Сопоставление действий Уткина и сообщения Михаила Тульева о переброске Брокмана напрашивалось само собой.
Первым делом полковник Марков запросил сведения о прибытии в черноморские порты круизных лайнеров: тот факт, что в свое время Уткин прибыл именно на таком лайнере и, оставшись на берегу, отдал Михаилу свой пропуск для возвращения на борт, давал основания предположить, что история может повториться, тем более что тогда все сошло по видимости благополучно. Выяснилось, что греческий теплоход «Олимпик» прибывает в Батуми (с тем, чтобы затем отправиться в Одессу с заходом в Сочи и Ялту) 17 мая. Он везет двести пятьдесят туристов из различных стран Европы и Америки.
Элементарная эта догадка, если она окажется правильной, не противоречила всему остальному. Если Уткин встретит Брокмана и уйдет на «Олимпике» вместо него - получит объяснение и оправдание его многолетняя беспорочная жизнь в Советском Союзе, обретет смысл казавшееся бессмысленным существование агента-болвана.
И все бы получилось как нельзя лучше, если бы не одно непредвиденное обстоятельство.
Полковник Марков сам же сказал: «Мы еще не знаем, с какими целями посылали Уткина к Марии. Может, проверка Марии - только предлог, а главная задача совсем в другом», - следовательно, он допускал возможность возникновения каких-то неожиданных ситуаций. Собственно, то, что произошло, трудно назвать ошибкой. Просто приходится признать, что в данном эпизоде разведцентр оказался хитроумнее, чем полагали.
Был момент, который подтверждал правильность действий контрразведчиков: вечером того дня, когда Уткин прибыл в Батуми, в эфир выходил какой-то радиопередатчик, работавший в черте города. Этот факт, естественно, увязали с прибытием Уткина. Передача была очень короткой, почти мгновенной. Вероятно, послано сообщение: «Прибыл» или «Я на месте». А может быть, адрес.
Обратила на себя внимание резкая перемена в поведении Уткина. Если при поездке к Марии он не таился, не проверялся, то в Батуми сделался отшельником. Только раз он вышел из дому, чтобы посмотреть пассажирский морской вокзал. А потом - никуда. Старикам хозяевам он сказал, что неважно себя чувствует, еще не акклиматизировался. Они ходили на базар за продуктами для него.
Так продолжалось до 17 мая.
Чтобы правильно понять и оценить то, что произошло 17-го, необходимо протокольно точное описание. Для вящей точности мы прибегнем к необычному, но вполне законному приему: без скобок дано то, что не надо было скрывать, а в скобках - то, что действующие лица стремились сохранить в тайне.
«Олимпик» должен был ошвартоваться в Батуми в 10 часов.
Уткин проснулся в шесть. Побрился, умылся.
Прежде всего он разложил посреди комнаты чемодан, достал из него синюю пластиковую сумку и положил в эту сумку кое-что из своего белья - рубашки, майки, все неношеное, - затем «Спидолу» - ту, что была радиопередатчиком. На нее - все свои документы, пачки денег, а сверху еще кое-что из белья. Задернув «молнии», он сунул сумку в шкаф, закрыл чемодан и поставил его рядом с сумкой. Вторую «Спидолу» он повесил на плечо - вот когда начала работать на дело тайная покупка второй «Спидолы», которая в отличие от первой была обычным радиоприемником.
Затем постучал к хозяевам. Вышедшей в коридор старушке он сказал:
- Нателла Георгиевна, на почту надо, домой позвонить.
- Поправились? Ну, сегодня денек хороший.
- Хочу вас предупредить. Ко мне должен заехать друг, зовут Володя… Пусть тут распоряжается… Он ненадолго.
- Да хоть бы и надолго. Нам не тесно.
Комнату Уткин не запер…
До порта было пятнадцать минут ходьбы.
«Олимпик» встречали только автобусы «Интуриста», гиды и предприимчивые продавщицы цветов. Уткин на причал не вышел, ждал внутри вокзала, у входа.
Когда носовые и кормовые швартовы были закреплены на кнехтах, спустили трап, и на борту тут же началась несложная процедура, предшествующая переходу туристов с лайнера на берег. Пограничники - офицер и два сержанта, - которые для ускорения дела поднялись на «Олимпик» с катера еще в море, расположились у трапа, сержанты держали в руках длинные полированные ящички. Сходили группами по двадцать пять человек. Старший группы отдавал офицеру паспорта и предъявлял список туристов. Офицер передавал паспорта сержанту, а тот складывал их в ящичек. Затем туристы по одному подходили к трапу, пограничники вручали каждому пропуск, а контрольный талон, оторванный от него, оставляли у себя.
Первая группа минуты через три была уже на твердой земле. Пассажиров окружили цветочницы. Гиды стояли чуть поодаль, готовые приступить к своим обязанностям. Щелкали затворы фотоаппаратов, шипели кинокамеры, ярко светило солнце и ярко зеленела зелень. Все как полагается.
Всякому, кто наблюдал бы, как сходила эта группа, нетрудно было выделить в ней одного человека - мужчину лет тридцати пяти, который еще с борта искал кого-то глазами на берегу. Если бы к тому же наблюдающий знал в лицо Карла Брокмана, он бы нашел, что этот турист очень на него похож.
К группе подошла девушка-гид, поговорила со старшим, и тот по-немецки объявил номер автобуса, который их ждал. Группа двинулась нестройными рядами к автобусам, но не вся: озабоченный турист отделился и направился к зданию морского вокзала, из дверей которого показался Уткин со «Спидолой» на ремешке.
Тут с ним опять произошла перемена. Уткин отдал «Спидолу» туристу, и тот повесил ее себе на плечо. Пожав друг другу руки, они не спеша зашагали в город. Они мирно беседовали по-немецки, и вид у них был беспечный, словно у двух добрых приятелей, собравшихся в субботний день на футбол. Уткин то и дело смеялся.
Они приобрели в галантерейном ларьке холщовую сумку с изображением ковбоя в жеваной шляпе, синего, с перекошенным, как от зубной боли, лицом, затем прошлись по магазинам, и сумка наполнилась марочными винами.
(Между тем в третьей группе туристов на берег сошел Карл Брокман, числившийся в списке под чужой фамилией, - его уже никто не встречал, никто не приметил, так как все наше внимание отдано Уткину и его спутнику. Одет он был почти как Уткин, только рубаха была не голубая, а темно-синяя. В одной руке он нес кофр, какими пользуются фотокорреспонденты, в другой держал пиджак.
Покинув свою группу, отправившуюся к автобусам, Брокман, не теряя времени, сел в обычный рейсовый автобус и проехал пять или шесть остановок. Потом сошел.
Без четверти одиннадцать он вошел в дом, где остановился Уткин, - адрес, сообщенный в разведцентр радиограммой, он запомнил, уходя в последний раз с виллы Монаха.)
- Добрый день, - сказал Брокман открывшей дверь Нателле Георгиевне. - Если не ошибаюсь, у вас остановился Владимир Уткин.
- Да, да, проходите, пожалуйста, - ласково пригласила она. - Вас ведь тоже Володей зовут? Будьте как дома, вот его комната. Он сказал, на почту пошел, позвонить.
- У меня кое-какие дела. Ничего, если туда-сюда ходить буду?
- О, пожалуйста, - поспешила успокоить его Нателла Георгиевна. - А хотите, я дам вам ключ от квартирной двери? У нас есть запасной.
- Не надо.
- Ну располагайтесь. - И она ушла к себе.
Брокман оглядел комнату Уткина, заглянул в шкаф, достал сумку.
Затем вынул из кармана плотную, как картон, карточку - это был пропуск на «Олимпик», Брокман сунул его в карман висевшей на спинке стула коричневой куртки Владимира Уткина.
Оставалось лишь переложить в сумку содержимое кофра. Сделав это и оставив кофр в комнате, Брокман взял сумку, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и покинул квартиру.
На поиски машины, которая шла на Тбилиси, ему потребовалось всего несколько минут.
В то время как Брокман выехал из Батуми в столицу Грузии, поразительно похожий на Брокмана турист и Уткин, нагрузившись покупками, пришли к Уткину домой.
Нателла Георгиевна сообщила, что приятель заходил, но тут же куда-то исчез. Уткин сказал:
- У каждого свои заботы.
В комнате он первым делом проверил карманы куртки и, найдя пропуск на корабль, положил его себе в карман брюк.
- На паспорте фотокарточка твоя, - сказал турист.
- Знакомая история.
Говоря так, Уткин имел в виду историю своей засылки в Советский Союз. Тогда он сходил на берег и уступал свое место Михаилу Тульеву, и на его паспорте, который сдавался пограничникам, было наклеено фото Тульева, чем-то напоминавшее его собственные черты.
Они посидели немного, покурили и покинули квартиру, оставив все вещи и не простившись с хозяевами.
Непредсказуемо вели себя Уткин и турист, особенно последний. По всем правилам, он бы должен был остаться, раз уж ему в этой ситуации отвели роль Брокмана. А он вместе с Уткиным, дождавшись, когда к трапу подошла большая компания вернувшихся с экскурсии пассажиров «Олимпика», присоединился к ним и поднялся на борт. Никаких недоразумений не последовало.
В том, что произошло, полковник Марков видел собственную ошибку, о чем он прямо сказал Павлу, когда они встретились ночью на загородной даче.
- Грубой ошибки вроде нет, - попробовал смягчить выводы Павел, впрочем, без всякой убежденности.
- Мы могли бы предусмотреть незатейливый фокус с этим третьим, - возразил Марков.
Павел упорствовал:
- А может, это не третий? Может, Брокмана и не было?
В другое время Марков, наверное, употребил бы здесь ядовитую шуточку, но сейчас не считал это уместным.
- Для чего же, объясни, Уткин делал все так демонстративно? Буквально лез на рожон… И не рано ли мы ослабили наблюдение за квартирой, где он остановился?
Павел пожал плечами и ничего не ответил.
- Молчишь? - сказал Марков и посмотрел на часы. - Насчет того, третий это или не третий, узнаем утром. Одно могу сказать тебе совершенно точно: перед Иваном Алексеевичем мне было бы вот как стыдно. Наш с тобой новый начальник попервости еще с нами деликатничает, а мы достойны… достойны…
Упоминание об их прежнем начальнике - генерале Иване Алексеевиче Сергееве, при котором Павел поступил в управление, который вел их столько лет и вдруг скончался от инфаркта минувшей зимой в свои неполные пятьдесят семь лет, - сделало настроение еще более печальным. Стараясь стряхнуть его, Павел начал размышлять вслух:
- Ну, допустим, Уткин с этим типом выставляли себя напоказ, чтобы отвести внимание от Брокмана. А тот, конечно, не терялся…
Марков смотрел на него не перебивая. Павел продолжал:
- Если так - плохи наши дела. Значит, Уткин и вправду ездил к Марии, чтобы провериться. Пора подавать рапорт по собственному желанию. Срисовал меня Уткин, а я-то сам себя нахваливал: мол, чистенько сделано, Уткину даже ни разу не померещилось.
- Ты не один был, - напомнил Марков.
- Что об этом толковать? Теперь надо дальше глядеть, а мне, если честно, и заглядывать тошно.
- Расплакался, - проворчал Марков.
- Но ведь все летит к черту! - не выдержал Павел.
- Почему же?
Павел выставил растопыренную пятерню и начал загибать пальцы:
- Брокман ушел - раз. Уткин меня раскрыл - два. Что с Михаилом будет - три.
Эта вспышка словно придала Маркову спокойствия.
- Тебя он мог и не видеть.
- Раз он ездил ради проверки, значит, они раньше подозревали. Одним узлом все связано.
- К тебе они никогда особого доверия не питали.
- Я-то ладно. Что будет с Михаилом?…
- Посмотрим. Возможно, придется отзывать. Ему и здесь дела хватит. А Брокман, что ж… Мы не с пустыми руками… Давай-ка спать, подъем - ни свет ни заря…
Они разошлись.
Полковник Марков говорил верно - у них в руках кое-что имелось. Главное - фотографии Брокмана, сделанные Михаилом Тульевым. Были также известны некоторые привычки Брокмана. Правда, судя по всему, надежду на то, что Брокман будет жить по документам Владимира Уткина и использовать тщательно подготовленную им легенду, придется оставить. Какой же нелегал станет скрываться под «крышей», которую знают в контрразведке и которую видно за тысячу километров?
Но, во-первых, разыскивали людей и при менее определенных приметах, а во-вторых, все значительно ускорится и облегчится, когда Брокман начнет действовать. Можно было рассчитывать, что он прибыл в страну не для того, чтобы, подобно Уткину, зарыться в нору и тихо сидеть месяцами и годами…
Как и обещал, Марков разбудил Павла рано - не было еще и шести. Утро выдалось солнечное, на голубом небе - ни облака. И настроение у них немного поправилось.
Пока Павел делал на поляне зарядку, Марков звонил в Москву. Но весть из Батуми пришла только через час, когда они уже позавтракали. Худшие предположения подтвердились: Нателла Георгиевна, хозяйка квартиры, где останавливался Уткин, рассказала навестившему ее сотруднику КГБ, как приходил накануне друг ее жильца Володя. По ее довольно подробным описаниям, это был Брокман, хотя не все особенности внешности точно совпадали.