Человек, пришедший в пятницу после обеда в контору хлебозавода и спросивший Корнеева, производил очень странное впечатление. Он был словно из ваты. Двигался медленно. На землистом лице застыло какое-то идиотски бесстрастное выражение, словно у него были парализованы нервы, управляющие мышцами лица. Лицо истукана. И ко всему - неестественно тонкий голос.

Павел, отпросившись у начальства, вышел с ним на улицу.

- Значит, вы и есть Терентьев и вы получили мой перевод? - в обычной своей манере завел разговор Павел.

- Телеграмму отбивал, - без всякого выражения, как автомат, сказал Терентьев.

- И много получили?

Тот молчал.

Павел посмотрел на него сбоку и подумал: «Натуральный истукан».

Походили по переулкам. Павел два раза проверился - Куртиса не было.

- Ладно, - сказал он, - план такой. Сейчас пойдем где-нибудь перекусим. Для ресторана, боюсь, ты одет слишком кричаще. Но тут недалеко имеется одно предприятие под названием «Пирожковая». Оно нам подойдет.

В столовую на углу Кузнечной и Парковой, где советовал отобедать Куртис, он идти не собирался. Там за ним будут следить.

В пирожковой было столиков шесть, а посетителей человека четыре - обеденные часы кончились. Павел и Терентьев сели в углу. Терентьев шапку не снял и пальто не расстегнул, хотя было жарко. Павел принес два бульона, горку пирожков с мясом на глубокой тарелке.

- Водки нет? - Впервые в голосе Терентьева послышались слабые нотки какой-то заинтересованности.

Это было кстати. Павел сам собирался навести речь на выпивку, чтобы выйти минут на пять из пирожковой. Вчера он звонил своим, доложил о Терентьеве. Просили позвонить сегодня, когда Терентьев явится.

- Нет, - с сожалением произнес Павел, - здесь выпивки не бывает. Но вот что… Ты посиди, я сбегаю в продовольственный, куплю пол-литра. Тут недалеко. Хочешь - ешь, но лучше подожди.

- Бери сразу две. - В первый раз этот ватный человек сказал три слова кряду.

- Тоже правильно, - согласился Павел и убежал.

Он позвонил из автомата за углом. Инструкции были короткими и ясными: сделать все так, как приказал Куртис.

- И еще одно. У вашего подопечного есть золотые женские часы марки «Заря». Возьмите их у него. Покажите и отдайте их Куртису, если он сам спросит о каких-нибудь вещах. Не спросит - не показывайте. Вы их присвоили, понимаете? Деньги подопечному не отдавайте. Прикарманьте их.

- Понял.

- Когда будете передавать Куртису то, что расскажет подопечный, не приукрашивайте. Сохраните его стиль.

- Это мне ясно.

- Все.

…Павел принес две бутылки водки. Одну дал Терентьеву, другую зажал у себя между коленями.

- Так удобнее, - объяснил он. - Тут в открытую пить не разрешается. Наливай себе под столом и сразу опрокидывай. Чтоб стакан пустой стоял.

Терентьев налил себе полный стакан и выпил его маленькими глотками. Съел полпирожка.

И тут Павел попросил его рассказать про Ленинград.

Терентьев уместил всю историю слов в двадцать пять - тридцать, но излагал ее мучительно долго. То и дело останавливался, возвращался назад и все время забывал, что говорить надо шепотом. Павлу пришлось раза два цыкнуть на него. В конце концов он все-таки добрался до точки. Если бы Павел знал о плане убийства, разработанном Надеждой, он бы увидел, что рассказ Терентьева совпадает с этим планом.

Терентьев допил свою бутылку и спросил у Павла, нет ли еще выпить. Оказывается, этот истукан даже не замечал, что Павел вообще не наливал себе. Он был полностью отключен от окружающего.

- Свалишься, - сказал Павел. - А тебе еще надо дело делать.

- Не. Не свалюсь, - трезвым бесстрастным голосом возразил Терентьев. - Если есть, дай.

Павел видел, что он действительно нисколько не изменился после выпитой бутылки.

- Ну ладно, я тебе дам еще, но после. Сейчас слушай…

И он слово в слово изложил то, о чем просил Куртис.

Терентьев выслушал спокойно. Ни одна жилка не дрогнула на его лице.

- Сделаю, - только и молвил он.

- Что-нибудь от этой женщины у тебя есть? - спросил Павел.

- Часики.

- Дай их мне. Только тихо. Сними шапку, сунь их за клапан, шапку положи на стол.

Терентьев все так и сделал. Павел взял шапку, вынул и положил к себе в карман часики на черном креповом ремешке.

Потом передал Терентьеву под столом нераспечатанную бутылку, сказав:

- Только не торопись, а то опьянеешь. Нам еще долго сидеть, до вечера. Я тебе покажу одну палаточку, там ты и разгуляешься.

…Около девяти часов вечера Павел повел Терентьева поближе к центру.

Не дойдя немного до угла Первомайского переулка, Павел остановился.

- Вон, смотри, на углу стеклянный павильон. Это галантерейная палатка. Действуй.

Место было не очень оживленное, но прохожие попадались.

Терентьев, шаркая по асфальту своими галошами, размеренно и неторопливо направился к павильону.

Павел повернул в обратную сторону, отошел метров на сто и решил подождать, понаблюдать, что будет.

Было тихо, и скоро он отчетливо услышал лязг, какой-то хруст, затем крики: «Сюда! Сюда!» А через минуту раздалась трель свистка.

Павел увидел, как две фигуры, сопровождаемые кучкой любопытных, пересекли улицу и скрылись за углом…

Куртис встретил Павла бранью. Он был взбешен и настолько не владел собой, что забыл услать Эмму.

- Где ты пропадал? - кричал он. - С вокзала он поехал к тебе. Почему ты не пришел в столовую?

- Какая столовая? - Павел простодушно поглядел на Куртиса. - С таким чучелом в центре показываться?

- Подумаешь, аристократ!

Павел тоже решил разозлиться:

- Если так, я вам скажу, маэстро, кое-что. Хотели, чтобы я с этим барахлом таскался по городу? Замарать меня хотели? И без того уже замарали! Хватит. Что вы ко мне прилипли? И не орите. На меня родной папа никогда не орал. Кажется, мы с вами распрощаемся. И боюсь, что навсегда.

Павел хорошо изучил натуру Куртиса. Старик был из тех, кто кипятится только до первого отпора, а наткнувшись на острое, моментально сникает. Так произошло и теперь. Куртис почувствовал себя усталым.

- Сядем, - сказал он. - Рассказывай.

Павел подробно описал все. Куртис слушал закусив губу, полуотвернувшись и глядя в пол.

- Будем надеяться, что все произошло так хорошо, как ты говоришь.

- Чего вам еще надо? - возмутился Павел. - Ваш приятель благополучно попал в руки милиции. Вы же этого хотели?

- Он мне никакой не приятель… У него что-нибудь осталось из вещей?

Павел молча достал часы на потертом черном креповом ремешке, протянул их Куртису. Но тот, поглядев на них, брать в руки не стал. Он смотрел на часы, как на жабу.

- Их надо выбросить. Так, чтоб никто не нашел. Слышишь? Непременно выброси. Пожадничаешь - жалеть будешь.

Павел усмехнулся.

- Это я лучше вас знаю. Я же не аристократ.

- Деньги отдал?

- Конечно, отдал, - не моргнув, соврал Павел. - Но вот куда он их спрятать успеет, трудно сказать.

- Отберут, наверно, - безразлично предположил Куртис, вставая. - Мне пора идти. Но я тебя еще раз прошу: выброси часы. А ремешок лучше сжечь.

Павел не вышел из комнаты в прихожую, чтобы проводить Куртиса, - это было впервые. Старик, надев пальто, заглянул в дверь, сказал:

- Не серчай. - Тон у него был примирительный. - Скоро погуляем. А насчет замарать - глупость.

- Поживем - увидим, - ответил Павел.