История первая

Утренняя побудка

Пробуждение на поляне носило хаотический характер. Кто-то ещё спал, кто-то потягивал утренний чай, но ощущение реальности происходящего, не покидало проснувшихся. Украдкой оглядываясь по сторонам, бодрствующие искали взглядом гипотетического начальника общества, вокруг которого и заварилась вся каша. Но ни его, ни доктора, среди присутствующих не наблюдалось. Значит, Комбат, всё-таки, сказку рассказывал, на сон грядущий. Убедительно получилось, думал каждый, из проснувшихся. Но Крона с Доцентом, одолевали, совсем другие размышления.

— Комбат! — громко позвал Крон пропавшего рассказчика.

— Чего?! — не менее оглушительно отозвался найденный, вылезая из-под кучи тряпья.

— Послушай-ка, мил человек, а тебе не кажется, что нам это место уже знакомо? — Крон присел на пенёк, подперев рукой подбородок. — Вот Доцента, так же одолевают смутные подозрения, что проснулись мы здесь, а засыпали — в другом месте.

— Да нет, вроде бы это место, — Комбат внимательно окинул взглядом ближайшие окрестности. — Ну, точно! Вот валяется моя пустая пачка, из-под сигарет.

— В тот раз, всё барахло с нами путешествовало, — возразил Доцент, подвергнув сомнению выводы Комбата. — И даже, поленница дров.

Крон встал и внимательно осмотрел присутствующих, каждого по отдельности:

— Меня не покидает ощущение, что я только из Америки, где был с дружественным визитом, клоуном среди психов, или наоборот.

Ком понял, что просто так ему не отвертеться, и попытался кое-что утрясти:

— Ну, нравятся мне эти места! А насчёт аномалии — тут вся местность, несколько необычна. Слышал я, краем уха, про секретные эксперименты, временного характера, но не придал этому значения. Про это уже был разговор, по-моему. Ну, не верю я в телепортацию, да ещё спонтанного характера, охватывающее, двадцать человек одновременно.

— Ощущение, какое — то, всё — таки присутствует, — вмешался

Долговязый.

— Да ладно вам, — лениво промямлил Сутулый. — Махнём через портал в Северные Штаты — вискарём затаримся.

— А обратно как? — неизвестно для чего, спросил Толстый.

— Кончай бесполезный трёп, — оборвал спорщиков Кащей. — Голова, после вчерашнего, как чугунный котелок. Я ушёл до вечера, а с вами завис тут. Что я жене скажу?

— Так позвони! — искренне удивился Рыжий.

— Так она мне и поверила!

— Ты цветочков ей надери, — злорадно высказал общую мысль Похабыч.

— Доцент уже притаскивал, кажется, — припомнил Комбат.

— Когда?! — Док округлил глаза до предела, допускающимися физическими законами.

— Значит, приснилось, — Ком наморщил лоб. — Придётся Кащею исправлять. Вон его сколько, на поле — конского щавеля.

— Она не любит полевые цветы — ей розы подавай, — отмахнулся костлявый, так и не оценивший шутку.

— Дунька обещала пару корзин, прямо сюда принести, — как бы между делом, бросил реплику Баобаб.

Бульдозер согласно закивал головой, подтверждая полномочия последнего.

— Какая Дунька?! — Кащей совсем растерялся, со всех сторон подвергнувшийся коллективному розыгрышу.

И тут зазвонил телефон, по которому супруга, наконец-то дозвонилась до, без вести пропавшего, компаньона по семейной жизни. После долгих препирательств, ему всё-таки удалось убедить вторую половину в своей непогрешимости, и что всему виной, вероломные товарищи, опоившие слабого и беззащитного, а мобильник отключили. На другом конце беспроводной связи, сменили гнев на милость и, стараясь загладить вину, Кащей предложил жене привезти, из экскурсии, букет конского щавеля. По цвету покрасневшего лица, стало ясно — куда нужно засунуть, этот веник. Но, также стало понятно, что на том конце ржали, как те кони, для которых и предназначалась эта растительность.

— Уф, пронесло! — облегчённо вздохнул Кащей и даже не стал обижаться на розыгрыш, довольный благополучным исходом дела — ну, не смыслил он ничего в ботанике.

— Отбил танковое наступление противника? — спросил, улыбаясь, Звонок.

— Кое-как отбился!

Резистор с Бармалеем продрали глаза, не подозревая, о царивших на поляне, страстях. Заспанные, они удивлённо разглядывали веселящихся товарищей:

— Вы что, не закусывая, похмелялись?

— Отчего же — закусывали! — бодро отрапортовал Комбат. — Конским щавелём. Вот и ржём.

Стоянка потонула в общем хохоте. Пришлось посвящать в последние, утренние, события. Ничего, толком не поняв, отмахнувшись, они ушли умываться, предоставив острякам готовить завтрак и прочее, необходимое в боевом походе.

Лето уходило на осень, и по утрам было весьма прохладно и сыро. Свитер стал повседневной одеждой, не меняемый, даже на водку. Синтепоновые куртки, шедшие из Китая, по великому синтепоновому пути, давно сменили, в обиходе, морально устаревшие, тяжёлые фуфайки. Сохнут быстро, легки и удобны, за счёт молний и множества карманов. Рюкзаки из тяжёлого брезента, так же сдавали свои позиции, уверенно наступающему капрону. Вот, только выглядело, всё это, несколько пестровато и, сидевшие у костра, люди, от обилия цветных красок, выглядели моложе и жизнерадостней. Комбат, не утерявший бодрость духа, за прошедшие сутки, взял прощальное слово:

— Итак, господа, приближается зима. Не знаю, доведётся ли свидеться до следующего лета, всем вместе, поэтому, напоследок хочу поведать вам ещё одну историю, про блокпост. Хотите — считайте её моим сном, хотите — выдумкой. А может, я книгу пишу? История сия про ближнее зарубежье, а может и не про заграницу, но это неважно. Итак — блокпост, охраняющий подступы к недозволенному.

 

История вторая

Подводный ракетоносец в болотах Поволжья

* * *

Вернувшийся из города, командир части был весьма озадачен, и даже, можно сказать, удручён обстоятельствами прошедшей беседы с начальником штаба. Он был уже не молод, и пост, занимаемый им в данный момент, не обещал никаких перспектив, кроме скорейшего выхода на пенсию. За свою жизнь он повидал всякого разного, но сегодняшние события, заставили полковника по — новому взглянуть на жизненные перипетии. Зайдя в собственный штаб, Головин застал замполита Горовенко на месте, ковыряющегося в своих бумагах, касающихся воспитательной работы с личным составом.

— Ну что, Пётр Васильевич — всё корпишь над писаниной? — задал,

командир части, ни к чему не обязывающий, вопрос.

— Что делать, Фёдор Семёнович — приходится, по долгу службы, — зам сложил листы в стопку и спрятал в грязно-жёлтый скоросшиватель, — а как дела в штабе? Чего вызывали то?

Полковник откинулся на спинку стула и, глядя в окно, задумчиво ответил вопросом на вопрос:

— Ты знаешь, к какому ведомству мы относимся?

— К внутренней службе, — как-то неуверенно и, очень осторожно, ответил замполит, хоть с утра, был в этом уверен на все сто.

— Не угадал, — спокойно и весомо, сказал Головин. — Номер нашей части, по штабу Вооружённых Сил, проходит, как подводная лодка. Стратегического назначения.

Открытый рот Горовенко намекал на многое, и на то, что он больше не закроется из-за вывиха. Отступая от диалога отцов-командиров, следует отметить, что корабли, по документам, имеют

обычные номера воинских частей, так что несведущему, или невнимательному человеку — не определить, к какому роду войск относится тот, или иной номер. Что это: сухопутные силы или баржа флота?

— Так что же делать? — спросил зам, сглотнув слюну и еле справляющийся с волнением.

— А ничего! — ответил командир, теперь уже подводного ракетного крейсера. — Говорят, служите, как служили. Эта ошибка произошла на заре всех неразберих, когда не пойми, чего делили.

— Да, хорошо, что не американским казино обозвали, — Пётр усмехнулся. — А может быть, наоборот, жаль. Гребли бы деньги лопатой, на законных основаниях. И вообще — штаб нам нашу лодку не собирается возвращать? Мы из неё игровой дом устроим, с баром и так далее.

— Согласен, а то денег нет, ни шиша.

— Пусть вернут нам нашу посудину, — твёрдо заявил зам, окончательно вправив челюсть на место.

— Вернут, — Фёдор Семёнович призадумался, сам не зная, для чего, и после некоторого раздумья, констатировал факт, который ему долго не давал покоя. — Я то думал, почему мы, в наших званиях — такие мелкие посты занимаем. А для лодки — в самый раз. 1-й ранг по статусу.

— Надеюсь, они нас переодевать не собираются? — Петру Васильевичу эта мысль претила, неся непозволительные расходы и длительную волокиту.

— Вроде нет, — успокоил его начальник. — Но не о том думаешь. Когда они нас заставят К-1 и К-2 сдавать, то есть ходовые упражнения, с ракетно — торпедными стрельбами, вот тогда попляшем.

— Где? — усмехнулся зам. — В нашем болоте? Тогда пусть штурмана

присылают.

— Угу! Билли Бонса!

— Да, поставили бы посудину на прикол — в камышах, — Васильевича, от скуки дальнего блокпоста, уже несло в морские просторы, за казённым, но по праву, ему, принадлежащим имуществом. — Есть же рестораны из парусников, забегаловки на пристанях, гостиницы, там же, а из ПЛ — ни одной. Наша первая будет. Размечтался, глаза закатил:

— Камбуз оставим без изменений — чего на кухне менять?

Ракетные шахты: пока, даже не знаю, подо что их приспособить, но аппетит приходит во время еды. А это уже на камбуз… Кубрики, то есть спальня и прочее, для матросского и старшинского состава: озвучивать не будем, но в принципе, можно и гостиницу организовать. На верхней палубе — летнее кафе. Кают-компания: казино, тотализатор, бар-ресторан и прочее. Ядерный реактор будет гнать самогон, горилку, что, в прочем — одно и тоже, только названия разные. Самое сердце атомной каши — для приготовления особых коктейлей. Например: «Свободный радикал», или «Весёлый рентген». Пойло, как пойло: подумаешь, моча слегка светится в темноте, вроде светомузыкального фонтана. Водяные цистерны отведём под запасы спиртного, и даже, их можно соединить напрямую с реактором, пока не знаю, для чего. Впрочем, из некоторых резервуаров устроим зимний бассейн.

— Ну ладно — хватит, — Головин встал, оглядел ещё раз помещение и беззлобно сказал. — Размечтался. Пойду по территории прошвырнусь — посмотрю, что да как.

 

История третья

Активная защита

Выйдя на улицу, он направился в сторону плаца, откуда только что, сильно бабахнуло. Подбежав ближе, Семёнович увидел двоих: старлея — снабженца Анютина и заведующего вещевым складом, прапорщика Петренко Василия Петровича. В воздухе носился запах гари и медленно оседали обрывки кевларовых нитей. Неожиданно, прозвучал ещё один сильный хлопок, после которого, мимо пролетела деформированная каска.

— Что за…?! — заорал Головин, не зная, что и думать о случившемся. — Какого…?!

— Всё спок, командир! — весело отозвался снабженец. — Это Петрович активный бронежилет изобретает — с количеством взрывчатки, никак определиться не может.

— Чего, активный бронежилет?! — Фёдор, аж рот открыл, от удивления, так и не привыкший, с утра, к неожиданным сюрпризам, — на кого броник? На танк? Слушай, Сергей, скажи этому изобретателю, что он не бронетранспортёр и, направленным взрывом, пулю не остановишь. Может, и можно, конечно, но взрыв распространяется во все стороны, с одинаковой динамикой, и «отдачей», равной главной противодействующей взрывной волне, ему все рёбра выломает, и не только их. А обед снизу выдавит, причём, с реактивной силой.

— Да, говорил уже, но он ни в какую, — ответил Анютин и добавил. — В последнее время, нашему вещевику, сны о смерти, сниться стали. Как бы не списали — по дурке.

— Какие сны? О чём? У нас тут тишина, и басмачей не предвидится.

— Да уж, Фёдор Семёнович, это точно! — старлей почесал затылок. — Он ещё бронежилет с динамической защитой конструировал: такими металлическими блямбами обвешался, что как средневековый рыцарь выглядел.

— Ну и как? Работает?

— Работает, только вес такой, что вдвоём под руки, таскать приходится. На каске манекена, нарастили лобовую броню: пулю держит — только маленькая вмятина, но голову отрывает, вместе

со шлёмом.

— Петрович, у нас, ликвидатором Чернобыльской аварии был, — заметил Головин. — Хоть и не в первых рядах, но всё равно неизвестно, куда он там залазил. А залезть, как мне говорили — было куда. И вляпаться тоже — было во что.

— Мне кто-то сказал, что если находился в тридцатикилометровой зоне, то к твоей фамилии, полагается приставка «фон», — пошутил снабженец. — В. П. фон Петренко.

— А если в десятикилометровой — обязательно обращение «Ваша Светлость», — добавил командир и, усмехнувшись, посмотрел в сторону прапорщика, копошащегося с манекеном, и не заметившего прихода начальника. — Ну, а если был на самой станции — непременно обращение «Ваше Сиятельство».

— Подойдя со спины к Петровичу, стоящему со стволом и готовившемуся, к прицельному выстрелу, Головин хлопнул его по плечу, со словами:

— Ну, что, Кулибин — изобретаешь?

От неожиданности, прапорщик, вместе с автоматным рожком, опорожнил и мочевой пузырь. Без остатка, и то, и другое. Велик и могуч русский язык, но и его стало не хватать, в некоторых случаях, чтобы яснее и подробнее изложить свои мысли. Ещё при забивании гвоздей, Петрович сделал множество открытий, в области лингвистики, о которых никто даже не подозревал. Могучий обогатился выдающимися перлами суровой современности, но сейчас, он превзошёл самого себя. Неловко вышло…

 

История четвёртая

Чайка

Оставив мокрого и ругающегося конструктора наедине с лужей, Головин продолжил обход по вверенной территории. Дойдя до казарм, бросил взгляд на дальнее поле: пернатые летали, но чаек, среди них, не было.

— Жетон к пенсии дадут, интересно? — подумал подводник. — «За дальний поход» в соседний магазин, или за переход через лужайку! Нет — за переход Феди через болото. Держа в руках длинную слегу, осторожными шагами он будет перемещаться в сторону дальнего берега, свободного от топи…

Вспомнилась юность. Он на берегу большой бухты. Океанская чайка, огромная, как бройлерная курица, или как индюк, что точнее будет, рявкнула так, словно вложила всю боль человечества, за всю его историю — в один единственный крик. На душе и без того было тошно, а тут ещё эта… Под рукой рогатки не было, да и в принципе — не водилась.

Он смотрел на поле, и более далёкое прошлое, припомнилось так ясно, как будто, это было вчера. В те времена, на флоте служили три года, но были береговые части, где форму носили морскую, а срок прохождения воинской повинности, составлял всего два. И вот что ему рассказал, один из таких, подвешенных в непонятном состоянии, между морем и сушей. Этот мужик, тянул в своё время, почётную обязанность, в одном из сухопутных гарнизонов. Выпили, в тот вечер,

крепко и неожиданно, созрело решение сделать на руке татуировку, в виде моря и парящей, над ним, чайкой. Сказано — сделано, и после добавки обезболивающего, приступили к выполнению задуманного плана. Как известно — скоро, только сказка складывается, но дорогу осилит идущий. Через жидкую призму спиртного, всё кажется радужным и приемлемым. В этот раз, на произведение искусства, налюбоваться не могли, но утренняя побудка, выявила некоторые неточности в шедевре местных кустарей. Чайка с морем, куда-то испарилась, и вместо них, на запястье красовалось перепаханное поле, а над ним — летящая ворона. Даже неподготовленному человеку, достаточно одного взгляда, чтобы понять: полёт у серой плутовки, какой-то скомканный, а землю пахал трактор, статусом, не ниже «Кировца». Жертва искусства засучил рукав, и картина явилась миру, во всей красе. Давно он так не смеялся.

 

История пятая

Чёрный садовник

Не заходя в казарму, полковник проследовал на механизаторский двор. Чутьё его не подводило никогда, и сейчас, он почувствовал «запах керосина». Проходя мимо гаража, Головин заглянул в распахнутые ворота — БТР на привычном месте отсутствовал. Трёхэтажный мат, по поводу, всё той же воинской части, пропавшей солярке и упавшей дисциплине, словесным туманом расстилался над местом дислокации злосчастной техники. Начальник гаража, прапорщик Карась Мыкола Тарасович, с виноватым видом и, пытаясь уладить конфликт миром, смущённо произнёс:

— Товарищ полковник! Да на нём не за водкой, а за яблоками уехали.

— Куда?!

— За яблоками.

Сам не зная, что делать, от такого наглого вранья: то ли смеяться, то ли ругаться — Фёдор Семёнович корректно намекнул:

— В наше время, технику по назначению использовали.

— Там, в десяти километрах от объекта «Х», нашли заброшенный сад, с обалденными фруктами, вот такого размера, — прапорщик развёл руки в стороны, на манер рыбака, хвалящегося добычей, -

одного на всю роту хватит. Радиацию измерили — в норме.

— Да, — задумчиво и обречённо вздохнул полкан. — Знаю я эти, мутированные сады. Плодовые тела впечатляющих размеров и всё остальное, пропорционально габаритам.

— Что именно? — настал черёд удивляться начальнику гаража.

— Червяки, — небрежно и безразлично, бросил фразу начальник, ты яблоко пытаешься укусить, а личинка плодожорки, пытается откусить тебе голову.

— Каким образом?

— Зубами! — Головин вопросительно поглядел на Мыколу Тарасовича, — Из недр мичуринской мечты. Ты слышал, что-нибудь, про чёрного садовника? Вроде, как бы он посадил этот сад и, сам живёт в яблоке.

Прапор криво улыбнулся, но спорить с начальством не стал, а про себя отметил:

— Брехня, всё это!

Командир вышел из гаража и уже по дороге в казармы, как бы разрешающе, сказал:

— Ну, пускай яблочек покушают: в океане то, поди, негде будет взять, да ещё на километровой глубине.

 

История шестая

Женский батальон

Мимо пробежал женский батальон в таком виде, что Головин, от удивления, чуть не поперхнулся сигаретой. Подошедший замполит, ввёл в курс дела: пока начальник находился в штабе, на практику прислали, вновь сформированный, женский коллектив.

— Пробежали строем — без сапог, — Фёдор Семёнович поглядел на зама, — они их съели, что ли?

— Да нет, пока барышни варежки разинули, вникая в ситуацию, сталкеры у них все «сидора» спёрли, и сапоги, заодно.

— А чего они тогда бегут, да ещё босиком?

Горовенко пожал недоумённо плечами и неуверенно предположил:

— Может, тренируются, а может, несутся, чтобы на месте не стоять. Холодно — не плясать же.

Петренко орёт, что ни одного башмака со склада не выдаст.

— А где он сейчас?

— В казарме — кровососов душит, — подполковник устало махнул рукой, в сторону облезлого строения, ещё носящего следы зелёной краски, из-под которой, местами просматривалось предыдущее, синее, покрытие.

— Каких кровососов?! — командир уже устал удивляться и открывать беспрестанно рот, рискуя простудиться.

— Да клопов — целый гарнизон, под обоями окопался.

— Тут нужно оружие массового поражения — тапок, или дихлофос.

Заместитель ещё больше задумался, над причиной появления, в подведомственном хозяйстве, красной армии, которой не видел уже очень давно:

— Целая кровавая долина на стене, вся в клоповых берлогах. Штаб-квартира у них в диване, и столовая — там же.

— А их никто не научил противогазом пользоваться? — в шутку спросил Головин.

— Чего учить то — они и в нём поселились, — поддержал зам начальника. — Хороший старый анекдот, про политическое решение проблемы: приходишь к клопам и говоришь, что тараканы называют их краснопузыми нахлебниками. Тараканам намекаешь о том, что клопы именуют первых усатыми нелегалами, которым место под раковиной, а они, обнаглев, расползлись по всей кухне.

— Отовсюду слышались стоны раненых, — закончил полковник. — С криком «За Родину», рыжая гвардия отбила первый этаж двухъярусной кровати.

Переступая порог дверей казармы, Головин огляделся по сторонам и поморщился. В воздухе стоял удушливый запах дихлофоса, вперемежку с солдатским потом, гуталином и ружейной смазкой. ДДТ закончился, но отравитель не успел насладиться вынужденным бездельем. С приходом начальства, необходимо было изображать вид бурной деятельности. В углу, прапорщик с красной мордой и классической фамилией Петров, заталкивал в рот двенадцатый бутерброд с колбасой.

— Почто животину мучаешь? — подколол его Петренко.

В ответ раздалось злобное мычание, переходящее в агрессивное рычание. Ассорти весёлых запахов, царивших в помещении, не очень понравилось командиру и, присоединившемуся к нему заму. Они поспешили, как можно быстрее покинуть газовую камеру, удивляясь тому, что можно, оказывается, жевать в таком месте. Зачем приходили — оба так и не вспомнили.

— Этот батальон, уже задолбал здесь бегать! — Фёдор Семёнович проводил взглядом разрозненную толпу раскрасневшихся девиц. — Что с генофондом делаем? Сейчас то, чего они несутся?

— Или лучше сказать — куда? Теперь может быть — от страждущих любви и тепла? — неуверенно предположил Горовенко.

— В лаптях… Где они их раздобыли? — растерянно сказал Головин. Он был сам из деревенских, и отлично помнил, как его дед плёл подобную обувь и валял валенки. Где-то в далёкой деревне, до сих пор хранятся колодки, чуть ли не всех размеров. «Надо бы узнать, где они лыко драли, а то в бане, уже давно тереться нечем. Не хватало того, чтобы личный состав кевларовые бронежилеты, на мочалки распустил». Он, правда, был не уверен в том, что это возможно, но как показывает практика — нашему народу и не такое, по плечу.

— Надо бы заглянуть в финансовую часть, — сказал замполит. — Там давно пахнет перегаром и недостачей.

— А ты у них, в принципе, документы проверял? — задал вопрос полковник, будто бы не услышав предложение зама.

— М-м-м!

— Чего мычишь, как финансовая пирамида?

— Да неудобно, как-то, — ответил подполковник. — Давным-давно все лица знакомые. Если они ещё пару дней побегают, то, как родные станут.

— Или беременные, — с сарказмом заметил начальник. — А из вещей, лишатся остатков. Документы совать некуда будет.

— Присобачить к верёвке и на шею — типа бейджика, — предложил Горовенко. — А шмотками, пусть будущие отцы снабжают.

— И печать на известное место — с указанием постоянного места дислокации, — Головин сплюнул. — Что-то у нас с тобой разговор, в странной манере происходит.

Напротив полковой бани, можно было наблюдать прелюбопытную картину, как тщедушного вида паренёк, читал стихи барышне, весьма дородного вида. Его, разве что, ветром не мотало, а она была статна, и прямо скажем, из тех, про кого сложен фольклор: и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдёт. Короче — прибьёт, как муху, неосторожным движением. Но юный Ромео увлекся, и казалось, не замечал разницы потенциалов:

…

* * *

Продекламировать до конца у него не получилось. Пролетевший мимо уха лапоть, чуть было не вышиб из него мозги:

— Скотина! Я воевать в армию пришла: я большая и страшная, а ты

из меня Джульетту хочешь сделать?! Абрикос похотливый!

Фёдор Семёнович, напуганный перспективой досрочной отправки солдата на родину, не стал дожидаться окончательной развязки спектакля и скомандовал:

— Рядовой Загоруйко! Ко мне!

Строевым шагом, молодой воин подошёл к начальству и отрапортовал:

— Товарищ полковник, рядовой Загоруйко, по вашему приказанию — прибыл!

— Что у вас там происходит, товарищ солдат?

— Я с честными намерениями, товарищ командир.

— Знаю я, ваши честные намерения, — усмехнулся Головин. — По моему, ты не по статусу, невесту выбрал. Ты же на первом скачке лопнешь. Может — она ещё девушка. Для тебя что-нибудь значит офицерская честь?

— Ничего, товарищ полковник.

— Это ещё почему?

— Вы бы ещё спросили, что для меня значит этика поведения американского астронавта, — весомо отчеканил рядовой. — Я же не космополит.

— Космонавигатор, — поправил его заместитель командира по политической части.

— Ладно, ступай, — махнул рукой полковник, отправив юного любовника восвояси. — Да смотри у меня — аккуратней с девицами, не то женишься, прямо здесь, свободы не увидев.

Над входом в баню, под вывеской «Баня», какой-то шутник нацарапал «Оставь одежду, всяк сюда входящий».

— Юмористов развелось — видимо, давно лекций не читали, — заметил Горовенко.

Внутри моечного отделения пахло прелыми берёзовыми вениками и самогоном. Трое старослужащих употребляли спиртосодержащую жидкость, запивая её пивом. Двое ещё держались в седле, но третий, окончательно принял горизонтальную позицию.

— Вот, Пётр Васильевич, — обращаясь к заму, сказал Головин. — Водка без пива — стоять будешь криво.

— А с пивом?

— А с пивом — вообще стоять не будешь! — и, обращаясь к собутыльникам, спросил. — Почему он лежит?

— Потому что стоят не может, — заплетающимся языком, ответил один из компаньонов.

— Ладно, — устало сказал полковник заму, — вызови, кого нужно, и отправь их, куда надо.

Выйдя на свободное, от перегара пространство, они увидели несущегося завгара, грязно ругающегося и поносящего всё подряд, разве что, кроме Того, на чём свет стоит. Он брызгал слюной и грозил кулаком, разводящему, в недоумении руки, солдату. И всё это происходило в парном перемещении, относительно банно-прачечного комплекса, в направление гаража. Один разводил руками, другой ими махал, а ноги сами несли, в нужном направление. Со стороны, это было похоже на современный балет, переполненный экспрессией. Бальные танцы, так и продолжались бы, до самого механизаторского двора, но вмешалось начальство, в лице командира:

— Карась! Что, там у вас, случилось — так вашу перетак!

— Да вот, ездуны за фруктами, на БТР в болоте застряли, и солярка кончилась, пока они, газуя, пытались выбраться!

Обращаясь к срочнику, он показал недвусмысленный жест, не оставляющий сомнений, в выбранном намерении:

— Как дал бы по шее!

От всех сегодняшних мытарств, Головина охватила глубокая апатия к происходящему, и он отдал приказ, не позволяющий достоверно определить — что это: команда или дружеское пожелание:

— Пусть толкают технику, до ближайшей АЗС и заправляют, за свой счёт.

— Её сначала вытащить надо, — заметил замполит.

— Всех поубиваю! — также вежливо, заметил полковник. — Надо звонить старому товарищу, на аэродром. Надеюсь, транспортный вертолёт у него не в ремонте.

Примерно через час, над весёлым блокпостом показалась боевая машина, несомая большой стальной птицей, и на высоте, примерно тридцати метров. Головину так и хотелось сказать: «сброс!» — чтобы никто и никуда, на ней не ездил: ни за ромом, ни за ананасами.

После приземления выяснилось, что старый друг был, в весьма весёлом, расположении духа, и после короткого приветствия, прежде чем удалиться, для продолжения банкета, заметил:

— Хорошо засосало! Он мне чуть днище не выломал, когда подпрыгнул, после освобождения. — Ну что? Пойдём за встречу по сто грамм.

Они давно не виделись, и отпущенное лётчиком количество

спиртного, заставило Фёдора Семёновича усомниться, в лимите.

— Пошли, конечно! — приятель не дал возможности другу, себя уговаривать, а немедленно проследовал, в указанном направлении.

 

История седьмая

Сон замполита

Вероятно, в связи с открывшимися обстоятельствами, Петру Васильевичу, в эту ночь, снился весёлый сон. Прямо посередине болот, в камышах, сиротливо примостилась атомная подводная лодка, вытесняя собой вонючую жижу и заслоняя видимый обзор. Длину она имела около ста семидесяти метров, и более одиннадцати метров ширину. Парадный трап, с умопомрачительными фонарями по бокам, заменяли несколько досок, брошенных одна на другую и ведущих из болота на борт лодки. Перила временно отсутствовали, зато имелась в наличии болотная жижа, смягчающая удар при падении и обилие тростника, чтобы не чувствовать себя одиноким, лёжа в луже. «Представь себя крокодилом, лежащим в засаде», — такой плакатик встречал каждый свалившийся с импровизированного трапа в правую сторону. Если пострадавший падал по левому борту, то его встречала другая надпись на фанере: «Не уподобляйся бегемоту: жёсткий тростник — плохая закуска».

Горовенко прошёл по скользким, от болотного ила, доскам и вышел на верхнюю палубу подводного ракетоносца. Едва не свалившись за борт, он подумал о том, что необходимо, перед входом поставить очиститель обуви, а не то, и трезвым не проскользнёшь, без происшествий. Столики летнего кафе, размещённые над ракетным отсеком, служили местом времяпровождения, в основном, романтиков. Над каждым люком — столик. Романтическое кафе на двадцать четыре стола, и соответственно, на девяносто шесть посадочных мест. Тенты-зонтики, размещённые над ними, защищали от солнечных лучей, создавая прохладу и оберегая мороженое, от преждевременного таяния. Мороженое, в ассортименте: ванильное, клубничное, земляничное — разве что, банного нет. С вареньем, с шоколадом, с яблочным сиропом — только макароны не входят, в список добавок. Для гурманов — с самогоном. Привередливые клиенты пользуются компонентами ракетного топлива, а в частности, гидразином. С верхней палубы открывался умопомрачительный вид на болота, сплошь заросшие тростником и рогозом, по краям водных проплешин. Запах топи соответствовал обстановке, внося неповторимые ароматы, в нагрузку к мороженому.

Монтаж неоновой вывески, затянулся на неопределённое время, а пока, её заменяла корявая надпись краской, сделанная на ходовой рубке и гласящая «Гигатонна». Наверху надстройки разместился телескоп, посмотреть в который, любопытствующих, по ночам, пускал начальник гаража. За плату, естественно. «Что-то мне подлодка, контурами напоминает «Огайо». Почему в русском флоте не нашлось собственного проекта, который можно выделить для дислокации в болоте? Откуда она вообще здесь взялась?» — подумал замполит. Ответа на эти вопросы не было, и Горовенко продолжил обход вверенной территории, которую он так любовно обихаживал, вот уже третий месяц.

Проходя через переборку надстройки, он обратил внимание на ржавчину, тут и там, проедавшую казённое имущество. Спустившись в центральный пост, Пётр Васильевич прямиком оказался в казино. Зелёное сукно рулетки будоражило воображение, в котором проплывали баснословно выигранные суммы, а на деле, как правило, всё выглядело иначе. «Однорукие бандиты» блестели ровными рядами, стоя, как на параде и дожидаясь своих постоянных клиентов. Любимчики появляться не торопились, ещё не оправившись после прошедшей ночи, за которую проиграли половину зарплаты. Навстречу ему вышел Головин, и с ходу огорошил:

— Финансист, прошлым вечером, просадил в рулетку всю кассу части. Как деньги делить будем?

— Ну и Шныга! — удивился зам. — Действительно — как деньги раскидывать? Вроде бы, вся сумма принадлежит воинской части…

Дальнейший обход, отцы-командиры проделали вместе, не спеша осматривая обживаемое хозяйство, которым они уже владели, на законных основаниях и благодаря ошибке генштаба.

— Что за ерунда, Пётр Васильевич? — негодующе воскликнул Головин. — Все надписи на английском языке! Это что — экспортный вариант постройки?

— Скорее импортный, — вяло отозвался замполит, с натугой пытаясь перевести поясняющие надписи, под узлами и агрегатами.

Медленно перемещаясь по коридору, в сторону кормовой части корабля, они вышли к навигационному посту, в котором, на удивление командира, кто-то работал. Со скрипом отворилась переборка, и взору вошедших, предстал начальник гаража, который успевал повсюду: и с астрономами торговаться, и за навигацией следить.

— Мыкола Тарасович! — ошарашено спросил командир. — А ты что здесь делаешь? Мы же никуда не едем…

— Да вы что, Фёдор Семёнович! — прапорщик, от неожиданности, аж подпрыгнул на месте. — Навигационный пост следит за тем, чтобы, после передачи данных со сферической антенны ГАК, потенциальный клиент никуда не сворачивал, а прямиком направлялся в казино. После освобождения его карманов, пост должен обеспечить благополучное возвращение игрока домой, или, во всяком случае, подальше от заведения.

— Ого! — восхитился Головин, под одобряющее кивание замполита.

— А то! — удовлетворённо подтвердил Карась, правдивость своих слов. — Без этого никак — тут всё поставлено на широкую ногу.

Совсем рядом находился центр управления ракетной стрельбой, под кодовым обозначением м 118. Пост был полностью автоматизирован и следил за созреванием напитка в ракетной шахте. Через компьютерные системы направлялись команды, обеспечивающие правильное внесение доз плутония или урана, в резервуары созревающего первача, которые, собой заменили ракеты Трайдент. Пульт автоматического управления мигал разноцветными лампочками: синими, жёлтыми, и иногда, подмигивал красным светом, говорящим о том, что в процессе что-то, не совсем, ладно. Поспешив по центральному проходу в сторону ракетного отсека, зам с кэпом столкнулись с Анютиным. Старлей был, чем-то, явно озабочен

и чуть не проскочил мимо инспекторов, так что пришлось его остановить.

— Что случилось, Сергей? — спросил Головин.

— Кто-то перенастроил пульт управления, чтобы ускорить созревание, но от двойных доз урана, поступающих от боеголовок, вот-вот может возникнуть цепная реакция!

Прошмыгнув, между отцов-командиров в пост управления, снабженцу удалось предотвратить несанкционированные действия, заложенные диверсантом.

— Я начинаю догадываться! — просветил он начальников. — Старослужащие, вероятно, отпили или отлили солидную дозу спиртного, из топливного отсека ракеты и наполнили недостачу водой, а чтобы незаметной осталась подмена — усилили подачу катализатора. Чуть на воздух на взлетели! На прошлой неделе, в одном из резервуаров, обнаружили резиновые изделия, жутко похожие на воздушные шарики и залитые водой. Опять, половину объёма унесли. Тут нужен глаз, да глаз!

— Завтра же установим камеры слежения! — заверил снабженца замполит. — Ворюга будет пойман.

— Насколько я понимаю, — вмешался Головин, — разбираться придётся со всем экипажем?

— Всех ворюг, заставим сыграть в рулетку! — решительно высказал свою точку зрения Горовенко. — Сколько раз, зависит от тяжести вины и вынесенного продукта.

Вернувшись в ракетный отсек, они начали осматривать шахты. Самодельный коньяк содержался строго по номерам выдержки, залитый вместо ракетного топлива. Боеголовка вносила в процесс созревания пикантную нотку, заодно ускоряя его. Подивившись народной смекалке и северному сиянию, ореолом окружающего каждую ракету, Головин высказал сомнение, по поводу этого свечения:

— А что, Пётр Васильевич, этот оптический эффект не вызовет меряченья, как на северном полюсе, когда люди, как зомби, уходят в бесконечность полярных льдов?

— Именно этот — нет! А вот содержимое баллонов, над которыми он сияет — да. И не во льды, а в самое сердце болота, искать свою царевну. Ну да мы отвлеклись…

Проходя мимо отсека вспомогательных механизмов, замполит долго пыхтел, переводя надпись, гласящую на инородном языке, куда они попали. Он аж взопрел, пытаясь идентифицировать, неподдающуюся силе военного разума, аббревиатуру, и в конце концов, не выдержал:

— Ну что за люди?! Вот у нас на кораблях — почти никаких пояснительных писулек нет, кроме цифр, а тут поди — разберись. Судя по моему переводу, это ГТЗА, но что это такое?

Подоспевший Петрович просветил несмышлёнышей, что это за отсек, и какие функции выполняет:

— Здесь располагаются очистные сооружения, в таком масштабе, что еле поспеваем уголь на реактивацию таскать, в реакторную печь.

В отделении, где находился главный и единственный реактор, кроме реактивации угля, совершались и более прозаические вещи, такие, как готовка обеда, например, в связи с чем, камбуз переехал на постоянное место дислокации, именно сюда. Тут же разместился перегонный куб и хлебопекарня. Прапорщик Петров находился на боевом посту, и неизменно набивал ненасытное брюхо, не переставая жевать, ни на секунду. Стараясь не светиться при подчинённых, отвлекая их этим от работы, командиры постарались побыстрее пройти мимо, чтобы потом самим не светиться.

Машинное отделение встретило тишиной и «Мерседесом» замполита, до блеска надраенным, в связи с чем, запорожец Петренко. стоящий рядом, выглядел грудой мятого железа. Силовую установку, за ненадобностью, давно выкинули за борт, где она и покоилась, став прибежищем местным болотным крысам. Из двухметровой круглой заглушки, ранее служившей для ремонтных работ, сделали ворота. В прежнее время, через это отверстие поступало новое оборудование, а теперь, замполит выезжал на своей машине, по делам в город или домой. Головин подумал, что у него, лично, и велосипеда нет, и где-то, на каком-то этапе, его дурят, самым бессовестным образом, но разбираться, именно сейчас, было некогда. Последним пунктом назначения, в этом направлении, были кормовые цистерны главного балласта, заполненные светящимся самогоном. У входа их встретил старший лейтенант медслужбы Салемин, но все, без исключения, звали его Сальмонеллез, несмотря на труднопроизносимое прозвище.

— Только что отсюда унесли старшину, дежурившего в отсеке, — поведал медик. — От паров, он упал в обморок. Или пьяным свалился?

Присутствующие, с досады, сплюнули и в это время, со стороны винта, донёсся протяжный вой.

— Ещё один в предобморочном состоянии? — задал вопрос командир.

— Там, наверное, мутанты живут, — шёпотом ответил Салемин.

— А с чего, такие жуткие выводы, — Головин недоумённо посмотрел на старлея, прищурив оба глаза, — кто-нибудь, их видел?

— Мы их никогда не видели, но, когда туда уходят люди, то они уже не возвращаются назад.

— Вот, я опять слышу, какие то завывания! — воскликнул замполит.

— Нет, это не то, — махнул рукой Сальмонеллез. — Звуки доносятся с другой стороны. Это прапорщик Петров, опять бутербродов объелся…

— Да нет! Слышен не стон, а вой, со стороны кормовых цистерн главного балласта.

— Так, может быть, звуки доносятся из глубины болот? — предположил командир.

— Из каких глубин? — недоверчиво возразил медик. — Похоже у мутантов белая горячка!

— С Чупакаброй нужно завязывать! — согласился Головин.

— И не только с ней, но и с другими горячительными напитками, — подтвердил Салемин.

Стараясь побыстрее покинуть опасную зону, по сравнению с которой, даже реакторный отсек выглядел детской комнатой, начальство так спешило, что едва не влетело в кубрик, который оккупировал женский батальон. Спальные помещения для команды, переименовали в гостиницу «Одинокий матрос», которую быстро окрестили в «Пустующий матрас». На подходе, их перехватил Петренко, старательно избегавший прямого контакта с женским контингентом и с ходу огорошил:

— Женский батальон захватил кубрик, то есть гостиницу, а платить не желает!

— А какие выдвигают требования? — растерянно спросил Горовенко.

— Выдать новые сапоги и обеспечить постоянное место прописки, — обречённо ответил прапорщик.

— Ну, Петрович, насчёт сапог, я с тобой договорюсь, а постоянное место проживание, мы дамам обеспечим, — пообещал замполит. — Пусть, пока, разучивают танец живота.

— Кстати, заодно, посоветуй им в труппу Петрова взять, подтанцовщиком, — добавил командир. — У него живот — будь здоров!

— Ещё чего не хватало! — возразил Горовенко. — Тут и так складывается угроза того, что у всего батальона животы будут, как у прапорщика.

— А что делать, — обречённо вздохнул Головин, — понос пальцем не заткнёшь. Во всяком случае — надолго. Прорвёт…

— С умом нужно подходить, к решению проблемы! — назидательно

изрёк зам.

— Умом нужно пользоваться тоже, с умом! — парировал командир.

— За идею с танцами, дамы пообещали меня побить, или, как минимум, закидать сапогами! — вмешался вещевик.

— Так у них ещё нет обуви! — радостно воскликнул Горовенко. расплывшись в блаженной улыбке.

Петренко, только безнадёжно махнул рукой, давая понять начальству, что пусть они делают, что хотят.

— Кстати, матрасы привезли? — поинтересовался замполит.

— Угу, — безразлично ответил Петрович, готовясь раствориться в коридорах подводного ракетного крейсера.

Оставив прапорщика наедине со своими проблемами, и лицом к лицу, с импульсивным батальоном, начальники поспешили откланяться, продолжая дальнейший обход, направляясь в носовую часть подводной лодки.

Встретившаяся на пути аккумуляторная батарея была главным резервным источником электропитания и, обеспечивала бесперебойную работу всего комплекса. Кроме того, здесь проводились опыты с электролизом на перваче. Кто первым подал идею очистки самогона чистой энергией, лишённой радиационной угрозы, навсегда кануло в лету но, так же, навовсе застряло в голове начальника химической службы, которому надоело бегать с дозиметром. Летящие во все стороны искры и пронзительно — голубое свечение, перестали удивлять и пугать посетителей отсека. За это время все привыкли к тому, что со стороны аккумуляторов, то и дело доносится пронзительный крик химика, в очередной раз попавшего под высоковольтный разряд. От жутких завываний волосы на голове вставали дыбом, как и у самого экспериментатора. Не желая испытать на себе все прелести силового удара током, начальники нырнули ниже, спускаясь в торпедный отсек. Его сразу же, ещё на первом этапе строительства новой жизни, переделали в свинарник, потому что: ни торпеды, в болото запускать, ни ракето-торпеды, ни тем более, крылатые ракеты, отныне, использовать никто не собирался. Заведовал им, старшина первой статьи Сизов, который и встретил командиров с лопатой в руке, выкрикнув привычное:

— Смирно!

Из открытого люка торпедного аппарата выглядывало свиное рыло, забавно шевелящее пятачком и беззлобно похрюкивающее. Из другого аппарата появился сосед, подозрительно прищурив оба красноватых глаза.

— Ты кому команду даёшь, — поинтересовался замполит, — им, что ли?

— Виноват, товарищ подполковник — привычка!

— Какой я тебе подполковник? Капитан второго ранга!

— Виноват — исправлюсь! — отчеканил старшина.

— А это у тебя что сушится? — поинтересовался Головин, указывая рукой на две грязные тряпки.

— Портянки, — нерешительно ответил Сизов.

— Ты разве не знаешь, что моряки портянок не носят, а только носки? — спросил командир.

— Не знал, — растерянно промямлил старшина.

— Привыкай, — назидательно погрозил пальцем Горовенко.

Головин внимательно осмотрел торпедные аппараты и спросил:

— Что они там делают? Нерестятся или поросятся?

— Содержатся! — ответил, за подчинённого, зам. — Лодка на полном автономном обеспечении, в том числе, и продуктами.

— А зачем содержать в торпедном аппарате?

— Как только свинка займёт полный объём пятьсот тридцать три миллиметра, крышка аппарата закрывается, а передняя заслонка открывается, — пояснил Горовенко. — Хрюшка отстреливается в направлении ближайшего мясокомбината, по дороге, освобождаясь, от лишнего груза.

Головин больше не проронил ни слова, а проследовал в сторону гидроакустического поста. На вахте, как и в предыдущем отсеке, находился очередной старшина, лениво ковыряющийся в носу и слушая в наушниках музыку, вместо того, чтобы прослушивать океанские глубины. Наушники дублировала громкая связь, размещённая в виде колонок на стене, но в каждом из аппаратов, хитроумным моряком было заложено своё: в ушах, у него, музыка, а в колонках — заунывные звуки болот. Сидел он к выходу спиной, и потому не заметил, как появились отцы — командиры.

— А на кой ляд он вообще нужен, этот пост, а, Пётр? — наивно спросил командир, не подозревая, что и в болоте, всякому оборудованию найдётся дело.

— Гидроакустический пост позволяет следить за перемещением потенциальных клиентов, — пояснил замполит. — Тот ещё на подходе, а его уже запеленговали и ведут. Определить номер постоянного клиента очень просто. В связи с индивидуальными особенностями каждого человека, которые включают: шаркающая походка, тяжёлое дыхание, жаждущее прохладного напитка, стоны и так далее, можно с уверенностью заявить, кто сейчас придёт, и максимально подготовиться, для очистки его карманов. Судя по шуршанию денег в кошельке, можно определить их приблизительное количество. Во всяком случае объём…

— А что там, в динамиках, позвякивает?

— Ордена, да медали, а не то, что ты подумал!

Совсем рядом разместилась радиорубка, обеспечивающая регулярный выход в эфир, с рекламными целями. Объявление, об открытии первого болотного казино, давно оглашало окрестности по громкоговорящей связи, не ограничиваясь УКВ.

* * *

— Пошли в бар «Гигатонна!» — предложил попутчику товарищ. — Забрасывай её долю и вперёд!

— Эх, форточка узковата — боюсь, не попаду…

— Пошли так, в полном вооружении.

Сзади слышался храп приближающейся валькирии.

— Эх, жаль, растяжку не успеем поставить! — отчаянно возопил первый товарищ.

— Когда меня похоронят, то яму, наверное, бетоном зальют.

— Чтобы не фонил?

— Чтобы не вонял!

Чуть не оставшаяся без денег, воинственная женщина, с разбегу накрыла маленькую компанию, пытающуюся сбежать на вольные хлеба, лишив вторую половину, её части его зарплаты.

* * *

Компьютерный пост жил своей жизнью, охватывая в единое целое, все процессы, происходящие на подводном ракетоносце. Сюда входили: управление перегонными процессами, слежение за стабильной работой «одноруких бандитов» и мухлевание с шариком, на столе рулетки, наблюдение за происходящим процессом через камеры видеонаблюдения — это только малая часть того, что было доверено электронному мозгу. Он беспристрастно следил за тем, как в носовых цистернах главного балласта поспевало бражное сусло, и при необходимости, отдавал команду на отправку полуфабриката в перегонный куб. Опекал сферическую антенну ГАК, подслушивая, что в ней аукается…

* * *

Где-то у ворот блокпоста, к велосипеду со сталкером, присобачили синей изолентой твёрдотопливный ускоритель, для скорейшего возвращения туриста домой…

…

Пробуждение замполита было тяжёлым, будто он и в самом деле, всю ночь проводил ревизию на подведомственном предприятии, по обеспечению населения развлечениями…

 

История восьмая

Пиявка

Утро следующего дня выдалось хорошим и ничего его не омрачало, кроме последствий вчерашнего появления волшебника, в голубом вертолёте. Из-за этого немного побаливала голова, но в целом было терпимо. Над баней вился дымок, подгоняемый из трубы лёгким ветерком: самогон, что ли курят, или другое чего — мастера традиционного расслабления, нетрадиционными методами. Почему ему так подумалось, полковник и сам не знал, но вспомнил — сегодня же банный день. Рядом с финансовой частью, по стене сарая стекало на землю странное пятно, не менее загадочного цвета. В какой-то момент, Головину, даже показалось, что лужа имеет лёгкое свечение и продолжает расширяться. Подошедшему заму, который тяжко вздохнул, от увиденной картины, он сказал просто и доходчиво, указывая на химическую реакцию:

— Так и поверишь, в существование аномалий.

— Брось! Это Шныга — опять какой-нибудь дряни нажрался и до клозета не дошёл.

— Чуть последние сапоги не разъело, — командир брезгливо посмотрел на подошву, — опять, что ли отмечал, пятый день рождения тёщи, за прошедший год?

— Или третью свадьбу шурина, — поддакнул замполит. — Он вчера так напился, что закуску топить приходилось — она сама не желала погружаться на дно желудка.

— А он не тем закусывал, что не тонет?

— В таком состоянии не мудрено перепутать, — вздохнул Горовенко. — Содержимое уже давно назад просится, но ни принципы, ни здравый смысл — не позволяли ему выплюнуть, питиё своё.

Распахнув дверь и войдя к финансисту, они застали удручающую картину. Григорий Андреевич Шныга умирал, как сайра, вытащенная из воды и, потому, лишённая привычной среды обитания. Рот беззвучно открывался и закрывался, пересохшие жабры постепенно, хоть и медленно, но уверенно, переставали выполнять свои функции.

— Надо что-то делать, — вяло заметил Головин.

— Может, пиявку поставить? — предложил зам.

— Злой ты, Пётр! Животных беречь нужно. После такого коктейля, она и двух секунд не проживёт.

Идея с кровососом, понравилась полковнику, не желавшего иметь, ничего общего с приобщением личного состава к пьянству, но именная фляжка с элитным коньяком, всё же была извлечена на свет. Финансисту заметно полегчало, но по внешнему виду, сразу угадывалось, что такие напитки, у него не пользуются популярностью. Пока прапорщик приходил в себя, начальники разглядывали на стене картину, не весть откуда, принесённую нынешним владельцем. Приобретена она была давно и, сколько не смотрел на неё Фёдор Семёнович прежде, полотно всегда вызывало у Головина двойственное чувство: притягивающее и отталкивающее — одновременно. На фоне зловещих жалюзей, сквозь которые едва пробивался, узкими полосками, свет, стоял стакан с чёрной водой. В стакане прощалась с миром роза. Жидкость, из умирающего тела, тяжёлыми каплями медленно стекала по стволу. Обескровленные лепестки, пройдя последнюю стадию агонии, неумолимо продолжали ссыхаться, в предсмертных судорогах уходящей жизни. Остатки тепла остудил могильный холод и конвульсирующая капля мёртвого сока, упала на безразличное стекло. Из хрусталя повеяло зловонием разлагающейся органики. Полковник прошёлся взад-вперёд перед картиной: он давно знал, про один эффект, заложенный художником и всегда думал, что он лично, столько бы не выпил. При смещении точки обзора, ламели начинали движение. Металлический занавес, как гильотина, смыкал и размыкал лезвия — беззвучно и тяжело, ножи отрезали всё, что попадалось между ними. Безмолвно разевая свою пасть, они наводили смертельную тоску на наблюдателя. Отогнав наваждение, Головин обратился к финансисту, который, по внешнему виду, пришёл в сознание и мог говорить:

— Слушай-ка, Андреич, а тебе не страшно держать её на стене?

— Хотите, чтобы, я её вам подарил, Фёдор Семёнович?

— Боже сохрани — ни в коем случае! — командир поёжился, от одной мысли, о такой перспективе. — Подобным полотнам — место в музее. Я не берусь судить о художественной ценности произведения: просто туда люди приходят изредка — посмотрел, и ноги. А вот жить с таким счастьем — это же угнетает постоянно.

— Зловеще, — согласился замполит.

 

История девятая

Канализационный сруб

Выйдя от казначея, которого они спасли от неминуемой смерти, начальники подошли к полковому туалету, в три слоя покрытый известью и на версту разящий запахом хлорки, от которой слезились глаза, в таком же радиусе.

— Когда мы, для личного состава, нормальный сортир построим? -

спросил Горовенко, скорее самого себя, нежели, к кому-то обращаясь.

— Да всё руки не доходят, никак, — ответил Головин. — Но, давно пора. От этого временного прибежища — одни неприятности. Надо будет отдать распоряжение, а то в прошлом году, пришлось краснеть, от вопросов проверяющего генерала.

Прошлогодняя история всплыла в памяти, как будто это было вчера.

Инспектирующий генерал не спеша, следовал по территории воинской части, так как до банкета, судя по времени, было далеко. Подвергаемая проверке местность, со всеми её атрибутами, ничем не выделялась, из ряда себе подобных, так что ему было скучно. И тут, намётанный глаз инспектора, выделил из серой массы однообразных строений, шедевр народных умельцев- плотников. Мастеров, которые складывают туалеты, без единого, в этом деле, навыка. Кривой ящик, из не струганных досок, стоял у забора, покрытый белой известью. Даже неопытный глаз мог опознать в нём уборную, потому что об этом свидетельствовала надпись на двери. Приоткрыв калитку заведения, генерал в ужасе отпрянул назад и задал, вполне невинный вопрос:

— Почему в «походном» гальюне, не только сталагмиты, в дыре и возле неё, но и сталактиты с потолка свешиваются?

— А мы его, по пьяни, сначала вверх ногами поставили, — простодушно ответил присутствующий, при обходе, старшина. — Зимой замёрзло — летом засохло. Затем перевернули и поставили правильно — засохло и это.

Проверяющий, от такого прямолинейного заявления, даже слегка опешил, и при попытке ткнуть пальцем в биоотложение, получил весомое предупреждение:

— Не нарушай хрупкое равновесие в природе!

Фраза прозвучала из недр деревянной пещеры, откуда на него смотрела пара страдальческих глаз.

— Карпухин, а ты не боишься что, забравшись туда, можешь на опарыши пойти? — в голосе старшины чувствовалась забота, о молодом пополнении. — Здесь мухи, как яблоки.

— Ты что там делаешь? — задал генерал идиотский вопрос. Видимо, в голову больше ничего не приходило, или не могло прийти.

— Ну, ты — чёсанок! Не видишь — ем! — проорал обладатель синих честных глаз.

— Что такое — чёсанок? — спросил инспектор окружающих.

Из глубины катакомб долетел вполне доходчивый ответ, сдобренный матом:

— Это валенок, с начёсом!

За что и уехал, далеко и надолго — хорошо, хоть под трибунал не попал. Когда замполит выяснял причину аномального поведения, столь юного создания, то выяснилось: какой-то шутник ему сказал, что за провинность посылают изучать быт свиней, в подсобном хозяйстве и кормят — от пуза. Да ещё, неучтённой свинкой разжиться можно, когда свиноматка опоросится. Шутник тогда остался мистером «Х», а новобранец начал службу, с изучения, совсем другого жития.

— Да, обновление необходимо, но тут какая-то неувязочка получается! — решительно заявил Головин. — Статика претит развитию, неизменен, только Бог, а всё остальное подвержено изменчивому движению, тлению, разрушению — почему этот сортир не рассыпался? Он же еле стоит!

— Ну, тут поспорить можно, — ответил заместитель, — как известно: нет ничего более постоянного, чем что-то временное. А что это за статическая теория?

— Нас это не касается — мы военные. У нас постоянные перемены. Это больше к бизнесу относится. Если чем-то занимаешься — будь готов к изменениям, порой радикальным. И чем дольше они не происходят, тем глобальнее будет катаклизм. Движение — это неизбежно. Перемены — обязательны. Если хочешь стабильности, то сам устраивай небольшие изменения, не касающиеся коренных перемен. Но таких способных мало, тем более что русский человек сам, на подсознательном уровне, стремится к разрушению. Порой к тяжёлым формам — … всё провались! Однообразие угнетает.

 

История десятая

Смертельный трек

Мимо, на велосипеде, промчался финансист, явно направляясь в ближайшее сельпо, и так же ясно — зачем. Чтобы туда попасть, ему пришлось бы съехать, с довольно крутой горы, по тропе, и внизу, увернуться от большой канавы с водой.

— Стой — куда?! — прокричал Горовенко, пытаясь остановить Шныгу, но тот понимал, чем это пахнет, и сделал вид, что не слышал. — На велосипеде тормозов нет! Вчера сломались!

Но прапорщик уже выехал на тропу войны. Когда начальники подбежали к вершине откоса, Григорий Алексеевич давно скрылся в канаве, сделав большой бульк, и только пыльный шлейф, ещё долго клубился над велотреком, оседая на придорожной растительности, сделав окрестности неприглядно-унылыми. Несомая вольным ветром, мелкая фракция горной породы, истолчённая четырьмя стихиями — забивала рты, носы и глаза, случайным зевакам, оказавшимся поблизости. Охающего гонщика — экстремала, принесли в санчасть и, к облегчению начальства, медик констатировал, только множественные ушибы и ссадины. Протухшая вода канавы смягчила удар, послужив природным амортизатором. Спирт перенесли в более надёжное хранилище, ограничив пострадавшего сотней грамм, для снятия стресса.

— Что у нас за часть? — озвучил мысль Головин. — Сплошные приключения!

* * *

Прапорщик Петренко прикорнул, облокотившись на стол. Ему снился, не совсем здоровый, сон. Промелькнуло детство, оставив позади материнскую юбку. Прошла юность, взросление, срочная служба. Перед глазами встало, засеянное пшеницей поле. На обочине стояла любопытная табличка: на одной стороне написано «Заминировано», а на другой «Проверено — мин нет»! Жестянку, прикреплённую к металлическому шесту и вставленного в трубу, вращало, как флюгер, под порывами ветра: то, обнадёживая, то настораживая. Голос из ниоткуда:

— А миноискатель, мы ещё в прошлом году пропили.

Дальше сон принимал расплывчатые контуры, пока не

сформировался в дальний блокпост, пулемётную точку и двоих сталкеров, пробирающихся через колючку.

— А ты уверен, что нас не заметят?

— Да кто ночью будет суетиться? Тут уже давно табунами ходят все, кому не лень.

— А ты чего сюда пошёл?

— Подзаработать надо. Жениться решил.

— Фотография есть?

— Вот.

Он достал портмоне, где на развороте, под плёнкой, было вставлено фото невесты. Мёртвую тишину ночи, разорвала пулемётная очередь, отозвавшаяся в ушах, пронзительным рёвом пороховых газов и свистом, пролетающих пуль. Чистый снег вздыбился щетиной, поднимающихся ввысь, метровых фонтанов. От вгрызающегося в него свинца, белый покров перемешивался с мёрзлой землёй и оседал тяжёлыми, грязными хлопьями. Звон тишины навалился внезапно, как удар обухом по голове. Из темноты, больше не доносился хруст снега, издаваемого осторожными шагами и уже ничто, не нарушало ночной покой. На утоптанную тропу, с глухим стуком, упало развёрнутое портмоне, со страницы которого, смотрела девушка со счастливым лицом и сияющими глазами.

В холодном поту, прапорщик очнулся от тяжёлого кошмара, отогнал наваждение и вышел на улицу. По плацу, как раз проносили побитого финансиста, которого, после таких гонок, уже пронесло. Замполит грустно разглядывал остатки своего велосипеда, от которого осталась груда мятого железа, восстановлению не подлежащая. Вдалеке, четверо военнослужащих уносили прочь деревянную колыбель, вместе со сталактитами и сталагмитами, противным запахом и неустроенностью военного быта. Уносимая канализационная будка, даже на дрова не годилась… Разорванный бронежилет, не желающий подчиняться законам конструирования, висел на металлическом шесте, разгоняя ворон, не хуже пугала. Блокпост таял в тумане сновидений, навеваемых наступившей ночью и совсем исчез, растворившись во мраке подсознания.