ПРЕАМБУЛА

«Когда гибнет дракон — гаснет звезда, когда умирает король — склоняют штандарты, когда погибает рыцарь — склоняют копья, когда казнят вора — склоняют всяко, когда хоронят менестреля — поют синглы…» — В этом куплете из древней скурляндинавской баллады о доблестных лыцарях айсвенграх проскальзывает тонкий намек на то, о чем или о ком пойдет речь в третьей части книги. Нет, не о короле. И не о рыцаре. Да нет же, и не о драконе (точнее, не столько о нем). И не о ворах, и уж точно не о менестрелях. Много чести, знаете ли. Ну, догадались?! Правильно, в этот раз Алексею придется встретиться с самим Смертью. Нет, это не опечатка, все верно, «с самим». Все мы дружно заблуждались. «Смерть» — слово мужского рода, потому что он мужчина. Режет ухо и глаз? Радуйтесь, что не горло. Так что привыкайте, ведь это только «цветочки».

И вообще, перед тем как начать читать третью, заключительную часть, соберитесь с духом, поцелуйте своих родных и близких, выпейте успокоительного, валерианки например, и… левомицетина на всякий случай, ибо, как со скорбью заметил посредственный оратор-иронист древности Петроний Евгенасис еще в начале своей карьеры: «Шутки уже кончились». Ведь на этот раз речь пойдет не только о мистере Смерти, но и о том, что страшнее его. А что же хуже смерти? Его ожидание, говорите? Нет. Достопочтенная супруга наутро после удавшегося юбилея золотой свадьбы? Нет же. Потеря чести, доблести или ориентации? Уже теплее, но все равно мимо. Есть еще Он! Короче, сохраним интригу, только добавлю — страшная тайна сия сокрыта первозданным мраком за семью печатями, девятью пломбами и одиннадцатью амбарными кодовыми замками, и чтобы сорвать с нее полог мглы, опять придется последовать за нашим кре… да, не побоюсь этого слова, нашим крепышом Лехой, то бишь за Воином Не От Мира Сего, Геолог-воином и, естественно, Воином С Того Света, дабы заглянуть по ту сторону тьмы. Вам уже жутко читать?! А представляете, каково повествовать об этом. Что же, мужайтесь! Читайте, и да пребудут с вами сила и воля, и сила воли, чтобы осилить это чересчур вольное повествование.

 

Глава 1

ГОБЛИНЫ В ХАЛАТАХ

Алексей никуда не мчался. Он уже почти месяц никуда не торопился, не спешил и не стремился. По крайней мере, внешне он был спокоен, словно мумия. Впрочем, так же как и эти египетские высокопоставленные «жмурики», он был крепко спеленат специализированной робой.

Ну да что вас томить. Давайте все по порядку.

Благодаря второму поцелую с нетерпеливой, но оттого не менее прекрасной принцессой, Леху вновь вышвырнуло обратно в свой мир. И не куда-нибудь, а под кремлевские стены, где он, не разобравшись в ситуации, начал почем зря прорубать «окно в Европу», то есть портить государственное имущество, в частности, как уже было сказано в предыдущей части, дырявить кирпичную кладку, и где он, собственно, и был застукан (в буквальном и переносном смысле) охраной Кремля, обезврежен и отправлен в спецучреждение закрытого типа для дальнейшего разбирательства обстоятельств его неадекватного поведения. Правда, единственное, что смогли у него выведать компетентные органы, так это то, что за всем этим стоит некий иностранец Джеймс по кличке Черт, он же Мефистофель, он же Дьяболо, он же Адольф, по всей видимости, суперсекретный агент одной из вражеских разведок мира. Так, по крайней мере, предположили «компетентные органы», расшифровывая путаные показания Круглова, в которых чаще всего упоминалось имя пресловутого Джеймса с добавлением эпитетов «сволочной», «смердящий» и, скажем так помягче, «хитровыделанный», с перемежающимися угрозами в его адрес. Помимо этого, им были также озвучены то ли имена, то ли клички, то ли сообщников, то ли подельников: Анонимус, Пихта, Пинта, Принцесса, Сатир, Фердинанд, Иосиф, Лаврентий, а также пароль для связных «Союз», с отзывом «Аполлон» (насчет пароля с отзывом, это «компетентные» тоже сами додумали), а больше ничего существенного из Круглова им выудить и не удалось.

После того как на Алексее были опробованы всевозможные методы выкачивания информации, от метода «доброго и злого следаков» до «сыворотки правды», его ненадолго оставили в покое, заперев здесь же в секретном лечебно-профилактическом корпусе этого же спецучреждения, где уже куковало достаточное количество психически неуравновешенных, умалишенных, буйных товарищей, а порой и откровенных маньяков.

Алексея, как и полагается по уставу подобного «товарищества с ограниченной умственной ответственностью», обрили наголо, переодели в серую полосатую пижаму и, так как других свободных палат здесь не было, засадили в одиночку под номером 66, находившуюся в конце коридора. Правда, после нескольких неудачных попыток побега Алексея, рвавшегося «на стрелку с Чертом», поместили целиком и полностью в смирительную рубашку, а кто-то из остроумных докторов (санитары, эти гоблины в белых халатах, до такого однозначно не додумаются) дописал черным маркером третью цифру 6 на дверях «номера». Таким образом, нынешнее пристанище Круглова стало в некотором роде «Цитаделью зла» для местного контингента. Причем и психи и тем паче санитары (те еще клиенты для своего же заведения) сразу как-то, не сговариваясь, поверили в некую связь постояльца комнаты № 666 с силами Тьмы и устроили ему настоящую травлю. Но если первых «Будд», «римских пап» и «Георгиев Победоносцев», пытавшихся прокрасться к Лехиной палате для «восстановления справедливости и победы над силами зла», осаживали сами вездесущие санитары, то этих «вторых», то есть самих санитаров, остановить было некому. Они входили в гости к Алексею в любое время, когда им только вздумается, и издевались над ним, связанным по рукам и ногам, ну, по крайней мере, пытались отомстить за его лихие попытки сбежать, из-за которых некоторые из товарищей этих благородных мужей в белых халатах получили преждевременную пенсию по инвалидности. Круглов же, впавший в полукоматозное состояние, после последнего побега, когда ему хорошенько досталось электрошокером (и не единожды), практически не реагировал на внешние раздражи гели и потешавшихся над ним гоблинов-санитаров попросту игнорировал.

В целом Леха уже смирился с жестокой действительностью. Он уже не задавался вопросом, почему ему, человеку, причинившему столько добра другим, натворившему столько общественно полезных делов и наломавшему столько дров во благо человечества и остальных тварей, так в конце концов аукнулось.

Он смело посмотрел в глаза правде-матушке и сказал себе: «Да, парень, этот матч ты проиграл всухую», и, повторюсь, как его учили в стенах другого специального учреждения, искусственно ввел свой организм (а в него, в организм, входят, ни много ни мало, и центральная нервная система, и системы кровообращения и пищеварения, и иммунная система, и психика со всеми вытекающими) в своеобразный анабиоз, как говорится, «до лучших времен». Теперь он практически не переживал, что упустил когда-то там и журавля, и синицу, и нынче мог любоваться лишь уткой, выглядывавшей из-под кровати. Сжигать свои нервы, тратить жизненные силы на самобичевание и размазывание мысленных соплей по своей истерзанной душе было для такого профи непозволительной роскошью. С этой поры он, как уже было сказано выше, никуда не мчался, никуда не торопился, не спешил, не стремился и был спокоен, словно мумия. Единственное, чего опасалось его чуткое подсознание, это дряхлых, но высоколобых старикашек-докторов с их большими шприцами, электрошоковой терапией и вечными разговорами о лоботомии и трепанации. И хотя внешне он оставался спокоен и глух к их консилиумным беседам, но где-то глубоко внутри струнка-то натягивалась. Позволить кому-то ковыряться в своем мозгу ради непонятной докторской диссертации с длинным и скучным названием Леха пока был не готов.

Жаль, об этой готовности его никто не спрашивал.

Проведя очередной осмотр, а за ним соответственно и консилиум, местные светила решили-таки порыться в голове своего необычного пациента, посмотреть, как у него фунциклирует серое вещество, которое странным образом затормозило даже сердцебиение в два с половиной раза.

— Завтра вскроем черепушку, посмотрим, что да как, — сквозь «вату в ушах» напоследок расслышал Алексей дрожащий голосок одного из светил, и дверь за консилиумом захлопнулась.

У Лехи, и так находившегося в своеобразном анабиозе, внутри еще раз все похолодело.

Ему оставалась последняя ночь перед перерождением в овощ.

Одна ночь.

 

Глава 2

НОЧЬ ПЕРЕД ПЕРЕРОЖДЕНИЕМ

«Как-то все нехорошо вышло, — думал горькую думу Алексей, лежа спеленатым в своей кровати. — Вроде все сделал правильно. Почему в итоге оказался подопытным кроликом в этой лаборатории мозгокрутов? Почему меня просто-напросто не размазало по переходу между мирами? Почему этим высоколобым так интересно, что у меня под черепной коробкой? — подумал, в конце концов, он и о светилах. — Неужели эти умы не знают таких пустяков, как йога, то есть обычное осознанное управление функциями всех систем организма через первичную тонкую материю жизни?..»

Вопросов было много, а ответов пока мало, если не сказать правду, которая заключалась в том, что последних вообще не было.

Так тянулись томительные часы Лехиного заточения, так «развлекался» наш герой в преддверии Неизбежного, так Его Величество Время беспощадно отсчитывало себя же, неся все сущее навстречу с Неотвратимым.

Часы, висевшие над входной дверью, показывали 23:45.

За все время пребывания в этом профилактории Круглов только сейчас догадался о предназначении хронометров. Раньше он наивно предполагал, что их удел подсказывать обитателям палат время, оставшееся до приема пищи, прогулки или процедур. Хотя, как он сам же сомневался, это было излишним. Все равно, пока санитары сами не вспомнят, что надо выгулять или дать корм братьям нашим меньшим (как в высокоинтеллектуальных беседах медперсонала величались их подопечные), эти часы могли без толку куковать сколько им заблагорассудится.

Только сейчас к Лехе пришло озарение — часы в палате висели с одной единственной целью — действовать на нервы психам! В его случае, просто действовать на нервы. Он-то отдавал себе отчет, что он не психопат, не шизофреник, не идиот, не, кто там еще, дебил, имбицил, параноик… Хотя не факт, многие его соседи считали по отношению себя также, а иной раз выкидывали такие финты, что даже врачи порой не знали смеяться им, плакать или стрелять на поражение.

«Боже, какие сволочи!» — мысленно ругнулся Круглов в никуда.

Часы показывали 23:50.

За все время пребывания в этом «пионерлагере для особо одаренных» Леха именно в этот момент понял, почему свет в палате горел двадцать четыре часа в сутки. Он-то думал это оттого, что в палате нет окон, а на самом деле это было устроено для банального нервирования психов и иже с ними. Причем, если верить часам на стене, тусклая, в дневное время, лампочка начинала светить особенно ярко, когда приходило время для лечебно-оздоровительного сна или, как шутили в его некогда родимой армии, когда по сигналу «Пушечному мясу, отбой!» наступало темное время суток.

«Господи, вот же скоты!» — вновь припомнил Алексей недобрым словом местную медбратию.

Часы показывали 23:55. Подходило время обхода.

В полночь по местному времени дежурный санитар из числа бодрствующей смены обходил палаты и проверял наличие, мягко говоря, пациентов, которые, грубо выражаясь, приветствовали его тот или иной глаз в дверном глазке. Грубо оттого, что если не приветствовали, а наглым образом спали, то санитар поднимал такой шум, колошматя по стальной двери связкой ключей, что соскочивший соня-наглец терял остаток своего сна до самого утра, коротая бессонную ночь с яркой нервирующей лампочкой и методично расшатывающими нервную систему ходиками. То, что этот обход делается исключительно для издевательств над психами, Алексей понял еще в первую ночь, тут даже, как говорится, семи пядей во лбу отмерять не надо.

«Господи боже мой, ну и гады!» — всколыхнулась очередная возмущенная мысль в Лехиной голове. Сегодня он и снаружи казался немного раздраженным.

Часы показывали 23:59.

Секундная стрелка завершала свой круг по циферблату, а в коридоре слышались приближающиеся шаги непутевого обходчика. Шаги стихли напротив двери Лехиной палаты, раздался скрежет сдвигаемой крышки глазка, и в нем появился глаз санитара.

Часы показывали 00:00.

«Черт бы тебя побрил!» — глядя в глаз вероятного противника, подумал Круглов, во избежание неприятностей, не дрогнув ни одним мускулом лица.

Глаз в дверном глазке в ответ тоже даже не моргнул, продолжая буравить Леху хмурым взглядом.

«Хочешь посоревноваться?! — догадался Леха, что за игру затеял с ним санитар, и, не моргая, вылупился в ответ. — Я все равно тебя пересмотрю!»

Противостояние затянулось.

Санитар продолжал, не моргая, бесстрастно смотреть на Круглова.

Круглов, с наворачивающимися на немигающие глаза слезами, на санитара.

Санитар на Леху, Леха на санитара.

Леха на санитара, санитар на него.

«Вот это выдержка!» — впервые с уважением подумал о ком-то из местных Алексей, в частности о противнике в переглядках и, признав себя побежденным, быстро-быстро заморгал, смачивая пересохшую роговицу.

Санитар же шел просто на невероятный рекорд, достойный Книги Гиннесса, продолжая поражать Леху своей неморгающей стойкостью.

То ли от усердия кое-кого на пути к рекорду, то ли еще отчего, но в палату к Круглову начал просачиваться резкий запах, напоминавший, напоминавший… Ах ты е-мое!

Запах тухлых яиц может сопутствовать лишь одному существу, точнее двум: невылупившемуся по причине трагической гибели птенцу и Черту. Кому принадлежал «аромат» на этот раз, можно было не гадать.

«Вот Дьяболо! — догадался Круглов, когда по палате поплыл легкий запашок сероводорода. — Его проделки!»

— Он самый! — подтвердил Лехину догадку вышедший из стены импозантный джентльмен с аккуратными рожками на лбу. — Мои проделки!

Джеймс Черт, а это был именно он, кстати, если вы не забыли, он же Дьяболо, Мефистофель, Люцифер, Лукавый, Михал Сергеич, наконец, галантно кивнул Круглову, осмотрел пустую палату и хлопнул в ладоши. В тот же миг посреди палаты материализовались два кожаных кресла и стол с фруктами и бутылкой вина.

— Теперь можно и поговорить, — произнес Черт, усаживаясь в кресло напротив Алексея.

Леха покосился на глазок, в котором все еще торчал глаз санитара, пялившийся на него. Проследив за его взглядом, Черт усмехнулся:

— Посмотри на часы.

Леха глянул на часы. Все стрелки собрались в кучу и остановились на цифре 12.

— Оно не стоит, — пояснил Черт, закинув ногу на ногу так, что стали видны его лакированные копыта. — Я просто, как мог, замедлил его, и у нас его совсем мало.

— Пришел порадоваться своим выходкам?! — окончательно восстановив все функции организма в нормальное состояние, Алексей позволил себе немного разъяриться после долгого бездействия. — Думаешь, запрятал меня в психушку, и все?! Тебе это с рук не сойдет! Хорошо смеется тот, кто стреляет последним, то есть смеется последним, а стреляет первым. Короче… мы еще с тобой поговорим по душам!

— Так я для этого и здесь, — поморщился Джеймс Черт. — Нам надо поговорить, и если ты пообещаешь не лезть в драку, я распакую тебя, и мы сможем разрешить все наболевшие вопросы за бокалом хорошего вина. Согласен?

Алексей, недолго думая о том, что это, возможно, какой-то подвох или очередная подстава, а может, и внеочередная подлость, согласился.

— Ладно, я согласен, — сказал он, и Черт, щелкнув пальцами, моментально освободил Круглова из пут смирительной рубашки. Алексей пересел с жесткой кровати в довольно мягкое кресло. — Только ты знай…

— В том, что произошло, моей вины нет, — перебил его Дьяболо. — Ты сам виноват, что угодил сюда. Надо было держать себя в руках, богатырь.

Черт взял бутылку с вином и, выбив пробку, разлил вино по бокалам.

— Давай за встречу! — поднял он свой бокал.

— Я не пью, — проворчал Круглов, отодвигая бокал от себя.

— Зря! — с укоризной произнес Черт, выпил одним махом содержимое своего бокала и, с удовольствием крякнув, продолжил: — Или, может, западло с Дьяболо хряпнуть?

— Я, серьезно, не пью.

— Так это не какая-нибудь сивуха или денатурат. Кагор — единственное вино от бога, — похвалил Дьяболо напиток, наливая себе вторую порцию. — Давай, давай, а то у нас разговор как-то не клеится.

Он опять придвинул бокал Круглову, но тот отрицательно покачал головой.

— Не, спасибо, не буду, — вновь отказался Алексей от предложения.

— Ты не беспокойся, все чистое, без подлянок, — поспешил его уверить Черт в своих добрых намерениях и, не дожидаясь Лехи, опрокинул второй бокал. Затем достал сигареты, прикурил и сладко затянулся. — Я тебе прямо скажу, Алексей, ты мужик что надо.

Алексей с интересом посмотрел на Вельзевула. Или тот притворяется, или на самом деле так быстро захмелел.

— Это правильно, что ты не пьешь и не куришь, — выпивая и покуривая, продолжил Черт, наклонившись через стол к Круглову. — Это ведь я всю эту гадость придумал. Водка, табак, наркота, клей — все моих рук дело. Существа низших порядков слабаки. Что люди, что орки, и даже эльфы, эти ханжи, все вы дурманите себя этой отравой. А что я, а у меня, может, ипостась такая — проверять вас «на слабо», как говорится — искушать. А я, может, простым стоматологом стать хотел, и-ик.

Лукавый вновь наполнил свой бокал и, уже не предлагая Лехе составить компанию, выпил.

— Вот вы говорите «Черт, Черт», — откинулся Дьяболо на спинку кресла и закурил неизвестно откуда взявшуюся сигару. — «Черт такой! Черт сякой!» А кто-нибудь спросил, отчего я такой? Почему я вам козни строю? Не-эт! Вы все Бога любите, ему молитесь, а пьете, курите, колитесь, глотаете, нюхаете мои «детища», мои изобретения. Я вам рай на грешной земле, то бишь мирах третьего уровня, дарю, а вы еще меня и хаете. За последние десять минут Бога ты вспомнил три раза, а меня только один раз, и это еще слава богу, что вспомнил. Я ведь тоже не могу просто так взять и появиться, даже в этом гадючнике. — Черт с отвращением огляделся. — И на тебя я тогда заочно разозлился только оттого, что кое с кем перепутал.

Леха сделал непроницаемое лицо, стараясь не улыбнуться. Такой исповеди еще наверняка никто не слышал. А Черта, как видимо, развезло не на шутку и… понесло.

— Да, Бог создал мужика по подобию своему и бабу по подобию своей… э-э, знакомой. А зачем, спрашивается? Сам небось не понял. Зато я им, бабе и этому первому охламону, глаза открыл, показал, какая между ними разница: кто мужик, а кто «дразница». Но ведь не я их из Эдема турнул. Нет, вы все равно меня крайним делаете, и-ик. Живите, размножайтесь, но не прелюбодействуйте. Он уже закрыл глаза на ваши оргии. Зато взял — Содом и Гоморру почем зря спалил. Я всего же венерические заболевания придумал, чтобы хоть как-то неугомонных вас обуздать, нет, все равно — «Дьяболо дурак, Люцифер злодей, Гитлер капут…» Да я, может, как лучше хочу сделать, из благих намерений.

Леха сразу припомнил, куда выложена дорога из благих намерений.

— Вот и ты сразу думаешь глупости, — обиделся подвыпивший Дьяболо на Леху. — Может, мне Елена Преклассная глаза открыла, объяснила, наконец, в чем смысл настоящей Любви кроется. Может, я здесь для того, чтобы помочь тебе? Может, я…

— Стоп! — остановил исповедь Алексей. — Что ты там говорил про Елену, про помощь? Она что, опять в беде?

— Ах, да-да-да! — попытался Вельзевул припомнить что-то важное, но не смог.

Тогда он положил руки на голову и закрыл глаза. Спустя несколько секунд он убрал руки и, открыв глаза, совершенно трезвым взглядом посмотрел на Леху.

— Что, сильно ругался? — обратился он к Круглову. — Извини. Я, когда выпью, такую жуть несу.

— Я заметил, — усмехнулся Алексей. — Так что там с Еленой Преклассной? Или ты по мою душу?

— По твою. То есть к тебе по делу, — с озабоченным лицом ответил Дьяболо. — В общем так. Времени уже в обрез. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Только искренне, от этого зависит все остальное. Готов?

— Валяй, спрашивай…

Вельзевул почесал лоб меж рожек и начал опрос:

— Имя, фамилия, род занятий до ратной службы?

— Алексей Круглов, до ратной службы — ратная учеба.

— Хорошо! Любишь Елену Преклассную?

— Скорее да, чем нет.

— Давай без шуток, точнее.

— Конечно же люблю!

— Готов смириться с тем, что потерял ее навсегда?

— В смысле? — Леха озадаченно уставился на Дьяболо. — Что-то я не понял, как смириться?

— Если ты больше в тот мир не попадешь, например, — уточнил Черт. — Или, чисто как пример, если она вдруг умерла.

— Как — умерла?

— Я ж говорю, это как бы пример.

— Не надо таких примеров, понятно? — нахмурился Алексей. — А еще таких там, если она вдруг вышла замуж за другого, вдруг не дождалась меня, вдруг поменяла пол и тому подобное. Понятно?

— Короче, Склифосовский, смиришься или нет? — спросил Черт уже напрямую.

— Никогда!

— Ладно, — обрадованно потер руки Дьяболо. — А если я тебе скажу, что ты уже никогда не попадешь в ее мир, и предложу на выбор несколько других кандидатур из параллельных пространств. — Черт разложил на столе перед Лехой несколько картинок с красиво нарисованными девушками. — С натуры писаны самим Рафиком. Взгляни, вот Варвара Краса Накладная Коса. Шикарная прическа, да? К ней в башню рыцари по ее косе как по канату взбирались. Вот это Василиса Мудрая-Премудрая: умная, красивая и богатая, не хуже твоей Елены. Это, — он указал на очередную красавицу. — Забава Путятишна — племяшка княжеская, у нее такое приданое — закачаешься. Или вот — Марья-Искусница. Я ее называю Искусительница. Ни один нормальный мужик не устоит. Выбирай! И не забывай, к каждой прилагается по две трети царства или три четверти княжества, на выбор. Что скажешь?

Алексей с интересом просмотрел остальные картинки и отодвинул их в сторону.

— Спасибо, не надо.

— Молодец! — похвалил Дьяболо Леху. Казалось, что он на самом деле рад такому развитию событий. Но единственное, что из всего этого понял Круглов, — с этим Мефистофелем надо держать ухо востро.

— Последний вопрос! — Дьяболо впился в Алексея пронзительным взглядом. — Только хорошо подумай, прежде чем ответить.

— Говори уж.

— Хочешь, я тебя в президенты Америки пропихну?! — В глазах Черта загорелся дьявольский огонек. — Представляешь, всему миру будешь мозги пудрить по своему усмотрению, и никто не указ. Только кивни — сразу исполню, без контракта, даже душу забирать не буду.

— А что сразу Америки? — недоверчиво поинтересовался Алексей. — Нельзя у нас «попрезидентствовать»?

— Понимаешь, у вас президента народ избирает, — посетовал Черт. — А там я всегда своего ставленника подтасовываю.

— Это многое объясняет, — ухмыльнулся Алексей и ненадолго задумался.

Перспективы ему, честно сказать, показались заманчивыми, и альтернативу такому предложению подобрать было трудно. Но тут, как назло, померещились ему глаза принцессы, и все «перспективы» словно ветром из головы выдуло.

— Нет, не согласен, — уверенно ответил Алексей и пожал плечами. — Я принцессу люблю и ни на что ее не променяю.

— Это банально, но круто! — вырвался у Дьяболо вздох облегчения, и Алексей вновь забеспокоился, не натворил ли он чего невзначай своим отказом. Ведь все-таки с Дьяболо переговоры вел…

— Не волнуйся, ты все правильно сделал, — успокоил его Черт, — это было самое настоящее искушение. Ты на него не поддался, тем самым доказав, что достоин.

— Чего достоин? — не понял реплики Круглов.

— Продолжать борьбу за свою любовь и за остальные миры.

— Что, опять вас куда-то угораздило?

— Не нас, а вас, — ответил Черт, наливая себе в бокал вина. — Все, о делах завтра. Давай отметим, Алексей, твой триумф! За твою порядочность, морально-психологическую устойчивость и упертость! За тебя!

Вельзевул выпил бокал вина и, моментально захмелев, встал.

— На сем разрешите откланяться, — кивнул он Лехе. — Завтра, пардон, уже сегодня, за вами придут.

— А как же…

— Дорогой ты мой человек, — перебил Круглова Дьяболо, — из такого запущенного мира, как ваш, порталы я не открываю, не смогу тебя забрать. Но завтра, пардон, уже сегодня, тебя вызволят. Я подскажу, где тебя искать. И извини меня, если что не так. У меня все-таки много плохих привычек. Тяжело мне совсем без подлянок, пойми меня правильно.

— В смысле?

— Пока! — сказал Черт напоследок и исчез.

Алексей в гордом одиночестве остался сидеть в своем кресле, пытаясь понять, на что намекал Дьяболо.

Когда секундная стрелка вновь продолжила отсчет времени в прежнем ритме и глаз в дверном глазке, не веря увиденному в палате, начал протираться рукой санитара, Алексей все понял.

— Демон! Демон! — завопил что есть мочи санитар, увидев Леху, развалившегося в кресле из кабинета главврача, и умчался за подмогой.

«В общем-то нормальный мужик этот Джеймс Черт, но шалопай тот еще, и шутки у него плоские, — отвлеченно подумал Леха, взяв яблоко с подноса. — И вообще… пора удирать».

В ожидании посетителей Алексей нервозно захрустел яблоком, а все его микрофибры души, единогласно согласные с его холодным разумом, в унисон пропели: «Пора, брат, пора!»

 

Глава 3

ПОРА УДИРАТЬ!

Уж мы не будем углубляться в дебри следующих нескольких часов, не побоюсь этого сказать, пыток, которые пришлось вынести Лехе в стенах, а правильнее будет назвать — застенках, этого жуткого заведения. И санитары и врачи, примчавшиеся по зову сердца на безумные крики очевидца, чей глаз в течение долгих тягучих мгновений торчал в глазке 66-й, ай да что там — 666-й палаты, который и застал Круглова на месте невероятного преступления, все они без колебаний решили начать операцию-экзекуцию, не дожидаясь официального рассвета, то бишь начала рабочего дня. За такую неслыханную наглость Алексею пришлось вновь ощутить на своей шкуре несколько ударов электрошоком, вдохнуть полной грудью отнюдь не веселящего, а, скорее, снотворного газа, получить несколько лошадиных доз успокоительно-паралитических инъекций, ну и само собой разумеющееся, парочку обязательных, но оттого не менее крепких ударов по телу в целом и по голове в частности.

Как ни старался Алексей на этот раз погрузиться либо в боевой транс, либо в анабиотический сон, ничегошеньки у него не вышло. Душевный трепет перед скорой свободой, помноженный на опаску разума, перед не менее скорой возможностью превратиться окончательно и бесповоротно в растение никак не давали ему сосредоточиться. Он и так и так пытался настроиться на спокойное принятие реальности, для перехода в иное ПСИ-состояние, но не смог. Когда же до его разума добрались и начали его разрушать коварные сыворотки мозголомов, его сознание, судорожно хватавшееся за соломинки таявшей воли, начало проваливаться в темный омут беспамятства. Сколько это продолжалось, трудно сказать. Алексей, словно пловец, выбивавшийся из сил, то всплывал на поверхность, дабы сделать глоток «воздуха», то вновь уходил под холодную толщу сумрачного болота. В мгновения всплытия Леха открывал глаза и видел одну и ту же картину: расплывчатые фигуры в белых халатах и яркие лампы, бьющие прямо в лицо.

В очередной раз он открыл глаза и, сфокусировав зрение, увидел огромный шприц с черной жидкостью в руках одного из врачей. Второй врач, освободив Лехину руку из ремней, подставил ее коллеге для укола. Алексей попытался провести прием, но не смог. Его тело, словно набитое опилками, не повиновалось. Движения были медленны и слабы. Врач только крепче схватил его руку, давая возможность коллеге ввести препарат Круглову в вену, что последний без особого труда и сделал. В месте укола начало жечь, будто в вену вогнали не сыворотку, а улей с дикими пчелами. «Огонь» разгорался, перекинувшись с руки на тело, голову и другие конечности, и этот пожар «затушить» уже было нечем. Хотя…

— Кыо-ома-анди-ырр, все хорошо, мы-ы зде-ыесь! — как в замедленной прокрутке, сквозь «вату в ушах» услышал Круглов. — Се-еййча-ас те-эбе по-оле-эгча-ае-эт! Де-эржись, Командир!

И действительно, звук ускорялся, обретая привычную скорость, становился отчетливее и понятней.

— Ко-омандир, это-о мы-ы, это мы! — произнес склонившийся над ним врач уже нормально звучащим голосом Антипа или Архипа, что, впрочем, в данной обстановке было неважно. Главное, что врач сорвал с себя маску, за которой скрывалось лицо Архипа или Антипа, что в принципе тоже неважно, потому как второй врач тоже сорвал с себя маску, явив взору Круглова лицо, идентичное лицу напротив.

— Командир, это мы Архип и Антип! — дружно произнесли они (хотя он уже и сам понял «ху из ху») и начали отвязывать Круглова от стола. — Мы за тобой!

Братья сняли обессиленного Алексея с хирургического стола и, взяв его под руки, вывели прочь из операционной.

Переступая через лежавшие повсюду тела отключенного бескомпромиссными хуками и апперкотами персонала заведения, троица продолжила путь мимо бесновавшихся палат с душевнобольными. Обстановка с «безжизненными» телами и воплями умалишенных напоминала картины в лучших традициях «Обители зла».

— Что так долго? — спросил Алексей как ни в чем не бывало: силы возвращались на удивление быстро. — И что это за эликсир вы мне вкололи? Какой-нибудь «зомбиратор» Кранкэйнштейна?

— Это кровь! — сказал Антип.

— Кровь нашего дракона, Горыныча, — уточнил Архип. — Фердинанд сказал, только она поможет с любым недугом справиться.

От этих слов кровь самого Алексея, сдобренная кровушкой дракона, прилила к его враз порозовевшему лицу: из-за него пошли на убой Союз и Аполлон!

— Не волнуйся, Командир, дракон жив-здоров, а еще и отгул получил как заслуженный донор, — словно прочитав его мысли, произнес Антип. — Фердинанд поначалу вообще планировал из него ведро нацедить, дабы тебя нормально ополоснуть, но Фавнус отговорил, поэтому обошлись в буквальном смысле малой кровью.

Словарный запас у братцев значительно обогатился, отметил про себя Алексей, а вслух спросил:

— Кстати, а где сатир?

Близнецы вздохнули и переглянулись.

— Фавнус нынче при смерти, — принес страшную весть в дурдом Антип.

— Умирает в страшных муках, — добавил Архип. — И никто из наших джедаев…

— Сэнсэев, сатир мудрецов наших величал сэнсэями, — поправил брата Антип.

— Короче, никто из них ничем не может помочь Фавнусу, — договорил Архип и замолчал.

Алексей, уже почти восстановившийся после всех этих экспериментов над своей самой уязвимой частью личности, то есть разумом (душе и телу меньше кренделей досталось), захотел уточнить симптомы сатировского недуга, но не успел: чья-то коварная рука нажала кнопку автоматической разблокировки дверей, и толпа перевозбужденных пациентов, жаждавшая расправы над «приспешником дьявола», хлынула в коридор. С этой минуты Алексею и братьям стало не до разговоров.

Взвинченные психи, движимые единой идеей, оказывается, гораздо более неудобный (потому что непредсказуемый) противник: они нападают все скопом, лезут, царапаются, кусают и, что характерно, не падают с первого удара, видимо, потому, что у них мозги и так набекрень, и первая серия ударов по черепу только немного вправляет им эти самые мозги и лишь сильнее их подзадоривает.

Поэтому, пока Алексей с близнецами пробились к выходу, они уже существенно подвыдохлись, а впереди оставалось еще несколько десятков метров по открытой асфальтированной местности до заветного колодца, то бишь канализационного люка с порталом.

— Еще один рывок — и мы дома, — выдохнул Антип, отшвыривая прочь наседавшего противника, кажется, «Наполеона Бонапарта».

— Колодец сразу за круглой маленькой лужайкой, — подсказал Архип, подминая под себя очередного «Ганди» и этого настырного «Наполеона». — Беги, Командир, мы прикроем!

— Уйдем вместе! — твердо произнес Алексей и, повалив несколько «психов», с криками «За мной!» выскочил наружу.

Немного проредив пространство около выхода, братья выскочили следом и припустили за Алексеем к газону, за которым призывно маячило черное жерло колодца. Леха первым подскочил к канализационному люку, заглянул в него и вскользь прошелся по генеалогическим древам сантехников, состоявших в штате заведения, вплоть до их седьмого колена, — колодец почти по горловину был заполнен мутной дурнопахнущей жижей.

— Здесь проходом и не пахнет, — невесело проворчал Алексей.

— Ныряй, Командир, не сомневайся! — прохрипел подоспевший Антип. — Не ровен час…

— Э-эх, ладно! — перебил его Круглов, ища глазами, куда запропастился второй спасатель. — Прыгаем все вместе, на счет три!

— Четыре! — крикнул Антип, бесцеремонно спихнув в колодец Алексея, который просто чудом не встретился челюстью с чугунным ободком люка и с громким всплеском погрузился в жижу. — Без обид, Командир, так надо! — бросил Антип вслед нырнувшему Лехе и помчался на выручку брату, которого толпа преследователей настигла на газоне и теперь пыталась заставить, образно выражаясь, ноздрями землю втянуть, и где ситуация усугублялась тем, что летучий отряд психов получил подкрепление в лице сбежавшихся по сигналу тревоги охранников из других зданий комплекса.

Окунувшись в воду, Круглов, не догадывавшийся о трагедии, развернувшейся наверху, мысленно обматюкал потерявших всякий страх близнецов, собираясь чуть позже, в более подходящей обстановке преподать им пару уроков субординации и элементарного уважения к старшему по званию, но, услышав несколько коротких автоматных очередей, сразу догадался, почему они так неучтиво с ним поступили. Ценою своих жизней юные разгильдяи-богатыри задержали противника, дав ему возможность попытаться удрать в их измерение, где его вновь ждали дела.

И Алексей, поняв, что деваться некуда, решил попробовать воспользоваться попыткой, тем более что в проеме люка, на фоне неба, даже сквозь толщу мутной воды он разглядел несколько силуэтов с фонариками. Враг высматривал именно его.

Вспомнив свое недавнее погружение в «батискафе», Круглов принял решение плыть вниз, на глубину, плыть до тех пор, пока не найдет портал. А что будет представлять собой портал на этот раз: затопленный тоннель, грот, подводную пещеру или канализационную трубу — вопрос второй или даже третий, главное, не проплыть мимо.

В последний раз глянув через люк на свой ставший окончательно враждебным мир, Круглов оттолкнулся от скользкой бетонной стены колодца и, перевернувшись под водой, заправским морским котиком поплыл вниз к переходу.

Чем глубже погружался Алексей, тем холоднее становилась вода. Чем дальше углублялся, тем темнее становилось вокруг. Чем дольше он плыл, тем меньше оставалось запасов кислорода в легких, а никаких признаков портала он так еще и не обнаружил.

Наконец, когда и силы и запасы воздуха были на исходе, а сам Леха начал стремительно замерзать от студеной водицы, он достиг-таки дна колодца и… чуть не взвыл. Хорошо, вовремя вспомнил, что открывать рот под водой, тем более для бессмысленного воя, не самая лучшая идея для такого ихтиандра, как он. Помыкавшись по каменному дну и не нащупав ничего, кроме скользкого щебня, Алексей, начавший терять сознание от недостатка кислорода, поспешил, совершая максимально скоростное всплытие, наверх.

Увидев сквозь толщу воды яркие блики фонарей, он с горечью отметил провал своего очередного рывка в другой мир.

— Будьте вы все прокляты! — вынырнув из холодной воды, выпалил он в лицо людям, караулившим его возвращение.

— Мы тоже рады тебя лицезреть, Геолог-воин, — за всех ответил игумен Иосиф и протянул Круглову руку. — Добро пожаловать в лоно церкви, друже.

В бликах факелов Алексей рассмотрел за спиной преподобного Иосифа смиренного краснокнижника Лаврентия и заслуженного патологоанатома Фердинанда.

 

Глава 4

В ЛОНЕ

— У нас тут тоже полный завал, — мрачно процедил игумен, выслушав сбивчивый рассказ Алексея о выпавших на его долю мытарствах на родине героя и героической гибели братьев-близнецов в битве с превосходящим «не умением, а числом» противником. — Этим еще повезло, однако, умереть героически.

Вся честная компания, в количестве четырех человек, расположившись в трапезной опустевшего монастыря, попивала фирменный напиток знахаря, заваренный на хитрых травках.

— Да им вообще умереть подфартило, — в сердцах добавил Лаврентий, подливая Круглову горячей травяной настойки для сугреву. — А у нас все-таки хуже. Это даже не чертовщина, а вообще полный апокалипсис, только наоборот.

Алексей, все еще не понимая, что случилось, переводил взгляд с одного рассказчика на другого.

— Разрешите, наверное, я объясню, — поднялся со своего места Кранкэнштейн и, не дожидаясь ничьего разрешения, продолжил: — Тут история темная, молодой человек. Настолько темная, что черт ногу сломит. Сам Джеймс Черт, пока разбирался, чуть шею себе не свернул. Но нам, в сговоре с Дьяболо, удалось кое-чего разузнать. А именно. Вся нынешняя беда случилась сразу после того, как умерла Елена Преклассная…

— Что ты сказал? — подскочил как ужаленный Алексей. — Что значит, умерла? Она не могла! Она, она ведь…

Круглов замолчал, размышляя, что же «она ведь»…

Старцы озабоченно переглянулись — они думали, что Леха уже в курсе насчет принцессы, вроде как договаривались с Чертом, что он как-нибудь корректно доведет эту прискорбную весть до героя, а у того, видать, кишка тонка оказалась, не хватило духу объявить человеку горькую правду в бритое наголо лицо.

— Не паникуй, Геолог-воин, — наморщив лоб, пробасил игумен. — Не к лицу богатырю в истерике биться.

— Ты лучше дослушай, что тебе говорят, потом подскакивать как ужаленный будешь, — добавил свое веское слово Лаврентий. — Я ведь тебя предупреждал, не смей целовать красну девицу без яблока.

— Я не целовал ее, она сама… — Алексей, свесив голову, понуро опустился на лавку.

— Так вот, от второго поцелуя принцесса, как говорится, отдала богу душу, — продолжил вводить в курс дела Алексея некрофиолог. — На этом бы и сказке конец. Ан нет. Сразу после этого произошло самое, пожалуй, поразительное явление, с которым я лично сталкиваюсь впервые и которое приблизительно можно охарактеризовать как «смертепреставление».

— То есть?

— То есть после смерти Елены Преклассной больше никто не преставился. Даже находящиеся при смерти и смертельно раненные избежали сей радостной участи, — пояснил игумен. — Словно умерла сама смерть.

— Так всем бы только радоваться, — с горьким сарказмом произнес Алексей. — Не о вечной ли жизни все мечтают… Вот и сбылись мечты идиотов.

Старцы переглянулись между собой: или Алексей ничего не понял, или притворяется недоумком.

— Не до шуток нам и не до радости, — пригладил бороду отец Иосиф. — Такая вечная жизнь никому не мила.

— Отчего же?

— Нет смерти, нет и жизни, — сказал игумен. — Больные мучаются от болей, а избавление во смерти спасительной им не приходит. Женщины беременные разродиться не могут, маются. Да мало ли чего…

Иосиф махнул рукой и замолчал.

— Произошел некий сбой вселенской системы. Нарушены все законы природы и эволюции, — пояснил Фердинанд. — Нет ни круговорота животных цепочек, ни естественного отбора, а жизнь потеряла свою драгоценность и значимость. Благо хоть Черт в данной ситуации на нашей стороне. Он, как мог, притормозил течение времени, чтобы «виновница торжества» разлагаться не начала, так как у нас есть подозрение в ее причастности к творящемуся безобразию, которое в полной мере можно назвать глобальным катаклизмом.

— Да, да, — закивал согласный с ним Лаврентий. — Это полная клизма для всего глобуса. Вон бедный Фавнус мучается от головных болей, агонизирует безостановочно на смертном одре, и мы ничем ему не можем помочь, даже убить…

— Только молимся, чтобы смерть скорее прибрала его, — сказал Иосиф. — Невозможно смотреть на его страдания.

— А где сейчас Фавнус? — вновь вскочил Алексей.

— В своей келье лежит, бредит, — кивнул на дверь игумен.

— Я схожу посмотрю.

— У него жар, и он никого не узнает. Не ходи, не мучь себя картиной вечной агонии, Геолог-воин.

Ни слова не говоря, Круглов поспешил проведать друга.

Сатир действительно был в очень тяжелом состоянии и нес даже не бред, а самую что ни есть ахинею высшей пробы.

— «Зайка моя, я твой зайчик, ручка моя — я твой пальчик, банька моя — я твой тазик, морда моя — я твой глазик, — обхватив голову руками, бормотал Фавнус, катаясь по своей лежанке из стороны в сторону. — Я ночами плохо сплю, потому что головой болю, потому что очень, очень, очень весь болю».

Алексей склонился над его предсмертным одром.

— Фавнус, братишка, эка тебя так угораздило? — поинтересовался Леха, особо не ожидая ответной реакции. — Как же ты…

— Категорически плохо! — простонал сатир. — Череп буквально раскалывается.

— Ты меня узнал? — изумленно спросил Круглов. — Так ты соображаешь?

— Конечно, Командир! — со стоном выдавил Фавнус.

— А старцы сказали, что ты бредишь и никого не узнаешь?

— Это не бред, а заговор от головных мигреней, он мозги напрочь отключает, но сейчас почти не срабатывает, — ответил сатир, сжимая голову в руках. — А этих старцев я больше знать не знаю и знать не хочу! Я попросил их о такой малости — грохнуть меня, дабы избавить от мук, а они, слабаки, не смогли.

— Не стоит винить их за то, что у них рука на тебя не поднялась.

— Если бы не поднялась… Они меня и топили, и душили, и вешали, а Федя, добрая душа, даже несколько кубиков мышьяка мне внутривенно ввел. А в результате что?

— Что?

— У меня от их «помощи» теперь еще все тело ноет, и колет изнутри, и в горле першит. Хоть бы ты что-нибудь сделал, нашел способ меня «замочить», эта боль, скажу я тебе как на духу, сугубо невыносимая, зараза.

Сатир опять завыл бредятину про «зайку» и покатился по кровати.

— Я избавлю тебя от страданий, пусть даже через эвтаназию, — крикнул Алексей и бросился прочь из кельи.

Надо было срочно действовать.

— Что делать? — вернувшись к старцам, первым делом поинтересовался Круглов.

— «Что делать?» и «Кто виноват?» — эти вопросы волнуют человечество на протяжении многих веков, — философски заметил Лаврентий. — Но если ты имеешь в виду, что надо сделать для возвращения всего того и этого на круги своя, то вот тебе наш мудрый совет. — Краснокнижник перевел взгляд на игумена.

— Поспешай к святилищу солнца, там ты узнаешь, что да как, — посоветовал игумен и повернулся к патологоанатому.

— Однако в пути ни к чему, тебя удивившему, не прикасайся, чтобы не накликать большей беды, — добавил Фердинанд.

— Чего-чего?

— Ничего, просто беги к святилищу, там жди нас.

— А где это святилище? Азимут, дальность, еще какие координаты есть?

— Твой путь будет координировать волшебный клубок, — ответил Лаврентий. — Он проведет тебя до самого святилища.

— Клубок? Тот самый?

— Ага! — кивнул краснокнижник. — Я его модернизировал, теперь он не разматывается как раньше, просто катится себе по маршруту.

— Молодчина! — похвалил Леха краснокнижника. — И в чем заключается модернизация?

— Он тупо связал оба конца клубка между собой морским узлом, — иронично хмыкнул Кранкэнштейн. — Хотя я предлагал свою последнюю разработку — некроклейстер, клеит намертво все и вся и во веки веков, — прорекламировал он свою диковинку и, сняв пенсне, с чувством собственного достоинства потер переносицу.

— Обойдется клубок и без твоего «мертвоклея», — буркнул Лаврентий, передавая Алексею старого знакомца. — Держи, Лешенька, клубок, а в качестве презента прими от меня и этот костюм-тройку. Негоже тебе, богатырь, в этом тряпье полосатом тусоваться. Не к лицу тебе арестантская роба.

Лаврентий подошел к сундуку и вынул из него белые чулки-лосины и футболку с косым воротом.

— А это прямо как на меня пошито, — голосом, полным горечи и сарказма, пробурчал Алексей и с сомнением добавил: — Этот так называемый костюм не то что на тройку, на двойку не тянет. Я лучше в пижаме потусуюсь.

— Так они же того, — развернул краснокнижник застиранные чулки во всей красе. — Они с секретом.

— С каким?

— Сей костюмчик напялившему его три лошадиные силы придает. Глянь, какой ты бледный, а тебе еще срочно надо спешить к святилищу, а это почти пять верст от нас, да по свежевспаханной целине. Потому костюм тебе нынче полезен будет как никогда прежде.

— Коли так, давай померяем, — нехотя процедил Круглов, натягивая чулки и косоворотку, предварительно освободившись от опостылевшей пижамы.

Костюм-тройка был скроен на более низкорослое существо, оттого чулки хоть и налезли на Алексея, но оканчивались чуть ниже колена, а косоворотка — та даже до пупка не дотягивала, являя собой архаичный прообраз задорного топика. Оглядев новоявленного балеруна-переростка, игумен и патологоанатом кое-как сдержали улыбки, зато колдун расплылся во всю ширь лица.

— Вот видишь, твой размерчик, — произнес он, обойдя вокруг Лехи. — А ты сомневался. Теперь можешь смело на мировой рекорд идти.

— Не идти, а бежать, — тоже поднялся со своего места отец Иосиф.

— Да, да, пора, — согласно закивал Фердинанд, и троица старцев выпроводила Алексея из монастыря.

Алексей с мудрецами остановился перед воротами.

— Давай поспеши, богатырь, — перекрестил его игумен. — Доберешься до святилища, обожди нас, мы кое-кого дождемся и сразу к тебе.

— Ладно, до встречи, — кивнул Леха, чувствуя, как проснувшаяся в нем тройка лошадей нетерпеливо «перебирает копытами». — Вы только Фавнуса больше не мучьте.

— Беги, беги.

Алексей посмотрел на клубок и, прошептав тому «Кто прошлое помянет, тому глаз вон», бросил волшебный путеводитель на землю.

— Укажи мне, круглый друг, где святилища тот круг! — срифмовал запрос Круглов и сорвался с места за покатившимся на приличной скорости клубком.

Старцы подождали, покуда пара стайеров скроется из виду, посмотрели дружно на небо (кое-кто из них перекрестился) и скрылись за воротами опустевшего монастыря.

 

Глава 5

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ НА…

Эта глава могла называться и по-другому, например: «Через тернии к…» или «Через тернии в…», а может, и «Через тернии за…», или вообще «Через тернии под…». Короче говоря, какой бы мы предлог ни подставляли (а Алексей, пока бежал, все предлоги — и не только предлоги — вспомнил), ключевым словосочетанием здесь является «через тернии». А все потому, что легкая пятикилометровая разминка по чистому полю на самом деле вылилась в полноценный двадцативерстовой марш-бросок по сильнопересеченной местности. Если отбросить суровую прозу жизни и описать путешествие Алексея к святилищу в какой-никакой стихотворной форме, то это будет выглядеть примерно так: через рощу терновую, через дубраву дубовую, через сосновый бор, через песчаный косогор, по горам, по долам, по оврагам, буеракам, вплавь чрез озеро лесное и по кочкам через топь, через дебри напролом, ну и через бурелом. Вот по такому, далеко не прогулочному, маршруту Алексей спешил за волшебным клубком, одновременно благодаря и костеря краснокнижника за костюмчик, придававший силы, и за клубочек, выбиравший почему-то маршрут через самые гиблые места. Чистым полюшком здесь и не пахло. Зато во время бега Леха то и дело натыкался на застывших животных и замерших прямо в полете птиц, а переплывая озеро, чуть не врезался в застывшего у поверхности сома. Понимая, что это то самое диво дивное, про которое ему говорили старцы, и прикосновения к ним могли привести к вообще непредсказуемым последствиям, Круглов аккуратно огибал застывшую живность, продолжая ковылять за уходившим в отрыв клубком-курсопрокладчиком.

Когда взмыленный, словно тройка лошадей, грязный и в подранном костюме Круглов наконец добрался до святилища, его там уже давно дожидались Фердинанд, Лаврентий и Иосиф, расстелив недалеко от святилища скатерть-самобранку, прямо на ней резались в «дурака»: двухголовый дракон Союз-Аполлон, отъевшийся (официально) на кислой капусте до размеров совершеннолетнего слона, дремал неподалеку и еще один — неизвестный Лехе — толстячок с профилем Аристотеля и тубусом за спиной лазил среди каменных глыб святилища.

— А вот и Лешенька! — первым узревший богатыря, елейным голосом возвестил игумен Иосиф остальным и быстренько скинул свои карты краснокнижнику (он же все-таки «не цыган бесов, в карты глядеть», а тем паче играть в эту «азартную дьявольщину»).

Все поднялись, встречая подходившего Круглова.

— Где вас нелегкая носила? — с укоризной проворчал Лаврентий, подняв с земли мокрый и грязный клубок. — Мы уже битый час вас здесь дожидаемся.

Лаврентий вытер клубок о рукав.

— Это вы у него спросите, — указал на шерстяного «гида» Алексей, сдирая колючки с некогда белых лосин. — Я что-то пяти верст по чистому полю так и не заметил.

— Так правильно, вы вышли совсем с другой стороны, — заметил игумен. — Безбашенному богатырю триста верст, однако, не крюк.

— Я понимаю, что «отважные герои всегда идут в обход», — вставил словечко и Фердинанд. — Но в данном конкретном случае это было абсолютно излишним.

— Ах, вот оно что! — воскликнул вдруг краснокнижник, с укором глядя на клубок. — Это ты так отомстил? Вот же шалунишка! — Лаврентий с невинной улыбкой повернулся к Круглову. — Не злись ты на него, Геолог-воин, он из-за обиды на тебя за тот раз повел самым скверным маршрутом. Теперь он на тебя не злится.

— Я очень рад! — только и выдохнул Алексей, обведя тяжелым взглядом окрестности, сил злиться у него уже не осталось. Его взор остановился на святилище. — Обалдеть! Это же самый настоящий Стоунхендж!

— Тише, тише, Геолог-воин! — замахал руками колдун Лаврентий. — Возле святилища так заковыристо ругаться нельзя. Здесь сходятся тончайшие нити высших материй, и любое дуновение мыслей способно покачнуть сей незримый узел, уже не говоря про словесные выражения.

Алексей промолчал.

Зато заорал басом Горыныч.

— Дядя Леша! Дядя Леша! — одновременно заголосили Союз и Аполлон. — Мы теперь с тобой одной крови!

На их крики из-за каменных глыб выскочил «Аристотель» с «тубусом».

— А вот и звездочет Афоня к нам пожаловал, — кивнул в сторону «Аристотеля» патологоанатом. — Его-то мы и ожидали в монастыре, когда он на дракоше к нам «приайболитит». Знакомьтесь, — представил некрофиолог их друг другу, — этот молодой человек тот самый герой Алексей Круглов. Еще звания перечислять?

— Да, да, — по-собачьи завиляв хвостом, за «деду Афоню» попросил дракон.

— Он же Геолог-воин, он же Воин Не От Мира Сего, он же Воин С Того Света, — загибая пальцы, продолжил Фердинанд «знакомство», было видно невооруженным глазом, что это занятие доставляет ему неподдельное удовольствие. — Ну, это основные. Теперь второстепенные.

— Хватит! — прервал доклад некрофиолога Алексей. — Вы мне вот что скажите, а нельзя было мне вместе с вами на драконе сюда долететь?

Старцы дружно опустили глаза в землю.

— Пойми нас, Алексей, — наконец набрался решимости игумен, — дракон ведь не верблюд, столько груза на себе тащить.

— А перегруз летательного средства, сам знаешь, чем чреват, — напомнил премудрый Лаврентий. — Да и места на нем всем тогда бы не хватило.

— Да и развеяться вам надо было, молодой человек, размяться, — добавил Кранкэнштейн. — Сами же говорили, без движения сколько пробыли.

— Понятно, — махнул рукой Круглов. — Дальше что?

— А теперь давайте поспешим к алтарю, — напомнил игумен, для чего они здесь. — Черт, слава богу, все-таки не настолько всемогущ, чтобы столько времени сдерживать время.

Старцы ринулись между валунами к центру святилища. Алексей, похлопав дракона по плечу, поспешил за ними.

— Мы с тобой одной крови, — прошептал ему вслед Союз, а может, и Аполлон, Круглов их не различал — голоса у них были идентичными.

Леха вошел под своды местного «Стоунхенджа».

В центре круглой каменной композиции располагался каменный алтарь — пятиугольная гранитная плита, на которой стоял большой гранитный куб с выбитой в нем выемкой в форме человека с широко разведенными руками и ногами. От каждой конечности и от того места, где должна была помещаться голова человека, отходили пять желобков, смахивавшие на лучи, исходящие от фигуры. Эти желоба тянулись к лучам звезды, где на пяти ее концах также были выбиты углубления. Алтарь солнца выглядел торжественно и удручающе.

— Это же место для жертвоприношений! — озарило-таки Алексея. — Вы что, меня сюда на заклание привели, как козла отпущения?! Отец Иосиф, скажите этим язычникам!

Игумен поморщился:

— Это наш единственный шанс вернуть все на круги своя.

— Принести меня в жертву?!

— Да брось ты, Лешенька, — виновато улыбнулся колдун. — Ты наша надежа и опора. Это единственный путь заглянуть по ту сторону тьмы.

— Вы сбрендили! — совладав с эмоциями, спокойно произнес Леха.

— Поверьте нам, молодой человек, — заложив руки за спину, сказал Фердинанд. — Если не верите нам, спросите у мудрого Афони.

— Да, да, да, — торопливо затараторил звездочет. — Я вам категорически рекомендую следовать нашим рекомендациям, ибо мне вас рекомендовали как единственного героя, который сможет заглянуть по ту сторону тьмы.

— Вот, а я что говорил, — развел руками патологоанатом. — И премудрый астрономолог так считает.

— Причем, прошу заметить, я в этом мнении категоричен, — выпалил Афоня. — Вспомните про бедного Фавнуса.

Алексей припомнил рассказ сатира, как его «из лучших побуждений» пытались добить старцы, и поежился.

— Не убедили. — Алексей на всякий случай отошел подальше от алтаря и прислонился спиной к одному из валунов (чтобы со спины не напали, от них ведь нынче всего можно ожидать).

Тут в воздухе запахло серой, и из-за каменной глыбы выскочил Джеймс Черт.

— Всем привет! — махнул Черт рукой общий салют. Ну что, все готовы?

— Где тебя черт… — напустился было на Дьяболо колдун, но поперхнулся. — А, ну да, точно. Так, а где ты пропадал?

— Я тело принцессы из Предисходней сюда перебазировал, — ответил Вельзевул. — Около ворот в монастырь в слюдяном гробу оставил. Потом перенесете.

— А не сопрут как однажды? — поинтересовался звездочет.

— Кто сопрет? — усмехнулся Черт. — Окромя здесь стоящих да дракона с сатиром, остальные все столбняк поймали.

— Точно, точно, и как это я запамятовал, — вновь завелся Афоня. — Вы же, уважаемый, время притормозили, на минимум выставили.

Услышав, что тело возлюбленной доставили к монастырю, Алексей оживился.

— Как она? — обратился Круглов к Дьяболоу.

— Как все ей подобные, — ответил Черт. — Мертва, бледна и холодна.

— Я могу ее увидеть?

— У нас на это нет времени, — покачал рожками Вельзевул. — Тебе надо спешить, или произойдет непоправимое.

— Ну что я вам говорил, молодой человек, — сказал Фердинанд. — Вот и мистер Черт вам говорит.

Алексей перевел взгляд на игумена. Словив его взгляд, Иосиф только еле заметно кивнул — мол, не сомневайся, все под контролем.

Но сомнения все еще одолевали Леху. Он готов был броситься назад к монастырю и попытаться своими горячими поцелуями оживить прекрасную принцессу.

— «А вот этого делать не стоит, — прошелестело у него в голове. — Ты делай, как они говорят, отринь сомнения, мур-р-р».

Алексею на краткий миг показалось, что в воздухе над алтарем проявился кошачий рот, скривившийся в ироничной ухмылке, и наваждение исчезло. Пантелеймон!

— Я согласен, — принял решение Круглов, направляясь к алтарю. — Делайте, как считаете нужным.

Обрадованные старцы и Дьяболо засуетились вокруг Алексея.

— Ты не переживай, — успокаивал его с одной стороны игумен, помогая взобраться на алтарь. — Ты умрешь только формально, даже святилище солнца не в состоянии перехитрить смерть. Твоя душа и разум отделятся от тела и заглянут по ту сторону тьмы. Если что-то не так пойдет, они просто вернутся в тело, и ты очнешься.

— Хотя и не факт, — успокаивал с другой стороны его Черт, запихивая Лехины ноги в проемы. — Если душа и разум не смогут между собой разобраться, то они могут и застрять в потусторонности. И будут вечно скитаться там неупокоенные.

— Да ладно стращать вам богатыря, — вмешался краснокнижник, закрепляя его руки в соответствующих выбоинах. — Он сам на месте со всем разберется. Вы же не были там, зачем тогда зазря болтать.

— Ну, вродь готово, — осмотрел игумен лежащего на алтаре Алексея. — Теперь по местам.

Священник, колдун, звездочет, патологоанатом и, чего греха таить, иже с ними Черт, Джеймс Черт собственной персоной, разошлись по лучам звезды и остановились около выемок.

— Кладите артефакты сокровенных тайн и знаний в ниши, — торжественно произнес Лаврентий и первым положил в выемку рядом с собой «Красную книгу». — Следующий!

Стоявший слева от него игумен достал из-за пазухи не менее солидную книгу в кожаном розовом переплете.

— Это «Житие мое» пресловутых Хохмы и Ерохмы, — озвучил Иосиф название фолианта и положил его в свою выемку.

— Следующий! — напомнил колдун.

Стоявший слева от него Афоня достал из своего тубуса стопку скрученных трубочкой плакатов.

— Это карты звездного неба, — потряс он солидным свитком. — Все тридцать шесть, всех трех гороскопических систем. Так сказать, полное собрание наблюдений.

Звездочет положил свиток в выемку и посмотрел на стоявшего слева Фердинанда. Тот достал из нагрудного кармана небольшой блокнотик.

— Здесь все мои фундаментальные исследования, вылившиеся в «формулу Кранкэнштейна», доказывающую жизнеспособность теории относительного тяготения невероятности притяжения, — «похвастал» Фердинанд. — На пятидесяти страницах, между прочим.

Некрофиолог опустил «артефакт» на дно выемки и суеверно плюнул на всякий случай через левое плечо три раза. Черт, опрометчиво занявший место слева от него, недовольно поморщился, но промолчал.

Теперь все, включая лежащего на алтаре Алексея, уставились на Вельзевула.

— Ну, — не выдержал Лаврентий. — Чего медлишь, клади свой артефакт сокровенных тайн и знаний.

— А я не знаю, что выбрать, — признался Дьяболо. — У меня много раритетов имеется.

— Ишь ты! Подишь ты! — переглянулись между собой другие участники ритуала.

— Вот, может, эту? — Черт выудил из-за пазухи здоровую книжищу в стальном переплете, на котором было выгравировано «Майн кампф». — Я ее сам лично писал еще перед Второй мировой. А может, эту. — Черт достал другую книгу с надписью «Найн кампф». — А эту я аккурат после войны начиркал. Тезисно, но тоже важные мысли она в себе таит.

— Еще что имеется? — подал голос Алексей, не хотел он, чтобы в ритуале были замешаны столь сомнительные «артефакты».

— У меня всякой артефигни немерено. — Вельзевул достал из внутренних безразмерных карманов несколько цветных книжиц. — Вот эту серию я под псевдонимом «Марья Пунцова» выпустил. Среднестатистическому обывателю мозги гарантированно разрывает. Эти мои сочинения, — Черт спрятал первый сборник и вытащил на свет свои очередные «бестселлеры», — тоже те еще фолианты. Вот, например, «Как стать миллионером», специальный тираж, для полных лохов. Или вот «Камасутра для дендрофилов», подарочный экземпляр.

Алексея, несмотря на гнусное настроение, начинал разбирать смех.

— Вот он, мой артефакт! — обрадованно воскликнул Черт, наконец подобрав из своей коллекции что-то совершенно «мефистофельское». — Это «Книга подмастерьев», — показал всем находку Дьяболо. — Ее первую часть даже экранизировали.

Наконец в последнюю свободную нишу была уложена дьявольская книга-артефакт, и все приготовились к самому ответственному этапу ритуала.

— Приди, дракон! Приди, дракон! Приди, дракон! — дружно воскликнули все четверо и Черт, стоявшие вокруг алтаря, и дракон пришел.

Союз-Аполлон сделал несколько кругов над святилищем и, спустившись к алтарю, завис над Алексеем.

— Мы с тобой одной крови, — прошептал Союз и сделал своим когтем надрез на запястье Лехиной левой руки. Темная кровь тонким ручейком побежала с руки в желобок и дальше по нему к артефакту старца Лаврентия.

— Ты и я, — сказал приглушенным баском Аполлон и чиркнул когтем по левой лодыжке. С нее кровь потекла к артефакту игумена.

Алексей не чувствовал ни боли, ни страха, ни каких-либо других неудобств. Он всего-навсего ожидал встречи со смертью.

— Сила человека в его слабости, — пропел дракон, и… темная струйка с правой ноги потекла к свитку звездочета.

Осталось дело за малым.

Леха ожидал очередных «слов напутствия» от дракона типа «Добро победит зло и зверски его добьет» или «Красота спасет мир, сметая на своем пути всех уродов», но Горыныч молча вонзил свой коготь в запястье его правой руки и, проследив, как темная кровушка весело побежала по желобку к Фердинанду, занес лапу с выставленным когтем над горлом Алексея.

Напряжение достигло апогея, и в воздухе запахло озоном.

Дракон прицелился и нанес точный удар Лехе по… носу. Из расквашенного богатырского носа кровь побежала по щекам двумя струйками и, воссоединясь в желобке, потекла к книге Вельзевула.

Несмотря на мощный прямой апперкот дракона, Алексей сознание не потерял и продолжал по мере возможностей следить за происходящим вокруг. А следить было за чем.

Когда дракон нанес последний удар и, пожелав Лехе удачи, стремительно покинул воздушное пространство над святилищем, а «артефакты» набухли от смешанной крови человека и дракона, над алтарем стали загораться яркие искорки. Отрываясь от лучей звезды, искры поднимались вверх, стягиваясь к середине, напротив Лехиной груди, и образовывая, таким образом, блестящую сферу.

Алексей почувствовал, как что-то внутри его задергалось, защемило и затрепетало. Желая освободиться от неприятных ощущений, он решил прекратить этот ритуальный эксперимент и сначала присел, а после встал на алтаре. «Не обижайтесь, мужики, — подумал Леха. — Но у вас ничего не вышло».

«Мужики» обижаться и не собирались, они во все глаза смотрели куда-то под ноги Алексею.

Все-таки вышло. Леха проследил за их напряженными взглядами и обнаружил… себя, точнее, свое многострадальное физическое тело, лежащее на алтаре. И как только его разум осознал, что его ментальное тело, то бишь душа, уже покинула свою невзрачную мужественную оболочку, Алексею стало так легко, как никогда прежде. Он воспарил над святилищем и нечаянно коснулся мерцающей над алтарем сферы. Искристый шар втянул его внутрь себя и помчал вверх, прочь от земли. Оставшиеся на земле (кто крестясь, кто чертыхаясь, а кто и изрыгая пламя) проводили взглядом яркую сферу и, превратившись в маленькие точки, исчезли далеко внизу.

Вокруг Алексея замерцал мириадами звезд бесконечный космос.

 

Глава 6

В ГОСТЯХ У…

Путешествие заняло совсем немного времени. Буквально несколько мгновений пронеслось, прежде чем Леха успел осознать всю прелесть происходящего с ним, и его занесло прямиком в черную дыру. По всей видимости, там он и должен был оказаться по ту сторону тьмы. Пролетев небольшой тоннель, Алексей вылетел с противоположной стороны и упал… лицом в снег. Жуткий холод сковал его руки. Алексей поднялся, осмотрел себя и чуть не заплакал. Его душа и разум оказались в теле маленькой девочки, к тому же одетой в лохмотья. Вокруг возвышался занесенный снегом лес, мела мерзкая поземка и стоял сильный мороз, поэтому Алексею ничего не оставалось делать, как незамедлительно начать выполнение миссии в этих экстремальных условиях.

Первым делом он осмотрелся и, заприметив между деревьями слабую искру, возможно, далекого костра, поспешил в ту сторону. Долго ли, коротко ли пробирался через сугробы Алексей-девчонка-малолетка, но все же вышел к освещенной поляне. А на ней… Леха сначала не поверил своим глазам. Что-то теплое из детства всплыло в памяти при виде этой картины.

Посреди поляны полыхал яркими бликами разноцветный огонь, а вокруг него сидели пятеро мужчин разного возраста. Только девчушка-Алексей вышел на поляну, как мужчины все, как один, развернулись в его сторону. Круглов остановился.

— Поди сюды, — помахал ему рукой самый старший из мужчин, дородный старец, похожий на Деда Мороза. — Иди сюда, дуреха, не бойся.

Хотел было послать его Леха за «дуреху», но вовремя спохватился. Ведь он нынче в девчачьем тельце по здешним краям шлындает. Значит, точно «дуреха».

Круглов приблизился к обитателям полянки и поклонился, стараясь делать это по-девчачьи угловато, да, видать, переборщил.

— Ну что, Потусторонний Воин, он же Воин Не От Мира Сего, он же Воин С Того Света, — раскусил его «Дед Мороз». — Добрался-таки в нашу юдоль.

Алексей не знал, что и сказать. Как эти с виду простофили догадались?

— Как, как, — ответил на его немой вопрос другой мужчина: молодой, с мужественным лицом и горящим смелым взглядом. — Мы все про всех знаем.

— Ведь мы даже не двенадцать братьев-месяцев, мы еще круче, — добавил бледный пожилой мужчина с потухшим взором.

— Слышал ведь поговорку «Пяти смертям не бывать, а одной не миновать», — подмигнул ему розовощекий юнец, совсем мальчишка. — Так вот это про нас.

«Кажись, в поговорке оговаривалась цифра семь», — подумал Алексей и тут же получил ответ от пятого, зрелого мужчины со шрамом на лице.

— Вы многого не знаете, — взвешивая каждое слово, произнес он. — Нас, Смертей, не семь, а ровно пять, ни больше ни меньше. И Смерть — это не женщина, а сам видишь кто. Мы настоящие мужчины.

— Но чтобы тебе не резало ухо, а читающему в данный момент про нас не резало глаз (они и про это знают, ужас!), — пригладив бороду, сказал Дед, — будем говорить с использованием более привычных всем вам понятий. Итак, я Эвсклепид, по-вашему, старческая смерть, или смерть от старости.

— Я Гибелий! — представился молодой смельчак. — Героическая смерть, по-вашему.

— Я Некролион! — кивнул зрелый со шрамом. — То есть трагическая смерть.

— Меня величают Бреннодор, с двумя «нэ», — поклонился бледный и пожилой. — Я этот, как его там, суицидальная смерть.

— А я Плетаргис, — улыбнулся розовощекий мальчуган. — Я клиническая смерть.

— Я представляться не буду, — нахмурил бровки девчушка-Алексей. — Вы и так про меня все знаете.

— А то, — усмехнулся Эвсклепид. — Мы тебя уже давно в гости ждем. Сам небось разумеешь, какие нынче проблемы.

— Не знаю, какие тут у вас проблемы. — Алексей перешел к делу: — А у меня к вам два вопроса, господа смертюшки.

— Знаем, знаем, — скривился Некролион. — Насчет принцессы пришел поговорить и узнать, почему больше мы ни за кем не приходим. Так?

— Так.

— Отвечаю. Все ты и принцесса виноваты. Наломали дров. Теперь мы сидим, смотрим как остолопы на ее душу. — Некролион кивнул на переливающийся «огонь». — И не знаем, что делать с ней. А пока задача не разрешится, так все и будет.

— Так в чем же дело, верните ее назад, — нашел быстрый способ Круглов. — Она оживет, и все само собой разрешится.

— Вроде ты взрослый мужик, Леха, — покачал головой Плетаргис. — А мыслишь, как глупая девчонка. Мы бы и рады все вернуть на место, да только к ее смерти никто из нас не причастен.

— Как так? — удивился Леха.

— А так, — проворчал Бреннодор. — В нашей практике это первый случай, а нам, знаешь, сколько миллионов лет? Ого-го! Да такой цифры еще не существует.

— А можно пояснее?

— Отчего же нельзя, можно, — вновь взял слово Эвсклепид. — Любая смерть может подразделяться на одну из пяти наших ипостасей. Убило в бою, выпал из окна, прошило током, придавило блоком, упал грудью на вражеский пулемет, словил в спину от своих же автоматчиков, перепутал педаль газа и тормоза, повесился, застрелился, утопился, истощился, дотянул до глубокой дряхлости и нечаянно чихнул — в общем, любая смерть может быть либо трагической, либо героической, либо старческой, либо суицидальной, либо клинической. Иного не дано. Здесь же получилось так, что принцесса умерла непонятно от чего: то ли от поцелуя, то ли от счастья, то ли от любви. Но ни первое, ни второе, ни третье не должны были привести к подобному результату. Асфиксии или шока не было. Оттого весь сыр-бор и получился.

— И что делать? — почти поняв всю трагичную нелепость происшедшего, спросил Круглов.

— Единственный шанс все вернуть на круги своя, — ответил Эвсклепид, — это оживить принцессу, словно она и не умирала.

— Что надо для этого сделать?

— Это уже зависит от тебя, — произнес Гибелий. — Ты должен встретиться с Ним и поговорить. Если убедишь — победишь. Тогда Он тебе поможет. Нет — быть великой беде.

— С кем?

— С тем, кто страшнее нас, — сказал Бреннодор.

— Где его искать?

— Он сам найдет тебя!

— Что ему сказать?

— Он сам скажет тебе!

Алексей схватился за голову, но, почувствовав между пальцев длинные девичьи косы, выставил руки перед собой, не желая прикасаться к слабому детскому тельцу.

— Не переживай! Как только ты войдешь в свою дверь, ты покинешь это тело, — обнадежил его Эвсклепид и беззлобно проворчал, усмехаясь в бороду: — Аватар, твою душу, из клана зольдафонов.

— А как оно вообще здесь оказалось? — пропустил мимо ушей подколку Круглов.

— Эта глупая девчонка, Алисия, не послушала своего кота, проникла вместе со своим физическим телом по эту сторону тьмы, а в зазеркальном лабиринте переходов ее душа и разум покинули бренную оболочку и заблудились. Теперь тело ничье, без души и разума, это тот самый «овощ», в который чуть было не превратили и тебя эскулапы из твоего мира. А мы его подкармливаем и изредка используем, чтобы лучше видеть эмоции тех метафизических тел, с кем сталкиваемся.

— Весело, — мрачно процедила девочка-Алексей. — А где моя дверь?

— Обернись!

Круглов оглянулся и обомлел: среди сугробов, в самом эпицентре суровой космической потусторонней зимы стояла дверь, обитая коричневым дерматином. Дверь из его далекого детства. Дверь их коммунальной квартирки, за которой ни на минуту не замирала дружная, беспутная, порой распутная жизнь. Алексей дрожащей девичьей ручонкой взялся за дверную ручку и потянул дверь на себя.

«Только ничего не тронь, иначе крах, — промурлыкало у него в голове. — Не поддавайся провокациям, мур-р-р».

Алексей увидел длинный темный коридор коммуналки и почувствовал вновь необыкновенную легкость — девичье тело осталось за дверью, в зиме. А впереди его ждали воспоминания детства и… Он.

 

Глава 7

САМЫЙ СТРАШНЫЙ С…!

Внимание! Внимание!

Если все, что вы читали до этой главы, вам показалось либо веселым, либо нелепым, либо просто замороченно-запутанным, то эту главу, без преувеличения, можно наградить званием самой кошмарной главы из всех глав этой книги. Даже Стивен Кинг, прочитав ее, стал спать исключительно с включенным светом и двумя вооруженными секретаршами по бокам. Если вы не можете позволить себе подобной роскоши, то не только я, но и Минздрав вас предупреждает: откажитесь от этого безумного поступка. Перелистните страницу, и пусть вы не узнаете, в чем, собственно, дело, но у вас сохранится ваш хороший богатырский сон и купеческий аппетит.

Хотите пощекотать себе нервы? Смотрите, я вас предупреждал.

Что же, читайте дальше.

Когда дверь за Алексеем захлопнулась, он увидел длинный коридор, освещенный тусклой, засиженной мухами лампочкой. Круглов направился по коридору, с удивлением отмечая, что везде по стенам вместо картин, велосипедов и календарей развешаны разнокалиберные зеркала, в которых ничего, кроме сумрачной дымки, не отражалось. И тут он увидел единственную картину среди зеркал. В отличие от всего остального, эта картина отражалась в зеркале напротив. Это был портрет женщины, всего-навсего типографский оттиск Джоконды безумного гения Леонардо да Винчи, загадочная Мона Лиза. Тем не менее ее глаза, отраженные в зеркале, буравили его словно взглядом из потустороннего, давно сгинувшего мира. В призрачном сумраке коридора улыбка таинственной женщины в зеркале более походила на хищный волчий оскал.

Алексей вспомнил ее.

Этот портрет висел над изголовьем его кровати, поэтому увидеть его в детстве перед сном не мог. Только ее отражение в зеркале на стене напротив.

Отражение.

В полнолуние, когда лунный свет, отраженный от начищенного паркета, падал на портрет, Джоконда из его детства в зеркале преображалась. Ее одежда приобретала молочный оттенок, волосы казались седыми, лицо и руки становились полупрозрачными, а глаза сверкали дьявольскими огоньками.

В такие минуты стрелки на часах замедляли свой бег, замирал и клен за окном, зачарованный колдовским преображением женщины. Не в силах оторваться, он и отражение женщины долго смотрели друг на друга. Возможно, думалось тогда маленькому Леше, в свете луны она тоже видит его отражение по ту сторону зеркала совсем иным. И сейчас Круглову вдруг стало не по себе от тех нахлынувших воспоминаний, от тех неосторожных мыслей, которые сейчас могли превратиться во что-то жуткое.

Он замер напротив картины, по старой привычке посмотрев на Мону Лизу через зеркало напротив.

И тут-то все и началось. Таинственная женщина неожиданно подмигнула ему и хлопнула в ладоши. Алексей ничего не услышал, но с ее хлопком сумрак в зеркалах затрясся, словно марево, и по зеркальным поверхностям пошли круги, словно в зазеркалье начал накрапывать дождь. По коридору повеяло промозглой сыростью и какой-то осенней беспричинной тоской.

Даже метафизическое тело, какими бы оно фантастическими возможностями ни обладало, не может видеть одновременно во все стороны, поэтому мысли разума и чувства души Алексея стали метаться из стороны в сторону, оглядываясь по сторонам и стараясь понять, чего же ожидать от начавшегося представления.

И это нечто не заставило его долго ждать. Словно из сумрачного тумана, из глубины каждого зеркала выскочило уродливое существо и начало биться в зеркальную гладь, пытаясь разбить его и дотянуться до Лехиного метатела. В узком коридоре его душе стало совсем худо от рычащих прямо перед носом существ. Стараясь не приближаться близко к стенам с зеркалами, Круглов направился по коридору дальше, держась середины коридора. Его взгляд скользил по зеркалам с отражениями потусторонних уродцев. Он всматривался в их лица и, наконец, понял, кого они ему напоминали. Это были его отражения с искаженными в злобе и нечеловеческой ярости лицами, гримасничающие и изрыгающие глухие проклятия, еле доносившиеся из-за вибрирующих зеркальных поверхностей. Отражения были разных возрастов: от юнцов до стариков, по всей временной шкале. И все это был Он.

Он, а точнее все же многочисленные Они источали уже не просто тоску, а порождали первобытный ужас, тот самый непонятный и необъяснимый кошмар, когда-то выбравшийся из доисторических болот и окутавший еще чистую душу первого Человека.

Прошедший сквозь огонь и воду разум Алексея поддерживал его выгибавшуюся дугой, словно кошачья спина, душу, но практически уже сам был готов «поднять белый флаг», то есть начать паниковать организованно, дуэтом.

Еще немного, и он готов сорваться. Еще чуть-чуть. Еще чуть…

И вот этого второго «чуть», слава богу, Они и не дождались.

Алексей, с содроганием разглядывая свои отражения в зеркалах, внезапно увидел дверь их комнатушки. Она была не похожа на ту дверь, но Круглов знал, что это именно она. Она манила его. За ней он всегда чувствовал себя в безопасности, убегая от старших мальчишек и девчонок, соседей по коммуналке, избегая в первом случае тумаков, а во втором — тисканий и противных девчачьих поцелуев. И вот теперь она должна была его укрыть от этого ужаса.

Лишь только он приблизился к ней, как дверь со скрежетом отворилась. Едва Алексей прошмыгнул в комнату, раздался треск разбившихся зеркал, и в закрывшуюся за ним дверь заколотили вырвавшиеся на свободу узники зеркал. Ругань и проклятия за дверью то перерастали в умоляющий холодящий душу шепот, то переходили в раздражавшие разум завывания, а то и вовсе смолкали. И тогда из-за двери доносилась колыбельная, которую Лехе пели в детстве. Эта незамысловатая песня про серого волчка больше всего будоражила душу Алексея, парализуя его волю. Несколько раз он намеревался приблизиться к двери, но разум одергивал его.

Наконец Алексей собрался и заставил себя игнорировать происходящее за дверью.

Круглов развернулся и в очередной раз наткнулся на зеркало. Это было большое бабушкино трюмо. Леха тут же вспомнил про зеркала в коридоре и про вырвавшиеся из них отражения, скребущиеся за дверью, и со страхом подумав о возможном…

И, как только он неосторожно подумал, раздались тяжелые уверенные шаги. Алексей огляделся по сторонам, но никого не обнаружил. Он глянул в зеркало и отпрянул прочь. В зеркале, криво усмехаясь, стояло отражение его тела с бледным цветом лица, и стояло оно гораздо ближе к грани зеркальной поверхности, нежели метатело Алексея. Круглов сразу, каким-то если не шестым, то наверняка из первой десятки чувством распознал, что это тот самый ОН.

Круглов взял себя в руки.

— Плохо выглядишь, — произнес он, остановившись напротив зеркала.

Отражение только дернуло бровью.

— Надо больше бывать на свежем воздухе, — стараясь казаться непринужденным, добавил Леха, чувствуя себя не в своей тарелке от, как бы это странно ни звучало, своего собственного, но потустороннего взгляда из зазеркалья.

В ответ его отражение село в выплывшее из сумрака кресло и закинуло ногу на ногу. Алексей оглянулся назад, ожидая увидеть не менее комфортабельное сиденье, но, увы, ничего не обнаружил.

— Недурно, весьма недурно, — похвалил он молчаливого пока собеседника.

— Ты, пустомеля, пустозвон, пустое место, — проговорило отражение без каких-либо эмоций, будто констатируя само собой разумеющийся факт.

Алексей перевел взгляд вниз, на себя, и вместо плоти, которую он покинул, увидел прозрачный силуэт из мерцающей пыли.

— Я не в этом смысле, — сказало отражение, правильно расшифровав мысли Алексея. — Тебя ведь там считают героем ихнего времени. Я же тебя, в отличие от них, насквозь вижу.

И вновь Алексей оглядел прозрачный силуэт своей ауры.

— Ты давай-ка не придуривайся, — поморщился его собеседник. — Прекрасно понимаешь, о чем я.

— Хоть убей — не понимаю, — ответил Круглов, не вникая в слова чопорного зазеркальщика. — И вообще, с кем имею честь?

— Да ты не просто пустышка, ты еще и тупой, — произнес Алексей из зеркала, всем своим видом показывая, что для него знакомство с тутошним Лехой далеко не «честь». — Мало того, что ты напакостил везде, где бывал, где появлялся, ты еще наивно полагаешь, что «просто хотел помочь людям».

Алексей раздраженно ругнулся:

— Твою душу, ты что же себе позволяешь?!

— Ты не ерепенься, — усмехнулся надменно потусторонний Леха. — А лучше покайся за свои грехи предо мной, аки пред иконой.

— Вот еще! — усмехнулся Круглов, правда, надменно у него не вышло, но с ехидством он даже немного переборщил. — Было бы перед кем извиняться. Да и нет за мной серьезных «косяков».

Отражение недовольно покачало головой и, встав с кресла, подошло вплотную к зеркальной грани.

— Ты не тупой, ты еще тупее, — громко произнес отраженный. — Или память отшибло? Напомнить?

Алексею захотелось со всей силы треснуть по зеркалу, а если повезет, и зацепить этого потустороннего наглеца по наглой, и на его взгляд, довольно симпатичной роже. Блестящая пыль силуэта его кулака уже замахнулась для рокового удара, но что-то его остановило: то ли тихое фырканье, то ли умиротворяющее мурлыканье где-то в верхнем слое ауры. Он собрался и… передумал касаться зеркальной поверхности.

— У тебя на меня ничего нет, — уверенно ответил Леха. — Если хочешь что-то предъявить, валяй, попробуй.

— Загибай пальцы, — не менее уверенно произнес Леха-потусторонний. — Когда моя чаша весов перевесит твою чашу заслуг, мы с тобой тоже махнемся местами. Согласен?

Круглов немного порылся в архивах памяти, прошелся по загашникам воспоминаний и ничего особо скверного в своей жизни не припомнил. Как ему показалось, он был чист, как банный лист.

— Лады, — кивнул он. — Но если моя чаша перевесит, ты мне поможешь вернуть душу принцессы в исходное состояние.

— ???

— Вернуть ее к жизни.

— Проще простого.

— Тогда начинай пытаться припомнить за мной хоть какой-нибудь грешок.

Леха в зеркале радостно потер руки и голосом игумена Иосифа произнес:

— Право, негоже под стенами храма святаго избиением иноков юных грех на душу брать.

— Не забывай о том, что иноки были как минимум в два раза тяжелее меня каждый и на две головы повыше, и первыми начали оскорблять меня, — парировал Алексей первый удар по его непогрешимости или безгрешности, кому как нравится. — Да и вреда я им не нанес. Только мозги вправил. Считай, что тогда я их в свои ученики посвятил.

— Тоже мне, сэнсэй, — проворчал ОН потусторонний. — Хорошо, считай, выкрутился. А что скажешь по делу Харитоши?

— Это который водолаз?

— Это который лодочник. По твоей протекции он водолазом устроился.

— Здесь тоже на мне греха нет, он сам начал, — не задумываясь, ответил Круглов. — Ну и опять же воссоединение с семьей.

— ???

— Мне историю его «подводоплавающей» семейки краснокнижник Лаврентий поведал.

— Так, значит?! — поморщилось отражение. — А за что, скажи тогда, ты безобидному Мичуре зубы выставил? Он-то тебя точно ну никак не мог тронуть. Ваши стежки-дорожки не должны были пересечься.

— Насчет безобидного, это стопроцентная деза, — отбил очередной выпад Леха. — Он к бабам, да еще к почти замужним, приставал с пошлостями и непристойностями всякими. Ну и получить по зубам, это просто радость для него была, по сравнению с тем, если бы я его на кол осиновый посадил. К таким вещам надо подходить дифференцированно.

— Не умничай, — оборвал его ОН. — Лучше давай-ка пороемся в грязных портках твоего мира. Чего там ты понавытворял.

— Да, пожалуйста, сколько угодно, — самоуверенно произнес Круглов, заранее зная, что здесь не только комар, а и вошь комариная носа не подточит.

Лехино отражение ненадолго задумалось.

— А-а, вот, — вспомнил ОН кое-что. — Вспоминай свою первую стажировочную командировку в горячую точку одной из жарких стран.

— «План-задание выполнено в полном объеме. Квалификационный разряд подтвержден. Итоговая оценка — пять баллов», — без запинки, словно специально заучивал, ответил Алексей, практически дословно вспомнив отзыв тамошнего начальства родимой силовой структуры.

— А беременную девицу в парандже на блокпосту вспомнил?

— Нет.

— Ну, как же, ты пропустил ее без досмотра.

— Наверное, потому и не запомнил, — отшутился Алексей, все же немного насторожившись — куда это клонит его потусторонний клон. — А что, мне надо было роды у нее принять?

— Нет, но если бы ты поближе познакомился с ее животиком, то обнаружил бы в нем взрывчатки в пуд тротилового эквивалента.

— Если бы я поближе познакомился с ее животиком, то тамошние нервные бедуины меня, да что меня, весь блокпост камнями завалили бы, как цитадель зла, а так…

— А так, — перебил его потусторонний Леха, — она разнесла полрынка в пух и прах, вместе с верблюдами, торгашами и привередами-покупателями.

— Короче, — сделал вывод из их беседы Алексей. — Я понял твою тактику — ты хочешь меня разжалобить и заставить извиняться?

— Нет, — ответил ОН, пожав плечами. — Я хочу, чтобы ты осознал свою греховность, пал ниц и покаялся.

— Неслабое желание, — с игривой иронией произнес Круглов.

— И оно вполне осуществимое, — с уверенным сарказмом сказал ОН. — Потому что сейчас тебе будет не до шуток. Держи! — Потусторонний Алексей сымитировал руками движение подающего теннисиста. — Пятый «Б» класс. Соня Соловьева — первая красавица класса. Ты предложил ей дружбу, а она проигнорировала тебя.

— Все, это смертельный удар по моему самолюбию, — не в добрый час развеселился Круглов, заставив еще более помрачнеть свое отражение. — Ты напомнил мне самый тяжелый эпизод в моей жизни. Я сдаюсь. Разрешите начать рыдать и каяться?

— Не спеши радоваться, клоун, — сказал потусторонний. — Вспомни, что было дальше.

— Право, не знаю, — в том же духе продолжал Алексей. — После нее мне отказали: в шестом Люба, в седьмом Катя, Люда согласилась дружить, но я сам расхотел, Вика сама подошла, предложила, а Оксана из параллельного класса так вообще в любви призналась. И где здесь грех?

— Ты не то вспоминаешь, — с легким злорадством сказал ОН. — Ты припомни, что было после того, как Соня не захотела с тобой дружить.

— А что, ничего особенного, — поспешно ответил Леха и отвел глаза в сторону. — Не захотела, ну и ладно, на нет, как говорится, и суда нет.

— Тогда скажи мне, зачем ты стал ее преследовать, — ткнув пальцем в Леху, сурово заговорил ОН. — Ты подговорил своих дружков назвать ее «пугалом огородным», ты унижал ее перед всем классом, ты не давал ей прохода, дергал за косы, прятал учебники и играл ее портфелем в футбол, гандбол и баскетбол. Ты, юный поганец, превратил жизнь юной неокрепшей души в ад, она пришла в ваш мир чистой и открытой, и ты был первым, кто стал втаптывать ее в грязь. Это потом уже ее тело залапали потные ублюдки. Но ее душу сгубил ты. Вспомнил?!

— Твою дивизию! — только и сказал Леха.

Он готов был провалиться в самое пекло. Фигура невинной девочки-куколки, представшая в его воспоминаниях, словно тупым ножом, резанула по его чувствам, разорвав былую уверенность и где-то нахальность, оставив ему только чувство глубокой вины, которая выкарабкалась из уголков памяти, завалив, словно дрожжевое тесто, остальное пространство сознания.

— Это же была детская шалость, — сам не веря своему дрожащему голосу, пролепетал Алексей. — Я просто хотел привлечь ее внимание.

— Привлек, — мрачно проговорил ОН. — Так привлек, что недотрога-отличница стала путаной-удовлетворительницей.

— Я не… не знал, что все так сложится.

— Ты слишком много на себя брал, — с уже нескрываемым злорадством сказал Круглов из зеркала. — Как и сейчас. Но и это еще цветочки.

— Что еще? — уже со страхом, и куда только вся наглость улетучилась, спросил Алексей.

— Вспоминай: лето, тебе шесть лет, пустырь за гаражами…

Круглов, даже не напрягая память, виновато опустил глаза. Эта заноза всегда была в его душе. Даже все спецтренинги и «колдовство» военных психологов не смогли вытравить этот жуткий эпизод его жизни.

— Ту рогатку ты выменял за жеваную жвачку, — напомнил несущественную деталь ОН.

— Она была еще сладкой, — попытался оправдаться Леха.

— Ты от основной темы не увиливай давай, — резко остановил его потусторонний Круглов. — Ты прекрасно понял, о чем, точнее, о ком речь.

— Да, да, я понял, — морально сжался Круглов. — Давай больше не будем об этом.

— С какой стати я должен тебя жалеть, — вновь повысило голос отражение Круглова. — А ты пожалел ее?! Невинная ласточка. Сидела себе на проводе, радовала глаз прохожего. Смотрела на кучерявого малыша, копошащегося внизу, и даже не понимала, что «малыш» уже нашел подходящий камень для рогатки. Трудно придумать более гнусное и бессмысленное убийство. Снайпер, твою душу!

— Я… я… я… — пытался найти оправдание Алексей, но крыть ему было нечем.

— Ты, ты, ты, — в тон ему произнес зазеркальный Алексей. — Ты убийца и подлец. У ласточки в гнезде остались яйца, птенцы так и не вылупились. А у Сони никогда не будет детей: три подпольных аборта — это тебе не курсы планирования семьи.

Словно гора, навалились на Алексея грусть-тоска да стыд-вина за содеянное в далеком безоблачном прошлом.

Еще тогда, после безжалостного и бессмысленного снайперского выстрела из рогатки, когда ласточка упала на крышу гаража, а ему в руку опустилось маленькое трофейное перышко, заставившее заплакать кучерявого малыша, когда он мысленно просил ласточку скорее взлететь с крыши, бегая вокруг гаража и отгоняя соседского кота, так вот еще тогда он решил стать защитником слабых и поклялся делать только добрые дела. Но, как видно, не все у него получилось на этом поприще.

А ОН начал сыпать, словно из рога изобилия, воспоминаниями, о которых любой мечтал забыть навсегда.

— А собаку в соседнем дворе помнишь? Вам было по пять лет. Ты убежал, а твой дружок остался, она его покусала.

— Угу.

— А кто вытащил бумажник у пьяного дворника? Ты думал, это круто, а у него семья месяц на голодном пайке жила, жена чуть не бросила.

— Да-а, это я, — выдохнул сам не свой Леха, пристыженный и униженный до самого паркета.

— Любой из этих проступков перевешивает чашу твоих «подвигов» в разы, — вновь надменно произнес ОН. — Казалось бы, пустяки, но за ними столько малодушия, подлости и трусости, сколько у обычного гоблина за всю его варварскую жизнь не накапливается. А ты говорил, что безгрешен. Продолжать?

— Нет, умоляю, — взмолился Круглов. — Я грешен, грешен, как никто другой.

— И ты раскаиваешься?

— Да, да, конечно, я каюсь, я виновен, я готов понести наказание.

— И ты готов войти под свод зеркала миров?

— Я готов ко всему, об одном только прошу: верни принцессу, если это в твоей власти, в тот дивный мир, и пусть вновь все движется своим чередом.

— Ты согласен уйти в небытие, исчезнуть из памяти мира и оставить любимую в одиночестве?

— Я согласен исчезнуть навсегда, лишь бы искупить свои грехи и дать возможность жить и умирать другим.

Потусторонний тряхнул головой.

— Тебе-то какой прок во всем этом?

— Искупление грехов.

— Но если ты готов на такое, я прямо не знаю, что и сказать. Ты исчезнешь из памяти общего информационного поля, словно тебя и не было, принцесса очнется и не вспомнит про тебя, и никто не вспомнит. Обычное полное забвение.

— Я хочу быть полезен не ради славы и восторга, я просто хочу вернуть все на круги своя.

— Опять ты все хочешь испортить своим самопожертвованием?

— Почему «опять»?

— Да так, к слову пришлось, — поморщился ОН. — Был тут один, но тебя это не касается.

— Ну, если меня это не касается, то я готов.

— Ты хорошо подумал? Все взвесил?

— Да!

— Есть еще варианты. В аду, например, тоже можно устроиться неплохо, главное, знать, к кому обратиться.

— Нет, пусть все будет по-честному. Твоя чаша весов перевесила. Я готов исчезнуть.

— Ну что же, коли так, коснись зеркала.

— И все?

— Да, ты попадешь по эту сторону тьмы, а я уйду по ту.

Алексей вытянул вперед руку, услышал кошачье фырканье, но не придал ему значения и в последний раз глянул на мерцающую звездную пыль ее силуэта. Он уходил навсегда, уходил не только из этой безумно прекрасной жизни, но и, что наверняка самое страшное, из памяти людской. И, несмотря на горькую досаду и позор за прошлые грехи, сейчас его разум и душа в едином порыве жаждали вечного забвения ради других, тех, которые вскоре и знать не будут, кому обязаны продолжением круга жизни.

Круглов глянул в зеркало.

Отражение напряженно застыло напротив.

Леха протянул прозрачную руку к зеркалу, ОН же с другой стороны протянул свою.

Леха коснулся темной зеркальной поверхности, и его отражение сделало то же самое.

Когда их пальцы соприкоснулись на грани между миром и потусторонним зазеркальем, яркая молния юркой змеей скользнула по рукам и брызнула в стороны маленьким фейерверком.

И больше ничего не произошло.

— Жаль, — обыденно, без эмоций проговорило отражение и вернулось в кресло. — Что-то не срослось.

— Что это было? — воскликнул возбужденный Алексей. — Что не срослось?

— Все, забудь, — махнул ОН рукой. — В это трудно поверить, но ты вновь оказался на высоте. Даже запредельные угрызения совести не подточили твоей веры в себя. А я, смешно сказать, засомневался лишь на одно мгновение, и на тебе.

— Ты сейчас о чем, — кольнуло Алексея запоздалое подозрение. — Ты где-то смухлевал?

Его отражение виновато улыбнулось.

— Да как сказать, в целом все чисто, по закону всемирного растяжения. Немного сгустил краски, чтобы ты особо не важничал, а так все почти по-честному.

— Ну-ка поясни, — поняв, что его хотели как-то надурить, начал не на шутку заводиться Алексей.

Зазеркальный Круглов прикусил губу и, наморщив лоб, пояснил:

— Ладно, остынь, это была проверка. Ты не совсем пропащий для своего статуса Вечного Странника.

— Ты о чем? — поинтересовался Алексей.

— Садись, — кивнул ОН. За спиной Круглова появилось кресло один в один как у него же зазеркального. — Теперь ты имеешь право знать…

— Что знать?

Кресло само притянуло Алексея, усадив в себя и тем самым создав комфортную обстановку для беседы.

— Не перебивай, пожалуйста, — вновь поморщился ОН. — Я ведь могу вновь рассердиться.

— Все, молчу.

— Коли так, внимай моим словам, — невесело улыбнулось его отражение. — Ты Вечный Странник — личность, бредущая по мирам. Проходя сквозь миры в своих реинкарнациях, ты каждый раз обнуляешь свои знания, но тем не менее твоя душа сохраняет отпечатки из прошлых жизней. В этот раз тебе посчастливилось заполучить физическую оболочку, именуемую «Человек». Ты выполнял свою роль исправно, пока не случилось то, что случилось.

— Что случилось?

— Тебя угораздило в один из параллельных миров многослойного пространства вариаций. Долбаные маги того мира не придумали ничего умней, как подкараулить тебя и вытянуть к себе, нарушив течение временных слоев. Дальше — больше. Ты вступил в запретный контакт с представителем иной реальности.

— Ты имеешь в виду невинный поцелуй с принцессой? — догадался Леха.

— Он самый. А после нарушения стали увеличиваться как снежной ком. Поход в Предисходнюю, повторный поцелуй, после чего и последовал этот всемирный коллапс. Растерянность в стане братьев Смертей и твой героический скачок по эту сторону Тьмы-Тьмущей.

— И что теперь?

— Все, ты прошел испытание.

— Какое испытание?

— Вот достал, — развел руками ОН. — Это и был Самый Страшный суд. Я пытался тебя заставить раскаяться и сломаться, припоминая все твои смертные грехи. Но, как я уже сказал, что-то не срослось. Может, оттого, что твоя одноклассница Соня, переведясь в другую школу от тебя подальше, стала старостой класса, закончила ее с отличием, удачно вышла замуж, родила двойню и живет долго и счастливо в своем доме.

— Так она не стала путаной?

— Нет, я же сказал, совсем немного сгустил краски.

— А ласточка, она что, тоже вернулась к своим яичкам?

— Нет, яички всегда были при ней. Это самец. И после твоего меткого выстрела из рогатки они у него только крепче стали.

— Зачем же ты мне врал?

— Я не врал, я брал тебя на слабо.

— Не слабо, а в чем смысл?

— А в том, что, если бы все срослось, мы махнулись бы с тобой местами. Думаешь, мне, всемогущему исполнителю желаний, интересно вечность торчать в этом роге изобилия всевозможных вариантов развития событий, принимать обличие разных странников, тех, кто добирается сюда, и исполнять их жалкие капризы…

— И сколько странников было тут до меня?

— Пока ты второй.

— И все?

— Знаешь, как скучно здесь в зеркале миров в одиночестве шататься и поговорить не с кем. Даже Смертям сюда заходить запрещено.

— Сочувствую.

— Ладно-ладно, не принимай близко к душе. Чувства сострадания, вины и гнева ослабляют ее. Поменьше альтруизма.

— Слушай, а кто запрещает? Бог? — шепотом произнес Алексей.

Отражение улыбнулось.

— Нет, всемирные законы. Бог — он Творец, и только. А все подчинено вселенским законам.

— А ты его видел?

— Естественно, — запросто ухмыльнулся ОН. — Он это ты, это звезды, это космос. Он во все вкладывает свою частичку. Поэтому и ты каждый день видел Его: в траве, в облаках, в друзьях и врагах, в своем отражении.

— Ничего себе! Он так велик?!

— А то! Дьяболо — всего-навсего сильный черный маг с дурными манерами и никудышным воспитанием, но и в нем есть частичка от Всевышнего. Просто он умеет пустить пыль в глаза, вот его и остерегаются здорово. Он же сам про себя поговорку и придумал: «Не так страшен я, как меня малюют».

— Да, Черт нормальный мужик, только бухает много, — согласился Алексей со своим отражением, или как его там.

— Верно подметил, — кивнули Круглову из зеркала. — А люди выкидывают порой такие фортеля, что даже Дьяболо наизнанку выворачивает. А потом еще его и подставляют, мол, Лукавый попутал. Да что я тебе говорю, ты лучше меня, хотя нет, не лучше, но все же наслышан о подобного рода случаях.

Потусторонний замолк, с грустью поглядывая на Леху.

— Слышь, тезка, а еще вопрос можно? — обратился Леха к многознающему зазеркальному близнецу.

— Валяй, пока я в духе, — милостиво разрешил ОН, не подавая вида, что сам рад пообщаться хоть с кем-нибудь.

— А в чем вообще смысл жизни? В смерти?

— Нет. Ты хочешь узнать, в чем смысл? Что ваша жизнь? Игра! Обычная игра и ничего больше. Особенно для Вечных Странников. Ее не надо воспринимать слишком серьезно. Миры — как шахматные доски, течение жизни — шахматные партии, а ваши судьбы — фигуры.

— Ты все слишком упрощаешь.

— Нет, это вы все слишком усложняете. Миллионы разнообразных существ, каждое со своим эго, яго или иго-го, со своим характером, все они умещаются в тридцати двух фигурах. Кто-то пашет как лошадь всю жизнь, кто-то влачит жалкое существование пешки, кто-то всю жизнь воюет как офицер за какие-то непонятные идеалы, кто-то почивает на лаврах словно король, а кто-то серым кардиналом — ферзем, управляет этими массами.

— А ладья?

— Что ладья?

— Ну а ладья — что или кто это?

— Прямолинейые глупцы, идущие напролом, до конца не осознавая своего истинного предназначения. Их удел не намного лучше пешек.

— В чем, собственно, смысл, я так и не уловил.

— А в том смысл жизни, кем ты подойдешь к финалу очередной партии. Неважно, кем ты встал на эту доску, важно — кем ты с нее сойдешь. Неважно, родился ты пешкой, лошадью или королем, важно — станет ли пешка ферзем. Многие короли уходили с доски проклятыми, забытыми и забитыми пешками, и достаточное количество никому не известных пешек становились ферзями, поворачивая историю цивилизаций в иное русло. Их имена становились легендой. Вот в этом и заключен смысл вашей жизни. Цикличный калейдоскоп невероятной многомерной реальности — это завораживающее зрелище. Живи, смотри и наслаждайся. А мудрецы и философы, ломающие головы над этой великой тайной бытия, и уподобляются глупым ладьям, зазря теряющим драгоценное время жизни в ненужных поисках высшего предназначения человека.

— Все, спасибо за информацию, — поблагодарил Леха себя в зеркале. Если бы у него была голова, она бы точно сейчас лопнула от обилия запредельных знаний. — Я пошел.

— Куда ты пошел?

— Назад.

— Ты уверен?

— А что?

— Там за дверью тебя ждут все твои тридцать три несчастья.

— Это те страшилы из зеркал.

— Ага, это накопленные в тех самых слайдах из прошлых жизней, энергетические фантомы трусости, подлости, ярости, жалости, слабоволия, виноватости и тому подобных сгустков. Они готовы разорвать твою ауру на части, вновь воссоединившись с твоей очищенной душой, так что дверь открывать не советую.

— Хорошо, не буду, а что делать?

— Хороший вопрос. Я рекомендую остаться здесь. С принцессой я вопрос улажу и без твоей помощи. Немного исказив ход событий, мы подсунем ей подходящего рыцаря или принца из ее мира, а тебе мы организуем новую реальность прямо здесь. Будешь жить припеваючи.

— Э-э нет, мы так не договаривались, — сообразил Алексей, что его вновь пытаются наколоть. — Я бы хотел принять непосредственное участие в судьбе того горемычного мира и принцессы в частности.

— Не советую. Принцессу оживит только поцелуй, а ты сам знаешь, что случится, если целоваться с ней полезешь ты. Тебя вышвырнет из их мира в свою реальность, и все, врата захлопнутся навечно. Даже Черт, по закону, не сможет тебя там навещать.

Алексей задумался. Выходило вновь не здорово. Что так, что эдак, счастье с Еленой Преклассной ему не светило. А коли так, то хотя бы оживить ее своим поцелуем он должен обязательно. Еще не хватало, что после всего, что между ними было (хотя в общем-то особо ничего и не было), какой-нибудь залетный принц поцеловал ее, а потом еще и женился на ней на радостях.

— Я лучше сам, — принял решение Алексей.

— Ты настоящий мужик, Леха, — с восхищением ответил ОН и, встав с кресла, церемонно поклонился. — Я отправлю тебя назад. Но запомни, с твоим возвращением время вновь пойдет своим путем, и у тебя будет не больше пяти минут, чтобы успеть поцеловать принцессу, иначе в ее мозгу пойдут необратимые процессы, разум и душа уже не смогут вернуться в ее физическую оболочку, и она уже не оживет. Успеешь?

— Постараюсь, — ответил Алексей, настраиваясь на очередной скачок между мирами.

— Только уговор — другим ни-ни, что видел здесь, что узнал, неположено, — проинструктировал потусторонний Леха настоящего. — Ну и… прощай! — крикнул ОН, и… пространство вокруг Лехиной ауры взорвалось сверхновой звездой.

Леху закружило в водовороте галактик, и он… очнулся на алтаре святилища солнца.

 

Глава 8

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Огненный смерч раскидал не только карты, в которые резались игумен и патологоанатом, дежурившие на поляне перед алтарем, но и самих старцев. Даже дремавшего дракона откинуло шагов на десять.

Леха вскочил с алтаря, похлопал себя по родимой физической оболочке, проверив, все ли на месте, в целости и сохранности, не произвел ли вскрытие Фердинанд, покуда он отлучался из тела, и огляделся по сторонам в поисках кого-нибудь быстрого. Ведь отсчет дан, секундомер «стартанул», и неумолимое время пошло нагонять само себя.

— Леша, сынок, а мы тебя заждались, — отряхивая сутану, припустил к нему навстречу игумен Иосиф. — Ну что, получилось? Али как?

— Потом, некогда, — крикнул Алексей. — Где остальные?

— Лаврентий с Афоней принцессу в монастыре караулят, а мы тебя, — ответил подскочивший к ним Фердинанд. — А что, собственно, произош…

— Потом, все потом, — перебил и его Алексей. — А где дракон?

— Мы здесь! — раздался над головой Круглова громогласный бас. — Мы с тобой одной…

— Знаю, знаю, — крикнул Алексей, подпрыгнул и, схватив Союза-Аполлона за ногу, взобрался на него верхом. — На сверхзвуковой, к монастырю. Времени в обрез.

— Есть, Командир! — отрапортовал драконий тандем и взмыл в небо.

Спустя полминуты Алексей уже заходил на вираж над монастырем.

— Как будем садиться? — повернулся к нему Аполлон.

— Не понял?! — Сквозь свист в ушах Круглов не разобрал вопроса.

— Я спрашиваю, посадку какую совершать? — уточнился дракон.

— Мягкую! — ответил Леха. — И быструю!

— Задачу понял, пристегните ремни, — сказал Аполлон и повернулся к братской голове. — Садимся по крутой глиссаде.

Союз кивнул и, нахмурившись, впился взглядом в просвет между деревьями.

— Начинаем снижение! — доложил он Аполлону.

Дракон, расправив крылья парусами, попытался уменьшить скорость, и… врезался в кроны вековых сосен.

— Рано начали торможение! — закричал Аполлон, почувствовав терпкий запах неминуемой аварии. — Сейчас нам ветками все перепонки на крылах разорвет к чертям собачьим. Складываем крылья!

Дракон, уже входивший в просвет между деревьями, образованный просекой, ведущей к монастырю, сложил крылья, придавив ими Круглова к спине, и, выставив вперед мощные лапы, выдохнул из обоих глоток-сопел струи огня для дополнительного снижения скорости. Раздался треск ломаемых драконьей тушей веток, и незадачливые автопилоты (в самом буквальном смысле этого слова) рухнули на землю. Пропахав на брюхе еще пару десятков саженей, оставляя за собой глубокую борозду и собрав на своем пути весь дерн, дракон остановился аккурат напротив распахнутых ворот в храм.

— Спасибо, что выбрали нашу компанию, — изрыгая гарь, весело проревел Аполлон.

— Летайте драконами «Аэрофлота»! — сквозь пар и пыль донесся до Алексея и рекламный слоган Союза. — Мы на месте, Командир!

Дракон расправил крылья, и освобожденный Алексей спрыгнул на землю.

— Молодцы! — похвалил он дракона, преодолевая завал из земли и ветвей. — Но в следующий раз руководить посадкой буду сам.

— Сочтем за честь! — козырнули обеими лапами драконьи братья, вытянувшись по команде «смирно».

Алексей, вздохнув, помчался в монастырь, забежал внутрь и… встал посреди двора как вкопанный.

На дворе живые и невредимые братья Лычко, закатав рукава, ладили домовину из свежих досок.

— Привет, Командир! — обрадованно замахали они, увидев Алексея.

— А мы тут готовимся к твоему приходу, — добавил Антип, указав на небольшой, но аккуратный гроб.

— Старец Лаврентий сказал, что как только ты вернешься, так все и начнется, — сказал Архип, хлопнув ладонью по крышке гроба.

— Вы как здесь? Каким образом? Разве вы не того? — изумленный видом невредимых близнецов, посыпал вопросами Круглов. — А это зачем? — кивнул он на гробик.

Близнецы переглянулись.

— Мы в твоем мире, Командир, кой как от тех блаженных отбились, — сказал Антип. — Твой мир свихнутый на полную катушку, — покрутил он пальцем у виска. — А ты наш тихий мирок странным обзывал.

— А мимоходом мы еще и грохоталки у тех юродивых поотбирали, — добавил Архип, показав на лежавшие возле досок пару «калашей». — От них в ушах звон жуткий.

«АК-74, калибра 5,45, — сразу определил монашеские трофеи Алексей. — Везунчики».

— А домовину мы для Фавнуса ладим, — ответил на последний Лехин вопрос Антип. — Ему совсем худо, в агонии головой о стены бьется.

— Эх, бедняга! — посетовал Круглов. И тут же спохватился: — Ой, а где принцесса?

— В келье, слева от трапезной, — ответил Антип. — С ней Афоня и Лаврентий. По коридору вторая…

Не дослушав, Алексей помчался в здание монастыря. Ему не надо было объяснять, где находится эта келья, он прекрасно знал, что это была та самая келья — «чуланчик», с которого все началось.

В несколько прыжков он добрался до кельи и, протиснувшись внутрь, увидел принцессу. Она лежала на лавке бледная, осунувшаяся, но все же прекрасная, то есть «преклассная». По бокам от нее сидели краснокнижник и звездочет и с тревогой смотрели на стоявшие в изголовье песочные часы.

— Здорово, мужики! — плюхнулся Алексей на колени рядом с принцессой. — А это еще зачем? — кивнул он на песочный хронометр.

— Джеймс Черт посоветовал перевернуть часы и ждать, — промолвил Лаврентий. — Сказал, как только песок начнет сыпаться, значит, ты вернулся и начался обратный отсчет времени.

— Понятно, сколько уже натикало? — спросил Круглов, впившись взглядом в лицо любимой.

— Я их выставил на пять минут, — ответил звездочет. — Минуты две-три уже истекло.

— Хорошо, — выдохнул Алексей, не отрывая глаз от принцессы. — Можно я останусь с ней наедине, попрощаюсь.

— Да, да, конечно, — засуетились старцы, выходя прочь.

— Когда вы вернетесь, меня уже здесь не будет, — крикнул им вслед Леха. — Передайте привет остальным, а ей, что я ее люблю и обязательно вернусь к ней.

— Хорошо! — кивнул краснокнижник.

— Нет! Лучше скажите, пусть не ждет, — вспомнил Круглов слова потустороннего. — Нам не суждено больше свидеться.

— Ну ладно! — пожал плечами колдун Лаврентий, прикрывая за собой дверцу. — Передам.

— Э-э, стой! — вновь остановил его Леха. — Лучше вообще ничего не говорите. Просто извинитесь за мое исчезновение.

— Как скажешь, — вздохнул старец и прикрыл за собой дверцу.

Алексей остался один на один с возлюбленной.

Песочные часы отмеряли оставшуюся минуту их последнего свидания. Песок сочился тоненькой струйкой, проваливаясь в узкую горловину, а Алексей все не мог решиться на последний, самый важный и самый тяжелый поцелуй в его жизни.

Как все-таки несправедлива жизнь, с горечью думал Круглов, глядя на свою возлюбленную. Судьба всегда ставила его перед выбором. И теперь она вновь не хотела идти на компромисс. «Быть или не быть?» — такой вопрос уже не стоял на повестке дня. При любом раскладе им уже не суждено было быть вместе. Либо он оставался рядом с принцессой, но она умирала окончательно и бесповоротно, либо он оживлял ее поцелуем, но сам выбывал из ее жизни в свой, ставший ему чуждым и нежеланным, мир. Что так, что эдак, по-любому он терпел катастрофическое фиаско.

Круглов бросил взгляд на часы и, собравшись с духом, встал с колен и наклонился к девушке. С его приближением девичьи щеки покрылись легким румянцем. Это было добрым знаком. Алексей закрыл глаза и, вытянув губы трубочкой, склонился над принцессой.

Раздался скрип открываемой двери, и в келью втиснулся совершенно адекватный сатир.

— Погодь, Командир, не целуй, — закричал он, увидев склонившегося над лицом Елены Преклассной Леху.

— Что еще?! — раздраженно проворчал Круглов, он так хотел провести последние секунды перед вечной разлукой наедине со своей дамой сердца, что готов был отвесить кое-кому волшебного пенделя, но сдержался.

— Смотри, что я нашел! — Фавнус протянул Лехе проросшее яблочное зернышко. — Это зернышко запретного плода. Оно мне тогда в баре, видно, в ухо попало и там проросло, отчего и головные боли страшенные были. А когда я в своей келье головой о стены биться начал, его, похоже, с корнями вырвало и из уха вышвырнуло. Держи скорее!

Алексей не мог поверить в такой фарт. Вот это было настоящее чудо.

Он схватил росток.

— Время! Время, Командир! — заверещал сатир, тыча пальцем в песочные часы.

Леха закинул стебелек в рот и, разжевав его вместе с зернышком, склонился над принцессой. Единственная капля заветного сока скатилась с его губы и упала на враз поспевшие вишни-губы возлюбленной.

Последняя песчинка в часах сорвалась вниз, и пока она летела…

Алексей прильнул в жарком поцелуе к принцессе и зажмурился от смешанного чувства страха и наслаждения.

И был тот поцелуй в их жизни самым важным.

И был тот поцелуй в их жизни самым трепетным.

И был тот поцелуй в их жизни самым страстным.

Почему страстным?

Да потому что уже на первой минуте овертайма принцесса открыла глаза и, сразу узнав своего «прынца», ответила ему таким «Даешь стахановское движение!», что на пятой уже у тренированного Лехи от нехватки кислорода поплыли круги перед глазами. Он даже грешным делом подумал, что это начало его теледепортации обратно в свой мир.

Но все обошлось. Прощальный поцелуй оказался на поверку не таким уж прощальным.

А что было после — история умалчивает или, если хотите, укрыто темной пеленой тайны.

 

Глава 9

ТОЧКИ НАД «Ё»

Когда Алексей Круглов, он же Геолог-воин, он же Воин Не От Мира Сего, он же Воин С Того Света, вышли с просто Еленой Преклассной (без каких-либо там «она же») из монастыря на поляну, на ней собрались все виновники описанных выше событий (а это и ведьмы, и монахи, и нечисть лесная, и толпа людская, и… короче, все, все, все).

Союз и Аполлон, перебивая друг друга, рассказывали присутствующим, как лихо они доставили Командира от святилища к монастырским стенам и как совершали героическую посадку в сложных условиях с угрозой для здоровья.

— А вот и молодые! — обрадовался Джеймс Черт, присутствовавший здесь в образе все того же импозантного мужчины в цивильном костюме, для которого в принципе все присутствующие, включая колдуна, игумена, звездочета и патологоанатома, могли считаться молодыми.

Толпа восторженных соратников, а также ротозеев, зевак, очевидцев и свидетелей обступила Леху и Лену.

— Молодца, молодца, Геолог-воин! — хлопал его по плечу игумен. — Так держать, богатырь ты наш родимый, надежа и защита земли горемычной.

— Могем, могем, Лешенька, — хлопал в ладоши краснокнижник. — Такое дело выдюжил, спаситель ты наш.

— Счастье-то какое, народ вновь помирать начал, — прослезился патологоанатом.

— А сколько народилось-то, народилось, и все скопом! — радовался звездочет. — И все под счастливой звездой!

— Ой вы, веки, мои веки! — радостно пританцовывал на безопасном от Алексея расстоянии могучий Йетитьтя. — Значится, скоро и мне супружница уродится! Ай да Командир!

— Надо пир горой! Да чтоб по усам! Да что там по усам — по ушам текло! Мед-пиво! Вино-водка! Джин-тоник! Виски с содовой! — не отставали от них остальные, включая дракона. — Пригласим музыкантов! Менестрелей! Трубадуров! Бардов! Рапсодов! Акынов! Скоморохов! Обязательно — запрещенных барабанщиков! Чтобы все слышали! Такой шабаш устроим! Век помнить будем!

Леха смотрел на свою возлюбленную, и ему было все равно, что планируется: официальный фуршет, пир горой или горный той.

Елена Преклассная, улыбаясь, во все глаза смотрела на своего «прынца»: ей тоже было все «по барабану».

Когда основная часть эмоций была всеми выплеснута друг на друга и импровизированный митинг пошел на убыль, слово взял игумен.

— Уважаемый Алексей, — прокашлявшись, произнес он. — За все твои заслуги перед нашей землей горемычной мы награждаем тебя титулом Былинного Богатыря и всем честным народом просим на престол княжеский.

У Фердинанда уже готов гениальный план переворота и захвата власти.

В мужицкой толпе взметнулся лес дубин, вил, кос, граблей, другого сельхозинвентаря, а также несколько кастетов, нунчаков и даже пара-тройка томагавков.

Алексей отвел глаза от возлюбленной.

— Титул пускай будет, он плечи не натирает, — согласился он с первой половиной предложения, — а престол мне не нужен, тем паче через революцию, это же тягомотина какая, да и политика — это не мое, — категорически отверг он вторую часть.

Вилы, косы и томагавки также скоро затерялись в толпе.

— Я же говорил, он откажется, — заявил сатир, и несколько монет перекочевали из сутаны игумена в его ранец. — Я Командира как облупленного знаю.

— Но от этого подарка он вряд ли откажется, — подмигнул Лаврентий и показал за спину Алексея.

Круглов с принцессой обернулись и увидели, как расступились деревья и на скрытой до поры до времени полянке открылся их взору богатый резной терем с высоченными стенами из векового дуба и расписными наличниками.

— Это вам подарок от нас с ведьмами и остальных лесных граждан, жителей, значится, — поклонился краснокнижник. — Там в баньке есть даже шайка с пузырьками, Афоня сказал, у них такие диковины «джакузиями» обзывают. Живите-поживайте, да добра наживайте.

Пришла пора горделиво поулюлюкать и лесной нечисти, мол, тоже не сучком деланные, умеем, когда надо.

— Нет, спасибо, — улыбнулся Леха. — Как говорил один мудрый человек — «соглашусь я скорее на рай в шалаше, коль дворец или терем предложат». Короче, как-то так он сказал. — Увидев приунывших лешачков да подколодников, Круглов виновато пожал плечами: — Поймите, не могу я на одном месте долго.

— Ты хоть о принцессе подумай, каково ей-то, — попытался надавить на его чувства колдун.

— С милым рай и в шалаше, — напомнила принцесса старую истину. — Я тоже путешествовать люблю.

— Тьфу ты! — сплюнул Лаврентий, и снова несколько его монет очутились в ранце у сатира.

Лесное братство разочарованно заохало, заухало да заворчало, но только зыркнул на них Джеймс Черт, как все стихло и премило заулыбалось.

— А от нашего подарка Командир, при всем своем желании, не откажется, — потер руки Дьяболо. — Афоня, тащи свою трубу дальнозорную.

Звездочет, пыхтя, притащил свой телескоп и, выставив его на треноге, глядя в глазок, настроил.

— Глянь в него, Геолог-воин. — Афоня отошел от телескопа, уступая место Лехе. — Мы совершенно случайно обнаружили это созвездие.

Алексей заглянул в телескоп и увидел в самом зените небосклона идеальный круг, образованный самыми яркими звездами.

— А коль мы созвездие открыли, то и назвали его, по своему разумению, в твою честь — Кольцо Круглова! — пояснил звездочет. — Расположено между созвездиями Большой Каракатицы и Малой Каракатицы, в его составе звезды Сириус, Сатириус, Антипиус, Архипиус, Союзус, Аполлонус, а также Фердиниус, Лаврениус, Иосифус, Афониус, Диаболус и, самая прекрасная в этом «ожерелье», Елениус. Расположены по всем канонам астрологического фэн-шуя.

Круглов отодвинулся в сторону, давая другим полюбоваться звездным дивом.

— Таких идеально круглых созвездий не бывает, и звезды чересчур, просто нереально яркие. — Он с подозрением посмотрел на Черта и звездочета. Оба скромно потупили свои бесстыжие очи. — Но все равно здорово, принимается.

— Опять Лукавый за нос вокруг пальца обвел, — проворчал расстроенный Фавнус, вытащил из ранца монеты и передал их улыбавшемуся Черту.

— И не надо лыбиться, у меня тоже есть подарок для Командира и принцессы, — заявил сатир. — Для друга ничего не жалко.

Он порылся в своем ранце и выудил из него яйцо, инкрустированное златом и самоцветами.

— Вот! Изольда сказала, что это яйцо какого-то Фаберже! — похвастал сатир подарком. — Держи, Командир! Тебе оно пригодится.

— Что еще за Изольда? — покосился на сатира звездочет. Он воспитывал Фавнуса с младых ногтей и точно знал, что с бабами тому категорически не везло: попадались либо сущие гарпии, либо откровенные куртизанки.

Тут откуда ни возьмись появилось довольно стройное привидение женщины в прозрачном (как и вся она) пеньюаре и завопило что есть мочи:

— Караул! Караул! Фавнус, там из наших яйц уже вылупляться начали!

— Батюшки! Это еще что за бестия?! — перекрестился от неожиданности отец Иосиф.

— Фавнус, на этот раз ты превзошел самого себя, — покачал с укоризной Афоня кучерявой головой, но сильно отчитывать при людях (да и при нелюдях) не стал. — Завел шашни с привиденьихой. Ай-ай-ай!

— Все совсем не так, — поспешил откреститься от аморалки сатир. — Это Изольда. Она мой кореш, по-здешнему, друг, и только. Прошу любить и жаловать.

— Друг, говоришь? — опять недоверчиво покосился на сатира звездочет. — А чьи яйца она тогда высиживает?

— Да не высиживает их она, а охраняет.

— Фавнус, хватит болтать, там уже ворона с фениксом вылупились, скоро черед дракона, черепахи, единорога, крокодила, а глядишь, и снежана (так сатир окрестил содержимое яйца снежного человека) проклюнется, — напомнила призрачка сатиру причину переполоха. — Это не учебная тревога!

— Пардон, господа! — поклонился сатир. — Мне необходимо отлучиться для приема родов. Выращу крокодила и запущу его в болото, пущай болотного погоняет.

Радостно-возбужденный сатир в сопровождении не менее возбужденного пещерника убежали в монастырь, подбадриваемые истеричными воплями призрачной девахи.

— Гера, мать честная, инда Зевс — отец всемилостивый, что творится! — простонал звездочет. — Кажется, боги сошли с ума!

— Ладно тебе причитать, — улыбнулся Алексей, обратив внимание, что рядом с краснеющими от смущения братьями Лычко отираются еще две близняшки — ведьмочки Агрипина и Аграфена, бросающие на братцев более чем красноречивые взгляды. — Пускай он устраивает свою жизнь по своему разумению.

— Чаво уж там, — вздохнул Афоня. — И впрямь не ребенок, поди, грудь уже волосатая, сам пущай расхлебывает свою судьбинушку.

— Ну что же, коли с подарками и неопределенностью покончено, пора и пир закатывать, — провозгласил игумен, как ни крути, а он здесь все равно был старшим по должности. — Спешите, люди, да и нелюди добрые тоже, каждый по делу своему, да подготовьте нам пир горой.

Народ быстренько рассредоточился по направлениям, для подготовки пира. Рядом с Алексеем и принцессой остались лишь их близкие сподвижники.

— Ну вот и все, время подвигов закончилось, — с легкой грустью заметил Алексей и прижал к себе принцессу. — Как говорил товарищ Эрнест, извиняюсь за выражение, Хемингуэй: «Прощай, оружие!» Я нашел ту, которую искал все свои прошлые жизни, а так как я Вечный Странник, то теперь мне хочется просто постранствовать с любимой по вашему прекрасному миру. Побывать на неведомых дорожках, посмотреть следы невиданных тварей и другие диковины. Познать простое человеческое счастье.

Раздалось громкое мяуканье, и на поляну выскочил полосатый черно-белый котяра.

— О, а это еще что за дикая тварь из дикого леса? — спросил у присутствующих Черт.

— Карликовый тигр, — выдвинул свою версию премудрый Афоня.

— Это же Пантелеймон! — признал закамуфлированного кота Лаврентий. — Пантелеймоша!

— Да, он самый, — согласился кот. — Всем привет! А я к тебе, гражданин-товарищ прапорщик, — обратился он к Алексею. — Ответь мне как на духу, богатырь.

— Слушаю, слушаю тебя, друже, — присел Круглов на корточки перед запыхавшимся котом.

— Есть такая профессия — землю горемычную защищать?

— Есть.

— Так вот беда у нас новая — владыка треклятого царства, заморского государства, за тридевять земель на кварталы поделенного и расквартированного, бессменный император Луи Фаберже Однояйцовый, на землю нашу войной собирается.

— Чего же ему неймется? — поинтересовался Алексей.

— Прознал он, будто у тебя его наследное яйцо объявилось.

— Вот елы-палы, — удивился Алексей скорости разведки у потенциального противника. — Я же его только пять минут назад от сатира в подарок получил. Как он прознал-то?

— Так я и сказал, — огорошил всех полосатый кот.

— И зачем?

— Как зачем, да чтобы время подвигов никогда не заканчивалось, — расплылся в счастливой улыбке Пантелеймон, словно принес самую радостную новость. — Нанесем превентивный удар. Заодно и попутешествуешь, в заморской стороне побываешь. И пусть тропа войны не совсем неведомые дорожки, а тоже посмотреть есть на что в пути.

— И мы с тобой, Командир! — поддержали кота братья Лычко, уже смело обнимавшие юных, мягко говоря, кудесниц.

— А мы вам в дорогу из скатерти-самобранки ковер-самолет забабахаем, — начала работать инженерно-колдовская мысль ученого-некрофиолога и колдуна.

— Черт с вами, благословляю! — провозгласил свой вердикт игумен.

— Как скажете, могу и с ними, — пожал плечами Джеймс Черт.

— Ладно, дракона вперед на разведку отправим, а на войну полетим на матерщинном ковре. Только для Елены Преклассной наушники сварганьте, она с нами полетит, — сказал Алексей после недолгого раздумья, затем посмотрел в небо, где драгоценной диадемой уже проявилось его созвездие на темнеющем небосклоне, и пробурчал себе под нос: — Чувствую, самое интересное только начинается.

Команда Круглова направилась на совещание в монастырь.

— Ничего, сегодня вечерком пир устроим… Завтра спозаранку в свадебное путешествие… Заодно и на войну смотаетесь, развеетесь… — доносились голоса сопровождавших Алексея старцев. — Только там сильно их не калечьте… Они и так убогие… Однояйцовые…

Папоротниковая поляна опустела.

С небес на землю взирали ошарашенные новым созвездием звезды, а река времени, незаметно для невооруженного глаза, несла наших героев навстречу новым подвигам.

Но это уже совсем другие, совершенно правдивые истории.