После посещения стольких злачных мест, Сутулый порядком окосел и размахивал пистолетом Калашникова в левой руке, а немецким МП-40 — в правой. Прогрессивное человечество стало беспокоиться: как бы он не влепил, кому-нибудь, из обоих стволов.
— Что-то мне Стул не нравится, — озабоченно высказался Почтальон, с опаской поглядывая на расшалившегося товарища. — Того гляди — угостит свинцовым сэндвичем.
— Задолбал ты уже, своими свинцовыми сандвичами! — в сердцах воскликнул Дед. — Лучше бы настоящих раздобыл…
К нему, сразу же присоединились Доцент с Пифагором, разделяя дедовское мнение, насчёт неполноценного питания. В этом они оказались одиноки, так как Крон сразу же пресёк любые поползновения на рацион сталкера:
— Я бы и сам не отказался от хорошего шашлыка, но жевать буржуйское дерьмо… Я один раз попробовал и больше не хочу. И вообще, если вам так нравится жрать в сухомятку, то лучше об этом не вспоминайте, потому что кроме расстройства нервов, ничего не получите. Подождите до возвращения на Большую Землю и получайте, на здоровье, своё расстройство желудка…
Колбасно-сосисочный след терялся в умах и в переходах цехов одноимённого комбината. Сам комбинат отсюда не виден и его наличие, в принципе, пока не имело никакого значения, оставаясь в сознании, чем-то нереальным, на фоне серых развалин. То, что где-то идёт совсем другая жизнь, в подобных обстоятельствах стирается из памяти. Приобретая инопланетные черты, не свойственные образу жизни здешнего анклава, воспоминания о прошлом растворяются в ионосфере планеты, а мысли, о возможном возвращении, уносятся на кучерявых облаках.
Сутулый упал. Оба ствола, с глухим звуком, лязгнули об землю. Сталкеры опешили и за пару секунд, построили в уме столько предположений, что их с лихвой хватило бы на крупный медицинский центр, который принимал пострадавших из района катастрофы. Доцент нагнулся на лежащим и проверив пульс, мрачно сказал:
— Да у него горячка.
— Белая? — растерялся Кащей.
— Если бы! — с сожалением возразил Доцент. — Он весь горит — доктора надо. У нас есть, какие-нибудь таблетки?
— Как ты ему таблетку дашь? — возмутился Бармалей. — Разве что…
— На этот случай свечи выпускают, — спокойно пояснил новоявленный врач. — Я имел ввиду укол антибиотика, но ход твоих мыслей — мне нравится. Всё равно — в одно место…
— Давайте быстрее соображайте! — поторопил их Комбат.
Поиск в рюкзаках ничего не дал и Макинтош вызвался сгонять в одно место, где по его словам, можно найти всё, что угодно. Доктор в комплекте. Надеюсь, тропа не заросла и док на месте.
Он скрылся в кустах, а Сутулого уложили поудобнее, сделав на лоб холодный компресс.
— Ну и аптечки! — сокрушался Бульдозер. — Антибиотика широкого спектра действия нет, а от противобактериального препарата, вдруг ему ещё хуже станет? Он может больше не встать…
— Всё может быть, — подтвердил Бармалей. — Макинтош обещал быстро обернуться. Лучше подождать настоящего доктора.
Наина подошла к Сутулому и прищурившись, загадочно посмотрела на больного. Она о чём-то задумалась, а сталкеры напряглись.
— Найн! — воскликнул Крон.
— Чего? — отозвалась Наина.
— Ничего! Я сказал по — немецки — нет. Давай обойдёмся без психотропных препаратов.
— А с чего ты взял, что я собралась их применить?
— Ну, у тебя такой вид, — нерешительно ответил Крон.
— Если ты и дальше решил выражаться на иностранном языке, тогда тебе придётся переодеться в соответствующую форму, — намекнул Комбат.
— Зачем мне натовские портки? — поморщился Крон. — Телу ближе родная казахстанская шерсть и узбекский хлопок.
— Почему родные? — не понял Дед.
— Пока родные, а потом не знаю…
Вернулся Макинтош с доктором, который осмотрел больного и констатировал сильный жар, который и без него могли констатировать. Единственное, что не могли сделать без него, так это вколоть антибиотик. Оставив, на всякий случай, ещё пару ампул, доктор растворился в местной поросли, как и появился, с бодрым напутствием — ждать.
Сталкеры находились здесь, на поляне, а Сутулый пребывал за гранью. У него начался бред и кое-кому показалось, что он находится между жизнью и смертью. Невиданные города и веси, сверкающие огнями, поднялись над землёй и он слабым голосом произнёс:
— Мы чего пили? Журавлиный крик… Откуда они здесь и как сюда попали?
Он поворочался, беззвучно шевеля губами, и новые видения нахлынули с новой силой, сменяясь в калейдоскопе событий, но так же неожиданно пропали и Сутулый затих. Доцент пощупал пульс и успокоил товарищей:
— Живой…
— Тихо! — возбуждённо прошептал Сутулый. — Шахтёры на смену идут, а у каждого, железно — горилка и шмат вонючего сала.
— Горилка тоже вонючая? — осведомился Кащей, непроизвольно морщась, от возможного удовольствия.
— Хуже…
— Сжиженный иприт я ещё не пивал, — задумчиво произнёс Кащей, старательно ставя ударение на последней согласной.
— Правильно, поиграй по его правилам, пока антибиотик не подействует, в полную силу, — одобрил Доцент.
Видения Сутулого привели его в странное помещение, заставленное по последнему слову техники. Через подсознание, он понимал, что это цех, но не понимал — какой. В голове пронёсся разговор, но говоривших не было видно:
— Иннокентий Аполлонович, голубчик, никак не могу взять в толк, как нам запустить этот станок. Нам нужно шерстяное полотно на бильярдные столы, а он производит хлопчатобумажную ткань. Нижайше прошу Вашего соизволения проверить иноплеменную технику. Не сочтите за труд!
— Порфирий Венедиктович, любезнейший, не примяну-с! Окромя вашей мануфактуры, никто не смог выпустить сукно такого качества. Работать с Вами — одно удовольствие…
— С Вами, многоуважаемый Иннокентий Аполлонович, мы горы свернём, если захотим!
— Да пошёл ты…!
— Фу-ты! — раздался, откуда-то сверху, голос Доцента, полный вздоха облегчения. — Кажется, в себя приходит…
Антибиотик вёл свою разрушительную работу, среди бактериофагов, активизировавшихся в Сутулом, а этил проводил аналогичную деятельность, среди головных клеток мозга здоровых сталкеров. Когда все темы, для разговора, оказались исчерпанными, взор Кащея обратился к засохшей полыни:
— Да, Крон, и цветочков, для дамы, собрать негде…
— Тебе-то что?
— Смотри — достану букет и сам подарю!
— А ты не боишься? — удивился Крон.
— А что ты мне сделаешь, — спросил Кащей, — неужели побьёшь?
— Да не меня — её!
— Ну, цветочки, в случае чего, на могилу положить можно…
— Типун тебе на язык! — зашикал на него Бульдозер.
Комбат тяжко вздохнул и сказал:
— То вы, с Сутулым, поздравлять с Восьмым марта резиновых кукол помышляете, то к манекенам пристаёте. Что-то, вы мне не нравитесь, последнее время…
— А ты нам очень…
— Да, пошли вы…
— Сначала Новый год впереди, а вы про Восьмое марта. — Лениво заметил Почтальон.
— Не напоминай, — поморщился Дед. — Ничего хорошего, от него, уже никто не ждёт. Причём давно.
— Постарели мы уже! — констатировал факт Пифагор и пригладил рукой волосы, начинающие покидать родную поляну.
— Если бы! — возразил Дед. — Я тут нечаянно подслушал разговор старшей дочери, так в её компании, ни у кого нет ощущения праздника. Так что, перемены слишком зачастили, а планету лихорадит, похлеще Сутулого.
— Не нравится мне этот ионосферный пробой на романтику! — вмешался Бармалей. — Вам что — разговаривать больше не о чем? Цветочки, праздники, куклы…
— Ты цветы не даришь? — удивился Доцент.
— С чего бы это? Они тебе яблочко услужливо протягивают, типа: «Кусни!», а я… Да болт им ржавый.
— Нема болтов и гаек — все по окрестностям разлетелись, — не согласился с доводами Доцент. — Теперь, даже рану перебинтовать нечем будет…
— В морге перебинтуют! — отрезал Комбат.
— У нас таких услуг не предоставляется, как мумификация, — усмехнулся Доцент, нащупав новую жилку в сфере похоронного бизнеса. — Упущение.
— Я, так полагаю, это по законодательной базе не прокатит, — возразил Почтальон. — Впрочем — не знаю.
Пока Сутулый не пришёл в себя, сталкерам пришлось обосноваться основательно. Для больного возвели палатку и утеплили газовой горелкой. Химические грелки Сутулому насовали во все щели его одежды и сделали второй укол, следуя инструкциям доктора.
— Ну что, Кащей, сломался у тебя напарник! — подколол Комбат оставшегося, в одиночестве, бойца невидимого фронта.
В ответ на подобные замечания, Кащей долго мычал и фыркал, пока приколист не пресёк его жалкие потуги:
— Вяло — не убедительно, хоть ты и сам знаешь, как это делается: встал посередине зала и сказал, кому-куда идти.
К утру Сутулого отпустило, в результате чего он сильно пропотел. Пришлось ещё целый час просушивать одежду над костром, прежде чем можно было тронуться в путь. Все понимали, что время безнадёжно упущено, но оставаться жить на поляне — не собирались. С каждыми календарными сутками, воздух по ночам становился всё холоднее и холоднее. Утром послабление не ощущалось и пришлось товарищам скидываться по шмотке на обогрев, пока основное обмундирование Сутулого не просохнет. В результате, он стоял посередине поляны, как чучело на огороде, пугая пролетавших ворон. Наина категорически наблюдала за процедурой переодевания и только усмехалась, на что Крон не выдержал:
— Ну, и что тебя так рассмешило?
— Вспомнила старую поговорку: «С миру по нитке — нищему рубаха».
— Сутулый, ты это про кого, — поперхнулся завтраком Почтальон, — про себя или про улетевшую ворону?
— Да, что болезнь с людьми делает, — поддакнул Пифагор.
Наконец-то сборы закончились, вместе со спорами и препирательствами. Холодное осеннее солнце поднялось уже высоко и сталкеры покинули временный лагерь. Жёлтые листья под ногами хрустели, а в ложбинах, до сих пор стоял густой туман.
— Аномалия «Туман», — неожиданно заявил Бармалей. — Распространена далеко за пределами зоны отчуждения и в поле, без компаса, заблудиться — делать нечего.
— Ты на льду его, наверное, не видел, — заметил Крон. — Дальше вытянутой руки ничего не видно.
Тропа монотонно петляла ложбинами и перелесками, пока не вывела к заброшенному посёлку. Смешение архитектурных стилей было заметно невооружённым глазом. Создавалось такое впечатление, как-будто здесь жили люди различных национальностей, причём, каждая из народностей принесла частицу своей культуры.
— Всё — необходима перегазовка! — решительно заявил Бульдозер.
— Так выпусти пар! — посоветовал Доцент. — Чего к нам-то пристал?
— Антракт, говорю…
— Привал, так привал, — согласился Комбат и спустил рюкзак на землю, распрямляя затёкшие плечи.
На отшибе стоял полуразваленный дом из красного кирпича под белой штукатуркой, местами осыпавшейся, но ещё крепко державшейся на стенах. Через разбитые окна солнечный свет проникал в комнаты, оживляя мёртвый пейзаж. Ненужный хлам и отсутствие мебели завершали картину запустения, но в одной из комнат первого этажа, Комбат обнаружил рояль. На его призыв, прибежали все, кто не остался равнодушным к необычным явлениям зоны отчуждения.
— Странно, а чего это он здесь стоит? — настороженно спросил Дед.
— Что тебя удивило? — не понял Крон его опасений.
— Почему рояль не вывезли, вместе с остальными вещами — на свалку? — пояснил Дед причину своих сомнений.
— А ты его пробовал поднять? — усмехнулся Комбат, стукнув по крышке инструмента, как по гробовой доске.
Поднявшаяся коричневая пыль ещё долго стояла в воздухе, забивая носы и вызывая приступы чиханья. Комбату сделали внушение, опираясь, в основном, на нецензурный сленг и предпочитая подкреплять его жестами, но пыли, от этого, меньше не стало.
— Сыграем в двадцать рук? — предложил Доцент.
— Почему не в двадцать шесть? — не понял Бульдозер, пересчитав товарищей по головам и присовокупив проводников.
— Потому что Наина петь будет, а Сутулый с Кащеем педали нажимать, — пояснил Доцент алгоритм предстоящего выступления. — Всё-равно для них, за клавиатурой, места нет!
Сонаты не получилось. Какофонии — тоже. Приподняв крышку и заглянув внутрь, Бармалей присвистнул и разочарованно воскликнул:
— Всё уже украдено! Понятное дело, как в синема: до нас и давно.
Почтальон облегчённо вздохнул и радостно предупредил:
— Не свисти — в аномалии артефактов не будет!
— Что же ящик-то не спалили, или и так дров хватает, — недоуменно развёл руками Пифагор, — и кому понадобилась чугунная станина, интересно бы знать?
Ни взрывать, ни палить — ничего не стали. Молча собравшись, товарищи продолжили путь к НИИ и теперь тропа лежала через небольшие болота, пользующиеся у местных дурной репутацией.
— В этих плавнях будьте осторожнее, — предупредил Макинтош сталкеров. — В них видели гигантских жаб.
— А обойти никак? — осторожно спросил Кащей.
— Далеко, — ответил, за Гришу, Сусанин. — Боюсь, что тем путём и до вечера не обернёмся, а ночевать на этих болотах, ещё никто не решился.
Шурша камышом и хрустя прошлогодним тростником, группа осторожно пробиралась через плавни, выйдя в самое сердце болот. Под ногами хлюпал чёрный ил, вперемежку с протухшей водой. Пахло болотным газом. Метан и серо-водород, время от времени, пузырями поднимались к поверхности, в районах чистой воды. Неожиданно, из зарослей тростника, неизвестно откуда появилась дикая собака. То, что она не совсем нормальная, все поняли сразу, но то, что произошло в следующий миг, не укладывалось, ни в какие рамки. Она подпрыгнула в воздух, намереваясь слёту атаковать сталкеров и исчезла, во внезапно возникшей, из глубины болота, огромной жабьей пасти.
— Похоже, гигант реагирует только на пролетающих насекомых, — задумчиво прошептал Сусанин. — И не только… То-то я смотрю — здесь все ползком пробираются.
— Можно эксперимент провести, — с мрачным лицом предложил Дед.
— Как? — ещё мрачнее спросил Доцент.
— За руки, за ноги подбросить, кого нибудь ненужного… Ты видел, какой у собаки был богатырский скок?
Договорить им не дали. Липкая слюна из пасти гигантской жабы молниеносно пролетела над поляной и намертво прилипла к рюкзаку Деда. Он, так-же молниеносно, скинул лямки поклажи и она, свистя половниками и котелками, привязанными к карманам, улетела в рот ненасытной амфибии. Вслед за ней полетела граната РПГ — 41. Из глубины, со смачным звуком, вылетел несъедобный, и от этого выплюнутый рюкзак, а через пару секунд гулкий взрыв потряс болото, подняв в небо большой столб воды. С шумом падая вниз, она оставила на своей поверхности плавающую, кверху брюхом, жабу.
— Вот это бурдюк — под горилку! — восхитился Сутулый.
— Ага, и под молоко сгодится, — добавил Кащей.
— Старые деревенские рецепты сохранности свежих молочных продуктов, меня лично — не интересуют, — небрежно бросил Крон. — Я не пью молоко, а вот валить отсюда — надо скоренько!
Пока сталкеры, почти бегом, форсировали болото, преодолевая остаток пути, на ходу у них получилось обсудить происшествие.
— Столько мяса осталось пропадать! — воскликнул Почтальон. — Где-нибудь поблизости есть французский ресторан?
— Есть, — подтвердил Комбат. — Примерно, в двух — двух с половиной тысяч километров.
— Ласты водолазам можно продать, — вставил своё мнение Пифагор.
— А им то, покой, они нужны? — не понял Крон.
— Как зачем? Грести!
— Это амуниция аквалангистов.
— Да мне — до подводного фонаря! — отмахнулся Пифагор и поправил лямки рюкзака, которые сильно давили на плечи, несмотря на все ухищрения современных дизайнеров от туризма.
Выскочив из плавней, сталкеры не останавливаясь, ринулись в сторону НИИ, словно чувствуя за спиной липкое приспособление для охоты. Треща сухим валежником, они проскочили лесополосу, отделяющее поле от дороги и, поднимая клубы белесоватой пыли, ворвались на территорию научного учреждения. Можно было передохнуть и успокоиться.
— Уф! — выдохнул Макинтош. — Можно передохнуть.
— Фу-у-у! — поддакнул Сусанин.
Научный центр жил своей прежней жизнью, необременённый житейскими трудностями, но озадаченный научными проблемами. Люди в белых халатах, как привидения в простынях, сновали взад вперёд, потупив взоры в пол или дырявя потолок задумчивыми глазами. Придя в себя, товарищи решили продолжить путь на свалку.
Проводники обещали провести самым коротким путём, значительно сокращая время на переход.
— Пойдём «Каменной долиной», — объявил о своём решении Макинтош. — Это значительно сохранит вам время. Правда, в ней немного жутковато и сталкеры не любят посещать те места.
— Опять жутковато! — недовольно бурчал Доцент. — Нет бы, кто привёл в то место, где было бы, по праздничному весело.
— Некоторые называют это место аномалией «Каменные столбы», — теперь уже продолжил Сусанин. — Впрочем, я в этом не уверен.
Сталкеры не стали расслабляться и немедленно выступили в путь, с тоской оглядываясь на уютные апартаменты НИИ и, через непродолжительное время, вышли к злополучной аномалии. По всей поляне были разбросаны каменные статуи: какие стояли, какие лежали, какие оказались разбитыми. Невидимая рука разметала их осколки повсюду.
— Что это, Григорий? — с удивлением спросил Крон, усмотрев в камне сталкерский облик.
— Кое — кто утверждает, что это работа «Сумасшедшего сталкера», но, один знаток мне сказал, что они, раньше — были живыми…
— Ну, прямо «Медуза — Горгона» завелась! — развёл руки в стороны Почтальон. — Вон, даже зеркало окаменело…
— Где? — недоверчиво спросил Бульдозер, с опаской разглядывая каменные развалины.
— Да вот…
Почтальон пнул ногой каменный поднос, очень смахивающий на зеркальный кругляш, который вешают в прихожей или ванной комнате. Неожиданно, он разлетелся на множество мелких осколков и Крону даже показалось, что послышался звон стекла.
— Не трогайте ничего! — скомандовал Комбат, у которого нервы подходили к предельной точке напряжения.
— Да уж — лучше воздержаться, от пробы на ощупь, — поддержал его Крон.
Пифагор внимательно осмотрел изваяния и, обращаясь к Доценту, сказал:
— Это что же получается: минерализация прошла ускоренными темпами? Как так может получиться, что диффузия ускорит свой процесс?
— Может быть, в связи с повышенным давлением и воздействием высоких температур? Не исключается влияние электричества, а так же, наличие электромеханических полей…
— Кончай пургу молоть — наука! — перебил их Бармалей. — Пошли отсюда скорее, пока каменный гость не пришёл.
Не успели сталкеры выскочить из каменной галереи, как неожиданно, из-за камней появилась, довольно большая змея. Она протиснулась между ног скульптуры, в результате чего послышался приглушённый хруст.
— Что это было? — насторожился Комбат.
— Змея, заглатывая яйцо, проползает между двух камней, лежащих близко друг к другу, — пояснил Крон. — Скорлупа трескается и продукт усваивается.
— Да, но я слышал три хруста!
— Значит, она заглотнула три яйца — зараз!
— В самом деле? Ну, может быть — может быть…
Комбат, удовлетворённый объяснением, пошёл на выход, а Крон последовал за ним, с опаской косясь в сторону Наины. Выйдя на периметр аномалии, сталкеры остановились на перекур.
— Эх, табачок на исходе! — пожаловался на судьбу Крон.
— Иди в город — бычки собирать, — посоветовал Дед.
— Почему просто не купить?
— А ты озаботился приобретением местной валюты?
Крон пожал плечами и поделился своими соображениями:
— Ну, это несложно, и вообще: есть приспособление, который народ изобрёл. Ну, может и не весь народ, но некоторые апологеты проделывали манипуляции, с помощью изобретения. Ведро без дна! Апробированное средство, ещё в конце восьмидесятых годов прошлого века, когда на страну навалился табачно-винный кризис. Его помнят все, кто жил в то время и коснулось это, в том числе, тоже — всех. Непьющих и некурящих. Они, попросту спекулировали на товаре, потому что на него выдавались талоны. Ну, так вот: ведро без дна — удобное средство для подбора жирных чинариков. Тощих — тоже. Прохожий с ведром, накрытом тряпкой, ставил его на объект, а сам, в то же самое время, утилизировал отходы в специальный карман внутри ведра. Одновременно он строил скорбную рожу, заботливо поправляя поклажу и ворча под нос о несовершенстве тары для транспортировки: яиц, бухла, муки или соли — нужное выбрать из списка. Кстати, и горбушку хлеба не надо за угол запинывать, дополнительно её пачкая…
Неожиданно, с оглушительным треском, воздух разорвал фрактал молний, ослепив бело-голубой вспышкой. Кто ещё не успел прикурить, уже вовсю дымили почерневшими чинариками, приглаживая вздыбленные волосы.
— Бежим отсюда быстрее! — ошалело предложил Дед и толпа устремилась по тропе, ведущей на свалку.
Спешно покинув негостеприимное место, они в ритме марш-броска пробежали такое расстояние, которое в обычное время было бы недоступно для большинства марафонцев. На ходу скинув рюкзак, Бульдозер обнял его, падая на колени, не в силах выдохнуть. Пот, тяжёлыми каплями стекал по лицу на землю, образуя новые солончаки. Остальные выглядели не лучше и даже Наина казалась измождённой, несмотря на отсутствие поклажи.
— Старость — не радость, — выдохнул Крон, произнеся известную, но настолько избитую истину, что она уже не трогает сердца своей обречённостью.
— Это не имеет под собой твёрдого основания, — возразил Дед. — Отсутствует, так же, убедительное обоснование — всё зыбко…
— А что, пан философ, не пора ли нам принять на грудь эликсир отрешённости? — предложил Доцент.
— Осторожно, зелье успокоения может обострить болтологию, — предупредил Бармалей, разливая по кружкам означенный эликсир.
Сутулый с Кащеем паслись первыми, протягивая свою посуду, несмотря на потерю сил, после продолжительного марафона.
— Гриша, Ваня — идите к нам! — позвал проводников Кащей. — Чего вы там к навозу жмётесь? В хлеву, что ли, воспитывались?
— Угу, — подтвердил Сутулый. — Кто не с нами, тот против нас.
— Да уж! — согласился с обоими Почтальон. — Плыть против вашего течения чревато, но, плыть по этому течению — ещё опаснее.
— Ну, все твердят про борьбу, — поделился своими соображениями Крон. — Не всегда это целесообразно. Вот короткий пример: плыл один индивид против течения к бакену, но не справился — сил не хватило. Только выдохся весь. Если бы и доплыл до бакена, то что толку? Ну, посидел бы на нём и один пень, пришлось бы плыть к берегу, но только позже, а если бы толком на нём не отдохнул, бесцельно проводя время, на обратном пути мог утонуть. Как он обессиленный, тогда добрался? Правда, его на лодке подстраховывали.
— Налить философу! — твёрдо заявил Комбат.
— Да у них уже руки трясутся, — пренебрежительно махнул рукой Крон. — Координация движений нарушена — вилкой в огурец попасть не могут.
— У нас нет огурцов, — опроверг его версию Сутулый.
— Не лови меня за руку!
— На слове! — поправил его Комбат. — На слове. За руку ловят на воровстве.