Хищение! Семантическая окраска этого слова сразу же вызывает в сознании образ коварной и жестокой твари, наподобие щитомордника или сальвадорского варана. У этой мерзости раздвоенный язык, ядовитые кривые зубы, рыбья чешуя и ледяная кровь. Ее добыча, пожираемая с хрустом, а равно заглатываемая целиком — пушистые добрые кролики с розоватыми на просвет ушами, белые мышки, доверчиво стреляющие по сторонам глазками-бусинками да легкомысленные воробышки с крошечным трепетным сердцем.

Но стоит взглянуть на ассоциативный портрет расхитителя из мира людей. Кто эта гнида? Конечно, завскладом, в тяжелую военную годину торгующий из-под полы тушенкой, мукой и сахаром. Шатающиеся от голода вдовы с запавшими глазами несут мордатому (он в добротных белых валенках и мерлушковой шапке, как в комедиях Гайдая) гравюры Дюрера, фамильные брегеты и столовое серебро. Деньги не в ходу — резаная бумага. Только натуральный обмен. Брезгливо разглядывая бабушкин перстень с трехкаратным изумрудом чистейшей воды, завскладом, дыша луком и свежим деревенским первачком, к шматку сала добавляет стакан пшёнки: «Помни мою щедрость, приходи еще». Сволочь, тыловая белобилетная крыса, заслуживает стенки. Что характерно — ворует у государства, используя временные трудности, но не брезгует и людишками.

Ну, а коли не война? Мирное советское время. Население относительно сыто, худо-бедно одето и даже имеет по шесть соток. Тушёночных шакалов потеснили товароведы, заведующие обувными секциями, директоры автосервисов и прочие комиссионные жучки, оптимизирующие товарооборот в природе. Народились цеховики: по западным меркам они блистательные управленцы, но по советским — махровые спекулянты. Само собой, временные трудности (да, пока такие сохранились) им всем на руку. Похищают, как заведено, у государства, но деньги уже в обороте, купюры с Ильичом немного прибавили в весе. Выродки заслуживают по десятке на душу населения, таков закон. А если в деле появились доллары и золотишко, то… Верно, по-прежнему стенка. Да бывает же и задним числом приговор, как валютчику Яну Рокотову. Но тот попал под хрущевский гнев, под «раздачу», не уберег себя. А тысячи и тысячи других, помельче да поопасливее, — сохранились. Они, как лишайник зимой, — чуть потеплело и повылазили.

Диковатые девяностые и нажористые нулевые. Резина для «жигулей», Sharp «три семерки» или шифер на дачу? Не актуально. Закопанные на даче жестянки с бриллиантами и записанные на тещу мерседесы окончательно ушли в прошлое. В ходу иной товар, случилась приватизация, теперь можно все. Расхищают нефтегазовыми провинциями, никелевыми рудниками, квадратными километрами заповедных земель и миллиардными государственными гарантиями, регулярно выделяемыми для этого пира. Уворованные доллары под плинтус не помещаются, приходится создавать банки, фонды и корпорации. Удобнее всего компании с госучастием — вроде не для себя берешь, а для государства. Берешь у него же — других источников с таким гигантским потенциалом обогащения не существует. Это и не хищение вовсе, а валовый продукт и прибыль. Денег оказалось так много, что нарушать закон не требуется. А когда такая необходимость изредка возникает, тогда закон переделывают, подминают под себя или игнорируют. Да и сам закон вдруг застеснялся и сдал пугливым рачком назад: побойтесь бога, какой расстрел?! «Двушечка», притом условно, невзирая на вереницу нулей в сумме хищения. И закрыли тему, хватит «кошмарить» бизнес. Поддерживать его надо, особенно крупный.

Допустим, ты президент компании «Росойл» и тебе маловато ежемесячного дохода в пятьдесят миллионов рублей. На жизнь-то хватает, но без личного бизнес-джета Gulfstream G550 служение Родине буксует, без огонька идет. Самолет, конечно, есть — Bombardier Global 6000. Но вот какая штука: на таком же летает жена вице-премьера Игоря Ивановича Привалова, возит своих вельш-корги на выставки. Летать на таком же — это как в одинаковых часах явиться на прием к Президенту. Как ни крути, а надобно покупать новый. Ибо сказано: «Подавлять желания вредно для здоровья».

— Нет проблем, господин Млечин, — говорит тебе совет директоров, в который входит и государство. — Вот, сделай одолжение, прими годовой бонус в миллиард. Постой, ты ж два года не получал? Извини, тогда три миллиарда. Да ты бери, бери, не стесняйся, у нас еще много. Подоходный не забудь заплатить. И партвзносы, ха-ха! — шутит государство.

— Учту. Так и быть, надо — значит, надо, — краснея от смущения, отвечает Млечин. И берет. — Только вот что. Можно, я не буду эти сведения предавать огласке?

— Да не вопрос. Ты ж, Игорь Иванович, не чиновник, верно? Имеешь право публично не распространяться об этом. Ну и мы тоже никому не скажем.

— А слышали, тут премьер-министр постановление придумал, — бледнея от обиды, ябедничает Млечин, — чтоб я про свои доходы доложил всей стране. Представляете? А время-то неспокойное.

— Хм. И правда, стрёмная петрушка получается. Знаешь, что? Мы с ним побеседуем и все утрясем. А ты иди, иди, там у тебя шельфы простаивают.

Или, к примеру, ты заступил на трудовую вахту в качестве президента концерна «АвтоТаз». Тяжелая работа, пока вникнешь да разберешься — полысеешь, тут же одних банкетов и презентаций по сто штук в месяц. Не успел вникнуть — звонок! Ты срочно, до зарезу нужен в другом месте, типа губернатором, что ли. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, сдавай дела. Хорошо, но одиннадцать месяцев числился президентом концерна, как ни крути? Числился, есть такое дело, шила в мешке не утаишь.

— Поэтому вот тебе, господин Партяков, полтора миллиарда выходного пособия. Заслужил! — радостно оживляется совет директоров, куда государство тоже затесалось.

— Да я вроде и не успел эффективно развернуться, мало сделал для страны и особенно для отечественного автопрома, может, на миллиард всего? — отнекивается осторожный Владимир Владимирович.

— Много сделал, не скромничай, — настаивает совет директоров. — Прилетал сюда три раза? Прилетал. В бумагах числился? Числился. Кабинет с обеденным залом и тренажерной комнатой имел во-о-он в том синеньком здании? Имел. У нас все подсчитано. Вот и бери, не кобенься.

— Право слово, мне как-то неловко… Ладно, возьму, чтобы вас не обидеть, — смиряется с неизбежным Партяков. — Но вот я интересуюсь, квартирку служебную можно оставить себе?

— О чем разговор, конечно! Тебе, кстати, еще одна хата в Москве положена и служебная резиденция в Горках-10, а также вертолет. А! еще фотка с Президентом! Володь, да ты иди, иди, нам тут надо с забастовкой рабочих разбираться, их на трехдневку какой-то козел перевел, а они жрать хотят. Будь другом, кликни там мужика, за дверью стоит. Андерссон, что ли.

Наталья развеселилась, фантазируя на тему промискуитета олимпийских небожителей и власти. Возможно, этому способствовала третья рюмка коньяка или хорошее настроение. А все-таки интересно, почему так в России? Законы есть, но какие-то пластилиновые. Прав был старик Михаил Ефграфович, хоть и вице-губернатор.

Тут ведь как? Надо быть порядочным человеком, чтобы наживаться исключительно по закону. И скромным, чтобы в меру, по совести. Млечин и Партяков — порядочные и скромные люди, в этом нет никаких сомнений. Ну, а оступишься, так тебя за лишний миллиард пожурят, как за стакан семечек, и рукой махнут — гуляй дальше.

Предположим, ты в поте лица трудишься в частном секторе, владея сетью мебельных салонов. Опыт управления имеется, связи кое-какие, да и лицо породистое, мясистое — собою виден, статью хорош, орел! Главное, родился в Ленинграде и женат счастливо, на дочери Соратника, вот же как совпало! Государству такие кадры нужны, давай-ка, брат, иди министром. Да нет, какого еще сельского хозяйства, за кого ты нас принимаешь? Вот, хоть бы и министром обороны, а что? Образование подходящее — институт торговли. В минобороны тоже торгуют, и широко, не знал? В общем, правильное, взвешенное решение.

«Маршал Табуреткин» — так окрестят нового министра обороны кадровые офицеры, со здоровым подозрением относящиеся к тридцатилетней давности двухмесячным офицерским курсам, где лейтенанту запаса Мордюкову один раз дали подержать автомат. Но у военных всего одна извилина, и глубинной сути реформ они не понимают. Эти мизерабли банкетку ар-нуво арденского дуба с обивкой из крайней плоти кита называют «диванчик»! А реформы надобны такие — создать новое обмундирование, да придумать бригады вместо дивизий. Сказано — сделано. Ах, бригады в девятнадцатом веке уже придумали в Российской императорской армии? Не страшно, пусть опять будут.

Потом что-то пошло не так. Мордюков-Табуреткин досадно промахнулся в кадровом вопросе — подсунули неуравновешенных женщин с влажными глазами, да еще и на генеральские должности. Женщины на радостях выдумали «Оборонсервис», что-то напортачили, и с баланса военного ведомства исчезли десяток турбаз, охотхозяйства, заповедники, пять стрельбищ, три полигона да кое-какие здания, как в центре Москвы, так и за ее пределами. Ошарашенный Следственный комитет посоветовался с Кем Надо, сделал стойку и аккуратненько потрогал свежую кучку. Натурально, запахло. Старшая женщина принялась плакать, рисовать картины про любовь и сочинять стихи про маму. Иногда и наоборот, что вселяло тревогу — от греха подальше ее взяли под домашний арест, чтоб не наглоталась таблеток. Однако как быть с министром? Не сажать же его на нары из-за ерунды с бабами? Он же тьму тьмущую государственных секретов знает, что делать с этим чемоданом без ручки? Да назовем его доверчивость халатностью! Семьдесят лет Великой Победы на носу, под эту лавочку и амнистируем. А поскольку амнистирован, то чист и снова в строю.

— Мы тут покумекали насчет тебя, Анатолий Эдуардович, и вот что придумали, — говорит ему государство, брезгливо отряхивая с охотничьего костюма перья стерха. — Раз ты слаб на передок и не помнишь, что там подписывал, иди-ка пока в корпорацию «Ростех». Хорошее место, там все наши.

— Why not? — быстро и по-военному чётко отвечает бывший министр, смекнувший, что его скромное молчание в ходе следствия было оценено по достоинству и мордовская зона подождет. — А кем идти-то?

— Ой, что ты как маленький? Придумай сам, ты же умный! — ворчливо отвечает государство.

— А можно на должность индустриального директора по авиационному кластеру? — осторожно интересуется любитель влажных глаз.

— Вот прямо сейчас придумал? — восхищается государство. — Индустриального? Ну, красавец, не ошиблись мы в тебе. Кластер — можно, ты только к самолетам там не подходи, хорошо?

— Ага. Но тут у меня проблемка, — холодея от своей смелости, бывший лейтенант запаса идет ва-банк. — Неадекватные люди в Генштабе возбухают, требуют наказать по закону. Я опасаюсь. У них же спецназ ГРУ, танки и вообще… Дозвольте резиденцию оставить? И охрану. И гараж с машинами. Ну и вертолет, конечно, а то у Партякова…

— Спецназ, говоришь? Охрану, конечно, жалко, если что… Резиденция, это которая в Раменках, на Косыгина? Пятнадцать гектаров? Да хрен с тобой, оставь. А вертолет — обойдешься. И ступай с богом, некогда нам. Видишь — военным надо квартиры строить, а какая-то сволочь все деньги расхитила. Не отвлекай.

— Благодарствую. Айн момент, тут вот еще просьбочка, — развивает наступление наглеющий на глазах военачальник, — нельзя ли женщину отпустить? Ее в колонии пытают матрасами, пилку для ногтей не дают. Заговариваться стала. А ведь не при делах она, хотела, как лучше. У нее батарейки в калькуляторе сели, вот и вышло недоразумение. Пожалейте?

— Ты, маршал, прямо на ходу подметки режешь! Как не понять — женщина справная, дело житейское. Так и быть, забирай. Но золото пусть отдаст. Сколько там, пятьдесят килограммов? Ага, вот пусть двадцать вернет, и бриллианты не выковыривать, проверим! Иди уже. Стой! Печать положи на место. Свободен.

Сенатором тоже неплохо, гуляй — не хочу. Правда, иногда вызывают «куда надо» (да ведь известен тот адрес, десятки лет не менялся — Москва, Старая Площадь, дом 4) и объективно разбираются.

— Вы Андрей Владимирович Липучкин?

— Так точно!

— Кем работаете, где?

— Сенатором. Виноват, депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации! Был с утра…

— Вы тут не паясничайте, — раздражается государство. — Лучше объясните, по какой причине финансовую дисциплину нарушаете?

— Да это не мои нефтебазы! А портовый терминал я еще в том году… — нервно реагирует авторитетный предприниматель Липучкин, известный в определенных кругах под кличкой Скотч.

— Какие, на хрен, нефтебазы? Чего голову морочите? — багровеет лицом государство. — Финслужба верхней палаты с ног сбилась вас искать! На депонент вашу зарплату четвертый год переводит. Почему не получаете?

— Ох, ты ж, твою маман! Пардон. Я не знал. Вот прямо сейчас поеду, век воли не видать! Можно водички? — облегченно суетится Скотч. — А много там?

— Я точно не знаю. Может, миллионов пятнадцать.

— Евро? — хозяйственно интересуется обладатель состояния в пять миллиардов долларов.

— Вы точно Липучкин, гражданин? — каменеет государство. — Паспорт предъявите. Нет, не этот, российский. Так, та-ак. С виду производите впечатление вменяемого человека, Андрей Владимирович. И дети есть, смотри-ка, девять штук! Это хорошо. Давайте поступим так: вы там в своей области… Белгородской вроде? Вот, поглядите на карту, чтоб не перепутать. Запомнили? Так вот. Всем ветеранам войны подарите по машине. На круг семь тысяч машин. Ясно?

— Куда яснее, — скучнеет Липучкин. — Надеюсь, Отечественной войны? Это все?

— А вы что, сильно торопитесь? Да вы присаживайтесь. Не волнуйтесь так, пока на стульчик. Не надо двигать, прикручен, — усмехается государство, расправляя складки кимоно. — Дальше слушайте. Стадион построите. С инфраструктурой, ледовой ареной, гостиницей, в общем, хороший. На сорок тысяч мест. К восемнадцатому году чтоб готов был. Спорт — это скрепы. Согласны?

— Еще какие! Само собой, всенепременно построю, я и сам собирался предложить! — вытирает вспотевшие ладони сенатор, на которого только что даром свалился квадратный километр земли в областном центре. — Можно, я там рядышком два магазинчика еще поставлю? Ну, знаете, гречку старушкам продавать, кефир, пармезан с крабами и все такое.

— Неплохая мысль. Исправляетесь прямо на глазах, — добреет государство, оглаживая галерное весло. — Что, нравится? Красное дерево, ручная работа. С Арарата привезли. Так вот, о чем это я… В Совет Федераций можете не ходить еще пару лет, а там поглядим. Что? Кнопки нажимать? Да уж справимся как-нибудь без вас.

Немного смешно и очень грустно. Да откуда ей знать, как было на самом деле? Ведь не показывают, не говорят? Наталья строго поглядела по сторонам — остывший чайник, уполовиненная бутылка коньяка да жирафы с гиенами на экране. Там удав доглатывал какую-то дрянь с розовыми лапками. Экранная реальность смахивала на правду, но представления об окружающем и сиюминутном общественно-политическом ландшафте не давала. По эту сторону было спокойнее, однако присутствовал непорядок — бутылочку надо левее подвинуть, вот так. Понимания вселенной не прибавилось, а иных источников информации в распоряжении Сапаровой не было — из «Ленты ру» и прочих «РБК» до народа доходят крохи, не говоря уж о ТВ. Целостная картина не складывается. Вдруг Млечин и Партяков строят детские сады и хосписы, но из скромности не говорят про это, скрывают?

Помешивая ложечкой чай, Сапарова пыталась понять вот что: как ей, фактически преступнице, относиться к власти, государству, закону? Как поступают чиновники — ясно. Для государства у них есть сговорчивость, покладистость, послушание. Для закона предназначена специальная статья ассигнований. Для народа наготове брезгливая аккуратность, народ — он вроде гонореи, очень распространен и чрезвычайно привязчив. Помимо справедливости ему же и деньги еще нужны, вот какая штука. Хорошо, что на днях вышло послабление, и с деньгами все разрешилось. Сам премьер-министр огласил народу обескураживающий своей простотой рецепт: «Денег нет, но вы держитесь».

Может, успешное существование на одной территории государства и личности связано с покорностью? Прояви ее, склони голову или раздвинь ноги (это дело вкуса и обстоятельств) — и все сложится? А не факт. Вот, к примеру, старый институтский приятель Борисыч (недавний полицейский, а ныне пенсионер) при случайной встрече поделился дополнениями к «объективным» и скудным сведениям о трехзвездном генерале Рейдере, директоре Федеральной службы исполнения наказаний, главном тюремщике страны. Удивительно, что про пьяного лейтенанта ГИБДД, попавшего в ДТП, телеканалы трубят неделю. А тут как воды в рот набрали, отчего так?

Рейдер был человеком долга, безупречной репутации (иначе — кто б его назначил?), с высочайшим чувством ответственности, но со скрытым до поры изъяном — сызмальства полюбил власть и пристрастился к ней, словно озабоченный пекинес к плюшевому медведю. А на определенном управленческом уровне это для карьеры губительно. Медведя-то можно, а властолюбие чревато.

Поначалу все пошло славно — продав за пятьсот тысяч евро элитную служебную квартиру в областном центре (да, в Излучинске), Рейдер переехал в столицу. Осмотрел кабинет на Житной, бдительно проверив его на «жучки». Примерил на обширное туловище новенькую форму, поправил свежий «Орден Почета» и принялся лично, с видимым удовольствием инспектировать колонии. Нагоняя черной жути на начальников учреждений, с немецкой педантичностью трогал своими руками тюремную баланду и наглядную агитацию в местах заключения. «Через губу», словно британский аристократ с мелкими пакистанскими чиновниками, разговаривал со старшими офицерами, увольняя их после десятилетий безупречной службы одним лишь колыханием тройного подбородка. Повыгонял всех своих заместителей да набрал других, доверенных. Одному из них и поручил деликатное дело — изготовление электронных браслетов для заключенных. Власть властью, а — поиздержался.

Расхитители научились пользоваться бассейнами на крышах средиземноморских особняков, австрийскими горнолыжными трассами, миланскими распродажами и тайскими транссексуалами. А раз так, то надо признать, что они, безусловно, соответствуют представлению цивилизованного и гуманного общества о своих умных и дальновидных лидерах. Следовательно, такие лидеры должны называться грамотными управленцами, кризисными менеджерами и опорой государства. Однако науку организованной преступности — распределение ролей, иерархию, легализацию награбленного, конспирацию и сокрытие следов — освоить удалось не всем. Кандидат юридических наук Рейдер похитил три миллиарда способом настолько идиотским, что пятиклассник, сперевший булку из школьного буфета, по сравнению с генералом мог считать себя профессором Мориарти. А еще Главный тюремщик вообразил себя неприкасаемым, да и в соратники, как выяснилось позже, набрал всякую шваль.

Генерал любил ни к селу, ни к городу ошарашивать подчиненных силлогизмами, цитатами и поговорками. Острый был человек, наблюдательный, цепкий. Это сейчас (как пояснил Наташе институтский приятель), перед видеокамерами на скамейке в зале Пресненского районного суда, Александр Александрович Рейдер — овощ, смирный диабетик и пенсионер. А раньше, на трех «галендвагенах», да с личной охраной из шести мордоворотов с «кедрами» — зоркий сокол, надежа, фигура! Тогда, еще не в зените своей карьеры, но уже близко к нему, давая однажды профилактический нагоняй узкому кругу приближенных (а Наташин приятель — на задворках кабинета), генерал высказался, давая «зеленый свет» репрессивным кадровым решениям:

— Если в борделе падает выручка, то надо не койки двигать, а персонал менять! Свободны. Думайте.

Поговаривают, что еще полковником Рейдер сформулировал свою личную кадровую политику. У нее, родимой, было три постулата: преданность, личная преданность, беззаветная личная преданность. С политикой вышла неувязочка, генерал просчитался. Да и параллели с публичным домом не всем по нраву пришлись. А события уже в бытность Рейдера на новой должности развивались вот как.

Интеграция GPS трекера и абонентского терминала сотовой связи — идея далеко не новая. Все автобусы в Европе, магистральные грузовики в США и даже коровы в Аргентине штатно оснащались такими устройствами позиционирования с начала столетия. Избавленный от лишних функций, гаджет размером с крупные наручные часы и в климатическом исполнении IP-68 идет по розничной цене долларов за сто, не больше.

Браслеты предполагалось заказать в китайском Шеньжене оптом, подешевле, за восемьдесят баксов. Для получения многотысячного заказа китайцы наперегонки бросились снижать цену и опустились до шестидесяти трех. Поднапрягшись, Управление инженерно-технического обеспечения обосновало закупочную стоимость приборов — пятьсот долларов. Служба Тыла поправила: надо изыскать резервы и брать по тысяче, ведь гибкую систему наценок никто не отменял. Тут вмешался генерал, и разъяснил очевидную нелепость. В самом деле, справедливая цена одного изделия инновационной разработки ведущих российских ученых (которые только коробки из картона резали) не может быть ниже ста двадцати восьми тысяч рублей. К месту пришлось и рацпредложение — в силу явной избыточности от начинки отказаться, красивый браслет из жесткой черной пластмассы дисциплинирует поднадзорных сам по себе.

Чтобы не объявлять госторгов, создали ФГУП и стали закупать у него, как у единственного поставщика по цене, которую сами и придумали. Комбинация немудреная: верный клеврет Рейдера, начальник Тыла Кривоногов так заготавливал тушенку для заключенных. Приобретал банки с хвостами да копытами по сорок рублей за кило, продавал по двести пятьдесят. Будучи совестливым и честным человеком пометку «высший сорт» не ставил — только первый. А для себя рассудил — это ж не людям, а зекам. Ну, и с браслетами постановили не приумножать сущностей. ФГУП получал трекеры от китайских партнеров через подставных лиц, затем цепочка компаний-однодневок решала проблему кэша. Деньги хлынули рекой. Расторговались славно — первый откат Рейдер, обнаглев, потребовал прямо к себе в кабинет. Руководитель секретариата нечасто видел посетителей, заходящих в кабинет директора ФСИН с чемоданом на колесиках, будто в зал отлета. Ну а куда деваться, купюр достоинством сто тысяч рублей пока не придумали.

Неожиданно какая-то гнида, наверняка из уволенных (вот когда аукнулось), поделилась смутными подозрениями с Кем Надо, поползли слухи. Никогда такого не было, и вот опять! Кто Положено (не исключено, что по наводке Того, Кому Надо) подписал указ об отставке и встревоженный, но не утративший доверия Рейдер на всякий пожарный отбыл подлечиться за рубеж. Возбудили дело, и браслетную камарилью взяли чохом. Дезориентированные подельники принялись деятельно раскаиваться в содеянном, признательно показывать и активно сотрудничать, то есть наперебой сдавать друг друга с потрохами. Но генерала лукавое следствие объявило свидетелем, а потом вроде как и забыли о нем. На годик.

Все бы ничего, но не сиделось Александру Александровичу в Израиле (что кинуло туда поволжского немца — загадка). Тянуло день рождения на Родине отметить. За свою карьеру всяко валявший Фемиду, словно конюх — барыню с придурью, генерал полагал, что и сейчас употребит вторую супругу Зевса к обоюдному удовольствию. Но случилась фрустрация. Фемида затаилась до поры, а потом вдарила безменом от всей своей древнегреческой души — генерала взяли жестко, в наручники, в подмосковном особняке наутро после именин. Не исключено, что Кто Положено, утомившись штопать прогрызаемые преданными соратниками дырки в государственном кармане, перешел к тактике децимации: уж слишком много брать стали, пора и зубы показать. Дружба дружбой, а государственный табачок врозь.

И панцирная койка в двухместной лефортовской камере нежно приняла кустодиевские ягодицы Рейдера. Не кради тупо — сядешь глупо.