Утром Мутант встал раньше всех. Он очень сильно волновался, не столько за успех предприятия, сколько за собственный вклад в него. Хватит ли сил? В раздумьях, Иван бродил по отсеку, пока не наткнулся на ржавую дверь, на которой была прикреплена поясняющая табличка: «Фекальная насосная». Дверь оказалась незапертой и Мутант осторожно потянул ручку на себя. В помещении было сухо и тепло. Засохшие фекалии сталактитами свисали с потолка и сталагмитами возвышались над бренностью бытия, коричневым цветом навевая уныние. Кое-кто провёл параллели с собственной жизнью, сравнивая результаты и подведя конечный итог, наглядной агитацией сваленной в этом отсеке, а в выводах написанных на стене. В целом, эти выводы оказались неутешительными… Эта «шахта» требовала освоения производителями растительной пищи и входила в резервный план разработки органических удобрений. Правда, промедление грозило минерализацией отходов и в последующем, без отбойного молотка, здесь делать будет нечего. По крайней мере, обойтись без кайла, про существование которого, все шахтёры успели благополучно позабыть, станет проблематично, а вот отбойными молотками — станция не укомплектовывалась. Но, это обстоятельство Ивану даже на ум прийти не могло. Так как здесь человек он был новый, то и детали предыдущей жизни отсека его касались постольку-поскольку, то есть — не касались никак… Утвердясь в правильности этой мысли, он решительно захлопнул дверь. «Пусть Крузенштерн думает!» — решил Мутант.

Постепенно отсек проснулся. Ночные сторожа сменились на вахте и пошли смотреть свои дневные сны. Десантники-разведчики готовились к выходу. Проводник собрал короткий брифинг, на котором огласил задачу команды, заключённой в короткой вводной:

— Впереди у нас «Фильтратор — отстойник». В нём живут «Дармоеды» и к сожалению, это единственный путь от нас — в цивилизованные места. Миновать их не получится никак. Попробуем пробраться по вентиляции.

— А в чём проблема? — спросил Иван.

— Само название жителей тех мест говорит за себя! — несколько возбуждённо ответил Проныра. — Пристанут — потом не отвяжешься…

— Ну, так лишние руки ещё никогда не мешали, — неожиданно для окружающих, подвёл итог Мутант.

— Да ты ещё и дипломат! — удивился Диггер. — А насчёт лишних ртов ты не подумал?

— В нашем положении, сначала нужно подумать о единстве с теми, кто стоит у нас на пути, — философски изрёк Иван. — Если нельзя исключить «Дармоедов» из пищевого оборота, так пусть помогают, чем могут. Силой, оружием…

— Ну, вот ты и будешь договариваться, — равнодушно промямлил Экономист, не слишком веря в силу дипломатии.

— Попробую, — согласился Мутант. — Во всяком случае — это соседи, а с соседями лучше не ссориться.

Все с подозрением поглядели на новичка и каждый подумал про себя: «Откуда он взялся, такой умный?! Не засланец ли это врагов?»

Но, гадать было некогда.

— Ну, так вот, — продолжил Алексей. — Впереди «Запретные туннели». Их два. Они ведут из фильтратора в «Свинцовый отсек», где нас прибьют сразу же, и в «Глухой карман» к «Гоблинам», которые нам не нужны, сами знаете как и каким боком. Наиболее правильное решение пробираться через медсанчасть, пути, из которой, простираются в более цивилизованные места проживания и работы.

— А что известно про этих «Дармоедов»? — спросил Иван Проводника.

За него ответил Крузенштерн, к собственному удивлению обнаруживший, что о них почти ничего неизвестно:

— Ни хрена! Есть они и точка.

— Мы всегда их проскакивали по вентиляции, — пояснил Алексей. — Я что и слышал о них, так только о «Чёрном Дармоеде». Кое-кто называет его «Чёрный дерьмоед». В принципе, способен заменить собой навозного червя. Перерабатывая фекалии, пропуская их через свой желудок, он готовит навоз к удобрению земли.

— А на живую нельзя удобрить, что ли? — растерянно уточнил Иван.

— Свежим навозом? — задумался Проводник. — Это плохая идея — корни растений могут сгореть.

— Колоссальные познания! — обрадовался Проныра. — В нашем деле, я думаю, без этого — никуда!

Его циничное высказывание пропустили мимо ушей, а с брифингом решили заканчивать. В противном случае, как известно, заседать можно бесконечно.

Наступил час «Х», когда пришло время выходить на задание и оттягивать его выполнение, дальше было некуда. Проводник настоял, всё-таки, на своём, чтобы идти в обход, то есть вентиляционной шахтой, не полагаясь на дипломатические уловки. Последняя оказалась сильно задымлена и это наводило на мысль о планомерной диверсии. В подполе коллектора, зеленела подозрительная жидкость…

— Кто-то очень не хочет, чтобы мы воспользовались услугами обходных путей, — мрачно прокомментировал это событие Алексей. — Противогазов у нас нет и, кажется, придётся воспользоваться твоим, Ваня, планом.

— Я тут не при чём! — оправдывался Иван, чувствуя на себе подозрительные взгляды. — У меня и зажигалки-то нет! И спичек — тоже…

— Я про другой план! — перебил его Алексей.

— И я про него…

«Изгои» уже хотели сколачивать делегацию для переговоров с «Гоблинами», но их опередили. В дверь тихо постучали и возникла немая пауза. Провисев в воздухе несколько секунд, она стала угнетать обитателей отсека. Первым не выдержал Крузенштерн и подойдя к железной переборке, он тихо спросил:

— Кто там?

— Я гонец из Пизы! — ответил, с той стороны, бодрый голос.

— Откуда?! — опешил Иван Фёдорович, подпрыгнув на месте.

— Да соседи, это! — донеслось из-за двери. — Дело есть…

Все удивлённо переглянулись, а старший недоумённо пожал плечами. Металлическая задвижка скрипнула и, с характерным скрежетом, отъехала в сторону. Ржавая дверь, с ещё более противным скрежетом, медленно отворилась. На пороге стоял представитель «Дармоедов» Витя Калахари — американец русского происхождения. В каком колене он эмигрант, Виктор уже и сам не мог вспомнить. Он поднял руку, в приветствии, и без обиняков огласил цель и причину своего визита:

— Это мы напустили вони в вентиляционную шахту, чтобы вы мимо нас не прошли. Нам тоже жрать охота! Ну, как — вместе пойдём?

Крузенштерн опять пожал плечами и в этом телодвижении, трудно было определить степень согласия или отказа. Удивлённое выражение лица, так же, не вносило ясности в окончательное решение старшего по отсеку. Ситуацию выровнял Алексей, согласно кивнув головой и жестом пригласив заходить. «Дармоеды» вошли и Калахари представил хозяевам помещения своих спутников. Среди них был немец Фриц Мэнс и вьетнамка Мио Тхибить Тхуи. Иван сначала не поверил своим ушам, но, Виктор его заверил, что это самое обычное вьетнамское имя и фамилия.

Проводник задумался и спросил старшего делегации:

— Я слышал, что «Гоблины» не пользуются вентиляцией. А как же они совершают свои набеги, минуя вас, если игнорируют обходные пути?

— Как же — мимо нас, — усмехнулся Виктор. — Вместе с нами! Кстати, они тоже выделили трёх человек, для похода за провиантом. О ваших планах известно всему ближайшему окружению.

— Как же так? — удивился Крузенштерн. — Мы всё держали в большом секрете.

— Как-как?! — лениво зевнул Калахари. — Шпионаж — такая же древняя профессия, как и проституция. К тому же, подслушать разговоры — плёвое дело. Кругом есть уши… А вот и представители «Гоблинов».

Тут только все заметили, как за дверью топтались ещё три человека, робко заглядывая внутрь. «Гоблины» переминались с ноги на ногу, а Калахари, не откладывая дело в долгий ящик, представил ихнюю делегацию:

— Вот, знакомьтесь: Сосо Гомиашвили, по кличке Гном, Васька Дервиш и Пьер Тарантул. Последний, даже фамилию свою забыл. Помнит, только, про родную бормотуху.

По словам Ивана Фёдоровича, команда подобралась та ещё, но, именно благодаря этому, путь в сторону «Медотсека» был открыт. Там незваных гостей не жаловали и даже больше — могли и прибить, порезав на органы. Самый простой и безопасный вариант — ползти по вентиляционной отдушине.

* * *

Жизнь «Медотсека» была не то, чтобы нервная, но нервозная — это точно. Наличие запасов спирта не давали покоя многим авантюристам, не ограничивающих себя вульгарным поглощением пищи. Она для них являлась только закуской — побочным продуктом бытия и в связи с этими соображениями, запасы этила берегли пуще зеницы ока. Секреты тайников, которых было множество, знали даже не все сотрудники отсека, а только самые высокопоставленные. Наличие множества укромных мест, замаскированных и скрытых от посторонних глаз, обусловлено банальным расчётом: «Не клади все яйца в одну корзину». Из-за рассредоточенности стратегического сырья по всему помещению, шпионаж сотрудников друг за другом совершенствовался изо-дня в день. Оттачивались навыки слежки и закалялись шпионские характеры. Никто никому не доверял и это становилось всеобщим девизом не только «Медиков», но и остальных обитателей — всего комплекса.

В состав «Медотсека» входила медсанчасть. Населяют его «Медики», где они, так же, работают. Другие их называют не иначе, чем убийцы в белых халатах, хоть и халаты у них были зелёные и, к тому же, давным-давно грязные. Как уже было сказано, у них полно спирта, в связи с чем они подвергаются повышенному риску, отчасти от того, что сами пьяны, а под мухой сопротивляться не всегда сподручно. Храбрости — да, не занимать, а вот силы тают быстрее, чем у трезвых налётчиков. Риск у них даже больше, чем у хранителей складов. «Медики» почти сотрудничают с химиками и физиками, будучи соседями. Оружие, часто используемое медиками — скальпели, которые отлично подходят для метания.

Проводник, через вентиляционную решётку изучал обстановку в медсанчасти. В ней, как ни странно, никого не было. Аккуратно заправленные простыни на кроватях гармонировали грязными пятнами с немытым белым кафелем с желтоватым налётом, устилающим пол строгими квадратами. От былой свежести не осталось и следа: воду экономили и употреблять живительную влагу на мытьё полов ни у кого рука не поднималась. Да ни в одну больную голову не могло придти решение, на такое расточительство. От этого прачечная простаивала. Это заведение носило статус самого загадочного пункта станции, функциональным назначением которого являлось бытовое обслуживание населения. Временами, оттуда доносилось протяжное жуткое завывание. От него кровь стыла в жилах и рождались непроизвольные позывы. Обитатели медотсека настораживались, а главврач успокаивал подчинённых первым, что приходило на ум: «Опять, наверное, Прозерпина об пряник зуб сломала»… Посередине помещения стояла кровать, прикрытая чёрным одеялом. И «Гоблины», и «Дармоеды» прильнули к многочисленным решёткам вентиляции. Что их насторожило во вполне безобидной картине, они наверное, и сами не смогли бы доходчиво объяснить. Вьетнамка-дармоедка Мио только и смогла, что спросить, повысив голос на выдохе:

— Что это?

— «Чёрного медика» хоронят, — ответил Алексей, не придумав ничего умнее, как подшутить над перепуганной девушкой.

— А что — бывают и такие? — поинтересовался Иван.

— Сколько угодно! — охотно ответил за проводника Диггер. — «Чёрный Медик». Зловещая фигура, сам по себе, но, не он пугает обитателей станции, а его появление. Работает в паре с «Чёрным Суперсветлячком». Есть такие из реакторного отсека. Радиацией разит — близко не подходи. Приходя к потенциальным жертвам, медик предлагает купить у него лекарство от радиационного облучения, а если те отказываются, то вскоре появляется «Чёрный Суперсветлячок», которого зовут «Торшер». Все прелести облучения: он ещё на подходе, за сотню метров, а во рту обитателей отсека уже стоит металлический привкус радиационного облучения. Если не подсуетиться и не пообещать выставить в условленном месте требуемую мзду, Торшер подходит ближе. Метров через пять у всего отсека из носа начинает идти кровь и как правило, на этом сопротивление заканчивается. Редко кто впадает в безумие, идя до конца, но, если такое случается, это служит хорошим назидательным уроком другим обитателям комплекса и в итоге, они становятся покладистее. Притом, на первом этапе торгов, покупая препараты, порой, не просто втридорога, а откровенно говоря — по бешеным ценам и считая это, не иначе, как ограблением.

— Вах! — воскликнул грузинский гоблин Сосо. — У нас «Чёрный медик» не был…

— Ха! — весело ухмыльнулся Проныра. — На хрен ему не нужны ваши токсины! А больше у «Гоблинов» и брать нечего…

Дервиш с Тарантулом гордо подняли головы и попытались отстоять честь отсека:

— Как это нечего? У нас есть секретная комната, в которой…

Что там хранится, они и сами не знали, а больше крыть было нечем и «Гоблины» только махнули руками.

— Да тише вы! — предупредил всех Проводник. — Забыли, что ли, где мы находимся? Берите пример с «Дармоедов»…

Мио, Мэнс и Калахари так и не поняли, в связи с чем с них стоило брать пример. Порешив, каждый про себя, что за молчание, они успокоились. Вот только слово «Дармоеды» не давало покоя, обидным диссонансом проехавшись по ушам. Освещённый светом, пробивающимся сквозь решётку, Алексей сделал жест рукой, давая понять, что пора двигаться дальше. Вентиляция оказалась заполнена пылью по самый не балуй и членам похода за провиантом стоило большого труда воздерживаться от чиханья. Приходилось ползти почти в полной темноте, от решётки к решётки, которые оставались неизменными ориентирами на всём протяжении нелёгкого пути. Продолжая ползти по-пластунски, Проныра задал Проводнику неожиданный вопрос:

— А крысы чихают?

— Только попробуй! — зашипел Алексей, протягивая кулак в темноту, примерно в то место, где предполагалось местонахождение Петра.

Продвинувшись ещё на несколько метров, Проводник неожиданно поднял правую руку вверх, предупреждая спутников о возможной опасности. В этом знаке слились все предупреждения воедино: остановиться, замолчать и, по возможности, не дышать. Вот только виден этот сигнал был очень плохо, поэтому он продублировал его тихим шёпотом:

— Тихо! Всем не двигаться — под нами операционная.

Сквозь вентиляционную решётку было хорошо видно, что творится внизу. А там царило оживление… Обитателей этого отсека все звали «Хирургами». По иронии судьбы, они ими и были. Перед эскулапами стоял странный пациент. Два дня назад ему вживили имплантат в районе уха. Больной страдал расстройством вестибулярного аппарата и искусственный орган должен был обеспечить ему сохранность равновесия и правильное восприятие всего остального. Соединили имплантат электродом с вестибулярным нервом, но, миниатюрный гироскоп работать отказывался. Соответственно, и возвращать равновесие. Теперь у пациента на голове покоилось не весь что. Главный хирург скептически осмотрел творение собственных подчинённых и, обращаясь к своему заместителю, спросил:

— Что это?

— Мы ему хотели поставить стандартный гироскоп с микросхемами, а этот «Х», влупил больному, вместо негодного миниатюрного маховика, шестерёнку от дизеля — вон она над головой крутится, на шпильке шлёма… Шлём вживлён…

— А что у него было, — озабоченно спросил начальник, — падучая?

— Расстройство вестибулятора, — ответил зам, шмыгнув носом. — Теперь поспать толком не может, по-человечьи — только стоя… Несколько тысяч оборотов… И отойти, по нужде, не может…

— Так выдерни аппарат из розетки! — возбуждённо посоветовал старший подчинённому.

— Упадёт и — тут нагадит!

— Пусть с уткой лежит.

— В обнимку? — осведомился зам.

— Сами разберётесь.

Главный хирург продолжил обход, пройдя в угол операционной, в которой жужжал биологический 3-D принтер, «печатающий» человеческие органы. Женщина неопределённого возраста с азартом следила за процессом, от возбуждения высунув язык. По нему, на замызганный халат, тонкой струйкой стекала слюна. Глаза горели от возбуждения, а взгляд неотрывно сопровождал все движения печатающей головки. С помощью «биочернил» на свет рождалась запчасть для человека. Причём, запчасть — с большой буквы, а судя по её размеру, человек — с маленькой. Комплекс… Главный тяжело вздохнул и выдал женщине полезную рекомендацию:

— Саманта — не увлекайся! Такой размер может убить вас обоих, к тому же, трансплантолог наверняка откажется пришивать твоему партнёру такое изделие. У мужиков соперничество в этой области проходит ещё болезненнее, чем у вас…

Его заместитель удивлённо пожал плечами и спросил начальника:

— Ну, её-то понятно — прибьёт на первом этапе, а вот что угрожает мужику?

— Голодание! Представляешь, сколько мегакалорий понадобится для поддержания жизненного тонуса?

— А-а-а, — понятливо протянул подчинённый. — Да-да… Конечно… Сэм не жилец…

— Чего вы меня хороните, раньше времени?! — донёсся, из-за ширмы, возмущённый голос. — Я вам ещё покажу!

— А мы уже видели, — равнодушно ответил Главный хирург, махнув рукой в сторону операционного стола.

Революционный лозунг XX-го века «Пролетарии всех стран — соединяйтесь!», в хирургическом отделении прикладной трансплантологии приобретал двоякий смысл, если не сказать больше — зловещий. Бродить по отсекам о двух головах и с гирляндой… Ходить мешает! Собравшийся консилиум о чём-то долго совещался, как раз в том месте, над которым находилась вентиляционная решётка. Кто-то, из врачей, нервно дёргал руками, размахивая ими так, как-будто выступал за сборную страны по боям без правил; кто-то стоял, как вкопанный монумент, а кое-кто пытался отвернуться, избегая, по всей видимости, скользкой темы. Казалось, что они не уйдут никогда… От однообразного положения в вентиляционной трубе, тела разведчиков стали постепенно затекать. От невозможности пошевелиться, в точном соответствии с известным принципом — начинало чесаться всё подряд: от носа — до паха, как у шелудивых ишаков. Желание от души прочихаться, становилось маниакально-навязчивым. Ванька, кряхтя, неуклюже повернулся и от этого оступился. Под ногой что-то хрустнуло, а труба отозвалась глухим утробным звуком.

— Закуска внутри вентиляции ползает, — сказал Главный хирург, подозрительно всматриваясь в контуры квадратной трубы, перечеркнувшей всё помещение от стены до стены.

— Какая? — спросил заместитель, а Ванька, замерев на месте, внутри предательской железной ловушки, чуть его не продублировал.

— Крысы, — равнодушно ответил старший. — Давно надо было поставить под решёткой газовую горелку, срабатывающую от лазерного датчика движения.

Мутанту тут же захотелось крикнуть: «Не надо!» Положение спасло то, что всё внимание медицинского персонала переключилось на вошедшего пациента отделения трансплантологии выращенных искусственных органов человеческого тела. Смысл операции сводился к следующему: имплантат из гиалуроновой кислоты и синтетического полимера впрыскивается под кожу. Благодаря пластичности материала, ему можно придать любую форму посредством массажа. То есть, действие напоминает лепку из пластилина. Затем, лучами определённой частоты, облучают вживлённую и сформированную смесь и та «схватывается» навсегда. Заместитель посмотрел на пациента и обомлел. Единственное, что он смог произнести, была единственная фраза:

— Не нос, а… прирос.

— Саманта — я тебя на колбасу отправлю! — угрожающе произнёс Главный хирург. — Или на органы сдам… Ты что — замечталась?

— Напилась, скорее всего, — предположил его зам, энергично почёсывая переносицу.

— Кажется: и то, и другое, — тяжело вздохнул начальник.

— А нечего было сифилис запускать! — взорвалась лаборантка. — Довёл до последней стадии… А что я ему вместо провалившегося носа слеплю? Я же его фотографию в глаза не видела.

Главный пристально всмотрелся в лицо пострадавшего и неожиданно сделал неадекватное заключение:

— Что-то мне пациент индюка напоминает — такая же мотня под носом — ниже подбородка…

— А мне, ещё — маленького слоника, — добавил заместитель, радуясь неожиданной развязке, как ребёнок огромной конфете.

— Пусть будет гибридом, — донёсся из-за ширмы голос новоявленного Геркулеса.

— Лежит там, уж! — перебил его старший. — Маньяк…

Ещё раз пристально посмотрев на Индюка, он озвучил свои мысли вслух:

— Что теперь с этим делать?

— Надо что-то делать! — жалобно заскулил пострадавший.

— Потом отрежем, — заверил его Главный хирург, выставив вперёд открытую ладонь.

— А?!

— Ну — исправим, — поправился Главнюк, а его заместитель скорчил такое злорадно-садистское лицо, что Индюку стало дурно.

В медблоке, совместно с работой биологического принтера, полным ходом велись исследования по внедрению в живую плоть умных имплантатов и выращиванию человеческих органов из материала пациентов. Дверь открылась и в помещение вошла медсестра, ведя за руку очередного пострадавшего. Она с ходу пожаловалась:

— Имплантат ведёт себя крайне неприлично и чрезмерно вызывающе. Надо же было додуматься пришить такую каркалыгу, а пациенту мечтать, о таком размере.

— Комплекс неполноценности, развитый с годами в манию, — устало сделал заключение Главный хирург, не глядя на больного — А в чём заключается неадекватное поведение?

— В обнюхивании…

— Чего?! — не понял старший и посмотрел на пациента, у которого нос давал фору мотне Индюка.

— В обнюхивании, — подтвердила медсестра. — Нос, помимо воли своего хозяина, суёт себя во все щели и, с шумом, втягивает воздух. Залезает под каждую юбку, в строгом соответствии с инстинктом кобеля…

— Э-э-эх, — вздохнул заместитель. — Дело в том, что умный имплантат наделён обонятельным рецептором, который был скопирован с собачьего, для пущего восприятия, а сам нос ему вырастили в лаборатории. Каким-то образом в мозгу хозяина блокируются собственные команды, заменяясь «умными».

— Тебе не кажется, что шнобель, несколько, великоват? — спросил начальник подчинённого.

— Сам виноват! — парировал, вошедший в помещение, трансплантолог, которого все звали Портным. — Мы выращивали человеческий орган строго по технологии — у него на руке, пока он не обзаведётся кровеносными сосудами. Потом пациент куда-то исчез… Оказалось, что он в базарный день загулял на месяц — в ресторане. Вот и результат…

— Зато под юбку нырять удобно — не надо сильно нагибаться, — засмеялся больной из-за ширмы.

— Да, — добавила медсестра. — Пациент ещё жалуется на лёгкое головокружение, при каждом нырянии под подол.

— А-а-а, — понятливо кивнул трансплантолог. — Это умный имплантат вводит лекарство, при каждом приближении к опасной зоне. И вообще — это ещё что!

Он показал рукой на своего подопечного:

— Вот до тебя был пострадавший: у него, выращенные причиндалы, когда мы находились на ранних этапах исследований, получились то, что надо. По-моему разумению… На компьютере, оператор так отредактировал программу, что вместо носа у пациента выросло… Страшно сказать! К тому же, была проблема: как протез-имплантат будет функционировать, если в нём отсутствуют кровеносные сосуды? На первых этапах работ их ещё не было. Это сейчас выращивают части тела, хоть на пятке и протез, за пару недель, обзаводится кровеносной системой.

— А у меня?! — донёсся тревожный голос из-за ширмы. — Мне же «прибор» в коленку не вживляли!

— Ну, ничего! — бодро успокоил Сэма трансплантолог. — К твоему прилагается аварийные принадлежности — качок, например…

— Чего?! — заорал недовольный пациент, ожидающий своей очереди на операцию, как только Саманта закончит работу на принтере.

— Автомобильный воздушный насос, говорю! — повторил врач. — А для транспортировки, я его тебе размещу прямо на месте.

— А-а-а…

— А для особо ленивых предусмотрен газовый баллончик. В нём воздух под давлением. Дёрнул за шнурок и…

— А как же он на месте будет располагаться, — задал Сэм провокационный вопрос, — прикручен синей изолентой, что ли?

— Карманы вживим, — успокоил его «портной» по человеческой плоти.

— А как насчёт ментальных ощущений? — осторожно осведомился заместитель.

— Ерунда! — отмахнулся трансплантолог. — А впрочем, главное — это участие. Силой воображения… Ну — дальше по инструкции психолога.

— Нет у меня никаких инструкций! — очнулся из небытия психотерапевт, с тоской размышляя о том, как он будет успокаивать искусственно сотворённых монстров.

— Саманта, — проинструктировал технолога Главный хирург. — Ты Сэму кусок умной кожи пришпандорь — прямо на место. Пусть отслеживает состояние здоровья пациента.

— Как, — донёсся голос из-за ширмы, — опять пришивать?!

— Ну да! — засмеялся Портной. — В одном кармане качок, во втором инструкция по применению, а в третьем…

— Успокойся! — крикнул Геркулесу зам. — Умная кожа крепится временно — на воду.

Последним, в обходе, значился пациент, перенёсший операцию по пересадке уха. Он лежал под простынёй подозрительно тихо и не подавал признаков жизни. Главный насторожился и тихо спросил:

— Помер, что ли?

— Да нет, — успокоил его Портной. — Спит. Я ему вкатил такую дозу анестезии, что он не скоро очухается.

— Если очухается, — злорадно добавил заместитель.

— А где у нас анестезиолог? — опомнился главный. — Что-то я его давно не видел.

— Где-где! — недовольно отозвалась Саманта. — Как всегда — валяется, где-нибудь, обжаханный… Вот кого давно пора на колбасу сдать.

Все согласно закивали головами. На грязно-серых стенах забегали чёрные тени, трясущиеся, как паралитики. Светильники поблёскивали тусклым светом: не в целях экономии, а в силу обстоятельств. От этого медотсек напоминал не больницу или поликлинику, а разделочный цех, где рубят туши и упаковывают продукцию в полиэтиленовые пакеты. Как раз в это время, вопреки прогнозу трансплантолога, пациент начал подавать признаки жизни. Сначала он открыл один глаз, и то, только наполовину, словно боясь увидеть перед собой своего мучителя. Затем, неспеша, приоткрыл и второй. Подозрительно смотря сквозь две узкие щёлки на Главного хирурга, он задал идиотский вопрос:

— Я где?

Хор «им. Пятницкого» уже приготовился выпалить заученную, до автоматизма, фразу, но, начальник их опередил, сказав не то, что хотел коллектив:

— На том свете!

— А, ну тогда — полный порядок, — удовлетворённо произнёс пациент, сразу же успокоившись.

Если бы люди в белом начали убеждать его в обратном, то, именно это, вызвало бы подозрение в том, что они говорят неправду. А так — всё в порядке…

Сотрудничество медиков с «Троглодитами» только-только набирало обороты и последние, частенько, искренне не понимали, что от них требуется. В этот раз, они вырастили пострадавшему, от химического ожога, ухо из стволовых клеток на оборудовании завода по производству белка для изготовления синтетической пищи. А так, как уже было сказано, с регенеративной медициной «Троглодиты» не были знакомы даже понаслышке, результат получился, несколько, неожиданный. Пациент ощупал пришитый розовый имплантат и обомлел: размерами ему проигрывал серый ушастый осёл из самых страшных азиатских сказок. Главный хирург уже ничему не удивлялся, но, всё-таки, спросил трансплантолога о причине несоответствии размеров видимых и положенных:

— В этот раз что пошло не так? Как это называется?

Тот неопределённо пожал плечами и предложил:

— «Чебураш».

— Почему не Чебурашка? — зло отреагировал начальник.

— Потому что ухо — одно, — объяснил Портной. — Было бы два, таких огромных, тогда — другое дело. А так — извините… Одно… Большое и красное…

Пострадавший разразился грязным матом и если верить его словам, то от него родит не только трансплантолог, но и все остальные обитатели отсека, включая «Троглодитов» — скопом.

— Ты не выпендривайся! — резко оборвал его словесную тираду Портной. — Чего троглодиты вырастили, то тебе и пришили. У нас рабочих площадей не хватает, а у них оборудование простаивает. Ну да: большеватое чуть-чуть, зато — не бутафорское. Понимаешь, проглядели на заводе — праздники отсека у них были, вот процесс роста и остался неконтролируемым. Да ты не волнуйся — лучше слышать будешь! К тому же — тебе в футбол не играть…

— При чём тут футбол?

— Был случай. Дяде Феде прилепили, то что было, вместо потерянных ушей на химической аварии и поставили в ворота. После первого же удара нападающего команды соперников по мячу, он угодил дяде по лицу. Бутафорские уши отлетели, а нападающего увезли с инфарктом…

Геркулес выглянул из-за занавески, служившей, вместо безвозвратно потерянной ширмы, и с неподдельным любопытством разглядывал пришитое ухо. «Лопух», — родилась в голове мысль, навеянная увиденным. Критически оценив потенциал приобретения Чебураша, он сделал медицинское заключение с чисто технической точки зрения:

— Да, с таким сонаром из тебя получится отличный охотник за кефиром. Любое подозрительное бульканье за пятнадцатью переборками слышать будешь.

— И слюной исходить, — добавил Портной.

Главный хирург, которого подчинённые ласково называли «Главнюк», осмотрел место хирургического вмешательства и сказал трансплантологу:

— Пошло загноение. Опять весь выделенный спирт сам вылопал? Ты что его — хочешь к Трупу отправить.

Сослуживцы так звали патологоанатома. Он оторвал взгляд от сейфа, в котором хранились некоторые запасы потенциальной выпивки и перестав гипнотизировать кодовый замок, вяло отозвался:

— Чего опять я? Сразу его Мяснику продать и нечего мучиться. Для кого отчёт о вскрытии составлять?

Старший устало махнул рукой, в сторону расчленителя и посоветовал Портному:

— Вкати ушастому банальный пенициллин…

— Сам нажрётся в кладовке — там сухари зелёной плесенью покрылись. Доэкономились…

— Так его Сухарь туда и пустил! — усмехнулся заместитель.

Завхоз, услышав своё прозвище, встрепенулся и спрятал пустой стакан за спину. Занюхав рукавом, он, сморщил страдальческое лицо и на выдохе сказал:

— Так я вам их и дал…

Скупость его не знала границ, собственно, как и у всех его коллег по нелёгкому ремеслу учёта и хранения вверенного им имущества. Безразличный к чужим нуждам и страданиям, он высох, как спёкшийся хлеб. От этого его крючковатый нос приобрёл ястребиный профиль, готовый проткнуть любого, покусившегося на хранимые припасы. Воспалённые, подслеповатые глаза постоянно слезились, но не потеряли своей зоркости, а скрюченные пальцы — цепкости. Дежурный стакан весь покрылся мелкими царапинами, не потеряв, при этом, своей профпригодности. Вот только запасы спиртного таяли, прямо на глазах, что отравляло существование. Об этом старались не думать, но не всегда получалось. Главнюк сурово посмотрел в его сторону и покачал головой. В этом действии выразилось всё, что накопилось за долгое время существования под одной крышей, если переборкам отсека можно придавать земные понятия. Портной отвлёк его от тяжёлых раздумий, выдав короткую справку:

— У пациента аллергия на антибиотики — может концы отдать.

Очухавшийся анестезиолог приоткрыл глаза. Его звали «Народный Комиссар Внутренних и Внешних Дел», а так как это звучало неудобоваримо и крайне длинно, при произношении, все обращались к нему просто — Нарком. Он обхватил руками больную голову и посоветовал:

— Достань личинок мясных мух. Я слышал — в зоопарке осёл сдох…

— А им самим они не нужны? — засомневался патологоанатом.

— Опарыши, всё-равно, мелковаты для местной рыбалки, — со знанием дела ответил ему анестезиолог, смотря куда-то вдаль, сквозь несколько железных переборок, за которыми плещется голубовато-грязная вода бассейнов.

— Почему опарыши?! — испугался Чебураш.

Главный хирург вкатил из фляжки пару глотков подозрительной жидкости и разразился длинной речью:

— Способ старый, нисходящий к древним культурам. Личинки насекомых подавляют иммунную систему, способствуя заживлению ран и обеспечивая защиту от бактерий, резистентных к антибиотикам.

— Чего? — ещё больше насторожился пациент.

— Ну — устойчивы, — пояснил Главный хирург. — Не берёт их пенициллин, а опарыши выделяют в рану слизь, которая и способствует её заживлению. Области, подвергшиеся омертвлению, в связи с загноением, личинки, просто-напросто — сожрут…

— А-а-а, — с хрипотцой в голосе простонал больной.

В этом тихом крике интонация прозвучала как-то неопределённо размыто-расплывчато. От этого было неясно, что Чебураш хотел им сказать: то ли выразить полную понятливость, то ли утвердиться в крайнем отчаянии.

— Да ты не волнуйся, — успокоил его начальник. — Этот способ, ещё в дремучие годы, описал в своей книге «Очерки о гнойной хирургии» гениальный русский хирург Пирогов. Кстати, она актуальна до сих пор, а уж в нашей ситуации…

Лежащим, в неудобной позе, разведчикам, в этой ситуации было жалко только осла, а остальным они желали участи ушастых — и того, и другого! Как назло, в этом месте вентиляционная труба шумела сильнее всего, при малейшей попытке к ней прикоснуться. Все члены участников эпопеи давно затекли, а внизу, по всей видимости, люди расходиться не торопились, продолжая глумиться над лопоухим… Медсестра подошла к кровати больного. Она брезгливо поморщилась, подняв его правую ногу за большой палец, и держа её на весу своими двумя пальцами, внимательно пригляделась к пятке. Понюхав немытую ступню, медсестра тихо сказала:

— Ноги грязные…

— Так помой! — не выдержал Главнюк.

Её ещё больше скукожило.

— Их проще ампутировать, — тихо сказала медсестра, возвращая культю на место. Она ещё раз посмотрела на ногу и нахмурилась. Плюнув на грязную пятку, она протёрла её грязной тряпкой. Смотря в медкарту больного, Портной зачитал:

— Иванов Иван Иванович.

Он захлопнул книжку и растерянно спросил:

— А как его зовут?

— Хруев Аполлинарий Григорьевич! — рявкнул хирург и пошёл к медицинскому шкафу.