Пролог

3000 лет до Р. Х.

Фараон стоял перед странным зданием, полузасыпанного песком. Рабочие, под палящими лучами солнца, отчаянно пытались отгрести песок от строения деревянными лопатами, но вход частично был открыт, и несколько жрецов уже изучали невиданную технику, пытаясь по символам понять, что это из себя представляет. В голову ничего не приходило, и новоявленный царь пообещал, что придёт, если они в скором времени не разберутся в достоянии предшественников. Глава жреческой касты нервничал, ничего не понимая в знаках и предчувствовал худшее. Изучение символов атлантов только вошло в жизнь жрецов и предстояло пройти немало времени, прежде чем они научатся обращаться с ними достаточно вольно, а не гадая на кофейной гуще, которую, к слову сказать, тоже предстояло, только-только открыть в Эфиопии. Царь в верховьях Нила, и тот ещё не был знаком с соседями, и не догадывался, чем они там занимаются, а тем более, что там растёт. Он даже не сообразил сваливать навоз в реку, а то и ещё чего-нибудь покрепче, да поядовитее, чтобы вызвать у народа низовья Нила эпидемию, после чего их можно было бы завоевать, без проблем.

2900 лет до Р. Х.

Правнук фараона, начавшего раскопки, стоял перед странным оборудованием, которое оказалось, всего навсего прядильно-ткацким станком, но выпускавшего ткань такого качества, что его придворным ткачам и не снилось. Царь посмотрел на свою одежду, напомнившему ему половую тряпку, которую и одеждой-то можно было назвать, с большим натягом, сравнил её с произведённой тканью на станке предшественников и помрачнел. Ничего похожего, до этого дня, никто из его рабочих соткать не смог. Фараон наблюдал за тем, как из под барабана выползала льняная ткань, под монотонное и протяжное гудение чудо-машины. Навой не трясся, как паралитик у местных ткачей, да и прочие детали конструкции казались неподвижными, которые не в силах поколебать, даже землетрясение.

— От чего он работает, — спросил царь своего первого министра, стоявшего рядом и так же наблюдавшего за производством ткани, — какая сила им движет? Осёл по кругу не ходит…

— Его с успехом заменяют жрецы, которые ходят по кругу, вокруг станка и не могут понять, от чего он работает, — ответил помощник. — С кнопками и рычагами, кое-как разобрались, а вот что позволяет странной машине обходиться без людей и животных, без воды и огня — непонятно. Тут ещё много чего неясного…

Странные лианы уходили от огромной коробки в землю и терялись, где-то в глубинах Великих Песков. Снаружи строения нещадно палило солнце, но здесь, в этом помещении, было даже прохладно.

Где-то между 2000–1000 лет до Р. Х.

Фараон нижнего Египта прохлаждался в тени пальм финиковой рощи на берегу рукотворного бассейна. От него совсем не исходила прохлада, а даже наоборот — морило. Архитектора, соорудившего каменный аквариум и заполнившего его солёной водой, кинули к муренам, которых незадачливый аквариумист туда поселил. Со стороны Великих пирамид бежал слуга, что-то громко крича и добежав, бухнулся перед фараоном на колени. Он хотел было спеть или, на худой конец, прочитать сказку о лучезарности его величества, но тот знаком руки предотвратил это действо, сопроводив вопросом:

— Что случилось?

— О, Великий Царь! Владыка обеих миров…

— Короче!

— Хирмурпур проник в нижние коридоры Великой Пирамиды…

В ту же секунду, пирамида вздрогнула всем корпусом и мелкая вибрация передалась окружающим постройкам, найденным и раскопанным поблизости. Те, из них, которые были возведены в более позднее время — разрушились до основания, превратившись в груду мелкого известнякового песка. Мурены, способные своим поведение предсказывать землетрясение и чувствующие приближение катаклизма за сутки вперёд, от неожиданности, аж высунули головы из воды. В стеклянных глазах стоял немой вопрос: «Что за…»

Станок в Верховьях Египта, производивший знаменитую ткань — встал…

— А-а-а! — злорадно закричали египетские мужики.

Они недолго радовались, так как за свои аполитические взгляды пошли на свидание с нильскими крокодилами, ибо бассейн с муренами оказался, несколько, маловат, для такого количества инакомыслящего народа, да и входил в юриспруденцию другого правителя. Ткачи ничего не сказали, благоразумно промолчав, а пошли перестраивать свои станки. За долгие годы работы на бедняка, они совсем разучились прясть ткани, так как нищий не возразит, не получив, при этом, навоем по хребту. С навоем, кстати, тоже — надо было, что-то делать. Бревно из толстого ливанского кедра не поставишь — слишком дорого, а связки из папируса неизбежно прогибались, сводя на нет качество продукции. В пустыне с дровами туго…

Наши дни. Город N. Ткацкая фабрика.

Фабричный цех по производству льняной ткани шумел не хуже, чем Ниагарский водопад. Рядами стоящие станки скрипели, визжали и требовали ремонта, выдавая продукцию на гора.

— Петровна — опять брак гонишь! — недовольно проорал мастер, пытаясь своим голосом перекричать шум работающей техники. — Не полотно, а одни узлы. Такая ткань, только на мешки годится — под муку. На худой конец — под картошку…

— А что я могу сделать? — оправдывалась ткачиха. — Техника «допотопная» и давно ремонта требует, а ещё лучше — полной замены.

— А как древние египтяне работали? — не соглашался, с доводами, мастер. — Полотну, в которое завёрнуты некоторые музейные экспонаты, присвоен номер двести. Двести, Петровна. Это я, как специалист, тебе говорю.

— Да что вы говорите, Павел Степанович! — огрызнулась Петровна. — Сами знаете, что лучшие станки современного мира не производят льняную ткань выше номера сорок. — Это я вам, тоже, как специалист говорю…

— Ну, а у тебя и пятнашки не наберётся: ткань вся в узлах и утки кривые, почти по диагонали…

— На подкладки пиджаков пойдёт или художникам на холсты — отшлифуют пемзой…

— Пемза прошлый век, — со знанием дела возразил мастер. — Сейчас шкуркой шкурят.

— Шкурки? — не поняла ткачиха.

— Чего шкурки? — переспросил мастер.

— Ну, шкурят…

— Тьфу, ты! — сплюнул мастер. — Об этом мы дома поговорим…

— И вообще! — засомневалась работница. — Кто сказал, что на всех мумиях бинтовка исключительно высокого качества?

— Эх, Петровна! — шумно вздохнул Павел Степанович. — Мумии, которые забинтованы тканью, номером, меньше двухсотого стандарта, это вовсе не похороненные субъекты, а наказанные за брак в производстве. Завёрнутые в халтуру и… Так что, любовь моя, если будешь продолжать гнать фуфло — можешь накрыться простынёй, собственного изготовления…

Наши дни. Неопределённые места лесостепной полосы.

На опушке леса можно было наблюдать странную картину, как с десяток великовозрастных дядек, занимаются, с точки зрения банального обывателя, мягко говоря — ребячеством. Полигон, благодаря коллективным усилиям разрастался, обживаясь новыми тренажёрами и укреплениями, где страйкболисту — полное раздолье. Кроме того, моральное удовлетворение и немного выброса адреналина, чему способствовали, приводимые в действие муляжи, на которые организаторы не скупились, придумывая всё новые и новые методы устрашения. Визуальные эффекты совмещались со звуковыми, к которым добавлялись активно муссируемые слухи, цель которых — подогревание страстей и внесение сумятицы, в ряды игроков. Кроме того, акционеры и сами вошли во вкус, осваивая профессии актёров, не без удовольствия пугая женскую часть игрового коллектива, которые, как известно, наиболее подвержены известному риску. Пришлось даже поставить рядом с полигоном баню, услугами которой, организаторы, кстати, и сами пользовались, не без удовольствия. Активно претворялось в жизнь использование манекенов, которые служат в магазинах для демонстрации нижнего и прочего белья: ноги, бюсты и цельные фигуры — всё годилось в дело. По натянутым, между деревьями, особо прочным тонким тросикам, время от времени сновали тени загадочных фигур, заставляя сидящих у костра, и ничего не подозревающих участников шоу, вздрагивать и с опаской оглядываться по сторонам. Замаскированные в ветвях деревьев маленькие динамики производили по ночам таинственные звуки, вызывающие нездоровые ассоциации, у особо впечатлительной части отдыхающих. После того, как участники игр набегаются по лесам с игрушечными автоматами, им бы самое время отдохнуть, посидев у костра и травя байки, но не тут то было. У организаторов ристалища была своя точка зрения, на дальнейшее времяпровождение подопытных.

 

Глава первая Жестокие игры

Покосившаяся избушка на краю леса, которую срубили, вероятно, выдающиеся мастера своего дела, служила конторой. Это сейчас, в наше время, конторы называют офисами, что, собственно и является истинным переводом. В избе собирались на совещания, чаепитие и прочие срочные нужды, требующие полного состава членов правления. В ней решались неотложные вопросы и травились анекдоты, вместе с приблудными тараканами. В ней же встречали особо важных гостей, или особо карманистых, что, собственно, различие имело небольшое, а главное — принципиально неважное. В общем и целом, избушка заменила организаторам игрового полигона родной дом. В дальнем углу стоял помятый алюминиевый бидон, наполненный малоизученной жидкостью и, являющийся федеральным резервом данного анклава. Сутулый с Кащеем, несмотря на официальные запасы горюче-смазочных материалов, имеющей заводскую маркировку, в виде невзрачной картинки, посматривали на ёмкость, кто как умел: один алчно, другой хищно. Только своевременные призывы на очередную трапезу удерживали их от необдуманного шага. Они подолгу шептались, о чём-то, в дальнем углу избушки, вынашивая непонятные планы, пока до слуха Крона не долетели отдельные обрывки фраз, из которых стало ясно, что они сами хотят поставить в сарае брагу, но не знают на чём.

— Что толку суетиться, — нервно говорил Кащей, тыча пальцем собеседнику и компаньону в грудь. — Дрожжей-то, всё-равно, нет.

— Зачем вам дрожжи? — весело отозвался Крон. — Насыпали опилок в чан — через месяц, и так, всё скиснет. Не обязательно кидать в бачок килограммовую пачку дрожжей, чтобы потом бегать за ёмкостью, смотря, как она прыгает по полу. Достаточно маленькой щепотки катализатора — для толчка.

— Для толчка бумага нужна, — хмуро отозвался Сутулый.

— Или штанга, — не менее сурово, добавил Кащей.

— Месяц они не выдержат, — согласился с доводами обоих, Комбат и, все продолжили заниматься своими делами, оставив самогоноварение фольклорным персонажам.

Сизый дым из помещения правления почти не выветривался, смешиваясь с кухонными запахами и навсегда въелся в бревенчатые стены. Печка-буржуйка исправно дымила, не только трубой, добавляя свою лепту в атмосферу помещения, в виде синего дымка и, если бы не тепло, которая она вырабатывала, её бы давно выкинули. Как прочищать дымоходы от чёрной сажи, никто не имел ни малейшего представления, а если и имел, то весьма смутное.

В запылённом углу, как накрахмаленные воротнички, стояли Бармалеевские носки, добавляя аромат к существующим дезодорантам.

— Ну, ты — орёл! — восхитился Почтальон. — Такой комплект защиты на когти отхватил. Кувалдой не сомнёшь.

— Да они толстые и шерстяные! — оправдывался владелец доспехов, под общее хихиканье. — По умолчанию — не гнутся.

— Как у мощной кольчуги — тройная вязка, — усмехнулся Крон. — Теперь ты можешь на снегу спать, без спального мешка из медвежьего меха.

— И по кислоте ходить, — добавил Почтальон. — Кто знает, а вдруг — пригодится.

В комплект мебели, включенную в реестр, входил допотопный деревянный табурет, создавая уют и вызывая удивление. Старый. Облезлый. Предыдущая краска, наложенная в древние времена, когда про химию в этих местах никто не слышал, просматривалась из-под новой, из-за того, что поздние наслоения порядком облупились. Синие, жёлтые и даже красные оттенки радовали глаз. Сколько их было, слоёв — никто не знал. Узнали благодаря Сутулому и отсутствию ворон, которых, от безделья, можно пересчитывать. Он пересчитал красочные слои. Оказалось — восемь. Для выяснения этой истины, пришлось, даже, некоторые позднейшие наслоения отколупывать. Классический табурет, который, в наши дни, можно встретить только в самых глухих деревнях, имел не менее классический вырез, посередине сиденья. Ярко выраженный тороидальный полубублик вызывал удивление у молодого поколения, да и старожилы, так же не могли дать вразумительный ответ, об истинном предназначении отверстия.

— Для чего здесь дыра? — поинтересовался Сутулый: ни у кого, и у всех — сразу.

— Для того, чтобы не прело всё, что соприкасается с деревом, на котором сидишь, — прояснил Крон истинное положение дел, в столярном ремесле, незадачливому исследователю русской старины.

— А может быть — для проветривания недержания? — усомнился Комбат, недоверчиво посматривая на разноцветную табуретку.

— Недержание — чего? — возразил Крон. — Если газов, то по тыкве однозначно получишь, независимо оттого, привстанешь ты с табурета или нет!

— У меня в башке проводятся параллели с детским стульчаком, — вмешался Доцент, давясь от смеха.

— Да чего там гадать? — не выдержал накала прений Бульдозер. — Дыра нужна для того, чтобы сквозняком гостю геморрой надуло! Хозяин-то, небось, в кресле сидит или на мягком и тёплом стуле. Нечего, понимаешь, без приглашения по гостям шляться.

Остальные молча согласились с железным доводом и вернулись к незавершённым делам.

Уже длительное время Крон корпел над мундштуком для трубки: мастер-форма, акриловый слепок, гипсовый саркофаг — приспособление предполагалось быть массивным, потому что изготавливалось из эпоксидной смолы и имитировало янтарь. Но не это определяло размеры, а главное, толщину изделия. Мелкие муравьи Крона не интересовали, как заменители природного образования. Даже мёртвый шмель уступил место, далеко не из-за размеров, другому насекомому. В мундштуке был погребён: нет, не паук, а дохлый таракан, позаимствованный у знакомых, в те времена, когда они устроили в своей квартире газовую атаку, охотясь на усатых приживальщиков. Чего стоило Крону приспособить его на место, знают только Высшие силы но, теперь это была не просто трубка с янтарным мундштуком, а самый настоящий выпендрёж. В недрах искусственной смолы, среди прочего мусора, имитировавшего природные осадки, отлично просматривался рыжий таракан, не растерявший своих усов и навечно застывший, в растерянной позе.

— Крон, я читал, что есть специальные мундштуки, в которых струя дыма направляется вверх — на нёбо, — обратился к нему Бармалей, которому нечего было делать и от безделья, оставалось только вмешиваться в работу мастеров, строя нелепые предположения.

— Да-да, конечно, — не замедлил ответить Крон. — У меня, как раз, оно закрыто пластмассой так, что никаких вкусовых ощущений эта область не передаёт.

— Кто — оно? — не понял Пифагор.

— Нёбо — так перетак!

— Можно же снять, — удивился Бармалей простоте решения проблемы и неприятия, этого решения, отдельными гражданами.

— Можно, — согласился Крон. — В домашних условиях, оно, конечно, понятно, но я представляю себе другую картину: элитный клуб, кругом дымят кубинские сигары, по тысяче баков за штуку и тут — я достаю пачку беломора. Деловито разламываю папиросу и набиваю трубку. Можно, разумеется, подсуетиться и разжиться «Герцеговиной Флор», но не суть в этом. Далее: снимаю вставную челюсть, протираю её носовым платком и прячу в нагрудный карман; поправляю бабочку и смачно затягиваюсь…

Почтальон поперхнулся от смеха и махнув рукой, вышел перекурить на свежий воздух. Остальные опять продолжили решать неотложные проблемы, от которых их без конца отвлекали.

Сутулый подошёл к кухонной плите и открыл крышку кастрюли, в которой кипела вода, имевшая странный, красно — коричневый цвет. Деловито помахав в воздухе слегка обожжёнными пальцами, он забросил в кипящую воду пару картошек в мундире, не обременяя себя чисткой корнеплодов и справедливо рассудив, что, судя по цвету воды, там уже варятся похожие овощи.

— Ты что наделал, дурак! — крикнул Крон, аж взопрев от волнения.

— А что? — непонимающе, пожал плечами повар-неудачник.

— Там бриар кипятится! — простонал мастер по обработке древесины. — Из него я хотел фешенебельную трубку вырезать. Теперь, вместо утончённого запаха корня вереска, она будет вонять гнилой картошкой.

Услышав про кастрюлю, и про то, что в ней что-то испортили, Пифагор встрепенулся, как раненная птица, вспомнив про забытые макароны, которые было необходимо отбросить.

— А где? — задал он риторический вопрос, подбежав плите.

— Я их уже откинул, — раздался голос Комбата, из дальнего угла, откуда доносилось смачное чавканье.

— Копыта? — посыпались со всех сторон предположения.

— Холодец варится в отдельной кастрюле, — не растерялся добровольный помощник повара.

Пифагор взглянул на дуршлаг и задал второй риторический вопрос:

— А в чём это макароны? Как-будто кто-то чай просыпал. Крон, ты в кастрюлю трубку не ронял?

— Нет! Их Комбат, какой-то индийской присыпкой приправил.

— Вот отстой, — вздохнул Сутулый, стоящий рядом и отлавливающий картошку из грязной посуды, в котором кипел корень загадочного северного растения, не желавшего расти среди кустов средней полосы России…

Заглядывая в дуршлаг, в котором, вперемежку с макаронами, чёрными точками не вписывались в общую картину бытия инородные вкрапления, он добавил, к сказанному:

— Осталось, только, мантры спеть, в позе лотоса.

— Только эту позу и знаешь, из богатого арсенала индийских йогов? — укоризненно покачал головой Доцент, до этого момента, всё больше предпочитавший молчать. — Вон, наши туристы в палатках — не ограничивают себя в том, что знают и, судя по шуму, осваивают новые методы, которые принесли с собой современные структуры информационной войны, да мода — на восточные ухищрения. Да и баня не простаивает…

— Эх, молодо-зелено! — вздохнул Бульдозер. — Никаких ограничений.

— Это да, — поддакнул Крон. — Один сексопатолог вспоминал случай, из своей практики. Пришли к нему молодожёны. Начали они новую совместную жизнь быстро, много и с помощью тяжёлой артиллерии.

— Это как? — удивился Комбат.

— Как-как! Взялись за дело рьяно: не с обольстительного нижнего белья, и даже не с ролевых игр, а сразу с видеокассет. В результате, на приём пришли два выпотрошенных, не могущих видеть друг друга, пациента.

— В этом возрасте, желают всё много и сразу, — вынес свой вердикт Почтальон, вернувшийся с улицы, если лесную глушь можно так назвать. — Любовь это или нет — нужна проверка временем и, как это часто бывает, чувства не выдерживают, испаряясь на нет. Тема избитая и поэтому, хватит про…, у нас дел — невпроворот.

— Слушай-ка, Почта, — подал голос Бульдозер, — а при чём тут макароны?

— Да так — навеяло…

…

Кащей осваивал ремесло художника и гримёра, в одном лице. Пластмассовые манекены выходили, из-под его кисти партиями, местами напоминая покемонов, но, как сказал Комбат: «Мы не хохлому осваиваем, или городецкую роспись и, даже — не Палех. Так что, нелепые красные разводы на розовом пластике — то, что надо!»

— Почерней, только малюй, — добавил Крон. — Не на детской киностудии работаешь. Реализм нам тоже не помешает.

Уяснив для себя суть проблемы, Кащей старался, как мог и теперь, заглянув через плечо, Крон схватился за голову:

— Кащей! Ты что творишь?

— А что? — растерянно спросил художник, наивно моргая глазами, изображая из себя исключительную невинность.

— Это тебе не салон красоты, а театр ужаса! — пояснил главный критик. — Уберите его, пока он всех манекенов не перепортил.

— Это в каком смысле? — настороженно уточнил Комбат.

— Во всех…

Если бы Кащей знал, сколько времени ему будет сниться чёрно-синий фингал, с лёгкой примесью пурпура на пластмассовом лице, который он любовно выводил уже с добрых полчаса, то он бы ни за что не взялся за его исполнение. Просто бы вывалил на пустую голову банку с краской и сказал, что и так сойдёт. Что думал манекен, мастер не задумывался, справедливо полагая, что тому нечем осмысливать происходящее. Натягивая армейские штаны на очередную пассию, он поймал себя на мысли, что: «Вот ведь как получается: замерзают живые и по логике вещей, одевать бы их, но чаще возникает желание сделать всё наоборот. Неживой материи одежда ни к чему, а я тут мучаюсь, пытаясь приладить на пластиковую тётеньку мужские портки».

На каком-то этапе вдохновение покинуло мастера, повергнув последнего, в неконтролируемую ипохондрию.

— Как бы у него творческий застой, плавно не перешёл в творческий запой, — высказал опасение Крон, озабоченно посматривая на сиротливо стоящий в углу бидон и на мастера художественной росписи, по-пластмассе.

Сутулый слонялся рядом, поэтому опасения были не беспочвенными, на что Комбат высказал свою точку зрения:

— Надо что-то решать!

— С бидоном? — наивно переспросил Крон, удивлённо поглядев на друга.

— С обедом.

Из города вернулся Дед, с целым рюкзаком драных лифчиков и чулок. На какой свалке он побирался, добытчик так и не сказал. Привезя новые порции амуниции для манекенов, он занялся делом, которое не требовало отлагательств. Почёсывая бороду, он принялся сортировать товар. Торчащие из рюкзака руки и ноги, делали Деда похожим на особо опасного маньяка, а пламенный революционный взгляд, мобилизующий остальных на воплощение идеи в жизнь, окончательно убеждал в этом. Подвалив Кащею дополнительную халтурку, он, с чувством выполненного долга направился к столу, а художник возмутился. На помощь ему пришлось срочно выделять дополнительные людские резервы, без дела шляющиеся по избе и работа закипела, пока на стол накрывались харчи.

После обеда все пошли разносить манекены по местам боевой славы. Как сказал Дед: «Кому бесславие, а кому ещё хуже!» Торчащая из ямы окровавленная нога в камуфляже, присыпанная прелой листвой, даже у инициаторов действа оставляла в душе неизгладимое впечатление, так что тогда говорить о девичьих душах, в хрупкой оболочке, наивно пробегающих мимо с игрушечными автоматиками. Разорванная снарядом рука, в нужный момент, с помощью лески приходила в движение. Это на тот случай, когда статические визуальные эффекты не возымели нужного действа и, приходилось прибегать к динамическим. Вообще-то, Дед не был кровожадным человеком, но, на войне, как на войне и, к сказанному выше, из ямы доносился душераздирающий стон, извлечённый из недр братской могилы замаскированным динамиком. По признанию одного из игроков, в этот момент он подумал о том, что это их предшественники, из первой игровой партии, а они попали в руки опасных преступников, не оставляющих сомнений в маниакальной наклонности к убийствам организаторов шоу. Один игрок побелел, когда вошёл в избу и увидел, стоящий на столе безобидный утюг. Выжигательный прибор, с помощью которого Крон делал карбонизацию трубки собственного изготовления и, принятый посетителем за паяльник, добавили седых волос страйкболисту, а ведь мастер только имитировал обкуривание табачной камеры чаши — реактора, как он сам её называл.

Комбат с Доцентом минировали поляну. Провалиться по колено в навоз, может быть, и не самый страшный испуг, но приятного мало, да и в городе, ещё долгое время за агронома принимать будут.

— Много не сыпь, — сказал Комбат, критически оценивая качество органического удобрения.

— Чего — дерьма жалко, что ли? — удивился Доцент проявлению бережливости друга.

— Ловушки будут пополняться по мере срабатывания, — пояснил минёру партнёр. — Как бы они не демаскировали себя, раньше времени — полнотой содержания и запахом колхозных угодий.

— Ты лучше подумай о том, чтобы края ям были пологими, — выдвинул свои соображения Доцент. — Не хватало нам, чтобы игроки ноги переломали.

Отойдя в сторону и оценив проделанную работу, друзья убедились в том, что ловушки замаскированы надёжно и обнаружить их, можно только методом тыка, то есть личной проверкой. Постояв ещё некоторое время, удовлетворённо любуясь результатом, компаньоны понюхали воздух и направились к избушке, предвкушая сытный ужин, со всеми вытекающими.

Осень накрыла полигон, как всегда, внезапно. Не успев удивить пронзительной желтизной листьев, она уже сбрасывала их с деревьев, а промозглый ветер гнал коричневый мусор, по своей прихоти, вдаль. Убийственно-пораженческие настроения завладели умами и осеннее обострение полностью распоряжалось ристалищем. Никакие средства, от межсезонной хандры, не помогали. Взоры отдельных индивидов, всё чаще обращались к одиноко стоящему бидону, как к единственному действенному средству, по их убеждению. Сороковка с ног уже не валит, а вдруг в нём — крепче?

…

Прибыла новая партия играющих. Разношёрстная толпа имела в своём арсенале всевозможные стволы, разделяющиеся на стандартные и модифицированные. Включалось и покемонство, как страйкболисты называли членов своей партии, которые не брезговали пользоваться образцами оружия, не имеющего аналогов в реальном мире вооружений. Модернизированное оружие имело преимущество на дальних дистанциях и соответственно, больший шанс на победу. Каждый уважающий себя страйкболист владеет своими секретами по отладке оборудования и не войдёт, в игровой процесс, имея на руках стандартные образцы автоматов или пистолетов, предлагаемые индустрией развлечений. Обязательно будут пересмотрены пружины, аккумуляторы, поршневой ход компрессора и другие тонкости, на которые начинающие пока не обращают внимания. Оценив, из окна, арсенал вновь прибывших, Дед задумчиво произнёс:

— Мальчишки начинают с дёрганья за косички, так не лучше ли, сразу же, начинать с РПГ.

— Куда косы, а куда портфели, — согласился Бармалей.

— Скоро до этого дойдём, — усмехнулся Бульдозер, вытирая, после ужина, рот носовым платком. — Химические кабинеты, поди, уже умудрились приспособить, под производство всякой дряни, так почему бы не умудриться изготовить синтетический порох. Про обычный, я просто промолчу.

— В кабинете трудового обучения, самодельные патроны выдают горстями, а также всё остальное, — подключился к мозговому штурму Почтальон. — Усиленный заряд пороха. Токарный станок без дела не простаивает, не говоря уже, про сверлильный…

Пифагор, оторвавшись от своего занятия, предполагавшее комфортное бездействие, так же поглядел в окно, оценивающе осмотрев с ног до головы страйкболистов и высказал свою точку зрения:

— Ну, что это за оружие! Вид, конечно, есть, но что толку — стреляют одиночными выстрелами, а ведь имитируют автоматические винтовки и автоматы. Вот шестидесяти четырёхствольный миниган одноручного исполнения — это дело. Двадцать сантиметров длиной — под мелкокалиберный патрон. Микроверсия.

— Тут уже криминалом попахивает, Пиф, — вяло заметил ему Доцент.

— Тогда, стволы — под силиконовый шарики, — согласился, с доводами, Пифагор. — Одна очередь, и у противника, полный рот силикона.

— Чего? — очнулся от забытья Сутулый.

— Силиконовых шариков! — рявкнул рассказчик.

— Угу, — проснулся Кащей. — Груди, тоже набухнут, до девятого размера.

— Это ещё почему? — не понял Доцент. — Они же мягкие!

— При таком напоре — прошибут, что хочешь, — пояснил Кащей, сам, толком, не будучи уверен, в собственных выводах.

— Ну — да! — смеясь, оживился Крон. — В экспериментальном образце пушки Гаусса применяются пластмассовые пули, или снаряды. На скорости около пяти километров в секунду, они прошибают толстую легированную сталь на молекулярном уровне. Бронированный металлический лист имеет впечатляющие повреждения.

— Вы всё мелочитесь! — встрял в разговор Комбат. — Шире надо мыслить, а в ваших рассуждениях — объёма не хватает. Я сконструирую пушку из прицепа трубовоза. Там даже фантазировать не надо — вылитое артиллерийское орудие. Приспосабливаем промышленный компрессор и силиконовое ядро разрушает стену.

— Посечёт осколками битой кирпичной крошки, — усмехнулся Крон. — Представляю себе артиллерийский расчёт из нескольких дяденек, в красных фуфайках и оранжевых касках. С отбойными молотками, в рукопашную ходить можно, насколько шланги позволят.

Пока вновь прибывшие осваивались на новом месте, наступила пора проведения пробных игр. Участники изучали местность ристалища, а организаторы занимали места, согласно штатному расписанию.

Сутулый с Кащеем изображали зомби. Выходило у них это натурально. Покачиваясь на холодном ветру, они играли сами себя.

— Слушай, Док, — задумчиво процедил Комбат. — Если бы они, не красясь в погребальные тона, просто просили у прохожих колбасы, на мой взгляд, эффект был бы тот-же.

— Пожалуй, — согласился Доцент.

В это время, Дед с Бульдозером проверяли в действие погребальную яму. Манекен в ней дрыгает ногой, с помощью толстой лески и всё работало безукоризненно, пока не произошло незапланированное событие. В сторону правления полигона уносили ноги две великовозрастные девицы, вереща на ходу благим матом, а в противоположную, от них, сторону, спринтерским бегом улепётывали два поддатых зомби. Сутулый, не справившись с управлением, рухнул в яму, лицом к лицу, встретившись с неживым коллегой по играм. Манекен смотрел на него пустыми глазами, а тёмно-багровая краска, залепившая пластмассовые губы, создавала впечатление живого оскала и намекала на то, что он проходит последнюю стадию агонии, пребывая в коме. Кащей, запнувшись за толстую леску, упал следом, накрыв грудью своего товарища. Нога манекена продолжала слегка подёргиваться и Дед крикнул Бульдозеру, что пора прекращать представление.

— Я не дёргал за леску — он сам, — оправдывался напарник, судорожно сглатывая слюну.

— Но-но! — одёрнул его Дед. — Шутки в сторону — тут все свои.

В это время из леса раздался душераздирающий женский крик. Ему вторило громкое мужское мычание. Все, кто находился в квадрате, ринулись на помощь, так как крики не соответствовали стандарту розыгрыша. В них промелькнули нотки неподдельного ужаса. Прибежав на небольшую полянку, Дед с Бульдозером обнаружили на ней Крона с Комбатом, как-то неуверенно стоящих посредине и от растерянности, не зная, что делать. Доцент оказывал посильную физическую и психологическую помощь потерпевшей паре молодожёнов, извлекая их из ямы и освобождая из объятий манекена. В обнимку с пластмассовой куклой, мужик представляет из себя жалкое зрелище, а девушка ничего не представляла, приняв на себя роль овощеобразной субстанции. Как так получилось, что он вцепился в игроков мёртвой хваткой, Доцент не мог понять, распутывая сложный узел, где переплелись руки и ноги всех троих: живое с неживым — намертво. Кое-как справившись с задачей, он разогнул затёкшую спину и тяжко вздохнул.

— Что тут случилось? — осторожно поинтересовался Дед, пристально разглядывая измождённые фигуры страйкболистов, которые, в данный момент, напоминали освобождённых узников концлагеря.

— Да вот! — посвятил в дело, прибежавших, Доцент. — Спотыкается турист ногой об растяжку, а на него падает манекен зомби. Сверху жена. Рядом срабатывает динамик. Электродвигатель наматывает леску и кукла приходит в движение. Успев, до этого, понять, что она пластмассовая, игроки приходят в ещё большее смятение. У нас полный успех, а у них — полная прострация.

…

К ужину, члены правления собрались в избушке и согласно предварительным данным, консилиум проголосовал за то, что сезон начался удачно, а новые тренажёры работают исправно. Правда, робкий голос из угла намекнул на одно обстоятельство, что не всё идёт гладко, а самое главное, напоминает чёрную магию, практикующуюся на некоторых тропических островах, но его мнение потонуло в бурном негодовании. Возгласы про то: «В каком веке живём!» оказались самыми многочисленными и убедительными для того, чтобы оппонент заткнулся навсегда. Навсегда он был не согласен и почти обиделся, пока ему не налили. Сполоснув удачу и заполировав обиду, народ пребывал в хорошем настроении, предчувствуя предстоящие развлечения, тем более, щедро оплачиваемые людьми, зажиревшими в домашнем уюте. Его они променяли на порцию дефицитного адреналина, которую сознательные люди тщательно приберегают на непредвиденные случаи.

Вечером, когда окончательно стемнело и чёрное небо засветилось тысячами ярких звёзд, страйкболисты расслабились у костра, делясь между собой переживаниями прошедшего дня. Казалось, что игры у них позади, во всяком случае, до утра, но они не знали, что настало время ночных развлечений. Тросик, натянутый на высоте, между двух сосен, тоненько посвистывал на ветру и только ждал того момента, когда по нему прокатят очередное чучело, с возможным добавлением спецэффектов. Костёр весело потрескивал дровами, освещая возбуждённые лица, непринуждённо болтающих о всякой ерунде. Дед, из недалёких кустов, дал отмашку и в высоте деревьев, что-то надрывно треснуло, достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание. Все взоры отдыхающих немедленно обратились в сторону подозрительного звука, ища его источник, где-то в вышине звёздного неба, которое подпирали стройные сосны. Без промедления и малейшего шума, по тросику прокатилась, внушительных размеров, тень. Игроки вздрогнули и сглотнули слюну пересохшими глотками. Во рту сушняк накладывался на сушняк, требуя освежающую порцию кефира. Неподалёку, из лесных зарослей средней полосы России, раздался голос тропической ночной птицы, воспроизведённого с помощью мощного динамика и, словно насмехающегося, над сидящими у костра, а также, над своей ролью, в этом спектакле.

— Надо было на месте кострища, заранее шифер закопать, — с сожалением, сказал Бармалей.

— Чтобы им мозги повыбивало, — хихикнул Почтальон, — вместе со всем остальным?

— Негуманно! — поддержал его Пифагор. — Да и где взять?

— С крыши избы, — вяло промычал Бармалей, махнув в сторону офиса.

— Хватит вам! — сердито оборвал их Комбат. — Оставьте избушку в покое, да и на сегодня — приключений достаточно.

Все молча согласились, уже устав от гастролей выездного театра. Кровавый закат окрасил местных баб, не имея возможности красить африканскую поросль и понемногу, все стали успокаиваться, оставляя светлые порывы на потом, когда с новыми силами можно будет взяться за дело: играть, пугать и хулиганить.

 

Глава вторая Штурм

Глубокая ночь опустилась на спящий полигон и всем порядком надоело развлекать гостей. Глаза слипались, повинуясь инстинкту и усталости, а тела отдавались во власть тишины. Которую ночь Крону снился один и тот же сон, в котором главная роль отводилась манекенам. Стоя на берегу реки, он заглядывал в прозрачные воды, где в глубине, стройными рядами стояли куклы, в нелепых позах, образуя подобие квадрата. Никаких признаков жизни, пластмасса не проявляла, но в этот раз, всё вышло иначе.

Для начала, Крон увидел в кустах Деда, у которого клевали одни лифчики. Тот громко сетовал на рыбацкое счастье, одной рукой держа удилище, а другой помешивая воду в котелке, висящий над огнём. Вода в нём уже закипела, но наваристый пластик не желал цепляться на крючок.

— Хоть навозом заправляй! — орал Дед, добавляя к сказанному непотребные выражения, так же являющиеся приправой, к высказанному тексту, у всех народов мира.

Манекены, вопреки закону жанра, начали оживать, не только по ночам, но и днём: в магазинах, на рынках… Кукла, убегая с навороченным бюстгальтером, всполошила всю барахолку. От увиденной картины, половина базара упала в обморок. Ноги, отделённые от остального тела властью конструктора и прихотью изготовителя, пробежали мимо торговок и покупателей, раскрывших рты, в немом изумлении. Призвание пластмассовых ног изначально определялось, как рекламирование чулок и колготок, всех мастей и расцветок. Сторож рынка пытался поймать ноги на выходе, при попытке последних выбежать за периметр торгового балагана. В молчаливой схватке, противники долго кружились вокруг невидимого центра нелепой карусели, пока охранник не получил ногой в пах. Он так и остался сидеть с растопыренными руками, которыми пытался удержать беглецов, ловя ртом воздух и выпучив глаза. Муаровая вязь чёрных колготок, с натугой напяленных на тренажёр, предназначалась для покупательниц самых дальних уголков необъятной родины, слабо знакомых с французской модой и, безнадёжно испробовавших все средства, для охмурения сильного пола. Сейчас их узор, напоминающий самую смелую змеиную окраску, мелькнул муаром на выходе из рынка, помахав, на прощание, обездвиженному охраннику невидимой рукой. На орехи, получил и случайный прохожий, не во время оказавшийся, не в нужном месте. Он вовсе не собирался задерживать нарушителей общественного порядка и пострадал, ни за что. «Караул — товар разбегается!» — раздался истошный крик, взбудораживший весь рынок, который и так гудел, как разворошённый пчелиный улей. Продавщица, с волнением наблюдая за тем, как улепётывает на волю её манекен, приобретённый на собственные кровные, высморкалась в парадный батистовый халат своей соседки. Не глядя, она швырнула его обратно, попав товарке в лицо. Перламутровая пуговица пребольно ударила подругу, по рядам, в глаз. Намечалось продолжение Куликовской битвы, с участием рыночных торговцев.

Пьяный мужик ущипнул женский манекен, за пластмассовую грудь и получил пощечину… Титьки барахтались в кустах, не имея возможности передвигаться, а цельные манекены шли в атаку на торговые ряды… Среди бунтовщиков раздавались призывы не останавливаться на погроме рынка, а идти на завоевание полигона…

Пришлось срочно, в связи с возникшими чрезвычайными обстоятельствами, всем членам правления забаррикадироваться в избушке. Двери предусмотрительно закрыли на все имеющиеся засовы и, для большей надёжности припёрли, всей имевшейся, в наличии, мебелью. К осаде приготовились тщательно, по всем правилам воинского искусства: кипяток, горящие угли из печки, горючие смеси — всё имелось в арсенале обороняющихся, но жаль, что в малых количествах. Одно исходило из другого: мало дров — мало кипятка и так далее. Осмотрев скудный боезапас, Крон крикнул Деду, занявшему наблюдательную позицию на чердаке:

— Они отряды самообороны ещё не создали?

— Организовали! — отозвался вперёдсмотрящий. — Вон — окрестности игровой зоны патрулируют.

Манекены незаконно собрались перед избушкой на небольшой выжженной поляне. Речь толкал, открывая импровизированный митинг, мужской манекен в нелепых шортах, имеющих идиотскую расцветку, в мохеровой кепке-аэродром:

— Горком партии уполномочил меня заявить о формировании отрядов самообороны, а так же, о создании карательного батальона.

— Так — девочки налево, мальчики направо! — озвучил ситуацию Комбат. — Роль карателей, насколько я понимаю, отводится женскому полу.

— Как его определить, пол-то — только по лицу, а так — дорабатывать надо, — выразил своё мнение Доцент, пожимая плечами.

— Для того сталкеры и носят с собой: кто болты, кто гайки, — невесело усмехнулся Бульдозер, поправляя помощи, вечно норовящие свалиться на бок, и штаны, которые, в свою очередь, стремились грохнуться на пол.

Неожиданно из леса, треща валежником, подошёл резервный резиновый батальон подмоги — экспонаты местного секс шопа, с автомобильными качками под мышками. Недолго думая, они присоединились к бунтовщикам, целеустремления которых были неясны, для собравшихся обороняться, а для резины, похоже, было всё едино, чем заниматься. В этот момент, нехорошее определение, подошедшему сброду, подобрал Крон, но озвучивать было некогда, поэтому он сказал:

— Я за печкой видел пачку электродов. Они там, вероятно, на просушке лежат; остались от наших предшественников.

— Атлантов, что ли? — невесело пошутил Бармалей.

— Не умничай!

— Эх, жаль — заточить нечем! — сокрушался Пифагор, крутя металлический стержень в руках и выставляя руку вперёд, на манер художника, определяющего, с помощью карандаша, дистанцию до цели и вписывая натуру, в размер электрода.

— Думаю, и так сойдёт, — успокоил его Почтальон. — Бросать придётся сильно — с размаха, так что электроды массой возьмут прелую резину.

— Кто тебе сказал, что они спросом не пользуются? — с удивлением спросил его Пифагор.

— Я, разве, это говорил?

— А кто сказал, что резина слежалась?

Почтальон, только молча отмахнулся и продолжил подготовку к обороне.

Сутулый решил бороться против агрессора тем же материалом, на преимущество которого, уповали пришельцы. Он, найдя кусок резинового жгута, быстро соорудил рогатку из картофеледавилки, изготовленную современной промышленностью. Блямба с дырками, венчавшая два металлических рога, не мешала стрельбе. Верный другу Кащей крутился рядом, пытаясь, пока только словом, помочь конструктору в его нелёгкой работе. От перехода к делу, он благоразумно предпочёл отказаться, не желая получать увесистой железякой по лбу. Рогатка сверкала никелированными рогами, а электроды, в руках остальных, зловеще поблескивали матово-чёрным блеском. Будучи мокрыми, они утеряли свой тоскливый серый цвет и теперь вступали в бой, играя воронёнными боками.

— Вот и хорошо, что сырые, — удовлетворённо потёр ладони Дед. — Чем тяжелее — тем лучше.

Перед боем повисла мёртвая тишина, часто возникающая перед шумными событиями. Все бессмысленные взоры наступающих устремились на одиноко стоящую избушку. По глазам манекенов, ничего не выражающих, невозможно было определить настроение бунтовщиков, но их действия оставались недвусмысленными. Их цель была маленькая бревенчатая крепость, двери которой, оказались наглухо забаррикадированы. В них с трудом пролазил Бульдозер и его поставили именно на этот участок, на случай прорыва, а пока, необходимо было вывести из строя резиновый батальон смерти, наиболее уязвимый, для имеющегося вооружения.

— Эх, жаль, что с нами Шурика нет! — воскликнул Крон. — Он бы один взял на себя кукол. С писком бы разбегались, унося с собой запах палёной резины.

— Точно — я где-то в углу, видел паяльную лампу! — осенило Комбата и он, стал лихорадочно обшаривать каждый закоулок горницы.

Шорох ещё стоял некоторое время, пока не раздался радостный крик:

— Нашёл! К тому же заправлена!

Затяжная пауза, перед боем, закончилась так-же внезапно, как и возникла. Начался штурм цитадели.

Каучуковый резерв быстро таял на поле боя, ещё на подступах к форту. Стальные электроды с хрустом разрывали резиновую плоть, повиснув в обмякшей резине, со свистом выпускающей воздушную смесь. Одна, особо сильно накаченная тётя, не просто выпустила воздух, тарахтя сердитым дизелем, а взорвалась, разметав резину по всей поляне. У другой лопнула нога и она, на бреющем полёте, сделала два круга над избушкой. Деда, торчащего в слуховом окне, кукла пребольно ударила ладонью по щеке и завершила жизненный путь в ближайших кустах. Туча поднятой коричневой пыли, прощальным салютом ознаменовало переход резинового изделия, из одного состояния в другое.

— Электродов, на всех, может не хватить! — раздался истошный вопль, неизвестно кому принадлежащий, в связи с повышенной интонацией, нисходящей к контр-альту.

Комбат вздрогнул, Сутулый отхлебнул из фляги, Кащей занюхал… Остальным было некогда впадать в панику и они мужественно держали оборону.

— Манекены пытаются заклеить куклы смолой, — донёсся с чердака тревожный голос Деда. — Пока у них это плохо получается.

— Хорошо, что до города далеко, — удовлетворённо хмыкнул Крон. — Велосипедную аптечку быстро не найдёшь.

Бригада реанимации, в белых блузках и кружевных чулках, при помощи автомобильного качка, используя его по очереди, пыталась восстановить боеспособность каучуковой воительницы. У куклы, на месте прокола, вздулась угрожающих размеров грыжа, стравливающая воздух через некачественно заделанный свищ, в районе аномальной груди. От этого процедура постановки раненного на ноги замедлялась, если не тормозилась — совсем, но сея, в рядах противника, лютую панику видом нестандартного бюста.

— Откуда у них качки? — задался вопросом Сутулый.

— Наверное автосалон грабанули, или автосервис, — покачал головой Кащей, в знак согласия самого с собой. — Или с ними расплатились по бартеру…

— Манекены приволокли промышленный компрессор! — крикнул Дед и в его голосе промелькнуло неподдельное волнение.

Соратники облепили забитые досками окна, пытаясь сквозь щели определить степень возникшей опасности. На поляне затарахтел двигатель компрессора, рассчитанного на кромсание дорожного покрытия отбойными молотками, а не на обслуживание резиновых кукол. Один манекен вставил штуцер в переходник павшей воительницы и она мгновенно раздулась, до размеров метеорологического зонда. Аэростат взорвался с оглушительным хлопком, а взрывная волна повалила на землю пластиковую армию, хоть и грозную, но лёгкую. Резину разметало по лесу. Делая бреши в зелёных насаждениях, она устремлялась в глубь массива, треща поломанными сучьями, а Дед, еле успел увернуться, от пролетевшего куска. Поняв, что от поверженного резерва толку не будет никакого, пластиковая армия ринулась на штурм, более не полагаясь на помощь посторонних формирований. Под ударами Бульдозера, пустотелая пластмасса разлеталась, как осенние листья на сильном ветру. Споткнувшись о неприступные стены и мужество обороняющихся, манекены были вынуждены отступить. Вновь собравшись на поляне перед фортом, они созвали военный совет, после которого штурмовики внезапно исчезли, из поля зрения.

— Пока вы тут с резиной развлекаетесь, пластик туристов в плен взял! — проорал запыхавшийся Бармалей, вернувшийся из добровольной разведки. — Сюда всех ведут…

— Сейчас будут показательные казни, — покачал головой Пифагор, которому, в силу своей интеллигентности, претило любое насилие.

— Как, Пиф, — наморщил лоб Почтальон, — топором?

— Можно голову врага в пушку зарядить — такое в истории было, — заверил его Пифагор. — Потом выстрелить в сторону противника.

— Её надо, где-то взять, пушку-то! — не согласился Кащей. — И голову. Впрочем, можно колобок скатать, как делает скарабей, а из чего, я полагаю — будет!

— После компрессора, от них можно ожидать гаубицу, шмаляющую тактическими ядерными зарядами, — авторитетно заявил Комбат.

— Для такой избушки, и тактического миномёта — много, — высказал своё мнение Доцент. — Двести сорок миллиметров — снаряд. От нас бревна на бревне не останется.

— Экономически невыгодно, — успокоил его Крон. — Снаряд стоит намного дороже, чем эта изба, вместе со всем содержимым. Наши жизни, как всем известно, для этого мира — бесплатные.

— Разве на войне считаются с экономикой? — наивно спросил Почтальон, пребывая в состоянии невесомости наивного миропредставления.

— Ещё как! — ответил за Крона Комбат. — Во время Второй мировой, немцы за торпеды отчитывались — на какие цели они их использовали. Наши артиллеристы, в начале войны, использовали не больше двух снарядов в сутки. Иначе — трибунал. Вот так вот!

На поляну приволокли связанных верещащих туристов и усадили в центре. Манекены обступили их со всех сторон, вероятно решая, что делать дальше.

— Что же они виселицу не ставят, — сквозь зубы, задумчиво процедил Доцент, сквозь щель наблюдая за действиями оккупантов, — или плаху?

— Скорее всего — нет: ни топора, ни верёвки! — зло сплюнул Бульдозер. — Пусть меня попросят — я им свою резинку, от трусов, отдам.

— И не жалко тебе узников? — вздохнул Крон. — На ней всех сразу удавить можно. Это тебе не в учебнике судмедэкспертов — парное повешение, а сразу — коллективное.

— Злой ты! — устало проговорил Бульдозер.

— Напротив — отговариваю тебя, от необдуманного шага.

— Смотрите, что я нашёл под половицей! — раздался взволнованный голос Бармалея, извлекшего на свет Божий сигнальную ракетницу.

Доски с пола пошли на заколачивание окон, и теперь все спотыкались об то, что было скрыто под половицами. Шурша шлаком, заполняющим свободное пространство и предохраняющим от утечки тепла, могло быть спрятано и ещё чего-нибудь, кроме ракетницы. Но в нём оказался только один тряпичный свёрток, в котором имелась один заряженный пистолет, а боезапас не имелся — вовсе. Как товарищи не рыли, подпольную засыпку, все остальные поиски были тщетны.

— Один заряд, — задумчиво сказал Крон, что-то взвешиваю в уме.

Тем временем на поляне проходили прения разделившихся сторон, среди манекенов. Особь в нелепых шортах и мохеровой кепке, наиболее агрессивно размахивала руками, по всей видимости, требуя немедленной расправы над пленниками, тогда как другая сторона, предполагала оставить их, как заложников или гарант того, что крепость сдастся без боя.

— Зачем им наша избушка? — без конца задавал вопрос Сутулый, ревниво посматривая в сторону бидона.

— А нам она зачем? — высказывал свои сомнения Кащей, так же поглядывая в сторону бидона, но уже не таким хищническим взглядом, вероятно, имея свою тайну, могущую пролить свет на сдачу крепости без боя.

Их замечания остались без комментариев, со стороны сталкерского сообщества, занятого укреплением обороноспособности непокорного форта, кроме одного.

— Русские не сдаются! — крикнул Доцент.

Крон оценил ситуацию через узкую смотровую щель окна и крикнул Деду, продолжавшего вести наблюдение с чердака:

— Дед — ты самый меткий стрелок! Целься ему пиропатроном в голову!

— Я что тебе — Робин Гуд?! — разозлился наблюдатель. — Куда попаду, туда попаду!

Ракетница рявкнула, с шипением выпуская заряд, а Деда передёрнуло, как — будто он воспользовался услугами гранатомёта. Китайский напалм, прожёгший в груди манекена аккуратную дыру, шипя и стучась, во все стенки его тела, осваивал внутреннее пространство пластиковой куклы. Пока он беспорядочно летал, из одного угла в другой, манекен светился переменным блеском, как пульсар на звёздном небе. Почему огненный шар не смог преодолеть вторую стенку, пройдя на вылет, оставалось только догадываться. В конце концов, пластмасса поддалась воздействию высокой температуры и стекла, образовав на земле спёкшуюся лепёшку. Обгорелые моднячие шорты соединились с расплавленной пластмассой в бесформенной массе, накрывшись сверху мохеровой кепкой.

— Накрылся волосатым тазом! — радостно возопил Комбат, потирая руки.

Манекены, забыв про пленников, в ярости бросились на укреплённую точку, пытаясь безрассудством сломить героический пыл обороняющихся. Бульдозер опять усердно работал кулаками, под ободряющие возгласы остальных, которым отводилась роль, только ухать, пока и эта волна наступающих, не откатилась назад. Можно было немного передохнуть, но, с крыши раздался взволнованный голос вперёдсмотрящего, наблюдавшего за происходящим из слухового окна:

— Манекены себя песком засыпают, чтобы больше весить и, соответственно, сильнее бить! Про устойчивость я промолчу — больше ста кило. К гадалке не ходи…

— Я даже догадываюсь, через какое место, — обречённо вздохнул Крон.

— Да нет — они во рту дырки сделали, — поправил его Дед.

— Напрасно — чопы удобнее забивать именно в той позиции, да и выглядело бы это зрелище, совместно с конечным результатом, более импозантно, — продолжал вздыхать Крон, жалуясь на судьбинушку.

— Да, затычки бы, повыбивали половником, чтобы песок высыпался, а тут…, - согласился Комбат.

— Из тебя самого скоро начнёт песок сыпаться — от старости, — сам не зная, для чего, высказался Доцент. — Будешь перенимать опыт противника, забивая деревяшку…

— Не засоряй эфир! — осадил его Крон. — Сам, не моложе.

— Хорошо бы у них песок закончился, — выразил надежду Почтальон.

— Земснаряд подгонят, — заверил его Пифагор, успевший убедиться в сообразительности манекенов и их потрясающей способности доставать самое немыслимое оборудование.

— Выдвигаются! — предупредил Дед обороняющихся.

Сталкеры, полные решимости не отступать, перед супостатом, заняли свои места, согласно штатному расписанию, определённому методом тыка. Резонируя пустотами, возникшими от недосыпания песка в пустые головы, с гиканьем и улюлюканьем, манекены устремились на избушку, забыв: и про пленников, и про тактику, и про стратегию.

Бульдозер, вооружённый двуручным половником, которым готовят обед, не на одну роту, крушил пластмассовые черепа направо и налево, но уже не справлялся со своими обязанностями. Двурушник приобрёл испорченный вид, скрюченный у основания черпалки и, разве что, не завязанный в узел. Звон падающей посуды и глухой топот пластиковых ног, раздались со стороны убегающего манекена, всё таки сумевшего прорвать оборону, но нарвавшегося на второй вал заграждения. Сутулый залепил ему из рогатки гайкой в глаз, Кащей приложился по голове доской, а Комбат расплавил её паяльной лампой. За руки, за ноги, горящий манекен, на счёт три вылетел с крыши, на головы наседавших. Попал он аккуратно на чёрную особь.

— Смотрите — негр! — выкрикнул Бармалей, тыча пальцем в сторону иноземца.

— Да его, наверное, сажей перепачкало или у костра закоптило, — сдавленно прохрипел Бульдозер, отбиваясь половником от наседавших толп противника. — Сдался он тебе — лучше огнём их присыпь, и то, польза будет.

— Это я, пару штук со склада прихватил, — пояснил Дед, высыпая из чугунка раскалённые угли на голову кукол. — Хотел изобразить, что-нибудь, экзотическое. Внести, так сказать, разнообразие.

Внесённое разнообразие из котелка, заставило заняться, уже оплавленный паяльной лампой манекен огнём. Его сослуживцы не растерялись и, решив пожертвовать товарищем, по совместной борьбе, во имя всеобщего дела, ухватили патриота за руки и за ноги. На счёт три, он улетел обратно в избушку, но до крыши, соответственно, не долетел, врезавшись с размаха в стену. Горящая пластмасса стекала по сухим брёвнам, создавая нешуточную угрозу пожара, так что Крону пришлось лезть с водой на чердак. Из водяных запасов, оставался только кипяток, и о продолжении многодневной осады, не могло быть и речи. Так что воду плескать было не жалко. От вылитого, на случайно подвернувшегося манекена кипятка — он обмяк, а стена потухла, вместе с размазанным, об неё, товарищем по совместной борьбе. Движения увлажнённой куклы стали плавными и волнообразными, как в балете, на премьере «Лебединое озеро». Крон мысленно обвинил мужскую куклу в нетрадиционной ориентации и более жёстко, высказал догадку вслух. Подхватив неформала под руки, пластмассовые товарищи отволокли его к центру поляны так, что голова с плечами была у них в руках, а ноги остались лежать возле избы. Остальная часть тела вытянулась тонкой дымящейся кишкой. Высыпанный песок напоминал останки червяка, повторяя путь головы, удаляющейся от сапог. Поняв, что от новоявленного Гулливера толку мало, они бросили его умирать на поляне, а сами предприняли новые тактические шаги. Под пристальным вниманием пары десятков глаз, очумело наблюдавших, за происходящим вокруг, манекен прикручивал синей изолентой к мёртвой пластиковой руке, огромный разделочный нож, оглядываясь по сторонам, безжизненным взглядом. При этом он вполне осмысленно поворачивал голову, как это делают тогда, когда боятся быть застуканными на месте преступления. Режущий инструмент не был похож на кухонную принадлежность, а напоминал, скорее всего, боевой тесак.

— Почему синей, падла! — не выдержал Крон.

— Подари ему красную, если тебе от этого, будет, хоть каплю, легче! — с негодованием ответил Комбат за манекена, который, похоже, разговаривать не умел — вовсе.

Настал час «Х», когда манекены пошли на очередной приступ. В этот раз угроза создалась нешуточная, при наличии у армии противника такого холодного оружия, да и вес, от речного песка, увеличился в разы, если не на порядки. Правда, движения наступающих от этого замедлились, сделавшись неуклюжими, но неповоротливость утешала слабо. Один пропущенный удар и хана. Стало ясно, что рукопашной схватки надо, во что бы то ни стало, избежать. Комбат слил остатки бензина из паяльной лампы и развёл в нём всю сырую резину, что нашлась в домике. Она предназначалась для ремонта собственных автомобилей, а теперь служила военному делу. «Как они не догадались на машинах избушку таранить? — промелькнула у Комбата мысль, но сразу же потухла, в силу своей несостоятельности. — Бревенчатые стены выдержат и не такой удар — джип, всё-таки не танк, и даже не БТР».

— Напалм собственного изготовления, — продемонстрировал он приёмной комиссии сою продукцию, но заказчику некогда было проводить полевые испытания, так как армия противник была уже на подступах к форту.

Штурм манекенов захлебнулся, когда на них с крыши лили самодельный напалм, за неимением банальной смолы. Сыпались, так же, и горящие угли, из печки, но их было мало. «Буржуйка» — не кремлёвская котельная, да и та, скорее всего на газу. Кипяток выводил врагов из строя лишь частично, поэтому толку от него было мало. Полежав в сторонке, на сквознячке, манекены возвращались в строй деформированными, но боеспособными. Наконец-то, и эта волна наступающих откатилась назад, дав возможность обороняющимся передохнуть. Криворукие и кривоногие, куклы с ненавистью посматривали в сторону непокорной избушки.

— Теперь, от них, можно ожидать осадную башню, выложенную шамотным кирпичом, — обречённо вздохнул Крон.

— Откуда в лесу огнеупорный строительный материал? — возразил Бармалей. — Строек поблизости не видать…

— Тогда — таран, из бревна, — не унимался Крон. — Самого толстого.

— Оно их самих раздавит, — усомнился оппонент.

— Хватит вам! — осадил спорщиков Комбат.

В это время, с чердака донёсся взволнованный голос Деда:

— Смотрите — они бинтуют себя, как мумии!

— Чем, — не понял Пифагор, — бинтами, что ли?

— Может, простыми тряпками, а может быть, асбестовым полотном, — ответили с крыши.

— Почему не льняным? — возмутился Почтальон. — По правилам жанра, должен быть, именно этот материал!

— Потому что слабо, против огня! — огрызнулся Дед.

Идущие в атаку куклы надели на голову чугунные котелки, а те, из них, кому не хватило железной посуды, напялили сверху глиняные горшки. Манекен, в сногсшибательном медном шлёме и лосинах, тошнотворного изумрудного цвета, вёл за собой остальных. Посуда, покоившаяся на его голове, осталась, видимо, от предшественников. Во всяком случае, современная промышленность давно не выпускает медные тазы и сведения, об их существовании, время от времени, доходят до нас из фольклора, выраженного в пословицах и поговорках. Современная индустрия почти полностью опирается на пластики и пластмассы, которые сейчас хулиганят… Шлём шлёмом, но вот лосины, смутили всех обороняющихся. Расчёт был прост — игра цветом на нервах. Бульдозер выразил протест, сославшись на ООН и пообещав обнажить свои семейные трусы траурного цвета. Заодно, пригрозил снятием носков и заверил, что после такой контратаки, всё живое и неживое сгорит в радиусе нескольких километров, если наступающие не откажутся от применения запрещённых международной конвенцией видов вооружения. Крон не замедлил озвучить ситуацию:

— Трусняк не первой свежести, про носки лучше, вообще не упоминать, а остальное… Остальное можно просто выкинуть — не стирать же!

Головной манекен, в зелёных лосинах, аж опешил от неожиданности, услышав подобные угрозы но, быстро взяв себя в руки, вновь возглавил восстание. Куклы пытались пролезть во все мыслимые и немыслимые щели, ковыряли тесаками брёвна, а некоторые, даже пытались их рубить. Дед на крыше изловчился и, особенно усердному манекену, врезал по глиняному горшку торцом половой доски. Горшок пролетел до плеч, намертво застряв на пластмассовой голове и дедуля уже праздновал победу, но не тут то было: ударом кухонного мачете, сообразительная кукла выбила в посуде отверстие для обзора, став походить на средневекового обнищавшего рыцаря — благородные воины, в свои ряды, такой горшок не приняли бы…

Комбат предпринял отчаянный шаг и пошёл на крайние меры, принеся из угла аккумулятор, без которого он рисковал выбираться из леса на своих двоих. Слив серную кислоту в эмалированный таз, он передал его Деду, а тот, в свою очередь, с криком: «Ух, твою мать!» — вылил содержимое на наступающих. Хлопчатобумажные нити, присутствующие в тканях, которой мумифицировали себя манекены, выдержали натиск агрессивной среды, а вот синтетика, под действием серной кислоты, сгорела мгновенно. Сетка, из кислотоупорных нитей, оказалась настолько редкой, что не препятствовала проникновению смертельной, для пластмассы, жидкости. От умопомрачительных женских штанов, окраса колумбийского изумруда, осталась лишь чёрная слизь, намертво припёкшаяся к шипящим, под действием агрессивной среды, ногам. Жёлтый песок сыпался изо всех щелей, жизнерадостным цветом скрашивая трагизм положения наступающих и покрыл пятнами всё пространство, перед избой. Несмотря на применение противником химического оружия, атака не захлебнулась совсем, а лишь споткнулась, на время, о непредвиденные обстоятельства. Тесакам кислота не угрожала ничем, за такое короткое время взаимодействия, а мелкие дыры в телах манекенов, из которых тонкими струйками сыпался песок, всего-навсего, облегчили их массу. Внезапно поднялся сильный ветер и его порывом, от земли оторвало Гулливера, без толку валявшегося на поляне и только мешавшего наступающим, которые об него без конца спотыкались и поскальзывались, на расплавленной пластмассе. Он рекламным воздушным змеем, поддерживаемым в полёте восходящими потоками воздуха, поднялся ввысь на несколько метров и мотался, как мочало на сильном ветру. Зловещая гримаса пластикового лица сверху вниз уставилась на крышу непокорной цитадели, готовая рухнуть на неё в любой момент. Чем это грозило, никто так и не понял, потому что всех отвлёк Комбат, задавший никчёмный вопрос, в то время, когда всё вокруг гудело и ревело, как сотня паровозов:

— Что это за странный свист?

— Ветер, — ответил с крыши Дед.

— Ветер давно дует, а свист стал слышен только сейчас, — мягко не согласился Комбат, изводя у вперёдсмотрящего последние нервы.

— Это манекен шапку снял! — рявкнул Дед.

— А свистит тогда где — в мозгах?

— В ушах, да в прожжённых дырах.

Под лозунгом «Ударим зелёным змием по воздушному!» ему под ноги была выброшена фляга с самогоном, содержимое которой обрызгало половину участников, но самое главное, намочило ноги Гулливеру. Зажжённый факел полетел следом и поджёг разлитую жидкость. Сутулый, с Кащеем — упали в обморок, а тонкие нити, вместо ног, сгорели моментально, лишив манекен опоры и он улетел, подхваченный сильным порывом ветра. Все средства, поддерживающие оборону, кончились и осаждённая избушка, уже готова была пасть, когда случилось непредвиденное. На смену, сгоревшим зелёным, пришли красные лосины, в который раз подтвердив избитую истину, что незаменимых у нас нет и, на место убитого предводителя — встанет новый.

Дед достал из кармана боевую противотанковую гранату РПГ — 41, которая помимо танков, предназначенную для борьбы с диверсантами, то есть, с боевыми пловцами на флоте. Граната, по форме, походила на консервную банку «Завтрак туриста» и, разве что, не имела этикетки. Но Дед не растерялся и, на скорую руку, приклеил её, чтобы всё было — чин по чину.

— Эх, берёг на чёрный день — хотел на рыбалку сходить.

С этими словами, он прикрутил ручку к днищу банки и выдернув чеку, запустил гостинец под ноги предводителя. С оглушительным щелчком сработал взрыватель, запустивший отсчёт времени и через несколько секунд, мощный взрыв потряс поляну, разметав на ней всё, что было легче паровоза и не приколочено железнодорожными костылями. Лосины порвало в клочья… Мятая медь годилась теперь, только для сдачи в пункт приёма вторсырья, а большинство кукол прекратило своё существование, на молекулярном уровне. Чёрная копоть, запах тротила и звон выбитых взрывной волной окон, которые не смогли добить супостаты, завершили картину разрушения.

Манекен без ног и без лосин лежал на земле, а из треснувшей груди, тоненькой струйкой высыпался песок. Он слабел и с каждой уходящей унцией утяжелителя, тело покидал вес. Если бы голова могла, то она непременно бы упала на растерзанную осколками грудь… За кроваво-розовой пеленой, стоящей перед глазами, в затухающем сознании пронеслось детство: родной завод, где он появился на свет; станки-инкубаторы… Старый манекен, ещё советского производства, открыл ему правду жизни, заключающейся в том, что они искусственные люди — синтез химической промышленности. Такой материал, в живой природе — не встречается. Отправляясь на кладбище, как старик называл свалку, он опасался не ножа бульдозера, а того, что его забудут и оставят валяться в одиночестве. Забвение хуже смерти в печи — на переплавке. Даже ворон пролетит мимо, разве что клюнув, в неприличное место: для пробы; на всякий случай — вдруг сойдёт… Глаза не блестят, на них пернатый не обратит внимания… Умирающий вспомнил первый выход на работу, где он и вступил в кружок «Свобода», получив своё посвящение в ряды борцов за освобождение от рабского труда, в котором выходные дни не предусмотрены и не кормят — совсем. Под девизом «Долой безликое рабство!», он возмужал и строил, время от времени, своей хозяйке: торговке, пьянице и так далее — всевозможные пакости. Пользуясь тем, что на него даже сумасшедший не подумает ничего плохого и не заподозрит, во вредительстве, пламенный борец с эксплуататорами преуспел до того, что хозяйку увезли с диагнозом «Белая горячка». То, что это не так, она не была уверена. Врач тоже… И вот теперь он здесь, на этой земле, за которую он положил столько сил и умирает — на ней и за неё… По иронии судьбы, их крошит Бульдозер не ножом, а двуручным половником… Последняя промелькнувшая мысль в его голове не отличалась разнообразием, а соответствовала характеру ситуации: «Дырку на лосинах, надо бы заштопать, да красных ниток нет, и штанов больше нет…»

Среди наступающих, потерявших лидера, образовалось смятение. Они ожесточённо, о чём-то спорили, между собой и ссора переходила в непримиримую конфронтацию. Разлад, вторгшийся в ряды мятежников, сыграл на руку обороняющимся.

— Манекены стенка на стенку пошли! — радостно завопил Дед.

Все прильнули к щелям в окнах, следя за ходом пластмассового побоища, как вдруг раздался громкий голос, приказным тоном призывающий очередную нежить:

— Позовите Маму!

Из леса вышла кукла, один в один похожая на образец, производимый в СССР, но — огромных размеров. Кудряшками причёски она касалась макушек сосен и посшибала все шишки, пока продиралась через чащобу. Сосны на опушке не выдержали натиска и сломанные, упали, чуть не раздавив избушку. От топота её шагов в стенах трещали брёвна, готовые вот-вот развалиться, в разные стороны, похоронив крышей сталкеров — заживо. Кукла шла неуклюже, переваливаясь с боку на бок и без конца повторяла: «Ма-ма! Ма-ма!»

Дед тонул в выгребной яме. Он безнадёжно застрял в навозной ловушке.

Пробуждение было тяжёлым, а в голове всё смешалось и перепуталось: где явь, где сон, где вымысел…

 

Глава третья Таёжное метро

Следующим утром избушка напоминала прибежище нелегалов с дальнего востока. Гигиенический ритуал с умывальником, помогал слабо — сказывались трудности лесной жизни. На воле, предоставленные сами себе, многие не рассчитали свои силы и маялись, далеко не от безделья. В печке догорали остатки неудачных экспериментов, которые накануне щедрой рукой были отправлены туда, только потому, чтобы не мозолили глаза и не напоминали, о несовершенстве мастеров. Распространяемый по округе предательский запашок, разносимый вместе с дымом из трубы, смешиваясь в игровой и лесной атмосфере, насторожил вновь прибывшего инспектора из райцентра. Он никак не мог понять, что ему напоминает, эта вонь. Стоя на поляне перед избушкой, проверяющий долго принюхивался, сравнивая в сознание полученные образцы, с уже сохранёнными в памяти эталонами и тут его осенило — плавящаяся пластмасса. Он сам в детстве, не раз баловался с полиэтиленовыми тубами, поджигая их и наблюдая, как горящая субстанция, с тихим рёвом падала на землю. Звук напоминал полёт реактивного снаряда, а действие горящего полиэтилена — действие напалма, который невозможно смахнуть с незащищённой кожи. Один раз горящая струя прошлась по его руке. Ожог был неглубоким. Он не классифицировался, ни по одной, из четырёх степеней, но шрам, почему-то, остался на десятилетия. Запах, в какой-то мере, даже удивил проверяющего: «Неужели синтетические дрова изобрели?» В избушке его встретили непониманием, искренне недоумевая — что он здесь делает и молча протянули стакан. Со знанием дела, опрокинув посуду в ненасытную утробу, инспектор без обиняков огласил цель своего прибытия:

— Из частного профилактория по лечению дефектов речи, к вам присылалась группа заикающихся, на искоренение недуга, методом неожиданного испуга, — зачитал проверяющий длиннющую речь, от которой, в конце сам начал запинаться, что походило на классическое заикание. — В результате, половина пациентов перестала заикаться, а вот сопровождающие их лица — начали. Вторая половина страждущих, теперь отличается редкой молчаливостью и угрюмо-отрешённым видом, который сопровождается недержанием толстой кишки.

— Так, ё-моё! — неизвестно чему обрадовался Бульдозер. — У нас, для таких случаев, табуреточка имеется…

Инспектор осмотрел, с ног до головы и в обратном порядке, его дородную фигуру, в своём воображении сравнивая увиденное с одноимённой техникой, но ничего не сказал. Вдвоём с Комбатом, они уединились в подсобке, и о чём там шло совещание, оставалось только догадываться. Остальные члены правления, не участвующие в переговорах, особо не ломали голову, по поводу прибытия комиссии, так как они шастают туда-сюда и, по мнению организаторов, когда надо и не надо. Сколько их тут было — не поддаётся счёту, так что — одним больше, одним меньше… С этими мыслями продолжалось пробуждение…

— У кого-то уже привычка — гадить, не снимая штанов, — неожиданно подал голос Доцент, задумчиво глядя в окно.

— Надо поставить им выпивку, за счёт заведения, — предложил Дед. — В следствии обоих факторов, как правило, люди начинают проявлять излишнюю болтливость и жизнерадостность и, не обращают внимания на мелочи, в лице зада испачканных штанов. В обычной обстановке, эта ситуация способна повлиять на общее настроение клиента, но при смягчающих обстоятельствах — ощущается в виде лёгкого дискомфорта.

— Сопровождающим, тоже налить? — уточнил Бармалей.

— Нет! Их на второй круг ада — клин клином вышибать.

— Джентльмены — мы нарушили какой-то параграф, — вынес свой вердикт Бульдозер. — В группе риска оказались слабаки и, как бы нам не пришлось уносить ноги, подальше от этих мест.

В это время дверь подсобного помещения отворилась и на пороге появился инспектор, в сопровождении Комбата. Ни слова не говоря, проверяющий направил стопы в Красный угол избушки. Отхлебнув из бидона, инспектор ушёл, не сказав ни слова. По его каменному лицу невозможно было определить, чего ожидать на следующий день: спецназ, который штурмом будет брать избушку, ища место дислокации бидона, вместе с игровыми муляжами заодно, или толпу проверяющих, любителей испытать на халяву острых ощущений. Техногенные смеси заводского изготовления, поди, порядком приелись.

После ухода инспектора настроение было подавленным. Так всё весело начиналось и на тебе — цейтнот: назад отступать поздно, а вперёд идти страшно. Неизвестно, что ещё выкинут участники шоу, в ответ на жёсткие игровые условия…

— Народ, какой-то, хилый пошёл, — разочарованно высказал свою точку зрения Сутулый.

— Да полно-ка тебе! — с глубокой иронией в голосе, осадил его Доцент. — Сам-то, чуть не обделался, когда я за леску потянул, шевеля ногой манекена.

— Я заглянул ему в пустые глаза и готов поклясться, что они смотрели осмысленно, — полушёпотом оправдывался Сутулый, от волнения почёсывая и мня горбатый нос.

Его сгорбленная фигура, в этот момент, выглядела ещё более согбенной, а взгляд погрустнел.

— Да померещилось тебе! — воскликнул Комбат. — Неужели неясно? Вошли в роли и теперь, сами же, в них и играем.

— Хорошо бы, если так, — задумчиво изрёк Сутулый, у которого, от нервных переживаний появился нервный тик левого глаза, грозящий перейти в хроническую стадию.

— И нечего мне тут возбуждённо моргать! — добавил Комбат, отводя взгляд в сторону. — Вот и проверяющий, уже давно бы ушёл, если бы не твои грязные намёки, насчёт бидона, с одновременным подмигиванием.

— Ну что там не так, Ком? — лениво спросил его Пифагор, разглядывая на стене узоры весёленьких обоев, пропахших ассорти непонятных запахов.

— Не всё так гладко, и понос — ещё пол-беды, — ответил тот, тяжело вздохнув. — Пропали две стриптизёрши… Э-э-э! Сталкерши.

— Ну, ты загнул! — развеселился Пифагор. — Страйкболистки.

— Один хрен, но: одна, неизвестно кто, а вторая, дочь знаете кого? — продолжил Комбат.

— Попробую догадаться, — усмехнулся Крон. — Дочь заместителя начальника Пражского Гестапо.

— Не совсем. Заместителя начальника Внутренних Дел города Энска.

— Активные девочки, короче, — сделал заключение Кащей, ещё толком не проснувшийся.

— Ага — динамо! — добавил Почтальон и встал, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Что делать-то будем? Сидеть на месте — смерти подобно или лишению свободы, как минимум.

— Так! — твёрдо заявил Дед. — Тут поблизости есть Мохнатые пещеры, а я слышал, что эти подруги заядлые… Как их?

— Диггерши, — напомнил Крон.

— Точно! — согласился Дед. — Любители шастать по пещерам, и сюда они приехали, скорее всего, именно для того, чтобы по ним полазить.

— Зачем такие сложности, — удивился Бармалей, — зачем было изображать воительниц?

— Дурень! — не выдержал Комбат непонятливости некоторых сталкеров. — Здесь база, питание и прочие удобства, вплоть до помывки, а специального лагеря, обеспечивающего диггеров — нема.

— А что это за название такое, у пещер? — вмешался Пифагор. — Прямо, таки — символичненько.

— Нисколько, — спокойно возразил Дед. — В этих пустотах лишайника полно — прямо, как бороды висят.

Доцент нервно теребил в руках свой рюкзак, не зная, с чего начать сборы, да и собираться ли вообще, затем не выдержав, крикнул:

— Что делать будем?!

— Сухари, для начала, упакуй, — устало порекомендовал ему Комбат.

— Умник, — бурча себе под нос, огрызнулся Доцент, пихая в котомку всё подряд, что может пригодиться и что можно унести, за один раз.

Остальные, пребывая в растерянности, также потянулись за «сидорами», повинуясь охватившего компанию порыву, из страха быть схваченными.

— Ноги надо делать! — вынес свой вердикт Почтальон.

— Искать нужно непутёвых диггерш! — поправил его Пифагор.

— Вот это правильно! — одобрил идею Бармалей. — А так нам бежать некуда. Могут и впрямь подумать, что мы причастны к исчезновению девиц.

— Заблудились они, скорее всего, — предположил Бульдозер. — Найдём их и порядок.

Сизый дым в комнате сгущался, а мыслительный процесс увязал в нём, всё глубже и глубже. Пещеры не коллекторные переходы канализационных стоков. Во всяком случае, обвал — случай невероятный, особенно в новых строениях, а вот в земной утробе — всякое бывает… Первым подал голос Доцент, выходя из состояния прострации и начиная трезво оценивать ситуацию:

— Я представляю себе заголовки криминальных новостей: «Побег!» — кратко и лаконично.

— Ты что — опупел?! — резко возразил ему Комбат. — Здесь не колония, а игровая зона!

— Вот, прямо на этом месте и построят — исправительную! — неизвестно чему обрадовался Сутулый.

— Дров здесь много, — вторил ему Кащей.

— Насчёт качества леса не знаю, а вот аномалия, здесь определённо присутствует, — задумчиво сказал Крон, подперев лоб рукой. — Представляю себе, как кум с утра глаза продерёт и взглянет на то, что произошло за ночь, а за неё, тёмную, всех манекенов пропустили через циркулярку, исполняя его же приказ. Они подлежали уничтожению, а исполнитель, будет недоуменно разводить руками и пожимать плечами, заверяя, что накануне, это были именно манекены…

— Ага, и в печке, кусок чудом уцелевших зелёных лосин, только подтвердит его правоту, — весело добавил Дед. — Вместе с нагрудным номером, на лоскутке обугленной ткани…

Крон, на него, подозрительно покосился, но ничего не сказал.

— Хватит вам — надоело! — не выдержал Бармалей. — И так настроение — на нуле, а вы его затаптываете — до конца.

Зловещая тень мясника нависла над смертными, ничего не подозревающими сталкерами, готовившимися стать диггерами.

— Если я найду двух нашкодивших девиц, то пусть готовятся стать мамами — это уже дело принципа! — заверил всех Почтальон.

— Да, после этого, нам точно придётся искать выход на канадскую границу, — высказался Пифагор, почёсывая затылок. — При этом, избегая морских и воздушных путей передвижения.

Крон обречённо вздохнул и ему показалось, что через некоторое время, помощь понадобится им самим. Родившаяся, при этом мысль, все их сборы сводила на нет и одновременно, поторапливала:

— А вообще — кто сказал, что барышень нужно спасать?

— Никто не сказал, но мне показалось, что их необходимо отыскать, во что бы то ни стало, — робко, словно извиняясь, ответил за всех Дед.

— Может они ищут, что-то своё, или совсем решили свалить, куда подальше, — продолжал Крон. — Вдруг, они приверженцы какого-нибудь культа…

— Хватит гадать на кофейной гуще! — резко оборвал Комбат ненужные споры, рождающие предположения, одно нелепее другого. — Пора…

В сторону мохнатых пещер тянулась цепочка беженцев. С тоской оглядываясь на брошенное хозяйство, Комбат чуть замедлил шаг, но быстро взял себя в руки и шагнул в темноту подземных сводов. В нос ударило затхлостью, а сырость ощущалась, даже через плотные меховые куртки, так хорошо спасавшие промозглыми ночами, которые в конце лета — очень холодны. Седые лишайники свисали с потолка длинными спутанными плетями, бледными, как смерть.

— Да, если мы блудных девиц не вернём, то нам лучше не возвращаться назад, — запричитал Бармалей, доставая из кармана рюкзака фонарь, с которым не расставался никогда, и который сейчас, разрезал тьму подземного царства ярким белым лучом.

— Назад куда, — уточнил Доцент, — домой? Там наверняка засада. В избушку? Боюсь, там уже давно опергруппа допивает бидон.

— Они не встанут в противостояние, со спецназом — из-за добычи? — усмехнулся Дед.

— Много не достанется, — то ли возразил, то ли успокоил всех Сутулый. — Ни тем, ни другим. Мы с Кащеем, в бидон шариков с водой набросали, а излишки, которые по законы Архимеда изливаются через край — уничтожили.

— Крепость не меняется и уровень, какой был, такой и остался — на том же горизонте, — подтвердил свою причастность, к этому событию, Кащей.

Пифагор с Почтальоном появились из-за угла, волоча за ручки злополучный бидон. Под общий смех, узнав, сколько воды они с собой притащили, носильщики хотели Сутулого с Кащеем в ней утопить, но Крон не дал:

— Погодите! Воды у нас мало — распределяем шарики по нычкам, а то неизвестно, сколько скитаться придётся. В мгновение ока, двое виновников, превратились из уродов, каких немного, в героев Четвёртого рейха.

Со стороны входа в пещеры доносилось: то ли завывание ветра в кронах деревьев, то ли вой сирен спецмашин, приехавших арестовывать преступный синдикат. Это обстоятельство не требовало проверки, а напротив, служило побудительным мотивом уносить ноги всё дальше и дальше — вглубь пещер. «А может быть, в сердце преисподней?» — подумал Крон, но отмахнулся от дурацких мыслей, проявляющих в последнее время удивительно стойкую назойливость.

Группа продвигалась вглубь природного лабиринта по мрачным закоулкам и казалось, что они идут уже целую вечность. Лишайники не кончались, оправдывая названия пещер, а воздух становился тяжелее и теплее. Никаких признаков пропавших девиц не было и даже намёков на то, что они здесь появлялись.

— А как мы отсюда выбираться будем? — неожиданно опомнился Кащей, всегда и во всём полагавшийся на старших товарищей, а сам предпочитавший заниматься менее обременительными делами, не требующих специальной подготовки, кроме желания.

— Как-как — по компасу, — ответил Комбат, на морской манер, делая ударение на букве «А».

— Прошлый век, — отозвался Крон. — Я на стены ставлю изотопные метки — в ключевых местах. — Совместно с компасом и планшетом — надёжнейший вариант.

— Радиоактивные? — изумился Доцент, вместе со всеми остальными участниками побега.

— Разумеется! — несколько возбуждённо ответил Крон. — С каждой меткой, мне становится всё легче и легче, а если избавляться от свинцовых контейнеров, то скоро, совсем полегчает.

— Почему тара не из бериллия? — сам не зная для чего, спросил Дед.

— Там бутерброд — всего понемногу намешано…

— Тихо! — Насторожился Пифагор. — Слышите, как-будто бы поезд метро проехал?

— Ты что, паров свинца обнюхался, когда пули отливал? — одёрнул его Почтальон, а Бармалей, вздрогнув, чуть не подпрыгнул на месте.

Повинуясь инстинкту страха, все остановились и от неожиданности заявления, даже выключили фонари, как-будто, в темноте лучше слышны посторонние звуки.

Глухой голос, из глубин пещеры, объявил: «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция — «Краснотопольская»».

— Ё! — Бульдозер аж присел. — Такая станция, с таким названием, есть только в Энске. Это же в тысяче километрах отсюда! Значит, за стеной станция «Коммунистическая».

— Да тише ты — не паникуй! — недовольно воскликнул Бармалей. — По-моему, нас самих сейчас разыгрывают эти девицы.

— Если не представляет труда прокрутить запись объявления остановок, да звук проходящего поезда, то невозможно сымитировать сотрясение земных недр, когда за стеной проносится пассажирский состав, — возразил Крон. — Такое не спутаешь, ни с чем! Это невозможно подделать! Вибрация ощущается не только всем телом, но и душой…

— Как так можно оказаться, за тысячу километров от того места, где мы были всего пару часов назад? — размышлял Бармалей вслух.

Стоящие рядом Почтальон с Пифагором, давая ему понять, что они не в контексте, только пожали интеллигентскими плечами, которых ждали вши предстоящих странствий, а Крон ответил определённо:

— «Пространственный пузырь».

— По эксплуатационным тоннелям, я думаю, мы доберёмся до станции «Колхозник», которая выходит на окраину города, а там, и до Энска 15 недалеко, — сказал Бульдозер, злобно сверкнув глазами в сторону Крона, а затем, закатив их к небу, закрытому сейчас сводами пещеры и, о чём-то размышляя, при этом крутя пальцами, как ручкой мясорубки.

— С чего это ты решил, что нам надо, именно — туда? — недовольно спросил его Дед.

— Посмотри, что на стене написано!

Размашистым почерком, под лучами фонарей, из темноты, высветилась надпись белым мелом, гласящая: «Не ищите нас! Мы в Энск 15 смотались — щипать лохов в зоне отчуждения. Мамы, папы не пускают — пусть думают на вас…»

— Падлы, а не золотая молодёжь! — в сердцах сплюнул Крон. — Чего смотрите — ищите калитку. Насколько я понимаю, она должна быть здесь — неподалёку.

Пока товарищи прощупывали и простукивали стены, принюхиваясь к каждой трещине, Комбат поделился с Кроном своими соображениями, по поводу несуразности происходящего:

— Меня вот какая мысля пробила: если они из Энска, то какого лешего ехать в мохнатые пещеры, чтобы потом, через них, обратно добираться домой — в Энск!

— Вот это и предстоит выяснить…

Всё время, отведённое на поиски, Бармалей пытался выяснить у товарищей, о чём только что шла речь:

— Чего он тут наплёл, про какие-то пузыри?

Вскоре был обнаружен узкий лаз, да такой, что стало волнительно за Бульдозера — пролезет ли, но всё обошлось. Кое-как протиснув его через узкую щель, как овцу, застрявшую в изгороди загона, остальные участники последовали следом, очутившись в каком-то помещении. С грохотом упал металлический шкаф, преграждавший путь, а из маленького тоннельчика, один за другим, вылезали сталкеры, не расстающиеся с надеждой, что это, всего-навсего — розыгрыш. Помещение оказалось подсобкой для путейных работников, время от времени, занимающихся починкой рельсового полотна и было доверху набито барахлом, обеспечивающим этот ремонт. На вешалке висели красные куртки и возник ожесточённый спор, по поводу целесообразности их применения. Это несогласие, во взглядах, разбило сталкеров на два противостоящих лагеря. Первые утверждали, что стоит надеть куртки, чтобы смешаться с толпой служащих или сойти за них, а вторые противились нарядам, мотивируя своё сопротивление тем, что свои своих — в лицо знают. К тому же, группа будет сверкать на всех перронах, как стадо мухоморов на слежавшейся листве. В процессе длительных споров, пришли к компромиссному решению: пока спецовки не надевать, но взять их с собой.

В углу стоял электрический наждак, в промышленном исполнении, что было весьма кстати. Крон, после недолгих поисков, извлёк на свет Божий пару пачек электродов и немедленно приступил к их заточке, с обоих концов.

— Зачем? — наивно спросил его Доцент, поджав в недоумении губы.

— У тебя какое оружие с собой, кроме ножа?

— Никакого…

— Ну, вот! — ответил Крон. И у меня никакого. Будет, хоть какое-то. Нож швырять, ещё уметь надо, а вот электродом — главное попасть. Чувствую — неспроста всё это…

Комбат пристроился рядом, ко второму кругу и работа закипела с удвоенной силой. Через непродолжительное время каждый, из участников, обзавёлся метательным оружием, что должно было хватить, на первое время. Молотки, а тем более кувалды, решили с собой не брать — не средневековье. Громкоговоритель, висевший на стене, передавал легкомысленную музыку, иногда прерываясь на рекламу. Вот и сейчас, после короткой паузы, во время которой обсуждались недостатки перхоти в лобковой части, вновь ожидалась попса, но её прервали на экстренный выпуск криминальных новостей.

По трансляции передавали приметы преступников, похитивших дочь высокопоставленного чиновника, вместе с дочерью полицейского начальника. Также сообщалось, что пока — похитители требований не выдвигали. Далее следовал длинный и нелестный список деяний банды, а также отзывы свидетелей и пострадавших, о её высокой опасности. Были перечислены имена и клички бандитов, входящих в группировку: «Кишка», «Глиста», «Пузырь»…

— Убью, падла! — орал Бульдозер, потрясая своды рукотворной пещеры. — Когда доберусь, то разнесу на хрен все студии, имеющиеся в долбанном городе. Эта скотина, которая брала у меня интервью, на прошлой неделе… Короче, она у меня — лопнет!

Кое-как успокоив буяна, народ уже стал подтягиваться к выходу, когда Крон их остановил:

— Вы куда? Пойдём ночью, когда поезда не ходят.

— А путейцы? — обеспокоенно спросил Почтальон.

— Обойдём их по боковой ветке или по ремонтным туннелям. Да и то сказать — они пьяные будут досрочно и ремонтируют рельсы, не во всех местах сразу. Пробьёмся…

— Часов пять, максимум шесть, — кивнул головой Дед, соглашаясь с ночными похождениями. — Я думаю, времени должно хватить, чтобы пересечь весь город.

— Времени у нас, не так уж и много, — вмешался Кащей. — С часу до пяти утра.

На него только махнули руками и зашикали, давая понять, чтобы он заткнулся, но Доцент отвлёк всех новыми вопросами:

— Правда, а что такое «Пространственный пузырь» и нет ли тут второго, чтобы без приключений оказаться в нужном месте? Это аномалия такая?

— Да-да! — подтвердил Сутулый. — Аномалия «Бульдозер».

Бульдозер подпрыгнул на месте и теперь уже, гневно рассматривал рожу Сутулого. Подырявив её немного взглядом, он начал сразу с угроз:

— Мне больше нравится название «Горбатая», которая сейчас будет ещё сутулее. И горбоносее… С синеватым отливом…

— Можно и «Горбатая»! — смеясь, согласился Крон. — Выгнутый край аномалии перекрывает область, которая, в данный момент, находится далеко. Если найти выход, как в нашем случае, то попадёшь в другое место, до которого пилить и пилить, обычными средствами передвижения.

— Попали, в «Тракторный синдром»! — ворчал Пифагор, а Почтальон, только молча поддакивал, кивая головой.

Кащей с Сутулым, по большей части предпочитали отмалчиваться, радуясь воссоединению с алюминиевым бидоном. Пускай тара серебристого цвета, не очень походила на лунное сияние — поэтизм их не интересовал. Пусть там осталось мало — не беда! Добудем ещё…

— А если не искать выход? — настороженно спросил Бармалей.

— Тогда останешься в том месте, где и был. Вернёшься к истокам, своего пути.

— А как аномалия называется по классификации псевдонауки? — спросил Почтальон, ковыряясь в носу.

— «Пространственная изобата», — вздохнув, ответил Крон. — Эти нехорошие девочки знали про неё, но не рассчитывали, что мы сталкеры, почти не на пенсии, и найдём проход.

— Эх, кабы знать — пометили бы их радиоактивными изотопами! — с сожалением произнёс Комбат, открывая ножом банку тушёнки. — А так — где теперь их шукать?

— Была у меня мысля, поставить им метки на…., - Крон задумался на секунду, но после продолжил. — В общем, чтобы ночью без фонарика найти — на ощупь.

— Ты серьёзно? — спросил Дед, выпучив глаза.

Он поперхнулся тушёнкой и долго откашливался, затем так же долго, вытирал рот белым носовым платком, который постепенно желтел и начинал пахнуть варёной скотобойней.

— Шутю-шутю! — поспешил заверить его Крон, а заодно и прочих любителей шляться по ночам, не имея: ни фонаря, ни карты.

Постепенно подходило время выхода в эфир: «Лишь бы не грохнулись, раньше этого времени!» — подумал Крон, беспокоясь за физическое состояние некоторых членов коллектива.

— Пора! — сказал он вслух и поднялся с насиженного места.

Заднице сразу стало холодно и захотелось вернуться к тёплой лежанке, но обстоятельства требовали обратного. Остальные члены коллектива, нехотя последовали его примеру: кряхтя, ворча и, как всегда, упоминая чью-то прародительницу. Идти не хотелось… Всё, что было ценное, в этом помещении — вычеркнули из реестра, без уведомления завхоза и, натянув на плечи рюкзаки, потянулись к выходу из подсобки.

Тоннель уводил всё дальше и дальше. Соблюдая режим экономии электроэнергии, лишь редкие фонари освещали небольшие пятачки пространства, которое могли охватить скудным, грязно-желтоватым светом. Не полагаясь на государственные источники освещения, сталкеры пользовались своим, но одним фонарём, так же соблюдая режим жёсткой экономии. Заряжая аккумуляторы, розетки в подсобке эксплуатировали, истинно, как чужие но, с собой их не унесёшь, а впереди ждала неизвестность. Неожиданно, за стеной послышалось нестройное хоровое пение и, судя по интонации, а так же, по частому заиканию, исполнялась ария «Нежданного гостя» — в нетрезвом виде. Дверей поблизости не было, не было их и вдали, от места происходящих событий, на что Комбат выдвинул свою точку зрения:

— Что за шум, а пьяных нет?

— Прячутся от начальства, поди, — лениво, сделал заключение Дед, прислонив ухо к холодному бетону.

Доцент, выслушав его соображение, добавил:

— Напились и потеряли, всякую осторожность.

Он пнул, на всякий случай, серый массив ногой. Хотел ещё, что-нибудь проделать, но передумал. Остальные, только пожали плечами, в знак согласия. Им было всё-равно, кто там горланит за стеной. Смущало одно — полное отсутствие дверей…

Впереди по курсу, замаячила одинокая фигура. Судя по силуэту, по некоторым движениям и ещё, по кое-каким признакам, без труда можно было определить — интеллигент. Сталкеры быстро нацепили на себя грязные красные куртки, потому что в этом месте, обходить одинокого призрака подземелий, было просто негде.

— Простите, коллеги, а вы куда? — спросило псевдопривидение.

— А вы, собственно, кто? — вопросом на вопрос, ответил Крон.

— Я начальник инженерно — транспортного отдела по ремонту железнодорожных путей. Разгуляев — Геннадий Петрович.

— А-а-а! — понимающе протянул Комбат.

— Мы в Энск 15 собрались — ложков трясти! — пояснил Сутулый, не выдержав мук неопределённости собственного статуса.

Это получилось у него, несколько на повышенных нотах и с уголовным уклоном, что несколько насторожило начальника красных курток, под которых они сейчас сами маскировались.

— А это как? — спросил он осторожно и тут его осенило, отчего лицо кабинетного червя расплылось в радостной улыбке. — А-а-а! Так вы ложкари?

— Точно так — с! — подтвердил Крон догадку начальника. — Шефский концерт, с выездом на место — прямо к рабочему классу. Бульдозер, ты стукалку не забыл?

— Какую? — опешил однофамилец аномалии.

— Половник, — пояснил Крон, ещё не сообразив, что половника, в избе правления, даже не было. — Не забудь, потом, избавиться от трупа…

Начальник моментально изменился в лице, побелев, как погребальное полотно и, безвольно сполз по стене на пол туннеля.

— Обморок, — со знанием дела, констатировал факт Доцент.

Пострадавшего оттащили в подсобку и, усадив на кушетку, в бессознательном состоянии, влили в него пару пинт горячительного — для правдоподобия финальной сцены. Вышестоящее начальство, ещё могло бы поверить его рассказу, будь он трезв, но когда изо рта разит, как из винной бочки…

— К утру выберемся и нам, его показания, будут неинтересны, — сказал Крон, причёсывая начальнику волосы и натягивая каракулевую кепку Петровичу на глаза. — Спи, геводжян… Спи, дорогой…

В это время, его подчинённые, на которых начальник путей пришёл посмотреть и проконтролировать ход выполнения ремонтных работ, в секретном помещении глушили водку. Нычка не была помечена, ни на каких картах и не отмечена, в ведомостях проведённых работ. Ещё в процессе постройки метро, метростроевцы соорудили её для себя, чтобы всегда находиться подальше от начальствующих глаз, а в последствии, торжественно вручили ключи от дверей работникам метрополитена. Естественно, святилище отдали во владение рядовым членам, так сказать — соратникам, по совместной борьбе, против буржуйско — интеллигентского клана. В этот клан, за последнее время, ринулись все поголовно и на каждого работника, скоро будет по три бухгалтера. Место этого района окружала таинственная аура и, ни главбух, ни его помощники — носа не смели сунуть в подземелье. Легенды о замурованных предшественниках передавались из уст в уста, минуя полицейские протоколы, а леденящие душу слухи, о таинственных мстителях, даже шёпотом, не всегда отваживались рассказывать. Говорили, что называют они себя «Синие воротнички», хоть некоторые, из числа более осведомлённых сограждан, склонны утверждать, что название не соответствует истинному положению дел. Правильнее, было бы, величать объединение «Синие носы». Им возражали тем, что: и в том, и в другом случае — синий цвет символизирует трупное окоченение…

Сталкеры спешили и заметно нервничали. Бесконечный туннель выматывал нервы не хуже бесконечной семейной жизни. Позади остались станции: «Краснотопольская», «Металлическая», «Окорочки», когда на перроне «Желтосаловки», товарищи услышали звук работающего полотёра.

— Баба за рулём, — со знанием дела заявил Комбат.

— С чего это ты решил? — удивился Доцент и подпрыгнул, пытаясь увидеть источник шума.

Он тут же получил тумака от Деда, с напутственной речью:

— Ты что — с ума сошёл? На станции может дежурить полицейский!

— А всё — таки — почему женщина? — не унимался дотошный исследователь быта местных аборигенов.

— Потому что, они почти не пьют — на работе, — пояснил Комбат, прислушиваясь к шуму работающей техники. — Надо быстренько проскочить, пока за этим гудением не слышно звука наших шагов.

— Двигатель работает, как у «Феррари», — уважительно отозвался Крон, о техническом приспособлении.

— Девушка сильно газанула в Феррари… и задохнулась, — высказался Бульдозер, не совсем по теме, но настроение в коллективе — поднял.

Стараясь не шуметь, сталкеры молчаливыми тенями проскочили станцию, скрывшись в темноте туннеля. Идти было ещё долго, что сильно удручало, но выручил случай: в боковое ответвление резервного полотна стояла дрезина на ручной тяге. Куда вела эта ветка, никто не имел ни малейшего понятия, и поэтому, рисковать не стали, а продолжили путь проверенным маршрутом.

— У нормальной дрезины мотор есть, а это — ручной пожарный насос, какой — то! — пожаловался Сутулый Кащею.

— Если включат подачу тока на рельсы — нам конец! — ответил ему товарищ, открыв правду жизни, которую остальные члены, от Сутулого, тщательно скрывали.

— Да нет! — усмехаясь, рявкнул Бармалей. — Просто руками заработаете сильнее…

— Шутник, — простонал Кащей. — Тебя бы за рычаги усадить.

— Греби, давай, — беззлобно отозвался псевдоразбойник.

История его прозвища «Бармалей», окончательно канула в лету, и теперь, не представлялось возможности свести концы с концами, даже с помощью его самого. Между тем, мимо проносились станции уже веселее и более часто по времени, чем тогда, когда группа шла пешком.

— Это вам не пешкодралом шпарить! — довольно отозвался о технике Пифагор, за что его, на пару с Почтальоном, попросили сменить уставших товарищей на посту, приводящем чудо-технику в движение.

После того, как дрезина миновала станцию «Клоповскую», на крутом повороте, из самоходной телеги чуть не выпал бидон, добавив Сутулому с Кащеем, по паре седых волос. Не успели они толком оправиться от шока, как перед выходом на финишную прямую, после станции «Лыкодранской», на таком же крутом повороте, чуть не потеряли их самих. «Желанная», «Сыромятово», «Мостострой» и, наконец, конечная — «Колхозник».

— Я не понял! — развёл руками Бульдозер. — Ни «Мостострой», ни «Колхозник» — ещё не построены. Кстати, и «Коммунистическая» — то же…

— Буль, а ты здесь давно был, — осторожно спросил его Крон, почёсывая шрам над левым глазом, — может, тут строительство развернулось — не на шутку?

— Нет, ты что! — возбуждённо ответил Бульдозер. — Мне сестра вести регулярно по «мылу» шлёт — заморожено строительство. В городском бюджете нет ни шиша, а федеральные резервы не выделяют.

— На то они и резервы, — задумчиво промычал себе под нос Комбат.

Отчаявшись понять, что происходит, Бульдозер смирился с перипетиями судьбы. Сейчас важнее всего было выскользнуть из города незамеченными, пока не рассвело. Пользуясь покровом темноты, а так же услужливо разбитыми хулиганской рогаткой уличными фонарями, под которыми ничего не видно, предполагалось бежать, не оглядываясь. Сталкеры не замедлили этим воспользоваться, выйдя через чёрный ход метрополитена и, на ходу снимая красные куртки — ринулись к ближайшей спасительной поросли, которой на окраине города было предостаточно. С куртками вышла накладка — мешали рюкзаки и поэтому, несущаяся группа походила на знаменосцев, с заломленными руками. Громко ругаясь, забыв об опасности, они поскидывали котомки на землю и сорвали с себя ненавистные спецовки, демаскирующие отряд на всех уровнях. Бидон лязгал по асфальту днищем, а в тишине утреннего воздуха, звук разносился далеко — в разные стороны. Местные аборигены давно уже привыкли, к подобным явлениям, которые часто сопровождались нецензурной бранью и поэтому, не обратили на происходящее за окном никакого внимания. Они только перевернулись в своих постелях, сквозь сон посылая сборщиков цветного металла далеко от этих мест, в неопределённом направлении движения. Звук разливаемой по стаканам жидкости, насторожил лишь местного алкаша Толика, который точно знал расписание работы неофициальной точки и, с точностью до девяносто девяти процентов, мог определить, что в кустах засели чужинцы. Охота пуще неволи, а удар по лицу — вообще ничего не значит против жажды, с большой буквы и халявы, с ещё большей, поэтому, он для себя — всё решил. Как смертники идут в последний бой? Кто может сказать, что в этот момент у них на душе, так и у Толяна, все чувства атрофировались, кроме одного — осталась твёрдая, непоколебимая решимость сесть на хвоста.

— Здорово, братва! — радостным голосом поприветствовал Толя засевших в кустах.

Он изменился в лице, когда на него смотрело пара десятков глаз знакомых лиц, как с развешанных плакатов и без конца транслируемых, по всем государственным каналам, а так же числящихся в федеральном розыске. Ноги у него подкосились, но упасть не дала надежда. Благодаря своему внешнему виду, Толя в представлении не нуждался и нацедив, из бидона, большую алюминиевую кружку душистого пойла, ему молча всучили гостинец. Не веря своему счастью, Толик не заставил себя уговаривать и осушил ёмкость до дна — одним залпом, забыв при этом, попросить закуску. Комбат исправил оплошность, протянув ему сморщенный огурец прошлогоднего засола, но не успел. Четырёхсотграммовая порция самогона сработала, как выстрел в упор, сразив Толяна наповал и тот упал, как подкошенный. Лишившись чувств от ударной дозы, он, между делом, ещё и обмочился.

— А поговорить, протянул Почтальон, обиженно поджав губы.

— Прямо на мою сидушку набрызгал! — обречённо вздохнул Сутулый.

— Окропи её одеколоном, — посоветовал Кащей.

— Поздно, — ответил ему товарищ. — Придётся оставить полипропилен пострадавшему.

— Даже имени не сказал! — усмехнулся Крон. — Что теперь на памятнике писать?

— Что-что, — вздохнул Дед. — Неизвестному солдату…

Пострадавший пребывал в двойственном положении: и как потерпевшая сторона, и как удовлетворённая всем, о чём он только мог мечтать, вплоть до обеда. В холодном утреннем воздухе запах сырой земли, вперемежку с прелой листвой, ощущался особенно остро. Приправленный атрибутами Красной стоянки, в виде пробок и пластмассовых стаканов, забегаловка напоминала уголки далёкой родины, где такие же Толики добавляли с утра, по малой толике. Посмотрев на товарищей, морщивших носы от ударившего в них амбре запахов, Крон сказал:

— У меня, лично, до сих пор стоит в носу запах метрополитена.

Оставив сопящего в нирване Толика, сталкеры продолжили путь, держа курс на перелески, которыми проще добраться до Энска 15, оставаясь незамеченными. Пересекая маленькую речку, у которой и официального названия, скорее всего не было, все разом оглянулись на полусгнивший мосток. Он весь рассыпался на отдельные брёвна, что радовало русскую душу, а Почтальон изрёк то, что и без него было видно:

— Не мост, а развалюха, какая-то!

— Изначально, строить надо так, чтобы танки не прошли, — заступился Пифагор, за местных строителей.

Большую часть дальнейшего пути проделали молча. Тишину нарушил Крон:

— То обстоятельство, что на нас ополчилась полиция сопредельного государства, меня не удивляет! Меня огорчает другое — почему наша полиция идёт у них на поводу?

— Может быть, родственные связи? — робко предположил Бармалей, как будто его за это высказывание могли избить.

— Может быть, — задумчиво промычал Крон и процессия скрылась в коренном лесу.

 

Глава четвёртая Трапперы зоны отчуждения

Почти сутки ушли на то, чтобы на товарняке добраться до Энска 15. Состав тормозили, чуть ли не на каждой станции и без конца составляли: то убирая одни вагоны, то добавляя другие — едва не расколов группу на две спящие коалиции. В итоге, к месту назначения, экспедиция прибыла перепачканная углём и коричневой пылью, годами скапливающейся в углах вагонов и выметающейся, только вместе с грузом, который необходимо волочить по полу. Покинув территорию узловой станции, товарищи направили стопы к легендарной зоне отчуждения, которой пугают детей. Дети, от этих рассказов, по мере взросления, проникают необузданной тягой посетить те злополучные места, растворившись среди рукотворного хаоса. Наконец-то, остались позади колючие заграждения, вместе с предупреждающими знаками и появились утверждающие, убеждающие в том, что это — конец. И не только здоровью, но и самой жизни. Про неудобство, писать на фанере посчитали просто неприличным — это подразумевалось само собой.

Впереди замаячил одинокий хутор, в синевато-белой туманной дымке вырисовываясь крышей, крытой соломой. Вьющийся над трубой сизый дымок, не оставлял никаких сомнений в том, что данная местность обитаема. Скучающий на крыльце Дед оживился, увидев путников, так как почти постоянно приходилось коротать время в одиночестве. Он с удивлением разглядывал странную, по его мнению, компанию, потому что сталкерские пути уже давно прошли мимо его поселения, не задевая даже краем.

— Охотники за пушным зверьком? — поинтересовался он.

— Да нет, нас только две шкурки интересуют, — заверил его Крон, заинтриговав старика ещё больше.

— Где две, там и три…, философски изрёк старец, с задумчивым видом рассматривая туманные дали, которые, благодаря этому природному явлению, начинались в аккурат — за плетнём.

— Дядя, ты так не шути — надеюсь, что ты не пророк, — промычал Комбат. — Чтоб тебя…

— Кто за чем охотится…, - продолжал эксплуатировать философскую жилку дед.

— Да, кто каких трофеев жаждет…, - поддакнул Доцент, настроившись на его волну.

— А что отец, — задумчиво протянул Сутулый, — самогон у тебя есть?

— Нема горилки! — пошёл в отказную дедок, спустившись с небес на грешную землю, осязаемую и материальную, в которой всё, рано или поздно кончается, в том числе и горячительное, а следовательно — запасы нужно беречь, пуще зеницы ока.

— Жаль! — выдохнул Кащей. — А не знаешь, где поблизости можно отовариться?

— У Комарихи. Это в паре вёрст отсюда, будет.

Сутулый с Кащеем умчались в указанном направлении, а остальные осваивались на незнакомой территории. Крон с Комбатом развернули карту, сверяя пройденный маршрут с настоящим местоположением и высчитывая, сколько ещё предстоит путешествовать. Между делом, дед представился и, все с удивлением узнали его погоняло. Дедка все звали просто — Бродвей. Выяснились и обстоятельства, при которых это прозвище к нему прилипло. Раньше сталкерские дороги проходили через его хутор, и он постоянно ворчал, по этому поводу: Ходють тут, всякие, как по Бродвею! Что это такое он не знал, а услышал фразу от одного сталкера, за которого, в течении одной ночи — пять раз запнулись. Он принял её на вооружение и, через некоторое время, прозвище навсегда вошло в его автобиографию. Столько народа сразу он давно не видел и томился от неопределённости: то ли угостить ходоков, чем-нибудь, то ли продать им, тоже — что-нибудь…

— Есть на продажу одна граната, Ф — 1, - шёпотом поведал дедок Пифагору.

— Он от взрыва новогодней петарды в штаны накладывает, а ты предлагаешь ему купить боевую оборонительную «лимонку», — ответил деду Комбат, ненароком подслушав их беседу.

— А может, она вовсе не боевая, а учебная, — предположил Доцент, явно провоцируя и прикалываясь, над аборигеном зоны отчуждения.

— Кто?! — взвинтился дедок. — Моя граната?!

С этими словами он сорвал чеку и бросил «лимонку» в кусты, но не докинул, попав в свой собственный огород, где на бахче лежали неубранные арбузы. Все, как подкошенные, повалились на землю, моля Бога только об одном — чтобы не зацепило. Прогремел взрыв и осколки яростно просвистели над головами, вместе с арбузными семечками, что многократно усилило свист. Арбузные корки разлетались с протяжным гудением, имитируя звук крыльев майского жука. Личинки настоящего жука — хрущи, силой взрывной волны покинувшие навозную кучу, так же отправились в свой первый и последний полёт. Красной патокой припорошило весь огород, а при возникшем давлении, на определённых участках, остался лежать арбузный мёд. От плодов и от маленькой бахчи, остались лишь сладкие воспоминания.

— Мля! — растерянно промычал дед, тоскливо разглядывая разорённое хозяйство. — Ни гранаты, ни денег, ни арбузов…

— Капусту с огурцами заквасишь, — вздохнул Крон, радуясь, что жив остался. — Не всё солёными арбузами закусывать.

— Капуста надоела, а огурцы есть — печёнка не позволяет, — грустно отозвался Бродвей, потупив взор и мысленно подсчитывая убытки.

Постепенно туман рассеялся, открыв на обозрение обширные дали. В расположенной неподалёку деревеньке, над трубами курился дымок и оттуда же, доносился запах приготовляемых харчей.

— Однако, второй ланч корячится, а мы ещё не завтракали, — подал идею Крон, принюхиваясь к доносившимся ароматам.

Зона отчуждения оказалась, не такая уж и безлюдная, судя по активности печных труб. Сталкеры прислушались к ворчанию своих желудков, стоя в очереди на омовение остатков арбузов, и мысленно выразили согласие с необходимостью приёма пищи, но, только после генеральной чистки физиономий. Костюмы могут и подождать… Вернувшийся из разведки Сутулый, только и смог, что спросить:

— Вы что тут — арбуз ели?

Его напарник Кащей, с интересом наблюдал немую сцену водного моциона, но благоразумно промолчал. Сутулому ничего не ответили, по очереди ополаскиваясь под рукомойником, а дедку налили утешительную порцию, чтобы не слишком переживал за развороченное взрывом барахло. Это помогло и через пять минут, он философски переосмыслил правду бытия, достав из погреба четверть самогона, наличие которой тщательно отрицал и роясь в шкафах, где запропастилась ещё одна граната. Его как могли останавливали и, только после ударной дозы, сил у старика не осталось. Усевшись на ободранный диван, он смирился с тем, что фейерверка, сегодня не будет, и больше ничего не скрывал. Сало, маринады и соленья украсили стол, а винегрет — забор. Зелёный горошек из салата «Зимний», дружной толпой вылетал так, как кружатся шарики в лохотроне.

Рано или поздно всё проходит, настала пора покинуть и этот гостеприимный хутор. Выкружив у дедка остаток боеприпасов, и после допроса с пристрастием выяснив, что пулемёт в огороде у него не закопан, настала пора идти дальше. Расставаясь с Бродвеем, сталкеры хотели направиться прямиком в деревню, надеясь пополнить запасы, на всех уровнях.

— Там деревенька дикая, — поведал на прощание дедок, а Сутулый с Кащеем, молча кивнули, в знак подтверждения его слов. — Пальто у меня спёрли — почти новое… Если по радио, что и передают, они пропускают информацию мимо ушей, а про телевизионный сигнал в зоне — говорить не приходится. Так что, вашим появлением никого не удивишь и не смутишь.

— Радио есть, а телика нет? — удивился Почтальон.

— Так не бывает! — не поверил Пифагор. — Сигнал УКВ, он одинаков везде: что для Африки, что для зоны — если нет телевидения, то нет и радио.

— Что вы ко мне пристали? — возмутился Бродвей. — Что в деревне творится, то — творится! Что рассказывают, то — рассказывают. Ворьё…

— Про Африку? — проснулся Бармалей, вернувшись из полёта своих грёз, в котором пребывал после завтрака.

— Очнулся, — лениво процедил Бульдозер. — Лучше посмотри, что есть полезного в той машине, которая в канаве валяется. Вон там — вдали.

В луже грязи лежал старый «ГАЗон», весь покрытый ржавчиной и восстановлению не подлежавший.

— Что в ней может быть? — удивлённо спросил его Бармалей. — Наверняка всё растащили, причём — давным-давно.

Он, всё-таки, залез в кабину, кряхтя, охая и нецензурно выражаясь на всю округу. Можно было и впрямь ожидать того, что в машине ничего нет, но радостный голос Бармалея вывел всех из сонного состояния:

— Есть! Целую машину женских прокладок накрыли!

— Не может быть! — не поверил своим ушам Дед. — С какого перепоя они тут делают?

— А чего им делать? — парировал Бармалей. — Они вещь неодушевлённая — где бросили, там и лежат…

— Неужели целая машина? — усомнился Крон, недоверчиво относясь, к столь ценному приобретению.

Бармалей высунулся из фургона и, удерживая равновесие, чтобы не грохнуться в грязь, сказал, почёсывая в затылке:

— Ну, целая — не целая, а один ящик есть. Все целлофановые упаковки в сохранности.

— Вы что, сыкунявыми стали, что ли? — брезгливо поморщился Доцент.

Комбат ему дал понять, кто он есть, покрутив пальцем у виска:

— Неумный! В сапоги, вместо стелек — самое оно! Ноги нужно держать в тепле и сухости.

— А почему местные не пользуются, — робко поинтересовался Почтальон, — почему они их до сих пор не оприходовали? Я имею ввиду женское население деревни.

— Может быть прокладки радиоактивные? — присоединился к нему Пифагор, внеся свою лепту в долю сомнений.

— Нет! — решительно возразил Крон. — Только крылышки. И просто — активные. Радио здесь не работает…

— Телевидение, — поправил его Комбат. — А радио — ещё как…

— Хватит вам! — одёрнул их Дед. — Дозиметр молчит, а местным они ни к чему — аборигены, поди и не знают, что это такое. Они по старинке матрасы растаскивают. Никуда ходить не надо, только руку под себя протяни, да выдерни из дырки пучок ватины. Дикий народ…

— В этих местах одни бабки остались, — подтвердил его выводы Крон. — Им и матрасы, давно уже ни к чему, а не то что буржуйские примочки.

— Товар, по всей видимости, везли на продажу сталкерам, но не довезли, — сделал свой вывод Сутулый.

— Когда местные узнали, что шофёр, вместо водки привёз «это» — его просто не поняли, — добавил Кащей. — Конечный результат налицо — вы и сами его видите.

— Почему же он тогда резиновых изделий не вёз? — задумался Бульдозер. — Они совсем не пропускают воду…

— В резине ноги преть будут, — спокойно пояснил Крон. — Этот способ для чайников или для тех ситуаций, когда ничего другого под рукой нет. Пачка газет и то предпочтительнее будет, чем презервативы.

— Тальк с собой таскать надо, — многозначительно изрёк Пифагор.

— Алёша — посыпь-ка его мелом! — пробасил Комбат, поднимая с земли здоровенную орясину.

Прокладки, после непродолжительного дележа, распределили между членами экспедиции и продолжили путь в деревню.

— Теперь можно смело выходить на медведя, с голыми руками! — радостно высказался Крон. — Штаны останутся чистыми и сухими.

Проходя мимо крайнего, облезлого дома, товарищи задержали шаг, прислушиваясь к передаваемым новостям: «Жители города и раньше жаловались на то, что в районе станция «Коммунистическая» случаются неординарные события, а этой ночью, слухи, только подтвердились. Начальник инженерно-транспортного отдела, по ремонту железнодорожных путей, Геннадий Петрович Разгуляев, пробежал утром по шпалам мимо перрона станции «Краснотопольская» — не объявляя остановок. Он был сильно пьян, несмотря на то, что возглавляет местное общество «Яростные борцы за трезвость», сплошь имеющую в своих членах, одну интеллигенцию. Они состоят в конфронтации с легендарной и таинственной группировкой «Синие воротнички». От перегара, аура которого, плотной пеленой окутала живой паровоз, половина пассажиров на перроне отшатнулась вглубь станции, потеснив задние ряды. Последние, чуть не попадали на противоположную ветку и, только то обстоятельство, что путь ведёт в другую сторону, вызвало в них силы, способные противостоять натиску. Прокричав, между делом, что поезд следует до конечной без остановок, Разгуляев скрылся в темноте тоннеля. Остальной народ, устойчивый к агрессивным запахам, облизываясь, в волнении замер, ожидая, когда он замкнётся на контактах обоих рельс, но на этом отрезке пути — всё прошло благополучно. Дальнейшее освещение событий последует после того, как Геннадия Петровича найдут». Прослушав эту белиберду, группа последовала дальше, ища местный псевдомагазин, который, как выяснится, имеется в каждом доме.

Деревенька состояла из нескольких покосившихся домов, чинить которые было некому, так как из жильцов остались одни старики и старухи. Молодёжь и раньше стремилась, во что бы то ни стало покинуть эти места, а после трагических событий, естественно, добровольно возвращаться, тем более — не желала. При заходе в первую же избу, стало ясно: местные жители принимали к оплате местные денежные знаки, а так же любую валюту сопредельных государств, кроме дальнего зарубежья. Цветастым фантикам и тоскливым огурцам они, как-то не доверяли, после ряда рейдов заезжих аферистов, которые помнят все. Поводом для обмена, якобы на новые деньги — старых, которые скопились у пенсионеров, послужили вымышленные слухи о девальвации, с полной заменой вышедших из употребления денег на новые. Бумажки, отпечатанные на принтере, предлагалось обменять на залежавшиеся накопления. Поводом, для одной из группировок «Воинствующие сталкеры», лишить аферистов детородной функции, послужила угроза подрыва продовольственной мощи сталкерской братии, притом, независимо от того, к какой группировке они принадлежат.

Отоварившись всем, что только возможно унести, от хозяйки товарищи узнали, что на краю поселения живёт полоумный учёный — энтузиаст, который занимается изучением аномальных явлений, повсеместно происходящих в зоне отчуждения. Все звали его Профессор, не заботясь о том — правда это или нет. От него они узнали, что выброс, приведший к радикальному изменению зоны отчуждения, произошёл внезапно и, вместе с ним, как-будто сменили картинку. Знакомые места будто бы подменили или их, ночью, переселили в другой мир. Отхлёбывая из гостевой алюминиевой кружки четырёхсотового калибра, Профессор вёл неспешный рассказ, видимо не боясь, что жидкость испарится раньше, чем он закончит повествование. Смакуя каждый глоток, он расплывался в улыбке всё шире и шире. Крон называл кружку на морской манер — шестнадцатидюймовой болванкой, не очень заботясь о том, что подменяет понятие объёма площадью. Между тем псевдоучёный продолжал свой рассказ тем, кому ещё было интересно его слушать:

— Во время тех событий, которые произошли два года назад, случился колоссальный всплеск энергии, но не радиально расходящийся в стороны, а ниспадающий на станцию. Приборы на Большой Земле зафиксировали стадию ускорение разгоняющихся частиц до энергий, присущих областям чёрной дыры и недоступной, для земных установок. Теперь на этом месте огромный котлован неизвестной глубины, и наполненный непонятной жидкостью. Радиация вокруг него пиковая; поднимающаяся резким скачком до смертельных доз. Без защиты, ни секунды прожить невозможно — сгоришь. Технический отдел учёных, из Научного центра, уже строит вездеход — батискаф, но он получается такой тяжёлый, что есть опасение провала в грунт, даже с широченной гусеницей.

— А если использовать дороги, проведённые ранее, в том числе бетонные, — спросил Крон, заинтересовавшись ситуацией и проводя параллели, что могли бы вывести их на след двух девиц.

— Так-то оно так! — согласился Профессор, сделав солидный глоток, отчего поперхнулся и долго откашливался. — Вездеход, всё-равно, по частям будут доставлять на ближайшую к котловану площадку. Для начала, надо взять пробу воды и произвести замер почвы, на ближайших подступах. Баллон с воздухом, в случае положительного качества жидкости в котловане, будет напоминать оболочку дирижабля.

Узнав, где находится Научный центр и сверив его местонахождение с картой, Крон произвёл необходимые поправки. Поправки в мозгу, пока не выходили: скидки на ветер — ничего не давали… Профессор, тем временем, порядком окосел и нёс всякую околесицу, подтверждая собственным поведением, истину о вреде алкоголя, не только для физического здоровья, но и для умственного — тоже:

— Вы слышали легенду о Чёрном шофёре?

— И не только о шофёре, — мрачно промычал Почтальон. — О ком мы только баек не наслушались.

— Ну, так вы, наверняка, не о том слышали! — заявил учёный, подняв указательный палец вверх. — Вот история о моём. Он входит в доверие к группе искателей приключений и обязуется, за определённую мзду, провезти в зону. Причём — в любое время. Прямо на своей тачке.

— Ну, и в чём прикол? — не понял подвоха Пифагор.

— А в том, что едут они, едут и вдруг бац: ни шофёра, ни машины, а ведь только сию минуту жизни радовались… Местность незнакомая, ночные звуки душу холодят, да и ситуация, из ряда вон выходящая. Если кто, до утра, оставался в здравом рассудке, могла ждать другая напасть — «Чёрный лётчик».

— Чего? — возмутился Бармалей, а вместе с ним оживились и остальные слушатели.

— Того, — продолжил Профессор. — Вылетает пилот на бреющем полёте из-за леса, когда только начинает брезжить рассвет и бомбит компанию целыми бутылками водки. Кошмар. Число, не сошедших с ума, катастрофически уменьшается. Один, пока их ловил голыми руками — три раза по голове получил!

— Да ну — брехня! — махнул рукой Бульдозер.

— Может и брехня, — спокойно ответил рассказчик, — но только скажи: откуда тогда, такие берутся — на всю голову в забытье?

Сталкеры загадочно переглянулись и все, как по команде, усмехнулись. Профессор, половиной своей сущности, сильно походил на того, кто частицу себя оставил там, в другой жизни, пребывая в подвешенном состоянии. Оставив его в этом состоянии и взвалив на плечи тяжёлые рюкзаки, народ застонал под тяжестью груза и, от охвативших их сомнений, в целесообразности перемещения таких объёмов продовольствия.

Проходя мимо покосившегося плетня, Крон обратил внимание на разбитую крынку, висевшую на тощей жерди. Какой-то шутник раскрасил горшок под покемона: пролом в боку имитировал открытую пасть и острые зубы. Получилось убедительно, потому что Кащей вздрогнул, столкнувшись нос к носу с образиной. Стоящий посередине огорода деревянный крест, вызвал у него дополнительное недоумение — он был тонок, для полноценного монумента. Крон всё понял и пояснил ситуацию:

— Это пугало было, а шмотки, видимо, позаимствовал нищий сталкер.

— Чего же крынку не взял? — усмехнулся Дед.

— А горшок, ему на голову не влез!

Мимо сталкерской тропы тянулись лениво обихаживаемые огороды, чернея грядками выкопанной картошки и не подрезанными кустами малины. Яблони росли сами по себе, ничего не требуя взамен, собственно, как и груши, а на вишню, в этих местах, давно махнули рукой. Использовалась она, в основном, только в варениках, да иногда в компотах. Сладкая черешня была предпочтительнее. В хлеву ревел телёнок; в свинарнике раздавался здоровый храп, а из курятника доносилось квохтанье наседок.

— Крон! — крикнул Сутулый. — Тебе нужно заглянуть в курятник.

— Зачем?

— Запастись куриным помётом. Когда у тебя кончится табачок, а он у тебя обязательно закончится — будешь шмалять курячьи издержки.

— Ещё два слова, и ты их жрать будешь, не дожидаясь, когда закончится тушёнка! А потом, после пробоя, которым заканчивается запор, у тебя всю голубятню разнесёт…

— Всё-таки обиделся! — покачал Сутулый головой.

— Нечего цеплять за больную тему, — усмехнулся Почтальон.

— Сутулому с Кащеем предложи набрать этого добра, — подал голос Пифагор.

— Пиф, а им зачем — тоже курить? — вмешался Бармалей. — Так стара шутка!

— Нет — в бидон сыпать — для остроты. Я слышал, что так делают…

— По-моему, там уже есть это добро, — с сомнением, высказал предположение Комбат, никак не могущий избавиться от назойливого привкуса, с тех пор, когда угощал инспектора из райцентра.

— Аммиак, как-никак! — подытожил Доцент. — Он, в птичьем помёте, за короткое время автомобильную эмаль разъедает.

— Это точно! — подтвердил его слова Крон. — У нас, раньше, граждане из ближнего зарубежья машины ставили под элеватором, на котором голуби скапливаются в настоящие птичьи базары. И все гадят. А машины внизу. Ну, убери ты её метра на три в сторону и всё — никаких забот, тем более, тогда и с парковкой проблем не было — никаких. Как и машин. Но нет — вся техника в дерьме. Краске конец — однозначно, если сразу не убрать. Так и стояли авто в крупную белую крапинку, даже тогда, когда машина выходила из мойки.

— А народ, это — пьёт! — ужаснулся Бульдозер.

Все сочувственно посмотрели на Сутулого, не забыв, взглядом, пожалеть и Кащея. Те не понимали сути проблемы, как не считали и саму проблему — проблемой.

— Что вы тут гоните? — не выдержал Сутулый. — Лепите нам тут…

Он хотел озвучить, кого лепили товарищи, но передумал, чтобы избежать повторных насмешек. Тропа, как-раз заканчивалась, расходясь в разные стороны неопределёнными маршрутами, как устье реки. Запахло болотом и осокой, а воздух посвежел. Все приметы говорили о том, что экспедиция вышла к плавням, простирающимся на многие километры, если верить карте.

 

Глава пятая Шорохи плавней

Тропы, на болоте, имелись в изобилии. На первый взгляд всё казалось заросшим сплошной стеной камыша, но внимательно приглядевшись, обнаруживаешь, что жизнь и здесь идёт полным ходом.

— Куда нам сейчас? — задал вопрос Комбат, разглядывая зелёное однообразие, готовившееся к осенним холодам.

— Судя по карте — через болото, к берегу реки, — ответил Крон, изучая картографический шедевр, сотворённый, чуть ли не от руки. — Булю лучше знать…

— А что я? — ответил Бульдозер. — Я здесь не рождался! И почти никогда не бывал. У меня сестра здесь живёт и отнюдь — не на болоте.

Почтальон остановился и понюхал воздух. Он покрутил головой, как ищейка и заявил:

— Дымом пахнет. Гарантию даю, что впереди, по тропе, точно — стоянка кочевников.

Пифагор попытался повторить трюк сыщиков по-своему, разглядывая следы у самой грязи. При этом, он так вытянул умное лицо, что кое-кому, тут же захотелось врезать по нему, по лицу. Причём — сапожищем. Пифагор быстро понял своё нелепое положение, а осознав, также быстро сказал:

— Следов много, причём непонятно — кому они принадлежат. На тропе сплошное месиво.

— Ну конечно — бронтозавры прошли! — проворчал Бармалей, пытаясь пнуть сыщика, нелепой позой перегородившего проход, отчего остальные, идущие следом, сгрудились у него за спиной и недовольно роптали.

Сетуя на сырость под ногами, они посоветовали Пифагору разогнуться и не выпендриваться, изображая из себя Шерлока Холмса, но того заклинило. Самостоятельно выпрямиться, под тяжеленным рюкзаком, сыщик уже не мог.

— Тьфу-ты! — выругался Крон. — Как рыцарь в доспехах. Если с коня упал, то самостоятельно уже не мог подняться на ноги. Тяжесть. А у нашего индивида, лишь бы не радикулит случился.

— Пристрелить придётся, — мрачно сказал Дед, вынося суровый вердикт.

— Ну, что ты, — зевая, не согласился Комбат. — Бродвею отдадим на попечение, а там он и паспорт новый получит, вместе с гражданством.

Пострадавшего детектива, кое-как поставили на ноги и продолжили путь, чавкая грязью. Зелёный камыш шуршал, напоминая шум дождя, а прошлогодние, высушенные солнцем стебли, хрустели, ломаясь под тяжеленными ботинками. Так и шли, шурша и хрустя, пока, внезапно, камыш не закончился. Взору открылось свободное пространство, с небольшими лужами, а посередине проплешины, лежал артефакт неизвестного происхождения, сияя огненно-рубиновым светом.

— Кто это так наделал, что и в воде не тухнет? — удивился Доцент.

— Интереснее другое — что он ел? — изумился Бульдозер красивому и феерическому сиянию.

— Сфагнум, вокруг него скукожился и повял, — задумчиво добавил Крон, вглядываясь в находку.

— Кто? — нахмурил брови Почтальон, с недоверием посматривая: то на Крона, то на артефакт.

— Да мох — болотный, — пояснил Крон. — Растение, ну…

— А-а-а! — протянул Почтальон, под усмешки Доцента, совместно с Пифагором.

Сутулый, с Кащеем, протёрли кулаками глаза. Они были твёрдо убеждены, что им это померещилось, но вмешиваться в разговор не стали. По ходу пьесы выяснилось, что это не мираж и не глюки, отдельно взятых сограждан. Бидононосцы успокоились, а остальные, кто как мог и чем мог, стали производить всевозможные замеры. Дозиметр молчал, впрочем, как и остальные приборы, в частности, улавливающие электромагнитные волны. Молчал и измеритель излучения низкочастотных звуков, не слышимых человеческим ухом. Сверхвысоких — подавно не было, иначе, на болоте давно бы лежали прожаренные сталкеры, в собственных мундирах… Ничего светящийся кусок не показывал, не реагируя, ни на какие уловки. Индикатор загазованности ядовитыми газами не паниковал…

— Что делать будем? — спросил Крон.

— Что-что? — удивился Дед постановке вопроса. — Берём, конечно.

Образование, на ощупь, имело обычную температуру окружающей среды и, если бы не странное свечение, которое исходило от артефакта, его можно было бы принять за обыкновенный камень. После обретения загадочного артефакта, вокруг группы часто были видны красные сполохи. Иногда зелёные, иногда синие — сильно напоминающие полярное сияние. Так и шли, мигая всеми цветами радуги, как скорая помощь. На это они обратили внимание, только в самом конце пути, когда вышли на стоянку сталкеров. На поляне весело горел костерок и сидели двое, по виду, ничем не отличающихся, от пришедшей компании. После короткого приветствия и краткого знакомства, выяснилось, что сталкеров звали: Вася Крап и Коля Дупель. Рядом валялся третий, Жора Покоцанный, но судя по внешнему виду, он страдал болотной лихорадкой, в самой тяжёлой стадии. Выяснение его судьбы оставили на потом, предпочтя немедленно приступить к идентификации находки, пока не случилось непоправимое. Достав из рюкзака красный камень, Крон показал его Василию, держа на вытянутой руке. В лице застыл немой вопрос, а вслух он спросил:

— Ты знаешь, что это?

— А-а-а, это артефакт «Полярное сияние», — равнодушно ответил Крап. — Кроме демаскировки, никаких других свойств не выявлено. Попробуйте продать учёным в центре, они и сувенирами, тоже занимаются, толкая их на Большую Землю. Арт встречается повсеместно, но редко, потому что на первых парах, сталкеры их насобирали и отдельные личности, получили по морде.

— За что? — удивился Комбат, искренне не просматривая связующего звена, между бесполезным камнем и мордобоем.

— За то, что когда одинокий путник возвращался на базу, его, по разноцветным всполохам из-за кустов, принимали за полицейских, приехавших на машинах с мигалками накрыть всю малину — скопом.

Все облегчённо вздохнули, окончательно убедившись в том, что ни жизни, ни их здоровью — ничего не угрожает.

— А Жора, чего валяется, да мычит, — спросил Сутулый, — с похмелья, что ли, мается?

— Да, что он там бормочет всё время, как в бреду: «Гидра, гидра?» — поддержал опрос Кащей.

— Он, как вернулся с болот, так и пребывает в таком состоянии — явно, не в себе! — несколько возбуждённо ответил Дупель. — Откуда у нас на болоте гидры? Ничего похожего, до сих пор, замечено не было.

— Эй! — толкнул Покоцанного Крап. — Очнись. Какие гидры? Ты что там, в плавнях, белены объелся? Да и на болоте она, вроде бы не растёт, белена-то…

Жорж приоткрыл веки и посмотрел мутным взглядом на окружающих. Его обступил собравшийся консилиум бездипломных специалистов от Бога и, пожевав пересохшими губами воздух, пострадавший простонал:

— Гидра…гидра…гидроксильная группа ОН жидкости, налитой в мою фляжку, была сильно связана с углеводородным радикалом Ц два АШ пять — пришлось разбавлять.

— Ну и что? — не понял Комбат.

— Воды с собой не было…

— Так ты что, прямо из болота воду зачерпнул? — догадался Дупель, широко раскрыв глаза и недоумевающе глядя на пострадавшего.

— Ну да, — тоскливо выдохнул Покоцанный. — Оттуда…

— Ну, ты даёшь! — изумился Вася, энергично почёсывая затылок.

— Да, теперь, вместо углеродного радикала, другой прибавился — свободный и радиоактивный, — обречённо констатировал факт Колян.

Лёжа на спине, Покоцанный сложил руки на груди, видимо, смирившись с погребением и, переворачивая голову, с боку на бок, тяжко вздыхал. Его костлявые руки почернели от загара и грязи, а вздохи походили на стоны безнадёжного…

— Ему надо свечку поставить, — со знанием дела, заявил Дед.

— Из цистеина или калий йода? — уточнил Доцент. — Так, эти противорадиационные препараты в таблетках выпускают, вроде бы!

— Парафиновую! — разозлился инициатор действа. — В руки. И подпалить. Чтобы всё было, как положено.

— А-а-а! — расцвёл Доцент. — Ну и шуточки у тебя, дедуля.

— Ни то, ни другое лекарственное средство, уже не поможет, — вмешался Крап, махнув рукой. — Поздно. Если у него иммунитет не выработан, в результате мутации. А судя по предыдущим приключениям — он есть.

— Мутация добьёт организм, рано или поздно, — проворчал себе под нос Пифагор, ища по карманам несуществующую аптечку и озадачившись идеей, добыть её, в самое ближайшее время.

Дупель поглядел на поверженного товарища и, по-своему, прокомментировал ситуацию:

— Даром, что — Покоцанный…

Все трое встреченных сталкера имели обычный вид, который определяется родом занятий и обстоятельствами, из которых, первое место занимает окружающая обстановка. Сажа и копоть надолго, если не навсегда, въелась в их лица, а волосы стояли дыбом, незнакомые с гребешком, поскольку давно не видели дома. Точнее, не были с ним знакомы. Та шевелюра, которая помнила расчёску — давно сострижена, ещё перед уходом. Шампуни, кремы и бритвенные станки остались в прошлом, всплывая в воспоминаниях, какой-то несуществующей роскошью, касающейся только слабого пола. Его они тоже — решительно не помнили.

Вася Крап носил длинный плащ, давно обмахрившийся снизу о всевозможные препятствия, которые поджидают на тропе сталкера. Капюшон плаща стоял колом и настолько пропитался испарениями болот, совместно с наносимой, время от времени, грязью, что уже не откидывался назад — никогда. Да и сам плащ, похоже, не снимался — по определению, обволакивая владельца окаменелой тканью. Ещё немного и минерализация доделает своё дело, оставив стоять посредине трясины памятник неизвестному сталкеру. Закопчённое лицо предполагало отнести его к негроидной расе, но пришедшие чувствовали в этом некий подвох и не спешили с выводами. Вася понял, чем заинтересовал гостей, и предугадывая нежелательные расспросы, сказал просто:

— Вы ещё Копчёного не видели…

Коля Дупель, с лицом просмолённого сфинкса, сидел напротив Крапа и был представлен новоявленным товарищам. Поэтому, все справедливо решили, что речь идёт о другом человеке, которого здесь нет: может и не было, а может быть, ушёл — на задание. Коля, в отличие от своего товарища, был одет в армейскую куртку, кстати, тоже с капюшоном, но такую же драную и грязную. Крон про себя подумал о том, что здесь какая-то нездоровая любовь возникла, к этой детали в одежде, защищающей от непогоды. «Династия капетингов пошла от короля, у которого любимым головным убором был капюшон — капетинг, с древнефранцузского, — усмехнулся он, опять же про себя. — Столько народа сразу, метивших в короли, я ещё не видел». Крон поймал себя ещё на одной мысли, давно всем надоевшей: «Опять Франция в законодатели моды прётся!»

Третий товарищ — Жора Покоцанный, контуженный болотами, лежал, как было сказано, рядом. На нём, в отличии от его друзей, была надета обыкновенная телогрейка и даже не из синтетики, а на проверенном временем, ватине. Время подтвердило, что в сезон дождей, это не очень удобно — не просушишь никогда и сгниёшь, вместе с фуфайкой. Жора пребывал в амбулатории, то есть — у костра, и поэтому, слабо интересовал товарищей состоянием своего здоровья. Что с ним здесь может случиться?! Длинный и покоцанный красный шарф Покоцанного стелился по земле, а рядом валялся его складной зонтик…

Вообще-то, зона накладывает свои отпечатки на характеры ассимилировавшихся в ней людей, давая, кому-что: кому твёрдость, а кого ломая — выживая со своей территории. Кто-то обнаруживает в себе исключительные способности, не проявлявшие себя в домашней обстановке, а кто-то понимает, или не понимает, насколько он слаб, туп и немощен. От этого непонимания, самого себя, новички проделывают немыслимые кульбиты, связанные со смертельным риском. Вот и сейчас, согретый снаружи и подогретый изнутри, Крап не мог, не вспомнить историю, повествующую, именно об этом — о безрассудстве.

История, рассказанная Крапом, под влиянием испаряющихся ядовитых паров болота и не только: продовольственная сага в двух частях.

«Нет-нет, да и появляются в зоне отчуждения новички, которым «трава не расти» — всё по барабану: накопленный опыт старых товарищей, неписанный закон, писанный, к сожалению, кровью — не признают пришлые авторитетов. Короче — сами себе указ и режиссёры. Вот и в тот раз нарисовался чудик, которого его товарищи звали Чоп. То, что морда глупая и самоуверенная, я говорить не хотел — и так ясно, но раз уж сказал, то сказал. Свои силы его группа не рассчитала: то ли сожрав запасы продуктов, раньше времени, надеясь на мифические военные склады, которые по слухам растащили не до конца, то ли мощи не хватило переть с собой полные рюкзаки… Короче! В итоге — наступил лёгкий голод. Предупреждая их намерения, новичков уведомили, какие огромные, на болотах, водятся экземпляры пернатых, но Чопа это не испугало. Он достал из рюкзака бумеранг, сделанный из материала детского конструктора, чем вызвал истерический смех старожилов зоны. Это его нисколько не смутило и, удаляясь к месту охоты, он снисходительно хмыкнул, состроив презрительную гримасу. Посоветовав готовить вертела и сковородки, Чоп высокомерно заявил:

— Вот так мы решаем продовольственную проблему!

С этими словами, новоявленный австралийский папуас скрылся в дальних камышах. Там он кудахтал, пищал, свистел; в общем — применял все звуковые приманки, которые посетили больную голову. Его усилия были вознаграждены: на призыв откликнулся представитель местной фауны, в виде гигантской утки. В то время, когда Чоп воодушевлённо, с надрывом, крякал в плавнях, камыши раздвинулись и в прогал заглянула огромная утиная голова. Клюв, соперничающий в размерах с ковшом экскаватора, столкнулся с носом зверобоя: тет а тет — в любовном поцелуе. «Гигантский утконос!» — промелькнуло в голове добытчика. Он судорожно сглотнул слюну и заверещал, непроизвольно подражая испуганной свинье. Пока утка соображала, относится ли семейство свинячьих к отряду окунеобразных, или нет, зверолов в страшном спринтерском рывке проложил новую тропу, в том месте, которое, по определению, считалось непролазным. В принципе.

Посрамленный, он пытался безрассудством восстановить потерянный авторитет, которого никогда не было. Слабоумие рождает, подчас, чудеса изобретательства, потому что руководствуется сиюминутными порывами и оставляет сомнения в стороне. Где он был и что делал — неизвестно, но вернулся Чоп с ружьём и собакой. Сидя в засаде, он дождался, таки, своего охотничьего счастья. В плавнях раздался шорох, перерастающий в оглушительный треск. Слепая легавая застыла, непонятно зачем подняв переднюю лапу и, через секунду, из зарослей гигантского тростника вылетел огромный селезень, размерами соперничавший с бульдозером. Дробь номер два, между ласт, заставила его замереть в полёте, и за те пару секунд, что утиный самец провёл в раздумье, охотнику спешно пришлось решать, что делать дальше и куда ретироваться. Собака сообразила быстрее, растворившись на болотах, без единого звука… Чоп растерялся, но нещадно фонящий радиацией БТР подвернулся, как нельзя, кстати. Маленькие рандионуклидики резво накапливались в организме, весело перекликаясь между собой. Они слеплялись: сначала в рентгенчики, рентгеники, рентгены — пока на территории зоны отчуждения не зажглась новая звезда. Невидимки слабо реагируют на лекарство, с удовольствием парятся в бане и, только лишь некоторые, напившись водки, покидают организм, в следствии полной невменяемости. Трудно удержать равновесие и остаться в клетке, когда еле стоишь на ногах, но основная масса крепко держится за руки, горланя непристойные песни, издали напоминающие исполнение «Интернационала» слаженным хором.

Селезень, с остервенением долбил люк, а охотник, с не меньшим усердием, долбил задвижку аварийного выхода, которая порядком заржавела. Желание покинуть БТР нарастало с каждой секундой и скрип стоял страшный. Монстр был так увлечён вскрытием, по его понятиям, консервной банки, что ничего не слышал вокруг, к счастью горе-стрелка. Селезень был уверен, что там, в глубинах железной коробки, забаррикадировалась бегающая сардина, которая, так аппетитно пахла… Изо рта Чопа, от интенсивной работы всеми конечностями, нещадно разило перегаром, распространяя запах на всю округу, а у псевдоутки добавилось уверенности, в правильности собственных выводов — сардина в винном соусе.

Легавая встретила на базе, радостно поскуливая и виляя хвостом, как пропеллером».

Сталкеры посмеялись и стали готовиться к ночлегу. То, что придётся коротать ночь на болоте, ни у кого уже не вызывало сомнений и о завтрашнем дне, предпочитали не думать, даже самые закоренелые пессимисты. Костёр лениво горел, переходя в стадию тления и отблески языков огня, окрашивали камыши в бледно-красный свет. Синие, зелёные и белые сполохи от рюкзака, поставленного, на всякий случай, подальше от места посиделок, добавляли свою лепту в феерию красок. Местность, от этого, принимала форму сказочного стойбища, соединившего вместе представителей разных континентов. На лицах новоприобретённых товарищей, артефакт играл зловещим синим светом, от чего возникало навязчивое желание допросить их, с пристрастием, на склонность к каннибализму.

— Как на северном полюсе, — прогнусавил, засыпая, Кащей.

— Лишь бы этот камень, не оказался портальными воротами — туда, — сквозь сон, добавил Сутулый.

Утро встретило проснувшихся сталкеров лёгким туманом, который так часто, присущ болотистой местности. Реанимировав костёр, Комбат, недовольно ворча, приготавливал завтрак, не зная, с чего начать: освобождать свой рюкзак от консервов — освободишься от тяжести, но рискуешь остаться, в последствии, без бобов. И без «Завтрака туриста» тоже, в следствии чего, от истощения, сам рискуешь стать этим завтраком. После тяжёлых раздумий он частично разгрузил рюкзак Пифагора, которого, намедни перегнуло.

— Сильно огонь не разводи, — предупредил его Сутулый, проходя мимо и направляясь к бидону.

— Почему, — спросил Комбат, не слишком вникая в суть проблемы, — чтобы дрова сэкономить?

— Чтобы водка в стаканах не испарялась! Ну, и в целях экономии топливных ресурсов — тоже.

Комбат недовольно махнул рукой, мысленно отгоняя скалозубов, а Сутулый, меся грязь под ногами, достиг хранилища самогона. Заглянув внутрь и осознав, насколько мало в нём осталось, его охватила такая тоска, что засунув в бидон голову, страдалец протяжно завыл. Троица сталкеров, любезно согласившихся предоставить ночлег, подпрыгнула на месте, дико озираясь по сторонам. Поняв в чём дело, Крап облегчённо вздохнул и сказал:

— Я уж думал — новый монстр объявился! Таких звуков, здесь ещё не слышали.

Сутулому сделали внушение и пообещав пополнить запасы, как только подвернётся удобный случай, приступили к завтраку. Кащей предположил, что его товарищ паров обнюхался, когда засунул голову в бидон и ему, можно не наливать. За это, он чуть не лишился собственной порции от того, на кого бочку катил. Путь предстоял длинный, если верить карте, но не слишком доверяя бумаге, Крон решил подстраховаться, сделав предварительный опрос сведущих людей:

— А как из болот попасть на другой берег?

— Можно вплавь, можете плот построить, шхуну, фрегат, а лучше всего, найти на берегу хижину, — пояснил возможные маршруты следования Покоцанный. — Спросите Харона и, за небольшую плату, он вас доставит, куда надо, а если вы ему ещё бутылку поставите, то он вас не только на тот берег перебросит, но и по обводному каналу, вокруг котлована бывшей АЭС на лодке прокатит.

— По-моему, Жоржу уже кто-то бутылку поставил, или он сам себе налил — своя рука владыка, — сделал Доцент, в общем-то, верное заключение, во всяком случае, недалёкое от истины.

Крон с Крапом о чём-то переговорили и была дана отмашка на сборы. Почтальон с Пифагором молча наблюдали за тем, как в путь собираются и новые знакомые. По всему было видно, что они намереваются идти с ними. Об этом незамедлительно донесли Бармалею, а тот не замедлил прояснить ситуацию, обращаясь к Крону:

— Они что — с нами?!

— Не просто с нами, а впереди нас! — ответил за Крона Дед. — Они не просто попутчики.

— Почему? — опешил Доцент, присоединяясь к сомнениям вшивой интеллигенции.

— А ты, как хотел — сзади, что ли?! — не выдержал Комбат. — Сзади?! Только впереди! Кто аномалии ногами сканировать будет? Не приведи Господь, ещё на минное поле напороться…

— Да — с, попутчики, — растерянно пробормотал Бульдозер, никак не ожидая путешествовать в малознакомой компании.

Сутулый с Кащеем ничего не сказали, как всегда, проявляя безразличие ко всему, что не касалось пополнения запасов.

Команда, в обновлённом составе, была готова выйти в путь. Крон всех заверил, что вместе они идут, только до деревни «Лохово», а название это сталкерское, характеризующее вновь прибывших в зону отчуждения. Команда несколько успокоилась и тронулась вглубь болот, обходя опасные места и нежелательных диких соседей, проявляющих любопытство, на всех уровнях бытия. Белёсый туман постепенно рассеялся, открыв доступ солнечным лучам, отчего идти стало веселее. Долго ли, коротко ли, но сталкеры, всё же добрались до реки, устав плутать чавкающими тропами плавней. Взору странников открылся безлюдный пляж, желтизной песка резавший глаза и неестественной синевы сонная река, неспешно несущая свои воды на юг. Она делилась водными запасами со всеми, встреченными по пути, населёнными пунктами, не вошедшими в зону отчуждения. На берегу стояла полузатонувшая пристань, одним краем лёжа на песке, а другим погрузившись в воду. Деревянные стенки пристани, некогда выкрашенные в весёленький зелёный цвет, порядком обветшали. Крыша проржавела, в некоторых местах, насквозь, покрывшись рыже-коричневым налётом, а колонны, имевшие когда-то опрятный вид — облупились. Белая краска слезала со столбов лохмотьями, обнажая первородную структуру дерева, почерневшую от времени. Стёкол в окнах не было. В тех помещениях, где ещё теплилась жизнь или бывал, по своим надобностям смотритель побережья, окна были заделаны старой полиэтиленовой плёнкой, приобретённой на самой ближайшей помойке.

— Вот и хижина Харона, — удовлетворённо сказал Крап. — Пришли.

— Ничего, себе — хижина! — удивлённо воскликнул Бармалей, ожидавший увидеть на прибрежном песке полуразвалившееся деревянное строение, окружённое сгнившим забором и редкой растительностью.

— Чего тут удивительного? — не понял Дупель. — Как корабль назовёшь, так он и поплывёт!

— Вот он и приплыл, — покачал головой Бульдозер, почёсывая выпяченное брюхо.

Харон наблюдал за прибывшей группой исподлобья, любуясь разноцветными сполохами над их головами. Прокрутив в уме возможные варианты обмена, он предложил Крону поменять артефакт на старенький, но боеспособный одноствольный дробовик, двенадцатого калибра. Небольшая кучка боеприпасов прилагается. Плюс бесплатная доставка на другой берег. Предложение, по мнению всех заинтересованных лиц, оказалось, как нельзя кстати. Полагаться, лишь на заточенные, с двух сторон, электроды — было крайне легкомысленно, как и на самостоятельно сколоченный плот.

— А тебе-то он зачем? — спросил паромщика Комбат.

— Мне артефакт нужен для рекламы, чтобы слепые сталкеры мимо не проскакивали, а пользовались услугами моей лодки, если, конечно, они не самоубийцы и не захотят вплавь форсировать реку. Последнее время, некоторые слишком торопятся, ночью проскакивая мимо моей хижины. Видимо, боятся опоздать, со сбором артов. Думают — там Клондайк! Эльдорадо! А там, уже давным-давно всё подмели, а то, что осталось, имеет агрессивные качества. Один умелец комбайн переделал, в соответствии с нуждами старкерологии — расплавился…

— Старкерология? — удивился Крон. — Это что-то новенькое.

— Наука такая, — пояснил Харон. — Изучает взаимодействие аномальных полей с проживающими в них индивидами, которые влияют на процессы, протекающие в зоне. Уже определено, что количество посетителей напрямую связано с агрессивностью полей. Ну, тут всё понятно: чем больше народа, тем меньший заряд, ниже пояса, достанется каждому. Одному достанется всё: и артефакт, и миллион энерговатт, а толпе…

— Получается — действует закон шапкозакидательства? — усмехнулся Комбат, вспоминая военное прошлое и высказывание своих коллег, насчёт отсутствия должного количества вооружения.

— Получается, — подтвердил Харон. — Он исходит из незыблемого закона сохранения энергии.

Сдав артефакт перевозчику, а на руки получив берданку, сталкеры решали, кому нести поклажу.

— Кто понесёт? — спросил Комбат. — Тоже, понимаешь, двояко, как с консервами.

Все молчали и предпочли метнуть жребий, по старому способу, чем добровольно напрашиваться в оруженосцы, что тоже чревато, определёнными обязанностями. Сутулого с Кащеем исключили, из списка голосования, по двум причинам: первая — моральная неустойчивость, а следствием является непредсказуемость. Вторая причина заключалась в бидоне, который необходимо транспортировать. Пифагора вычеркнули из бюллетеня, с подозрением на радикулит. В итоге, ружьё досталось Крону, смирившегося с добавочной нагрузкой. Он выдвигал самоотвод, мотивируя отказ тем, что никогда не был охотником и согласен временно побыть Чингачгуком, вооружённый одними электродами. Ему так же ответили отказом, не представляя себе и не желая задумываться над тем, что добровольно отвергли.

Перед выездом опять опустился густой туман. Лодка лениво скользила по водной глади, а уключины, громким противным скрипом, возвещали другой берег о прибытии новой партии старателей.

— Маслом бы надо, приспособления смазать, — посоветовал перевозчику Сутулый.

— Тебя на кухне смажут! — проскрипел Бульдозер.

— Угу — облепиховым, — злорадно согласился Харон, неторопливо гребя и, в его словах было столько зловещей иронии, что сведущим в медицине, стало не по себе.

— А машинное не подойдёт? — наивно спросил Кащей, уставившись на шумящую уключину.

Крон вздохнул и объяснил товарищу тонкость иронии:

— Для твоей лужёной глотки всё едино: что автол, что самогон, что молекулярная кислота, со следами алкалоидов. Жаль только, что: ни первое, ни второе, ни третье — не помогут, при радиационных ожогах.

Зловещая тень радиации невидимым призраком витала, в каждом углу зоны, подстерегая неосторожного сталкера. От этого хотелось спеть «Интернационал», а от исполнения легендарной песни «Из-за острова на стрежень», предложенной прогнусавить Покоцанным, благоразумно предпочли отказаться, мотивируя отказ отсутствием голоса. Жора попытался в режиме соло привести задуманный план к исполнению, но ему пригрозили грязным и вонючим кляпом, которым Харон затыкал канистру.

— Вот в Египте, до сих пор аборигены пользуются верёвочными уключинами, — со знанием дела, заявил Бармалей. — Так и не смогли металлическое приспособление изобрести. Приходится кататься рыбакам по Нилу, до сей поры, с помощью тряпок.

— Подсмотрели, хотя бы, у кого-нибудь, — добавил Почтальон. — Хотя — зачем. И так удобно. Действительно — уключины можно сделать из любых гнилых верёвок и даже, из вонючих носков.

— Зато не скрипят! — заступился за них Пифагор.

Вдалеке ухнул взрыв, протяжным гулом прокатившийся по реке и повторившись эхом в плавнях, оставшихся на том берегу. Ветер донёс свежесть поднятых брызг, а лёгкое колыхание радиально расходящихся волн, слегка покачало лодку с борта на борт. Донёсся шелест падающей воды, поднятой взрывом и всё стихло. Сквозь густой туман ничего не было видно и народ, не на шутку опасался, что следующий презент, предназначенный для представителей местной ихтиофауны, полетит в них.

— Что за ерунда?! — встревоженно вскрикнул Пифагор, с детства боящийся хлопушек.

— А-а-а, это местные дикие рыболовы — снасти забросили, — лениво посвятил Харон сталкеров, в суть происходящего. — Отчаянные парни. Есть рыбу из этих мест… Я бы не решился.

Лодка лениво ткнулась носом в берег и сталкеры высыпали из неё, несколько поспешно, несмотря на затёкшие ноги. «Как сардины из банки», — родилась в голове Комбата весёлая мысль, в свете последних событий. — «Сегодня не рыбный день — пропадать ни за грош…». На пригорке горделиво возвышался блокпост военных и зачем было выходить именно на него, сталкеры, из числа несведущих, так и не поняли. Харон поднял руку вверх, успокаивая встревоженное собрание и пояснил ситуацию:

— У меня тут родственник сегодня дежурит.

— Ну и что? — не понял Дед. — Всё — равно незачем было рисковать! Можно же было в другом месте обойти втихую заграждение.

— Да какое, на хрен, заграждение?! — взорвался перевозчик. — Шурин мой, Гришка, здесь и сегодня — служебную лямку тянет, а я обещал ему подогрев привезти.

— А-а-а! — прогнусавила толпа: то ли облегчённо, то ли понятливо.

Блокпост, по периметру, был окружён ржавой колючей проволокой — ровным квадратом, насколько это возможно, когда еле стоишь на ногах, от усталости. Колючка кончалась именно у пропускного пункта и охраняла, именно его покой. Дальше покосившегося сарая, её юрисдикция не распространялась: то ли незачем, то ли не на что, ибо финансирования не хватило, то ли сталкеры спёрли — на личные нужды… Способ изготовления материала заграждения указывал на заокеанский импорт.

Из будки поста вывалилась толпа военных, приветливо махая руками, в предвкушении доставленного угощения. Экипировка военных вносила некоторую неясность об их принадлежности, к какому-либо государству. Крон отчётливо помнил магазин, в родном городе, торгующий шмотками стран НАТО, и облачить в это обмундирование, можно было кого угодно. Хоть детсад «Солнышко». Белесые разводы на псевдозелёной форме напоминали лишаи, и Комбату, пришла в голову вторая мысль, за это утро: «Как заплесневелые огурцы из банки!» После её посещения, он понял: «Пора перекусить».

Помещение караулки блокпоста пропиталось всеми запахами сразу: солдатским потом, перегаром и табачным дымом. Обшарпанный стол повидал на своём веку столько, сколько не снилось винным полкам центрального магазина крупного города. Этим положением, естественно, начальство было постоянно неудовлетворенно, оставаясь в неведении, относительно того, что могут откаблучить подчинённые на подведомственной территории. На ней, в это время, варьете не гастролировало и на столах, вопреки расхожему мнению, велась неспешная беседа, а не отбивали дробь каблуки ветреных девиц. Но, кто-то донёс до слуха командования, что подобное намедни случилось, поэтому телефон звонил регулярно. На той стороне трубки, по голосу пытались определить, насколько, в данный момент, подразделение боеспособно и не слышно ли, посторонних звуков, всё тех же женских шпилек и бульканье разливаемой водки. Чтобы приехать с проверкой самим, об этом не могло быть и речи — аномалия, всё-таки, поэтому приходилось полагаться на честное слово… Стук кулаком в грудь был слышен всему штабу, даже на улице и настолько убедительно, что если бы начальник не знал подчинённых лично, то он пустил бы слезу от умиления…

Вот и сейчас, отрапортовав начальству о том, что всё благополучно и потирая ушибленную грудь, молодой лейтенант вернулся к столу, вспомнив давнюю историю о противостоянии:

— Служил у нас в части один прапорщик — Хрыщёв. От постоянных возлияний, у него начались проблемы со здоровьем и он решил действовать: записался на какие-то курсы, обзавёлся литературой и забил голову дурацкими установками. Хрыщ вырабатывал силу воли: поставил перед собой стакан горилки и началось противостояние — кто кого. Стакан, от напряжения возмущённых полей неизвестной природы, пошёл трещинами.

— И всё вылилось на стол! — догадался Кащей, обрадованно оповестив об этом окружающих.

— Как бы не так! — возразил лейтенант. — Самогона в нём уже не оказалось. Прапор сказал, что он испарился, под воздействием сверхвысоких энергий, но, судя по его довольной физиономии, жидкость переместилась в желудок старшины.

— А где он, кстати? — спросил лейтенанта капитан и, судя по всему, старший на ответственной вахте. — Что-то я давно его не видел.

— А ты что — не слышал, что ли? — ответил сослуживец. — Он перешёл в режим экономии.

— Экономии чего? — не понял товарищ.

— Кислорода, — пояснил лейтенант, опрокинув свой стакан за здоровье усопшего. — Да сгинул Хрыщ.

— Хоть бы весёленькое рассказал, что-нибудь — для разнообразия, а то вас как ни послушаешь, так ужасы сплошные: то один сгинул, то другой, — недовольно промычал Харон.

— Место такое, — пояснил шурин. — Ничего не поделаешь.

Синий дым сгущался, а мысли начинали путаться. Ещё немного и, философская концепция мирового устройства могла бы завладеть умами, повергнув собравшихся в неконтролируемую ипохондрию, но ей помешал Пифагор:

— И часто у вас переходят границу?

— Границу чего? — не понял лейтенант. — Есть граница дозволенного, есть государственная граница, а здесь, не пойми чего — государство в государстве…

— Некоторые не хотят никуда переходить, но обстоятельства вынуждают, — добавил капитан. — Есть в этих местах очень редкая аномалия «Паутина», которую я, лично, ни разу не встречал. Поговаривают, что она достигает десяти метров в диаметре и имеет очень прочные нити. К тому же — липкие. Про неё уже не скажешь, что сеть создана для ловли мух: с кабанами справляется, а уж про вашего брата сталкера и говорить — нечего. Особенно опасна паутина осенью, когда когда ветер гонит её, вместе с пауками на юг. Говорят, Хромого с Недоделанным в Турцию унесло…

— Эх, чужбина! — вздохнул Вася Крап, едва не пустив слезу. — Непонятная речь…

— Да что-ты! — перебил его Дупель. — Там сейчас все по — русски ботают и кажется, лучше тебя. Меня занимает другой вопрос — зачем туда ехать? Жвачка и безработица — здесь есть…

— А что ты упоминал про пауков — они тоже огромные? — спросил Крон капитана.

— Как ни странно — не очень, но — ядовиты, — продолжил военный. — Где-то полметра, без лап.

— Ничего себе — не очень! — возмутился Доцент, представив себе такую тушу у себя — на лабораторном столе.

— На самом деле, паук, не совсем животное, — внёс поправку лейтенант. — Это артефакт. Парадокс, но, фактически — он монстр, отсюда и парадоксальность ситуации. Учёные из института, дают хорошие деньги за нити: головастики изучают прочность материала и клей, выделяемый ими. Про то, чтобы притащить на дойку живой экземпляр, не может быть и речи: или монстр тебя поедает, или учёным достаётся бездыханный артефакт. Это тебе не шелковичный червь. Правда, ещё говорят, что учёные глазами паука интересуются, но подробностей я не знаю.

Из окна был виден сарай, покрашенный в нежно-розовый цвет, как мечты невесты. На двери висел амбарный замок, такой же большой, как ширина души сталкера.

— А там что такое? — спросил Почтальон, с подозрением разглядывая странное, по его мнению, строение.

— А-а-а, — лениво ответил капитан, посмотрев в сторону, указанную любопытным. — Это фильтратор — отстойник.

— Там что — содержат незаконно перемещённых лиц? — удивился Комбат.

— Да каких там лиц! — засмеялся лейтенант. — В сарае мы самогон фильтруем, прогоняя его через уголь, да отстаиваем, освобождая от механических осадков.

— Тьфу — ты! — в сердцах сплюнул Крон, в глубине души надеясь обнаружить в сарае беглянок.

— Уже предотвратили два подкопа, — добавил шурин Харона. — Думали псевдокрот, а оказалось, просто Кротов — Федька, из ближайшей деревни. В селении его «Зомби» величают. Как по нюху самогон находит: закопанный в земле, в запечатанной сургучом бутылке, подвешенный в ветвях пирамидального тополя — везде, короче. Найдёт, не сомневайтесь, а взгляд отсутствует… Пол бы в сарае бетоном залить, а где взять, бетон-то?

— Ему бы в сыскном отделе полиции служить, — усмехнувшись, сказал Бульдозер, довольно потирая набитое брюхо.

— К сожалению — узкая специализация, — возразил лейтенант.

Сизый дым окончательно сгустился, отделяя собеседников, друг от друга, плотной завесой. Разговор тонул в тишине ночи и слова становились вялыми и бессвязными, пока не перестали нарушать покой уснувших. Граница на замке, а танков тут не водится… Сквозь слипающиеся веки, Крон обратил внимание, что всё покрытие стола испещрено маленькими вмятинами, словно полумесяцами…

Забрезжили первые лучи солнца и пора было отправляться в путь. Распрощавшись с военными и Хароном, группа отправилась вглубь зоны, намереваясь затемно добраться до первой деревни, отмеченной на карте, как постоянная стоянка сталкеров.

 

Глава шестая Ставенки брошенных деревень

Наконец-то мытарства перехода остались позади и компания прибыла в деревню. Аборигены, обосновавшиеся в ней и сделавшие поселение своей базой, называли скопление полуразвалившихся домов просто — деревня «Лохово». Отсюда они совершали набеги на заброшенные склады, сады и планировали вылазки в дальние уголки зоны, не помышляя, ни о каком центре самой огромной аномалии, предпочитая довольствоваться малым. Крап с Дупелем, после короткого перекура, подхватили Покоцанного под руки и исчезли с ним в маленькой избушке, служившей местным госпиталем. Над дверью висел пожелтевший плакат, на котором красной краской был намалёван крест, издали напоминающий свастику и красовалась надпись: «Болельня».

— Капельницу из противогаза, ему поставьте! — крикнул им вслед Бармалей. — Заодно и сивушные масла через активированный уголь прогонит…

— Захлебнётся, — возразил Доцент.

Пока доктор Цитрамон крутил Покоцанного, на приём пришёл ещё один страждущий.

— С чем пожаловал? — спросил врач, не глядя в сторону вошедшего.

— С геморроем, — ответил болезный, строя страдальческую физиономию, которую доктор не мог оценить задним местом.

— Обожди немного, за дверью…

Покрутив Покоцанного, как куклу в магазине, когда деловитый папа выискивает малейший дефект и придирается к каждой мелочи, чтобы не обременять левый бюджет непредвиденными расходами, Цитрамон, наконец-то, поставил Жору по стойке смирно. Тот мотался, от всего сразу, что навалилось на него, за последнее время, а особенно от горилки, что сильно затрудняло работу эскулапа. Дав пару бесполезных инструкций его товарищам и снабдив пилюлями, отнюдь не безвозмездно, доктор выпроводил старателей из кабинета.

— Следующий! — крикнул Цитрамон.

В раскорячку, в псевдокабинет, почти заполз больной, держась одной рукой за задницу, а второй ища опору, чтобы не грохнуться на пол.

— Ну — с, давай посмотрим тебя, — задумчиво прогнусавил врач, потирая переносицу.

— А-а-а! — простонал сталкер, выпучив глаза и широко раскрыв рот.

— Ты чего варежку разинул?

— Ну, всегда так делают, на приёме…

— Ты что думаешь: я, через разинутую пасть и через пропитые гланды, разгляжу воспалённую толстую кишку? — укоризненно пробасил Цитрамон. — Задницу к смотру!

— …?

— Что — принципы не позволяют? Тогда завязывай лопать, всякую гадость и сидеть на сырой земле! На, держи мазь — «Гепариновую». Кстати — отечественная. Свечи ещё не завезли…

— Док, а где моё отечество? — грустно вопросил больной.

Цитрамон наморщил лоб и почесал переносицу, усиленно соображая, что сказать гражданину, с неопределённым местом жительства:

— Скажи рыба.

Пациент старательно выводил каждую букву, картавя, как обнищавший француз под мостом Сены, среди гор мусора.

— Ты не каркай! — не выдержал Цитрамон. — Думаешь, я позвоню Рабиновичу и отправлю тебя на берега тёплого моря? Лучше давай репетировать — вытяни вперёд правую руку.

Больной протянул дрожащую ладонь, надеясь получить в неё, хотя бы стакан.

— Да ты не милостыню проси! — рассердился доктор. — У тебя кепка есть?

— Найду…

— Отлично! Будешь стоять под дождём; на центральной площади города, с вытянутой рукой и кепкой, но не на голове, а в левой руке. На голову, так и быть — можешь капюшон натянуть…

— Док — хватит прикалываться! — взмолился больной, для себя уже уяснив, что геморрой спиртом не лечат. — Что делать?

— Свечи нужны.

— Мне, тут, по — дружбе — отслюнявили пару штук, — словно оправдываясь, поделился радостью больной.

— Отрыгнули, что ли? — Цитрамон брезгливо поморщился.

— Нет — выкакали! — разозлился заслуженный геморроеноситель. — Док, это выражение такое, когда тебе деньги дают.

— Чтобы вместо свечек лечить геморрой? Ничего не понял! А догадался — купить на них свечки! Ну, и засунь их себе…

— Червонцы?

— Свечки!

— А это обязательно, док? — усомнился сталкер, поглаживая рукой область ниже спины.

— Кто как делает, — пожал плечами врач и уставился на медицинский плакат, просвещающий ожидающих своей очереди. — Кто-то расплавляет на водяной бане и мажет, как мазью, а кто и в рот пихает, от незнания. Фантазии, в применении, не ограниченны. Может быть, некоторые читать не умеют, чтобы ознакомиться с инструкцией…

Инструкция на стене, которую в процессе разговора изучал Цитрамон, делилась информацией на отвлечённые темы, касающиеся венерических заболеваний и как она сюда попала, оставалось только догадываться. Ни заболеваний, ни лекарств, от этого недуга, на территории зоны отчуждения обнаружено не было. В это время в кабинет заглянул Крон, чтобы поинтересоваться насчёт медпрепаратов, но, как он понял из разговора — их не было. Мимо него прополз больной, направляясь к выходу и проводив его оценивающим взглядом до дверей, вошедший хотел было спросить, у Цитрамона пару противорадиационных пилюль, но доктор его опередил:

— У вас излишков нет?

— К сожалению, собирались в спешке, — тяжело вздохнул Крон. — Можно сказать — уносили ноги!

— Жаль, — вздохнул Цитрамон. — Лечить сталкеров нечем — приходится обходиться, чуть ли, не одними травами: подорожник сушёный, консервированный и свежий, провёрнутый через мясорубку; с лёгкой примесью радиоактивного загрязнения. Аспирин варю — жёлтую вонючую дрянь…

— Почему жёлтую? — растерялся Крон, храня в памяти образец лекарства, имеющего ослепительную белизну, как наряд у невесты до того, как она прошлёпает по лужам грязи, торопясь на регистрацию.

— Потому что кальцинатора нет, — ещё тяжелее вздохнул доктор, глядя куда-то в сторону. Перегонный куб у меня есть. Он мало чем отличается от самогонного аппарата, если не сказать больше: народ позаимствовал технологии у средневековых алхимиков. Реторту соорудил из водочной бутылки.

— О, класс! — воскликнул Крон, разглядывая бутылку из бесцветного стекла и с погнутым горлышком. — Как ты умудрился стекло изогнуть?

Реторта покоилась в объятиях штатива, почти лёжа на боку, но никаких процессов, в данный момент, в ней не происходило, чтобы можно было оценить продуктивность лаборатории.

Цитрамон почесал затылок и, пожав плечами, равнодушно пояснил:

— Чего её гнуть — то? Один раз, ребята газосварочный аппарат приволокли — вот, я и воспользовался…

— Они ремонт затевали?

— Мужики хотели газ в деревню провести…

— Из Сибири, что ли? — давясь от смеха, спросил Крон, медленно сползая по стене.

— Да! — махнул рукой доктор. — Спьяну, весь сыр — бор. Перепили тогда, ребята… Перегонный куб, в основном, применяется по своему прямому назначению. Чем первач не лекарство?

— Кто спорит! — развёл руками Крон. — А в больших дозах — всё яд.

На улице Крона ждали его товарищи, маясь от неопределённости. Крап, Дупель и Покоцанный находились тут же и пора было определиться, с дальнейшими планами.

— Кстати, что доктор посоветовал? — спросил он у Крапа.

— Побольше йода, — ответил Вася. — И ещё — порекомендовал свозить его к морю. А Дупель посоветовал послать его на…

— Кого — Покоцанного? — удивился Сутулый.

— Доктора!

Крон оценил открывающиеся перспективы и решил, что наступает решительный момент провести предварительное знакомство и вечером прописаться в деревне. Лохово шумело, как потревоженное осиное гнездо. Крон осмотрелся по сторонам и решил уточнить, кое-какие детали у собравшейся, вокруг костра, братвы, подойдя к ним на расстояние удара кулаком по лицу. Из-за покровительственной окраски, покрывшей лица толстым слоем чёрной сажи, невозможно было точно отнести, сидящих у костра людей, к какой бы то ни было национальности. Небольшой костерок потрескивал сгорающими дровами и выстреливал яркими огненными искрами, освещая суровые лица сидящих вокруг огня, желтовато-бледным светом. Чёрная копоть на физиономиях поглощала большинство световых лучей видимого спектра, отчего сталкеры сливались тенями с забытым уголком планеты. Зловещая память об ассасинах средневековья всплывала из небытия, возрождаясь в странном месте… Макияж скрадывал существенные детали и пришлось действовать по наитию.

— Салям аллейкум! — поприветствовал Крон аборигенов, применив, на всякий случай, иностранный язык.

— Нет ни салями, ни сала — даже маленько, — донеслось из толпы.

— А-а-а, ну тогда — здоровеньки буллы!

— И вам не хворать…

— Поняли, наконец — то, — облегчённо вздохнул Крон, присаживаясь к огню.

Доставая эликсир болтливости, чтобы поскорее расшевелить жаждущих, он подумал о том, что и тут всё, как на Большой Земле, где шагу нельзя ступить без взятки. Зона отчуждения, не исключение: не помажешь — не поедешь, и чтобы получить нужные сведения о местонахождении чего-либо — раскошеливайся… Крон с сожалением подумал о том, что бывшее братство сталкеров канула в лету и на смену пришли, вовсе не сталкеры, а барыги и хапуги. Осталось только название, применяемое по инерции, а у зоны отчуждения упразднено последнее слово…

Крон попытался выяснить некоторые обстоятельства, но на беду аборигенов, разливать и пояснять, взялся один и тот же индивид. Распределяя жидкость по стаканам, он без конца отрывался на пояснения. После пятой попытки справедливо поделить бутылку, его чуть не прибили, в негодовании проведя параллели с дикорастущим каучуконосом и репродуктивными органами домашнего кота. Шестой отросток, подразумевающий хвост, упоминался редко, будучи неуместным и слишком мягким выражением, в данной ситуации. Каждый участник, не раз, посчитал своим долгом напомнить товарищу о его промахах и намекнуть на то, что бутылку у него отберут, отдав её другому. «Будешь потом ночью не спать, думая — не обделили ли тебя!» В процессе поспешной выпивки и неспешной беседы выяснилось, что в деревне есть местные торговцы, но так же можно ожидать заезжих.

— Говорят, в зоне появились бродячие торговцы, перевозящие барахло на транспорте, — поведал один из сталкеров.

— А они не боятся, что им по куполу настучат и так всё заберут? — насторожился Крон.

— Э-э-э, нет! Несмотря на то, что зона кажется пустой, слухи здесь распространяются, как телеграммы-молнии, и того, кто нарушил негласный закон, может ждать шальная пуля. Поставщики продовольствия и медикаментов, торговцы оружием и боеприпасами — нужны всем: хоть вольным сталкерам, хоть отмороженным и деклассированным элементам. Даже военные, охраняющие периметр, иногда сталкиваются с трудностями: то служба снабжения запаздывает из-за того, что не прошли какие-то бумаги, то другая, не менее важная, причина. Третье — десятое… А водку военным — принципиально не поставляют. Сухой закон!

Договорившись о прописке, Крон оставил толпу мучиться у костра, в ожидании вечера, а сам, с товарищами, пока намеревался осмотреться. Крап с компанией решили остаться в деревне, а не слоняться по зоне, в поисках мифического счастья. В этой области им всё было знакомо. Можно сказать, близкое — родное. Куда идти, когда и здесь хорошо…

Для начала, нужно было подобрать временную штаб-квартиру. Подходящих кандидатур, на эту должность, среди архитектурных шедевров, оказалось немало. Проходя мимо величественного строения, Крон оценил потенциал возведённого жилья и рассказал то, что всплыло в памяти, из давно ушедших дней:

— Это строение мне напоминает первые постройки в «Долине бедняков». Оно нисходит ещё к тем временам, когда там школу возвели, а благоустроенных асфальтовых дорог, между редкостоящими домами, не было — вовсе.

— Какую школу? — не понял Дед. — Там же институт!

— Да я не про него. И школа, собственно говоря, вовсе не учебное заведение, а частный дом, но уж дюже на школу похож…

На следующей избушке висел плакат, написанный, от руки. Корявая надпись гласила: «Предложения, насчёт совместной выпивки, принимаются с 8 до 8 — круглосуточно. Без праздников и выходных дней».

— Занято, — догадался Кащей, а Сутулый молча поддакнул, кивнув головой так, что у некоторых товарищей возникло серьёзное опасение отрыва тупого предмета, с насиженного места.

Между делом выяснилось, что места в деревне полно — хоть полк расквартировывай. Имеются и местные торговцы, и заезжие появляются. Чтобы осмотреться в незнакомом местности, компаньоны выбрали, более-менее, приличный домик, благо их в деревне было навалом.

— Вот то, что надо! — донёсся обрадованный голос Пифагора, из каменной утробы строения.

Из окна показалась довольное лицо Почтальона, внешним видом подтверждающее правоту своего товарища. Войдя внутрь, Крон удивился тому неведомому обстоятельству, которое могло привлечь положительное внимание интеллигенции. Паутина, та же разруха, что и снаружи, покосившиеся двери… «Ну ладно, — подумал он. — Всё-равно, надеюсь — ненадолго». Смахнув со стола пыль, он развернул карту, на которой его внимание привлёк механизаторский двор, расположенный неподалёку. То, что там давно ничего нет и всё, более-менее ценное, уже растащили в незапамятные времена, Крон нисколько не сомневался, но могло остаться такое, что не привлекло внимания местных забулдыг. Решение этой проблемы он отложил на завтра, а сегодня необходимо было осмотреться и выудить, по возможности, максимум сведений из морально неустойчивых сталкеров. Плюс ко всему, руины лежали неприбранными, а пыль щипала в носу, при каждом твёрдом шаге. Ходить на цыпочках не входило в планы Крона и он взялся за веник, не дожидаясь помощи от остальных товарищей, которые что-то делили на кухне, при этом сильно ругаясь. Оказалось, что делили они места, где каждый предполагал сидеть. Крон сплюнул и пошёл дальше наводить порядок. Закончив с помещением, он решил прошвырнуться по деревне и подробнее ознакомиться с дислокацией торговых точек, чтобы потом не шариться в потёмках, сшибая углы и набивая шишки об неудачно расположенные предметы. Возвращаясь из разведки, на пороге он столкнулся с Комбатом, который его сразу же предупредил:

— Ты туда пока не ходи Пусть проветрится, а то в халупе дышать нечем.

— Где?

— В доме, — подтвердил свои слова Комбат. — Мы в нём клопов морили…

— Я, вообще-то, в сортир.

— А-а-а! Ну, там не знаю. Правда, недавно в нём был замечен Бульдозер…

— Обожду, на всякий случай, — решил Крон и закурил, чтобы не тратить время попусту.

Они постояли в молчании и Крон, разглядывая белое уличное строение, густо пахнущее хлоркой, на всякий случай уточнил:

— А Кащей с Сутулым там не рисовались? Это будет похлеще! Перебьют ароматы химии, которые не смогли выветрить годы…

— Не знаю, — равнодушно ответил Комбат и затушив сигарету, отправился по своим делам.

За приготовлением хаты из развалин в жилое помещение, незаметно подкрался вечер. Перебирались припасы, обойдены местные торговцы и, после сравнения цен на сырьё для вечеринки, всё было готово к её проведению. Костёр весело потрескивал, освещая округу красновато-жёлтым светом и распространяя, по ней, тепло сгорающих дров. Почти домашний уют для сталкера — костёр. Правда, туристы так же претендуют на сопричастность этой детали к пению походных песен, неуместных, с точки зрения аномальных старателей. Англичанину — камин и плед, туристу — костёр и гитара, а сталкеру — монстр в костре и радиоактивный артефакт на закуску. Вокруг — хоть трава не расти! На каждую рожу заведён чистый лист бумаги там, где составляют протоколы… Есть редкие исключения, в виде диких туристов, которые пользуются всеми вышеперечисленными благами, предпочитая всё сразу и много. Целенаправленные гимны заменены аполитичными песнями, а прелюбодеяние в кустах отвергнуто. Ему предпочли бесцельное лежание там же — в диких зарослях, травя окрестности свежим перегаром.

На почерневшем, от времени, ветхом пеньке, именуемым аборигенами «стартовой площадкой», всё было готово к приёму гостей.

— Получается — банкет за счёт прибывающей стороны? — усмехнулся Доцент, ковыряя в носу.

— Это прописка! — назидательно ответил Крон. — Как в любом трудовом коллективе. Правда, сейчас не знаю, о состоянии подобных процедур — времена меняются, а «синие воротнички» вымирают, как вырождающийся класс. Что страна делать будет, с таким количеством менеджеров?

— В печку их! — не выдержал мук ожидания Кащей.

— Сами уйдут, — успокоил изувера Почтальон. — Ценность профессии подешевеет, вследствие избытка рабочей силы, но работодателю, это только на руку.

— Хватит вам трепаться попусту! — одёрнул Дед спорщиков. — Вечеринка начинается.

Приглашённые гости, хозяева и прописывающаяся сторона расселись вокруг импровизированного стола, оставалось только, распорядителю отдать команду на снятие с якорей и швартов:

— Начинается отсчёт времени… Протяжка…

Массивные алюминиевые кружки отвалили от бортов и, на вытянутых руках, скопились у лица командующего операцией, едва не выбив ему зубы.

— Пуск!

Заправщик приступил к заливке баков горючим и вонючая жидкость, булькая и искрясь в свете языков пламени костра, потекла в помятую временем и обстоятельствами, посуду. Интегрированный в мозг литромер безошибочно отсчитывал количество отпускаемой влаги на глаз, а звуковая дублирующая система контроля, ориентировалась по булькам. Кое-кто опасливо посматривал в сторону запасов, которые несомненно таяли, сколько бы их не было, а из толпы родилась идея, мучившая, видимо, не одно поколение вольных старателей:

— Эх, нам бы неразливанную бутылку сюда! Про неразменный рубль слышали, небось?

— Чтобы в усмерть напиться? — поинтересовался Крап.

— Почему в усмерть? — не согласился голос народа. — Чтобы всегда было!

— Чтобы всегда было, нужно соблюдать цыганские обычаи, — вздохнув, поведал Вася.

— Вась, ну ты даёшь! — усмехнулся Покоцанный. — Как это связано?

— Просто, — ответил Крап. — Они чуть-чуть, но, не допивают, оставляя в рюмке. У нас это плохая примета — типа, злость свою оставляешь окружающим или хозяевам, а у них — чтобы всегда было…

— Не волнуйтесь! — успокоил всех Сутулый. — В случае чего у нас пол-фляги в погребе стоит, с таким дезодорантом, что быка с ног валит, когда тот неосторожно приближается ближе пятидесяти метров.

— Запахом из фляги? — осведомился Дупель.

— Выхлопом изо-рта! — не выдержал Кащей мук расставания с напитком и злясь на Сутулого, за непростительную расточительность.

— Можно на скотобойню работать идти, — обрадовался Покоцанный, который, после болотного эликсира, не боялся уже ничего.

Слово взял сталкер, представившийся, как Лысый Лёша, который и рассказал коротенькую историю про местные погреба, входы у которых находятся на улице, а стенками, хранилища изнутри соседствуют, друг с другом. Итак:

— Вход в подвал, служивший погребом и сараем, одновременно, не заканчивался в замкнутом помещении, а имел потайную дверцу к соседу. Местный старожил рассказал, как они оба пользовались им весьма активно, будучи уверенными в том, что только он один знает о тайном проходе. Это бы так и осталось байкой, если бы в углу не нашли два скелета, вцепившиеся друг в друга в смертельных объятиях. Зубы врезались в кости на полсантиметра, не меньше.

После такого рассказа, Кащея, как ветром сдуло. Минут пять из подвала раздавался звон железа и грохот падающего барахла, пока он не появился в люке погреба — весь в пыли и паутине, которая лохмотьями свисала с ушей, как лапша у телезрителя. В руках он держал помятый бидон, крепко прижимая его к груди.

— Под венец, нехай собрался, — мрачно усмехнулся Бульдозер, удивляясь той прыти, с которой Кащей скакал по подземелью, опрокидывая на ходу всё, что становилось на его пути.

— Как бейсы у Блюхера, — донеслось из толпы саркастическое замечание, насчёт свободно свисающей паучьей сети.

Смех раздавался со всех сторон и следующий сталкер, Санька Хромой, не отступая от темы, рассказал следующее:

— У одного мужика, так же стали пропадать продукты из погреба. Вначале подозревали псевдокрота. Продсклад таял на глазах и нужно было, что-то предпринимать. Не будь хозяин с ворюгой — оба жадными, так бы и прошло это незамеченным, но жаба душила обоих. В связи с этим организовали поисковую группу и быстро отыскали потайной поземный ход. Лезть туда, в пасть огромной зверюге, пусть и слепой, никто не хотел, поэтому хозяин добыл самодельный огнемёт. Около пяти минут они поджаривали темноту норы, ставшей отличным подземным ходом, пока не прибежал их товарищ, сходу огорошив сообщением: «Хватит огоньки пускать! Выключай шашлычницу — Блюхера, вместе с хатой, чуть не спалили!»

Где-то, глубоко под землёй, раздался глухой взрыв и поляна содрогнулась. На пеньке зазвенели стаканы и, с мягким стуком, лязгнули боками алюминиевые кружки, столкнувшись между собой, а перед глазами пробежали фрагменты воспоминаний, касающиеся самых крупных катастроф мира.

— Опять, наверное, Гришка — Охотник, за псевдокротом с гранатомётом гоняется, — высказал предположение сталкер неопределённого возраста, который представился, как Витька Лось.

— А может быть, это монстр псевдогороха объелся? — не согласился его сосед, разглядывая кружки со стаканами, больше на предмет того, не осталось ли там ещё чего, чем интересуясь целостностью тары. — Или: и то, и другое — вместе.

Его все звали Паша Цугундер, не слишком озадачиваясь тем, что это означает.

— Нет! — возразил оппонент. — Совокупность обеих факторов приведёт к локальному землетрясению — Лохово может не устоять.

— А зачем ему вообще этот псевдокрот, — вмешался Комбат, — истребить решил или охотничий азарт?

— Жене шубу обещал, — ответил Лось, закатив глаза к небу.

— После такого варварского способа охоты, от шкуры одни ошмётки останутся! — раздался голос из толпы.

— А-а-а, — протяжно и лениво протянул Витёк, словно отмахиваясь от собеседников. — Один хрен — он плохо видит.

— Кто, — не понял Цугундер, — крот?

— Какой ещё крот? — возмутился Лось, непонятливости своего товарища. — Этот вообще слепой, от рождения. Гришка — охотник, разве что подслеповат, малость.

— Зато его жена зрячая и видит всё — прекрасно! — огрызнулся Паша. — В том числе и то место, где скалка лежит.

Витёк только рассмеялся, в ответ на такие заявления:

— Хо-хо-хо! Охотнику это, только на руку: поругались, в пух и прах и опять на охоту — искать нового псевдокрота.

— Да, с ними шутки плохи! — покачал головой Хромой. — И с кротами, и с псевдожёнами…

— Наоборот, — поправил его Цугундер.

— Вот в этом случае, как раз и без разницы! — не согласился Лось.

Лысый одобрительно кивнул головой и рассказал ещё одно происшествие, со слепым представителем местной фауны, которые, судя по рассказам, расплодились в неимоверных количествах:

— Завёлся у одного мужика, в уличном погребе, псевдокрот. Огромный, размером с матёрого медведя. Вырыл нору, прямо к съестным запасам и пасётся втихаря. Когда его столовую обнаружили, то он уже уничтожил добрую половину припасов и промедление, по его изгнанию, было голодной смерти подобно. Хозяин погреба, чуть в разуме не помутился, но ему помог случай. Как-раз, в это время, понесло гигантского грызуна на волю по одной, только ему ведомой, надобности, а на обратном пути он калитки-то, сослепу и перепутал. Не смог отличить запах съестных припасов, от нестерпимой вони отхожего места. Вместо погреба, зверушка угодила в выгребную яму, завязнув в содержимом по шею и беспомощно барахтаясь. «Ага! — обрадовался душегуб. — Сейчас ты у меня за всё получишь и даже за то, что не ел». Сала много не бывает и теперь поди — определи, убавилось от него что, или нет… Не мешкая ни минуты, он оглядел место происшествия, не открывая крышку, потому что её не было и в мозгах мужика мгновенно родился иезуитский план. Сбегав за прочной цепью, он, одним концом, несколько раз обмотал шею псевдокрота, а другим, надёжно прикрутил к буксировочному гаку, не полагаясь на прочность бампера. Включив заднюю передачу, экзекутор со всей дури вдавил педаль акселератора до пола, надеясь удавить ненавистную зверюгу. Внутри сортира что-то дрогнуло и поддалось натиску современной техники. Через пару секунд в люке показался псевдокрот, весь в дерьме, но вовсе не собиравшийся, так вульгарно расставаться с жизнью, причём, обоими — из этих способов. Играючи поборов четырёхцилиндровый двигатель, он юркнул в погреб. Правда, с разбега у него это плохо получилось, и те несколько секунд, во время которых, псевдокрот протискивался в лаз, дали хозяину припасов некоторую фору во времени, за которую он мог покинуть самоходную колымагу. Мужик не стал ждать, пока его протащит, вместе «Запорожцем» через люк, как лист стали, между валками в прокатном стане. Он резво поспешил телепортироваться из транспортного средства до того, когда будет замурован в железном хламе. Несостоявшийся истребитель грызунов проделал это неумело, ударив лицом в грязь и в то, что стекло с крота. Всё-таки, кое-как протиснувшись, псевдокрот скрылся в погребе, вместе с «Запорожцем». Внизу, хозяин машины нашёл отрихтованный, по размерам люка, большой измятый кусок железа, с незначительными вкраплениями цепи и резины. Всё, что осталось от колёс, ассимилировалось с железом — всё, что осталось от «Запорожца». Если бы это был катер, к примеру — «Казанка», то у него, хотя бы оставалась компенсация, в виде цветного металлолома, а так… Мужик стоял посередине погреба и с ужасом наблюдал картину погрома: разорванная цепь, предназначенная для мести, разбитый самогон, размазанное по стенам сало…

Местные знали эту историю и она не вызывала у них особых эмоций, а вот Доцент не удержался от комментария:

— Что мужику оставалось делать — штукатурку отмачивать и картошку жарить. Жалко одного — «штукатуровка» разбавленная получится, а картофель, приготовленный на сале, будет иметь привкус гашёной извести.

— Эх, жаль, что варьете сегодня не будет! — выдохнул Лось.

От сногсшибательной новости, Дед поперхнулся. Изо всех сил пытаясь удержать выпитое, он строил страшные гримасы, в отчаянии выкатив глаза до упора — они чудом держались в орбитах. Дедуля покраснел от натуги, и не сдержав напора гидростатического давления, сквозь плотно сжатые губы, выпрыснул жидкость на лица окружающих, как из аэрозольного баллона.

— Помойтесь, ребята, — прокомментировал ситуацию Крон, не скрывая сарказма.

Сколько Крон на пытался разговорить сталкеров про несанкционированные выступления, они только отмахивались, да отмалчивались. Нервно мотая головами, в знак отрицания происшедшего, они строили гримасы, которые должны были дать понять заезжим, что это бред сивой кобылы — просто померещилось, кое-кому… Вот только Витьке Лосю всю ночь будут сниться шаловливые ручонки… «Да ты ведьма!» — притворно сопротивлялся он, как мог, смутно вспоминая средневековые рассказы о поведении суккубов. «Что ты — что ты, любимый! — шептала девица, теребя ладонью немытую и непокорную шевелюру Лося. — Кто же тебе в этом признается? Дурачок… Тебя всю жизнь будут стараться водить за нос, убеждая в обратном. Подобные признания, для трюков дешёвого кино и публики детского сада «Золотой ключик». Ну, и им подобных заведений, а также пупсиков, их населяющих». «Довольно лирики!» — старался Витёк показать себя рассерженным, сползая, обезоруженный, по стенке безвольной тряпкой. «Ты ещё руку подними, на беспомощную женщину…»

Сталкер, по прозвищу Чемберлен, отвёл Крона в сторону и, о чём-то долго шептал ему на ухо, как-будто боялся, что их могут подслушать. В итоге, от собственных рассказов, Чемберлен побелел, не умываясь, а Крон имел крайне обеспокоенный вид. Таких метаморфоз, даже старожилы этих мест, давно не помнили. Ещё сталкер рассказал, как они неожиданно появляются, каждую ночь и, практически терроризируют отдельных личностей. Хорошо, что не всё население, а население говорит, что нехорошо… Всю душу вынули, запихав страх, а он человек небольшой — чего брать-то?

— Кажется, нашлись беглянки! — сказал Крон, обращаясь к своей команде.

— А что у них?! — всполошились сельчане.

— У них? — удивился Крон. — А хрен его знает! И вообще — в каком это смысле? Нам, конкретно, надо их найти и вернуть. Правда, теперь непонятно — куда, так как получается, что они и так, у себя дома… А вот что у них — пусть остаётся с ними. Ну, насколько я, что-то понимаю в колбасных обрезках, какая-то часть, теперь, принадлежит и вам. Безвозмездно…

— Очень хорошо! — высказал Почтальон общее мнение, под одобрительные вздохи товарищей и даже, под радостные возгласы.

— Вы, больно-то не хорохорьтесь! — предупредил их Крон. — Лося — вон как закатали.

— Чемберлена, — поправил его Пифагор.

— И его, болезного, тоже…

Пришёл Цитрамон, принеся с собой большую бутыль лекарства. Его подопечные оживились, строя грандиозные планы на возлежание под покосившимся забором.

Комбат, порывшись в барахле, откуда-то извлёк банку кабачковой икры. Почти из глубин подсознания. Откупорив её и вывалив содержимое на тарелку, он с удовлетворением сказал:

— Не мясо, но всё-же!

Крон присоединился к трапезе, а заглянувший через плечо Доцент, брезгливо поморщившись, спросил:

— Вы что — капрофагами стали, чтобы пищу два раза через желудок пропускать?

— Ты чего имеешь против кабачковой икры? — взвинтился Дед, пасясь ложкой в коричневом вареве раньше того, кто открыл банку. — Любимая закуска рабочего класса средней полосы России Советского периода, когда они были не отягощены денежными знаками Государственного банка СССР. К тому-же, лёгкая и полезная…

— Дёшево и сердито! — подтвердил Бульдозер. — И для желудка не обременительно — как пришла, так же легко и ушла…

…

Утром следующего дня, оправившись от ночного застолья, Крон отправился на механизаторский двор, который встретил его запустением и скоплением старого хлама, валявшегося, где попало. Покорёженная и растащенная техника не оставляла сомнения в том, что это именно то место, куда он стремился. Синяя краска с тракторов «Беларусь» частично облупилась, и оголённые бока краснели ржавчиной. Вокруг не было ни души, как и чего-нибудь полезного, но всё-таки, Крону достался старый аккумулятор, наполовину ушедший в землю. Смахнув с ушей запылённую паутину, свисавшую лохмотьями, он прошёлся по ящикам, в поисках любого инструмента, который мог остаться незамеченным предыдущими экспедициями.

Добыв на механизаторском дворе ржавое зубило, Крон вернулся в лагерь и приступил к обновлению экипировки, способной помочь в дальнейших похождениях. Он порубил несколько электродов на куски, издали напоминающих крупную дробь, с острыми краями на месте обреза.

— Крон, я слышал, что рубленная картечь ствол царапает, — пристал к нему Бармалей, относясь к той категории людей, без советов которых, не обходится ни один мастер.

— Я не собираюсь возвращаться домой с трофейным ружьём! — зло ответил оружейник. — А этого ствола, на наши приключения хватит. Тем более, картечь на меткость выстрела не претендует: что кучкой, что в разнос — нам всё едино. Потом попробуем достать, что-нибудь, приличное.

— Где? — снисходительно и одновременно, с глубокой иронией, хмыкнул Комбат.

— Ком, я краем уха слышал, что с армейских складов не всё растащили, и что там есть секретный арсенал, — ответил Крон, не ведясь на провокацию. — Так — на всякий случай…

Кащей с Сутулым оживились, помня о том, что армейские запасы могут быть непредсказуемы. Особенно медицинские. Бульдозера посетила параллельная мысль, но с кулинарным уклоном, под девизом — «Армейская тушёнка не может надоесть — это сказки!»

Разбив старый аккумулятор от «ГАЗона», найденный, всё в том же дворе, Крон извлёк из него свинцовые пластины. Кислоты, в банках аккумулятора, не было. Она исчезла, похоже, в незапамятные времена, но это не сильно беспокоило умельца: нет, так — нет! Расплавив свинец в импровизированном тигле, Крон вылил содержимое в крупное сито, которое разместил над тазом, наполненным водой. Нервно потряхивая ситечко, он наблюдал за тем, как свинец проскальзывает сквозь покрытие, с переменной структурой плотности, чтобы, упав в воду, мгновенно застыть в ней кривыми шариками, напоминающие микроастероиды. Наконец-то он отложил приспособление в сторону и сказал:

— Дробь готова! Осталось только порохом разжиться, а ситечко Сутулому отдайте.

— Зачем? — удивился Кащей.

— Чтобы брагу процеживать, пока чая нет…

Кащей подозрительно покосился на Крона, потом на сито и неуверенно предложил:

— Может быть, порох самим сделать?

— Из чего?! — возмущённо воскликнул Дед. — Ну, уголь мы из патрона противогаза натрясём или в консервной банке веток нажжём, обмазав швы глиной, чтобы без доступа кислорода. Селитру из удобрений добудем — наверняка, что-нибудь осталось в сельскохозяйственных угодьях. А серу где взять?

— Радиация, — напомнил Доцент, цокая языком.

— Нормалёк — дополнительный урон! — утвердил Крон радиоактивную селитру. — Где серу взять? Вот это действительно проблема… Про капсюля я вообще молчу!

— Серу из ушей наковырять! — догадался Сутулый, обрадованно делясь с остальными своей сообразительностью.

Крон поперхнулся, от неожиданного решения и скривив губы в усмешке, вынес решительный вердикт:

— Думаешь, она без примесей? Так — все купаться! На два часа и, без заложенных ушей — не возвращаться!

На провокацию никто не повёлся. Сбегавший к доктору Бульдозер выклянчил у него грязно-жёлтый кусок химического элемент и несколько капсюлей, которые Цитрамон держал на чёрный день. Ещё док одолжил закатывающую машинку и коробку сырого пороха. Кащей тут же хотел высыпать её на пенёк и на спор поднести спичку, утверждая, что подмоченное взрывчатое вещество, ни за что не взорвётся. Крон отнял у него взрывоопасные материалы и посоветовал остальным не подпускать к ним, ещё и Сутулого, на всякий случай.

— Вы повторяете судьбу других! — поведал Крон коротенькую историю остальным. — У меня дома такое уже было, когда группа охотников, вот так же, высыпала коробку пороха на бетон и поднесла зажжённую спичку. Как им глаза не выжгло — остаётся только удивляться: и этому факту, и безалаберности обращения с опасными веществами. А так: и постриглись, и побрились, и брови выщипали…

Патрон получился неказистый; какой-то неаккуратный и, даже можно сказать, кривой. После пробного выстрела, стреляющего окутал плотный белый дым. Клубясь, как после легендарного выстрела крейсера «Аврора», дым кучной волной перемещался в сторону избушки, как в сторону Зимнего дворца.

— Там же бидон и Сутулый! — заверещал Кащей, хватаясь рукой за сердце.

Дед прислушался к гробовой тишине, стоящей внутри домика и сделал свой вывод:

— Криков нет, и стонов, тоже — не слышно.

— Значит — наглухо, — мрачно сказал Доцент, наблюдая за тем, как Сутулый с бидоном ползком покидает зону обстрела.

— Ну что же? — подвёл итог Крон. — Деревню мы ненадолго покидаем. А патрон был холостой…

— А может и навсегда покидаем, деревеньку, — возразил Комбат. Так что, в остальные патроны не забудь насыпать картечи.

— Дробь я насыпал, а здесь мы что забываем? — ответил Крон, начиная нервничать. — Наша дорога лежит дальше. Пора устраивать прощальный обед.

Сутулый с Кащеем держали бидон за ручки, позируя с ним напротив полуразрушенного коровника, как два дояра после утренней дойки, и не желали расставаться с надоем, ни за какие коврижки. Почтальон с Пифагором сбегали к торговцу, чтобы не раздражать хранителей неприкосновенного запаса, который, судя по лицам обоих носильщиков, таковым не являлся. Резервом — тоже…

Возвращаясь к «стартовой площадке», товарищи никого не ожидали на ней увидеть, во всяком случае, из числа вчерашних посетителей, которые разошлись по спальным местам только к утру, но ошиблись. Рядом с тлеющим костром, на спине лежал, в дымину пьяный, сталкер. Весь в грязи, он раскинул руки в стороны, предоставляя объятия приблудным монстрам. Гитара покоилась на его груди, упираясь закопчённым грифом в небритый подбородок, а баян стоял справа. Слева нашлось места для аккордеона, а на пеньке, для пары губных гармошек. Дребезжащий динамик транслировал Баха в миноре, на высокой патетической ноте.

— Хорошо отхлебнул, — то ли сочувственно, то ли завистливо сказал Бульдозер, вздыхая, так же, неопределённо.

При этом, он вздымал массивную грудь, незаметно переходящую в живот, который расширялся с грудью за компанию. Обильный пот, несмотря на прохладную погоду, тяжёлыми каплями стекал по его раскрасневшемуся лицу, как на полке в парилке.

— А может, он письмо из дома получил? — предположил Комбат. — Почти, как на фронт!

— Ну, тогда всё сходится, — пожал Дед плечами и посмотрел на военного невинным, почти равнодушным взглядом.

— Да нет, я имел ввиду обморок…

— А он не околел? — сочувственно поинтересовался Бармалей, с подозрением поглядывая на колоритную личность.

— Как собака, что ли? — усмехнулся Доцент, прощупывая пульс в районе сонной артерии. — Жив, курилка…

— Какие бы не были причины, а вот перегаром разит за версту — на обморок, если и похоже, то на пьяный, — добавил к сказанному Пифагор. — И на жизнь смахивает, хоть и непутёвую…

Почтальон ничего не сказал, а предпочёл молча располагаться у очага, подкинув в костёр пару поленьев. Остальные согласились с молчаливым решением и дружно готовились подкрепиться, перед дальним походом. Кащей внимательно осматривал бидон со всех сторон, но никак не мог избавиться от навязчивой мысли, что ёмкость повреждена. С каждым поворотом бидона, он с замиранием сердца ожидал увидеть пробоину, кровоточащую прозрачной жидкостью, как будто это у него предполагалось сквозное ранение. Состоянием здоровья Сутулого, Кащей даже не поинтересовался.

Спящего сталкера попытались растолкать, но он не желал просыпаться — ни в какую. Даже поднесённая под нос кружка не возымела должного эффекта.

— Я же говорю, что у человека, какие-то личные причины уйти в нирвану, — сказал Комбат, сочувственно вздыхая.

— Может быть, от него барышня к Лосю ушла? — смеясь предположил Крон, переводя грустный разговор в юмористическое русло.

— Деньги кончились, — равнодушно пошутил Бульдозер.

— Точно! — оживился Доцент. — У моего знакомого была девушка, Манька — Комета, как её звали в определённых кругах. Она зажглась яркой звездой, на его небосклоне, привнеся на него курорты, рестораны и прочие злачные места. Под южным солнцем, деньги испарялись быстрее, чем вещество настоящей косматой странницы. Затем, постепенно остывая, Манька — Комета показала приятелю хвост, исчезая в ледяной бездне.

Пифагор зевнул и подвёл итог рассказанному:

— У мужика, просто деньги закончились, чтобы по курортам мотаться и её за собой таскать, а северное солнце не греет, чтобы сверкать в его лучах… Это настолько банальная ситуация в современном обществе, что не просто никого не удивляет, но и оставляет равнодушным почти любого — приелось…

Свинцовые тучи опустились почти к самой земле и, создалось такое впечатление, что они задевали макушки сосен. Вдалеке ослепительно сверкнула молния и через некоторое время, раздался гром, звоном отозвавшись в ушах и в окнах домов, но ливень не начинался. Судя по всему и не собирался. Постепенно, к костру начали сходиться завсегдатаи «стартовой площадки», растирая помятые лица и протирая заплывшие веки. Кто растирал затёкшие конечности, кряхтя и охая, кто обходился без утреннего моциона, сразу же переходя к делу, минуя стадию приветствия. Никто, конечно, не утверждал, что утро доброе, но всё же…

Сутулый достал из тостера носки: то ли дымящиеся, то ли испаряющие избыточную влагу и вздохнув, сказал:

— Печку СВЧ бы сюда.

— Генератор скоро встанет, если не добыть горючку, — угрюмо процедил сквозь зубы Чемберлен, поджав губы в состроенной гримасе грустно-весёлого клоуна. — С факелами сидеть будем.

— Надо у Цитрамона перегонный куб позаимствовать, да горилки нагнать, — предложил Крон. — Из него отличное топливо получится. Развести, только, машинным маслом и всего делов — нам дым не помеха, а горшки не сгорят…

Такое рацпредложение, мягко говоря, не нашло поддержки среди местного населения. Ни одного одобрительного отзыва. Отрицательные рецензии хоть и не озвучивали, но посмотрели на рационализатора так, что будь на его месте кто-нибудь послабее характером, то ему, лучше бы было, добровольно закопаться в ближайшей траншее. Крон понял, что синтетическое топливо из угля, ему не по уму и не по плечу, а сегодня деревеньку придётся покинуть, на неопределённое время. Так что пусть аборигены сами заботятся о своём быте, раз грелка изнутри важнее комфорта снаружи…

Бледно-жёлтое солнце поднималось к зениту, когда на косогоре показалась шеренга сталкеров, уходящих за горизонт. Ветер гнал по небу редкие облака, подгоняя заодно в спину путников, а вместе с ними и опадающую листву, кружа ей в воздухе, как разноцветными фантиками от конфет.

 

Глава седьмая Памятник неизвестному сталкеру

Пеший переход несколько затянулся и требовал основательного привала. По бокам дороги потянулись брошенные фруктовые сады, украшенные жёлтыми и красными плодами и желание остановиться на отдых, становилось уже маниакальным.

— Всё — привал! — не выдержал Кащей, при молчаливой поддержке Сутулого, который, от изнурённости перехода, клевал носом, рискуя проткнуть себе грудь.

— Ладно! — согласился Комбат. — Действительно — пора перекусить.

— Мы только и делаем, что жрём! — проворчал Крон, опуская поклажу на траву.

— Без заправки даже железяки не ездят, — возразил Дед, сбросив рюкзак и что-то, в нём, разыскивая.

Выпрямившись, он растерянно произнёс:

— Стаканы в деревне оставили…

— Ни одной кружки? — сплюнул с досады Почтальон, отчаянно роясь в котомке и вспоминая случай, как с товарищем пользовались, для этих целей, вафельным стаканчиком из-под мороженого.

Стакан, тогда, расползался прямо в руке, вместе с содержимым, а пить из горлышка, он не умел. Памятуя прошлые события, было от чего придти в отчаяние.

— Ничего — сейчас организуем, — успокоил товарищей Крон. — Вам сколько посуды нужно?

— А у тебя здесь что — ларёк поблизости имеется? — в сердцах воскликнул Пифагор, гневно отводя взгляд в сторону.

— Зачем?

Крон встал, подошёл к яблоне, с помощью плодов, которой, сталкеры собирались восстановить нехватку витаминов, а заодно: кто закусив, кто занюхав плодами — подобрал с земли пару крупных яблок. Срезав макушку, он вырезал у каждого фрукта сердцевину, значительно расширив к краям удалённый объём. Удовлетворённый проделанной работой, он сказал, демонстрируя на вытянутых руках результат произведения этих рук:

— Пиалы.

Стоящее в зените солнце разморило сталкеров, повергнув в повальный послеобеденный сон. Кому уже снился дом родной, кому ещё что, а вот Бармалею не спалось. Какие-то посторонние звуки мешали предаться отдыху. Оторвав голову у рюкзака, он увидел единственную сидящую фигуру, явно пребывающую в раздумье. Это был Дед. Бармалей приподнялся над лежанкой и спросил медитирующего:

— Чего это там булькает, а Дед, как будто кто-то горло полощет?

— Это Сутулый с Кащеем спят — пьяные, — зевая, ответил Дед, даже не посмотрев в его сторону.

— Переверни их со спины на бок, — посоветовал Бармалей.

— Не получается. При попытке уложить пострадавших на бок, у них из уголка рта выливаться начинает. Они предпочитают захлебнуться, считая, что излишек не бывает и отдавать назад, уже полученное — принципы не позволяют. Сопротивление насилию идёт на подсознательном уровне…

Оба махнули руками и вернулись к своим занятиям, тем более, что остальные начали возвращаться к действительности. Предстояло ещё преодолеть с десяток километров до деревни «Мясиха». Стоило поторопиться, чтобы успеть добраться до ночлега затемно. Раньше деревня принадлежала колхозу «Путь коммунизма», и стоило ожидать того, что в нём можно чем-нибудь поживиться. Шестое чувство подсказывало о сохранности некоторого имущества, которое не успели растащить до конца. Значит, его кто-то охраняет. Нехотя, сталкеры поднимались со своих мест, зевая и разминая затёкшие конечности. Мягких перин, в действительности зоны отчуждения, не предусматривалось и об них никто не вспоминал, кочуя по старинке, но нет-нет, да и проскальзывает в быт сталкера нововведение времени. Оставшиеся в заброшенных домах матрасы старых хозяев, от сырости, давно уже пришли в негодность. Они слежались, став, как камни, а некоторые подверглись минерализации. Упомянутое нововведение, в виде белого пено и синего полипропилена были легки, удобны, но занимали много места, которого, как-всегда, не хватает. Крон потёр ноющую спину и в сердцах высказал всё, что он думает о неустройстве быта:

— Хоть бы гамак, какой, завалявшийся, чтобы поспать по-человечьи!

В закатных лучах уходящего, за горизонт, солнца, деревня встретила лёгкой грустью запустения. От предыдущего селения, она мало чем отличалась: те же развалины, та же видимость отсутствия жизни, тот же запах… Постройки бывшего колхоза располагались чуть поодаль, а изба правления находилась прямо посередине центральной площади деревни. В Красной избе нашлось место месткому, парткому и прочим заведениям, разбросанных по её углам. Прямо перед правлением стоял памятник Сутулому. Занесённые ветром: пыль, грязь, прошлогодние листья и прочий мусор — перемешались и скопились у памятника на плечах, грязными кучками доходя тому до ушей. От этого, сгорбленная фигура статуи, выполненная заезжим мастером-халтурщиком (может быть, даже шабашником — азиатом, судя по косвенным признакам), смотрелась зловеще, в красных лучах заходящего солнца. Сутулый, от неожиданности, выронил свою часть фляги из рук, раскрыв рот и не в силах произнести ни слова. Остальных попутчиков скрючило от смеха, как во время самых страшных припадков корчи. На их лицах её симптомы были выражены ещё сильнее, и создалась угроза всеобщего паралича, после посещения которого, миссия становилась невыполнимой. Отсмеявшись, сталкеры постепенно приходили в себя, утирая с глаз скупые мужские слёзы и облегчённо кряхтя. Сутулый, судя по трясущимся рукам, не на шутку испугался, не ожидая встретить на сопредельной территории памятник самому себе, которому место, в самый раз — на кладбище.

— На кого-то снизошло озарение, — прокомментировал ситуацию Доцент, вздыхая и не переставая изучать творение, потому что сил смеяться уже не было.

На крыльце правления появился тщедушный старичок, вероятно, один из тех, кто не пожелал покидать родные места, ни под каким предлогом, даже под самым благовидным. Даже рискуя собственной жизнью и ставя на кон личное здоровье. Динозавр, короче, которых осталось, не так уж и много.

— Здорово, робяты! — весело поздоровался деревенский старожил, приветливо помахав рукой.

— Здорово, дедуля! — в свою очередь, поприветствовали его сталкеры.

— Куда путь держим? — допытывался дед, лениво отгоняя веткой жимолости самых назойливых комаров, не желавших расползаться по болотам, залегая в берлогу на зимнюю спячку.

— Если бы мы знали, — ответил за всех Крон, тяжело вздыхая и с такой грустью, что старик сразу всё понял.

— А! Так вы сталкеры! Ищу то — не знаю что…

— Почти что так, — согласился Комбат, снимая рюкзак. — Нам бы перекантоваться одну, две ночи, да продуктами затариться.

— Ну, это все так делают, — пожал плечами дед. — Почти всё, что вам нужно — найдёте у меня, а ночевать можете, где хотите — не всё ли перед вами.

— Ещё один философ, — недовольно пробурчал себе под нос Доцент, скептически оглядывая окрестности и во всём видя подвох.

Дед представился Мастодонтом, и на вопрос, почему такое странное прозвище, ответил:

— Раньше, лет тридцать назад, я был такой же, как и вы — почти молодой, но опытный. Эти места я начал исследовать, сразу же, после их образования. Местным, как вы успели догадаться, я не являюсь, но ассимилировался с окружающей обстановкой. Сжился, как с чем-то родным и уже не мыслю своей жизни без привнесённой тоскливости зоны. Прошлое осталось позади и не всплывает в памяти, как нечто несуществующее, которого никогда не было. А так, как я уже в глубоко преклонном возрасте, то ваши побратимы называют меня Мастодонтом. Бродят туда-сюда и обзываются…

— Выглядишь молодцом! — с бравадой поддержал старика Сутулый.

— Угу, как череп мастодонта, — буркнул Кащей.

— Где связь? — покосился Сутулый на товарища.

— Да связь прямая. В музее череп лежит: что двадцать лет назад, что теперь — ничуть не изменился!

В процессе знакомства, происходившего в одном из помещений правления колхоза, выяснилось, что в окрестностях их собратья сталкеры появляются редко и только для того, чтобы затариться продовольствием. Поживиться в этих местах уже давно нечем и тропы старателей переместились ближе к центру зоны отчуждения. Но, в процессе событий, произошедших два года назад, всё изменилось и что сейчас происходит в уголках, которые раньше были обделены вниманием, никто не знает. Похоже и знать не хотят, потому что не ведают.

— Вот так вот! — подвёл итог сказанному Мастодонт. — Ищут ценности вдалеке, но стоило бы обратить внимание себе под ноги — вдруг под боком, что-нибудь есть?

— А что, такое может быть? — насторожился Почтальон.

— Вполне, — лениво ответил старик. — Раньше такого не было, чтобы фруктовые деревья вели себя неправильно. Разве — шальная альфа частица залетит издалека, да осядет на фрукте. Но это дело поправимо — помыл, как следует и всё. Ну, или почти — всё… А теперь! Появились растительные аномалии.

— Это как? — осведомился Пифагор, недоверчиво косясь в сторону Мастодонта.

— А так! — воскликнул старик, нервно подпрыгнув на месте. — Внимательно присматривайтесь к тому, что срываете с ветвей яблонь и особенно, груш. Остерегайтесь «Колбасное дерево», коих полно — повсеместно. Плоды на дереве похожи на спелые груши и не фонят. Самое главное — ешь, не хочу. Да и само растение, как фруктовое дерево — один в один.

— Тогда почему колбасное? — не понял Бармалей, проводя в дымящемся мозгу параллели фруктов и ливера, но, естественно, не находя их.

— Попробовавшего этих плодов сталкера — колбасит, не по-детски, — пояснил Мастодонт. — Правда, про смертельные случаи ничего не слышал, но всё-равно, приятного мало. Отличить аномалию от настоящего грушевого дерева возможно только одним способом — попробовать. Других отличительных признаков не наблюдается.

Товарищи, как один, схватились за животы, вспоминая чудные пиалы и возможные последствия, после их использования. Бульдозер, как все помнили, выпив последним, пиалой и закусил, смакуя каждое неудалённое зёрнышко. Он, при этом, ещё удовлетворённо причмокивал и утверждал, что плоды спелые, раз семена коричневые. Никаких побочных эффектов не выявлялось, как ни убеждал себя каждый сталкер и, мало-помалу, все успокоились, вернувшись к беседе. Мастодонта уже порядком развезло и он начал плести несусветную чушь, в которой уже не представлялось возможным отличить правду от вымысла. Движения старика всё больше отличались резкостью, а суждения аномальностью.

— Намедни заходили ко мне сталкеры, — продолжал рассказывать Мастодонт. — Они мне поведали о том, что в зоне стали появляться загадочные личности, не вписывающиеся в общую характеристику охотников за удачей. Например, «Чёрный турист». К сталкерам никогда не приближается, а разбивает свою палатку, чуть поодаль — в стороне. Атрибуты, которыми он пользуется, могут сильно разниться в описаниях, но неизменным остаётся одно — гитара, под аккомпанемент которой, турист горланит непотребщину, а точнее, неуместные в запретной зоне песни. Как рассказывали сами сталкеры: «Сидим в дерьме, чуть ли не по уши; ноги мокрые, а морды соседей по костру, уже до того осточертели, что если бы не боязнь остаться посередине псевдорая в гордом одиночестве, то давно бы поубивали друг друга — на хрен. Ни ноги, ни глотки — не просыхают. Неухоженность; всё плохо, а этот, как затянет, падла: «Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались!» Кто-то кричит, что пришибёт, со всеми вытекающими, кто-то угрожает карами небесными, а того уже и след простыл, как будто бы и не было его, вовсе. А настроение-то испорчено…»

— А сейчас, пятый отряд, в рамках художественной самодеятельности, споёт остальным прочувственную песню, — засмеялся Бармалей. — Часовым, на вышке не притоптывать и не прихлопывать… А так же — не подпевать…

— Да ещё, говорят, есть монстр «Турист», — продолжил Мастодонт, когда все отсмеялись. — Огромный горб напоминает рюкзак запасливого туриста, особенно издалека, когда они друг за другом бредут в тумане — цепочкой. Поступь у особей тяжёлая, а в шагах прослушиваются странные звуки слежавшихся бутылок, заполненных до краёв. В пении замечены не были, а смысл, во взглядах — отсутствует.

Товарищам ничего не оставалось, как только ещё раз посмеяться над рассказом, загадочно посматривая через грязные стёкла окна вдаль, за края огородов, где возможно, бродит один такой и только ждёт, как бы захрумкать на завтрак зазевавшегося сталкера, унося его утрамбованным в рюкзаке. Крон, заглядывая в недалёкое будущее, спросил Мастодонта:

— А что, дед, без света-то, небось — плохо сидеть?

— Чего, — от неожиданности заданного вопроса, старик не понял его постановки и на секунду опешил, — без какого света? Без электричества, что ли?

— Ну, да, — несколько растерянно, подтвердил Крон правильность его выводов.

— Да вы что — родимые! — умилился Мастодонт. — Поначалу, действительно было туговато, но теперь-то — каких только генераторов в магазинах нет. Закажи — любой доставят, коль самому ехать лень.

— А в деревне ещё кто-нибудь живёт? — осторожно поинтересовался Комбат, как будто его за это могли арестовать.

— Конечно, — хмыкнул старик. — В соседнем доме живёт Влас Скупердяй. Почти не вылазит из своего подвала. Что он там делает — не говорит, но за него рассказывает запах. Кому посчастливилось побывать в подвале, в один голос утверждали, что Влас из него бункер сделал — бомбоубежище, способное выдержать ядерный удар. Врут, поди… А меня он туда не пускает… Разводит живность, на огороде выращивает зелень, да картофель. Ну, как и все остальные, живущие здесь.

— А кто ещё есть в деревне? — нетерпеливо спросил Дед.

— Ну, кто ещё? — Мастодонт закатил глаза к небу. — Через дорогу — Петька Дроссель. Как вы поняли, большой мастер чего-нибудь отремонтировать. Запчастей — завались… Рядом с ним Гриша Недоделанный… Да вы с ними в процессе познакомитесь.

— Знаком я с такими мастерами, — усмехнулся Крон. — У нас на корабле, один такой был — имел два пакета запчастей, от наручных часов, которые уже не подлежали ремонту. Так и накапливается материальная база. Впрочем, зачем военному моряку часы? Всё делается по зелёному свистку и разбудят на вахту или построение, не переживай: кого пинком, а кого — шёпотом умоляя, ломая в руках шапку, но поднимут…

— А у него что — нибудь поиметь можно? — спросил Комбат, нетерпеливо теребя законченную пачку сигарет.

— Что именно? — не понял Мастодонт, отправляясь в нирвану.

— То, что можно приобрести в магазине или сельпо: хлеб, тазы, топоры и прочие помидоры.

— У всех можно, — сквозь сон ответил старик и уже больше не подавал признаков осмысленной жизни, отправляясь в длительную спячку.

— Председатель совета сталкерских ветеранов сломался, — сделал заключение Крон, прислушиваясь к равномерному храпению Мастодонта.

Старик причмокивал во сне, строя, время от времени, довольное лицо. Он ворочался, но, храпел на удивление ровно, как слаженно работающий двигатель трактора, бережно взлелеянный и регулярно подвергавшийся смазке. Уложив, после бурного знакомства, уставшего ветерана почивать на синтепоновую перину, товарищи решили прошвырнуться по деревне, в первую очередь — в поисках информации. Остальное, пока — было неважно…

Выйдя на улицу, Крон осмотрелся по сторонам, но, уже ничего не было видно. Даже луч света от фонаря, прорезав кромешную тьму ночи, казалось, увяз в чёрном месиве. Все остальные знакомства товарищи решили отложить до утра и присоединились к Мастодонту, разделив с ним небывальщину сладких грёз о светлом будущем, в котором не оставалась места теплящейся надежде на благополучный исход дела.

Утро вставало не торопясь, как будто не желая разгонять ночную тьму. Крон привык подниматься рано и нетерпеливо дожидался рассвета. В последнее время, несмотря на зрелый возраст, которому присуще старческая неторопливость, он приобрёл ещё большую нетерпимость. С улицы потянуло дымом печных труб — селение просыпалось. Через улицу буянил курятник, потревоженный ранним визитом хозяина, перепутавшего туалет с птичьим двором, а может быть, и целенаправленно свернувшего не туда, куда надо, чтобы не делать большой крюк с утра, которое, как известно, добрым не бывает. Курятнику вторил вороний гвалт, поднятый за компанию, а может, и за пернатую солидарность.

Крон разбудил Комбата и они, на — пару, вышли на разведку в деревню, оставив остальных досматривать продолжение ночных сновидений. Шляться толпой не имело смысла и десант решили ограничить малой численностью. Для начала, решили навестить Власа Скупердяя и, если удастся, осмотреть запасы бункера, чтобы впредь было на что опираться, в смысле материальной базы, а не полагаясь на буйную фантазию, да сплетни Мастодонта. Как и следовало ожидать, бункер оказался неприступным, во всех смыслах и со всех сторон. Влас забаррикадировался в своём убежище наглухо и не подавал признаков жизни. Никакие ухищрения не помогали, включая хруст денег и Комбат уже было посоветовал плюнуть на это дело, идя сразу к Барыге, как за дверями что-то лязгнуло. Послышался нерешительный шорох и на ногу добровольного арестанта, судя по нецензурной брани, доносящейся из-за запертых дверей, что-то смачно упало.

— Влас! — громко крикнул Крон, прислушиваясь к внезапно навалившейся тишине. — Гостей принимаешь?

— Уходите, твари пьяные — я вас не боюсь! — раздался из-за двери громкий рассерженный голос хозяина и, как показалось пришедшим, несколько испуганный.

— Слушай, — постарался сказать Комбат, как можно мягче. — Мы не просто гости — мы купить, что-нибудь можем.

— А двух девок с вами нет? — спросил Скупердяй, понизив голос, почти до шёпота.

— Нет, — успокоил его Крон, попытавшись придать голосу уверенность, чтобы она передалась и хозяину бункера.

— Чего такого девицы ему наговорили и чем пригрозили, раз мужик так испугался? — вздохнул Комбат, обращаясь к товарищу. — Значит, он не знает, куда они ушли.

— Здесь не так много путей, которыми можно пойти дальше, если не сказать больше, — задумчиво протянул Крон, прислушиваясь к лязгу в замочной скважине. — Фактически — дорога одна.

Дверь, наконец-то, скрипнула и распахнула свои объятия незнакомым людям, которым Влас открыл, обрадовавшись тому факту, что женщин с ними нет. На радостях, он вдохнул винных паров и продал гостям старенький ППШ, видавший виды, но тщательно смазанный. В каких окопах оружие нашли, гости интересоваться не стали, благоразумно предпочтя не совать свои носы не в свои дела, а Комбат выторговал к нему ещё пару дисков, которые, собственно говоря, Власу уже были без надобности. Довольные приобретением, товарищи, по совету Скупердяя, отправились к Барыге, вдыхая утреннюю прохладу и удивляясь тому факту, что, судя по гробовой тишине, их товарищи ещё спали. Над трубой дома Барыги синий дымок не вился, и Крон предположил, что хозяин ещё спит, а зайти к нему всегда успеется. К Недоделанному и вовсе идти было незачем, поэтому друзья свернули в сторону жилища механика Дросселя, у которого, несмотря на раннее время, жизнь била ключом. Разводной ключ пару раз попал по пальцу умельца, всякий раз вызывая бурное недовольство последнего. Ремонт шёл полным ходом, несмотря, опять же, на раннее утро. Отвлекать мастера Крон с Комбатом не решились, но он первым представился, разогнув затёкшую спину.

— Пётр. Остальные называют меня Дросселем. Завидуют, поди…

После краткого знакомства и дежурного обмена любезностями, обе стороны сразу же перешли к делу. Друзья выяснили мелкие детали своего дела, а Дроссель пожаловался на отсутствие запчастей, которые неплохо бы было посмотреть на механизаторском дворе.

— Так что же ты сам не сходишь? — удивился Комбат, недоверчиво посматривая в сторону народного умельца.

— На механизаторском дворе были замечены чужинцы, — сокрушённо вздохнул Дроссель. — Может, вы поможете? Заодно и себе, что-нибудь приглядите. Да и я вам, что-нибудь сделать могу — арбалет, например.

— Из чего, — поперхнулся сигаретой Крон, — из автомобильной рессоры, что ли?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Пётр.

— Он будет весить, как пулемёт «Браунинг М 2»! — заржал Комбат. — А натягивать тетиву — как будем? Рычажным механизмом?

— Нет! — возразил Дроссель. — Рычажный механизм, с таким инвентарём, мне не под силу. Вот червячный винт — это возможно.

— На токарном станке выточишь? — недоверчиво покосился на него Крон.

— Нет — с токарного станка сниму, на том же механизаторском дворе.

Теперь уже, как застоявшийся конь, ржал Крон, зная червячные винты токарных станков, не по наслышке, да и сами станки, а вспоминая материальную базу бывших советских колхозов — мог себе представить, какие станки стоят в боксе.

— Два пулемёта, — кивнул он головой, соглашаясь с самим собой и смахивая скупые слёзы умиления.

Отвергнув услуги мастера по снабжению экспедиции холодным стрелковым оружием, товарищи заручились его обещанием обеспечить нужды сталкеров обыкновенными топорами, а взамен сводить его на механизаторский двор, как только проспятся их коллеги. Мало-помалу, товарищи подтягивались к жилищу Дросселя, ориентируясь и выбирая правильное направление перемещения, строго по звукам возбуждённого разговора, не свойственного местному населению, в столь раннее время суток. Сутулый с Кащеем появились вместе с бидоном и на вопрос, почему посуду не оставили на хранение Мастодонту, они ответили, что он слишком алчно посматривал в её сторону. Остальные только махнули руками, не желая вступать в полемику, из-за ерунды, да ещё в такую ранищу. Хочется им таскаться с бидоном — пусть таскаются.

На задворках дома Дросселя, посередине маленького поля, стоял заржавевший комбайн, который мастер пытался починить.

— То ли, машина для сборки артефактов, то ли, сталкероуборочный комбайн, — попытался пошутить Почтальон.

— На мясорубку похоже, — добавил Пифагор.

— Я и говорю!

Сталкеры уже приподнялись с насиженных мест и собирались отправиться в путь, когда Кащей приоткрыл один глаз и ткнул в бок Сутулого:

— Всё — завязываю пить, а то, уже зелёные монстры стали мерещиться, да сельхозтехника, убирающая с полей артефакты, как картошку.

— Это не монстр, а я порезался, когда брился. Одеколона нет, пришлось зелёнкой лечиться, так как, спиртного жалко, на такую ерунду тратить. Крон, падла, посоветовал ещё лоб смазать…

— Да нет — зелёная тень промелькнула возле комбайна! — возбуждённо возразил Кащей.

— Может — комбайнёр? — смеясь, прикололся над ними Бульдозер.

— Не слышал про такого монстра, — обиделся Кащей.

— Это монстр? — продолжал развивать идею толстяк.

— Ещё какой! — сплюнул Дроссель. — Занял на прошлой неделе бутылку и до сих пор не отдаёт… Только меня беспокоит другое — не тот ли это чужинец, которого видели на механизаторском дворе?

Все только пожали плечами и заверили умельца, что лично они — ничего не видели, а Кащею — спьяну померещилось. На том и порешили, выдвигаясь на поисковые позиции.

— Как ты думаешь, зачем, кто-то берёт с собой в зону болты, а кто гайки? — спросил Доцент Деда, когда они проходили мимо комбайна.

— Кидать, наверное?

— Ну, в общем-то, да, если имуществом разбрасываться не жалко, да вес, заодно, облегчить — не тащить же с собой столько железа! Но тут соль в другом: вся техника в зоне подверглась радиационному облучению и после дезактивации, как я слышал от одного специалиста, крепёж приходит, однозначно, в негодность. Он не годится, по прямому назначению — при любом раскладе. Вот тут-то и выходят на сцену две группы, которые неизбежно встречаются: у одних болты, а у других гайки — можно трактор отремонтировать.

— А сварочный аппарат слабо сделать? — вмешался Бармалей.

— Сварка? — оживился Крон. — Да запросто! К одному проводу приматываем гантель и в электрическую аномалию, другой конец на металлические ворота КПП.

— Чтобы ни одна шельма не прошла, через блокпост? — засмеялся Дед.

— И она — тоже, но это — побочный эффект, а нам БТР отремонтировать, неплохо бы.

— Хватит вам мечтать! — осадил их Комбат. — На горизонте корпуса уже видны.

Обойдя комбайн вкруговую, никто не остался равнодушным к тому, что Дроссель, вероятно, сильно опасался не столько зелёных человечков, сколько загребущих рук односельчан, несущих домой всё, что может пригодиться. Вокруг комбайна Петра — умельца чернела пахотой контрольно-разделительная полоса. Она имела довольно широкий периметр, охватывающий приличную территорию. Ровный девственный слой вспаханной почвы указывал на то, что никаких изумрудных супостатов — рядом не валялось, в связи с чем на Кащея уже смотрели не с подозрением, а с явным сочувствием.

— А зачем тебе, вообще, комбайн, а Пётр? — спросил умельца Комбат, визуально определив, что ремонта с ним — непочатый край.

— Фермером буду, — ответил Дроссель, с гордостью оглядывая своё имущество и сделал в его сторону жест рукой так, как будто указывал направление в светлое будущее. — Что ещё здесь делать?

В кабине комбайна что-то тихо лязгнуло и все насторожились. Вглядываясь в грязные стёкла сельхозуборочной техники, каждый пытался высмотреть угрозу, но Дроссель успокоил сталкеров тем, что здесь мышей полно. Ровная пахотная земля, не имеющая следов вторжения, постепенно убаюкала все страхи и сомнения, а Пётр добавил к сказанному:

— Да и хомяков хватает, как и везде.

— Огромные? — поинтересовался Доцент, нащупывая в кармане, на всякий случай, нож.

— Почему огромные? — удивился Дроссель. — Обычные… Не больше полуметра. Правда рассказывают, что на свалке радиоактивной техники, среди гор свезённой из заражённого города земли, снова появились хомяки — мутанты, почти мирно соседствующие с крысами.

— А как это выражено? — поинтересовался Бармалей.

— Кожа и кости — вылитые мумии, — ответил Пётр, посмотрев на Кащея и Сутулого, а Почтальон с Пифагором, упали от смеха.

Бульдозер не замедлил присоединиться к общему веселью, отчего стал похож на заведённый трактор, а виновники смеха, так ничего и не поняли. Их не стали посвящать в тонкости непроизвольно рождённого псевдокаламбура, а Дед задал банальный, почти неуместный вопрос:

— А чего они такие? Может, не доедают?

— Не допивают! — радостно поделился своим соображением Доцент.

— Кто поймёт эти мутагенные процессы? — вздохнул Дроссель. — Вот, к примеру, сообщили, что недавно появилась в районе той же свалки новая аномалия «Котлован». Кто-то называет её «Щель», кто-то «Щёлка», а кто и просто — «Яма», при этом добавляя, что — бездонная.

Крон с Комбатом переглянулись, брезгливо и беззвучно промямлив, что-то губами, а затем, как по команде, поморщились.

— А что там? — насторожился Дед.

— Две подводы пропало, вместе с грузом и возницами, — полушёпотом поведал Пётр. — С одной стороны свалки вошли, а с другой не вышли — как сквозь землю провалились. Есть свидетели, которые утверждают, что в этот момент видели странное голубоватое свечение, очень похожее на побочный эффект телепортации.

— Интересно, — хмыкнул Доцент, — как они определили, что это было именно пространственное перемещение, а не погодное явление, даже в том случае, что свечение не спишешь на электрический разряд молнии?

— Да хрен его знает! — отмахнулся Дроссель. — За что купил, за то и продаю…

Долго ли, коротко ли, но серая пыльная дорога, давно потерявшая скудное асфальтовое покрытие, привела товарищей на механизаторский двор. Тут же находился бывший коровник и как только сталкеры вошли на заросший бурьяном двор, им открылась живописная картина: навстречу Сутулому и Кащею, волокущим алюминиевый бидон, шли две каменные доярки, несущих каменную флягу, с таким же твёрдым молоком. Скульптурная композиция появилась внезапно, словно выросла из-под земли. Что она символизировала, понять было нетрудно. Сразу же вспомнились лозунги советских лет, типа: «Ударим надоями по цилиндру Чемберлена», чтобы он смотрелся, как хулиган в кепке из далёкого Урюрюпинска — Покровского. В этот раз, ручки фляги выронили оба несчастных. Какой-то злой гений зазеркалья вовсю глумился над больными людьми.

— Этого ваятеля, поди, уже давно и в живых-то нет, а память о нём жива до сих пор, — высказал своё мнение Бармалей.

— Какая, на хрен, память, в этом захолустье! — гневно поморщился Бульдозер. — Бывший председатель статую ставил, в соответствии со своими представлениями о прекрасном. Притом композиция — групповая…

— Братцы, — неожиданно предположил Сутулый, — а это не наши барышни? Типа того — маскируются…

— Ты что — рехнулся, что ли, — покрутил Крон пальцем у виска, — чего это на тебя нашло?

— Не знаю, — растерянно ответил Сутулый, смотря на Кащея, вжавшего голову в плечи. — Но что-то нашло…

Кто отмахнулся от носильщиков фляги рукой, кто-то погрозил кулаком, давая понять, что это уже не вписывается ни в какие рамки, даже зоны отчуждения, но неприятный осадок на душе остался у каждого.

Затарившись в мастерских всем, что по мнению Дросселя и самих участников вылазки имело ценность, сталкеры стали собираться в обратный путь, когда произошло непредвиденное, но вполне предсказуемое событие: перед Комбатом возникли два чудища. Один появился спереди, а другой сзади. Жертва нападения, как раз прикручивала изолентой к стволу пистолета-пулемёта штык-нож, не заботясь о том, что она расплавится, после первой же очереди. От неожиданности, Комбат заехал чудищу в лоб прикладом, а стволом назад, в морду сзади стоящего монстра и, развернув оружие, как жонглёр, штыком проломил череп, поверженному на землю, и трясущему головой, первому пристающему. Если бы ему, кто-нибудь сказал, что он применил в бою, довольно таки изощрённую тактику, требующей известной доли хладнокровия, чтобы допустить приближение монстра за спиной — Комбат бы крайне удивился. Всё произошло спонтанно…

Уже на деревенской лужайке, отдышавшись, сталкеры нервно поправляли здоровье после крещения первым настоящим боем. Что это были за монстры, трясущийся от пережитого волнения Дроссель, сказать не мог, но все их хорошо запомнили, так что выяснить, впоследствии, к какому отряду и семейству они принадлежат, было делом времени.

— А может, это были те доярки? — спросил Сутулый, тем самым, окончательно разрядив нервозную обстановку.

Все только вздохнули, поняв, что как раз бетонных доярок, Сутулый и боится больше всего на свете, потому что безмолвный камень обладает поразительным хладнокровием. Даже под дулом пистолета он способен извести на нет нервы любого сталкера, спутавшего его в темноте с врагом, а что тогда говорить о морально неустойчивых членах коллектива. Комбат подбросил на руках ППШ, восхищённо рассматривая его со всех сторон.

— Деревянный приклад у автомата — штука деловая, — сказал он удовлетворённо.

— Лишний вес, — возразил Бульдозер.

— Дурак! Он как дубина работает. Это ещё во Вторую Мировую войну определили, что пистолет-пулемёт западного образца способен только стрелять, а наш ППШ, ещё и умиротворять. Как вдарил, по тыкве! Ну, а у Калаша и подавно — вес больший будет: и патроны сэкономишь, и время, нужное для того, чтобы оружие штыком вперёд разворачивать, и языка живым можно взять.

— А на-хрена, нам язык? — не понял Дед.

— Да нам — то понятно, что ни к чему! — махнул рукой Комбат и ещё раз проверил надёжность крепления штык-ножа.

Бульдозер, на дурака, видимо обиделся и достал из рюкзака толстую шайбу, с отверстием посередине. Материал напоминал чугун. Подбросив его на ладони, и готовясь бросить железяку в костёр он сказал, с мрачной интонацией в голосе:

— Термит.

— Не кидай — толку не будет, — равнодушно предупредил Бульдозера Доцент.

— Почему? — спросил тот недоверчиво, прищурив оба глаза.

— Он не взорвётся без окислителя — так запалим, — ответил Доцент и полез в рюкзак за охотничьими спичками, сделанные на основе того же материала и, положив кусок термита на землю, поджёг его.

Термит разгорался медленно, пока не достиг состояния ослепительно бело-жёлтого цвета, сохраняя, при этом, первоначальную форму. Он успешно соперничал с костром, над которым сушились сапоги и носки Сутулого, а тот, в сандалиях на босу ногу, подошёл к термиту и врезал по нему голыми пальцами. Что зашипело: кожа сандалий или кожа ноги — непонятно, а шайба разлетелась на множество мелких осколков, которые тут же сгорели, от прилива кислорода. Местность огласилась оглушительным рёвом погорельца, который прыгал на одной ноге, двумя руками держа обожжённую и орал благим матом. На недалёкой стоянке дикие охотники повскакали с мест и растерянно озирались по сторонам, держа ружья на изготовку. Разбуженная стая диких ворон спешно улепётывала подальше, от места непонятных событий и спросонья натыкаясь на стволы деревьев. В их карканье промелькивала человеческая речь, услышанная ранее не раз и державшаяся про запас, но сейчас открывшаяся, во всей красе. Дед даже услышал подражание своему грубому голосу, что его крайне удивило и вызвало ряд вопросов:

— Что? Я тоже, так выражаюсь?

История одного падения: Дед Мороз или трубочист по-русски.

Вечером в доме Мастодонта собралось всё местное население деревни на приятное времяпровождение, которое, как-всегда, пытались совместить с полезным. Из отдельных обрывков доносящихся фраз Крон понял, что Мастодонт пытается выменять у Кащея бидон, который нужен ему, именно как большая ёмкость, лишённая радиоактивного накопления. Как отправную точку обмена, Сутулый решил выложить на лот свои прогоревшие, над костром, носки, но Мастодонт решительно настаивал на фляге и переговоры торговых представителей зашли в тупик, рискуя закончиться ничем, толком не начавшись. Комбат сказал, что он купил у Недоделанного по три литровых армейских фляжки — каждому. Это значительно увеличит мобильность передвижения группы, сведя на нет необходимость таскать за собой сорокалитровую молочную флягу и в итоге, торги состоялись. Гробовой тёмно-зелёный цвет фляжек давал товарищам преимущество в маскировке перед сияющим лунным серебром бидоном, а тонкие алюминиевые корпуса фляжек делали их ещё более бесценным приобретением. Ещё Комбат добавил, что бидон тяжёл и громоздок, а пластиковые бутылки, которые они использовали в настоящее время, вредны, для длительного хранения жидкостей. В условиях, близких к домашним, полной уверенности в надёжности пластиковой посуды нет, так что же тогда говорить про зону отчуждения, где даже легированный металл изнашивается с повышенной скоростью. Возражать Комбату не стали, а молча разлили остатки жидкости по фляжкам, разделив ношу товарищей. Бидон поменяли на пакет медикаментов и три горсти патрон, а дырявые носки, за ненадобностью, улетели в камин, вызвав бурные дебаты сталкерской братии.

— Стул! — издевался Крон. — Ты что — хочешь подарки на Рождество получить? Санта Клаус незаконно, как тать ночью, проникает в дом через печную или каминную трубу, чтобы набить носки конфетами.

— Да, — усмехнулся Бульдозер. — Представляю, как кто — нибудь закажет велосипед.

— Подарки в носках, — присоединился к диспуту Пифагор. — Я всегда был невысокого мнения о таком варварском способе доставки барахла из интернет-магазина. Гигиены никакой! Такой товар: ни к реализации, ни к употреблению — больше непригоден.

Почтальон, чувствуя косвенную причастность к ведомству доставки, высказал свою точку зрения:

— Я представляю себе этого субъекта, с матерным криком падающего в дымоход, весело туша горящие угли и предстающего перед ребёнком. С головы до ног перепачканный сажей, малец, с перепугу, читает новогодние стишки на том же языке, с каким падал разносчик. В итоге, дед чихает чёрной гарью и протягивает дитятке вонючий носок военного образца, набитый рухлядью, разбитой при падении.

— Заодно, и счёт старшему хозяину предъявит — за прочистку дымохода, — добавил Бармалей.

— Кстати, — вмешался Дед. — Если уж речь пошла про «заодно», то в этом случае будет уместно очистить домашний сейф от наличности, брюлликов и золотых цацек. Ну, пока сынишка хозяина в обмороке лежит, нанюхавшись тары, в которой ему конфеты преподнесли…

— Да уж, — поддакнул Доцент. — Под слоем такого грима, ни одна сволочь не опознает супостата — хоть на двадцать видеокамер снимай.

Пифагор усмехнулся и шутливо возразил:

— В этом случае, как вы сами понимаете, счёт за чистку печного оборудования придётся оформлять на подставную фирму — однодневку. Пусть он побегает по банкам, пока не замаскируется…

— Угу, — согласился Почтальон. — Потом и сам его не догонишь…

— Кадры нужно грамотно подбирать, — вяло зевая парировал Пифагор, готовый отойти ко сну.

Пока остальные занимались бессмысленным трёпом, Комбат наклонился к уху Крона и шёпотом поведал ход своей беседы с Гришей, чтобы не услышали аборигены селения:

— Где Недоделанный потрошил армейский склад, он так и не сказал — молчит, как партизан!

— Естественно, — хмыкнул Крон. — Зачем ему конкуренцию плодить, да ещё — добровольно…

Оторвавшись от подпольного разговора, он поднял, перед сном, последний тост, пожелав хозяину дома удачи, да и другим селянам не отставать в приобретениях. Барыга, воодушевлённый прочувственной речью, окончательно окосел и гордо спросил полусонного Крона:

— Видел у меня под окном чёрный «БМВ МЗ»? В трансмутационную аномалию попал белым запорожцем. Там и мутировал…

— Да — да, а я помню его ещё железной рудой, — прошептал Крон, окончательно засыпая.

Снился ему бесконечный бой, прокручиваемый сознанием по нескончаемому кругу, заставляя вновь и вновь переживать повторяющиеся события. Напоследок, две каменные гостьи: то ли доярки, то ли искомые девицы — появились в дверях Мастодонта. Несдобровать бы Сутулому, но каменный бидон наглухо застрял в дверях, не давая гостям развернуться, чтобы начать наводить порядок… Как вскрикивал во сне Сутулый, он уже не слышал…

 

Глава восьмая Предбанник

Утром, Крон с Комбатом рассматривали картографический шедевр кустарного производства, способный сбить с толку кого угодно. Профессиональное издание данной местности лежало рядом и также, не вносило ясности. Вероятно, над зоной отчуждения орбита спутников проваливалась не на сотни метров, а на десятки километров, потому что искажения на карте носили катастрофический характер, впрочем, как и сама местность. Доходило до того, что зарисовки ручной работы оказывались точнее, нежели аэрофотосъёмка. Покумекав над бумагой ещё некоторое время, приятели отложили её в сторону и разогнали дым над головами.

— Крон, перестань дымить трубкой, как паровоз, — сделал замечание Комбат.

— Ты предпочитаешь решать проблемы с помощью радикальных средств? — огрызнулся тот и они пошли будить остальных, чтобы пораньше тронуться в путь.

Впереди лежал «Предбанник опасных территорий», согласно каракулям неизвестного картографа. Эта локация имела немного ключевых точек, достойных посещения, но одну главную, не смог бы пропустить ни один здравомыслящий сталкер — бар «Ваше Сиятельство». Затарившись напоследок всем, что имело смысл приобрести у местных торговцев, группа покинула гостеприимную деревню, входя в новую полосу приключений. Как сказал Мастодонт, в прощальной напутственной речи, за пограничной речкой предбанника начинаются, по-настоящему, опасные места, требующие повышенного внимания. Не один беспечный сталкер сложил голову в тех краях, только лишь потому, что не имел соответствующих запасов. Ещё больше приключенцев сгинуло из-за отсутствия надлежащей экипировки, но больше всего пропащих пострадало из-за собственной глупости и безрассудства. Мастодонту быстренько налили, чтобы он наконец-то заткнулся и тронулись в путь, дружно покряхтывая под тяжестью рюкзаков.

Дорога постоянно петляла и иногда казалось, что она имеет странную направленность. Несколько раз Крону померещилось, что они уже проходили здесь, но никаких пересечений дорог сталкеры не встречали и просто невозможно было свернуть не в ту сторону, но эффект «дежавю» преследовал неотступно. Так же, не покидало ощущение, что за ними кто-то наблюдает, но отнюдь — не человек. Списав свои сомнения на счёт влияния чудес зоны, он не стал делиться своими подозрениями с остальными, а просто продолжал идти, куда тропа ведёт.

Миновав пару полуразвалившихся заброшенных домов, группа оставила на траверзе старую голую ветлу, спугнув с неё жирного аиста, который много лет подряд квартировался в гнезде, свитым на макушке дерева. По какой-то неведомой причине, он не собирался улетать на зимовку, а обгадив с перепугу Кащея, вернулся в гнездо, предварительно сделав круг почёта над гиблым хутором. Сталкеры были уже далеко, а он всё подозрительно смотрел им вслед, как будто каждый, кто проходил по этому тракту, считал своим долгом всадить порцию свинца в его пернатую задницу. Кащей плюясь, матерясь и нервно отряхивая помёт с видавшего виды плаща, постоянно оглядывался назад, гневно сверкая глазами. Комбат, оценив обстановку, предупредил следующие домыслы:

— Стул! Только не говори, что это одна из искомых.

Сутулый наморщил лоб и в его взгляде промелькнула тень сомнения, разбавленная долей непонимания:

— Почему?

— Потому что аист был один! — не выдержал Дед.

— А это разве не цапля? — усомнился Кащей, внимательно рассматривая на плаще след от птичьей диверсии, как-будто, ему стало бы легче, от этой замены.

— Всех цапель на дальних болотах гигантские лягушки пожрали, — сплюнул Крон. — Только по одной ноге осталось стоять, которые в иле завязли.

— Почему по одной? — не понял Кащей, начиная развлекать остальных попутчиков, которых хлебом не корми — дай поглумиться над товарищем.

— Цапли в болоте, по странной причуде, на одной ноге стоят, — нервно пояснил Доцент. — Ты что — мультиков никогда не смотрел.

— Он был занят борьбой с «зелёным змием», — заступился за друга Сутулый.

— А на его подругу, очковую кобру — сил не хватило? — засмеялся Бульдозер, тучно отдуваясь.

— Он их принципиально не замечает, — пояснил Бармалей.

Подтрунивание над товарищем могло длиться ещё долго, но шедшие впереди, Пифагор с Почтальоном, подали остальным знак руками — остановиться или, хотя бы замолчать. Сталкеры осторожно подошли к авангарду и посмотрели в сторону, указанную обоими. Арьергард, в лице Кащея и Сутулого, даже без сорокалитровой фляги еле тащился, но всё же нашёл в себе силы присоединиться к товарищам, пусть и с некоторым опозданием. Обоз раскрыл рты, разглядывая, вместе с остальными невероятное зрелище, открывшееся на краю небольшого озерка: на берегу стоял какой-то оборванец, целясь в сторону камыша, росшего на противоположном берегу, из такой берданки, что даже у видавшего вида Комбата — дух захватило. Ствол охотничьего ружья, по первоначальному впечатлению наблюдателей, был изготовлен из водопроводной трубы угрожающих размеров.

— Браконьер, даже по зоновским меркам, — уважительно промычал Дед, почёсывая бороду, пытающуюся встать дыбом.

— У него ствол разорвёт, после первого же выстрела! — авторитетно заявил Доцент. — А, Бармалей? Как считаешь?

— Ну, он этого не знает… Зато, сколько монстров, захватит с собой…

— Такое оружие не сделаешь тайной Третьего рейха! — вынес заключение комиссии Крон. — У нас один делал подобные самострелы, но они не шли ни в какое сравнение с этим экземпляром. Детский лепет, но это…

Комбат посмотрел на охотника в бинокль и радостно воскликнул:

— Ясно — у него ствол бронзовой трубой укреплён, да ещё медной проволокой сверху обмотан, так что возможно, он из него уже шмалял.

Странный охотник стоял, как вкопанный, продолжая целиться, неизвестно во что и сталкерам это начинало, мягко говоря, надоедать. Они уже отчаялись увидеть продолжение шоу, но тут стрелок встрепенулся, перестав наводить мушку на невидимый, с тропы, объект и вытянул шею. Пристально вглядываясь вдаль, он неожиданно заорал, как блаженный и сорвавшись с места, прямо по воде устремился к своей таинственной цели. Матерные высказывания перемежались бульками или молчанием, отчего, некоторые из зрителей, сделали вывод — озеро имеет переменную глубину залегания дна и иногда отмелями выходит на поверхность воды. Поспешив проскочить опасный отрезок пути, пока не вернулся охотник на исходную позицию, пришлось изрядно попотеть, весело шевеля ногами, но зато, через пару сотен метров они оказались в безопасности. Крон сверился с картой и огласил присутствующим при забеге, что они незаметно пересекли невидимую границу Предбанника. Дальнейшей разумной целью был только бар.

Остаток пути до конечной точки назначения сталкеры преодолели без происшествий. Позади осталась висеть в воздухе жёлтая пыль хоженых троп, а впереди ждали опасности неведомых дорог, которые и предстояло разведать, несмотря на то, что не очень то и хотелось. Каждый клял в душе ветреных девиц, благодаря которым они оказались вовлечены в эту авантюру. На диване комфортнее…

Территорией, на которой располагался бар «Ваше Сиятельство», оказалось небольшое поселение, включающее в себя людей, чей образ жизни и занятия были напрямую связаны с деятельностью сталкеров. Сюда можно отнести и трапперов, а также рыбаков и охотников — всех мастей. Кроме аномальных образований, сюда тащили всё подряд. Происхождение большинства артефактов можно смело поставить под сомнение, но что делать с живым дикобразом, недавно найденном в одном из перелесков? Кто-то прозрачно намекнул, что его спёрли в одном из зоопарков Энска, но достоверно проверить эту информацию, было просто некому. Принеся очередной экспонат, сталкер обменивал его, по номиналу, на то, что ему более всего необходимо в настоящее время и, прежде чем раствориться на территории зоны отчуждения, надирался в баре до зелёных чёртиков. В процессе дальнейших похождениях, при встрече чудо-юда, он будет долго мучиться — что это было: настоящий экземпляр или последствия возлежания под стойкой бара. В общем, как поняли наши герои, это была перевалочная база и обменный пункт, в одном лице, а если сказать проще, то — торговое поселение.

Постучавшись в первый попавшийся дом, товарищи и выяснили всю эту информацию. Хозяин представился просто — Витя Кишка. В процессе дальнейшего знакомства, смешанного с получением информации, выяснилось, что это его настоящая фамилия. Это обстоятельство, даже, несколько удивило гостей, привыкших к тому, что зона отчуждения наделила всех вторыми именами, словно маскируя их, от самих себя и намекая на новую жизнь, в которой не остаётся места старой. Под девизом: умерев для всего вчерашнего, чтобы жить в настоящем — воспитывались многие поколения сталкеров. Но это — демагогия, а в данный момент, Крон желал вернуться к прежнему образу жизни, и поэтому он активно сверял карту со словесными показаниями Кишки, не полагаясь на удачу. Он с детства привык всё взвешивать основательно и готовить пути к отступлению, чтобы не орать потом в исступлении: «Маэстро — музыку врубай! Напоследок…»

Решив не пороть горячку, а вначале основательно осмотреться, друзья справились у Витька насчёт бара, и что в нём можно поиметь, кроме стука по лицу. Кишка оказался разговорчивым парнем и поделился своими знаниями, а так же соображениями, насчёт владельца бара, которого звали просто — Скунс. Это о многом говорило, но так же намекало и на то, что у таких вот деляг, как раз, за наличность, можно приобрести, практически — всё. Витёк высказался определённее:

— У бармена, гада, есть генератор, где за плату можно подзарядить фонари и прочее барахло, работающее от аккумуляторов. Мобилы здесь не берут. Все развлечения: гитара, баян и плеер. Бармен собирается открыть казино, вот только не знает, где взять рулетку, а в карты и кости сталкеры и без него, и без его услуг — лихо рубятся.

Кое-как отвязавшись от назойливого собеседника, товарищи поспешили в сторону бара, но вслед за ними увязался и Кишка, а так как он, в принципе, ничем не мог помешать, препятствовать ему не стали. Бар встретил сталкеров почти домашним уютом. Мягкое ровное освещение только подчёркивало это впечатление, а искусственный огонь электрического камина убеждал в этом окончательно. Где-то за стеной, еле слышно тарахтел бензиновый генератор электрического тока. Он вполне успешно имитировал звук мотоцикла пьяного рокера, возвращающегося домой, но никак не могущего тронуться с места. Полную иллюзию создавали самопроизвольные перегазовки агрегата, давно нуждающегося в хорошей смазке.

Бармен Скунс был навеселе и беспрестанно отпускал шутки засидевшейся публике, заменяя собой приёмник и живое шоу — в одном лице. Поприветствовав вошедших, он спросил их напрямую:

— Чего желаем?

— Чаю, — неожиданно, для себя, выдал на-гора Сутулый.

— Пожалуйста, — пожал плечами бармен и направился к самовару.

Крон вдруг вспомнил, что давно не пил обыкновенный чай, но его смущало сомнительное качество здешнего продукта. По его представлению, он давно должен был покрыться плесенью в сырых бетонных казематах армейских складов. Вопреки подозрениям, принесённый барменом горячий напиток янтарно-коричневого цвета оказался весьма недурным на вкус, поэтому Крон сразу же поинтересовался происхождением бакалеи. Принюхиваясь к удовлетворительному запаху, он спросил хозяина заведения:

— Откуда такая роскошь? Колониальные товары? Со складов или с Большой Земли?

— Из леса…

— Из какого? — опешил Дед, поперхнувшись своей порцией.

— Около Озера, чайное дерево составляет подлесок, — вяло обронил бармен. — Там и собираю листочки. Ну, не плантацию же разводить?

— Как во Вьетнаме, — согласно покивал головой Крон, не зная, чему ещё удивиться.

— Почему? — недоверчиво спросил Почтальон.

— Там собирают чай в дикорастущем состоянии, а плантации не держат. Кстати, он ничем не отличается от культивируемого — только размерами. Побольше он будет в лесу, да и деревья без подрезки за три метра вымахивают. Вот в Китае, из такого подлеска, новые черенки доставляют на замену старым, да и сами плантации, порой находятся бок о бок с лесом.

— А разве чай — не куст? — удивлённо спросил Сутулый, при молчаливой поддержке Кащея.

— Типичное заблуждение, как и то, что банан — пальма, — ответил Крон. — Он трава.

— Кто? — совсем запутался Пифагор, откашливаясь, после слишком большого глотка горячего чая.

— Банан! — раздражённо рявкнул Крон.

Пифагор смотрел непонимающим взглядом, а Бармалей пояснил:

— Он хочет сказать: банан тебе, а не чай — пора переходить к более крепким напиткам.

Все так и сделали, тем более, что надо было расспросить Скунса о некоторых деталях. Для этого, естественно, его необходимо было заинтересовать, а чем ещё заинтересуешь продавца, если не покупками. Ещё лучше — дорогими, а чай, как ни крути, в эту категорию не входил. Не Китай, где «Чёрный дракон» заваливал за сотню баксов. С этими мыслями, Крон и приступил к обработке работника общественного питания.

— Послушай-ка, — обратился он к бармену, расплачиваясь за покупку, — а кто это охотится здесь неподалёку, вот с такой трубой?

Крон, для понятливости, развёл руки в стороны до такой степени, что и Царь-пушка оказалась мала в диаметре, не говоря про главный калибр современного линкора.

— А-а-а, этот, — медленно процедил сквозь зубы Скунс. — Это Гринька Неумный. Он в свой ствол заряжает цельные болты и гайки, а также другие скобяные изделия, вплоть до железнодорожных костылей. Удивляюсь, как только ему руки до сих пор не оторвало. Хотя у людей, не вполне нормальных, сил на десятерых хватит. Да, кстати, и учтите, что так его называют лишь за глаза. При личном общении Гринька позиционируется, не иначе, как Григорий Алексеевич.

— Из-за ствола? — усмехнулся Крон.

— Ну, и из-за него, конечно — тоже, — подтвердил догадку Скунс. — Поговаривают, что на Большой Земле он отмечался в психоневрологическом диспансере на постоянной основе и регулярно посещал оное заведение. Зачастую — не совсем добровольно.

— Ясненько, — присоединился к беседе Комбат. — Не напрасно, значит, мы ноги сделали.

— А что вы ему сказали? — насторожился Скунс.

— Вот именно, что ничего, — успокоил его Крон. — Мы постарались сделать так, чтобы он нас не заметил.

— Вот это правильно, — перешёл на шёпот бармен. — Он в последнее время подозрительный, какой-то.

— Может быть, рецидив душевной болезни, — предположил Комбат, — так сказать, осеннее обострение?

— Ну, что же, — пожал плечами Скунс. — Не исключено, но недавно тут произошёл целый ряд непонятных событий, после которых посёлок неделю гудел, как потревоженный улей. Все шумят, галдят, выспрашивают, друг у друга подробности такого переполоха, но никто ничего не говорит — все замкнулись в себе, создав замкнутый круг.

— Понятно, — мрачно кивнул головой Крон и обращаясь к Комбату, добавил. — Пока они после себя оставляют только душевный погром. Надеюсь, что так оно и останется. Прямо, суккубы, какие-то.

— Ну, ты это загнул, — перебил его Доцент. — подобные демоницы присутствуют, только в фольклорных легендах и мифах.

— Не знаю, — ответил Крон. — Я и раньше — то, в этом не был уверен, а теперь и вовсе сомневаться стал, что не существует точек соприкосновения между физическим и духовными мирами. Меня смущает то, что так активно.

— Может быть, это что — то вроде одержимости? — сделал свой вывод Дед. — Существуют же обстоятельства, способные повлиять на материю, когда духовные формы могут проявить себя в нашем измерении.

— Не так активно, Дедуля, не так активно! — возразил Крон. — В противном случае, они бы тут всё разнесли — только дай волю. Злые духи действуют через низменные желания людей, коих немало, я имею ввиду — желаний…

— Воздействуя ментально? — осведомился Почтальон.

— Точно так — с, — подтвердил Крон и приступил ко второй части опроса бармена, чтобы не накапливать в себе кучу неразрешённых загадок.

Скунс выслушал описание монстра, которое со слов Крона, как живое предстало перед ним и, мыча, покивал головой:

— Мм-да, это был он — «Почтальон». С большими зубами и таким же, большим животом. Сбоку, на пузе, имеется грыжа — огромная, как сумка у почтальона, за что он и получил своё прозвище. Ну, ещё за неугомонность — носится по всей зоне, не зная покоя, а кроме неприятностей, ничего с собой не приносит. Разве что бандероль смерти. Нигде не было зафиксировано постоянного лежбища. Когда почтальон бежит, то шуршит растительностью, как письмами, особенно в камышах. Шустрый, как его настоящий коллега, на сдельной оплате.

— А они похоронки на родину, не относят? — решил пошутить Пифагор.

— Тут никто ничего не относит и не делает за так, — по секрету сообщил бармен. — Сгинешь в аномалии, так и останешься там валяться.

Настроение, после подобных прогнозов на будущее и уверенность в никудышном настоящем, окончательно упало. Чтобы поднять его, пришлось прибегать к старому испытанному способу, которое порядком надоело однообразием, а вот у внезапно возникшего посетителя, похоже, получился цирковой номер. Он ворвался в бар, как ураган, заорав с порога:

— Здорово, Скунс!

— Здорово, Вадик! — бодро ответил на приветствие бармен. — Как всегда?

— Угу! — подтвердил посетитель, делая такое лицо, будто он намеревался взять приступом Измаил, причём — в одиночку.

Скунс выставил на стойку коктейль, которого ждал клиент. Напиток в стакане искрился без подключения к нему электрического питания и сиял всеми цветами радуги. Яркая искра, с резким щелчком, прорезала воздух между носом и мизинцем Вадика, добавив в стеклянную посуду сноп искр из глаз, в результате чего пойло загорелось голубым огнём.

— Опасная штукенция этот коктейль «Синяя Мэри», — вкрадчиво сказал Скунс, наклонившись к уху Крона. — Ребята из центра зоны подогнали канистру.

— Почему синяя, а не кровавая или, хотя бы — красная? — вмешался Бульдозер.

— Потому что местные не любят вспоминать голубые оттенки цветового спектра, — пояснил бармен.

— А-а-а, — понятливо протянули присутствующие слаженным хором.

— Это пойло напоминает технический спирт, упавший в подпаёльные радиоактивные воды и, там же, разбавленный, — усмехнулся Бармалей, наблюдая за тем, как Вадик готовится принять коктейль на грудь.

— А кто он такой? — поинтересовался Крон у Скунса.

— Вадик Глиста, бывший прапорщик.

Оказалось, что это тоже — настоящая фамилия.

Вадик наконец-то решился и залпом опрокинул порцию псевдоспиртного. Жидкость в стакане кончилась быстрее, чем его глаза раздулись до угрожающих размеров и это спасло его от неминуемой потери зрения. Даже для такого корифея запретной зоны, коим являлся Глиста, дегустация подобных напитков оказалось нелёгким делом.

— Мне кажется, что он собственную жизнь гробит год за пять, — заметил Пифагор, сочувственно хмыкнув.

— Значит, она не больно-то ем и нужна, — заключил Дед.

Вадик быстро стал приходить в негодность и Крон, улучив момент до того, когда он будет в не зоны досягаемости разума, ненавязчиво завёл разговор на предмет недавнего шухера, который так всполошил всё местное население. Крон не стал кривляться, заходя издалека, а задал вопрос прямо в лоб:

— А что, Вадик, я слышал, у вас тут заварушка произошла?

— Да, было дело под «Полтавой»! — ответил Глиста, разочарованно махнув рукой так, что если бы не попал ей по стойке, то непременно бы грохнулся на пол.

— А что в ней было странного? — продолжал допытываться псевдоследователь.

— Две бабы — вот что!

Глиста сделал паузу, а Крон её выдержал, не допытываясь о подробностях. Такая тактика работала неизменно и, если человек готов выложить душу, то он непременно это сделает. Давление в этой ситуации не просто бессмысленно, но даже вредно, чем собеседник и не примянул грамотно воспользоваться.

— Вот заразы — всех переворошили! — продолжил Вадик. — Ищут, ищут…

— Они что — любви искали? — осторожно намекнул Крон.

— Да какое там!

Глиста всхлипнул, шмыгнул носом и глубоко вздохнув, пожаловался:

— Мою любовь они чуть в пыли не растоптали… Они искали шесть артефактов: «Глаз паука», «Галактика», «Планета», «Генератор», «Призрак» и «Вытяжка».

Всю словесную тираду Вадик выдал на одном духу и, что весьма странно, ни разу не сбился.

— С этого момента, желательно бы поподробнее, — подключился к допросу Комбат.

— Я бы рад поделиться подробностями, но про такие артефакты, я ничего не слышал, — тяжело вздохнул Глиста, грустно разглядывая перед собой пустое пространство. — Я специализируюсь по гидратообразованиям и мои исследования тесно связаны с химическими процессами, протекающих под воздействием электролиза, в районах повышенной аномальной активности.

— Ну, это мы уже усвоили: и про специализацию, и про то, что опустела без них Земля, — с притворным сочувствием сообщил ему Крон. — А местные, ничего прояснить не смогут?

Вадик изобразил на лице бурный мыслительный процесс, но всё же нашёл в себе силы ответить:

— Местные, кстати, также ничего не знают, про эти артефакты. Это наверняка. На базаре бы давно, хоть что-то, но всплыло. Здесь Предбанник, собирающий, в основном, мусор, а всё ценное тащат к учёным в НИИ. Они действительно платят, а не жульничают, как некоторые!

Вадик гневно посмотрел в сторону суетившегося вдалеке Скунса и нахмурив лоб, высказал всё, что о нём думает:

— У-у-у!

— Ну, а дальше-то что было? — нетерпеливо перебил его пламенную речь Комбат.

— А, учёные? Вот они то наверняка знают свойства всех перечисленных артов.

— Да не учёные! — вмешался в разговор Бульдозер, подпирая внушительным животом стойку. — С бабами, что дальше было?

— О-о-о! — вернулся на грешную Землю Глиста, окончательно перейдя на общение языком первобытнообщинного строя и застрял в пространственном пузыре, не в силах вспомнить начала рассказа.

Поднапрягшись ещё немного, он всё таки поймал ускользнувшую нить повествования:

— У них с собой был один артефакт. Я видел краем глаза — он весь светился мягким лунным светом. Ещё, краем уха я слышал, о чём бабы шептались: в своём разговоре они называли арт пузырём. Потом меня, почти пытать стали и названия артефактов, повторили, раз сто.

— Ты на любовь не отвлекайся, — перебил Вадика Дед. — Рассказывай по-существу.

— Да, в общем-то, я уже всё рассказал…

После второго стакана, Глиста начал искать беглых девиц, приставая к посетителям и пристально заглядывая им в лица, словно лез целоваться.

— Прапорщик был замечен во вредности, но не в пр-а-ативности, а теперь, вон что вытворяет! — смеялся Почтальон, принюхиваясь к стакану, из которого тот, только что угощался.

Компания сдвинула два столика вместе и держала военный совет, не забывая, при этом, подкреплять силы и дух. Крон долго молчал, но потом, тяжело вздохнув, всё-таки сказал:

— Хреново дело! У девиц есть ручной телепорт «Пространственная изобата».

— Да с чего ты взял, — недоверчиво спросил Комбат, — и откуда ты знаешь? Может быть, это была простая настольная лампа? На батарейках…

— Ты не поверишь — приснилось, — развеял его сомнения Крон и в то же время заставив усомниться.

— Ну, и что это за устройство такое?

— Точно такое-же, через которое мы попали сюда, только ручного исполнения, — мрачно ответил Крон. — Я так полагаю, что они и в пещерах портал поставили. Действие «Пузыря» ограничено радиусом, в тысячу километров, и перебрасывает объект строго на границу этого радиуса. Устойчиво в течении трёх суток, что в общем-то неудобно, потому что этим путём; за это время; вслед за тобой может проникнуть — кто угодно. Затем портал рассасывается, а «Пузырь» перезаряжается энергией около трёх суток, за которые от него ничего не добиться. Я так думаю, что девицы ищут усовершенствование для телепорта.

— А какого хрена они тогда делали в районе Мохнатых пещер? — усомнился Пифагор.

— Как раз, по-моему, получается, — пожал плечами Крон. — Из этого места, минуя непроходимые кордоны, попадаешь, куда надо. Да и насчёт пещер, я не слишком уверен в том, что они не сыграли роль определённого резонатора, необходимого несовершенному прибору.

— Да, дела, — почесал затылок Бармалей.

Все синхронно, как обезьянье стадо, повторили за ним эту манипуляцию. Затем, так же синхронно вздохнули.

— Ладно — будем надеяться на лучшее, — решительно сказал Комбат, хлопнув ладонью по столу так, что Скунс, от испуга, выронил из рук пивную кружку.

Двери бара отворились, и Бульдозер увидел своего двойника, возникшего из ниоткуда. Еле протиснувшись в косяк, тот прямиком направился к стойке и о чём-то долго разговаривал с барменом. Видимо, не придя к соглашению, толстяк махнул рукой и тут обратил внимание на сидящую компанию, ему незнакомую. Подсев к ним, он предложил на продажу тульский пистолет Токарева. Представившись как Пузырь Жора, он тут-же выложил на стол оружие, чтобы вызвать необходимую заинтересованность. От слова пузырь, сталкеры непроизвольно вздрогнули, но сразу-же сплюнули. Достаточно было взглянуть на Жору, чтобы понять его непричастность к недавним событиям. Его комплекция полностью соответствовала прилипшему погонялу, но смущало только то, что появился он, вот так сразу — Глиста ещё держался на ногах, маяча неподалёку.

— Выпить охота, а Скунс никогда не даст настоящую цену, на то он и скунс вонючий! — пояснил свои действия Пузырь, без обиняков перейдя к делу. — У меня ещё один есть — зачем мне два?

У Деда загорелись глаза: чёрный ствол отливал синевой, как крыло ворона. Дальнобойный, относительно легкий и весьма действенный пистолет полевых командиров ему сразу-же запал в душу и он в него влюбился, ещё до торгов. У ТТ с ППШ одни и те же патроны, что ещё более увеличивало слаженность работы группы товарищей. Через пять минут, Дед уже крутил пистолет в руках, любуясь воронённым корпусом, а Пузырь так и остался сидеть с новыми знакомыми, углубляя это знакомство.

— Так постепенно и вооружим всех, — сказал Дед, довольный приобретением.

— Ещё двоих, можно прямо сейчас, — не согласился Доцент. — Чего ждать-то?

— Кого и чем? — не понял Бармалей.

— Сутулого с Кащеем. Вон, тополь во дворе — каждому по рогатке. Резинку из трусов. Всё-равно исподнее, рано или поздно, над костром спалят, пытаясь высушить…

— С таким оружием здесь не живут, — хором возразили оба, уже уставшие от бесконечных приколов.

— А без него — совсем хреново! — весело отозвался Доцент.

— Вы зря, так, насчёт рогатки отзываетесь, — вмешался Крон. — Она, как и праща, может быть очень грозным оружием. Нужно только метко стрелять, при этом зная чем и куда.

Все молча пожали плечами, в ответ, на такой контраргумент. Комбат, не отвлекаясь на беспочвенную болтовню, за разговором постарался выяснить у Пузыря, что интересного есть поблизости и как к этому подобраться. Всеобщее удивление вызвало то, что Жора сообщил в следующий момент:

— Говорят, возле бара есть нелегальная арена, на которой проводятся турниры: между собой, с монстрами и толпа на толпу. Но! К боям допускаются только сталкеры в третьем поколении.

— Это как? — не понял Кащей.

— Ну, у кого и отец, и дед сталкерами были, — пояснил Пузырь.

— Ты чего плетёшь-то? — возмутился Сутулый, начавший проявлять чудеса сообразительности. — Зоне и тридцати лет нет!

— По-моему — как раз! — не согласился с доводом Жора.

— Да брешут, хлопцы, скорее всего! — сделал вывод Пифагор, недоверчиво помотав головой, из стороны в сторону. — Чего только не придумают — лишь бы поисками артефактов не заниматься.

— Герольд, объявляет начало и конец поединка? — смеясь, уточнил Почтальон, оглядываясь по сторонам, в поисках добавки.

— Да и вообще — что это такое, — продолжал выражать сомнения Кащей, — здесь; в зоне отчуждения и что-то нелегальное? Так тут и так всё — нелегальное…

…

Незаметно подкрался вечер, сгустив краски и смазав отдельные детали пейзажа в один общий контур. Природа постепенно погружалась во мрак и настала пора готовиться к ночлегу, пока ещё что-то можно было разглядеть впереди себя. Памятуя о том, что Скунс нещадно дерёт за подзарядку фонарей, товарищи не стали ждать, когда окончательно опустится чёрная ночь, а выяснили у Пузыря, где можно переночевать.

Друзья расположились табором в местной гостинице, которую постоянные жители поселения называли клоповником, а нынешний владелец Лёша Паразит, даже повесил над дверями соответствующую вывеску: «Зоопарк». Основным источником дохода Паразита гостиница не являлась, а носила функцию дополнительного приработка. Досталась она ему: то ли в наследство от деда, первым оккупировавшим эти места после катастрофы, то ли в результате передела собственности, уже в современной действительности. Размещённые в помещении кровати с металлическими сетками из прошлой действительности помнили лучшие времена, но были ещё вполне боеспособны и не слишком сильно скрипели ржавыми пружинами. Полосатые матрасы стояли вряд, упираясь грязными боками в синюю стену, располагаясь вдоль неё и вызвали некоторое недоумение постояльцев.

— Их просто необходимо положить на кровати, — высказал Кащей гениальную, в своей простоте, идею, но с которой очень трудно поспорить, а особенно высмеять.

— Можно и без них, — возразил ему Сутулый.

Остальные в волнении замерли, с нетерпением ожидая продолжения дискуссии на тему: «Настоящему сталкеру матрас не к лицу!»

Кащей повернулся всем корпусом к товарищу и с назиданием рассказал ему поучительную историю, про вредоносные пружинные покрытия кроватей старого образца:

— Имярек, тщедушный тощий дед уселся на голую сетку, без матраса, в одних рваных трусах. Сетка, естественно, прогнулась и квадратики расширились. В один из них и провалилось жидкое хозяйство деда, вывалившись наружу через дыру трусов. При попытке встать, давление на сетчатое покрытие сводилось к нулю и, под действием пружин, проволока смыкалась, как тупая гильотина. От ветхости лет, он не сообразил придержать сетку рукой, но догадался клюшкой подтолкнуть к себе телефон.

Все, кто это слышал, уже давно, от смеха катались по полу и не собирались проверять, что может провалиться в кровать, а что не может. К тому же, в уме делалась сноска на разработанное покрытие, когда задница ночует на полу, получая свою порцию сквозняка в тех отелях, где администрация даже не удосужилась обзавестись матрасами. Хотя, как вспомнил Крон, было и наоборот — матрасы на полу есть, а остальное — шиш… Как-будто общежитие находится в пустыне, лишённой какой-либо растительности и невозможно сколотить элементарные нары из необструганных досок.

…

В эту ночь сон Крона носил особо неспокойный характер. Бедный сталкер всё время ворочался и в своих сновидениях, переживал эпизоды прошедших дней: то аист выпадает из гнезда, то дятел кого-нибудь клюнет. Из глубин подсознания всплыл Неумный, гоняющийся за девицами с гигантским ружьём наперевес. Как-же: у всех спросили, а у него — нет. Он так хотел поделиться с ними своими соображениями, насчёт устройства мира и о ценностях семейной жизни, в одной, отдельно взятой шведской ячейке, которой они могли бы быть… Григорий Алексеевич всё-же выстрелил из своего ружья тактическим ядерным зарядом в сторону чайного леса, где по его мнению, скрывались беглянки. Большой гриб вырастал медленно, а вот его псевдособратья, в окрестностях, испарились мгновенно. Взрывной волной гибкие ели нагнуло до земли, а могучие дубы вырвало с корнем, расшвыряв по территории Предбанника. Про чайные деревья и говорить нечего. Крону их было жаль, в отличие от дубов, чьи жёлуди со свистом пролетали над перелесками зоны отчуждения. А зачем ему жёлуди — жрать, что ли? Чай не свинья…

Как сквозь туман проступили образы Сутулого и Кащея, вопиющие о помощи. Они завязли в металлических капканах кровати всем, чем только можно…

…

Проснулся Крон, на удивление, позже обычного. Видимо, сказались переживания последних дней, в которых не было места расслаблению, даже ночью. Все коллеги встали спозаранку и разбрелись, кто куда, знакомиться с местными достопримечательностями, но большинство народа оказалось, всё-таки, в баре. Попивая утренний чаёк, товарищи не торопясь обсуждали планы на ближайшее время. Мозги работали плохо и весь разговор сводился к невнятному бормотанию. Через широкое окно помещения бара лился солнечный свет и в его лучах, только сейчас, Крон заметил аляповатость окраса стен: зелёные, красные, синие и даже чёрные заплатки масляной краской украшали интерьер. Кое-какие места оставались облупленными. На них, вероятно, уже не осталось ремонтного резерва и Скунс махнул рукой на поддержание здания в должном порядке. Санитарный инспектор не придёт, а посетителям до фонаря, какие у него стены. Особенно вечером…

За окном, в тени тополя, четверо мужиков резались в домино. Стук кости по дереву, в столь ранний час, многим действовал на нервы. Из окон постоянно доносились ругательства и козлами, разумеется не в слух, обозвали, не только проигравших, но и их соперников. Вооружённое общество боится само себя и лишний раз не выскажешь человеку всё, что ты о нём думаешь. Тем более пьяному. А вдруг он обидится и достанет ствол? Слабому, так-же, предъявить нечего: ты, по простоте душевной, пошутил, а он, с перепугу, вывернул волыну и перестрелял окружающих. Всех…

С криком «рыба», ведущий ударил по краю стола костяшкой домино, в результате чего доска с резким скрипом оторвалась, вырвав гвоздь и с треском ударила соседа по игре в челюсть — снизу вверх. Мат-перемат стоял на всю округу и назревала потасовка. Скунс подошёл к окну и задёрнул его грязной занавеской, которая, лет двадцать назад, была жёлтой, хоть никто в этом не был уверен на все сто, даже сам бармен. Звук ударов по костям это действие не заглушило, но избавило от лицезрения надоевшей картины, повторяющейся с завидной регулярностью каждое утро. Постепенно, стоны побоища сменились на удары костяшек по дереву и, всё вернулось на круги своя. Никто из сидящих в баре и поправляющих здоровье, даже ухом не повёл, насколько обыденной была картина бытия данного анклава. Неожиданно, двери с треском распахнулись и в проёме появился Сутулый. Он имел крайне растерянный вид и с порога огорошил присутствующих неожиданным заявлением, банальным в своей простоте, но никогда не имевшем места в нынешней жизни посетителей:

— Почтальон!

Скунс подпрыгнул на месте и лишился ещё одной пивной кружки:

— Что почтальон? Как он сюда забрёл? Раньше этого никогда не случалось!

— Напугал, что ли? — посочувствовал Кащей.

— Да нет — наш Почтальон! — возбуждённо прокричал Сутулый. — Он, кажется, мутировать начал…

— С чего это ты взял? — осторожно поинтересовался Крон, чувствуя что-то неладное.

В голове закрутились предположения, одно нелепее другого, но, чем бредовее они представлялись, тем правдоподобнее выглядели, как ни парадоксально это звучит. Он сделал единственный вывод, в котором уже не сомневался: Сутулый отхлебнул того-же, что и вчера Глиста — «Синюю Мэри». Смущало одно: Кащей вёл себя на удивление смирно, по сравнению со своим другом и неизменным компаньоном. Трудно было бы представить разделение их путей, особенно в этом направлении. Тем временем Сутулый отдышался и перестал вращать глазами. Оглядев присутствующих уже осмысленным взглядом, гонец продолжил:

— У него сбоку грыжа выросла. Торчит из-под плаща — вот такая!

Пришедший следом Почтальон, улыбающийся и, по всему видно, абсолютно всем довольный, достал из-за пазухи большой бурдюк вина. Откуда он его взял, было делом десятым — интереснее было то, как вино появилось здесь и не скисло ли оно до состояния уксуса, под воздействием радиационных полей. Те, в свою очередь, соприкасались с аномальными полями, наложенными параллельно на умственные отклонения и можно было себе представить, что за жидкость плескалась в бурдюке. Возможно, она запросто могла соперничать с пойлом Скунса.

— Ты, мил человек, откуда вино достал, — поинтересовался у Почтальона Дед, — в сопредельные страны бегал, что ли?

— А с чего вы решили, что здесь вино?

— А что же там? — опешил Пифагор, недоверчиво рассматривая товарища.

— Порох, Крону берданку заряжать, — ответил Почтальон и кинул бурдюк на стол.

Все непроизвольно подпрыгнули, мысленно представив, какой будет взрыв, если эта куча сдетонирует или в неё попадёт случайная искра. Крон ничего не сказал, не желая сидеть на пороховой бочке, таская её на спине, а усиленно соображал, как бы бурдюк разделить между всеми участниками концессии. «Нужно срочно искать пластиковые контейнеры», — подумал он, озаботившись этой идеей на самое ближайшее время.

— Слушай-ка, Стул, с каких винных паров у тебя родилась мысль о том, что Почтальон мутирует? — улыбаясь, спросил Бульдозер.

— Да, и что это за параллели с грыжей, как у настоящего монстра? — присоединился к допросу Бармалей.

— Да хрен его знает, — растерянно ответил Сутулый, присаживаясь к столу и с опаской поглядывая на бурдюк.

Отодвинув от себя подальше порох, Доцент, не переставая на него коситься, высказал всё, что он об этом думает:

— В таком случае, судя по проведённым тобой параллелям, вы с Кащеем должны мутировать в хомяков, а Бульдозер трансформироваться в тракторную недвижимость, базирующуюся на стоянке радиоактивной техники.

— А по тыкве! — недовольно огрызнулся толстяк.

— Хватит вам! — перебил их Комбат. — Чувствую — вернёмся мы домой обновлёнными монстрами. Кстати, Почта, посмотри — у Кащея когти ещё не растут? Да ты не трогай его за нос — достаточно визуального наблюдения.

— Когтей не видно, только глаза горят зловещим красным светом.

— Ну, это от другой напасти…

— Ух ты, мой клыкастый-мордастый! — подключился к насмешкам Бармалей, пытаясь ущипнуть Сутулого за нос.

— Что за фамильярность, — одёрнул его Крон. — Может, он такой тощий потому, что болел долго…

…

Закончив свои дела в Предбаннике, товарищи напоследок расположились в баре «Ваше Сиятельство», надеясь распрощаться: и с ним, и с его обитателями — навсегда. Скунс, как всегда, суетился за стойкой, боясь упустить каждый грош, стремящийся просвистеть мимо его кассы и имел озабоченный вид. Крон, оторвавшись от развлечения с пивной кружкой, которые таяли на глазах с их появлением, ненавязчиво поинтересовался у бармена:

— Я слышал, что существует какой-то «Хранитель».

— О-о-о! Это легендарная личность! То в баре откроет ячейки камеры хранения, то в другом, каком-нибудь, месте, и всегда — проникновенно — доверчивая рожа. Излишне упоминать, что он пропадает, вместе с барахлом, а когда объявляется снова, то и лицо у него другое.

— Может быть, там у них банда своя? — спросил Дед.

— Угу! Джаз-банд…

На плечи вскинуты рюкзаки, на бар брошен прощальный взгляд, а впереди маячил серый пыльный путь…

 

Глава девятая Чёрный рыболов

Дорога, вначале бесконечно поднимавшаяся в гору, начала плавный спуск в низину, переходящую в обширную зелёную долину. Погода установилась тёплая, что заметно улучшило настроение путешественников. Снова стали появляться отдельные болотца и небольшие озерца, манящие синей водой беспечных путников, сующих свои ноги туда, куда лягушка лапы не суёт. После шумного базара Предбанника, область Озера казалось пустынной. Самого водоёма, пока не было видно, но в воздухе уже витал запах свежей рыбы. Чайки, так-же отсутствовали, давно освоив пространство городских помоек и обленившись до такой степени, что отказывались ловить рыбу, питаясь картофельными очистками. Впрочем, в этих местах, представители ихтиофауны сами были не прочь полакомиться свежими птицами…

Судя по данным карты, ближайшего жилья поблизости не предвиделось, кроме пары рыбацких сараев, в сторону которых и направили стопы наши герои. Камыш вырос стеной, как по мановению волшебной палочки, а под ногами чувствовалась сырость, даже через сапоги. Сутулому с Кащеем доверили нести небольшое бревно, чтобы не заморачиваться с дровами на берегу, на котором их могло и не быть. Здоровенная сухая палка, хоть как-то компенсировала отсутствие бидона, внеся упорядоченность и гармонию в жизни компаньонов, утерянную, вместе с его продажей.

Одновременно с покосившимися сараями, перед глазами сталкеров появилось Озеро, раскрывшееся во всей красе ширью и глубиной синевы. Лёгкий ветерок подгонял по небу невесомые облака и лениво покачивал макушками редких деревьев, иногда тревожа зелёный тростник с камышом. Местами торчащий рогоз коричнево-чёрными соцветиями-початками напоминал продукцию кубинской табачной фабрики. Идиллия. Она была бы полной, если бы не валявшийся на берегу скелет какого-то водного монстра, не вписывающийся в европейскую действительность. Некогда белые кости потемнели от времени, но сохранились на своих штатных местах, а гигантский череп с огромными зубами, смотрел пустыми глазницами, вызывая уважение. Вызывал он так-же и страх тем, что он, возможно, не один такой, в этом озере.

Чуть вдалеке, судя по раздающейся нецензурной брани и нездоровой суете, происходили неординарные события. Двое сталкеров бегали вокруг одного, пытающегося что-то вытащить из вод Озера, и это что-то, несомненно было жителем глубин. Рыболов упирался обеими ногами в берег, но до воды ему оставалось совсем недалеко, а натянутая верёвка, которую он держал на вытянутых руках, готова была вот-вот лопнуть. Или утащить его в воду… Товарищи добрым словом пытались помочь добытчику, сыпля советами напропалую и не опасаясь возмездия, так как его конечности оставались занятыми, а словесных угроз они не боялись. Подобный лексикон составлял неотъемлемую часть сталкерского бытия и настолько прижился в их среде, что никто не задумывался над сказанным. Реплику: «Вставай, урод!», можно было с успехом приравнять к пожеланию — «С добрым утром». Неудачливый рыбак, всё-же, не справился с добычей и верёвка, выскользнув из его рук, исчезла в тёмных водах. Он упал на спину и испустил крик отчаяния, не требующий перевода. Два товарища подхватили его под руки и повели к костру отпаивать валерьянкой, как они именовали все жидкости, способные успокоить нервы. Уже через пару минут рыбаку было по-фиг: какого размера была рыбина, какого качества утеряна снасть, сухие ноги в сапогах или мокрые, есть на них носки или нет…

Костёр у рыбаков весело потрескивал и вопреки опасениям, весь берег оказался завален дровами. У некоторых, из пришедших сюда впервые, создалось впечатление, что он попал в зону падения Тунгусского метеорита, в место самого массового вывала леса, а Сутулый и Кащей, с мрачными лицами, стояли молча, продолжая держать злополучное бревно. Оно выпало из их рук медленно, с глухим стуком, без словесной поддержки. Даже попав Кащею по ноге, огромное полено не смогло выдавить из него ни звука. Сидящие у костра с удивлением разглядывали подошедших, особенно принесённое ими бревно и ещё до официального представления усвоили, что это сталкерская лавочка, которую они всегда таскают за собой. Довольный произведённым впечатлением, Крон перешёл к плотному знакомству, после которого выяснилось, что троих завсегдатаев рыбного места зовут Копчёный, Штуцер и Короед, а занимаются они здесь отловом представителей ихтиофауны Озера. Самим питаться местной рыбой в голову не приходило. Заказчиком являлись учёные из НИИ, расположенного относительно неподалёку. Весь комплекс именовался Научный центр и официального названия не имел. Во всяком случае, никто и никогда не слышал, чтобы институт позиционировался по другому. «Удобно», — подумал Крон. — «Какая бы власть не пришла на смену новой — никто не обвинит тебя в предательстве, измене Родине и прочим мнимым прегрешениям, если не поставит эту цель перед собой».

Троица с удивлением рассматривала накрытую поляну, но их пристальное внимание привлекло вовсе не то, от чего, у них, следовало ожидать слюноотделения. Они смотрели на хлеб. Грустными-грустными глазами, как на что-то, не просто позабытое, а окончательно недоступное. Которое осталось в прошлой жизни, а в нынешней, это всплывало, время от времени, в виде бесполезных воспоминаний. Наконец-то, к Копчёному вернулся дар речи и он, с какой-то обречённостью в голосе, прошептал:

— Хлебушек…

Пришедшие с удивлением смотрели на происходящее, но Крон знал про коварное свойство хлебобулочных изделий, заключающееся в их нехватке.

— Никогда бы не подумал, что отсутствие хлеба, хоть и при обильном наличии других продуктов, может вызвать такое ощущение голода, — прогнусавил Штуцер, набив полный рот.

— Псевдоголода, — поправил его Короед. — Конечно, мы тут не пухнем и не ползаем обессиленные — это другое ощущение голодания.

Копчёный энергично тряс головой, во всём соглашаясь с товарищами. После недавнего падения у него ныла спина и лишнее слово, с полным ртом, давалось с трудом, не говоря уже про то, чтобы жестикулировать руками. В конце концов, тряска головой ему тоже надоела и он тихо промычал:

— Угу.

— А вы не могли спросить у знатоков, как это делать? — поинтересовался Крон.

— А зачем мне это знать, — удивился Копчёный, — на хрена мозги… как это… ну, помягче выражение?

— Перегружать, — подсказал Комбат.

— Вот! Правильно. Надо запомнить, а то я знаю, лишь жёсткий синоним этого слова.

— Затем, чтобы без хлеба не сидеть! — удивился Дед непониманию. — Вот зачем.

— Это сколько же его с собой таскать надо, не говоря про то, что его ещё на базаре нужно найти, — пожаловался Короед. — Учёные пекут, только для себя и, практически, не делятся.

— Надуманно, — возразил Дед. — Муки на базаре завались. И дрожжи видел… Хотя, в этих местах они идут на другое дело и пустить их не по назначению, у сталкера рука не поднимется…

— А в чём печь то? — развёл руками Штуцер.

— Резиновая — жароустойчивая, — показал Дед красную форму, в виде большого сердца и гнущуюся по его усмотрению. — А печь… За пятнадцать минут, я из глины любую сварганю, а если есть под рукой кирпич, то и того меньше. Обложил углями и хоть обпекись. Без дрожжей готовить лепёшки, ещё проще — прямо в углях, как картошку. Бедуины так делают — я видел. Об коленку постучал испёкшийся хлеб, да рукой смахнул золу с углями и всё — ешь, не хочу… Ну, а как делать «дувал», я потом расскажу. Кстати, можно на любом листе железа испечь лепёшки и необязательно большие.

После ужина участников посиделок разморило и, опускающееся к горизонту солнце, настраивало на философский лад и когда очередной рассказчик закончил своё повествование, Короед поведал своё. В огне костра потрескивали угли и под это монотонное звучание он начал травить байки зоны отчуждения, коих за последнее время набралось немало. Рассказывая, в данный момент сам, он спросил, загадочным голосом:

— Вы что-нибудь слышали о «Чёрном сказителе?» Нет? Ну, так вот слушайте: как правило, это обычный, с виду, человек.

— Погоди! — перебил Короеда Доцент. — Почему — «как правило»? Ты же говоришь про одного индивида.

— В том-то и дело, что неизвестно, сколько их таких, — возразил рассказчик. — Данные разнятся и можно с уверенностью сказать, что действует целая банда хулиганов. Но, не перебивайте — это ненадолго. Так вот: втёсывается «Чёрный сказитель» в группу сталкеров, сидящих у костра и травит байки. Мужики расслабляются, а у болтуна, так лихо сочинять получается, ну прямо — «Кот Баюн». И говорит, говорит — рассказывает. Половина народа уже спит, вторая половина клюёт носами и непонятно: где явь, а где сон. Когда очухиваются, то обнаруживают, вместо новых сапог, рваные сандалии, на босу ногу. В суровых условиях зоны вещь незаменимая — не босиком же, осенью ходить…

— Какой он сказочник — ворюга обыкновенный! — засмеялся Бульдозер, поглаживая сытое брюхо.

Короед, не успев толком закончить предыдущую историю, сразу же приступил ко второй, чем вызвал лёгкие подозрения, со стороны группы новых товарищей, но, словно не замечая косых взглядов, лихо продолжал травить аномальные истории:

— А про «Чёрного рыболова», вы что — нибудь слышали? \ Его одинокую фигуру видят, как правило, на каком-нибудь дальнем озере. Крюки он позаимствовал на скотобойне. Ловит чёрный рыбак электрических угрей, от которых ему не бывает никакого вреда, да «Речных монстров». Концы плавников у этих рыб светятся в темноте, фосфоресцируя, как у глубоководных обитателей океана. От долгого питания фосфором, мужик и сам ночью светится, но не весь, а только голова и кишки. Такое имеет место у некоторых видов морских рыбёшек. Сведущие люди утверждают, что это он от радиации так полыхает…

— Однажды, я на кухне, в полной темноте, видел такую картину и, аж подпрыгнул на месте, — подтвердил рассказ Крон. — Название килек не помню, но фосфоресцировали у них, именно голова и брюхо — сильным зелёным свечением. Другие места кожного покрова даже не мерцали, не говоря о свечении. Кстати, кошка слопала, в первую очередь, только эти части рыбьего тела, а к другим даже не притронулась.

Договорившись на утро сходить на рыбалку, все, кто как мог, стали к ней готовиться. Каждому было любопытно увидеть воочию представителей местной ихтиофауны, не вписывающейся в действительность, которую пришедшие товарищи оставили дома. Крон твёрдо решил не трогаться с места до той поры, пока лично не увидит «Морского чёрта», со слов Копчёного, обитающего в Озере. Это было выше его понимания, несмотря на утверждения о том, что глубины здесь — ого-го! Сотни метров… Морской представитель живёт на глубинах — «за километры». «Интересно, — подумал он, — если бы тут была пятикилометровая впадина и глубоководную рыбину быстро поднять на поверхность, то учёным, что-нибудь, досталось бы или нет? Или, из-за разницы давлений чёрта разнесёт так, что его части просвистят над головами «головастиков»? А может и нет…»

Тем временем, Бармалей решил поподробнее рассмотреть валявшийся на берегу скелет водяного чудища. Он увлёк за собой Доцента с Пифагором, а Почтальон увязался за компанию. Кащей, глядя им вслед, сказал Сутулому, указывая рукой на удаляющийся квартет:

— Смотри-ка — интеллигенция вшивая, о чём-то сговаривается.

— Пойдём, посмотрим, куда они намылились, — предложил Сутулый и парочка отправилась следом.

Скелет лежал на берегу, точно в таком же положении, в каком его и застали сталкеры ранее. Почти ничего не изменилось, но в облике останков просматривалось, что-то неуловимо необычное, чего не было днём. Присмотревшись внимательно, Бармалей показал на кости рукой и воскликнул:

— Смотрите, «Огни Святого Эльма»!

На концах рёбер вспыхивали голубые искры. Сначала неуверенно, как бы нехотя, но по мере того, как на берег опускалась тьма, сияние становилось всё сильнее и сильнее. Причём, огни вспыхивали не на всех рёбрах сразу, а соблюдая очерёдность, напоминая действием цветомузыкальный генератор упорядоченных сигналов.

— Прямо — бегущая строка, — тихим голосом прокомментировал событие Доцент. — Триггер, хренов…

— Строка — не строка, а руками лучше не трогать, — предупредил подошедший, из-за спины, Копчёный.

Вопреки ожиданиям, пустые глазницы монстра не мерцали багровым светом, имитируя огонь преисподней, а оставались чёрными пятнами на потемневшем черепе, но жутковатости, от этого, не убавилось.

— Старожилы, которых, в этих местах, почти не осталось, говорили, что это знаменитый «Болотный Гад», — пояснил Копчёный. — Скелет лежит на берегу с незапамятных времён, а учёные обещали большие деньги за живой экземпляр. Фантазёры! Кто на него сможет охотиться? То-то и оно! Так что тогда говорить про поимку?

— Эта цветомузыкальная феерия напоминает мне резиновое изделие восточных кустарей, — высказал своё мнение Бульдозер, не оставшийся в стороне, а пришедший со всеми — за компанию.

— Почему резиновое, — опешил Кащей, — скелет, вроде бы — костяной?

— Вот именно, а светится, как металлический, — пояснил тракторист. — Что тут, что там — бессмысленная порнография, только в случае с резиной: непонятного меньше, а бесполезности — больше.

— Сейчас каких только нет! — весело согласился Бармалей. — Ребристые, холмистые, с подсветкой и музыкальным приветствием…

Почтальон засмеялся и вынес свою точку зрения на обсуждение:

— «Славянский марш» в…

— Так! — прервал его Крон. — Давайте без политики.

— А при чём тут политика? — возмущённо парировал Бармалей. — Я за дружбу народов и вообще: «Пролетарии всех стран — соединяйтесь!» Я, что ли, это придумал?

Крону, сразу-же вспомнился манекен, сгорающий на поляне и светящийся изнутри переменным блеском…

В тишине ночи раздались резкие хлопки, приглушённые дальностью расстояния до места конфликта и тёмное небо прочертила очередь из трассеров. Светящиеся рубиновым светом пули веером расходились из точки стрельбы, скрытой чёрной стеной камыша. Нечленораздельные крики и, вполне осмысленная ругань, заполнили эфир нецензурной бранью.

— «Чёрные охотники», поди, балуют, — задумчиво процедил Штуцер.

Все вернулись к костру и остаток ночи провели в подвешенном состоянии: между сном и явью — чуть-чуть покемарив. Невозможен полноценный сон, когда рядом творится неизвестно что. То мат-перемат, то выстрелы и радостные вскрики…

Всполохи зарниц в ночном небе предвещали приближающийся рассвет. Копчёный поёжился от навалившейся утренней прохлады, сопровождающую выпавшую росу и сказал, глядя на водную гладь:

— Скоро солнце встанет — пора готовить снасти.

Чёрные охотники, гружёные трофеями, уже давно испарились и на озере, за исключением сидевших у костра людей, не было ни души. Есть ли она у пары монстров, издали наблюдавших за компанией из кустов — неизвестно. Сравнив количественное превосходство сталкеров с собственными силами, монстры предпочитали держаться особняком, не демонстрируя, в наглую, свои гастрономические пристрастия и классовое различие взглядов. Деклассированные элементы, по своей природе, они не желали выпадать из общественной жизни, только лишь потому, что егерь с лесником смотрели на них, как на зверушек.

Копчёный достал внушительную острогу и крупный напильник. Тяжело вздохнув, он начал точить орудие лова. В тишине утра, эти звуки разносились на всю округу, заставив насторожиться даже того, к кому рыбацкое копьё не имело никакого отношения. Монстры ещё глубже залезли в кусты, а жаворонок, на далёком косогоре, так и остался сидеть с разинутым клювом, не решаясь начать свою песню. «В общем-то — правильно сделал, — размышлял Штуцер. — Если верить местному фольклору, язык у гигантской жабы достанет даже до НИИ, а то что они здесь не водятся — ни о чём не говорит. Почему бы им не мигрировать сюда с Дальних болот?»

— Вы не поверите, — продолжил он уже вслух, обращаясь к новым товарищам. — У нас здесь, даже егерь с лесником были.

— А что с ними случилось? — удивлённо спросил Пифагор, потягивая из алюминиевой кружки утренний чаёк.

— Служащие леса устраивали на монстров платную охоту, развешивая объявления и, когда в аномалии «Крематорий» сгинул егерь, то всё население зоны насторожилось, — ответил Штуцер продолжением рассказа. — Эти места он знал, как свои пять пальцев! Картина быстро прояснилась, когда лесник улетел туда же.

— Может залетел? — поправил его Доцент, намекая на то, что болезный просто не смотрел туда, куда идёт.

— Нет! Именно улетел: за руки, за ноги, с раскачкой — на счёт три. Два монстра проводили лесника продолжительными взглядами, отряхивая ладони, одна об другую…

— Весело, — лениво прокомментировал сказанное Бульдозер.

Копчёный закончил правку лезвия и, обречённо вздохнув, встал, призывая остальных к действию:

— Пора!

— Зачем было ждать утра если мы используем браконьерские снасти? — спросил его Крон, недоуменно пожимая плечами. — Можно и ночью рыбачить. Даже лучше — с помощью фонаря.

— На ночь зверушки возвращаются домой, а утром поднимаются к поверхности на кормёжку, — пояснил Копчёный. — Ни острога, ни сеть — не достанет мест ихнего обитания, а луч фонаря не пробьёт толщу воды. Да и ночью, даже при помощи прожектора — жутковато. Экземпляры здесь — ого-го!

С помощью языка жестов он показал намечающиеся перспективы. Этим языком пользуются со времён Великого столпотворения, когда в Вавилоне Бог смешал языки строителей и им пришлось прибегать к различным знакам и ужимкам, заимствованным у макак, чтобы хоть как-то понимать друг друга. Рыбаки не остались в стороне, переняв тайные знаки, у кого только можно, и теперь невозможно определить, что они имеют ввиду, растопыривая руки в стороны: щуку, бегемота или бульдозер, утопленный пьяным трактористом. Дополнительные ужимки не требуются, разве что скривят страдальческое лицо, показывая, тем самым, с какими трудностями пришлось столкнуться и что никакие винзаводы мира, вместе взятые, неспособны сгладить горечь утраты. Восполнить возникшую пустоту, попросту нечем… Ушла! Сошла с крючка, вильнув хвостом…

Из камыша троица новых знакомых извлекла довольно большую лодку и пока Копчёный возился с уключинами, в которых не желали крепиться вёсла, Штуцер с Короедом крепили с боков по два внушительных бревна.

— Чтобы не перевернуло, — пояснил Копчёный, указывая на необструганные сосновые поплавки.

Эта уловка была хорошо знакома нашим героям и они не стали задавать лишних вопросов. Главный рыболов напоследок ещё раз оглядел всю сборку издали и остался удовлетворённый результатом инспекции, а Штуцер пнул сосновый буль ногой, проверяя на прочность крепление. Его нога соскользнула и ударила по краю бревна, отчего оторвавшаяся кора пребольно ударила Короеда в глаз.

— Иннокентий Степанович, голубчик, неужели Вы, скотина, не видите, что своему товарищу инородный предмет в глазик швыряете?

— Павел Семёнович, любезнейший, извините засранца. Нижайше прошу Вашего прощения и ходатайствую о снисхождении к моей ничтожнейшей персоне.

— Пока господа, друг перед другом рассыпаются в реверансах, учёные из НИИ могут остаться без ухи, — заметил Комбат.

— Или, как минимум, без рыбьего жира, — добавил Дед.

Он нащупал на поясе гранату РПГ — 41 и ему нестерпимо захотелось помочь рыбакам в их трудном деле, и стоило большого самообладания, чтобы удержаться от этого шага. Пифагор, в это время, поглаживал рифлёные бока «Лимонки». Судя по всему, им с Дедом единовременно пришла в голову такая мысль, и только полная неизвестность, которая поджидала на дальнейшем пути, не позволила второму доброхоту отправить на дно ветхое плавсредство, от которого, скорее всего, на поверхности водоёма остались бы плавать только брёвна. Про самих рыболовов: ни Дед, ни Пифагор — как-то не подумали.

Рыбацкий дредноут, укреплённый массивными булями, тяжело и неторопливо отчалил от берега, увозя на себе тройку отважных промысловиков. В связи с огромными глубинами, о шесте, как способе для передвижения по водной глади, говорить не приходилось, а оставалось довольствоваться простыми вёслами. Они как раз шкрябали по краям брёвен и Короеду грести было неудобно. Благо, что выходить далеко в Озеро — не было никакой необходимости. Десяток наблюдателей расположилось на берегу, с нетерпением ожидая первого улова.

Копчёный на носу лодки приготовился, держа острогу наизготовку и только ждал удобного момента. Он вглядывался в тёмную воду, пытаясь по отличительным признакам обнаружить присутствие водного монстра, но их пока не было.

— Ни булька, ни всплеска, ни пузырька! — с чувством досады и с расстановкой, промычал невезучий рыболов.

— Хоть бы воду испортил — для ориентировки! — воскликнул Штуцер.

— Завёлся у нас тут, один шутник, — поведал с борта лодки Короед, сидящим на берегу. — Кинул шланг в воду и прикалывается, пуская пузыри.

— Из газового баллона? — уточнил Крон.

— У него изо-рта, неплохо получалось. Правда, один раз он не рассчитал напряжение, возникающее после заиливания отверстия шланга и усугублённое несвежим обедом, но поговаривают, что отверстие заткнул затычкой другой шутник…

Копчёный продолжал стоять на носу лодки, замерев с острогой в руках, и не переставая пристально вглядываться в глубины, ловя малейшее движение на поверхности водоёма. Томительное ожидание скрасили маленькие пузырьки газов, неожиданно поднявшиеся со дна. Рыбак замахнулся трезубцем и, на короткий миг, замер в раздумье.

— А вдруг это аквалангист пузыри пускает? — засомневался Комбат.

Копчёный опять задумался, но отбросив сомнения, проткнул острогой чёрные воды, по самую рукоятку, едва сам не свалившись за борт. Только благодаря усилиям Штуцера, схватившего его за хлястик плаща, незадачливый водный охотник остался сухим. Ругаясь и чертыхаясь, Копчёный ещё несколько раз повторил попытку, но в это утро рыбацкая фортуна отвернулась от него, рискуя нарваться на музыкальный привет… Ругаясь, почём зря, он приказал немедленно причалить к берегу и, выпрыгнув из лодки, подбежал к рюкзаку. Из его глубин был немедленно извлечён пластит, угрожающих размеров. Статичная выразительная поза на пару секунд украсила берег: на вытянутой руке Копчёный держал взрывчатку, способную пустить на дно баржу, весьма внушительного тоннажа. Пламенный революционный взгляд подтверждал решимость их хозяина и сталкеры бегом покинули берег, удаляясь на безопасное расстояние. Короед сглотнул слюну, а Штуцер сплюнул, но тем не менее, оба выбрали единственно правильное решение — присоединиться к новым товарищам. Когда дистанция, разделяющая их, сократилась до минимума — прогремел сильнейший взрыв, от которого заложило уши. Туча мелких брызг имела вездесущий характер и подхваченная ветром, она оросила ближайшие окрестности. Всё, что находилось в озере на глубине, до десяти метров, было поднято в воздух и разбросано в радиусе сотен шагов. Выброшенная взрывом на берег икра имела очень крупные размеры, а из каждой икринки грозила родиться новая жизнь, повинующаяся законам распада радионуклидов. Тёмно-зелёная тина, чёрный ил и вырванный с корнем тростник украсили берег, а посередине этого великолепия стоял Копчёный, с чувством выполненного долга и превосходством человека над злыми силами природы. На это указывало выражение его лица, имеющего удовлетворительно-злорадные оттенки. Копчёный стоял, как мавр Её Императорского Величества, держа в руке поднятый с земли светящийся рыбий ус, как подсвечник со свечой. Его оторвало, вероятно, там — в глубине и выбросило на берег поднятой волной.

— Насколько я понимаю — встреча с живыми экземплярами не предвидится, — сделал заключение Крон, рассматривая картину погрома. — Как его только не контузило…

— Этот урод, все запасы пластита за раз использовал! — с досадой произнёс Штуцер, гневно косясь на виновника торжества. — Теперь, князь Тараканов может в бункер не пустить.

— Почему? — не понял Дед.

— Угрожать нечем…

Комбат оглядел побережье поверхностным взглядом и спросил штатных рыбаков:

— Они, в смысле — икринки, как амёбы, делиться не будут?

— Почему делиться, — не понял Короед, — может быть вылупляться?

— Чего спорить — солить давай и отправлять на Большую Землю! — рявкнул Копчёный, очнувшись и выйдя из ступора.

— Лучше учёным, — возразил Штуцер. — До Большой Земли, ой как далеко: и в прямом, и в переносном смысле.

— Я это и имел ввиду, в смысле — НИИ, а они уже пусть сами думают, что с ней делать: отправлять куда или самим жрать — до рыбьего фонаря.

Копчёный посмотрел на светящийся ус глубоководной рыбины, который он держал в руке и выбросив, за ненадобностью, приступил к сбору икры.

— Пару кило, надо бы в бункер отнести, — напомнил Штуцер. — Налим рад будет, свежему материалу.

— А что он с ней делает? — полюбопытствовал Бармалей.

— Пытается вывести мальков и вырастить взрослые экземпляры.

— Ну и как? — осведомился Почтальон.

— Пока никак, — отмахнулся Штуцер, оглядываясь по сторонам и оценивая фронт предстоящих работ.

— Надо бы осмотреть окрестности — может, в кусты что улетело, — посоветовал Короед новым знакомым, чтобы те не стояли над душой.

Работа закипела: кто солил икру, кто шуршал камышами — всем нашлось дело. Оказалось, что помимо икры, на берег выбросило трёх «Морских чертей». Сейчас их приволокли в лагерь и свалили в кучу, с любопытством разглядывая представителей глубин далёкого океана, неведомо как обосновавшихся в достаточно скромном водоёме Европы. У одного из «Чертей» оказались выбиты зубы, что указывало на его непосредственную близость к эпицентру взрыва. Рыба фосфоресцировала мягким зелёным свечением, но всё-таки, достаточно ярким, для того, чтобы прочитать газету. Газет не было и сталкерам ничего не оставалось делать, как только озадачиться сохранностью рыбацкого улова. Об утилизации отходов речь не шла, так как учёные поглощали всё, что могла предложить зона отчуждения.

Из-за плотной стены тростника раздался взволнованный голос Пифагора:

— Мужики — идите сюда!

Прибежавшим на призыв, открылась впечатляющая картина: среди тростника, на болотных кочках — лежала анаконда. Именно это было первым, что пришло в голову каждому, увидевшему монстра. Собравшийся консилиум живо обсуждал находку, не заботясь о подборе слов и выражений. Чудище напоминало гигантскую мурену, размером с водяного удава из дебрей Амазонки. Различие состояло в наличие внушительных зубов, способных перекусить то, что не поддавалось воображению и светящихся, по краям, двух пар плавников.

— Палеозой, мать его за ногу! — шумно вздохнул Бульдозер.

Что он, этим, хотел сказать, выяснять не стали.

— Речной монстр, — заявил подбежавший Копчёный, который, по такому поводу, бросил все свои дела.

— В озере? — удивился Доцент.

— Ну и что? — то ли сказал, то ли спросил — Штуцер, тоже бросивший своё занятие по упаковке заморской икры. — Водятся же окуни: и там, и там! К тому же неизвестно наличие подземных рек, соединяющих водные артерии. Скорее всего, они не просто подпитывают Озеро, но и обмениваются ихтиофауной.

— Надо зверушек в холодильник нести, — предупредительно сказал Короед, разглядывая солидный экземпляр, попутно косясь на его зубы, словно сомневаясь в том, что он умер. — Кстати, пальцы в рот не суйте. Сами, наверное, знаете про акулий рефлекс, когда челюсть смыкается даже в том случае, когда хищница умерщвлена.

Все понятливо закивали головой, а Сутулый жалобно заскулил:

— Как его тащить-то? В нём, поди, пол-тонны будет, если не больше!

Сомнения остались позади, а коллективный труд справляется с любыми препятствиями. Вот и монстр нашёл своё последние лежбище, среди «Морских чертей», не желая закрывать зубастую пасть, усеянную множеством крупных зубов. Они имели клинообразную форму и настолько остры, что были способны украсить грудь, в качестве ожерелья, любому вождю: хоть Полинезии, хоть Мавританского побережья.

— Сувенира! — радостно потёр руки Копчёный, перестав жалеть о своей сиюминутной слабости, приведшей к потери пластита.

День был уже в полном разгаре. Пока на поляне шёл раздел добычи, одинокостоящую ветлу оккупировали вороны, ожидая своей доли от дележа. Они маячили среди ветвей серо-чёрными точками и терпеливо ждали окончание работ, а самые непоседливые постоянно мельтешили, перелетая с ветки на ветку. В глазах плутовок иногда проскальзывало подозрительное искрение, но дневной свет скрадывал интенсивность этого блеска. Незаметно было, так-же, и свечение вороньих перьев, утонувшего в солнечных лучах.

Троица рыболовов была загружена работой по уши, и нашим героям ничего не оставалось, как бездельничать, слоняясь по берегу. Копчёный, заметив это упущение, быстро сообразил, насчёт пользы коллективного труда и его разделении, тут же сказал, обращаясь к Крону:

— Вы пока тащите улов в бункер — там знают, куда его пристроить, а завтра пойдём к учёным в Научный центр.

— Как его тащить-то, — пригорюнился Кащей.

— Найдём способ, — успокоил его Крон, понимая, что им всё — равно нужно попасть в НИИ, а тут ещё и подработкой попахивает.

— У нас телега есть, — вмешался Копчёный, указывая рукой в сторону небольших кустов. — Вот только лошади нет. Не спрашивайте: осла — тоже нет. Да мы втроём с ней справляемся, а вас вон сколько. Я не думаю, что у вас проблемы возникнут.

Скрипящая телега остановилась напротив кучи морепродуктов, закончив торможение противным писком, оборвавшимся внезапно, словно на горло её песни наступили кирзовым сапогом. Штуцер вздрогнул от противного звука, действующего на нервы и, подобрав с земли небольшую палку, зачерпнул ей с тела «Речного монстра» порцию слизи. Смазав ступицы телеги дармовым заменителем дёгтя, он удовлетворённо потёр руки и вернулся к своему занятию, а сталкеры обречённо вздохнули и упёршись руками в телегу, толкали её в сторону бункера, согласно визуальной отметке, полученной у Копчёного. Пифагора, как нашедшего монстра, в отместку впрягли во главе телеги, которую он вынужден был буксировать с помощью пеньковой верёвки, а Сутулого с Кащеем привязали к оглоблям.

Солнце поднялось к зениту, когда товарищи приволокли поклажу к бункеру. Старое строение монолитной заливки покосилось от воздействия неведомых подземных сил и стояло набекрень. Заваленное на бок, оно напоминало техногенный бред, в воспалённом воображении художника-сюрреалиста, для которых зона, как натура, была полным раздольем. Цемент, некогда серо-белого цвета потемнел и покрылся колониями мха в тех местах, где земля, поднимаемая ветром, могла задержаться и скопиться. Входной люк оказался задраен наглухо. В ответ, на вежливый стук по железу, изнутри донёсся приглушённый голос:

— Пароль!

— Ф — 1, - неожиданно для всех, ответил Пифагор.

— Чего Ф — 1? — донеслось из укрытия и в голосе вопрошающего почувствовалось удивление, смешанное с растерянностью.

— Ну, граната Ф — 1… Оборонительная… Осколочная… Пластит истратили…

— Вы что — с ума сошли?! — донёсся утробный голос, войдя в резонанс с бетонными пустотами. — Вы кто такие?

— Сами мы не местные! — жалостливо пропищал Почтальон.

— Ага! — поддержал его Дед. — Отстали от подводной лодки. Деньги, документы, пароли, шифры — всё осталось на борту атомохода…

— Нас Копчёный сюда прислал, но про пароль ничего не говорил, — сказал Крон, которому надоел этот спектакль.

— Правильно — потому что его нет, — донеслось изнутри.

— Открывайте, что ли! — вмешался Комбат. — Продукция тухнет.

Люк скрипнул, и поддавшись, медленно отодвинулся в сторону, освобождая узкий проход. С внутренней стороны следовало ожидать пулемёт Калашникова, нацеленный на вход и готовый открыть огонь при малейшем подозрении или, даже, при намёке на любой зехер со стороны пришельцев, но его не было. Ни того, ни другого. «Дефицит», — подумал Крон и освободил лаз следующему, нырнув в проём.

Внутри их встречал Стас Таракан, который и подрабатывал привратником. Два его напарника: Паша Налим и Гера Гвоздь — находились внизу. Первый возился со своими бассейнами, а второй — банально спал. Таракан деловито осмотрел улов и отдал отмашку на разгрузку. Для этой цели служил деревянный желоб, по которому монстры скатывались вниз, как клиенты аквапарка — с визгом, но без мата… «Морские черти» просвистели без задёва, а вот с «Речным монстром» вышла промашка: он юркнул в лаз и на собственной слизи прокатился до самого низа, не вписавшись сосиской тела в поворот. Выбив дверь, он остановился прямо возле лежанки Гвоздя, чуть-чуть не поцарапав тому нос, а то и сомкнув челюсть. Гера подскочил, как ошпаренный и от испуга, чуть не отдал концы. Не рождённый крик застрял в горле, а в глазах застыл первородный ужас, неразбавленный спиртным. Сидя на кушетке, Гвоздь бешено вращал глазами, искренне не понимая, почему он до сих пор жив, а не разделывается чудовищем. То, что это не вторжение с нижних коридоров, он не мог усвоить ещё около часа, без конца озираясь по сторонам и пристально присматриваясь к новым знакомым.

Пришедший Налим забрал присланную икру и тут-же вытряхнул её в бассейн, вдогонку махнув рукой: то ли благословляя, то ли посылая… Осталось дождаться возвращения Копчёного со-товарищи, но на данный момент, нужды в них, здесь не было, к тому — же пришло время обеда. Расписание — важнейшее составляющее людей, которым не приходится уповать на энергию молодости.

В процессе трапезы, к Гвоздю вернулся дар речи, а остальные, просто-напросто, позабыли о недавнем инциденте. Бульдозер, рассматривая монолитную бетонную заливку, спросил нынешних хозяев об истинном предназначении строения:

— А что здесь раньше было?

Это бывшая водонапорная станция и все подземные переходы нижних уровней, тесно связаны с выходом в озеро, — ответил Таракан. — В отдельных местах глубина водоёма достигает несколько сотен метров и что там творится — остаётся только догадываться. Один туннель мы запечатали наглухо, но изнутри иногда доносятся странные звуки — явно не окуни икру мечут… Боимся, как бы решётки не снесли! Скелет на берегу видели?

— Мы его не трогали, — сразу же отнекался Бармалей.

— Правильно сделали! — кивнул головой Стас. — Сколько раз его хотели учёным отнести, но…

— Что? — настороженно спросил Комбат, а Дед вытянул голову, ожидая услышать, как минимум, душещипательную историю.

— Да ничего, — успокоил их Таракан. — На нём накапливается такое количество статического электричества, что Гвоздь чуть без сапог не остался — один раз.

— Ну, так разрядили бы с помощью провода, воды и лома! — удивился Крон редкой несообразительности.

— Так и дело — то, в том, что скелет имеет постоянную подпитку и заряжается, практически, мгновенно, — вмешался Гвоздь. — А я, тогда, как дурак обрадовался…

— Внизу не раз слышались смеющиеся женские голоса, — встрял в разговор Налим. — Я там с бассейнами вожусь: пытаюсь в отстойнике разводить рыбу из икры и мальков, пойманную в озере, но пока ничего не получается. Ну, так вот — смех, иногда, переходил в демонический хохот. У всех, кто это слышал, музыкальные ящики взопрели, но нижние туннели, мы всё-таки обыскали, несмотря на животный ужас, охвативший участников рейда. То ли к радости, то ли к разочарованию — никого не нашли. Решётки оказались в полном порядке, так что ребята ничего не поняли. Списали произошедшее на галлюцинации, от воздействия полей зоны и на этом успокоились.

После плотной трапезы, Почтальон с Доцентом осмелели и позвав с собой Пифагора, спустились в нижние коридоры. Конденсат пропитал бетонные стены насквозь, а все металлические детали строения покрылись красно-коричневым слоем ржавчины, местами переходящими в черноту. По ним, так-же, крупными каплями стекала вода и следуя дальше по стене, пополняла обширные лужи, которые, в свою очередь, растворялись в подземном мире.

— Гули, гули, гули! — позвал неведомых зверюшек Почтальон. — Нет там никого, слышь, Доцент?

— Слышу.

Пифагор осторожно подошёл к решётке, разделяющую коридор на две половины и прислушался к звукам подземелья. В кромешной тьме, по ту сторону перегородки, не было видно ни зги и исследователь, хотел было уже податься назад, когда за ней раздался подозрительный шорох. Пифагор напрягся, но больше тишину ничего не нарушало.

— Крыса, поди, — лениво промычал Доцент, оглядываясь на него через плечо.

В этот момент, с другой стороны преграды, в решётку вцепились две пары рук и появились злобные физиономии, истерично вереща и сверкая хищными глазами. К Пифагору потянулись цепкие руки…

— Сутулый! — кряхтя, выдавил Почтальон. — Кащей, чтоб вас!

Пифагор, вначале белый, как полотно, теперь стоял зелёный, как огурец. Подхватив его под руки, Доцент с Почтальоном потащили пострадавшего отпаивать валерьянкой. Хулиганам сделали внушение, а Крон вывел общую формулировку происшедшему:

— Сказано же было, что классовые противоречия, будут только нарастать.

— Это не та решётка, которая ограждает подозрительные зоны, — смеясь поведал Таракан. — Она и незаперта, вовсе…

Спускаться вниз, больше ни у кого желания не возникало. Налим, на всякий случай, наглухо задраил металлическую дверь, ведущую в нижнюю часть комплекса. Не полагаясь на рычажный механизм запора переборки, он вставил в отверстие, где должна находиться душка замка, большой болт и даже навернул на него гайку. Несколько ниток резьбы Паша посчитал достаточным, для общей безопасности и, с чувством выполненного долга, вернулся к столу.

— Тупые монстры или нет, для того, чтобы сообразить открыть запор, но — так спокойнее, — объяснил он свой поступок.

Вернулись с добычей Копчёный с помощниками и вечеринка продолжилась с новой силой. Вспомнили, в порядке очерёдности: монстров, аномалии и сапоги, на коих временно зациклились. Несмотря на то, что электрический камин стоял в другой комнате, с плотно закрытой дверью, оттуда доносился нежелательный запашок, временами переходящий в откровенный душок. На камине сушили всё: от носков, до сапог. Вот и теперь, он напоминал лоток коробейника и лавку сапожника — в одном лице. Дверь припёрли щёткой-лентяйкой и включили вентиляцию, но всё было тщетно — тепло продолжало свою разрушительную работу. Чтобы окончательно не погибли иллюзии блаженства, пришлось опять прибегать к старому испытанному средству — эликсиру безразличия.

— Нормальный запах казармы, — сказал Комбат, потянув носом воздух и недоуменно пожав плечами. — Только не вздумайте освежать атмосферу сушилки. От применения дезодоранта, будет ещё хуже.

Копчёный, блаженно растянувшись после трудовых будней, как-то тоскливо и, с некоторой долей обречённости, поведал одну историю, ходившую среди населения зоны отчуждения:

— Эх, сапоги, сапоги! Завёлся в зоне Чёрный сапожник. Известно, что обувь здесь долго не выдерживает и сверкать голыми пятками, не у всех выдержки хватает. В лаптях — не солидно, да и умельцев таких нет, чтобы сплести партию-другую.

— Я слышал, что деревенскому мужику лаптей хватало на неделю, от силы — на две, — перебил его Бульдозер. — Вот и плели всю зиму лапти — на весь посевной и уборочный сезоны.

— Тем более. Ну, так вот; боты он делает — отпад: мягкие, удобные. Один сталкер рассказывал, что заказал он сапожнику клёвые сапоги с высоким голенищем. Чёрные, блестящие… В положенный срок, тот принёс ему заказ и растворился в окрестностях, как всегда делал. Ещё, через некоторое время, у сапога внутри голенища, оторвалась тряпичная подкладка. Заглянул сталкер внутрь, чтобы приклеить тряпку на место, а там — тату его давно погибшего товарища…

— Я представляю, как у какого-нибудь бандюка, прямо на плече его кожаной куртки можно прочитать: «Не забуду мать родную!» — засмеялся Дед. — Ну, а дальше-то что?

— Искали этого сапожника, но, как и следовало ожидать — тщетно, — закончил рассказ Копчёный. — Пропал, как сквозь землю провалился!

— Ребята! — взмолился Пифагор. — Давайте, что-нибудь, повеселее.

Ночь опустилась на спящий бункер. Крона опять посетил кошмарный сон в полнолуние: «Снился ему женский плач в сушилке… Рыбалка… Снятый с крючка рваный башмак оскалился разинутой пастью, наполовину отвалившейся подошвы. В лунном свете поблёскивали металлические зубы, маскирующиеся под сапожные гвозди, а кольца шнуровки были, ни чем иным, как двумя десятками глаз, внимательно изучающих невезучего рыбака. Молниеносный рывок и стальные клыки прокусили мякоть носа, вцепившись в него мёртвой хваткой.

— Ё-ё-ё! — раздался надрывный крик, со стороны озера, переполошивший весь сталкерский лагерь».

 

Глава десятая Научный комплекс

Утро в серых стенах бункера определялось по наручным часам, у кого они имелись в наличии, поэтому, подъём солнца над горизонтом имел для обитателей бывшей водонапорной станции, чисто гипотетический характер. Светило ещё только-только поднималось из-за камыша, а телега, гружёная рыбными продуктами, уже начала свой путь в Научный комплекс, подталкиваемая гурьбой сталкеров. Поклажа, переложенная свежей крапивой, сверкала зубами, блестела глазами и сияла плавниками, привлекая к себе повышенное внимание ворон и прочих охотников на дармовщинку. Вороны понимали, что даже всей стаей им не унести «Морского чёрта», не говоря уже про «Речного монстра». И отклюнуть, что-нибудь, в наглую — не получится. Оставалось только кружить над рыбным кортежем, что они и делали, бестолково каркая на все лады. Бурлаки морщились от шума, поднятого ранним утром, но отогнать выстрелом плутовок не хотелось — пороха жалко. Крон нащупал в кармане обглоданный кусок колбасы, оставшийся с вечера и швырнул его попрошайкам. Среди пернатых назревал межведомственный конфликт, переходящий местами в потасовки, а в целом — перерастающий в побоище. Сталкеры поднатужились и прибавили хода, увозя телегу подальше от наглого агрессора. Дорога, как раз, пошла в гору и потребовалось немало усилий, чтобы не потерять скорость. В конце пути на некоторых было жалко смотреть, но, как известно — дорогу осилит идущий и товарищи, наконец-то, стояли перед воротами научного учреждения. На каждой, из створок, красовалось по большой красной звезде, что указывало на то, что НИИ разместилось на территории бывшей армейской базы или, некогда, непосредственно курировалось военным ведомством. Железо ворот всё было в мелких вмятинах, как-будто его расстреливали из пистолета, неспособного пробить толщину листового покрытия. Крон ковырнул вмятину и посмотрел на отлупившуюся краску, о чём-то задумался. Впереди был Научный центр, способный пролить свет на множество загадок, или наоборот — добавить их…

Остановившись, товарищи ожидали того, что Копчёный с размаху врежет по калитке ногой, сопроводив пинок нецензурным выражением, но он вежливо нажал кнопку звонка. На том конце переговорного устройства послышался треск и скрипучий голос динамика спросил:

— Кто там?

— Сто грамм! — ответил Копчёный, нервно поглядывая на телегу, в предвкушении дивидендов.

— А, это Вы, товарищ Копчёный! — раздалось с другого конца провода, что повергло всю компанию в неудержимый смех. — Проходите. Что привезли на этот раз?

— Икру и рыбу, но есть ещё экземпляр «Речного монстра».

На том конце связи поперхнулись, явно не ожидая сегодня заполучить такой ценный сюрприз, а Комбат сказал просто:

— Что с него взять, а — товарищ Сутулый? Учёный…

Сутулый только отмахнулся и упёрся в оглоблю, готовясь тянуть телегу в медленно открывающиеся ворота.

У дверей холодильника их встречали двое: профессор Сидор Вячеславович Бережливый и биолог Прунёв Алексей Григорьевич. Последний, даже толком не представившись, запрыгнул в повозку, чуть ли не обнимая «Речного монстра», имитируя любовь до гроба.

— Ещё немного, и он завещает себя похоронить, вместе с ним, — беззлобно сказал Крон, обращаясь к Комбату.

Дед ничего не сказал, радуясь тому, что бурлацкие работы, наконец-то, закончились. Его мысленно поддержал Доцент, да и остальные участники эпопеи, были солидарны с Дедом, облегчённо вздохнув. Работники института, на продолжительное время оказались занятыми и Копчёный со-товарищи, сами взялись провести экскурсию по Научному комплексу. Он же центр, так как других, в радиусе нескольких сотен километров — не наблюдалось.

Войдя в центральные двери учреждения, сталкеры оказались в длинном коридоре. Невзирая на серые стены, он казался светлым и достаточно чистым, несмотря на отсутствие пожилой уборщицы, которые неизменно украшают собой подобные заведения. Осмотр решили начать с подвального помещения и спустившись на цокольный этаж, посетители столкнулись с первой дверью, на которой красовалась табличка: «Лаборатория клонирования». Все переглянулись, но экскурсовода это нисколько не смутило. Он решительно рванул ручку двери на себя и взору сталкеров предстал вместительный кольцевой аквариум, в котором плавали живые экземпляры Озера, которые удалось поймать без помощи взрывчатых веществ. Оказалось, что здесь биолог проводит эксперименты по выведению представителей ихтиофауны из икры и, кстати, со слов Короеда, у него это получается не лучше, чем у Налима в бункере. Товарищи, как зачарованные смотрели на то, как неторопливо шествуют в толще воды «Морские черти», клацая зубами и светясь внутри стеклянного бассейна, как новогодние ёлки. Все движения глубоководных рыб были неторопливы, как-будто на них продолжал давить многокилометровый столб воды. Те глубины, на которых они обитали в живой природе, находятся под чудовищным давлением и никакие частицы света не проникают в это царство тьмы. Подобные обстоятельства накладывают определённый отпечаток на характер поведения, остающийся на всю последующую жизнь, при любых созданных искусственных условиях. «Черти» светились, сталкеры дивились, а Копчёный скучал. Сутулый с Кащеем, спинным мозгом почувствовали родственную душу и не сговариваясь, объединились во временной анклав, держа банку на троих. После произнесения тоста: «За успех нашего безнадёжного дела!» — родник иссяк. Копчёный дал команду Штуцеру, чтобы тот прекращал демонстрацию, переходя ко второму акту, под названием: «Лаборатория трансформации». Оказалось, что им двигали мотивы, отнюдь не временного характера. То есть, времени было — прорва. За дверями данной лаборатории гнали дистиллят и самогон, полностью оправдывая её название. Дистиллированная вода шла на заливку в аккумуляторов и на опыты, а горилка употреблялась строго по назначению, лишь иногда выделяемая для консервации биологических образцов. Занимался этим лаборант — Голицын Николай Петрович. Спиртное постоянно поступало в продажу, а также использовалось в качестве жидкой валюты, на которую можно обменять всё — от носков до танка. Эта коммерческая деятельность не являлась блажью учёных, а лишь способствовала поправке пошатнувшегося бюджета научного учреждения. Теперь НИИ крепко стоял на ногах, в отличии от сталкеров, которых мотало из стороны в сторону, при малейшем дуновении ветерка. Кого-то должно мотать: или — или… В итоге, пошатнулись старатели, не отличающиеся стойкостью, за редким исключением. Как известно — исключения только подтверждают правило. Но, как сказал коллега Копчёного, пожелавший остаться неизвестным: «Вам бы здесь побывать!» Того, кого угораздило, с его же слов — стоило пожалеть…

Товарищи переглянулись и бросились проверять свои запасы. Полупустые фляги объединили, а освободившуюся тару залили научным первачом. Дегустацию устроили прямо в зале, вовлекая в процесс и работника учреждения. «Чтобы, в последствии, сговорчивей был», — подмигнул Крон Комбату, хоть несговорчивостью, Голицын, изначально — не отличался. Время в лаборатории трансформировалось в неопределённое понятие, промелькнувшее час за пять, вместе с обедом, и к «Музею зоны отчуждения», сталкеры подошли уже, в весьма приподнятом настроении. Хранителем экспозиции являлся Василий Иванович Хвощёв, которого коллеги звали Чапаем. Он, по совместительству, выполнял роль завхоза и охранника всех экспонатов, которые изучали учёные. Современные сейфы находились в его заведовании и какая, из работ, являлась совмещением, запутался даже глава учреждения. Василий Иванович встретил гостей в дверях, с интересом наблюдая свежие лица, не успевшие прокоптиться дымом костров. В отличие от завсегдатаев зоны, пришельцы имели рафинированный вид и опрятность одеяния. Сколько Копчёный не пользовался услугами сауны, имеющейся на территории НИИ — ему ничего не помогало. Хвощёву иногда казалось, что выходил он, из бани, ещё чернее, чем заходил. «Ну, а что! — думал Чапай. — Вот камешек сухой — невзрачный, а намочи его в воде — совсем другое дело. Проступают мельчайшие узоры: до контакта, с водной средой — невидимые.»

Его философские измышления прервал бодрый голос Крона:

— Здорово, отец!

— Здравы будьте, бояре! — ответил служивый, поняв, что они к нему.

— Вот наш хранитель! — представил его Копчёный. — Василий Иванович. Понятно, что Хвощёв, а не Чапаев, но мы ему делаем снисхождение.

Для начала, сталкеры решили ознакомиться с экспозицией самоделок зоны отчуждения. Этот отдел не являлся превалирующим звеном в исследованиях учёных мужей, и Чапай занимался им исключительно на добровольной основе. Это было его хобби, на что он и намекнул гостям. Те не замедлили откликнуться, делясь с хранителем собственными увлечениями и экскурсия весело потянулась в сторону стеллажей.

— От большинства музейных экспонатов, сделанных руками сталкеров, остались только фотографии моделей, да видеозаписи испытаний, поведал Василий Иванович, включая видеопроигрыватель. — Вот диск с одной из них: ребята, на аэродроме, разжились твердотопливными ускорителями для самолёта «Руслан», кажется, и один приделали к велосипеду. Естественно — изолентой. Издалека плохо виден цвет диэлектрика, но не трудно догадаться — какой.

На экране замелькали нечёткие картинки любительского видео, переведённые в цифровой формат, вероятно, уже в более позднее время. Оцифровкой изображения заниматься было некому, поэтому оставалось довольствоваться тем, что есть. Горный велосипед горделиво занял место на стартовой позиции, а наездник приветливо махал рукой в объектив видеокамеры. Наблюдатели расположились по бокам, с нетерпением ожидая начала шоу и громкими криками подбадривая спортсмена. Старт! Резина на колёсах велосипеда, от молниеносного ускорения, вспыхнула, как факел. Тормоза сгорели без их применения, сплавившись с ободом колеса в бесформенную массу. Свистящий болид скрылся за сосновым бором, оставив за собой яркий, незабываемый след: как визуально, так и в памяти.

— Не было крика, не было стона — только ботинки торчат из бетона! — прокомментировал увиденное Доцент.

Бармалей поёжился, как от ночной прохлады и сказал:

— Во дают!

Просмотрев ещё с десяток нелепых изобретений, похожих на дурацкие выходки, сталкеры два раза успели подкрепиться, пока очередь дошла до самоделок, способных летать.

— Планер, — озвучил видеосюжет Чапай. — Самое доступное средство, для изготовления в условиях зоны, но, так как профессиональных дельтапланеристов, среди местной шпаны нет, то и результаты бывали — самые плачевные. На экране замелькали кадры прошлых лет, на которых сталкеры демонстрировали свои таланты в области самолётостроения. Дельтовидное крыло планера с переменной геометрией, оказалось сильно недоработанным и складывалось в воздухе, как зонтик. Все падающие с высоты сталкеры мужеского пола кричали одно и тоже, при этом упоминая чью-то мать, но никак не свою, а вот одна сталкерша выразилась неопределённо, прокричав: «Мамочка!»

Остальные самоделки оказались не такими интересными. Видимо, пыл конструкторов поугас, в следствии ряда серьёзных неудач и гости перешли к следующему стенду, на котором демонстрировались действующие модели аномалий.

— Аномалия Мираж, — продолжал экскурсию Василий Иванович. — Действует на зрительные нервы, как и обычный мираж. Здания: то пропадают, то появляются снова — не угадаешь момент. Вместо винного магазина, может появиться вытрезвитель, или отделение милиции, а вместо прачечной — министерство культуры. Утверждают, что эта аномалия особенно неусидчивая — меняет местоположение так часто, что в глазах рябит и наличие подробных карт, теряет всякий смысл. Рождает артефакт «Призрак», который не лучше своего прародителя: то появится, то исчезнет, то опять появится. Самое худшее, в его качествах, собственно — сами качества: сегодня положительные, завтра отрицательные, а послезавтра, вообще нет никаких свойств, как будто это кусок бесформенного стекла.

Блестящий кусок стекла, с неровными гранями, прилагался к экспозиции. Сама аномалия демонстрировалась, как ряд чередующихся картинок. Крон с Комбатом переглянулись, а Дед, поглядев на стену, усмехнулся, разглядывая голову монстра, и сказал, указывая на него:

— Во, какое чучело! Отличная голова на стене!

— Да нет, — возразил Доцент. — Это генератор поддержки прохождения сквозь стены — медным тазом накрылся.

— Теперь ты украшение стены — твои щупальца, как воблу к пиву подают, — пропел Бармалей пару строк из забытой песни.

— Чего у него морда, какая-то свёрнутая, будто запечённая! — вторил ему Бульдозер. — Больной, что ли, был?

— Сталкеры, когда выпивают, его щупальцами занюхивают, ну и соответственно, выдыхают на него пары, — пояснил Чапай, и где правда, а где вымысел — оставил догадываться гостям.

Рядом с чучелом висел старый знакомый. Даже в вяленом виде, глаза «Морского чёрта» искрились злобой, а острые зубы торчали в пасти, как огромные иглы. Весь зубочелюстной аппарат напомнил Крону челюсть кошачьей акулы, но только в более крупном виде. После импровизированных поминок, сталкеров понесло дальше, по выставочным залам, а комментарии экскурсовода стали носить более вольный перевод, нежели регламентировалось протоколом. В запланированном рассказе, всё чаще присутствовала отсебятина, навеянная личным мнением и собственным отношением к зоне отчуждения.

Подойдя к полке, сталкеры притихли, разглядывая необычные, даже для этих мест, экспонаты. За стеклом стояли два черепа несуразной асимметрии. При маленькой лицевой части, но огромных глазных отверстиях; при отсутствии носовых и слуховых, черепная коробка имела внушительные размеры — около полуметра в диаметре. И это в то время, как всё остальное умещалось в среднестатистическом кулаке. Маленькие острые зубы в три ряда, на каждой челюсти, свидетельствовали о хищнических наклонностях умерщвлённых владельцев.

— Что-то мне черепа, по описанию, напоминают зелёных человечков, которых рисуют уфологи, — удивлённо высказался Бульдозер.

— Пить надо меньше и не будут черти мерещиться, — посоветовал ему Пифагор, вплотную наклонив лицо к стеклянной витрине.

— Стекло не разбей! — огрызнулся товарищ, замахиваясь для удара по шее.

Если бы это не было шуткой, то хана бы пришла стеклу и трём черепам. Почтальон, с удивлением смотря на местное чудо, спросил хранителя:

— Василий Иванович, а это откуда?

— Сняли с трупа, какого — то охотника. Трофеи висели у него на поясе. Ну, как варвары делали — в знак своих побед. Кое-кто утверждает, что это был знаменитый «Чёрный охотник», но многие сомневаются, в этом.

— Где он только этих бесов нашёл? — подивился Дед.

— Ищущий, да обрящет, а им нечего свой нос совать туда, куда Тобик агрегат не суёт! — весело прочитал нотацию Крон.

Сутулый с Кащеем стояли поражённые увиденным, ни слова не говоря. Всё-таки, Кащей нашёл пару слов, для поддержания разговора и, обращаясь к товарищу, спросил:

— Чего они здесь делали?

— Интересно же! — неуверенно ответил Сутулый. — Аномальные образования…

— Аномальные образования у нас, теперь в самих людях, — сплюнул Комбат. — Жуткая смесь…

— Хватит философствовать! — прервал болтунов Дед. — Домой приедем, я таких же манекенов отолью, из пластмассы.

Все грустно поглядели на него, понимая, что домой они попадут не скоро, а Крон процитировал строки неизвестного поэта:

— Пусть приснится дом родной, тополь с пышною листвой…

— Да-да! — подтвердил Доцент. — Слышали… Тополь заменяется любым женским именем…

— Хватит! — оборвал его Комбат. — Здесь об этом ни слова. Пароль — «Морковка».

— Ну, а что? — по своему прокомментировал экспонаты Чапай. — Слава о нас распространилась далеко за пределами колючей проволоки. Приезжали степняки и привезли с собой целый мешок ушей. Сушёных! Сусликов… Какой-то шутник, из тамошних, сказал им, что уши, у нас, пользуются большой популярностью. Про доставленные копыта диких ослов я и не упоминаю…

— Открывайте контору «Рога и копыта»! — давясь от смеха, посоветовал Почтальон.

— Ага! — подхватил Пифагор. — За весь сезон один мешок несортовых ушей.

— Да у нас и так, институт, почти ничем не отличается от описанной конторы в знаменитом романе, — усмехнувшись, пожаловался Василий Иванович. — Иногда принесут и не такое!

— А где они теперь, степняки, то бишь? — спросил Бульдозер.

— Из ушей компот варят, чтобы в условиях зоны с голода не сдохнуть! — засмеявшись, ответил хранитель. — Подкармливаем, как можем, но пристроить к роли добытчиков, никак не получается — они по-русски — ни бельмеса, не говоря уже про другие языки. Среди носителей русского они жили, но не усвоили, так что тогда говорить о других языках, про которую они слыхом не слыхивали и видом — не видывали. Лингвисты вольных степей… И домой не знаем, как отправить, в связи с языковым барьером. На пальцах, тоже ни хрена не понимают…

— На задание отправьте степняков, в аномалию «Крематорий»! — посоветовал Дед.

— Проще сказать — в печку их! — согласился Чапай. — Жалко наивных.

— Да здесь им, наверное, хорошо! — воскликнул Доцент. — И, скорее всего, ушей сушёных жалко — не пропадать же добру.

На пригорке, дети безбрежных степей варили суп и вялили какую-то дрянь, потому что вонь стояла нестерпимая, проникающая, даже через закрытые окна. Они опасливо поглядывали в сторону дверей НИИ, в которых исчезла целая толпа охотников. Столько мужиков сразу, с такими суровыми лицами, сын степей ещё не видел и высказал свои сомнения сыну:

— Ты хотел сюда мамку позвать, чтобы побольше ушей привезти?

Оставив в покое степняков и предоставив им трапезничать по своему усмотрению, Чапай продолжил экскурсию по залам музея. Следующая экспозиция включала в себя ряд моделей аномалий и все несколько оживились, устав от бесцельного блуждания. От обсуждения кулинарных пристрастий малого народа бывшего пространства СССР — просто тошнило. Чапай подвёл сталкеров к стеллажу и сказал:

— Аномалия «Космос».

Во включенной модели всё сверкало и блистало, меняясь на сплошную черноту, испещрённую мелкими белыми точками. Псевдозвёзды мерцали, как на настоящем ночном небе. Всё это великолепие, время от времени, прорезали одинокие метеоры, оставляя за собой длинный светящийся след.

— А сколько до аномалии в парсеках будет? — спросил Доцент, не веря в принципиальную возможность возникновения такого чуда на грешной матушке Земле.

— Ну, наверное, десять в минус четырнадцать метров, если не ошибаюсь, — нахмурив лоб, ответил Василий Иванович. — Уверяю вас — она отсюда недалеко, по сравнению с космическими масштабами.

Рядом, на полке, стоял бесформенный кусок камня.

— Артефакт «Взрыв сверхновой», — пояснил экскурсовод, указывая на него рукой. — Опасное образование, порождаемое аномалией «Космос». Если всё-же удастся, каким-то образом, взять его в руки и отнести к головастикам, то учёные сами вас пристрелят, ещё на подступах к научному центру.

Он, при этом, кивнул в сторону предполагаемого местонахождения профессора.

— Почему? — растерялся Крон, уже свыкшийся с мыслью, что стены научного учреждения, как чёрная дыра, поглощают всё, кроме ушей тушканчиков и ослиных копыт.

— Потому что он взрывается, со страшной силой, при подходе к нему, ближе десяти метров, делая окружающий ландшафт неприглядно-унылым: вывернутая земля, поваленные и обугленные деревья — катаклизм, короче. Жертвы будут — обязательно!

Сталкеры призадумались, мотая информацию на ус и дивясь тому, какие неведомые силы порождает энергия зоны. Сколько водородных бомб, по эквиваленту, скрыто от глаз наблюдателей. Только малую часть удаётся подвергнуть анализу, а уж говорить про то, чтобы приручить потенциальный источник энергии — об этом не может быть и речи. Чапаю, иногда, самому казалось, что зона живёт собственной жизнью и во всём, здесь чувствуется разумное поведение неведомой субстанции.

На следующей полке лежал многолопастной винт. Именно таким было первое впечатление сталкеров, увидевшим его. Чапай деловито подошёл к стеллажу и указывая на модель, пояснил:

— Артефакт «Галактика». Ещё одно порождение «Космоса». Удивительно напоминает спиральную галактику. Отлично подходит, как вентилятор, или винт у моторной лодки. Бензина не надо, так как вращается он постоянно. Вечный двигатель, так отвергаемый французской Академией Наук. Приехали бы сюда, да посмотрели, но с конца восемнадцатого века, они перестали принимать заявки, на подобные изобретения. Одна только проблема — остановка вращения, когда это необходимо: вентилятор не выключишь, а лодку — не затормозишь. Или простудишься, или на катере влетишь, куда-нибудь… А вы знаете, как один сталкер, «Галактику» добывал? Его чуть в Турцию не унесло!

— Чего их всех в бывшую Османскую империю тянет? — подивился Бармалей. — Жвачка, с безработицей, теперь и здесь есть.

Присутствующие улыбнулись, а экскурсовод продолжил, тыча пальцем в аккуратный прозрачный шар, напоминающий хрустальный, на котором гадают аферисты из сферы паранормальных услуг:

— «Планета». Ещё одно порождение этой аномалии. Имеет форму шара, как и любая планета и такую же магнитную карту. Расцветки может иметь разные. Какие-либо вредные или полезные свойства, учёные пока не обнаружили. Как говорят — будем искать…

— А это что за ящик? — спросил Бульдозер, пнув ногой металлический куб, лежащий на полу.

Куб сильно смахивал на сейф небольших размеров, на что Чапай ответил несколько раздражённо, словно отмахнулся от собственного имущества:

— А! Контейнер из свинцовых пластин, для транспортировки радиоактивных артефактов. Вручную носить немыслимо — транспорт нужен.

— Это не контейнер, а термос, какой-то! — воскликнул Сутулый, открыв дверцу, которая, чуть не отдавила ему палец и откручивая винтовую пробку. — Тяжеленная, какая! Зачем между стенками пустое пространство?

— Туда тяжёлая вода наливается, для пущей безопасности, — пояснил Василий Иванович. — Она тормозит нейтроны.

— Зачем тогда нужны, такие образования, если они фонят, сильнее самой АЭС? — не поняв, спросил Кащей, присоединяясь к товарищу, в осмотре тары рядового сталкера.

— Учёные, здесь, с ними эксперименты ставят, — пояснил Чапай. — Наука, с большой буквы.

— Но это же опасно! — усомнился Почтальон в подвижничестве отдельных индивидов и способности их на самопожертвование, ради такой лажи, по его мнению.

— А — ничего! Во-первых, не все арты радиоактивны, а во-вторых, чем им ещё заниматься? У них личная жизнь давно на полшестого смотрит — старички. Пусть послужат науке.

— Надо вертолёт ремонтировать, — со вздохом сказал Пифагор, понимая, что с такой поклажей, ему ни за что не справиться.

— Можно подумать, кто-то из нас, умеет это делать! — осадил мечтателей Крон. — Я уже не говорю про то, чтобы пилотировать аппарат. Проще подводную лодку на ноги поставить.

— На что? — переспросил Дед, явно пытаясь приколоться.

— На киль, и будет плавать, — ответил визави, и в голосе прозвучали такие металлические нотки, что ни у кого не возникло сомнений в том, что это так. — Будет! И в степях сможет передвигаться — степняки подтолкнут… Не всё же время им уши жевать…

— Плавает только дерьмо в проруби, — напомнил Комбат. — Корабли — ходят…

— Без разницы…

Сутулый с Кащеем задержались около очередной сушёной морды, украсившей стену и последний, задумчиво поведал другу свои сомнения:

— Слушай, Стул! Или мне показалось, или пора в отпуск, но меня не отпускает ощущение, будто Чапай на нас, как-то загадочно посматривал. Лично мне показалось, что ему, для полной экспозиции, не хватает только чучела сталкера.

Сутулый ничего не ответил, а тяжело вздохнул и посмотрел на костлявого усталым взглядом, мысленно провожая товарища в неоплачиваемый отпуск.

Судя по раздающемуся с улицы шуму, там происходили неординарные события, и сталкеры, возглавляемые Чапаем, поспешили на свежий воздух. Шумел не камыш, а профессор, который чуть не упал в обморок от увиденной картины. На приём пришли три сталкера, принеся с собой найденный артефакт. В каких забытых уголках родной галактики они побирались, осталось с ними, но вид у старателей вызывал сочувствие и отторжение — одновременно. Грязные, в чёрной саже, как из преисподней, несмотря на то, что Копчёный назвал их новичками и, судя по всему, это был первый трофей, найденный дураками. Не дожидаясь, пока они дойдут до Научного центра, артефакт был поделен, между участниками, по-братски — на равные части. Когда «разобранный конструктор» предъявили профессору, разум учёного помутился:

— Лучше бы вы мой огурец так расчленили! Вы даже не представляете себе, что сейчас потеряла наука!

— Да клали мы на твою науку! — отмахнулся самый чумазый старатель. — Дэньга давай!

Подошедший доцент Черкасов быстро оценил ситуацию и спросил:

— Чем пилили?

— Ножовкой, по-металлу, — ответил второй участник дележа.

— Ножовку я себе покупаю! — быстро среагировал доцент. — Есть у меня одна идейка…

После применения суперклея, арт профессора походил на квантовый генератор: то он вырабатывает свои свойства, то не вырабатывает. Как правило, радиоактивные качества он проявит в тот момент, когда под рукой водки не будет или, цистамин, куда-то запропастится. Между швов гуляли электрические разряды, приятным голубым свечением успокаивая нервы, подточенные непутёвыми сталкерами.

Между тем незаметно опустился вечер и получив свою долю честно заработанных денег, товарищи озаботились ночлегом.

— Вы у завхоза гамаки приобретите, — предложил им Копчёный, намекая на того же Чапая. — Вещь удобная, в условиях зоны.

Осадив кандейку Василия Ивановича, в которой он хранил различное барахло, каждый обзавёлся наматрасником, из которых получаются отличные гамаки, применяемые ещё в парусном флоте.

— Растянул между деревьев, или столбов, — вторил Копчёному Штуцер, уже успевший потратить некоторую долю заработка в лаборатории трансформации.

— Места занимает мало, вес лёгкий, несмотря на плотный «тик» и на холодной земле мёрзнуть не надо, — добавил Короед, побывавший там-же, в следствие чего, приобретя повышенное красноречие.

На ужин собрались в красном уголке актового зала. Кордебалет на сцене не намечался, так что, небольшого жизненного пространства, вполне должно было хватить, чтобы скоротать вечер, поэтому расположились на задних рядах. Из лаборатории трансформации доставили подогрев и всё было готово к празднику. Не хватало только сигнала. Или команды. Сталкеры молча уставились на Крона, а он ненароком спросил присутствующих:

— А вы не боитесь? В этих стенах я не уверен в нашей безопасности.

— Ну, вот — настроение испортил! — проворчал Комбат. — Без тебя тошно, а ты ещё подливаешь масла в огонь.

— Сейчас — потушим, — спокойно сказал Дед и вечеринка началась.

Утро в псевдокитайской деревне началось с оглашения «ЧП», произошедшего минувшей ночью. Оказалось, что пока сталкеры спали, растянув гамаки между колоннами фойе, в кулуарах учёной братии происходили неординарные события, нисходящие к дешёвым альковным историям. В круговорот событий было вовлечено почти всё руководство НИИ, вместе с ведущими специалистами, разве что — кроме биолога. Как сказал Чапай: «У него своя любовная история с «Речным монстром», попахивающая некрофилией». Оказывается, напрасно профессор полагался на моральные устои коллектива, да на старческое безразличие. Он не рассчитал силу зова, способную: созидать, сокрушать, поднимать, выращивать крылья и заниматься различными глупостями. Этой ночью, в мозгах коллег бродил прокисший компот. Ударяя газами по глазным нервам, он заставлял людей в белых халатах видеть всё в ином свете. В душах бурлил винегрет страстей и пробуждение обещало быть тяжёлым.

Утром, в лаборатории профессора обнаружили сейф, распиленный, как сливочное масло горячим ножом. Так же выяснилось, что пропал и доцент Черкасов, вместе с имуществом, хранящемся в несгораемом шкафу.

— Исчезли артефакты: «Глаз», от того знаменитого паука, «Галактика» и «Планета», — жалобно стонал профессор Бережливый.

Парапсихолог Эрнест Эммануилович Гаст, с помощью музейного экспоната, пытался восстановить хронологию событий, возложив на него руки, но чуть не получил по-шеям.

— Тут дело рук человеческих! — твёрдо заявил ему Бережливый, злобно оглядывая помещение.

— А вдруг получится, Сидор Вячеславович? — не отступал чародей, от псевдонауки.

— Я до сих пор удивляюсь, как у тебя получилось попасть сюда! — намекнул ему профессор. — Конкурса нет, распределения тоже. Как тебя угораздило вызваться ехать в такую дыру?

— А! — вяло выдохнул Гаст. — Позвал запах печатного станка.

— Какого? — растерянно спросил лаборант Голицын, усиленно вспоминая, про наличие в центре, мало-мальски похожего на станки, оборудования.

— Денежного, Николай Петрович — денежного!

Лаборант пожал плечами и только вздохнул:

— Я, кроме разговоров про деньги, в этих стенах не слышу никаких стенаний о нуждах науки. Берите пример с биолога — он до сих пор лобызается с «Речным монстром».

Врач Вахтанг Гогишвили, которого все звали Гогия, ничего не сказал, а молча ходил по кабинету, беспрестанно причитая:

— Вах-вах-вах!

Пока шли разборки ночных полётов, сталкеры слонялись без дела, не зная, чем бы ещё снабдить нужды экспедиции. Всё, что было необходимо, они уже приобрели и теперь оставалось направиться дальше — в сторону свалки радиоактивной техники. По словам знатоков, не такая уж она и активная, тем более, что большинство экземпляров, в своё время, подверглось дезактивации. Этим занималась специальная команда, по заданию правительства, что успокаивало нервы и экономило лекарства. Причём разных категорий. Панацея, в виде поллитры, ценилась корифеями зоны выше, чем заштатный калий йод или цистамин, хоть польза от неё была весьма сомнительна.

Выяснив, что пропало из сейфа, Крон собрал экстренное заседание, на котором выразил беспокойство по поводу пропажи:

— Плохо дело — барышни опережают нас постоянно. Всегда на шаг впереди! Не нравится мне это. Ой не нравится!

— Нам-то что? — удивился Почтальон. — Ну, спёрли они в НИИ артефакты, вместе с местным доцентом. Может быть им понравилось: и то, и другое.

— Ничего ты не понимаешь! — возразил самопровозглашённый председатель собрания. — В том-то и дело, что они собирают недостающие звенья в цепи прибора, для того, чтобы модернизировать телепорт. Усовершенствованный «Пузырь» будет иметь неограниченный радиус действия с перемещением в любую точку пространства, но, правда, устойчив он будет, только в течении суток. Также, для нас положительным моментом является то, что энергозатраты не позволяют ставить более одного портала в сутки, а точка сопряжения имеет большой радиус. Но — приятного мало.

— Это значит, что вместо кабинета, можно угодит в запертый сортир, — уточнил Пифагор, — а потом ждать ещё целые сутки, чтобы повторить попытку?

— Примерно так, — засмеялся Крон, вспомнив давнюю историю. — Был в нашем коллективе один джентльмен — самодеятельный художник и до того робкий, что слова не вытянешь. Кстати, уже покойный. Он и помирал-то, вероятно, молча. Разговор он начинал с раскачки, словно раскручивающийся маховик: со скрипом, с раскрытым ртом, из которого никак не могут вырваться любые слова, а не то что — подходящие. В результате, с губ слетало — что попало. В невнятном бормотании ничего нельзя было разобрать и общались с ним, исключительно по наитию. В тот день, пошли мужики в кафе на заправку. Дело шло к закрытию заведения, а ему как раз приспичило по малой нужде. В том кафе, на туалете висел амбарный замок, чтобы посторонние не шастали, а ключи держала уборщица, выдавая их только посетителям. Все берут замок с собой внутрь кабинки, а он повесил его на дверную ручку и скрылся в недрах туалета. Проходившая мимо уборщица обратила внимание на упущение и со словами: «Непорядок!» — заперла его, как непослушное дитя в чулане. Он даже возразить не посмел, беззвучно открывая и закрывая рот в полной темноте, так как свет выключался, тоже, снаружи. Так и просидел до утра. Как я упомянул, разговорчивостью он не отличался, поэтому отряд из нескольких человек и не заметил пропажи бойца.

Собрание плавно перетекало в ленч. Вероятно, сработало кодовое слово «кафе», заложенное в подсознании и вывернутое наружу неосторожным председателем, но после того, как второй завтрак начал трансформироваться в обед, Крон решительно пресёк продолжение банкета:

— Нам ещё до свалки топать, неизвестно сколько, а вы тут растележились, как у себя дома!

— Ну а что — лаборатория работает, — радостно поведал известную истину Кащей.

— В карманах шуршит, — добавил Сутулый.

— Вы что — остаться здесь хотите? — удивился Дед. — Смотрите: чужая страна — чуждые нравы…

Ближе к полудню нашёлся доцент Черкасов. Весь оборванный, растрёпанный, он объявился на проходной, в одном носке и заявил, что его похитили две сумасбродные девицы. Хромая на босу ногу, пострадавший направился в кабинет профессора, по ходу следования неумело матерясь.

— Мне не твою поруганную честь жалко, — вздохнул светило науки. — Это ты себе можешь в достоинства записать, раз на твою прыщавую физиономию позарились. Меня огорчает пропажа артефактов. Ножовка — ножовка! Они ей, что ли, сейф разделали?

— Не знаю — не видел, — мрачно ответил доцент. — Может — автогеном.

— Ну, чего ты такой мрачный, — спросил Черкасова лаборант Голицын, набивая трубку табаком, — ещё чего стряслось, что ли?

— Они — смеялись на до мной. Сказали, что прыщи, уместнее смотрелись бы, совсем в другом месте.

— Не били, хоть? — заботливо спросил профессор.

— Нет, — тихо ответил доцент и густо покраснел.

— Они сейф рашпилем пилили, — задыхаясь от смеха, выдавил Чапай.

— А он то откуда взялся? — не понял Бережливый тонкого юмора, положенного на плоские обстоятельства, — Мне Петрович жаловался на его отсутствие и на то, что заявку на инструмент никак удовлетворить не могут.

— Он при доценте…

Весть о том, что Черкасов нашёлся, быстро облетела все помещения Научного центра. Сталкеры повскакали с мест, желая воочию убедиться в этом, но ещё больше, хотели посмотреть на последствия аномального контакта. Неплохо бы услышать и душещипательную историю, про возвращение из плена амазонок.

Сгрудившись в коридоре НИИ, толпа старателей искала глазами виновника торжества, а Комбат спросил, пробегавшего мимо, Чапая:

— Где доцент?

— На операции.

— Он что, ещё и в хирургии силён? — удивился Крон.

— Да нет! — поморщился Василий Иванович, смахивая пот со лба. — Ему делают.

— На чём? — спросили уже все и, чуть ли, не хором.

— Из заднего места извлекают пластмассу, — пояснил Чапай.

— Не может быть! — изумился Крон. — Пластиковая пуля… Неужели выстрел из пушки Гаусса? Почему насквозь не прошла?

— Да какая там пуля?! — перебил его завхоз, ещё больше нахмурившись. — Из филейной части извлекают фрагмент от женской туфли — полиуретановую набойку. Отвалилась от шпильки, вероятно, в тот момент, когда с ним прощались…

— Сапожники! — изумился Дед. — Не могут каблук, по-нормальному, отремонтировать…

— Я вот чего боюсь! — наклонился к толпе Василий Иванович, готовый поведать ведомственный секрет. — Как бы наш врач Гогия, ему харакири не сделал! Вахтанг так и сказал, когда Черкасов испарился вместе с дамами: «Где мой кинжал?» И коротко добавил: «Зарэжу!»

— Да? — поперхнулся от смеха Почтальон. — А я, о другом подумал!

Повальный смех положил всех на пол, как африканская зараза, в самый пик эпидемии.

— К тому-же, есть подозрения, что диплом он, просто-напросто, купил, — сквозь смех процедил Чапай.

— На чём основаны подобные опасения — на непрофессионализме? — спросил его Пифагор, не переставая ржать, как лошадь и представляя себе научного работника, в недвусмысленной позе.

— На отсутствии фотографии, — отсмеявшись, выдохнул фразу завхоз, чем окончательно сбил всех с толку.

— Да, но её и не должно быть! — растерянно возразил Бармалей и переглянулся с Бульдозером, который, только равнодушно пожал плечами, давая понять, что ему до фонаря такие тонкости.

— В том-то и дело, что не должно быть, но судя по отметинам на внутренней стороне документа — фото была! — заявил Чапай.

— А он, по прямой специальности — не гинеколог, случайно? — осторожно задал вопрос Доцент. — А то, прецеденты — были…

— Прецеденты, прецеденты! — сплюнув, высказался Василий Иванович. — Он терапевт, если верить диплому. Ходят слухи, среди низового аппарата, что он сюда сбежал, спасаясь от правосудия, которое грозило упечь его за решётку.

— За подделку документов? — догадался Бульдозер.

— Именно…

— А что это за низовой аппарат? — не понял Крон.

— Ну, кочегары там, плотники, которые остались, — пояснил Чапай.

— Что, — удивился Дед, — есть и такие?

— А куда без них? Хоть на временной основе, но подрабатывает кто-нибудь. Даже сталкеры подряжаются иногда, когда в этом есть жёсткая необходимость. Учёные — что? Молоток в руке правильно держать не может, а по гвоздю не попадёт никогда! По пальцу — завсегда пожалуйста!

Чапай побежал дальше, в сторону лаборатории трансформации. Вероятно, в операционной возникла необходимость в анестезии и дезинфекции. Сталкеры остались стоять растерянные, не зная, что делать дальше: то ли валить отсюда, то ли дождаться окончания операции. Крон был в раздумье, насчёт целесообразности ожидания окончания процедуры: сможет ли Черкасов поведать им что-нибудь полезное, особенно после хирургического вмешательства или нет?

— Теперь далеко не убегут, на сломанной обуви! — потирая руки, злорадно произнёс Почтальон.

— Наоборот! — возразил Пифагор товарищу. — Без каблуков — то — проще по прериям носиться.

— Чего спорите?! — хмурясь, перебил их Дед. — Всего одна набойка отвалилась. Наверняка, они теперь чёрного сапожника ищут. И нам, тогда, нужно его найти.

— Нам-то он зачем? — не понял Бармалей. — А бабы: сто пудов — уже испарились!

Дед вздохнул и на выдохе — ответил, показывая рукой на строения Научного комплекса:

— Раз тут никто не может вразумительно описать внешность дамочек, сапожника надо найти, хотя бы для того, чтобы ихние приметы узнать. Кто-нибудь, из вас, помнит как они выглядят.

— Чего их узнавать? — ответил Доцент, с отрешённым видом обречённого. — Две великовозрастные девицы — этим всё сказано!

— Ну, тогда, может быть дополнительные сведения, которые мы упустили, — не сдавался Дед. — Я уверен, что нам интересно будет услышать о них подробнее.

От Научного комплекса до свалки было недалеко и товарищи решили не терять времени даром, чтобы не ассимилироваться с аборигенами зоны отчуждения, влившись в их ряды и став такими-же. Сталкер сталкеру — рознь! В этом был твёрдо убеждён Крон, это неоспоримо культивировали товарищи по партии, кроме двоих.

— Эх, здесь бы жить, мотаясь между аномалиями и лабораторией трансформации, — грустно вздохнул Сутулый, а Кащей, только мотнул головой, будучи всегда солидарен со своим другом, особенно, в таком непростом деле.

Появился Чапай и с ходу заявил:

— Наш парень, кажется — влюбился и пребывает в состоянии прострации. То ли анестезия так подействовала, то ли постоперационный синдром начался, то ли всё вместе — наложилось одно на другое, но Черкасов находится в неадеквате.

— Интересно — какие афрозодиаки они применяют? — задумался Доцент и вслух высказывая свои недоумения.

— Может быть — «шпанскую мушку»? — предположил Бульдозер.

— Старо и слабо, судя по показаниям очевидцев, — со знанием дела опроверг его версию Почтальон. — Здесь попахивает более сильными компонентами. Судя по всему — они спешат. Но, вот куда и зачем?

— Опаздывают, может быть, во временной континуум? — неожиданно, для себя, заявил Крон, но эта догадка, даже в самых смелых фантазиях не могла пролить свет на происходящие события.

— Чего гадать? — остановил Комбат, его размышления вслух. — Пошли далее… Я устал от бесполезного трёпа.

На прощание, Василий Иванович поделился со сталкерами своими соображениями:

— Дорога на «Свалку народного хозяйства» прямая. По пути, слева от вас, встретится «Смеющийся лес», как его называют старожилы — туда ходить не советую.

— Почему? — машинально спросил Пифагор, последнее время всё подвергая сомнению.

— Потому что, даже ветераны туда нос не суют! — несколько раздражённо ответил Василий Иванович. — Там аномалия на аномалии, а кое-кто, из сведущих, утверждает, что лес и есть, собственно говоря — большая аномалия. В нём имеется область «Колыбель», или, как её классифицировал один мой коллега — подотдел аномалии. Так сказать — зона повышенной активности, среди, довольно таки, пассивном окружении пространства.

— Почему такое название? — спросил Доцент.

— Не перебивай! — твёрдо отмёл Чапай вмешательство в рассказ любопытного разума. — Когда в неё попали трое сталкеров, то один кричал: «Мама!» Второй заплакал, а третий описался. Тем не менее, после выхода из образования, они нашли кусок детского мыла, на что недвусмысленно намекала надпись, начертанная на нём и долго гадали — что это? Артефакт или кто-то простирывал бельё, после встречи с неизвестностью; да так спешил, что и про мыло забыл?

— А в чём, собственно, заключается действие аномалии? — не понял Бармалей, состроив задумчиво-загадочную физиономию.

— Она покачивает сталкера над макушками деревьев и поёт задушевную материнскую песню, — пояснил завхоз. — Или вот, другой случай: пошёл, как-то, один сталкер за грибами и набрёл на поляну подосиновиков. Он обрадовался и присел, тут-же — отметить. Потом грибник утверждал, что это были вовсе не грибы, а красноголовые дятлы, которые сидели по уши во мху и смотрели на него, оттуда, честными глазами.

— Откуда у дятлов уши? — недоверчиво спросил Кащей, услышав знакомое слово «Отметить», после которого нестерпимо захотелось последовать примеру грибника.

— У наших — есть, — кивнул головой Чапай, не оставляя место сомнениям, в душах несмышлёнышей.

— Может быть — бутафорские? — осторожно предположил Сутулый.

— Ну, тогда и дятлы — вундеркинды! — смеясь, ответил за завхоза Комбат.

На дальнем конце периметра серого бетонного забора росли небольшие заросли кустов, которые никому не мешали, и поэтому, до них, никому не было дела. Поросль грозила перерасти в подобие джунглей, но завхоз был только рад этому обстоятельству. Чем меньше неприкрытых подходов имеет база учёных — тем лучше. Противотанковые ежи, в уме Чапая, считались неуместными: потенциальный противник передвигается на своих двоих и, лишь изредка — на четвереньках. Медведи относились ко второй категории, но их в этих местах — не было, уже со времён Великой французской революции. Так-же, периметр забора украшали репьи и чертополох, которые косить рука не поднималась, в связи с тем, что просто — в лом! Идиллия полной заброшенности радовало сердца сталкеров, оставляя завхоза индифферентным к красотам техногенного хаоса и не способного оценить, по достоинству, заброшенность обширной территории. Если его интересовали сувениры, то охотников, за ними, влекло полное отсутствие двуногих на территории поиска, а также следов их творческой деятельности. Если они имелись, то для полной гармонии с окружающей действительностью, должны выглядеть развалинами.

Неожиданно, куст репейника вздрогнул и побежал, виляя хвостом.

— Что за…? — опешил Комбат, указывая рукой в сторону ожившей поросли.

Чапай посмотрел в указанном направлении и с досадой пояснил:

— Репьи в зоне мутировали и не собираются отцепляться от разносчиков семян. Так и прорастают, прямо на собаках и прочей живности. Придется проводить профилактику, а то они тут расплодятся. Мне такие соседи — ни к чему.

Сутулый ощупал себя, с ног до головы, как делают тогда, когда ищут вшей. В данном случае, он мануально сканировал поверхность тела, ища репьи или их остатки. В тайне души он надеялся не найти: ни того, ни другого. Сталкеры бочком и осторожно, почти по стенке научного учреждения направились в сторону ворот, чтобы побыстрее покинуть базу. Не хватало ещё подцепить, какую-нибудь заразу…

 

Глава одиннадцатая Свалка народного хозяйства

Солнце уже оставило позади точку зенита, приближаясь к полднику. Недавно прошедший мелкий дождик прибил охристую пыль на дороге, а свежий ветерок разогнал остатки свинцовых туч. Синева осеннего небосвода топила в себе все краски, поражая бездонной глубиной, которую, в обычных условиях, можно увидеть, только в горах. Высоко в небе парили две птицы. Издалека, по внешнему виду, они были схожи с орланами и Комбат, приложив окуляры бинокля к глазам, сказал, передавая прибор другу:

— Крон — глянь-ка.

— Гарпии, — сказал тот, отдав оптику назад. — Крупные хищные птицы, с противоположного континента.

— Для птиц, у них слишком невероятное оперение, — заметил Комбат, вновь разглядывая заморских ястребов в бинокль. — Я, скорее, поверю, что это два мучачаса с Южно-Американского склада боеприпасов.

— Правильно! — подтвердил Крон его догадку. — У Инков и иже с ними, перья гарпий ценились на вес золота. Вспомни картинки! Вожди — как павлины, на выданье…

— Ну, а в Европе-то, они что делают? — заинтересовался Дед.

— Бабахнуло, видать, знатно, — отшутился Крон.

— Ну, тут-то, как раз и нет ничего аномального, — спокойным голосом вмешался Доцент. — Соколиная и ястребиная охота сейчас в моде. Сбежали, поди, от кого-нибудь.

— А это не наши визави — под пернатых маскируются? — засомневался Бармалей, прислушиваясь к разговору.

— Угу! — подтвердил Комбат. — Икариха с Дедалихой. Гипертрофированный клюв и когти, им очень к лицу, к тому-же, весьма символично.

Птицы, паря, куда-то испарились, а товарищи вышли к свалке зараженной радиацией технике. Строго говоря, свалкой эту картину назвать было трудно: стоящие рядами вертолёты, как гражданские, так и военные, соседствовали с БТР и пожарными машинами. Окружённые, по периметру, колючей проволокой, они создавали впечатление платной стоянки.

— Парад военной и гражданской техники, — мрачно заметил Дед, оглядывая обширную территорию. — Кронозавр! Ископаемое! Ты куда нас завёл?

— Задолбал! — отозвался тот. — Настоящая свалка дальше, включая бар «Ваша Светлость».

Возле военного вертолёта Ми-24 копошилась толпа людей непонятной национальности, которые раскурочивали брошенную технику. Куда пойдут, в дальнейшем, узлы и агрегаты разобранной машины, по свей видимости, не интересовало никого: ни правительство, ни старожилов местности. Куда бы не шли фонящие детали — лишь бы подальше от собственного спокойствия. На кабине геликоптера висела помпезная вывеска, гласящая: «Вертолётная компания «Шуй, Фуй и сыновья»», которая вызвала бурную полемику среди сталкеров и, частично пролившая свет на расовую принадлежность старателей. Оставалось загадкой полное безразличие властей к происходящему, но всё списали на пагубное влияние зоны отчуждения.

— Для стерилизации особо прытких отправляют, наверное, — мимоходом бросил Почтальон, хлопнув Пифагора по плечу. — А, Пиф?

— В крольчатник, что ли? — отшутился тот. — А вдруг нестыковка возникнет и выйдет всё наоборот — такой всплеск… Да ещё сопровождаемый мутагенезом…

В это время, толпа эмигрантов, если верить вывеске, продолжала обогащаться за счёт брошенного хозяйства. На этой ниве, они намеревались дорасти до владельцев Ролс-Ройсов, если продолжать верить, всё той-же вывеске. Один рабочий, не отрываясь от основного занятия, сказал другому — мимоходом:

— Хрямой, слыщ, из-за границы вирнулся!

— Из полона?

— Дя-дя! — подтвердил первый мародёр.

Бульдозер посмотрел в сторону сборочного узла и тихо, но презрительно передразнил человека с гаечным ключом:

— Тётя!

— Так! — назидательно сказал Комбат. — В полемику не вступать и вообще, делать вид, что мы из другой галактики.

— Кто спорит! — согласился Крон. — Мне не по силам освоить жуткий гибрид лингвистической смеси, замешанной на основе Великого и Могучего.

Миновав разделочную мастерскую, товарищи нестройными рядами углубились в небольшой лесной массив, разделительной полосой вставший на пути: между стоянкой и свалкой. Лесок неожиданно встал плотной стеной, а дорога куда-то пропала. Сверившись с картой, Крон достал компас. Стрелка, указывающая направление, в свою очередь, тоже упёрлась в лес, кажущийся непроходимой тёмной чащобой. Комбат ушёл на разведку, пока остальные переводили дух на небольшой поляне. Наконец, Кащей не выдержал и с помощью Сутулого полез на сосну, чтобы с её верхушки осмотреть окрестности. Последний кряхтел, подсаживая товарища и без конца, что-то бубнил себе под нос. То, о чём он хотел сказать, догадаться было нетрудно, особенно тогда, когда Кащей наступил ему на голову. Вернувшийся из разведки Комбат, заставший обоих за этим занятием, спросил Крона:

— Костлявого домой потянуло, что ли? На Родину?

— Никто ему отпуск не давал, — ответил Крон.

— До вершины ему не добраться, да и незачем, — заявил Комбат, делая знак рукой Кащею, чтобы тот слезал с дерева. — Лес кончается в ста метрах. Да и не лес это вовсе и тем более — не коренной. Так, лесополоса…

— А-а-а! — пропищал Кащей, неудачно падая с метровой высоты и потирая ушибленный бок. — Чёрт вас побери!

— Почему нас? — не согласился Бульдозер. — Обычно говорят про себя.

— А меня-то за что?

Пострадавший и его добровольный помощник, между собой, о чём-то перемигивались и пытались на пальцах понять друг друга.

— Стул! — позвал его Дед. — Вы что там — на тайные знаки строителей Вавилонской башни перешли?

— Мы изучаем буддийские мудры! — бодро отозвался пойманный за руку. — Заодно осваиваем язык жестов Северо-Американских индейцев.

— Брось заливать! — махнул рукой Дед. — Знак: сообразим на троих — поймут, наверное, все. Чего тут непонятного? И жужжать даже необязательно, а если по существу: и язык жестов, и мудры, — всё нисходит к Вавилонскому столпотворению. А вас, ко всему прочему, ещё и запах выдаст…

Зелёная трава на поляне местами пожухла и во всём чувствовалось приближение глубокой осени, несущей с собой промозглые ветра и нескончаемые дожди. Небо, свободное от летнего дрожания тёплого воздуха, резало глаз синевой, а выгоревшие на летнем солнце листья, ещё больше пожелтели. От костра, предлагаемого отдельными личностями, большинством голосов отказались, а вот в протоколе проведения короткого перекура — единодушия не было. Несогласие раскололо участников на два лагеря, но здравое размышление обеими сторонами, вскоре объединило и в итоге, покладистость перевернула всё с ног на голову. Те, кто ратовал за перекур — отказались от него, а те, кто возражал против процедуры подкрепления — выразили готовность принять участие в банкете.

— Что б вас! — выругался Крон. — Давно известно, что командовать должен один. Ладно — перерыв на обед. В случае чего, не привыкать ночевать под открытым небом. Берите пример с аборигенов зоны отчуждения. Правда, с такой чёрной мордой меня домой не пустят.

— По-моему, тебя и с такой уже не ждут, — намекнул Комбат, блаженно развалившись на поляне.

Все, кто это слышал, погрустнели ещё больше. Кто-то уходил на три дня, кто на неделю, но в реальности, оставалось неизвестным время, требующееся на дальнейшие поиски. Чем больше, каждый из командировочных, проникался этими мыслями, тем яснее, над поляной, проявлялся призрак зелёного змия, его супруги и ещё целого клубка пресмыкающихся и насмехающимися, над больными людьми, но народ тянул руки в их стороны.

Дело уже шло к вечеру, и надо было что-то решать. Оставаться в лесу желания не было и, все единодушно решили продолжить путь настолько, насколько хватит сил или терпения. Мрачный лес действительно, вскорости закончился и откуда ни возьмись, появилась пропавшая дорога. Утоптанная. Наезженная. Судя по внешнему виду — пользующаяся популярностью, в определённых кругах. Чёрный лес остался позади, а впереди лежало обширное поле, с редкими зарослями кустов. Почему, за столько лет, оно не заросло молодняком, оставалось только догадываться. Гадать нашим героям было некогда, да и подобное действие считалось не к лицу, поэтому они просто осматривали местные достопримечательности, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, могущую послужить отправной точкой для дальнейших приключений. Вскоре она была найдена, в лице трёх сталкеров и небольшого бивака. Оттуда доносились голоса, запах сомнительного варева и чего-то ещё, что пока ускользало от понимания. Когда товарищи подошли ближе, панорама стойбища раскрылась полностью — на всю ширь славянской души. Мусор, пустые бутылки и разбросанные вещи говорили о том, что это место носило характер постоянного логова, а не временного пристанища. На поляне дымил костерок, над которым висел видавший виды котелок, источавший, не слишком аппетитный аромат.

— Башмак, что ли варят? — проворчал Дед, машинально зажимая нос пальцами, как-будто хотел высморкаться или оторвать его, за ненадобностью.

Гнусавые голоса раздались со всех сторон, и пока народ не привык к изысканным благовониям, разговаривать оказалось неудобным. Преодолев сопротивление адекватной реакции собственного организма на проявление агрессивной среды, Крон всё-таки обратился к Деду:

— Ты лучше погляди — у них следов остаточной влюблённости на лицах нет? А то, я смотрю, наши дамы прошлись по зоне, как секс-бомбы по Бродвею.

— Да у них за копотью и лиц-то не видно, — вяло ответил Дед, уже без удивления рассматривая очередную партию старателей, разбросанных по зоне, как ошмётки после большого взрыва.

После краткого приветствия и такого-же представления, вновь прибывшая партия сталкеров временно влилась в нестройные ряды новых знакомых, которых звали: Хромой, Бабай и Филин. Пока готовился ужин, Дед не выдержал и, вынув дополнительную порцию армейской тушёнки, котелок отнёс подальше в кусты, со словами: «Это вы потом доварите». Сверху, он прикрыл недоваренный суп крышкой и, для большей уверенности в своём будущем комфорте, положил на неё кирпич. Кое-как ассимилировавшись в новой компании и плотно поужинав, настало время задавать, ни к чему не обязывающие вопросы. На первый и классический: «Что вы тут делаете?», последовал лаконичный ответ Филина:

— Трудимся в зоне отчуждения, аки пчёлы! Тащим, всё подряд, учёным, а им, к нашему благополучию — всё мало и мало.

Новые знакомые оказались не слишком разговорчивыми и Хромой с Бабаем, недолго поклевав носами, уже вовсю храпели, не давая покоя спящим воронам и разгоняя, крадущуюся за объедками, живность. Филин бодрился, но и его надолго не хватило. Следов прибывания искомых не обнаружилось, а сталкерам ничего не оставалось делать, как отдаться во власть Морфея.

Утром товарищи решили навестить бар «Ваша Светлость». Встав ещё засветло, они направили стопы в сторону вожделенной цели и проходя мимо небольшой рощицы, услышали в ветвях странный писк. Прислушавшись внимательно, товарищи поняли, что это голоса, но не обычные, а как из мультфильма — про лилипутов, в тот самый момент, когда маломерный персонаж песней соблазняет представительницу противоположного пола. Висящие в воздухе большие тёмные шары насторожили ещё больше и сталкеры поторопились проскочить опасный участок, не вступая, в какие-либо контакты, до выяснения всех обстоятельств. Неизвестность порождает страх, а разум — рисует жуткие картинки. Сутулого с Кащеем волнения, практически, не коснулись и Почтальон, обращаясь к Пифагору, гневно сказал:

— Ничего их не берёт!

Уже порядком рассвело, когда сталкеры вышли к развилке. Одна дорога вела в сторону внушительной кучи, возвышающейся справа, а вторая сворачивала в сторону группы домов, видневшихся вдалеке. Сталкеры машинально разделились на два лагеря: отходившие направо, становились в шеренгу молча, а свернувшие влево, помимо прочего, ещё пытались отпустить едкие комментарии, насчёт целесообразности похода к мусорной куче. Скарабеи — самое мягкое выражение, прозвучавшее в это утро. Пока длилось противостояние, у развилки появились вчерашние знакомые и, как выяснилось из пояснения, у них, одновременно, закончилось почти всё, начиная солью и заканчивая спичками. Самым правильным направлением оказалось левацкое — в деревню. Там-же, дислоцировался бар «Ваша Светлость». Деревня в умах завсегдатаев, не позиционировалась никак и не имея названия, оставалась белым пятном на сталкерских картах. Дальнейший путь продолжили вместе и по пути, Крон спросил у Филина, которого посчитал наиболее адекватным, среди новых знакомых:

— На что мы сегодня утром наткнулись? Были ещё сумерки, когда мы шли по направлению к свалке и, услышали наверху писклявые голоса, доносящиеся из каких-то тёмных шаров, висящих над деревьями. Как будто гномы переговаривались.

— А-а-а! — оживился Филин. — Это гелиевые палатки. Последний писк моды! Всё для безопасности: и от монстров защитят, потому что висишь в воздухе, и от дождя спасут. Эффективность на защиту от радиации, исследований не проводилось, но я думаю, толк такой же, как от семейных трусов.

— А как они работают, палатки то бишь? — встрял в разговор Доцент.

— Просто! Привязываешь верёвку за дерево, куда-нибудь повыше, а сам залезаешь внутрь и, выпускаешь гелий из баллона в герметичную оболочку. Она находится, как раз между стенками круглой палатки. А сегодня у них, наверное, газ проник из рабочей камеры в жилой отсек. Вот и пищат, сидят.

— Уф! — неожиданно вздохнул Кащей. — Я уж было думал, что допился до малолетних чёртиков…

— Шутников ещё не было, которые пилотируемые метеорологические зонды запускали? — улыбнувшись, спросил Комбат, представив себе такую картину. — Дружественные послания из стратосферы, принимаются круглосуточно! Если докричишься…

— Это что! — продолжил Филин, резво шевеля ногами. — Сейчас нычки защищают ядовитыми газами: лежит рюкзачок в кустиках, а к нему тянется любитель чужого добра…

— А откуда в зоне гелий, да ещё в баллонах? — вмешался Дед. — У военных такого добра, по-моему не было. Да ещё в таких количествах.

Филин пожал плечами и, замедлив шаг, наклонившись к собеседнику поближе, ответил, понизив голос до шёпота:

— Краем уха я слышал, что предприимчивые люди, качают гелий, где-то в районе свалки. Ходит слух, что внутри самой мусорной кучи находится НЛО. Вот оттуда, торговцы и заправляются изотопом Гелия — 3. Поговаривают, проход туда лежит из подвала. Но, это непроверенные сведения. Не исключено, что газ привозят с Большой Земли.

— А бар в деревне существует? — спросил Бармалей, вероятно сомневающийся в такой возможности.

— А як же! — с готовностью и, даже с определённой долей радости, ответил собеседник. — «Ваша Светлость». И бармен есть — Жук его зовут.

— Шпанский? — попытался сострить Бульдозер.

— Почему шпанский? — не понял Филин. — Никакой он не шпана! Милейшей души человек и очень культурный; разве что — немного прижимистый. Ну, да они в торговле — все такие. Если он и не лучше остальных барыг, то никак — не хуже.

За всё время разговора, товарищи Филина не проронили ни слова, видимо уже настолько свыкнувшись с местными чудачествами, что они уже не вызывали у них: ни удивления, ни отторжения — ассимилировавшись в подсознании с действительностью. Между тем, из-за кустов показались первые дома и группа уверенным шагом вошла в безымянную деревню. Бар «Ваша Светлость» горделиво стоял посередине поселения и сталкеры, бодро проследовали в его направлении — на заправку.

— На зарядку — становись! — скомандовал Бульдозер.

— Чего? — не понял Сутулый.

— Чего-чего! Подзаряжать аккумуляторы в баре будешь или нет?

— А-а-а! — радостно и понятливо протянул Сутулый, поддерживаемый гнусавым голосом Кащея, промычавшего, с товарищем — в унисон.

Внутри бара, как и следовало ожидать, обшарпанные стены соседствовали с грязью по углам. Определить цвет, в который было некогда окрашено помещение, за сроком давности не представлялось возможным. Нет, покраска конечно была, но вот её нынешняя гамма тесно перемешалась с копотью, оставленным табачным дымом. Помимо этого, краска оказалась наглухо засижена мухами, а местами — просто отвалилась от стены. Про потолок и говорить было нечего — красивый чёрно-серый цвет облупленной штукатурки, чудом державшейся между потемневшими стропилами.

Меню мало чем отличалось, от предлагаемого набора в баре-побратиме. Видимо, поставщик был один и противников не баловал, оставляя им шанс на честную здоровую конкуренцию, в которой не усматривалось здравого смысла, поскольку расстояние, разделяющее точки общепита — очень велико. И всё-же, разница была. Если в баре «Ваше Сиятельство» Скунс предлагал в пивных кружках брагу собственного изготовления, то здесь, Жук наловчился варить домашнее пиво. На вкус оказалось трудно оценить достоинство напитка, поскольку любителей, среди пришедших, не было, а сравнить — не с чем. Но товарищей, подобные тонкости — мало беспокоили.

Крон давно не расставался с лупой, держа её в нагрудном кармане и теперь исподтишка рассматривал стойку и столы, на предмет нестандартных следов, несвойственных отпечаткам стаканов и бутылок. Справедливо решив, что мимо такого бара дамы ни за что не пройдут мимо, Крон усердно обследовал стол за столом. Не обошёл он своим вниманием стулья и табуретки, а особенно тщательно, проверил стойку бара. Чуть не позабыв про входную дверь, он вернулся к ней и довольный результатом, вернулся к столу, за которым расположились его товарищи.

— Были, — кратко и лаконично сообщил он друзьям о результатах инспекции. — Причём, по ходу пьесы, дамы проявили обычную активность. Как вы сами понимаете, я не могу рассматривать у посетителей травмированные задницы.

— Что это нам даёт? — спросил Кащей. — Были они тут или не были! Нам-то что? Не нам накостыляли, да и ладно.

— Что даёт-что даёт! — покрутил Крон у виска пальцем. — Значит, мы на правильном пути, а это уже неплохо. То, что мы сидим у дамочек на хвосте — большое дело. Хуже — если наоборот. Тебе об этом любой разведчик скажет.

— Я придумал, как проверить сталкеров на наличие побоев, — усмехнувшись, высказал идею Доцент. — Нужен только белый халат и ещё пустить слух, что профессиональный доктор приехал — всё. Рассматривай спокойно синяки и ссадины.

— Нужны мне их синяки! — раздражённо отказался Крон. — Побили они кого-нибудь или нет — мне-то что? Главное — были тут дамы и это главное.

Посетителей в баре, практически не было, вероятно, в связи с ранним утром. Все, кто мог передвигаться, ещё спали и бармен скучал. Крон решил воспользоваться паузой в его работе и расспросить Жука, о подробностях местной жизни.

— Ну, как тут у вас дела, — начал он издалека, — какие последние новости имеются?

— Какие тут могут быть новости? — удивился бармен. — В такой глуши жизнь, как-будто замирает. Сталкеры приходят, как на работу, а уходят так, как-будто их впереди каторга ждёт. Появление некоторых непредсказуемо, а по приходу других — можно часы проверять. Всё, как в любой другой забегаловке. Правда, были тут недавно две дамы — развлекли народ. Последний обалдел и предложил всё, что мог предложить, включая части собственных тел, но, насколько я понял по доносившимся обрывкам разговора, они искали конкретные артефакты, а сердца и руки было предложено засунуть, куда-нибудь, по личному усмотрению.

— Какие, не помнишь?! — взволнованно спросил Крон собеседника.

— Чего их, помнить-то? — спокойно ответил Жук. — Васька Писарь записал на клочке бумаги их названия и клятвенно заверил дамочек в том, что кровь из носа — артефакты будут. Писульку растиражировали и даже мне оставили на тот случай, если кто принесёт арты на продажу. Вот, я и тебе запишу, на всякий случай. Если найдёшь, считай — самосвал отыскал.

Крон покрутил в руках бумажку, на которой обгрызенным карандашом были нацарапаны следующие названия: «Генератор», «Призрак» и «Вытяжка». Аккуратно убрав её в карман, он осторожно завёл разговор с Жуком о том, почему возникла такая неадекватная реакция со стороны сталкеров, на появление двух особей женского пола.

— Ну, во-первых, — пояснил бармен. — Баб здесь нет и этим всё сказано, а во-вторых, хоть чуть-чуть, но внутри запретного периметра все немного не в себе. Нелишним будет напомнить, что зона наносит свой психологический отпечаток на умы индивидов, в ней копошащихся. Вот, к примеру, прибегает один сталкер в НИИ и с порога заявляет: «Часы встали! Механические!» Профессор посмотрел на него, на часы и лениво спросил: «Заводить пробовали?» Тот недоверчиво помотал головой, из стороны в сторону, извлекая из себя такие звуки, как-будто его мордой протащили по батарее центрального отопления. В итоге, когда покрутили головку завода часов — они пошли, а сталкера повели отпаивать валерьянкой. Вот так: пустяковое, казалось-бы, дело — остановка отсчёта времени, в отдельно взятом механизме. Но! Оказалось, что это способно свести с ума целый дивизион охочих, до паранормальных явлений, особей.

— Охотники до небывальщины?

— Ну так! Нет такого? Придумаем! Надо же чем-нибудь подсолить пресные будни обывателя. Ему хочется, как минимум, быть коком на пиратском судне, а он повар в местной столовой. Половина сталкеров в зону — не за заработком едут, а геройствовать, как-будто тут на каждого по амбразуре дота заготовлено. Одно накладывается на другое и гибрид готов — псевдосталкер…

Крон, на пару с барменом, поцокали языками и вернулись, каждый к своим занятиям.

— Ну, что там интересного? — спросил Комбат.

— Вот — список артефактов, недостающих до завершения модернизации «Пузыря». Они не должны попасть к ним в руки!

— Почему? — усомнился Пифагор. — Чем быстрее найдут, тем быстрее свалят отсюда! Пусть догоняют свой звездолёт…

— А нам здесь навсегда поселиться? — возразил Крон. — Такую «дизу» в информационном поле запустили.

— Слушай — ка, Кронозавр, — задумчиво промычал Бульдозер. — С врагом желательно бороться его же оружием.

— Как ты себе это представляешь?

— Нужно найти выход на прессу, как нашей страны, так и этой, — предложил родственник трактора. — В «интер» можно не соваться — там столько лажи, что уже давно никто не верит тому, что в нём публикуют.

— Хорошее предложение, — одобрил Крон. — Нет, на самом деле! Буль, ты, как специалист, возьми это на заметку. Наверняка в зоне отчуждения журналюг бегает, как собак нерезаных. Как-бы они не маскировались под рядового сталкера, их выдаст чрезмерное любопытство.

— И то верно, — согласился с обоими Доцент. — Такого напишут, что волосы на голове дыбом встают, но, при этом отрицают причастность своей газеты к жёлтой прессе. Например: «Бабка застала дедку, жрущего репку, прямо на грядке. Как пояснил пострадавший от скалки, он просто хотел облегчить вес плода, который будущая экспедиция начнёт извлекать из недр огорода».

— Самое разумное — создать собственную газету, — высказал своё мнение Бармалей. — Главное — найти материал, для написания.

— А помещение? — усомнился Почтальон. — Оборудование!

— Какое помещение, — скривился Бармалей, в недовольной гримасе, — какое оборудование? Достаточно трёх компов, в отдельно взятой квартире и всё! Даже офис необязателен — общение по мылу. А насчёт оборудования, то и здесь, ничего сложного нет. Сейчас многие типографии печатают с готовых файлов заказчика. Только деньги плати, а если будешь постоянным клиентом, то и отношение вскорости станет другим. Отсрочки платежей и тому подобное. Таких издательств сейчас — пруд пруди.

— Я уже и название придумал, — радостно сообщил Сутулый, предварительно посовещавшись с другом. — «Короткое замыкание».

— Почему замыкание, — усмехнулся Дед, — да ещё короткое? Это с мозгами, как-то связано?

— Так, — задумчиво произнёс Кащей, будучи соавтором именования будущей периодики. — Навеяло дореволюционным названием газеты «Искра».

— А само издательство как назовём, — подключился Бульдозер, — «Сталкерский вестник?» Или «Глашатай зоны?»

— Чего уж там! — перебил его размышления Комбат. — Кроши сразу — «Небо в клетку». Неплохо звучит и «Полосатые будни».

— Первое интервью возьмём у Копчёного, — согласился с ним Дед. — Назовём статью: «Век мыла не видать!»

Группа новоиспечённых журналистов вышла на улицу, где разбросанные по ветвям деревьев птички, старательно выводили своё надоедливое карканье. Дальнейший путь лежал на свалку, хоть никто не имел представления о том, что там нужно делать и тем более, зачем туда необходимо идти. Но, погоня есть погоня, в которой приходится держаться взятого следа, тем более — перемещаться просто необходимо, если не хочешь застрять навсегда, среди старателей.

Большая земляная куча посередине свалки, привезённая из заражённого города, с вкраплениями унитазов, оттуда же, была вся изъедена крысиными норами. В них, насколько успела убедиться компания, жили не только длиннохвостые грызуны, относящиеся к теплокровным но, так же, короткохвостые создания, относящиеся к костлявым хомякам. То один представитель мусорной кучи, то другой — пробегал под ногами, оглядываясь на возмутителей спокойствия и, что-то недовольно пища. Крысы пробегали молча. Из норы в нору, шмыгали: то крыса, которую догонял хомяк, то в обратном порядке.

— Брачные игры, — решительно заявил Кащей. — Скоро можно ожидать результатов скрещивания. Я думаю, профессор, из Научного центра, заинтересуется экземпляром.

— Мне показалось или нет, — спросил Сутулый, — хомяки, как-будто бы — в противогазах?

— А-а-а! — весело отозвался Крон. — Они с ними не рождаются. Хомяки появляются на свет костлявыми. Вот и подумай — где зерно хранить и прочие припасы. Как поступают настоящие сородичи на Большой Земле? Правильно! Набивают два мешка за щёки и тащат в нору. У костлявых собратьев такой роскоши нет, вот они и тырят противогазы с армейских складов — благо химзащита просроченная и никому не нужна, кроме самоубийц. Самая популярная, а соответственно, удобная модель противогаза — с двумя патронами, по бокам — без соединительных шлангов. Почему нужно таскать запасы с собой? Тут есть один момент: барахлишко в норе не оставишь, так как ему быстро приделают ноги, причём, собственные сородичи. Вот так и бегают мутанты в противогазах — всё своё ношу с собой.

В куче, чего только не лежало. Даже, у видавших виды, глаза разбегались от разнообразия барахла, сваленного вповалку и присыпанного землёй. Ветер доделывал начатую работу, занося помойку пылью и мелким песком, поднятым в воздух, во время особо несносной погоды. Кислотные дожди летом и грязный снег зимой способствовали утрамбовке брошенного имущества. Крон заметил, среди чёрной грязи и рыжей пыли, вкрапление благородного цвета. Подойдя ближе, он осмотрел находку, выпирающую из кучи, исключительно ровным полукругом, на котором невозможно найти: ни вмятины, ни царапины. Повинуясь инстинкту, подошедший следом Кащей врезал по железяке ногой. Свалка вздрогнула и мелкая дрожь прошлась по всем унитазам и проржавевшим трубам, воем отозвавшись в глубине захоронения. Циркониевое покрытие, не выдержав вибрации, облупляясь, падало вниз редкой серебристой пылью. На дождь это не очень походило, но фантазия у сталкеров разыгралась не на шутку.

— Кащей — ты так больше не делай! — предупредил его Дед. — Сдаётся мне, что это край того самого НЛО, оголившийся, по всей видимости, совсем недавно, а то его давно бы попробовали отпилить.

Так это или нет — проверить не было, никакой возможности. Для того, чтобы раскапывать свалку, нужен был, по меньшей мере, экскаватор, а у них с собой не было даже лопаты. Усевшись в раздумье неподалёку, товарищи гадали, что делать дальше. Гадание плавно переросло в ленч и НЛО отошло на второй план. Неожиданно потемнело настолько, что день превратился в ночь, испугав, как минимум, половину компании. В чёрном небе, усыпанном яркими звёздами, раздался громкий непонятный звук, напоминающий пение синего кита, временами прерывающийся треском сломанного приёмника. Эфир кряхтел, скрипел, и вновь затягивал заунывный вой звёздного шамана, исполняющего дьявольское камлание с помощью китового уса и периодически, вставляющего свой гнусавый голос. Внезапно, пение усилилось до сотен децибел, достигнув предела болевого порога и небо прорезал ярко-жёлтый болид, осветивший зону, как дневное солнце. Скрывшись за лесом, он взорвался с оглушительным треском. Земля вздрогнула, а Крон оживился:

— Охота за осколками небесного странника начинается!

— Да, это может принести неплохие дивиденды, — согласился Почтальон. — Побольше, чем сбор артефактов.

— Их нужно сначала найти, осколки, то бишь! — возразил ему Пифагор. — Пол-парка каменного; японского перетаскаешь — учёным, но так и не найдёшь то, что нужно. Кто-нибудь помнит, как выглядит метеорит.

— Смутно, — мрачно ответил Бармалей. — К тому-же, они разные: хондриты, ахондриты, палласиты, каменные, железные, углистые и прочее дерьмо. Как-будто своего мало…

— Всё — словесный понос закончился? — вежливо поинтересовался Почтальон. — Насчёт других — не знаю, но мимо палласита не пройдёшь, не обратив внимания.

— А вдруг это энергетический сгусток, имеющий кластерную основу, тогда ни о каких осколках, не может быть и речи! — продолжал Пифагор настаивать на своём. — Мнения учёных, насчёт этих объектов, сильно разнятся. И не проверишь — пойди, пощупай-ка. К тому же это явление крайне редкое, как шаровая молния, а особенная диковинка — поющий болид.

— Согласен! — решительно заявил Крон. — Нам просто некогда заниматься поисками небесного гостя.

— У астрофизиков, работающих с радиотелескопами, поди, всю аппаратуру заклинило, а в Энске окна повыбивало, — злорадно сказал Доцент, энергично потирая руки.

Чем ему насолили астрофизики, так никто и не узнал. Чем не угодили жители Энска, оставшиеся без окон, выяснять не хотелось, а про сигнализации, не дающие спать по ночам, разделения мнений быть не могло, что и озвучил Дед:

— Насчёт окон не знаю, но то, что сработали все автосигнализации — это к гадалке не ходи. Может — сломаются музыкальные ящики, от такого грохота…

На небе, по-прежнему, сияло солнце и всё вернулось на круги своя. Среди куч мусора, товарищи увидели своих новых знакомых, что-то пытающихся вынуть из гор металлолома. Филин громко ругался, Хромой кряхтел, покраснев от натуги, а Бабай тянул железо на выход.

— Бабайка — дёргай сильнее! — не выдержал Филин.

— Куда сильнее — то, — недовольно ответил товарищ, — что я тебе — Жиботинский, что ли?

— Бери выше, — заверил его Филин. — Ты у меня скоро, как Поддубный будешь. Для начала, тебе нужно с собой постоянно двухпудовую трость таскать, как это делал знаменитый борец.

— Скорее всего, мы с Бабайкой попрощаемся прежде, чем он два пуда, хотя бы до бара допрёт! — заметил Хромой. — Как будем прощаться с товарищем?

— Тебя где хоронить, — озадачился Филин, — здесь или в Турции?

Нечленораздельное бормотание Бабая указывало на его недовольство и каких титулов на себя не вешай — ничего не поможет. Вот и железяка, которую они извлекали из помойки не сдвинулась с места, ни на миллиметр.

Подойдя ближе, товарищи сравнили Филина, устало сидящего на унитазе, с другой хищной птицей.

— Восседает, как горный орёл на вершине Кавказа — на фоне чёрных скал, — прокомментировал Комбат. — Отличная маскировка — его не видно, ни хрена…

— А чего ему прятаться? — недоуменно спросил Дед.

Крон визуально оценил ситуацию и спросил Филина:

— Вы чего пытаетесь извлечь?

— Да вот, этому «покемону» померещилось, что один осколок упал именно сюда, — ответил сталкер, одной рукой показывая на «покемона» Бабая, а другой, на предполагаемое место падения звёздного странника.

Бабай виновато топтался рядом, а Хромой брезгливо рылся в куче барахла.

— Нет тут ничего! — воскликнул он, поднявшись с четверенек. — Даже намёка на приземление.

Бросив бесплодные поиски, две компании вновь объединились, перед тем, как расстаться навсегда. Костерок весело потрескивал сухими дровами, пока Сутулый не засунул в него полено, пропитанное какой-то гадостью. Тяжёлый едкий дым моментально накрыл бивак плотным сизым облаком. Все повскакали с мест, а Сутулый, откашливаясь, выпустил восемнадцать ровных колец.

— Иллюзионист, хренов! — недовольно воскликнул Комбат. — Ты химию кинул, чтобы нам фокус показать?

Полено извлекли из огня и закинули подальше, от места посиделок. Постепенно народ прокашлялся и утраченная идиллия вернулась на своё место, уютно расположившись в тесном мирке согревшихся сталкеров. Крон покрутил головой и осматривая свалку, заметил преобладание некоторых предметов, над другими. Оценив численное превосходство туалетных принадлежностей, он вынес своё заключение:

— Однако, сколько здесь унитазов! Со всего Энска 15, наверное…

Филин усмехнулся и поведал то, что бродило в умах всех искателей приключений, промышлявших в этой местности:

— Говорят, что по-ночам, в этой местности — бродит «Чёрный прапорщик». Проверить это трудно, так как ночью сюда мало кого удаётся заманить, даже самым лакомым куском обещаний. Ну, так вот: кто-то сказал, что унитазы, торчащие в мусорной куче, дырами наружу — иллюминаторы НЛО, а другой индивид утверждал, что это — переговорное устройство. Чтобы потайная дверь в подвале открылась, нужно крикнуть пароль, в один из унитазов, и назвал слово. Очки сильно фонят, но сталкер крикнул, а потом сильно светился в темноте — рубиновым цветом. Проходящий мимо Чёрный прапорщик, осмотрев грязные унитазы, покрытые налётом красновато-рыжей патины, однозначно констатировал тот факт, что их драить надо — по любому, колбаса. Светясь в темноте, как сигнальная ракета, сталкер до утра чистил сантехнику, пока в утренних лучах солнца, не растворился прапор, вместе с половиной отмытых очков.

— Видимо, он их из своего полкового сортира приносил, — сделал правильный вывод отслуживший наряд вне очереди, только за то, что не вовремя под руку подвернулся.

— Слухай, Мыкола! — сказал ему товарищ, вылезая из временного укрытия. — По-моему, он не из нашей части…

— Сдаётся мне, что и не из нашей армии, — добавил второй дезертир, покидая ночное убежище.

— Кретины — мы вообще в армии не служим! — сплюнул пострадавший, играя таинственным зеленоватым свечением.

Три блуждающие светлячка ещё долго можно было наблюдать среди камышей болот: то расходящихся, то сходящихся вместе, то кружащихся вокруг одной точки, то замирая вокруг четвёртой — вероятно, костра.

Филин перевёл дух, как — будто не историю рассказывал, а грузил вагон с углём. Немного помолчав, он продолжил:

— Другой охотник, за загадками зоны, отчаявшись найти ответ на, казалось бы, очевидную ситуацию, засунул в дыру туалетного прибора гранату, предварительно освободив её от чеки. Ну, лежит мусор — на свалке! Так нет — во всём подвох видится! Сталкер отбежал подальше, а унитаз, как валялся, так и валяется себе — на месте. Барахолку тряхнуло, а из подвала прибежал Диспетчер.

— Что — есть служба такая? — удивился Бульдозер.

— Да какая, на-хрен, служба — монстр! Он охраняет, в основном, свалку, от разрушения непутёвыми сталкерами.

— Здесь ночью опасно, — покивал головой Хромой. — Только и знай, что держи ухо востро.

— Тёмная ночь, только монстры шуршат по степи! — пропел Бабай и блаженно растянулся, пододвинувшись ближе к огню.

— А Чёрный прапорщик приходит только по ночам? — спросил Филина Сутулый, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Ну, чего ты боишься? — успокоил его Кащей. — Вон нас сколько! Накостыляем не только прапору, но и тому, кто под руку подвернётся — на всякий случай. Так сказать — превентивный удар.

— А всё-же? — не унимался Сутулый.

— Этот крендель задолбал всех порядком, в зоне отчуждения, да и уставом — заодно, — ответил Филин. — Но днём замечен не был…

Крон достал головешку из костра и прикурив, спросил новых знакомых, уже не помышлявших рыться в помойке:

— Вы видели в земле странный предмет? Вон там?

— Видели, — вяло отозвался Филин. — Чего только с ним не делали и даже автоген привозили — всё без толку!

— Так может быть это и есть то НЛО? — задал наводящий вопрос Комбат, пристально вглядываясь в сторону серебристой болванки, которую: ни лом, ни огонь — не берёт.

— А кто его знает? — ответила троица хором.

— Понятно, — усмехнулся Дед.

Доцент, до этого сидевший спокойно, вдруг оживился:

— А что, если наши девицы внутри? Воспользовались телепортом?

— Маловероятно, — ответил Крон, у которого внутри всё похолодело. — Маловероятно. Слишком мала точка, а у незаконченного «Пузыря», радиус действия — обширный. Я думаю, что «столовый сервиз» — это их конечный путь назначения.

— А как же мы? — растерянно спросил Дед. — Мы и так в розыске, а если бабы улетят, то и нам, обратного пути — нет! Мне до фонаря ихняя судьба, но…

— Не трави душу! — угрюмо оборвал его на полуслове Крон. — Может, ещё всё образуется. Чего загадывать наперёд?

— Космонавты, мать их! — раздражённо воскликнул Почтальон, смачно сплюнув в сторону. — Где они теперь, отставшие от звездолёта?

— Полезли внутрь: деньги и документы искать, которые остались на борту, — смеясь, ответил Комбат и вздохнув, бросил в костёр пару сухих поленьев.

— Чего вы переживаете? — подал голос Пифагор. — Пока они пытаются попасть на борт, у них торговцы весь гелий-3 выкачают! Останется одна антиматерия.

— Которая и бабахнет, от души! — воспрянул духом Бармалей, понимая, что от зоны отчуждения, в том виде, в каком она существует теперь — ничего не останется.

— Как бы дамочки торговцев в оборот не взяли, — озабоченно пробубнил Крон. — Они люди слабые — в партизаны не годятся, чтобы молчать. Точно всё выложат: и откуда гелий, и как попасть внутрь «Вимана», если заправка не производится, где-нибудь, снаружи, но — это маловероятно.

Кащей подошёл к торчащему куску тарелки и приложив ухо к холодному металлу, прислушался к звукам, которые могли выдать пребывание на борту посторонних элементов. Или хозяев… Не доверяя собственному слуху, он легонько постучал по конструкции костяшками пальцев, словно прося разрешения войти внутрь. Сталкеры напряглись и приготовились отпускать комментарии, но в этот раз, Кащей не позволил себе проявить безрассудство, а просто вернулся к костру. Не в силах сокрушить чудо порошковой металлургии, он решил оставить всё, как есть.

— Самодвижущиеся охранные турели, из НЛО, не видел поблизости? — спросил его Филин. — Поговаривают, что когда тревожат тарелку — они выкатываются.

— Как это?! — опешил Сутулый.

— На свалке, время от времени, появляются самодвижущиеся охранные турели, то есть, роботы-охранники, объезжающие кучу мусора по периметру, — пояснил Филин. — Кем они были завезены — неведомо, а реагируют они на примитивные датчики движения. Нужно просто встать и замереть, но не у всех хладнокровия хватает! Кое-кто утверждает, что турели сбежали из НЛО, а кто-то гуторит, что их специально оттуда выпустили.

— Ага, — обрадовался Дед. — Двое прошлись, в ритме вальса, держась за руки и делая скриншот, время от времени.

— Это как? — удивился Кащей.

— Не тупи, — ответил Дед. — Это стоп-кадр, где даже честно моргать глазами не позволяется.

— Валить надо отсюда! — взволнованно крикнул Сутулый.

Никто не возразил и не попытался настаивать на продолжении посиделок. В бар возвращаться было незачем и дальнейший путь, согласно карте и устному подтверждению новых знакомых, лежал в «Бешеную Долину».

 

Глава двенадцатая Бешеная Долина

Крон долго крутил в руках карту, примеряясь к ней с разных сторон и ставя в различные позиции. Как сказал Комбат, стратег, разве что не заглядывая к ней под подол. Даже вверх ногами поворачивал. Хромой, наблюдая за его мучениями, спросил:

— Что ты в ней пытаешься найти?

— Что-что! Дорогу в долину…

— Чего её искать-то? Вон тропа — идите и не сворачивайте никуда.

— А как там обстоят дела с торговлей? — вмешался Комбат. — Можно прикупить что-нибудь серьёзное?

— Что ты имеешь ввиду, — не понял Хромой, — пулемёт или бутылку?

— И то, и другое! — вставил своё слово Дед. — И как это будет выглядеть?

— Девиз банальный — избитый, как и везде в зоне: «Ты — мне, я — тебе!» — ответил Хромой, пожав плечами. — Там барахолочка маленькая есть, неподалёку — в «Чёрной Ложбине», где собираются торговцы оружием.

— Ты ешь моих вшей, я твоих, — задумчиво произнёс Доцент, в ответ на прозвучавший девиз зоны отчуждения.

— А вот и фуфло, всё это! — возразил Крон. — Обезьяны, друг у друга, не блох ловят и прочих насекомых, а выискивают кристаллики соли. Они образуются в шерсти, в результате потоотделения. Так приматы восполняют недостаток солей в организме. Фрукты ими бедноваты, да и свежее мясо тоже — не изобилует. Солончаки есть не везде, чтобы лизать их…

— Обезьяны едят мясо? — удивился Сутулый, недоверчиво поглядев на рассказчика, потому что в собственном сознании, кроме бананов и апельсинов, ничего не всплывало.

— Гориллы нет, а шимпанзе едят — сам видел, — заверил его Крон. — Каннибализм им не претит, в следствии отсутствия разума.

— Этак, они и меня могут запросто слопать? — поёжился Бабай, в душе надеясь на отрицательный ответ, как-будто обезьяны в зоне, настолько обыденное явление, что до момента обвинения в мясоедстве, на них, попросту, не обращали внимания.

— Теоретически — да, — подтвердил Крон. — Ты лучше про барахолку расскажи.

Бабай наморщил лоб и почесав затылок, начал повествование:

— В сырых местах с обувью неважнецки и, когда сталкер натыкается на аномалию «Барахолка», то может обнаружить в ней калоши: красивые, почти изящные; на вид крепкие и новые, вот только брать их нельзя, ни в коем случае — запинают. В той же аномалии встречается другой артефакт — «Узел». Никто до сих пор не знает, что это и для чего нужно.

— Может быть, просто обрывок простой верёвки? — предположил Бульдозер, почёсывая живот.

— Оставшийся от висельника, а Буль? — сострил Бармалей.

— Да хоть бы и от него, — пожал плечами Бульдозер.

— Я имел ввиду простую барахолку — торговую точку, а не аномалию, — прервал их диалог Крон. — Обычную толкучку или рынок, если угодно. Не нравится рынок, тогда — базар…

— А чего про базар рассказывать? — удивился Бабай. — Торги, как торги. Выбираешь, платишь — забираешь. Всё, как обычно. А вот про «Бешеную Долину» поведать стоит. Вы тут люди новые, не знаете многого. Есть такой артефакт, ярко-жёлтого цвета, который называется «Бумеранг». Отдельные апологеты и ветераны зоны называют его «Бешеный Банан», потому что, по мере приближении к нему, он срывается с места и, описав крутую параболу, возвращается назад, стремясь поразить охотника за образованиями в голову. Если у банана это не получается, то он заходит на второй виток, атакуя уже сзади. Так и кружит он в воздухе, пока не поразит цель или сталкер не сделает ноги, отбежав подальше.

— Ладно, он хоть по морде метится, а не…, - высказался Пифагор, нервно усмехнувшись.

— Другой артефакт, из той же долины, называется «Бешеный Огурец», — продолжил Бабай. — Он имеет тоскливо-зелёный цвет, форму огурца и, весь покрыт прочными, как сталь, колючками. При угрозе приближения, артефакт взрывается, разбрасывая во все стороны острые иглы. Для голого тела, это верный трындец, а дальше сами думайте, что на вас надето! Находится «Бешеная Долина» на север от «Свалки», между баром «Ваша Светлость» и «Чёрной Ложбиной». Вот в ней-то и находятся, эти аномалии, которые производят подобные артефакты. Первая «Бананьша». С виду — куст, как куст, а на нём висят бумеранги. До нескольких штук, за помёт. Вторая аномалия — «Огуречная Лоза». Она сходна с Бананьшей, только стелется по земле. Один сталкер от банана на корячках уползал. Когда артефакт пролетал над головой, приходилось клевать носом землю, чтобы не получить по загривку или по лбу, в зависимости от места дислокации артефакта, при заходе на линию атаки. В этом месте, как раз, буквально перед этим, целое стадо кабанов со свиньями проходили и так их бананы отделали, что они уделались, удобрив площадку, размером с теннисный корт. Вот по этому полю сталкер и полз, выбираясь к своим и тычась мордой в свинячьи фекалии.

— Весело! — согласился Кащей, у которого пропала всякая охота совать свой нос во все найденные щели.

— На подступах к долине берегитесь аномалии «Шары», — добавил Филин. — Она электрическая и, никак себя не проявляет, особенно издали. Приближаясь к ней, можно услышать глухое гудение из-под земли. В подземной полости и на небольшой глубине, в электромагнитном поле неизвестного происхождения — крутятся два огромных металлических шара. Когда, кто-нибудь, приближается к объекту, входя в зону активации аномалии, она срабатывает, воздействуя мощным электрическим разрядом. Два шара: один положительно заряженный, а другой отрицательно — сталкиваются, как в школьном опыте на уроке физики и, происходит высвобождение энергии. Электрическая дуга, которая замыкается на сталкере или на гайке — может убить. Всё зависит от степени заряда и насколько долго аномалию не беспокоили. Чем дольше там не появлялись люди или монстры, тем увереннее расплавляется кусок рельса. После разряда, начинается новый цикл зарядки, в связи с чем, есть несколько драгоценных, потому что безопасных, секунд. За это время, можно проскочить негостеприимное место, отделавшись лёгким испугом и всего лишь, прохождением пары сотен вольт: с левой ноги, через пах — на правую. Или в обратном порядке.

— А резиновые сапоги применять не пробовали?

— Пробовали! — вяло отмахнулся Филин. — Чего тут, только не пробовали. Они спасут, разве что пах, а когда аномалию сутки не беспокоили, то и от сапог, ничего не останется. Всё является диэлектриком — до известного предела. Бронежилет тоже хорош, только от осколков, летящих по касательной, да разве что от ножа…

— В тех краях встречается аномалия «Времена года», — от себя добавил Хромой. — В ней, смена времён года происходит за один день. Утром на ветках распускаются цветы и состояние весны витает в воздухе, вместе с опылителями: пчёлами, шмелями и прочими полосатыми насекомыми, исключая полосатых, имитирующих летающих матросиков и хищников — ос. К обеду жара стоит, как в Африке, а яблоки на деревьях наливаются соком и румянцем. К ужину поспевает урожай. Плоды опадают с веток, вместе с листьями, а к полуночи, всю землю укрывает белый снег. Вот так и получается, что за один день — год пролетает. Говорят, Крендель ушёл туда цветущим мужиком, а вернулся дряблым седоволосым стариком.

— Ну, а что! — пожал плечами Доцент. — Ночью на снегу валяться удобно. Седина — покровительственная окраска среди снежного покрова.

— Плохая идея — нос выдаст, — не согласился Бульдозер. — Ещё за опавшее яблоко примут…

Время уже перевалило за полдень и настала пора двигаться дальше. Бабая с Хромым, от собственных рассказов, сморило в здоровый сон, но у Филина имелись свои планы, относительно дальнейшего времяпровождения. Костёр давно потух, но разжигать его не имело смысла и Филин, встав с места, подошёл к Бабаю, с намерением добиться его побудки. Заодно и Хромого на ноги поставить.

— Вставай, пьянь подзаборная! — скомандовал главный троицы. — Кто в зоне на улице спит?

— Где ты видишь улицу? — недовольно отозвался Бабай, протирая глаза и толкая в бок Хромого. — Кругом леса, а здесь горы мусора.

— Не умничай! — парировал Филин. — В целом — напоминает окраины большого города, так что, никакого отторжения от реалий я не вижу. Кстати, и Хромой вписывается в панораму нищеты городских трущоб.

Распрощавшись с аборигенами свалки, товарищи гуськом направились в сторону «Бешеной Долины», стараясь держаться не слишком утоптанной тропы.

— Если никого не встретим — сразу же свернём в сторону «Чёрной Ложбины», — ознакомил всех Крон, с ближайшими планами экспедиции.

Дорогу неожиданно преградила выжженная земля, нездоровым оттенком отложившись в сознании каждого, кто осмелился вступить на эту территорию. Преграды, как таковой — не было, но идти вперёд, так-же не возникало, никакого желания. Напрасно Комбат разглядывал в бинокль пожухлую траву и чахлые деревца, разбросанные тут и там. Он так и не смог уяснить причину беспокойства.

— Может, лучше сразу свернём? — предложил он Крону, недоверчиво рассматривая сожжённую растительность.

— Пожалуй, — ответил тот.

Он уже собрался взять направление в сторону торгов, как Дед остановил их, не совсем идиотским вопросом:

— А вдруг это метеор нашалил, а не то, что вы подумали? Почему вы решили, будто мы напоролись на аномалию?

Проверка всевозможными датчиками не выявило никаких отклонений от норы, и сталкеры, несколько успокоились, задумавшись над словами Деда. Потыкав палкой выжженную землю, Крон нерешительно сделал шаг вперёд. Ничего не произошло и постепенно все осмелели, вольготно бродя по поляне и, разве что, не играя в футбол аномальными образованиями. Известная поговорка: «Везёт дуракам и пьяницам» сработала безукоризненно. Не прошло и пяти минут, как Сутулый с Кащеем тащили к выходу красивейший палласит. Через сквозную серебристую решётку метеорита, оттенённую чёрным блеском, просматривалась его внутренняя структура, состоящая из расплавленного стекла. Сквозь выжженные окна оболочки хорошо виднелись спёкшиеся аморфные вкрапления жёлто-чёрного цвета. Это делало палласит похожим на производное запретной зоны — артефакт и, если бы не личное знакомство Крона с подобными элементами, то все бы так и подумали.

— Спрячьте его подальше, — посоветовал он сладкой парочке. — Здесь за метеорит не дадут настоящей цены. Хороший экземпляр, так-же трудно продать, как и большой бриллиант. Будем надеяться, что мы когда-нибудь попадём домой, а вы, с этого момента, становитесь разведчиками. Вон, как у вас лихо получается. Люди всю жизнь тратят на поиски и безрезультатно…

Оба скисли, после такого заявления, но Комбат хлопнул их по плечу, дав понять, что Крон просто пошутил.

— Вот почему было такое пение, — догадался Доцент. — Он пустотами возмущал атмосферу, пока та выжигала в нём пустое пространство. Кстати, и звук не однотонный, вероятно из-за того, что внутренняя масса, выгорая, уменьшается.

— Не мог, такой маленький метеорит, наделать столько шума, — возразил Почтальон, а Пифагор поддакнул, согласный с таким мнением.

— А кто вам сказал, что он был один? — не сдавался Доцент. — Скорее всего, их целый рой влетел, но более вероятно — вошёл в атмосферу один большой метеор, в сопровождении свиты более мелких спутников.

— Нечего гадать! — прервал их спор Крон. — Больше ничего не видно? Тогда пошли.

Сталкеры не спеша пробирались в сторону «Чёрной Ложбины», треща кустами и проклиная бездорожье. Судя по карте, тропинка должна быть на месте, но её не было. Наконец-то заросли расступились и товарищи вышли на небольшую поляну, на которой двое коллег, по умственному несчастью, разводили костёр, при этом громко ругаясь. Как понял Крон, из доносившихся обрывков разговора, один ругал другого за то, что тот забыл взять с собой лекарство. Недоумение первого росло, после того, как второй извлекал из рюкзака продукты питания. По разумению его товарища, можно дома забыть: соль, спички, стакан или хлеб, но главное… Это не укладывалось в сталкерском сознании и вызывало бурю негодования. Пришлось Крону побултыхать флягой, вызывая в алюминиевой посуде подобие бульков. Первый сталкер, которого звали Лёнька Балык, понял, что фортуна испугалась устраивать стриптиз, вертясь перед старателями, как павшая девка на шесте, которую палка и поддерживает, от окончательного падения.

После краткого представления, выяснилось имя второго участника вылазки — Гоша Крендель. Он хромал на левую ногу и у Крона, сам собой возник вопрос: «Почему его не окрестили Хромым?» Решив, что пол-зоны хромых — это слишком, он выбросил подобные мысли из головы. Как-раз весело разгорелся костёр, приглашая в круг и размышлять было некогда. Как успел заметить Крон, умственные потуги в зоне отчуждения не пользовались популярностью. Аборигены руководствовались сиюминутными порывами, беря пример с юга Дикого Запада. Там, сначала стреляют, а потом спрашивают: «Кто идёт?» Вот и сейчас, Балык вскинул двустволку и выстрелил дуплетом в сторону кустов, где раздавался подозрительный шорох. Кусты вздрогнули, а тишину взорвал пронзительный рёв. Оттуда выбежал непонятного вида монстр, держась двумя конечностями за раненную задницу и, с протяжным воем, скрылся в направлении свалки. Удаляющийся рёв напомнил недавний поющий болид.

— Подранок! — с волнением, намекнул Дед, на опасность таких экземпляров.

— Да соль там — соль! — успокоил его Балык. — Бертолетовая…

— Почему соль? — не понял Бульдозер, в представлении которого зона, никак не вязалась с охраной садов и огородов.

— А вдруг это был сталкер? — пояснил Лёнька. — Он от самой барахолки за нами крался. Пойди — разбери, кто это такой?

— А зачем ему шпионить? — усомнился Бармалей.

— Как зачем?! — встрял в разговор Крендель. — Чтобы секреты наши выведать! Куда мы идём, и в каких местах ищем.

— А если, всё-таки, это был монстр? — засомневался Доцент, у которого образ убежавшего врага смешался с виденными, ранее, сталкерами.

— Ну и что, — пожал плечами Балык, — вдруг он занесён в Красную книгу зоны отчуждения?

— Как? — удивился Комбат. — Есть и такая?

— Профессор из НИИ сказал, что есть…

— Он сам её что ли составлял? — засмеялся Почтальон.

— Опись проводил, с выездом на место, — поддакнул Пифагор. — Перепись населения…

— Как бы там ни было, но скоро на свалке найдут большу-у-ую, такую воблу! — ухмыльнулся Сутулый. — Ха — из двух стволов…

Крон ознакомил новых знакомых со списком артефактов, полученных у бармена. Те, только пожимали плечами, никогда не слыша про подобные образования.

— У нас тут другие отклонения в изобилии, — поведал Балык короткую историю. — Вы, когда-нибудь слышали про психологическую аномалию «Зов»?

Все, молча пожали плечами, давая понять рассказчику, что чего они только не слышали, но про это — нет.

— Ну, так вот, — продолжил Лёнька. — Идёт сталкер, а из кустов слышит призывный женский смех. Он, естественно — туда!

— Ну? — нетерпеливо перебил его Кащей.

— Что ну? В кустах никого нет!

— А в чём соль? — не понял Сутулый.

— В стволе! — передразнил его Бульдозер.

— Суть в том, что зона тоже, по-своему, борется с приживальщиками, пытаясь выпихнуть их со своей территории, — пояснил Балык. — После того, как болезный в кустах никого не нашёл, он уже ни о чём думать не может, как о том, чтобы свалить в большой город. И чем дольше он находится на запретной территории, тем сильнее желание уехать. Очаровательный женский смех заставляет забыть и зону, и артефакты, и всё остальное, мыслями погружая в пороки городских борделей. Эту аномалию, ещё называют «Гонителем ветеранов», а кто-то «Борделем», но вывод один — она имеет деморализующий эффект.

— А если человек — импотент? — спросил Почтальон и все машинально повернули головы в его сторону.

— Что — уже? — сочувственно спросил Доцент, на что, от него просто отмахнулись, как от грамотной, дипломированной и образованной мухи.

— Для этого существуют другие аномалии, — закончил Балык. — Кислотные, огненные и прочие истребители гостей.

Сталкеры приуныли, сведя разговор в банальное русло, но впрочем, вполне предсказуемое — ведь каждый из них, был на работе… Пустые банки из-под тушёнки улетели в кусты. Туда, где не так давно свистела соль, соприкасаясь с молекулами воздуха, каждой своей гранью. Сутулый, чуть было не отправил следом пустую фляжку, спутав её со стеклотарой, но вовремя одумался. Глядя в красные угли костра он размышлял о превратностях судьбы, отгоняя сизый дым, норовящий обкурить сталкера. Он лез в слезящиеся глаза, ничуть не действуя на комаров, которых было немного. Это были те кровососы, из самых стойких, не спешащих разлетаться по берлогам, залегая в зимнюю спячку. Крендель крякнул и оглядев присутствующих, сказал:

— Ну, не всё здесь так плохо. Время от времени, эти места посещают волонтёры из армии спасения, с писклявыми женскими голосами, под девизом: «Любви все местности покорны!»

— Кого спасают? — устало спросил Бульдозер, не надеясь на вразумительный, а уж тем-более, правдоподобный ответ.

— Сталкеров: от одиночества, от давления изнутри, от давления извне, выраженное аномалией «Зов» — избавляют, короче. Заодно освобождают «сидора» от лишнего веса, заключённое в эксклюзивном барахле и вытряхивают карманы, обременённые денежными знаками. Всё это так отягощает передвижение свободной души по запретной территории.

— Динь-динь-динь, динь-динь-динь — колокольчик звенит, — запел Дед, вероятно, под влиянием винных паров, потому что до этого момента, он не был замечен на эстрадных подмостках.

— Да, любовь помирит и бандита с милиционершей! — задумчиво сказал Крон, непонятно на что намекая.

— Плохая идея! — возразил Балык. — Попробуй, руку подними…

— Как — бы, звон колокольчика не перерос в звон тревожного набата! — согласился с ним Крендель.

— Стоп! — воскликнул Почтальон. — Я кажется знаю, куда наши бабёнки вступили, на этот раз. То есть, в какое общество они записались.

Он нервно встрепенулся, а Пифагор спросил корифеев «Чёрной Ложбины»:

— Армия спасения, с концертом — давно была?

— Да вот — намедни, — ответил Лёнька, не понимая суть проблемы. — Только, на этот раз, они какие-то, чересчур вежливые попались.

Товарищи переглянулись, не веря собственным ушам.

— Может быть, это не наши были? — выдвинул идею Доцент. — В противном случае — нестыковка, какая-то, получается!

— Наши! — мрачно заверил его Крон. — Просто они тактику меняют. Научились уже, но, скорее всего — это было спланировано заранее.

— Вертятся, как ужи на раскалённой сковородке, — мрачно заметил Почтальон. — Всё население зоны взбудоражили.

— Слушай, Почта: бабам, по-природе своей хочется, чтобы за ними самцы толпами ходили и били, друг другу морды, но на деле, всё обстоит несколько иначе, — успокоил его Комбат. — И подобные эксперименты у замужней женщины заканчиваются, как правило, выставленными за борт чемоданами.

— И поделом! — твёрдо заявил Почтальон. — Слушай, Ком — я устал от этой темы. Приеду домой — распущу гарем.

— Вот это правильно! — одобрил Крон. — В наши дни, одна баба — роскошь, а если держать целый табун…

По громкоговорящей связи прозвучал призыв, отозвавшийся эхом во всех уголках «Чёрной Ложбины» и, по всей видимости, докатившийся до дальних закоулков свалки народного хозяйства: «Сталкеры! В бар «Логово Барабашки» поступил вагон с водкой, угодивший в электроаномалию. Эффект — сногсшибательный!»

Балык приподнял голову, прислушиваясь к объявлению и усмехнувшись, сказал:

— В прошлом году, из «Трансмутации» извлекли цистерну со спиртом, простоявшую в аномалии, с момента образования зоны. Не с большой земли спиртное импортировали, а наоборот, свою продукцию туда гнали — на экспорт.

…

Барахолка, грубо говоря, не совсем соответствовала своему названию. Вопреки представлению о подобных сборищах, народ по ней не ходил табунами и не предлагал подержанную рухлядь, с надеждой заглядывая в глаза потенциальным покупателям. Рынок оружия разместился в небольшом заброшенном хуторе, который количеством покосившихся хибар, не дотягивал до деревни. Церкви, так-же, не имелось в наличии, поэтому селом, данный анклав, никогда бы не назвали, следуя местным поверьям — будь в нём хоть тысяча домов. Пожухлая зелень омрачала пейзаж, подчёркивая заброшенность хутора. Невзрачные вывески торговцев оживляли суровую действительность, но, в то же время, вносили некоторую долю маразма, повергая в смятение читающих, грамматическими ляпами и лихими оборотами речи: «Реактивация, дезактивация и продажа комплектующих. Профанацию не производим!»

Крон разинул рот, читая литературные шедевры, выраженные в столь краткой форме, как обычная вывеска и ничего не мог понять. Кто торговцу рассказал о профанации — неизвестно, но, вероятно, это ему так понравилось, что деляга непременно решил воспользоваться названием. Поскольку владелец лавки не знал истинного значения этого слова, то отрёкшись, от сопричастия к загадочному действу, непременно упомянул про него. Знай наших!

Сталкеры уверенно свернули туда, куда их направили Балык с Кренделем. Пройти мимо вывески магазина-ломбарда «Сувенир», мог только слепой. Владелец Грек встретил их у входа и осведомившись, кто их послал, провёл внутрь. Бульдозер ненавязчиво намекнул торговцу, что их никто не посылал, а просто — дали устную рекомендацию. Оружие имелось в изобилии, но по бешеным ценам и после непродолжительного совещания, было решено реализовать метеорит. Грек только увидел палласит, как его глаза загорелись адским пламенем. Ни один кот в мире: ни до, ни после — не смотрел на валерьянку таким вожделенным взглядом, а про сметану и говорить нечего. После ряда неприличных предложений, Крон высказал торговцу свои соображения, по поводу метеорита:

— Дядя, ты из нас тут дураков не делай! Я точно знаю, что на чёрном рынке ты можешь сдать редчайший палласит, минимум, за мешок зелени или фантиков. Предлагаю уплатить нам четверть, как нашедшим клад, а за сколько его сдашь ты, нас уже не касается. Мы понимаем, что такой суммы у тебя может и не быть, поэтому согласны значительную часть взять оружием и провиантом. Ну, и боеприпасами, конечно.

— Мы можем обойтись имеющимися стволами, но нас тут напугали неожиданной экспансией монстров, которая пока не состоялась, но могущая произойти, — добавил Комбат. — Метеорит мы можем попридержать, до возвращения на Большую Землю.

Грек вздохнул и приступил к демонстрации арсенала, надеясь в процессе торгов объегорить сталкеров, хоть на чём-нибудь, не имея сил отказаться от приобретения такого раритета. Подойдя к стенду с автоматами, он сразу же начал с отечественных образцов, так как западные аналоги ему обходились дороже, хоть и имели, зачастую более низкие характеристики. Сталкеры и сами не возражали против оружия Родины, пусть и покупаемой за кордоном, но имеющее такое распространение, что с боеприпасами и запчастями, проблем не возникало, в отличии от образцов стран НАТО.

— Вот! — начал показ торговец. — Отличный автомат АЕК-971. Разработан на Ковровском Машиностроительном заводе, под руководством Кокшарова. Участвовал в проекте «Абакан». Сбалансированная автоматика работает на основе отвода пороховых газов. Пластиковое покрытие приклада — все дела. Этот образец калибра 7,62, так как более мелкий патрон — малоимпульсивный. У него выявлен ряд серьёзных недостатков и теперь тенденции идут к возвращению классического калибра.

Крон, довольный товаром, рассматривал автомат, вертя его в руках.

— Кстати, оптика — прилагается: ночная и дневная, — добавил Грек.

Деду немедленно была вручена берданка, которую с успехом заменила штурмовая винтовка ковровского производства, согласно иностранной классификации в мире вооружений. Сопроводительная речь гласила, что с одним пистолетом ходить рискованно. Дед, в свою очередь покрутил ружьё в руках и недоуменно спросил:

— Стоило ли менять? Это самое убойное оружие, пусть и не на больших дистанциях, но мы и не в поле воевать собираемся. Кстати, твои патроны солью не начинишь, а мои — пожалуйста.

— И пороху добавить можно, — согласился Комбат. — Вот и воюй! Должен же быть в отряде, хоть один партизан.

Внимание Почтальона, как изощрённого во всём, привлёк АС «ВАЛ», рядом с которым стоял небольшой чемоданчик для его транспортировки.

— Бесшумный автоматный комплекс, — с гордостью заявил Грек. — Известен, я думаю, всем — спецавтомат «ВАЛ». Правда, в зоне отчуждения он популярностью не пользуется. Дорого, да и 9 мм дозвуковые патроны СП-6 выполняются малыми партиями, только по заказу спецназа и каждая единица стоит на учёте. Строже, чем на Монетном дворе. Так что, после того, как боезапас закончится — милости просим ко мне. У других вы его вряд ли найдёте. Комплектуется тоже двумя прицелами: дневным и ночным. На семьдесят процентов унифицирован с ВСС «Винторез», так что имеет смысл прихватить и его.

— Если только вместе с тобой, — ответил Комбат, устало вздохнув. — Кто всё это тащить будет? Мне, лично, и ППШ хватит. Мы с Дедом в партизанов играть будем.

— В ролевые игры с деревенскими девками, на границе зоны отчуждения? — спросил, смеясь, Почтальон. — Не забывайте, до чего мы доигрались.

Доцент, совместно с Кащеем и Сутулым, прилипли к стенду с немецким оружием, вероятно, в детстве не наигравшись в войнушку, а может, в противовес Деду с Комбатом, объявившим партизанскую войну всем и вся.

— Великолепный образец спецавтоматов времён Второй Мировой войны — ФГ-42, - начал Грек рекламную компанию, ориентированную на Доцента. — Когда Гитлеру представили этот автомат, в качестве снаряжения им десантников, то он фюреру настолько понравился, что первыми образцами, тут-же вооружили личную охрану предводителя Третьего рейха.

— Так у них же патрон, дюже специфический — 7, 92 на 57, а четырёхгранный игольчатый штык, вообще попадает под запрет Международной конвенции, принятый после Первой Мировой, — выразил свои сомнения Комбат.

— Ствол и казённик, давно переделаны под стандартный патрон 7,62, - успокоил его торговец. — А штык… Открути и выбрось, если тебе в запретной зоне беспокоят фуфельные запреты организации, с которой уже давно никто не считается.

— Приклад, какой-то не стильный — деревянный! — внёс Дед свою лепту, в долю сомнений.

— Дурень! — оборвал его критику Доцент. — Его специально деревянным сделали, чтобы десантник зимой не обмораживался о металлический приклад. Прислонись на морозе к дереву, а потом облокотись на железо и сравни разницу. Особенно голой щекой.

Грек визуально оценил Сутулого с Кащеем и предложил для них то, что по его мнению, паре подходило идеально:

— Германский пистолет-пулемёт МП-40, образца 1942 года, в простонародье «Шмайсер», а на самом деле разработка конструктора Фольмера. Для второго подойдёт МП-28. Это уже дело рук настоящего Шмайсера.

— Им бы ещё по немецкой каске, времён Второй Мировой, — предложил Бульдозер, в довершение к полной экипировке.

— Натюрлих! — радостно согласился Крон.

Комбат критически оценил бравый вид новоявленных карателей и скептически высказал свою точку зрения:

— Вермахт бы их сразу расстрелял или, как минимум, отмежевался от причастности обоих к сухопутным силам Германии.

Пифагор, как и всякий интеллигент, претендующий на педикулёз, топтался своими громоздкими ботинками, получившими в народе нелестное название, у иностранного стенда. Как сказал Бармалей, ему для ансамбля с ботами, не хватало залихватской шляпы с бантиком. Торговец просёк тему и, тут-же поспешил предложить товар:

— Пистолет — пулемёт Томпсона, сорок пятого калибра, по американским стандартам.

— Тяжеловатенький! — пожаловался Пифагор, взвешивая оружие на руках.

— Ну, так — больше пяти килограмм, но зато барабан на сто патрон, а они, каждая — свыше одиннадцати миллиметров в диаметре, — ответил Грек. — Как дашь очередь — вылитый Аль Капоне!

— Пиф — он тебе идёт! — заверил Почтальон. — Как понадобится банк вынести, мы тебя в первые ряды определим. Никто и сопротивляться не будет — растеряются…

— Шляпы не хватает, — добавил Бармалей. — Гангстер, хренов…

Для себя он решил присмотреть, что-нибудь отечественное, не выпадающее из реалий современной жизни и надёжное, как «торговый флот».

— Автомат Калашникова — АКМС, со складным прикладом, — предложил торговец, почувствовав настроение клиента.

— АКМСы, все со складными прикладами, — буркнул Бармалей.

— Без разницы! Калибр 7,62 на 39, подсумок на пять рожков и штык-нож — в ножнах.

— Годится!

Пока шли торги, никто не обратил внимание на стенд с пулемётами, кроме Бульдозера, который неожиданно заявил:

— Пулемёт Калашникова ПКМ и две коробки, по 250 патрон. Худеть буду!

Во время долгих препирательств внутри коллектива, Бульдозера попытались уговорить заменить тяжеленный пулемёт на более лёгкую версию стрелкового оружия. Он дулся, ругался и, грозил всех трактором переехать, но взяв в руки ПКМ, сразу-же осёкся: вес был явно запредельный, для транспортировки вручную. Пулемёт Дегтярёва лежал рядом, играя, в свете тусклой лампочки, воронёным диском но, оказался ещё тяжелее.

— Представь себе — сколько ты тушёнки в «сидор» не доложишь! — вразумлял его Крон. — Если учесть то обстоятельство, что тылы в запретной зоне весьма условные, то и ориентироваться надо на мобильность — всё своё ношу с собой. И не бегать каждые два часа к торговцу за бананами.

После долгих поисков, омрачённых сомнениями и подозрениями, выбор пал на Тульский автомат А — 91.

— Образец похож на автоматно-гранатомётный комплекс «Гроза», но, это не так, — пояснил Грек. — А — 91, калибра 7,62 миллиметра, с интегрированным сорокамиллиметровым подствольным гранатомётом ГП — 95. Изготовлен по схеме «Булл-пап». Оптика прилагается. Она устанавливается на стандартную планку Пикатинни. В общем-то, редкий образец. Неизвестно: пошёл он в серию или нет.

Россыпь гранат ВОГ-25 заставила Бульдозера задуматься, куда её девать. Будучи в подсумке, она мешала везде.

— Буль, ты гранатки-то, по телу равномерно распредели — будет легче таскать: одну в нагрудный карман, другую в брючный, третью в задний, — посоветовал Почтальон. — Ну, ты понял!

— А почему-бы не распределить их между членами команды? — злобно предложил Бульдозер. — Засунуть каждому… В штаны…

— Гляди-ка — обиделся! — сказал Сутулый Кащею.

Из ручных гранат, отдали предпочтение классике из классик: наступательной РГД-5 и оборонительной Ф-1. Так как сумма оставалась внушительной, чтобы безболезненно с ней расстаться, Грек предложил осмотреть пистолетный стенд, мотивируя это тем, что автоматы автоматами, но из пистолета стреляться удобнее, в случае чего. Кое-кто пообещал укоротить ему язык, но всё-же, толпа прошла в соответствующее помещение, в котором разместилась выставка.

Выбор лёгкого стрелкового оружия, представленный пистолетами, пал на отечественные образцы, но не из-за патриотизма, а чисто из прагматических соображений. К удивлению всех, российских образцов оказалось не такое изобилие, какого бы хотелось, но Грек открыл подпольную нычку. Она открывалась редко — только для оптовых покупателей.

— МП — 412, - начал он рекламу. — Револьвер ижевского завода. Выполнен в духе Смит анд Вессон. Производится исключительно на экспорт. Правда, поэтому и калибр — 357 Магнум. Барабан на шесть патрон. Вес около килограмма.

— Как «Москвич», — засмеялся Крон.

— Патрон? — удивился торговец.

— Револьвер!

— Почему? — не понял Грек.

— Потому что — 412, - пояснил Крон, понимая, что скоро уже никто не вспомнит про подобные автомобили, кроме коллекционеров старой рухляди, разыскивающие раритеты на свалках.

Этот револьвер единодушно решили вручить Пифагору, в нагрузку к Томпсону, чтобы точно — для ансамбля. Шляпу Крон пообещал посмотреть на ближайшем огороде, одолжив его у пугала. Про остальные лохмотья разговора не было. Кис-кис у чучела не подразумевался изначально.

— Армейский пистолет 6П35, - продолжил торговец. — 9 мм патрон выполнен по классической схеме «Парабеллума», но имеет гораздо большую мощность. Соответственно, выше пробиваемость и поражающее действие. Магазин на восемнадцать штук, а вес, чуть больше кило. Кстати, какого-либо официального названия, оружие не получило, до сих пор. Фактически, это пистолет-пулемёт.

Бульдозер покрутил пистолет в руках и решил взять его себе, не заморачиваясь разработками, нацеленными не на армию, а на экспорт, справедливо полагая, что делать для себя у нас получается, не в пример лучше, чем для других. Особенно, это касается вооружения.

Своё мнение он не выпячивал и держал его при себе. Теперь и 6П35.

Сутулый с Кащеем получили АПК и АКС; конструкторов: Калашникова и Стечкина — соответственно.

— Магазины у обоих стволов на двадцать девятимиллиметровых патронов, — распинался Грек. — Разрабатывались взамен пистолетов-пулемётов. Оружие шахматистов.

— Почему? — опешили оба, да и остальные тоже не смогли сдержать удивления, с любопытством ожидая пояснения.

— Потому что патроны в магазине расположены в шахматном порядке. Ха-ха-ха!

— Остряк, хренов, — сказал Крон, обращаясь к Комбату. — Так и хочет нас без денег оставить.

— Не получится! — возразил тот. — Нам ещё неизвестно сколько путешествовать и улыбнётся, что-нибудь, в следующий раз или нет — неизвестно.

— Вот! — продолжил торговец. — Могу предложить «Гюрзу». Правда, патрон несколько специфичный — 9 на 21 мм, но зато убойный и вес оружия невелик.

— Ну-ка, ну-ка! — оживился Крон.

— Со ста метров пробивает трёхмиллиметровый титан и тридцать слоёв Кевлара, — добавил, к сказанному, Грек. — В серию не пошёл, но по слухам, активно используется различными спецслужбами.

Крон улыбнулся и выдал свою точку зрения на чёрный юмор:

— К тому, что ты накаркал, в предыдущий раз: получается, если нас выстроить в линию и приставить ствол к виску стоящего с краю, то мозги вышибет всем участникам концессии!

— Примерно так, — подтвердил торговец.

— Беру! — решительно заявил Крон. — Он мне заменит убойность дробовика.

Грек открыл стенд, на котором разместилась серия МР, начиная с 443 и заканчивая 446, под патрон «Парабеллум», что увеличивало мобильность группы. Полная взаимозаменяемость боезапаса — предпочтение военных любой армии. «Грач», «Багира», «Варяг» и «Викинг», нашли своё место в карманах сталкеров. ПМ остался без внимания, несмотря на простоту эксплуатации. Вероятно, сыграл фактор обыденности. Комбат, Доцент, Бармалей и Почтальон оказались отоваренными и пора было честь знать, но у Грека нашлось, кое-что специальное, предназначенное для проведения штурмовых операций крупными войсковыми соединениями. Продавец вошёл в раж и не желая отстёгивать валюту кэшем, сыпал предложениями направо и налево, не уставая рекламировать товар:

— Реактивный пехотный огнемёт «Рысь». Есть «Шмель». Кстати, имеется в продаже газовая горелка «Шмель» — жрать готовить, а то вы сами знаете, что керосинки ненадёжны.

— Шайки банной нет? — недовольный назойливостью продавца, спросил Бульдозер, непроизвольно почёсывая живот.

— А зачем? — опешил Грек.

— Посмотри на нас. На такую толпу, только в тазу макароны разогревать. Да и выпивка… Пустил шайку по кругу…

— Есть автоматический станковый гранатомёт АГС-17 «Пламя», — опомнился торговец, поняв, что над ним подшучивают. — Всего сорок пять килограмм.

— Ты совсем? — возмутился уже Пифагор, помня, как его на болоте под ветром мотало, без всякого гранатомёта.

— Не нравится семнадцатый, есть АГС-30, - не отставал Грек.

Тут он внезапно оживился и, аж подпрыгнул на месте, как рогатый представитель скотного двора:

— Вот! Автоматический станковый гранатомёт «Козлик» — всего шестнадцать килограмм.

— Тяжело, тебе говорят! — незлобиво ответил Дед, давая понять, что торги закончены.

— Ну, нет, так — нет, а то есть старый добрый РПГ-7.

— Где мы здесь танк найдём, чтобы подбить его из противотанкового гранатомёта? — спросил Крон, подводя итог сделке.

После окончательного расчёта, товарищи потянулись к выходу, заметно потяжелев и осмелев — одновременно.

— Ваш хутор приступом не взять, без применения тактического оружия, — сказал на прощание Греку Комбат, закрывая за собой тяжеленную бронированную дверь. Нужен, как минимум, двухсотсорокамиллиметровый миномёт, а то и тактическая ядерная пушка.

Грек полез в подвал, прятать приобретённое сокровище, а сталкеры, внемля призыву громкоговорящей связи, пошли в бар «Логово Барабашки» обмывать обновку.

 

Глава тринадцатая Секреты колбасных изделий

В баре царило оживление. Сизый табачный дым, казалось, никогда не выветривался из грязного помещения с прокопчённым потолком. За дальней стойкой подвыпивший сталкер демонстрировал самодельный противогаз. Из двух рваных, он склеил один, и теперь хвалился перед собутыльниками:

— Вид — умопомрачительный!

С этими словами он напялил изделие на физиономию, став похожим на одного из представителей свалки, роющего норы, в её недрах.

Хозяин бара, которого звали Барабашка, полностью соответствовал своей кличке: он исчезал так же внезапно, как и появлялся, притом в тот самый момент, когда, кому-нибудь, приспичивало получить добавку. Бармен умудрялся за день потратить тройную энергию на перемещение, но так и не успевал уделить внимания каждому клиенту, переведя бар на частичное самообслуживание. Являясь жёстким сангвиником, Барабашка не мог усидеть на одном месте более пяти минут. Когда он исчезал, в помещении царила гробовая тишина, а когда появлялся вновь, то всё вдруг взрывалось салютом эмоций. Казалось, что вот-вот, и на сцену выскочит кордебалет, в музыкальном сопровождении цыганского хора. Крон понял, что у такого неуравновешенного типа, вряд ли получится взять интервью и начал искать глазами того, кто бы мог помочь, в нелёгком деле разведчика. День был в самом разгаре и, завсегдатаи бара ещё промышляли в различных уголках зоны, не теряя надежду разбогатеть по-крупному. Стоя за стойкой или сидя за столом, можно только обанкротиться. Крону ничего не оставалась делать, как положиться на троицу с противогазом, попытавшись их разговорить. Судя по тому, с каким интересом они рассматривали резиновое изделие, он понял, что сталкеры собрались лезть в аномалию, не пускающую посторонних, без средств защиты. Крону показалось, что весь стол у них завален колбасой и подкрепляются, старатели, весьма основательно. Издалека он заходить не стал, а спросил напрямую: и про противогаз, и про женщин, возможно, пробегавших мимо, на что получил неожиданный ответ — они скрылись в ближайшей аномалии «Зов». Смех стоит в ней до сих пор, а вот девочки растворились и теперь, они собрались на их поиски. Сталкеров звали: Лёшка Бром, Коля Лохотрон и Федя Химик, который и склеил противогаз, наивно полагая, что он защитит его от негативного воздействия агрессивной среды аномалии. Крон не стал разубеждать Федю, в бессмысленности сего действа, а исподтишка присматривался к сталкерам — не прихрамывают ли они…

Постепенно, к разговору присоединились остальные.

— Вы одной колбасой питаетесь, я смотрю, — сказал Комбат, с подозрением разглядывая сомнительные изделия.

— На картошке далеко не уедешь! — несколько возбуждённо ответил Бром. — Да и ту неохотно продают, а только тогда, когда она гнить начинает. Торговец смотрит, что ему одному, ни за что не осилить такое количество и пускает корнеплод в продажу. А так — шиш! Даже тогда, когда картофель в рост пошёл — берегут до последнего.

— А завозить не пробовали? — поинтересовался Дед.

— Пробовали, — устало отозвался Лёша.

— Три вагона на железнодорожную станцию пригнали, — продолжил Лохотрон. — Кто подсуетился, так и не выяснили, да и не в этом дело.

— А в чём? — лениво уточнил Дед, вертя в руках колбасный батон.

— Её, в процессе выращивания, так напичкали азотными удобрениями, что через неделю, когда состав подогнали на сортировочную, оттуда уже пахло, как из овощебазы. Ну, а после того, как открыли двери вагонов, картошка попросту стекла на землю чёрной жижей.

Лохотрон перевёл дух и добавил, к сказанному:

— Поставки сюда всегда рискованные. Ну, разберутся эмиссары с поставщиком, а что толку? Мы то — без картофеля.

— Что вас на картошке — заклинило, что ли? — не выдержал Химик. — Жрите колбасу!

Тайное наблюдение за троицей ничего не дало: никаких аномальных отклонений, в их поведении, Крон не заметил, а вот за окном прошла группа сталкеров с рюкзаками на плечах. Они все, как один, прихрамывали на одну ногу и двигаясь гуськом, скрылись в ближайшем перелеске. Крон потряс головой, отгоняя наваждение, и спросил Федю Химика:

— Откуда привозят колбасные изделия — с Большой Земли? Я понимаю копчёную, но варёную?

— Есть тут зоновская свиноферма, — ответил Лохотрон. — Есть и секреты колбасы, и не один: оказывается, изготавливают её прямо в здесь — в зоне. С материка мало что поступает.

— Но из кого? — удивился Доцент. — Кроме монстров, крыс и сталкеров, здесь больше никого нет.

— А военные к сталкерам относятся? — неожиданно спросил Сутулый, при этом, глупо улыбаясь.

— Да! — подтвердил Лёшка Бром. — Только они об этом не знают.

— Ну, вот — тоже на колбасу годятся, — удовлетворённо потёр руки Сутулый, а Кащей, на закуску, откусил от колбасного батона солидный кусок.

— А что — вполне сносно, — снисходительно произнёс он, не переставая жевать.

— Говорят, что в подвалах свинофермы странные дела творятся, если не ужасные, а заправляет там всем — Мясник, — поведал Химик сталкерам секреты мрачных подземелий. — Типичный, такой тяни-толкай, с ограниченным доступом к мозговым ресурсам. Мясокомбинат, хладокомбинат и мясорубка — всё в одном флаконе. Производит колбасу, тушёнку, консервы — «Завтрак туриста».

— Из туриста — безотходное производство, — оживился Бармалей, до сего момента, предпочитающий только слушать.

Федя почесал затылок, пытаясь разбудить в спящем сознании обрывки воспоминаний, намереваясь закончить начатую речь:

— Кто-то намекал на то, что они похожи на обед, этого… Как его… Забыл, короче…

— В барах и НИИ — я, от кабанов, видел только уши да копыта, — усмехаясь, заметил Бульдозер. — Куда всё остальное девается? Взрывают они их, что ли? Или действительно — Мясник колбасу из радиоактивных свиней делает?

— Ну, а что? — пожал плечами Почтальон — Облученная — с подсветкой, чтобы в потёмках, мимо рта не промахнуться.

— Нет, копыта с ушами собирают возле аномалий карусель и воронка, — с умничал Пифагор.

— Таких, в новой действительности, уже давно нет, — махнул рукой Лёшка Бром, приправляя колбасный кругляш горчицей и отправляя его в рот. — Теперь «Чёрные дыры» пошли и прочие образования.

— Йоху! — закричал Кащей, бешено вращая глазами.

— Ишь, как обрадовался! — съехидничал Пифагор. — Наверное, в колбасе мясо нашёл…

Кащей, с набитым ртом, молча созерцал продукцию сосисочно-колбасного цеха. Из тощей кишки ливерного изделия, на него, честным взглядом, смотрел глаз одичавшей свиньи.

— Что ты там упоминал про хладобойню? — спросил Крон Химика.

— А! — отозвался Федя. — Говорят, что в хладобойне Мясника все подвешены за ноги.

— Чтобы постоянно на виду были? — не понял Сутулый.

— Чтобы не подгнивали бока! — мрачно возразил Химик.

— Почему за ноги, а не за хвостик? — спросил Кащей, не подозревая, в принципе, о чём идёт речь.

— У тебя мания величия! — заржал Почтальон, представив его в этой роли.

Федя тоже посмеялся, для приличия и, махнув стакан, продолжил:

— Один раз, пришёл Инспектор в колбасный цех с проверкой и заявил Мяснику:

— В отдел по защите прав потребителя поступила жалоба. Доброжелатель утверждает, что среди туристов, свиней и кровососов, едущих по конвейеру в мясорубку, попадаются живые крысы! Это не просто нарушение технологического процесса, это — преступление! К делу, к тому же, подключилось общество защиты животных… Как жаловался сам мясник: «Сказали, гады, что и меня защищать будут!» Да, и про Красную книгу зоны вспомнили, к которой непосредственно относятся предки сосателей.

— Инспектор — это монстр или чиновник? — уточнил Крон.

— Говорят, что и то, и другое, — закончил Химик, разведя руки в стороны и глубоко вздохнув.

— «Чёрный», короче, — сделал вывод Комбат. — Такой-же нелегал, как и сам Мясник.

— Это точно! — подтвердил Дед. — Бизнес должен быть прозрачен, во избежании непредвиденных ситуаций, когда ты не сможешь заявить в полицию на своего недобросовестного партнёра. Один чел, на скотобойне, нелегально мясо покупал, так ему через забор, вместо вырезки, целый мешок бычьей колбасы перебросили.

Навозные мухи, вперемежку со своими мясными собратьями, облепили стены и подоконник, оттуда наблюдая за действиями сталкеров. Они только ждали момента, когда можно будет наброситься на добычу. Мясистые насекомые, грязными точками, украшали ободранные обои, а навозные, блестя зелёными боками, как металлическими блёснами, особенно хорошо гармонировали с облезлым подоконником. На самом деле, народные названия, не всегда соответствуют истине и любая муха, практически — универсальна. Возможно, не исключая и мелких дрозофил. По наблюдениям Крона, им было до фонаря, что трескать на обед, а полиэтиленовый пакет, мелкая тварь прогрызает, за считанные секунды.

— Гарпии сушёные! — в сердцах выругался Дед. — Ждут, когда в нас можно будет личинки отложить.

— Чем тебе не угодила, красивейшая из птиц, семейства ястребиных? — лениво спросил Крон, не ожидая услышать ответа.

Химик о чём-то задумался и, чтобы полностью закончить рассказ, не мучаясь впоследствии недосказанным, залез в рюкзак, достав оттуда батон колбасы.

— Вот! — сказал он, гордо демонстрируя копчёность. — Около аномалии «Мясорубка» встречается артефакт «Колбаса», который у многих вызывает нездоровые ассоциации, но это не то, на чём многие настаивают. Это не останки погибших сталкеров, а настоящее порождение зоны, образованное в результате стечения ряда обстоятельств и невиданных энергий. Да вы на размер-то посмотрите.

— Сам вижу, что немыслимо! — согласился Крон.

— Да, — подтвердил Комбат. — Напоминает артефакт, а вовсе — не сервелат, и не «Докторскую» колбасу. Скорее всего — ливерную…

— Их много внутри аномалии, а на периметре встречаются крайне редко, — уточнил Фёдор.

— Из центра образования достать не пробовали? — вмешался в разговор Бульдозер.

— Дураков нет — туда лезть! — хором ответила троица сталкеров.

— А пулей вышибить? — не унимался толстяк.

— Один попробовал! — с глубоким сарказмом поведал Лохотрон душещипательную историю, которую он предпочитал называть очкосжимательной. — Эта дура, чуть не порвала всех в лохмотья, когда её оттуда вышибло, с утроенной силой и свинец стал кружить над головами. Кстати, там же попадаются «Сосиски», обладающие, не лучшим норовом.

— И «Сардельки» видели, — подтвердил Бром.

— Да — дела, — вздохнул Дед.

Свиноферма располагалась, как-раз на маршруте, ведущего к аномалии «Зов» и сталкеры договорились идти вместе, хотя бы до Мясника, а там как получится. Разойдутся пути, так разойдутся… Тропа, петляя серой ниткой, уходила вглубь перелеска, теряясь между деревьями. Запах афрозодиаков, распространяемый аномалией, слышался уже здесь, что наводило на определённые выводы, относительно поведения Мясника, коротающего своё одиночество среди гор трупов. На первом же, встреченном столбе, болтался повешенный манекен, у которого на груди висела табличка: «Смерть фашистским оккупантам!». Сутулый с Кащеем переглянулись, а Доцент сильнее сжал в руке цевьё приклада ФГ-42. Выйдя на опушку леса, сталкеры увидели облезлые корпуса свинофермы, которые невозможно спутать с другими строениями — если только с коровником. Крон постучал в дверь и на стук, медленно отворив полусгнившую калитку, вышел угрюмого вида мужичок.

— Открывают двери, даже не спрашивая, кто идёт! — удивился Комбат, громко озвучив своё удивление.

— Спугнуть боюсь, — буркнул мужик. — А кушать — очень хочется.

Он оценивающе оглядел пришедших и добавил к сказанному, обращаясь, куда-то в пустоту:

— Вкусно, должно быть. Присылайте ещё!

— Пирожных? — наивно пролепетал Кащей.

— Сталкеров! — не выдержал Мясник.

— Ты, дядя, того — не балуй, — незлобно предупредил Сутулый колбасозаводчика.

То, что это был именно он, ни у кого уже не возникало, никаких сомнений. Попутчики, не будучи знакомы с ним лично, не могли: ни подтвердить, ни опровергнуть причастность мужика к громкому званию — Мясник.

— Заходьте! — пригласил мужичок, пройти гостей в хату.

Вопреки ожиданиям, в горнице было прибрано. Чисто вымыт пол и не следа разделки туш, лишь только в углу стоял таз, из которого несло протухшим мясом. У каждого в доме свои шкафы, и кто сказал, что в них обязательно должны стоять скелеты? Некоторые предпочитают держать мумий, как в стране Вечных песков.

Мясник стряхнул с куска вонючего ребра опарышей, со словами: «Пошли вон! На рыбалку, я сказал! Кстати, в соседней туше червяки давно на Озеро просятся — захватите их с собой».

— Я на рыбалку готовлюсь, — пояснил Мясник, упредив вопросы гостей. — Говорят, в старицу плотва вернулась, а сушёной рыбы к пиву, в этих местах — днём с огнём не сыщешь.

На вопросы, относительно недавно прошедшего водевиля, Мясник только отмалчивался, да причмокивал, иногда цокая языком. Ни водка, ни личный пример, оказались неспособными развязать ему язык. От него ушли, так ничего и не добившись, но отоварившись свежекопчёной колбасой. Партизанить за ним не было времени и что у него творится в подвале, пусть разбираются другие. По всему было видно, что заразное поветрие дошло и до него, создавая угрозу того, что он протушит всё мясо, будучи не в состоянии выйти самостоятельно из любовного кризиса.

— Кстати, по дороге будет «Мясорубка», — ненароком намекнул Лохотрон и сталкеры единодушно выразили желание, собственными глазами посмотреть на аномальное образование.

Пройдя ещё с пару километров, Химик указал рукой на едва заметное колебание воздушных масс. Внутри них висели все вышеописанные изделия, смущающие диких обитателей зоны отчуждения. Рядом с аномалией валялся, в дымину пьяный, сталкер.

— Видишь, как мается дитя, — посочувствовал ему Бульдозер.

— Он, кажется, уже пролетает над сжатыми полями, не зная: ни покоя, ни отдыха, — добавил Дед.

— Спи, брат уставший, — подвёл итог Бармалей и скинул рюкзак, готовясь к длительному перекуру.

— Может быть, его разбудить? — заботливо спросил Кащей. — Как бы не простудился!

— А может, он не хочет просыпаться? — возразил ему Сутулый и принятие решения, о дальнейших действиях, зашло в тупик.

В это время, кот, несуразно больших размеров, прошмыгнул мимо компании. Его можно было бы принять за рысь, но длинный облезлый хвост не позволял причислить особь к лесным хищникам. Длинный, как плеть, он однозначно указывал на причастность кота к семейству кошачьих, а так как, в этих местах, пантеры не водятся, то стало ясно — это мутировавшая домашняя киска. Да ещё и одичавшая, к тому же. В прыжке, она вцепилась обеими лапами в сосиску, болтающуюся в самом сердце аномалии, но из её глубин, получила под зад пендаль, в результате чего — улетела вдаль, треща поломанными сучьями в глубине кустарника.

— Буржуйские коты выбирают «Хрюскас», а наши киски предпочитают ливерную колбасу, — подвёл итог Доцент.

Пожухлая листва, ещё крепко держащаяся на кусту, пошелестела и затихла, а на поляну вернулась тишина, нарушаемая только движением воздушных масс подлой аномалии.

— Ну, нам дальше идти, — намекнул Химик.

— Доставай закуску, — сказал Крон Комбату.

Когда толстый свёрток, врученный Мясником развернули, тошнотворный запах распространился по поляне, странным ароматом внося сумятицу в растерянные умы, устоявшиеся на незыблемой основе, виденного и ощущаемого ранее. Избалованные традиционной кулинарией, хоть и не имевшие ни малейшего понятия, в истинных тонкостях колбасоварения, эти умы отказывались осмысливать происходящее сейчас.

— Эта колбаса из одичавших свиней? — наивно спросил Сутулый, обращаясь к Кащею.

— Размечтался! — воскликнул Дед. — Если бы хоть из собак! Скорее всего — из подручных материалов. А то, что ел Кащей в баре, может не иметь к этому изделию, никакого отношения.

— Губастенькие, мордастенькие! — невесело высказался Крон. — Посмотрю я на ваши рожи потом, когда от местной колбасы, вас скрутит в баранку.

— Держась за скрученный живот, главное — не используй, не глядя, листву с деревьев, пытаясь заменить ей туалетную бумагу, — предупредил Бром. — Были случаи и не раз, когда вместо фонящего листа тополя, задницу обихаживали крапивой. Бывало и борщевиком… Рука в перчатке, может быть и модно, но не чувствует, за что хватается.

— Меня уже раз травили — слабо меня скрючило! — пренебрежительно отреагировал Дед. — Ничего — жив, как видите.

— А чего подсыпали-то? — полюбопытствовал Пифагор.

— Стрихнин, надо полагать. Или крысиный яд — он доступнее…

— Так, ты бы спросил, — не отставал Пиф.

— Дарёному коню в зубы не смотрят! — зло ответил Дед, давая понять, что он более не желает касаться этой темы.

— Кстати, на сосисках пиджаки не находили? — смеясь, спросил Почтальон старожилов данной местности.

— Резиновые, что ли? — уточнил Химик. — Нет, блин — только обручальные кольца!

Проснувшийся сталкер оглядел поляну мутным, ничего непонимающим взглядом и, приняв вертикальное положение, спросил:

— Где это я?

— Там же, где и уснул! — незлобиво ответил Бульдозер. — Тебя как звать-то?

— Валера Потёмкин.

— Что, — уточнил Бармалей, — фамилия такая?

— Окружающие говорят, что — титул, — ответил Валерий.

— Да, — с пониманием высказался Пифагор, обращаясь к Почтальону. — Я уже было подумал, что это один из тех случаев, когда фамилия обязывает соответствовать статусу, но, как это часто бывает — на один титул по сто самозванцев, не соответствующих положению. Не фамилия красит человека, а человек — фамилию.

Кащей отошёл в кусты по малой нужде и вскоре, оттуда раздался его истошный вопль. Все повскакали с мест и похватали оружие, готовые в любую секунду отразить нападение агрессора. Прибежав на крик, сталкеры увидели растерянно стоящего Кащея и смотрящего в траву таким взглядом, как будто он увидел там шестиметрового аллигатора.

— Ты чего орёшь?! — крикнул Крон. — Монстра увидел?

— Змея, толщиной с руку, — растерянно ответил Кащей, не переставая смотреть в глубь растительности, где притаилась ядовитая гадина.

— Неужели, габонская гадюка, — сыронизировал Крон, — откуда она здесь взялась? Она одна способна отправить нас всех к праотцам.

— Мутация, скорее всего, — предположил Пифагор, не видевший, за всю свою жизнь, ни одной ползучей твари, кроме ужей.

— О чём вы спорите? — решительно вмешался в разговор Химик, разглядывая пресмыкающегося гада, который, наконец-то, обнаружил себя. — Это обыкновенная гадюка! Просто она артефакт перепутала с настоящей колбасой. Ну, и заглотнула — целиком.

Змея, с проглоченным колбасным батоном, лежала в пожухлой траве, злобно сверкая глазами. Сверля сталкеров немигающим взглядом, она боком пыталась уползти, забавно подскакивая над землёй. Псевдокопчёность, внутри, не сгибалась и любое поползновение оставалось невозможным, пока часть продукта не переварится.

— Такой артефакт испортила! — в сердцах воскликнул Лохотрон.

— Почему? — не понял Сутулый. — Распотрошить её и всё.

— Он не устойчив к кислотам, — пояснил Федя. — Те экземпляры, которые вытаскивали из желудков монстров, имели никудышный вид. А неразборчивые в еде дохнут, от несварения желудка.

Змея, всё-таки упрыгала, нелепо передвигаясь в траве боком и не сводя со сталкеров глаз, а товарищи, разочарованные утерей наживы, вернулись к костру.

Потёмкин постепенно пришёл в себя и у него проснулся аппетит, одновременно с тягой к жизни. Потягивая живительную влагу, он закусывал принесённой сталкерами колбасой и у него, она не вызывала: ни отторжения, ни рвотных позывов, в отличии от некоторых. Свёрток таял одновременно с жидкостью в бутылке, а настроение росло. Потёмкин достал из рюкзака, который не успели спереть, пока он спал, стеклянную банку, доверху наполненную непонятной чёрно — коричневой смесью. На немой вопрос соседей по костру, он сказал просто:

— Маринованные грибы!

— Откуда? — настороженно осведомился Бармалей, с подозрением рассматривая содержимое банки.

— В зоне отчуждения их много, — вмешался Химик. — Пирожки, порошки, соусы…

— Диверсионно-подрывная деятельность, короче, — подвёл итог Крон.

— Колбасный чемодан и водочный рюкзак у нас есть, — добавил Комбат. — Грибочки тоже. Огурчики пусть болтаются в аномалии, а так — полный джентльменский набор.

— Да, — подтвердил Пифагор. — К тому же, от местной селёдки, в любом виде, мы сами отказались.

— Холодца не хватает, — ненавязчиво намекнул Почтальон. — И винегрета, но ещё лучше — салат «Зимний», с зелёным горошком.

Крон вспомнил, как в молодости летала эта зелёная картечь, дальше, чем он видел и машинально прикрыл рот рукой.

— Есть аномалия «Холодец», — оживился Лохотрон. — Ты не её имел ввиду?

Почтальон, в недоумении, пожал плечами и растерянно ответил:

— Нет. Я имел ввиду обычное заливное. А что это за аномалия?

— Образование напоминает холодец, сделанный по всем правилам кулинарного искусства: наверху прозрачный студень, а внизу — разные ошмётки, среди которых, говорят, башмаки с противогазами видели…

Рождает, почти одноимённый артефакт, под названием «Холодец», который имеет классическую прямоугольную форму, подаваемую на тарелке. Естественно, целого сапога в нём не найти — только фрагменты, потому что обувь большая. Есть можно, как и всё остальное, что видишь вокруг себя, ибо — кто тебя остановит? Особенно тогда, когда никто не видит…

— Всё поедается, но не всё переваривается, — подтвердил Бром. — Сказано не для всех, а уж монстров, не касается и подавно!

— Это сколько же энергии нужно, чтобы поддерживать такие образования? — задался вопросом Бульдозер, в уме подсчитывая мегаватты используемого электричества.

— Люди гуторят, что с атомной станции пробой идёт — через землю, а не по воздуху, и не по проводам, — рассказал Лохотрон, муссируемые в зоне слухи. — Говорят, кто-то должен поддерживать питание электросетей в самом энергоблоке, да и вообще — на всей подстанции. Так вот, ходят слухи, что есть такой — Электрик. Чёрный. Захочет — включит электричество, захочет — выключит. Что-нибудь не понравится, сразу же вырубает от электрощита желалку, в комнате исполнения. Или запитает в сеть так, что она станет кабинетом исполнения наказаний.

— Брешут люди! — энергично возразил Химик. — На месте станции давно котлован с пиковой радиацией, которая, на расстоянии в три километра курицу зажаривает.

— И всё-таки, какая — то таинственная сила осталась в земле, — возразил ему Лохотрон. — С этим трудно поспорить. Откуда тогда в болотах, там, где есть электроаномалии, водятся электрические угри, примерно такие же, как в Африке или Южной Америке… Да и сами аномалии подпитываются, не за счёт самодостаточности. Но это неважно, а важно то, что когда входишь в воду, то непонятно, кто колбасит током: то ли килька сопливая, то ли аномалия…

Он ещё немного поморщил лоб, силясь добавить к сказанному пару эпизодов, но вдохновение покинуло доморощенного Спинозу и не возвращалось. Лохотрон с досады сплюнул и обращаясь к Крону, спросил:

— Кстати, о рыбалке — Покоцанного знаешь?

— Ну, знаком…

— В водонапорной башне карпов разводит, — Коля многозначительно обвёл всех таинственным взглядом, при этом прищурившись.

— На продажу? — как бы между прочим спросил Крон.

— Для личных нужд.

— Сам, что ли, жрёт? — удивился Дед.

— Нет! — несколько резковато ответил Лохотрон. — Залезет на самый верх с удочкой: сидит, кормит и песни горланит. Снасть для приличия в воду забрасывает.

— А карпы? — опешил Кащей.

— Что карпы? — пожал Коля плечами. — Сожрут самодельный батон, с не пропёкшимися дрожжами и слушают душещипательное завывание: одну и ту же песню, по сто раз кряду!

— Контузия, — зевая, сделал врачебное заключение Доцент.

— Его пристрастия к рыбалке нам известны, — пояснил Комбат несведущим. — Один раз, он в проплешине, на границе тростника с водой, болотную гадину на колбасу поймал.

— У меня возникла идея! — оживился Пифагор. — На базе аномалии «Крематорий» построить термическую электростанцию. Надо же как-то распорядиться дармовой энергией. Я в НИИ слышал, что такая существует…

Распрощавшись со сталкерами и направляясь в сторону железнодорожной станции, товарищи увидели вдалеке Мясника, копошащегося на берегу небольшого озера. Все озёра традиционно режут глаз синевой, а это сверкало на солнце пронзительной глубины зеленью. Кроме кислоты, спущенной в воду, ничего на ум не приходило, но рыбака это обстоятельство, по всей видимости, не беспокоило. Более того, он весьма усердно суетился, забрасывая снасть и бегая по берегу, как спринтер, временами переходя на бег с препятствиями. Сворачивать в сторону не хотелось, тем более расспрашивать рыболова об улове. Комбат вскинул бинокль и хрюкнул, от неожиданности.

— Ты чего? — спросил его Крон.

— Посмотри.

Мясник держал в руках простую удочку, а на крючке висел червяк, чуть потоньше ливерной колбасы.

— Вот он где — здоровый оптимизм! — воскликнул Крон, поддерживая рыбака в нелёгких начинаниях. — Ловить, так трёхметровую барракуду.

— При чём тут оптимизм, — возразил Доцент, — может быть, у него червяк дрессированный?

— Натасканный на ловлю рыбы? — уточнил Дед.

— Да — зубами…

Оставив позади бегающие кустарники, вместе с тайнами мясного двора, сталкеры подходили к узловой железнодорожной станции. День был в самом разгаре и народ порядком взопрел под тяжестью амуниции. Синее небо повисло над головами, своей лёгкостью маня к себе, но: ножи, кастеты и пистолеты — давили к земле. Автоматическое оружие хотелось выбросить, но не позволяла неуверенность, в завтрашнем дне. За лесополосой уже вырисовывалась железнодорожная насыпь, свидетельствующая о правильно выбранном направлении. Видавший виды компас, судя по показаниям стрелки, был солидарен с картой и с тем, что видели глаза странников. Крону хотелось выругаться на тему: «Пришли!» Если бы товарищам навстречу попался женский батальон, то он бы так и сделал, добавив в конце: «Здравствуйте, девочки!»

 

Глава четырнадцатая Тапки, лапти и не летающий комбайн

Стационарный смотритель на станции отсутствовал, как, впрочем, и носильщики, вместе с дежурным по вокзалу. Пустой перрон, серой массой, просматривался сквозь заросли деревьев и казался окончательно заброшенным, но это — при беглом взгляде. Присмотревшись внимательно, можно было обнаружить, весьма активные признаки жизни. На покосившейся вывеске, чудом держащейся на стене вокзала, надпись давно выцвела и решительно не представлялось возможным прочесть то, что на ней было написано ранее. С каждым хлопком двери, когда кто-нибудь проникал в зал ожидания, вывеска грозилась сорваться с креплений — посетителю на голову и почему этого не произошло до сих пор, оставалось только догадываться. Над ней, чуть выше, висела свежая вывеска, выполненная, по всей видимости, недавно и гласящая: «Приехали». Почему их просто не поменяли местами, выкинув старую, за ненадобностью, так-же, оставалось загадкой. Узловая железнодорожная станция продолжала существование, уже по своим законам, сформированным после катастрофы. Над трубой ржавого тепловоза вился сизый дымок, стелясь по земле и разнося по округе запах горелых дров.

— Прямо, как полевая кухня, — предположил Бульдозер, вспомнив про полдник и прислушиваясь к запахам, доносящимся из предполагаемой столовой.

— Кочегарка, — возразил Бармалей. — Или просто печку топят, чтобы не замёрзнуть, сами знаете — как.

— А вдруг баня? — догадался Сутулый.

Все вдруг вспомнили, что давно не посещали подобные заведения. Ещё немного и здравствуй педикулёз. Перспектива завшиветь, да ещё за границей, не входила в сталкерские планы и Крон, на самое ближайшее время, решил озадачиться этой идеей.

— Да, сауну сейчас, неплохо бы поиметь! — громко вздохнул Комбат.

— Как? — в один голос воскликнули Почтальон с Пифагором.

— Просто! — ответил Крон. — У нас тут капроновая палатка завалялась — то, что надо. Воздух не пропускает.

— Ну? — не выдержал Дед.

— Что — ну? Бери обоих любопытных и идите камни искать, на железнодорожную насыпь. Лучше всего, конечно — голыши, но на один раз, сойдут любые. Доцента с собой захватите, чтобы он тут не умничал. Бармалей с Бульдозером, при поддержке остатков оккупационной армии — дрова соберут.

— Кащей, что ли, с Сутулым? — переспросил Дед.

— Кто же ещё? — подтвердил Крон. — А мы пока, с Комбатом, разведаем тут всё. А сауну я вам вечером обещаю, вполне сносную. Кстати, берёзовых веников надерите, пока зелёная листва ещё болтается на ветках.

— Лучше повременить, — возразил Комбат. — Вдруг у них и правда, своя баня есть. Сейчас всё разведаем, а уж тогда и суетиться будем.

Товарищи осмотрелись возле вокзала и оказалось, что одна железнодорожная ветка, до сих пор действует. По ней, на Большую Землю, отправлялась добыча, а оттуда поставлялось всё необходимое. Действовала она полуподпольно, а вот кто всем этим заправлял, держалось в тайне.

Наших героев, подобные тонкости не интересовали. Боковые ветки эксплуатировались, исключительно, как место стоянки ржавых тепловозов и вагонов, служивших, в качестве домов, местным охотникам за приключениями. Они все, без исключения, оказались занятыми, а некоторые, даже украшены. На одном из вагонов, на окнах красовались деревянные наличники, любовно прикрученные хозяином жилища. Крон уже было открыл рот, чтобы прокомментировать явление, но передумал и компания, нестройными рядами, прошествовала в зал ожидания. Те же обшарпанные стены, как в предыдущих местах, где сталкеры успели побывать, те же облезлые потолки и непонятный цвет краски, некогда нанесённый на них — никого не удивлял. Поселившись навсегда, обитатели станции жили здесь временно. Бар назывался немудрёно, насколько у владельца хватило фантазии — «Железнодорожник», а самого бармена, все звали Костыль. Как выразился классик: «Простенько и со вкусом», но самое главное — всё по теме.

Разыскав в подполе станции барыгу, товарищи долго рассматривали предлагаемый ассортимент товара, для приличия недовольно цокая языками, точь в точь, как на восточном базаре. Барыга, сам восточного типа, напрягся и воспрянул духом, горя праведным гневом. Сталкеры, из числа местных, не питали иллюзий насчёт его порядочности и нарекли его просто — Жулик. Он готов был обрушить на пришедших весь словесный запас, какой не успел забыть. Товар не понравился… Торги предполагались затянуться на неопределённое время, но в дело неожиданно вмешался случай, в виде третьей стороны. Она, эта сторона, как раз совершала марафонский забег. Оставив далеко позади олимпийский резерв и, на корпус вперёд опережая признанных чемпионов мира по бегу, сталкер с найденным артефактом спешил к торговцу, мечтами пребывая уже в «Железнодорожнике». Умудрившись, за такое короткое время, поставить кучу мировых рекордов, он ворвался в подпол и с ходу выставил товар на продажу.

— Вот! — выдохнул старатель.

— Что — вот? — деланно выразил недоумение Жулик.

— Артефакт!

— Слушай, Пряник, а это не та колбаса, которую я тебе вчера продал? — спросил торговец, явно пытаясь сбить цену.

— Чего?! — возмутился клиент. — Твоя копчёность давно уже в аномалию улетела, потому что жрать невозможно! Ты посмотри, какой этот большой! Гляди, а то я не поленюсь до НИИ сбегать…

Кое-как сторговавшись с барыгой, Пряник растворился в дверном проёме, а Жулик, обращаясь к сталкерам, всё это время наблюдавшими за торгами, сказал:

— Это разве большой! Был у нас тут один мужичок. Жадноватый, до ужаса. При слове «деньги» его трясло и корчило, как эпилептика, а при их виде — он падал в обморок, надолго лишаясь чувств. Один раз попался ему артефакт и, даже не редчайший — эксклюзив! Качество — о-го-го! Вид — с ног сшибает! Вот только вес подкачал: тонн на тридцать потянул, камешек-то, светящийся… Короче: в один прекрасный день нашли его рядом с аномальным образованием, с которым он лежал в обнимку, если это определение применимо, к необъятной глыбе. Так, рядом с ней и похоронили. Свидетели и участники той тризны, давно уже разбежались: кто уехал домой, кто на покой — не у кого спросить местонахождение артефакта. Вот он-то, воистину был гигантский. Ну, да вернёмся к нашим баранам…

— Разложил товар купец! — недовольно проворчал Дед, разглядывая предлагаемый товар, в котором ему ничего не было нужно.

Как оказалось, общественной бани в поселении не было: ни мужской, ни женской. Теперь, Крон искал армейскую палатку, в которой можно было париться всем вместе, а не выстраиваться в очередь, залезая в капроновую по двое. Остальным, в это время, предполагалось сверкать достоинством на холодном ветру… Наконец-то, искомое было найдено и настало время переходить ко второй части торгов — договориться о цене. Жулик назвал такую цифру, что Деду пришлось имитировать искусственный обморок. Указывая рукой на предлагаемую тряпку, Дед закатил глаза и стал заваливаться на спину. Товарищи подхватили пострадавшего на руки, а Крон, тут-же надел ему на ноги белые тапки, поверх грязных сапог. Из каких глубин рюкзака он извлёк похоронную принадлежность, так никто и не понял, но в итоге торги состоялись, в результате которых торговец, чуть должен, не остался…

— Вот, только, никак в толк не возьму — на — хрена нам эта хреновина? — спросил Сутулый, когда толпа вышла на улицу.

— Скоро узнаешь, — ответил Крон и все разбрелись по делам.

Кто-то пошёл искать камни, кто-то собирать дрова, а Крон с Комбатом, сходив за водой, занялись разведением костра, выбрав место в стороне от железнодорожного поселения.

На собранной куче камней уже вовсю горел большой костёр, когда Комбат неожиданно спросил Крона:

— А откуда у тебя белые тапки?

— Какой-то умник сделал заводу заказ, на производство малой партии полиэтиленовых тапочек для городских поликлиник, но не традиционно синего цвета, а белого. Мотивировал он своё решение тем, что в медицинских учреждениях — всё должно быть белым, начиная с халатов и заканчивая кафелем в сортире. В основном, бабульки, были часто недовольны, примеряя перед посещением врача моднячие черевички. Им почему-то казалось, что в поликлинике их готовят к новой жизни, заставляя привыкать к обуви. Так сказать, вживаться в образ…

Постепенно все собрались вокруг затухающего костра, усевшись полукругом и молча смотря на раскалённые угли. Доцент, крутя в руках свежеломанным веником, не выдержал и спросил:

— Ну, а дальше что?

— Дальше про генеральшу! — в свою очередь, не выдержал Крон.

Угли перенесли на новое место, разведя, на их базе, новый костёр, а раскалённые камни тщательно промели веником. Когда зелёный брезент развернули, то вместо палатки обнаружили танковый чехол. Ругаясь и чертыхаясь; общими усилиями, над камнями возвели военную принадлежность и тщательно укрепили колышками, чтобы не улетела, под действием расширяющихся газов. После первой подачи воды на каменку, из рваного рукава, сшитого под ствол, прямо с торца повалил дым, вперемежку с паром и чёрной сажей, а чехол приподняло над землёй, вместе с висящими на нём сталкерами. Рукав пришлось завязать узлом, во избежании утечки драгоценного тепла, а брезент укрепить дополнительными кольями. Сталкеры прогрелись и разомлели, как листья на распаренном венике.

— Всё хорошо, только ногам холодно, — высказал своё мнение Пифагор. — Контраст, какой-то — нездоровый.

— Сделай так, как делают все умные люди, — ответил ему Почтальон, стоя на полипропиленовой сидушке и от удовольствия, переминаясь с ноги на ногу.

— Да, и ночью тепло останется, — удовлетворённо заметил Бульдозер.

— Так мы что — не у костра сидеть будем? — удивился Пифагор.

— Дался тебе этот костёр! — сморщился Бульдозер, как берёзовый лист на сушёном венике. — Спереди печёт, а сзади всё остальное мёрзнет. Так и крутишься всю ночь, будто пол влиянием паранормальных полей: то задницу огню подставишь, то мордой в угли тычешься — тут, главное, не перебрать с выпивкой.

— В танке переночуем, — согласился Почтальон.

…

Ночь опустилась на спящую станцию. Крон вспомнил, как длинными зимними вечерами, под протяжное завывание вьюги, он слушал странные рассказы про уходящую вдаль парочку. Проснувшись, он понимал, что это был всего-навсего сон. Затем ночью, ему опять снились, ещё более странные фрагменты сновидений про то, как по заснеженному полю вдаль уходил уже он сам. Просыпаясь, Крон так и не мог понять — кто куда уходил, зачем и почему.

Проснувшись утром в танковом чехле, он долго соображал, где находится. Включить фонарь не догадался и на ощупь пополз к выходу. Товарищи уже бодрствовали и блаженно грелись у разведённого костра, поправляя пошатнувшееся здоровье.

— Что с чехлом делать будем? — спросил Бармалей почтенное собрание. — Не таскать же его с собой!

— Бросим тут — местные подберут, — вяло ответил Бульдозер. — Не пропадёт, будь уверен.

Позавтракав на скорую руку, товарищи потянулись в сторону железнодорожной станции, в надежде выяснить недостающие детали, насчёт предполагаемого местонахождения блудных девиц. Крон имел, кое-какие соображения на этот счёт и, если его товарищи действовали по наитию, то он практически был уверен в их конечной точке маршрута, а так-же целях, ими преследуемых. Недоставало прозрачности пары пунктов и выяснения ряда мелких нюансов.

В помещении станции не было, практически, ни души, не считая пары сталкеров, потягивающих в углу утреннее пиво.

— Чего это сегодня бар подозрительно пуст? — спросил Комбат Костыля, протиравшего за стойкой штаны и кружки, давно нестираным полотенцем.

— Кто-то пустил слух, что на железнодорожную станцию прибыл ящик с исполнительными листами, — лениво ответил бармен, продолжая наводить чистоту.

— Правда, что ли? — опешил Доцент, а Сутулый с Кащеем вытянули лица, в сторону стойки бара.

Что их там привлекло больше всего: пиво или заявление Костыля — не представляло интерес, и поэтому, им быстро всучили по банке «Мартовского», чтобы не устраивали постановку театра мимики.

— Может и правда, — вздохнул Костыль. — Только какой дурак, из числа судебных исполнителей, сюда поедет? Хоть бы и с сопровождающим — им обоим жить, в лучшем случае, до первой аномалии, а скорее всего, до выхода из дверей вагона, где оба и схлопочут по восемнадцать маслин в секунду.

— Да нет! — возразил Боря Пряник, с вечера не покидавший пост за стойкой бара. — Косолапый говорил, что паника возникла из-за того, что на опушке леса видели военный экспедиционный корпус, при поддержке танковой дивизии.

— Да, у страха глаза велики! — засмеялся Почтальон.

— Может и велики, — согласился Боря.

Он задумчиво посмотрел в закопчённый потолок; отхлебнул из кружки мутную жидкость, издали напоминающую янтарный цвет и, обращаясь к своему товарищу, спросил:

— Не зря, видимо, намедни две разведчицы проходили? Настоящие Маты Хари. Скажи, Бетховен!

Бетховен согласно кивнул головой:

— У Плюгавого, чуть вагон не опрокинули…

Крон ненавязчиво поинтересовался у бармена настоящей фамилией Бетховена и, как следовало ожидать, в миру он был Шишкин.

В бар зашёл странный сталкер потрёпанного вида. Заказав у Костыля порцию «того же, что и все», он пристроился в уголке, наблюдая за происходящим и присматриваясь к присутствующим. Он жестом позвал Деда к себе, мотнув головой и шёпотом добавил:

— Псс! Ходь сюды. Есть на продажу скорострельная снайперская винтовка «Чёрная Вдова». Имеется автоматический режим ведения стрельбы. Патроны стандарт — 7,62 на 39. Чего тебе с дробовиком бегать? Прошлый век!

Дед с интересом рассматривал предлагаемый образец и его глаза, в очередной раз, загорелись, а сталкер, между тем, продолжал:

— Я тебе и предложил комплекс, только потому, что в нём имеется интегрированное подствольное ружьё, с длиной ствола, как у обреза, для ведения ближнего боя. Двенадцатый калибр. Тебе и патроны менять не надо будет. В нём трубчатый спаренный магазин по четыре заряда: на выбор — из какой трубки подавать боеприпас: дробь или пулю. Вес немного великоват — пять кило: плюс, минус, в зависимости от комплектации и количества боеприпасов. Если бы не секретные разработки полимерных материалов, применённых в оружие, вес бы был, как минимум, в два раза больше. Кстати, гильзы подствольника сами вываливаются снизу, что очень удобно. Все магазины: и рожковый, и трубчатые — из прозрачного пластика. Снайперский прицел «Синее Небо» имеет функцию переключения на ночной и снабжён дополнительным коллиматорным прицелом, для ведения уличных боёв.

— Ты где её спёр? — удивился Дед.

— Где взял, там уже нет, — лениво ответил сталкер, представившийся, как Вовка Вист. — Да, у неё интегрированный глушитель «Ревущая Тишина». Скорость пули он не снижает, но меняет тональность звука и значительно снижает шум. Вылет пули становится не свистящим, а гудящим. Это сбивает с толку противника. Дичь, так-же, принимает полёт пули за летящего жука, правда, пролетающего «со свистом». И ещё: есть универсальная планка крепления лазерного прицела и фонарика. Его аккумулятор может с успехом заменить питание лазеру. Вот сам фонарь. Вист достал из кармана запчасть и теперь, Дед уже не мог ничего с собой поделать. От таких предложений не отказываются. Дед, недолго думая, загнал дробовик Жулику, обменяв его на патроны к «Чёрной Вдове», которых у торговца оказалось в недостаточном количестве. Он клятвенно заверил, что их привезут на следующей неделе, но Дед пояснил, что ждать ему некогда. В планы Жулика рассчитываться наличностью не входило и он предложил Деду взять разницу товаром:

— На сдачу пряников возьмёшь?

— А конфеты есть?

— Чего ты прикалываешься? — обиделся торговец.

— Кто прикалывается?! — разозлился Дед. — У меня мать всю жизнь конфеты с чаем трескает. И кто сказал, что сладости, только для детей выпускают?

Расплачиваясь с барменом, Комбат достал пачку разноцветных купюр.

— Шелестишь не по сезону! — сердито намекнул Костыль. — Сейчас лето — зелень давай!

— Ошибаешься — сейчас осень и если будешь выпендриваться, то вовсе, без листвы останешься.

В углу, Бетховен с Пряником обсуждали перспективы поломанной сельхозтехники, в отдельно взятом, агропромышленном комплексе, огороженном колючей проволокой.

— Изо всей техники, что он сумел починить — это комбайн! — заявил Пряник собеседнику.

— Ё-моё! — воскликнул Бетховен. — Знаешь что, Боря — на таком далеко не уедешь! Разве что, артефакты собирать.

— Ну, а чего мелочиться? Тут же в тару и упакуется, для отправки на Большую Землю, или к учёным. Всё поставим на широкую ногу!

— Тогда необходимо и трактор отремонтировать! — твёрдо заявил Бетховен, как-будто он мог заменить им танк.

— Зачем, — не понял Пряник, — за водкой ездить?

— Чтобы пахать, а потом сеять, эти топтаные, аномальные образования, — разозлился собеседник, сам, не совсем ясно себе представляя, зачем ему понадобился трактор «Беларусь».

Может быть, нам тоже комбайн починить, да рассекать на нём по зоне, а то надоело пешком ходить, — намекнул товарищам Доцент. — На него, уж точно — все уберёмся.

— Ещё лучше — летающий, — мрачно добавил Бармалей.

— Я могу, конечно, сделать так, чтобы на агрессивные поползновения комбайн ответил ракетным залпом, но чтобы улетел, — развёл руками Бульдозер. — Да ещё вертикально! Это тебе не анекдот.

— Да ладно свистеть! — усомнился Комбат. — Как ты вооружишь сельхозтехнику?

— Элементарно! Присобачу пару гранатомётов РПГ — 7 синей изолентой, да ещё скотчем укреплю. Можно ручной огнемёт — по мощности заряда эквивалентен выстрелу гаубицы стопятидесяти миллиметрового калибра.

— А станину где взять? — задал провокационный вопрос Сутулый.

— От компьютерного стула — на пару выстрелов хватит, — отмахнулся Бульдозер, которому надоел бесполезный трёп.

Бармен, слушая разговоры сталкеров, вдруг воспрянул духом. Он поведал следующие новости, переданные по местному телевидению, во время просветления эфира, когда становится возможным приём телевизионного сигнала:

— В маленький областной городок, являющийся заштатным, в местный гастроном завезли спиртное, прямо во время уборочной и вопреки указаниям главы местной администрации. Приехавшему, на вызов гаишника, эвакуатору, предлагалось на выбор: трактор «Кировец» или картофелеуборочный комбайн. Зерноуборочный был ещё на подходе, упёршись в бетонный забор и буксовавший на месте, встретив непреодолимое препятствие. Выбор пути по математической прямой, сыграл с комбайнёром злую шутку. Водитель эвакуатора долго ругался и пререкался со стражем порядка, мотивируя свой отказ от эвакуации тем, что для такой техники полагаются специальные машины, на базе «Краза» или, что-то, в том же духе… Это касалось и трактора «ДТ — 100», стоявшего рядом со входом в гастроном. Механизатора, его эксплуатировавшего, нещадно лупили тут же — рядом: председатель и бухгалтер колхоза, которому принадлежала техника. Им помогал глава местной администрации. Как выяснилось из материалов уголовного дела, первые двое били колхозника за то, что он нецеленаправленно потратил топливо, которое сейчас стоит немало, а чиновник занимался рукоприкладством, за безнадёжно испорченную дорогу. Развороченный металлическими треками асфальт, прослеживал весь путь механизатора через город — от полей до магазина.

Сталкеры посмеялись, а бармен поинтересовался их дальнейшими планами. В ответ на его любопытство, Крон указал в сторону Энска 15, до которого было топать достаточно приличное расстояние.

— Так подождите чуток в баре, ещё выпейте! — обрадовался Костыль. — После обеда приедет такси.

— Чего? — сморщился Комбат, а вместе с ним и все остальные.

— Такси, говорю, приедет, — пояснил бармен. — БТР. Проводник курсирует по зоне и за плату развозит желающих, куда им надо. Провезёт, куда захочешь, хоть до Копенгагена — в магазин. Ему и самому туда, судя по его роже, иногда надо. Брезгует, видите ли, моими напитками.

— Я думал, что старожилы зоны отчуждения не брезгуют ничем, — удивился Пифагор, разглядывая в кружке сомнительный напиток, такого — же качества.

— Он под интеллигента косит, — брезгливо намекнул Костыль.

— А на самом деле? — уточнил Почтальон.

— На самом деле — хроник. Как и все остальные. А уж местные практически, поголовно — с диагнозом. Носы синие, красные — пропитые… Голоса сиплые, а сапоги мокрые. Даже женские прокладки, вместо стелек, не помогают бороться с сыростью и наладить, хоть какой-нибудь, маломальский комфорт. Проводник постоянно спрашивает у меня пиво в банках.

— Каких, — с интересом спросил Доцент, — в стеклянных?

— Нет, в жестяных, — ещё брезгливее ответил бармен. — Старое доброе привозное пиво их уже не устраивает. Все на запад кивают, а в Европе уважающий себя бюргер не станет пить из жестянки, ему бочковое подавай. Он, в этих вопросах, жёстко расходится с Диким Западом.

— Ну, в нашей стране, да в деревянной бочке, это роскошь! — заявил Бульдозер, принюхиваясь к своей кружке.

— Роскошь! — возразил Комбат. — Только не у нас. Его по этапу, неоднократно разбавили, в каждой точке соприкосновения с экспедиторами, принимающими вахту транспортировки. Одно название, что бочковое, а уж говорить про то, что было раньше…

Он раздражённо махнул рукой, одним жестом заменив целый абзац пояснительного текста.

— А что было раньше? — поинтересовался Кащей, не понимая суть проблемы и переглянулся с Сутулым.

— Я помню, как в семидесятые годы пиво привозили в настоящих дубовых бочках, а не в железяке, — предался Комбат воспоминаниям. — И пробка сверху была деревянная. Сейчас бочковым называют пиво в пластиковой таре.

— Хватит вам про пенный напиток! — не выдержал Крон. — Надоело, до тошноты. Мне, лично, по барабану его достоинства — всё равно пронесёт, откуда ни наливай.

— Обидно просто! — не унимался Комбат. — В Европе до сих пор блюдут традиции, а у нас производителя на пластмассу тянет.

— Я тебе про понос, а ты мне про поверженные идеалы, — буркнул Крон и оставил товарища в покое, пока он не проворчался.

В баре по-прежнему было спокойно и ничто не нарушало утреннюю тишину. Пряник дремал, уставший за бессонную ночь, а Вовка Вист готовился к нему присоединиться, разжившись наличкой за дедушкин счёт. Дед, правда, в накладе не остался, радуясь приобретению, как ребёнок. Ему не терпелось испробовать ствол в деле и, как ни странно, подмывало испытать подствольный дробовик, а не материнское оружие, но палить без причины, направо и налево — не улыбалось.

Бетховен ещё держался на ногах и Крон решил поспрашивать его, насчёт необычного, что могло произойти за последнее время.

— На прошлой наделе на железнодорожную станцию вагон с резиной подогнали, — вспомнил опрашиваемый.

— Куклы? — удивился Крон.

— Изделие номер один, поди? — предположил Комбат.

— Покрышки — для «Формулы — 1!» — уточнил Бетховен.

— А как вагон здесь оказался? — опешил Крон.

— Перепутали накладные и потеряли, в череде нелепых случайностей и обстоятельств, — пояснил Бетховен, зевая во весь рот. — Ещё здесь стаи одичавших собак появляются.

— Слепых? — спросил Сутулый, вытянув лицо в сторону рассказчика.

— Почему слепых? — не понял сталкер. — Они видят, ещё получше тебя. А нюх имеют классический — притча во языцах.

— А что они едят? — подключился к опросу Кащей.

— Могут запросто сожрать зазевавшегося путника, а вороны — доклевать, остатки…

— И всё-таки, несмотря ни на что, мне здесь нравится! — заявил Сутулый, глядя в сторону винных полок. — Здесь же нет никого, а в баре — всего завались.

— Правильно! — мрачно констатировал факт Дед. — Всех, кого можно, давно замочили или схрумкали…

Кащей задумался и погрустнел, вспомнив домашние пирожки:

— Сейчас дома хорошо: цветёт вишня, пахнет жасмином. Виноградная лоза уже к крыше подбирается…

— Чего ты мелешь, пьянь подзаборная! — возмутился Доцент. — Какой виноград, в средней полосе России. Да и полушарии, ты перепутал: северный с южным — сейчас дома осень.

— И помечтать нельзя А насчёт винограда, то лет двадцать назад, я бы сам плюнул в рожу тому, кто бы сказал, что у нас это возможно. А теперь вызревает, не только «Изабелла», но и другие сорта. И почва местами подходящая — глина с песком, да опока. Тоже мне — ботаник, хренов…

— Видели, как кровосос щупальцами яблоки обрывает? — спросил проснувшийся Пряник.

— Я кровососа видел, только на картинке, — ответил за всех Крон, с отрешённым видом, при этом пожимая плечами.

— Хорош заливать! — резко выразил своё недоверие Бетховен. — Разве они едят фрукты?

— Чего тебя удивляет? — не согласился с доводом Боря. — Едят же волки яблоки и груши. Арбуз выбирают самый спелый и выедают середину.

— Ну, этот осьминог, видать, неправильный — вегетарианец, — догадался Вист, открывая глаза и опрокидывая стакан. — А вот известно, и на своей шкуре многие испытали, что флюиды-двойники пси-собаки кусаются, как и тот, кто их вызывает, а где он прячется, зараза, бывает не просто найти. Позволь ему наплодить их побольше и каждому фантому, дай по куску мяса, или по батону колбасы — всё равно её жрать невозможно.

— Ну и что? — насторожился Пифагор, как-будто за дверью его ждало, это чудо зоны с оскаленной пастью, полной острых, как бритва, зубов.

— Хозяин-подлинник, засевший в кустах, лопнет, на — хрен! — засмеялся Вист.

По громкой связи, звучавшей с какого-то динамика, расположенного на улице и скорей всего на тепловозе, прозвучал призыв: «Сталкеры! Сегодня на арене состоится цирковое выступление заезжего гастролёра. В программе: дрессированные химеры, которых вы, всех давно истребили. Ручные кровососы, занесённые в Красную книгу зоны и давно свалившие отсюда в северные болота, к соседям».

— Видели уже — надоело! — высказались старожилы, сморщившись, как урюк под азиатским солнцем. — Голову в большую пасть химеры, конфетку — в маленькую…

— Точно! — кивнул головой Крон. — Почти по Высоцкому: кровососу щупальца завязал узлом, из кустов назвал контролёра сволочью…

— Лучше расскажите, какие ближе к Энску 15 аномалии встречаются? — спросил Комбат.

— Есть одна аномалия — «Чёрная дыра», — поведал Вист. — Пожалуй, самая страшное образование в зоне. Она начинает притягивать за несколько десятков метров и, если попал в зону воздействия, считай, что тебя уже нет! В ней исчезает всё! Как правило, висит аномалия над землёй, но на достаточном расстоянии для того, чтобы в неё угодить. Одно радует, что «Чёрную дыру» легко обнаружить по довольно сильному свечению, которое видно и днём — даже против солнца. Испускает она мощнейшее рентгеновское излучение, способное убить всё живое в округе, за короткий промежуток времени. Ищите в «чернухе» артефакт «Вытяжка». Он идёт на производство специальных болтов для временной ликвидации любых аномалий, которые будут высосаны субстанцией, рождённой болтом и сконцентрированной в нём. Затем произойдёт взрыв высвобожденной энергии обратно, но уже значительно сильнее.

— Ни хрена себе — ищите! — ошалел Пифагор. — Какой дурак туда полезет?

— Ходят слухи, что кое-кто умудряется, — убедил его Вист. — Но как — не говорят. Секрет!

— Вытяжка, — задумчиво промычал Крон, делая в блокноте какие-то записи, при этом закатывая глаза к небу, скрытое потемневшим потолком.

Сизый табачный дым сгущался, перемешиваясь с мозговыми флюидами, а там, где они отсутствовали, полностью занимал свободное место. Облезлую дверь распахнули настежь, проветривая помещение и неприятный сквозняк прошёлся по ногам, как-будто на них не было сапог. Сталкеры, ничего не понимая, машинально посмотрели под стол, подозревая, что обуви приделали чужие ноги, но она оказалась на месте. Наваждение постепенно прошло, а вот подозрение осталось.

— Что вам ещё рассказать? — поднатужился Вист, вспоминая, какие существующие аномальные образования остались без внимания. — Вот! Вы видели, когда-нибудь, аномалию «Земляничная поляна?»

— Нет! — за всех ответил Крон. — Ну, и что это такое?

— Это кровавая роса на лугу. Вся поляна в мелких красных капельках, как разбросанная земляника. В этой аномалии редко кому удавалось увидеть, но утверждали, что видели артефакт «Сердце». Мало, про чего столько легенд сложено, как про это образование. Кровоточащее сердце. Жуть берёт, когда видишь, как оно пульсирует, истекая чёрной кровью и повиснув, прямо в воздухе. И стон стоит… Кое-кто, чьё имя я называть не буду, утверждал, что оно принадлежит «Чёрному сталкеру».

— Ну, это уж совсем фантастика! — недоверчиво прорычал Бульдозер. — Он что, на расстоянии им пользуется?

— Да кто его знает? — задумчиво ответил Вист, состроив, не менее задумчивое лицо. — В аномалии «Шары» встречается артефакт «Генератор». Он тоже пульсирует, как и сердце, с каждым ударом вырабатывая энергию, и мне говорили, что соединив их вместе, можно вызвать «Чёрного сталкера», а тот приволочёт что-нибудь ценное, за избавление от этой пытки.

— Ну, пошли тогда искать: и то, и другое, — обрадовался Бармалей.

— Если он вас первым не найдёт, — предупредил Бетховен.

— Прямо — Кощей Бессмертный, какой-то! — в свою очередь, удивился Сутулый, от возбуждения, вжав голову в плечи.

— Чо? — встрепенулся Кащей.

— Ни чо! — отреагировал Сутулый. — Спи давай…

— Ещё на подступах к этой аномалии, чувствуешь её близость и узнаёшь старую знакомую, при нарастании смертельной тоски, — продолжил рассказ Вист. — Другие побочные эффекты выявлены не были, так как все стараются спешно покинуть это место. Ещё один артефакт, который рождает аномалия — «Тёмная душа». Чёрный, и по форме — не очень напоминает человеческий орган, так как душу никто, никогда не видел. Ни полезных, ни отрицательных свойств штуковина не имеет, оставаясь индифферентной, к человеческим исканиям. Учёные выяснили, что при замораживании «Тёмной души» до минус пятидесяти — шестидесяти градусов по Цельсию, становится возможным поход в сердце аномалии «Земляничная поляна», которая уже не воздействует на сталкера отрицательными эмоциями.

Крон сделал в блокноте ещё одну заметку, теперь уже нахмурившись и о чём — то размышляя, а Вист вошёл во вкус рассказчика, сыпля описаниями аномалий и артефактов, как из рога изобилия.

— Артефакт «Бабочка» — оттуда-же, — продолжил Вова. — Говорят, у нашедшего её, в теле появляется лёгкость и, походка становится летящей, как порхание мотылька, но появляется неистребимая тяга — напиться, с тоски, и окуклиться…

На улице послышался звук приближающегося БТР, ревущего, во время перегазовок, а вибрация, от работающего двигателя, заставляла мелко дрожать стёкла. Сталкеры высыпали из бара, дивясь на работающее чудо, которое умудрилось не фонить радиацией. Кое у кого возникли подозрения, что технику попросту угнали, из какой-нибудь воинской части, во время незначительного переполоха, а военные умудрились списать пропавшее имущество. Не ломать же голову, куда оно запропастилось! Ни у кого, даже в самой смелой фантазии, не могло вызвать подозрение, что БТР можно угнать и безнаказанно кататься по городу, не будучи узнанным. Перекрашивание, тоже ничего не даёт…

Кащей кругом обошёл бронетранспортёр и подойдя к Сутулому, нервно спросил:

— Ну, и где ты тут шашечки увидел?

— Померещилось…

Пока Проводник беседовал с Жуликом, попутно отовариваясь всем необходимым, товарищи оценивали объём предполагаемого пространства, которое они намеревались занять. По предварительным оценкам, убраться должны все и Комбат пошёл договариваться с таксистом. Судя по его довольному лицу, переговоры прошли успешно.

— Проводник заскочил в бар промочить горло, — сообщил Комбат. — Нам пока надо размещаться, поудобнее. Дорога недальняя, но местность дюже пересечённая, суда по его словам.

Сталкеры грузились в БТР, который, вполне сносной покраской, контрастировал с окружающей ржавчиной. Боевая машина, среди техногенного хаоса, смотрелась, как на выставке достижений народного хозяйства, поставленного на военные рельсы. Из труб вагонов и тепловозов вился синий дымок, а проводник, на прощание газанул от души, выпустив из выхлопной трубы облако чёрного дыма, которое ещё долго будет висеть над перроном, пока не развеется.

 

Глава пятнадцатая Синдром прачечной

Пока БТР нёс искателей приключений в сторону разрушенного города, они сосчитали своими костьми все кочки, до единой. Крону показалось, что иногда таксист, сделав круг, возвращался на то место, где они уже проехали, чтобы получить удовольствие, прокатившись по пропущенной колдобине.

— Полагаю — у Проводника нет дембельской горки, — выразил надежду Комбат, крепко держась за поручни. — Не хочется подскочить метра на три, паря аки птица, а потом рухнуть на землю. Сколько «Камазов» шофера-гады угробили, на таких трамплинах.

Наконец-то БТР взревел двигателем и встал, как вкопанный, выплюнув из выхлопной трубы чёрную гарь. Проводник распахнул люк и высунувшись по пояс, полной грудью вздохнул свежего воздуха. Потянувшись, он ладонями помассировал затёкшие конечности и развёл руки в стороны, расправляя грудь. Повертев головой, таксист оглядел окрестности и весело сказал:

— Всё — дальше не поеду! Там КПП. Да тут недалеко, вон — за перелеском.

— А как же мы? — растерянно спросил Крон.

— Дальше по дороге хуторок будет, — пояснил Проводник. — Найдёте в нём Спелеолога. Он без проблем проведёт вас за колючку, если самим лень из штык-ножа ножницы собрать.

— А это что за дома? — показал Пифагор на пригорок, на котором ютилось пара полусгнивших хибар.

— Смотрите, если пойдёте туда, будьте осторожнее! — предупредил таксист. — Об этом хуторе противоречивые слухи ходят, а местные, во избежание неприятностей, просто обходят его стороной.

— А если попробовать прямо через КПП пройти? — спросил Сутулый, которому не улыбалось искать гипотетического Спелеолога, а после, судя по его кличке, ползти на брюхе подземными ходами.

— Кто пробирается туда, охрану не интересует — самоубийство не запрещено, а вот кто идёт оттуда — это другое дело! — пояснил Проводник. — Но всё-равно, им может не понравиться. Зачем вам лишние хлопоты?

— Понятно! — воскликнул Почтальон. — Вход бесплатный, но, не сгинешь там — здесь пристрелят.

— Ну, как бесплатный? — возразил Бармалей. — Бутылку, как минимум придётся поставить. Да, Буль?

— Угу! — как филин выдохнул толстяк, в уме подсчитывая количество килокалорий, которые придётся потратить, в качестве платы за проход, и те энергетические единицы, которые израсходуются при другом — нелегальном путешествии тайными тропами.

— А в общем — то, то на то и выходит, — сказал Доцент, мысленно просчитав оба варианта. — Только, со Спелеологом гарантий больше, что нас не сдадут, куда надо.

— Куда не надо! — поправил его Комбат.

— Ну, это кому-как!

— А на хрена тебе тогда ствол?! — удивился Почтальон. — Да не один!

— Вступать в конфронтацию с вооружёнными силами соседней страны, с нашей стороны было бы неблагоразумно, — мягко осадил пыл спорщиков Крон. — Меня, почему-то подмывает посмотреть, что находится в этих таинственных домах.

— Да радиация там! — злобно высказал своё мнение Дед, а руки крепче сжали грозное оружие.

Если хочешь заставить кого-нибудь пойти туда, куда нельзя, нужно просто ему сказать об этом — нельзя! Вот и сейчас, БТР поехал обратно, в сторону железнодорожной станции, а наши герои направили стопы в сторону запретных домов. Одна постройка была, некогда, выкрашен синей краской, а вторая зеленела облупленными стенами. Обойдя заброшенное поселение кругом, сталкеры ничего подозрительного не обнаружили. Товарищи уже собирались уходить, не решившись обыскать лачуги, когда Сутулый неожиданно подошёл к окну и вежливо постучал по стеклу. Створки окна медленно распахнулись, открытые чьей-то заботливой рукой, и от этого, так и хотелось пропеть: «Ставенки скрипнули, словно окликнули»…, но мощный удар в челюсть развеял все иллюзии, относительно хлебосольности этого хутора. Сутулого опрокинуло навзничь, но в падении он, совершенно машинально, успел сорвать с пояса первое, что подвернулось под руку. Этим первым попавшимся, оказалась противотанковая граната. Ещё до того, как Сутулый приземлился, она улетела в окно, освобождённая от чеки силой безрассудства, подкреплённое сиюминутным порывом.

— Ломимся! — раздался чей — то истошный вопль, но бежать было уже поздно.

Все попадали на землю: кто разинув рот, а кто зажав уши. Во избежания перепада давления на ушные перепонки, уши заткнуло большее количество народа, так как не очень-то хотелось жевать землю, поднятую и размётанную взрывной волной. Стены моментально разлетелись вдребезги, вибрируя сгнившими поломанными досками и свистя глиняной обмазкой. Крыша подпрыгнула и медленно упала, подняв тучи серо-коричневой пыли, под звон выбитых окон в соседнем дому.

— С уха джинна сорвали серьгу и он, дюже разозлился, — прокомментировал ситуацию Крон, отплёвывая грязь изо — рта и проклиная того артиллериста, который в фильме стоит, разинув…, в общем — то, куда кашу суёт.

Рот, в той киноленте, командир расчёта раскрыл так широко, что буханка хлеба пролетела бы, оставшись неузнанной. У Деда моментально сдали нервы и он пошёл в атаку; тем более, что пора было испытать ствол в действии. Он вскинул «Чёрную Вдову» и, подбежав к уцелевшему дому, от бедра, шмальнул из подствольного дробовика. От выстрела в упор, хилую дверь сорвало с петель и опрокинуло навзничь. Она улетела внутрь, перекувырнувшись пару раз. Длинная очередь из основного калибра прошила стены насквозь, через два патрона отметившись трассером. Рубиновый цвет пролетающих пуль скрасил серые будни ближайших окрестностей.

— Дед — хорош! — заорал Комбат, не отрывая голову от земли. — Мы сдаёмся! Устроил тут фейерверк…

Кащей налил Сутулому успокоительного, а остальные обыскали развалины. Среди обломков не оказалось: ни живых, ни мёртвых.

— Никого! — задумчиво констатировал факт Бармалей.

— И ничего, — добавил Бульдозер. — Ни тел, ни ошмётков, ни крови.

— Да он бежит уже, поди, в пяти километрах отсюда! — мрачно усмехнулся Доцент. — Пиф, Почта — вставайте. Хватит притворяться спящими — всё кончено.

— Вот что странно, — поведал Сутулый. — Мне показалось, что рука была женская, но удар последовал не хилый, непохожий на хлёсткие шлепки маленького дамского кулачка.

Крон закатил глаза и тяжело вздохнув, сказал:

— Ты нам тут не сочиняй! Может — тебе кастетом навернули.

— Вполне может быть, — согласился Сутулый.

— Да, но ссадин нет, от железа, — возразил Кащей.

— Из новейших полимеров изготовлен, кастет, — пошутил Комбат. — Вот и нет царапин на лице.

— Чего? — чуть ли не хором спросили все, кто мог говорить.

— Чего — чего! — отмежевался Комбат от тонкостей новейших видов вооружения. — Тряпкой обмотали кастет, во избежания травмирования пальцев рук, или того проще: врезали по морде, держа в кулаке зажатую детскую гантель. Может быть, даже ржавую…

— Ты правда считаешь, что это могли быть они? — спросил его Крон.

— Да хрен его знает!

— Дед, ну а ты что палить начал? — перешёл Крон к опросу второго виновника торжества.

— Да соль тут — соль! — то ли в шутку, то ли всерьёз, ответил Дед.

— Да? — удивился Комбат, глядя на раскуроченную дверь. — В таком случае, это отличное травматическое оружие, навсегда отбивающее охоту воровать соседские яблоки. Причём — с первого выстрела…

— Странный цвет у трассеров, — вмешался в разговор Пифагор. — У нас был ярко-красный. Мне, лично, так кажется.

— Это для маскировки, — отмахнулся Комбат от надоедливых собеседников, способных комедию превратить в трагедию, и при этом — глупо улыбаться.

Сталкеры, вытянувшись в шеренгу, двигались в направлении, указанным Проводником, постоянно оглядываясь назад. Что они оставили позади себя, среди серых развалин, развороченных взрывом, так и не выяснили, но думать было некогда. Как сказал Крон, времени оставалось в обрез, на один не найденный артефакт.

Не успев соскучиться, товарищи вышли к перевалочному хутору; последней границе, отделяющую запретную зону от особой. Поселение состояло из трёх домов: два полуразваленные, с дырявыми крышами, а третий — каменный. По всему было видно, что сложен он добротно. Из-за приоткрытой двери раздавался здоровый храп, вступая в резонанс с пустыми бутылками на столе. Толстое стекло звенело тонкими голосами, перекликаясь между собой, на все лады. Будить Спелеолога пока не стали, а примостились рядом, под навесом, принадлежащему, этому же дому. Стол, скамейки — что ещё надо усталому путнику, достающему из походной котомки нехитрый скарб? Что может быть хитрее красной икры с пряниками? Только сладкий чай, вприкуску с солёным огурцом. Это и озвучил Крон, тыча указующим перстом в пряники:

— Кто?

— Не хочешь, не ешь! — огрызнулся Дед. — Я для себя достал.

Послеполуденное солнце довольно сильно припекало и сталкеров разморило. Кто-то уже присоединился к храпу Спелеолога, войдя с ним голосами в унисон, кто-то просто дремал, а кое-кто попытался затянуть нестроевую песню, разлагающе действующую, на неокрепшие мозги некоторых членов коллектива. От этого завывания, храп в доме неожиданно прекратился. После небольшой паузы, в дверном проёме появился заспанный Спелеолог, с удивлением рассматривающий незваных гостей, которые хозяйничали на его веранде, как у себя дома. Только по впечатляющему вооружению он догадался о том, что это очередная партия нелегалов, готовых за определённую мзду проникнуть в тайны особой зоны. От приработка он никогда не отказывался и приготовился выслушать любые предложения, даже самые нелепые, кроме полёта на Луну.

— Здорово ребята! — поприветствовал Спелеолог сталкеров. — Вам куда надо?

— На Луну! — ответил Сутулый, после удара по лицу, приобретший начальные навыки чтения чужих мыслей, о которых, владельцы мозгов, даже и не подумали, пряча их в подсознании.

— Да в Энск 15 нам, — сказал Крон. — Проводник посоветовал обратиться к тебе.

— Вы зря на улице расположились! — забеспокоился Спелеолог.

Словно в подтверждении его слов, из кустов раздался протяжный вой и со всех сторон, его подхватили хриплые голоса.

— Быстро собирайтесь и в хату! — скомандовал хозяин. — Зомби идут.

Не успела за последнем сталкеров закрыться дверь, как из кустов полезли смурные личности, не подлежащие классификации, как биологический вид. Отсутствующий взгляд наводил на окружающих животный страх, а нарушенная координация движений, заставляла их мотаться, из стороны в сторону. Обноски огородного пугала, по сравнению с тем, что было надето на зомби, можно смело отправлять на аукцион. В них ещё ходить и ходить, а вот истлевшие остатки гостей намекали на то, что они не один месяц гнили в земле или овраге. Запах тлена и протухшего мяса…

— Пойло! — вскричал Кащей, указывая рукой на стол, стоящий во дворе. — Пропало добро!

— Я принесу, — успокоил его Спелеолог.

Дав ладонью по лбу наиболее близко подошедшему монстру, он схватил авоську со стола и одним прыжком оказался у своей двери. Сзади раздалось раздражительное мычание. Спелеолог передал тару Кащею, а сам, обернувшись, перехватил зомби за шиворот, повернув расшалившегося покойника к себе спиной. Удобно пристроив на плече монстра ствол, он крошил наступающие ряды тормозов. Всех в гости ждать не стал, а пнув ногой в зад пленника, добавил в неё остаток обоймы, не забыв после этого, запереть за собой дверь.

— Потом выколупает свинец, из сине-зелёной задницы, — успокоил Спелеолог Кащея, который никак не был озабочен дальнейшей судьбой его соседа.

— Что это было? — удивлённо спросил Пифагор, который, в следствии молниеносности промелькнувших событий, даже не успел испугаться.

— А, — лениво махнул рукой хозяин дома. — Зомби. На запах харчей припёрлись. Я ем в подвале или, в крайнем случае — под одеялом. Но тогда, обязательно решётки на окнах и наглухо закрытая металлическая дверь. Заодно, пытаюсь выдрессировать зомби, чтобы они сквозь решётку деньги совали, как в бистро. Жрать хотят, а платить не соображают.

— Таких и среди нормальных полно! — презрительно хмыкнул Почтальон, недоуменно пожав плечами. — Эка невидаль!

Все присутствующие, вдруг осознали, что это телодвижение, в последнее время, пользуется наибольшей популярностью, среди сталкеров.

— Крон понюхал воздух, улавливая неприятный запах, доносящийся из-за окна и сказал:

— На них раков хорошо ловить.

— На зомби, что ли? — уточнил Комбат и усмехнулся. — Он раков сам всех сожрёт, пока болтается в раколовке, в качестве наживки.

Доцент огляделся по сторонам и, рассматривая аккуратно покрашенные в бежевый цвет стены, спросил хозяина дома:

— Ну, и как мы теперь отсюда выберемся?

— Давно подземный ход выкопан, выводящий не только за периметр колючей проволоки, но и объединяющий, целую систему подземных переходов, многие из которых, до сих пор не изучены, — объяснил Спелеолог своё решение запереться в доме. — Было бы глупо замуроваться в замкнутом помещении, изолировав себя от окружающего мира на неопределённое время. Отдельная ветвь подземелья ведёт в соляные копи.

— Что значит — не изучены? — не понял Доцент.

— Я только врезку сделал, в общую систему пещер, — пояснил Спелеолог. — Прокопал небольшой туннель. Как водопроводчик. Когда он подключается к системе трубопровода, это не значит, что он всё построил. Так и тут.

— Рабочие соляных копей, наверное, все нервные были, — засмеялся Дед. — Каждый день ссоры, скандалы…

— Почему? — удивился Спелеолог.

— Сколько соли за свою жизнь просыпать…

— А-а-а…

Спелеолог залез на чердак и повесил на крыше вывеску, которая гласила: «Ушёл на задание. Просьба: во избежания несчастных случаев, зомби с рук не кормить! Приду — сам задам овса. Спелеолог».

Товарищи, один за другим, ныряли в подпол, исчезая в его недрах, как корм означенному скоту. Лучи фонарей высвечивали однообразные серо-чёрные стены, иногда обжитые выносливыми, бледно-зелёными лишайниками.

— Есть тут красивые пещеры, — поведал проводник. — С кристаллами льда, со сталактитами и сталагмитами. В соляной пещере тоже кучеряво, но если у вас нет на это времени, то пошли сразу в Энск 15, потому что до красот — далековато пилить.

Недолго проплутав по подземному переходу, сталкеры подошли к металлической лестнице. То, что это выход на поверхность, ни у кого не возникло сомнений, а Спелеолог, ухватившись за ступеньки, выполненные из железного прутка, полез наверх, приглашая остальных последовать его примеру. Заглушка из паёльного листа железа, со скрипом откинулась, лязгнув по остаткам асфальта и на поверхности стали появляться вооружённые люди, после встречи с зомби, сующие вперёд ствол автомата, а не любопытный нос. Синее небо, после абсолютного мрака пещер, взорвалось синевой, на секунду ослепив каждого. Даже желтеющая зелень показалась изумрудной, до неприличия. Спелеолог огляделся вокруг и не заметив ничего подозрительного, сделал компании предложение:

— Кстати, здесь неподалёку базируются два проводника — энтузиасты своего дела — Иван Сусанин и Гриша Макинтош. За скромное вознаграждение, проведут, куда надо и будут сопровождать, пока вам не надоест. И ещё: имя у Сусанина настоящее, а насчёт остального не знаю.

— А что, я думаю — не повредит, — согласился Крон и остальные, так-же — не возражали.

С этим вопрос был решён. Осталось только найти обоих в гостинице «Степной орёл». Судя по карте и отмашке Спелеолога, дорога вела на север, мимо заброшенных гаражей. Сам проводник сослался на занятость, и прихрамывая на левую ногу, растворился в пещерах. Гаражи из белого кирпича зияли распахнутыми воротами, а со стороны реки веяло прохладой. Кащей нащупал в кармане лимонку, с мыслями о том, что неплохо было бы порыбачить, а то груз карман оттягивает. Только непредсказуемость дальнейших похождений заставила его отказаться от необдуманного шага. Слева показалась заросшая травой и кустами танцплощадка. Асфальт, вокруг неё, давно взломала молодая поросль, а танцпол прогнил насквозь. В общей конструкции, молодцом держались только стропила, которые, вероятно смонтировали из привезённой лиственницы, перепутав её с дешёвой сосной. На покосившемся столбе висело свежее объявление, приглашающее вступить в очередную аферу всех желающих. Информация про то, сколько с собой приносить членских взносов оказалась весьма туманная. Видимо, организаторы не слишком ясно себе представляли дальнейшие планы объединения. Ни одного номера не было сорвано. Информация оказалась невостребованной.

— Объявление надо размещать грамотно! — назидательно сказал Крон. — Что ты его вешаешь в девственном виде? Оторви сам пару-тройку хлястиков, на которых написан номер телефона, не дожидаясь, когда это сделают потенциальные клиенты. Тем самым, ты, в глазах обывателя, подогреешь интерес к информации. А ещё лучше — совсем всё поотрывай. Оставь, разве что — парочку хлястиков, на тот случай, когда нуждающемуся нечем записать инфу, и не на чем. Остальные, номер телефона сами перепишут — он напечатан на рекламном листе, а вот сам лист — не пачкай. Пусть думают, что бумажку повесили пять минут назад.

— Сейчас в руки суют листовки, со всех сторон, — раздражённо махнул рукой Комбат.

— А вот это неправильно! — отозвался Дед. — Их надо продавать. В противном случае, народ станет шарахаться в стороны, что повсеместно и происходит.

За разговором незаметно подошли к гостинице, которая встретила жизнерадостным жёлтым фасадом. За долгие годы его не смогли испортить: ни дожди, ни ветра, ни другие катаклизмы. Внутри было подозрительно тихо и ни одного шороха не доносилось из полумрака номеров, зато со стороны профилактория, расположенного неподалёку, слышалась какая-то возня.

— Да говорю тебе, что они сюда нырнули! — доносился раздражённый голос из-за белой колонны.

— Нет никого! — возражал ему другой, не менее раздражённый баритон, временами, плавно переходящий на повышенные ноты и скатываясь к свинячьему похрюкиванию. — Как сквозь землю провалились!

Они сделали ещё пару кругов вокруг предполагаемого места исчезновения, прекрасно понимая, что ничего не найдут, но не желали мириться с потерей. В это время наши герои поравнялись с поисковой группой.

— Мы от Спелеолога, — сказал Крон, с интересом разглядывая живописную парочку. — Насколько я понимаю, вы пропавших девушек ищите?

— Угу, — мрачно ответил Макинтош, а Сусанин, только развёл руками.

— Ну вот, — вздохнул Комбат. — Будем искать вместе. Спелеолог говорил, что вам всё-равно делать нечего, а эти места вы знаете на все сто. Ну, и вознаграждение, естественно, будет.

— По рукам, — согласился Макинтош. — Нужно только в химчистку сгонять. Захватить кое-какое барахлишко.

Бежевый кафель здания, что-то, до боли напоминал. Что именно, Крон никак не мог понять. От двойного названия неработающего заведения осталась только надпись: «Химчистка». Почтальона это обстоятельство привело в замешательство, и он, недоверчиво поглядывая на недостающие буквы, спросил:

— Почему на этом здании «Химчистка» написано? Тут же вроде «Прачечная» была?

— Ты грезишь! — смеясь ответил Пифагор. — Это слово теперь ругательное и правильнее будет — «Химчистка». Попробуй к нему рифму подобрать!

— И всё-таки, что-то здесь не так! — не соглашался Почтальон. — Где прачечная?

— Да выше она — на север! — не выдержал Крон. — Что ты там хочешь увидеть? Тем более, что здесь тоже было это заведение.

— Не увидеть, а сделать — простирнуть исподнее, после последней встречи с представителями фауны зоны отчуждения, — то ли в шутку, то ли всерьёз — пояснил Почтальон.

— На севере прачечная относится к поликлинике, скорее всего, — догадался Бульдозер, разглядывая знаменитое здание.

Макинтош долго что-то искал, бегая взад-вперёд и скрипя ржавыми дверями. Куча барахла росла посередине помещения, но удовлетворения сталкеру не приносила. Он забрался под потолок и долго рылся в вентиляционной отдушине, вследствие чего в кучу полетело старое ружьё, пара пачек патронов и охотничий нож. Три банки тушёнки завершили натюрморт. Рассовав мелкое добро по карманам, Макинтош вскинул на спину рюкзак неопределённого цвета и забросив на плечо ружьё, облегчённо вздохнул:

— Ну, кажется всё. Можно идти.

— Во — какие барабаны! — хлопнул на прощание Доцент по нержавеющим бокам стиральных машин.

— Да, — загадочно поддакнул Сусанин. — Говорят, что одно время в прачечной обосновался Самогонщик.

— Зачем ему прачечная? — удивился Дед. — Удобнее было бы в фекальной насосной!

— Много ты понимаешь! — со знанием дела, возразил Иван. — Он брагу в барабанах прокручивал, плюс ко всему — подогрев, для пущего ускорения процесса. Созревание сусла сокращается в разы!

— В стиральных машинах «Волна», такое раньше проделывали, — подтвердил Крон. — Сам я, правда, не пробовал, но утверждали, что средство действенное.

— Да, было время! — вздохнул Комбат. — Сейчас в современных стиральных машинах автоматика одна — прокрутит и сольёт в канализацию.

— Ну, и где он сейчас? — поинтересовался Почтальон.

— Сейчас Самогонщик в каком-то КБ сидит, — ответил Сусанин. — Там центрифуга покруче будет. А вы что думали — здешняя водка, вся с Большой Земли? Как бы не так! Минимум две трети местного производства, тем более, что в этом кошмаре не заметишь существенной разницы.

— Да, тяжело нынче сталкеру живётся! — сочувственно вздохнул Доцент. — Говорят, раньше веселее было?

Макинтош пожал плечами и поправив ружьё, безразлично ответил:

— Ну, если перестрелки называть весельем, то оно — конечно…

Выйдя из химчистки, Макинтош, крутя головой во все стороны, задал риторический вопрос, на который, практически никто не знал ответа:

— Куда теперь?

— Ты знаешь аномалию «Мираж»? — спросил его Крон.

— Знаю — это за тепличным хозяйством, на другом конце города.

— Если мы успеем найти её раньше барышень, то я даже не знаю, что будем делать дальше, но что-то надо.

Обогнув корпуса общежития, сталкеры заглянули в заброшенную столовую и пошли, в сторону автовокзала, намереваясь пробраться к своей цели по южной стороне города, но дорогу неожиданно преградил фонящий автобус. Писк дозиметра становился всё настойчивее и настойчивее, так что пришлось вернуться обратно.

— Странно, — задумчиво сказал Макинтош. — Раньше этого не было.

Наверное, ветром радиоактивную пыль занесло.

— Раньше и автобус здесь не стоял! — возразил Сусанин.

Оба проводника крепко задумались, но никаких, более — менее разумных выводов, предложить так и не смогли.

Возвращаясь пройденной дорогой, Макинтош заглянув в окно столовой, с досады плюнул в котёл, но не попал. У других результаты спортивных достижений оказались не лучше и вскоре это соревнование всем надоело. Свернув за химчистку и не доходя до магазина «Берёзка», сталкеры наткнулись на вывеску: «Шахматный клуб».

— Я валяюсь! — оставил в истории короткий комментарий Крон.

— Нет, только не это, — простонал Комбат, не желая никак озвучивать нежданную встречу.

— Проходим мимо! — коротко и веско добавил Дед и товарищи постарались спешно проскочить опасный участок маршрута.

В сторону гастронома прошла длинной цепочкой большая группа сталкеров, издали похожих на банальных туристов, которых Спелеолог водит по запретной территории пачками. Крону эта картина напомнила каликов перехожих. Столько хромых за раз, бредущих в затылок друг другу, ему видеть ещё не приходилось. Они неторопливо скрылись за поворотом, куда лежал путь и наших героев. Серая стена заброшенных многоэтажек расступилась и взору открылся гастроном-стекляшка, в который стояла длинная очередь. Крон с Комбатом переглянулись и выставили на повестку дня целесообразность посещения данного заведения, тем более, что Сусанин с Макинтошем прояснили ситуацию:

— Заезжие торговцы частенько посещают эти места. Цены завышены, зато — с доставкой на место!

Очередь двигалась медленно и откуда — то из толпы раздался истошный вопль:

— Больше двух бутылок в одни руки не давать!

— А колбасы?

— Насчёт колбасы пусть бабульки тревожатся — мы артефактом занюхаем…

То ли от недостачи продуктов, то ли от нетерпения отдельных элементов — назревала заварушка. Опасаясь, как-бы потасовка не переросла в побоище, товарищи поспешно отоварились по блату Сусанина — из подсобки и, под звуки двух поссорившихся сторон, покинули территорию магазина. Оказалось, что тревога была ложной. Группа матёрых сталкеров, пришедшая в негодность, учила новичков стрелять по бутылкам. Прозрачная, зелёная и коричневая стеклотара украсила импровизированный тир, подставляя хрупкие бока беспощадному свинцу.

— Куда палишь длинными очередями?! — кричал ветеран, в классическом длинном плаще, молодому сталкеру. — От отдачи, автомат вверх задирает — небо дырявишь! Жарь короткими, не больше трёх, заодно и ствол не перегреешь, и боеприпасы сэкономишь.

Товарищи прошли уже пол-квартала, а сзади, до сих пор доносился звук разлетающихся вдребезги пустых бутылок. Обременённые грузом покупок, сделанных в гастрономе, товарищи искали место, где бы можно было перекусить. Крон никогда не задумывался над тем, что в практически пустом городе негде спокойно посидеть, не вздрагивая от каждого шороха. Неожиданно они упёрлись в витрину цирюльни, над которой заботливой рукой; чёрной краской, кто-то вывел: «Чёрная парикмахерская». В стеклянной витрине висел старый плакат, рекламирующий лак «Прелесть», который хорошо помнят женщины времён Советского Союза и частично, постсоветского периода. Рядом, новое поколение повесило плакат с изображением гоблина, у которого на голове махрилось с десяток жидких волос. Подпись снизу вещала: «Моя прелесть». Причём слово «моя» было написано наискосок, сверху буквы «П», чтобы не нарушать права изготовителя лака. Снизу мелкими буквами стояла приписка: «На алкидной основе, тройная фильтрация, устойчив к ультрафиолетовому и радиоактивному излучениям. Разбавлять ацетоном или другими растворителями масляных лакокрасочных изделий. При нанесении кистью или валиком, повторить процедуру через 24 часа. При нанесении пульверизатором — экономит расход лака». Рядом, в витрине, стоял лысый манекен, у которого на груди красовалась табличка, как у повешенного полицая: «Мы вас забыли предупредить, о побочных эффектах».

— Пошли в кафе! — неожиданно предложил Сусанин. — Оно на берегу реки. Вид путный и так далее…

— А со своим можно? — наивно спросил Доцент, привыкший жить по заведённым инструкциям и порядкам.

— Да там нет никого, — ответил Макинтош, снисходительно усмехнувшись. — Сплошная разруха.

Колесо обозрения заняло пол-неба, а сталкеры неспешно брели в его направлении, плутая между развалин и обходя всевозможные препятствия. День клонился на убыль, красным закатом окрасив горизонт. Ветер гнал лёгкие облака, а ветер странствий подгонял в спины беспечных путников, готовых раствориться в техногенном хаосе мёртвого города.

 

Глава шестнадцатая Доктора эзотерических наук

Серое однообразие покинутых многоэтажек навевало уныние и тут, Крон заметил, возвышающийся над парапетом, знакомый силуэт: та же стать, те же формы, та же грация — напротив здания парторганизации. Подойдя ближе, стало совсем нехорошо: тот же взгляд, та же склонённая набок голова и вечность, застывшая в глазах. Тоска, совместно с эйфорией, навалилась на него, но ничего поделать было уже нельзя, раз дело сделано и встреча неизбежна, как крах любой земной империи. Под ложечкой предательски засосало… Полуразбитая вывеска горкома идеально вписывалась в общую городскую разруху и не вызывала отторжения, своим состоянием. «Как удивительно быстро опустевший город теряет опрятный вид, — промелькнул в голове давно выпестованный вывод. — Очень странно — метеориты не падают, так от чего такая разруха? Неужели воздействие радиационных полей? Получается, что радиация приводит в негодность, не только металл, но и всё остальное…» Для утверждения подобных выводов требуются длительные наблюдения, на которые, в принципе нет времени, зато есть проблема, в виде старой знакомой. Неведомой… Что ей нужно — не менее туманная загадка, чем спряжение глаголов в английском языке. Про таинственность самого появления, Крон старался не думать, списав эту процедуру на таинство запланированной встречи. Ему хотелось, чтобы в голове кружились одни цыганские хоры с развратным кордебалетом, но перед глазами стояли два остро отточенных зуба, снабжённые ядовитыми железами, которых так боятся странствующие разгильдяи. И не мудрено: секрет желёз содержал яд двух типов — кроверазрушительного и нервнопаралитического. Равновесие соблюдено: сила против изящной грациозности, замешанной на коварстве, а большая сила — против смертельно опасного поцелуя. «Да, башка распухнет, как баскетбольный мяч, — согласился Крон, сам с собой. — Кстати, и губы — тоже. Всё это посинеет до черноты — привет соратникам с южного континента! Вывеска ещё смущает, своей устаревшей идеологией! Правильнее было бы: «Народ и радиация — едины!» Вспомнилась вдруг тугая коса у неё на голове, извивающаяся: то ли змеёй — душегубкой, то ли в шёлковой петлёй. «Мы люди простые: нам и пеньковый галстук — роскошь», — родилась утешительная мысль, здравая в своей идеологии, основанной на законе самосохранения. «Лучше бы их ждал женский батальон смерти, тогда и умирать не страшно — за компанию…», — этот вывод зиждился, на совсем противоположном законе, не имеющем под собою рационального зерна. Безумие гибельного азарта, переходящее в загробное состояние… Кстати, косу она не всегда носит…»

— Крон! — толкнул его Комбат в плечо. — Очнись. Ты как-будто остекленел.

— Спирта наверное хлебнул — неразбавленного, — предположил Дед, подозрительно косясь в сторону Наины. — Со мной такое было: сначала, сказали, что я был весёлым, потом грустным, а уже в конце — остекленевшим.

Крон, почти без приседаний и неуклюжих поклонов подошёл к Наине, не зная, что сказать. Он просто глупо улыбался, потому что не придумал более достойной формы поведения.

— Это я устроила всё так, чтобы ты меня нашёл, — шепнула Наина ему на ухо. — Кое чем я смогу вам помочь. Да, кстати, а ты скучал без меня.

Череда ужимок и гримас, в которых оказался заключён целый том истории разлуки, продемонстрированная в порядке очерёдности, могла бы дать фору самому маститому миму мира. Крон старался, как мог, изощряясь в телодвижениях, языком жестов пытаясь продемонстрировать ту невосполнимую бездну, возникшую в результате вынужденного расставания. Никто не доказал факт предыдущей встречи, но за эти доводы можно было нешуточно поплатиться. Причём, все части бренного тела ему были дороги, не только как память, но как что-то родное, расставание с чем немыслимо, из-за невоздержанного языка. После тридцать восьмого шедевра мимикрии, нервный тик грозил перейти в хроническую стадию, а Дед, видя неловкое положение друга, попытался разрядить обстановку, ненавязчиво взявшись знакомиться сам и, заодно, представляя каждого члена коллектива. После, выждав удобный момент, он, нервным шёпотом спросил Крона:

— А кто это такая? Я, что-то, решительно не помню!

— Вот и хорошо, что не помнишь! Потребовалось бы много пояснительного текста.

— Надеюсь, что она из положительных героев, — добавил Комбат.

Сутулый с Кащеем не нашлись, что сказать, недоверчиво посматривая в сторону Наины. Проводникам было всё-равно, кто она и откуда, а вот Пифагор с Почтальоном, что-то силились вспомнить, но у них так ничего из этого и не вышло. Бульдозер просто хотел есть и его не волновало, с кем придётся делить трапезу и только Доцент с Бармалеем, о чём-то догадывались, но так-же, не могли заставить клетки серого вещества поднять из глубин подсознания, хоть каплю воспоминаний. Наина сидела на парапете, кутаясь в чёрное кашемировое пальто, никак не гармонирующее с зоной отчуждения. Поднятый воротник защищал её худенькую шею от внезапно поднявшегося, пронзительного ветра и Деда посетила вторая, внезапно навалившаяся, нелепая мысль:

— Ты не боишься того, что можешь повторить историю «41»?

— Да, знаю — знаю! — нервно отмахнулся Крон. — Известное дело. Различие идеологических взглядов перевесило доводы Амура, не говоря уже про Платона. Скажу по секрету, что я на спину заказал «бутерброд» из легированной стали, переложенную кучей других дорогостоящих компонентов, с различной плотностью и вязкостью. Кевлар уже прошлый век. Тяжеловато, да ещё с рюкзаком, но, как говорится… «Макарыч» не пробьёт — это точно! В этом случае, о ноже говорить неуместно. Дробовику не под силу, а бронебойные ружья под пальто не спрячешь.

— Дробовику? — засомневался Комбат. — Да он в упор все внутренности порвёт, а кости переломает, но жилет будет, как новенький!

— Ну что — вперёд? — поторопил всех Макинтош.

— Да, — согласился Сусанин. — Того гляди — скоро стемнеет. Сейчас у колеса обозрения осмотримся…

— Чего вас всех к колесу тянет? — удивился Крон. — Электричества-то, всё равно — нет!

— Колбасу наверху жрать или водку, — предположил Бармалей.

— У меня приятель, уже покойник, рассказывал, как он хотел на колесе обозрения выпить, на самом верху, — вспомнил Крон эпизод давно ушедшей жизни, вместе с которым, ушла целая эпоха. — Залез он с банкой в кабинку и, когда вознёсся на самый верх, то так и просидел там, с водкой в обнимку и трясясь, от страха, пока не спустился на грешную землю.

— Банка, это что — оборот речи такой? — спросила Наина, привыкшая к тому, что в местном лексиконе иногда проскакивают словесные обороты, не относящиеся к манере ведения разговора данной категории людей, а заимствованные из другой когорты.

— Да нет, — ответил Крон, вяло махнув рукой. — Одно время водку выпускали в алюминиевых банках, в которых сейчас пиво поставляют — ёмкостью 0,33 литра. Потом, кажется, запретили, сочтя эту посуду ненадёжной для агрессивной среды, коим являются спиртосодержащие смеси.

— Вот в цинковой посуде, это точно — смерть, — заявил Почтальон. — В ней, от длительного хранения, уже присутствуют следы синильной кислоты. Были случаи со смертельным исходом — это нам по техники безопасности лекцию читали. Метил — ну, это само собой…

— Почему метиловый спирт не метят, как бытовой газ? — спросил Пифагор, удивляясь тому факту, что им травятся направо и налево, а меры предосторожности не применяют.

— Хрен его знает! — воскликнул Почтальон. — На механизаторских базах, во всевозможных гаражах и прочих технических заведениях, в него, для отпугивания страждущих, солярку добавляют, когда кто-нибудь, в очередной раз, попадётся на знакомый запах…

Бульдозер оживился, вспомнив посуду, сопоставимую со своими габаритами:

— Я помню про ёмкость, почти в треть галлона, которую стали покупать все поголовно: много, обнадёживающе, с ручкой — все дела! 1,75 литра…

— Я про колесо сказал потому, что нам в кафе идти, так и так мимо него, — высказался Макинтош. — А вы уже развезли бодягу, на целый роман.

Внезапно Сусанин остановился, как вкопанный и на усталом лице отразилось всё недоумение, скопившееся за последнее время. Он поморщился и сплюнув, сказал:

— Снова засада!

— Опять автобус! — в сердцах воскликнул Макинтош.

— У меня такое впечатление, что нас обложили, — высказал предположение Бармалей, с ненавистью разглядывающий ржавый транспорт непонятной расцветки, со следами былой славы.

— Да что они — трамваи взглядом перемещают? — не выдержал Доцент, не верящий в такую возможность особей женского пола. — Докторши эзотерических наук!

Больше часа ушло на то, чтобы лавировать между фонящей техникой, щедро рассыпанной неведомой силой и в кафе пришли уже затемно. Разложив на берегу костёр, сталкеры уютно устроились вокруг него, прислушиваясь к звукам мира. Не услышав ничего подозрительного, приступили к ужину. Не успел нож вскрыть первую консервную банку, как раздался удивлённый голос Пифагора:

— Кащей пьяный!

— Большое событие — Кащей пьяный! — хмыкнул Бульдозер, больше удивляющийся тому, что он только что напился, а не волочился по всей запретной зоне, сшибая столбы и набивая синяки.

— Да, но бутылка не распечатана! — не унимался Пифагор.

— Целая? — уточнил Бульдозер.

— В том-то и дело, что пустая, а пробка нетронута!

— Доктор эзотерических наук, — вздохнул Почтальон, приступая к торжественному ужину. — Да оставьте его в покое.

Ночь выдалась звёздная, и можно сказать — романтичная. Галактический рукав перечеркнул небо, а тополя, в темноте шелестя листвой, перекликались между собой. Вот только Крону сказать было нечего, поэтому разговорился Макинтош.

— Есть такая аномалия «Курятник», — начал он своё повествование. — Она напоминает куриное гнездо, почти один в один и, как правило, располагается в укромном месте. Так что не суйте свои носы туда, куда не следует, потому что аномалия порождает артефакт «Яйцо». В народе его ещё кличут «Киндерсюрпризом», так как неизвестно, что из него вылупится в следующую минуту, когда возьмёшь артефакт в руки. Утверждают, что «Яйцо» повторяет всех известных монстров зоны, в произвольной последовательности.

— Это что! — очнулся Сусанин от своих дум. — Перевернулась, как-то, машина со свежими куриными яйцами. Все всмятку! Всё вокруг в белке и желтке…

— Пропадает добро, — задумчиво констатировал факт Сутулый, с интересом разглядывая своего товарища, умудрившегося без него потеряться на просторах сознания.

— Как бы не так! — возразил Иван. — Из соседней деревни мужики с паяльными лампами прибежали. Прямо на месте: кто яичницу жарит, кто омлетик…

— Ерунда! — засмеялся Бармалей. — Как-то раз, перевернулся грузовик с цистерной вина. Через три часа, когда шофёр вернулся с подмогой и транспорт поставили на ноги, он увозил с места событий, в своём чреве — чистейшую родниковую воду…

Здесь неподалёку есть аномалия «Крематорий», — продолжил Макинтош. — Завтра мимо неё пойдём, если на нашем пути автобусов не нашвыряют. Она имеет огненную структуру, что понятно из названия и от неё, за версту жаром пышет, как от гигантской печи. Одно из порождений этой аномалии — артефакт «Бублик». Он излучает ослепительно огненное сияние, а шлаки металлов на его поверхности создают впечатление румяной поджаристой корочки. Используется сталкерами для обогрева помещений, а заодно и в качестве освещения. Топливо для генераторов становится всё более дефицитным и такие образования приветствуются, всё больше и больше. Ещё один арт из той же оперы — «Макароны». Они имеют разные размеры: длину, диаметр и толщину стенок. Так что, наладить производство самодельных миномётов не получится, потому что придётся, под каждый ствол, изготавливать индивидуальный боезапас, а вот пристроить, как печную трубу для «буржуйки» — пожалуйста. Материал очень прочен и жаростоек, как легированная сталь. Плюс ко всему — кислотоустойчив и учёные охотно покупают эти артефакты, применяя материал в своих химических лабораториях. Одного учёного мужа видели возле химической аномалии, в которой без следа исчезают супер-пупер колбы из такого же стекла. Бесследно расплавляются инструменты из чудес порошковой металлургии, а керамика, на которую возлагали надежды космические агентства, позорно шипела, растворяясь в неизвестной кислоте. Вот при таких условиях, макаронам — хоть бы хны!

— Иногда в «Крематории» сталкеры видят «Погибшего пожарника», — подхватил вахту рассказчика Сусанин. — Так это или нет, никто вразумительного ответа дать не может, но прозвище к нему прилипло навсегда. Представьте себе, что в пожарище, среди красных языков пламени, в раскалённом до бела пепле — сидит согбенная обгорелая фигура. Вся чёрная и пытается охладить руки, над небольшой кучкой льда. Кое-кто называет его «Инквизитором», но тогда непонятно, какой смысл в это вносится.

— У современной молодёжи свои экстремальные развлечения, связанные с этими аномалиями, — зевнув, продолжил Макинтош. — Прыжки через аномальный костёр. Вон, группа туристов, через «Крематорий» прыгала — допрыгались, пара человек!

— А чо? — с любопытством спросил Сутулый.

— Чо-чо! — пожал плечами макинтош и усмехнулся. — Прыгали так, чтобы успеть проскочить костерок до того, как к небу поднимется столб пламени. Парень с девушкой взялись за руки и сиганули, через самый центр, а ревнивый соперник успел раньше — кинул болт, прямо в сердцевину пепелища.

— Сгорели? — насторожился Доцент.

— Не совсем, но в ожоговый центр их увезли, а Отелло, в другой пункт приёма сдали… Вызванный наряд, дальше границ зоны не пошёл, впрочем, как и «скорая». Обе смены, без конца канючили, что-то про асбестовые калоши…

Утро выдалось ясным и день обещал быть хорошим. Крон потянулся и потёр затёкшее плечо, на котором всю ночь провела Наина. Сейчас она прогуливалась по берегу реки, задумчиво всматриваясь в сторону противоположного берега. Дым от тлеющего костра потянулся по земле, а народ постепенно приходил в себя, отмахиваясь от едкой субстанции и протирая глаза.

— Где моя борода? — тревожно спросил Дед, ощупывая своё лицо, которому вдруг стало так нестерпимо холодно, несмотря на приличную погоду.

В голове вертелись мысли о блудных девицах, о Чёрном парикмахере, а синева подбородка пугала непривычным цветом в амальгаме зеркала.

— Хм! — ехидно хмыкнул Комбат. — Ты, Дедуня, вчера напился и изображал старика Хоттабыча. Всех хотел осчастливить и даже — меня.

— Чего вы мне плетёте? — не поверил Дед.

— Да сбрил ты её! — успокоил его Доцент. — Как только, в таком виде, умудрился не порезаться.

— Теперь ты выглядишь, как граф Трумберлендский — управляющий королевскими гаражами, — довершил Крон подначивание.

Позавтракав на скорую руку, товарищи направились в сторону стадиона, с осторожностью оглядываясь по сторонам. Ко всеобщему облегчению, ржавых фонящих автобусов: ни на горизонте, ни в ближайших подворотнях — замечено не было.

— Кончились, наверное, автобусы, — предположил Крон.

Все было воспрянули духом, но не тут-то было: аномалия «Крематорий» переместилась в сторону входа, выходящего на игровое поле. Жар, исходящий от неё стоял весьма ощутимый, так что особого желания изучать содержимое раскалённой ямы, ни у кого не возникло.

— Нет там никакого пожарника! — разочарованно крикнул Пифагор, прикрывая лицо рукой от палящего зноя. — Ничего не видно. На этом месте хорошо парилку поставить.

— Может быть, это банальный выход лавы на поверхность? — предположил Бульдозер.

— Кто его знает, — мрачно заметил Макинтош. — Через стадион нам не пройти. Ничего не понимаю. Давно таких перемещений не было.

— Сдаётся мне, что мастера эзотерических наук подсуетились, не только с автобусами, — подтвердил Сусанин догадку товарища.

Рядом с аномалией валялась голова манекена с оплавленной шеей.

— Что это? — спросила Наина. — Какая-то зловещая красота с непонятным подтекстом.

— Может быть, манекен вместо гайки в аномалию закинули, чтобы проверить её боеспособность? — предположил Почтальон, пнув пластиковую голову ногой.

— За руки, за ноги? — усомнился Крон.

— А что тут такого невероятного?

Крону вдруг показалось, что у головы появилось осмысленное выражение, но он списал меряченье на усталость, от которой хронически страдали все участники экспедиции. Чуть поодаль валялась кабанья голова, внося в умы ещё большую сумятицу.

— А что кабан здесь делал? — задал дурацкий вопрос Бармалей, не придумав ничего умнее.

— Принимал самое горячее участие, — усмехнулся Бульдозер.

— В виде жаркого, что ли, — вмешался Крон, дивясь румяной поджаристой корочке, п окрывающей всю кабанью голову, — Буль, ты кушать хочешь? Не брезгуешь после барышень кабанятинки отведать?

— Ты думаешь, это они трапезничали? — недоверчиво спросил Комбат, тыча ножом в пятак дичи.

— Ничего я не думаю, — отмахнулся Крон. — Может быть, он сам напоролся на аномалию, но тогда смущает один вопрос — почему целиком не сгорел?

— Э, нет, ребята! — возразил Макинтош, наклонившись к останкам. — Ему грамотно провели ампутацию головы, предварительно зажарив. По ходу дела — целиком. Что скажешь, Иван?

— А что тут говорить? — ответил Сусанин, поднимаясь с четверенек, после осмотра места происшествия. — Ясен пень — специально готовили. В воздухе до сих пор стоит запах печёных яблок, которыми кабана фаршировали.

— Я надеюсь, что они напичкали дичь фруктами с «Колбасного дерева», — мстительно заявил Доцент, которому надоели бесконечные препоны, сыплющиеся, как из рога изобилия. — Может — гадить перестанут…

— Ты хотел сказать — начнут, — поправил его Дед.

— Нам перестанут…

— Что дальше делать будем? — спросил Крон проводников, под красные отблески пламени «Крематория».

— Есть у меня одна маленькая лазейка, — ответил Макинтош. — Придётся пробираться через фекальную насосную.

Наина, после этого заявления поморщилась, вероятно, представив себе запах, сопутствующий подобным заведениям, а Крон спросил Макинтоша, собравшегося в путь с невозмутимым видом:

— А по-другому никак?

— По-другому придётся делать большой крюк. Столько автобусов не напасёшься, чтобы перегородить все подступы к объекту, но предусмотреть необходимо самые невероятные варианты.

Миновав Дворец Культуры и Торговый центр, команда оставила позади ещё целый комплекс магазинов, на ходу проверяя работоспособность противогазов. Зелёные, как тоска новобранца, подсумки болтались на поясе, а сами изделия, не слишком обнадёживали компанию исключительной надёжностью, по отношению к неприятным запахам. Макинтош, как и обещал, не повёл сталкеров через центральный вход, а воспользовался незаметной лазейкой. Этот проход был вполне безопасен и вскоре друзья оказались внутри станции. Кое-как смирившись с отвратительными запахами, товарищи спустились в коллекторные переходы, где их и поджидал настоящий сюрприз, неприятный, в своей неожиданности.

— Что это? — спросил Сутулый, указывая рукой на зелёную массу, полностью забившую водный сток коллектора.

— Водный мох — Фонтиналис противопожарный, — ответил Доцент. — Он освоился во всех городских канализациях, нарушая работу системы.

— Ё — моё! — поморщился Кащей. — В нечистотах! Смотри, Стул, как растение жирует на отходах!

— Да он тут всё забил, — удивился Пифагор. — Значит, кто — то активно сливает сюда дерьмо…

— Но кто? — засомневался Почтальон.

Ответа не было. Кто-то крепился, обходясь без противогаза, кто-то не выдержав, напялил на себя средство защиты.

— Как сильно падалью пахнет! — не выдержал Бармалей. — Ты куда нас привёл? Здесь уместнее были бы аппараты с замкнутой системой дыхания.

— Может, это обманчивый запашок — для отвода глаз, — ляпнул Сутулый. — Точнее — обоняния.

— Чего ты мелешь? — удивился, даже Кащей.

— Ну, есть же растения, которые издают отвратительный гнилостный запах. На него мухи слетаются и опыляют. Например: Хуерния Трансмутата. Нечего, нечего на меня так смотреть — можете в энциклопедию заглянуть!

— Чего? — не поверил Кащей. — Какая…

— Трансмутата, как я понимаю, это по — латыни и означает — трансмутировавшаяся? — спросил Комбат Доцента.

— Ага! Заодно и первое слово исковеркав…

— Да, в этом названии есть доля неожиданности, — согласился Дед. Всё переврано: какой-нибудь ботаник намеренно скрыл истинную сущность, а его национальность, не оставляет никаких сомнений.

— Я так и не понял — чего тут искажено-то? — удивился Бульдозер. — Первооткрыватель с юмором оказался.

— Такой цветок хорошо держать во флорариуме — в большом магазине, — сделал вывод Почтальон. — Да, Пиф?

— Зачем?

— После того, как было объявлено, что заведение закрывается, но расходиться никто не желает — открывается крышка стеклянного ящика, где и содержится представитель тропической флоры. Можно ещё вентилятор включить — на прямоточный продув местности. Всё!

— И объявление о том, что в соседний магазин колбасу завезли, — добавил Бармалей.

— Этот цветок нисколько не уступит портянкам Скунса, — заверил всех Сутулый и остальным оставалось только удивляться его энциклопедическим познаниям в той области, в которой он никогда себя не проявлял.

— Всё — перекур! — взмолился Крон, не в силах более терпеть кошмарный запах, даже в средстве защиты, которая, надо признаться, нисколько не помогала.

Взрыв метана не поднимет город на воздух? — осторожно предупредил его вопросом Бармалей.

— Если только канализационные крышки, — мрачно огрызнулся Крон, но замечание запало в его душу, заставив задуматься и отложить необдуманные поступки до выхода на поверхность.

Мрачный коллектор с изобилием зелёной поросли промелькнул на удивление быстро. Никто толком не успел сообразить, как оказался на улице, по другую сторону искусственно возведённых баррикад из фонящих радиацией автобусов. Сутулый что-то без конца хотел сказать, но в противогазе у него это почти не получалось.

— Ты говори, а не мычи, а ещё лучше — противогаз сними, — намекнул ему Крон. — Холодно, что ли? Подземелье давно закончилось.

— В противогазе-то, нехай, неудобно пить? — подмигнул ему Дед.

— У Сусанина патрон противогаза дымится! — наконец-то высказался Сутулый, избавившись от резиновой маски. — Как бы не взорвался!

— Всё спок — там у него кальян! — успокоил его Макинтош. — По замкнутой системе — ни глотка дыма врагу!

Мимо пробежал одинокий сталкер, на ходу ругаясь и отчаянно жестикулируя руками. С головы до ног он перемазался какой-то грязью, но остаточное явления послевкусия, привитое во время брожения коллекторными переходами, не позволило сходу определить вещество, которое украсило физиономию пострадавшего.

— Вот, это я понимаю — жизнь! — восхитился Доцент. — Кто-то виляет хвостом, осторожно и настойчиво уверяя, что у них всё, только, всего-навсего в мармеладе, а у него, смотри — всё лицо в шоколаде и волосы набриолинены.

— По-моему, это вовсе, на шоколад, — возразил Бармалей. — Не похоже…

— Вот где садоводам раздолье, — вынес свой вердикт Бульдозер. — У меня у тестя соседка есть, так у неё капуста вырастает на собственном удобрении величиной с крупный арбуз.

— Знаю, — поддержал его Почтальон. — У знакомого хрен на дерьме вырос на загляденье. Листья — во!

Он расставил руки на манер рыбака, когда тот демонстрирует несостоявшийся улов, якобы сбежавший с крючка.

— Корни — не докопаться до глубин, — продолжил Почтальон. — Ещё никто не смог!

— А он смог! — сыронизировал Пифагор. — Теперь по Бродвею гуляет…

— Ну, ты загнул! — подхватил идею Доцент. — Просто в яме сидит, как в собственноручно выкопанном зиндане.

За бесполезным трёпом дорога пролетела незаметно и вскоре проводник вывел сталкеров к аномалии «Мираж». Она мерцала таинственным светом, и с ходу не представлялось возможным определить наличие внутри неё, каких-бы то ни было посторонних образований. Голубые сполохи перемежались неожиданным сильным всплеском яркого жёлтого света, так — же быстро теряющего свою интенсивность, как и возникающего.

— По-моему, там что-то есть, — сказал Комбат, вглядываясь в глубины аномалии.

— Да нет, — возразил Крон. — Я ничего не вижу. Винного магазина — тоже не видно.

— Очки надень! — разозлился Дед.

— Да куда я их только не надевал — ничего не помогает, но особенно красиво они смотрелись в паховой области! — резко ответил Крон, под ехидное хихиканье Доцента.

— По-моему, что-то светится, — неуверенно подтвердил Дед выводы Комбата и пытаясь палкой вышибить предполагаемый артефакт.

После ряда неудачных попыток, он оставил это занятие, разглядывая таинственные сполохи разноцветных огней и обречённо вздыхая:

— Метод «Жучки» не сработал!

— Как это? — удивлённо спросила Наина.

— Наскоком…

— Тогда уж метод Барбоса! — буркнул Бармалей, всматриваясь в глубину «Миража». — Жучка, всё-таки, женское имя.

— До фонаря! — ответил, как отрезал, Дед. — Всё — равно метод не сработал…

— Нахрапом люди города брали, а мы не можем один артефакт, — с укоризной произнёс Комбат. — Вы сталкеры, или туристы?

— Одно другому не мешает, — сказал Почтальон. — К тому же — чем арт отличается от сувенира?

— Пользой! — догадался Пифагор.

— Ну, не всегда, — растерялся Почтальон, что-то прикидывая в уме. — Да и сувениры, если разобраться — пользу приносят.

— Какую? — пренебрежительно спросил Бульдозер, сморщившись, как упитанный сморчок.

— Есть действующие модели, такие как, например, курительные трубки или ножи, всех мастей. Можно, в конце концов, идя на день рождения, подарить сувенирчик-то.

— Действительно — польза! — согласился Бульдозер. — Медленная и быстрая смерть — в одном собрании. И про дарение — в тему…

Понаблюдав за рядом бесплодных попыток проникнуть в тайны «Миража», при этом слушая пререкания сталкеров, Наина не выдержав, шепнула на ухо Крону то, что осталось только между ними. После этого она встала и под изумлённые взгляды попутчиков, скрылась в аномалии так, как-будто это был общественный туалет, причём — бесплатный. Она вышла из образования так же легко, как порхающий мотылёк, держа в руках артефакт «Призрак», который по внешнему виду сильно походил на свою родительницу.

— Как почтальон, — удивился Сусанин. — Принесла посылку, как ни в чём ни бывало.

Крон быстро запрятал артефакт поглубже в рюкзак и не отметить такое событие, сталкеры посчитали, для себя, невозможным. Макинтош сразу вспомнил старую легенду зоны, связанную с деятельностью «Чёрного Почтальона». Расслабившись, он начал повествование, не как всегда — с наводящих вопросов, заранее зная про то, что на них ответят. В этот раз Гриша начал без предисловий:

— Придёт, бывало, «Чёрный Почтальон» с водкой и ищет сталкера помоложе, который вырвался из родного дома, якобы за длинным рублём, а на самом деле — на вольные хлеба. До хлебов и его жатвы, порой, ой как далеко, но — свобода! Образ сварливой тёщи приходит, только в самом страшном сне, убивая от нервных переживаний, и без того, скудные остатки контуженных клеток мозга. Образ жены совсем не приходит, истираясь из памяти, как неудачный шахматный ход. А что делать, если эту клетчатую доску некоторые видят, от силы, второй раз в жизни. Нехороший почтальон, между тем, ведёт свою разрушительную работу, внедряясь на всех участках фронта в душу новобранца. От винных паров, у того язык развязывается и он больше не в силах контролировать себя, выкладывает первому встречному: и где живёт, и с кем, и на каком автобусе добраться. Короче — выуживает всю подноготную. И вот уже летит к родному дому простака, исполненное трогательным треугольником, заветное письмецо. В нём находится полное досье на занятие вновь прибывшего, якобы, шабашничать в колхозе. Для пущей убедительности и приврать может — фотомонтаж сварганить, например… И теперь, в ответ на чёрное послание, несутся разъярённые фурии по запретной зоне, игнорируя все знаки, предупреждающие об опасности: радиационные, химические, бактериологические — по фиг! Военные сразу же прячутся в окрестностях блокпоста, эвакуируя личный состав за пределы области, где проносятся, как ураган, две непостоянные аномалии.

Сусанин, не по-наслышке знающий о проделках этих персонажей, вставил своё слово:

— Я чего сюда приехал? Дома прилечь поспать нельзя — сразу же похоронить пытаются!

— Любят тебя, — согласно кивнул головой Макинтош.

— Вот я и подумал — чего людей разочаровывать, без конца! Да провоцировать… Взял, да и рванул в запретную зону. Кому-кому, а мне «Чёрный Почтальон» не страшен — пусть марает бумагу, сколько хочет. Пусть, даже, похоронку им принесёт!

 

Глава семнадцатая Похоронное агентство

В этой местности делать было больше нечего и немного отдохнув, товарищи стали собираться в обратный путь, не совсем ясно представляя себе, что им придётся делать в дальнейшем. Крон сам запутался в смутных перспективах на будущее и не имея ясных планов, на ближайшее время, пребывал в некоторой растерянности. Наина загадочно улыбалась и не открывала своих секретов. То, что они у неё есть, это было видно невооружённым глазом, но Крон предпочитал пустить дело на самотёк, памятуя о том, что она сама всё расскажет, когда придёт время. Ещё он понимал и тот факт, что подобный артефакт необязательно существует в единственном экземпляре, а если так, то они опоздали. Если всё-таки он один, то беглянки, в скором времени, себя обнаружат. Инструкции о правилах поведения в присутствии расшалившихся девиц все знали наизусть и повторять их каждому, по-новой — не имело смысла. Теперь сталкеры брели с неясными целеустремлениями, ловя барышень на живца.

Проходя мимо серого здания с облупленным фасадом, товарищи обратили внимание на мрачную вывеску чёрного цвета, на которой траурной позолотой сияла надпись: «Похоронное агентство «Светлое будущее»». В стеклянной витрине стояли выставочные гробы и висел перечень предлагаемых услуг. В них входил и загадочный Могильщик. Кто это такой, никому объяснять не представлялось необходимым, но высокопарное заявление, читающееся, как выстрел в спину, заставлял задуматься о законности его деятельности. Дополнительное объявление, висящее на двери, гласило: «Предлагаемые услуги находятся в каталоге офиса и весьма разнообразны». Самое интересное заключалось в том, что ни одной живой души в похоронной конторе не было. Никого. Макинтош вспомнил одну из услуг, так усердно рекламируемую агентством:

— Один из вариантов предлагает заранее записать голос на флешку, например: «Ну, хрен ли так медленно?! Шевелите заготовками, а не то, до утра не обернёмся!» Представляете: тащит сталкерская братва гроб, скорбя и пузыря соплями, а из его недр — такая фраза. Покойнику-то, один пень — до фонаря, а народу теплее…

Пифагор оживился и спросил:

— А тут нет такой услуги, как побрить и освежить? Высверлить в крышке гроба два отверстия, под носки ботинок.

— Ты не больно-то злорадствуй, — осадил его Почтальон. — Твои причиндалы, вообще — в отдельном гробу хоронить будут.

— Это ещё почему?

— Из экономии места, как ни парадоксально это звучит.

— Вы ещё молодцами выглядите, по сравнению с одним моим знакомым, — засмеялся Крон. Он пошёл покупать рубанок, а ему, в нагрузку, сразу же предложили приобрести лапти.

— Почему лапти? — не понял Бульдозер.

— Морда у него выглядела, как-то неважнецки, а от белых тапок он решительно отказался в самом начале торгов — брезгует, видите ли…

— При чём тут лапти? — возмутился Бармалей, не видя связующего звена, между двумя принадлежностями.

— При том! — назидательно произнёс Крон. — Крестьяне старой закалки, которых почти не осталось, завещают хоронить себя в этой обуви. Заранее покупают парадно-выходной комплект. Из лыка, естественно.

— Ага! — засмеялся Доцент. — И мочалку из лыка на подбородок, у кого бороды нет. Чо! Так древние египтяне делали.

— Из мочала? — недоверчиво спросил Дед, понимая, что в этом заявлении кроется какой-то подвох.

— Понятно, что из другого материала, но факт остаётся фактом, — закончил Доцент.

— Ну, так они и гробницы заранее заказывали, — вяло отмахнулся Бармалей, потерявший к разговору всякий интерес.

— И что? — не понял суть проблемы Бульдозер, уже потерявший начальную нить спора. — Наши крестьяне, из той же старой закалки, также гробы заранее покупают и ставят в сенях, вероятно, не полагаясь на возможности родственников. Одно из дух: или они им не доверяют или облегчают будущую задачу.

— Так, может быть, они и спят в них? — засмеялся Комбат. — Так сказать — привыкают…

— Конечно! — сердито подтвердил Бульдозер. — Деревня-то называется «Вурдалаково».

Наина вглядываясь вдаль, спросила проводников, указывая в сторону странной растительности:

— А это там что такое? Деревья не деревья, и на сосны не похожи.

— Сосны, не сосны, а вот мутировавшие ивы плачут, над могилой погибшего сталкера, — пояснил Сусанин.

Три дерева, в скорбном молчании, склонились к едва заметному бугорку, да так и застыли, едва покачивая ветвями под дуновением лёгкого ветерка. Они выглядели неестественно зелёными, несмотря на достаточно позднюю пору.

— Это оборот речи такой? — спросила попутчица. — Хоть мне и нравится подобная ирония. Я слышала, что длинные ивовые ветви, свисающие, как плети, кое-кто сравнивает с распущенными волосами, склоняющимися до земли, в знак траура.

— Да какой оборот! — воскликнул Макинтош. — Ты что, не знаешь что ивы летом выделяют сок, который капает с ветвей весьма интенсивно?

— Насчёт ив не знаю, но ветла меня с ног до головы намочила, когда я дрова колол, — вмешался в разговор Крон.

Товарищи подошли поближе к месту захоронения и оказались на заброшенном кладбище. Разница культур чувствовалась во всём, в том числе и в манере исполнения надгробий. Странные, непонятные формы покосившихся деревянных крестов, потемневших от времени, сразу же напоминали о том, что сталкеры далеко от своей родины. Кресты все были увешаны шнурками, с кисточками на концах.

— Это надо не полениться, с собой на кладбище, молоток с гвоздём нести, — удивился Пифагор, в отличие от Сутулого с Кащеем, которые молча поминали усопших.

— А для чего вешают — чтобы вернуться? — спросил у Макинтоша Почтальон, дивясь не такой уж и заморской культуре.

— Ну, это уж само собой, разумеется, — утвердительно ответил проводник. — Но, опять же, как получится, а самое главное — когда…

— Пошли подальше от этого мрачного места, — предложил Бульдозер. — А то, в таком обществе, даже закусывать неохота.

— Почему ему есть не хочется? — спросила Наина Крона.

— Он хернёй страдает, в обывательском понимании этого слова!

— Грыжей? — ещё больше удивилась девушка.

— Кто? Почтальон?

— Нет — Бульдозер! Ну, и Почтальон — тоже.

— Ты меня совсем запутала, — обнял её за плечи Крон. — Я же сказал, что в классическом понимании этого слова. Всё постсоветское пространство, в лице бомжей, кормится на кладбище, а Бульдозер брезгует!

— Все? — ещё больше удивилась Наина.

— Ну, все не все, а вот подкармливает кладбище многих. Упреждая следующий вопрос, скажу сразу: собирают харчи, оставленные на могиле, а не выкопанные из них.

— А зачем оставляют? Это — как в Египте?

— Не совсем! — Крон крепче обнял её за плечи. — У нас подкармливают ворон и иже с ними. Короче: кто первый столоваться, тот и прав, а в стране Вечных Песков еду тщательно замуровывают в горшки. Ни себе, ни людям…

— Можно пойти в бар «Светлячок», — предложил Сусанин. — Магазин, с таким первоначальным названием, переоборудовали под бар — даже вывеску менять не надо.

Предложение приняли единодушно, тем более, что рассматривать достопримечательности местных погостов, ни у кого желания не осталось. Мрачные мысли чёрными флюидами проникали в самую душу, лишний раз напоминая о бренности бытия и тленности стареющих оболочек. Как ни хают их философы, за несовершенность и недолговечность, но добровольно расставаться с ними желают немногие.

— Ну что, — мрачно вздохнул Крон, — ждём в гости охотниц?

Сталкеры обречённо вздохнули и пошли в бар, готовясь принять круговую оборону. Жёлтое солнце, поднявшееся из-за горизонта, грело, уже по-осеннему, слабо. Товарищи кутались в амуницию и машинально нащупывали оружие, не понимая, зачем им таскать с собой столько стволов, если не в кого палить. Их так и подмывало разнести, при первой-же возможности, первый попавшийся балаган, превратив его в винегрет. Он не замедлил себя ждать, показавшись стеклянной витриной из-за поворота. Объявление на дверях гласило, что сегодня на сцене бара будет выступать кабаре «Балаган», который задвинет зажигательный канкан.

— Опа-на! — удивлённо воскликнул Комбат. — Если учесть, что в запретной зоне баб, по какой-то причине, нет, то я представляю, кто зажжёт на танцевальных подмостках.

Дед брезгливо поморщился, первым заходя в помещение. Доцент, как заведённый трактор «Беларусь», тарахтел рядом, этим брюзжанием выражая своё недовольство, по поводу глобального падения нравов.

— Так, может быть, это наши девицы? — предположил Комбат.

— Маловато их, для ансамбля! — возразил Почтальон, с подозрением рассматривая каракули, старательно выведенные на потрёпанной бумаге.

— Я лично, в этом не уверен, — не согласился с другом Пифагор. — По-моему, они вдвоём, судя по затратам энергии, дадут фору любому сводному балагану. Цыганскому — то-же…

— Проходите уже, наконец-то, в бар! — хором закричали Сутулый с Кащеем, и толпа резво прошмыгнула к стойке, не желая раздражать нервных товарищей, почувствовавших добычу, как гиены на охоте.

Бульдозер, от неожиданности, чуть не выломал дверь, испугавшись внезапного приступа ярости.

— Наболтаться не успеете, что ли? — зло спросил Сутулый и моментально забыл обо всём на свете, с интересом разглядывая предлагаемое меню.

Меню лежало на месте, а вот бармен куда-то запропастился. Как сказал Макинтош, его звали Чёрный и у сталкеров, сразу-же возникли вопросы, относительно прозвища.

— Он что — настоящий «Чёрный»? — поинтересовался Бармалей.

— Да нет, — махнул рукой Сусанин. — Так назвали — для прикола.

В глубинах подсобных помещений раздался грохот падающих ящиков и металлический скрежет оторванной вентиляции. Из туннелей мрачных переходов, не обременённых освещением, донёсся продолжительный нецензурный монолог бармена, переходящий в диалог с поломанным имуществом. Кроя прародителей винной тары отборным матом, Чёрный вспомнил всех предков сосны и вообще, хвойных деревьев, способных пополнить ряды ящиков на заднем дворе вино-водочного магазина. Берёза, так-же вошла в чёрный список и через непродолжительное время, из подсобной двери вышел бармен, прихрамывая на левую ногу. Почёсывая ушибленное место, он с удивлением обнаружил невероятно большое количество вновь прибывших, но узнав Макинтоша и Сусанина, сразу же успокоился.

— Давненько вы не приводили ко мне столько клиентов, — удовлетворённо сказал он проводникам, вместо приветствия.

— И тебе не хворать! — отозвался Гриша Макинтош. — Что это у тебя за «Балаган» сегодня вечером? Тут все заинтригованы…

— Да хрен его знает! Представляешь — напоил меня какой-то проходимец и уговорил на эту авантюру. Что будет после захода солнца, я и сам толком не знаю…

Товарищи вольготно расположились в пустующем зале, с интересом рассматривая внутреннее убранство. Клиентов в этот час не было, так что никто не мешал стонами и причитаниями строить грандиозные планы. Здание бывшего магазина больше всего подходило, скорее для ресторана, чем для бара, но это никого не смущало. Облезлые стены непонятного цвета роднили «Светлячок» с подобными заведениями, ставя их всех в один ряд с точками общепита советского периода. Только санкции сверху и гневный вердикт проверяющего, могли заставить директора раскошелиться на ремонт помещения. В этих местах ничего подобного не наблюдалось и инспекторы не шастали: ни по нужде, ни без нужды и соответственно — убранство осталось от предыдущей и канувшей в лету эпохи. С превеликим трудом и, можно сказать, по большому блату, удалось раскрутить Чёрного на бутылку приличного вина для Наины. Этим блатом послужила валюта, но всё-равно, бармена пришлось долго уговаривать, ссылаясь на то, что это именно тот случай, для которого вино и выдавалось из-под полы.

Наина категорично оценила манекены, размещённые в витрине и спросила Крона, занятого своими размышлениями:

— Тебе не кажется, что они здесь, несколько, неуместны?

— Кто? Кореша?

— Манекены за стеклом — это, всё-же, не парикмахерская…

Крон только сейчас обратил внимание на то, что куклы, стоящие между витринными стёклами, были обращены лицами, не традиционно, в сторону улицы, а в сторону посетителей бара. Манекенов нарядили, кого во что, не заботясь о писке высокой моды, тем более, что до Парижских лабазов было далековато. Розовые, чёрные и даже серебристые, они действительно нелепо выглядели в точке общепита. Комбат, нечаянно подслушавший разговор сладкой парочки, решил самостоятельно выяснить судьбу пластиковой армии, не вступая в ненужную полемику. Его тоже заинтересовало появление в витрине рекламных принадлежностей, уместнее бы смотревшихся в общественной бане, чем в забегаловке подобного типа. Бармен оживился, будто воспрянув духом, после продолжительного застоя и поведал короткую историю их появления:

— Манекены, в витрине, из бывшего Дома моды, расположенного в Торговом центре. Смотрю — стоят! Не пропадать же добру попусту…

История действительно оказалась настолько короткой, что посетители разочарованно вздохнули, уже приготовившиеся выслушать душещипательную повесть о крушении военного транспортного самолёта, или, на худой конец, товарного поезда. Даже БТР, везущий пластиковую армию на своих металлических боках и то, сошёл бы за мясо. А тут — всё банально…

— Меня не покидает ощущение, что в манекенах установлена следящая система, — поведал Дед Крону, о своих сомнениях, наклонившись к самому уху.

— Ну, это не ново! — ответил визави.

— Да, но принцип впечатляет! Не видно: ни микрофонов, ни телекамер — ничего, а эффект присутствия полный.

— Против них хорошо бороться с помощью огнемёта, — вмешался Доцент. — Предлагал нам Грек-барыга приобрести «Шмеля»!

— Ты что — рехнулся? — возразил Комбат, крутя у виска указательным пальцем. — После единственного выстрела, от «Светлячка» камня на камне не останется. Заряд равноценен 152 калибру гаубицы. В таких случаях используется ранцевый огнемёт.

— Я вообще не слышал про такие случаи, когда приходилось бороться с манекенами, — оправдывался Доцент. — Но в этой ситуации — очень хочется. Можно просто выковырять «жучки».

— Да? — усомнился Дед. — А если шпионская техника вмонтирована прямо в пластмассу? Залита, так сказать, на заводском уровне?

— Тогда в печку их! — не выдержал Доцент.

— Есть же средства радиоэлектронной борьбы, — выдвинул идею Комбат. — Только у нас нет, ничего похожего.

— Ладно, — успокоил всех Крон. — Наши демоницы не решатся вступить с Наиной в открытую конфронтацию.

— С чего это ты взял? — недоверчиво спросил Дед.

— Потом расскажу. Да и бармен не обрадуется, когда его имущество потрошить начнут…

Остальные внимательно прислушивались к разговору и Почтальон, чтобы развеять все сомнения, относительно манекенов, спросил у бармена:

— Слушай, Чёрный, а чего это они лицами в зал уставились?

— А куда ещё, — удивился бармен, — на улицу, что ли? Там всё-равно никого нет.

Дверь бара, успевшая изрядно поржаветь, неожиданно распахнулась и на пороге появился странный посетитель. Он пронёсся через зал, разгоняя табачный дым, как корабль форштевнем воду. Направив стопы прямиком к старым знакомым, которых заприметил ещё с улицы, посетитель расставил руки в стороны, собираясь обниматься. Макинтош сплюнул, а Сусанин выразился более определённо:

— Как чёрт из табакерки!

— Зато я петь и плясать умею! — радостно парировал чудак.

— Ну, это мы ещё посмотрим, — промычал Макинтош.

— Правда? Тогда приходите ночью в выездной стриптиз клуб… Неводковая водка будет…

С этими словами он испарился так-же внезапно, как и появился.

— Я слышал, как этот бродяга упомянул странное название — «неводковая» водка, — очнулся Сутулый от гипноза неожиданности. — Что это?

— Да самогон! — пояснил Сусанин. — Или горилка…

— А это кто? — спросил Кащей, провожая растерянным взглядом давно простывший след.

— Да так — один чудик, — ответил Макинтош. — Слава Богу, что таких здесь немного. Может быть, даже — он такой один. Ну, два…

…

Время тянулось, но никакого «Балагана» так и не намечалось. Сизый дым сгущался, а сталкеры клевали носами, не дождавшись многообещающего шоу. Крон уснул и ему приснился сон, как бы пошло это ни звучало.

«Для начала, манекены сплясали, отрабатывая обещанную программу. Среди них выделялись две подруги, отличившиеся особым азартом. В довершении сеанса паранормальной связи, оказалась разбитая табуретом единственная лампочка, позволявшая визуально, а не на ощупь, отыскивать стаканы на столе».

…

Разбудил его толчок в плечо и тревожный призыв Комбата:

— Крон — вставай! Артефакт пропал! Вместе с Сутулым… И Кащей куда-то запропастился…

На улице уже рассвело. Наина, как всегда дремала на его плече, а остальные рассеянно озирались по сторонам, не понимая, как могли так быстро заснуть. Подозрение пало на бармена, но его самого нашли связанным и брошенным в угол, да ещё с кляпом во рту.

— Неужели, всё-таки — Сутулый с Кащеем? — не веря сам себе предположил Бульдозер.

— Да нет! — решительно возразил Крон. — На них это непохоже. Что-то здесь не так! Надо обыскать развалины.

Макинтош с Сусаниным находились на месте и не хватало только двоих. Вскоре, после предпринятых усиленных поисков, пропащие нашлись в подвале того же бара, привязанные к каким-то железякам, побитые и с блаженными улыбками на лице. В отличие от остальных, чувствовали приятели себя превосходно.

— Что это было-то?! — набросился на виновников Дед.

В ответ, те только пожимали плечами и мотали головами, не в силах вспомнить подробности прошедшей ночи. Пострадавших вывели из подвала и повели на перевязку.

— Здесь точно, что-то не то! — решительно заявил Крон. — С артефактом ситуация, мне, более-менее, понятна, но зачем они всех подряд каблуками метят? Неужели прирождённый садизм? Почему тогда — парный?

— Нашли друг друга, — мрачно предположил Комбат, неуверенно пожимая плечами. — Что делать-то будем?

— Идти по следу, пока они не покинут зону отчуждения или мы не отберём у них «Пузырь», — твёрдо заявил Крон. — Вот и Наина подтверждает, правильность этого решения. С телепортом, конечно, у нас ничего не выйдет — это маловероятно.

— А откуда ты знаешь, куда они направились? — усмехнувшись спросил Бармалей.

Улыбка у него получилась, какая — то вымученная, но Крон его заверил в том, что он знает дальнейший маршрут их следования:

— На свалку они направятся. Куда же ещё?

— Неужели «Виман»? — насторожился Почтальон. — Тогда они домой могут не вернуться, а нам что — всю жизнь по зоне отчуждения бродить? Пиф — чего молчишь?!

— Что Пифагор тебе может сказать? — удивился Крон. — Меня и самого мучает этот вопрос, но выбора у нас нет, кроме как проконтролировать их вылет. Я и сам уже запутался в ситуации. Не хотелось бы похоронить здесь надежду. На тебя, матушка, теперь уповаю…

Наина покраснела от таких комплиментов, а Крон, потянувшись за пивной кружкой, спросил ночных гуляк:

— Паёк, насколько я понимаю, был сборный?

— А точнее мысль сформулировать можешь? — недовольно пробурчал Сутулый, постепенно отходя от местного наркоза.

— Компенсацию за украденный артефакт, лично вы, получили полную: и моральную, и физическую — я надеюсь?

— А мы? — засмеялся Доцент, не совсем ясно себе представляя, чем можно заниматься полночи, и при этом, остаться довольным.

— Это больно — шпильки 38 калибра, — засмеялся Крон. — Тем более, что остальные удовольствия, весьма сомнительные.

— Это не гигиенично — они же грязные! — наигранно воскликнул Дед.

— Вот именно…

— Насколько я понял — нас развели, как лохов! — попытался уточнить ситуацию Бульдозер, нахмурив лоб и строя страдальческое лицо.

— Последнее время, до тебя туго доходит, — заявил ему Комбат. — Наверное, пища здесь неважнецкая…

Приведя в чувство бармена, его кое-как уговорили приготовить завтрак. Он постоянно оглядывался на подвал, где во мраке подсобного хозяйства притаилось нечто. Конкретнее сформулировать свои мысли у Чёрного не получалось и он, обречённо вздыхая, потрошил банки с тушёнкой. Закончив это занятие, бармен уже и сам с подозрением посматривал на витрину, откуда за ним наблюдало, бессмысленными и пустыми глазами, отделение пластиковых диверсантов. Чёрного посетила крамольная мысль, смешная в своей безрассудности, но здравая в плане безопасности. Покрутив в руках консервный нож, он решил дождаться ухода гостей…

Крон молча жевал свой завтрак, из окна разглядывая развалины хозяйственного магазина. Вывеска «Хозтовары» покосилась, но ещё оставалась способной донести, до потенциального покупателя, идеологию своей направленности. Крон ещё раз отметил, что всё железо города находилось в ржавом состоянии, окрашивая рыжим цветом мусор, который с ним соприкасался. Он усмехнулся, снова вернувшись к прочтению вывески и сказал:

— Ну, что это за название? Вот, в одном из городов ближнего зарубежья, владелец лавки написал над дверьми просто: «Скипидр».

— Может, услышал в названии знакомое сочетание букв, созвучных внутреннему порыву? — смеясь, предположил Пифагор. — А краски, замазки и прочие кисти, с валиками — не вписываются в настроение.

— Под универмагом есть такое химическое образование «Скипидар», — поведал Макинтош. — Сама аномалия просто сильно воняет, а вот её производное, «Живчик», имеющий жидкую форму, напоминает кляксу. Агрессивная лужа сине-зелёного цвета, со свойствами усиленного скипидара, растекшаяся по земле, никак себя не проявляет, но стоит кому-нибудь подойти ближе, как она моментально активизируется. Ни в коем случае нельзя поворачиваться к ней спиной — моментально поражает место, ниже пояса, мощной токсичной струёй. Впрочем, получить такой гостинец в рожу, так же — не предпочтительнее.

— Когда штаны намочит, не в пример приятнее, — не согласился Почтальон. — Лучше очень быстро бежать, чем метаться по кругу, ничего не видя и натыкаясь на ошалевших монстров.

— Нет — туда мы не пойдём! — решительно заявил Бармалей. — Да, Буль?

Бульдозер неопределённо пожал плечами, давая понять, что ему всё-равно, куда идти, но купаться в скипидаре он не желает. Пострадавшие, так и вовсе пребывали в перманентном состоянии наложенного гипноза и не отдавали себе отчёт: ни в происходящем, ни в рассказанном проводником.

— Надо их отпаивать! — твёрдо заявил Доцент. — В противном случае, мы отсюда долго не уйдём.

Дед с рационализатором приступили к процедуре реанимации, а остальные бесцельно глазели по сторонам, переживая события прошедшей ночи. Наина посмотрела в окно и, напротив автовокзала, увидела странный женский силуэт. Он, с ног до головы, был закутан в чёрное одеяние. Создавалось впечатление, будто женщина кого-то ждала. Вот-вот приедет ржавый автобус и, с шипом работающей гидравлики, откроются скрипучие двери. В руках, дама держала маленький букетик цветов. Наина посмотрела на Крона вопросительным взглядом, но он только помотал головой и пожал плечами. В голове проплыла идиотская мысль: «Не хватало ещё, чтобы меня приревновали!» Комбат, не оставшийся равнодушным к происходящему на вокзале, вскинул бинокль и прибавив дальность на максимум, с удивлением сказал:

— По-моему, цветы пластмассовые…

— Ну, вот! — радостно воскликнул Бульдозер. — Сейчас прибежит резиновый мужик. Он просто забыл, что автобусы не ходят и ждёт свой маршрут, на другом конце города.

— В таком случае, будьте внимательны! — предупредил товарищей Дед. — Как только она поднимет руку, немедленно открывайте огонь на поражение.

— Почему? — удивлённо спросила Наина.

— Потому что она поднимет гранатомёт и разнесёт наш бар в щепки.

— А где связь? — отмахнулся Бульдозер от скалозуба. — Я уж не говорю про причины, которые заставят совершить такой поступок.

— Эх ты! — засмеялся Дед. — У нас полная витрина конкуренток.

— Похоронное бюро рядом, — прозрачно намекнул Бармалей, читающий меню. — Что женщина, ещё там делает?

— Ничего, — ответил Комбат, опуская бинокль на грудь.

Тут до Крона дошло, что в полемике до сих пор не участвовали Сусанин с Макинтошем, а уж они — то должны были знать — кто это такая. Бармен, также, не проронил ни слова.

— Да она тут без конца пасётся, — сказал Макинтош, упредив расспросы. — Бывает, что ещё в порту встречает затонувшие корабли. Правильно я говорю, Иван?

— Ага-а, — промычал Сусанин.

Потом, ещё немного подумав, добавил:

— Угу-у…

— Похоже на сумасшествие, — сделал вывод Доцент.

— У кого, — опешил Макинтош, — у Сусанина?

— Да нет — у женщины в чёрном. Возникло на почве потери близкого человека.

— А это, в принципе — возможно? — усомнился Пифагор.

— Возможно, — подтвердил Крон. — У нас жил мужичок, проблески сознания которого, после аварии на дороге, больше не возвращались никогда. Работал он на автобусе и по слухам, в той аварии, он угробил много людей. После этого, каждое утро он выносил классический деревянный табурет с дыркой в стульчаке. Сидя на автобусной остановке, мужик покачивался на табуретке и что-то бубнил себе под нос. Взгляд отсутствовал. Зимой он перебирался в ближайший магазин, расшатывая табурет уже там — до закрытия. Зрелище не из приятных. Давно его уже не видно — несколько лет…

Гриша Макинтош, был явно не расположен выслушивать душещипательные истории, и поэтому, ткнув в бок Сусанина, спросил компаньона насчёт женщины, прозябающей на автобусной остановке:

— А это не та «Чёрная медсестра» из морга, которая уморила своего возлюбленного?

— Клизму, что ли, забыла поставить? — раздражённо среагировал Иван. — Так в госпитальном холодильнике их не практикуют.

— Да нет! — вмешался бармен. — Перекачала — он и лопнул. Только тальк, с запахом прелой резины, ещё долго витал в помещении, смешиваясь с радиоактивной пылью.

— У меня возникли нездоровые ассоциации с внутренностями, — усмехнулся Бармалей. — Кстати, а при чём тут морг?

— В том-то и дело, что «Чёрная медсестра» была способна творить чудеса, — рассказал Макинтош. — Когда она шла между рядами трупов, простыни, в районе тазобедренных суставов, приподнимались, и опускались, как только фельдшерица проходила дальше. Таким образом, волнение погребальных полотен, касалось всех рядов. Когда она проходила в обратном направление, всё повторялось.

— Мёртвого поднимет, — уважительно отозвался Комбат.

— Конечно мёртвого! — воскликнул Макинтош. — Живого — что за фокус?

 

Глава восемнадцатая Кино, гюрза и шахматы

Постепенно, но Сутулого с Кащеем удалось привести в чувство. Настала пора возвращаться назад, повторяя пройденный маршрут. Крон посмотрел ещё раз на женщину в чёрном и предложил:

— Ну, что — на выход? Обратно к Спелеологу?

— Не заблудимся? — озабоченно спросил Комбат.

— Я запомнил переходы.

Сусанину с Макинтошем до логова проводника было по пути, и сталкеры, прежде чем расстаться, решили идти вместе. Не успели они пройти и нескольких метров, как мимо них, на полной скорости, пронёсся вчерашний чудик, прокричав на ходу:

— На радиозаводе видели двух монстров!

С этими словами, он скрылся в серых развалинах, оставив после мимолётного свидания лёгкий запах фекальной насосной.

— Надо их остановить! — решительно заявил Бульдозер. — И допросить, с пристрастием. Вдруг это они?

— А что ты им скажешь, — удивился Крон, — пограничный контроль? Как остановить? Чем? Пулей? Тогда о чём труп вопрошать?

— Тебя дома, поди, и трактором не остановишь! — добавил, к сказанному, Бармалей.

— Угу! — подтвердил Дед. — Попробуй, при бегстве в магазин за добавкой!

— Значит, вы не хотите посетить радиозавод? — спросил Сусанин.

— А что там делать? — удивился Доцент. — Да нам и некогда!

— На свалке радиозавода старатели потрошат платы: медь, золотишко кислотой намывают, — пояснил Иван. — Кому как, но может и повезти…

— Какое золотишко, — возмутился Крон, — какая медь? Если только со старой или военной техники, что-нибудь, можно поиметь. Я на клавиатуру чай пролил, так она заржавела — голое железо. Чуть рыжеватое, для красоты, а после контакта с водой, естественно, порыжело ещё сильнее. Сейчас, вместо гальванического метода омеднения, применяется психологический.

— Это как, — спросил Пифагор, — самообман, что ли?

— Да нет — проще, — пояснил Крон. — Заходит тётя Груня, или тётя Нгуен в цех гальваники и показывает необработанным платам голый зад. Железо, от стыда, краснеет — процесс покрытия прошёл успешно!

В развалинах, где только что исчез чудик, зашуршали кирпичи и он выскочил оттуда, как и в предыдущий раз — словно чёрт из табакерки. С перегазовкой пробегая мимо, он сообщил ещё одну новость:

— В кинотеатр «Рекорд» фильм привезли, а зомби перехватили.

Чудик скрылся в направлении кинотеатра, а Макинтош вздохнул:

— Задолбал…

— Зомби приходят смотреть кино? — удивился Бульдозер, вспоминая недавнюю встречу с безумными.

— С ними, в одном зале, никто сидеть не хочет, — ответил Сусанин. — Во-первых, воняет. Во-вторых, того и гляди, как-бы ухо не откусили, а в-третьих, зал — только для белых.

— Значит, и Копчёного туда не пустят, — усмехнулся Бармалей.

— Кстати, нам по пути, — мимоходом заметил Макинтош и сталкеры прибавили шаг, торопясь покинуть злополучный город.

О просмотре кинофильма никто не помышлял, занеся это действие в разряд маразма, которого в последнее время, только прибавлялось. На пути возник магазин сантехники, такой же ржавый, как и все его побратимы, заброшенные в этом городе. Наина заглянула в витрину и загадочно хмыкнула, наклонившись к уху Крона:

— Саркофаг пустой стоит.

— Это не саркофаг, а ванна. Привыкла в бело-кафельных бассейнах полоскаться…

— Почему в белых? — удивилась подруга. — У меня есть из уральской яшмы. Из кружевного агата. Из малахита — королька…

— Сколько раз говорить? — поморщился Крон. — Ну, не нравится мне это слово!

Наина густо покраснела, а Крон вздохнул ещё глубже, чем поверг товарищей в повальный смех.

— Дикари, — пояснил он спутнице. — Это уже не лечится…

На обширной бетонной площади, перед кинотеатром, назревала потасовка, возникшая в результате противостояния двух непримиримых идеологических групп. Киномеханик, непонятной национальности, внешностью походил на тех и других — одновременно. Он бегал между враждующими сторонами, пытаясь примирить их между собой. Мотивацией, к прекращению боевых действий, служили весомые доводы, что мест хватает с избытком, но его почти не слушали. Сталкеры не желали видеть мертвяков в своих рядах, но зомби, с проблесками разума, оказались настроены решительно, и не намеревались отказываться от приобщения к мировой культуре. Как в дешёвом триллере, поднималась кровавая заря…

На углу кинотеатра выросло отдельное противостояние, между сталкером и тремя зомби. Стоя за углами, почти друг против друга, каждый чувствовал противника по-своему: сталкер шестым чувством, замешанном на ощущениях пятой точки, а зомби — по запаху. Мысли разлагающейся плоти, так-же, соответствовали существующим реалиям: «Выглянет сталкер из-за угла — врежу! Лишь бы рука не отвалилась!» Сталкер, по-своему, переживал встречу. Сзади, кто-то громко высморкался. У туриста, внутри всё похолодело, снаружи потеплело, а сверху, покадрово, пронеслись фрагменты непутёвой жизни… Наконец, нервы противоборствующих сторон не выдержали и они выскочили навстречу друг другу, пытаясь напугать противника. Сталкер держал в руках берёзовую дубину, которую, по-пьяни, выменял на ружьё, а зомби угрожал заграничным пулемётом. Пулемётчик, оценив обстановку и потенциал собственного оружия, громко крикнул напарникам: «Держите, суки, крепче, а то отдача мучить будет!» Два зомби подхватили его под руки, не давая опрокинуться навзничь. Давно умерший воин нажал на воронёную гашетку, но фурора не получилось. Силиконовый шарик больно, но не смертельно, ударил сталкера в лоб, заставив того обделаться, от неожиданности.

— Всё ясно — они где-то страйкболистов, мягко говоря, напугали, — понял Комбат. — Кина сегодня не будет. Мне уже, не нравится сценарий.

— Обычный сценарий, — не согласился Крон. — Вполне соответствующий стилю Дикого запада, времён его покорения. Меньше слов и больше дела. Сейчас и у нас складывается концепция упрощения взглядов на жизнь. Кому нужен Достоевский, с его утончённой психологией? Правильно — только отдельным гражданам. А сколько остаётся не охваченных культурой? Ну, не понимают они его и не хотят понимать. Миллионы требуют порно, в любом виде и замочную скважину, через которую, это порно, и рассматривается. Сейчас, в некоторых издательствах, идут навстречу потребностям современного поколения: приветствуется написание литературных трудов простым языком, доступным каждому. Например: «В результате этого конфликта белочка получила по хрюкальнику».

— Почему белочка? — не понял Комбат.

— Потому что свинью не нашли! Сбежала… Редактор плакал, а детский отдел стонал, перечитывая нетленные перлы.

— Наверное от сострадания…

— Неважно — народ хавает! — со знанием дела, заявил Крон. — Знаток знатока поймет. Важно разговаривать на языке друг друга.

— Пошли отсюда скорее! — предложил Пифагор. — Я дома, фильму посмотрю.

Товарищи быстро ретировались с поля боя, оставив мордующие, друг друга, стороны предаваться развлечениям, на которых у них хватает фантазии. Свернув на тропу, ведущую к заветному погребку Спелеолога, они миновали речной порт и оставив позади знакомое кафе, пришли к развилке, на которой их дорога, с проводниками, расходилась. Погода стояла хорошая и прощальное застолье устроили прямо на поляне. Судя по разбросанным бутылкам и стрелянным гильзам, на этом перекрёстке разошлись пути, не только у них одних. Шахматная доска, лежавшая по центру, по всей видимости, служила надёжным столом, с которого не скатывалась посуда. Чёрно-белые клетки напоминали матросскую тельняшку, где чёрно-белые полосы символизировали две жизненные ипостаси: хорошо — плохо. Грязное пятно на пузе говорило о полной беспросветности, пусть и временной, а нестираное бельё намекало на пеньковый галстук, болтающийся на рее.

Распрощавшись с проводниками, которые ушли в сторону своего лежбища, компаньоны взяли курс на пещеры. Не прошли они и ста метров, как дорогу перегородил очередной, фонящий радиацией, автобус. Ржавый, как и все его предшественники, он вызвал приступ ярости у каждого, из компании. Ржавчина, уже в принципе надоела, но её наличие на заражённом автобусе, не вписывалось ни в какие рамки. Определив, по искажённым злобой физиономиям своих товарищей их настроение, Крон вежливо сказал:

— Что-то вы, за последнее время, какие-то нервные стали.

— Ты спокоен, — мрачно ответил Дед. — Тебе в общем — то, неплохо, когда подруга под боком. Спешить никуда не надо, а нам что — возвращаться в бар «Светлячок»?

— Зачем? — не понял Сутулый.

— За выпивкой? — вторил ему Кащей. — Так мы затарились, аж нести невмоготу.

— К манекенам! — злобно ответил Дед, сверкнув разъярёнными глазами. — Они по вам уже соскучились.

Пытаясь говорить, как можно мягче, к нему обратился Пифагор:

— Слушай, Дедуня, если они тебя обрили, это ещё не повод срывать злость на других.

Дед машинально схватился за голый подбородок, чуть подёрнутый свежей щетиной и задумался над сказанным, теперь уже сверля взглядом Пифагора. Остальные смеялись, потеряв контроль над происходящим и больше не разбирая: где правда, а где вымысел. Доцент, соображая, как бы подвинуть зловредный автобус без последствий для здоровья, неожиданно предложил:

— А что, если связать три гранаты вместе и, как в Великую Отечественную, подорвать вражескую технику?

Бульдозер, оценив последствия разрушения, а также, просчитав возможную траекторию разлетающихся осколков, возразил:

— Бегать мне трудновато! Кто знает, куда полетят обломки фонящего железа? А если в обшивке скопились альфа-частицы? Нам раздеваться придётся, избавляясь от заражённой одежды, а бегать осенью с голым задом, что-то не улыбается. Людям, наступившим в эти самые частицы сапогами, приходилось срезать подошвы сапожным ножом.

— Зачем? — удивился Почтальон.

— Голенищ хромовых жалко.

Бармалей, ткнув Крона в плечо, предложил:

— Надо попросить Наину подвинуть автобус.

— Попробуй, а то мне, как-то неловко.

— Слезу пустить?

— Можно, — великодушно разрешил Крон, оценивая щуплую фигуру подруги. — Главное, чтобы она не померла, от натуги, и можно дырявить дырки в кителях, под ордена и медали.

— Чем? — смеясь спросил Пифагор. — Твоей «Гюрзой»?

— С ума сошёл? Ты что думаешь — тебе знак отличия с двух сторон крепить будут?

Наина подозрительно прищурилась и пристально посмотрела на Пифагора, а Крон поспешил её успокоить:

— Да пистолет это, пистолет — дамского полу! Посмотри, какая красавица: со ста метров пробивает тридцать полотен Кевлара и двух с половиной миллиметровый лист титана. Понятно, что в упор, насквозь прошивает грузовик. Патрон, от стандарта, отличается всего на три миллиметра порохового заряда, но отдача, даже у меня, чуть плечо не выворачивает. Боли большого пальца правой руки приобретают хронические формы. Никакие пружинные компенсаторы не помогают…

Сложившаяся ситуация показалась безвыходной и пришлось возвращаться за проводниками. Те нисколько не удивились, сказав, что так происходит, почти постоянно. Живя по принципу «всё своё ношу с собой», Сусанин с Макинтошем, уже через пять минут были готовы к выходу. Карту они носили в голове, так что обходились без планшета и компаса. Крутанув бутылку вокруг своей оси, Иван дождался, когда она остановится и следуя показаниям горлышка, указал рукой направление:

— Нам туда — на железнодорожную станцию. Город обойдём по периметру.

Кто не смог оценить шутку, напряглись, недоуменно поглядывая на аномального проводника, а Доцент вспомнил старый стишок, где Иван заблудился:

— Ваня! Сусанин! Ты здесь же родился… Идите все…

Договорить ему не дали, внемля призыву выступать в поход, так как время шло к вечеру. Тени от окружающих предметов постепенно удлинялись, принимая причудливые формы, скомканные в фантасмагорические нагромождения. Алый закат неумолимо багровел, принимая зловещий окрас. Последний луч заходящего светила померк, блеснув на прощание яркой вспышкой, и темнота окутала окрестности.

Бредя засыпающими улицами мёртвого города, погрузившегося во мрак ночи, сталкеры вышли к зданию милиции. Четырёхэтажное серое строение, некогда значилось, как Управление Внутренних Дел данного района, а теперь пребывало в состоянии заброшенности, собственно, как и всё, что здесь находится. Обстановка выглядела обычной, но что-то было не так. Товарищи долго пытались понять, что именно их так встревожило, растерянно крутя головами по сторонам, пока Доцент не показал на придорожный столб:

— Фонарь горит.

— Ни хрена себе! — воскликнул Макинтош. — Первый раз такое вижу…

В это время, в окне первого этажа, вспыхнул неяркий свет. Он всего лишь на доли секунды осветил помещение, но и за это короткое время все увидели, как на его фоне промелькнули две тени. Нервы у Сутулого не выдержали и он, сорвав чеку, бросил гранату им вслед. Лимонка, сверкая рифлёными насечками на боках, пролетела под искусственными лучами уличного фонаря, как гранёный стакан в свете юпитеров. Раздался металлический лязг об кафельный пол и всё стихло. Прошло положенное время, но ни ответа, ни привета — не последовало. Теперь не выдержали нервы у Кащея. Никто, из лежащих в псевдоокопе, не успел сообразить: ни раньше, когда Сутулый швырял гранату, ни теперь, когда Кащей кидал свою следом. Первая граната испарилась, в неизвестном направлении, а вот вторая, сработала, как положено. Тысячи китайских хлопушек спустились на Землю, собравшись в одном месте и взорвавшись одновременно. Звон битого секла оглушил пронзительностью, а взрывная волна заложила уши.

— Пошли ошмётки собирать, — мрачно сказал Комбат.

— Пусть этим штатные дворники занимаются, а мы пока, только незаконные исследователи, — не согласился Бармалей. — Да Буль?

Бульдозеру было всё-равно, что делать, лишь бы не наводить порядок, поэтому он, согласным мычанием, поддержал друга.

— Что это было? — удивлённо спросил Почтальон. — Явно не новогодние хлопушки!

— Реакция влюблённого мачо, — ответил ему Бульдозер.

— Странная, какая-то…

— Значит в глубинах подсознания нашлась причина, для подобного поступка, — сделал вывод Пифагор.

— Что, всё — таки случилось? — допытывался Комбат у Крона, подозревая, что тому известна причина аномального поведения: как товарищей, так и странных девиц.

— Что-что, — вздохнув, ответил Крон. — Поведение барышень понятно — они недостающие звенья искали в милицейском участке. Непонятно только — какие: то ли оставленное ими, то ли вещьдоки, связанные с виманом. Это может быть запчастями, документами и тому подобное, включающее пароли, шифры, а также инопланетную валюту, для дозаправки на звёздной АЗС.

— Шутить изволите? — улыбнулся Комбат, с любопытством разглядывая развороченный участок, в котором уже не представлялось возможным определить, кто вскрыл сейф — девицы или граната.

— Кто его знает? — ответил Крон. — Это только мои предположения. А насчёт Сутулого с Кащеем, то тут ничего удивительного нет: они и трезвые-то, вначале делают, а потом — думают.

Дед, прослушав все размышления на тему НЛО, неожиданно спросил Крона:

— Почему ты виман называешь: то женским именем, то мужским?

— Перевод с санскрита, для меня, лично, не представляет возможным определить половую принадлежность аппаратов, вследствие особенностей прочтения языка, не говоря уже, про произношение.

— Тогда другой вопрос, — не отставал Дед, — почему мы не можем за ними переместиться?

— Тут уже всё сложнее, — мрачно ответил Крон. — Намного. Они усовершенствовали «Пузырь». Теперь прибор идеален. Можно мгновенно появляться в любом месте, дать по роже местному аборигену и тут-же исчезнуть. Искусственно образованная аномалия существует в течение пяти минут, а затем рассасывается, делая владельца устройства, практически неуловимым. Возможно скачками в пространстве менять своё местоположение, и в таких местах соприкосновений, на тебя не обратят никакого внимания. Сочтут за видение, пол воздействием алкогольных паров.

— А нам нельзя их подкараулить? — с надеждой спросил Доцент.

— Проход очень узкий.

— Лимонка нашла лазейку, и нам нужно, как — то приспособиться, — не унимался Дед, которого не устраивала перспектива остаток жизни мотаться по запретной зоне и, через непродолжительное время, быть похожим на Копчёного, соперничая цветом лица с папуасами.

Наина наклонилась к Крону и что-то прошептала ему на ухо, после чего он сказал:

— Приборчик необходим — «Щуп». О подробностях после.

Крон вздохнул и прослушал шёпотом, ещё целую лекцию, в режиме секретности, после чего добавил, к сказанному ранее:

— Если они будут — подробности… Кстати, а кто вам сказал, что Сутулый, бросая гранату не перепутал её со стаканом?

Товарищи только пожали плечами, будучи неуверенными ни в чём, в том числе, и в подлой подмене. Добрых полчаса сталкеры кидали в здание кирпичи, камни и всё, что подвернётся под руку, в надежде найти эту лазейку. Все доводы Крона о давно закрытом проходе, на это время, не возымели действия. В результате, разбомбленное помещение теперь напоминало свалку строительных отходов, сильно нуждающееся в чистке. Когда кидать оказалось больше нечего, сталкеры махнули рукой на бесполезную затею. Не всегда удаётся положиться на русское авось и при этом, не потерпеть неудачу. Фортуна не боялась лиц русской национальности.

Серая пыль, после бомбёжки стоявшая столбом, не успела улечься, как Кащей предложил идею, гениальную в своей простоте — отметить войсковые учения. Мотивация была простая — они прошли успешно. Не эти, с учебными гранатами, в виде деревяшек и камней, а предыдущие. Не то, чтобы наши герои не любили подобные заведения, но произошедшие, только что события, заставили их обратить свои взоры на места поукромнее. Сусанин предложил провести остаток ночи в пожарной части, расположенной неподалёку и сталкеры, не сговариваясь, направились в её направлении. Сутулому с Кащеем пришлось на ходу отмечать прошедшие стрельбы и проходя мимо знака «Ведутся дорожные работы», Сутулый споткнулся об бугор, пролив содержимое стакана на землю. Свалившись сам, в ту же лужу, он выразил своё недовольство крайне жёстко, не скупясь на выражения. Матеря, почём зря, всех землекопов, он с такой тоской смотрел на потерю, что некоторые стали опасаться за его душевное равновесие.

— «Лежачий полицейский», — невозмутимо констатировал факт Комбат. — Оштрафовал вас за распитие спиртных напитков в неположенном месте.

— Точнее будет — предотвратил общественное правонарушение, — уточнил Бармалей.

— А как строят «лежачих полицейских», — прикололся Бульдозер, — упорядоченно, то есть — по плану, или как придётся?

— Как-как! — ответил Комбат. — Вскопали рабочие траншею, сделали своё дело и обратно закопали — бугор остался. Выравнивать, что ли? Нет, ну чо — выравнивать? Покрасили в белую полоску, согласовали с дорожными службами, да с ГИБДД, а те повесили соответствующий дорожный знак предупреждения. Всем хорошо: рабочим не нужно, лишний раз телодвижения в ход пускать, служивые отчитались в проделанной работе, и главное — все сэкономили средства. Потом, после обильных дождей, бугор просядет, но один пень — препятствие.

Пожарная часть встретила мёртвой тишиной и распахнутыми дверями гаражного бокса. Крон в очередной раз про себя отметил, что все двери этого города, почему-то, расхлебянины настежь. Что это: врождённая гостеприимность давно отсутствующих жителей или иезуитская хитрость ныне поселившихся — заходите, гости дорогие. Не одним нам радиацию хватать…

— Полная расхлябанность! — сказал он вслух и ещё долго объяснял Наине значение этого определения.

Бульдозер, повинуясь внутреннему порыву, обшарил кабинет бывшего начальника брандмейстеров. Вернулся он в компанию с исправными аккумуляторами и неисправным приёмником. Покопавшись в примитивной схеме, Бульдозер, к своему удивлению и полному безразличию товарищей, починил радио, отозвавшиеся шипом. На коротких волнах вещала одна единственная станция, пожелавшая откликнуться из безбрежного моря эфира. Ночью передавали сплошную музыку, что вполне устраивало товарищей.

— Как в бредовом кафе, — мрачно вздохнул Доцент.

— Да-да! — подтвердил Дед. — Песня подходящая: «Судьба, заложенная в ломбард». Завтра выкупать…

— Чего не так?! — возмутился Бармалей, выпучив глаза.

Он уставился на собеседников немигающим взглядом, высверливая зрачками две самостоятельные, независимые, друг от друга, дырки, на их физиономиях. Следовало ожидать, что скоро пойдёт дым и, от задымления помещения, сработает пожарная сигнализация. Она автоматически вызовет на место пожара брандмейстеров, в полной амуниции и злых оттого, что их разбудили. От вечного сна…

— Да всё нормально! — поспешил успокоить его Доцент. — Что на тебя нашло?

Первые проблески скудного осеннего солнца застали сталкеров на ногах. Необходимо было поторапливаться и народ высыпал на улицу. Словно в насмешку над ними, по радио передали новости: «Сегодня, в продуктовом магазине города Энска произошёл взрыв, уничтоживший винный отдел. По остаткам взрывного устройства, найденного на месте происшествия, сапёрам удалось установить его тип — боевая оборонительная граната осколочного действия Ф-1. Хозяин магазина находится в прострации и решительно не понимает, кому он мог насолить. Следствие продолжается и, в его интересах, подробности пока не разглашаются. Следите за нашими новостями, а мы постараемся держать вас в курсе событий». Раздался выстрел из армейского пистолета и девятимиллиметровая пуля разворотила радио. Порванный динамик продолжал дребезжать, хриплым голосом ведущего вещая о погоде. Все обернулись, посмотрев на Бульдозера, а он, как в дешёвом западном боевике, дунул на ствол, разгоняя остатки дыма. Затем, он так же спокойно, убрал пистолет на место.

— Ладно, хоть не противотанковой гранатой, заткнул рот, — спокойно заметил Почтальон. — А то уже надоело на землю падать.

— Вздрагивать, что ли, лучше? — жалобно опроверг его выводы Кащей. — Так и с расстройством желудка слечь недолго.

— Лучше уж в пыли кувыркаться, чем по три раза на дню баню искать, — подтвердил Сутулый выводы товарища.

Новый день, судя по его началу, обещал товарищам много интересного и они побрели в сторону периметра города, обнесённого колючей проволокой и обходя расставленные ловушки. Несмотря на примитивность, препоны оказались весьма действенны, не оставляя ни малейшего шанса на расслабление.

 

Глава девятнадцатая Пальто и нано-технологии

Развалины пятиэтажки насторожили. Рухнувшее здание выглядело так, как-будто здесь работали сапёры. Стоявшие вертикально железобетонные панели, в любой момент готовые рухнуть на землю, только и ждали того случая, когда попадётся хороший человек. Нехорошие, по словам Макинтоша, шастали под ними взад-вперёд, без всякого последствия, не только для жизни, но и здоровья. Желтые лучи восходящего солнца легли на серые стены, чуть скрасив однообразие погрома. Зловещая идиллия. Эта мысль родилась почти одновременно у всех, созерцающих красоты техногенного хаоса, беспощадного в своей простоте.

Из-за угла соседнего здания вывернула странная фигура. Несмотря на обыденность облика, что-то в её поведении выпадало из реалий действительности. Комбат не поверил своим глазам и посмотрев на прохожего в бинокль, растерянно произнёс:

— Мумия…

— Да их здесь много, — успокоил сталкеров Сусанин. — Они с зомби воюют, непонятно за что. Гнилые приспособились их истреблять, сами бинтуясь, кто-чем придётся, и нападая неожиданно — с тыла, или, предварительно внедряясь в их ряды. У мумий не получается под зомби косить. Они бы сошли за воблу, но — она здесь не водится.

Мумия в разодранном пальто неопределённого цвета и с красной заплатой в белый горошек куда-то, не торопясь, брела, глядя себе под ноги. Стежки белыми нитками отлично контрастировали с грязно-чёрным цветом дерюги и серыми стенами окружающих строений, внося в унылую действительность атмосферу детского праздника.

— Смотрите! — догадался Почтальон. — Пальто Бродвея, которое у него спёрли. Оно явно находится в розыске.

— Почему в неопределённом смысле? — возразил Пифагор. — Не явно, а давно. Правда, вознаграждение не обещано.

— Мумия, может быть, сама стащила его, с какого — нибудь, неуклюжего сталкера, — предположил Бармалей.

— С живого? — не понял Почтальон, с сомнением глядя на высохшую особь неопределённого пола и, с таким-же неопределённым родом деятельности.

— Ну, необязательно, — неопределённо ответил собеседник.

Мумия, зябко куталась в обноски и подняв воротник, медленно брела в сторону ближайших развалин. После африканской жары, с сухим пустынным климатом, ей явно не хватало подогрева, отчего походка тропической гостьи приобрела скованность и скомканность.

— Держи вора! — крикнул Кащей.

Мумия, несмотря на отсутствие мозгов, которые остались в отдельной банке, моментально сообразила, что это про неё и скрылась, среди груды битой бетонной крошки. Сталкеры поначалу растерялись, но Комбат быстро взял себя в руки и скомандовал:

— Сутулый! Кащей! Гранаты не кидать! Бережём боеприпас…

— Монстры-мумии, завёрнутые в льняные ткани, — задумчиво произнёс Крон. — Откуда они её берут сейчас? Неужели в зоне работает таинственный ткач или, целая текстильная фабрика?

— Да нет тут, ничего похожего, — возразил Макинтош. — И никогда не было, а мумии — непонятно, откуда берутся.

— Может быть, они у реактора высохли? — предположил Бульдозер.

— Да нет уже никакого реактора, — ответил Гриша. — Ходят слухи, что они появляются в районе свалки, а кое-кто утверждает, что из самого центра кучи, которая нагромождена посередине отходов народного хозяйства.

Наина опять, что-то шепнула Крону на ухо, после чего он сказал:

— Ясненько-понятненько!

Осторожно осмотрев развалины, в том месте, где только что скрылась прохожая, Крон вернулся с маленьким кусочком ткани.

— Висел на арматуре, — пояснил он. — Видимо, «Вобла» так торопилась, что не разбирала дороги. Льняная ткань высочайшего качества, недоступная современному производству.

— В чём подвох? — спросил Комбат, — Не вижу связи, между беглянкой и тем, в чего её замотали. Собственно, и с самой зоной отчуждения.

— Связь прямая, — пояснил Крон. — Начнём прямо с вопроса: откуда здесь мумии, завёрнутые в бинты, сотканные из льняной ткани двухсотого номера?

— Я не специалист, — ответил Комбат. — Об этом лучше «Чёрного Ткача» спросить.

— Ну, так слушай! Чем длиннее и легче волокно, тем выше его качество. В современном производстве, это соотношение обозначается номером. Лучшие волокна, произведённые в наше время, не превышают сорокового. Египетскому волокну, снятого с мумий, присвоили номер двести. Считается, что технологии утеряны.

— Да не умели они ничего, чтобы терять мастерство! — резко и безапелляционно заявил Доцент. — С чего бы это: не имея навыков, на деревянном дерьме, которое скрипит, кое-как обструганным навоем, и вдруг — такое качество! Представляю, какую они технику нашли!

— Нашли они станки, в обширном районе пирамид — куда и пришли, а это — наследство утопших атлантов, — закончил Крон.

— Теперь тумана ещё больше, чем ясности, — задумчиво пробубнил Бармалей. — Чего дед молчишь?

— Да вот, думаю поймать беглянку и лишить её утеплителя.

— Драного пальто? — удивился Бульдозер.

— Нет. Бинты снять и собственную морду обмотать. После бритья мёрзнет сильно.

— Зато теперь видно, что ты за человек! — засмеялся Почтальон.

— Ну, и где связь? — не понял Дед, начиная злиться.

— Ты что — Ходжу Насреддина не читал? — удивился Пифагор, подключившись к подколкам.

— Представь себе — нет!

— Это шедевр! В Бухаре, был такой вид наказания, как общипывание бороды — на живую. Учитывая то обстоятельство, что к мохнатости на лице восточные люди относятся трепетно, то это была, прямо скажем — казнь.

— Ну и что? — разозлился Дед.

— А то! Когда знатного вельможу общипали, до синевы замороженного цыплёнка, то все увидели, какая у него уголовно-протокольная морда.

— Да ну вас! — махнул рукой Дед, не желая вступать в полемику со скалозубами, которых хлебом не корми, но дай поглумиться над ближним своим.

— Да-да! — прочёл его мысли Почтальон. — Один, боярин, кстати, из наших, оставил свои заметки, относительно отечества и людей, живущих в нём. Он с горечью записал в своём дневнике: «Нам, русским, хлеба не надо! Мы друг друга едим и этим — сыты».

Гоняться за мумией никто не собирался, чтобы вернуть её в музей, поэтому товарищи, слегка передохнув, нехотя поднимались со своих мест, вскидывая на плечи тяжеленные рюкзаки. Только Наина путешествовала налегке. Взоры сталкеров, с завистью смотрели в её сторону, но предложить хрупкой девушке понести часть имущества, никто не решился. Дед сам помнил, когда в его законной фуфайке, взятой в поход для себя любимого, всю ночь грелась особь противоположного пола, а он мёрз в одной рубашке у костра. Крутясь вокруг огня, как курица гриль, он проклинал: хрупкость, противоположный пол и недолив. Повернёшься к костру лицом — спина мёрзнет, спину согреешь — молодецкая грудь околела, вместе со всем, что находится на фасаде. Водка по талонам. Взял бы больше, но предлагают, взамен, разжиться ржавым болтом. Вот они, зачатки зарождающегося движения сталкеров, а пока — туризм. Одноимённый завтрак и отсутствие медведей. В противном случае, отсутствовали бы туристы.

— Дед — очнись! — толкнул его в бок Комбат. — Пора выступать.

— Сейчас — спляшу! Кащей — гармошку!

— Чо? — не понял вызываемый, скривив удивлённое лицо.

— Ни чо — просыпайся давай и в путь! — скомандовал Комбат.

Не успели товарищи сделать и шага, как из тех же развалин выбежал недавний чудик в белоснежном противогазе.

— Здорово Гриша! — с надрывом, но достаточно внятно, промычал сквозь резину старый знакомый. — Привет Ваня!

— Ё-моё! — удивился Доцент. — Опять он. Уже, где — то, успел химзащитой разжиться.

— А это не он, — возразил Макинтош. — Это его брат.

— Всё ясно, — обречённо констатировал факт Бульдозер. — Наследственность. Надеюсь, что у него фокусов в запасе, не больше, чем у родственника, а то неуютно, как-то…

Пришелец отвёл проводников в сторону и оживлённо жестикулировал руками. Затем Макинтош повернулся к сталкерам и жестом дал понять, что они отлучатся ненадолго. Скрывшись в развалинах, вскоре появились Сусанин с Макинтошем, но уже одни.

— А где чудик? — спросил Почтальон, удивляясь способности обоих родственников исчезать так же внезапно, как и появляться.

— Побежал по своим делам, — ответил Макинтош, покрутив у виска пальцем.

— Чего это у него на шее было намотано? — поинтересовался Сутулый. — Не белое — не цветное. Мне показалось, что половая тряпка.

— Простудился, — ответил за друга Сусанин. — Намотал на горло портянку. А противогаз для того, чтобы заразу не распространять.

— Новую портянку? — для чего-то спросил Кащей.

— Нет, старую. И даже не стиранную…

— Он с ума сошёл? — хором спросили оба: и Кащей, и Сутулый.

— Так всё-равно же — противогаз не снимает! — пожал плечами Иван.

— Чтобы избежать трагедии, нужно чётко соблюдать инструкцию по снятию обмундирования: сначала с шеи удаляется портянка, а уж только потом, снимается противогаз, — прочёл инструкцию Комбат. — Иначе последствия могут оказаться непредсказуемыми, а насколько мне известно, в здешнем госпитале отделение токсикологии закрыто с момента аварии; тогда, когда в нём больше всего нуждались.

— Чего ты нам-то нотации читаешь? — возмутился Кащей.

— Так — на всякий случай…

— А что он всё-таки хотел? — не отставал Сутулый от проводников.

— Чтобы ему клизму поставили, — брезгливо промычал Сусанин.

— Зачем ему клизму ставить? — теперь удивился Крон. — У него же горло болит!

— Вот именно, что болит и традиционным способом опрокинуть стакан, никак не получается, — пояснил Макинтош. — Дерёт страшно, а выпить, дюже как хочется.

— Я балдею, когда представляю себе его, пользующегося кальяном, — усмехнулся Пифагор. — И вы поставили?

— Ну да, как — же! — поморщился Григорий. — Нашли проктолога! Заправили клизму водкой и вручили ему в руки — пусть сам ставит.

— Заправили прямо из бутылки? — спросил Доцент, у которого на лице проявились явные признаки тошноты и он прикрыл рот рукой.

— Да ну, что ты?! — успокоил его Сусанин. — Налили в консервную банку — тут их много.

— А насчёт шарфа чудика, то я согласен, — подытожил разговор Макинтош. — У Недоделанного портянки, пока он по заграницам мыкался, несколько лет в химической аномалии пролежали, но так и не избавились, от своей свежести. Зато помогает избегать нежелательных контактов, когда тварь атакует с земли — змея, например. Собаки, любят — за ноги хватать…

— Ну, что — пора! — обречённо скомандовал Комбат и сталкеры опять стали натягивать на себя тяжёлые рюкзаки.

Не успели они сделать и десяти шагов, как табакерка снова сработала. Из развалин, без вызова «на бис», выскочил пьяный пациент проводников, размахивая пачкой бумаги, зажатой в руке.

— Идите, — цинично прокомментировал событие Дед, обращаясь к Ване с Гришей. — Теперь ему нужно подтереть место постановки медицинского инструмента.

— Ну, что тебе ещё?! — сердито спросил Макинтош.

— О, о, о — сознание, по Фэн-Шуй! — бодро промычал сквозь резину Чудик, тыча листовками в морду своим визави.

— Слушай — нам некогда, — жалобно вздохнул Сусанин. — Предложи учёным в НИИ — они люди образованные, падкие на подобные извращения. Там поймут, короче…

— Правда? — обрадовался чудик и исчез в развалинах, ещё быстрее, чем появился.

— Чего он там мычал, про какое-то ООО? — возмутился Доцент. — Какое общество ограниченной ответственности, в такой глуши — он рехнулся совсем?

— Да он заикается, — зевая, пояснил Сусанин.

Иван о чём-то задумался, наморщив лоб и спросил Макинтоша:

— Слушай, Гриша, а тебе не кажется, что чудик знает дорогу через город — на свалку? Больно резво он ускакал, как по натоптанной тропе, будто чётко имеет представление, куда надо бежать. Может, спросить его, в следующий раз?

Приятель отмахнулся от него и, несколько вымученно, произнёс:

— Бешеной собаке, как известно, семь вёрст не крюк, а запреты — не указ. Если сюда присовокупить тот факт, что пьяному море по колено…

Теперь, сталкеры настолько поспешно вскинули рюкзаки на плечи, что кое-кто стал опасаться за здоровье Пифагора. Путешествовать по зоне отчуждения в согнутом положении, было-бы, несколько неудобно, не только для пострадавшего, но и для всех остальных. Без конца останавливаться и поторапливать еле ползущего, не очень-то улыбалось. И не пристрелишь… Товарищи покинули развалины ещё быстрее, чем чудик, во избежании повторного появления оного.

— Меня не покидает ощущение, что в разрушенном доме есть скрытый телепорт в страну дураков, — сказал Бульдозер, отбежав на приличное расстояние и вытирая пот со лба.

— Тебя это удивит, — отозвался Крон. — У них действительно есть порталы в страны, нам недоступные, причём на нано-уровне.

— О-о-о! — оживился Макинтош, услышав знакомые буквы.

— Что, — скривился Сутулый, — ещё одно тайное общество?

— Нет, тут неподалёку есть слесарные мастерские, в которых Слесарь, недалёкий от чудиков, разрабатывает бронежилет восьмого поколения. Некоторые сталкеры называют его «Чёрным слесарем», но это не так. «Безумный Слесарь» — подойдёт больше.

— А что он из себя представляет? — осторожно спросил Доцент, как-будто боялся появления сумасшедшего мастера, пытающегося нацепить на него своё изобретение, для проведения полевых испытаний.

— Как всегда — утопия, — усмехнулся Сусанин.

— Оружейник утверждает, что он будет невидимым, — добавил Макинтош. — Нано-костюм, с повышенной плотностью сопротивления стрелковому оружию и активному радиационному рассеянию, от чего так страдают местные старатели. Вся защита зиждется на молекулярном уровне.

— Как он себе это представляет, — удивился Крон, переглянувшись с Наиной, — пуля, при попадании в бронежилет, рассосётся, что ли? За доли секунды произойдёт диффузия, а костюм потяжелеет на девять грамм? Бред — мать вашу! После длинной очереди из крупнокалиберного пулемёта воин потяжелеет на несколько килограммов. А после затяжного боя рухнет, под тяжестью обогащённых, обеднённым ураном, бронепластин.

— Да никто и не говорит, что это всерьёз, — ответил Макинтош. — Было бы здорово, конечно, чтобы он невидимку создал — по магазинам шастать. Но, опять повторюсь — это утопия.

— Вот бы мне такой, — мечтательно вздохнул Бульдозер.

— Зачем, — засмеялся Бармалей, — в женскую баню ходить?

Почтальон, так же оценил перспективу и высказал своё мнение:

— Надеюсь, Буль, трусы у тебя останутся обычными, а то, с таким срамом по плавням бегать…

Пифагор присоединился к смеху и, по-своему, представил открывающуюся, перед товарищем, перспективу:

— В плавнях шорох и, после выхода Бульдозера, женщины-туристы попадали в обморок. А он, с невозмутимым видом, оттянул невидимую нано-резинку и, щёлкнув ей по пузу, поправил нано-портянки…

— Не беспокойтесь друзья — там тоже нано — размер, — с сожалением произнёс Бульдозер, хлопнув себя ладонью по внушительному животу.

— Всё съела «трудовая мозоль». Вы почти не меняетесь, я полнею, а Сутулый с Кащеем худеют — материя распределена равномерно.

— Вообще-то, история с голым королём — это старо, — заметил Доцент.

— Того обманули, — возразил Бармалей. — Здесь же повторяется история с человечком-невидимкой, в которой доказано, что исчезновение из вида — не очень-то удобно. Придётся бинтоваться, как мумия, если не хочешь снимать защитный костюм.

— Тут одни «Чёрные», куда ни плюнь! — сказал в сердцах Пифагор. — А «Чёрный Сантехник» есть?

— Есть! — не удержался Дед. — Устанавливает унитазы, в которых стульчак, в лучшем случае смазан суперклеем, с двух сторон. При соприкосновении плоти с изделием, создаётся известное давление, сопутствующее выделением тепла человеческого тела и… Долго сидеть нельзя — прилипнешь крепко, взывая о помощи из глубин туалета. Но будет ещё хуже, когда Сантехник перейдёт на следующий уровень мастерства. Молекулярная пластмасса стульчака, изготовленная по самым современным нано-технологиям. При посадке, как уже было сказано, создаётся давление и происходит быстрая диффузия в обе стороны — в кафель и в плоть. Если пересидеть больше положенного времени, то сроднишься с сантехникой навсегда.

За разговорами, товарищи не заметили, как вошли на территорию радиозавода, куда так не хотели идти. Вывеску, по словам Сусанина, давно спёрли сталкеры на личные нужды, а территорию загадили монстры. Их, уже по словам Макинтоша, тянуло сюда, как пчёл на медоносную поляну. Гречиху им заменила засыхающая полынь, а липовую аллею — стоящие рядами заводские корпуса. Сухие стебли чернобыльника, как растяжка — отличное средство для демаскировки подкрадывающегося противника. Трудно пройти через его заросли и, при этом, не хрустнув, хоть одним стеблем. Про активное шуршание и говорить нечего… Венчал заводской комплекс построек многоэтажный административный корпус, белизной стен выделяясь на фоне обрыдлой серости.

— Ну, и чего мы сюда припёрлись? — спросил Комбат, разглядывая опустевшие корпуса, в которых давно гулял один ветер, заигрывавший с вездесущей пылью.

— Не волнуйтесь, джентльмены! — успокоил сталкеров Макинтош. — Эту дорогу знаем только мы и она должна быть свободной. Небольшой крюк, но мы выйдем сразу к НИИ, а там и до свалки рукой подать.

— Ну, это другое дело, — согласился, с доводом, Доцент.

Остальные одобрительно кивнули головами, а Крон с Наиной ничего не сказали. Они давно находились в подвешенном состоянии эйфории: ногами здесь, топча грешную землю, а душами паря над облаками, которые скрывали безобразие, творившееся под ними.

— Ну и как там? — спросил Комбат Крона, указывая на небесную синь, где облаков, кстати, не наблюдалось.

— Ты что — мне завидуешь?

Комбат поднял правую ладонь к своему лицу и сжал её в кулак. Затем, задумчиво посмотрев вдаль, сказал:

— Может и завидую…

Наина, в свою очередь, вопросительно посмотрела на Крона, на что тот ответил отказом озвучивать язык жестов:

— Нет! Это хамство я комментировать не буду.

Товарищи поскидывали тяжёлые рюкзаки, так мешающие марш-броску и сбились в кучу, собираясь немного передохнуть. Совершенно случайно Дед посмотрел в сторону завода и насторожился. Он достал бинокль и тревога передалась каждому, заставив нащупать оружие. Вдалеке, среди кучи битого хлама, приютился одинокий сталкер. Он не спеша развёл небольшой костерок, поставив между двух половинок кирпичей консервы «Завтрак туриста», от которых у Крона, ещё с детства остались нехорошие воспоминания. Запах фрикаделек с рисом доносился даже до сторонних наблюдателей. В банке неспешно разогревалось содержимое, а турист не спеша отхлёбывал из горлышка. Держась на порядочном расстоянии, вокруг него наматывал круги другой «Турист», но уже монстр, постепенно сокращая дистанцию.

— Обкакается — без вариантов, — спокойно сказал Дед, отрываясь от бинокля. — Должен…

— Я бы завтракать на вышку залез, а лестницу спалил, для собственного спокойствия, — высказал своё мнение Бармалей.

— Это уже опасно! — предупредил сталкеров Сусанин.

После неоднократного выхода родственников на сцену, Бульдозеру уже давно хотелось кого-нибудь пристрелить, а тут такой случай и он нетерпеливо обратился к Деду:

— Дедуля, ты уже палил из своего ствола, дай мне попробовать!

Включился лазерный прицел и на теле монстра зажглась красная точка, настолько интенсивная, словно это было основное оружие. Бульдозер нажал на спусковой крючок и глушитель надрывно рявкнул, отозвавшись в полупустых бутылках. Пуля прошила «Туриста» насквозь, подняв позади фонтан из кирпичной крошки, а монстр упал, как подкошенный. «Чёрная Вдова» осиротила ещё один туристический выводок, который не смогли обезвредить профессиональные охотники за трофеями. Сталкера, как ветром сдуло…

— Трофейная команда на выход! — ляпнул Пифагор.

— А что от «Туриста» берут, ты знаешь? — спросил его Почтальон, вопросительно глядя на товарища.

— Да не за копытами! — пояснил Пифагор. — От сталкера поллитра, почти полная осталась. В противном случае, он бы не убежал…

— Тьфу ты! Оставим ему — вдруг вернётся.

— И всё-таки — он, наверное, обделался, — сочувственно произнёс Дед.

— Теперь с поносом мучиться будет, — подтвердил Бармалей, рассматривая в бинокль место происшествия.

Сутулый не мог остаться в стороне, когда в разговоре поднялась больная тема, и посоветовал страждущим собственный рецепт:

— Мне говорили, что у нас кишечник закручен по часовой стрелке и при поносе, чтобы его освободить от шлака, надо крутить ладонью по животу в том же направлении.

Доцент закатил глаза к небу и сочувственно опроверг его соображения, заодно посоветовав воспользоваться собственным рецептом:

— Ну, не знаю, может у кого и закручен кишечник по спирали, а может и нет, но мозги, у некоторых — точно набекрень. Скомканы, как попало. Тоже мне, галактический мальчик… Мозги, от шлака, освобождать надо…

— Хватит вам про поверженные идеалы, — осадил их Комбат. — Нужно в себе стойкость воспитывать! А вот наш сосед не выдержал — убежал.

— Плохой воин, стоящий насмерть — он предсказуем, — возразил Крон. — Вот у нас, в армии: даже командир не знает, что может отчубучить его боец, в следующую минуту!

— А как быть с героями, до последней капли крови защищавших отечество и, ценой своей жизни, остановивших врага? — не согласился Комбат, как-то недоверчиво посмотрев на друга.

— Ни хрена ты не понял! Я тебе про военную хитрость и смекалку, когда и отступить не грех — ненадолго, чтобы потом полностью овладеть плацдармом. И бойцов сбережёшь! Крутиться надо так, чтобы у вражеского снайпера нервы не выдержали, а не стоять, по стойке смирно.

— Ладно, завязывайте с ленчем, — подал команду Комбат. — Нам ещё пилить и пилить, неизвестно сколько.

— А что с трофеем делать? — спросил Бульдозер, ощутивший вкус охотничьего азарта.

— Думаю, оставим пострадавшему, — предложил Комбат. — Он бедный, наверное, так ничего и не понял. Будет утешение…

Надевая опять на плечи тяжёлые рюкзаки, каждый ощутил эффект, как небо из синего, постепенно превращается в уныло-серое, а после нескольких шагов и вовсе сворачивается в овчинку. Оставив после себя кучу банок, Сутулый пнул одну, для приличия, а его товарищ, зачем-то поднял с земли пустую упаковку, оставленную предшественниками. «Коричневый длиннозёрный рис», — прочитал Кащей надпись на упаковке. В его голове промелькнула тень сомнения, подкреплённая уверенностью в том, что нельзя верить никаким надписям, а читать между строк.

— Слушай, Дед, а рис коричневым бывает? — спросил он у знатока кулинарии, коим тот являлся, по его убеждению.

— Ещё как бывает! Товар распродали, полы на складе подмели, а в мусоре — пятьдесят процентов риса. Ну, что — выкидывать, что ли? В продажу его, но под новой торговой маркой. Всё — тип-топ!

Проскочив заводскую территорию, сталкеры оказались на обширной загородной территории, лишённой каких бы то ни было построек. Ни развалин, ни намёков на бывшее присутствие человека, даже не ощущалось. У каждого сложилось впечатление, что эта земля высасывает энергию жизни, вместе с соками. Даже небо выглядело почерневшим.

— Не отсюда ли мумии берутся? — догадался Почтальон.

— Тогда уж, скорее — зомби, — возразил Макинтош. — Видите ложбина, между кустов? Там аномалия «Погост».

Все пристально вгляделись в указанном направлении, как дрессированные обезьяны или экскурсанты, ведомые скучающим экскурсоводом. «Посмотрите налево, посмотрите направо, вверх не возбраняется — крутите головами сильнее, пока не свалитесь, от усталости, а когда это произойдёт, свалите резво в кабак. Столько лет чесать языком одно и то же…» Издалека, вся ложбина казалась заставленная обычными крестами. Место ничем не отличалось, от себе подобных. Любое деревенское кладбище идеально впишется в предлагаемую картину. Макинтош, между тем, продолжал:

— Артефакт «Мордастая рожа» порождение аномалии «Погост». Саму аномалию легко высмотреть, не напрягая зрение — вся земля в ней чёрная и голая, лишённая любой растительности: хоть травы, хоть плесени, хоть вездесущих лишайников. Ничего! И запах мертвечины… И вот, среди этого великолепия и торжества смерти, покачивается артефакт «Мордастая рожа». Он очень редок и нашедшие его, не отличаются разговорчивостью, в описании образования, а учёные ломают голову — что лучше сделать: ломать свою башку дальше, или закопать, найденную, на обычном кладбище.

Макинтош ненадолго задумался, а затем продолжил:

— Арт «Челюсть» из той же аномалии. Те, кто носил его с собой, в один голос утверждают, что он повышает аппетит. В условиях зоны, это непозволительная роскошь; да собственно, не только в ней, а вот у нуворишей «Челюсть» пользуется огромным спросом. Сами посудите: стол ломится от закусок, со всеми вытекающими, только аппетит — на нуле, поскольку, уже всё давно приелось. Водки, для повышения этого аппетита, не всегда хлопнешь — дела, да и она слабо помогает… Другие утверждают прямо противоположное. Вследствие вывоза артефакта на Большую Землю: он не повышает аппетит, а наоборот — понижает. Главное, когда садишься за стол — поставить его перед собой, а не держать в кармане.

— О, это качество ещё лучше! — оживился Бульдозер. — Тех, кто желает похудеть, но не может отказаться от обжорства — тьма тьмущая.

Макинтош согласно кивнул головой и добавил:

— Артефакт «Череп». Тот же эффект, что и у «Челюсти», но в несколько раз сильнее. Ребята не выдерживают…

— А бизнесмены разоряются и жиреют, — хихикнул Пифагор.

— Да, но самый печально знаменитый артефакт — это «Южный крест». - заканчивал экскурсию Гриша. — Состоит, в основном, из дерева. Иногда может содержать дополнительную деталь в интерьере, а именно: каска, противогаз, котелок, фотографию, вместе с пояснительной табличкой. В ней, верхняя строчка цифр указывает на положительное качество, а нижняя, на отрицательное. Сюда можно отнести и артефакт «Монолит» — из чёрного мрамора или гранита. Впрочем, кое-кто утверждает, что не возбраняется серый цвет, и даже розовый. Ну, это уже из области оптимизма.

Наина вопросительно посмотрела на Крона, не скрывая удивления.

— Да шутит, Макинтош, — сказал он, невесело вздохнув. — Не знаю, насчёт первых пунктов, но крест на могиле, явление обыденное — вручается посмертно.

 

Глава двадцатая Кулинарные изыски

Дорога вывела в пригородную черту, расходясь вокруг фонарного столба в разные стороны, а сталкеры упёрлись в двухэтажное здание из красного кирпича.

— «Кондитерская», — прочитал Доцент.

— Вот тебе раз! — удивился Макинтош. — Что — то, я не припомню, чтобы она тут стояла.

— Да была! — несколько неуверенно возразил Сусанин.

В его душе промелькнула тень сомнения, но Иван прогнал её, как незваную гостью, способную испортить не только настроение, но и отравить дальнейшее существования объекта паразитизма.

Дед усмехнулся, пришедшей в голову мысли и высказал её вслух:

— Сейчас выйдет «Чёрный Кондитер», с подносом пирожных и скажет: «Здравствуйте, гости дорогие!»

— Почему не с хлебом и солью? — раздражённо спросил Бармалей.

— Этим тебя «Чёрный Пекарь» встречать будет, — ответил Сусанин. — Пекарня дальше — по курсу. Повар — тоже.

Вопреки предсказаниям, двери не распахнулись и кондитер не показался. Более того, из помещения доносился запах отхожего места, а не утончённый аромат ванили, смешанного с миндалём. Насыщенный букет коньячного спирта, идущего на выпечку тортов, заменила противная затхлость захламлённого подвала. Вместо теста, пропитались стены. Насыщенные влагой, далёкой от малинового сиропа, они цепко держали в своих объятиях тошнотворное ассорти сортира, держа сталкеров на расстоянии.

— Ну и вонь! — не выдержал Пифагор. — Пошли отсюда скорее!

— В подвале, наверное, яичная кладка «Туристов», — предположил Почтальон, ускоряя шаг.

— Да, — согласился Бармалей. — Теперь, если не сами «Туристы», так их запах, будет нас преследовать постоянно.

Пробегая мимо одинокостоящего фонарного столба, Дед успел прочитать объявление, висевшее на нём: «Чёрный охотник». Ловля монстров в силки, капканы, сети — для зоопарков зоны отчуждения. Живые экземпляры. Спрашивать в «Обществе рыболовов и охотников Энска 15». Дед сплюнул и предложил идею:

— Осталось нам открыть суши-бар «Щупало», а с этим охотником заключить подряд, на отлов птиц и животных. И объявление на дверях: «Щупала сосателя — писк сезона, а облученная горилка, обжигает горло, не хуже серной кислоты».

Через полчаса пешего перехода, когда унылое однообразие серой мостовой примелькалось в глазах, а одинаковые здания серой кучей смешались в сознании, Бульдозер неожиданно очнулся, обращаясь к Макинтошу:

— Ну, и где твой Повар?

— Я догадываюсь где, — хитро прищурившись, ответил за проводника Доцент. — Сейчас, вместо кулинарии, появится: или Дом пионеров, или Канализационная насосная станция, на базе бывшего детского сада «Золотой петушок».

— Скоро будет, — успокоил их Сусанин.

— Чёрный? — осведомился Бульдозер.

— Не совсем, а вот его котлеты — да.

От этой новости вопрошающего передёрнуло, как затвор дореволюционной винтовки, а Макинтош дополнил характеристику кулинара, не полагаясь на знания компаньона:

— Личность противоречивая, как и все, кто находятся здесь. Говорят, он и раньше — до катастрофы, работал в одной из столовых Энска 15.

— Прах его побери, но в городе нет никого — одни развалины! — удивился Комбат. — Для кого он тут готовит?

— Ха, — снисходительно и кратко возразил Гриша. — Кто — то видел очередь из старушек, стоящих с кастрюльками, как в блокадном Ленинграде, именно в эту столовую… Тут уже не чудесами пахнет, а вмешательством Генеральной прокуратуры, так как содержимое отпускаемого, я даже описывать не буду: боюсь лишиться остатков, с таким трудом отбитого у крыс, «Завтрака туриста». Хорошо хоть то, что они за него, не слишком сильно бились, так как банка пахнет, только солидолом.

— Кто, — очумело спросил Кащей, — старушки?

— Тьфу-ты! — сплюнул Комбат. — Они самые…

— А ты сам, что — не ел его стряпню? — удивлённо спросил Крон.

— Не-а, — ответил Гриша.

— А чего тогда говоришь, будто в столовой ужас творится?

— Ну, пойдём посмотрим — вдруг вам понравится?

Тишину мёртвого города нарушил протяжный вой, скрытый расстоянием, но вполне ясно передавший все чувства сразу: боль, тоску и отчаянье — дальнейшее перечислять не имеет смысла. Вороны притихли, перестав бессмысленно каркать, а сталкеры насторожились, ни разу не слыша подобных звуков. Сусанин, обращаясь к Макинтошу, тихо спросил:

— Слышал рёв, как в хищнике?

— Да это Повар — опять, наверное, руку ошпарил — растяпа…

— А это точно, не монстр? — спросил Крон проводников, слушая их рассуждения, с некоторой долей сомнения.

— Не должен, — успокоил его Макинтош и продолжил путь в сторону столовой, где кто-то отчаянно нуждался в помощи.

На этот раз путь оказался, несколько, короче. Не прошло и пятнадцати минут, как товарищи упёрлись в белое здание, с неряшливым серо-зелёным налётом. Над дверями висела вывеска «Кулинария», которая уже никогда не засветится радостным, насыщенно-красным светом. В отличии от кондитерской, из её недр доносились вполне приличные запахи.

Макинтош подошёл к обшарпанной двери и, со скрипом, отворил. Не переступая порог, он заглянул внутрь и надрывно прокричал:

— Мордоворот! Патрон здесь?

На призыв, кто-то откликнулся нечленораздельным мычанием, временами переходящим в жевание. Ещё через некоторое время, в дверном проёме появилась такая лоснящаяся харя, что ни у кого из пришедших не осталось сомнений в том, что он обожрал всю зону отчуждения. Наверное, даже монстры боялись появляться на помойке, если она, в принципе, существовала. Имея такое лицо, в ней отпадала всякая необходимость, ибо отходы не должны были оставаться. Бульдозер почувствовал себя дистрофиком, а Сутулый с Кащеем мумиями. Весь передник главного помощника Повара украшали бурые пятна и некоторые, на первый взгляд, обляпали его недавно. Мордоворот отрицательно помотал головой, рискуя вышибить распахнутую дверь, которая и так, еле держалась на полусгнивших петлях. На последнем витке головы, вокруг своей оси, у него прорезался голос:

— Нету хозяина — нету! В столовая, говорят, ушёл.

— Кто говорит, — усмехнулся Макинтош, — крысы, что ли?

— Не знаю — не знаю…

Оставив в покое главного помощника, сталкеры пошли в столовую, которая находилась в этом же здании и неизвестно, что являлось пристроем: здание кулинарии или «стекляшка» общепита. Нашим героям, это обстоятельство, прямо скажем — было до фонаря.

Столовая показалась просторной и светлой, что, впрочем, было неудивительно, учитывая единую архитектурную схему, принятую в советский период бытия. Столы со стульями, на четыре персоны. На столах отсутствовали белоснежные скатерти, но присутствовал бледно-зелёный пластик. Приборы под специи содержались в исправном порядке и оказались заправлены, не только солью, но и чёрным перцем. Красный, не стал исключением, по всей видимости, не являясь дефицитом зоны отчуждения. В гранёных стаканах стояли салфетки, свёрнутые в рулон. Бабульки отсутствовали, а вот меню имелось. Это обстоятельство удивило и обрадовало одновременно. На робкие возражения некоторых индивидов о том, что без предварительной проверки обедать рискованно, последовали весомые аргументы большинства: «В случае чего — Мордовороту скормим! Правда, он может добавки попросить… Ну, на этот счёт рано переживать, но если это произойдёт, то, в качестве компенсации, будет шоу — кормление зверей в зоопарке».

— А где скатерти? — задал Сутулый, не просто наивный, а откровенно глупый вопрос, разочарованно разведя руки в стороны.

— Это тебе не ресторан — скатерти стелить, — усмехнулся Дед. — Скажи спасибо — салфетки есть.

Бульдозер покрутил в руках столовый прибор со специями и весело заявил, усаживаясь на стул:

— Так и хочется, чем-нибудь, ткнуть в соль, но нет куриных яиц, сваренных в крутую.

— Девушку постесняйся, — одёрнул его Доцент. — Сейчас принесут твои яйца, сваренные по всем правилам кулинарного искусства.

Крон отвлёк Наину разговором, пока товарищи упражнялись в словоблудии, а Макинтош пошёл не кухню узнать, как обстоят дела и стоит ли ждать обеда. В помещении, где стояли котлы, что-то звякнуло и грохнулось на пол, сопровождаемое напутственной речью. Сталкеры не заставили себя упрашивать и, с их стороны, посыпались советы, чем лучше мазать руки, чтоб всё прилипало. На призыв Макинтоша, из глубин кухни появился тощий субъект. Его болезненный вид сразу же навёл Почтальона на мысль, о разделении труда:

— Вот кого Мордоворот объедает!

— Скоро и ему хана придёт, — усмехнулся Бармалей, расправляя затёкшие плечи.

Гриша о чём-то долго беседовал со вторым помощником, а затем вернулся к столам, сдвинутым, по старой привычке, в один ряд.

— Ну, и где этот Повар? — спросил его Сусанин.

— Там, на заднем дворе, пытается в аномалии артефакт сварить.

— Как?

— Как-как! — развёл руками Гриша. — В котелке. Где-то раздобыл тяжёлую воду и варит…

— Какую? — совсем ошалел Иван.

— Дейтерий два о!

— Откуда там аномалия? — не поверил Сусанин. — Её во дворе никогда не было!

— Хиляк сказал, что недавно образовалась, — пояснил Макинтош. — Ещё он сказал — обед будет.

— Ну, ясно, где Повар взял воду, — догадался Пифагор. — Из первого контура ядерного реактора зачерпнул. — Только, что он собрался в аномалии на ней сварить — она же, почти не проводит нейтроны.

— Так он и не в радиационной аномалии бодяжит, а в тепловой, котелок пристроил, — возразил Макинтош. — Потом, как уже было сказано — нет давно, никакого реактора. Испарился…

— Ну и как — кипит? — проснулся Кащей.

— Хрен его знает: придёт — расскажет, — устало ответил Макинтош.

В окне раздачи появился Хиляк и спросил сталкеров, что они предпочитают не обед. Из меню ничего толком нельзя было понять и, Крон, предотвращая нежелательные отравления, поинтересовался у помощника концентратами. Получив утвердительный ответ, товарищи единодушно отказались от горячих блюд. К радости присутствующих, в наличии оказался вполне сносно выпеченный хлеб и никто уже не жалел о пропущенных котлетах, довольствуясь консервами. Давно уже килька в томатном соусе не казалась такой вкусной, как сегодня. Наина, с удивлением разжёвывая деликатес советского периода времени, загадочно причмокивала, впервые переживая этот вкус.

— Ну, чего ты так нерешительно? — улыбнулся Крон. — Это сейчас всего завались: тунец, в кошачьих консервах, лобстеры в собачьем корме, бриллиант в свинячьей заднице, под лихо закрученным хвостом, пропечённым до румяной корочки — раньше такого не было. Кабачковая икра, да килька в томатном соусе — вот и вся нехитрая закуска рабочего класса.

Другого не имелось, кроме правящего, да криминального, а у большинства интеллигенции, как ни странно, зарплата была ещё меньше, чем у столяра.

— Да нет — ничего, — ответила Наина. — Даже, по своему, вкусно. Только горчит, немного.

— Оно всегда горчит! — весело отозвался Почтальон.

— Не порть девушке аппетит! — пригрозил ему Крон. — Это не то, наверное… А вообще, консервы проваривают настолько сильно, что и петли собачьей конуры сойдут за хрящик.

Нехитрая трапеза подходила к концу, когда на кухне появился Повар, в замызганном фартуке и лихо заломленном колпаке. И фартук, и колпак — давно нуждались в стирке, но в аномалии кипятился артефакт. Повар нёс в руках котелок, содержимое которого сразу же вывалил в большую кастрюлю. Заглянув в неё и удовлетворённо хмыкнув, он вышел в зал к сталкерам. Увидев столько людей в рабочее время, кулинар несколько удивился, задав, не совсем уместный вопрос:

— Ребята, а вы откуда?

Почтальон отодвинул лацкан плаща, который заменил ему пиджак, съеденный молью и сказал:

— Тайная полиция!

— А где значок? — не поверил Повар.

— На то она и тайная…

— Шутить изволите — это хорошо, а то, в последнее время сталкер злой пошёл, какой-то.

— Ага, — согласился Пифагор. — Совсем навару не даёт и лишь сам, наварить пытается.

Он отогнул в сторону свой лацкан плаща, за которым торчала булавка и, на военный манер, две иголки, обмотанные чёрной и белой нитками, соответственно. Значка под ним не было…

— Хиляк сказал, что ты в аномалии артефакт варишь, — обратился к Повару Макинтош. — Что это за бодяга?

— А-а-а, — протянул кулинар, многозначительно поглядев на вопрошающего. — На востоке есть блюда, содержащие совсем не пищевые добавки. Например: запечённая каша, под тончайшей золотой плёнкой. Кто победнее — под серебряной. Вот и я решил, не ударить в грязь лицом, а предложить собственное блюдо, которое имеется только в одном, единственном, ресторане мира.

— Каша из монстров, гурманов уже не прельщает? — съехидничал Бульдозер. — Приелась, говоришь?

— Я, разве, это говорил? Не изо всякого сваришь! Сразу копыта отбросишь. Будут в углу две пары стоять: от монстра и от сталкера. Это как рыба Фугу — уметь надо готовить, а у меня нет сертификата, да и японцы сюда не едут: ни жрать, ни учить, ни опыт перенимать.

— Нет разрешения готовить филе энского кабана? — прикололся Бармалей, дожёвывая остатки балтийской кильки.

— Фугу!

— Какой процент увара кровосос даёт, — присоединился к разговору Доцент, — или от него, только сушёные щупальца годятся — к пиву?

— Сам он худосочный — одни мослы, — поморщившись, ответил Повар. — Разве что, развлечение сталкеру, из костей мозги высасывать. Каламбурчик родился, какой: сначала сосатель кровь высасывает, а потом у него костный мозг берут, на пересадку в желудок. Собственно, их уже давно не видели. Излома в тесте целиком запекать не получается — его заготовка, ни в одну печку не убирается. Он уже корочкой покрылся, а рука, всё что-то стырить норовит.

— А кто это такой? — удивился Дед.

— Из Красной книги. Их почти не осталось — спились.

— Почему? — почти хором спросили сталкеры.

— Потому что водку сейчас палёную стали делать, не то что во времена СССР, — пояснил кулинар. — Раньше он своей длинной заготовкой людей пугал, а теперь в неё стакан суют. Без подготовки, такое пойло, ни в коем случае пить нельзя — вот результат. Сталкер, нынче, как уже было сказано, не тот пошёл, который всего пугался. Теперь двуногий — самое страшное порождение зоны отчуждения, воспитанное на…

Повар задумался, пытаясь сформулировать мысль, но так и не смог дать определения тому, на чём зиждется новое поколение. Его идеалы бесформенной массой проплывали в голове и вертелись на языке, но кроме зелёных рож чужих президентов, на ум ничего не приходило. Исходя из того, что сребролюбие, как тема, была сильно избита, то он и тут не решился поставить её во главе угла. Старичок, воспитанный на совершенно других авторитетах, совсем растерялся, но его выручил Макинтош, перебив неожиданным вопросом:

— А какой арт пошёл на кулинарные изыски?

— Сейчас варил «Сардельки».

— Тривиально, — кивнул головой Сусанин.

— Артефакт «Генератор» две бабы спёрли! — пожаловался Повар. — Что ещё остаётся делать? «Сосиски» запекаются в тесте, а «Колбаса» коптится над дымовой трубой. Из артефакта «Полярное сияние» получается отличная присыпка для тортов и пирожных, если его размолоть в крошку, а из «Яйца» — начинка для пирожков. «Заливное», по моему плану, должно пойти на пудинг.

— На пасху, светящиеся разноцветными сполохами куличики — этого мир ещё не видел, кроме Китая, — уважительно отозвался об идее Дед.

— Слышал я историю, про тётеньку и, сосиску по-неаполитански, — рассказал Бармалей. — Приехав из своей страны и, попробовав в Италии это блюдо, она решила остаться там навсегда, не решаясь отдать пальму первенства, ни одной из сторон.

— Хватит вам про еду! — подал голос Бульдозер, видевший до этого трубу коптильни, над которой клубился радиоактивный чёрный дым от горящих резиновых покрышек — Я теперь на диете.

— Кстати, а где повязка на руке? — спросил Повара Макинтош.

— Какая повязка? — опешил тот, от неожиданности.

— Ты что — руку не обварил?

— Нет, — растерянно возразил кулинар, как-то странно посматривая на собеседника.

Повар вернулся на кухню, проверил работу тарахтящего генератора и тяжело вздохнул. Взяв из холодильника кусок сомнительного мяса, он пошёл в сторону котлов, прихрамывая на левую ногу, а сталкеры потянулись на улицу. Послевкусие кильки в томатном соусе переполняло души, а сами они почувствовали облегчение, от похудевших рюкзаков — одной килькой сыт не будешь. Город, с его развалинами, порядком осточертел и товарищи старались поскорее покинуть его мрачные улицы.

Вывеска «Ателье» подразумевало пошив одежды на заказ, но в отличие от столовой, в ней, шаром покати — ничего не было: ни машинок, ни швей-мотористок, ни «Чёрной Портнихи». Доцент зло посмотрел на здание и высказал всё, что наболело, за последнее время:

— А так хотелось заказать попону, в виде женских трусов, на круп — шестьдесят восьмого размера. Можно с утеплителем.

Крон нагнулся к уху подруги и прошептал:

— Наина, ну даже ежу понятно, что это не про тебя! Чего дуться?

— Вот и аптека рядом, — оживился Сутулый, потирая ладони рук. — Все настойки изготавливаются на спирту.

— Речь идёт о чайной ложке, а не половнике, после которого не закусывают, и между ними промежуток — небольшой, — намекнул ему Комбат. — Сталкеры тут, в первую очередь, всё подчистили.

— Ну, куда дальше? — спросил Крон проводников.

— Всё по плану, — ответил Сусанин. — Сейчас мимо насосной станции, к теплицам-инкубаторам.

— Надеюсь, что в неё мы заходить не будем? — осторожно поинтересовался Доцент. — А то и так суём свой нос во все щели.

— Куда — в теплицу? — не понял Иван.

— Да нет, на станцию, да и в теплицу — тоже…

— Насосную сейчас охраняют, а из теплицы, монстры устроили инкубатор, — объяснил Сусанин. — Пока яйца, в тепле дозревают, мамаша находится на охоте. Удобно…

— На посту всё спокойно — как всегда! — умилился Почтальон. — Вопрос: на хрена охранять то, что не работает, а если и работает, то будет гнать радиоактивную воду?

Ответа не было и сталкеры стремительно форсировали пригородный рынок. Стараясь, как можно быстрее проскочить торговые ряды и выйти на финишную прямую, товарищи не сбавляя шага, обсуждали достоинства и недостатки рыночной торговли. Этому пассивно способствовали отсутствующие продавцы и гробовая тишина, не свойственная подобным заведениям.

— Сколько прилавков, выстроенных в один ряд! — высказала своё мнение Наина. — Когда они были полные, то, наверное, непросто было продать, что-нибудь?

— Это да! — подтвердил Крон её выводы. — Но — всё познаётся в сравнении. Когда на прилавках один хороший товар, то в глазах покупателя, он сливается в неопределённую массу — нужен контраст.

— А где его взять и кто с гнильём на базар попрётся? — опроверг доводы Крона Пифагор. — Только самый большой идиот!

— Вот и будь им!

— Не понял!

— Чего тут понимать? — объяснил Крон. — Бери три места подряд! Разложил товар купец, а справа и слева гнильё разместил — будут спрашивать, говори, что бомжи, какие-то принесли.

— А если, какой-нибудь сумасшедший захочет купить? — усмехнулся собеседник.

— Ну и что? Сделай ему снисхождение. Придурок ещё и спасибо скажет…

— Загадка, — засмеялся Крон. — Что делать, когда ты находишься в продуктовом универсаме, и тут неожиданно выключают свет?

— Что делать, — пожал плечами Комбат. — Искать выход на ощупь…

— Главное — не чавкать…

— Не только, — добавил Доцент. — Важнее не перепутать продуктовый прилавок с хозяйственным, полным одноимённого мыла.

Проскочив торговые ряды и миновав полуразрушенный бетонный забор, сталкеры стремительно приближались к хлебозаводу.

— Ну вот, — облегчённо вздохнул Макинтош. — Мы уже за периметром города. Кстати — можно хлебом разжиться.

— Что, — удивился Дед, — здесь хлеб пекут?

— А что тебя, собственно, удивляет? — спросил Сусанин. — На то он и хлебозавод. А ты, думал, батоны привозят с Большой Земли? Оборудование осталось. Что ещё надо?

— Заправляет всем хозяйством Пекарь, — добавил Гриша.

— Надеюсь — не чёрный? — насторожился Кащей. — А то я брезгливо отношусь к хвостам в буханке.

— Точно! — засмеялся Бульдозер. — Хлебобулочное изделие — хвостатый каравай. А может и того круче: Пекарь, тоже додумался до эксклюзивных изделий — с артефактами.

Хлебозавод оказался небольшим, по сравнению с радиозаводом. Как сказал Сусанин, для такого города он вполне справлялся со своей задачей и ещё на сухари оставалось. Запахло свежей выпечкой. Аромат булочек, чуть подпорченный запахом, несколько лет немытого тела, вначале вызвал аппетит, а потом насторожил. Виновника благовоний долго искать не пришлось: им оказался нищий, непонятно как, оказавшийся в таком месте. Согбенная спина сделала его ещё больше похожим на калика перехожего, а взгляд проникал в самую душу. Так заглядывают в глаза тогда, когда просят в осаждённом городе хлеба. Остатки выпечки, захваченной из столовой, ему вручили немедленно, снабдив сверху «Завтраком туриста», после чего он испарился быстрее, чем пропадали оба знакомых чудика.

— Чтобы не передумали, — задумчиво озвучил сцену исчезновения Бармалей. — Практически, у всех бомжей, подобный инстинкт.

Бульдозер критически оценил поведение некоторых членов партии и, с укоризной, спросил:

— Ну, а ты что же, Кащей! Мог бы дать ему бутылку.

— Если только пустую! — засмеялся Пифагор.

— Нищий богатому не подаёт! — ответил за товарища Сутулый, хмыкнув носом. — Это низкопробная самореклама…

— Может — тоже колядовать пойдём? — предложил Почтальон.

— Что — то я не припомню, как Кащей нам пропел, хоть одну Рождественскую песенку, — усмехнулся Крон.

Комбат призадумался, над превратностями судьбы, и спросил проводников, почёсывая затылок:

— А что здесь бомж, в принципе, делает? Чем живёт?

— Как чем? — усмехнулся Макинтош. — Здесь, только пустых бутылок, не один состав наберёшь!

— Так могут же радиоактивные попасться! — ужаснулся Дед, представляя себе, сколько они бесконтрольно употребили водки, даже не удосужившись померить радиационный фон.

— Ты мне скажи, — привёл железный довод Гриша, — видел ли ты хоть раз у приёмщика стеклотары дозиметр? Пусть совсем примитивный, вроде карандаша? Нет? Ну вот!

Пифагор состроил на лице подобие калькулятора и закатив глаза к небу, подсчитал в уме приблизительное количество пропадаемого имущества, после чего вынес свой вердикт:

— Может быть, нам тоже пойти бутылки собирать?

— Лучше уж сдирать микросхемы с плат, на свалке радиозавода, — отмахнулся Почтальон. — В этом случае, можно представить себя старателем. Золотоискатель — не золотарь и, хоть какое-то оправдание собственному достоинству.

— Ути-ути, какие мы нежные, — передразнил его Бульдозер. — Жизнь и не таких заставляла делать то, чего они не хотели.

Сусанин не стал ждать, пока закончатся препирательства, а прямиком направился к дверям пекарни. Здание из красного кирпича, почерневшего от времени, навевало уныние своим мрачным видом. Половина кирпичей, из кладки стены, оказались выщербленными, и у самой земли покрытыми толстым слоем мха. Мох поднимался до верхней границы сырости, до которой глина смогла впитать воду из земли. Небольшие деревца, местами, росли на самом верху, куда занесло ветром почву, возможно, радиоактивную. Скрипнули несмазанные петли и ржавые ворота отворились, впуская внутрь гостей.

— Вообще-то, Пекарь больше рад покупателям, чем экскурсантам, — предупредил Макинтош, выглядывая из разбитого окна, тем самым приглашая сталкеров последовать за ним.

Войдя внутрь и пройдя в цех, Крон ожидал увидеть что угодно и кого угодно, но только не то, что увидел: чистый пол, аккуратные печи, свежая выпечка на подвижных стеллажах и привязанный к вентиляции хозяин балагана, с кляпом во рту. Пока Пекаря освобождали из верёвочного плена, друзья строили предположения, чьих это рук дело, хотя заранее знали ответ. Единственно верный вывод озвучил Бульдозер, с сожалением кивая головой:

— Вот цена пренебрежения павшими братьями. Бомж просто побоялся войти внутрь, а то бы давно освободили бедолагу.

— А может быть, это его рук дело? — не согласился Бармалей.

— Не говори глупостей! Ты его хорошо рассмотрел? Ему с Пекарем ни за что не справиться.

— А может — по голове, сначала? — задумался уже Кащей.

— Сейчас спросим, — сказал Комбат, советуя остыть некоторым у которых фантазия разыгралась, не на шутку. — Только не говорите мне, о преображение девицы в бомжа!

Когда пострадавшего развязали и привели в чувство, то он долго не мог понять причин беспокойства, стольких людей. Ничего не помнит, никто его не бил, шишек нет. Очнулся — вот… Сами видели.

— Кондытер, твою! — сплюнул Доцент.

Когда Пекаря отпоили, предварительно избавив от верёвок, а себя от стресса, он вернулся к своим обязанностям, твёрдо ступая на обе ноги.

— Комбат, — позвал вояку Крон. — Кажется, наши барышни меняют тактику. Чувствую, близится развязка.

— Как-то неуклюже у них это вышло — слишком резко!

— А-а-а! Видимо — торопятся…

Сталкеры, движимые порывом завершения операции, так же, не стали мешкать и, оставив Пекаря заниматься булочками, поспешили в сторону свалки. Проходя мимо высокой и широкой трубы, торчащей прямо из земли, Наина спросила Крона, о её предназначении. Тот, в свою очередь, поинтересовался у проводников, о странном амбаре, на что последовал лаконичный ответ: «Квасильно-засолочный цех».

— Настоящий цех, который функционировал до катаклизма, находится дальше, — объяснил Сусанин. — Эта труба — упавший корпус первой ступени межконтинентальной баллистической ракеты. Нашёл её Огуречник и приватизировал, срезав автогеном ненужное. Надо сказать, сначала у него это не получилось Ему даже пришлось ездить на Большую Землю, за консультациями. Короче — дело длинное: отрезал и отрезал. Главное то, что он, до падения ступени, нашёл яичную кладку снорков, выжившую после второго катаклизма. Теперь они в трубе капусту квасят. Для лучшего засола, её нужно потоптать. В ракетный корпус, стоящий вертикально, наваливается капуста и забрасывается, пара-тройка снорков.

— А они от запаха не задохнутся? — усомнился Пифагор.

— Они же в противогазах! — удивился Сусанин непониманию. — Далее, они прыгают, пытаясь покинуть трубу, но капуста, по высоте, набросана с таким расчётом, что сил у попрыгунчиков не хватает. Так и прыгают, пока капусту не потопчут. Собственно, так же и виноград — на вино. Сок сливается, а бульдозером, труба опрокидывается. Жмых удаляют, а снорки убегают в загон на кормёжку, до следующего этапа работ.

— Что за отстой! — удивился Сутулый. — Кащей, ты веришь в эту пургу?

— А-а-а! — отмахнулся товарищ, уже уставший мычать и махать руками. — Мне давно всё-равно. Я домой хочу!

— Я тоже…

— Интересно — чья это ракета была? — озадачился Бармалей.

— Тебе-то, не всё равно? — равнодушно спросил Почтальон. — Если американская — какая теперь разница?

— Я это вот к чему, — продолжил Бармалей. — Если они узнают про то, как используется их техника, то скорее всего потребуют контрибуцию, несмотря на то, что корпус тут всё помял. Сами бы они до этого не додумались.

— Да они и капусту солёную, не больно-то жалуют, — вставил своё слово Пифагор. — У них кукуруза во главе стола.

— Что русскому хорошо, то янки — не поймёт! — сделал вывод Доцент и на этом, ракетная тема закрылась.

 

Глава двадцать первая Мир грёз и болотная лихорадка

После посещения стольких злачных мест, Сутулый порядком окосел и размахивал пистолетом Калашникова в левой руке, а немецким МП-40 — в правой. Прогрессивное человечество стало беспокоиться: как бы он не влепил, кому-нибудь, из обоих стволов.

— Что-то мне Стул не нравится, — озабоченно высказался Почтальон, с опаской поглядывая на расшалившегося товарища. — Того гляди — угостит свинцовым сэндвичем.

— Задолбал ты уже, своими свинцовыми сандвичами! — в сердцах воскликнул Дед. — Лучше бы настоящих раздобыл…

К нему, сразу же присоединились Доцент с Пифагором, разделяя дедовское мнение, насчёт неполноценного питания. В этом они оказались одиноки, так как Крон сразу же пресёк любые поползновения на рацион сталкера:

— Я бы и сам не отказался от хорошего шашлыка, но жевать буржуйское дерьмо… Я один раз попробовал и больше не хочу. И вообще, если вам так нравится жрать в сухомятку, то лучше об этом не вспоминайте, потому что кроме расстройства нервов, ничего не получите. Подождите до возвращения на Большую Землю и получайте, на здоровье, своё расстройство желудка…

Колбасно-сосисочный след терялся в умах и в переходах цехов одноимённого комбината. Сам комбинат отсюда не виден и его наличие, в принципе, пока не имело никакого значения, оставаясь в сознании, чем-то нереальным, на фоне серых развалин. То, что где-то идёт совсем другая жизнь, в подобных обстоятельствах стирается из памяти. Приобретая инопланетные черты, не свойственные образу жизни здешнего анклава, воспоминания о прошлом растворяются в ионосфере планеты, а мысли, о возможном возвращении, уносятся на кучерявых облаках.

Сутулый упал. Оба ствола, с глухим звуком, лязгнули об землю. Сталкеры опешили и за пару секунд, построили в уме столько предположений, что их с лихвой хватило бы на крупный медицинский центр, который принимал пострадавших из района катастрофы. Доцент нагнулся на лежащим и проверив пульс, мрачно сказал:

— Да у него горячка.

— Белая? — растерялся Кащей.

— Если бы! — с сожалением возразил Доцент. — Он весь горит — доктора надо. У нас есть, какие-нибудь таблетки?

— Как ты ему таблетку дашь? — возмутился Бармалей. — Разве что…

— На этот случай свечи выпускают, — спокойно пояснил новоявленный врач. — Я имел ввиду укол антибиотика, но ход твоих мыслей — мне нравится. Всё равно — в одно место…

— Давайте быстрее соображайте! — поторопил их Комбат.

Поиск в рюкзаках ничего не дал и Макинтош вызвался сгонять в одно место, где по его словам, можно найти всё, что угодно. Доктор в комплекте. Надеюсь, тропа не заросла и док на месте.

Он скрылся в кустах, а Сутулого уложили поудобнее, сделав на лоб холодный компресс.

— Ну и аптечки! — сокрушался Бульдозер. — Антибиотика широкого спектра действия нет, а от противобактериального препарата, вдруг ему ещё хуже станет? Он может больше не встать…

— Всё может быть, — подтвердил Бармалей. — Макинтош обещал быстро обернуться. Лучше подождать настоящего доктора.

Наина подошла к Сутулому и прищурившись, загадочно посмотрела на больного. Она о чём-то задумалась, а сталкеры напряглись.

— Найн! — воскликнул Крон.

— Чего? — отозвалась Наина.

— Ничего! Я сказал по — немецки — нет. Давай обойдёмся без психотропных препаратов.

— А с чего ты взял, что я собралась их применить?

— Ну, у тебя такой вид, — нерешительно ответил Крон.

— Если ты и дальше решил выражаться на иностранном языке, тогда тебе придётся переодеться в соответствующую форму, — намекнул Комбат.

— Зачем мне натовские портки? — поморщился Крон. — Телу ближе родная казахстанская шерсть и узбекский хлопок.

— Почему родные? — не понял Дед.

— Пока родные, а потом не знаю…

Вернулся Макинтош с доктором, который осмотрел больного и констатировал сильный жар, который и без него могли констатировать. Единственное, что не могли сделать без него, так это вколоть антибиотик. Оставив, на всякий случай, ещё пару ампул, доктор растворился в местной поросли, как и появился, с бодрым напутствием — ждать.

Сталкеры находились здесь, на поляне, а Сутулый пребывал за гранью. У него начался бред и кое-кому показалось, что он находится между жизнью и смертью. Невиданные города и веси, сверкающие огнями, поднялись над землёй и он слабым голосом произнёс:

— Мы чего пили? Журавлиный крик… Откуда они здесь и как сюда попали?

Он поворочался, беззвучно шевеля губами, и новые видения нахлынули с новой силой, сменяясь в калейдоскопе событий, но так же неожиданно пропали и Сутулый затих. Доцент пощупал пульс и успокоил товарищей:

— Живой…

— Тихо! — возбуждённо прошептал Сутулый. — Шахтёры на смену идут, а у каждого, железно — горилка и шмат вонючего сала.

— Горилка тоже вонючая? — осведомился Кащей, непроизвольно морщась, от возможного удовольствия.

— Хуже…

— Сжиженный иприт я ещё не пивал, — задумчиво произнёс Кащей, старательно ставя ударение на последней согласной.

— Правильно, поиграй по его правилам, пока антибиотик не подействует, в полную силу, — одобрил Доцент.

Видения Сутулого привели его в странное помещение, заставленное по последнему слову техники. Через подсознание, он понимал, что это цех, но не понимал — какой. В голове пронёсся разговор, но говоривших не было видно:

— Иннокентий Аполлонович, голубчик, никак не могу взять в толк, как нам запустить этот станок. Нам нужно шерстяное полотно на бильярдные столы, а он производит хлопчатобумажную ткань. Нижайше прошу Вашего соизволения проверить иноплеменную технику. Не сочтите за труд!

— Порфирий Венедиктович, любезнейший, не примяну-с! Окромя вашей мануфактуры, никто не смог выпустить сукно такого качества. Работать с Вами — одно удовольствие…

— С Вами, многоуважаемый Иннокентий Аполлонович, мы горы свернём, если захотим!

— Да пошёл ты…!

— Фу-ты! — раздался, откуда-то сверху, голос Доцента, полный вздоха облегчения. — Кажется, в себя приходит…

Антибиотик вёл свою разрушительную работу, среди бактериофагов, активизировавшихся в Сутулом, а этил проводил аналогичную деятельность, среди головных клеток мозга здоровых сталкеров. Когда все темы, для разговора, оказались исчерпанными, взор Кащея обратился к засохшей полыни:

— Да, Крон, и цветочков, для дамы, собрать негде…

— Тебе-то что?

— Смотри — достану букет и сам подарю!

— А ты не боишься? — удивился Крон.

— А что ты мне сделаешь, — спросил Кащей, — неужели побьёшь?

— Да не меня — её!

— Ну, цветочки, в случае чего, на могилу положить можно…

— Типун тебе на язык! — зашикал на него Бульдозер.

Комбат тяжко вздохнул и сказал:

— То вы, с Сутулым, поздравлять с Восьмым марта резиновых кукол помышляете, то к манекенам пристаёте. Что-то, вы мне не нравитесь, последнее время…

— А ты нам очень…

— Да, пошли вы…

— Сначала Новый год впереди, а вы про Восьмое марта. — Лениво заметил Почтальон.

— Не напоминай, — поморщился Дед. — Ничего хорошего, от него, уже никто не ждёт. Причём давно.

— Постарели мы уже! — констатировал факт Пифагор и пригладил рукой волосы, начинающие покидать родную поляну.

— Если бы! — возразил Дед. — Я тут нечаянно подслушал разговор старшей дочери, так в её компании, ни у кого нет ощущения праздника. Так что, перемены слишком зачастили, а планету лихорадит, похлеще Сутулого.

— Не нравится мне этот ионосферный пробой на романтику! — вмешался Бармалей. — Вам что — разговаривать больше не о чем? Цветочки, праздники, куклы…

— Ты цветы не даришь? — удивился Доцент.

— С чего бы это? Они тебе яблочко услужливо протягивают, типа: «Кусни!», а я… Да болт им ржавый.

— Нема болтов и гаек — все по окрестностям разлетелись, — не согласился с доводами Доцент. — Теперь, даже рану перебинтовать нечем будет…

— В морге перебинтуют! — отрезал Комбат.

— У нас таких услуг не предоставляется, как мумификация, — усмехнулся Доцент, нащупав новую жилку в сфере похоронного бизнеса. — Упущение.

— Я, так полагаю, это по законодательной базе не прокатит, — возразил Почтальон. — Впрочем — не знаю.

Пока Сутулый не пришёл в себя, сталкерам пришлось обосноваться основательно. Для больного возвели палатку и утеплили газовой горелкой. Химические грелки Сутулому насовали во все щели его одежды и сделали второй укол, следуя инструкциям доктора.

— Ну что, Кащей, сломался у тебя напарник! — подколол Комбат оставшегося, в одиночестве, бойца невидимого фронта.

В ответ на подобные замечания, Кащей долго мычал и фыркал, пока приколист не пресёк его жалкие потуги:

— Вяло — не убедительно, хоть ты и сам знаешь, как это делается: встал посередине зала и сказал, кому-куда идти.

К утру Сутулого отпустило, в результате чего он сильно пропотел. Пришлось ещё целый час просушивать одежду над костром, прежде чем можно было тронуться в путь. Все понимали, что время безнадёжно упущено, но оставаться жить на поляне — не собирались. С каждыми календарными сутками, воздух по ночам становился всё холоднее и холоднее. Утром послабление не ощущалось и пришлось товарищам скидываться по шмотке на обогрев, пока основное обмундирование Сутулого не просохнет. В результате, он стоял посередине поляны, как чучело на огороде, пугая пролетавших ворон. Наина категорически наблюдала за процедурой переодевания и только усмехалась, на что Крон не выдержал:

— Ну, и что тебя так рассмешило?

— Вспомнила старую поговорку: «С миру по нитке — нищему рубаха».

— Сутулый, ты это про кого, — поперхнулся завтраком Почтальон, — про себя или про улетевшую ворону?

— Да, что болезнь с людьми делает, — поддакнул Пифагор.

Наконец-то сборы закончились, вместе со спорами и препирательствами. Холодное осеннее солнце поднялось уже высоко и сталкеры покинули временный лагерь. Жёлтые листья под ногами хрустели, а в ложбинах, до сих пор стоял густой туман.

— Аномалия «Туман», — неожиданно заявил Бармалей. — Распространена далеко за пределами зоны отчуждения и в поле, без компаса, заблудиться — делать нечего.

— Ты на льду его, наверное, не видел, — заметил Крон. — Дальше вытянутой руки ничего не видно.

Тропа монотонно петляла ложбинами и перелесками, пока не вывела к заброшенному посёлку. Смешение архитектурных стилей было заметно невооружённым глазом. Создавалось такое впечатление, как-будто здесь жили люди различных национальностей, причём, каждая из народностей принесла частицу своей культуры.

— Всё — необходима перегазовка! — решительно заявил Бульдозер.

— Так выпусти пар! — посоветовал Доцент. — Чего к нам-то пристал?

— Антракт, говорю…

— Привал, так привал, — согласился Комбат и спустил рюкзак на землю, распрямляя затёкшие плечи.

На отшибе стоял полуразваленный дом из красного кирпича под белой штукатуркой, местами осыпавшейся, но ещё крепко державшейся на стенах. Через разбитые окна солнечный свет проникал в комнаты, оживляя мёртвый пейзаж. Ненужный хлам и отсутствие мебели завершали картину запустения, но в одной из комнат первого этажа, Комбат обнаружил рояль. На его призыв, прибежали все, кто не остался равнодушным к необычным явлениям зоны отчуждения.

— Странно, а чего это он здесь стоит? — настороженно спросил Дед.

— Что тебя удивило? — не понял Крон его опасений.

— Почему рояль не вывезли, вместе с остальными вещами — на свалку? — пояснил Дед причину своих сомнений.

— А ты его пробовал поднять? — усмехнулся Комбат, стукнув по крышке инструмента, как по гробовой доске.

Поднявшаяся коричневая пыль ещё долго стояла в воздухе, забивая носы и вызывая приступы чиханья. Комбату сделали внушение, опираясь, в основном, на нецензурный сленг и предпочитая подкреплять его жестами, но пыли, от этого, меньше не стало.

— Сыграем в двадцать рук? — предложил Доцент.

— Почему не в двадцать шесть? — не понял Бульдозер, пересчитав товарищей по головам и присовокупив проводников.

— Потому что Наина петь будет, а Сутулый с Кащеем педали нажимать, — пояснил Доцент алгоритм предстоящего выступления. — Всё-равно для них, за клавиатурой, места нет!

Сонаты не получилось. Какофонии — тоже. Приподняв крышку и заглянув внутрь, Бармалей присвистнул и разочарованно воскликнул:

— Всё уже украдено! Понятное дело, как в синема: до нас и давно.

Почтальон облегчённо вздохнул и радостно предупредил:

— Не свисти — в аномалии артефактов не будет!

— Что же ящик-то не спалили, или и так дров хватает, — недоуменно развёл руками Пифагор, — и кому понадобилась чугунная станина, интересно бы знать?

Ни взрывать, ни палить — ничего не стали. Молча собравшись, товарищи продолжили путь к НИИ и теперь тропа лежала через небольшие болота, пользующиеся у местных дурной репутацией.

— В этих плавнях будьте осторожнее, — предупредил Макинтош сталкеров. — В них видели гигантских жаб.

— А обойти никак? — осторожно спросил Кащей.

— Далеко, — ответил, за Гришу, Сусанин. — Боюсь, что тем путём и до вечера не обернёмся, а ночевать на этих болотах, ещё никто не решился.

Шурша камышом и хрустя прошлогодним тростником, группа осторожно пробиралась через плавни, выйдя в самое сердце болот. Под ногами хлюпал чёрный ил, вперемежку с протухшей водой. Пахло болотным газом. Метан и серо-водород, время от времени, пузырями поднимались к поверхности, в районах чистой воды. Неожиданно, из зарослей тростника, неизвестно откуда появилась дикая собака. То, что она не совсем нормальная, все поняли сразу, но то, что произошло в следующий миг, не укладывалось, ни в какие рамки. Она подпрыгнула в воздух, намереваясь слёту атаковать сталкеров и исчезла, во внезапно возникшей, из глубины болота, огромной жабьей пасти.

— Похоже, гигант реагирует только на пролетающих насекомых, — задумчиво прошептал Сусанин. — И не только… То-то я смотрю — здесь все ползком пробираются.

— Можно эксперимент провести, — с мрачным лицом предложил Дед.

— Как? — ещё мрачнее спросил Доцент.

— За руки, за ноги подбросить, кого нибудь ненужного… Ты видел, какой у собаки был богатырский скок?

Договорить им не дали. Липкая слюна из пасти гигантской жабы молниеносно пролетела над поляной и намертво прилипла к рюкзаку Деда. Он, так-же молниеносно, скинул лямки поклажи и она, свистя половниками и котелками, привязанными к карманам, улетела в рот ненасытной амфибии. Вслед за ней полетела граната РПГ — 41. Из глубины, со смачным звуком, вылетел несъедобный, и от этого выплюнутый рюкзак, а через пару секунд гулкий взрыв потряс болото, подняв в небо большой столб воды. С шумом падая вниз, она оставила на своей поверхности плавающую, кверху брюхом, жабу.

— Вот это бурдюк — под горилку! — восхитился Сутулый.

— Ага, и под молоко сгодится, — добавил Кащей.

— Старые деревенские рецепты сохранности свежих молочных продуктов, меня лично — не интересуют, — небрежно бросил Крон. — Я не пью молоко, а вот валить отсюда — надо скоренько!

Пока сталкеры, почти бегом, форсировали болото, преодолевая остаток пути, на ходу у них получилось обсудить происшествие.

— Столько мяса осталось пропадать! — воскликнул Почтальон. — Где-нибудь поблизости есть французский ресторан?

— Есть, — подтвердил Комбат. — Примерно, в двух — двух с половиной тысяч километров.

— Ласты водолазам можно продать, — вставил своё мнение Пифагор.

— А им то, покой, они нужны? — не понял Крон.

— Как зачем? Грести!

— Это амуниция аквалангистов.

— Да мне — до подводного фонаря! — отмахнулся Пифагор и поправил лямки рюкзака, которые сильно давили на плечи, несмотря на все ухищрения современных дизайнеров от туризма.

Выскочив из плавней, сталкеры не останавливаясь, ринулись в сторону НИИ, словно чувствуя за спиной липкое приспособление для охоты. Треща сухим валежником, они проскочили лесополосу, отделяющее поле от дороги и, поднимая клубы белесоватой пыли, ворвались на территорию научного учреждения. Можно было передохнуть и успокоиться.

— Уф! — выдохнул Макинтош. — Можно передохнуть.

— Фу-у-у! — поддакнул Сусанин.

Научный центр жил своей прежней жизнью, необременённый житейскими трудностями, но озадаченный научными проблемами. Люди в белых халатах, как привидения в простынях, сновали взад вперёд, потупив взоры в пол или дырявя потолок задумчивыми глазами. Придя в себя, товарищи решили продолжить путь на свалку.

Проводники обещали провести самым коротким путём, значительно сокращая время на переход.

— Пойдём «Каменной долиной», — объявил о своём решении Макинтош. — Это значительно сохранит вам время. Правда, в ней немного жутковато и сталкеры не любят посещать те места.

— Опять жутковато! — недовольно бурчал Доцент. — Нет бы, кто привёл в то место, где было бы, по праздничному весело.

— Некоторые называют это место аномалией «Каменные столбы», — теперь уже продолжил Сусанин. — Впрочем, я в этом не уверен.

Сталкеры не стали расслабляться и немедленно выступили в путь, с тоской оглядываясь на уютные апартаменты НИИ и, через непродолжительное время, вышли к злополучной аномалии. По всей поляне были разбросаны каменные статуи: какие стояли, какие лежали, какие оказались разбитыми. Невидимая рука разметала их осколки повсюду.

— Что это, Григорий? — с удивлением спросил Крон, усмотрев в камне сталкерский облик.

— Кое — кто утверждает, что это работа «Сумасшедшего сталкера», но, один знаток мне сказал, что они, раньше — были живыми…

— Ну, прямо «Медуза — Горгона» завелась! — развёл руки в стороны Почтальон. — Вон, даже зеркало окаменело…

— Где? — недоверчиво спросил Бульдозер, с опаской разглядывая каменные развалины.

— Да вот…

Почтальон пнул ногой каменный поднос, очень смахивающий на зеркальный кругляш, который вешают в прихожей или ванной комнате. Неожиданно, он разлетелся на множество мелких осколков и Крону даже показалось, что послышался звон стекла.

— Не трогайте ничего! — скомандовал Комбат, у которого нервы подходили к предельной точке напряжения.

— Да уж — лучше воздержаться, от пробы на ощупь, — поддержал его Крон.

Пифагор внимательно осмотрел изваяния и, обращаясь к Доценту, сказал:

— Это что же получается: минерализация прошла ускоренными темпами? Как так может получиться, что диффузия ускорит свой процесс?

— Может быть, в связи с повышенным давлением и воздействием высоких температур? Не исключается влияние электричества, а так же, наличие электромеханических полей…

— Кончай пургу молоть — наука! — перебил их Бармалей. — Пошли отсюда скорее, пока каменный гость не пришёл.

Не успели сталкеры выскочить из каменной галереи, как неожиданно, из-за камней появилась, довольно большая змея. Она протиснулась между ног скульптуры, в результате чего послышался приглушённый хруст.

— Что это было? — насторожился Комбат.

— Змея, заглатывая яйцо, проползает между двух камней, лежащих близко друг к другу, — пояснил Крон. — Скорлупа трескается и продукт усваивается.

— Да, но я слышал три хруста!

— Значит, она заглотнула три яйца — зараз!

— В самом деле? Ну, может быть — может быть…

Комбат, удовлетворённый объяснением, пошёл на выход, а Крон последовал за ним, с опаской косясь в сторону Наины. Выйдя на периметр аномалии, сталкеры остановились на перекур.

— Эх, табачок на исходе! — пожаловался на судьбу Крон.

— Иди в город — бычки собирать, — посоветовал Дед.

— Почему просто не купить?

— А ты озаботился приобретением местной валюты?

Крон пожал плечами и поделился своими соображениями:

— Ну, это несложно, и вообще: есть приспособление, который народ изобрёл. Ну, может и не весь народ, но некоторые апологеты проделывали манипуляции, с помощью изобретения. Ведро без дна! Апробированное средство, ещё в конце восьмидесятых годов прошлого века, когда на страну навалился табачно-винный кризис. Его помнят все, кто жил в то время и коснулось это, в том числе, тоже — всех. Непьющих и некурящих. Они, попросту спекулировали на товаре, потому что на него выдавались талоны. Ну, так вот: ведро без дна — удобное средство для подбора жирных чинариков. Тощих — тоже. Прохожий с ведром, накрытом тряпкой, ставил его на объект, а сам, в то же самое время, утилизировал отходы в специальный карман внутри ведра. Одновременно он строил скорбную рожу, заботливо поправляя поклажу и ворча под нос о несовершенстве тары для транспортировки: яиц, бухла, муки или соли — нужное выбрать из списка. Кстати, и горбушку хлеба не надо за угол запинывать, дополнительно её пачкая…

Неожиданно, с оглушительным треском, воздух разорвал фрактал молний, ослепив бело-голубой вспышкой. Кто ещё не успел прикурить, уже вовсю дымили почерневшими чинариками, приглаживая вздыбленные волосы.

— Бежим отсюда быстрее! — ошалело предложил Дед и толпа устремилась по тропе, ведущей на свалку.

Спешно покинув негостеприимное место, они в ритме марш-броска пробежали такое расстояние, которое в обычное время было бы недоступно для большинства марафонцев. На ходу скинув рюкзак, Бульдозер обнял его, падая на колени, не в силах выдохнуть. Пот, тяжёлыми каплями стекал по лицу на землю, образуя новые солончаки. Остальные выглядели не лучше и даже Наина казалась измождённой, несмотря на отсутствие поклажи.

— Старость — не радость, — выдохнул Крон, произнеся известную, но настолько избитую истину, что она уже не трогает сердца своей обречённостью.

— Это не имеет под собой твёрдого основания, — возразил Дед. — Отсутствует, так же, убедительное обоснование — всё зыбко…

— А что, пан философ, не пора ли нам принять на грудь эликсир отрешённости? — предложил Доцент.

— Осторожно, зелье успокоения может обострить болтологию, — предупредил Бармалей, разливая по кружкам означенный эликсир.

Сутулый с Кащеем паслись первыми, протягивая свою посуду, несмотря на потерю сил, после продолжительного марафона.

— Гриша, Ваня — идите к нам! — позвал проводников Кащей. — Чего вы там к навозу жмётесь? В хлеву, что ли, воспитывались?

— Угу, — подтвердил Сутулый. — Кто не с нами, тот против нас.

— Да уж! — согласился с обоими Почтальон. — Плыть против вашего течения чревато, но, плыть по этому течению — ещё опаснее.

— Ну, все твердят про борьбу, — поделился своими соображениями Крон. — Не всегда это целесообразно. Вот короткий пример: плыл один индивид против течения к бакену, но не справился — сил не хватило. Только выдохся весь. Если бы и доплыл до бакена, то что толку? Ну, посидел бы на нём и один пень, пришлось бы плыть к берегу, но только позже, а если бы толком на нём не отдохнул, бесцельно проводя время, на обратном пути мог утонуть. Как он обессиленный, тогда добрался? Правда, его на лодке подстраховывали.

— Налить философу! — твёрдо заявил Комбат.

— Да у них уже руки трясутся, — пренебрежительно махнул рукой Крон. — Координация движений нарушена — вилкой в огурец попасть не могут.

— У нас нет огурцов, — опроверг его версию Сутулый.

— Не лови меня за руку!

— На слове! — поправил его Комбат. — На слове. За руку ловят на воровстве.

 

Глава двадцать вторая Долетайте до самого Солнца

Свалка выплывала из-за холма медленно; не торопясь, смакуя каждую деталь своего интерьера. Поочерёдно демонстрируя каждый унитаз и каждое инородное вкрапление, она неизбежно заполняла собой видимый горизонт, пока не раскрылась в полной красе. Со стороны торчащего края вимана было подозрительно тихо, хоть в этом не было ничего удивительного. Никто бы не смог заподозрить того, чтобы вход находился именно отсюда. Это было бы даже странно.

Наина долго копалась, в непонятной для ума технике и вернулась со странным прибором.

— «Щуп», — пояснила она. — Входит в навигационное оборудование вимана. При необходимости, позволяет нащупать противника и крепко усесться ему на хвост. Будет следовать за врагом, как привязанный, прошмыгнув в любую щель. Правда непонятно, как при равных возможностях, они это проделывали, ну, да это к делу не относится. Судя по вибрации летательного аппарата, он ещё не готов к вылету.

— Добровольцы-испытатели есть? — спросил Комбат, нисколько не надеясь на положительный ответ.

Он задал этот вопрос просто так, не задумываясь над сказанным. Комбат ни в коем случае не желал проводить полевые испытания — это получилось, как-то походя — само-собой.

Бульдозер взял в руки прибор и долго крутил в руках.

— Подождите вы с добровольцами, — нерешительно произнёс он. — Привыкнуть, ведь, надо.

Толстяк уже было хотел положить таинственный агрегат на пенёк и предложить решение методом жеребьёвки, но нечаянно нажал какую-то кнопку. Появившись в фойе станции метрополитена, Бульдозер тут же наткнулся на полицейский патруль. Стражи порядка не стали соображать, откуда он взялся, а следуя инструкциям, схватились за дубинки. Не узнать, такую рожу, проходящую по полицейским сводкам, как особо опасный преступник, они не могли и тут же устремились в погоню, пытаясь остановить беглеца всевозможными предупреждениями и приказами, предусмотренными уставом патрульно-постовой службы. Угрозы сыпались, как из рога изобилия, но Бульдозер прикинулся глухим. Не замечая турникета, он проломил заграждение и нёсся вперёд, через перрон станции, где за спасительной дверью должен ждать изгиб пространства: маленький, для такого аномального колобка, но достаточный, чтобы выпихнуть его в безопасную зону. Беглец не мог, в этот момент сказать, почему он бежал именно туда — шестое чувство само вело на выход. Особо прыткий полицейский преследовал его по пятам и уже занёс над головой резиновую дубинку, готовый ударить сию же минуту, но не успел, так как Бульдозер, на бегу выломав дверь, исчез из поля зрения. Вместо него появился другой страж порядка, бегущий наперехват нарушителю, с противоположной стороны станции и уже вовсю празднующий победу. Он и получил грубой резиной по довольному лицу… Бульдозер давно исчез, а полицейские всё продолжали угощать друг друга дубинками, войдя в боевой раж и обидевшись, один на другого. Впоследствии, коллегам стоило большого труда примирить их между собой и всё вернулось, на круги своя. Сослуживцы стали, чуть ли не побратимы. Так бы и продолжалась тянуться эта идиллия, но в дело вмешался случай, представленный жирной назойливой мухой. В это лето они особенно расплодились, и имели несуразно-аномальные размеры. Два часа она измывалась над стражем порядка, доведя последнего до белого каления. Он обнажил резиновую дубинку так, как самурай обнажает меч — гордо и решительно, с твёрдым намерением истребить тварь, размазав её по стене. Муха — монстр, как раз уселась на двери, а красный, от злости, полицейский со всей силой врезал по ней дубиной. В это время дверь отворилась, а в дверной проём заглянуло довольное лицо его побратима…

Со стороны свалки нёсся Бульдозер, приближаясь к растерянным товарищам. На бегу поправляя спадающие штаны одной рукой, второй он придерживал выпадающий изо рта язык, которого выпирало, от усердия. Он, с разбега плюхнулся на рюкзак и бешено вращая глазами, недовольно прорычал, вытирая пот с раскрасневшегося лица:

— А вы что хотели — водка так просто не даётся! В следующий раз, в магазин пойдёшь ты!

С этими словами он ткнул пальцем в Сутулого и положил прибор на пенёк, прикрыв сверху газетой.

— Вот, в метрополитене под руки попалась свежая пресса. Прихватил, пока улепётывал.

Газета «Энский вестник» изрядно помялась, пока Бульдозер её тискал по переходам метро, но имела вполне читабельный вид. В сводке происшествий за последнее время имелся крупный раздел: «Их разыскивает милиция!» На всю страницу красовались десять знакомых лиц, не имевших толкового порядка очерёдности.

— Вот это морда! — восхитился Почтальон. — Будто сведена комой…

В это время, он как раз рассматривал виновника торжества.

— Твоя рожа лучше, можно подумать! — огрызнулся Бульдозер.

— Похоже, что его укусила змея, — сказал Пифагор, заглянув Почтальону через плечо.

— Скорее всего — сделали инъекцию ботулизма, — со знанием дела, поправил обоих Бармалей.

— Хуже может быть, только фото на паспорт, — изрёк Крон известную истину, кочующую из анекдота в анекдот.

— Не только! — возразил Комбат. — Ещё фото «На память!» сюда можно присовокупить.

— Кстати — почему милиция, а не полиция? — не понял Доцент.

— Когда вешали, была ещё милиция, — пояснил Дед. — Сколько времени-то прошло.

— Ну, не так уж и много…

Оба проводника: и Макинтош, и Сусанин — с любопытством разглядывали фото тех, кого они водили по зоне отчуждения. Собственно, они и сами, вполне могли бы угодить в этот раздел, как нарушители пребывания в запретной зоне, не входящих в список разрешённых лиц.

— Смотрите — ка, какое объявление! — воскликнул Кащей. — «Есть работа за рубежом… Энской области…»

— В подтанцовках на картофельных полях? — засмеялся Пифагор.

— Точно! — подтвердил Бармалей. — Спляшем, друзи мои! Не отдадим родную землю на растерзание, да на поругание заграничному комбайну! Комбат — целься!

— Как ты помнишь, от «Шмеля» мы дружно отказались, — возразил несостоявшийся артиллерист.

— Да, неплохо иметь в команде гранатомётчика, — с сожалением высказался Крон и вздохнул. — Снайпер, тоже бы, не помешал.

— А Дед? — напомнил Бульдозер о наличии «Чёрной Вдовы».

— Это автомат, — спокойно, но твёрдо возразил Крон. — Я имел ввиду сверхдальнобойную винтовку, с дальностью действия около двух с половиной километров.

— Такой снайпер, если он одиночка; без команды — потенциальный труп, — заметил Комбат.

— Ну, а нас-то сколько! — напомнил ему Почтальон.

— Некоторые дальнобойные винтовки весят побольше гранатомёта, — намекнул Комбат. — Кто возьмётся таскать с собой подобный ствол? Мы же не диверсанты!

Пока сталкеры разглагольствовали, на краю свалки появились две женские фигуры. Комбат вскинул бинокль и дал остальным знак рукой, чтобы они пригнулись. Чудо буржуйской цифровой техники приближало фигуры так, что можно было рассмотреть поры лица. Вот лиц-то, как раз и не было видно: дамы закрыли их платками, на восточный манер. Только глаза излучали таинственную энергию, от которой пробивало в дрожь. Сутулый с Кащеем интуитивно потянулись к ним навстречу, но Комбат показал им кулак, пытаясь отрезвить обоих.

— Что это у них с ногами? — не понял Дед, крутя ручку настройки резкости. — Никак чулки с начёсом?

— Нет, это щетина через капрон пробивается, — съязвил Крон, получив от Наины кулачком в бок. — Гетры это!

— А я никакой опасности не вижу! — возмутился Кащей.

— Пить надо меньше! — предупредил его Бармалей. — Не вижу, значит — этого не существует. Стул! Вставь два гвоздя в розетку, только смотри поаккуратнее, а не то, тебя не откачаем. Не забудь присоединить к ним два провода — сейчас будем невидимое демонстрировать…

Чёрные платки на лицах мадемуазель дополнительно обматывали шею и ниспадали на плечи. На фоне европейской одежды, арабская мода выглядела, несколько, футуристично. О чём-то долго споря, между собой, беглянки то и дело показывали руками на группу отверстий, только что откопанную мумиями и еле видные из кучи мусора. Подсобные рабочие сгрудились рядом, оперевшись на лопаты и наблюдая за сопором хозяек.

— Бинокль, что ли барахлит? — спросил сам себя Комбат, рассматривая оптический прибор, со всех сторон. — Картинка рябит…

— Хуже, — пояснила Наина. — Они сумели выставить защитный барьер вимана. Не такие наивные, ваши провинциалки.

— Почему наши? — обиделся Дед. — Они такие же наши, как и твои!

— Зря, выходит, «Щуп» доставали? — вздохнул Доцент.

— Почему зря? — возразил Комбат. — Теперь у них навигатор неполноценный — не смогут сесть на хвоста.

— А ты что, решил с виманом в бой вступить — на велосипеде?

— Да у меня и самоката-то нет!

Между тем, у оголённого края летательного аппарата события происходили стремительно. Мумии, только что, отгребли мусор от странной секции: шесть на шесть рядов отверстий из серебристого материала непонятного назначения, заляпанные грязью свалки. На унитазы это уже не смахивало, даже с натягом, поэтому, Крон спросил у Наины:

— Что это?

— Маршевый двигатель, для перемещения в космическом пространстве. В вакууме, то есть… Мусором, наверное, забит…

— Ну, и каковы наши дальнейшие действия? — подал голос Почтальон, не отрываясь от бинокля.

— Пень его знает! — пожал плечами Крон. — Попробовать со стороны подвала, где, собственно, и находится вход в аппарат. Защитный барьер не должен распространяться на такой радиус.

— Все мумии с лопатами, — напомнил об осторожности Комбат. — Может получиться большая стрельба, с нашей стороны.

Сталкеры подползли ближе, насколько это возможно, и продолжили наблюдение из-за бетонной плиты, которая не позволяла их обнаружить. Возможно, барышни были настолько уверены в собственной неуязвимости, выставив защитный барьер, что не обращали внимания ни на какие поползновения извне. Даже на то, как полз Бульдозер.

— Катить его надо! — зло прошептал Бармалей. — Чего он, как жаба, грести пытается?

На раскопках продолжали развиваться стремительные события. После долгих пререкательств, между собой, барышни послали на разведку мумию. Она полезла в дюзу двигателя и забавно сучила в воздухе ногами, по всей видимости, застряв. Две её товарки ухватили барахтающуюся подругу и выдернули назад. На свет Божий, мумия показалась с большим унитазом в руке. Вопросительно посмотрев на хозяек, она отшвырнула сантехнику в сторону и полезла проверять другое сопло. В нём оказалось чисто, но, вероятно, не настолько, потому что барышни наклонились к отверстию, пытаясь в нём, что-то высмотреть. Долгое глазение в пустоту ничего не дало и они стали активно обсуждать возникшую проблему, размахивая руками.

— Что-то я не разобрал, о чём они спорят! — громко прошептал Пифагор, напрягая слух.

— Обсуждают — как правильно банником баннить ствол орудия, — прояснил ситуацию Бармалей, имевший музыкальный слух. — В данном случае — дюзы. Гудение барьера, ещё, сбивает с толку…

— Тьфу ты, блин! — выругался Пифагор. — Артиллеристка ты моя…

— Твоя какая? — поинтересовался Почтальон.

— Тихо вы! — осадил их Комбат. — Нашли время для приколов.

Ситуация у вимана, как-будто бы, прояснилась. Две воительницы отдали команду и со стороны наблюдали за подготовкой двигателя к полёту. Отняв у мумии-разведчика бинтовку, её подруга намотала льняную ткань на черенок лопаты. Почерневшие, но, по-прежнему качественные, бинты ложились ровно. Намотав на банник солидный пучок, две особи ухватились за палку и начали прочищать все сопла, по очереди. Оголённая мумия стыдливо прикрылась пальто. Одной порции бинтов оказалось мало и взоры работников обратились ко второй товарке, но тут промашка вышла. Ткань на ней, настолько сильно прикипела к высохшему телу, что не поддавалась разбинтовке. Её, не раздевая, затолкали в сопло, прочищая огромный инжектор: где заставив лазить по-пластунски, а где применив ручную силу, таская мумию за ноги — взад-вперёд.

— Как бутылку, из-под кефира, моют, — мрачно промычал, себе под нос, Доцент.

Наконец — то мумии справились с задачей и воительницы, оценив конечный результат, остались довольны. Они спешно покинули участок раскопок, увлекая за собой рабочих, с лопатами на плечах.

— Смотались, — облегчённо выдохнул Бульдозер. — Всё Кащей — развод и девичья фамилия!

Кащей обиженно посмотрел на приколиста. К нему присоединился Сутулый, подбирая в уме, что бы такого едкого сказать в ответ, но в голове вертелся банальный мат, не соответствующий настроению торжественного случая. Пока он усиленно думал, в разговор вмешался Доцент, внеся свою поправку, относительно взаимоотношения полов, сложившуюся в последнее десятилетие — другое:

— В наше время, проблемой для развода является не наличие детей, а наличие денег, но самое главное — их количество. Без брачного договора — это проблема номер один, а если монет нет, то и ты никого не интересуешь. В загсе таких пар — пруд пруди. Каждый день шмыгают, целыми партиями… Измена — первая, из причин, маскируемая тем, что не сошлись характерами.

— Много текста, Док! — перебил его Пифагор. — Минотавр вам теперь родственник. Ищите в плавнях Тесея и забодайте его! Персея, заодно.

— А они — то тут при чём? — не понял Сутулый.

— Так, навеяло образом минотавра, имеющего рога. А эти двое — герои языческого опуса о мифах. Там так всё навалено в одну кучу, что я и сам уже запутался.

— Хватит вам! — вмешался Комбат. — Что делать будем?

— Да пусть ведьмы проваливают отсюда, пока всех сталкеров не перепортили! — резко ответил Крон и посмотрел на Наину.

Со стороны, сразу было видно, что это именно она посоветовала ему выступить с пламенной речью. С самым глубоким сарказмом, который мог найти в себе Дед, он произнёс короткое:

— Ага!

— А что?

— Ничего! — уже мягче, но всё же резко, ответил Дед. — Тебя спеленает Наина и утащит, в неизвестном направлении, а нам что делать?

— Возьму к себе грумами, — засмеялся Крон. — Ваши рожи гуталином намажу и, кого куда: двоих на ворота, одного со свечкой поставлю — вместо торшера.

Целый гвалт возмущённых голосов раздался со всех сторон, но в это время земля вздрогнула. Все насторожились, но толчки больше не повторялись.

— Ты поняла, куда нам с тобой идти? — улыбаясь, спросил Крон Наину.

— Да свиньи…

— У-у-у! Значит поняла. Да, собаки они…

Прятаться больше было не от кого и Комбат, поднявшись во весь рост, сказал:

— Помнится, кто-то говорил, будто вход в НЛО лежит со стороны подвала. Точнее, прямо из него.

— Ты так решительно встал, что я подумал про атаку на барьер, — испуганно прошептал Почтальон. — Мозги прочищать — методом вышибания.

— Жаль — барьер включен, а то бы арбузов понапихали, в каждую дюзу, — зло сплюнул Крон. — Может, потерпят крушение, на лунной орбите.

— Почему ты решил, что они отправятся, именно на Луну? — спросил Комбат, с подозрением косясь на сладкую парочку.

— Наина сказала. Там база атлантов: то ли бывшая, то ли действующая — на обратной стороне спутника. Может быть, попробуем пробраться на борт? Я себе не прощу того, что мог посмотреть воочию на устройство вимана и не воспользовался этим случаем.

Обойдя свалку по периметру и плюнув в каждый встреченный унитаз, товарищи подходили к подвалу. Проводники решили присоединиться к экспедиции, надеясь, в последствии, чем-нибудь поживиться. Уже показался вход, но перед ним выстроилась целая рота мумий, с лопатами в руках. Возглавляла линию заграждения мумия в бродвейском пальто, сверкая красной заплатой в белый горошек.

— Сейчас она нам всё припомнит, — шепнул Крон Наине.

— Воблы сушёные! — в сердцах воскликнул Комбат. — Они не дадут нам пройти, просто так. Не впустят!

— Я сомневаюсь, что пуля им повредит, — сделал замечание Дед.

— Предлагал нам Грек купить огнемёт! — заканючил Кащей, рассматривая свой несовершенный ствол, не приспособленный для борьбы с нежитью.

— Достал уже! — отмахнулся от него Комбат, готовясь к штурму местной крепости. — Готовь гранаты.

— Слушай, Ком, а может не стоит? — возразил Крон. — Что нам даст взятие подвала. Наверняка, защитный барьер не впустит нас на борт, а тут мы рискуем получить лопатой в лоб — по неосторожности. Посмотри — сколько их!

— Пожалуй, — согласился Комбат. — Отходим…

Сталкеры уже собирались отступить, когда неожиданно мумии пошли в атаку. Такого поворота сценария никто не ожидал. Наступающие ощетинились занесёнными, для удара, лопатами. От них можно было ожидать воинственного крика «ура», но они предпочитали атаковать молча.

Ручные гранаты и гранаты из подствольного гранатомёта Бульдозера разметали сушёную армию по поляне. Подствольный дробовик Деда доделал дело, кроша в пыль эксклюзивную ткань бинтов, не хуже, чем расширяющийся газ тротила, несущий разорванный металл. Теперь уже сталкеры пошли в контратаку. Подвал должен быть взят, непонятно зачем. Тысячелетняя пыль витала в воздухе, смешиваясь с местной и микроскопическими обрывками бинтовки. Дед, в запале, подбежал к двери подвального помещения и произвёл подряд три выстрела крупной картечью. Затем он, сорвав лимонку с пояса, бросил её в темноту, припомнив какого-то итальянца. Красную заплату в белый горошек втоптали в грязь, а про пальто, Бродвею решили ничего не говорить.

Пока товарищи штурмовали подвал, виман взревел двигателем, как самый мощный ураган, подняв в воздух тучи пыли. Свалка вздрогнула, поднялась на дыбы и, с оглушительным грохотом, взорвалась, разметав по окрестностям сантехнику. Серебристое тело, теряя циркониевое покрытие, моментально взмылось в небо, растаяв за облаками. Уворачиваясь от разлетающегося кафеля, сталкеры попрятались, кто-куда и через минуту, всё стихло. Тихо оседала пыль, а из раздолбанного радио, стоящего внутри подвала и сорванного со стены взрывом, передавали интервью, данной чиновниками местной газете: «Оба высокопоставленных начальника отрицают наличие у них, каких бы то ни было дочерей, и не понимают, откуда появились слухи, а тем-более плакаты, про воинствующих сталкеров! В самой полиции, так же не могли дать вразумительного ответа, на этот вопрос».

— Вот и реабилитация…

 

Эпилог

Родина встретила прохладно. Лежал глубокий снег, а страна готовилась к встрече Нового года. Крон мрачно наблюдал за тем, как двое рабочих, стоя на стремянке, пытались водрузить на макушку срубленной ели пятиконечную звезду. На эту процедуру у него нашлось едкое замечание:

— Вон! Ёлке, звезду героя дали — посмертно…

— В соседнем районе манекен награждают, — усмехнулся Комбат.

— Какой манекен? — не понял Доцент, с подозрением косясь на автора изречения.

— Пластиковую ёлку…

— Ха! — усмехнулся Дед. — Док — чему ты удивился? Как — будто нельзя прикрутить кукле на грудь, что-нибудь, похожее на лучисто-когтистое.

— Можно, — подтвердил Бульдозер. — Можно и Дед Морозом нарядить, и снегурочку рядом поставить. Даже, из чёрного пластика. Мешок, весь в звёздах…

— Из которого он достаёт сталкерские подарки? — уточнил Пифагор.

— Пиф, как ты их себе представляешь, сувениры сталкерские и чем они отличаются от обывательских? — спросил Бармалей.

Пифагор на пальцах показал, что они из себя представляют и дополнительно снабдил пояснительным текстом:

— Сталкерский новогодний подарок: леденец, примотанный к мандарину синей изолентой.

— А почему не к гранате? — не понял Доцент. — Как — то, не символично.

— Раскатал губищу! — остудил его пыл Пифагор. — На одну гранату ящик мандаринов купить можно.

— Если не больше, — поправил его расчёты Комбат. — Всё зависит от конъюнктуры рынка.

— И срок заработать на покупке, тоже можно, — потёр руки Дед.

…

В Управлении Внутренних Дел полиции города Энска, после ухода съёмочной группы, царило оживление. Заместитель начальника крутил в руках плакат с надписью: «Их разыскивает милиция!»

— Почему милиция? — допытывался он у секретарши, на что та, только пожимала плечами. — Надо будет шефа спросить!

В кабинет вошёл начальник управления с безразличным видом и прихрамывая на левую ногу…