Десятилетиями выработанное правило не позволяло Михаилу делать окончательные выводы на такой зыбкой основе, как однократно поставленный опыт или тем более первое впечатление.
Один раз он уже видел, что худощавый субъект, которого Михаил считал шпиком, выслеживает как будто бы не его, а Брокмана. Чтобы окончательно в этом убедиться, надо перепроверить еще самое малое дважды.
После обеда, посмотрев в окно и заметив среди прохожих шпика, Михаил сказал Брокману:
- Пойду разомнусь немного.
- Купи немецкие газеты, - попросил Брокман. Сегодня они не покупали газет, потому что не спускались вниз.
Михаил зашел к себе в номер, надел теплую куртку и шерстяную лыжную шапочку, купленные им здесь, в Гштааде.
Выйдя из отеля на улицу, он не торопился уходить, так как необходимо было попасться на глаза шпику. Михаил закурил и стоял у подъезда с видом человека, прикидывающего, то ли пойти погулять, то ли вернуться, ибо погода была неприятная, сырая, хоть дождь и снег прекратились еще в полдень и небо очистилось.
Наконец шпик медленно проследовал по противоположной стороне, и Михаил заметил, как он метнул на него мимолетный взгляд. Его даже сомнения взяли: неужели это и впрямь шпик? Неужели кто-то мог послать в качестве соглядатая столь неумелого человека? Торчит весь день перед отелем, мозолит глаза.
Правда, по этой улице ходит весь наличный людской состав Гштаада, как местные жители, так и приезжие, но, право, нельзя же с таким прямолинейным усердием топтаться на самом виду.
Михаил демонстративно быстрым, широким шагом пересек мостовую и ступил на тротуар в тот момент, когда шпик повернулся, чтобы следовать в обратном направлении. Они чуть не столкнулись. Шпик посмотрел Михаилу в лицо и отвел глазки. Михаил пошел за ним, обогнал и зашагал к вокзалу.
Чуть ниже отеля улица изгибалась. Михаил миновал этот изгиб и остановился. Шпик за ним не шел.
Купив газеты и пройдясь за вокзал, он вернулся и опять увидел худощавого…
На следующее утро нога у Брокмана перестала болеть, и он намеревался выйти подышать свежим воздухом. Михаил отказался, сославшись на то, что плохо спал ночью и хочет полежать. Брокман пошел один.
Из окна своего номера Михаил наблюдал, как шпик, увидев Брокмана на улице, быстро вошел в их отель, - это было совсем непонятно. Ведь он должен следовать за своим объектом, то есть за Брокманом…
Но через несколько секунд все разъяснилось: худощавый появился из отеля в сопровождении человека в кожаном сером полупальто и зеленоватой шляпе. Они направились вправо, туда, где скрылся Брокман. Скорее всего второй коротал время внизу, за стойкой бара, куда ведет коридор с витражами, очень нравившимися Михаилу. Из бара, как узнал Михаил, другой коридор ведет в подсобные помещения отеля, в кухню и к выходу во двор.
Вот оно, оказывается, какое дело… Шпик-то не один… Вероятно, второй прибыл вчера или сегодня утром и не знает Брокмана в лицо. Сейчас худощавый покажет его своему напарнику…
Михаилу вспомнилось то место из исповеди Брокмана, где шла речь о первом его деле в Штатах и о том, как Алоиз заготовил для полиции ложный след - права на имя какого-то Ричарда Смита, брошенный автомобиль, пистолет, который Брокман брал только в перчатках и на рукоятке которого, так же как и на баранке машины, могли быть ранее оставлены отпечатки пальцев этого самого Смита…
Если и тут работает Алоиз, можно ожидать чего угодно. Людям, замыслившим убрать Брокмана, не составит труда разыграть все таким образом, чтобы натравить полицию на его постоянного спутника последних дней. Например, отправится Брокман с Михаилом в горы, там с Брокманом произойдет что-нибудь - под подозрением, естественно, окажется его товарищ. И прислуга в отеле, и многие в городке при необходимости подтвердят, что ни с кем, кроме своего неразлучного спутника, Брокман не общался, нигде не появлялся без него.
Все повернулось на сто восемьдесят градусов: человека, которого Михаил собирался покарать за смерть отца, он теперь должен оберегать и ради собственной безопасности, и ради дела.
Было ясно, что Монах готовит Брокмана к засылке в Советский Союз. Сопоставив исповедь Брокмана и зондаж Монаха насчет Павла - Бекаса - способен ли он убить человека, - нетрудно было сделать вывод, что Брокман посылается ради какого-то очень важного дела. Можно предполагать, что Монах собирается использовать богатый опыт Брокмана как профессионального убийцы. Значит, Брокман не должен пострадать здесь. Он будет на виду у полковника Маркова. Если тут его уберут, туда пошлют другого, кого он, Михаил, знать не будет. А это уже гораздо хуже…
Он не упрекал себя в непоследовательности, чувствуя, что жажда мести испарилась. И причина была в том, что он больше не испытывал к Брокману ненависти, а лишь глубокое чувство жалости и презрения одновременно. Он понимал, что это неуместно по отношению к типам, подобным Брокману. Но таково было воздействие покаянного рассказа Брокмана о той страшной жизни, которая выпала на его долю. Может быть, по разумению иного, это выглядело противоестественно, но Михаил относился к нему после его исповеди даже с сочувствием, и не как к человеку, а как к зверю - собаке или кошке. Ведь если хозяин приучил своего пса со щенячьего возраста кидаться на всякого, кто переступает порог дома, и если пес кого-нибудь в конце концов серьезно покусает, разве винить надо пса? Разве можно зверя привлекать к человеческому суду?
Мир, в котором вырос Брокман, сделал его таким, каков он есть. В этом мире каждый добывает себе пропитание тем способом, какой ему доступен. Брокман добывал убийством, и это так же в порядке вещей, как биржевые операции или священное право частной собственности. В сущности, Брокман не грешил даже против своей совести, если, конечно, она у него была, ибо действовал по законам общества, в котором имел счастье жить.
Да, по разумению иного, резкая перемена в отношении Михаила к убийце отца могла показаться неожиданной. Но Михаил и сам мог бы пройти по тем же кругам, которые завертели Брокмана, он достаточно долго и близко наблюдал среду, в которой формируются человекоподобные создания, похожие на Брокмана, он на себе ощутил ее растлевающую силу, и потому ему было доступно милосердие к тем, кто по слабости ли характера или по фатальному стечению обстоятельств дал себя сделать слепым орудием злой воли. В сущности, Брокман лишь возвращал миру то, что получил от него. Сказано же: и воздастся тебе… Библейские истины как палки - всегда о двух концах… Ханжи-моралисты, мнящие себя выразителями и хранителями духа свободнейшего, христианнейшего, благолепнейшего на земле общества, восстанут против такой трактовки, но Михаил хорошо знал настоящую цену проповедям апостолов, которые оплачиваются по той же графе, где числятся расходы на рекламу. Он знал, что прав…
Михаил, стоя у окна, увидел возвращающегося Брокмана. Он чуть прихрамывал. Через минуту в дверь постучали, Брокман вошел, сказал, присаживаясь:
- Рано выполз, нога болит.
- Иди-ка ложись, с этим шутки плохи. Вылежи денька три, - посоветовал Михаил.
- Пожалуй… У тебя какие планы?
Михаил, прежде чем ответить, посмотрел в окно. Один из шпиков, худощавый, был тут как тут.
- Надо бы в Берн съездить, отношения с банком выяснить.
- Бросаешь меня, значит? - уныло сказал Брокман.
- К вечеру вернусь. А ты, чтобы не скучать, позови доктора. Он, кажется, обожает коньяк. И в картишки перекинетесь.
- Спасибо за совет. Так и сделаю.
Проводив Брокмана в его номер, Михаил оделся и вышел из отеля. Шпик его видел, но следом не пошел…
Эта поездка в Берн послужила ему не только средством проверки. Он на всякий случай снял со счета в банке остаток своего вклада и таким образом порвал, выражаясь красиво, последние узы, связывавшие его со Швейцарией.
Переночевав в отеле на Цейхгаузгассе, Михаил следующим утром вернулся в Гштаад.
Возле их отеля дежурил мордастый тип в сером кожаном полупальто.
У портье, который вручил ему ключ, Михаил спросил:
- Двадцатый у себя?
Портье поглядел на соты полки, где хранились ключи.
- Да, у себя.
Михаил поднялся на второй этаж, стукнул в дверь Брокмана для приличия и, как делал всегда, тут же толкнул ее, но дверь была заперта.
- Кто? - услышал он раздраженный голос Брокмана и подумал: «Наверно, с девчонкой».
- Это я. Извини.
Ключ в двери повернулся, щелкнул язычок замка.
- Входи.
Михаил отказывался верить факту: Брокман, будучи один, средь бела дня сидел в запертом номере!
- Что так долго? Где был? - спросил Брокман таким тоном, словно Михаил обязан был отчитываться в каждом своем шаге.
- Дела задержали. Ты что взаперти сидишь? - Михаил старался скрыть, что прекрасно видит необычное выражение лица Брокмана, нервозность, сквозящую в его взгляде и жестах.
Брокман подошел на цыпочках (!) к окну, но стал не прямо против него, а сбоку, у тяжело свисавшей, собранной в крупную складку плотной шторы. Затем, посмотрев в щель между шторой и обрезом оконного проема, поманил Михаила пальцем.
- Иди сюда.
Михаил подошел, стал рядом.
- Смотри, - сказал Брокман, уступая ему позицию.
На противоположном тротуаре прогуливался мордастый.
- Ничего особенного не вижу, - сказал Михаил. - Что ты хочешь мне показать?
- Этого, в коже, видишь? - спросил Брокман.
- Ну и что же?
- Ты раньше ничего не замечал?
- Как-то в голову не приходило…
Брокман сел на кровать.
- Этот парень со вчерашнего дня здесь маячит.
Михаил тоже отошел от окна, закурил сигарету.
- А тебе-то что?
- Неспроста он маячит, - зло сказал Брокман.
- Считаешь, тобой интересуется?
- Все может быть…
- Тогда выйди сейчас же и выясни отношения.
- Черта с два! Если это ко мне, с ними не сговоришься. - Брокман посмотрел на часы.
- У тебя есть оружие? - спросил Михаил.
- Есть, но что от него толку? Я-то знаю, как это делается.
Не было смысла разубеждать и успокаивать Брокмана.
В голове у Михаила зрела одна идея.
- Вот что, - сказал Брокман обычным своим тоном. - Я говорил с хозяином отеля, он обещал посодействовать. Тут недалеко, километров десять или пятнадцать, есть небольшой аэродром. Оттуда можно улететь в Женеву или Цюрих. Если он договорится, поможешь мне?
Михаил глядел в стену и молчал. Брокман говорил правильно: из окна поезда Михаил видел недалеко от Гштаада посадочную площадку и на ней спортивный самолет.
- Посмотрим, - рассеянно отвечал Михаил.
- Значит, боишься? - Брокман покачал головой. - Правильно делаешь.
Михаил молчал.
- Надо было мне панцирем обзавестись, да все думал - не понадобится, - сказал Брокман.
- Да, с панцирем спокойнее, - согласился Михаил.
- Пистолет и панцирь - надежные друзья. Самые верные. - В голосе Брокмана звучала горечь. - Вернее всех живых друзей.
«Поздно же ты спохватился», - подумал Михаил, но сказал совсем иное:
- Стальная каска и бронированный автомобиль - тоже надежные друзья. А также коньяк… Не выпить ли нам?
- Нет, не хочу.
Михаил встал.
- Пойду в бар.
Он вышел. Шагая по толстому пружинящему ковру, услышал щелчок замка - Брокман запер за ним дверь. Но сначала он пошел не в бар. Он отправился к хозяину отеля, в его рабочий кабинет. Дождавшись, когда тот отпустил какого-то своего служащего, Михаил спросил, не может ли он получить в свое распоряжение автомобиль, чтобы уехать на нем в Берн. Хозяин подумал и сказал, что это можно устроить - он даст свою машину. Тогда Михаил попросил разрешения оставить машину в Берне - где ее найти, будут знать в отеле на Цейхгаузгассе. Он, разумеется, готов заплатить сколько потребуется. Хозяин поглядел в потолок, помолчал и назвал сумму, Михаил выложил деньги.
- Очень прошу, - сказал он, - пусть машина через четверть часа стоит во дворе.
- Хорошо. А в Берн за нею я пошлю Жоржа.
Михаилу было все равно, кого пошлют в Берн. Он распрощался с хозяином.
Спустившись в бар, Михаил увидел у стойки худощавого шпика - он расплачивался за сигареты - и отметил про себя: значит, тут организована прочная блокада. Судя по всему, Брокману ее не прорвать.
Он выпил рюмку дорогого коньяка. Бармен относился к Михаилу с большим почтением, ибо клиент, пьющий такой коньяк, достоин всяческого почтения. Михаил не смотрел на шпика, но чувствовал на себе его взгляд. По идее, которая уже окончательно созрела у Михаила, ему надо было вступить в контакт со шпиками, но чутье подсказывало не торопить событий. Они могли сами проявить инициативу, это было бы лучше…
В коридоре с витражами, которые так понравились Михаилу, он услышал за спиной частые шаги и обрадовался.
Шпик догнал его у входа в холл.
- Простите, на два слова. - Шпик говорил по-французски, голосок у него был тонкий, нежный.
- В чем дело? - Михаил остановился.
- Вы друг Карла Брокмана? - Он перешел на шепот, но Михаил не собирался с ним перешептываться и сказал громко:
- Мы вместе сюда приехали.
- Это я знаю, - прошептал шпик. - Говорите, пожалуйста, тише, там портье.
Михаил понизил голос, но ответил грубо:
- Не о чем мне с вами разговаривать.
Худощавый, который был ниже Михаила на полголовы, тронул его мизинцем за плечо.
- Еще два слова.
Михаил брезгливо дернул плечом, отступил на шаг.
- Поменьше болтайте. Мне некогда.
- Я вам советую: не сопровождайте Брокмана. Пусть он гуляет один.
Михаил смерил его презрительным взглядом, но стоявший перед ним субъект не обращал внимания на такие мелочи.
- Я передам ваши слова Брокману, - пообещал Михаил.
- Это меня не волнует, - быстро прошептал шпик.
Михаил отметил, что у шпика есть свое достоинство.
- А если я позвоню сейчас в полицию?
Шпик ответил не раздумывая:
- Не советую. Зачем вам ввязываться не в свое дело? Лишние хлопоты.
Спасибо хоть за то, что они не собираются сваливать вину за готовящееся убийство на него, Михаила. Он спросил:
- Что вы мне еще посоветуете?
- Если серьезно, то лучше отсюда уехать. На что он вам? Вы же не друзья.
- Откуда вы все так хорошо знаете?
- Мы много чего знаем.
Момент был подходящий, и Михаил приступил к выполнению своего плана.
- Услуга за услугу, - сказал он уже миролюбиво. - У меня к вам будет одна просьба. Но давайте пройдем в бар, если вы не против.
Худощавый улыбнулся.
- Такой разговор мне нравится больше.
В совершенно безлюдном зале они сели за столик в углу.
- Закажем чего-нибудь? - предложил Михаил.
- Нет, я на работе не пью.
- Разумно. Познакомимся?
- Друзья зовут меня Чарли.
- Я Мишель.
- Очень приятно. Так о чем мы будем говорить?
- Вы сказали, что находитесь сейчас на работе.
- Так оно и есть.
- Но вы ведь не государственный служащий.
Все это произносилось так, будто двое приятелей перебрасывались репликами от нечего делать, только чтобы скоротать время. При последнем замечании Михаила Чарли хихикнул.
- Это уж точно, не государственный.
- Значит, вы работаете на частное лицо.
- Вы как по бумажке читаете.
Михаил давно усвоил, что простота и убедительность подобных построений действуют на большинство людей располагающе. Разглядев своего собеседника поближе, он понял, что тот умом не блещет. Можно было брать вожжи в свои руки.
- В этой бумажке есть имя вашего хозяина.
Против ожидания, Чарли не удивился. Он, оказывается, тоже умел рассуждать просто, на что и надеялся Михаил, пуская свой пробный шар. Чарли сказал:
- Ясно, Брокман трепался.
Михаил пошел в открытую:
- Где сейчас Алоиз?
- А вам-то что?
Михаил сделался серьезным.
- Как вы думаете, Чарли, для чего я торчу тут с Брокманом?
- Это не мое дело.
- Мне нужно найти Алоиза, а Брокман не знает даже его теперешней фамилии.
Чарли немного растерялся от такого неожиданного поворота.
- Что-то не пойму… Вы знакомы с Алоизом?
- Был знаком лет двадцать пять назад, а потом потерял из виду.
На лице Чарли растерянность сменилась выражением, которое можно было прочитать так: «А что мы будем с этого иметь?» Но он хранил молчание, и Михаил открыл все свои карты.
- Скажите мне фамилию Алоиза и где его сейчас можно найти. Я дам вам за это пятьсот долларов и обещаю никому ни слова. Со своим приятелем, который сию минуту дежурит на улице, вам, наверно, лучше не делиться ни деньгами, ни…
- Стоп, - шепотом прервал его Чарли. - Деньги при вас?
- В номере. Сейчас принесу.
- Вы уедете сегодня же?
- Немедленно. Но с одним условием: не трогайте Брокмана в ближайшие сутки, чтобы я был вне подозрений.
- А мы его и не собираемся убирать. Он нам пока нужен живой.
- Это лучше.
Делая вид, что не торопится, Михаил закурил и не спеша отправился на второй этаж. Шпик остался сидеть за столиком.
На стук Брокман ответил не сразу. Пришлось постучать дважды.
- Кто?
- Я.
Войдя, Михаил отрывисто сказал:
- Собирайся.
- Куда?
- Во дворе стоит машина хозяина. Светлый «Ситроен». Ляжешь сзади на пол.
- Что ты затеял?
- Надо исчезать отсюда. Пойдешь через бар, потом через служебный ход во двор.
- Сколько у нас времени?
- Одевайся быстро. Вещи не бери.
К Брокману сразу вернулась уверенность в себе. Он спросил деловым тоном:
- Ты все продумал?
- Сейчас увидим. Буду сидеть в баре с одним из этих топтунов. Второй на улице. Спускайся быстрее.
У себя в номере Михаил наскоро уложил чемодан, надел куртку, вышел, запер дверь и спустился в бар, Чарли сидел за столиком лицом к входу. Следовало его пересадить, чтобы он не увидел Брокмана.
Поставив чемодан у стойки, Михаил попросил бармена получить деньги за выпитое и прибавить еще два коньяка. Бармен стал не спеша считать. Чарли вопросительно глядел в их сторону. Михаил поманил его пальцем. Когда он подошел, Михаил спросил, не против ли он выпить на прощание. Тот был не против.
Михаил рассчитался, взял рюмки и пошел к столику первым. Он сел на место Чарли, так что Чарли должен был сесть спиной к входу в бар и к двери, ведущей во двор.
Почти тут же появился Брокман. В этот момент Михаил вынул из кармана бумажник и начал медленно отсчитывать купюры по пятьдесят долларов. Потом, накрыв их салфеткой, пододвинул к Чарли.
- Запомните, - сказал тот, пряча деньги, - Алоиз живет в Париже, в отеле «Савой», под фамилией Гриффитс.
Выпили. Михаил встал.
- Благодарю.
- Пожалуйста.
- Пойду рассчитаюсь за отель, - сказал Михаил. - Посмотрите уж заодно и за моим чемоданом.
На этот раз улыбка Чарли не казалась Михаилу противной.
Михаил рассчитался только за себя, подумав при этом, что хозяину придется терпеть убытки из-за Брокмана.
Потом он попрощался с Чарли и вышел во двор, к машине.
…Все сошло отлично. Оставив автомобиль у хозяина отеля в Берне, Михаил и Брокман расстались в цюрихском аэропорту. Брокман тем же вечером улетел в Дюссельдорф. Михаил ночевал в Цюрихе. Им не велено было появляться в центре вместе. К тому же у Михаила оставался еще невыполненным последний пункт его плана.
…В семь часов вечера на следующий день Михаил спускался по трапу из самолета в парижском аэропорту Орли, а без четверти восемь звонил из кафе в городе Дону.
Дон явился тут же. Понимая, что Тульев не стал бы вызывать его так срочно по пустякам, он обошелся без вступительных вопросов о здоровье и прямо спросил:
- Что нужно сделать?
- Сколько тут пешком до «Савоя»?
- Минут десять.
- Пожалуйста, сходи и узнай, живет ли еще у них мистер Гриффитс.
Говорить Дону, что это надо сделать осторожно, не было необходимости.
Вернулся он через полчаса.
- На месте. Номер семнадцать, второй этаж. У него сейчас в гостях небольшая компания.
Михаил сказал с облегчением:
- Та-ак. - Помолчал и, облокотясь на стол, посмотрел Дону в глаза. - То, о чем я тебя хочу попросить, со стороны может показаться бесчестным.
- Но я смотрю не со стороны, - возразил Дон. - Лучше не теряй времени.
- Ты знаешь, как позвонить в Интерпол?
- Узнаю.
- Вот что надо им сообщить: человек, выдающий себя за Гриффитса, на самом деле Гюнтер Гофман, давно разыскиваемый преступник. Они сразу сообразят.
- И это все? - удивился Дон.
- Все.
- А ты меня пугал.
- Что ни говори, анонимный звонок.
- Во благо, во благо, - сказал Дон. - Посиди, я схожу позвоню.
Не успел Михаил выкурить сигарету, как Дон вновь появился в кафе.
- Порядок? - спросил Михаил.
- Страшно благодарили.
Михаил через стол хлопнул Дона по плечу.
- Спасибо.
Дон поморщился - мол, велика важность, нашел за что благодарить.
- Я тебе больше не нужен?
- Ты мне всегда нужен, - очень серьезно сказал Михаил.
В таких случаях Дон испытывал смущение.
- Ну ладно, я пошел, в баре сейчас самое горячее время.
Они попрощались. Михаил смотрел вслед Дону, пока за ним не захлопнулась дверь. Посидев еще минут двадцать, он отправился к «Савою» и успел как раз в самую пору: у подъезда остановились два полицейских автомобиля. Из них высыпала целая толпа: трое скрылись в подъезде отеля, трое остались на тротуаре у входа.
Михаил прохаживался по противоположной стороне улицы. Ждать пришлось недолго. Вскоре из отеля вышел плотный человек среднего роста, державший ладони сложенными на уровне лица: он был в наручниках. Его сопровождал полицейский. Двое других, надо полагать, остались в номере делать обыск.
Михаил имел право похвалить себя: военный преступник Гофман все-таки попался. Но Гофман - прошлое, а для будущего и для себя Михаил считал главным то, что он сумел вызволить Брокмана.