История первая

Медвежий испуг по почте

* * *

День выдался неудачный, и с погодой не повезло. Ветер гнал свинцовые тучи, не предвещающие ничего хорошего. Временами моросил мелкий, противный дождь. Лес стоял мрачный, чёрный и мокрый. С каждой ветки, стекающие капли, так и норовили упасть за шиворот, нарушая, и без того отсутствующий комфорт. Под ногами, сырая земля и влажная трава, подрывали душевное равновесие снизу. Угнетающая картина непогоды, поддерживала дискомфорт изнутри.

— Со всех сторон обложили, — бубнил себе пол нос Дед, говоря никому, и в никуда — в пространство, жмясь ближе к огню, который никак не мог справиться с мокрыми дровами.

— Что? — не понял Почтальон.

— Да, ничего. Это я так, про себя.

Бармалей испытывал, не менее глубокую апатию, чем Робинзон Крузо, живший на острове без права переписки. Своими размышлениями, он не хотел делиться с остальными, и потому молча

переваривал про себя, всю длинную историю вынужденного отшельничества. Нет, думал он, последний мог, конечно, отправить морскую почту, даже в том случае, если было бы жалко засмолить пустую бутылку. Стекла пожалел, или куска тряпки, кожи, на которой надо писать послание — скупердяй. Взял бревно, да нацарапал, вырезал, в конце концов, всё, что он думал про человечество в целом, и про каждого индивидуума в отдельности. Выдолбил пожелание, да пнул его в море, куда подальше. Календарь на столбе догадался наколупать. А может он отсылал послание? Уже всё смешалось в голове. Бармалей подбросил в огонь пару поленьев, продолжая размышлять про почту морскую, полевую, она же сухопутная и про другие послания, вплоть до нецензурных. Затем он всё это озвучил во всеуслышание и спросил:

— А нам кому писать? Константину Макаровичу? Чтобы забрал нас из этого леса. Приедет дед на телеге, гружёной почтой, или вином. А может быть, и тем, и другим — сразу. Употребив горячительного, бойцы невидимого фронта, разойдутся по углам, держа в руках заветные треугольники и будут читать послания из дома:

— Милый Ванюша, мы живём хорошо. Проснулась сегодня утром, а тебя нет. Если ты, скотина, до вечера не вернёшься из своего, долбанного сталкерского рейда — можешь считать себя разведённым!

Вообще то, вкусы и мнения вторых половин сильно разнятся, в зависимости от личных качеств и пристрастий. Некому рассказать, какие рейды устраивают, некоторые сталкерши, во время отсутствия главнокомандующих. С этими мыслями, Дед вошёл в историю сегодняшнего дня:

— Сидим здесь, как убогие на паперти, с той лишь разницей, что даже некому руку протянуть.

— Протяни медведю — может, ноги протянешь, — беззлобно заметил Почтальон.

— Медведь пусть с туристами бодается. Им надо эмблему пришить на рукав, с изображением консервной банки, и с гордой надписью «Завтрак туриста».

— Группировку медведей они недолюбливают, — подхватил тему Бармалей, так как всё равно делать было нечего. — Мохнатые считают их своим завтраком, обедом и ужином.

— Первым, вторым и третьим, — утверждал раскладку Почтальон, распределяя заявленные в меню блюда, между лесными жителями. — О! Нас как раз трое.

— Чему ты радуешься? Тебя первым в расход пустят! — Дед смеялся как ребёнок, которому достанется, по наследству, игрушка съеденного.

— Это ещё почему? — насторожился Почтальон.

— А ты из нас самый упитанный.

— Ну, вас…

— Да, хорошо, что это объединение нестабильно, разрозненно и неуживчиво между собой, — облегчённо вздохнув, констатировал факт Бармалей. — Все его члены склонны к территориальной обособленности.

— Кто? Туристы? — не понял Дед.

— Медведи! — сплюнул Бармалей. — Мне тут, пару баек рассказали, про этих кучерявеньких.

Ну, так вот. Идёт мужик по лесу, песенки поёт, от хорошего тонуса и переизбытка, нахлынувших на него чувств. Торчащая из малинника медвежья задница, быстро ему настроение испортила. Он уже не пел, а жалобно сипел и похрюкивал. Кто ему сказал, от кого услышал — он не помнил, но всплыло в голове, что медведь сильно пугливый, и если его обескуражить, заорав в спину, то у последнего будет медвежий испуг. То есть — жидкий понос, приводящий к смерти косолапого. Вы только заранее не смейтесь. Он осторожно, трясясь, как осиновый лист, подбирается к Потапычу сзади и как заорёт, что было сил. Вопреки ожиданиям, Мишка не отдал концы на месте, а поднялся, во весь могучий рост и обернулся всем телом. Скептически оглядев тщедушную фигуру мужичка, он уселся на бревно, склонив голову на бок. Видимо, от неожиданности, было необходимо обдумать план дальнейших действий, но, сколько он не сидел, не переставая поглядывать на возмутителя спокойствия, в медвежью голову ничего не приходило. Понос был, но только у другого персонажа, несущегося по лесу, со скоростью гепарда.

— Точно, — смеялся Почтальон. — Мимо проносились леса и поля, железнодорожная станция, деревни и сёла. Вот уже и город остался позади…

Дед, улыбаясь, доедал печёный картофель, и добавил про испуг, свою версию:

— Рыбаки приехали с ночного лова. Естественно, в тёплой одежде, вплоть до меховых шапок. Когда дело движется к осени, это лишним не покажется, особенно ночью. По берегу гуляла дама с собачкой: здоровенным догом, который уже достал всех своей наглостью, вероятно, чувствуя своё мнимое преимущество. Как, у одного из мужиков, зашёл разговор с хозяйкой псины, уже и не вспомнить, но он обязался напугать собаку, а дамочка наотрез отказывалась в это поверить. Дядя надевает тулуп наизнанку, то есть мехом наружу, завязывает лохматую шапку так, что даже глаз почти не видно, и в таком виде, на четырёх конечностях, прячется за лодкой. Только пес приблизился, как мужик с диким рёвом бросается на него. Хозяйку, не в пример, дольше было видно, чем дога. Её силуэт, догоняющий свою собаку, ещё пару минут наблюдался, пока не скрылся за ближайшим поворотом. А пса, вообще, больше никто не видел.

Бармалей снова взял слово, чтобы закрыть медвежью тему:

— Эта байка, на мой взгляд, просто прикол для дилетантов. Так же,

как и в том случае, идёт мужичок по лесу, поёт ли он, или ворчит — без разницы, но вдруг видит, что по стволу сосны сползает косолапый, смотрит на него и орёт. Что делать? Вот в этом месте и начинаются сомнения в подлинности произошедших событий. С нордическим спокойствием и английским хладнокровием, он быстренько затачивает, поострее, прочную палку и с ней лезет не сосну, навстречу косолапому, тыча остриём медведю в нежное место. Тот, естественно, меняет направление движения и ползёт вверх, продолжая орать, теперь уже от боли. Палач с колом лезет следом, не прекращая экзекуцию ни на секунду. Загнав, таким образом, медведя на самую тонкую ветку, осталось праздновать победу. Слабый отросток не выдержал веса животного и обломился, повергнув последнего на землю, с большой высоты. Вот, такая импровизированная охота. Да, и последнее: когда я поведал сие знакомым, то они, в свою очередь, рассказали эту историю своему знакомому охотнику, который почему-то их облаял. Ну, дурак — абсолютно без чувства юмора, да и не охотник он вовсе, скорее всего, а так, браконьер, поди. С такими никто не водится. Кто у костра небылицы не рассказывает? Вспомните известную картину.

— Да ладно, тебе! — успокаивал друга Почтальон. — Ну, чего ты разошёлся — не видел тугих людей? Есть такие. Вечно что-то высчитывают и выгадывают.

 

История вторая

Африканское чучело

Наступила пятиминутная пауза, во время которой, не полагаясь на тепло от костра, применялся подогрев изнутри. Химические реактивы вступали в реакцию с закуской и требовали общения, как будто нельзя посидеть в тишине. Строящийся план на будущее, сменял другой, ещё безумнее предыдущего, пока разговор не принял фантастические контуры.

— В Африку ехать надо — на буйволов охотиться, — мечтательно произнёс Бармалей. — Рога, копыта и шкуры.

— И мошонки — на кисеты, — добавил Почтальон.

— Лучше сразу на бегемотов! — оживился Дед. — Шкуры шкурами, но и башку толкнуть можно, предварительно высушив.

— Как чучело, что ли? — разочарованно процедил Почтальон. — Так это старо.

— Отстали вы от жизни, — усмехаясь, молвил Дед. — Голова гиппопотама — отличный портсигар под кубинскую табачную продукцию. Как раз по размеру будет.

— Точно, — поддержал его Почтальон. — И гостей приколоть можно: заходят, супчики, в холл, а на журнальном столике: ё-моё! Знакомые

всё лица! Сушёная голова с открытой пастью, набитая полуметровым «Партогасом».

— Не надо на морду Бульдозера намекать, его с нами, всё равно нет. Некому оценить, — высказался Бармалей и, подумав, добавил, — кстати, на слонов, тоже можно.

— Как раз нельзя — ни на тех, ни на других, — Дед развёл руки в стороны. — За одно появление с оружием, в некоторых национальных парках, егеря стреляют без предупреждения.

— Да, с такой туши, берут только бивни, — сказал Почтальон, при этом морщась, как у зубного врача. — Жадность. До сих пор не знаю, на кой ляд, они вообще нужны.

— Я такими вопросами не заморачиваюсь, не забиваю себе голову, — отмахнулся Бармалей так, как будто он уже вёл друзей по саванне, а те уговаривали его, не начинать бессмысленную бойню. — И вообще, у меня колбаса есть.

— У нас тоже есть, — подмигнул ему Дед, — так ты что, член-корреспондент?

— Мы тут все, как минимум первое, — ответил Бармалей шуткой на шутку. — И членоголовые.

— Самокритика, это конечно хорошо, — то ли похвалил, то ли посмеялся Почтальон. — Но мне знакомый мужик любил повторять: себя хвалить надо. Поругают тебя другие, причём — обязательно. Должен же быть какой-то паритет.

Идея с африканской охотой терпела фиаско, не успев толком сформироваться.

— Я в зоопарке слонов яблоками кормил, — сказал Дед. — И бегемотов в зверинце. Не знаю, как в дикой природе, а живущие в вольере, просто милашки. Обязательно поблагодарят за угощение. Как откроет чемодан — только засыпай фрукты. Детские впечатления устойчивы, как ассоциация с матерью. Так что, я всё равно, выстрелить не смог бы. Сафари отменяется.

 

История третья

Экскурсия в преисподнюю

Палатка была установлена, и дождь сразу перестал моросить. Ветер стих и наступила тишина.

— Давно пора было установить этот колпак, — с возмущением сказал Бармалей. — Делов то, одна минута, а мокли три часа. Известно каждому дураку: если возьмёшь с собой зонтик, то дождя не будет, но попробуй не взять — промокнешь до нитки. Мы могли покончить с этим безобразием, я имею в виду дождь, ещё давно.

— Земля мокрая, холодная, даже с подстилкой ложиться не хочется, — Почтальон крутил в руках рулон полипропилена. — Вот бы пол с

подогревом, как в четвёртом энергоблоке ЧАЭС.

— Ты там был, что ли? — удивился Бармалей. — Тепло, должно быть, от радиоактивного распада идёт.

— Да… Страйкболисты провели, в благодарность за то, что мы помогли им со спиртным справиться.

— А кто это такие?

— Да хрен его знает! Одеты, как клоуны в бегах, или Буратино на выданье. Военные не военные, туристы не туристы. Самое главное, что с игрушечными автоматами. Он нам шариком в лоб, а мы ему из дробовика в задницу.

— Вы что — с ума сошли? — совершенно растерялся Бармалей, у которого в голове, уже ничего не укладывалось. — Номер дроби, какой?

— Крупного помола! — ответил Почтальон, еле сдерживая смех.

— А, ну это понятно! — поддержал игру Дед. — «Экстра», для выражения благодарности в подобной форме, явно не годится — слишком большой коэффициент рассеивания, даже на малых дистанциях. Да треплется, Почта, а ты и уши развесил. Четвёртый закрыт наглухо. А, по-моему, он ещё и замурован. Залит полностью бетоном, до жвака-галса, и даже выше. Это такая же сказка, как охота на мутантов в мёртвом городе — Припяти. Почему не на крокодилов? Река — рядом!

— А я, было, поверил, — облегчённо вздохнул Бармалей. — Подумал, что отстал от жизни.

— За плату, охрана пускает посмотреть на энергоблок, — успокоил его Дед. — Но только снаружи, естественно. Об этом даже по телевизору рассказывали и показывали, только я не понял, в каком ключе: хорошем или плохом.

Дождь окончательно прекратил моросить и портить настроение, а в ночном небе, освободившемся от грозовых туч, появились проблески звёзд, извергающих потоки радиации и смертоносных лучей, всех мастей. Надёжный колпак атмосферного щита, великолепно справляющийся с угрозой извне, ветрами разносит опасность изнутри. Океанские течения сделают своё дело, и с восточной стороны, можно ожидать чего угодно. Нашим героям, думать об этом не хотелось. С окончанием местного сезона дождей, настроение приподнялось, и радужные надежды на лучшее будущее, поглотили мрачные размышления о худшем варианте.

— «Южный Крест», — задумчиво, вполголоса, почти прошептал Почтальон, глядя на звёздное небо.

— Где?! — возмущённо воскликнул Дед.

— В северном полушарии не виден — нечего перебивать.

Где-то в южных широтах, плыло по ночному небу, упомянутое звёздное образование, издревле смущающее моряков и наводящее, когда — то, суеверное благоговение. Парусные корабли тоннами

перевозили ацтекское золото, чрезмерное вливание которого, в конце концов, погубила испанскую экономику, удорожив товары, а само обесценившись. Даже пиратские усилия, по отъёму излишек презренного металла, не смогли её спасти. Сколько парусников нашли покой на дне Карибского моря, погубленные разбойниками и ураганами. Нашим голодранцам, о таких приключениях, даже мечтать не приходится. В местные ёлки-палки, и то с трудом, приходится выбираться. Кто по семейным, кто по финансовым соображениям, всё чаще испытывает противостояние, но старается не сдавать свои позиции. Хотя бы до утра.