Сначала необходимо дать место политической хронике, хотя бы несколько строк.
В то время народ одной из последних колоний некогда обширной Португальской колониальной империи вел упорную вооруженную борьбу за свою свободу, за образование независимого государства.
У наследников фашистского салазаровского режима дела обстояли плохо. Насильно зарекрутированные солдаты дезертировали из армии при первой подходящей возможности. Приходилось вербовать наемников.
Наемники были разные - в зависимости от задач, которые перед ними ставились. Плата тоже колебалась, и амплитуда достигала значительных размеров. Являлись рядовые обученные, которым красная цена была в пересчете на доллары двести в месяц. Но были и профессионалы, подобные Карлу Гейнцу Вайсману из Нюрнберга, которым надо платить по тысячи больше, ибо эти умели не только подчиняться при совершении кровавых акций, но и командовать. И платили всем этим людям не напрасно: там, куда их отправляли, шла война не на жизнь, а на смерть. Тот, кто вербовался в погоне за острыми ощущениями и экзотикой, получал их сполна. Иногда за недостатком современного оружия африканцы стреляли из луков длинными оперенными стрелами с наконечником, несущим кураре - яд, парализующий дыхание.
Когда Михаил Тульев посетил лиссабонское так называемое агентство по распространению печати, там было малолюдно, и к нему поначалу отнеслись с вниманием. Однако человек в светло-сером костюме, к которому его проводили, смотрел на Михаила без всякого интереса.
- Сколько вам лет? - спросил он.
- Сорок, - ответил Михаил и отметил про себя, что ему явно не поверили.
- Национальность?
- Русский.
- Откуда прибыли?
- Из Франции.
- Перемещенный?
- Нет. Мой отец эмигрировал из России в восемнадцатом году.
Светло-серый откинулся на спинку кресла, посмотрел на Михаила как бы издалека.
- Кто вам дал наш адрес?
- Его фамилия Гейзельс. Он из Бельгии.
Светло-серый побарабанил пальцами по столу и спросил:
- Как вы думаете, сколько мне лет?
Михаил решил польстить:
- На вид тридцать.
В ответ он услышал неподдельный хохот. А отсмеявшись, светло-серый сказал:
- Думаю, мы с вами ровесники. Вам ведь под пятьдесят?
Оставалось только удивляться.
- Давно не смотрелся в зеркало, - пожав в смущении плечами, сказал Михаил. - Но я бы вам…
- Оставьте, - перебил его светло-серый. - Я не дама, не надо меня молодить. Чего вы хотите от нас?
- Мне необходимо заработать. А чего бы вы хотели от меня?
- Вы не боитесь червей под кожей, вшей, брюшного тифа и десятка болезней, незнакомых европейской медицине? А также не боитесь ли вы умереть, не разменяв шестой десяток?
- Я хочу заработать. А боишься или не боишься - это зависит от цены.
- Мы не знаем, что вы умеете делать.
- Стрелять, во всяком случае.
- Ну, это могут и мальчишки. А в ваши годы учиться кое-чему другому будет трудновато.
- У меня приличное здоровье, - возразил Михаил. - И потом во время войны мне приходилось не только стрелять.
- Что же еще?
- Я был на Восточном фронте, - соврал Михаил.
- В немецкой армии?
- Да.
- В каких частях?
Михаил рискнул сделать смелый ход не по правилам:
- Эсдэ. Я служил под командой Гюнтера Гофмана. Не слыхали о нем?
Светло-серый опустил глаза и сказал с легкой иронией:
- Кто же не слыхал о человеке, которого, по крайней мере, в трех странах заочно приговорили к смертной казни? - Он помолчал и добавил: - Но вы, наверное, первый, кто афиширует свою связь с ним.
Михаил подумал, что напрасно затеял эту игру, но решил не отступать.
- Мне и сейчас хотелось бы работать на Гюнтера. Жаль, не знаю, где он.
Это осталось без внимания. Его собеседник вернулся к делу.
- В каком чине вы закончили войну?
- Фельдфебель.
- Сколько рассчитываете получать у нас?
- Если вы положите мне три тысячи западногерманских марок в месяц…
- Это слишком много.
- Две пятьсот.
- Хорошо. Но вы должны будете подписать контракт, который лишит вас права распоряжаться собой минимум на год.
- Именно об одном годе я и думал.
- Хорошо. Приходите сюда послезавтра в это же время, мы все решим.
Михаил был уже у двери, когда хозяин кабинета сказал, не скрывая насмешки:
- Если вы ищете Гофмана, почему же не поинтересовались у Гейзельса? Вас ведь Гейзельс надоумил обратиться к нам, не правда ли?
У Михаила было такое ощущение, что все рухнуло.
- Гейзельс не из тех, кто афиширует свои связи.
- Ладно, - усмехнулся светло-серый, - это не имеет значения…
Выйдя из агентства, Михаил испытывал досаду. Но что сделано, то сделано, оставалось ждать результата. Визит к «распространителю печати», по крайней мере, в одном отношении оказался полезным: удалось нащупать нить к Гофману. Гофмана знает Гейзельс. Гейзельса знает Карл Брокман.
Ситуация складывалась таким образом, что, разыскав Брокмана, Михаил мог выполнить задание и достичь личной, страстно желанной цели.
Через день он явился в агентство, и ему дали подписать обязательство, похожее на клятву или на присягу, и осведомились, куда бы он хотел отправиться. Михаил, естественно, выбрал колонию, где воевал Брокман, и через неделю в обществе пятидесяти себе подобных (правда, все были гораздо моложе) высадился с транспортного судна на Африканском побережье.
Их поселили в военном лагере, где перед воротами возвышался железный мальтийский крест - символ Лузитании, как называлась когда-то Португалия, разместили в длинном белом бараке по двое в комнате: две кровати с матрацами из морских водорослей, две тумбочки и вешалка, одновременно способная служить пирамидой для карабинов.
Ему относительно повезло: с ним поселился бывший капрал английской армии из гвардейского шотландского батальона, парень лет двадцати пяти. Капрал искал приключений - и денег, разумеется, тоже. Большинство остальных были подонки из уголовников. Капрал Бобби обладал бесценным в общежитии качеством - никогда не заговаривал первым.
На следующий день была произведена сортировка вновь прибывших. Лагерное начальство проверяло новобранцев по двум статьям: интеллектуальной, если можно так выразиться, имея в виду тесты на сообразительность (вроде умения отличать квадрат от треугольника), и физической, имевшей преимущественное значение. Но главным все же считался опыт военных действий. Михаил попал в число шести особо выделенных. Этому следовало порадоваться, ибо таким образом он прошел экзамен на зачисление в категорию существ мыслящих, а не человекоподобных ублюдков. Среди остальных были и карманники, и неудавшиеся сутенеры, и бандиты, скрывавшиеся от суда, и даже один брачный аферист по имени Езар, который выдавал себя за тайного агента какой-то тайной службы (вскоре выяснилось, что он просто шизофреник, но его за это не отчислили).
Они ходили на стрельбище, где проводили два утренних часа, затем с ними занимался инструктор по дзюдо, после обеда специалист по борьбе с партизанами читал им лекции, а после лекций они отрабатывали на местности практические действия. Гоняли так, что к концу дня эти здоровенные парни еле волочили ноги. За две недели каждому пришлось прыгнуть четыре раза с парашютом - дважды ночью, группой, причем оба раза прыгали на лес. Один из новобранцев разорвал себе о сук сонную артерию и умер на руках у капрала Бобби, не дождавшись врачебной помощи. Кое на кого этот случай произвел угнетающее впечатление, но наутро после отпевания, совершенного гарнизонным священником, с новобранцами беседовал самый главный начальник, который вслед за священником произнес высокие слова о благородной миссии цивилизованных народов на земле Черной Африки, об опасности распространения коммунистических идей и так далее, а самое главное - пообещал всем прибавку жалованья…
Михаилу нетрудно было выделиться. Уже к концу первой недели он подружился с инструктором по противопартизанским действиям, к чему, собственно, и стремился. Они были почти одногодки. Инструктор, которого звали Фернанду Рош, сам предложил ему однажды вечером распить бутылочку, а у Михаила имелся привезенный из Франции коньяк. Они его и распили дома у инструктора, занимавшего однокомнатную квартиру в коттедже за пределами лагеря.
Дружба эта способствовала тому, что Михаилу предложили на время заменить одного из инструкторов по стрелковой подготовке, которого отправили в Лиссабон на операцию по поводу гнойного аппендицита.
С того дня Михаил и Фернанду Рош выпивали каждый вечер, благо они стали соседями, так как Михаил занял квартиру заболевшего инструктора, а в гарнизонном магазине было все, что душе угодно.
Фернанду Рош оказался не таким уж циником, как думал поначалу Михаил. Он исправно нес свою службу, но расистом не был, а почившего в бозе Салазара и его преемника Каэтану великими деятелями и вождями португальской нации не считал. Он даже обмолвился как-то, что то, чем они тут занимаются, то есть война против законных владельцев африканской земли, дерьмо, недостойное даже быть темой разговора между двумя нормальными людьми, когда они сидят за столом и попивают неплохое винцо.
- Это портит букет вина, - улыбнувшись, докончил Фернанду свою речь.
Момент был благоприятным для разговора по душам, и Михаил решил им воспользоваться.
- Да мне-то тем более наплевать на вашу политику, - сказал он.
- Зачем же ты сюда приехал? Для любителя экзотики ты в такой упаковке староват… Только деньги?
- Конечно.
- Но ты не похож на всех этих подлецов, которые за три доллара мать родную зарежут.
Михаил вздохнул.
- Что делать? В Европе такому, как я, не прокормиться.
Фернанду подмигнул ему.
- Ничего, старина, пока существуют на свете паршивые политиканы, нам с тобой работы хватит.
- Это верно… Да, вот еще что, Фернанду, - сказал Михаил, не стараясь притвориться, будто это вспомнилось ему между прочим. - Тебе не приходилось встречаться с человеком по фамилии Брокман? Говорят, он где-то здесь.
Фернанду посмотрел на него, прищурившись:
- Ты знаком с этим экземпляром?
- Я - нет. Но по твоему вопросу видно, что ты знаком.
- О да! - с брезгливой миной воскликнул Фернанду. - Даже очень хорошо: я его натаскивал.
- И давно это было?
- Не так давно… Не помню… А к чему ты о нем заговорил?
- Просили передать ему привет.
- Кто же это?
- Есть такой Гейзельс…
Фернанду присвистнул.
- Еще того чище! Так ты знаешь Гейзельса?
Похоже, Михаилу следовало оправдываться за свои знакомства.
- Случайно сошлись в Париже. У меня дела были скверные, он посочувствовал.
- Что, денег дал?
- Денег от первого встречного я не беру. Он шепнул мне адрес лиссабонского агентства по распространению печати.
- Значит, ты ему не очень приглянулся. Могло бы быть и похуже.
Фернанду все больше и больше начинал нравиться Михаилу.
Намек на принадлежность Гейзельса к темному миру был прозрачен, и Михаил спросил:
- По-твоему, я похож на овцу? Куда поведут, туда и пойду?
- Не думаю. Но такие, как Гейзельс… - Фернанду не договорил.
- А где сейчас Брокман? - спросил Михаил.
- Там, в джунглях.
- С такими же вояками, как наши?
- Э-э нет. Он по другим делам.
- Секрет?
Фернанду посмотрел на него совершенно трезвыми глазами.
- Знаешь, хотелось бы дать тебе маленький совет.
- Говори.
- Раз уж ты сюда попал, старайся не копаться в чужих делах. Спокойней будет.
- У меня вообще такой привычки нет.
Фернанду продолжал так, словно Михаил не дал ему закончить предыдущее:
- Но о Брокмане я тебе кое-что могу сообщить. Спецкоманда, в которой он работает, охотится за командирами партизан.
Они разошлись после полуночи.
- Все, что мы тут болтали, строго между нами, - сказал Фернанду на прощание.
- Мог бы и не предупреждать…
Улегшись в постель и перебрав в памяти по порядку их застольную беседу, Михаил не мог не подивиться откровенности Фернанду Роша. Ведь они были знакомы всего каких-то три недели, а Фернанду выложил ему столько, что, будь на месте Михаила подосланный провокатор, инструктора по борьбе против партизан поставили бы к стенке без суда и следствия.
Объяснять доверчивость Фернанду тем, что Михаил угощал его, было бы неверно: инструктор, насколько Михаил успел заметить, был не жаден и денег имел достаточно, да к тому же холостяк, копить не для кого. Скорее всего он слишком долго молчал, и вот при первом подходящем случае, сойдясь с человеком, непохожим на тех полулюдей, с которыми приходилось общаться много лет, Фернанду раскрылся, чтобы хоть один вечер отдохнуть душой. Других правдоподобных толкований Михаил не нашел…
У него уже набрались некоторые сведения, на основании которых можно было составить отчет для Монаха, отображающий истинное положение в колониальных войсках.
Дело же с Брокманом сильно усложнялось. По-видимому, встретиться с глазу на глаз им в ближайшее время не суждено, а затягивать пребывание в колонии не имело смысла. Но он еще не придумал, как отсюда выбраться.
Рассуждая о мести, Михаил приходил к выводу, что это действительно низменное чувство, но всякий раз возникал контрдовод: Брокмана необходимо обезвредить хотя бы уже потому, что он не человек, а опасный бешеный волк. Как еще можно назвать выродка, избравшего себе профессией убийство людей? Рассчитаться с убийцей необходимо. И если самосуд карается законом, то совестью своей Михаил его оправдывал. Правда, он не был твердо уверен, что рука его не дрогнет в решительный момент. Главным оставалось встретиться с Брокманом и через него выйти на след Гофмана. Но как это осуществить?
Михаил уже начинал изнывать от нетерпения: когда же наконец вернется оперированный инструктор, которого он подменял? Но тут произошло чрезвычайное событие.
Фернанду, забежав к нему во время дневного перерыва, сообщил, что срочно вылетает в джунгли, и что, по всей вероятности, вскоре Михаил будет иметь счастье видеть Брокмана - живого или мертвого.
Михаил привскочил с постели - он сидел, собираясь раздеться и лечь.
- Что произошло?
Но Фернанду выбежал, крикнув через плечо:
- Вертолеты ждут!
Надев белую панаму, Михаил вышел из дому, пересек под палящим полуденным солнцем пустынную кремнисто-твердую площадь, жегшую ноги даже через толстую кожаную подошву, и вошел в здание штаба.
Дежурный, с которым он был знаком, ничего толком объяснить не мог. Сказал, что с материка поступила на радио просьба о срочной помощи - кто-то там попал в беду, а кто именно и где, неизвестно. К радистам на второй этаж Михаил пойти не мог: туда нужен был особый пропуск.
Придя к себе, Михаил лег на кровать, не раздеваясь.
Вертолеты прилетели в 16.00. Михаил, услышав их шум, отправился в казарму, где размещались новобранцы: она была ближе к аэродрому. Те, кто сейчас прилетел из джунглей, обязательно проедут мимо нее, а Михаилу очень хотелось посмотреть на вернувшихся.
Ждать пришлось недолго. Вскоре на бетонке, ведущей от аэродрома, показались два джипа с туго натянутыми светло-песочными тентами. Они пронеслись мимо и скрылись в той стороне, где располагался лагерь спецкоманд. Михаил успел заметить, что в джипах на задних скамьях сидели какие-то лохматые, бородатые люди в оборванных пятнистых маскировочных униформах. И что-то белое мелькнуло - наверное, бинты, перевязки.
А минут через десять на дороге появилось еще несколько джипов. В переднем рядом с шофером сидел Фернанду. Он помахал Михаилу рукой.
Михаил не спеша зашагал к дому.
Скоро пришел Фернанду и сразу отправился под душ. Через открытую дверь ванной он рассказывал сидевшему у стола Михаилу о том, что произошло.
- Их пятеро было, в том числе твой Брокман… Базу заложили в джунглях недалеко от штаба… В разведку ходили, ловили момент. А момента нет и нет… - Он делал паузы, когда отфыркивался. - Сегодня утром на них набрел какой-то мирный негр с мальчишкой… Старик и мальчишка. Старика они застрелили, а парнишка удрал. Их накрыли. Они дали сигнал по радио сюда. Ну а дальше все ясно…
- У вас был бой? - спросил Михаил.
Фернанду не расслышал.
- Что?
- Бой был, говорю?
- Ерунда! Так, пугнули малость. Те не ожидали, конечно, что мы так быстро подоспеем, и держали эту бравую команду в осаде малыми силами - человек десять. Там между деревьями чистое место было, мы спокойненько сели, а нас тридцать человек - какой уж тут бой?
- А из наших, по-моему, кто-то ранен?
- Трое. И Брокман тоже.
- Тяжело?
- Ерунда, царапина… Касательное в левое предплечье… - Фернанду кончил полоскаться, закрыл краны. - Сказать по чести, будь моя воля - не стал бы я их оттуда вытаскивать…
- Брокмана в госпиталь отправят?
- Тут уж как он сам захочет, - не придав этому вопросу никакого особого значения, с обычным своим добродушием отвечал Фернанду. - Я ему, между прочим, передал от тебя привет.
- Он же меня не знает.
- Верно. Брокман так и сказал: кто еще такой?
- Если можешь, представь нас друг другу.
- Попробуем… Но мне это ничего приятного не доставит…
В тот же вечер Фернанду привел к себе Брокмана, а Михаил ждал их, уставив стол бутылками, джусом и стаканами. Брокман явился голый до пояса, на левой руке чуть ниже локтя - пухлый тампон, приклеенный пластырем. Дон говорил в Париже правду: Брокману на вид было лет тридцать. Волосы светлые. Загорелый не по-курортному, а скорее как дорожный рабочий: лицо ниже бровей, шея, руки до бицепсов - кофейного цвета, а торс и лоб - молочно-белые. Светлые волосы и черное лицо производили впечатление, будто смотришь на негатив. Михаил предполагал узреть нечто гориллоподобное, но перед ним был хорошо сложенный, красивый парень с несколько презрительной гримасой. На собеседника он не глядел.
- Привет, - по-немецки сказал Брокман, усаживаясь. - Меня зовут Карл.
- Привет, - ответил Михаил, радуясь, что этот тип не протянул ему руки.
- Говорят, вы меня знаете.
- Марк Гейзельс просил передать вам поклон.
- А-а, еще бегает, старый лис! Как он там?
- Мы виделись накоротке. Но можно понять, что он при деньгах.
- Гейзельс всегда при деньгах, - небрежно заметил Брокман. - Мы выпьем или будем смотреть на бутылки?
- Что вы предпочитаете?
- Покрепче…
Михаил взял большую бутылку джина, посмотрел на Фернанду, который стоял, опершись рукой о спинку стула. Фернанду кивнул. Михаил налил в три стакана. Выпили.
- Не сильно? - спросил Михаил, показывая на раненую руку Брокмана.
- Достаточно для того, чтобы смыться отсюда, - сказал Брокман.
- Значит, в Европу?
- Завтра же. Имею право. - Брокман повертел перед глазами пустой стакан. - И страховку получим.
- Вы счастливчик.
- Желаю и вам того же.
- Спать хочется, - сказал Фернанду.
Михаил обернулся к Брокману:
- В таком случае, может, перебазируемся ко мне?
- Благодарю. Надо отдыхать. - Он посмотрел на часы, которые были у него на правой руке.
И Михаил вспомнил слова патологоанатома, выступавшего в качестве судебно-медицинского эксперта: «Если удар был нанесен не сзади, то бил левша».
Брокман встал. Михаил решил рискнуть, как при разговоре с вербовщиком в лиссабонском агентстве по распространению печати.
- Один вопрос, Карл…
- Да.
- Вам не знакомо имя «Гюнтер Гофман»?
Казалось, над ухом у Брокмана выстрелили из пистолета: он вздрогнул.
- Почему вас это интересует?
- Видите ли, я когда-то, во время войны, служил с ним. Хотелось бы разыскать. Полагаю, сейчас у него другое имя…
- Правильно полагаете.
- Вам ничего о нем не известно?
- Последнее его имя - Алоиз. А фамилией я не интересовался.
- А где он сейчас?
- Был в Америке. - Брокман повернулся к двери. - Пока.
- Пока.