот уставился на меня с бешенством. Видимо, еще никто не вел себя с ним, как с подчиненным, которого можно и осадить, и ударить. Такое отношение было ему настолько в новинку, что он оторопел. Мне показалось, что он только сейчас осознал, что недавно получил от меня удар рукоятью, и глаза его налились кровью. Я, не теряя времени, спешился и подошел к пленнику.

Он был одет в кирасу и длинный плащ. Лицо было обыкновенным и непримечательным, такое могло быть и у крестьянина, и у солдата. Светлые волосы, слегка небритое лицо. Необычными были ясные глаза. Они словно светились, были чистыми, как горный ручей. В таких глазах не могло таиться ничего подлого или мерзкого. Замечательные глаза, прямо источающие честь и благородство. Рядом с пленником валялся его меч, который он выронил, так и не успев применить.

– Кто ты? – спросил я на родном языке. Пленник поднял брови. Потом гордо отвернул от меня лицо.

– Жители деревни подослали тебя? – продолжил я задавать вопросы, думая про себя: «Ответь хоть что-нибудь, идиот. Я же твою жизнь спасти пытаюсь».

– Нет, – наконец, сказал пленник. – Они ни при чем. Я не заходил в деревню.

– Тогда зачем ты следил за нами?

Снова молчание.

– Ты знаешь, что вот этот здоровяк, – я показал на Тамура, отчего тот еще больше напрягся, – хочет с тобой сделать? Я объясню. Он хочет отрубить тебе ноги. Пока. А потом – все остальное. Это, думаю, ясно?

– Да, – отозвался пленник. – Я готов.

– Тебе что, жизнь не дорога?

– Зачем ты говоришь мне это, варвар? Я был поблизости от деревни и слышал, что вы там делали. Я знаю, какие вы творите жестокости. Брось, пусть твой соплеменник делает свое дело. – И с этими словами пленник гордо вскинул подбородок.

Мне это все не нравилось. Либо этот человек не понимал, что ему грозит, либо он искал возможности умереть. К чему весь этот пафос?

– Чего ты добивался? Зачем, скажи на милость, ты вообще потащился за нами?

– Я ждал случая поквитаться с кем-нибудь из вас за то, что вы сделали в той деревне. Я – Альфред, странник. У меня ничего нет, кроме одежды и меча. Я слышал, что жители Трех Сосен – добрые люди. Я шел к ним, чтобы предложить свою помощь, если она им нужна. И вот, я услышал, как вы напали на них. И решил отплатить вам тем же.

– Один? Нас тут, если ты еще не заметил, больше тридцати.

– У меня был шанс убить двух или трёх из вас. Но судьба распорядилась иначе.

Я напряг память и кое-что вспомнил. Я слышал много историй о таких странниках. Это были неимущие офицеры и солдаты, некогда служившие в армии барона и отдавшие свои жизни в руки судьбе. Они бродили по деревням, защищая слабых, помогая беззащитным. Бескорыстные и смелые. Когда-то я ими восхищался. Теперь я смотрел на гордого (что-то уж чересчур гордого) странника, который самочинно и в одиночку решился напасть на толпу кочевников. И, потерпев неудачу, готовился к любым мукам с картинно поднятой головой. Нельзя было не восхититься его храбростью, если бы она не граничила с бессмысленной глупостью.

– Чего же вы ждете? – спросил пленник Альфред. – Почему не убьете, как убивали жителей той деревни?

В его словах сквозила еще большая ненависть, чем в словах старосты Трех Сосен. А что бы сказал этот Альфред, если бы все-таки побывал в деревне? Если бы видел, что не было бойни, не было жестокости. Я вспомнил трех убитых. Это было ужасно, но ведь мне удалось избежать больших жертв! Я понимал, что такое рассуждение ничего и никого не оправдывает. Но не хватайся я за эту мысль, было бы еще тоскливее.

– Маклай, – подозвал я своего учителя на языке кочевников. Когда он приблизился, спросил шепотом: – Что обычно делают с такими лазутчиками?

– Обычно – убивают, – ответил Маклай. Потом он посмотрел на меня и добавил: – Можно, конечно, взять его в плен, как раба, командир. Если он так тебе нужен.

– Снимите с него доспехи и заберите меч, – сказал я оркам. – Мы возьмем его с собой. – Потом я обратился к Альфреду: – Тебя никто не убьет. Когда мы прибудем на место, я с тобой поговорю.

– Зачем тебе это надо? – спросил Альфред, непонимающе глядя на меня.

– Не знаю. Но мне не нужна твоя смерть.

* * *

До вечера я проторчал в центральном шатре, участвуя в дележе добычи. Кочевники относились к этой процедуре, как к ритуалу, скрупулезно распределяя провизию. Мне, как вожаку, доставалась достаточно большая доля, которой вполне хватало на несколько месяцев. Конечно, учитывая неприхотливый образ жизни. Также свое получили Квиз и Тамур. Львиная доля отходила старейшинам, кое-что отправляли на хранение, как запас на случай крайней нужды. Бойцы получали довольно незначительные остатки.

После дележа основная часть лагеря собиралась на небольшое празднество. Уже были установлены столы, женщины суетились, приготавливая выпивку.

Но мне было не до этого. В моей палатке под охраной сидел странник Альфред. Я пока не мог придумать хоть приблизительный план его освобождения. Просто отпустить его было нельзя: если он сбежит, ответ придется держать мне.

Когда я вошел в палатку, Альфред поднял на меня глаза. Он смотрел все с тем же презрением и недоверием. Я приказал охране принести вещи пленника, а потом отправляться отдыхать. Когда все было исполнено, я решил пойти напролом. Я достал нож, разрезал веревки на руках Альфреда и протянул ему его меч. Странник в недоумении посмотрел на меня. Такого он явно не ожидал.

– Ты свободен, – сказал я.

– Какой-нибудь подвох, – подозрительно пробормотал Альфред. Он поднял меч, чтобы, в случае чего, обороняться. – Какая-то хитрость, точно? Или ты решил умереть от моего меча, варвар?

– Никакого подвоха, – ответил я. – Ты, кажется, хотел поквитаться за жителей деревни. Если хочешь – пожалуйста. Правда, убежать тебе вряд ли удастся. Но хоть одного кочевника ты убить сможешь, как и собирался.

– Я не понимаю тебя. Чего ты добиваешься? Ты не дал своим сородичам убить меня, а теперь еще и отдаешь мне мое оружие. В чем тут смысл? – он был окончательно растерян.

– Смысл в чем? Эх, Альфред, если бы я знал, в чем смысл, – я с горечью махнул рукой – получилось несколько картинно. Тут мой взгляд упал на бутыль в углу моей палатки. В ней была брага, которую мне как-то подарил Маклай. «Крепкая, конечно, но помогает встряхнуться, командир», – так он сказал. Вот встряхнуться мне как раз было необходимо. Я открыл бутыль и нацедил себе в стакан немного браги. Пригубил. И тут же закашлялся, варево было крепче, чем любой напиток из богатых запасов господина Уильяма.

– Понимаешь, Альфред, – сказал я, когда смог выдавить из себя слова, – я просто хочу, чтобы ты мне доверял.

– С какой стати? И зачем тебе мое доверие?

– Я, пожалуй, присяду. Что-то это пойло мне в ноги ударило. Так вот, – я устроился на ковре, – ты видишь во мне кровожадного и безжалостного убийцу. А если это не вполне соответствует действительности? Если хочешь, могу рассказать свою историю.

Альфред задумался. Он все еще ничего не понимал, но, кажется, немного расслабился. Оружие-то было у него, так что он мог считать себя немного защищенным.

– Ладно. Говори, я слушаю, – по-прежнему настороженно произнес он.

И я рассказал. Рассказал все, начиная с того момента, как пошел гулять в лес. Во время моего повествования на лице странника отразилось много противоречивых эмоций. Он слушал, не разу не перебив. Через полчаса я снова наполнил стакан и сделал значительный глоток. Снова пройдясь по воспоминаниям, я погрузился в тоскливую задумчивость.

– Так, значит, – медленно произнес Альфред, – ты не кочевник… Как же ты тут живешь?

– Не знаю. Но живу, вот уже два месяца. Я до сих пор боюсь их, но у меня нет другого выхода. Когда мы отправились в Три Сосны, мне приходила в голову мысль о побеге. Но что бы стало с жителями деревни? Этот подонок Тамур устроил бы там такую резню, что не осталось бы никого. Я не смог уберечь всех жителей. Но, хотя бы…

Я не договорил. Мне было невыносимо снова успокаивать себя самому. Именно тогда я понял, как мне одиноко.

– И я не знаю, что будет завтра, что мне вообще делать.

– Ты очень рисковал, сдерживая их, – сказал Альфред. Он вопросительно посмотрел на бутыль. – Можно? А то пересохло в горле.

– Да-да, конечно, – я налил ему. Мы молча выпили.

– Знаешь, Альфред, я не должен, наверное, сваливать на тебя свои проблемы. Да и держать тебя здесь. Но я не знаю, как тебе выбраться отсюда.

– А под каким видом я могу здесь остаться? – неожиданно спросил странник, допив свою брагу.

– Ну… Они, верно, решили, что я держу тебя, как слугу… Ты уж извини, это не моя идея.

– Может, если ты возьмешь меня с собой в следующий поход, мне удастся убежать?

– Не уверен. С тебя точно не спустят глаз.

– Ладно, – Альфред сам налил нам еще по стакану. Потом долго смотрел на мутную жидкость, перед тем как выпить. Наконец, странник встал и решительно поднял свой стакан. – Я верю тебе, Иоганн. Я не могу сказать, что одобряю все твои действия. Но, так или иначе, я обязан тебе жизнью. Так же, как и те жители Трех Сосен, которые сейчас здравствуют.

– Хоть и поминают меня не самыми лучшими словами.

– Главное, что должно быть в воине, – чистые помыслы. Итак, я предлагаю тебе свою дружбу, – Альфред протянул руку со стаканом в мою сторону.

– Я принимаю ее с радостью, – сказал я. Мы ударили стаканом о стакан и выпили до дна. Тут же схватились друг за друга, чтобы не упасть. Осторожно сев, Альфред продолжил:

– Мы придумаем что-нибудь. Я считаю, что тебе, как и мне, не место среди них. Надо уходить вместе. Как, пока не знаю. Что-нибудь, да придумаем.

 

Глава 5

Солнце уже вынырнуло из-за горизонта, освещая пробуждающийся лагерь. Я стоял у выхода из своей палатки, глядел на набиравшее силу светило, и на душе у меня было легко и спокойно. Уже полтора месяца прошло с моей встречи с Альфредом. Многое изменилось, многое встало на свои места. Конечно, в моей памяти еще сохранилось воспоминание о нападении на деревню. Временами, когда я оставался один, я ловил себя на том, что вновь и вновь в моей голове прокручиваются события того дня. Вновь я с мучениями вспоминал и погибших жителей, и презрение в глазах старосты.

За полтора месяца еще трижды я водил бойцов в походы. Старейшина Нач больше не давал мне советов, но, похоже, кое-чем он мне помог. Дело в том, что больше со мной не ходили отряды Тамура и Квиза. Передо мной снова ставили задачу добыть провиант. Я строго объяснял бойцам их действия, и мне удалось покинуть три маленькие деревеньки, не оставляя жертв. Конечно, некоторые крестьяне пытались сопротивляться, а в двух деревнях даже попалось несколько солдат барона. Но все обходилось малой кровью. Те, кто давал отпор, теряли зубы, получали порезы и ссадины. Но они оставались живы. Я понимал, что выше своей головы мне не прыгнуть и удержать бойцов от насилия полностью не получится. Так что, как мне думалось, свою цель я выполнял удовлетворительно.

Альфред, к которому среди кочевников намертво приклеился статус моего слуги, всегда сопровождал меня. Ему так и не удалось сбежать: слишком много глаз смотрели на него. Но он не унывал и нашел себе пока другую задачу. Как бывший военный, он обладал большим опытом, чем я. Усвоив уроки Маклая и пользуясь подсказками Альфреда, мне удавалось проводить все походы быстро и четко. И даже пополнять запасы лагеря. Молодые бойцы, которыми я командовал, все еще рвались в бой. Но им хватало развлечения, когда они пугали крестьян боевыми криками и клацаньем оружия. Я надеялся, что этим они будут ограничиваться и впредь.

В лагере я не слышал особых похвал в свой адрес, никто не возносил меня до небес. Многим кочевникам все еще были непонятны мои бескровные методы. Но в целом меня принимали как полноправного вожака. Оркский предводитель Квиз вел себя со мной холодно и сдержанно, терпеливо дожидаясь, когда ему представится возможность увидеть меня в настоящем бою. Он не говорил лишнего, не хвалил, не оскорблял. Прочие орки изредка пытались как-нибудь раззадорить меня, вызвать на поединок или просто подраться. Я был готов, благо Маклай продолжал тренировать меня. Навыки, которые я получил, были, конечно, незначительны по сравнению с мастерством Маклая или Альфреда. Но то, чему я научился, тоже кое-чего стоило.

Правда, до стычек так и не доходило. Квиз всегда останавливал своих бойцов. Он не был похож на других орков. Даже внешне казался менее страшным и уродливым. Бородавок на его землистой коже было меньше, а зубы, хоть и большие и выпирающие изо рта, были ровнее и, можно сказать, аккуратнее. По нраву Квиз был спокоен, рассудителен. Он умел гасить в себе редкие вспышки гнева или нетерпения, какими бы сильными они ни были. Наверное, поэтому он и стал вожаком.

Тамур тоже не проявлял признаков агрессии. Но я чувствовал, что при взгляде на меня он приходит в ярость. Тамур тоже ждал, но не как Квиз. Он ждал, когда я сделаю неосмотрительный промах, подставлюсь под удар. И Тамур был готов воспользоваться этим, припомнив мне и несостоявшуюся резню в Трех Соснах, и побои, которые я устроил ему на глазах у бойцов. Я затруднялся понять, что помешало ему отплатить мне за унижение сразу после набега. Может, слишком велика была его привязанность к традициям, и меня спасло ожерелье? Или что-то другое, до конца мне было непонятно. Тамур ненавидел меня, это было ясно. Тем не менее в драку он не лез.

Шло время, все в лагере становилось привычным. Я еще больше окреп, в седле сидел так, будто учился этому с детства. Появился сильный загар, лицо сильно обветрилось. В тот год лето пришло быстро, а я проводил под ярким солнцем большую часть времени. И меня уже трудно было отличить от других кочевников.

Однажды в лагерь вернулся один из разведчиков, который относительно хорошо понимал мой родной язык (на котором я уже не мог говорить без пугающего выговора). Ему удалось подслушать разговор двух крестьян, далеко ушедших от своей деревни со своим стадом. Худо-бедно разведчик разобрал их беседу. И, к своему удивлению, я понял, что говорили эти крестьяне обо мне. Точнее, о вожаке варваров, который недавно объявился в окрестностях. Он, то есть я, нападает на деревни, как смерч, пугая мирных жителей боевыми выкриками. Описывали меня крестьяне, естественно, неверно. Что поделать, вести, разносящиеся по деревням, похожи на облака. Они плывут от одного человека к другому, меняя свою форму, размер и суть.

Так, по описанию крестьян, я вытянулся в три человеческих роста, руки мои напоминают стволы вековых дубов. Еще я восседаю на неведомом животном, у которого вырываются языки пламени из ноздрей. Мне даже стало обидно за мою Стрелу. Единственное, что в описании крестьян соответствовало действительности, – это красная повязка на лбу с неведомой надписью. Эту повязку подарил мне Маклай в знак того, что он доволен моим усердием в учебе. На ней на языке кочевников было написано «Иоганн-Вожак».

Я долго думал, чем отблагодарить своего учителя. Ведь без его помощи и советов я и шагу не смог бы ступить. В конце концов, меня осенило. Я вспомнил одну веселенькую песню, которую часто пели в заведении господина Уильяма, и перевел ее. Маклай, который гордился своими познаниями в чужих языках, был безумно рад. Он тут же достал откуда-то глиняную флейту и начал подбирать к строчкам музыку.

А я все думал о словах разведчика. Вот как теперь я выгляжу в глазах крестьян! Я вспомнил разговор, который сам подслушал пару лет назад. Господин Уильям беседовал со своим родственником, приехавшим из Ручья, и слово за слово они заговорили обо мне.

– Славный этот парнишка, Иоганн, – говорил мой хозяин, прихлебывая из кружки. – Расторопный, исполнительный. А главное – безвредный. Не то что эти молодчики, которых в нашей Солнечной Поляне, как шишек на елке. Ничего не украдет, дерзости не скажет. И никаких от него сюрпризов.

Мне льстило такое отношение господина Уильяма. И вот как все повернулось. Безвредный человек, от которого никаких сюрпризов, превратился в смерч, который налетает на деревни на своем неведомом животном, сея разгром и хаос.

В последние дни я часто обдумывал эту перемену, прикидывая, мог ли я что-то изменить. Но скоро мне предстояло получить пищу для совсем других размышлений. Ведь разведчик принес и другие вести, которые касались не только меня.

* * *

Как раз в тот теплый денек, когда я любовался восходящим солнцем, ко мне неожиданно подошел Тарик. Толмач Тамура был внешне спокоен, но я видел по его глазам, что он взволнован. С тех пор, как совет старейшин приговорил меня к роли вожака, мы почти не разговаривали с Тариком.

– Приветствую, молодой воин, – сказал толмач. – Как настроение?

– Нормально, – я посмотрел на Тарика. Определенно этот человек был чем-то встревожен. Большинство кочевников не скрывают своих эмоций, даже наоборот, они их выплескивают наружу. Тарик был не из таких, но полностью казаться спокойным ему не удавалось. – А как дела у тебя? Что-то случилось?

– Случилось? Нет-нет. Старейшины собирают весь лагерь. К вечеру надо быть в их шатре.

– Ясно. Что, снова в поход за провизией?

– Не терпится еще раз повести за собой бойцов? – Тарик улыбнулся. – Все не так плохо, как казалось, правда? Ты – полноправный вожак, и бойцы уважают тебя, молодой воин.

– Да. Не так уж много времени прошло. А все изменилось, да как круто.

– Я рад, что ты смог ужиться здесь. И, – Тарик понизил голос, – мне жаль, что великий воин Тамур не может смириться с тем, что Символ Власти не достался ему. Что поделать, он еще молод и чересчур горяч. Я его учил быть терпеливым и мудрым. Может, когда-нибудь он сможет усвоить, что без этого нельзя стать настоящим вожаком.

Я саркастически посмотрел на Тарика. Мне казалось, что та часть мозга, которая делает человека терпеливым и мудрым, в голове Тамура не была предусмотрена природой.

– Я вижу, ты относишься к нему с неприязнью, молодой воин. Это твое дело, я не могу осудить или переубедить тебя.

С этими словами толмач пошел своей дорогой. Я смотрел ему вслед и думал: какие чувства испытывает учитель, видя, что его ученик не желает усвоить полезных наставлений? Тарик был умен, а его подопечный (он же, правда, и хозяин) Тамур, похоже, признавал только свои амбиции и неистовую жестокость.

– Командир! – послышалось сзади. Я обернулся и увидел спешившего ко мне Лодана. – Командир, старейшины собирают совет.

– Я знаю, Лодан.

– Хозяин Маклай у старейшины Нача. Они говорят, что владыка этих земель будет воевать. Это пока тайна, но старейшина Нач хочет видеть тебя, командир. Он хочет говорить с тобой и с хозяином Маклаем.

* * *

Старейшина Нач жил в добротной палатке, устланной искусно расшитыми коврами и заваленной богатыми трофеями прошлых сражений. Он сидел, скрестив ноги и держа спину необычайно прямо. Я уже упоминал, что, несмотря на свой возраст, старейшина Нач был крепок и силен. Маклай рассказывал, что в свое время этот длинноволосый старик был одним из самых великих вожаков, которых помнила история племени.

– А, молодой воин Иоганн! – дружелюбно сказал старейшина, когда я вошел в палатку. – Садись. Мы с твоим учителем Маклаем ждали тебя.

Я сел. Маклай слегка повернул голову ко мне. В присутствии старейшины он почтительно сохранял молчание и серьезность. Поэтому мне он ничего не сказал, только слегка подмигнул.

– До того, как мы соберем всех в лагере, – заговорил Старейшина Нач, – я хочу переговорить с вами двумя. Мои собратья старейшины решили поделиться новостями со всеми тремя вожаками, чтобы к общему совету уже появились какие-нибудь мысли. Итак, барон, из чьих земель ты родом, Иоганн, собрал войско. Оно полностью готово к сражению. Раньше мы не придавали этому значения. Но теперь, когда наш разведчик рассказал о том, что видел, мы не можем отмахиваться от правды. Барон пойдет войной на кого-то из своих соседей. Кто-нибудь из нашего лагеря решит, что мы сможем тут поживиться, нападая исподтишка. Возможно, но я не думаю, что это будет так легко. В прошлые времена мне доводилось видеть междоусобицы, которые устраивали местные владыки. Тогда армии были меньше, они были плохо подготовлены. Теперь же барон собрал поистине сильное войско. Около двух месяцев назад разведчики видели только тяжеловооруженных солдат. Теперь там есть и более подвижные силы. Значит, если они захотят, то смогут настигнуть нас. Наших бойцов может не хватить, чтобы отбиться. Что ты думаешь, Иоганн? Как следует поступить?

Как? Старейшине было легко спрашивать. Ведь я ничего не понимал в военном деле, в устройстве войск барона.

– Что думаю? – переспросил я, судорожно подыскивая хоть сколько-то вразумительный ответ. Маклай и старейшина Нач смотрели на меня со всем вниманием, и от этого становилось только труднее. Наконец, я сказал: – Я думаю, что мой слуга Альфред лучше меня разбирается в этом. Он был солдатом барона, а значит, может что-нибудь посоветовать.

Последовала пауза, во время которой я старательно держал взгляд на узоре на ковре. Больше идей у меня не было.

– Возможно, ты прав, – произнес старейшина. – Маклай, пошли своего орка за слугой Иоганна. Будем ждать и, может быть, найдем верное решение.

Лодан понесся исполнять поручение, а мы погрузились в размышления. Не знаю, о чем думали мой учитель и старейшина. Я все крутил в голове мысль о том, что делать дальше.

А что, если Альфред решит перебежать на сторону барона, когда войска подойдут ближе? Можно устроить ему побег. Но что оставалось делать мне? Бежать с ним? Кто, кроме бескорыстного странника, поверил бы мне? Я же варвар, кочевник. И какой у меня был шанс вернуться к прошлой жизни?

Мой «слуга» был доставлен быстро, и еще быстрее он вник в ситуацию. Я смотрел на него, ожидая, как он отреагирует на мрачные известия. Он не мог не понимать, что в определенном смысле это его шанс. Правда, внешне он никак не отреагировал, держался спокойно и сразу приступил к разъяснениям. Они оказались еще более мрачными. Почти все бароны в ближайших землях имели при себе опытных военачальников и сильные армии. Но только во владениях Вульфгарда уже несколько поколений существовали особые отряды бойцов, не похожих на остальных. Долгими месяцами шла жестокая муштра, после которой солдаты превращались в, казалось, непобедимое войско. Они быстро передвигались как пешком, так и на конях, могли преодолевать огромные расстояния, а в бою им не было равных.

– Это превосходные воины, – вещал Альфред. – У нас их называют «черепа». Я не состоял в таком отряде, я обычный пехотинец. Но я видел этих людей в деле. Их используют в тех случаях, когда тяжелая кавалерия неэффективна, а пехота измождена или слишком слаба. Около года назад барон Вульфгард, под командованием которого я находился, был жестоко убит своим племянником. Была скоротечная война между наследниками барона, никто не набирал новобранцев, поэтому Иоганн (косой взгляд на меня) не мог об этом знать. Все произошло за полторы недели. Убийца барона укрепился в замке, родовом гнезде покойного барона. Это неприступная крепость. Под командованием сына Вульфгарда мы осадили замок, но пехота была бесполезна. Мы ждали, пока не было решено применить «черепов». Дальше дело не заняло и получаса. «Черепа» быстро – очень быстро, никто не ожидал такой скорости – перебрались через стену и открыли ворота. Мы было ворвались в крепость, но от нас не было уже никакого толку. Этот отряд смёл всех защитников замка. Уже потом мы подняли сотни две трупов. А в отряде «черепов» от силы было два или три десятка. Племянник барона бежал со своей свитой, но их нагнали и уничтожили.

Были в моей жизни и другие сражения, иногда «черепа» и в них участвовали. И всегда они поражали нас своим мастерством.

– Да, – сказал старейшина Нач, когда Альфред закончил, – наш разведчик видел тренировку этого отряда. Он тоже говорил об их мастерстве. И что ты думаешь, они могут настигнуть нас, если мы решим уйти с этих земель?

– Если им дадут приказ – настигнут! – Альфред говорил совершенно спокойно, так что я не смог понять, рад он этому факту или нет. – «Черепа» не уступают вам в скорости.

– Может, следует уйти прямо сейчас? – предложил Маклай. – Зачем нам сталкиваться с этими «черепами»? Я не вижу смысла рисковать, тем более что нам пора покинуть эти места. Наша миссия уже закончена, причем давно, – с этими словами он взглянул на меня.

А ведь правда. Изначально кочевники приходили сюда за ожерельем Леро Первого. Именно по этой причине они так долго не нападали на деревни. Миссия была в том, чтобы разыскать Символ Власти и сразу уйти. Конечно, все пошло не так, как они предполагали. Но, так или иначе, дело было сделано. Я не задумывался над этим, да и никто не задумывался. Такие вопросы были возложены на старейшин.

– Это так, – медленно произнес старейшина Нач. Он посмотрел на нас четверых. – Теперь я раскрою вам одну тайну, друзья мои. Вам и вашим слугам я могу доверять, я чувствую это. Ты, Маклай, мой ученик, всегда отличался сообразительностью и желанием мыслить трезво и рассудительно. И ты, молодой воин Иоганн, чужак по племени, всегда был мне близок. Ты хороший вожак, ты умен. Вместе мы, я надеюсь, сможем уберечь наших братьев во время совета. Уберечь от страшной ошибки. Дело в том, что между старейшинами до сих пор идут споры. Маклай прав, миссия завершена. Но что-то мешает некоторым из нас смириться с этим. Старейшина Трей недоволен тем, что Символ Власти достался тебе, Иоганн. Его поддерживает и старейшина Суг.

Я, как и прочие бойцы, очень редко видел старейшин. Они были слишком скрытными, держались в стороне от всех.

Тем не менее я знал тех, кого назвал старейшина Нач. Трей был покровителем Тамура, всегда поддерживал его взгляды. Также он был сторонником насилия, считая это истинной традицией кочевников. Заветы Леро Первого, вообще-то говоря, были святы далеко не для всех. Никто не мог отказаться от них напрямую, но искренне чтили их немногие. Старейшина Трей был убежден, что Величайший Воин Во Всем Свете был слишком мягок, что его время ушло, а его учения и наставления не подходят для кочевников. В то же время Символ Власти был для Трея так же священен, как и для всех (видимо, легче поклоняться какому-то предмету, чем науке древнего воина, которая тебе не подходит).

Старейшина Суг тоже был мне знаком. Он был самым молодым в совете, и Трей без труда влиял на него. Это Суг всегда излагал мысли совета старейшин перед бойцами своим громким голосом. Двое остальных руководителей племени (звали их Ван и Рато) имели власть лишь официально. Они были самыми старыми членами совета. Их легко было переманить на свою сторону, достаточно было назвать пару более-менее веских доводов. Маклай всегда говорил о них с пренебрежением.

– Решение о переходе на другое место, – продолжал старейшина Нач, – принимается единогласно. Но старейшины Трей и Суг находят отговорки, тянут время. Их гордость задета тем, что великий воин Тамур не получил желаемого. Они хотели бы все изменить, но не находят возможности. Я давно говорил, что наше пребывание здесь затянулось. Сегодня на совете вожакам дадут слово, и мы должны убедить наших братьев, что пора уходить. Наверное, кто-то будет называть нас трусами, но мы объясним, что нашему племени не должно быть дела до распрей между баронами. А сражаться с их войсками без причины глупо. Сейчас вы можете идти. Вечером я жду вас, особенно тебя, Иоганн. Когда придет твое время говорить, будь уверен и прям в своих словах. Расскажи о том, что поведал нам твой слуга. Твой отряд не сомневается в тебе как в вожаке и поддержит. Остальные тоже прислушаются. Будем надеяться, что нам удастся добиться цели.

* * *

– Это наш шанс, Иоганн, – сказал мне Альфред, когда мы остались наедине. – Если этот старик добьется успеха, придется идти с кочевниками неизвестно куда.

Я ждал этого разговора. До сих пор возможности сбежать у Альфреда не было, и, как я и ожидал, сейчас он загорелся идеей о побеге сильнее, чем обычно.

– А что ты предлагаешь? – спросил я. – Прийти на совет и позвать всех в бой?

– Надо подождать, пока солдаты барона подойдут. Я не знаю, что за война затевается, но уверен, барон не сможет воевать, пока в тылу у него варвары. Когда войска появятся на горизонте, садимся на лошадей и скачем к ним. Пока кочевники поймут, что произошло, мы будем уже со своими.

– И что я там скажу? Я нападал на деревни, грабил, а теперь простите меня и возьмите с собой? Я уже сто раз тебе говорил: для тех, кто живет там, – я показал пальцем в сторону баронских земель, – я – враг.

– Как-нибудь убедим их, что ты просто жертва обстоятельств. Другой возможности не будет.

– Ты всегда все делаешь «как-нибудь»? Как ты провоевал так долго с таким-то подходом? – я был взволнован и не удержался, чтобы не съязвить.

Альфред пропустил мои слова мимо ушей. Он так хотел вернуться, что доводы на него не действовали. Бесспорно, Альфред был хорошим солдатом, боевую стратегию знал превосходно. Но планирование чего-нибудь, кроме ведения боя, у него не получалось. Он мог придумать сотню способов, чтобы убежать, но все они рассыпались, когда вставал вопрос: а что дальше?

– Посмотрим, что произойдет на совете, – сказал мой друг. – Нач, конечно, мудрый человек, но я думаю, что воззвать к разуму большинства кочевников ему будет трудно.

* * *

Совет в центральном шатре предстоял шумный. Когда в лагере узнали, что возможна стычка с армией барона, все переполошились. Кто-то рвался в атаку, кто-то был напуган. Пришлось потрудиться, чтобы заставить всех собраться в шатре и замолчать. Когда, наконец, наступила тишина, старейшины вызвали вожаков. Я, Тамур и Квиз вышли на возвышение под перешептывание толпы (с ним было бесполезно бороться). Я отметил, что Тамур ведет себя как-то необычно. Куда пропали удалой задор в глазах и желание рубить головы, вспарывать животы, на куски рвать своих жертв? Было приятно думать, что он напуган перспективой встречи не с мирными крестьянами, а с подготовленными солдатами.

– Воины! – обратился к нам старейшина Суг своим сильным и громким голосом (и откуда у шестидесятилетнего человека такая глотка?) – Вы знаете, что мы на пороге войны с местным владыкой. Сейчас нужно решить, будем ли мы принимать бой. Совет дает вам слово. Если у вас есть предложения, мы выслушаем вас. Кто хочет говорить?

– Я.

Все посмотрели на меня. Мне было немного боязно, но я подавил желание притвориться, что я молчал, а крикнул кто-то другой. Мы с Альфредом поспорили и все-таки пришли к выводу, что промолчать мне было бы нечестно. Хоть мой друг и не любил кочевников, он считал, что необходимо сказать им всю правду. Этого требовал его кодекс чести. Я не всегда поддерживал требования этого кодекса, но в данный момент с ним согласился. Мне хотелось быть до конца честным. Так что я выступил вперед и заговорил:

– Братья! Местные владыки собираются воевать друг с другом, а не с нами. Но они будут уверены в своей победе, если сначала избавятся от нас. Мы – возможный удар сзади. Силы владык велики, армия, которую они собрали, способна дать нам отпор.

Я постарался как можно красочнее рассказать о «черепах», об их возможностях. Бойцы слушали меня и, как мне казалось, оценили возможные последствия.

– Теперь вы знаете, – завершил я свою речь, – что вступать в бой с ними – неоправданный риск. Кто-то может назвать меня трусом. Но даже самый смелый из вас должен понять – это будет не бой. Это будет мясорубка.

Мои слушатели загудели (как было понятно, одобряя мои слова). Какими бы воинственными ни были кочевники, они могли соображать хотя бы настолько, чтобы понимать самые простые вещи. А такая вещь, как мясорубка, вряд ли покажется сложной.

Я вернулся на свое место, а старейшина Суг обратился к Тамуру и Квизу:

– Кто-то из вас хочет сказать что-нибудь?

Квиз было сделал шаг вперед. Я не знал, что он собирался сказать, но у него был очень задумчивый, не характерный для орка, взгляд. Я уже упоминал, что Квиз был довольно умен и опытен. Так что с его стороны можно было ожидать поддержки. Но неожиданно старейшина Трей поднял руку. Все уставились на него.

– Воины! – сказал Трей. – Все, что сказал молодой воин Иоганн, возможно, правда. И войска владыки сильны. Но почему мы должны бояться их и отступать? В этих краях еще много добычи, которая должна оказаться в руках нашего племени. И почему владыкам этих земель должно быть до нас дело? Если мы не вступим в бой, они будут разбираться друг с другом. Молодой воин Иоганн, действительно, молодой, – Трей поглядел на меня. В его взгляде была какая-то мысль, которую он не произнес вслух. Я никак не мог понять, чего Трей добивается. Или мои слова были неубедительны? Тем временем Трей продолжал: – Он обладает знаниями, но он неопытен. И ему незнаком дух истинного кочевника. Отступать – это не для нас, братья.

Этого и боялся старейшина Нач. Того, что бойцы поддадутся этому самому «духу». В толпе снова зароптали. Некоторые бойцы начали смотреть на вещи по-другому. Я не знал, что еще добавить. Но этого и не потребовалось. Вдруг в шатер вбежал дозорный, один из тех, кого оставили следить за округой. Он пронесся между бойцами, взобрался на помост и закричал, что было сил:

– Воины! Воины владыки этих земель! Они идут сюда! Их уже видно!

Голос дозорного затих. Наступила пауза, во время которой смысл выкриков этого малого доходил до десятков умов. Несколько мгновений потребовалось, чтобы значение слов стало ясным. Потом на секунду появилось недоверие: может, дозорный ошибся?

А затем наступило осознание, выплеснувшееся наружу воем кочевников. Закричали все разом. Вот-вот шатер должен был не выдержать и взлететь на воздух от этого гама. Я стоял растерянный и ошарашенный. Уже здесь! Так в свое время я удивился вести о появлении кочевников в окрестностях Солнечной поляны.

Старейшина Нач подошел ко мне. Он тоже был обескуражен. Вокруг нас суетились бойцы. Тамур кричал, что нужно отразить удар. «Вот, наконец, его безмозглая удаль проснулась», – подумал я. Квиз успокаивал своих орков. Было ясно, что в таком положении никакого рационального выхода из ситуации не будет. Я обхватил голову руками, представив себе дальнейшее развитие событий. Вот Тамур несется на армию барона. В считанные минуты от его отряда остаются только горы изрубленных трупов, а солдаты несутся к лагерю, чтобы завершить начатое. В лагере никто не готов сражаться, все становятся дичью, легкой добычей для голодного хищника. Немногочисленные женщины кричат, моля о пощаде, но никто не прислушивается.

Тут я мысленно зацепился за слово. Прислушивается. Весь шум вокруг затих, я слышал только отдельные выкрики, такие же далекие, как Солнечная Поляна. И только одна мысль, вернее зародыш мысли, занимал меня в тот момент. Прислушается. Ведь война – это не только драка, убийство и жестокость. Я месяц с лишним слушал рассказы Альфреда о том, как ведутся войны. Война – это стратегия, тактика, расчет… и еще что-то, кроме всем понятного прочего. В войне есть место здравому смыслу, если не превращать ее в море крови. Есть разумные вещи, такие как…

– Альфред! – крикнул я, озираясь по сторонам. Мой друг был неподалеку и тут же подбежал. – Альфред, что надо делать, чтобы обойтись без драки?

– Что? – не понял меня странник.

– Что делали у вас в армии, когда собирались обойтись без драки?

– Э… ну… нужно… то есть иногда командиры враждующих сторон встречаются, выясняют возможности друг друга…

– Точно! – мысль сформировалась в идею. Возможно, единственную идею, которая могла нас спасти: что делать, чтобы предотвратить нападение. – Старейшина Нач, – я повернулся к изумленному длинноволосому старику, – слушайте, это очень важно.

– Чтобы устроить такие переговоры, – Альфред почесал затылок, – нужно, чтобы к армии противника выехало не больше трех человек. Нужен белый флаг. Да, три человека и без оружия.

– Отлично! – я от радости чуть не обнял старейшину и странника. – Это то, что нам нужно. Надо сказать всем. Мы не будем драться с бароном. Мы будем с ним договариваться.

 

Глава 6

Мы направляли своих скакунов быстро, но размеренно, не галопом. Нужно было, чтобы войска барона отчетливо рассмотрели нас, пока мы приближались. В особенности хорошо они должны были разглядеть белую тряпку, которую высоко над головой держал Маклай. Альфред сказал, что кодекс чести не позволит солдатам нападать на безоружных с белым флагом. И что за всю его службу это правило никем не было нарушено. Я очень на это надеялся.

Пока мы покидали лагерь и направлялись на переговоры, моя идея немного утратила свой запал. Когда мы успокаивали толпу, разъясняли, что нужно сделать, было проще. Я так радовался появившемуся решению, что не очень хорошо оценивал ситуацию. Сперва многие посчитали мою идею бессмысленной, особенно старейшина Трей. Удалось сыграть на том, что действовать нужно быстро, и на том, что это даст преимущество во времени, чтобы лагерь подготовился к худшему.

И вот, мы: я, Маклай и Альфред – скакали навстречу армии барона. Обратного пути не было, нужно было выполнить задачу.

Армия барона и вправду была огромной. Я и не представлял, что в одном месте можно собрать столько народу. Пока мы приближались, Альфред пояснял мне, кто есть кто. Впереди стояла шеренга пехоты: закованные в латы, со щитами и копьями люди, все, как на подбор, широкоплечие, хмурые. За ними виднелись арбалетчики. Дальше была кавалерия. Вот это, действительно, было устрашающее зрелище. Они походили на двигающиеся железные холмики. Гигантских размеров кони, а на них такие же громадные всадники. Я не мог полностью сосчитать всех солдат барона, но было видно, что их не две и не три сотни, то есть числом они уже превосходили племя.

– А вон, – аккуратно показал Альфред, – «черепа».

Я проследил за его рукой. В отдалении стояла группа из пятидесяти-шестидесяти человек. Сперва могло показаться, что это ополченцы – по сравнению с остальным войском на них было слишком мало брони. Все «черепа» были обриты наголо, у каждого на поясе был меч, за спиной щит. Они стояли как-то особенно тихо, будто не дыша. На вид они представляли меньше всего опасности. Но некое внутреннее чувство подсказывало, что это обманчивое впечатление.

Когда до армии осталось шагов сто и уже хорошо стали видны высоко поднятые штандарты с гербом: башня, меч и дубовая ветка, из рядов выехал рыцарь. Он был в начищенных доспехах и синем плаще.

– Это командир, – шепнул Альфред. – Знатный человек, возможно, родственник барона. – В голосе моего друга слышалось уважение.

Еще в лагере, пока собирались, я успел переговорить с Альфредом по поводу бегства. Что могло быть проще? Прискакать на переговоры и сдаться. Но, во-первых, я не думал, что нам так просто поверят. А во-вторых, я не мог избавиться от чувства, что, сбежав, я стану предателем. Я уже так привык к кочевникам, они стали мне близки. Ведь среди них были Маклай и Лодан – мои учителя. Был мудрый старейшина Нач, поверивший в меня. Были мои бойцы, которые признавали во мне своего вожака. Как я мог отвернуться от них?

Да, с другой стороны, были и недоброжелатели, вроде Тамура. Или старейшины Трея. Все эти сумбурные чувства требовали осмысления, на которое у меня не было времени. Я уговорил Альфреда пока подождать с переходом на сторону барона. Надо было разобраться, что к чему.

Знатный рыцарь притормозил. Его лицо скрывал шлем, и голос зазвучал глухо, как из подвала:

– Назовите себя, – властно сказал рыцарь. Я собрался с духом, выдвинул Стрелу еще на пару шагов вперед и заговорил:

– Я – Иоганн, вожак племени. Совет старейшин послал меня говорить с вами.

Я действовал, как велел Альфред. Назвался, сообщил, зачем пришел. Пока все шло по законам, рыцарь обязан был представиться и выслушать.

– Я – Роберт Кастлгейт, – с этими словами рыцарь снял шлем. Это был молодой человек, чуть старше меня. Я не мог похвастаться богатым опытом общения с аристократами, но по нему было видно, что он человек знатный. Воздух прямо становился гуще от его величавости и гордости. – Сын Ульриха Кастлгейта, брата барона Вульфгарда-младшего. Что ты хочешь сказать мне… вожак Иоганн?

– Хочу говорить, – я немного замялся. Голова была полна мыслей, но выбрать нужную для начала разговора мне было тяжело. Тут я сказал первое, что пришло на ум. Я вспомнил, что, по словам Альфреда, барон Вульфгард был убит, а на его место пришел наследник (вроде как раз Вульфгард-младший). – Но сначала хочу выразить свои соболезнования по поводу гибели барона Вульфгарда-старшего. Это потеря для тебя и твоей семьи.

Я склонил голову, скосив глаза на Альфреда. К моему глубокому облегчению, странник незаметно моргнул, показывая, что я сказал верно. Рыцарь Роберт изумился, но все же ответил, поклонившись в ответ:

– Благодарю тебя за сочувствие.

Вроде все шло нормально. Я добивался того, чтобы рыцарь пришел в небольшое замешательство. Он, видимо, собирался сражаться с безумными варварами. А тут перед ним появляется некто, кто может говорить на его языке, да еще знает о том, что происходит в государстве. Альфред за последнее время загорел не хуже меня и тоже начал походить на кочевника. Так что никаких понятных объяснений моей осведомленности рыцарю представлено не было. Вот и хорошо, пусть подумает, что делать дальше. А мне нужно продолжать.

– А говорить я хочу вот о чем. Ты ведешь свое войско, чтобы напасть на мое племя. Я же хочу доказать, что мы не враги ни тебе, ни твоим соплеменникам. Мы не хотим воевать с вами. Мы хотим разойтись с миром.

Роберт Кастлгейт задумался. Он явно перестал чувствовать себя королем положения. Его кодекс не давал ему пропустить мое предложение мимо ушей.

– Ты говоришь о мире, – сказал, наконец, рыцарь, – но мне известно, что ваше племя за последние месяцы четырежды нападало на окрестные деревни. Это не мирное поведение, вожак Иоганн, ты знаешь это.

– Не отрицаю, – я старался вести себя свободно, чтобы Кастлгейт не почувствовал подвох или неискренность. – И вы вправе требовать от нас возмещения убытков. Но впредь, – я решился взять на себя ответственность за все племя, другого пути не было, – я клянусь, что ни один мой брат по племени не нападет ни на одного вашего соплеменника. – Я не видел лица Маклая, но почувствовал, как он непонимающе буравит меня взглядом. – Мы больше не станем воевать. И хотим договориться, чтобы вы не нападали на нас. Если ты не веришь мне, можешь требовать доказательств того, что я не вру. Говори, Роберт Кастлгейт, что нужно, чтобы ты поверил мне.

Не знаю, правильно ли я вел себя. Может, дело в рыцаре. А может, его вдруг посетила некая мысль относительно племени.

– Я склонен думать, что ты искренен, вожак Иоганн, – медленно произнес Роберт. – Но едва ли в это поверит мой отец и его брат, барон Вульфгард-младший. Им может потребоваться веское доказательство.

– Хорошо. Но как я могу узнать, что именно они хотят от нас?

– Как? – повторил за мной Кастлгейт. Он еще чуть подумал и сказал: – Сейчас барон собирается воевать. По этой причине он не может прийти сюда и говорить с тобой. А я не могу говорить от его лица о мирном соглашении. Возможно, если ты или кто-нибудь из вашего… совета старейшин, как ты говорил, поедет с нами и предстанет перед бароном с предложением мира… Вероятно, так будет легче договориться.

Этого я не ожидал. Теперь еще ехать с ними! А что, если это какая-нибудь ловушка? Но времени на раздумья, как всегда, не было.

– Хорошо, – сказал я. – Я должен сообщить совету старейшин. Они хотят мира и согласятся, что это разумно. Думаю, что смогу вернуться с их ответом через час.

Кастлгейт не возражал подождать час, но не дольше. Ему как раз нужно было время, чтобы все как следует обдумать. Напоследок он сказал, что тот, кто возьмет на себя роль посла, может взять с собой небольшой отряд в десять человек. Это, конечно, была слабая гарантия безопасности, но уже что-то. В каком-то смысле рыцарь Роберт сделал еще один шаг к мирным, доверительным отношениям. Или притворился, что сделал. Мы втроем развернули коней и поспешили обратно.

– Ему можно верить? – спросил я у Альфреда.

– Да. Я слышал, что Роберт Кастлгейт – человек чести. Он следует правилам. Конечно, он не станет доверять нам полностью, поэтому послы, которых назначат старейшины, будут под постоянным вниманием.

– Ты хорошо держался, командир, – похвалил меня Маклай. – Но как ты объяснишь совету свое обещание? «Ни один мой брат по племени…» Это слишком большая ответственность.

– Понимаю… – я, действительно, понимал, что мне придется кое-что объяснить, когда мы вернемся в лагерь. Но как еще я мог заставить рыцаря поверить мне?

– Маклай, а Леро Первый вступал в переговоры? Когда объединял племена.

– Об этом ничего неизвестно, – ответил мой учитель, – но, вероятно, без этого ему бы пришлось тяжело, командир. Правда, многие этого не признают. Такие, как, скажем, великий воин Тамур, уверены, что Величайший Воин Во Всем Свете всего добивался боем. Причем серьезно уверены.

– Не слишком-то большие умники, – вставил Альфред.

– Умные или нет, но их в лагере немало, и нужно как-то теперь с ними договариваться, – я, и правда, не был уверен, что все кочевники с радостью согласятся отправить кого-то в замок барона для дальнейших переговоров.

* * *

Когда мы вернулись, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Надо было поторапливаться. Мы быстро проследовали к шатру. Весь лагерь сбежался, все выкрикивали какие-то вопросы, голосили. Я зашел в шатер и сразу отыскал глазами старейшину Нача.

– Что скажешь, Иоганн? – спокойно спросил он, как будто мы только что вернулись с охоты на зайца.

– Нам удалось убедить их повременить, – я сильно нервничал, голос против моей воли срывался, – но их командир сказал, что не может принимать решение о мирном соглашении сам. Нужен кто-нибудь, кто отправится в замок барона и попытается добиться мира напрямую.

– Что ж. Вы хорошо постарались. Когда они ждут посланника от нас?

– Они дали нам час. Осталось совсем мало времени. Но кто возьмется за это дело? И вообще, согласится ли совет?

– Совет не сможет вступать в споры. Старейшина Трей поймет, что придется принимать решение быстро. Подожди, сейчас я соберу всех, и мы поговорим.

С этими словами длинноволосый мудрец пошел к остальным старейшинам, которые топтались невдалеке. У меня появилось время на передышку. Пока продолжался совет, от меня ничего не зависело. Я задумался над словами старейшины Нача. Он уже не один раз говорил о Трее. Похоже, их разногласия продолжались очень долго. Причем не такие простые, как, допустим, у меня и Тамура.

Я смотрел, как пятеро самых старых и мудрых людей в лагере вершат судьбу своего племени. Старейшина Нач говорил, как обычно, спокойно и уверенно. Его иногда прерывал старейшина Суг, переспрашивая что-то. Старейшина Трей долго молчал, а потом взорвался и начал что-то возбужденно доказывать шепотом.

– Ну, как? – спросил подошедший Альфред.

– Решают… – я посмотрел на вход в шатер. В него, толкаясь, входили жители лагеря, а за их спинами я видел закатное небо. – Времени мало.

– А что, если у него не получится их убедить? – поинтересовался мой друг. – Что, если этого Нача никто не послушает?

– Тогда, – ответил Маклай, приближаясь, – нам придется вступать в бой. Эх, надеюсь, у старейшины Нача все получится. Ведь большинство просто не желает понять, что мы не выстоим против этой армии.

Спор старейшин затягивался. Приглядевшись, я почувствовал прилив бодрости. Трей, весь раскрасневшийся, стоял, злобно оскалив зубы. Он уже ничего не говорил, зато остальные старейшины упорно что-то ему втолковывали. Похоже, получилось. Наконец, старейшина Суг вышел на возвышение и обратился к собравшимся кочевникам:

– Братья! Армия владыки этих земель велика. Молодой воин Иоганн говорил с ее вожаком. Мы не будем сражаться с ними, бой обречен на неудачу. Поэтому совет старейшин призывает того, кто решится пойти к владыке. И будет говорить с ним. Поскольку ты, молодой воин, – Суг посмотрел на меня, – родом из этих земель и знаешь местный язык, старейшины предлагают тебе эту миссию. Ты не обязан соглашаться.

Я был готов к этому предложению. Я, собственно, заварил всю эту кашу, мне и следовало довести все до конца. Но тут из толпы выбрался Тамур, сильно взбудораженный (точнее, сильнее обычного).

– Бойцы! – крикнул он, вращая глазами. – Как мы можем доверять судьбу нашего племени этому чужаку? – он показал в мою сторону своей секирой. Замечательно, наконец-то у него накипело. – Этот сопляк предаст нас, позволит захватить, убить всех.

– Сейчас не время для обвинений, – выступил вперед старейшина Нач. Он строго посмотрел на Тамура, отчего тот несколько остыл.

– Я говорю, что послать к врагу можно только своего. Того, кто готов на все для племени. Я предлагаю себя. – Тамур ткнул себя пальцем в грудь. – Мой слуга знает местный язык. Я достоин этой миссии. Не то что этот, – он снова пренебрежительно махнул на меня рукой. Это меня разозлило. Ишь, какой смелый! То молчал, как послушная дочь, а когда опасность стычки с «черепами» прошла – высунулся.

– Бойцы, – сказал я, когда шум толпы чуть стих. – Верно, я не ваш соплеменник. Но кто из вас скажет, что я не искал добычу наравне с вами? Разве я не старался для племени, как все вы? Кто-нибудь хочет поспорить? – я подождал немного и продолжил: – И я не позволю оскорблять себя, Тамур.

– Да кто ты такой? – вскинулся Тамур, багровея. – Я – великий воин, а ты…

Тут я снял с груди ожерелье Леро Первого. Мне надоело его бахвальство, да еще в такой неподходящий момент. Тут же я подумал, что сам докатился до громких и пафосных речей, но они у меня хоть как-то оправданы остротой момента. Я поднял ожерелье над головой, чтобы его видели все.

– Я такой же вожак, как и ты, Тамур. И я спрашиваю у всех еще раз. Кто считает, что я не достоин стоять здесь и говорить? Я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Я добьюсь мира. Если вступить в бой с армией, от племени ничего не останется. Если уйти, армия может пуститься в погоню, это все понимают? Вы хотите, чтобы я отправился к владыке этих земель и договорился с ним о мире?

– Да! – крикнул кто-то в толпе. И этот голос подхватили все.

– Тогда слушайте! – крикнул я, пытаясь перекричать кочевников. – Я возьму с собой десять бойцов. Мы отправимся к владыке. Остальные должны быть готовы на случай подвоха. Но если мы все сделаем правильно, все закончится хорошо и никто из племени не пострадает. Вы согласны со мной?

– Да-а-а, – ответили кочевники.

Я стоял на возвышении, держа ожерелье в руке. В этот момент я чувствовал себя похожим на Леро Первого. Ко мне прислушивались, а я делал важное, большое дело. Я был готов на все. Хотя, конечно, в глубине души мне было немного страшно. Но, думаю, я поступал правильно.

* * *

Сумерки все сгущались, воздух стал холоднее, день заканчивался. Мы снова приближались к армии барона, только нас стало больше. Я взял с собой Альфреда, Маклая, Лодана и еще шестерых бойцов. Они были в небольшом замешательстве, не зная, как себя вести. Роберт Кастлгейт снова выехал вперед.

– Итак, вы готовы?

– Да.

– Поскачем прямо сейчас, – рыцарь посмотрел назад, где начинался лес. – Есть еще часа два, потом совсем стемнеет. Заночуем на опушке. Половина войска останется здесь. Ты же понимаешь, вожак Иоганн.

– Понимаю-понимаю, – согласился я. Меня раздражала манера рыцаря Роберта все время произносить слова «вожак Иоганн» с иронией. Да еще эта многозначительная интонация. «Ты же понимаешь?» Ну, ничего, я смирился.

– Тогда выезжаем немедленно, – сказал Кастлгейт. – Я уже отослал гонца в замок барона. Он будет опережать нас на полтора дня.

Он отвел коня в сторону и махнул своим солдатам. Войско начало расступаться, пропуская наш отряд. Я осторожно пустил Стрелу вперед. Было видно, что солдаты, все как один, готовы наброситься на нас, едва почувствуют что-то неладное. В сумерках лица бойцов барона были плохо видны, но их недоверие чувствовалось, как запах гари у костра.

Мы прошли сквозь ряды солдат, которые сразу же сомкнулись позади. Кастлгейт объехал войско со стороны и приблизился к нам вместе с еще одним рыцарем.

– Это, – представил он своего спутника, – мой советник Нортон. Вместе с ним и его отрядом мы отправимся в замок барона Вульфгарда-младшего.

Советник Нортон без выражения чуть склонил голову. У него были короткие волосы, худое напряженное лицо с острыми чертами и как будто все время напряженной челюстью.

– Скажи, – неожиданно Роберт Кастлгейт обратился к Альфреду, – я мог видеть тебя раньше? Ты похож на одного ратника, который воевал в пехоте, когда мы преследовали предателя, убившего Вульфгарда-старшего, светлая ему память.

Альфред смутился и потупил глаза. Полагаю, ему было неловко признаваться. Теперь уже он считал себя предателем. Я ответил за него:

– Это Альфред. Я взял его в плен полтора месяца назад. Он мой слуга.

– Иоганн спас меня, взяв к себе в услужение, – тут же заговорил мой друг, – благодаря ему я до сих пор жив.

– Интересно… – мы продолжали медленно двигаться к лесу. Кастлгейт с большим любопытством разглядывал нас. – А скажи, Иоганн, где ты так хорошо научился говорить на моем языке? Я, признаться, не ожидал.

– Я тянусь к знаниям, – ответил я. Пока что лучше не пускаться в рассказы о моей судьбе. Во-первых, мне бы вряд ли поверили. Да еще неизвестно, как бы отреагировал Роберт, посчитав, что я вру. А мне нужно было поддерживать в нем уверенность в моей правдивости. Иначе в моих действиях не было смысла.

 

Глава 7

К ночи мы добрались до опушки леса и устроились на ночлег. Солдаты, казалось, держались от нас в стороне, будто стараясь даже не глядеть на нас, но не тут-то было. На самом деле, они все время держали нас под надзором, образовав вокруг нас плотное кольцо. Роберт был начеку. Можно было подумать, что для нашего сопровождения он взял слишком много солдат. Но когда мы отдалились от оставшегося на месте войска, я обернулся. И увидел, что с нами отправилась далеко не половина и даже не четверть. Оставшихся людей вполне хватило бы, чтобы сравнять лагерь с землей, причем большинству из них просто нечем бы было заняться. Я заподозрил, что все это просто ловушка. Но Альфред снова уверил меня, что, пока кочевники ведут себя тихо, никто не нападёт.

Утром мы быстро снялись с места и продолжили свой поход. Я очень боялся одного: вдруг Роберту (или, может, его советнику Нортону) взбредет в голову зайти по дороге в какую-нибудь деревню? Мне не хотелось снова сталкиваться с жителями, которых я грабил. И, конечно, я меньше всего на свете желал тогда оказаться в Солнечной Поляне! Уж это было бы совсем некстати. Я ярко представлял, как все мои знакомые выбегают посмотреть на настоящих рыцарей, как видят, кого эти рыцари ведут. Как выходят из таверны господин Уильям вместе с Роджером. «О, боги! Да это наш малыш Иоганн! Где он был? Почему он с кочевниками, что произошло?»

Глупые страхи, но я не мог побороть их полностью. Мне повезло, мы пробирались по лесу, останавливаясь только на ночлег и на короткие привалы. Роберт Кастлгейт пока что с нами не разговаривал, только сообщил, что до замка барона три дня ходу. Когда я жил в Солнечной Поляне, такое расстояние было для меня невообразимо большим. Теперь оно не стало короче, но потеряло свою бесконечность. Все зависело от скорости и от цели похода. Собственно, за три дня ничего не произошло. Мы делали вид, что не замечаем конвоя. Солдаты не напоминали нам о себе, но, похоже, ни разу не потеряли бдительности. Изредка я успокаивал своих бойцов, которые нервничали не меньше меня. В основном же я наблюдал за тем, что происходило вокруг.

Мы быстро миновали Солнечную поляну, обойдя ее с юга (от сердца сразу отлегло). Вскоре остались позади места, которые я знал. Ручей (единственный известный мне тогда город) тоже был пройден мимо. Вот, позади остался лес. Начались поля, небольшие речки. Это были не знакомые мне места, я впервые двигался к центру баронских владений.

* * *

Ранним утром на четвертый день нашего путешествия я впервые увидел замок. Накануне мы устроились на ночлег в лесочке на склоне холма. Тогда было темно, все устали, и на осмотр окрестностей сил не было.

Я проснулся очень рано. Ночью прошел небольшой дождь, влага висела в утреннем воздухе. Я встал, разминая затекшие конечности. Один из солдат, дремавших рядом, тут же открыл глаза и сжал арбалет. Я уже привык к чрезмерной, на мой взгляд, бдительности конвоя. Поэтому отвернулся от солдата и поднялся на вершину холма.

Оттуда открывался вид на небольшую долину, почти невидимую в утренней дымке. А за ней возвышался замок. Тогда для меня двухэтажный дом казался громадиной, так что, увидев это нагромождение стен, башен и шпилей, я поежился. И как можно было построить такое! Замок барона походил на гору (тогда я еще не знал, что потомственная линия Вульфгардов бедна, и их родовой замок считался одним из самых маленьких и скромных).

– Что это?

Орк Лодан тоже проснулся и присоединился ко мне. Он смотрел на замок с еще большим смущением. Естественно, для него самым большим сооружением в жизни оставался шатер старейшин в лагере.

– Замок местного владыки, барона.

– Он такой большой, командир, – проговорил Лодан, напряженно глядя вперед. – Должно быть, владыка немалого роста. Если ему нужен такой большой дом…

– Нет, Лодан, – усмехнулся я. – Просто в этом замке живет много людей. Больше, чем в нашем лагере.

Орк помолчал, а потом повернулся ко мне.

– Когда ты и хозяин Маклай говорили, что нельзя воевать с владыкой, я не понял почему. Теперь понимаю. Там очень много бойцов, да? Еще больше, чем мы встретили у лагеря?

– Похоже на то.

– Еще больше, – завороженно повторил Лодан.

К нам подошел Альфред. Мой друг, в отличие от нас, смотрел на замок без боязни.

– Почти пришли, – сказал он. – Еще до полудня будем там. Ах, как я соскучился…

* * *

Альфред был прав, солнце только-только разгорелось, а мы были под стенами замка. Я старался на них не смотреть. Мне казалось, что вся эта махина рухнет на меня. Мы миновали городок, расположившийся вокруг родового гнезда Вульфгардов. Он был еще больше, чем Ручей, там попадались и трехэтажные дома. Жители во все глаза смотрели на нашу процессию, их глаза были полны замешательства. Будто бы солдаты во главе с племянником барона привели с собой каких-то невиданных диких зверей.

Кастлгейт при въезде в город сразу приосанился, ехал как хозяин. Он не был бароном, даже сыном барона. Но ему, похоже, нравилось его знатное положение. Люди приветствовали его, ахали, смотрели с восхищением.

Мы приблизились к воротам замка. Сверху со стены прокричали:

– Кто идет, назовитесь!

Советник Нортон поднял голову и ответил:

– Роберт Кастлгейт! При нем его солдаты и парламентеры!

Заскрежетали засовы, ворота медленно расползлись. За ними я увидел большой внутренний двор замка. Там стояли люди, все в доспехах. Они приветственно поклонились Кастлгейту, на меня и мой отряд смотрели с опаской. К Роберту подошел молодой рыцарь, снова поклонился.

– Приветствую. Ваш батюшка и его светлость, барон Вульфгард, ожидают вас и, – он посмотрел на нас (слишком часто на меня за этот день бросали подозрительные взгляды), – послов.

– Мы сейчас же идем к ним, – ответил Кастлгейт, спешившись. – Послам окажите должное уважение, их коней расположите в стойлах.

– А охрана – это часть должного уважения? – процедил я на ухо Альфреду.

– Не стоит беспокоиться, – ответил мой друг. – Что поделать – осторожность.

Мы отдали скакунов на попечение подбежавших юнцов-конюхов. Сами последовали за Кастлгейтом. По широкой лестнице мы поднялись к дверям, за которыми был зал, широкий и пустой.

– Ждите здесь, – сказал Кастлгейт. В стенах баронского замка у него еще прибавилось царственности. – Я пойду и поговорю с отцом и бароном. Вас вызовут.

С этими словами он прошел по залу и вместе с Нортоном скрылся за следующими дверями. Мой отряд остался в центре зала в окружении солдат.

– Мне не одному кажется, что к нам относятся… как к пленным? – криво улыбнулся Маклай.

– Точно нет, – подтвердил я. – Может, когда поведут к барону, еще и в кандалы закуют, а, Альфред?

Альфред не оценил иронии и промолчал. Мы принялись ждать. Мои бойцы нервно посматривали на солдат. Понятное дело, на них давили эти стены, кочевники не могли чувствовать себя здесь свободно. Слишком мало простора, слишком много недоброжелательных людей. Никакого возможного маневра в случае атаки. Кочевники в этом месте были почти беспомощны.

Наконец, дверь открылась, и появился Нортон.

– Пусть войдут послы, – сказал он. – Остальным остаться здесь, ждать.

– Подождите, – я махнул Нортону рукой (хватит уже только им командовать) и обратился к бойцам. – Братья. Я иду к владыке. Оставайтесь здесь. Ничего не предпринимайте, просто ждите меня. Будьте уверены, я вернусь скоро и с хорошими вестями.

Мы с Альфредом, Маклаем и Лоданом (и, естественно, пятью охранниками) пошли за советником Роберта. Мы шли под сводами по узким лестницами, по залам, коридорам и комнатам, а Нортон нас инструктировал:

– Перед входом к барону вы сдадите оружие. Нельзя подходить к его светлости ближе, чем на пятнадцать шагов, если он сам не предложит вам. Нельзя говорить между собой на своем языке, только на языке, понятном барону. Ваш орк должен вести себя смирно, охрана будет особо следить за ним.

– У вас ко всем послам так относятся? – не выдержал я.

– Когда грозит война – да.

Мы подошли к очередной двери, солдаты забрали все наше оружие. За дверью оказалась просторная комната. В противоположном конце был стол. Его окружал десяток «черепов». Похоже, к опасностям здесь относились со всей серьезностью. За столом сидело пятеро. Роберт Кастлгейт, рядом – человек постарше, но очень на него похожий (видимо, это был брат барона, Ульрих Кастлгейт). У него была такая же аристократическая осанка, такой же ясный и величественный взор. Бородка с усами и волосы с сильной проседью, но подстрижены и аккуратно расчесаны точь-в-точь, как у Роберта. Еще было двое почти одинаковых людей в круглых шапочках, одетых попроще. Уже потом я узнал, что знатному человеку нельзя и шагу сделать без хороших советников и расторопных секретарей, которыми эти двое и оказались.

В центре сидел невысокий лысоватый человек, довольно полный. Не такой необъятный, как господин Уильям, но для рыцаря, как мне тогда казалось, непозволительно тучный. И все же было понятно, что это и есть барон Вульфгард-младший, владыка этих мест. Он никак не походил на памятник, который я видел в Ручье. Хотя, видимо, то изваяние изображало покойного Вульфгарда-старшего, ведь человек за столом занял свой пост совсем недавно.

Тучный барон посмотрел на нас то ли с разочарованием, то ли с раздражением. Мне и самому казалось, что для послов у нас не очень значительный вид. Барон и его приближенные были в блестящих доспехах, богато расшитых плащах (видимо, тут давно готовились к скорой войне). Мы же выглядели, как босяки. На Альфреде была измятая, кое-где даже порванная одежда, давно не чищенная кираса. Лодан и Маклай были в волчьих шкурах. И я – в своей любимой короткой кожаной куртке, с ожерельем на шее и подаренной учителем повязкой на голове.

Я опустил взгляд, поглядывая, остались ли на полу грязные следы от наших сапог. Впервые за долгое время я начал чувствовать стеснительность.

– Приветствую высоких послов, – произнес отец Роберта. – Я – Ульрих Кастлгейт, правая рука его светлости барона Вульфгарда. Назовите себя.

– Я… – тут мне пришлось откашляться, так как от волнения у меня сел голос. – Я – Иоганн, вожак племени. Это мой учитель Маклай, и его верный помощник Лодан. Это мой друг Альфред.

– Прежде чем мы приступим к переговорам, – сказал Ульрих, – мы хотим, чтобы этому человеку дали свободу. Мой сын говорил, что Альфред – пленник и является слугой.

– Альфред – свободный человек. Он вправе делать, что хочет. Я не собирался и не собираюсь оставлять его в неволе.

– Это так? – спросил Ульрих у моего друга.

– Да, господин Кастлгейт, – ответил Альфред, – я был пленен кочевниками, и Иоганн смог уговорить своих соплеменников оставить мне жизнь. Я был его слугой, потому что иначе кочевники не позволили бы мне жить с ними. Он – честный и благородный человек. И мой друг.

– Хорошо, – пожал плечами Ульрих. – Тогда перейдем к нашим переговорам. Итак, у тебя, Иоганн, есть предложение. Изложи его.

Нет, определенно, в этом замке никто не просил. Все отдавали приказы. «Они и между собой, наверное, говорят только повелительно», – подумал я.

– Господа, – начал я, – нам известно, что вы готовитесь к войне. По этой причине вы собрали большую армию. И часть ее приблизилась к нашему лагерю. Совет старейшин – от его имени я и говорю – не хочет вступать с вами в борьбу. Мы просим о мирном договоре. Единственное, чего мы хотим, – уйти без боя. Мы покинем эти места и больше никогда вас не потревожим.

Все это я высказал почти на одном дыхании. Не знаю, насколько хороша была моя речь. Наверное, мирные переговоры должны вестись более тонко. Я просто высказал свое мнение.

– Но как нам поступить, зная, что ваше племя неоднократно нападало на поселения, находящиеся на земле барона? – спросил Ульрих.

– Вы хотите, чтобы мы как-то возместили убытки, нанесенные жителям этих поселений? Мне очень жаль, что при одном набеге погибло три человека. Я понимаю, что эту потерю мы искупить не сможем. Но чего вы хотите?

– Это тяжелый вопрос, – впервые заговорил сам барон. Голос у него был ровный и спокойный. Без всяких повелительных интонаций. Я сразу почувствовал, что он не пользуется своим положением, чтобы возвыситься над собеседником. Он говорил о деле серьезно, идя к сути. – Нам не нужно лишний раз проливать кровь. Раз уж ваш совет старейшин решил вести переговоры, мы готовы прислушаться. У нас к вам встречное предложение. Война, к которой мы готовимся, будет очень масштабной. Бароны девяти земель собираются бороться, и мы оказались втянуты в эту борьбу. У нас есть армия, но она не больше, чем армии противников. Предлагаю следующее. Вы, кочевники, мастера набегов и разведки. Ваша помощь могла бы стать неоценимой. Если вы объединитесь с нами, возможно, удастся предотвратить войну еще до ее начала. Тогда вы сможете спокойно уйти, никто не будет преследовать вас.

Тут барон посмотрел на меня. Я захотел присесть, а лучше прилечь и потерять сознание. Этого еще не хватало, нервы у меня совсем не выдерживали. Мне было страшно последние несколько дней. Сначала я боялся столкнуться с войском барона в схватке. Потом боялся, что не удастся уговорить племя вступить в переговоры. Боялся все дни, пока мы добирались до замка. А теперь снова на мою голову свалилась новая задача, и я не представлял, что мне делать.

«Откуда я знаю, – пронеслось у меня в голове, – согласятся в лагере или нет?» Как бы поступил кто-нибудь другой, более подходящий на роль посла? Я совсем потерял лицо, так как от растерянности начал вертеть головой по сторонам. Я смотрел на своих спутников. Может, они как-то отреагируют? Подскажут, что мне делать. Что бы сделал старейшина Нач? Мудрый старец, ему-то и надо было ехать в замок. Он бы нашел решение, соглашаться или нет. Тут барон будто прочитал мои мысли и сжалился:

– Понимаю, непростое решение. Если желаете, можете посовещаться. И, в виде исключения, можете говорить на своем языке.

– Благодарю, – за это я был готов расцеловать барона Вульфгарда. Я отвел своих друзей в сторону.

– Что будем делать? – спросил я.

– Соглашаться, что же еще. – Альфред был явно удивлен, что у меня возникли сомнения. – Мы сослужим хорошую службу барону. Он очень умен. Если он говорит, что сможет избежать войны с помощью кочевников, – значит, есть веские причины так думать. Потом кочевники спокойно уберутся отсюда. И все.

– Не знаю, – прошептал Маклай на языке кочевников. – Никогда племя не присоединялось к оседлым жителям. Это противоречит всему духу кочевников.

– В переговоры раньше тоже никто не вступал, – заметил я. – Но ведь, в конце концов, племя согласилось.

– Воевать на стороне барона – совсем другое дело, командир. На такое племя не может согласиться. Это нарушение всех традиций.

– Но ты же сам понимаешь…

– Я-то понимаю. Возможно, старейшина Нач тоже понял бы. Но всех остальных убедить в этом почти невозможно.

Я задумался. Старейшине Начу будет тяжело уговорить совет. Очень тяжело. Но что тогда делать? А может, бросить все, попросить у барона убежища для себя, а про племя забыть? Что мне до кочевников, если от них у меня только неприятности?

Я посмотрел на Маклая, на Лодана. Нет, так я поступить не мог. Это откровенное предательство. Леро Первый, тот, кто тысячу лет назад превратил кочевников из бандитов и мародеров в дисциплинированных бойцов, так бы не поступил. Он терпел много лишений и страданий за свою жизнь. Но он не предавал племена, а ведь среди них было много чужих для него. Леро не отрекся от них и смог добиться процветания. У меня не было цели снова поднять племена на высокий уровень. Но раз Леро – мудрый и смелый боец – не предал кочевников, мне этого тоже нельзя делать.

– По крайней мере, мы выиграем время, – шепнул я и повернулся к барону.

– Я с радостью соглашусь помочь вам, чтобы загладить вину. Но совет старейшин должен обдумать ваше предложение. Я думаю, что следует отослать моих людей, чтобы сообщить о наших переговорах. Я могу остаться в замке. Так, надеюсь, вам будет легче поверить, что мои намерения искренни.

– Хорошая мысль, – кивнул барон, – мы прикажем проводить вас к ним. Солдаты доведут ваших людей так же, как и привели сюда, не более. От границы леса, где расположились наши войска, ваши соплеменники могут вернуться сами. Никто не станет преследовать их. Так ваш совет старейшин убедится, что мы не навязываем своего решения и даем им разобраться во всем самостоятельно.

– Тогда позвольте мне вернуться и отдать распоряжения.

– Ступайте.

* * *

Мы вышли из комнаты и начали спускаться по лестнице.

– Маклай, – быстро заговорил я, – вам нужно как можно скорее возвращаться в лагерь. У вас будет немного времени. Расскажи все старейшине Начу. Если никто не согласится присоединиться к барону – бегите. Солдаты не будут особенно начеку, ведь я остаюсь здесь. Если поторопитесь, сможете уйти быстро.

– Но как же ты? – спросил мой учитель.

– Может, Альфреду удастся убедить их, что я свой. Что не представляю опасности, – я не был уверен в своих словах, лишь надеялся. – Не знаю, как-нибудь выкручусь. И без разговоров, Маклай.

– Мы с Лоданом останемся с тобой, командир, – упрямо сказал Маклай.

– Нет. Это приказ, если хочешь. Вы уходите – я остаюсь. И предупреди бойцов.

 

Глава 8

Я стоял на стене замка и наблюдал, как мой отряд покидает пределы города. Его сопровождало уже меньше солдат, да и жители теперь не так явно таращились на кочевников. Наверное, по городу уже расползлись слухи о том, что варвары прибыли на переговоры. И что один из них остался в замке в качестве гарантии. Я все смотрел и думал: где же я совершил ошибку? Ведь все, что произошло, было как-то неправильно, неверно. Оставшись в замке, я вдруг очень отчетливо это понял.

Все мое пребывание в лагере, обучение и, вообще, то, что Символ Власти попал именно ко мне… Ведь так не бывает! Во всяком случае, так не должно было быть по всем правилам, которые заложены в головах людей. Я должен был продолжать разносить пиво в таверне, кочевники – продолжать устраивать набеги, руководствуясь своими обычаями. Все должно было пойти по-другому. Точнее, все должно было остаться на своих местах. Но что-то пошло не так, и я пытался понять, зависело что-нибудь от меня или нет. Ведь теперь я представлял собой нечто несуразное. Мальчик на побегушках ведет за собой бойцов, устраивает набеги, машет оружием. И все это вразрез с законами и обычаями народа, бок о бок с которым он теперь живет. И тем более того народа, среди которого он вырос.

Я совсем запутался. Мне была ясна одна мысль: я чужой и в своей деревне, и в лагере, и в баронском замке. Еще я поймал себя на том, что перестал строить хоть какие-то планы на будущее. Какие могут быть планы, если не знаешь, что будет завтра, если все перспективы, все будущее прописано для других, более логичных жизненных путей? Я просто наблюдал за течением событий, гадая, как все повернется дальше. Словно я шел по болоту, затянутому густым туманом. Каждый шаг делается в никуда, и не знаешь, правильно ли ты идешь и как далеко до ровной почвы.

Отряд скрылся за горизонтом. Я отвернулся и начал спускаться по лестнице со стены. Я уже совсем не обращал внимания на то, что за мной по пятам ходят двое «черепов». Мне оказали честь, доверили самым смертоносным и искусным солдатам. Внизу, во внутреннем дворе, неторопливо прогуливался Альфред. Вот кто по-настоящему счастлив. Его мечта сбылась, он вернулся туда, где ему все понятно, где он чувствует себя, как дома. За ним тоже следили «черепа». Естественно, полностью доверять ему пока никто не станет. Но я был уверен, что мой друг быстро обживется. И будет принят в замке, как свой, как равный. Как соплеменник.

– Что тебя беспокоит, Иоганн? – спросил мой друг, благодушно улыбаясь. Настроение у него было хоть куда. – Все идет, как нельзя лучше.

– Ну, да. Наверное, – отозвался я.

– Да что с тобой? – Альфред подошел и заговорил шепотом. «Черепа» не подавали виду, что им интересно, но все-таки говорить при них обо всем не хотелось. – Варвары ушли. Они, скорее всего, убегут. Ты сам им разрешил. Я думаю, они смогут уйти достаточно далеко, чтобы за ними было бессмысленно гнаться. У них есть время. Все обернулось как нельзя лучше. И они уйдут живыми, и от них больше никто не пострадает. Что тебя тревожит?

– Да, понимаешь, – начал было объяснять я, да махнул рукой. – Лучше скажи, что ты думаешь по поводу войны, которую устраивают бароны? Как все пойдет?

– Ну, – Альфред, похоже, был настроен самым оптимистическим образом, – раз барон думает, как бы обойтись без войны, будь уверен – придумает. Это очень мудрый политик. Может, он и не выглядит, как бравый рыцарь, но он очень умен. Он найдет выход.

Я смотрел на Альфреда, как на младенца. В его ясных глазах была такая подкупающая уверенность… Ни тени подозрения, что все может сложиться и по-другому.

– Хорошо, если так, но…

Я хотел сказать, что так просто ничего не бывает. Хотел, да так и остолбенел с открытым ртом. Альфред тоже застыл на месте. Мы смотрели на стену замка. Там стояла девушка. В последние месяцы я видел только женщин-кочевниц, то есть послушных кухарок или грубых воительниц. И вот я увидел что-то новое.

Это была очень красивая девушка в дорогих расшитых одеждах. Белокурые волосы были сплетены в толстую косу. В ее лице было все, что считается идеалом красоты. И нежная чистая кожа, и большие влажные очи. О таких девушках обычно поют баллады, наполненные неземными чувствами и восхищением.

Конечно, это была первичная реакция. Я быстро оправился и понял, что передо мной обычный человек. Но я не мог спорить с тем, что она была недурна. Девушка прошла по стене неспешными шагами, а потом обернулась к нам. Правильные черты лица, как на картине. Я еще несколько секунд любовался ею, а потом все же отвернулся. Мне подумалось, что благовоспитанным знатным девушкам, а именно такой она и была (это было видно каждому), не доставляет удовольствия, когда на них пялятся дикие кочевники.

Альфред же продолжал таращить глаза. Он был похож на монумент, даже дыхание задержал.

– Эй, эй, – толкнул я его пару раз в бок, – вернись в наш мир, дружище. Не пропадай.

– Что?.. – слабо спросил он, неохотно отрываясь от зрелища.

– Нельзя так сразу буравить взглядом приглянувшуюся девушку, – сказал я. Как мне казалось, Альфред должен был опровергнуть мои слова. Обычно в таких случаях небрежно говорят, что ничего особенного в девушке нет, что никто и не думал буравить ее взглядом. Но Альфред был честен и прям, как настоящий благородный странник. Иногда я думал, что его помыслы не просто открыты для всех. Он их прямо-таки выпячивал.

– Это невероятно, – сказал мой друг. – Иоганн, она необыкновенно прекрасна.

Его голос был настолько восторженным, что я оторопел. Хотя чему тут было удивляться? Настоящий рыцарь должен и влюбляться, как в балладах. «Интересно, – подумал я, – а как должен влюбляться настоящий кочевник? Может, схватить ее за волосы и потащить в какой-нибудь укромный уголок? Это по-нашему, по-варварски». Мысль показалась мне забавной, но на всякий случай озвучивать ее перед Альфредом я не стал. В голове всплыли воспоминания о рыцарской защите дамы, ее чести и доброго имени. А ссориться с единственным другом я не хотел. Девушка тем временем прошла по стене и скрылась в башне.

– Кто она? – поинтересовался я.

– Не знаю, – обеспокоенно ответил Альфред. – Не знаю. Но я обязательно узнаю, Иоганн, – добавил он с забавной горячностью.

– Конечно, конечно, не суетись. А то со стороны выглядишь странно, будто с дерева на ежа рухнул.

* * *

Во второй половине дня, когда мы с Альфредом все еще бродили по замку, нас нашел Нортон. Сухо и кратко он передал нам приказ барона немедленно явиться на разговор.

Собственно, ни мне, ни Альфреду приказывать никто не мог, но спорить было не с руки. Нас снова проводили в ту же комнату. Барон на этот раз принял нас один. Он сидел за столом, погруженный в свои мысли.

– Проходите, – пригласил он нас, снова садясь за стол. – Я хотел поговорить с вами. Сейчас много дел, но вы меня заинтриговали.

Надо же! Мы с Альфредом переглянулись. Что еще за сюрприз приготовил нам его светлость?

– Я хочу понять, как ты, Иоганн, попал к кочевникам, да еще добился у них такого расположения, что они сделали тебя своим командиром. Насколько мне известно, к чужакам они относятся недоверчиво – это мягко говоря.

Нет, определенно, в тот день все точно сговорились, чтобы довести меня до белого каления. Это было какое-то бесконечное испытание на прочность, стоило мне оправиться от напряжения, как сразу возникало новое, похлестче прежнего. Я смотрел на барона и соображал, не послышалось ли мне.

– Но… откуда вы знаете, – я запнулся.

– Когда я только увидел тебя, мне, как и моим советникам, показалось, что ты обычный перебежчик. Но потом, обдумав все, я решил, что тут нечто более сложное. Во-первых… – Барон встал из-за стола и начал прохаживаться взад-вперед. Как будто он был ученый и объяснял нам, студентам, принципы своей новой теории. – Будь ты перебежчиком, ты бы вряд ли осмелился явиться сюда. Правда, тебя могли заставить кочевники. Но, во-вторых, я довольно неплохо осведомлен о набегах на деревни, находящиеся на окраинах. В отличие от моего дорогого Ульриха, я как следует обдумал вести, пришедшие из тех мест. Отсеяв все ненужное, я сосредоточился на фактах. А они таковы: человек, по описанию похожий на тебя, возглавлял… как бы это сказать… самые миролюбивые набеги на моей памяти. Предводитель кочевников никого не убил сам, а одного из своих подчиненных даже ударил за то, что тот лишил жизни жителя деревни. Так-то.

Барон сделал паузу и с удовольствием посмотрел на мое лицо, которое все вытягивалось.

– Слухи слухами, а почти в каждой деревне найдется человек, который сможет рассказать правду кому нужно. Моя тайная канцелярия честно отрабатывает свое жалование, выискивая таких людей. Ну и, наконец, в-третьих. Мне приходилось видеть кочевников раньше. Ты не похож на них. Неопытный человек, конечно, не разберется. Но я хорошо рассмотрел черты твоего лица, твою походку, манеры. Полагаю, ты долгое время находился среди них, но в прошлом твоя жизнь была совсем иной. Так кто ты на самом деле, Иоганн, вожак племени кочевников?

– Разрешите мне присесть, пожалуйста, – жалобно попросил я. У меня совсем запутались мысли, и закружилась голова.

– Да, будь любезен, – вежливо ответил барон и сделал знак одному из «черепов». Тот скрылся в соседней комнате, а через мгновение уже стоял позади нас с Альфредом, предлагая удобные стулья. Я опустился на сидение. Как же давно я не сидел на хорошей мебели!

– Я, похоже, – на лице барона отразилось сожаление, – застал вас врасплох.

– Это точно, ваша светлость. – Я вытер пот со лба. – Но, возможно, я вас тоже сильно удивлю, когда расскажу все, как есть.

– Ох, меня уже давно ничего не удивляет, Иоганн. Но не томи. Мне очень интересно.

И я снова поведал свою историю. Барон внимательно слушал, выражение его лица не менялось. Уже второй раз я пытался завоевать доверие, излагая свою необыкновенную историю.

– Что ж, – сказал барон, когда я остановился, – и правда, не каждый день услышишь такое.

– Вы мне не верите? – скорбно спросил я. Наверняка он мне и не поверил до конца. Я всегда удивлялся, как это Альфред так быстро поверил.

– Почему же? В твоем рассказе есть логика, есть искренность. Значит, для кочевников это ожерелье, – барон указал на Символ Власти Леро Первого, – очень важный артефакт? Так сказать, признак настоящего лидера.

– Да. Есть еще два таких символа. Где они, никто не знает.

– И кочевники пришли в наши края за ним… – барон задумался. Мне показалось, что его мысли ушли в какие-то далекие дебри. Более далекие, чем просто осмысление значительности ожерелья.

– Хорошо, – барон очнулся от своих размышлений и заговорил о другом. – Скажи честно, Иоганн, ты ведь отдал приказ своим людям, чтобы они бежали? Или как?

Я промолчал. Барон был очень умен, Альфред не обманул. И как тут ответить правильно?

– Ладно. Я бы очень хотел при помощи кочевников избежать большой войны. Но, если они убегут по твоему приказу или нет, можно найти другой путь. А ты, – барон посмотрел на меня в упор, – что думаешь делать?

– Понятия не имею, ваша светлость. Ведь по законам я – преступник.

– Не без этого. – Барон снова сел за стол. – Как-никак набеги ты совершал. Пусть они были не такими жестокими, как обычно. Тем не менее были убиты люди, насколько мне известно. Ты посягнул на мои земли. И закону все равно, как это случилось, пусть, даже, ты был под принуждением. Я понимаю, что тут не совсем обычная ситуация. Но закон этого не учитывает.

– Меня посадят в тюрьму? – Неожиданно эта мысль показалась мне соблазнительной. Меня сажают в каземат, а дальше мою судьбу будут решать другие люди. Мне придется только терпеть неволю. Все остальное будет уже зависеть не от меня, и не придется постоянно делать выбор, искать выход, бояться за то, что что-то я сделал неправильно. На секунду я почти смирился с этой мыслью.

Но, с другой стороны, это было бегство от самого себя. Я хотел спрятаться от мира, отказаться от какой-либо ответственности.

– Трудный вопрос. Вообще, Иоганн, твой случай очень необычен. Твоя судьба необычна. По закону кочевники – бандиты, грабители и убийцы. Никогда раньше они не приходили в этот замок в качестве парламентеров. И опять же по закону парламентеров нельзя сажать в тюрьму или наносить им вред.

– Ваша светлость, – Альфред, до этого молчаливый и незаметный, встал со стула, – прошу вас, выслушайте меня. Вы, похоже, не верите словам моего друга. Иоганн – честный человек. Он сказал вам чистую правду. Если вы не верите, я даю вам слово солдата, служившего и воевавшего под вашим флагом, что Иоганн сделал все, чтобы никто не погиб в той деревне, чтобы не было жестокости. И теперь он ведет себя честно. Я прошу вас, не относитесь к нему, как к преступнику. Это было бы несправедливо – посадить его в тюрьму.

Добрый прекраснодушный Альфред. Мне и самому было понятно, что барон говорит гораздо меньше, чем думает. И что его вежливость и доверие могут быть показными, а на самом деле он только и ждет, чтобы бросить меня в казематы.

– Ну-ну, Альфред, – барон снисходительно усмехнулся. – Я, кстати, уже успел найти твоего командира, мой племянник Роберт помог мне. Он уверил меня, что ты – сама доблесть и благородство. И то, что ты стал странником и бескорыстно помогаешь людям, только подтверждает это. Безусловно, я верю в твою искренность. Но согласись, положение довольно щекотливое. Ни ты, ни Иоганн не можете с этим поспорить. Пока мы поступим так: вы оба будете находиться в замке под присмотром. В дальнейшем, я думаю, удастся прояснить все до конца. Мы еще поговорим. А сейчас можете осмотреться в замке. Вам предоставят комнаты для ночлега. Еще увидимся.

* * *

Комната оказалась простой, но достаточно удобной. Небольшая кровать, стол со стулом, умывальник (кувшин с водой и тазик). И даже дверца в маленькое помещение, где можно было справить некоторую потребность организма.

Альфред говорил, что у Вульфгардов всегда считалось за правило следить за чистоплотностью. И их замок был построен так, чтобы естественные отходы вытекали в подвальные помещения, а оттуда – в быстрый подземный поток, выходящий в реку. Во владениях других баронов все нечистоты могли просто вываливаться прямо на улицу и гнить там. Вульфгарды такого не допускали, отчего в городе рядом с замком было гораздо меньше болезней. Я-то не привык к таким правилам, учитывая, в какой глуши я рос. В Солнечной Поляне просто были вырыты выгребные ямы, а уж о манере кочевников справлять нужду в ближайших кустах вообще не стоит говорить.

Я сидел на стуле и смотрел в маленькое окошко (а скорее, в бойницу). За толстой дубовой дверью меня сторожили солдаты. Мне было позволено выходить и гулять по замку. Если бы я и наткнулся на какое-нибудь закрытое для меня помещение, меня бы предупредил конвой. Я не мог понять, на каком положении я нахожусь в замке Вульфгардов. Просто принимал все, как факт. Я думал о племени. Насколько можно было понять барона (если он сказал правду), никто не будет преследовать кочевников. Так что мне не стоило волноваться за Маклая, Лодана, старейшину Нача и моих бойцов, если они решат бежать. А вот что оставалось мне?

Дверь открылась, и в комнату вошел советник Кастлгейта Нортон.

– Ты хорошо устроился? – холодно спросил он.

– Да, вполне. Что вам угодно?

– Барон приказал относиться к тебе, как к послу. Что ж приказ есть приказ, я буду ему следовать. Мне нужно говорить с тобой.

– О чем? Может, присядете? – Я перебрался на кровать, освободив моему посетителю стул.

– Благодарю. – Нортон сел. – Мой господин Роберт Кастлгейт, племянник барона, сейчас очень занят. Он и его отец, Ульрих Кастлгейт, пожелали, чтобы ты рассказал кое-что о твоих соплеменниках.

Мне этот тон не показался приятным. Видите ли, они пожелали.

– Я не слышал, чтобы послов было принято допрашивать, – сказал я.

– Это не допрос, – тем же серьезным и строгим голосом отозвался Нортон. – Ты – представитель своего народа и посланник мира. Есть правила, стороны должны знать друг о друге как можно больше, это необходимо для переговоров. Особенно сейчас, когда ваши солдаты будут помогать солдатам барона в предстоящей войне. Нам кое-что уже известно, но ты сможешь просветить нас. Чтобы вместо слухов стали известны реальные факты. Ты не согласен, что это логично?

Это, и вправду, было логично. Но правила кочевников гласили, что чужакам нельзя ничего знать о племени. Маклай вдалбливал в меня это правило с самого начала обучения. Даже в разговоре с бароном, я не вдавался в подробности о бойцах, старейшинах и всем прочем.

– Простите, господин Нортон, но я не вправе рассказывать вам о племени. Мне жаль, но наши законы запрещают мне это делать.

Нортон еще пытался разговорить меня, но я уперся. Тогда он встал, сухо попрощался, и я снова остался в одиночестве. Я задумался: а что я, собственно, мог рассказать? Это у баронов есть куча советников, есть разделения обязанностей. Кто-то занимается солдатами, кто-то заведует казной. У кочевников все было значительно проще. Есть совет старейшин, который решает все, есть вожаки, которые ведут бойцов в бой, есть просто мужчины и женщины. Вероятно, в других племенах были другие правила. В некоторых, как рассказывал Маклай, власть держали шаманы. Поклоняющиеся различным богам, обладающие тайными знаниями. В моем племени старейшины не признавали шаманство. Не из страха перед их загадочным потусторонним могуществом, вера в сверхъестественные силы была у них, вообще, не в почете. Единственное, что они могли считать божеством, – это степной ветер, дух свободы. Но, скорее всего, совет старейшин боялся, что колдуны вполне могут занять главенствующее место в племени. Этакая политическая борьба, хотя такого понятия ни старейшины, ни шаманы не знали.

День прошел без событий. Я разделся, лег в постель. Было очень приятно снова ощутить мягкость матраса и подушки. Последние месяцы я спал на ковре, укрывшись звериной шкурой. Уже засыпая, я подумал, что не все так плохо. Племя было в безопасности. Альфред оказался дома. Меня покинули мрачные мысли о будущем. Я рассудил, что и со мной обращаются вполне сносно.

 

Глава 9

Я вышел из своей комнаты и в сопровождении охраны прошел во внутренний двор. С утра мне принесли неплохой завтрак и сообщили, что вскоре меня вызовет к себе барон. Я забеспокоился, что еще пришло в голову этому человеку, чей мозг работал гораздо быстрее и острее, чем у десяти таких, как я. Меня поражала и смекалка Вульфгарда-младшего, и его осведомленность. Его тайная канцелярия работала так слаженно, что нужные вести он узнавал быстрее кого бы то ни было.

Где-то в одиннадцать часов меня нашел Нортон и пригласил в зал, где уже собрались барон, его верные секретари, Роберт и Ульрих Кастлгейты и Альфред. Мне и моему другу разрешили сесть за стол вместе со всеми, что, по мнению Альфреда, было высокой честью. Только вот охраны, как мне показалось, было вдвое больше, чем обычно.

– Я позвал вас двоих, – сказал барон, когда мы все расселись, – потому что мне понадобится помощь. Твоя помощь, Иоганн.

«Опять! – подумал я. – Опять от меня хотят, чтобы я прыгнул выше головы? Сколько можно!» Видимо, мои мысли отразились на лице, потому что барон усмехнулся и успокаивающе добавил:

– Ничего особенно от тебя не потребуется. Просто в нужный момент тебе надо будет показаться перед моими гостями и подтвердить мои слова.

– Боюсь, я не понимаю…

– Дело в том, что я разослал приглашения моим соседям-баронам. Они тоже готовы к войне, но я надеюсь договориться с ними о мире. Когда прибудут послы, будет большой спор. Возможны и угрозы. Я хочу, чтобы ты присутствовал при этом и объяснил нашу с тобой договоренность о помощи твоего племени. Это должно остудить пыл послов, и они задумаются. Как ты смотришь на это? То, что ваше племя согласилось помочь мне в войне, напугает их?

– Скорее всего.

Я представил себя на месте какого-нибудь барона или графа. И понял, что поостерегся бы нападать на того, кто вступил в союз с дикими варварами.

– Таким образом, мы дадим нашим гостям пищу для размышлений, – барон внимательно посмотрел на меня. – Это просто. Ты поможешь мне?

– Еще бы он не помог, – неожиданно огрызнулся Ульрих Кастлгейт, который был, похоже, не в духе. Может, его рассердило мое нежелание делиться с Нортоном информацией. – И так много милости оказали этому… человеку.

Определенно в прошлый раз брат барона был со мной тактичнее.

– Твое право отказаться, – заявил барон.

– Да, собственно … – я пожал плечами. – Что тут сложного? Могу помочь, если это того стоит. Я имею в виду, если это поможет остановить войну.

– Я не уверен полностью, – сказал барон грустно. – Это лишь один из способов.

– Отчего же не попробовать. Я готов.

– Отлично. Тогда будем ждать. Один из моих соседей, барон Штольц, уже несколько дней гостит у меня со своей дочерью…

При этих словах я невольно покосился на Альфреда. Так и есть. Мой друг до этого спокойный встрепенулся и стал слушать внимательнее. Та девушка, которую мы видели на стене замка, вполне могла оказаться дочерью высокого гостя.

– Я познакомлю вас. Он мой друг детства, тоже хочет избежать кровопролития. Так что один единомышленник уже имеется.

Альфред аж заерзал на стуле. Странники не отличались сдержанностью в чувствах, это точно.

* * *

Барон Штольц оказался высоким мускулистым человеком с густой черной бородой. Он был похож на Ульриха Кастлгейта: такая же царственная осанка, такой же голос, преисполненный величия, только более низкий и глубокий.

– Значит, это и есть посол? – спросил он, смотря на меня, как поглядывают на незнакомое и сомнительное кушанье на столе, с подозрением, стараясь выявить подвох. – Не слыхал я про послов-кочевников.

Он медленно протянул мне свою руку. Я пожал ее. Рука барона Штольца была в два раза больше моей (не уступала лапе Тамура), она была прямо создана, чтобы с корнем вырывать маленькие деревца из земли.

– Мой друг Вульфгард, – продолжил Штольц, – уверил меня в твоей честности и искренности. Что ж, лучше тебе оправдать его ожидания, верно?

Я хотел сказать что-нибудь поострее, но было боязно. Барон отпустил мою руку и повернулся к Альфреду.

– А ты, значит, солдат. Странник. Бесстрашный и бескорыстный. Хорош, ничего не скажешь.

Было непонятно, серьезно говорит барон Штольц или язвит. Альфред смотрел прямо перед собой, как будто его приводили к присяге.

Мы стояли в большом зале, где, судя по всему, проходили балы и масштабные приемы гостей. Барон Вульфгард, отец и сын Кастлгейты, советник Нортон, барон Штольц и мы с Альфредом говорили негромко, но наши голоса эхом отдавались от высоких стен.

– Через пару дней, – заговорил барон Вульфгард, – соберутся правители всех девяти земель, и можно будет начать переговоры. Иоганн – наш аргумент, который мы используем для мирного соглашения.

– Это точно, – барон Штольц зычно расхохотался. – Представляю, как у них поджилки затрясутся. Живой варвар, страх-то какой!

– Не страшнее, чем кто-либо другой из присутствующих, – негромко вставил я. Невольно голова сама вжалась в плечи. Барон Штольц невольно перестал смеяться. На его лице отразилась смесь возмущения и удивления.

– Смотрю, посол с характером.

Тут открылась дверь, и в комнату вошла девушка. Та самая! Я снова мог удостовериться, что она необыкновенно красива. Потупив взор, она подошла к нам. Ее длинные белокурые кудри были покрыты прозрачной шалью.

Я стоял близко к Альфреду, поэтому незаметно ткнул его локтем в бок, чтобы сильно не таращился.

– Моя дочь, – представил девушку барон Штольц. Он положил ей руку на плечо. – Хельга.

– Хельга, – еле слышно повторил Альфред. Я снова использовал локоть в трезвящих целях. Сам в душе надеялся, что никто не заметит, как мой друг завороженно не отрывает взгляда от баронской дочери.

– Батюшка, – заговорила белокурая Хельга, – я пришла попросить у вас разрешения прогуляться по городу. Я хотела посмотреть местные лавки. Мне нужно купить кое-какие мелочи.

Голос у нее был мягкий и мелодичный, в самый раз, чтобы петь красивые и трагичные песни о несчастной любви. Я присмотрелся к девушке и заметил, что она искоса поглядывает на нас с Альфредом. Этак неуверенно, но с интересом. Было приятно, я как следует выпрямился, расправил плечи. Хотя, на самом деле, я тоже испытывал робость. Ни в Солнечной Поляне, ни в лагере мне не приходилось общаться с девушками благородного происхождения.

– Что за глупости, дочь моя, – строго возразил барон Штольц. – Ты же сама знаешь, как это опасно. Лазутчики наших врагов повсюду. Мало ли, что может случиться.

Слова были сказаны тоном, не допускающим возражений. Но я уловил в чувствах барона Штольца жалость. Было видно, что ему очень не хочется ограничивать дочь в действиях.

А дальше произошло нечто странное. Я много думал об этом после, и мне все казалось, что добрый друг и сосед барона Вульфграда накликал. Словно его слов ждали, чтобы сразу доказать их правдивость. Восстановить всю картину трудно, слишком быстро все произошло.

Итак, как я уже упоминал, мы находились в гигантском зале. В нем было мало окон, по четыре с двух противоположных сторон. Зато окна были высокие, от пола до потолка. Снаружи открывался хороший вид на равнины и город. Мы стояли в центре зала. Если бы при нашей беседе с бароном Штольцем присутствовал Маклай, он бы отругал меня за невнимательность. Я был слишком расслаблен, как, видимо, и все прочие. Еще одним минусом было отсутствие в зале кого-нибудь из отряда «черепов». Уж они-то бы быстро почуяли неладное. Я почувствовал опасность гораздо позднее.

Дело в том, что к эху от наших голосов прибавилось еще что-то. Некий звук, более тихий. Я повернул голову к одному из ближайших окон. Свет падал через него на пол. Но как-то неправильно. Мне потребовалась пара секунд, чтобы понять почему. Роберт Кастлгейт тоже, кажется, что-то заметил. Остальные глазели на прекрасную Хельгу, а она сама скромно смотрела в пол. Я покосился на Роберта и с удивлением увидел, как у него выпучиваются глаза.

Я рванулся к окну, еще толком не осознав, что за ним повисла человеческая фигура. Роберт не уступил мне в реакции. Он быстро переместился так, что оказался между окном и своим отцом с бароном Вульфгардом. Я еще толкал в спину Альфреда, Роберт еще только произносил первую букву в слове «Стража!». Окно разлетелось на осколки, что-то пронеслось, со свистом рассекая воздух. Короткий арбалетный болт пересек половину зала и лязгнул о кирасу Роберта.

– Стража! – закричал тот, отклоняясь назад. Болт застрял в его кирасе, пройдя под углом. Если бы не Роберт, смертоносный снаряд поразил бы барона Вульфгарда. Тень за окном поторопилась скрыться. Но, видимо, ее на долю секунды обескуражило поведение людей в зале. Этого времени хватило. Перед тем как меня пустили к барону, у меня опять отобрали оружие. Все, кроме аркана. Если бы мне пришло в голову напасть на Вульфгарда с его помощью, шансов у меня бы не было. Я уже обращал внимание, что стоило мне двинуть рукой, как охрана барона сразу реагировала и готовилась отразить удар. Тем более что я находился к барону слишком близко для хорошего броска.

Я рванул аркан с пояса, продолжая двигаться к окну. Фигура уже почти скрылась, когда я метнул его. Вот тут Маклай бы меня похвалил. Бросок был очень удачным. Веревка натянулась, я рванул ее на себя, и стекло снова зазвенело. Когда произошел выстрел, вылетел только небольшой кусок. Теперь же все окно превратилось в водопад (точнее, стеклопад). Фигура полетела на пол.

Но на этом еще ничего не закончилось. Видимо, убийцы были готовы к подобному развитию событий. У меня было время посмотреть только на два окна, слева и справа от того, через которое пролетела тень. И, к своему ужасу, я увидел в них такие же тени. Они появились разом, убийцы спускались с крыши на веревках. Опять послышался звон разбитых окон, подхваченный сильный эхом. Не прошло и пяти секунд, а в зале стало на десять человек больше. Я завертелся на месте, плохо понимая происходящее. Один из убийц (как и все они, был закутан в черное) понесся, размахивая коротким мечом, к ближайшим жертвам. К барону Штольцу и его дочери. Но пробежал недолго.

Неожиданно перед ним вырос Альфред. Мой друг был не вооружен, тем не менее, отпор дать он смог. Уклонившись от двух ударов, он перехватил руку убийцы, в которой был зажат меч. Сделав хитрую подсечку, он повалил человека в черном на пол, выхватил меч и припечатал убийцу рукоятью по затылку.

Я снова обернулся. Несколько убийц сцепились с охранниками, но один приближался к нам. Нужно было действовать. Я переместился в сторону и запнулся. Под ногами лежал разряженный арбалет. Подхватив его, я двинулся вперед. Убийца занес меч. Удар был очень сильным, приклад арбалета затрещал, но первый удар я смог заблокировать. На очень короткий отрезок времени (его хватило только на глубокий вдох) мы с убийцей застыли. Он давил меч вниз, я толкал арбалет вверх. Я вспомнил уроки Маклая. Мой учитель не зря гонял меня, не зря изводил тренировками. Приемы, которым он меня обучил, очень пригодились.

Я сделал пол-оборота, убрав одну руку с арбалета. Меч вместе с ним понесся вниз, я развернулся, отпуская вторую руку, и заехал убийце локтем в нос. Со всей силы. На моем противнике была маска, но попал я точно, куда надо. Перехватив его руку с мечом, я ударил по запястью коленом. Еще раз. Еще. На третьем ударе меч упал. Убийца оказался не промах. Несмотря на боль в носу, он не растерялся и как следует ударил меня по лицу. Я отпрянул, приготовился к новому удару.

Убийца занес руку, но она вяло опустилась, потому что откуда-то появился меч, наполовину вошедший в тело моего противника. Ульрих Кастлгейт. Он стоял рядом, а убийца повис на его мече.

А бой продолжался. Несколько убийц и стражников валялись бездыханными на полу. Один из людей в черном обогнул меня и Ульриха Кастлгейта, направляясь к барону Вульфгарду. Тут проявил себя Нортон. Он побежал навстречу убийце, обогнав Роберта, который из-за ранения двигался медленно. Убийца метнул нож, но Нортон ловко перекатился по полу (прямо через поверженного человека с арканом на шее). Такой прыти я еще не видел. Убийца еще смекал, что его нож не достиг цели, а Нортон, оказавшись у него за спиной, вонзил свой меч в затянутую черной тканью спину.

Это был конец, атака убийц захлебнулась. Я огляделся. Альфред, как оказалось, успел обезвредить еще одного нападавшего, напоров его на его собственное оружие. Барон Штольц, похоже, в бою так и не поучаствовал. Он стоял, одной рукой поддерживая дочь (та, похоже, лишилась чувств), а другой сжимая двуручный меч. Барон Вульфгард приподнял раненого Роберта. Ульрих Кастлгейт осматривал стражников, Нортон протирал тряпкой окровавленный клинок.

– Все целы? – спросил обеспокоенный барон Вульфгард. – Стража! Срочно лекаря сюда. Ульрих!

Отец поспешил и подхватил своего сына. Тот был бледен, из-под кирасы сочилась кровь.

– Сын мой, как ты? – спросил Ульрих Кастлгейт, помогая Роберту опуститься на пол.

– Ничего, – ответил Роберт, покривившись от боли, – все нормально. Болт глубоко не вошел, отец, все хорошо.

– Нортон, – скомандовал Вульфгард, – осмотри этих людей, может, кто-нибудь выжил. Нужно, чтобы они могли говорить. Иоганн, помоги ему.

Мы с советником прошлись по залу. Те убийцы, которые бились со стражей, были мертвы. Я все думал, сильно ли я дернул аркан, могла ли у стрелка с арбалетом выдержать шея. Но это оказалось несущественно. У убийцы на полу в горло глубоко вошел осколок стекла.

– Живой, здесь живой, – позвал Альфред. Точно, ведь первого противника он просто вырубил. Убийца сопел, валяясь без сознания.

– В камеру его, – сказал барон Вульфгард. – Когда очнется, его нужно допросить. Нортон, распорядись.

В зал вбежали стражники вперемешку с «черепами». Они привели сразу четырех лекарей. Один занялся Хельгой, сказав, что ее немедленно нужно отнести в комнату. Барон Штольц взволнованно спрашивал, все ли в порядке с его дочерью.

– Я сам отнесу ее, – заявил он. Потом он обернулся к Альфреду. Помедлив, он спросил: – Странник, не окажешь мне любезность? Помоги с мечом, прошу тебя.

Альфред с готовностью взял двуручник барона, а когда тот подхватил дочь на руки, помог убрать меч в ножны.

С Робертом было хуже. Еще повезло, что наконечник болта был не зазубрен. Лекари очень аккуратно начали снимать с рыцаря кирасу, одновременно делая все, чтобы не потревожить рану еще больше.

– Так, дело плохо, – сказал барон. Он обратился ко всем нам: – Ульрих. Проследи за сыном. Роберт, ты спас жизнь своему отцу и мне. Я – твой должник. Сейчас тебя отнесут в кровать. Не волнуйся, уход за тобой будет по всем правилам. Ты сильный и скоро встанешь на ноги. Нортон, ты проследи за этим убийцей. Его должны как следует охранять. Штольц, друг мой. Позаботься о своей дочери, а потом жду тебя с Ульрихом у себя. Как и вас двоих, – барон посмотрел на меня и Альфреда. – Вы очень помогли нам. Отдохните пока. Потом мы соберемся и обдумаем это нападение.

* * *

– Это объявление войны! – прогремел барон Штольц, ударив кулаком по столу, отчего тот подпрыгнул на месте. – Это нападение – прямое оскорбление. Оскорбили нас с тобой, Вульфгард. Мы – правители двух соседствующих земель, и нам дали понять, что… Да эти мерзавцы вздумали нас попросту запугивать!

Мы слушали гневные выкрики барона Штольца молча. Думаю, спорить с ним было бы опрометчиво. С момента нападения прошло около часа. За это время Роберта успели перевязать, и теперь он отдыхал в своих покоях. Произошло и кое-что плохое. Задержанный убийца в своем каземате довольно быстро пришел в себя. И сразу потребовал командира для разговора. На свою беду поблизости оказался Нортон. Он прошел в камеру, а уже через пять минут туда ворвалась охрана, встревоженная выкриками. Они успели вырвать советника из рук обезумевшего убийцы. Оказалось, что задержанный умудрился спрятать под одеждами маленький ножик, которым пытался лишить Нортона жизни. Советник, защищаясь, сильно ранил убийцу, и тот быстро скончался.

Эта неистовость поражала. Убийца, загнанный в угол, еще и пытался напасть на кого-то, зная, что выбраться живым ему точно не удастся. Теперь у лекарей появилась новая забота, хотя Нортон отделался совсем незначительной раной. Наверное, опять помогла его сноровка, которую он показал во время нападения убийц.

Теперь мы сидели и думали над тем, как нам поступить. Впервые за последние месяцы я оказался перед проблемой не один. Со мной были люди, также озабоченные поисками выхода. Это хоть как-то бодрило.

– Видимо, наши враги не желают вступать в переговоры, – рассерженно сказал Ульрих Кастлгейт. – Нам удалось выдержать первое нападение. Теперь нужно ответить.

– Правильно, – подхватил барон Штольц, – зададим этим мерзавцам перцу. Мои войска в полной боевой готовности! Решили на нас тявкать? Отлично, мы покажем им, что значит рычать и кусаться!

– Но хватит ли у нас сил? – поинтересовался Альфред.

– Конечно, будет трудно. – Штольц все распалялся. – Но ничего, мы будем ломать их через колено. Мы…

– Нет, – негромко произнес барон Вульфгард. Его голос был тихим, но Штольц сразу осекся. – Мы не можем этого сделать. Переговоры должны состояться.

Повисло молчание. Было ясно, что барон Вульфгард не намерен отступать от своих планов. И никакие уговоры на него не подействуют. Хотя его добрый сосед всё же предпринял попытку:

– Вульфгард, друг мой, о чем ты говоришь? Какие теперь могут быть переговоры? Нам объявили войну, на нас открыто напали…

– Мы не знаем, кто организовал это нападение. И оно не было открытым. У нас не осталось ни одной зацепки, только догадки. И кстати, нападение провалилось. А это еще один повод для наших врагов задуматься. Пока все нужно оставить, как есть. Подождем. Пусть у тех, кто подослал этих наемников, будет время на реакцию. Если кто-то из гостей не появится, он станет нашим подозреваемым. В целом я возлагаю надежды на день переговоров. Мы будем очень внимательно приглядываться к каждому. Возможно, кто-то себя выдаст.

Мне вспомнился старейшина Нач. Определенно барон обладал той же смекалкой, тем же опытом и мудростью. Если бы эти два человека объединились, мир, наверное, установился бы во всех ближайших землях. Еще я вспомнил учения Леро Первого. Там тоже говорилось о терпении, выдержке, спокойствии. О том, что рубить с плеча нельзя, если ты отвечаешь за большое количество человеческих жизней.

– Простите, – подал голос я. Мне пришла в голову еще одна мысль. – Я, конечно, плохо разбираюсь в политике, но… Я до сих пор не знаю, из-за чего вообще должна начаться война.

– Что ж, – барон Вульфгард оглядел присутствующих. – Думаю, и Иоганн, и Альфред показали, что они наши союзники. И мы не вправе скрывать от них, из-за чего они сегодня рисковали жизнью.

– Разумно, – согласился барон Штольц. Он обернулся к нам. – Насколько мне известно, ты, Альфред, ушел в странствия после того, как был разгромлен предатель, который посягнул на владение этими землями. Так вот, тогда-то все и закрутилось.

– Именно так, – продолжил Ульрих Кастлгейт. – После смерти барона Вульфгарда-старшего, светлая ему память, наш троюродный брат без всяких на то оснований объявил себя новым бароном. Борьба была скоротечной, удалось быстро победить предателя. Но именно эта короткая смута и подстегнула наших соседей. Кто-то из них посчитал, что эти земли – хорошая добыча. Первопричиной этому послужил давно принятый уклад. Все девять баронов, властвующих над землями вокруг, – вассалы императора, но только отчасти. Они промежуточное звено, заслон между бескрайними степями и непосредственно самой Империей. И мы, жители баронских земель, не зависим от императора полностью. Это и привилегия, но и бремя. Бремя – в большей степени, так как все междоусобные распри бароны и их подданные вынуждены решать сами.

Некоторое время все было спокойно. Но с недавних пор среди баронов пошли слухи. Кто-то вознамерился, так сказать, увеличить свою территорию. К сожалению, тайной канцелярии так и не удалось выяснить, кто именно. Но слухи так взбудоражили всю округу, что каждый барон рассудил: лучше поторопиться урвать кусок земли, пока этого не сделал кто-то другой.

– Самое мерзкое, – барон Штольц снова ударил по столу, – что мы даже не представляем, кто заварил эту кашу первым.

– А что, если, – я осмелился сделать предположение, – сообщить об этом в центр империи. Ведь война…

– Ничего не выйдет, – тихо возразил мне Альфред, – у императора всегда были другие заботы. Империя сама вечно находится или на грани войны, или другой крупной беды. Если бароны будут посягать на земли императора, он пошлет сюда войска. А его армия в десятки раз больше, чем наша. Пока бароны разбираются только между собой, император не вмешивается.

– Силы у баронов сейчас равные, – Ульрих Кастлгейт откинулся на спинку своего кресла. – Ни у кого нет явного преимущества. Поэтому мой брат, – он посмотрел на барона Вульфгарда, – и хочет устроить переговоры.

– Я хочу дать понять… – барон Вульфгард смотрел на свои руки, сложенные на столе. Было видно, что он всеми силами добивается того, что считает правильным: – что земли Вульфгардов по сей день самостоятельны и сильны, что попытки захватить их ни к чему не приведут. Если все девять баронов начнут воевать, придет разруха. Упадок.

– Но ведь на твоей стороне уже есть сильный барон, – подсказал Штольц, пытаясь подбодрить своего друга.

– Он и могут устроить свои союзы. В любом случае эта борьба превратится в бесконечную грызню. Поэтому, друзья мои, нельзя дать переговорам сорваться. Иоганн! Пока неизвестно, что решит ваш совет старейшин. Но ты сам готов помочь?

– Да, ваша светлость, – ответил я. Что ж, раз я уже вмешался в это дело, отступать не годилось. И потом, барон Вульфгард стремился к тому же, к чему и я, когда вел бойцов в очередной набег. Не дать случиться кровопролитию. Только у барона масштабы были шире.

– Благодарю тебя. Ты, Альфред, отслужил в армии моего отца и выбрал путь странника. Что ты теперь намерен делать?

– Я отправился в странствия, – ответил мой друг, – так как считал, что моя роль как солдата закончена. Но раз вам угрожает опасность, – Альфред встал, вытянувшись в струну, – я готов к выполнению ваших приказов, мой барон!

Помедлив, я тоже встал. За мной с кресла поднялся Ульрих Кастлгейт, а за ним и барон Штольц.

– Благодарю вас, друзья мои. – И барон Вульфгард отвесил глубокий поклон.

 

Глава 10

Гости барона Вульфгарда собрались через три дня. Как раз в это время Маклай с бойцами должны были достигнуть лагеря. Я, как и раньше, готов был выполнить просьбу барона и рассказать во время переговоров о союзе кочевников и Вульфгарда. Но основываться мне приходилось только на вымысле. Ведь я уже полностью смирился с тем, что наш лагерь просто переберется куда-нибудь подальше от этих мест. Так что мои слова не были подкреплены фактами. «Это, наверное, и есть настоящая политика», – думал я.

За три дня меня как следует подготовили. Барон Вульфгард сам обговорил со мной каждое слово, которое я должен был сказать.

– Возможно, среди гостей, – говорил он мне, – будут те, кто распознает в тебе не варвара. Так что не утверждай, что ты кочевник по крови. Не заостряй на этом внимания, но на всякий случай скажешь, как есть: ты долго жил среди варваров и тебе известны их нравы и обычаи. Упирай на это. И помни: ты представляешь кровожадную расу, тебе так и хочется кинуться в самую гущу боя. И ты готов на это, если так прикажет совет, понимаешь? Нужно убедить гостей, что ты опасен.

Я вживался в образ, который должен был напугать врагов барона. Даже чуть усилил выговор, появившийся за месяц общения на языке племени, добавил больше варварских интонаций. О нападении в бальном зале решено было не упоминать. Барон сказал, что, если понадобится, он намекнет, но прямо говорить об этом запретил. Шли и другие приготовления, в которых я не участвовал. Таким образом, перед гостями должен был предстать сильный, но миролюбивый сосед, которого поддерживает барон Штольц и лагерь кочевников. Никто не собирается воевать, но если кто-то посягнет на земли Вульфгардов, расправа будет неминуемой.

В свободное от инструктажа время я шатался по замку. Ощущение ожидания заставляло меня беспокоиться, тем более что занять себя было практически нечем. То ли дело Альфред. Мой друг нашел себе занятие, причем оно, похоже, полностью овладело им. Говоря проще, Альфред изнемогал от любви. Дочь барона Штольца Хельга, насколько я понял, проявляла к нему расположение (естественно, строго в рамках нравственности, как и полагалось такой девушке). Я часто видел, как они беседуют, прогуливаясь по замку, под присмотром конвоя и целого набора женщин из свиты барона Штольца.

Однажды я увидел, как за прогулкой моего друга и его возлюбленной наблюдают отец и сын Кастлгейты. И меня не удивило выражение легкой неприязни и даже обиды на их лицах. Как же, ведь дочь знатного барона должна стать супругой не менее знатного человека, и Роберт Кастлгейт подходил на эту роль лучше всего. Он и племянник барона, и прекрасный военный офицер, и владелец богатых земельных и охотничьих угодий. Такой человек во всех смыслах был идеальным женихом для прекрасной Хельги. К тому же он имел аристократическую внешность, в то время как Альфред был совсем непримечателен. Не считая, конечно, уже упомянутых ясных глаз. Может, они и стали причиной того, что дочь барона Штольца проводила с ним так много времени…

Мне было неизвестно, что сам Штольц думает о сердечном увлечении своего сокровища, но никаких попыток помешать он не предпринял.

Я смотрел на моего друга и его возлюбленную и все думал, что эта парочка прямо рождена для красивого сюжета. Бедный простой солдат, но с душой рыцаря, и прекрасная дама. Я бы сказал, что это выглядело забавно, но, на самом деле, я завидовал Альфреду. Дело не в том, что и мне приглянулась белокурая Хельга. Просто я опять ощущал, что остался один. От тоски и скуки в голову лезли неприятные мысли.

Я думал, что барону Вульфгарду с его умом и опытом удастся избежать войны. И снова у меня появлялся этот вопрос: кому после этого я буду нужен? Куда мне податься? Что мне делать? Сесть на Стрелу и догнать племя? А кто сказал, что меня там ждут? Вдруг меня сочли предателем? Да и где мне их искать? У меня была куча вопросов, которые исходили от одного, главного. И хоть бы один вразумительный ответ…

* * *

В день переговоров я проснулся рано. Барон разрешил мне проводить тренировки во внутреннем дворе. Так у меня было хоть какое-то дело, занимавшее два часа. Я бегал по кругу, делал упражнения, отрабатывал удары мечом. За этим занятием меня застал Роберт. Кастлгейт-младший в первый раз после ранения встал на ноги. Нортон-то давно уже бегал, выполняя свою работу, никакая рана не могла ему помешать.

– Поддерживаешь боевой дух? – осведомился Роберт. Я стоял голый по пояс с мечом в руках.

– Мой учитель говорит, что настоящий вожак должен всегда тренироваться, – ответил я, делая выпад в пустоту.

– Хороший учитель, – задумчиво сказал Кастлгейт. Он помолчал, наблюдая за моими упражнениями. – Я должен сказать, что ты вел себя очень храбро, Иоганн. Ты спас баронов, моего отца, Хельгу. Вы с Альфредом настоящие бойцы.

– Спасибо, – я опустил меч. – Но все-таки грудью смогли закрыть барона только вы. – Я уже откровенно запутался и не знал, в каком же статусе я нахожусь. Поэтому перестал говорить всем «ты», как это принято у кочевников.

– А! – Роберт махнул рукой. – Сегодня большой день. Я должен помочь отцу, они с бароном Вульфгардом будут вести переговоры. Это очень серьезно, всем сегодня придется попотеть.

– Да мы уже потеем, – улыбнулся я, вытираясь полотенцем. – Ничего, думаю, все получится. Барон все для этого делает. Да и ваш советник расстарался, даже про рану забыл.

– Нортон? Он, конечно, малосимпатичный человек, слишком уж строго следует правилам. Но как по-другому? Зато более ответственного человека я не встречал. Недавно он еще был руководителем экспедиции в дальние страны. Барон Вульфгард, еще не будучи бароном, всегда проявлял интерес к землям за границами этих владений, да и всей Империи. Несколько раз собирал и посылал подобные экспедиции, Нортон последней из таких и руководил. Конечно, – тут Роберт усмехнулся, – ничего там для барона не разузнал и не открыл, а вернулся едва живой, почти всех его людей перебили бандиты. А через два дня он как ни в чем не бывало приступил к своим обязанностям. Он бывший «череп».

– Ясно… А то я никак понять не мог, откуда такое боевое мастерство. – Я натянул рубаху и куртку. Мы с Робертом прошли вверх по лестнице к дверям.

– А твой друг, – вдруг заговорил Кастлгейт-младший, – кажется, всерьез увлечен дочерью барона Штольца?

– Похоже, да, – я постарался понять, с какой целью задан этот вопрос. Но на лице Роберта не отразилось ничего: ни злобы, ни зависти.

– Барон, как видно, очень доверяет ему. К Хельге уже сватались сыновья из знатных семей, – тут он, наконец, поддался эмоциям, чуть-чуть остановившись на слове «сыновья». Правда, без особой горечи. – Но барон Штольц оставляет выбор за нею, и всем женихам пришлось уйти ни с чем. Обычно, он оберегает ее от всего, прямо шагу не дает ступить. И то, что Альфреду позволено свободно гулять с нею и беседовать, означает, что барон и вправду полностью в нем уверен…

– Я думаю, Альфред не разочарует его, он честный человек и не позволит себе опорочить ее доброе имя. Он и впрямь… преклоняется перед ней.

Роберт, кажется, остался доволен моими словами. Мы дошли до моей комнаты и на время распрощались. Я остался один, сел за стол и принялся начищать меч. Конечно, я волновался, мне предстояло как можно более естественно сыграть свою роль. И было что-то еще. Какое-то интуитивное ощущение опасности. Я не мог его объяснить, но мне все время приходило в голову, что что-то пойдет не так, случится нечто плохое.

Через некоторое время в мою дверь постучали. Пора было идти к барону Вульфгарду, гости уже съезжались.

* * *

В просторном зале (не в том, где произошло нападение, их в замке было несколько) собралось около пятидесяти человек. Прибыли бароны со свитой и охраной. Каждый из гостей привел с собой по отряду солдат, которых разместили в городе. Еще были секретари, советники и люди, в чьих обязанностях я не разобрался. В зале поставили длинный стол с восемнадцатью креслами, как раз для каждого барона со своим самым приближенным человеком. Прочие, включая меня, должны были стоять в стороне.

Сначала гости ходили по залу, здоровались друг с другом, обсуждали свои дела. Они не были похожи на людей, которые вот-вот пойдут друг на друга войной. Для меня это было странно. Какой бы кочевник стал мирно говорить со своим потенциальным врагом? Потом Роберт Кастлгейт начал ходить между гостями, приветствуя каждого. Кому-то он просто жал руки, кому-то тихо шептал что-то на ухо. Те отзывались то одобрительно, то раздраженно, то безучастно. Насколько я мог понять, в этом обществе были и давние несогласия, и давние споры. И война, видимо, зарождалась еще до начала правления барона Вульфгарда-младшего, это был только решающий толчок.

Наконец, гости начали рассаживаться за столом. Все в зале сразу затихли. Барон Вульфгард тоже сел в кресло, рядом с Ульрихом Кастлгейтом. Они подождали, пока утихнут последние шумы, и отец Роберта заговорил, обращаясь ко всем:

– Господа! Я хочу выразить признательность от себя и от моего брата, барона Вульфгарда, за то, что вы согласились собраться сегодня в этом замке и обсудить наши общие дела. Надеюсь, что сегодня мы сможем уладить наши разногласия и установить мир, так необходимый всем нам.

Кто-то из баронов закивал, но далеко не по всем знатным особам, сидящим за столом, было видно, что они чувствуют острую необходимость в мире. Дальше к присутствующим обратился сам барон Вульфгард:

– Итак, все мы сознаем, что ситуация не позволяет нам и дальше сторониться друг друга. Мы все стали жертвами непонимания и недоверия. И сегодня я хочу прекратить это, дабы никто не пожалел о последствиях. Война, к которой мы готовимся, – ошибка. Страшная и бессмысленная ошибка. Если мы не прислушаемся к голосу разума, то произойдет непоправимое. Я не желаю зла никому за этим столом. И я устал от кровопролития, которое имело место в моих землях меньше года назад. Тогда я боролся с предателем, который был движим только своей гордыней и алчностью. Но это прошлое. От будущего я, как и все вы, хочу ждать только процветания и спокойствия. Теперь каждый может высказать свое мнение, все будут выслушаны со всем вниманием. Прошу вас, господа.

– Хорошо, – подал голос барон, сидевший дальше всех от хозяина замка. Это был еще молодой человек, не на много старше Альфреда. Он был в очень дорогих и ярких одеждах, а держался раскованно и даже нагло. – Раз уж мы все собрались обсудить наше будущее, у меня есть вопрос. Вы, дорогой Вульфгард, говорите о мире. Но не секрет, что вы давно вступили в союз с уважаемым Штольцем, который сегодня, как и все мы, сидит за этим столом. И этот ваш союз наводит на мысль о сговоре за нашими спинами… – молодой барон выдержал паузу, чтобы все ясно прочувствовали его намек. – Что вы можете на это сказать?

– Разрешите мне, – поднял руку барон Штольц. – Я, действительно, уже несколько дней являюсь гостем моего дорогого друга Вульфгарда. Он пригласил меня, чтобы обсудить дела, в которых мы оба принимаем участие. Мы знаем друг друга с давних пор и доверяем друг другу.

Я поразился сдержанности отца Хельги. Было видно, что этот сильный и вспыльчивый человек очень хотел бы взять молодого наглеца за шкирку и как следует приложить об стол, поучить вежливости, так сказать. Но барон Штольц смог удержать себя.

Я посмотрел на молодого барона и увидел в его глазах испуг. Он, конечно, понимал, что ему ничего не сделают, но своего собеседника он боялся. Видимо, выражая свое недоверие, он надеялся на поддержку кого-нибудь из баронов. Но теперь, когда барон Штольц ответил, этому молодчику в дорогих одеждах следовало прикусить язык. Что он с готовностью и сделал.

– Что ж, – сказал барон Вульфгард, когда его друг закончил свое объяснение, – я благодарен дорогому Штольцу, что он принял участие в решении нашей проблемы. Мы много говорили с ним о нашей с вами общей беде. И могу сказать, что он не меньше меня обеспокоен ею. И не станем забывать, что теперь наши разногласия уже касаются не только нас. Всем вам известно о племенах кочевников, которые порой подбираются близко к нашим землям. Их принято считать простыми разбойниками. Но мне удалось побеседовать с их представителем, который сегодня тоже присутствует здесь. Если желаете, можно поговорить с ним прямо сейчас. Он выскажет соображения по поводу войны, которая может стать угрозой для его народа. И по поводу выхода из создавшегося положения.

Сразу поднявшийся гул голосов показал, что всем очень интересно выслушать соображения представителя кочевников, то есть мои. Я подошел к столу. Бароны уставились на меня.

– Дорогой друг, – обратился ко мне барон Вульфгард, – вас не затруднит рассказать нам о решении совета старейшин и ответить на вопросы, если они будут?

Я кивнул, оглядывая баронов. Они смотрели на меня с опаской. Каждый из них понимал, что хозяин замка представил им не парламентера, а цепного пса, которого могут спустить в любой момент. На эту реакцию и рассчитывал барон Вульфгард. Я сказал, стараясь выглядеть пострашнее:

– Я – вожак племени Иоганн. Я прислан сюда говорить от имени совета старейшин, – произнес я отрывисто, добавляя в свою речь гукающие интонации, свойственные языку кочевников. – Владыка Вульфгард стал нашим другом, мы заключили соглашение. Владыка предложил не начинать бой. Он не нужен ни ему, ни моему племени. Совет старейшин согласился. И сейчас я здесь, чтобы наш мир с владыкой Вульфгардом стал таким же прочным, как союз братьев. Как настоящие братья, наши народы будут жить в помощи и поддержке. Владыка защитит нас – мы защитим владыку.

Сказав все это, я выпятил грудь (совсем, как Тамур) и замолчал. Бароны сидели, пытаясь осмыслить сказанное мной. Похоже, мне удалось произвести нужное впечатление, им стало не по себе.

– Благодарю, – кивнул мне барон Вульфгард. Я отвесил ему глубокий поклон, сопроводив его сложным взмахом рукой. Отошел в сторону, так как вопросов, похоже, у присутствующих не возникло. В общем-то, нужное уже было сказано. Далее могли последовать только мало понятные мне политические уловки и ухищрения. Я был доволен исполнением своей роли. Взглядом я нашел Роберта, стоявшего с другой стороны стола. Рыцарь прикрыл глаза и улыбнулся, показывая, что оценил представление. Дальше все зависело от барона Вульфгарда и его брата Ульриха.

– Дорогой Вульфгард, – сказал один из сидящих за столом, – я, в свою очередь, хочу поблагодарить вас за то, что вы собрали нас здесь. Воистину, как вы сказали, мы стали жертвами непонимания. И сегодня мы будем говорить о мире. Раз уж вам удалось договориться с уважаемым советом старейшин, – эти последние слова говоривший специально для меня подчеркнул, – с которыми никто из нас до этого не смог наладить добрых отношений, то нам ссориться не годится. Все мы должны забыть старые обиды. Я не желаю воевать со своими соседями по сомнительным причинам, которые, как вы понимаете, губительны.

Речь была встречена одобрительно. Все бароны в один голос заявляли о своих исключительно мирных намерениях. Я смотрел на них. «А ведь один из них и есть зачинщик войны, – подумал я тогда. – Да уж, интересные дела творятся в этом замке. Не соскучишься».

В итоге переговоры прошли на ура. После красочных речей гости перешли к нудным обсуждениям деталей. Барон Вульфгард и Ульрих Кастлгейт виртуозно гасили последние очаги недовольства, рубили с плеча вескими аргументами, ловко обходили неудобные вопросы и высказывания. Переговорщики пришли к общему мнению: война объявлена не будет, земля Вульфгардов остается за бароном. Мелкие неточности и условности договорились решать частным порядком по мере их выявления. Полностью суть я не уловил, но отдаленно понимал, что предстоят еще долгие обсуждения и пререкания. Такие проблемы трудно решить, посидев пару часов за столом.

Но все-таки барон Вульфгард добился своего. Ему удалось убедить своих соседей, что шутки с ним плохи. После переговоров бароны решили отметить все хорошим пиром. За тем же столом накрыли богатый обед, заиграли вызванные музыканты. Все поздравляли барона Вульфгарда, приглашали в свои земли. Разговоры приняли отвлеченный характер.

Я направился к себе. Было приятно думать, что в мирном соглашении была и моя заслуга. То чувство тревоги, которое появилось с утра, на время пропало.

* * *

– Друзья, – торжественно сказал барон Вульфгард, – я от души благодарю каждого из вас. Все вы молодцы, и без вас мне бы не добиться мира. Поздравляю вас.

– Слава барону Вульфгарду! – в один голос воскликнули мы.

День переговоров прошел, наступил новый, солнечный и свежий. Мы собрались обсудить наши дальнейшие действия. Дел было много, барон для каждого нашел новую задачу.

– Вы видели их лица, – весело спросил барон Штольц, – когда Иоганн вышел и рассказал про свое племя? Это было что-то! Они притихли, как зайцы в норе. А этот Воленс сразу соловьем запел, только подумайте!

Тот, кто после моего выступления первым завел театральную речь о мире, звался бароном Воленсом. Из девяти сюзеренов он был самым богатым и могущественным. И самым искушенным в политических играх, он чаще всех бывал в столице и был приближен к императору. Но даже ему было не на руку ввязываться в войну, особенно после того, как ему представили силы, с которыми он может столкнуться.

– А теперь, – барон Вульфгард сел в кресло, – перейдем к нашим делам. Мой дорогой друг Штольц, мы очень скоро встретимся и обговорим кое-какие соображения, которые посетили меня. Пока, думаю, тебе следует вернуться домой, у тебя и своей работы навалом.

– Да, – подтвердил отец Хельги, – мои дармоеды долго без хозяина не могут. Сразу руку в казну запускают. Посмотрим, как они выполняют работу без меня.

– Уверен, ты справишься. Мой дорогой брат Ульрих и ты, Роберт, мой племянник и спаситель. Вам тоже можно вернуться в свое поместье. Пора заняться крестьянами и начать применять ту реформу, которую мы разработали. С этой войной у нас не было времени, а я хочу видеть результаты еще до конца года. Начните со своих владений. Надо вводить изменения постепенно, чтобы крестьяне привыкли к новым налогам. Старые продержались уже несколько десятилетий. Надо приучить крестьян к новой системе, это важно.

– Мы сделаем все, ваша светлость, – Роберт приложил руку к сердцу.

– Советник Жак Нортон, – барон продолжил отдавать распоряжения, – вы славно потрудились. Можете вернуться с моим братом в его поместье. Но я думаю, что и в моей тайной канцелярии вы можете сослужить хорошую службу. Как думаешь, Ульрих, ты сможешь отпустить Нортона, чтобы он работал поближе ко мне?

– Нортон заслуживает всяческих похвал, – ответил Кастлгейт-старший, – и, я думаю, его работа в твоей тайной канцелярии будет незаменима. Мне будет трудно без тебя, Нортон, но я справлюсь. Служи моему брату, как служил мне.

– Будет исполнено! – Нортон, как только что Роберт, приложил руку к груди. Даже на непроницаемом лице советника отразилась гордость.

– Ты, Иоганн… – барон Вульфгард повернулся ко мне, – я считаю, что ты полностью доказал свою искренность. И решаю, что теперь можно снять с тебя клеймо варвара и разбойника. Хочу обратиться к тебе с еще одной просьбой. Дело в том, что в небольших городках и деревнях никто не в курсе событий, которые разворачиваются в моих землях. Ты и сам это понимаешь, ведь в Солнечной Поляне – твоей родной деревне – никто толком не разбирается в государственных делах. Я давно хотел это исправить. Сейчас время пришло. Мои секретари подготовили письма градоначальникам и старостам. В них содержится извещение о самых главных событиях. Нужно распространить их как можно быстрее. Как ты смотришь на то, чтобы поучаствовать в экспедиции на восточные окраины моих земель?

Восточные окраины! Там Солнечная Поляна, Три Сосны. Деревни, в которые я устраивал набеги. Барон опять догадался о ходе моих мыслей:

– Не волнуйся. Тебе выдадут отличительные знаки, по которым можно определить моего подчиненного. Думаю, с тобой может отправиться твой друг Альфред. Да и Нортон, как представитель тайной канцелярии. Ну что же? Ты согласен?

Я задумался. Меня пугала мысль, что придется предстать перед теми, кого я грабил. Перед родственниками тех, кто не пережил моего первого набега. «Но почему я должен прятаться? – решил я. – Пора взглянуть правде в лицо».

– Я готов, – ответил я.

 

Глава 11

Во второй половине того же дня мы выехали: я, Альфред, Нортон и еще десять солдат (восемь обычных и двое из «черепов»). Быстро пронеслись мимо город вокруг замка и самые ближайшие поселения. Я все еще нервничал, но отступать было уже некуда. Вот Альфред, наоборот, весь сиял. Ему льстило, что он доверенное лицо барона. Всю дорогу мой друг говорил прочувствованные речи о праведной службе, которая была для него истинной целью в жизни.

– Возможно, я не знаю ничего другого, кроме службы у барона, – вдохновенно вещал Альфред. – Так меня воспитали. Даже когда я ушел в странствия, я знал, что мои труды сослужат верную службу его светлости. Ведь если я буду пресекать преступления – это будет правильно. По закону.

– И ты уверен в том, что закон совершенен? – не выдержал я. Ведь я представлял собой пример того, что закон не предусматривает всего на свете. Тут все было во власти барона, который мог сделать исключение.

– Нет, разумеется. Но закон должен соблюдаться как можно более четко. Согласись, Иоганн, хоть какой-то закон лучше, чем его отсутствие вообще. Я знаю, есть вещи, которые трудно вписать в свод законов. Но в целом его соблюдение необходимо.

Я уж и не знал, спорить или нет. Альфред говорил от души, он верил в свои слова. Я мог не соглашаться с его убеждениями, но хорошо, что они у него были.

Это была еще одна моя проблема. Я не знал, какие убеждения у меня самого. Во что я верил? В законы барона или в законы племени? Чьи устои мне были ближе? Я не мог ответить самому себе. Толком я не мог объяснить, почему согласился развозить письма барона к его подданным. Чтобы преодолеть собственные страхи и неуверенность? Да. Но зачем еще?

Мы заночевали под открытым небом, уже миновав холм, с которого я впервые увидел замок. Теперь дом Вульфгардов остался за горизонтом, как и маленький лесочек. Наш путь почти соответствовал тому, по которому вели меня в замок с моим отрядом. По направлению к восточной границе он был самым коротким. На следующий день мы сошли с дороги и прибыли в Ручей, тот самый «большой» город, куда меня возил господин Уильям. Там нас встретили, как подобает. Мне было неловко от того, что собравшиеся жители приветствуют меня, кланяются, прославляют, как человека барона. Это было еще одно новое ощущение.

В ратуше нас встретил градоначальник. Мы передали ему письмо, снабдив нужными указаниями. Все оказалось проще, чем я предполагал. Градоначальник все понимал, был исполнителен и гостеприимен. Я подумал, что этому поспособствовали знаки отличия, которые выдали нам с Альфредом и Нортоном. Я по-новому взглянул на брошь с гербом Вульфгардов, тем самым, с башней, мечом и дубовой веткой. Доспехами и плащом я обзавестись не успел, поэтому прицепил знак на свою кожаную куртку. Это, впрочем, никого не смущало.

Нас хорошо накормили, и мы отправились дальше. За день мы посетили еще два поселения, но на ночлег не остались. Надо было закончить задание барона как можно быстрее. Ночь мы провели у кромки леса. Солнечная Поляна была все ближе. «Еще пара дней, – размышлял я, – и господину Уильяму предстоит увидеть своего помощника в новом свете». В чем-то эта мысль была забавной. С ней я и уснул.

* * *

– Я что-то слышу, – прошептал Альфред.

Я перевел Стрелу на шаг. Да, недалеко, шагах в тридцати, было слышно движение. Это вполне могли быть бандиты, рыскающие по лесу, так что мы все приготовились. Мы уже снялись с места, успели посетить одну деревеньку и вот теперь подбирались к густой чащобе, где заканчивалась дорога.

Звук не прекращался, кто-то шел прямо к нам. Мы приготовились. Кусты затрещали, и прямо к ногам наших лошадей вывалился…

– О, боги, – воскликнул Альфред, – Лодан!

Орк тяжело дышал, он был изранен и бледен. Я спешился и подбежал к нему.

– Лодан, что ты здесь делаешь?

– Воды ему, – скомандовал Нортон. Один из солдат достал флягу. Мы перевернули Лодана на спину и напоили. Пока он жадно глотал воду, во мне с новой силой проснулось то самое ощущение беды. Мне еще предстояло многому удивиться, но я уже знал: случилось что-то непредвиденное.

– Лодан, что произошло? – спросил я, когда орк утолил жажду.

– Командир, – просипел орк, – несчастье… В лагере… страшное несчастье…

– Что он говорит? – спросил Альфред.

– Что-то случилось в лагере, – перевел я.

– Командир, – орк закашлялся, потом заговорил разборчивее: – В лагере был бунт. Старейшина Трей поднял бунт. Великий воин Тамур и его люди устроили бойню. Мы еле спаслись. Я бежал. И потерял хозяина Маклая. Я должен был найти тебя, командир.

То, что рассказал Лодан, было невероятно. Так невероятно, что, слушая, я порой отвлекался, пытаясь собрать путающиеся мысли. Вкратце все было так.

Как я и предполагал, совет старейшин решил уходить. Быстро собрав все необходимое, кочевники поспешили подальше от границы баронских земель. И, как я и думал, никто не собирался их преследовать. А потом произошло следующее. Кочевники двигались длинной вереницей. Неожиданно старейшина Трей сказал, что нужно остановиться. Еще никто ничего не понял, а громкоголосый старейшина Суг уже проскакал вдоль всей цепочки кочевников, произнося речь. Исходя из нее, я был объявлен предателем, а бегство племени – нарушением всех правил. Тут же старейшина предложил тем, кто хочет доказать, что в их жилах течет истинная кровь кочевника, присоединиться к нему, Трею и великому войну Тамуру.

Старейшина Нач попытался протестовать. Тогда Тамур дал команду. Его головорезы были уже готовы, они ударили в спину своим же соплеменникам. Все произошло так быстро, что остановить их было невозможно. В общей неразберихе старейшина Нач приказал Маклаю отступать. Преследование продолжалось целый день, пока, сделав крюк, кочевники снова не оказались у восточной границы. Там завязалась драка, во время которой Лодан отбился от своих. Маклай успел приказать ему спасаться. Орку, оставшемуся в одиночестве, пришел в голову единственный выход из положения, и он понесся обратно в замок, чтобы предупредить меня.

– Старейшина Трей решил пробраться в эти земли, – говорил Лодан. – Половину своих людей он послал за нами. А половина обманет владыку и тихо будет захватывать земли по чуть-чуть. Уже захватывают.

Я сел на землю и обхватил голову руками. Как это могло произойти? Почему? И ведь у них есть шанс, войско барона ничего не подозревает. Все это время Лодан сначала скакал, а когда лошадь пала, бежал ко мне. Он не мог точно сказать, но ему казалось, что порой он мог видеть сквозь заросли людей Тамура.

– Нортон, – сказал я, наконец. – Нужно послать гонца барону, предупредить.

– Да, – согласился советник. – Но еще нужно предупредить наших людей на границе.

Тут вдалеке послышался новый шум. Это были голоса, топот копыт.

– Не наши, – констатировал Нортон. – Это варвары. Иоганн, вам надо уходить. Возвращайтесь к барону. Я поведу солдат, попробую добраться до войск на границе.

Шум приближался, я был слишком обескуражен, чтобы соображать.

– Альфред, мы уходим. Твоя лошадь сильнее, посади к себе Лодана.

Вместе мы помогли обессилившему орку взобраться на скакуна. Тут же вскочили в седла сами.

– Двигайтесь той же дорогой, по которой мы прибыли сюда, – говорил советник. – Это самый короткий путь. И предупредите жителей деревень. В Ручье стоит полк наших солдат. Скажите, чтобы они заняли оборону, а сами скачите дальше.

С этими словами Нортон повел солдат за собой в гущу леса. Мы развернулись и поскакали обратно. До ближайшей деревни было часа четыре пути. Если галопом, могли добраться за два.

– Зачем они это устроили? – спросил Альфред, перекрикивая ветер, шумевший в ушах. – Почему?

– Понятия не имею, – ответил я. – Старейшины Трей и Суг покровительствовали Тамуру. Может, эти трое решили под шумок взять власть над племенем в свои руки…

Мы проскакали не больше двадцати минут. А потом перед нами возникло препятствие. На дорогу из-за кустов выехали пять конников. Бойцы Тамура, я их узнал сразу.

– Назад! – закричал я.

Но это было бесполезно. Со всех сторон нас моментально окружили кочевники. Их было порядка пятнадцати.

– Как они здесь оказались? – изумленно спросил Альфред. – Они сделали крюк, пропустив Нортона? Или…

Это «или» повисло в воздухе. Неужели все закончилось так скоро? Бойцы медленно подбирались к нам, но пока не нападали. Я обнажил меч. То же сделал мой друг, хотя шансов было не так уж и много. Из кустов выехал еще один кочевник. Это был Тарик. Он подвел своего коня поближе к нам. На его лице было победоносное выражение. Глаза сверкали. Некоторое время никто не раскрывал рта. Я задал бессмысленный вопрос, просто чтобы что-то сказать:

– Зачем это все, Тарик?

– Ох, молодой воин… – Толмач Тамура махнул рукой, как на неразумного ребенка, которого бесполезно учить. – Старейшина Трей давно хотел прибрать племя к рукам. Я не могу спорить с ним, сильный всегда желает полной власти. Делить ее с четырьмя другими – это не для старейшины Трея. Он всегда говорил, что совет старейшин слишком мягок к чужакам. Теперь он это исправит. Он чтит истинные традиции племени.

– Истинные традиции он как раз забыл.

– А, ты об этом, – Тарик насмешливо указал пальцем на мое ожерелье. – Великий Символ Власти Леро Первого! Это просто игрушка, глупый молодой воин. Конечно, он бы очень помог нам, но, как видишь, и без него обошлись. Оказалось, что заветы Величайшего Воина Во Всем Свете не так уж и нужны. План будет выполнен, как задумывалось, нам ничто не помешает.

– План? – переспросил я. – И давно у вас был план?

– Конечно. Я придумал план и предложил его старейшине Трею. Добыть Символ Власти и сделать великого воина Тамура его обладателем – только часть моей задумки. И пусть она провалилась, все равно мы выиграли.

Альфред очень плохо понимал язык кочевников, но суть разговора уловил.

– Тамур и Трей решили использовать ожерелье, плюнув на то, во что верит племя. Вот так взять и разрушить все, к чему оно стремилось. Подло!

– Твой друг ошибается, – ответил Тарик, когда разобрал сказанное странником. – Великому воину Тамуру нужно только убивать. И ему разрешат много убивать. Для этого он и нужен. Он очень хотел встретить тебя живым, молодой воин Иоганн. Чтобы самостоятельно разобраться с тобой. Но старейшина Трей хочет, чтобы все было улажено быстро. Так что ваша встреча не состоится.

– Вам не справиться с армией барона, – сказал я, начиная осматривать глазами лес. Наша беседа подходила к концу, а то, что последует за ней, было очевидно. Нужно было найти хоть какую-то лазейку.

– Это так. Но мы готовы. План, молодой воин Иоганн, не забывай. У меня очень хороший план.

«Есть!» – пронеслось в моей голове. Был проход в зарослях между двумя кочевниками. Тарик начал отводить коня в сторону, давая своим людям – именно своим, Тамур ничего не решал сам, это уже стало понятно – подобраться к нам. Надо было использовать те секунды, пока наши противники расслаблены. Я мельком глянул на Альфреда. Он тоже заметил путь к бегству и осторожно кивнул, давая понять, что готов.

– Хороший, говоришь? – спросил я и пришпорил Стрелу. – Лодан, держись!

Тарик выпучил глаза. Я пронесся мимо него, постаравшись рубануть мечом. Не вышло, в последний момент толмач увернулся, я только поцарапал ему лицо. Те кочевники, между которыми находился путь к отступлению, понеслись на меня, подняв вверх булавы. Я замахал мечом, заехал одному по уху. За мной следовал Альфред. Вместе мы продрались сквозь кусты. Дальше замелькали деревья. Я так разогнал Стрелу, что еле успевал пригибаться, когда она проносилась мимо деревьев с низкими ветвями. Периодически я оглядывался. Альфред не отставал. Лодан пришел в себя и вцепился в седло мертвой хваткой. Где-то за ними маячили кочевники.

Мой друг нагнал меня и прокричал в ухо:

– Я бывал здесь, следуй за мной, не отставай!

Я послушался, мы еще прибавили ходу. Скоро кочевники затерялись между деревьями. Альфред резко повернул коня в сторону. Я последовал за ним. Впереди показался овраг. Мы спустились в него. Альфред махнул рукой. Мы проскакали к расщелине, которую сверху было не видно, и резко осадили коней.

– Тихо, – прошептал мой друг, – нам сюда.

Расщелина оказалась глубже, чем на первый взгляд. Мы спешились. В скалистой стене, как ни странно, оказалась дверь. Деревянная, покосившаяся дверь. Альфред рывком открыл ее и сделал знак, чтобы я со Стрелой зашел внутрь. Потом провел коня с Лоданом за мной и закрыл дверь. Мы притихли. Ни звука снаружи.

– Если они нас найдут, – прошептал Альфред, – здесь будет легче сражаться. Не уверен, что мы победим, но их потери будут больше.

Я все же надеялся, что нас не найдут. На всякий случай посмотрел на свой меч. Откуда-то сверху проникал слабый свет.

– Боюсь, бой тебе придется принимать одному, – с обидой сказал я. Похоже, когда мы прорывались, я неаккуратно ударил мечом по булаве одного из людей Тарика. Клинок был сломан почти по рукоять, и драться им было невозможно. Мы еще подождали. Нет, никаких признаков кочевников.

– Что это за место? – спросил я.

– Это пещера, в которой одно время я жил, когда ушел в странствие. Тут еще остались кое-какие припасы.

Прошло еще немного времени. Мы зажгли пару свечей. Пещера оказалась просторной и уходила в глубь скалы. В углу стояло несколько бочонков. Там была еда, предназначенная для долгого хранения, вода и даже какая-то крепкая бодрящая хмельная настойка. Рядом стоял ящик с лекарствами. Мы начали перебинтовывать Лодана, а потом он улегся спать. Ему нужен был отдых, все-таки пробежать столько времени – это не шутка.

– Что будем делать? – спросил я у Альфреда, жуя кусок солонины. – Надо же как-то предупредить барона.

– Как стемнеет, надо выходить и идти к ближайшей деревне. Если повезет, мы сможем обойти варваров.

Если повезет! Мне казалось, что нам и так сильно везло в последнее время. Сначала неосторожность кочевников, потом эта землянка. Не может же так везти все время!

* * *

К вечеру нам, как ни странно, снова улыбнулась удача. Я не знал почему, наверное, это было стечение обстоятельств. А может, действительно, нам помогли высшие силы. Не знаю…

В округе все было тихо. А потом мы услышали топот копыт. Близко, совсем близко от входа.

– Нашли, – выдохнул Альфред и приготовился. Я, за неимением ничего другого, вооружился куском дерева. За дверью послышались голоса. Я не разобрал, что именно было сказано. Но я узнал голос. Это был вожак Квиз, предводитель орков. Я оглянулся на Лодана, и тот понял мой взгляд правильно.

– Великий воин Квиз не враг, – прошептал слуга Маклая. – Он бился с бойцами великого воина Тамура. Он был на стороне старейшины Нача, когда началась бойня.

– Будем надеяться, – отозвался я. – И отвыкай уже называть Тамура великим воином. Альфред, – заговорил я на языке, понятном моему другу, – похоже, там свои.

– Хорошо, если так. Что, рискнем?

– Попробуем, – сказал я и отпер дверь.

Зрелище было не из приятных. Большинство орков были в крови, с изуродованными изрезанными лицами. Этот народ всегда кидается в драку, как в воду, с головой и до самого дна. Вожак Квиз выглядел не лучше. Он и его бойцы походили не на воинов, а на беглых каторжников. Тем не менее, услышав скрип двери, все они вскинули оружие.

– Квиз, это я, Иоганн, – громко сказал я и подошел ближе.

– Молодой воин, – поприветствовал меня предводитель орков, настороженно посматривая по сторонам. – Что тут такое? Что ты здесь делаешь?

– Мы столкнулись с Тариком и его бойцами.

– Мерзкий предатель, – гневно прошипел Квиз. – Я никак не ожидал от него подобного. Кто с тобой здесь?

– Альфред и Лодан.

– Когда эти предатели ударили нам в спину, я думал, что погиб. Но судьба разрешила мне выжить и спасти немногих моих орков. Думаю, это значит, что я еще встречусь с предателями.

– Идите сюда, – я показал вглубь пещеры. – У нас есть немного лекарств.

– Мы, орки, знаем толк в снадобьях. Давным-давно шаман из другого племени поделился со мной секретом одной мази. Она затягивает раны и придает сил. Но все равно, благодарю.

Орки втиснулись в дверь. Мы изложили Квизу некоторые соображения по поводу дальнейших действий. В частности он не вдавался. Предводитель орков заявил, что готов на многое, чтобы поквитаться с предателями. Еще он смог пролить свет на некоторые планы наших врагов. Пока он с отрядом скрывался в лесу, ему удалось подслушать разговор бойцов Тарика, мимо которых им удалось пройти незамеченными. Те пока не собирались заходить в деревни, а только рассеивались по лесу. Кочевники ждали сигнала. Чьего, Квиз сказать не мог.

– Как же они подготовились? – удивлялся Альфред. – У этого подонка такой проработанный план, это поразительно.

Мы обдумали свой собственный план. Вместе с бойцами Квиза (всего нас насчитывалось одиннадцать бойцов), нам было легче добраться до деревни. Оттуда мы решили подать сигнал, запалив костер на вышке. Это был не самый продуманный план, который мне приходилось выполнять. Раз вокруг сновали отряды предателей, риск не дожить до того, как на сигнал прибудет помощь, был очень велик. Тут нужна была уже не просто отвага, а что-то большее. Но этот план был единственным, приходилось только запасаться храбростью. Иначе оставалось сидеть на месте и ждать, пока кто-то из предателей найдет нас в этой пещере. И, как сказал Альфред, мы не затравленные на охоте зверьки, чтобы прятаться до самого конца в норе. Лучше уж было решиться на отчаянный шаг.

 

Глава 12

Деревня, до которой мы добрались (последняя, куда мы ранее доставили письмо барона), называлась Утренний Соловей. Вроде бы в этих местах красивей всего пели соловьи. Эти птицы, и правда, очень мелодично выводили свои трели. Но, прислушавшись, я подумал, что песни их менее жизнерадостны, чем обычно. Может, мне уже казалось больше, чем было на самом деле, но тогда я подумал, что животные уже почувствовали нависшую над этими местами угрозу. Я и сам порой дергался, слыша шумы в утреннем лесу. Нам удалось пробраться к деревне, не вступив в схватку с кочевниками-предателями. Несколько раз мы слышали их за деревьями и тут же тихо, но быстро сворачивали. Труднее всего было убедить неистовых в драке бойцов Квиза, что лучше не сталкиваться с врагом, когда он настолько крепче и сильнее.

Остановившись на подходе к Утреннему Соловью, мы разделились. Квиз с орками остался дожидаться нашего сигнала. Надо было подготовить жителей деревни к встрече с этими жуткими, по их мнению, созданиями. Мы с Альфредом вошли в деревню и сразу направились к дому старосты. Жители смотрели на нас с удивлением, нашего возвращения никто не ожидал. Староста сидел в кресле перед своим домом. Увидев нас, он сразу же поднялся и поспешил навстречу.

– Господа, – воскликнул он. – Вы вернулись так скоро…

– Уважаемый староста, – перебил его Альфред, – слушайте внимательно. В эти земли вторглись кочевники. Они могут прийти сюда в любую минуту.

– О, не может быть. О, боги! – Староста ошарашенно попятился. Он очень походил на старосту из Солнечной Поляны, такой же лысоватый с круглым животом. И настолько же не готовый к подобным вестям: он совсем не представлял себе вторжения кочевников в деревню. Для него это было подобно удару молнии. Но оправился от потрясения он быстро, надо отдать ему должное. – Чем могу служить, господа, что нужно делать?

Вокруг нас собралась толпа. Поэтому пришлось говорить громче, так как жители Утреннего Соловья наперебой начали обсуждать случившееся. Подходили все новые мужчины и женщины, охали от негодования и тут же объясняли все следующим, кто подошел позже. Те тоже охали. И пересказывали дальше.

– Нужно зажечь сигнальный костер. А пока, – Альфред стал говорить еще громче, – в деревню войдет дружественный отряд орков.

– К-как, орков? – изумился староста.

– Не надо нам орков! – закричали в толпе. – Никаких орков в деревне!

– Да, не пустим орков! – подхватил еще кто-то.

– Почему это они хотят привести орков? – завопил третий.

– Это не по закону, – загудела толпа.

– Не по закону? – громко спросил я. – Похоже, вы не поняли. Сюда идут кочевники! Варвары! Мы стараемся защитить вас. И дружественный – слушайте внимательно – дружественный отряд орков войдет в деревню и будет нам помогать.

– Орки хуже варваров, – выкрикнули из толпы, – это точно не по закону. Дать оркам войти в деревню… Это предательство!

– Ах, так? – я начал всерьез сердиться. У нас было совсем мало времени. Каждую минуту я ждал, что бойцы Тарика ворвутся в деревню. – Тогда, может, мы уйдем отсюда? А вы сами будете отбиваться от кочевников?

– Предательство! – продолжали выкрикивать из толпы. Я заметил, что некоторые крестьяне подняли вилы. Этого еще не хватало.

– Молчать! – закричал вдруг Альфред. Я раньше не думал, что он способен на такой повелительный окрик. – Мы – законные представители барона Вульфгарда! Этого вам недостаточно? Мы обещаем, что орки войдут в деревню с миром и помогут нам, если появятся варвары! Это ясно?

Толпа смолкла. «Молодчина, Альфред, – подумал я. – Прирожденный командир».

– Теперь, – мой друг внимательно смотрел на толпу, ожидая, что придется еще раз пресекать недовольство, – один из вас пойдет на вышку и зажжет сигнальный костер. Все жители деревни после этого должны укрыться в домах. Мы будем ждать подкрепления от барона.

Крестьяне чуть-чуть помешкали, а потом один из них ринулся к вышке. Остальные поторопились к своим домам. Я облегченно вздохнул, развернул Стрелу и свистнул, давая оркам понять, что путь свободен.

* * *

Сигнальный костер почти догорел. Мы основательно подготовились к встрече кочевников, разместили бойцов из нашего маленького отряда как можно более удобно. Жители деревни были укрыты в своих домах. Некоторое время назад я поднялся на вышку, потея от жара костра, и увидел над лесом несколько столбов дыма. В первый момент я испугался, что это пожары. Но потом рассудил, что это, скорее, такие же сигналы о помощи. В поселениях заметили наш сигнальный костер и поспешили зажечь свои, как и полагалось. День близился к концу, мы продолжали ждать.

Я сидел с Альфредом за бочками у стены одного из домов. Нам обоим было не по себе. Ожидание тянулось ужасно долго.

– Иоганн, – мой друг повернулся ко мне, – ты уверен, что нам не следовало отправить кого-нибудь в замок?

Я и сам рассматривал эту мысль много раз.

– Думаю, нет. Если послать кого-то из орков, он просто не найдет замок. А то еще нарвется на кого-нибудь из крестьян или охотников. А если пойдем мы, некому будет держать все под контролем. Квиз, конечно, опытный вожак, но один он тут не справится.

– Сколько же мы тут просидим?

– Если наш сигнал тревоги заметят солдаты на границе, они будут здесь скоро. Если нет… А, что обсуждать! В любом случае, нам некуда деться.

– Ну, да, – согласился Альфред. Потом он посмотрел на вечереющее небо. – Знаешь, я впервые так сильно хочу выжить. Раньше я боялся перед боем. Но не так сильно. И это из-за нее…

– Из-за Хельги, – догадался я.

– Да. Я очень хочу увидеть ее снова. Она самая прекрасная девушка, которую я когда-либо встречал. Идеал.

– Точно, – я не стал этого оспаривать.

Альфред вздохнул. Я видел, что мой друг очень подавлен и смущен. И, кажется, я читал его мысли. Раньше им двигало только чувство долга. Его мало что могло напугать. Но теперь он не так рвался отдать жизнь за барона, и это мучило его. Но еще больше он боялся, что не увидится с Хельгой.

Мне захотелось его как-то ободрить.

– Когда мы выберемся из этой заварухи, ты попросишь её руки.

– Я? – испуганно переспросил Альфред. – Нет, она же дочь барона. Никто не выдаст девушку благородного происхождения за простого солдата.

– А по-моему, барон Штольц будет очень даже не против. Кажется, он в последнее время к тебе даже привязался. Так что запомни, когда мы выберемся, первое, что ты сделаешь, – пойдешь к Хельге и предложишь ей свою руку и сердце. Договорились? И помни, я прослежу. Мало ли что тебе в голову взбредет, еще сбежишь… – я улыбнулся.

– Даю слово, – серьезно ответил мой друг. Но не выдержал и тоже улыбнулся, недоверчиво и мечтательно. – И заставлю тебя поплясать на свадьбе. Договорились?

– С тобой приятно иметь дело, Альфред.

Мы тихо похихикали. Время продолжало двигаться в полсилы. Я, пригнувшись, выбрался из укрытия и быстро обошел всех орков. Те сидели на своих местах. Конечно, народ они неистовый, но если им дали приказ, они будут ему следовать. В исполнительности им не откажешь. Пытаясь оставаться незамеченным, я взглянул на приготовленные для боя сюрпризы. Там тоже все было в порядке.

Когда начало смеркаться, послышался топот копыт. Я напряг все мышцы, готовясь к действию. Деревня Утренний Соловей была похожа на мою родную. Дома, стоящие друг против друга, образовывали нечто вроде широкой улицы. В центре стояла вышка с сигнальным костром, а в конце улицы располагался дом старосты. И вот, мы увидели отряд кочевников, появившийся у первых домов. Первым двигался главарь (не Тарик и не Тамур, как мне хотелось). Противники входили в деревню не так, как мой отряд во время набегов. Мы шли с флангов. Эти же направляли коней вдоль улицы, как победители на параде. Это было нам на руку.

Всего в городок вошло не больше двадцати кочевников. Они двигались медленно, осматривая дома. На лице главаря было удивление. Ему было невдомек, почему так тихо и где все жители деревни. Я, как и Альфред, и Квиз, и наши бойцы, ждал, когда отряд подойдет ближе. Противник вдвое превышал нашу численность, но шанс у нас был.

Замыкающие отряд конники миновали первые дома. Пора было действовать. На одной из крыш чиркнуло огниво. Все точно, как мы и планировали. Колонна противников остановилась. Пора. Зашуршала солома, над крышами домов показалось восемь силуэтов. Один из них вскинул лук с горящей стрелой. Огонек метнулся вниз, стрела воткнулась в землю.

Следует объяснить наш план подробнее. Все дело было в тех самых шаманских снадобьях, которые упоминал Квиз. Магии никакой не было. Для приготовления этих веществ достаточно было разбираться в травах и кореньях. Нехотя предводитель орков поделился кое-какими секретами. Кроме всего прочего, среди его запасов оказался мелкий порошок, который при возгорании давал сильный дым. Назначение его было неизвестно, я полагал, что шаман мог использовать его для пущего эффекта. Махнет он рукой над костром, и зрители благоговейно наблюдают, как шаман управляет невесть откуда взявшимся дымом. А может, суть в другом, это было неважно. Я попросил Квиза хорошенько посыпать этим порошком землю между домами. Еще мы набрали смолы и провели четыре черты поперек «улицы». При этом все наши бойцы точно запомнили их местоположение.

Горящая стрела воткнулась в землю. За ней последовала вторая. Третья. Четвертая. Орки на крышах щедро обстреливали конников. От земли повалил дым. Противники, не разобравшись в происходящем, начали метаться из стороны в сторону. Тут загорелась смола. Полоски огня еще больше напугали кочевников, а у их коней вообще вызвали панику. Всадники начали падать на землю. Лучники продолжали стрелять. Хорошо обращаться с луком мог далеко не каждый из наших бойцов. Но некоторые стрелы настигли врагов. Мы с Альфредом натянули на лица заранее приготовленные тряпки. Когда дым поднялся, и вся деревня превратилась в сплошное облако, мы с криком бросились в атаку.

Сквозь дым было видно чуть дальше вытянутой руки. Чтобы не задеть наших, мы заранее предупредили бойцов, чтобы они чаще кричали «Свой!». Специально заставили всех орков запомнить, как это произносится не на языке кочевников, а на родном языке для меня и моего друга. Так противники не могли понять и воспользоваться этой уловкой. Мы с Альфредом подбежали к конникам. Рядом мелькнул силуэт.

– Свой, – быстро сказал он и пропал. По голосу я узнал Лодана. Я не мог видеть, но орки уже спрыгнули на землю и включились в бой. Я побежал дальше. За неимением меча я вооружился кинжалом, который дал мне Альфред, и длинной палкой. Через мгновение передо мной возник другой силуэт. Толстомордый кочевник в куртке из шкуры. «Не свой», – пронеслось в голове. Я замахнулся и ударил его палкой по лицу. Махнул кинжалом. Враг упал на землю. Я двинулся дальше, еще раз стукнув палкой по телу кочевника, для верности.

Через пару шагов мне попался еще один противник. Орк. Не из отряда Квиза (его бойцов я постарался запомнить как можно лучше). Он оказался проворнее, но дым мешал ему нормально дышать. Его мне тоже удалось уложить на землю. Дальше еще силуэт:

– Свой, – крикнул я.

– Свой, – отозвался голос Альфреда.

Так продолжалось около пяти минут. Потом дым потерял густоту. А еще через некоторое время почти рассеялся. Я оглядел место сражения. Кое-кто из отряда Квиза лежал на земле, сам вожак держался за раненый бок. Но наши потери были гораздо малочисленнее, чем у противника. Мы смогли продержаться.

* * *

Ночь прошла тихо. Когда забрезжили первые лучи рассвета, невольно вырвался вдох облегчения. Конечно, мы не знали, что будет дальше, но мысль, что мы встретили новый день, грела душу.

Из бойцов Квиза выжило пятеро. Сам он и еще один орк получили сильные ранения. В остальном мы отделались царапинами да порезами. Я с Альфредом обошел дома, сообщил жителям, что первое нападение нам удалось отбить. Мы еще раз приготовили ловушки и снова засели в засаде. Хотя в моей голове возникал вопрос: сколько еще мы сможем простоять? А когда нам удалось разговорить одного из выживших кочевников-предателей, вопрос встал острее.

Кочевник был глуп и несообразителен, но кое-что у него удалось выпытать. Оказалось, что на стороне Трея, Тамура и Тарика больше людей, чем я думал.

– Чужаки, – объяснил наш пленник, – много чужаков. Они оделись, как мы, но мы их не знаем. Великий воин Тамур привел их и сказал, что они помогут.

На вопросы, сколько их, откуда они взялись, кочевник мотал головой и клялся, что не знает. Про план Тарика он тоже ничего не сказал. Квиз уже собрался применить к нему силу, но мы с Альфредом не разрешили. Не хватало еще пытки устраивать.

– Откуда взялись эти чужаки? – спрашивал я вслух, хотя обращался к самому себе. Альфред сделал предположение, которое мне показалось логичным:

– Это наемники. Помнишь тех, что напали на нас в баронском замке? Таких достаточно много в некоторых землях на окраине империи. А кто-то говорил, что по всей империи их пруд пруди. Бывшие солдаты, бандиты. Непонятно только, как кочевникам удалось с ними договориться.

– И как много их может быть?

– Не знаю. Но если этот Трей нашел деньги их нанять, боюсь, нам предстоят тяжелые времена.

Я понурил голову. Мне представились полчища наемных убийц, которые устраивают погромы и разрушения в деревнях. Как будто кочевников было недостаточно! Как нам выстоять? Определенно мне везло на такие неразрешимые вопросы. «Ну когда же это все закончится? – спрашивал я себя. – Когда я смогу отдохнуть? Когда кончится это непролазное болото?»

Неожиданно к нам подошел Квиз. Предводитель орков выглядел как обычно, как будто никакой раны у него и не было.

– Молодой воин Иоганн, – сказал он. – Я хочу попросить прощения за то, что сомневался в тебе. Когда-то я сказал, что буду ждать. Ждать, пока не смогу убедиться, что ты не трус. И ты не покажешь, что достоин быть вожаком. Теперь я вижу – ты достоин.

От такого внезапного заявления я оторопел. Я и забыл про наш разговор во время набега на Три Сосны. А Квиз помнил.

– Благодарю тебя, великий воин Квиз, – ответил я, наконец. – Мне и не требовались доказательства того, что ты – отличный вожак. И прирожденный боец.

– Я думаю, – Квиз посмотрел на мой кинжал и протянул мне кожаную сумку, – тебе больше подойдет это.

Я принял сумку. В ней оказалось два хорошо наточенных топорика. Маклай учил меня пользоваться разным оружием, в том числе и чем-то подобным. Я взвесил подарки в руках. Топорики были хорошо сбалансированы, такие можно и метать, и неплохо ими сражаться. По блестящим наточенным лезвиям шла тонкая резьба.

– Это изделие гномов, – пояснил предводитель орков. – Я нашел их, когда мы странствовали по землям, которые лежат очень далеко отсюда. Там была заброшенная шахта. В ней мы нашли много сокровищ. И эти топоры. Я забрал их, но никогда не использовал. Непривычно для меня. Да и было незачем. Думаю, в твоих руках они принесут больше пользы.

Это еще больше потрясло меня. Чтобы представитель скрытного, неприветливого и довольно злобного народа сделал мне такой ценный подарок! Невероятно. Я все смотрел на топорики и не знал, что сказать.

– Это добрый поступок, – сказал Альфред, как и я, любующийся превосходной работой гномов. – Ты, Квиз, благородный воин. Такое оружие очень прочное и удобное. Это жест настоящего рыцаря.

Когда я перевел Квизу слова моего друга, тот смутился. В его глазах было нечто странное, не свойственное оркам.

– Благодарю, воин Альфред, – ответил он. – Люди редко говорят мне такие слова. Честно говоря, никогда прежде мне такого не говорил чужак, – он помолчал, погруженный в свои мысли. – Мои бойцы уважают меня и слушаются, но тоже редко говорят такие вещи. Наверное, потому что я не настоящий орк. Не полностью орк.

Квиз встал и удалился. «Не полностью орк». Мне рассказывали, что в племени есть те, в чьих жилах течет и человеческая, и оркская кровь. Такие плохо приживаются во всех племенах, не находя поддержки ни у одного, ни у другого народа. Им не так сильно были свойственны кровожадность и бешенство полноценных орков. И среди людей они не могли найти соратников из-за своего страшного внешнего вида. В дни мира такими пренебрегали, не считали за полноправных членов племени. А уж в дни войны их первыми отправляли на смерть.

И вот, Квиз. Он смог перебороть все трудности, которые наверняка вставали на его жизненном пути полукровки. Он, как и я, выбивался из традиционных представлений общества кочевников. Квиз был жесток, я не мог забыть о тех крестьянах, которых убили его бойцы. А скольких он лично отправил на тот свет до нашей встречи? Но все же мне казалось, что Квиз умудрился сохранить в себе кое-что истинно человеческое.

К середине дня из леса послышались крики. Боевые крики. К деревне кто-то приближался. И их было гораздо больше, чем двадцать. Мы затаили дыхание.

– Не продержимся, – выдохнул Альфред.

– Куда там, – подтвердил я.

Крики становились громче по мере приближения. На крышах орки начали поджигать стрелы. От топота копыт подрагивала земля. Я на секунду отвлекся, думая, все ли мы сделали, чтобы защитить деревню и ее жителей. Выходило, что все. Правда, в голове крутилась мысль, что можно было поступить иначе. Придумать другой план. Может, надо было увести жителей подальше? Может, надо было кого-то послать к замку. Я заставил себя прекратить эти рассуждения. Не до них было. У первых домов показался первый всадник. Только он был на удивление слишком хорошо защищен доспехами и не походил на кочевника. «Прекрасно, на нас бросили тяжеловооруженных наемников, – подумал я. – Да еще в отличной броне. Да в щегольских плащах…»

Стоп! На всаднике действительно был расшитый плащ, дорогие доспехи.

– Стойте! – я выскочил из укрытия и побежал навстречу всаднику. Не знаю, кого я хотел остановить сильнее, его или орков на крышах. Всадник резко остановил коня. Из-под шлема послышался голос:

– Иоганн! Наш страшный варвар! Что ты-то тут делаешь?

Я не знал, каким образом случилось это чудо. Но это было не видение и не бред. Передо мной на коне восседал барон Штольц, закованный в латы, с мечом наперевес. За его спиной показались еще конники. И пешие.

– Барон, – я так и застыл с поднятыми руками. – А… Что я тут делаю? Как вы здесь оказались?

– Да из земель Вульфгарда без приключений и выбраться-то нельзя, – барон Штольц поднял забрало. – Правда, я тоже хорош, снова на поводу дочери пошел. Захотелось ей отчего-то посмотреть на эти места, пока мы не вернулись домой. Ну, повез по окрестностям… Вдруг вижу дым над лесом. Спросил крестьян, говорят – сигнал тревоги. Я сразу Хельгу с эскортом обратно к Вульфгарду послал. А сам сюда поспешил. В гостях у друга ведь. Помочь надо. А ты как тут? И где этот Нортон? И Альфред?

Итак, подмога к нам пришла благодаря Хельге! Неужели благовоспитанная дочь барона надеялась встретить в окрестностях своего Альфреда?

– Ох… – я не знал с чего начать свой рассказ. – Видите ли… Тут такое произошло. Вы понимаете… Э, вы не удивляйтесь, ваша светлость, с нами тут отряд орков. Они наши союзники.

– Орки – союзники?

– Да. Без них мы бы не смогли спасти эту деревню.

– Так, Иоганн, ты не торопись. – Барон спешился. – Ладно, раз ты говоришь, поверю. Только давай сначала. Как все произошло? Да и что произошло? – Барон оглядел орков, спрыгивающих с крыш домов. Усмехнулся: – Хм, вот так «союзники»!

 

Глава 13

К концу дня солдаты барона Штольца были уже в трех деревнях к востоку от Утреннего Соловья. Несколько раз в лесу попадались отряды кочевников и наемников. Барон просто и быстро расправлялся с ними и шел все дальше и дальше. С собой он, оказывается, привел чуть меньше трех сотен конников и пехотинцев. В каждом поселении оставалось по отряду, способному выдержать и атаку, и осаду. Мы все жалели, что не было никого из «черепов», они могли бы очень пригодиться. Впрочем, барон Штольц был настроен оптимистически, говоря, что еще не родился такой варвар, который мог бы стать для него достойным соперником.

Мы двигались быстро и заночевали в деревушке под названием Родник. До Солнечной Поляны было совсем близко. А там уже и граница, где все это время должно было стоять войско барона Вульфгарда.

– Как долго нам придется ждать подкрепления из замка? – спросил я у барона Штольца, когда он осматривал приготовившихся к ночному дежурству солдат.

– Точно не скажу, – с сомнением ответил барон. – Знаю, что южнее, где-то за лесом есть гарнизон. Если они увидели дым и выступили быстро, можно ждать их еще до рассвета. Из замка придется ждать дня полтора-два. Это если они будут идти без остановок.

Про гарнизон я помнил. Именно там в свое время разведчики из племени видели собранное бароном Вульфгардом войско. Казалось, что помощь так близка. Так где же эти хваленые «черепа»? Где подготовленные к войне регулярные войска? Я просидел на крыльце одного из домов до утра. Изредка проваливаясь в сон, я ждал подкрепления. Это было бессмысленно, но я не мог успокоиться. Каждая минута могла оказаться роковой для тех поселений, куда мы еще не добрались.

Когда забрезжил рассвет, меня разбудил одинокий топот копыт. Я поднялся. В деревню на полном скаку въехал конник. Его остановили спрятавшиеся солдаты барона Штольца, но быстро пропустили и вернулись на позиции. Конник приблизился ко мне. Это был «череп» с гербовым знаком Вульфгардов. Он направился прямо ко мне.

– Срочное донесение из замка, – отрапортовал он. – Приказано доставить лично барону Штольцу.

– Я провожу, – сказал я. – Ты что, прямо из замка?

– Так точно.

Пришлось взять свои слова обратно. Хваленые «черепа», и вправду, были превосходными солдатами. Этот гонец преодолел за два, а то и один день расстояние, на которое прочим потребовалось бы три с половиной.

Барон Штольц спал в одном из домов, любезно предоставленном местными жителями. Пришлось подождать, пока его разбудит охрана. Вручив донесение, «череп» заявил, что ему приказано поступить в распоряжение барона Штольца вплоть до прибытия подкрепления.

– Так, любопытно, – пробормотал барон, читая послание от своего друга. Затем он как-то странно покосился на меня. – Любопытно…

– Что пишет его светлость? – поинтересовался я, возможно слишком самоуверенно, но меня извиняло мое волнение.

– Кое-что… любопытное, – отозвался барон Штольц. Он сложил письмо обратно в конверт и направился к выходу. На пороге он обернулся на меня. И снова этот взгляд, холодный, с прищуром.

Оставшись наедине, я забеспокоился. Что-то недоброе повисло в воздухе.

* * *

Через пару часов барон начал собирать людей для дальнейшего похода. Квиз подготовил свой отряд, в который уже полностью вписался Лодан. Альфред, как настоящий солдат, из режима готовности и не выходил. Я стоял и ждал, когда нам всем прикажут отправляться.

– Все готовы? – спросил барон Штольц у своих офицеров.

– Да, ваша светлость! – хором ответили они.

Барон сделал некий жест рукой. И сразу, откуда ни возьмись, по бокам от меня появилось двое солдат. Один резво выдернул топорики из-за моего пояса, второй вполне недвусмысленно наставил на меня копье. Я увидел, что с Альфредом, Квизом, Лоданом и всеми орками произошло то же самое.

– Что вы вытворяете? – я попытался оттолкнуть копьё, за что меня тут же схватили за шиворот и припечатали спиной к стене дома.

– Так-то, – самодовольно произнес барон Штольц. – Пока мы все не выясним, посидишь под присмотром. И твои дружки тоже.

– Ваша светлость! – я не отрываясь смотрел на барона. – Что происходит, объясните!

– Это тебе придется кое-что объяснить. Ладно, у нас мало времени. Солдаты, приготовиться к отправлению!

Уже не было видно барона, он вместе со своими людьми скрылся за деревьями. Нас оттащили ближе к стене дома, поставив на колени. А я все смотрел вслед ушедшим солдатам. За что? Почему?

– Значит, так, – оставшийся в деревне офицер осмотрел нас по очереди. – Этих – в подвал. Запереть и стеречь, как зеницу ока. Барон желает по возвращении допросить их. В особенности этих двоих, – он указал на нас с Альфредом.

– Десятник, – обратился мой друг к офицеру. – Что происходит?

– Вас подозревают в предательстве. И без шуточек, с вами никто церемониться не станет, таков приказ.

Нас повели к пустому амбару. Там мы спустились в темный и холодный подвал (такие места всегда темные и холодные, особенно если попадаешь туда не по своей воле). Лязгнул засов.

– Этот человек предал нас, – заявил Квиз спокойно.

– Нет, тут другое, – я с трудом выговорил слова, такими нелепыми они казались: – Это нас считают предателями.

– Почему?!

Письмо, догадался я. Письмо от барона Вульфгарда. Что там было написано, я не знал. Но смысл, который почерпнул из него барон Штольц, был яснее ясного. Я сел на земляной пол и попытался разобраться в мыслях. Правда, получалось плохо. Какая там муха укусила барона Вульфгарда и его друга Штольца, понять было невозможно. Я перебрал в голове все свои действия и попытался понять, что я совершил такого преступного.

– Я не понимаю, – вырвалось у меня.

– Это ошибка, – убежденно сказал Альфред (будто я этого не понял). – Скоро все выяснится. Нас выпустят и оправдают.

Альфред, как обычно, надеялся на разум и сообразительность баронов.

– Что? – язвительно спросил я. – Нет никаких причин для беспокойства?

– Когда барон Штольц займет все деревни и отгонит кочевников, он вернется и разберется с нами. Он поймет свою ошибку.

– А тебе неинтересно, как эта ошибка произошла?

– Надо подождать, и все станет ясно, – успокаивающе заверил меня мой друг. Но мне уже настолько надоела бесконечная неразбериха, что ждать в подвале не хотелось. Я же не преступник, в конце концов. А со мной обращались, как с… Что говорить!

Я подошел к двери. Жестом подозвал Лодана.

– Послушай, – шепнул я, – там есть охрана?

Орк прислушался.

– Нет, командир. Есть у входа в домик, который над подвалом.

Отлично. Я присмотрелся к двери повнимательней. Сразу вспомнилась Солнечная Поляна, мои самые ранние детские воспоминания. Господин Уильям, воспитавший меня, был добрым человеком. Он не любил наказывать детей. Но когда мои шалости выводили из терпения, ко мне применяли всяческие способы усмирения. Несколько раз, когда я как следует нашкодил, господин Уильям брал меня за шкирку, как котенка, и волок в погреб. Точно такой же, как тот, куда нас посадили солдаты. Я смотрел на дверь. Да, почти такая же. Когда господин Уильям запирал меня, могли проходить часы, перед тем как он выпускал меня на волю. И со временем я приноровился выбираться из заточения, чтобы стянуть что-нибудь съестное. Конечно, пыльный подвал не вызывает чувство аппетита, пока не посидишь там пару-другую часов.

Так вот, засовы в таких подвалах довольно тяжелые, и двери сделаны на совесть. Но если приложить усилия, а главное, запастись терпением…

– Мне нужно что-нибудь плоское. Альфред, дай свою лож к у.

Мой друг вытянул из голенища нужный предмет. Это было свойственно странникам: носить такие вещи всегда с собой. Мало ли где придется принимать пищу. Я взял ложку в руки. Хорошая, деревянная, но вырезана тонко. Ручка годилась как нельзя лучше. Я аккуратно начал просовывать ее в щель между косяком и дверью. Действие несложное, главное, чтобы не было слышно скрипов. Мне было не привыкать, в детстве я научился сбегать тихо. Альфред и орки по одному подтянулись ко мне. Процесс был долгий. Точно не знаю, сколько времени ушло на то, чтобы протиснуть ручку от ложки в щель, подцепить засов и бесшумно высвободить его из пазов. Я начал обливаться потом, от напряжения иногда мелко дрожали руки. Лодан внимательно слушал, не приблизится ли охрана.

Наконец, я поднял засов, чуть приоткрыл дверь.

– Отлично, – выдохнул я.

– Отлично, – одними губами повторил Альфред.

– Подождите здесь, – сказал я. – Пойду разведаю.

Я выглянул наружу. Охранники стояли у входа в амбар. Я протиснулся в узкий проход между дверью и косяком и тихо-тихо пробрался в угол амбара. Там было маленькое окошечко. В детстве я просачивался сквозь такое без проблем. Стоило попробовать. Я начал очень медленно открывать створку окна. Один раз она предательски скрипнула. Я обернулся на оживленно обсуждавших что-то охранников. Те замолкли.

– Эти в подвале шумят, что ли? – предположил один. – Эй, вы там! Замолкнуть быстро!

С этими словами они опять возобновили разговор. Я отдышался и с новыми силами сжал оконную раму. Потянул на себя. Спустя пару секунд я уже карабкался по стенке, протискиваясь наружу. Окошко выходило на задние дворы. Там было пусто. Я высунулся еще подальше. «Эх, – вздохнул я (опять же, про себя), – в детстве это было просто. Даже весело». Мне все же удалось бесшумно спрыгнуть на траву. Что дальше?

Письмо. Я снова вспомнил про него. Куда его там положил барон? Вроде под плащ не прятал. Сначала оно было в руках. Потом начались всякие приготовления. Барон ходил туда-сюда. До дома, в котором он ночевал, было близко. Я решил пробраться туда. Солдаты заняли позиции для встречи противника, но были расслабленны. Я слышал их смех, разговоры. Пригнувшись, я прошел от амбара до дома. Меня никто не заметил, я заглянул в окно. Кровать, на которой спал барон Штольц, рядом стол. Вот оно, письмо! В доме никого не было, а окно (вот удача!) было приоткрыто. Я залез внутрь и взял письмо со стола. Я, как и прежде, плохо знал родную грамоту, да еще почерк барона Вульфгарда (точнее секретаря, который за ним записывал) был довольно сложный. Напрягшись, я прочитал следующее:

«Дорогой друг Штольц.

Будь бдителен. То, что над лесом появились сигнальные огни, говорит о предательстве. Я пока не могу точно сказать, кто решил ударить в спину. Действуй, как сочтешь нужным, но доверяй только тем, кто полностью этого заслуживает. Я срочно выезжаю к тебе. Надеюсь, к нашей встрече кое-что прояснится.

Барон Вульфгард.»

Ситуация не прояснилась. Барон Штольц, прочитав послание, просто нашел самый простой выход из положения. Я положил письмо на место. Надо было думать, что делать дальше. Бежать? Но как я смогу вытащить из подвала своих? Да и бежать-то куда? Я уже начал размышлять, не вернуться ли в погреб, когда заскрипела дверь. Дом был разделен на две комнаты, у меня оставалось всего пара секунд, чтобы спрятаться. Тут опять пришлось отдать дань детским воспоминаниям. Не придумав ничего лучше, я бросился под кровать. Она была покрыта большим одеялом, свисавшим до пола. Я лег и затаился.

В комнату вошли две пары ног в сапогах.

– Эй, там! Лекаря сюда, быстро! – скомандовал голос офицера, оставшегося стеречь деревню. – Пожалуйста, сядьте, вам нужен отдых.

Последнее было адресовано обладателю второй пары сапог. Тот прошел по комнате и опустился на стул.

– Простите, я задержу вас всего на минуту, – продолжил офицер. – Барон считал вас погибшим. Что же случилось?

– Рассказывать нечего. Я столкнулся с предательством, пока выполнял задание барона Вульфгарда. Еле смог вырваться. Долго блуждал по лесу, я в этих краях бываю редко. Пытался зайти в какую-нибудь деревню, но опасался, что там уже сидят варвары. А тут повезло. Встретил его светлость, барона Штольца. Вашего хозяина. Хорошо, а то дольше бы я вряд ли продержался.

Я лежал под кроватью и не дышал. Все не мог понять, чудится мне или нет. Ведь обладателем второй пары сапог был Нортон! Советник Нортон, живой. Похоже, раненый, но живой.

– С предателями мы разобрались, слава богам, – сказал офицер. – Барон приказал запереть этого варварского посланника с его дружком. Да еще с группой орков в придачу.

– Неплохо, десятник. Стерегите их как следует. Позже я, возможно, проведу предварительный допрос. А теперь можете возвращаться к своим обязанностям. Я бы хотел отдохнуть.

– Да-да, конечно. Сейчас придет лекарь, осмотрит вас.

– Спасибо, лекарь мне не нужен. Я в состоянии позаботиться о себе сам. Вы свободны.

Я увидел, как сапоги десятника проследовали к выходу. Все, что я услышал, было дико, странно, но, с другой стороны, почему-то естественно. Я почему-то даже не удивился откровенному вранью Нортона. Может быть, я уже привык к тому, что все вокруг меня идет наперекосяк?

Нортон, оставшись один, прошелся по комнате, подошел к кровати, под которой я прятался. Затем еще походил и снова опустился на стул. Через пару минут я услышал легкое похрапывание. Стараясь не шуметь, я выполз из своего укрытия. Советник спал. Не знаю, что меня толкнуло на следующий шаг. Я мог попробовать просто уйти. Но решил сделать по-другому, хотя догадывался, что хорошего от этого будет мало. На цыпочках я подошел к Нортону. Он, войдя в комнату, отстегнул свой меч от пояса и положил на стул, стоявший с другой стороны стола. Из всего видимого оружия у него был только нож за голенищем сапога.

Я медленно протянул к нему правую руку. Затем резко выдернул нож, сбросил меч со стула и обхватил Нортона за горло. Советник – он же чиновник тайной канцелярии – встрепенулся, но увидел у своего лица нож и сразу затих.

– Ни звука, Нортон, – шепнул я. – Тихо.

Я посмотрел на дверь, на окно. Вроде бы поблизости никого.

– Ловко, – совершенно спокойно похвалил меня Нортон. – Ты неплохо меня подловил, я не ждал.

– Хорошо, что вы это признали. А теперь скажите, каких это вы там предателей вспоминали?

– Какая разница. Подумай, зачем усугублять свое положение, Иоганн. Лучше бы тебе оставаться под замком.

– Мы сейчас говорим не обо мне, а о вас, – я приставил нож к горлу советника. Думал, это напугает его, но он был по-прежнему спокоен. – Объясните, почему вы соврали офицеру только что? И где вы были все это время?

– Ты всерьез думаешь, что я стану тебе отвечать?

– У вас какой-то план?

Нортон молчал.

– Что вы затеваете?

Ни звука. Нортон только дышал, ровно и тихо. Я не знал, что мне делать. Я не мог так просто зарезать его. Пока я думал над новым вопросом, советник вдруг подтянул ноги к животу и упер их в стол. «Он же «череп», как я мог забыть!» – мелькнуло у меня за мгновение до того, как ноги советника распрямились. Мы оба упали на пол. Не успел я опомниться, как Нортон уже перекатился через меня, вырвал из моей руки нож и встал на ноги. С необыкновенно скоростью он бросился к двери и распахнул ее.

– Пленник сбежал! – крикнул он.

Повинуясь инстинкту, я подпрыгнул и выскочил в окно. Дальше в моем теле работали только ноги. Голова не соображала, куда они меня несут, инстинкты тоже перестали давать о себе знать. Я просто бежал. Бежал, ломая ветки, снося по пути кусты. Бежал очень быстро. В какой-то момент в моей голове мелькнула мысль, что бегство еще глупее, чем попытка допросить Нортона. Куда я мог убежать? «Меня догонят солдаты. Меня догонят «черепа», – думал я. А ноги все бежали и бежали, отказываясь подчиняться разуму. Я убегал, уже точно зная, что меня поймают. Но все равно убегал.

Сколько прошло времени, прежде чем я остановился, сказать трудно. Я споткнулся о камень, едва успел подставить руки и растянулся посреди леса. Вокруг было тихо, звуков погони я не слышал. Я лежал лицом вниз, не зная, вставать ли мне, ползти или просто валяться под деревьями. Я даже не стал, как обычно, засыпать себя вопросами. Не то чтобы мне было совсем не интересно узнать, что там придумал Нортон, найдут ли меня кочевники или солдаты. Но я устал бесконечно искать ответы.

Мне стоило неимоверных усилий даже заставить себя подняться. Какая-то часть моего мозга понимала, что это нужно сделать, но другая считала, что и в этом не будет смысла.

Вдали послышался топот копыт. Я сел под деревом и стал ждать, вяло гадая, кто это ко мне приближается. Я знал, что мне страшно, но от всего пережитого это чувство, видимо, порядком притупилось. Последние дни я все время боялся.

Я услышал, как по тропинке в стороне от меня идет лошадь. Я повернул к ней голову. На ней восседал не кто иной, как Тамур. Великий воин, вожак кочевников. Он посмотрел на меня. Сначала изумленно, а потом с насмешкой и ненавистью одновременно.

– Ты! – сказал он, указав на меня своей секирой. – Не думал, что мне удастся увидеть тебя.

– Я тоже.

– Когда Тарик доложил мне, что ты сбежал, я чуть не разрубил его на куски. У всех своих бойцов, которых я встречал за эти дни, я спрашивал, не видели ли они тебя…

– Да-да, я уже понял.

Тамур не любил, когда его перебивают, и хотел уже разразиться громкой тирадой. Но тут опять послышались звуки приближающейся лошади. Трех лошадей.

– Посмотрим, как позабавится этот чужак, когда увидит тебя, – сказал Тамур, вглядываясь в лес. Я посмотрел туда же, не понимая, о каком чужаке речь. Сначала из леса показался Тарик, что было еще нормально. А потом из зарослей на тропинку выехало еще двое. Первым оказался боец из «черепов». А за ним передо мной медленно, как в кошмаре, появился брат барона Вульфгарда, Ульрих Кастлгейт.

 

Глава 14

Я протер глаза. Может, это действительно кошмарный сон? Мое временное помутнение и пассивная вялость пропали. Я был готов составлять новые ряды вопросов. На первый я ответил отрицательно: нет, это не сон. Но что тогда? Помешательство? Чье? Мое или тех, кто меня окружал? Ульрих Кастлгейт обратился к Тамуру:

– Мы договорились встретиться на развилке. Я не мог долго тебя ждать, почему задержка?

Пока Тарик переводил сказанные слова, отец Роберта увидел меня.

– Откуда здесь он?

Этим вопросом задались и Тарик с «черепом». Они поглядели на меня, как на большую морскую рыбину, которую выловили в придорожной канаве.

– Лучше не спрашивайте, – сказал я. До меня начало доходить, что все происходящее не помешательство, что во всем этом, наверное, есть последовательность. Может, даже объяснение.

– Что ж, это не имеет большого значения, – изрек Кастлгейт-старший. Вдруг я отчетливо понял, что, глядя на меня, он едва сдерживается. В его глазах был такой гнев, что я невольно прижался спиной к дереву.

– Тарик, – обратился Тамур к своему толмачу. – Спроси чужака, как он хочет поступить с этим? – последовал небрежный жест в мою сторону. – Я не хочу упустить еще один шанс поквитаться с ним.

Тарик охотно перевел, как всегда, медленно подбирая слова. А когда-то его голос был для меня единственным утешением. Единственным связующим звеном между мной и кочевниками.

– Пусть делает с ним, что хочет, – сказал Кастлгейт-старший дрожащим от злости голосом. – Давно пора избавится от этого недоразумения.

– Это я недоразумение?! А не то, что вы встречаетесь в лесу с предателями? – вызывающе сказал я. Мне поведение Кастлгейту совсем не нравилось. Он попытался удержать себя в руках, но не смог.

– Если бы не ты, – оскалившись, брат барона сжал гриву своего коня, – мой план давно уже был бы исполнен. Ты изрядно мне помешал этими своими переговорами. Как тебе только в голову пришло договариваться с моим братом о мире? Да еще в такой момент! – Кастлгейт вконец разбушевался, так что прерывать его речь никто не решился. – Все было продумано и шло как по маслу. И тут ты явился и начал все портить. Зачем ты затесался к варварам? Зачем ты забрал у них это ожерелье?

– Ожерелье? – переспросил я.

– Да! Его должен был получить этот… Тамур. Тогда власть в их мерзком племени заняли бы мои люди. Вот он, – брат барона показал на Тарика.

– А зачем это вам было нужно? – машинально спросил я, хотя отдаленно начал и сам догадываться.

– Чтобы началась война. Чтобы бароны сцепились друг с другом. Мне было очень трудно рассорить их с моим братом и между собой. Они так тянули с войной, что пришлось придумывать эту канитель с ожерельем, с вторжением кочевников…

– То есть как? – я схватился за голову. Заговорил довольно невпопад, как ребенок, которому сказали, что он приемный. – Вы сами хотели развязать войну? Сами? А как же нападение в замке? Как же войско, которое послали на границу, прямо к лагерю?

– Господин Ульрих, – заговорил Тарик, – был… э… не знал, как обстоят дела в племени. Не знал… про тебя.

Меня удивило, почему это Тарик говорит на не понятном его хозяину языке. Хотя Тамур не очень интересовался нашей беседой. Он безучастно смотрел по сторонам, поигрывая секирой.

– Да, не знал, – согласился Ульрих. – Я надеялся, что эти варвары смогут сами выполнить свою часть плана. К тому времени, как к их лагерю приблизилось войско, они должны были быть уже готовы. Зря я разрешил им действовать самостоятельно.

– Но нападение в замке? – повторил я.

– Когда ты вмешался, я подумал, что смогу все это решить проще. Если бы не мой сын, барон Вульфгард был бы мертв. Хорошо, что за дело взялся Нортон. Вот на кого можно полностью положиться.

Я неожиданно вспомнил давешнюю стычку с советником Кастлгейтов. Как Нортон перекатился через меня, отобрал нож. И все за несколько мгновений. Тогда, во время нападения убийц в зале замка, он проявил такую же сноровку. Ему бы не составило труда воткнуть кусок стекла в горло наемнику, которого я заарканил. Представить трудно, но можно. Да и устранить выжившего убийцу во время допроса Нортон тоже мог.

Я задумался над тем, что еще было в силах Нортона. Он, похоже, был связующим звеном в этом плане. Другой бы на моем месте хлопнул бы себя по лбу и воскликнул что-нибудь вроде: «Как же я сразу не догадался!» Я этого делать не стал, потому что догадаться сразу не смог. Но, услышав слова Ульриха Кастлгейта, понял, что все довольно просто.

Роберт говорил, что Нортон участвовал в экспедиции в дальние края, а вернулся еле живой… Почему бы не предположить, что он столкнулся с кем-нибудь из племени кочевников? Я мог об этом и не знать, хоть и прожил в лагере достаточно долго. Как-то советник умудрился убедить кочевников не убивать его. Да еще и отпустить. А может, его специально и послали к ним, чтобы на неких условиях договориться и разработать план?

Неправдоподобно, конечно. Но если бы мне пришла в голову такая идея, я бы использовал для ее воплощения в жизнь только Нортона. «Более ответственного человека я не встречал», – говорил мне Роберт о своем семейном советнике.

А что дальше? Похоже, произошло совпадение интересов. Старейшина Трей давно мечтал о полной власти над племенем. Ульрих Кастлгейт, похоже, так же сильно желал власти над землями своего брата. С помощью Нортона и, скорее всего, Тарика был создан союз. Кочевники должны были добыть Символ Власти, а позже – устроить заварушку на окраинах баронских владений. Ульрих Кастлгейт в это время организовывает войну между баронами или хотя бы очень напряженную обстановку. Потом начинается неразбериха, на ноги поднимаются войска. Тут барон Вульфгард погибает. Ульрих Кастлгейт встает на его место!

– И вы все это устроили, чтобы свергнуть своего брата? – озвучил я свою последнюю мысль.

– Титул барона Вульфгарда должен был достаться мне.

– Я не понимаю.

– Конечно, – процедил Кастлгейт-старший. – В такой глуши, как твоя деревня, никто даже не подозревает, что происходит вокруг. Так лучше, с вами легче справляться. Нас двое братьев Кастлгейтов. Мы – знать, дворянство, представители древнего рода… Но этого мало. Когда земли, лежащие между Империей и степями, разделились на девять баронских земель, появились баронские титулы по именам первых правителей. Вульфгарды, Штольцы – все их семьи давно забыты… Но титулы остались, – Кастлгейт-старший говорил все сбивчивее. В его глазах сверкал нездоровый блеск. – И эти титулы достаются сильнейшим. Тем, кто достоин править землями и людьми. Среди баронов не заведено наследование от отца к сыну, нет династий, подобных императорским. Власть передается решением правителя, хоть его детям, хоть родственникам, хоть приближенным. Или берется силой.

– И вы готовы ради власти уничтожить своего брата?

Вопрос был глупый, и так было ясно, что он готов. Я сказал еще:

– А что потом? Вы устроите кровопролитие, кочевники перебьют много крестьян. Бароны будут пытаться захватить чужие земли. Как вы думаете все удержать под контролем?

– Я справлюсь, будь спокоен. Я не мог рассчитывать на поддержку сына, он бы никогда не пошел на заговор против Вульфгарда. Я воспитал в Роберте преданность и рыцарскую честь. Видимо, перестарался. Даже ради меня он не пойдет против барона. Зато у меня есть Нортон и Тарик, обладающий варварской хитростью.

Я не понял, комплимент это был или оскорбление. Тарик никак не отреагировал.

– Их старейшина Трей похож на меня, – продолжил Кастлгейт. – Он тоже устал делить свою власть.

– Ему и так придется делить ее с Тариком и Тамуром.

– С ним? – Ульрих аж заулыбался. – Этот безумный зверь может только убивать, верно, Тарик?

– Великий воин Тамур, – толмач тоже ухмыльнулся, – не интересуется… сложными материями. Его удел – бой. А я и старейшина Трей… сможем ужиться.

– Мы договорились, что по окончании войны кочевники уйдут. Собственно, не так долго ждать. Я решил сам проследить за выполнением плана.

– Хватит говорить, – Тамуру надоело ждать. Он подвел коня почти вплотную ко мне. – Я расквитаюсь с тобой, глупец Иоганн.

– Дождался, наконец? – саркастически спросил я. – Доволен?

– Еще нет. А может, сперва взять тебя с собой? Посмотришь, как настоящий боец устраивает набег на деревню. Я отвезу тебя в каждую, где ты добывал провизию, – неожиданно он махнул секирой, вонзив ее в дерево, у которого я сидел. – Трус, не можешь запугать простых крестьян. Как такое ничтожество могло стать вожаком? Может, в этом Символе Власти ничего особенного и нет?

– Есть или нет, неважно, – ответил я, сознавая, что мои слова могут оказаться последними в жизни. – Это ты трус, Тамур. Я ни разу не видел, как ты сражаешься с вооруженным человеком.

– Что? – прогремел Тамур. – Да я тебя…

– Давайте оставим их одних, господин Ульрих, – предложил Тарик. – Нам надо ехать дальше. Уверяю вас, что этот Иоганн больше вам не помешает…

– Как бы не так! – воскликнул голос барона Штольца из-за кустов. Я обернулся, плохо соображая, что происходит. Объяснение появилось само. Добрый друг барона Вульфгарда выехал на тропинку, а за ним – его солдаты, готовые к бою.

– Штольц! – пораженно выпучил глаза Кастлгейт.

– Я достаточно послушал, чтобы не церемониться с тобой, жалкий предатель, – барон Штольц выхватил меч и скомандовал солдатам: – Взять их.

Наверное, когда я сбегал из деревни, все выглядело точно так же. Не успел я оглянуться, как Тамур, Тарик, Ульрих и его «череп» замелькали между деревьями, удаляясь с приличной скоростью.

– Взять их! – зычно повторил барон, и часть его людей пустилась в погоню. – Поднимайся, Иоганн, – он протянул мне руку и помог встать на ноги, – и прости меня. Повезло, что разведчик мой вас тут нашел. Я его в деревню послал, а он на следы этого варвара наткнулся и выследил. Я тут уже долго выжидаю. Многое понял, скажу тебе, многое… Виноват я перед тобой, что за предателя принял.

– Ну, а что вы могли еще подумать? – слабо отмахнулся я. – Только нам надо спешить. Нортон в деревне, мало ли что…

– Да не бойся. Я уже отослал человека с письмом к десятнику. Скрутят Нортона, как миленького. Хочу послушать, что он скажет, когда мы вернемся.

* * *

Надо признать, что барон Штольц был настроен слишком оптимистически. Во-первых, его людям не удалось настигнуть ни Тамура с толмачом, ни Кастлгейта-старшего. Заговорщики скрылись в лесу. А по возвращении в деревню выяснилось, что Нортон – еще более прыткий и находчивый человек, чем я думал. Нас встретил десятник с разбитым в кровь лицом и стыдливо описал происшедшее. Когда гонец с письмом от барона добрался до деревни, солдаты сразу направились задерживать предателя. Но советник, похоже, обладал поразительной интуицией. Он быстро сообразил, что запахло жареным, и пустился в бегство. Да еще раскидал тех, кто попытался его остановить.

– Один! – негодовал барон Штольц. – Один смог сбежать, да еще вас, остолопов, поколотить! Как?

– Ваша светлость, – оправдывался избитый офицер, – он же… Он на самом деле мастер. Я не знаю, где его этому обучили, но я такого никогда не видел. Он быстрее ветра, ваша светлость. И бьется он, как вепрь…

Что уж тут говорить. Ясное дело, что настроение у нас испортилось. Хорошо, что еще никто не погиб. Я оставил раздосадованного барона разбираться с его солдатами, а сам поспешил к амбару. Мои друзья уже изнемогали от ожидания. Я выпустил их на волю и поведал о заговоре.

Как я и ждал, сперва никто не поверил. Альфред протестовал, доказывая, что брат барона Вульфгарда не может быть предателем. Больше свое неверие он ничем не мотивировал, но на своем стоял крепко.

– Такого не может быть. Просто не может, – твердил мой друг.

Орки, хоть и были свидетелями предательства Тамура, но в его союз с чужаком им верилось с большим трудом. В конце концов, всем моим друзьям пришлось смириться с действительностью. Мы вернулись на свои посты, нам отдали оружие, а барон Штольц даже прочитал короткую извинительную речь, прося прощения за ошибку.

Потом мы принялись раздумывать над дальнейшими действиями. Барон Штольц изъявил желание продолжить поход, чтобы занять больше деревень. Ему не терпелось встретиться с кем-нибудь из заговорщиков и, как он выразился, «показать, какую они совершили ошибку, связавшись со Штольцем». Мы начали собираться, и тут доложили, что прибыл новый гонец от барона Вульфгарда. Еще один «череп» был прислан с донесением. На этот раз барон Штольц зачитал его при всех:

«Дорогой друг Штольц.

Я все больше убеждаюсь, что мы имеем дело не с внешним врагом, а с внутренним. Спешу присоединиться к тебе. Думаю, смогу встретиться с тобой на рассвете. Будь внимателен, доверяй только самым проверенным людям. Жду нашей встречи.

Барон Вульфгард.»

– Бедняга, – сокрушенно сказал барон Штольц, дочитав письмо, – он еще не знает, как близко был враг. Как он это перенесет?

* * *

То, что было дальше, вспоминать тяжело. Те ужасные полтора дня, которые остались в нашей памяти.

Мы снялись с места и направились в Солнечную Поляну. Когда я увидел знакомые дома, то прислушался к себе. Куда я ехал? Получалось, что все-таки домой. Я вспомнил детские годы. Вспомнил первые дни, когда я помогал господину Уильяму в таверне. Тогда у меня все валилось из рук, я разливал на пол пиво. Это были грустные, но в то же время забавные воспоминания.

Жители деревни (каждого я знал в лицо) высыпали из своих домов. Я покрутил головой и увидел своего опекуна. Господин Уильям медленно вышел из таверны. На его лице было то самое выражение, которое я видел, когда мы говорили в последний раз. Конечно, появление солдат в Солнечной Поляне было для господина Уильяма недобрым знаком. Знаком непостоянства и неопределенности. Барон Штольц поднял руку и объявил, что пришел защитить мирных крестьян этой деревни от захватчиков. Еще пришлось объяснять, что орки, прибывшие в деревню, не враги, что их не надо бояться. Как и во всех других деревнях, жители сперва испуганно заголосили. Потом успокоились и выразили готовность выполнять приказы своих защитников. Солдаты начали занимать позиции. А я спешился и пошел прямо к господину Уильяму. Меня никто не узнавал, слишком уж я был не похож на себя прежнего.

Я зашел в таверну. Господин Уильям сидел у бочки, погруженный в невеселые мысли. Я встал перед ним, откашлялся. Вдруг появилась какая-то неловкость.

– Здравствуйте, господин Уильям.

Мой опекун поднял глаза и тут же часто-часто заморгал.

– Иоганн, – протянул он. – Это… ты?

– Как продвигаются ваши дела? – спросил я. Господин Уильям встал.

– Иоганн… Иоганн, как ты здесь оказался? Где ты был?

– О, это длинная история. Позвольте мне присесть.

Следующий час мы провели, попивая неплохое пиво, которое господин Уильям разливал только по праздникам. Мой опекун впервые на моей памяти закрыл свое заведение для постояльцев. Он снарядил своих новых помощников (двух мальчуганов, сыновей нашего старосты) разнести еду для солдат барона Штольца. Мы сидели в непривычно тихой таверне и беседовали. К нам присоединился угрюмый Роджер, а затем и Альфред.

Я рассказывал о своих приключениях, постепенно пьянея. Господин Уильям слушал, правда, я не смог понять, страшно ему или интересно. Он и сам, кажется, не понимал, как относиться к словам своего изменившегося воспитанника. Мой опекун охал, вздыхал, хмурился, пытаясь сосредоточиться, пучил глаза, путаясь в услышанных событиях. Я продолжал рассказ, кое-где его подхватывал Альфред. Господин Уильям крепился как мог, слушая все дальше, а уж Роджер вообще одурел. Сидел, открыв рот и совсем позабыв о пиве. В конце концов, я попросился спать и отправился в домик рядом с таверной. Моя комната ничуть не изменилась. Я лег на кровать и задремал.

* * *

Глубокой ночью меня растолкал Альфред. Я открыл глаза и уставился в потолок моей комнаты. Сначала мне показалось, что это господин Уильям будит меня к началу работы. И я уже собрался оправдываться, что проспал, вскакивать и бежать к подносам, кружкам и тарелкам. Но потом я все вспомнил и посмотрел на своего друга, протирая глаза.

– Иоганн, поднимайся, – настойчиво тряс меня за плечо Альфред. Он был взволнован, очень взволнован.

– Что? – спросил я, понимая, что ничего хорошего мне узнать не придется.

– Быстрее, – поторопил он. Я встал, и мы быстро вышли из моей комнаты. На ходу Альфред объяснил:

– Разведчики наткнулись на группу кочевников в лесу. Привели сюда. Кочевники изранены, некоторые уже при смерти. Похоже, столкнулись с Тамуром или еще кем-то из предателей.

Я еще толком не проснулся, но уже отчетливо понимал то, что мне говорил мой друг. А о том, что он еще не сказал, начал догадываться. Мы приблизились к дому, где жил староста Солнечной Поляны. У него толпились солдаты. На крыльцо вышел некто в порванной одежде.

– Маклай, – окликнул я его, с ужасом глядя на своего учителя. Он выглядел не лучше, чем орки Квиза, когда мы встретили их в овраге несколько дней назад. А может, и хуже.

– Командир! – Маклай поспешил ко мне. В его глазах были и радость, и отчаяние одновременно. Как будто он желал исправить какую-то страшную ошибку, но понимал, что бессилен. – Командир, скорее сюда. Старейшина Нач ранен. Он… умирает.

Не сказав ни слова, я ринулся в дом старосты, расталкивая солдат. Там, на кровати, в окружении истрепанных и перевязанных кочевников лежал седовласый старейшина Нач. Я застыл рядом с ним. Лекарь, всегда сопровождавший барона Штольца, стоял рядом.

– Как? – едва слышно спросил я. Лекарь покачал головой и направился к выходу. Я снова уставился на старейшину и даже не сразу услышал, что он говорит со мной.

– Молодой воин Иоганн, – слабо сказал старейшина. – Хорошо, что мы с тобой увиделись снова. Как видишь, мои дни сочтены… – он закашлялся. Потом, оправившись, продолжил: – Многое произошло с тех пор, как мы расстались. Я вижу, что ты помогаешь владыке сохранить жизнь его подданных. Лодан кое-что рассказал мне, пока тебя не было. Слушай меня внимательно…

Я наклонился над изголовьем кровати.

– Предатель Тамур неподалеку. Мы встретили его, пока блуждали по лесу. Он впал в безумие. Я знаю, ему известны шаманские секреты разных снадобий, которые делают его сильнее и выносливее. И, главное, безумнее. Ты должен это знать, когда встретишься с ним. Старейшины Трей и Суг тоже рядом. Они собираются продолжать набеги на деревни. Двигаются к юго-востоку. Ты должен остановить их.

– Как я смогу? – беспомощно спросил я.

– Ты – вожак, Иоганн.

– Кому до этого дело, старейшина? Я чужой в племени. У меня не хватит сил… – я говорил, и от моих собственных слов мне становилось все страшнее.

– Ты – вожак, – повторил старейшина Нач. – Ты всегда был чужим в племени, я знаю. Но ты носишь ожерелье Леро Первого. Это не просто искусно сделанное украшение. Тамур, как ни старался, не смог бы получить его. Судьба не дала ему. Величайший Воин Во Всем Свете оставил ожерелье для того, кто поможет племени встать на ноги. Стать воинами, а не мясниками. И ты помог. Это большая ответственность, и ты, я думаю, справляешься с ней. Неважно, как силен Тамур, как хитры Тарик, Трей и Суг. Должна восторжествовать истинная сила кочевников. Я старался добиться этого. После меня, надеюсь, будут другие. Сейчас племя в упадке. И нужны те, кто сможет установить в нем мир. Такие, как Маклай. Как Квиз. Как ты, Иоганн.

– Почему я? – я не чувствовал себя ни спасителем кочевников, ни достойным обладателем Символа Власти. Я был простым «недоразумением», как сказал Кастлгейт-старший. – Я же не герой, не Леро Первый…

– Я тоже, – старейшина Нач слегка улыбнулся. – Я не бессмертен, как ты видишь. И Леро Первый не был бессмертным. Но ведь ты знаешь, что предателей нужно остановить.

– Знаю, но…

– Надо прекратить бойню. Ты же старался ради этого. Ты пошел в замок к владыке, чтобы ни племя, ни крестьяне, никто другой не пострадали. Ты остался там, приказав Маклаю спасаться. Чтобы он предупредил племя. Герой ты или нет, но ты это сделал. И нужен еще один шаг. Тогда в этих землях будет мир, – старейшина Нач посмотрел в окно. – Я хочу дождаться рассвета. Тогда можно будет уходить. Ты не веришь в свои силы, Иоганн. Но ты поверишь. Обязательно. И тогда ты одержишь победу, вожак Иоганн.

 

Глава 15

Старейшина Нач оказался прав. Он умер, когда в окно проникли первые лучи рассвета.

Я сидел на крыльце дома старосты. Сидел, обхватив голову руками. И вздрагивал, когда рядом кто-нибудь проходил. Скоро должен был прибыть барон Вульфгард, надо было разработать план действий. Как оказалось, в его армии начался раскол. Солдаты и «черепа» разделились на два лагеря. Одни по-прежнему были верны барону, другие переметнулись к предателям. Барон Штольц не мог дождаться хорошенькой битвы, кочевники – расправы над Тамуром и Треем. А я ничего не хотел и не ждал. Как я мог на что-то надеяться? Старейшина Нач был мертв, а с ним для меня (как мне казалось) умерло племя. Вокруг меня были только кровожадные, лютые безумцы. Ради чего было воевать или защищаться?

– Командир, – окликнули меня. Я хотел сделать вид, что не слышу, но это было бы бессмысленно и глупо. Я поднял голову и отпрянул от неожиданности. Передо мной стояли Маклай, Лодан, Квиз и Альфред. А за ними – кочевники, много кочевников.

– Разведчики нашли всех, кто смог спастись, – пояснил Маклай. – Они присоединились к владыке, чтобы отомстить предателям. На стороне старейшины Трея много бойцов: жители племени, разбойники здешних мест, воины владыки. Но мы хотим дать им отпор.

Я смотрел на своих друзей, как сквозь туман. Как будто они говорили с кем-то другим, а я просто слушал со стороны. Тем не менее я понял, что они хотят чего-то от меня лично.

– Мы хотим сражаться, – продолжил мой учитель, – но нам не хватает вожака. Племя в упадке, старейшина Нач умер. Нужно воссоединить племя, покарав предателей. А для этого нужен вожак.

– С вами Квиз, – отозвался я. Мой голос был чужим, как будто отвечал не я.

– Орки, – вступил в разговор Квиз, – хорошие бойцы. И я могу ими командовать. Но не могу командовать людьми. А сейчас нам нужен не обычный командир. Нам нужен обладатель Великого Символа Власти.

– А… – я кивнул головой. Разговор был для меня непонятным, возможно, я тогда еще не оправился от потрясения. Мне было непонятно, зачем они обратились ко мне. Теперь все прояснилось. Я отдам им ожерелье – их любимый Символ Власти – и все. От меня больше ничего не зависело. И я мог возвращаться в ту пелену тумана, откуда они меня выдернули.

Я расстегнул ожерелье и протянул его Маклаю.

– Держи, – сказал я. – Пусть оно тебе поможет.

Я опустил голову, возвращаясь к своим мыслям. Но ожерелье так и повисло в моем кулаке.

– Нам нужно не только оно, – объяснил Маклай. – Нам нужен его обладатель. Ты.

Туман рассеялся, мысли разлетелись в стороны. Я поднял глаза на друзей. Что ж это такое, почему опять я?

– Я не вожак! – крикнул я. – Я не могу вести вас в бой. Это не мое дело, разве вы не понимаете? Это же бессмысленно. Даже если мы победим, что будет дальше? – я все выкрикивал слова, иногда не связанные между собой, мои мысли спутались. Наконец, мне удалось изложить все вкратце: – Самый мудрый кочевник, которого я знал, мертв. Вокруг идет война между братьями, которые не поделили власть. Все это – кошмар! Кошмар! И я не могу его исправить. Что вы хотите от меня? Чтобы я ни сделал, все это бессмысленно.

– Это не бессмысленно, – неожиданно резко оборвал меня Маклай. – Ты боишься, ты перестал верить, что все можно исправить. Но только ты и можешь помочь все исправить. Ты – законный обладатель Символа Власти! Пусть ты не веришь в его значение. Пусть не верит Тамур, не верит старейшина Трей, не верят все остальные предатели. Мы верим. Потому что в него верил Леро Первый. Он оставил его, чтобы племя встало на ноги. А это значит, что должны прекратиться ненужные войны, убийства, зверства. Все то, о чем ты говоришь.

Я поник головой. Как мне не хватало того, что было у них. Веры в победу. Веры в Символ Власти. В то, что он поможет. «Если они так уверены, – вдруг подумал я, – может, они правы? Может, еще есть надежда?»

– Ночью, – продолжил Маклай более спокойно, – Тамур разгромил деревню недалеко отсюда. Ту, которая называлась «Три Сосны». Немногим удалось спастись, их тоже нашли разведчики. Если мы не остановим его, он будет убивать дальше.

Три Сосны. Я с такой силой ударил по ступеньке крыльца, что она загудела. Тамур добрался до нее. Я остановил его когда-то, а теперь он добился того, чего хотел. Когда я вел бойцов в первый набег, мне представлялась бойня, которую может устроить этот безумный убийца. Теперь эта картина встала перед моим внутренним взором еще красочнее и страшнее. Нет, это надо было остановить. Я по-прежнему не знал, верю ли я в победу. Верю ли в Символ Власти. Но я точно знал, что дальше так продолжаться не может.

– И вы, правда, верите, что мне удастся? – спросил я.

– Да, конечно, – подтвердил Альфред первым.

– Да, – ответили в один голос мой учитель и Лодан.

– Да, – грянули кочевники.

– Тогда… – я встал и надел ожерелье. – Бойцы! Я поведу вас. Мы поможем владыке этих земель. И предатели будут наказаны. Вы все со мной?

И утренний воздух Солнечной Поляны наполнился победоносным боевым криком.

* * *

Барон Вульфгард, как и обещал, появился на рассвете. Его сопровождал эскорт из тридцати «черепов» (примерно столько же осталось охранять замок). Также прибыл Роберт Кастлгейт со своими людьми. Тут же был собран совет. Мне было тяжело смотреть, как Кастлгейт-младший слушал о предательстве своего отца. Когда Ульрих говорил, что его сын слишком честен и благороден, чтобы согласиться на измену, я не очень-то поверил. Мне казалось, что, так или иначе, Роберт поддержит своего отца и встанет на его сторону.

Но я плохо знал нрав Кастлгейта-младшего. Он был подавлен известием о сговоре его отца и кочевников. Что там подавлен! Сражен наповал. Убит. Я ждал, что он выйдет из себя, начнет крушить мебель вокруг или будет лихорадочно искать хоть какой-то шанс на то, что это недоразумение. Ничего этого не было. Роберт сохранил невозмутимое спокойствие, но в его глазах отразилась вся боль, которую он испытал.

Барон Вульфгард тоже держал себя в руках. Правда, он все же дал волю чувствам, выразив их словами.

– Я искал врага далеко от себя, – горестно говорил барон. Такая горечь может быть только у человека, который старался не сделать ни одной ошибки, старался правильно поступать в каждой мелочи, а потом обнаружил катастрофический промах прямо под носом. – Я ждал удара в лицо. И не рассчитал, оступился.

– Хватит. Ты не мог этого предвидеть, – строго сказал барон Штольц. Хотя было видно, что он всем сердцем сочувствует своему другу.

– Не мог. А должен был, – отозвался барон Вульфгард. – Все было так просто. Я ждал хитро закрученного замысла, а все оказалось так просто. Я должен был заподозрить Нортона, ведь ему всегда слишком везло.

Мою версию о роли Нортона, как главного исполнителя плана заговорщиков, поддержали единогласно. Конечно, кое-что оставалось невыясненным, но никто не оспаривал возможностей советника, его ловкость и коварство. Оказалось, что он превосходно разбирался в языках и обычаях диких племен (такая осведомленность не была доступна никому во владениях Вульфгардов). Нортон всегда оказывался там, где было нужно, всегда мог просчитывать шаги своих врагов. И конечно, он был безгранично предан Ульриху Кастлгейту.

Сам брат барона не отличался такими качествами. Зато амбиции его были сильнее, чем у сотни тариков и треев, вместе взятых.

– Ульрих – старший брат, – объяснил барон Вульфгард, – и он всегда надеялся, что по традиции власть над землями перейдет к нему. Но мой покойный предшественник успел оставить четкие инструкции по поводу наследования титула. Это было законное, хоть и не вполне привычное решение, чаще всего традиция подразумевает наследование по первородству. Но раз покойный барон пожелал, никто не вправе оспаривать его волю, и замок перешел мне. Я всегда немного побаивался зависти Ульриха, но всерьез ее не воспринимал. Никогда.

– Никогда, – глухо повторил Роберт, смотря в одну точку.

– Баронство Вульфгардов… – проговорил его светлость, словно удаляясь мыслями от сути. Глаза его заблестели. Я и представить не мог, что барон может заплакать. – Замок Вульфгардов. Глупые титулы, оставшиеся с давних времен, о которых никто и не помнит. Ради них убивали, предавали. Ради простых названий. Слов. Эти бесконечные распри, эти мерзкие ссоры внутри семьи… – барон Вульфгард сжал кулак в кольчужной перчатке так, что металл противно заскрежетал. Он взял себя в руки, слезы так и не покатились по его щекам. Он не мог позволить их себе. – Но такого еще не было.

– Ладно, друг мой, – барон Штольц веско положил ладонь на стол, показывая, что прекращает тяжелую тему и предлагает всем перейти к более насущной. – Надо покончить с этим, пока предатели не развернулись как следует. Что мы имеем? – он запрокинул голову, почесав бороду. – Этот безумец… как его… Тамур… бесчинствует в деревнях. И будет продолжать, пока не надоест. А насколько я тебя понял, Иоганн, надоест ему еще не скоро. Далее, эти заговорщики варвары. Что они будут делать?

– Я думаю, – заговорил Маклай, которому позволили присутствовать на совете, – старейшины Трей и Суг будут держаться рядом с вашими предателями: с очень умным человеком Нортоном и его господином. Они плохо знают округу, им будет спокойнее рядом с теми, кто заключил с ними союз. Тамур не боится, как они. Как сказал старейшина Нач… – тут мы с учителем подавленно переглянулись, – …

Тамур использует секреты шаманов. Я думал, их знает только великий воин Квиз.

– Что за секреты? – спросил Роберт.

– Секретные снадобья. Они делают его сильнее, быстрее и… злее. Но он ест их слишком много. Снадобья начинают есть его самого изнутри. Если он не перестанет, то скоро умрет от них.

– А перед этим забьет еще пятерку-другую деревень, – мрачно сказал барон Штольц. – Мы же не можем ждать, пока этот мерзавец сам упадет замертво.

– Ты прав, благородный воин, – согласился Маклай, – Тамур будет долго умирать от снадобий. А в это время он будет убивать других.

– Да, дело плохо, – барон Штольц снова поскреб бороду. – С одной стороны находятся заговорщики с частью твоей армии, Вульфгард. С другой – безумец, который стал еще сильнее и злобнее. Да еще с отрядом, похоже, таких же головорезов. Что будем делать, ждать?

– Нет! – Барон Вульфгард встал и прошелся по комнате, хрустя кольчужной перчаткой. – Я сомневаюсь, что Ульрих поведет солдат на замок. Но он, скорее всего, начнет образовывать кольцо по границе моих земель. Если не остановить его сейчас же, он будет медленно двигаться от границ в центр, сужая кольцо. Надо ударить сейчас, пока среди его людей сумятица. Перешедшие на его сторону солдаты, скорее всего, не успели ужиться в одних рядах с кочевниками. Да и Ульрих, как я полагаю, может иметь разногласия со своими новыми друзьями. Этим надо воспользоваться. С Тамуром тоже медлить нельзя. Нам известно его примерное местонахождения, он где-то в лесу неподалеку от Трех Сосен… – при этих словах меня передернуло. – Друзья, прошу всех занять свои позиции. Мы сами образуем полукруг и отгоним противника за границу. Там, в пустоши, если придется, примем бой. Мы не можем точно назвать численность наших врагов. Но мы должны воспользоваться их разногласиями, я повторяю это. Ульрих – хороший командир. Но ему трудно делить командование с кем-то еще. Я знал это раньше. Теперь я в этом точно уверен.

* * *

Мы двигались по лесу уже два часа. Сначала мы отступили намного назад, чтобы бойцы распределились и образовали полукруг побольше. А потом не спеша направились к границе. Нам попалось несколько маленьких отрядов из наемников, кочевников и солдат-перебежчиков. Боев они нам не устраивали, нас было больше. Встречные отряды либо пускались наутек, либо сдавались в плен.

Я направлял Стрелу через заросли почти бездумно. Голова была пуста, без единой мысли. Я просто смотрел на зелень вокруг, давая мозгу отдохнуть. Тяжелые мысли мне уже настолько надоели, что я гнал их от себя, как комаров. Предстоял нешуточный бой, надо было готовить себя к нему и только к нему. План действий был разработан, оставалось только добраться до границы. А там все зависело от нашей общей собранности и четкости действий.

Я догадывался, что идея выманить противника из леса и только потом вступать в бой, была придумана бароном Вульфгардом не просто так. Насколько я мог понять, он надеялся, что противник, оказавшись в пустоши, просто сбежит. И тогда барону Вульфгарду не придется сталкиваться с Ульрихом Кастлгейтом. А это избавит его от необходимости скрещивать оружие с братом. Я не знал, насколько это решение было правильно с точки зрения правителя и военачальника, но со своей стороны я барона понимал. И даже поддерживал.

Сквозь деревья уже начала виднеться пустошь. Я приготовился, достал подаренные Квизом топорики. Цепочка из бойцов еще больше замедлила ход. В поле моего зрения было по пять конников слева и справа. Остальных скрывала зелень. Где-то там были Квиз, Маклай и Лодан. Еще дальше – солдаты баронов, среди которых был Альфред. Несколько раз я слышал вдалеке шумы. Это были стычки солдат с другими отрядами противника. Но пока все шло нормально.

На пару секунд мне показалось, что все вокруг полностью замерло. Ветер не шумел в ветвях, не было слышно ни птиц, ни зверей. Я и сам задержал дыхание, слушая звенящую тишину. Она действительно звенела в ушах, пока ее не разрезало, как острым ножом, звуком горна. Это был сигнал. Трубил один из офицеров барона Вульфгарда. Сигнал означал, что все идет по плану, и вот-вот можно будет выступать. Я еще раз оглядел бойцов. Они смотрели на меня, ожидая команды. Прозвучал второй сигнал. Время пришло.

– В атаку-у-у! – завопил я что было мочи. Множество пар ног приподнялось и пришпорило коней. Множество рук подняло оружие. Множество глоток разом завопило, заулюлюкало, закричало, заголосило. Лес, до этого тихий и безмятежный, превратился в сплошной вой и топот. И тут же затрещали ветки. Я направил Стрелу напролом, бойцы последовали за мной. С места мы все быстро разогнались и, поднимая пыль столбом, высыпали из леса.

Все шло по плану. Армия противников была вытеснена в пустошь. Вдали я увидел, как суетились конные и пешие бойцы, готовясь к обороне. Нельзя было ждать ни минуты. Не останавливаясь, я понесся прямо на врага. Меня сразу нагнал Квиз.

– Боец владыки передал слова своего господина, – прокричал орк. – Сказал, что у Тамура есть пленники из деревни! Владыка приказал спасти их. Не дать Тамуру убить их.

Этого еще не хватало. Я пригляделся. Точно, среди кочевников виднелись связанные люди. У каждого на шее была веревка. Женщины, старики, дети. Они прикрывали головы руками, но я увидел, насколько были испуганные у них лица. Меня охватило безумное желание добраться до Тамура и сделать с ним что-нибудь страшное. Я погнал Стрелу еще быстрее. Еще несколько мгновений, и я вплотную приблизился к бойцам противника. Боковым зрением я видел, как в схватку вступил Квиз, как на подмогу ему прискакали другие орки, Маклай, Лодан. Видел, как взметнулся гигантский клинок барона Штольца. Но деталей я не рассмотрел, так как на меня с дикими воплями набросились кочевники.

Я начал махать топориками налево и направо, прорубая себе путь к пленникам. Бойцы, которыми я командовал, показали себя не хуже. Пару раз я оглядывался и видел, как они сражаются. Под их ударами противники валились на землю один за другим.

Я все пробивался, пока совсем близко не оказалось несколько крестьян. Остолбенев от страха, они не сходили с места и, выпучив глаза, смотрели на бой. Веревки, набросанные на их шеях, крепились к седлу одного наемника, который уже валялся на земле, придавленный своим конем. Я дал сигнал одному из своих бойцов следовать за мной. Вместе мы проскакали кругом, отогнав противника и освободив больше места вокруг пленных. Я нагнулся и рубанул топориком по веревкам, отделив их от седла павшего коня. Сзади подступили солдаты баронов, так что о крестьянах было кому позаботиться. Я направился дальше, продолжая махать топориками.

Под нашим натиском противники начали отступать. Мне с моим отрядом удалось пробиться сквозь толпу, расколов ее надвое. Какое-то время я плохо понимал, что происходило вокруг меня. Вся сила мысли уходила на то, чтобы различить своих и чужих в общей массе конных и пеших, раненых и убитых.

И вдруг я увидел Нортона, он был в стороне от общей схватки. Я направил Стрелу к нему. Советник был окружен несколькими солдатами, но они не могли подобраться к нему ближе, чем на пять шагов. Нортон крутился на месте, а когда кто-то пытался приблизиться, делал смертельный выпад. У его ног лежало уже четыре тела. Я схватился за аркан и, улучив момент, метнул его. Петля пролетела мимо солдат и должна была затянуться на горле предателя. Нортон, который стоял ко мне боком и, казалось, не смотрел на меня, выбросил руку и поймал аркан. Его реакция была просто потрясающей. Я попытался дернуть веревку, но хватка у советника была железная.

Тут неожиданно со стороны толпы появился Роберт Кастлгейт. Он увидел Нортона и прямо на скаку метнул в него нож. Советник махнул мечом, звякнула сталь, и нож отлетел в сторону. Один из солдат сразу же сделал выпад вперед. Снова послышался звон, солдат еле успел отскочить. Кастлгейт-младший был уже рядом. Он обнажил меч и бросился прямо на Нортона. Это могло закончиться падением еще одного трупа на землю, но в этот момент два солдата, стоявшие у Нортона за спиной, бросились вперед. Советник смотрел на Роберта и не успел среагировать. У него на плечах повисли солдаты. Я решил этим воспользоваться и, собравшись с силами, рванул аркан на себя. Нортон не удержался на ногах и начал падать. Другие солдаты накинулись на него. Роберт и я понеслись им на помощь. В итоге, после нескольких минут потасовки, обезоруженный Нортон, оказавшись на земле, еще продолжая сопротивляться, был связан. Возможно, солдаты забили бы его до смерти, но Роберт крикнул:

– Живым! Он нужен мне живым! – Отдышавшись, Кастлгейт-младший обратился к Нортону: – Где мой отец?

Советник уже перестал вырываться и просто смотрел на своего бывшего хозяина.

– Где Ульрих Кастлгейт? – повысил голос Роберт. Нортон продолжал молчать.

Я осмотрелся. Противник был еще не побежден, но преимущество было на нашей стороне. От толпы отделилось двое. Это был Квиз, который почти лежал на спине своей лошади. Его придерживал Лодан. Я поскакал к ним навстречу. С вожаком орков было плохо. На нем не было живого места, из бока торчал кинжал. Лодан выглядел немногим лучше.

– Командир, – окликнул меня слуга Маклая, – Трей, Тамур и Тарик сбежали. Они поскакали в лагерь. С ними несколько бойцов. И пленники.

Я посмотрел вдаль. Там виднелся лагерь.

– Нужно, – прохрипел Квиз, – туда… Иоганн, нам нужно туда.

– Тебе нельзя, – я посмотрел на него. Как он еще мог говорить!

– Нужно…

– Квиз, ты же еле в седле держишься. Тебе нужна помощь.

– Иоганн, – Квиз хотел было поспорить. Но даже он понимал, что на бой он не способен. – Иоганн, скачи туда… Возьми людей. Предатели не должны уйти. Тамур во власти своих снадобий, он опасен. Но он скоро выдохнется. И погибнет. Если он будет еще драться, точно погибнет. Найди его.

Квиз почти падал с лошади.

– Лодан, – сказал я. – Останься с ним. Присмотри. Роберт. – Я повернулся к Кастлгейту. – В лагере еще есть противники. С пленными.

– Тогда не будем медлить. Но… – Роберт посмотрел на Нортона. Тот безучастно глядел на нас, но даже связанный он не внушал доверия. – Его надо охранять.

– Возьмем моих бойцов, – я повернулся в сторону уже стихающей битвы. Как следует вдохнул и свистнул. Мой отряд услышал сигнал сбора. Через некоторое время бойцы подскакали ко мне. Их стало меньше, многие были в крови.

– Бойцы! – крикнул я. – В лагере еще остались предатели! За мной!!!

 

Глава 16

Лагерь был наполовину разрушен, большинство палаток валялось на земле. Когда кочевники покидали свою стоянку, они бросили почти все, взяв самое необходимое. Еще издалека мы увидели, как по лагерю туда-сюда снуют остатки армии противника. Мы прибавили ходу и влетели в лагерь мимо поваленных ворот. Мои бойцы вместе с Робертом сразу кинулись в драку. Противники были несобранны и неподготовлены, но все же дали решительный отпор. Снова началась рубка. Я проскакал чуть дальше и спешился. Хлопнул Стрелу по крупу, чтобы убиралась подальше. Умная кобыла поняла и ретировалась, оставив меня между поваленных палаток. Дальше мне нужно было идти самому, и я точно знал куда.

Центральный шатер стоял нетронутым, и я был уверен, что мой противник там. На меня бросился один из головорезов Тамура. Разъяренный, видимо, как и хозяин, под воздействием шаманских снадобий, он махал булавой, почти не глядя. Я увернулся от удара, скользнул вбок и, оказавшись за его спиной, треснул тупой стороной топорика по затылку. Головорез упал, выронив оружие и тупо посмотрел на меня. Я взял его за куртку и пару раз ударил по лицу, чтобы привести в чувство.

– Где Тамур, Тарик, Трей? – спросил я, глядя головорезу прямо в глаза. Он ошалело моргал. – Где пленники? Говори, или… – я поднес топорик к его лицу. Головорез услышал это многозначительное «или» и затрясся. Квиз говорил мне, что шаманские зелья действуют, если человек решительно настроен убивать. Они проникают в сознание, заполняя его яростью и бесстрашием. В бою человек становится в несколько раз сильнее, потому что забывает о боли, о нагрузке, которую он испытывает. Они проходят незаметно. Но нужно постоянно находиться в движении – точнее, в драке – и не останавливаться. Если остановился, и кровь перестала бешено бежать по жилам, может наступить обратное дей ствие.

Мне повезло, головорез, увидев сталь топорика, испугался, причем не на шутку. Я не могу утверждать, но, похоже, я мог вызывать страх. Почти все чувства мои пропали, осталось только желание поквитаться с предателями. За жителей деревень, за старейшину Нача, за всех, кто пострадал. И за себя тоже. Это чувство было сильным, и, если оно отразилось на моем лице, меня можно было испугаться.

– Там, – пролепетал громила, указав на центральный шатер. – Они там. Не убивай…

Я не дал ему договорить, оглушив еще одним ударом по затылку. «Пусть себе отдыхает, – подумал я, идя к шатру, – очнется, может, поумнеет». По дороге к шатру я сталкивался и с другими головорезами, отмахиваясь от них, как от насекомых (таких злых, вооруженных насекомых). Приблизившись к бывшему месту сбора старейшин, я заорал, чтобы еще больше себя раззадорить:

– Тамур!

Ждать, что он выйдет было глупо, но я продолжал вопить, что было сил:

– Тамуур!!! Тамуур!!!

Я вошел в шатер. Сначала я увидел пленников, которые жались к возвышению, с которого старейшины оглашали свои решения. Мне вспомнилось, как я сам когда-то сидел тут под охраной двух орков, ожидая решения своей собственной судьбы. Потом я увидел остальных. Тамур стоял на возвышении, размахивая своей секирой. Видимо, старался разогнать кровь, чтобы шаманское снадобье не потеряло силу. На безопасном расстоянии стоял Тарик, нервно потирающий руки. Старейшина Трей лежал в стороне. Он был жив, но, судя по страшной ране, пересекающей его тело, время его уносилось со скоростью напуганной птицы.

* * *

– Молодой воин? – произнес Тарик, увидев меня. – Пришел один? Глупо, Иоганн, очень глупо.

Мой запал немного угас, я не был готов к разговору. Посмотрев по сторонам, я указал на Трея:

– Вы с ним что-то не поделили?

– Ха, – усмехнулся Тарик. – Сам видишь. Старейшина Трей неосторожно говорил с Тамуром. Что ж, будем вспоминать его, как сильного вождя.

– Ты хоть понимаешь, что теперь твой план потерял всякий смысл, Тарик? Отпусти пленных. Или ты хочешь…

– Они мой щит от войск владыки. Зря, конечно, я не последовал за Ульрихом. Он сбежал. А старейшина Суг, когда я его видел в последний раз, был на последнем издыхании. Он остался там… – Тарик показал туда, где еще шла битва. – У меня были плохие союзники. Один удрал, другой не смог себя защитить. Теперь еще старейшина Трей. Он мог стать хорошим вождем, но не сумел справиться с Тамуром.

Меня не переставало поражать безразличие Тамура. Видимо, ему было абсолютно все равно, что о нем говорят. Или Тарик полностью научился контролировать этого сумасшедшего.

– Снаружи мои бойцы, – сказал я. – А скоро здесь будет армия.

– Да-да, Иоганн, я знаю. Мы будем говорить с владыкой. Посмотрим, насколько ему дороги эти крестьяне. Моя задумка не удалась, но будут другие. А сейчас… – Тарик повернулся к Тамуру. – Великий воин! Я просил тебя пощадить этих крестьян. Но ты давно хотел поквитаться с этим ничтожеством. Вперед.

Тамур сделал еще пару махов секирой, а потом посмотрел на меня, будто только что заметил мое присутствие.

– Наконец-то! – Тамур оценивающе посмотрел на меня. – Я давно мечтал об этом. С первого дня, как увидел тебя. Ты отнял у меня Символ Власти. Ты посмел ударить меня во время набега, когда я вел бойцов в бой. Можешь бежать, если хочешь. Я догоню тебя.

– Нет, бегать от тебя я не стану.

– Ты еще смеешь говорить со мной? – Тамур все меньше походил на человека. Его глаза покраснели, лицо было пунцовым. Казалось, его голова вот-вот разорвется. Жилы на его мускулах пульсировали, мышцы дергались. Сколько же зелья он принял! Тамур вытащил из-за пазухи маленький мешочек.

– Не нужно! – настороженно воскликнул Тарик. Я полностью поддержал его опасения. Тамур запрокинул голову, поднес мешочек ко рту, и струйка коричневого порошка посыпалась в его глотку. «Еще… – пронеслось у меня в голове. – Куда ж ему еще?». На пару секунд Тамура скрутило, он схватился за горло. Пунцовый цвет его кожи сменился на еще более густой. Тамур издал дикое рычание и снова посмотрел на меня.

– Тамур, ты уже съел слишком много, – наставительно сказал Тарик, – хватит!

Тамур посмотрел на своего учителя со звериным оскалом, и тот сразу замолк. Похоже, Тарик уже не владел ситуацией. Он покачал головой:

– Ладно, неважно. Посмотрим.

Он отошел на другую часть возвышения, поигрывая метательным ножом. По его взгляду я понял, что нож предназначался тому, кто останется в живых.

Такой трусливой подлости я не ожидал даже от Тарика. Он побоялся разобраться со мной лично, хотя был намного опытнее в бою. Он остался в стороне, послав на меня своего ручного монстра, да еще собрался в случае чего добивать одного из нас.

Тамур медленно шел на меня. Временами его подергивало и шатало. Я понимал, что долго ему не протянуть, зелье разъедало его изнутри, как несколько раз повторял для меня Квиз. Но пока Тамур настроен на бой, шаманские снадобья делали его поистине страшным противником.

– Это конец, – прорычал гигант с секирой, причем его голос был тоскливым, как вой больной собаки. – Мне не нужно ожерелье. Мне не нужно племя. Я – сильнейший воин. Леро Первый – никто по сравнению со мной. Тебе досталась большая честь, ничтожество. Честь пасть от моей руки. Теперь я буду носить звание Величайшего Воина Во Всем Свете. Все будут знать имя Тамура, а не твое, мерзкий чужак. И что бы ты ни сделал, ничто не поможет. Я убью сегодня еще многих. Ты пришел спасти их, – он показал на пленников, – но все, что ты делал, напрасно. Ты…

– Нет! – неожиданно для самого себя закричал я. Не знаю, что на меня нашло. Задор, угасший, когда я вошел в шатер, вернулся, взвился, как смерч. Не знаю, как и почему. Но меня разозлило то, что я услышал. «Это неправда, – сказал я себе, – я не зря делал то, что делал. Я не зря пришел. Все это было не зря. Я хотел помочь, хотел остановить бойню. И не ему говорить, что все старания были напрасны, нет!».

– Что? – взревел Тамур, которого несказанно удивило чье-то несогласие. Я видел, какой сумбур творился у него в голове, это отражалось в его налитых кровью глазах.

– Я не ничтожество. Я – вожак Иоганн, – громко сказал я, – обладатель Великого Символа Власти. И ты меня сегодня очень рассердил. – Я провел рукой по ожерелью на шее. Снова в памяти возник день, когда я нашел его. Вспомнилась статуя Леро Первого, вспомнились слова на каменном свитке. Судьба или стечение обстоятельств привело меня тогда в ту пещеру? Я не мог ответить, но я знал одно. Я знал и даже сказал вслух: – Это было не зря.

Тамур занес секиру и завопил. Он бросился на меня, а его вой все усиливался. «Леро Первый бы не испугался», – пронеслось в моей голове. И я побежал на Тамура. Секира со свистом рассекла воздух. Последней отчетливо мыслью у меня было: «Не стой на месте, не бей постоянно или напрямую, уходи от удара, обмани противника». То, что говорил мне Маклай во время тренировок, вспыхнуло в памяти и повторялось снова и снова. Это была даже не мысль, а нечто другое, занявшее место в моей голове, как осязание, слух, зрение и остальные чувства.

Дальнейшее я помню смутно. Все крутилось, скакало, вертелось. Звенели лезвия. Для меня повторился бой, который был в степи. Только теперь он умещался в двух людях: в Тамуре и во мне. Не знаю, сколько бой продолжался. Мельком я видел лица пленников, Тарика, Трея. Правда, я не мог отвлечься на них ни на секунду. У меня уже болели мышцы и кружилась голова, но я продолжал уходить от ударов, то приседая, то подпрыгивая. Тамур неистово рубил секирой, оглушая меня диким звериным воем и рычанием. Он казался непобедимым.

На некоторое время я начал думать, что он одержит победу. Но отбежав в сторону на пару шагов, я успел приглядеться к своему противнику повнимательней. Тамур выглядел страшно только в драке. На расстоянии было ясно, что ему, как и мне, очень тяжело. А может, намного тяжелее. Все лицо Тамура, почти почерневшее, дергалось, словно каждый мускул пытался отделиться от тела и убежать. Из одного глаза текла тонкая струйка крови. Да, с Тамуром все было плохо. Только он об этом не знал.

Опять наше оружие скрестилось. И опять я слышал слова: «Не стой на месте! Не бей напрямую! Обмани противника, измотай!» Но я начал бояться, что эта битва будет длиться вечно. Не было видно ни одного шанса нанести Тамуру более серьезный ущерб, чем резаная или рубленая рана. Ими мы обменялись уже достаточно.

Вдруг я оступился и полетел на землю, выронив один из топориков. Я растянулся на спине так резко и неожиданно, что даже Тамур оторопел. Он наотмашь махнул секирой и только потом уставился на меня.

– Ха! – мой противник развел руками, как будто собрался меня обнять. – Вот и все! На что ты надеялся? Чем тебе помогла эта игрушка на твоей шее? – с этими словами он поднял топор над головой.

Я хотел зажмуриться, но не смог. Мой взгляд не отрывался от стали секиры, которая блестела в луче солнца, проникавшем в шатер через вход. И тут я заметил другой луч. На торсе Тамура играл солнечный зайчик. Я понял, что это ожерелье Леро Первого. Я лежал ко входу боком, и на Символ Власти падал солнечный свет.

Тут время для меня остановилось, мысли стремительно замелькали. Символ Власти? Он дает своему обладателю право быть командиром, право вести бойцов за собой. Он делает человека значительным. И не только потому, что так велит традиция. Леро Первый был великим и мудрым воином. И оставляя ожерелье потомкам, он надеялся на их мудрость, смелость, находчивость. «А раз я обладатель Символа Власти, – подумал я в считанные мгновения, – то я не могу осрамить его. Не могу подвести того, кто оставил ожерелье потомкам много лет назад. Оно не должно попасть в жестокие руки. Если Тамур победит, племя снова придет в упадок. А обладатель Символа Власти не должен этого допустить. Я не должен».

Лезвие секиры начало опускаться, набирая скорость. «Не должен», – еще раз пронеслось у меня в голове. Я выбросил вверх ногу, уперев ее в толстую рукоятку секиры. Не дав Тамуру понять, почему его оружие вдруг остановилось, я толкнул секиру в сторону и начал подниматься. Одновременно я нащупал на земле один топорик, а тупой стороной второго ткнул Тамура в живот. И сразу, не останавливаясь, начал наносить удары. Мой противник ошарашенно отступил. Он пытался блокировать удары, нелепо моргая своими красными глазами. Мне удалось вывести Тамура из боевого состояния так же, как я уже осадил одного из его головорезов. Теперь нужно было только не останавливаться.

Я начал кричать, все сильнее и быстрее раскручивая топорики, а на лице Тамура все сильнее выражалась паника. В конце концов, противник уперся спиной в возвышение. Я наносил удары, продолжая кричать так громко, что уши закладывало. Мне удалось исхитриться, и я выбил секиру из рук Тамура. Страшное оружие полетело в сторону.

– Нет! – завопил Тамур. Он был уже напуган по-настоящему. Видимо, ему и в голову не мог прийти такой поворот ситуации. Судорожно он запустил руку за пазуху. Мешочек! Быстро развязав его, он успел проглотить все содержимое, прежде чем кто-либо успел бы его остановить. Я уже собрался нанести удар, но тут Тамур захрипел. Не знаю, подавился ли он или количество зелья было слишком велико. Тамур все хрипел, а потом внезапно ударил меня по лицу. То есть попытался. Я ушел от удара, полоснув по его руке топориком.

Тогда Тамур еще раз крикнул. Это был крик отчаяния, смешанного со злобой. И он побежал к выходу из шатра. Его мотало из стороны в сторону, из горла вырывались хрипы, переходящие в свистящий крик. Не добежав нескольких шагов, он упал. Я поспешил к нему. С усилием развернул лицом вверх. Тамур был мертв.

«Тарик», – мелькнула мысль у меня в голове. Я резко повернулся и еле успел отбить летевший в меня нож. Медлить было нельзя. Когда я добежал до возвышения, Тарик попытался бросить еще один нож. Но мне удалось перехватить его руку и заломить. Тарик скривился от боли и опустился на одно колено.

– Давай, убивай, – зашипел он с ненавистью. – Убей меня. Тамур стал жертвой своей глупости, снадобья убили его. Теперь все равно… – он вдруг осекся, как будто понял нечто важное и пугающее. Ненависть сразу сменилась разочарованием.

– Теперь, – продолжил я вместо Тарика, – твой план точно потерял смысл, да?

– Иоганн, молодой воин Иоганн, – жалобно заговорил Тарик. Я еще не оправился после боя, и его резко изменившийся тон вывел меня из себя. Мне было противно слушать, как этот самоуверенный предатель будет умолять меня о пощаде. Поэтому я занес руку повыше и ударил толмача по голове. Тот тихо охнул и обмяк, потеряв сознание.

– Все, – сказал я, не обращаясь ни к кому. – Все закончилось. Я смог.

Не глядя ни на притихших пленников, ни на валяющихся противников, я вышел из шатра. Там мои бойцы встречали прибывающих солдат, выжившие головорезы Тамура сидели на земле, связанные по рукам и ногам. Все, и правда, закончилось. Я поднял глаза к небу. Облегчение нахлынуло на меня, как теплый летний ветер.

– Как ты, Иоганн? – услышал я. Ко мне подошел Альфред. У него было очень обеспокоенное лицо, что показалось мне немного смешным. И чтобы сразу избавить своего друга от тревоги, я улыбнулся и тихо сказал, положив руку ему на плечо:

– Все хорошо, Альфред. Все, как надо.

– А где Тамур, Трей? Где этот Тарик?

– С ними, – я посмотрел на вход в шатер и сразу отвернулся, – все кончено. Пленники живы.

Дальше, пока выводили пленников, вытаскивали Тарика, который уже пришел в сознание, пока шла вся суета, я сидел у своего шатра. Он, как ни странно, стоял ровно, перенеся все, что случилось в лагере. Я смотрел на чистое небо, ощущая спокойствие. Мне очень не хватало этого чувства, и мне казалось, что я его заслужил.

* * *

Мы стояли над земляным холмиком, под которым покоился старейшина Нач. Его похоронили в нескольких шагах от входа в ту самую пещеру, где я нашел ожерелье Леро Первого.

– Конечно, это не склеп, – констатировал Маклай, изучив подземное помещение со статуей. – Это тайник. Но все равно, лучшего места не найти. Старейшина Нач – самый верный последователь Леро Первого. И здесь, рядом с тайником, он обретет настоящий покой.

На погребение пришло все оставшееся племя. Потом большинство бойцов отправилось на сборы, а мы вчетвером все еще стояли в лесу, погруженные в свои мысли. Квиз, несмотря на сильные раны и потерю крови, отказался остаться в лагере. Маклаю и Лодану приходилось поддерживать его с двух сторон, чтобы вожак орков мог стоять на ногах. Меня восхитила стойкость Квиза. Его состояние было ужасным, но он сохранял самообладание и держался, как будто и не было у него многочисленных ранений.

Прошло полтора дня с нашей последней битвы. Немногие уцелевшие предатели были отправлены с огромным сопровождением в земли барона Штольца. Там их должны были переправить на имперские каменоломни, рудники или шахты. Племя потребовало лишь отдать им Тарика, главного предателя и заговорщика. Его собирались судить по законам кочевников (я не стал спрашивать, какая кара ему полагалась, не хотел портить себе настроение). Но до суда Тарик не дожил. Видимо, крах всех планов выбил из седла этого коварного и подлого человека. Толмач Тамура свел счеты с жизнью. Дальше прошли быстрые переговоры остатков племени с бароном Вульфгардом. Тот позволил кочевникам похоронить павших бойцов, дав на это целых два дня. И вот настал момент нам прощаться.

– Ты уверен? – спросил Маклай. – Ведь ты можешь свободно быть с нами. И стать одним из новых старейшин.

– Ты настоящий вожак, – продолжил Квиз. – Племя нужно поднимать на ноги. Мы создаем его заново. И ты бы очень пригодился. Ты спас честь племени, покарав предателей.

– Все бойцы хотят, чтобы ты вел их за собой, – добавил Лодан.

– Ну, – Маклай обернулся ко мне, – что скажешь?

– Вы мои друзья, – я посмотрел на них. Да, они были настоящими боевыми друзьями, верными и надежными. В Солнечной Поляне у меня никогда таких не было. – И мне не хочется с вами расставаться. Но я с вами не пойду. Я – чужой в племени, как бы там ни было. Да и в старейшины я не гожусь.

– Но… – Маклай хотел что-то сказать, попробовать убедить меня, но не стал. Он знал, что я не буду чувствовать себя в племени своим, сколько бы времени ни прошло. И он как никто другой понимал, что быть вожаком дальше я не смогу. Я очень привязался к бойцам-кочевникам, но жить по их законам было не в моих силах. Помолчав, Маклай сказал:

– Все равно, что бы ни случилось, ты для нашего племени – свой. Где бы ты ни оказался, мы всегда готовы помочь тебе. Ты доказал, что кочевнику не нужно быть таким жестоким, как Тамур. Это доказывал старейшина Нач, а ты показал на деле. Мы не забудем того, чему научились.

– Куда направитесь? – спросил я. – Осваивать новые места?

– Далеко на востоке, – ответил Квиз, – есть племена, которые когда-то были нашими братьями. Леро Первый соединил их с нами, теперь нужно вспомнить об этой связи.

– Может, – я показал на свое ожерелье, – это вам понадобится? Символ Власти как-никак.

– Нет, – твердо и строго ответил Маклай. – Ты носитель Символа Власти. Он твой по праву. И, – он улыбнулся, – есть же еще два. Думаю, их не так трудно отыскать, если попытаться. Самое главное – это не просто вещь. Главное – вера в то, для чего она предназначена. Для мудрого правления, не забывай. Ты по-прежнему отвечаешь за то, чтобы Великий Символ Власти не был запятнан позором.

Мы еще помолчали. Моим боевым друзьям пора было возвращаться в лагерь. Я протянул руку Квизу. Получеловек-полуорк сжал ее с невиданной для ослабленного ранами бойца мощью.

– Мы будем помнить тебя, вожак Иоганн, – сказал он.

– Мы всегда будем рады встретить тебя снова, – Лодан тоже сжал мою руку.

– И мы обязательно встретимся, – мы с Маклаем обнялись.

– Обязательно, учитель, – я почувствовал дрожь в голосе.

– Конечно, командир.

Они скрылись в лесу. Я продолжал стоять на месте и вдруг услышал, как они поют. Это была та самая песенка, которую я перевел для Маклая. Это был мой ответный подарок за повязку с надписью «Иоганн Вожак». И они втроем затянули эту песенку, идя сквозь лес. Я протер глаза, смахивая слезы, и подхватил веселый мотивчик. Так мы пели вместе, пока голоса кочевников не стихли вдали.

* * *

Еще несколько дней минуло, и снова пришло время расставаний. Мой друг Альфред, получивший офицерское звание за проявленное мужество, был отправлен в соседние баронские земли вместе с новым дипломатическим заданием. Барон Вульфгард собирался продвигать реформы не только в своих владениях, но и доносить их смысл до остальных баронов. Его друг барон Штольц полностью поддержал эту идею.

Но не только переговоры были причиной отъезда Альфреда. Вопреки многим предрассудкам и пересудам, барон Штольц согласился на брак своей единственной дочери Хельги с моим другом!

«Этот малый, – объяснял барон Штольц, – первый, кто так пришелся ей по сердцу. Все эти сопляки, сынки наших соседей, против него и минуты не выстоят. Думал я Хельгу за Роберта выдать, тоже ведь боевой, да и другу моему Вульфгарду племянник, породнились бы. Но Альфред этот… Эх, ну зацепил чем-то. Так что быть им с Хельгой вместе. А прочие, кто до моей дочери сватался, теперь пусть локти кусают. А ежели возражения по поводу его незнатности возникнут…» – и барон задиристо показывал кулак. Условие было таково: сперва Альфред выполнит свою дипломатическую миссию, а после, получив статус помощника посланника барона Вульфгарда, сможет сочетаться браком с Хельгой, одной из прекраснейших девушек в империи. Конечно, это было нарушением старых традиций, но они разбивались о великодушие и непреклонность решения барона Штольца.

Альфред не верил своему счастью. Он снова и снова восхвалял обоих баронов, клялся, что будет предан им до самой смерти. Несколько дней ушло на подготовку соответствующих официальных бумаг, сборы сопровождения корпуса. Наконец, Альфред отправился в путь. Я проводил его до границы. По дороге мы, по заданию барона Вульфгарда, доставили письмо Роберту Кастлгейту. Молодой рыцарь теперь был полностью погружен в дела, ему перешли все хлопоты над владениями его отца. Ульрих Кастлгейт так и не был пойман, он скрылся в пустоши. Бывший советник Нортон сидел в тюрьме, тайной канцелярии барона о многом предстояло расспросить его. Правда, он молчал, пропуская мимо ушей все доводы, увещевания и угрозы.

Кастлгейт-младший встретил нас довольно радушно, но много времени не уделил. Да и мы не захотели тревожить его. Роберт, внешне полностью спокойный, был до сих пор подавлен, и я не мог представить, сколько времени уйдет на то, чтобы он оправился после предательства своего отца.

Была вторая половина дня, когда мы оказались на границе. Дипломатический корпус с сопровождением остановился на некоторое время у крутого обрыва. Недалеко была узкая тропинка, ведущая вниз. Там находилась пограничная застава, а дальше – земли барона Штольца.

– Ну, мой друг… – Альфред вместе со мной смотрел с обрыва на просторные поля вдали, – пора прощаться. Мне будет недоставать тебя.

– Мне тоже, Альфред. Желаю тебе счастья на новом месте. Не забудь пригласить на свадьбу с прекрасной Хельгой.

– Обещаю, – мой друг посмотрел на меня. – Но что теперь будешь делать ты? Кочевники ушли. Вернешься в свою деревню?

– Наверное, нет, – уклончиво ответил я, хотя точно знал, что жизнь в Солнечной Поляне для меня закончилась. Конечно, нужно было навестить господина Уильяма, но вернуться в прошлый быт я бы не смог. Слишком многое изменилось.

– Барон Вульфгард добр, – сказал Альфред. – Он возьмет тебя к себе на службу, если ты попросишь. Там тебе будет хорошо.

– Может быть. Хотя я, по-моему, уже наслужился.

– Неужели ты собрался скитаться в одиночестве?

– О, нет-нет. Судьба странника – это не для меня.

Мы постояли молча. Потом Альфреда окликнули. Мы посмотрели с ним друг на друга, крепко обнялись. Потом я смотрел, как мой друг спускается по тропинке и направляется в новую неизведанную жизнь. Мне тоже предстоял этот путь. Он вел в другом направлении, но был таким же смутным и непознанным. Я взял Стрелу за узду и посмотрел лошади в глаза. Она выглядела готовой к новым испытаниям и, казалось, подбадривала меня взглядом своих больших глаз.

– Значит, пойдем? – сказал я.

И мы зашагали. Я думал о будущем, хотя оно было для меня таким же туманным, как и раньше. Но я знал, что будущее стоит того, чтобы продраться сквозь этот туман.