Éric-Emmanuel Schmitt

L’ÉLIXIR D’AMOUR

Copyright © Éditions Albin Michel, S.A. – Paris 2014

SI ON RECOMMENCAIT

Copyright © Éditions Albin Michel, S.A. – Paris 2014

© А. Ефремова, перевод, 2015

© А. Браиловский, перевод, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

* * *

 

Эликсир любви

Луиза,

если ты меня слушаешь, здравствуй.

Если ты меня не слышишь, прощай.

Это письмо станет либо началом нашей переписки, либо концом – все зависит от твоей реакции.

Я смотрю, как над Парижем поднимается выцветшее октябрьское солнце, придающее городу нездоровую бледность; он похож на зверя, измученного опавшими листьями, встревоженного шумным движением, жаждущего покоя, который никак не наступает. Скорее бы зима! Летняя истома отступает, и столице не терпится ощутить холод, сухость, свет. Городу достаточно два времени года – удушливое и ледяное.

Луиза, давай превратим нашу израненную страсть в спокойную нежность. Поверь мне, в последние годы я обожал в тебе женщину, твой острый ум, твои колкие реплики, твои шутки, твои восторги больше, чем прежде любил твою кожу, твое тело или наши объятия. Почему расстояние должно лишить меня этого чуда? Неужели мне суждено потерять тебя? Неужели секс останется единственным ключом к тебе?

Обещаю избавить тебя от посланий, истекающих упоминаниями о фрустрации, просьбами о нежности или приступами похоти, подобных тому мокрому, истеричному, вагинальному сумбуру, залившему сегодня утром мой экран и отправленному мною в корзину с помощью клавиши «удалить». Наша связь заканчивается, Луиза, пойми это и не пытайся отрицать. Мы больше не будем спать вместе, отныне нас разделяют тысячи километров.

Когда закрывается одна дверь, открывается другая. Пусть прежние любовники станут друзьями. Почему нет? Между нами еще никогда не было дружбы.

Пожалуйста, не отравляй наши приятные воспоминания своим желанием утверждать обратное.

Адам

Адам,

если дружба – это богадельня для любви, я ненавижу дружбу.

Луиза

Дорогая Луиза,

любовь от дружбы отделяет лишь кожный покров. Это так тонко…

Адам

Ты думаешь? А по-моему, это стена.

Луиза

Луиза,

кожа пресыщается, дух – нет. Если наши тела уже не так притягивают друг друга, если наши бедра переплетаются все реже, если мы лежим рядом обнаженные и я не чувствую к тебе такого же влечения, как в первые годы, это не значит, что ты не занимаешь мои мысли, вовсе нет. Например, сегодня мне хотелось рассказать тебе о тех забавных случаях, которые со мной произошли, поделиться с тобой впечатлениями о новой книге, фильме, музыке, я мысленно задавал тебе вопросы, отвечал тебе, посылал улыбки, вздохи, восклицания; короче говоря, мы не расставались.

На самом же деле я подозреваю, что чувственность так же поверхностна, как и кожный покров, который служит ей проводником. Мои чувства к тебе гораздо выше простых ощущений. Ты прочно внедрилась в меня, гораздо прочнее, чем при обычном приятном соитии, ты глубоко врезалась в мое воображение, мое будущее, мои воспоминания.

Да, кожа истончается, покрывается морщинами, иссушается, а дух укрепляется. Дружба – это логическое продолжение настоящей любви. Предлагая ее тебе, я не думал тебя обидеть.

Адам

Адам,

любая уступка мне дорого обходится. Дружба после любви была бы для меня унизительна.

Чем отводить безмерной страсти тесный уголок сердца, уж лучше сразу выставить ее за дверь.

Пока.

Луиза

Луиза, Луиза, Луиза…

Моя дикарка, моя вспыльчивая, зачем ты встаешь на дыбы?! Значит, все или ничего? Или Луиза вся целиком, или никакой Луизы? Огонь или пепел, угли тебе не нужны…

Какое прекрасное безумство!

Что за прекрасное безумство!

И все же безумство…

Ты стремишься к совершенству, но этот идеализм до добра не доведет. Твоя требовательность будет питать твою фрустрацию. Чем больше ты будешь есть, тем ненасытней сделаешься. Если ты стремишься к тому, чтобы твоя жизнь была идеальной, исчерпывающей и одновременно исключительной, лучше откажись от нее. Никакие отношения не смогут соответствовать уровню твоих ожиданий; ты найдешь вымышленную любовь, но не реальную.

Ох, Луиза, я беспокоюсь за тебя… Можно подумать, что после нашей связи ты превратилась во вдову, желающую при помощи скорби сохранить видимость существования пары. Неужто ты думаешь, что боль – это замена страсти? Неужто хочешь облачить свою жизнь в траур? Я тебя не узнаю.

Твой бывший любимый и, несмотря ни на что, друг

Адам

Луиза,

ты на меня дуешься?

Ты меня ненавидишь?

Ты меня забыла?

Твой Адам

Луиза,

умоляю тебя, ответь мне, пусть даже грубостью. Если ты не проявишься, я завтра же сяду в самолет.

Адам

Дорогой Адам,

до чего же меня позабавило твое письмо!

То есть я не могу смириться с нашим расставанием? До чего же ты слеп со своим самомнением! Не забывай, ведь это я от тебя уехала.

Я по собственной воле разделила нас океаном; квартира, одежда, климат, широта, долгота – я сменила все это не колеблясь, чтобы жить своей жизнью. Ты остался в Париже, я переехала в Квебек.

Я – вдова? Безутешная? Ты заблуждаешься, Адам, если думаешь, что расставание с тобой невыносимо, что я терзаюсь и мучаюсь… Мне кажется, из нас двоих ты больше страдаешь от сложившейся ситуации, судя по тому, как ты меня изводишь, навязываешь свою заботу, описываешь свои мучения, свое одиночество, ежедневно делишься со мной своими размышлениями и ноешь, что я отвечаю тебе слишком кратко.

Я не могу уделять тебе много времени, дорогой. Не забывай, что я поселилась в Монреале и должна теперь решать массу проблем – документы, налоговая декларация, квартплата, покупка мебели. Разумеется, адвокатская контора, куда меня приняли на работу, помогает мне улаживать эти вопросы, но у меня уже появились клиенты, и я должна изучать их досье. В сутках слишком мало времени.

Тем не менее сегодня вечером я села за компьютер, чтобы уделить тебе несколько минут.

Да, наша страсть длиной в пять лет напоминала ураган, у меня никогда такого не было: слияние тел, душ, губ, рук, вкусов и идей. Подобное напряжение чувств убедило меня, что наш союз надолго: эти искры предвещали вечное пламя. Увы, мне пришлось разочароваться… Мы становились менее желанны друг для друга. Сначала влечение пропало у тебя, потом у меня. Ты стал заводить интрижки и не скрывал этого. О, я не упрекаю тебя за твою честность, ты сэкономил мое время: порой любовь убивают сомнения, мою же убила уверенность. Я порвала с тобой.

Хотя поначалу я страдала от нашего расставания, все же расстояние лечит. Чем сильнее привязанность, тем спокойней разрыв. Мы недооцениваем его пользу; развод перспективнее встречи, потому что дает возможность выбора существования. Должна признаться, что сейчас я чувствую себя совершенно успокоившейся, потому что есть что-то унизительное в любовной страсти, и я рада, что освободилась от нее.

Наконец я одна. И наконец счастлива.

Кроме того, после переезда твои письма остаются за порогом моей жизни, жалкие посланники из прошлого, потрепанные, как затерявшиеся в пути почтовые открытки, потускневшие и почти стершиеся.

Неожиданно вечер, который я провела на площади Искусств, вызвал у меня желание написать тебе. Представляешь, там давали «Любовный напиток», то самое произведение, благодаря которому пять лет назад мы познакомились в Парижской опере, куда нас привели общие друзья, Паола и Фредерик.

Нечто глупое, мечтательное и томное в недрах моего сознания едва не разразилось слезами при этих воспоминаниях… однако ни ностальгии, ни потаенной слезы, в отличие от тенора, которому пришлось исполнять на бис Una furtiva lagrima. Вместо того чтобы жалеть себя, я размышляла над сутью этой интриги: как вызвать любовь?

Помнишь, в первом акте прекрасная селянка Адина прочла легенду о том, как эликсир любви соединил двух людей – Тристана и Изольду. Существует ли такое снадобье? В комедии мошенник продает бойкому Неморино всего лишь бутылку бордо. Но меня мучает вопрос: есть ли средство, вызывающее страсть?

Успокойся, я не пытаюсь раздобыть «любовный напиток», и не собираюсь подливать его кому бы то ни было, ни тебе, ни другим; для меня это способ добраться до сути чувства. А что, если любовь зависит от физического или химического процесса, соединения молекул, которое способна воспроизвести наука? Или она – чудо, не имеющее отношения к материальному миру?

Ты хотел дружбы… Ну что ж, начнем нашу дружбу с размышлений о любви.

Луиза

Дорогая Луиза,

твой ответ успокоил меня, а то я волновался.

Твой поспешный отъезд, твое письмо, в котором ты вдруг попросила меня вернуться, потом твоя сдержанность после моего отказа испугали меня: я подумал, что у тебя все силы уходят на то, чтобы упиваться своим горем.

Среди своих пациенток я встречал немало женщин, у которых после разрыва страдание входит в привычку, ослабляет остальные чувства, мешает испытывать радость, изменяет взгляд на жизнь до такой степени, что она становится невыносимой. Эти женщины погружаются в свое горе, изо всех сил стремятся быть очень несчастными, по возможности самыми несчастными. Если они не сводят счеты с жизнью, их дни проходят в оцепенении, депрессии, омертвении.

Ты же всегда кусаешься, и это меня радует. Поточи свои зубки на мне.

Мне хочется опровергнуть одну твою фразу, ту, где ты упоминаешь о моей неверности.

Мужчины занимаются любовью, чтобы испытать оргазм, а не для того, чтобы признаться в любви. Когда я ходил к любовницам, я не порывал связи с тобой, не переставал тебя обожать, я лишь стремился получить удовольствие и дать его другим.

Огромная ошибка извращает человеческие отношения: люди напрасно ставят знак равенства между совокуплением и чувствами. А ведь секс и любовь – это две разные области. Если любовь вторгается на территорию сексуальности, которая по своей наивности ее впускает, все равно желание не имеет никакого отношения к привязанности.

Дорогая Луиза, мое трепетное отношение к тебе не уменьшало моих потребностей. Каким бы полноценным ни был наш союз, он не мог охладить моих чувств, а мои фантазии продолжали бушевать. Почему ты восприняла мои мимолетные увлечения как оскорбление? Неужели они тебя задевали? Они не имели к тебе никакого отношения.

Хорошо бы изменить лексику и изолировать эти два отдельных мира, секс и любовь, так, чтобы не осталось ни единого общего термина.

А дружба представляется мне чистой, образцовой, светлой разновидностью отношений, не запятнанных плотью, ее соприкосновениями или обменом флюидами. Она указывает прямую дорогу к любви. И я вновь предлагаю ее тебе.

Искренне твой,

Адам

P. S. Что касается твоего вопроса об «эликсире», я, разумеется, отвечу отрицательно. Нет такой субстанции, которая вызывала бы любовь. И уловки тоже ни при чем, что бы ни утверждали бабники и чем бы ни хвастались соблазнительницы. Неважно, что именно мы называем любовью – вожделение или чувство, – источник возникновения этого огня остается загадкой.

Адам,

ты видел?

Папарацци застукали премьер-министра Канады в объятиях целующей его взасос любовницы. Здесь все только об этом и говорят… Оппозиционные партии требуют его отставки, политические сторонники выступают против пуританской критики, а мнения населения колеблются. В любом случае, даже если этот инцидент еще не стоил ему портфеля, то репутацию точно подмочил.

Во Франции об этом что-нибудь известно? А ты что об этом думаешь?

Луиза

Он виновен в том, что изменил жене?

Он виновен в том, что женился!

Как можно давать обещание мэру или кюре никогда не прикасаться к другой женщине, кроме своей жены? Какой здравомыслящий мужчина произнесет такое без принуждения?

Я готов заклеймить позором вступающих в брак и их клятвы верности, а вовсе не любовные похождения, которые кажутся мне естественным зовом природы.

Адам

P. S. Да, здесь, во Франции, мы много обсуждаем твоего премьер-министра. Хотя в глубине души нам плевать на его судьбу, для каждого это возможность проверить сексуальную и моральную ориентацию своих близких. Он служит нам компасом.

Адам,

сегодня утром я зашла к соседке, так, поболтать по-дружески, и поведение ее кота убедило меня в том, что ты слишком легко отмахнулся от моего вопроса о любовном эликсире…

Ррру – так зовут котика – подошел к растению в горшке, внезапно остановился, поднял верхнюю губу, затем, вдыхая ртом воздух, хмуря лоб и напрягая лапы, стал тереться розовой мордашкой о листья, издавая при этом гортанное мурлыканье; с каждой секундой звуки становились все громче и походили на нечто среднее между пением и стонами. За несколько секунд он захмелел и принялся, выпрямив хвост и прерывисто дыша, ходить вокруг ириса-касатика.

– Это кошачья мята, – объяснила соседка, заметив мое изумление. – Она отпугивает насекомых и привлекает кошек.

Возмущенный тем, что зеленые стебли не отвечают ему взаимностью, Ррру зарычал.

– Непеталактон производит в его мозгу феромоны любви; таково воздействие этого терпена, – добавила она так, словно речь шла о чем-то банальном.

Не знаю, что поразило меня больше – поведение Ррру или лексика моей соседки.

– На тигров он тоже действует возбуждающе, – добавила она.

– А на людей?

– Усыпляюще.

Тут мы расхохотались, она – потешаясь над людьми, а я – сделав вывод, что во сне мы переживаем лучшие любовные моменты.

На работе, воспользовавшись обеденным перерывом, я навела справки. Вот уже несколько тысячелетий нам рекомендуют приворотные зелья, снадобья, духи, молитвы, обряды, эзотерические формулы; меняется лишь поставщик – медицина, религия, суеверия, белая, красная или черная магия. А как забавляют нас эти знахари в парижском метро! Раздавая свои буклеты и обещая приворожить желаемый объект или вернуть избранника, они продолжают традицию, согласно которой чувствами управляет вовсе не случай. Когда мы влюбляемся, мы словно попадаем в сети – руки – другого человека. Едва заметное движение – и вот вы уже повержены.

Поразмысли как следует и скажи, что ты об этом думаешь.

Луиза

P. S. Как ты там поживаешь? Расскажи, чем занимаешься. Появилась ли у тебя новая женщина?

Не женщина, а женщины.

Никто не может заменить тебя, Луиза.

Адам

Женщины…

Разве у них нет имени? Характера? Ты меня возмущаешь, Адам. Почему мужчины всегда делают вид, что презирают тех, кого желают?

Женщины…

Неужели ты не устал от этой бесконечной охоты?

На твоем месте я бы померла от скуки.

Когда приключения происходят слишком часто, они перестают быть приключениями.

Луиза

Охота привлекает меня сильнее, чем дичь.

Адам

Не это ли у вас, психиатров, называется неврозом?

Луиза

Это называется естественной потребностью.

Мы страдаем не от своих желаний; мы страдаем попросту оттого, что стоит их удовлетворить, они рождаются вновь, будто им не требуется никакой передышки.

А что ты, завела любовника? или любовников? Встречаешься ли ты с мужчинами, которые тебе нравятся?

Адам

У меня никого нет.

Я вижу розы, но замечаю теперь лишь шипы.

Луиза

P. S. Так что с эликсиром любви? Ты рассказываешь о себе, забывая ответить на волнующие меня вопросы.

Дорогая Луиза,

вообще-то, ты права: эликсир существует!

Сегодня утром, пока я брился, я вдруг сообразил, как можно наверняка вызвать любовь.

Какая удача! И как забавно к тому же… Уже несколько часов не могу успокоиться. Едва вникаю в то, что говорят мои пациенты. Вот, урвал минутку между приемами, чтобы сообщить тебе о своем открытии, но мне не терпится рассказать тебе о нем подробно.

Всецело твой,

Адам

Дорогой Адам,

ты закончил?

Я сгораю от нетерпения.

Луиза

Адам,

злодей! С тех пор как я получила твое сообщение, я ежеминутно проверяю почту. Ты держишь меня в таком напряжении, что я не могу работать; не тяни, иначе я потеряю работу, и ты будешь в этом виноват!

Луиза

Дорогая Луиза,

ну вот, я дома и раскрываю карты: я могу влюбить в себя любую женщину.

Ты не догадывалась?

Адам

Адам,

ты обаятелен, у тебя гибкое тело, надежное плечо. Ты хорошо пахнешь; прикосновение твоей горячей ладони электризует женское тело; твои ухаживания льстят женщинам. В твоем обществе приятно находиться – ты образован и обладаешь чувством юмора. Твои глаза умеют выразить желание и обнадежить ту, на кого они обращены. Вдобавок ты великолепный любовник, но этим достоинствам, хоть они и многочисленны, можно противостоять, мой дорогой, пусть даже та, которая сейчас тебе пишет, когда-то не сумела устоять перед ними. Не воображай, будто все мои подруги хотели бы оказаться на моем месте… Что же делает тебя столь неотразимым? Разве что незаурядное самодовольство…

Бывшая жертва

Дорогая Луиза,

спасибо за лестный портрет, мне сразу захотелось познакомиться с самим собой и даже немного пофлиртовать.

Ты права, я не сторонник скромности, я вижу в ней некий изъян. Слава – это не результат всплеска сдержанности, а, скорее, взрыва мании величия. Сама подумай, ничто возвышенное не родилось из низкого. Лишь гордость движет человеком, а еще нужна определенная доля тщеславия, чтобы преумножить свои силы. Мне достаточно подобия скромности, поскольку она оборачивается высокомерием, что меньше всего возмущает людей посредственных.

В твоем описании, Луиза, не хватает одного элемента, одного-единственного, но очень значимого: моей профессии психоаналитика.

В своей деятельности я могу с уверенностью кристаллизовать любовь. В какой-то момент терапии пациент начинает проецировать свои ожидания и подавленные желания на того, кто его лечит, и воспламеняется чувством к своему терапевту, с которым он отныне хочет иметь эксклюзивные отношения, иногда плотские, иногда дружеские. В этот период больной теряет всякий интерес к лечению как таковому, он приходит к врачу лишь ради удовольствия. Зигмунд Фрейд назвал этот чувственный эпизод переносом, заявив, что «его вызывает сама ситуация психоанализа».

В университете преподаватели учили нас, как противостоять этому и направить пациента на путь выздоровления. Я сам неоднократно противостоял подобным «ухаживаниям», которые на самом деле лишь отталкивают. Признаюсь, я даже нашел в себе силы отказать двум или трем очаровательным дамам, которые безудержно стремились мне отдаться.

Так что я нашел твой любовный эликсир.

А что я получу в награду?

Привет от того, кто не применял к тебе свои дьявольские штучки,

Адам

Луиза,

что происходит?

Три дня назад ты умоляла написать тебе, а после моего ответа умолкла.

Адам

Дорогой Адам,

есть вещи, к которым нужно привыкнуть, прежде чем ты их полюбишь: кофе, сигареты, брокколи и одиночество.

Я пытаюсь приручить последнее из вышеперечисленного, поскольку теперь это мой новый спутник.

Луиза

Луиза,

не хочу думать, что мое письмо тебя задело.

С тобой что-то случилось?

Адам

P. S. Твое безразличие меня убивает.

Адам,

удивительно, насколько угнетающе действует на тебя расстояние! Не помню, чтобы ты так волновался, когда мы жили в Париже…

Успокойся, в рубрике происшествий – никаких новостей. Я не попала под машину и не упала на дно реки Святого Лаврентия. Мой желудок уцелел после стейка из оленины, картофеля фри с сыром и соусом, который здесь называют путин, и кленового сиропа.

Извини за резкость, но могу я попросить тебя об услуге?

Да? Спасибо.

Вообще-то, сразу о трех:

1) Пришли мне флакон моих духов «Cuir de Russie» – этот раритет продается только в головной компании «Шанель» на улице Камбон. Разумеется, деньги я тебе верну.

2) Проверь, не затерялся ли среди твоих вещей драгоценный томик «Опасных связей». Я не могу найти его в своих коробках. Конечно, сам текст я могла бы раздобыть где угодно, но этот экземпляр в переплете из коричневой кожи, напечатанный на тончайшей и прочной бумаге библьдрук, – единственный подарок, полученный мной от отца.

3) Не мог бы ты выручить одну из моих коллег-юристов, которая едет во Францию? Она ищет недорогое жилье в Париже – это все равно что искать иголку в стоге сена, – а я вспомнила, что твой кузен Симон сдает благоустроенные квартиры-студии на верхних этажах… Они славные, удобно расположены и подходят ей по бюджету. Если ты мне дашь добро, я сообщу ей твои координаты.

Что касается твоего любовного эликсира, дорогой, я размышляла об этом, изучая различные материалы. Ты бы улыбнулся, увидев свою Луизу, погруженную с головой в «Технику психоанализа» Зигмунда Фрейда, среди пассажиров метро, которые читают детективы или любовные романы.

Разумеется, читающая подобную литературу молодая женщина не вызывает особенного желания познакомиться, однако, к моему великому удивлению, именно благодаря этой книге ко мне пристали какие-то тощие долговязые студенты.

Мне пора, стол ломится от папок с делами.

Луиза

Дорогая Луиза,

сегодня утром я выслал тебе экспресс-почтой духи и книгу. От того и другого исходил твой запах, изысканный, хищный и фруктовый, с примесью туманного ладана и мандариновой цедры. Аромат был настолько явственным, что на мгновение у меня возникло ощущение, будто я упаковываю тебя саму и вверяю какому-то незнакомцу, курьеру, с отвратительным лицом пропойцы и шелушащимися руками.

Для твоей коллеги-юриста я тоже все уладил. Пусть просто зайдет ко мне, и я провожу ее в студию на улице Реомюр.

Извини за краткость моего письма. Сегодня один из моих пациентов пытался совершить самоубийство, так что ситуация требует моего вмешательства. Этот инцидент меня глубоко потряс.

Изучив дело, мой коллега Фредерик Ру тщетно твердил мне, что я не несу ответственности за этот поступок. Когда кто-нибудь из моих больных сводит счеты с жизнью, я места себе не нахожу.

Хорошего дня, который для тебя только начинается, от того, кто хотел бы поскорее его закончить,

Адам

P. S. Вот уже неделю Париж заливает дождем. Деревня от ливней возрождается, а город под его тоскливой пеленой выглядит словно одетый в траур.

Луиза,

ты утаила от меня, что твоя коллега, приехавшая из Квебека, просто блеск. Молоденькая, наивная, но при этом царственная. Тело богини. Глаза цвета незабудки. Знал бы раньше, предложил бы ей свою квартиру.

Что она вообще за женщина, эта Лили?

Адам

За ней числится немало романов, но ничего серьезного.

Свободная, без определенных планов, счастлива поболтаться по Европе и, как всякая молодая женщина, заблуждается, считая себя взрослой.

Луиза

Как думаешь, я могу пригласить ее на ужин?

Адам

Будь благоразумен, не предпринимай ничего подобного! Канадки не понимают обходительности, присущей Старому Свету, – она решит, что ты к ней клеишься.

Луиза

Подумаешь! Разве это запрещено?

Адам

Ясно…

В любом случае, если ты хочешь ее закадрить, ухаживания не дадут желаемого результата. Если канадки не берут инициативу в свои руки, они сваливают.

Да, знаю, что ты сейчас бормочешь: что за странная нация! На самом деле такая реакция связана с особенностями воспитания в Северной Америке: феминизм и антимачизм. Здесь мужчинам живется не так легко, как в Европе.

Луиза

P. S. К тому же ты не соответствуешь ее мужскому идеалу. Насколько меня тут просветили, она выбирает в партнеры спортсменов – баскетболистов или хоккеистов, намного моложе тебя, короче, своих сверстников.

Дорогая Луиза,

не знаю, на что направлены твои советы: помочь мне завоевать ее или, наоборот, помешать.

В общем, не очень понимаю почему, но я тебя послушаюсь. Возможно, просто ради удовольствия послушаться тебя?

Твой Адам

P. S. Хорошая новость: мой самоубийца пошел на поправку.

И дождь перестал.

Дорогой Адам,

твой эликсир не давал мне покоя целых две недели.

Я много читала, изучала, размышляла и, наконец, готова ответить тебе.

Ты заблуждаешься насчет безошибочности своей методики.

Когда практика психоанализа только зарождалась, ее пионеры – Фрейд, Ференци, Юнг, Джонс – уже провоцировали любовь посредством своего лечения. Вроде бы Отто Ранк часто даже использовал подобное проецирование, чтобы без зазрения совести заводить интрижки со своими красавицами-пациентками, например с Анаис Нин…

Однако сегодня перенос редок.

Почему?

Лечение психоанализом нисколько не изменилось – в отличие от эпохи!

В конце XIX века и в первой четверти XX разговор никогда не вертелся вокруг либидо; мало того что этому препятствовали стыд и давление со стороны христианского мира, так еще и не хватало как слов, так и понятий для его обсуждения. Сегодня мир устроен иначе. В фильмах, романах, газетах, журналах, телешоу, радиопередачах, на интернет-сайтах и в блогах постоянно говорят о сексе, который перестал быть табу.

Кроме того, мне кажется, что вы с Фрейдом ошибаетесь, считая, что переадресация чувств на личность врача связана с процессом анализа. Этот перенос не только не идет изнутри: он возникает вовне. В прежние, «бессловесные» времена пациенту настолько не терпелось поведать о своих желаниях, фрустрациях или фантазиях незнакомому человеку, которому они интересны, что такая возможность делала психотерапевта привлекательным. Зато теперь, когда мы живем в обществе, где принято говорить о своих желаниях, больной скорее сосредоточится на продолжении лечения. Исчезновение переноса – это следствие нашей сегодняшней распущенности.

Психоаналитики, стоявшие у истоков, заменили собой священников с их жаркими исповедальнями. Следуя их примеру, они становились мастерами своего дела, что объяснялось прежде всего ригористическим характером общества, культом секретности и нехваткой чувственной лексики.

Так что я думаю, ты преувеличиваешь эротическую силу психоанализа.

Или тебе стоит открыть практику там, где господствует режим целомудрия и тоталитаризма.

Как насчет Северной Кореи?

Искренне твоя,

Луиза

Луиза,

ты меня провоцируешь?

Прежде чем переехать в Пхеньян, я докажу тебе свою правоту.

Эксперимент начался сегодня утром.

Твоя коллега Лили, богиня, приехавшая из холодных краев, которая носит болотные сапоги так, будто на ней просто теплая обувь, не замечая, что приводит в замешательство парижан, попросила провести с ней сеанс психоанализа.

И хотя в моем расписании не было места для нового пациента, я согласился.

Из-за тебя.

Во-первых, потому, что, удержав от ее соблазнения, ты предоставила мне возможность принять ее в качестве пациентки.

Во-вторых, потому, что таким образом я сумею обосновать, несмотря на твой скептицизм, что владею секретом любовного эликсира.

Возражения, Ваша честь?

Адам

Адам,

то, что ты затеял, – очень некрасиво.

Я против.

Луиза

P. S. А не предупредить ли мне Лили?

Моя бедная Луиза,

сам факт, что ты мне этим угрожаешь, говорит о том, что ты этого не сделаешь.

Адам

Адам,

я не твоя «бедная Луиза» и никогда ею не буду.

Хотя Лили не входит в круг моих друзей, я возмущена тем, что ты задумал. Она не только попала в ловушку, но, похоже, это я подставила ее под удар. Именно я вверила ее твоим заботам, чтобы ты подыскал ей квартиру, а ты заодно решил уложить ее на свою кушетку, чтобы удовлетворить свое похотливое тщеславие.

Немедленно прекрати этот непристойный обман, в противном случае я перестану с тобой разговаривать.

Луиза

P. S. Как же могло случиться, что теперь ты мне стал неприятен, хотя прежде так нравился? Неужели твоя привлекательность была лишь иллюзией? Просветленная своим разочарованием, я пересматриваю нашу связь, и она представляется мне каким-то жульничеством.

Слишком поздно, Луиза.

Я не столь добродетелен, как тебе бы хотелось. Жаждущий безволен. То, о чем ты просишь, так же невозможно, как (по словам Флобера) требовать от яблони апельсинов.

Адам

Адам,

белый флаг, я капитулирую!

Признаю, что ты прав.

Конец войне.

У тебя действительно есть современная версия эликсира: психоанализ и вправду вызывает страсть у пациентов.

В предыдущих письмах я спорила только ради удовольствия общаться с тобой и поумничать. На самом деле я ни капельки не верила в то, что писала.

Искренне твоя,

Луиза

P. S. Бросай свой эксперимент, ты победил.

Дорогая Луиза,

«ради удовольствия общаться с тобой»… Наконец-то хоть одно ласковое слово… Первое после нашего расставания.

Я очень рад, что тебе приятно мое общество. Если всю жизнь сожалеть о потерянной любви, наша способность любить не увеличится; наоборот, культивируя горечь, мы преграждаем себе путь к новым чувствам. Неужели наша дружба дает ростки?

Спешу успокоить тебя относительно Лили: после нескольких сеансов мои профессиональные рефлексы взяли верх. С тех пор как твоя коллега стала моей пациенткой, я больше не критикую ее нелепое пристрастие к обтягивающей одежде, которая подчеркивает ее стройность и формы, меньше обращаю внимание на ее золотистую кожу, нежные волосы, такие пушистые на затылке, или на невероятную длину ее ног. На самом деле я абстрагируюсь. Когда я усаживаюсь на некотором расстоянии, чтобы выслушать ее, мужик во мне отступает, остается лишь аскетичный психоаналитик.

Твой друг Адам

P. S. Увы, подобная воздержанность меня удручает. Иногда мне безумно хочется стать самим собой, выпустить свое животное начало, отдаться нежности без слов, сексу ради секса.

Дорогой Адам,

у секса нет морали, вот почему люди навязывают ее себе. Без правил не было бы ни пар, ни семей, ни общества, все погрязло бы в хаосе; благодаря запретам мы вышли из джунглей и построили города. Не огорчайся по поводу своей уравновешенности, Адам, это означает, что ты уже преодолел стадию примата.

Прекрасное открытие, верно? Не благодари.

Однако будь острожен! Если ты уже не примитивен, ты можешь показаться извращенцем – это риск для тех, кто достиг высокого уровня утонченности. Несмотря на запреты сознания, ты продолжаешь умирать от вожделения, тем более что Лили сразу тебя очаровала и ты именно ее имел в виду, пытаясь доказать мне, что владеешь новым эликсиром любви.

Не лучше ли поручить ее кому-нибудь из твоих коллег? Например, Фредерику Ру, другу, с которым ты мог бы поделиться своими сомнениями, которому мог бы рассказать о нашем дурацком споре. Я не против. По крайней мере, Лили будет в безопасности.

Целую тебя.

Луиза

P. S. В Монреале идет снег, более свежий и светящийся, чем весна. Он придает городу нарядный и девственный вид.

P. P. S. Я познакомилась с Брисом, он мне нравится. Он независимый, элегантный, с хорошо подвешенным языком, потому что работает в издательстве, два года как разведен, ему нужны длительные, серьезные отношения. Ничего общего с изголодавшимися студентами, которые пристают ко мне во время поездок в метро, – судя по всему, их возбуждает контраст между моим интеллектуальным чтивом и острыми каблучками парижанки. Пока что я играю с Брисом в кошки-мышки, чтобы испытать его желание, но боюсь, не смогу долго держать оборону. Во мне зарождается чувство любви.

Дорогая Луиза,

женщины любят любовь, а мужчины ею занимаются.

Твой абзац по поводу Бриса кажется мне удручающим.

Перечитывая его, я понял, что разделяет нас, мужчин и женщин, и так усложняет наши отношения. Когда ты упоминаешь о своем облезлом павлине, ты бьешь в барабаны и трубишь в рог, объявляя мне о чувственных залогах. Что за чушь! Ты тянешь резину, чтобы убедить себя в том, что вас влечет друг к другу, утверждая тем самым, что ты спишь только с тем, кого любишь и кто любит тебя.

Какая ложь!

А если бы вас связывало лишь желание? Его или твое? Зачем ты впутываешь сюда любовь?

Адам

P. S. Он явно морочит тебе голову, делая вид, что ему нужны «длительные и серьезные отношения». Наверняка он выискал это клише в журнале, в рубрике переписки с читательницами.

Адам,

ты что, ревнуешь?

Мне нравится, что ты злишься, значит ты все еще ко мне привязан.

А как там у тебя дела с моей коллегой Лили?

Луиза

Луиза,

я ненавижу ревность и пришел бы в бешенство, если бы испытывал ее.

Адам

Адам,

можно быть хозяином своих мыслей, но не чувств.

Луиза

Луиза,

в твоих предыдущих письмах мне не понравились два момента:

1. Ты интерпретируешь мое предостережение в отношении тебя и Бриса как искаженное проявление моей ревности.

Напротив, я призываю тебя переспать с ним, не обременяя себя лицемерием. Собственно говоря, меня раздражает лживая напыщенность, в которую вы облекаете ваши разговоры, вроде «длительных и серьезных отношений». Вы словно пытаетесь таким образом завуалировать свое желание, боитесь проявить его.

Ревность – это не проявление любви, а чрезмерное чувство собственности. Я же никогда не считал, что ты мне принадлежишь, ни раньше, ни сейчас.

Мы довольно необдуманно называем любовью различные тяжелые патологии, например одержимость присваивать тело и мысли другого человека, подавляя при этом его свободу.

2. Я не сообщу тебе ничего нового о Лили. Я связан профессиональной тайной и не имею права ее раскрывать; как только признания пациента достигают моих ушей, они попадают в защищенную зону, куда никому нет доступа.

Скажу лишь, что ее личность оказалась более притягательной, чем можно было предположить, судя по ее внешности. В роскошном теле, которое дерзко заявляет о своем совершенстве, прячется слабая маленькая девочка, неуверенная в том, что достойна любви. Она враждебна по отношению к самой себе и поминутно готова выбросить себя в помойку. Она не ценит ни одно из собственных достоинств – ни своей компетенции (несколько дипломов, полученных в университете Макгилла), ни лингвистических способностей (прекрасное владение французским, английским, немецким и испанским), ни внешности (она хотела бы быть плоскодонкой), ни бездонной голубизны своих глаз, которую она сравнивает с подкрашенной синькой водой в бассейне.

Париж выбивает ее из колеи, разрушая прежние стереотипы. Возьмем, к примеру, ее представления о моде – они основаны на американских сериалах типа «Молодые и дерзкие» или «Дерзкие и красивые», этих нескончаемых сагах, где женщины с силиконовой грудью ссорятся с мужчинами с пересаженными волосами. Уверенная, что нужно краситься и одеваться на манер калифорнийских «красоток», среди предпочитающих более утонченный и менее провокативный стиль парижанок Лили чувствует себя не в своей тарелке.

Я убежден, что молодые люди, с которыми у нее была связь, тоже соответствовали голливудским «стандартам», согласно которым каждый мужик, будь то шофер или финансовый аналитик, должен быть загорелым, широкоплечим и с кубиками на животе.

На днях мне достались два билета в Парижскую оперу, и я пригласил Лили на «Тристана и Изольду».

Ты не поверишь! Стоило мне подвергнуть ее испытанию трудным произведением – четыре часа музыки, Вагнер с его дивной медлительностью, либретто на немецком, – и Лили изменилась, она словно прошла боевое крещение. Чем больше оркестр шептал или бушевал, изливая из оркестровой ямы свою пленительную и ужасающую бесконечность океана, затишье, сдержанность, силу, тем сильнее дрожала Лили, охваченная волнением, которому не пыталась противостоять. Нет, она не слушала ушами, она внимала всем своим существом: ее ресницы трепетали, бедра раскачивались в такт музыке, сердце учащенно билось.

Съежившись, со слезами на глазах, она дрожала с самого начала прелюдии. Очень скоро она стала дышать в такт с Изольдой; ее дыхание усиливалось, прерывалось, почти болезненно следуя лирическому излиянию чувств певицы. И наконец неколебимое, дерзкое, незаглушаемое слилось с неистовством струнных в восторженном оргазме.

Мучительное сладострастие музыки пронизало Лили, принесло ей чудесное освобождение, позволило забыться в этих звуках, потонуть в гармонии мира, сближающей предсмертный хрип и дыхание жизни. Божественно…

Когда занавес опустился, скрыв сплетенных в объятиях любовников, Лили даже не смогла аплодировать, как будто утратив контроль над собственным телом.

Повиснув на моей руке, в полном изнеможении, она вышла из зала, опьяненная благодарностью к тому, кто приобщил ее к этому эзотерическому ритуалу, из которого, по рождению и из-за отсутствия подготовки, она считала себя исключенной.

«Не знала, что такое бывает» – вот все, что она сумела прошептать.

Я страшно горжусь тем, что познакомил ее с творчеством Вагнера. Чары достопочтенного волшебника не погибли в формалине официальной культуры, они все еще действуют на юное создание, приехавшее из Шикутими.

А что ты? Наслаждаетесь ли вы с Брисом музыкальной энергетикой Монреаля?

Искренне твой,

Адам

Как дела у нас с Брисом? Все отлично. Мы приступаем к флирту.

Луиза

Флирт – это не любовь, это желание любви. Ты растворяешься в абстрактных понятиях. Спустись на землю, Луиза.

Адам

Раз уж ты позволяешь себе читать мне нотации, разреши и мне пройтись по вашему с Лили вечернему походу в театр.

Входит ли в обязанности терапевта выводить свою пациентку в свет? Тем более вести ее на чрезвычайно романтическую оперу «Тристан и Изольда»?

У меня такое впечатление, дорогой Адам, что любовный эликсир подействовал не только на исполнителей, но и на публику: ты изощряешься изо всех сил, чтобы выиграть пари и завоевать Лили!

Луиза

Я не позволю тебе обучать меня основам психоанализа! Чем бы я там ни хвалился несколько недель назад, я образумился и спешу повторить, что мне отвратительна сама мысль использовать свое служебное положение в целях обольщения Лили.

Адам

Отвращение – это одна из форм одержимости: мы предпочитаем думать о чем-то с недовольством, чем не думать совсем.

Луиза

Начав оправдываться, я тем самым признаю возможность своей неправоты, поэтому предпочитаю молчать.

Однако хотел бы тебя предупредить, что наша переписка потеряет для меня всякий смысл, если ты не прекратишь постоянно «украшать» ее оскорбительными для меня замечаниями.

Имеющий уши да слышит,

Адам

Адам,

прости, что я тебя обидела, это ненамеренно. Перечитав твое послание, я вняла твоим аргументам и даю задний ход.

Mea culpa. Mea maxima culpa.

В любом случае мне теперь так радостно рядом с Брисом, что, даже если ты меня осудишь, я буду испытывать к тебе исключительную доброжелательность.

Если я в прошлый раз и отреагировала жестоко, то лишь потому, что ты обвинил меня в том, что я скрываю свои желания в отношении Бриса, и ты был прав: с тех пор как мы провели ночь вместе, у нас сплошная идиллия.

Вот на что я хотела бы обратить твое внимание: не пытаешься ли ты скрыть свою необоримую тягу к Лили?

Зачем это скрывать?

Что в этом дурного?

Лично меня такое влечение ничуть не смущает.

И пожалуйста, не осуждай меня за дерзость. Как мы можем претендовать на то, чтобы называться друзьями, если я не могу шепнуть тебе пару правдивых слов?

Искренне твоя,

Луиза

Дорогая Луиза,

твое письмо мне невероятно помогло! Если бы не оно, не знаю, смог бы я справиться с тем, что мне только что довелось пережить.

Вчера, во время консультации, которая проходит у нас по четвергам, Лили вдруг замолчала, не договорив, повернулась ко мне, вскочила и, покраснев, воскликнула:

– Я люблю вас!

Поднявшись в свою очередь, я выкрикнул:

– Я тоже.

Лили залилась слезами, и мы бросились в объятия друг друга. В тот же вечер мы стали любовниками.

С тех пор мы не расставались.

Спасибо, моя Луиза, спасибо тебе за твою суровую дружбу, благодаря которой я прозрел.

Какое ликование! Во мне все трепещет… Я уже и забыл, как страсть, такая чудесная, опьяняющая и удивительная, меняет все вокруг. Около одиннадцати вечера мы, утомленные, но счастливые, выбрались из постели и отправились в ресторан «Кольбер». В зале с круглыми светильниками, тяжелыми хлопчатобумажными скатертями, диванчиками, обитыми дубленой кожей, шумно пировали актеры, пришедшие после спектакля. Стильные официанты, словно из прошлого столетия, подавали свежие устрицы, креветки и крабы, которые громоздились на наших тарелках, как если бы ресторанная кухня находилась на морском пляже после отлива. Потом я попросил таксиста сделать несколько кругов по оживленным освещенным улицам, где бушевало веселье, не знающее ни труда, ни отдыха. Положив голову мне на плечо, Лили довольно мурлыкала, уверенная в том, что я дарю ей не только свои объятия, но и город, страну и сказочный континент.

Сегодня утром я вышел купить чего-нибудь к завтраку, и мне показалось, будто моя улица впервые встречает рассвет, впервые над ней такое переливчатое небо, впервые мне улыбаются высокие кремовые фасады зданий.

Пекарня игриво приветствовала меня, круассан источал аромат золотистого сливочного масла, а каждая капля кофе наполняла меня терпкой и живительной силой. За несколько часов Париж словно достиг зрелости: он превратился в бесстыдный, обольстительный, волнующий город, щедро предлагающий подъезды для объятий, скамейки для поцелуев, набережные для прогулок и мечтаний. Прощайте, шум, пробки, стресс, бесконечная работа, перенаселенность: мы с Лили погрузились в спокойный величественный мир, такой же романтичный, как мы сами.

Сегодня я убедил своих пациентов, что мне нездоровится. Завтра мы едем на машине в Трувиль. Пусть Лили знает, что Нормандия – это пляж Парижа.

Похоже, любовь придумали, чтобы поэтизировать жизнь.

Искренне твой,

с выражением преданности,

Адам

Дорогой Адам,

судьбе было угодно, чтобы мы одновременно обрели свое счастье: ты теперь с Лили, а я – с Брисом. То, что наши вновь образованные пары не затмевают нашу былую страсть, а продолжают свое существование под благосклонным оком нашей дружбы, это тоже подарок судьбы.

Я и представить себе не могла такого счастливого завершения нашего романа.

Позволь мне просто пожелать тебе: будь счастлив!

Твоя Луиза

P. S. Я рассказала Брису о твоей связи с Лили, и он тоже желает вам всего наилучшего.

Дорогая Луиза,

я уже и забыл, для чего существуют ночи.

По возвращении из Трувиля, где мы провели столько часов, кувыркаясь в постели и выходя из номера лишь для того, чтобы полакомиться дарами моря или подышать океаном, мы вновь приступили к работе.

Я мало сплю. Мне нужен не сон, а Лили. Прижимать ее к себе, ласкать, проникать в нее, болтать с ней после секса – вот что приносит мне отдых. Остальное мне безразлично.

Каждую ночь нам кажется, будто мы – два Робинзона, оказавшиеся на одном необитаемом острове; мы сплетаемся в тесном объятии, осознавая, что однажды на горизонте появится корабль и нам придется вернуться к нормальной жизни. Пусть бы это произошло как можно позже!

А как ты? Расскажи мне о Брисе.

Адам

P. S. Лили пользуется теми же редкими духами, что и ты – «Русская кожа». Правда поразительно?

Дорогой Адам,

ты описываешь нас лучше, чем могла бы сделать я.

Мы предаемся сладострастным утехам. С Брисом я постигаю блаженство, которое приносит начало романа, когда впервые открываешь в партнере все: его тело, запах, ласки, общение с ним, его лицо при пробуждении, его вкусы, тревоги, оплошности, воспоминания, шутки. Передо мной – многообещающая книга. Каждая деталь кажется новой, даже первый опыт привыкания.

С ним я переживаю сладостные мгновения. Однако не могу удержаться от того, чтобы не сравнить их с тем, что испытала с тобой, и этот роман кажется мне таким хрупким!

Наша история остается самой-самой.

Прелесть первой любви заключается в том, что ее не преследуют мысли о скором завершении, нам кажется, что она будет длиться вечно, мы не верим, что она может пройти. А потом неудача первой любви заражает все последующие.

И все же…

Эти невольные сравнения, возникающие в моем сознании, явно не в пользу Бриса, который представляется мне менее привлекательным, чем ты.

А может, я сама не хочу им увлекаться. Наша связь больше похожа на удачное приключение, ей не хватает истинного содержания. Что-то – только не пойму, что именно, – остается пресным, бесцветным.

Дорогой Адам, я осмелилась излить тебе свои сомнения лишь потому, что отныне мы с тобой защищены друг от друга нашими новыми жизнями. И все же я хочу разобраться: почему наша связь прекратилась?

Твоя Луиза

Дорогая Луиза,

наша связь прекратилась потому, что оказалась слишком долгой. Время любви не союзник, оно благоприятствует лишь дружбе.

Встречая пожилые супружеские пары, чьи тела уже не так жаждут наслаждения, мы предполагаем, что привычка иссушает желание, но я боюсь, что речь идет об истощении другого рода: привязанность исключает страсть. Чем прочнее связь, тем слабее контакт. Какое коварное предательство! Влечение бросает любовников в объятия друг друга, тогда как взаимная привязанность постепенно заменяет прикосновения. Любовь приходит через плоть, а потом отталкивает ее.

Мы непоследовательны, дорогая Луиза, ибо нами движут две противоположные силы.

Любовь способствует узнаванию, желание стремится к неведомому. Любовь хранит верность до последнего вздоха, а вот пальцы, ладони, рот, пенис, низ живота – это искатели приключений, они всегда начеку, готовы броситься к неизведанному, жаждут иного, непривычного. В отличие от чувства, нуждающегося в постоянстве, наши неосознанные стремления влекут перемены. Кто согласится питаться одним и тем же блюдом на протяжении всей жизни?

Моя страсть к Лили, как и та, что я испытывал к тебе, когда-нибудь пройдет. Меня это не радует, но я предполагаю, что так будет. Хуже того: я это знаю. Мне бы только хотелось, чтобы у нас с ней это произошло как можно позже и одновременно.

Счастливыми называют именно те отношения, которые заканчиваются по обоюдному согласию.

Любовь может омрачить лишь одно трагическое обстоятельство: когда один из партнеров опережает другого, будь то в своем желании или в его угасании.

Твой друг

Адам

P. S. Мой самоубийца женится!

Дорогой Адам,

меня мучает один вопрос: ты встречаешься с другими женщинами или только с Лили?

Луиза

Только с Лили.

Адам

Какая перемена по сравнению с предыдущими месяцами!

Луиза

Прежде я набрасывался на женщин с частотой, которая походила скорее на упрямство, чем на желание. Разумеется, я пытался забыть тебя, дорогая Луиза; если не тебя, то, по крайней мере, нашу неудачу. Мне нравилось считать себя развратником.

Нам не всегда приходится принуждать себя именно к добродетели, иногда и наоборот.

Адам

Дорогой Адам,

мы с Брисом ездили за город, в его домик в Лорентидах, у подножия Мон-Тремблан.

Какая экзотика! Вообрази многочасовой путь, гигантские ели, бесконечные горные склоны, дорогу, зажатую между заледенелыми скалами, небо насыщенного голубого цвета, такое яркое, что на него невозможно смотреть не прищурившись, и вдруг твоему взору открываются шале, натыканные тут и там, славненькие, чистенькие, прямо как на картинке. Во время нашего путешествия у меня было такое чувство, будто мы с Брисом вернулись в детство, словно Гензель и Гретель, углубились в сказочный мир, в буйно разросшийся лес, где каждый становится крошечным, в ослепительные просторы, где снег, то легкий, как пыль, то твердый, как лед, то вязкий, как каша, радуется своим превращениям. Когда мы укрылись в бревенчатой хижине, я оценила, насколько важен камин, я даже забыла, какое это наслаждение, потому что прежде жила в мягком климате. Вновь осознав разницу между «снаружи» и «внутри», я восторгаюсь плотными ставнями, наслаждаюсь уютом разнообразных тканей – кашемировых пледов, ангорских шалей, мольтоновых накидок – и бегу к огню, словно маленькая девочка, которая ищет защиты в папиных объятиях.

Если бы ты увидел нас с Брисом вчера вечером, то имел бы полное право посмеяться над нами: мы сидели нагишом перед телевизором, укутавшись в шкуры, этакие кроманьонец и кроманьонка, и смотрели хоккейный матч. Кто бы мог подумать, что я буду переживать из-за шайбы, за которую борются здоровенные детины с палками в руках? А удача то поворачивается к ним лицом, то, наоборот, отворачивается… Мы были смешны, признаю, но зато очень довольны.

А как ты? Вы снова отправились в Нормандию или остались в Париже?

Я очень рада, что тебе хорошо с Лили; однако мне не дает покоя один вопрос: тебя не смущает, что ее страсть возникла искусственным образом?

Помнишь, ты лихо заявил, что знаешь, как вызвать любовь, я не поверила, и ты решил доказать мне это, заведя интрижку с Лили?

Сегодня ты добился своего. Браво. Но разве ты забыл, каким способом достиг желаемого? Неужели эликсир исчез из твоей памяти?

Я бы на твоем месте опасалась. Какая часть ее привязанности принадлежит формуле, а какая – непосредственно тебе?

Мимолетное увлечение Лили представляется мне скорее машинальным, чем глубоко укоренившимся. Если, как утверждают психоаналитики, во время лечения всегда происходит эмоциональный перенос, то Лили увлеклась тобой лишь потому, что ты ее терапевт, а не потому, что ты – это ты; с таким же успехом она могла увлечься и другим врачевателем. Лили испытывает к тебе нечто вроде обезличенного почитания.

Возможно, я ошибаюсь… Но поскольку я уверена, что у тебя уже есть продуманный ответ, прошу тебя просветить меня на этот счет.

С дружескими пожеланиями,

Луиза

Дорогая Луиза, ты путаешь зарождение любви и ее развитие.

Конечно, я искусственно вызвал страсть Лили, но теперь, когда эта страсть существует, она обрисовывается, становится конкретной, реальной, особенной, подпитываемая мной, тем, что между нами происходит, тем, что мы создаем вместе. Эликсир стал искрой, однако возникшее пламя продолжило собственное существование и пожар полностью принадлежит нам.

Для сравнения, рассмотрим психосоматическую болезнь: да, ее порождает сознание, но потом, во что бы она ни развилась, будь то простуда, несварение желудка, экзема, рак, – она превращается в отдельный, автономный организм, живущий в своем ритме и не имеющий никакого отношения к тем переживаниям, которые ее вызвали. Даже если больной и осознает, что источник его недомогания связан с рассудком, недуг не отступит. Даже если он пожалеет об этом, ничего уже нельзя изменить.

Пусть увлечение Лили и было спровоцировано мной, оно дышит, такое крепкое, сильное и направленное именно на меня, что я даже отказался от роли врача ради того, чтобы быть лишь влюбленным голубком.

Искренне твой,

Адам

Ясно. Ты бросил камень, и теперь он катится сам по себе.

А что будет, если Лили узнает о том, что ты сделал?

Луиза

А кому об этом известно, кроме тебя?

Адам

P. S. Неважно… Если бы Лили и узнала об уловке, эта новость нисколько бы ее не взволновала. Слишком поздно. Более того, я бы воспользовался этим бестактным поступком, чтобы стать с ней еще более искренним, признаться, что влюбился в нее сразу же, что принял ее как пациентку с единственной целью любить ее.

Адам,

ты как-то странно излагаешь…

Манипулируя Лили, ты подразумеваешь, что судьба распорядилась и тобой тоже. Словно увлечься ею тебя заставила какая-то неясная, принудительная сила…

Луиза

P. S. Свободны ли мы в любви?

Можно оттолкнуть любовь, не признавать, что ее бурное течение уносит нас.

Боюсь, наша свобода проявляется лишь негативно, в форме вынужденного отказа, пугливого неприятия того, что сильнее нас. Единственное, что мы можем, это не явиться на свидание, которое принесет нам счастье.

Адам

Дорогой Адам,

тогда возникает вопрос: свободны ли мы любить кого-то конкретно?

Мы выбираем?

Нас выбирают?

С тобой, Адам, у меня была любовь с первого взгляда. «Это он!» – кричали мои чувства и рассудок.

За последние месяцы я пришла к выводу, что мои чувства и рассудок ошиблись в своей оценке, поскольку мы с тобой расстались по прошествии пяти лет.

Сегодня я спрашиваю себя: «А так ли они ошибались?» Мы портим любовь, пытаясь продлить ее до бесконечности. Лучше бы мы принимали ее, пока она существует, она сама по себе подарок.

Счастье всегда временно. Кто гарантировал нам обратное? Кто обещал нам, что оно будет длиться вечно? Никто.

В человеческой жизни «всегда» всегда недолговечно.

Твоя Луиза

P. S. Удивительная у нас с тобой переписка: мы ведем разговоры не о любви, а вокруг нее.

Дорогая Луиза,

какое совпадение! Ты упомянула любовь с первого взгляда. Я уже давно размышляю по поводу этого феномена и пытаюсь его разгадать, кого бы он ни касался – моих пациентов или меня самого.

Каким образом ты влюбляешься с первого взгляда?

Что это – вторжение извне или внутренняя революция?

Либо это чувство приходит к нам из окружающего мира, либо возникает в нас самих, в той неясной и интимной зоне, где у нас зарождается желание.

Мне бы хотелось ответить, что речь идет о двойном механизме – с одной стороны пламя, которое возникает в теле другого, того, кого мы желаем; с другой – пламя, исходящее из тела того, кто желает.

Когда я с тобой познакомился, я ощущал подлинную потребность в любви. Благодаря твоим чарам, ты явилась одновременно объектом и проявлением этой любви. Несомненно, я встретил тебя в подходящий момент…

После нашего расставания я, очевидно, вновь испытал ту же потребность, но уже в виде утраты и боли. И тут появилась Лили…

Удобный случай способствует влюбленности. А любовь предоставляет удобный случай.

Искренне твой,

Адам

P. S. Мой самоубийца хочет пригласить меня на свое бракосочетание, и Лили настаивает, чтобы я согласился, ей интересно побывать на французской свадебной церемонии, но я пока сдерживаю ее этнографическое рвение. Я опасаюсь, как бы это согласие не подтолкнуло моего пациента к тому, чтобы сделать меня крестным его детей, свидетелем на их причастии или что-нибудь в этом духе. Это попахивает опасностью…

Кстати, об опасности: ты когда-нибудь задумывался о женитьбе?

Луиза

Кто по собственной воле лишится свободы?

Я не приверженец добровольного рабства. Обеты, которые произносят брачующиеся перед мэром и своими близкими, кажутся мне утопическими, устарелыми, лживыми, шокирующими. Меня никогда не заставят дать клятву верности, которую я не смогу сдержать, поскольку мужской натуре свойственно всегда и всюду разыскивать то, от чего можно получить удовольствие. Я слишком уважаю свое слово, чтобы брать на себя столь наивные обязательства.

Между тем, когда я вспоминаю, как веселилась вчера моя канадка на свадьбе моего пациента, до какой степени она смаковала каждое мгновение праздника, я говорю себе, что, если бы Лили захотела, я смог бы поступиться своими принципами и доставить ей эту радость.

Адам

P. S. Видишь, дорогая, я влюблен по уши!

Луиза,

срочно ответь мне!

Лили сообщила, что начальство переводит ее в Австралию. Это правда?

Вы же работаете в одном агентстве, ты можешь разузнать.

Или Лили просто забавляется, мучая меня потихоньку?

Ответь мне как можно скорее, а то я уже на грани срыва.

Адам

Дорогой Адам,

я только что от директора. Он подтвердил назначение Лили в наш сиднейский филиал.

Луиза

Я подавлен.

Адам

Борись!

Луиза

Я не отпускаю Лили.

Я занимаюсь с ней любовью, я говорю с ней о любви. Я вынужден разъяснять то, что прежде выражал при помощи ласк, поцелуев, взглядов. Я упрятал подальше свою броню сдержанного, насмешливого человека, скорее ироничного, чем экспансивного, и превратился в преданную собачонку. Мне это дается не просто, но я решительно настроен показать себя без прикрас, обычным человеком, которому свойственно ошибаться, но у которого есть чувства.

И речи быть не может, чтобы Лили уехала!

Наша история набрала бешеную скорость с самого старта, поэтому она не просто должна иметь продолжение: я не представляю, чтобы можно было затормозить на такой скорости.

Адам

Дорогой Адам,

извини, но мне придется тебя огорчить. Во имя нашей дружбы, я не могу утаить от тебя одну деталь, о которой только что узнала: еще до того, как приземлиться в Париже, Лили знала, что ей предстоит отправиться в Сидней. Дело в том, что ее пребывание во Франции всегда рассматривалось начальством как некий трамплин для перелета в Австралию.

Я была не в курсе. Но неужели она никогда не говорила тебе об этом?

Луиза

То, что ты мне сообщила, то, что я узнал за последние дни, изменило мое представление о Лили.

Она ведет себя как мужчина, я имею в виду здешний мужчина, европеец! Амбициозная, скрытная, она утаила свои карьерные планы. Она просто сгусток бесчувственности. Оплот молчания.

Какая ирония! Растянувшись у меня на диване, она рассказывала о своем детстве, связях, фантазиях, разочарованиях, устремлениях, как будто раскрывая передо мной душу, но о самом главном предпочла умолчать. Если она и открыла мне тайны своей личной жизни, то утаила единственное, что действительно имело для нее значение, – свои профессиональные интересы. Она не призналась мне в этом, даже когда мы стали любовниками.

Как я мог предположить, что ее социальная успешность, повышение по службе, финансовое благополучие значат для нее больше, чем все остальное? Здесь, во Франции, женщины совсем другие. Француженки, которые без остатка отдаются работе, либо афишируют это, либо компенсируют тем самым недостатки внешности. Короче говоря, это сразу видно. Тогда как красота и простодушие Лили, отсутствие у нее напористости не позволили мне разглядеть ее истинные намерения.

Уже неделю я умоляю ее передумать! Париж по-прежнему остается активным деловым центром, где она могла бы добиться карьерных высот, тем более что по соседству – Лондон и Берлин, куда можно добраться поездом. Невозможно сосчитать, сколько аргументов я ей привел, сколько документов собрал, сколько сделал звонков и сколько задействовал связей – я бросил к ее ногам всю свою энергию и ум.

Увы. Чем сильнее я настаиваю, тем больше пренебрежения в ее взгляде. «Ты же не собираешься меня протежировать?» – возмущается она. Чем громче я кричу о своей страсти, тем холоднее она, тем тверже ее взгляд и неприступней тело. В моих мольбах и слезах она не замечает никакой преданности, лишь ярость самца, жаждущего доказать ей свою власть и лишить свободы.

Я не смог поколебать ее решимости. Хуже того, я вызвал ее презрение. Она не только вернулась в свою квартирку, мы больше не притрагиваемся друг к другу. Она отказывается обедать со мной и запрещает встречать после работы. Вчера она даже пригрозила, что подаст на меня жалобу, так как воспринимает мою лихорадочную услужливость как домогательство.

Я в отчаянии. Хотя этот эпизод заставляет меня кардинально изменить мнение о ней как о человеке, я не перестаю ее любить, каждый час разлуки разрывает мне сердце. Я не сплю. С трудом заставляю себя сосредоточиться на пациентах. Все меня раздражает. Я страдаю.

Адам

Луиза,

сегодня утром Лили исчезла. Она до последнего играла мной. Я думал, что ее самолет улетает только в воскресенье, и рассчитывал на эту неделю, надеясь на чудо. Оказывается, она обманула меня с датой вылета.

Или не хотела прощаться…

Как можно быть такой неумолимой? Неужели люди так меняются? Любила ли она меня хоть когда-нибудь?

Я уже начинаю сомневаться в реальности того, что между нами было.

Хотя нет, та боль, которую я испытываю, ясно дает мне понять, что все было на самом деле.

О, Луиза, я пропадаю…

Адам

Дорогой Адам,

моя жизнь продолжается. На первый взгляд у меня все нормально, я много работаю, внешне все превосходно, поскольку по-прежнему встречаюсь с Брисом, и все же частичка меня находится в Париже, бьется головой о стену, ревет, плачет, неистовствует. Эта частичка, связанная с тобой, Адам, которая никогда тебя не покидала, родственная душа моего брата-близнеца.

Я очень тебе сочувствую. Лили нанесла тебе тяжелый удар, скрыв свои истинные намерения, сбежав… Она даже не осознает, какую боль тебе причинила.

Как она могла так жестоко ранить столь обаятельного мужчину? При встрече с тобой сразу распознаешь славного малого под маской язвительного позёра. Твои попытки казаться угрюмым, циничным настолько неуклюжи, что вызывают снисходительность. Колючими у тебя бывают лишь замечания (частенько) и щетина (иногда). На самом же деле у тебя нежные щеки и ты славный человек.

Коллеги считают Лили хищницей. Она использует мужчин, а потом бросает их. Она делает лишь то, что выгодно ей. В этой черте нет ничего редкого или удивительного, но она умело скрывается под ее простодушной и даже слегка простоватой, хотя и совершенной внешностью.

Приди в себя, Адам. Не теряй рассудка. А главное, помни: это была игра! Ты сам хотел получить этот роман с Лили, его тебе не навязывали: ты просто на спор применил свой эликсир. Ты дал жизнь этой любви – вели ей умереть. Это по-прежнему в твоей власти.

Твоя подруга,

Луиза

Дорогая Луиза,

когда я обхватываю голову руками, она весит целую тонну.

Я бессилен…

Я не знаю, как разрушить то, что создал. Я считал себя хозяином своей страсти, а стал ее рабом.

Камень катится своей дорогой.

Кто бросил этот камень? Пусть я сознательно спровоцировал привязанность Лили ко мне, но кто вызвал мою привязанность к ней?

Ну и ладно. Какая теперь разница? Любовь существует, гадина такая. У меня не получается избавиться от нее. Не рой другому яму, сам в нее попадешь.

В этот предрассветный час я смотрю из окна спальни на сероватые стены и разошедшиеся черепицы, по которым разгуливают грязные голуби, перепрыгивая с обветшалой трубы на покосившуюся антенну. Париж мне опротивел. Какой самодовольный город! Этот наглец и неряха считает себя этаким красавцем-принцем, а на самом деле воняет, гниет, погибает. А я, тщеславный, изо всех сил стараюсь остаться «парижанином», как будто это некий дворянский титул, как будто все это средоточие неприятностей возвысит меня над простыми смертными. Химера…

Моя квартира мне противна. Здесь все такое мрачное, однообразное, тусклое и без изюминки. Пошлость и безвкусица. Она кажется мне просторной только потому, что дорого стоит. Да уж, есть где разгуляться: кредит аж на двадцать пять лет!

Вот я спустился с небес на землю, больно ударившись задом. Париж уродлив, а счастье невозможно.

Иллюзии постепенно рассеиваются. Я вижу все без прикрас, без ложной таинственности, без наносных слоев, и ничто не вызывает у меня желания. Лишь благодаря воображению я смог пережить эти дни. Любовь доказывает, что мы воспринимаем реальность только сквозь фильтр своих фантазий. Хуже того, она наглядно демонстрирует, что реальность не так уж важна.

Объективность в конце концов вынудит меня открыть окно и броситься в пустоту.

Пустота небытия, несомненно, лучше этой унылой глухой бесцветности, в которой я барахтаюсь.

Правда, Луиза, я живу лишь по привычке. Если я еще не умер, то почти слился с собственной тенью. Даже работа меня не спасает, потому что, общаясь с пациентами, я всякий раз сталкиваюсь с несчастьем, с самой его сутью, с теми же трудностями, которые сам испытываю… Я скорее больной, чем врач. Боясь, что мое состояние заразно, я передал всех своих клиентов Фредерику Ру. Все, лавочка закрыта! Занавес! Исцелять людей… Но от чего? Сейчас, если бы ко мне обратился мой самоубийца, я на первом же сеансе протянул бы ему заряженный револьвер: ведь он женился, а это медленная форма саморазрушения.

Достигнув нынешнего своего состояния мрачного ясновидения, я с легкостью могу объяснить жизнь, но не в силах ее защитить.

Что такое существование? Временное заблуждение.

Выход? Смерть.

Да только мне не хватает смелости… Я не просто подавлен, я еще и трус! Едва появившись на свет, новорожденный уже достаточно стар, чтобы страдать. Следовало бы пускать себе пулю в лоб еще в роддоме. Дискомфорт человеческого существования заключается не в отсутствии ясности сознания, а в нехватке смелости.

Я закругляюсь, не буду больше разжигать свою ненависть, моя печаль не стоит твоего сострадания. Бывают состояния, рассказывать о которых так же унизительно, как и переживать.

И все же мне доставило определенное удовольствие писать тебе, выводить твое имя, складывать для тебя слова в предложения. Да, Луиза, в пучину мрака, где я барахтаюсь, иногда проникает слабый, далекий лучик света, который почти убеждает меня в том, что не нужно отчаиваться, – это ты.

Жаль, что ты живешь теперь так далеко. И какая досада, что ты счастлива с Брисом. Иначе…

Адам

P. S. Нет, не верь мне, не верь, не верь… Возможно, я так думаю, потому что знаю, что это неосуществимо. Все так запуталось!

P. P. S. Чертов Брис!

Дорогой Адам,

между мной и тобой нет никаких препятствий.

Океан? Его можно перелететь на самолете.

Брис? Его не существует.

Я жду тебя.

Луиза

Что ты сказала?

Адам

Я солгала.

С тех пор как я переехала в Монреаль, несмотря на гнев, на утраченное доверие и желание нравиться, я ни с кем не встречалась.

Однажды, когда ты написал мне о своих любовных победах, я разозлилась и выдумала Бриса.

У признаний есть лишь одно назначение – облегчать жизнь тому, кто их делает. Создав образ этого вымышленного кавалера, я, с одной стороны, защищала себя, а с другой – давала тебе возможность раскрыть передо мной душу. А заодно пыталась перестать идеализировать тебя, пыталась вытеснить из своего сердца, забыть, пусть лишь в своем воображении.

У меня ничего не вышло. Я тебя жду.

Луиза

Дорогая Лили,

твое письмо удивило меня и вогнало в краску. Оно потрясло меня так сильно еще и потому, что пришло через полгода после твоего отъезда в Австралию.

Спасибо, что ты выражаешь мне свою благодарность.

Хотелось бы отметить, что ты преувеличиваешь мои заслуги, полагая, что обязана мне своим повышением и переводом в Сидней.

Конечно, мне пришлось повоевать, чтобы убедить руководство освободить для тебя местечко. Ведь твой соперник Жосс Гардон считал, что это назначение уже у него в кармане. Однако я не причастна ни к тем промахам, которые он совершил в деле «Праймроуз», ни к тому безупречному мастерству, с которым ты всегда проводишь переговоры. Наверняка руководство прислушалось не только к моим советам, но и к голосу разума и выбрало наилучшего кандидата. Тем не менее мне приятно, что ты отметила мою скромную роль в твоем повышении в нашей международной компании. Очень великодушно с твоей стороны.

Ты пишешь, что тебе очень нравится в Сиднее. Я в свою очередь могу сказать, что Монреаль меня очаровал. Я планирую здесь остаться. В Париж я теперь буду ездить только в отпуск, и то ненадолго. На фоне широких бульваров Квебека, где под бескрайним небом легко гуляет ветер, старая Лютеция вполне может показаться мне удушливой; привыкнув к добродушным прямолинейным отношениям, принятым здесь между людьми, я боюсь, что уловки обитателей парижского квартала Сен-Жермен-де‑Пре, для которых тщеславие и власть значат гораздо больше, чем человеческая сущность, больно ударят по моим едва восстановившимся нервам… Пристально рассматривая свою прежнюю жизнь, я чувствую, что здесь я на пути к выздоровлению.

Да, кстати, пользуясь случаем, я хотела бы поблагодарить тебя за тот честный разговор, который у нас с тобой состоялся после твоего приезда в Париж, – ты спрашивала меня, можешь ли ты встречаться с Адамом, моим бывшим мужчиной. Хотя наша с ним история закончилась и я больше не имела никаких прав на него, я оценила твою деликатность.

После того как я дала тебе «добро», я ничего не знала о том, что между вами происходило. Ни от тебя, ни от него. По всей видимости, ничего, раз ты продолжила путь по карьерной лестнице, а он вернулся ко мне.

Да, Лили, четыре месяца назад Адам вышел из самолета и заявил, что сгорает от желания взять меня в жены. Представляешь? Он отказался от своих пациентов и решил теперь открыть практику в Монреале. Исключительно ради меня! «Твоя карьера значит больше, чем моя, – заверил он меня, – пусть я и буду зарабатывать меньше». Француз, который ставит профессиональный успех своей спутницы выше собственного, – я бы ни за что не поверила, если бы не услышала собственными ушами.

Я была очень тронута, тем более что Адам показался мне измученным. Что ему пришлось пережить? Или, напротив, не пришлось? Мне это неизвестно. Очевидно, он испытал – и до сих пор испытывает – хандру, он утратил присущие ему прежде бодрость и жизнерадостность.

Мне плевать… Пусть, вновь обретая друг друга, вы не становитесь счастливыми, зато перестаете быть несчастными; вот такое лечение, немного медленное, бессловесное, чуть ли не мрачное, но я предпочитаю эту угрюмость тем страданиям, которые я испытывала прежде.

Когда мне исполнилось двадцать, одна гадалка предсказала: «Когда вы перестанете искать счастье, ваши поиски увенчаются успехом». Я приближаюсь к этому этапу. По опыту я знаю, что существование состоит не только из стремлений, восторгов, огня, но еще из компромиссов, прощений, настойчивости.

Моя юность закончилась в Париже, когда мы с Адамом расстались.

С тех пор как он приехал ко мне в Монреаль, началась моя зрелость.

Мы перестали испытывать друг к другу страсть, гнев, ненависть, те чувства, которые нас возбуждали, зато теперь наши отношения пропитаны доверием, непринужденностью, мягкостью. Раньше мы находились в противоборстве; сегодня мы прилаживаемся друг к другу. Иногда меня вдруг охватывает пессимистическое настроение, я вздыхаю и признаюсь себе в том, что являюсь для Адама тихой гаванью, где он приходит в себя после поражения; однако большую часть времени я дышу полной грудью, уверенная в том, что я ему дорога.

Ты, наверное, улыбаешься, читая мое письмо, Лили, поскольку мы с тобой антиподы, не только в географическом, но и в чувственном плане. Для тебя успех заключается в том, чтобы завоевать, для меня – в том, чтобы сохранить. Разница громадная!

Кто прав? Кто ошибается?

Ни одна из нас.

Любовь не поддается логике, не слушает доводов рассудка, ей не нужны доказательства или правда: она зависит от личного выбора.

В XVII веке философ Паскаль, констатируя тот факт, что доказать существование Бога невозможно, предложил пари. Несмотря на множество сомнений, он обосновал, что если верить в Бога и почитать его, выиграешь значительно больше, чем если в него не верить.

Думаю, с любовью то же самое. Поспорим на нее. Представим, что она существует. Пусть она будет моим вызовом. Любовь интересует меня больше, чем обольщение, наслаждение, даже счастье.

Я желаю тебе успехов в твоей новой австралийской жизни и прилагаю к своему письму флакон духов «Cuir de Russie», тех самых, которыми ты начала пользоваться сразу, как только я тебе их подарила, перед отъездом в Париж. Они тебе по-прежнему нравятся?

Луиза

P. S. Год назад, когда я приземлилась в Монреале, в отчаянии после нашего разрыва с Адамом, как-то вечером я мечтала о том, чтобы найти эликсир, способный вернуть любимого. Как бы странно это ни прозвучало, я не удовольствовалась одними мечтами: я его нашла.

 

Если начать сначала

Запущенный зимний сад. Две двери ведут наружу – в английский парк, также в очень запущенном состоянии. Одна из этих дверей – из теплицы, другая – из коридора, который относится к самому дому. С одной стороны – площадка лестницы, ведущей наверх, в жилые комнаты. С другой – проход в кухню, которую мы угадываем. Вся мебель зачехлена – свидетельство того, что в доме давно никто не живет. И только высокие старинные часы с маятником не покрыты саваном: они стоят в углу, тикая сурово и торжественно.

Со стороны парка приближается мужская фигура в темном пальто. Человек вставляет ключ в замок двери в теплицу, замок сопротивляется, человек упирается плечом, и дверь со скрипом поддается.

Александр , интересный мужчина лет шестидесяти, входит медленно, почтительно, даже с некоторой робостью. В его лице сохранилось что-то детское. Не решаясь ни к чему притронуться, он оглядывает помещение. Он явно взволнован и смущен. Из задумчивости его выводит звонок мобильного телефона. Он нехотя отвечает.

Александр. Да, мадам Дюкре-Домбазон, я уже здесь… Замóк слегка заело, но в итоге поддался… Что?.. Вот именно: «ржавчина – это артрит замочных скважин»… (Мученически возводит глаза вверх, раздраженный этой формулировкой.) Они тоже подвластны годам, это совершенно верно… Как и мы с вами, говорите? Вас надо записывать, это так глубоко… (Вздыхает, вынужденный выслушивать банальности своей собеседницы.) Да-да, «время придает вещам цену»… (Дверная ручка остается у него в руке, он смотрит на нее в изумлении.) Под временем вы имеете в виду изношенность?.. Ах, вы в высоком смысле… Ну да, извините, я-то видел в слове «время» исключительно низкий смысл… (Пытается прикрепить ручку обратно.) Нет-нет, я вас слушаю… Что я об этом думаю?.. Я, видите ли, мадам Дюкре-Домбазон, не способен думать так стремительно. Я только вошел, причем начал с павильона в саду, а в доме еще не был… Ах вот как… Я не сомневаюсь ни одной секунды, что у вас есть другой клиент, которого очччень интересует эта усадьба, иначе вы были бы исключением из всех агентов по продаже недвижимости, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело… Это прекрасная порода людей – очень заинтересованные клиенты… (Пауза, он слушает.) Вот тут вы правы, такие усадьбы попадаются довольно редко. (В отчаянии, себе под нос.) Зато выслушивать всякую банальную ерунду… (Громче.) Что? Всё в доме – тех самых времен? (Раздосадованный глупостью этой фразы.) На это не возразишь, вопрос только – каких именно «тех»?.. (Негромко, явно забавляясь замешательством собеседницы.) Нет, пожалуй, Карла Великого – это все-таки вряд ли… Наполеона Третьего? Так обычно говорят, когда не знают… Шарля де Голля? Наверняка!.. Вот и новый стиль: Шарля де Голля… (Громче.) А может, Навуходоносора? Очень похоже на его стиль… Стиль Навуходоносора – вы считаете, вероятно? Что ж, на том и сойдемся… Что вы?.. Да, связь здесь неважная… «Преимущество»?.. А если бы не было водопровода, вы бы сказали, что это значительно снижает счета за воду?.. Разумеется, там, где связь плохая, отдыхается просто великолепно! Надо бы проверить, как с этим обстоит дело на кладбище, где я купил себе участок. (Подходит к часам и поглаживает их массивный дубовый корпус.) Да нет же, мадам Дюкре-Домбазон, вы меня не так поняли… Я вовсе не прошу вас уступить, я только… (Громче.) Благодарю вас за предложение снизить цену, но я еще не принял никакого решения, я только что приехал и еще почти ничего не видел!.. (Устало.) Может, это и хорошо, когда связь не годится, только орать приходится так, словно телефон только что изобрели… (Машинально открывает дверцу часов и приводит в движение маятник.) Да, я вам перезвоню… Так будет лучше… Всего доброго. (Закрывает дверцу часов и отворачивается, не замечая, что часы покачнулись и теряют устойчивость.) Хорошо… Обязательно… До свидания, мадам Дюкре-Домбазон!

Александр отключает телефон. В это мгновение часы обрушиваются на него сзади. Увлекаемый часами, он с воплем падает за диван. Резкий звук ломающейся мебели.

Пауза.

Внезапно обстановка меняется. Чехлы с мебели исчезают, мебель оказывается новой и в отличном состоянии. Поют птицы, разливается яркий свет, и на сцене в несколько мгновений воцаряется летнее утро.

Появляются двое молодых людей, юноша (Саша) с девушкой (Бетти) играют в горелки, он преследует ее.

Бетти. А здесь что?

Саша. Ловушка!

Бетти. Как это?

Саша. Опасная зона – волчье логово! (Приближается к ней.) Я здесь сплю, когда гощу у бабушки.

Бетти. Так, значит, волк – это ты и есть?

Саша. Только если ты согласна на роль ягненка…

Бетти (со смехом пожимает плечами). Я, вообще-то, могу быть и волчицей!

Саша. Еще лучше!

Бетти. Между прочим, у зверей командует самка! (Целует его в губы, он радостно поддается, они обнимаются, сплетаются, и тут на пороге появляется Бабушка.)

Бабушка (при виде целующейся пары застывает на месте). Только не это!

Саша и Бетти подскакивают от неожиданности.

Саша. Что такое?

Бабушка. Это ужасно!

Саша. Ты что, ба?

Бабушка. Это не к добру! Чует мое сердце, кому-то здесь не поздоровится!

Саша. Ничего не понимаю… Бабушка!

Бабушка (совершенно другим тоном, ласково). Что, миленький?

Саша. Мне, между прочим, уже двадцать пять лет!

Бабушка (изумленно). А то я не знаю, сколько тебе лет!..

Саша. И я что хочу, то и делаю!

Бабушка. Само собой!

Саша. Как и ты.

Бабушка. Что – как и я?

Саша. Ты тоже что хочешь, то и делаешь.

Бабушка. Учитывая мой возраст, я делаю не столько что хочу, сколько что могу… (Пауза.) Погоди, Саша, при чем тут это?

Саша (вновь заключая Бетти в объятия). При том, что я хочу целовать Бетти, и буду ее целовать! (Возвращается к прерванному занятию.)

Бабушка (качает головой, затем решительно возражает). Нет, так нельзя! Хватит вам лизаться, мне помощь нужна, одной не справиться!

Бетти. С чем?

Бабушка. С часами! Надо поднять часы, вы что, не видите, – они упали! У меня от этого голова кругом пошла!

Саша и Бетти замечают упавшие часы и улыбаются недоразумению, затем помогают Бабушке поднять их и поставить у самой стены.

Бабушка. В один прекрасный день они упадут на кого-нибудь.

Саша. И про этого беднягу можно будет с полным правом сказать, что время его не пощадило!

Бабушка. Вряд ли они теперь заработают… (Все-таки пробует привести в движение маятник, и часы начинают тикать.) Идут!.. (Хлопает в ладоши.) Как я рада! Этот почтенный господин – или госпожа? – живет у нас в доме не меньше двух столетий! Представляете, если бы вещи могли говорить?.. В детстве я была совершенно уверена, что у зеркал и часов есть глаза и память, и, прежде чем пуститься на какую-нибудь шалость, всегда накрывала их простынями, чтобы они меня не видели.

Саша. А теперь?..

Бабушка. Теперь я по-прежнему в этом уверена, только больше не шалю…

Саша. Бабушка, по-моему, ты хочешь выглядеть старше, чем ты есть на самом деле!

Бабушка. Думаешь, старость – это у меня нервное?

Саша и Бетти смеются.

Саша. Во всяком случае, за последние годы ты совершенно не изменилась.

Бабушка. В моем возрасте процесс старения протекает уже не так быстро, это, кажется, единственное преимущество старости… (Звук автомобильного клаксона.) Почтальон!.. Боже, что за времена…

Саша. А времена-то чем не угодили?

Бабушка. Тем, что приходится жить по звонку! Мне звонят, как прислуге: почтальон, молочница, какие-то незнакомые люди по телефону… (Бабушка выходит в парк.)

Саша (с аппетитом приближается к Бетти). Ну что, хочешь посетить мою берлогу?

Бетти. Это опасно?

Саша. Очень!

Бетти. Тогда пошли. (Исчезают на лестнице.)

Александр поднимается, у него явно очень болит голова. Он обходит диван, опираясь на него, и садится. Тяжело дыша, пытается включить свой мобильник.

Александр. Алло!.. Алло!.. Не берет… (Мутным взглядом обводит комнату, не замечая, что чехлов на мебели больше нет.) А здесь прежде всегда держали выпивку… (С трудом направляется к буфету, открывает дверцу, там стоят бутылки, бокалы и рюмки.) Надо же! Все по-прежнему… (Открывает бутылку портвейна, запах кажется ему вполне приемлемым, наливает себе в бокал, подносит бокал к губам, и в это время с лестницы сбегает растрепанная Бетти.)

Бетти (Саше, которого не видно). Нет, Саша, нет, не так сразу!..

Саша (на лестнице). Сама виновата – слишком хороша!

Александр, напуганный этим всторжением, прижимается к стене: он не ожидал кого-либо здесь встретить.

Бетти. Мы столько часов сюда добирались… А если опять твоя бабушка войдет? Что она скажет?

Саша. Опрокинь эти старые часы на пол, и бабушка нас вообще не заметит.

Это предположение забавляет Бетти, она готова уступить Саше, тянущему ее обратно наверх.

Бетти. Ну ладно… Только сбегаю за сумкой, я ее бросила у бассейна…

Саша. А я пока приму душ!

Бетти уходит в парк. Александр, смущенный тем, что помешал молодым людям, которых он еще не видел, ставит бокал обратно в буфет и осторожно, стараясь не шуметь, пересекает комнату. В этот момент Саша, весело насвистывая, спускается с верхнего этажа в одних трусах, направляясь в ванную, расположенную рядом с кухней. Александр прячется в нише. Как только Саша скрывается в ванной, он берет свой мобильник и намеревается уйти, но тут доносится голос Саши из ванной.

Саша (за сценой). Черт! Мыла нет! (Выскакивает из ванной в костюме Адама и оказывается носом к носу с Александром.) Ой!..

Александр. Боже мой!..

Оба смущенно замирают на месте.

Саша. Вы… Простите… Что вам угодно?

Александр. Видите ли, у меня тут неприятность случилась…

Саша. Где?

Александр. Здесь, под этими часами.

Саша. Под часами?..

Александр. Они на меня рухнули.

Саша. Когда?

Александр. Только что. (Пауза.) Ваше лицо кажется мне знакомым.

Саша. Мое?..

Александр. Да.

Саша вдруг спохватывается, что он совершенно гол, и прикрывается пледом.

Саша. Вообще-то, вы мне тоже кого-то напоминаете… Вы, случайно, не родственник семьи Сюше?

Александр. Пожалуй, можно сказать и так.

Саша. Ну вот, и я тоже!

Александр. Да что вы?..

Саша. Вы мне чем-то напоминаете моего деда.

Александр (ему по-прежнему трудно стоять на ногах). Простите, можно, я сяду?

Саша. Конечно-конечно! Хотя, вообще-то, я кое-кого жду…

Александр. Я на минутку, не больше…

Саша (жестом приглашает его сесть). Прошу вас. Может, позвать бабу Лу?

Александр. Бабу Лу?..

Саша. Ну, бабушку Луизу! Это ее дом.

Александр. Баба Лу умерла.

Саша. Не понял?..

Александр. Баба Лу умерла.

Саша (в панике, опасаясь несчастного случая). Когда?!

Александр. Уже давно.

Саша (успокаиваясь). А, ну, тогда это не она. Я говорил с бабушкой пять минут назад.

Александр (скептически). Вы – медиум?

Саша. Нет.

Александр. Тогда это невозможно. Ей сейчас было бы сто двадцать лет, даже больше.

Бабушка входит с корзинкой, полной туалетных принадлежностей. Не обращая внимания на Сашу и Александра, она пересекает комнату в сторону ванной.

Бабушка. Забыла занести в ванную мыло, полотенца… Ничего, сейчас все сделаю…

При виде Бабушки Александр затыкает себе рот рукой, чтобы не закричать.

Он сильно бледнеет. Бабушка скрывается в ванной.

Саша (забавляясь). Для ста двадцати с лишним она еще отлично выглядит, верно?

Александр. Боже милостивый!

Саша (дружелюбно протягивает ему руку). Саша Сюше! Рад познакомиться!

Александр (машинально пожимает ему руку). Я тоже… Откуда вы знаете мое имя?

Саша. В каком смысле? Я-то вашего имени как раз не знаю.

Александр. Знаете.

Саша. Да нет же!

Александр. Вы только что его произнесли.

Саша. Я сказал: «Саша Сюше, рад познакомиться».

Александр. Вот видите!

Саша. Что – видите? Я просто представился.

Александр. Простите, я не понимаю.

Саша. Да что тут непонятного? Я сказал, что меня зовут Саша Сюше.

Александр. Не может быть. Саша Сюше – это я. (Пауза. Оба в растерянности.) Саша – это уменьшительное от Александра?

Саша. Ну да.

Александр. То есть Александр Сюше, а для близких и друзей – Саша Сюше? (Полное взаимонепонимание. В это время Бабушка возвращается из ванной.) Боже мой!.. (Испуганно прячется за колонной.)

Бабушка (подняв голову, видит одного только Сашу, полуголого, и улыбается). Занятно, занятно!..

Саша. Что именно?

Бабушка. Твой наряд, вот что!

Саша. Извини, я шел в ванную принять душ.

Бабушка. Действительно, было бы глупо идти туда в смокинге.

Саша. Прости, если я тебя шокировал.

Бабушка. Я совершенно не против наготы, если обнаженный хорош собой… Твоя приятельница Бетти, судя по всему, будет жить в твоей комнате? (Направляется к выходу.)

Саша. Баба Лу, скажи… Тебе знаком некий Саша Сюше?

Бабушка (полагая, что он говорит о самом себе). Так, немножко…

Саша. Так вот, он приехал тебя навестить. (Ищет глазами посетителя и удивлен, что того не видно.)

Бабушка (ласково). Знаю. Это очень, очень мило с его стороны!

Саша. А, так ты его ждала?

Бабушка. Я надеялась.

Саша (по-прежнему ища глазами Александра). Он тебе кто?

Бабушка (с улыбкой). Очень любимый человек.

Саша. Правда?

Бабушка. Правда.

Саша. А ты от меня скрывала!

Бабушка. О таких вещах не обязательно говорить. (Достает из кармана передника письмо и протягивает ему.) Это тебе, почтальон принес.

Саша (машинально берет письмо). Спасибо… (Продолжая свою мысль.) Он только что был здесь, буквально несколько минут назад.

Бабушка (весело). Ничего удивительного!

Саша (заинтригован, подходит к ней). А почему ты решила сказать мне сегодня? Про твою любовь?

Бабушка. Потому что ты спросил.

Саша. Только поэтому?

Бабушка. И еще потому, что Саша Сюше – ты. (Ласково треплет его по щеке и выходит.)

Саша остается в растерянности. Александр выходит из своего укрытия. Лицо его очень серьезно. Он говорит, обращаясь и к Саше, и к себе самому.

Александр (глухо). Она права.

Саша. Где вы были?

Александр. Она права, вы – действительно Саша Сюше…

Саша. Само собой!

Александр. Нет, вы не понимаете!.. (Выпрямляется.) Чушь, ерунда… Удар по голове… Мысли путаются… (Замечает письмо, принесенное Бабушкой, вздрагивает.) Нет-нет, только не это!..

Саша. Вы о чем?

Александр. Письмо!.. Нет-нет…

Саша (разглядывая конверт, который машинально держит в руке.) Боже мой, из Гарварда!..

Александр. Кошмар! У меня галлюцинации…

Саша (словно письмо обжигает ему пальцы.). Ох, я даже боюсь его вскрыть… (Продолжает лихорадочно, хотя Александр затыкает себе уши.) Если бы вы только знали! Понимаете, я только что окончил медицинский, но я не хочу быть сельским врачом или даже городским, я хочу заниматься наукой… И я послал свое досье в Гарвард, это самый престижный университет в Соединенных Штатах, и даже в мире, в лабораторию профессора Штейнберга! Я восхищаюсь этим человеком больше всех на свете, я мечтаю работать под его руководством…

Александр. Само собой.

Саша. Простите?..

Александр. Проучиться целых восемь лет для того, чтобы лечить насморк и возиться с вывихами, – нет уж, спасибо!

Саша (недоверчиво). Ну да, я именно так всем и говорю!

Александр. Знаю.

Саша. Простите?..

Александр. Я это знаю.

Саша. Откуда?

Александр. Я тоже так говорю.

Саша. Вы что, были врачом?

Александр. А почему в прошедшем времени?

Саша. Ну, в вашем возрасте… Вы, наверное, уже на пенсии… (Александр делает протестующий жест, но ничего не говорит. Саша пристально смотрит на конверт, который держит в руках.) Не могу решиться… Вдруг они меня берут?.. А вдруг отказ?.. (С волнением разрывает конверт, достает письмо и принимается читать.) «Дорогой мистер Сюше…» (Следующую фразу Саша читает громко, а Александр одновременно произносит ее же тихо, как бы про себя.) «Имеем честь сообщить, что Ваша кандидатура заинтересовала профессора Штейнберга, и он готов включить Вас в свою исследовательскую группу начиная с первого сентября сего года…» (Вопит от радости.) Это грандиозно! Урра!..

Александр (тускло). Это катастрофа.

Саша. Исполняется мечта всей моей жизни!

Александр. Почему, почему именно сегодня?..

Саша. А что такого сегодня? (Смотрит на часы.) Боже мой, двадцать восьмое августа! А они меня ждут первого сентября! Мне надо в двадцать четыре часа прыгнуть в самолет, и надо предупредить лабораторию… Надо ехать прямо сейчас.

Александр (подходит к двери в парк). Прямо сейчас явится Кассандра.

Саша. Кассандра?.. Вы что же, и Кассандру знаете?

Александр. Она сейчас будет здесь.

Саша. Исключено. Мы с ней уже три месяца как расстались.

Александр. И тем не менее…

Саша. Я же вам говорю: с ней все кончено! Она в такой ярости… видеть меня больше не желает. Даже к телефону не подходит!.. Кстати… (Направляется к телефону.) Надо узнать расписание рейсов…

Александр. А как же Бетти?

Саша. Что – Бетти?

Александр. Я думал, у вас с Бетти…

Саша. Точно, вы правы… Бетти!.. Бетти!..

Бетти (появляясь с дорожной сумкой). Я здесь!

Саша. Как насчет Соединенных Штатов?

Бетти. В каком смысле?

Саша. Хочешь туда?

Бетти. Смеешься? Всю жизнь мечтала поехать в Штаты!

Саша. Да исполнится твоя мечта! Меня приняли в Гарвард!

Бетти. Браво!

Саша. Надо быть там через сорок восемь часов. Сможешь освободиться?

Бетти. Я и так свободна.

Саша. Я буду работать в этой лаборатории несколько лет.

Бетти. Потрясающе! (Спохватывается.) А я?

Саша. Что – ты?

Бетти. Что я буду делать в Гарварде все это время?

Саша. Ты… ты будешь составлять мне компанию, открывать Америку, и вообще… Там видно будет.

Бетти. Точно, там посмотрим. Терпеть не могу строить планы, думать о будущем… Будущее – это лжец, который обещает все, но не исполняет ничего из обещанного… Ладно, у меня тут подарок для бабушки, надо распаковать. (Целует Сашу и скрывается на лестнице.)

Александр (подходя к двери в парк, указывает на приближающийся силуэт). Сюда идут, причем весьма решительно, – узнаёте?

Саша (всматриваясь). Кассандра!.. (Отступает на шаг, изумленный, с одной стороны, внезапным появлением Кассандры, а с другой – тем, что Александр ему это предсказывал.) Постойте, откуда вы знали?..

Александр. Я уже пережил эту сцену. Давно. В твоем возрасте.

Саша. Что-что?..

Александр. Когда я был тобой.

Саша. Вы что, с ума сошли?

Александр. А ты сам?..

Саша. Я серьезно спрашиваю.

Александр. Я тоже. Ты как себя чувствуешь?

Саша. А вы?

Александр. Так и будем друг друга переспрашивать?

Саша (в ярости). Да что же это такое! Почему мне хотят испортить настроение именно тогда, когда я получаю самую прекрасную новость в своей жизни! Я еду в Гарвард! Моя судьба решена! Я нашел наконец свой путь!

Александр (негромко, как бы самому себе). Бедный мальчик! Твой путь, твоя судьба не меньше зависят от той, кто сюда идет, чем от этого письма! (Саша явно возбужден, он перечитывает письмо из Гарварда. Александр в это время о чем-то размышляет и вдруг хватает Сашу за плечо.) Саша, уезжай. Не встречайся с ней. Выйди через эту дверь в кухню и беги к машине.

Саша. Ничего, успею.

Александр. Не встречайся с Кассандрой, ты не должен слышать то, что она тебе скажет.

Саша. Вы шутите?.. Или чего-то боитесь?

Александр. Я боюсь, что она собьет тебя с толку.

Саша. Еще чего! Она больше не имеет на меня никакого влияния.

Кассандра , очень красивая женщина с ангельским личиком, останавливается на пороге и пристально смотрит на Сашу.

Кассандра. Саша, я беременна. (Саша отступает на несколько шагов. Кассандра входит в комнату. Александр прячется.) Вот так-то. Я пришла, чтобы тебе это сообщить. (Усаживается.)

Саша (медленно приближаясь к ней). Этого не может быть. Мы же так давно не…

Кассандра. Да?.. А на другой день после разрыва, помнишь?.. Три месяца назад.

Саша. Как? В тот вечер?.. И этого оказалось достаточно?..

Касссандра. Саша, ты все-таки врач. И должен знать, что одного раза бывает вполне достаточно.

Саша. Ты же раньше никогда не беременела!

Кассандра. Раньше я предохранялась. Принимала пилюли. А потом, когда у нас все пошло вкривь и вкось, перестала. Семь месяцев уже…

Саша. О черт…

Кассандра. Это все, что ты можешь сказать о нашем ребенке?

Саша. «Наш ребенок»! Не надо высокопарности, ладно? Тот факт, что ты беременна, еще не означает, что у тебя будет ребенок.

Кассандра. А что, по-твоему, беременность – это какая-то легкоизлечимая болезнь? (Стиснув зубы, подносит ко рту платок.) Прости, мне нужно в уборную. (С достоинством направляется к выходу, прижимая руку к животу.)

Саша (растерянно). Ты… Тебя тошнит?.. (Она выходит, не удостоив его ответом. Он чешет в затылке, явно взволнован – недомогание Кассандры как бы сделало ее беременность реальной.) Ее тошнит…

Александр. Что ты собираешься делать?

Саша. Надо подумать.

В этот момент Бетти спускается по лестнице со своей дорожной сумкой. В одной руке у нее платок для бабушки.

Бетти. Я отнесу сумку обратно в машину.

Саша. Э-э… Погоди… Я еще не дозвонился насчет билетов.

Бетти. Тебе помочь?

Саша. Не стоит, я сам… Оставь сумку здесь, и платок тоже, и можешь пока поплескаться в бассейне, – я видел, тебе хотелось.

Бетти. А что, успею?

Саша. Успеешь.

Бетти. Я тебя обожаю!

Бетти , обрадованная, убегает. Саша вновь замечает присутствие Александра и качает головой.

Саша. Как вы могли предугадать приход Кассандры?

Александр. Я ничего не предугадал. Я просто вспомнил.

Саша. Не понимаю.

Александр. Я не предсказываю будущее. Я вспоминаю прошлое.

Саша (пожимает плечами, направляется к лестнице.). Мне надо одеться. (Исчезает на лестнице.)

Александр. Ну да, конечно: гордый, доверчивый, ответственный, рассудительный… и смешной. Вылитый я. И хуже всего, что я совсем не изменился… (Кассандра возвращается. Не видя Саши, явно раздосадована, но, услышав звуки из его комнаты сверху, успокаивается и садится. Александр подходит, останавливается перед нею.) Надо полагать, ты меня не узнаёшь? (Она не реагирует.) Кассандра! Я, кажется, с тобой разговариваю! (Та же игра.) Ты что, не видишь меня? И даже не слышишь? (Отсутствие какой-либо реакции со стороны Кассандры подтверждает, что она не замечает его присутствия.) Стало быть, ты меня не замечаешь! Было бы просто великолепно, если бы в тот день было так же… (Наклоняется к ней, всматривается в ее лицо.) Я и забыл, как ты поразительно красива… (Кассандра пожимает плечами, словно услышала его последнюю фразу, встает и подходит к большому зеркалу. Он прислоняется к этому зеркалу и смотрит, как она любуется собой.) Странная штука совершенство… В юности я верил, что внешность – это видимая часть незримой сущности, я думал, что лицо отражает душу, я добровольно устремлялся в эту глупую ловушку… Наивность, неопытность и большие дозы тестостерона – вот коктейль, который совершенно не дает судить о жизни здраво. (Снова вглядывается в ее лицо.) Я видел тебя в Париже несколько дней назад. Мы ровесники, тебе тоже уже за шестьдесят… Ты читала лекцию в переполненной аудитории… Меня ты не видела, как и сейчас… (Тихонько смеется.) Твое очарование не исчезло, нет. Несколько морщинок, чуть потускневший взгляд и легкие изменения текстуры тканей тебя совершенно не портят, ты по-прежнему чертовски хороша. Вот только кожа твоя не обладает больше той упругостью, которая позволяла лгать, теперь она говорит правду, и ты выглядишь такой, какая ты есть на самом деле: жесткой, черствой, эгоистичной, суровой, безжалостной. В свои шестьдесят ты куда больше похожа на самое себя, чем в двадцать. Время не разрушило тебя, оно тебя раскрыло. (Подходит ближе.) Это ужасно: я сейчас знаю о тебе гораздо больше, чем ты сама знаешь о себе в эту минуту, когда пытаешься выстроить свою жизнь. Интересно, мог бы я любить тебя, зная то, что узнал потом? Возможно ли вообще любить человека, зная заранее его будущее?.. Любовь кормится незнанием, сомнениями, страхами, надеждами, двусмысленностями… Поклоняться можно лишь таинству. Юные личики гораздо более привлекательны, чем лица пожилые, – не потому, что они круглее, свежее и энергичнее, нет, просто в них присутствует тайна. Ведь на них почти ничего нельзя прочесть… Потом, с годами, они становятся понятнее – и вдохновляют куда меньше… В сущности, самая любимая женщина – всегда незнакомка… (Становится между зеркалом и Кассандрой.) Признайся, отдаешь ли ты себе сейчас отчет…

Саша (одетый, спускается с лестницы и перебивает Александра). Кассандра, я…

Кассандра (оборачиваясь к нему). Да?..

Саша (заметив Александра). Ой, я вас перебил…

Кассандра. В каком смысле?

Саша. Ну, вы тут беседовали…

Кассандра. Кто с кем?

Александр (перемещается в другую часть комнаты, делая Саше знаки). Ничего, ничего, считайте, что меня здесь нет! Кассандра так взволнована, что она меня не заметила.

Кассандра (приближаясь к Саше). Знаешь, мне без тебя плохо…

Александр (спонтанно). Почему?

Саша (почти одновременно с ним). Почему?

Кассандра. Это судьба.

Александр (самому себе). Чепуха…

Кассандра. А как еще объяснить, что нас потянуло друг к другу с первой же встречи?

Саша. Гормоны. Мы с тобой гормонально сочетаемы.

Кассандра. Ты сам веришь в то, что говоришь?

Саша. Влечение – факт естественный и объясняется естественными причинами. Твое тело излучает феромоны, к которым мой сошниково-носовой или, если хочешь, якобсонов орган оказался восприимчивым, и наоборот…

Александр (забавляясь). Как поэтично!

Кассандра. Не важно, но ведь это влечение существует! Тебя не устраивает слово «судьба», ты называешь это иначе, но ведь речь идет о том же самом.

Саша. Ничего подобного. То, что естественно, приходит естественным путем и столь же естественным путем уходит. Нашего влечения больше нет, оно в прошлом, Кассандра.

Кассандра. Говори только за себя.

Саша. Все последние месяцы ты утверждала обратное!

Кассандра. А сегодня я утверждаю другое.

Саша. Это тоже естественно. Самка, которой предстоит рожать, нуждается в защите самца.

Кассандра. Ненавижу твою манеру представлять вещи!

Саша. Я и говорю: у нас слишком мало общего… Тем не менее…

Кассандра. Тем не менее – что?

Саша. Мне надо подумать.

Александр (самому себе). Нет!

Саша. Ты с вещами?

Александр (та же игра). Нет!

Кассандра. Они в багажнике такси.

Саша. Принеси. Я… я попрошу бабушку приготовить для тебя комнату в доме.

Кассандра. В доме? А почему не здесь?

Саша. Кассандра, я сказал: «Мне надо подумать». Не делай из этого поспешных выводов.

Кассандра встает, сияющая, словно уже выиграла сражение, и направляется к выходу в парк.

Кассандра. Я принесу вещи и отпущу такси. (Выходит.)

Александр (подходя к Саше). Я не согласен.

Саша. Что?.. Как вы вообще смеете вмешиваться? Вас это совершенно не касается!

Александр. Еще как касается. Это моя собственная история.

Саша. Простите?..

Александр. Ты – это я. Или, точнее, я – это ты. Да пойми же наконец: мы с тобой – один и тот же человек!

Саша. Слушайте, мне сейчас некогда возиться с больными. Идите-ка лучше к бабушке!

Александр. Саша, очнись! Ты сам только что видел – я знал заранее, что произойдет!

Саша. Подумаешь! Простое совпадение.

Александр. Можешь спросить у меня про какой-нибудь свой секрет.

Саша. Мы только зря теряем время!

Александр. Теряем мы время или нет, но оно, это время, играет с нами странную шутку… Ну-ка, быстро: спроси у меня о чем-нибудь таком, о чем только ты один знаешь?

Саша (сердито). Хорошо, кто была первая девушка, которую я поцеловал?

Александр. Моя двоюродная сестра Рашель, когда ей было двенадцать лет.

Саша. Это моя двоюродная сестра, а не ваша!

Александр. Вот упрямая голова… Еще вопрос?

Саша. Кто была первая девушка, с которой я… (Колеблется.)

Александр. С которой ты – что? Уточни. Потому что я с девушками много чего делал… То есть, скорее, ты… Ну, в общем, мы…

Саша. Первая девушка, с которой я провел ночь.

Александр. Роксана.

Саша (потрясенно). Как ты узнал?

Александр. Я тебе битый час объясняю, что воспоминания у нас с тобой – ОБЩИЕ!

Саша. А почему я без всяких угрызений совести увел Роксану у Симона?

Александр. Потому что Симон говорил о ней гадости, а тебя это жутко раздражало. Пока не сообразил, что она тебе самому нравится.

Саша. А еще какой-нибудь мой секрет?..

Александр. Ребенком ты подбирал дохлых птиц и прятал их в погребе.

Саша. С какой целью?

Александр. С целью разрезать и посмотреть, как они устроены внутри. Ты устроил в погребе потайную лабораторию и пытался оживлять птичьи трупики. В общем, ты уже тогда занимался медицинскими изысканиями – на уровне одиннадцатилетнего ребенка.

Саша. Кто-нибудь знал об этом, кроме меня самого?

Александр. Бабушка. Баба Лу. Потому что, когда ее песик издох, ты предложил сделать бедняжке Пукси операцию, чтобы оживить его.

Саша. Это она вам рассказала!

Александр. Да? Может, она еще узнала, что после ее отказа ты все-таки выкопал Пукси из его могилы, чтобы попытаться его реанимировать?..

Саша (не сдаваясь, делает последнюю попытку). Откуда у меня призвание лечить?

Александр. Из-за Мойры.

Саша (уже не так уверенно). Мойра… Ты и это про меня знаешь?

Александр. Я это знаю про меня.

Саша потрясен. Теперь он поверил. На всякий случай он пытается ущипнуть себя, чтобы убедиться в реальности происходящего. Потом подходит к Александру и пристально в него вглядывается.

Саша. Значит, я буду… таким?..

Александр. Пожалуйста, соблюдай приличия. В конце концов, речь идет о тебе самом.

Саша. Это как-то… не очень радует.

Александр. Не волнуйся, ты придешь к этому постепенно. Не думай, что я молодой человек, на которого нежданно-негаданно обрушилась старость. У меня было время привыкнуть.

Саша. И сколько же тебе лет?

Александр. Шестьдесят пять. Я, можно сказать, только на заре своей старости.

Саша. Ну да, ты еще вполне в форме… И… это еще надолго?..

Александр (забавляясь). Старость, мой милый, это уже навсегда!

Пауза.

Саша. Значит, тебе известно все, что со мной произойдет в будущем?

Александр. Да, в той мере, в какой твое будущее совпадает с моим прошлым. Что ожидает меня в дальнейшем, я не знаю.

Саша. Я хочу знать, что со мной будет.

Александр. Зачем?

Саша. Прекрати задавать вопросы!

Александр. Это значило бы прекратить быть человеком.

Саша. Тогда – чтобы ободрить меня.

Александр (двусмысленно). Или наоборот – обескуражить… (Саша воспринимает эти слова как удар кинжалом. Некоторое время оба смущенно молчат.) Что толку знать заранее свое будущее?

Саша. Это позволило бы не терять время даром.

Александр. Когда знаешь свое будущее, время оказывается уже ни к чему. (Саша как будто хочет ответить, но сдерживается и разваливается в кресле.) Зачем я вновь оказался в прошлом?.. Да еще попал в самый кошмарный день своей жизни?..

Саша. Ты что, с ума сошел? Это самый прекрасный день моей жизни!

Александр (страстно). День несчастья, день трагедии, день, о котором я никогда не мог вспоминать без содрогания, день, когда я в последний раз… (Спохватывается, что уже готов открыть Саше будущее. Обводит взглядом комнату, залитую ярким светом.) Погода – просто чудо, теплынь такая… Природе совершенно безразлично, что здесь сейчас произойдет. Это только в кино самые трагические моменты обязательно сопровождаются громом и молниями…

Саша. Рассказывай дальше.

Александр. Случится беда.

Саша. Какая?

Александр. Большая.

Саша. Ну так вмешайся, предотврати!

Александр. Это невозможно предотвратить… (Сжимает голову руками.) Почему, почему я вернулся именно в этот день?.. Какой в этом смысл? Может, действительно попробовать что-то предпринять?..

Саша. Объясни.

Александр. Нет.

Понимая, что больше ничего от него не добьется, Саша направляется к телефону.

Саша. Ладно, я звоню в аэропорт насчет билетов.

Александр (самому себе). Какое искушение… Все исправить… Сделать правильный выбор… Не совершить тех ошибок… Начать все сначала…

Саша набирает номер. Входит Бабушка. Александр, смутившись, прячется.

Бабушка (изумленно). Что, Кассандра здесь?..

Саша. Да. Приготовь для нее, пожалуйста, комнату в замке.

Бабушка. Значит, у нас в гостях и Кассандра, и… Бетти?

Саша. Да.

Бабушка. И обе – в курсе?..

Саша. Пока нет.

Бабушка. Просто мурашки по спине! Очень кстати, а то у меня телевизор сломался… Как по-твоему, удастся избежать кровопролития?

Саша. Не знаю. Я к бою готов.

Бабушка. Ты просто прелесть! Обожаю! Настоящий мужичок. Подумать только, я родила девчонку, а у нее родился этот петушок, мачо, хвастунишка… Пожалуй, мы с доченькой неплохо поработали! А вообще-то, я пришла спросить про это письмо со штемпелем Гарварда…

Саша. А, так ты заметила…

Бабушка. Гарвард! Я-то не способна решить самое простое уравнение, а от дробей у меня вообще в глазах рябит… Ты просто живое и довольно нахальное свидетельство того, что наследственность определяет далеко не все и у осины вполне могут родиться апельсины… Так что же в этом письме?

Александр (прячась, пытается предупредить Сашу). Осторожно! Тревога!..

Бабушка (Саше). Что-что?..

Саша (Бабушке). Я ничего не сказал.

Александр. Осторожно!.. Берегись!..

Бабушка. Как странно… Мне что-то слышится…

Александр (Саше). Не говори, выкручивайся!..

Бабушка. Какой-то мужской голос…

Саша (Бабушке). Не понимаю, о чем ты?

Бабушка. Надо же! Нормальные люди к старости глохнут, а я так слышу слишком многое… Я все делаю наоборот!.. (Другим тоном.) Так что там, в письме? Ты его вскрыл?

Александр. Соври!

Саша (стараясь, чтобы звучало убедительно). Результат отрицательный. Меня не приняли в Гарвард.

Бабушка. Ах!..

Александр (совсем негромко, Саше). Молодец!

Бабушка рада, но старается это скрыть, она пытается понять настроение внука.

Бабушка. Ты очень расстроен? (Пауза, Александр и Саша выжидают реакцию Бабушки.) Доктор Боскé выходит на пенсию, ты мог бы занять его место.

Саша. Кто, я?

Бабушка. Ну да. Боскé – единственный врач на всю округу, у него обширная практика. Причем, учитывая, где мы живем, – пациенты сплошь в возрасте и при деньгах. Что может быть лучше?

Саша. Бабушка!

Бабушка. Что – «бабушка»? Бабушка о тебе заботится, о твоем благе. Врачу надо не просто иметь много больных, но таких больных, которые болеют часто! Будь я сама врачом, я бы своих пациентов вылечивала не полностью, а так… наполовину. Чтобы возвращались!..

Александр (самому себе). Некоторые коллеги именно так и поступают. Правда, скорее по невежеству, чем преднамеренно.

Саша. Бабушка, медицина – это призвание, а не коммерция.

Бабушка. Хочешь, уступлю тебе всю усадьбу? Будешь жить в замке, а в этом павильоне оборудуешь себе кабинет. Ну и поможешь мне немножко с расходами, налогами, отоплением… Я даже готова за это поступить к тебе секретаршей.

Саша. Ты что, готова работать?

Бабушка. Была не была, старость бывает только раз в жизни! Конечно, секретарше полагается быть молоденькой и хорошенькой, но я ведь только временно – как только ты сможешь меня заменить, я устранюсь.

Саша (изумленно). Похоже, ты уже распланировала мою жизнь до мельчайших подробностей!

Бабушка. Да я бы тебе слова не сказала, если бы ты уехал в Гарвард!

Александр (подходит к Саше, ему на ухо). Она совершенно разорена.

Саша (вздрагивает). Бабушка, у тебя трудности с деньгами?

Бабушка (словно ее ударили в живот). Что? (Саша подходит, обнимает ее, она очень взволнована, ей нужно некоторое время, чтобы решиться на признание. Затем, тусклым голосом.) Меня завалили заказными письмами, судебные исполнители не дают прохода, банк больше не отвечает… Все меняется, Саша, и меняется так быстро… Когда я родилась, леса составляли немалое богатство, а наша семья владела целыми гектарами лесов… Но теперь богатство приносят промышленность, финансы, богатство приняло другие формы, и мои леса больше ничего не стоят. Отец меня предупреждал, он всегда говорил, что провидение на стороне социалистов: оно обирает богатых и перераспределяет их средства. Если бы твои родители не погибли тогда в аварии, они могли бы мне помочь, посоветовать… А так я могу рассчитывать только на себя, а считать-то я как раз и не умею…

Саша. Ты никогда в жизни не говорила со мной о деньгах. Ты всегда была такой беспечной…

Бабушка. Глупо, правда, – в мои-то годы вдруг становиться рассудительной?.. (Бодрясь.) Я пошла готовить комнату для Кассандры. (Она встает и собирается уйти, но что-то в оранжерее вдруг привлекает ее внимание. Обращаясь к розовому кусту.) А ты что там делаешь?

Саша. Ты это кому?..

Бабушка. Там призрак моей мамы, возле лимонного дерева. Не видишь?

Саша. Нет.

Бабушка. Естественно, ты же ее не знал… (Призраку.) Прости, мамочка. (Саше.) Пальцем мне грозит, недовольна… И ведь права…

Саша. Я не верю в призраков.

Бабушка. Если бы ты их видел так же часто, как я, ты бы не верил, – ты бы знал, что они нас окружают постоянно. (Уходит.)

Александр (выходит из своего укрытия и всматривается туда, где Бабушка видела свою мать.) Я тоже никого там не вижу.

Саша (пожимая плечами и в растерянности глядя на телефон). Если я уеду… (Александр молчит.) Как ты поступил? (Александр хочет ответить, но сдерживается.) Она мне говорит даже больше, чем нужно, а ты – совсем ничего.

Александр. Этой сцены не было. Когда она вошла, я объявил, что меня приняли в Гарвард. Она обрадовалась и ни словом не обмолвилась о своих проблемах. Я узнал о них гораздо позже.

Саша. После того, как уехал в Гарвард?

Александр. Не скажу.

Саша. А зачем ты тогда вмешался и велел мне соврать?

Александр. Чтобы выиграть время. Теперь ты уже знаешь то, что я обнаружил гораздо позже.

Саша. И все-таки я уеду.

Александр. Возможно…

Саша. Тебе этого хочется? (Александр молча смотрит на Сашу.) Только что, перед самым появлением Кассандры, ты буквально выталкивал меня отсюда, а сейчас мне кажется, ты скорее побуждаешь меня остаться. Что за игра такая?

Александр. Я пытаюсь найти оптимальное решение.

Саша. До сих пор? Даже сейчас? В твоем возрасте? (Александр замыкается в себе. Пауза.) Как я поступил в этот день? (Александр отворачивается.) Спасибо за помощь. И вот результат: я не знаю, как быть. Я сомневаюсь.

Александр. Сомнения – это путь к принятию решения.

Саша раздраженно, с вызовом берется за телефон. Бабушка просовывает голову в дверь.

Бабушка. Саша, я забыла тебе сказать: Мойра вернулась.

Саша (просияв). Мойра?

Бабушка. Да.

Саша. Как она себя чувствует?

Бабушка. Как только она мне попадется, сразу пошлю к тебе. (Уходит.)

Александр и Саша, улыбаясь, смотрят друг на друга, охваченные общим волнением.

Александр. Мойра…

Саша. Мойра… Я не видел ее два года. В прошлые разы, когда я приезжал, она была на каникулах в Англии.

Пауза. Оба погружены в мечты о Мойре. Саша снова набирает номер телефона. Александр замечает силуэт в глубине сада.

Александр. Кассандра идет.

Саша (смущенно вешая трубку). Что мне ей сказать?

Кассандра входит, вздрагивает, застывает на пороге. Саша тоже не двигается с места. Пауза. Наконец Александр решает вмешаться.

Александр. Давайте я буду вам переводить. С годами я научился понимать, что скрывают слова. И даже то, что таится в молчании.

Пауза, Саша не отвечает, Кассандра его не слышит.

Кассандра. Ну вот, я обосновалась там, в усадьбе.

Александр. Это означает: «Усадьба далеко отсюда, я бы предпочла быть здесь».

Саша (прочищая горло). Э-э-э… Гмм…

Александр. Перевод: «Мне на это нечего сказать».

Саша (настойчиво). Мммм… Эээээ…

Александр. То есть совершенно нечего. В голове пусто, хоть шаром покати.

Саша (бросает гневный взгляд на Александра и подходит к Кассандре). Тебе нравится твоя комната?

Александр. Имеется в виду: «Ты оставишь меня в покое?»

Кассандра. Да, вполне, голубые обои с синичками…

Александр (переводит). «Холодная, уродливая, в самый раз для старой девы…»

Кассандра. В общем, сойдет…

Александр (переводит). «Хуже не придумаешь».

Саша (приглашая ее сесть). Как ты себя чувствуешь?

Александр (переводит). «Только не говори мне о своем животе, я себя чувствую виноватым».

Кассандра. Ничего, нормально.

Александр (переводит). «Продолжай, продолжай».

Кассандра. Прости, что я так, без предупреждения…

Александр (переводит). «Я добилась своего, вывела тебя из равновесия и очень этому рада».

Саша. Все правильно, мне следовало знать.

Александр (переводит). «Я бы прекрасно обошелся без этого».

Кассандра. Скрыть это от тебя было бы нечестно.

Александр (переводит). «Я тебя держу за яйца, голубчик, и потихоньку сдавливаю, сдавливаю!..»

Пауза.

Кассандра. Знаешь, я… я любила тебя.

Александр (переводя). «Ты бы все-таки мог меня еще любить…»

Саша. Ну… вообще-то… я тоже…

Александр (переводит). «Теперь уже нисколечки».

Кассандра. Кто знает, может, я все еще люблю тебя…

Александр (переводит). «Вообще-то, в данный момент я тебя ненавижу!»

Кассандра. Не может же любовь так вдруг взять и исчезнуть…

Александр (переводит). «Но ведь исчезла же…»

Саша. Нет, конечно не может.

Александр (переводит). «В чудеса я не верю, а что касается реальности, то в данный момент мы с тобой друг друга терпеть не можем».

Пауза.

Кассандра. Ну что, ты уже подумал?

Александр (переводит). «Уверена, что этот дурачок ни до чего хорошего не додумается!»

Саша. Э-э… Да.

Александр (переводит). «Нет».

Саша. Я считаю, тут следует различать два разных момента…

Александр (переводит). «Как бы мне выкрутиться из этой истории?..»

Кассандра. Я тебя слушаю.

Александр (переводит). «Заранее знаю, что не соглашусь».

Саша. Ну, в общем, так…

Александр (переводит). «Что бы мне такое придумать?..»

Кассандра. Как – так?..

Александр (переводит). «Только бы удержаться, только бы его не обругать, удержаться во что бы то ни стало!..»

Саша. Решение завести ребенка надо принимать вдвоем.

Александр (переводит). «Мы больше не вместе, Кассандра. Пойми это наконец. Между нами все кончено».

Кассандра. Нас уже трое.

Александр (переводит). «Ты попался, болван несчастный!»

Саша. Нет, твоя беременность еще только в начале.

Александр (переводит). «Ее надо прервать, и как можно скорей».

Кассандра. Этот ребенок уже живет во мне, я его чувствую.

Александр (переводит). «Отвергнув меня, ты меня унизил, и для меня единственный способ вынести эту боль – сделать больно тебе!»

Саша. Я тебя не узнаю, Кассандра: ты всегда боролась за право женщин прерывать свою беременность. Когда нас учили делать аборты, ты практиковалась не меньше, чем я!

Александр (переводит). «Я думал, что имею дело с современной женщиной, а тут просто какая-то мадам Кроманьон! Пещерная самка!»

Кассандра. Мы никому не делали аборт насильно. Те женщины приняли такое решение, а я – другое.

Александр (переводит). «На всех других мне начхать с высокой горы!»

Саша. Да, но меня тоже не худо бы спросить.

Александр (переводит). «Прекрати думать только о себе, мне опротивел твой эгоизм!»

Саша (Кассандре). Это ты понимаешь?

Александр (переводит). «Мое терпение сейчас лопнет!»

Саша (оборачиваясь к Александру). Прекрати!

Кассандра (принимая это на свой счет). Что именно?..

Саша (ей). Я не тебе.

Кассандра. Да? А кому, интересно?

Саша (Александру). Я и сам прекрасно справлюсь!

Кассандра (возмущенно). Ах вот как!..

Саша (ей). Я не к тебе обращаюсь!

Кассандра. Бред какой-то!

Александр. Полегче, иначе вся твоя сцена примирения пойдет псу под хвост!

Саша (Александру). Оставь меня в покое!

Кассандра. Это и есть твой ответ?.. Все, до чего ты додумался, да? «Оставь меня в покое», да? Подонок!

Саша (раздраженно, Кассандре). Да я же говорю, это не тебе!..

Кассандра (вне себя, встает). Что это там за потаскуха в бассейне?

Александр. Перевод: «Что это за потаскуха…» Впрочем, это и так понятно.

Саша. Не смей ее так называть!

Александр (переводит). «Я не дам тебе все испоганить в моей жизни!»

Кассандра. Она твоя любовница!

Александр (переводит). «Она твоя…» Все, больше перевод не нужен.

Кассандра. Ты мне уже нашел замену…

Александр (про себя). Просто невероятно, как она от злости становится искренней!

Саша (Александру). Нет, ты слышал, что она сказала? И она еще смеет!.. Через три месяца после разрыва! (Кассандре.) Насколько мне известно, разрыв отношений не имеет ничего общего с трауром!

Кассандра. Даже при разрыве существуют какие-то приличия. Кто эта белобрысая лахудра?

Александр (переводит). «Я всегда мечтала быть блондинкой».

Кассандра. Надо полагать, она не сама собой там завелась?

Александр. Перевод: «Как всякая дрянь из грязи заводится?» (Сердито, Саше.) Все, мне надоело. Ее юмор мне никогда не нравился. Скажи ей, что блондинку в бассейне зовут Бетти, что это не ее дело.

Саша (Кассандре). Блондинку в бассейне зовут Бетти, и это не твое дело!

Кассандра. Разумеется, не мое. Не я же ей дала такое дурацкое имя!

Александр (про себя). Юмор гадюки…

Саша. У Бетти есть другие достоинства. Она умница.

Кассандра. Это особенно заметно, когда она в одном купальнике.

Саша. И она не злобствует.

Кассандра. Это в мой огород?

Саша и Александр (хором). Угадала!

Кассандра. Ты смеешь так со мной обращаться?!.

Александр (Кассандре, словно она может его услышать). Что, не нравится, когда дают сдачи?..

Кассандра. Зачем я здесь? Да-да, зачем я здесь?.. Ах, если бы дело было только во мне…

Александр (Саше). Пусть замолчит, умоляю, скажи ей, пусть замолчит!

Саша (послушно, Кассандре). Хватит, замолчи!

Кассандра (оборачиваясь, готовая к отпору). Что ты сказал?..

Александр (Саше). Не так, это ее только разозлит!

Кассандра. Я замолчу, если сочту нужным и когда сочту нужным!

Александр. Ну вот, пожалуйста!..

Саша (Александру). Да она хуже любого мачо! Оказывается, Бетти не может быть умной только потому, что хорошо сложена!.. Позорище!

Кассандра. Ты за всех женщин так заступаешься или только за одну? Уточни, будь добр! Это говорит сторонник женской эмансипации или просто влюбленный?

Саша. Я не допущу, чтобы ты говорила гадости о Бетти или о наших с ней отношениях!

Кассандра. Да что ты говоришь!.. Он, видите ли, не допустит!

Александр (Саше). Ты знаешь, в вечную любовь я не верю, но, глядя на вас двоих, допускаю возможность вечной супружеской ссоры.

Саша (Александру). Знаешь что, отстань!

Кассандра (принимая на свой счет, шокированно). Не смей говорить со мной в подобном тоне!

Саша. Да я не тебе!

Кассандра. А кому?!

Саша. Ну… Не тебе!

Александр (Саше). Спокойно! Держи себя в руках.

Саша (Александру). Не волнуйся, ситуация под контролем.

Кассандра. Тогда пускай убирается.

Саша (Кассандре). Ты о ком?

Александр (Саше). О Бетти, о ком же еще!

Кассандра. Пускай убирается немедленно!

Александр (про себя). Это еще с какой стати?

Саша (Александру). Я так и хотел сказать!

Кассандра. Ах вот как? Ну так и скажи, не наступай себе на горло! Раз в кои-то веки мы с тобой в чем-то согласны! Позови ее и скажи, чтобы собирала свои манатки и валила отсюда. Супружество втроем меня не устраивает.

Саша. Кассандра, я предложил тебе пожить здесь только для того, чтобы подумать, как нам быть, – ничего больше!

Александр (Саше, скептически). Ты полагаешь, с ней можно о чем-то думать?

Саша (Александру). Вообще-то, нет.

Кассандра. Не поняла.

Саша (Кассандре). Что ты не поняла?

Кассандра. Ты мне сказал: «Вообще-то, нет».

Саша. Ничего подобного.

Кассандра. Ты произнес: «Вообще-то, нет». Договаривай! «Вообще-то, нет» – что?.. Просто «вообще-то, нет» – ничего не значит!

Саша. Еще как значит!

Кассандра. Нет.

Саша. Значит.

Кассандра. Что? Что значит «вообще-то, нет»?

Саша. Подумай.

Кассандра. Думаю. По-моему, это ничего не значит.

Саша. А по-моему, тут все ясно.

Александр (Саше, весело). Ты же сам в это не веришь! Интересно, как ты выкрутишься?

Кассандра. Мне тут ничего не ясно.

Саша. Ты не видишь смысла в словах «вообще-то, нет»?

Кассандра. Ни малейшего.

Саша. Это значит, что нам друг друга не понять никогда.

Александр (Саше). С этим я, пожалуй, соглашусь.

Кассандра. Это совершенно бессмысленно: «Вообще-то, нет»! Тут никто ничего не поймет. Ты не умеешь строить фразу.

Саша. Ты приехала научить меня строить фразу?

Александр (весело). Сам знает, что запутался, но хоть душу отводит!

Кассандра. Я приехала, чтобы раскрыть тебе глаза и напомнить о твоей ответственности!

От этих слов Саша и Александр застывают на месте.

Пауза.

Кассандра чувствует, что попала в цель. Она снова садится.

Александр. Она хочет остаться во что бы то ни стало.

Саша (взрываясь, Александру). Ты можешь наконец отвалить?

Кассандра (шокированно). Что-о?

Саша (Александру). Здесь третий – лишний!

Кассандра. Вот это точно! Третий здесь лишний. Так что выбирай, и немедленно!

Александр (Саше). Пользуйся случаем, выскажись определенно!

Саша (Александру). Оставь меня в покое.

Кассандра. Что?! Ты выбираешь ее?.. Нет, это просто какой-то кошмар!

Александр (Саше). Она думает, что ты это ей говоришь.

Саша (Александру). Нет, это я тебе!

Кассандра. Мне?..

Александр (довольный оборотом, который принимает разговор). Вот растяпа!

Кассандра. Это мне ты говоришь уйти?

Саша (осознает возникшую путаницу, Кассандре). Да нет же, нет…

Александр. Бедняга, что ты делаешь!..

Кассандра (прижимая руки к животу). Мне плохо…

Саша. Господи!..

Александр. Блефует…

Кассандра. Ах… (Падает на руки Саше.)

Александр (подходит ближе). Не верю. (Поднимает ей веки, смотрит в глаза.) Нет, правда, – обморок.

Саша. Вот видишь…

Александр. Истерия творит чудеса.

Кассандра (приходя в себя, Саше). Мерзавец! Не желаю тебя больше видеть! Никогда, слышишь?

Александр (сквозь зубы). Если бы!..

Кассандра. Ты хочешь, чтобы я ушла? Будь по-твоему: я ухожу!

Саша. Нет, Кассандра, нет!

Кассандра убегает, Саша бежит за ней. Входит Бабушка и видит, как они убегают.

Бабушка. Саша! Саша?..

Саша. Я сейчас, баба Лу! Минутку!

Бабушка остается. Александр, считая себя невидимым, приближается к ней.

В это мгновение Бабушка делает какое-то движение – и задевает его.

Бабушка. О, простите, сударь!

Александр (поражен). Что? (Отступает на несколько шагов.) Ты меня видишь?

Бабушка (в свою очередь поражена, неуверенно). Папа?..

Александр. Нет, я – Александр.

Бабушка. Александр?..

Александр. Ну, то есть Саша…

Бабушка. Боже, вот так и начинается старческий маразм… Кто вы такой?

Александр. Саша, твой внук.

Бабушка. Тот, который только что убежал?

Александр. Тот самый, только потом, позже.

Бабушка. Боже мой, Саша!.. Что с тобой случилось? Это просто ужасно!

Александр. Я постарел.

Бабушка. Вот так, в один миг?

Александр. Ну, нет. Это заняло несколько десятилетий… Мне сейчас шестьдесят пять.

Бабушка. Шестьдесят пять? А сколько же тогда мне?.. Вот он, Альцгеймер!..

Александр. Нет, бабушка. Когда мне исполнится шестьдесят пять, тебя с нами уже не будет.

Бабушка. Какой ужас! Умерла – и даже не заметила!..

Александр. Ты не умерла, ты просто видишь будущее.

Бабушка (сразу поверив, с облегчением садится в кресло). Ах, вот оно что… (Обращаясь к кому-то невидимому.) Это не чужой, это мой внук через много лет.

Александр. Кому это ты?..

Бабушка. Призракам. Ты что, их не видишь?

Александр. Нет.

Бабушка. Не видишь мою маму, которая возится со своим розовым кустом? А твоего двоюродного брата Робера, который писает на бегонии?

Александр. Робера?..

Бабушка. Ну да, вон он, ангелочек… Бедный мальчик, умер в тринадцать лет. Говорить так и не научился, но писает исправно…

Александр. Бабушка, я не верю ни в ангелочков, ни в ангелов.

Бабушка. Веришь ты или нет, а твой двоюродный братец писает в мои цветочные горшки. Что ему, интересно, сделала японская бегония?

Александр. А чем это, интересно, ангелочек может пи́сать? Священники говорят, что ангелы – существа бесполые.

Бабушка. Ты отнимаешь у меня последнюю надежду… Давай лучше поговорим о тебе. (Одобрительно его разглядывает.) Ты выглядишь солидным господином… Солидным и преуспевшим в жизни. Просто невероятно, как ты похож на моего отца… Ты женат?

Александр. Да.

Бабушка. Я ее знаю? (Александр шепчет ей на ухо имя; она взволнована.) Боже, как я рада!.. Это просто чудесно! Так, значит…

Александр. Значит – да.

Бабушка. И дети есть?

Александр. Трое.

Бабушка. Великолепно! Значит, у тебя будут внуки, а внуки – это счастье, можешь мне поверить! Рекомендую. Это гораздо интереснее, чем дети. К внукам не надо вставать по ночам, они едят все, что ты им даешь, им нравятся игрушки, которые ты им даришь, и они быстрее, чем дети, становятся чистоплотными… В общем, внуки – это как твои дети, только без их недостатков и неудобств. Единственное, чего они требуют, это чтобы у тебя в сумочке всегда были конфеты, а поскольку к старости и сам становишься сладкоежкой, это не проблема… Знаешь, если бы можно было все начать сначала, я бы, пожалуй, не стала заводить детей. Сразу – внуков, и точка!

Александр. Да, но ведь у тебя не было других внуков, кроме меня.

Бабушка. А я о тебе и говорю. Знаешь, Саша, у меня просто потрясающий внук!.. Только он слишком много думает о будущем…

Александр. Ну да, в юности как раз и думаешь о том, чем будешь заниматься в жизни.

Бабушка. Слава богу, с возрастом это проходит…

Александр. Верно, в наши годы от забот о будущем уже избавляешься.

Бабушка. Да и от самого будущего тоже… (Со смехом.) Расскажи-ка лучше, как прошли мои похороны?

Александр (отступая на шаг). Почему ты меня об этом спрашиваешь?

Бабушка. А кого мне еще спросить? Вокруг меня только живые да призраки. А тут вдруг кто-то из будущего явился, – как же не воспользоваться?

Александр. Ты боишься смерти?

Бабушка. Нет, я уже все про нее знаю. Эти рассказали, объяснили…

Александр. Кто – эти?

Бабушка. Мои призраки.

Александр. Вот именно что твои. Ты их выдумываешь.

Бабушка. Ничего подобного.

Александр. Тогда объясни: если они – не плод твоего воображения, как они могут до сих пор быть членами твоей семьи?

Бабушка. Я их вижу, потому что они здесь живут… Ведь наша семья здесь обитает уже полтора столетия.

Александр. Ну а прежние обитатели? Которые здесь жили триста лет назад? Или тысячу?.. Почему ты их призраков не видишь?

Бабушка. Хороший вопрос. Я тоже об этом думала и спросила своих… Они говорят, что после первого ухода бывает еще и второй.

Александр. Надо полагать, окончательный.

Бабушка. Понятия не имею! Да они и сами не знают. Похоже, смерть никого не просвещает… (Нетерпеливо.) Давай про мои похороны! Рассказывай. Мне же хочется знать! В юности мечтают о красивой свадьбе, в старости – о красивых похоронах.

Саша появляется в глубине сцены. Не желая мешать важному разговору, он прячется и слушает.

Александр. Ну, как тебе сказать…

Бабушка. Тебя что, там не было?

Александр. Как меня могло там не быть?.. Просто мне трудно рассказывать об этом – тебе…

Бабушка. Давай, не стесняйся…

Александр. Народу было столько, что пришлось оставить двери церкви открытыми. Про тебя так хорошо говорили, потом хор исполнял те арии, что ты выбрала.

Бабушка. Я ведь выбрала только арии из оперетт… Кюре был не против?

Александр. Он совсем оглох к тому времени. Грянь там республиканская гвардия военный марш, он бы и тогда ухом не повел.

Бабушка. Слава богу. А цветы?

Александр. В жизни столько не видел. И сплошь белые, как ты просила. Кроме…

Бабушка. Кроме?..

Александр. Было несколько букетов алых роз.

Бабушка (взволнованно). О… Сколько их было? (Пауза.) Шесть?

Александр (без колебаний). Шесть.

Бабушка (недоверчиво). Точно шесть?

Александр. Точно, я сосчитал.

Бабушка. Как чудесно! Они все пришли!

Александр. Ты про тех мужчин, что стояли чуть в сторонке, – высокие, элегантные, в длинных пальто?

Бабушка (краснея). Да.

Александр. Поначалу они, похоже, были в ярости, узнав друг друга, но церемония шла своим ходом, и постепенно они поддались нашему общему горю… Мне даже показалось, что у всех шестерых в глазах были слезы, как будто они переживали совершенно одинаково…

Бабушка. Ну конечно! (Хлопая в ладоши.) Как здорово, что они все пришли, и Франсуа, и Пьер, и Соам… Как бы я хотела тоже там быть!

Александр. Ты и была!..

Оба смеются.

Бабушка. Мой чудесный внук! Как мило, что ты мне все это рассказал! (Целует его.) Знаешь, мне надо побыть одной, ты меня разволновал…

Александр. Шесть букетов алых роз, бабушка! Шесть!.. Экая ты, однако, шалунья!

Бабушка (смущенно). Я ведь красивая была… (Нежно обнимает Александра.) Сашенька, мне бы хотелось, чтобы однажды ты тоже увидел призраков, – не глазами, нет, – сердцем… Понимаешь, ты все еще очень рационален, ты видишь только то, что видят глазами, и ничего больше. Но со временем ты научишься видеть и другое, незримое… Внутри нас, знаешь ли, сокровищ ничуть не меньше, чем вокруг нас…

Александр. Нет, этого я не знаю.

Бабушка. Может, еще узнаешь… Во всяком случае, я на это очень надеюсь… (Пересекает сцену в направлении выхода, на пороге останавливается, вздыхает.) Последнее время я чувствую себя старой.

Александр. Устала?

Бабушка. Нет, постарела. Молодость – это когда думаешь, что завтра будет лучше, чем сегодня, а старость – когда сегодня чувствуешь себя хуже, чем вчера. У тебя не так?

Александр. Ничего похожего.

Бабушка. Значит, ты еще не постарел по-настоящему… Что ж, тем лучше.

Александр (вдруг, спонтанно, почти шепотом). Я люблю тебя, бабушка!

Бабушка (услышала, обернулась взволнованно). До сих пор?.. Даже теперь?

Александр. Да, да…

Бабушка. В твои-то годы?

Александр. Да…

Бабушка. Спасибо… Мне стало лучше… (Посылает ему воздушный поцелуй, уходит.)

Александр стоит опустив голову. Саша выходит из своего укрытия.

Саша. Зачем ты выдумал эту историю про шестерых скорбящих красавцев?

Александр. Я не выдумал.

Саша. Что, правда?.. У бабы Лу были любовники?

Александр. Возлюбленные…

Саша. А когда были похороны?

Александр (меняя тему). Что Кассандра?

Саша. Не желает меня слушать… Я не стал ее догонять.

Александр. Неужели уехала?

Саша. Нет, конечно.

Александр. Что ты намерен делать?

Саша. Любить Кассандру точно больше не смогу.

Александр. Если только ты ее вообще когда-нибудь любил…

Саша. То есть?..

Александр. В первой любви обычно больше любопытства, чем самой любви.

В эту минуту в комнату влетает юная девушка (Мойра) и повелительно нацеливает на Сашу указательный палец.

Мойра. Ненавижу!

Саша (счастливо). Мойра!

Мойра. Я серьезно: ненавижу тебя!

При виде Мойры Александр светлеет лицом. Он взволнован, пожалуй, даже больше, чем при появлении Бабушки.

Саша (очарованно). Просто невероятно, как ты выросла! Уже почти девушка!

Мойра. Что значит – «почти»?

Александр (настойчиво). Вот ляпнул – теперь выкручивайся, и побыстрее!

Саша. Это значит, что… Что я вижу совсем новую девушку с сияющими глазами прежней малюсенькой Мойры!

Мойра. Не подлизывайся, все равно ненавижу!

Саша. Сколько же тебе сейчас лет?

Мойра. У взрослой девушки неприлично спрашивать возраст, словно у какой-нибудь девчонки!

Александр (растроганно). Ей пятнадцать лет.

Саша. Какой прекрасный сюрприз!

Мойра. Что? Что я тебя ненавижу?

Саша. Нет, что ты – здесь!

Мойра. Ты что, оглох? Я говорю, что я тебя ненавижу!

Саша (самому себе). Сплошное очарование!..

Александр. Ты бы ее послушал все-таки.

Саша (негромко). Совсем еще ребенок…

Александр. И тем не менее.

Саша (Мойре). Что случилось?

Мойра. Я там видела Кассандру и Бетти. Они говорят о тебе.

Саша. Ругаются, наверное.

Мойра. Они плачут.

Саша (неискренне). Интересно знать из-за чего?

Мойра. Сама не понимаю. Ты ведь даже не красивый.

Саша (со смехом). Я и не претендую.

Мойра. А они уверены, что ты красивый. (Походит к Саше, чтобы получше его разглядеть.) Нет, тут дело не в красоте…

Александр (с нежностью). Что верно, то верно.

Мойра. Красивый – это как Мико Мори.

Саша. Мико Мори?

Александр (подсказывает). Певец!

Мойра (пожимает плечами, словно речь идет о чем-то самоочевидном). Мой любимый певец!.. У меня такая жажда, в кухне, наверное, что-нибудь найдется попить… (Уходит в кухню.)

Саша (бросается к Александру). Что еще за Мико Мори?

Александр (очень быстро). У тебя из ноздрей иногда торчат волоски, а у Мико Мори – нет. Ты, бывает, просыпаешься с опухшими глазами, а Мико Мори – никогда. Если дует сильный ветер, ты прибегаешь на свидание растрепанный, а Мико Мори – нет. За целый день твоя одежда успевает помяться, а Мико Мори в одиннадцать часов вечера появляется в отутюженном костюме без единой складки! Стоит тебе выйти на танцплощадку, как диск-жокей запускает танец, которого ты не знаешь, но Мико Мори владеет им в совершенстве. У Мико Мори маленькие, округлые ягодицы, в то время как у большинства мужчин вроде нас зад либо отвислый и тяжелый, либо совершенно плоский и непривлекательный. Летом пыль не попадает к нему под ногти, а плавки изящно облегают фигуру, и на пляже, в то время как ты краснеешь как рак, Мико Мори лишь красиво бронзовеет; более того, он уже в первый день ухитряется выйти на пляж загорелым… Когда ты лакомишься спагетти, томатный соус обязательно капает тебе на сорочку, а с Мико Мори такого не случается никогда. Мико Мори не потеет, у него не выскакивают прыщи, не урчит в животе, не трескаются губы. У него в зубах никогда не застревает салат, а эмаль не желтеет от кофе. Мико Мори является образцом чистюли, а ты – наоборот, грязнуля. Мико Мори – это самец, олицетворяющий совершенство, тот, кем ты никогда не был, не будешь и быть не можешь. Мне всю жизнь приходилось бороться со всевозможными Мико Мори, потому что в голове у каждой женщины неизбежно есть свой собственный Мико Мори. Всякий раз, когда мои ухаживания оказывались безуспешными, стоило мне обернуться – и я натыкался на ухмыляющуюся физиономию какого-нибудь Мико Мори…

Мойра возвращается из кухни.

Мойра (Саше). Ты которую выбираешь – Бетти или Кассандру?

Саша. А ты бы кого выбрала на моем месте?

Мойра. Я никогда не окажусь на твоем месте. Я если бы полюбила, то любила бы одного-единственного и до самой смерти.

Саша. Все так говорят в пятнадцать лет. А потом забывают.

Мойра. Правда? Ты тоже так говорил в пятнадцать лет?

Саша. Нет.

Мойра. Вот видишь.

Саша. Любовь – штука непростая.

Мойра. Очень даже простая, если правильно выбрать человека. Ты хорошо начал. Если не знаешь, которую из двух выбрать, значит не любишь ни ту ни другую. Иначе бы ты не колебался. Так что мне им сказать, этим двум?

Саша. Что я думаю.

Мойра. Надеюсь, они не такие дуры, чтобы на тебя рассчитывать…

Саша. Ты что, уже убегаешь? Побудь со мной немножко.

Мойра. Между прочим, я тебя ненавижу.

Саша. Ну да, конечно… (Мойра устремляется в сад.) Секунду, Мойра! Как ты себя чувствуешь?

Мойра. И еще ненавижу, когда спрашивают про мое здоровье! (Убегает.)

Александр (во власти воспоминаний, подходит к Саше). Помнишь, первый раз?..

Саша. Мне было десять лет.

Александр. Я был влюблен в нашу соседку Лею. Прятался за кустами и смотрел на нее оттуда…

Саша (ошеломленно). Что, правда был влюблен? По-настоящему?

Александр. А ты не помнишь?

Саша. Нет. А ведь это и мое детство тоже!

Александр. Детство не одно, их несколько. Смотря в каком возрасте вспоминаешь. Тебе сейчас двадцать пять, и тебе не хочется вспоминать о том, как ты был влюблен в сорокалетнюю женщину. Ну а я, в мои теперешние годы, вспоминаю об этом с удовольствием… Я не мог видеть Лею спокойно, меня просто колотило, когда я шел мимо ее ворот, у меня горели уши, и каждый вечер, засыпая, я думал о ней… Однажды она куда-то исчезла, ее не было два или три месяца, а потом вернулась, похудевшая, и – с Мойрой…

Саша. Когда я впервые увидел Мойру, она лежала в своей коляске. И она мне улыбнулась… Я был сражен наповал.

Александр. В одно мгновение ее мать покинула мои мысли. Прощай, Лея, здравствуй, Мойра! Каждый вечер я приходил к ней – повидать Мойру, поболтать с Мойрой, поиграть с Мойрой… Хорошо, что мой возраст не допускал подозрений о моем отцовстве! (Пауза.) И я первый заметил, что у нее неладно со здоровьем – одышливость, медлительность, забитые бронхи… И первый забил тревогу.

Саша. Надо мной смеялись, даже прозвали меня «еврейской мамой».

Александр. А потом и детский врач встревожился. Мойру обследовали и обнаружили врожденный порок сердца, с которым ей предстояло прожить, по мнению специалистов, в лучшем случае не больше двадцати пяти лет… С тех пор всякий раз, как я ее видел, у меня самого сжималось сердце. Эта малышка казалась мне настоящей героиней, ее веселость – проявлением неслыханного мужества, а улыбка – вызовом судьбе. Когда она садилась, я думал, что она устала. Если падала, – боялся, что она себе что-нибудь сломала. Стоило ей кашлянуть, как мне уже слышался ее последний вздох. За несколько недель я похудел, лишился сна, у меня начались головные боли. Никто не мог понять, что со мной происходит. А я каждый миг словно присутствовал при агонии Мойры… И в одну из бессонных ночей я решил стать врачом – чтобы ее вылечить.

Саша. И засел за учебники.

Александр. И стал нормально спать по ночам.

Саша и Александр смотрят друг на друга в некоторой растерянности оттого, что разделяют столь личные воспоминания.

Саша. Я даже не решаюсь тебя спросить, что с ней… будет… Ты-то уже знаешь… (Александр отворачивается, чтобы Саша не угадал ответ по его лицу.) Не надо, не говори… Не хочу знать.

Возвращается сердитая Мойра.

Мойра. Надоели они мне.

Мужчины светлеют лицом.

Саша. Бетти с Кассандрой?

Мойра. Ну да. Кажется, я немножко ревную. (Саша и Александр подходят к ней, смущенные упоминанием о ревности.) Дуры такие, сами не понимают своего счастья!

Александр (забывая, что Мойра не может его услышать). Какого еще счастья?

Мойра. Что в них кто-то может влюбиться.

Саша. Это с каждой девушкой может случиться.

Мойра. Со мной не может. Из-за моей болезни я всегда буду одна.

Александр (забывшись). Мойра!

Саша (потрясенно). Мойра, почему ты так уверена?..

Мойра. Мне нельзя бегать, нельзя танцевать, нельзя петь. Я задыхаюсь при малейшем усилии. Даже если бы мне удалось забеременеть, это было бы просто безумием… Какому мужчине захочется получить такой подарок?..

Александр (потрясенно). Я и забыл, что она об этом думала…

Саша. Мойра, ты такая красавица! Ты будешь кружить головы всем подряд, можешь мне поверить!

Мойра. Да? Но даже если это так, разве моя собственная голова имеет право закружиться? Едва мой воздыхатель узнает о моей болезни, он сбежит не оглядываясь, и я даже не могу на него за это обижаться…

Саша отступает, потрясенный этим признанием. Александр остается подле Мойры, продолжая говорить, как будто она может его услышать.

Александр. Ты забываешь об одном – о любви… (Пауза.) Он ведь может любить тебя. Такую, какая ты есть.

Мойра (Саше). Эта любовь будет замешена на сострадании. Я внушаю жалость, Саша, – жалость, а не любовь. (Поворачивается и идет к двери.)

Саша. Ты уже уходишь?

Мойра. Там по телевизору программа с Мико Мори.

Александр (словно сообразив что-то наконец). Так вот оно что!..

Саша. В каком смысле?

Александр. Ну конечно – Мико Мори! Идеальный мужчина, опрысканный розовой водой! Она его использует как щит, чтобы не влюбиться в реального человека.

Саша (направляясь к телефону). Если я стану обычным терапевтом, я буду прописывать ей лекарства, от которых не будет никакого проку; если же уеду в Гарвард и займусь наукой, то смогу понять механизм ее болезни и, возможно, найти средство ее спасти… (Набирает номер.)

Александр. А Кассандра? А ребенок? А бабушка?

Саша. Хочешь сбить меня с толку?

Александр. Нет, спрашиваю. У тебя есть выбор – остаться или уехать. Если останешься – ты знаешь, что тебя ждет. Уедешь – полная неизвестность.

Саша. Ну так помоги мне правильно выбрать!

Александр. А что, если неправильный выбор – твоя судьба?

Пауза. Саша трет себе лоб.

Саша (явно мучаясь). Если я останусь…

Александр. Если ты останешься, станешь замечательным врачом, вся округа будет на тебя молиться, ты будешь лечить, спасть человеческие жизни, помогать младенцам явиться на свет, твои близкие будут счастливы, баба Лу избежит разорения, Кассандра сможет опереться на мужа, у ребенка будет отец…

Саша (опускает голову, сраженный этими доводами.). Боюсь, я понял…

Александр. Что ты понял?

Саша. Я думал только о себе. Я забыл о других. Научные амбиции, отъезд в Америку – никакое это не бескорыстие, а просто переодетый эгоизм. Я внушил себе, что действую исключительно из альтруистических побуждений, но в сущности делал все только ради самого себя.

Александр. Иными словами, ты делал ставку на неведомое.

Саша. Такая перспектива казалась более богатой.

Александр. Неведомое главным образом богато тем, что ему приписывают. Оно облеплено иллюзиями, как липкая лента мухами.

Саша. В каком смысле?

Александр. В лаборатории Штейнберга ты занимался бы изысканиями, это бесспорно, но ты уверен, что добился бы результата?

Саша. Что? Ты считаешь меня неспособным…

Александр. Я ничего не считаю. Я только хочу тебе напомнить, что исследователи – исследуют. Они любят искать, а не находить. Их жизнь состоит из выдвижения гипотез, которые подтверждаются или не подтверждаются экспериментом. И бывает так, что не подтверждается ни одна из них…

Саша. Ты меня пугаешь.

Александр. Амбиции, честолюбие – это нередко форма ухода от действительности. Когда человек предчувствует, что ничего не добьется в реальной жизни, он выдумывает себе другую жизнь, воображаемую, настолько высокую, что не добиться успеха ТАМ – дело вполне нормальное. Он, в сущности, даже не стремится к триумфу, – он просто заранее скрывает свое поражение… Саша, твоих сегодняшних знаний вполне достаточно, чтобы послужить и обществу, и близким. Зачем гоняться за химерами?

Саша. Я мечтал принести пользу людям…

Александр. Вот и принеси, прежде всего своим близким.

Саша. Я мечтал создать что-то новое!

Александр. Кто же в двадцать лет не мечтал изменить мир!

Саша (ему явно не по себе). Но если не мечтать об этом в двадцать лет, то когда? И почему этим должен заниматься кто-то другой? (Возмущенно.) Высмеивать мечты молодых – любимое занятие пожилых людей! Но когда пожилые издеваются над нашими амбициями, они в действительности говорят о себе, пытаются оправдать свои неудачи, свою лень, свою тусклую рутинную жизнь!

Александр. Ты все же не забывай, что я – не просто пожилой человек. Я – это ты.

Саша. Ты – неудачник?.. Я – неудачник?

Александр. Продолжай. Высокомерие – плод незрелой юности.

Саша. А злорадство и цинизм – плоды многоопытной старости?.. Ты не поехал в Гарвард, не занимался наукой, всю жизнь возился с насморками и вывихами, а теперь ты хочешь, чтобы я одобрил твою трусость, твою лень, твою никчемность? Нет уж! Я не соглашусь с тем, что в двадцать пять лет уже всего достиг и ни к чему не должен стремиться!

Александр. Ах вот как?

Саша. Я не из тех людей, что вечно смотрят себе под ноги, забывая о небе над головой! Они все тщательно взвешивают, рассуждают, выверяют все «за» и «против», но я не из таких! Трусы умеют прекрасно анализировать ситуацию, в отличие от храбрецов. Хватит маяться сомнениями, я еду!

Александр. А как же твои близкие?

Саша. Я не могу прожить за них их жизнь, так же как они не могут прожить за меня мою!

Александр. Какая удобная позиция!

Саша (с горящими взором). Все равно, у меня есть предчувствие, что у меня все получится!

Александр. Что именно?

Саша. Я сделаю великое открытие!

Александр. В какой области?

Саша. Я сделаю открытие, я это чувствую.

Александр (про себя). А вот этого я не помню…

Саша. Ты же знаешь, я вечно во всем сомневаюсь, но тут я совершенно уверен в успехе! Я вижу свет впереди!

Александр (про себя). Просто невероятно… Я совершенно забыл…

Саша (агрессивно). Издеваешься? Думаешь: какая наивность, да?

Александр. Нет: какая уверенность!

Саша. Разве интуиция – не окошко, в котором можно иногда увидеть свою судьбу?

Александр. О, ты знаешь, судьба…

Саша. Я прямо вижу свое будущее, словно оно уже состоялось!

Александр. А если это всего лишь иллюзия?

Саша. Возможно… Из нас двоих это известно только тебе. (Приближается к Александру, пытаясь что-нибудь прочесть на его лице.) Ну, скажи!..

Александр (смущенно, с внезапной головной болью). Нет!

Саша. Почему?

Александр. Если я сейчас расскажу тебе твою будущую жизнь, тебе придется прожить уже не твою жизнь, а чужую.

Саша. Все равно, скажи!

Александр. Ни за что.

Саша. Тогда какой мне от тебя прок?

Александр (вне себя). Да с чего ты взял, что тебе от меня должен быть какой-то прок?.. Разве я спрашиваю, какой мне прок от тебя? Почему мы оказались сегодня лицом к лицу? Зачем нужна была эта встреча?..

Они смущенно смотрят друг на друга.

Пауза.

Саша (медленно). Чтобы выяснить, существует ли неизбежность… Определить, зависят ли наши решения от сиюминутного стечения обстоятельств…

Александр. Свободны мы в своем выборе или за нас выбирает судьба?

Саша. Какая драма – не знать!..

Александр. Знать – было бы трагедией.

Саша (идет к телефону). Я беру билеты. Ради Мойры.

Александр. Ты сумеешь что-нибудь открыть лет через тридцать. А если даже через двадцать, – Мойры все равно уже не будет в живых.

Саша. Да? Так все и произойдет?.. (Александр знаками дает понять, что не ответит.) Все равно! Если я открою молекулу, найду лекарство, значит наша с Мойрой жизнь будет не напрасной! (Входит Бетти.) А, Бетти, очень кстати, я как раз заказываю для нас билеты на самолет.

Бетти. А Кассандра?

Саша. Хорошая новость: я выбрал тебя! (В телефонную трубку.) Здравствуйте, будьте добры, расписание рейсов Париж – Нью-Йорк!

Бетти. Ничего подобного, ты выбрал не между Кассандрой и мной, а между научной работой в Америке и практикой сельского врача здесь. Из нас с Кассандрой я та, которая готова следовать за тобой.

Саша (Бетти). А ты сама разве не хочешь?

Бетти. Следовать за тобой? Хочу.

Саша (в трубку). Отлично, спасибо… Сколько часов длится полет?..

Бетти. Да, но потом…

Саша. Что – потом?

Бетти. Я не смогу жить с человеком, который способен сделать женщине то, что ты сделал Кассандре.

Саша. А что я ей сделал?

Бетти. Бросил ее с ребенком.

Саша. Да она сделает аборт еще до того, как мы сядем в самолет!

Бетти. А если нет? Если она оставит ребенка?

Саша. Ну, тогда… Я буду посылать ей деньги… Буду помогать…

Бетти. А ребенка будешь видеть?

Саша. Да. То есть нет. Не знаю. Как можно меньше.

Бетти. А если ты ему будешь нужен?

Саша. В настоящую минуту в животе у Кассандры не ребенок, а заложник ее ревности. Я постараюсь ее убедить, что не следует производить на свет заведомую жертву обстоятельств и злобы… (В трубку.) Да, пожалуйста, два билета на этот рейс.

Бетти. Один.

Саша. Что – один?

Бетти. Один билет. Я ухожу. Наша история мне больше не нравится. (Выбегает.)

Саша от изумления даже не реагирует.

Короткая пауза.

Саша (в трубку). Извините, мадмуазель, я перезвоню… Что?.. Да, аннулируйте, пожалуйста. Спасибо… (Кладет трубку; Александру.) Что мне делать?

Александр. В молодости я был уверен, что любовь приносит счастье.

Саша. И что же?..

Александр. И я был прав.

Саша (бросается вдогонку за Бетти). Бетти!.. Бетти!.. Подожди!.. (Натыкается на входящую Кассандру, Кассандре.) Я сейчас… (В сторону Бетти.) Бетти!.. Бетти!.. Послушай!.. (Убегает в парк.)

Видя Сашу в таком состоянии, Кассандра входит с удовлетворенной улыбкой.

Александр (Кассандре). Ну да, ты-то можешь радоваться! (Кассандра его не видит, не слышит и потому не реагирует.) Почему ты не говоришь ему?.. Почему ты не сказала МНЕ, что это ложь?.. Что ты вовсе не беременна, что ты это выдумала, чтобы заманить меня в ловушку? (Кассандра садится, поправляет волосы.) Любовь тут ни при чем, тобою движет исключительно самолюбие! Только бы не потерять лицо – то есть не потерять меня! На правду тебе наплевать – какая, к черту, правда, подумаешь, какие-то чувства, беременность, – когда речь идет о твоей гордости! Только бы добиться своего, любой ценой! И даже прикинуться жертвой – чтобы добиться еще большего!.. (Подходит ближе.) Какая глупая игра! Ведь я все равно узнаю правду, и буду тебя ненавидеть, и брошу тебя навсегда. Что же ты выиграешь? На что ты надеешься? (Она пудрится, подкрашивает губы, подводит глаза.) Хотя – верно, кое-чего ты все же добьешься: мне будет больно. Даже очень больно. Браво! Твоя победа – в этом! (Быстро.) Ты нанесла мне такую рану, что я надолго возненавидел женщин, я их боялся и сторонился… Поздравляю! Вернуть меня ты не сумела, но ты сделала так, что я годами оставался один… Я долго не мог быть счастлив – вот чего ты добилась! (Опускается перед ней на колени, вглядывается в ее лицо.) А ненавидеть следовало тебя, только тебя, ты ведь – не все женщины, правда? Ты – это всего лишь ты, и больше никто! (Склоняется над ней.) Все эти годы мы не виделись, но я навел справки: у тебя никогда не было детей. Твое тело красиво, но бесплодно, – интересно, когда ты это выяснила? Позже? Или знаешь об этом уже сейчас? (Кассандра заканчивает свой макияж.) Знаешь, Кассандра, ты самая загадочная женщина, которую мне довелось встретить в жизни, но не думай, что это – комплимент… Здесь, сейчас – ты уже мстишь?.. Или в глубине души у тебя – отчаяние, и это отчаяние делает тебя агрессивной? То самое отчаяние, которое делает Мойру столь великодушной?..

Бетти входит и останавливается перед Кассандрой.

Бетти. Ну вот, я ухожу. Место свободно, можешь располагаться.

Кассандра. Спасибо.

Бетти. И никаких колебаний. (Берет свою дорожную сумку.)

Кассандра. А как насчет Америки?

Бетти. Без меня.

Кассандра. Он что, все еще туда собирается?.. (Уходит в парк, к Саше.)

Бетти подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер.

Бетти (в трубку). Добрый день, такси, пожалуйста… Замок де ла Ферте… Да, в конце аллеи… Я подожду. (Ждет с трубкой в руке.)

Александр (подходя к ней). Бетти, ты – одно из прекраснейших моих воспоминаний. (Пауза.) Года три назад я видел тебя на террасе кафе на бульваре Сен-Жермен. То есть я видел двух разных женщин: сначала пожилую, усталую, чем-то отдаленно похожую на тебя, а потом, когда к твоему столику подошел мужчина, – молодую, сияющую – словом, тебя. Ты возникла из этой почти старухи, как бабочка из гусеницы, которой она только что была. Появился твой возлюбленный – и ты снова стала двадцатипятилетней…

Бетти (в трубку). Благодарю вас. Да-да, я жду…

Александр. Твоим уделом навсегда останутся первые дни флирта, радость узнавания, рассвет после первой проведенной вместе ночи, удивление, безудержный смех… Ты уходишь при первых же трудностях, когда надо строить нечто, выходящее за рамки просто радости… Удовольствие всегда будет для тебя превыше всего. Ты, как никто другой, умеешь быть счастливой, потому что ты не похожа ни на кого, ты особенная… Легкая, воздушная, без всякого пафоса…

Бетти (в трубку). Спасибо большое, я выхожу.

Она вешает трубку и растерянно оглядывает помещение, в котором ей так недолго пришлось пробыть.

Александр. Интересно, ты когда-нибудь плакала при расставании с кем-либо?.. Уверен, что нет. (Бетти утирает слезу; Александр изумлен.) Неужели да?.. (Бетти берет свою сумку и выходит.) Бетти!.. (Пораженно смотрит ей вслед.)

Входят Кассандра и Саша, который ей что-то доказывает.

Саша. Да пойми же, Кассандра, это мечта всей моей жизни!

Кассандра. Я прекрасно понимаю вот что: ты не можешь довольствоваться тем, что имеешь. Получив диплом врача, ты хочешь заняться наукой. Соблазнив меня, ты бегаешь за другой женщиной. А теперь, когда у тебя должен родиться ребенок, ты прыгаешь в самолет! Так и будешь порхать всю жизнь?

Саша. Что значит – порхать? Если бы ты прислушалась к тому, что я говорил все последние годы, мое стремление заняться наукой не стало бы для тебя новостью!

Кассандра. Еще бы! Чем возиться с немытыми пациентами, грязными наркоманами, которые являются к тебе в кабинет, кто бы не мечтал о чистой лаборатории, получающей щедрые субсидии, и спокойной работе в обществе гениев!

Саша. Ты ведь знаешь Мойру? Так вот, я хочу уехать ради нее…

Кассандра. Прости за прямоту, но у Мойры впереди не так уж много времени.

Саша. Значит, чтобы лечить таких, как Мойра.

Кассандра. Чепуха! Ты собираешься помогать каким-то неизвестным, гипотетическим больным детям, вместо того чтобы заниматься собственным ребенком!

Саша (изумленно). Что-о?

Александр (ошарашенно). Боже, она еще смеет!..

Кассандра. Ты не можешь отменить факт нашего существования, моего и ребенка, убегая от нас за тысячи километров!

Саша. Я… я остаюсь.

Кассандра устремляется в его объятия, которые Саша очень нехотя раскрывает.

Александр (сквозь зубы). Бежал бы ты лучше от нее, как от чумы…

Саша. Легко сказать…

Александр. Кассандра ведет себя недостойно.

Саша. Возможно… Но стоит ли мне из-за этого становиться подонком?

Александр. А как же Мойра?

Саша. Что – Мойра? (Внезапно его осеняет.) С ней что-то случится? Это с ней сегодня произойдет беда, о которой ты говорил, да? (Отталкивает Кассандру.) Боже мой, где она? Мойра! Мойра, где ты? (Кассандра от изумления не в состоянии реагировать. Саша носится по сцене в поисках Мойры.) Мойра!.. Еще не поздно… Мойра!.. Если я останусь, то смогу вовремя вмешаться… Мойра!

Кассандра (сбитая с толку). Саша, ты что, с ума сошел?..

Бетти (испуганная, вбегает). Это ужасно! Ей вдруг стало плохо…

Саша. Где она? Я сейчас…

Бетти. Поздно. Ты ей уже не поможешь.

Саша. Что-о?..

Бетти. Бедная бабушка…

Саша (бледнея). Бабушка…

Александр отворачивается – то, что должно было случиться, случилось.

Бетти. Она там, в глубине парка, на тропинке…

Саша. Надо сделать укол!.. (Устремляется в парк.)

Кассандра. Я с тобой!

Бетти (удерживая их). Это не поможет.

Саша. Почему?..

Бетти. Она умерла несколько минут назад. (Саша падает в кресло; Александр отходит и наблюдает за происходящим издали.) Она хотела куда-то поехать, села за руль – и ей стало плохо… Сосед обнаружил ее уже мертвую… Грудь на клаксоне, на губах улыбка… По крайней мере, она не мучилась…

Саша. Баба Лу… (Александр подходит к нему, участливо кладет руку ему на плечо.) Ты ведь знал, да?..

Александр. Да.

Саша. Вот, значит, о каком несчастье ты говорил…

Бетти и Кассандра оборачиваются к Саше, который, по их мнению, разговаривает сам с собой.

Бетти. Саша?.. Тебе плохо?

Саша. Ничего, пройдет.

Кассандра. Ты уверен?

Саша. Вы не могли бы… оставить меня одного?

Девушки понимают, что это необходимо. Кассандра идет к двери в парк.

Кассандра. Я пойду посмотрю…

Бетти. Я тебя провожу…

Девушки уходят в парк. Александр подходит к часам.

Александр (про себя). В тот же самый час… (Машинально поглаживает часы.) Смерть пунктуальна… (Пауза.) Швейцарка, вероятно… (Саше.) Что будешь делать?

Саша (поднимает голову, лихорадочно). Мойра! Кто скажет об этом Мойре? Это надо очень осторожно, у нее может быть шок… Надо ее поберечь. Мойра!.. Мойра… Мойра… (Убегает.)

Александр (один). Я уже не помню… Неужели все было именно так?

Делает резкое движение, натыкается на часы, которые от толчка обрушиваются на него. Александр исчезает под их корпусом, слышен звук ломающегося дерева, скрежет механизма.

Обстановка вновь меняется: теперь пространство освещается скудным зимним светом первой сцены – сорок лет спустя.

Из глубины парка появляется женская фигура. Женщина в строгом костюме входит в павильон, она кого-то ищет. Голова ее повязана платком, глаза скрыты темными очками.

Женщина (зовет). Александр!.. Александр!.. Саша!.. (Замечает опрокинутые часы, вскрикивает, бросается туда, помогает Александру подняться.) Ты как?.. Больно?

Александр (потирает голову, плечи, поясницу). Ничего страшного.

Женщина снимает свои черные очки, развязывает платок, чистит им одежду Александра, и мы узнаем в ней Мойру – немолодую, но все-таки Мойру.

Мойра. Ну, говори же!.. Что ты молчишь?..

Александр. Меня… я… давно ушел?

Мойра. Уже целых два часа! Я ждала, ждала… У соседей – ну, у тех, что купили наш дом… Так беспокоилась… Ты долго лежал без сознания?

Александр. Не знаю.

Мойра. Сейчас заедем в больницу.

Александр. Пожалуй… (Улыбается.) Все в порядке, не волнуйся. (Оглядывается вокруг.) Здесь столько всего произошло… тогда!

Мойра (со смехом). И не говори! Я так ревновала… ко всем этим женщинам, которых ты сюда привозил!

Александр (тоже смеется). Да ладно тебе сочинять!..

Мойра. Ничего я не сочиняю! Я даже заставляла себя думать о других мальчиках, но все равно думала о тебе. Ты был такой красивый!

Александр. Ничего подобного! Ты считала меня уродом!

Мойра. Кто, я?!.

Александр. А кто же еще? Твой идеал был Мико Мори, ты мне им всю плешь проела!

Мойра. Кто-кто?..

Александр. Мико Мори.

Мойра. Не помню такого… (Оглядывается, словно ища кого-то глазами.) Как бы она сейчас гордилась, если бы узнала, что ее любимый внук приехал сюда из Америки по дороге в Стокгольм, где ему должны вручить Нобелевскую премию по медицине!

Александр. Как она мне говорила? «Ты просто живое и довольно нахальное свидетельство того, что наследственность определяет далеко не все!»

Мойра и Александр (вместе). «И у осины могут родиться апельсины!»

Улыбаются.

Мойра. В тот день мы все были здесь… И когда ты примчался ко мне, чтобы сказать о ее смерти, я поняла, что мне придется ее заменить…

Александр. В каком смысле?

Мойра. В смысле – охранять тебя.

Александр (ошеломленно). Что-что?.. Это ты меня охраняешь?..

Мойра. А что, скажешь, нет? Хоть господин научный гений и старше меня на десять лет, хоть он и открывает новые лекарства для всего человечества, это все-таки я забочусь о тебе!

Александр (с нежностью). И со временем это будет все более и более верно!..

Мойра. Я люблю тебя.

Александр. Занятно… После смерти бабушки я прожил здесь несколько месяцев – надо было уладить все дела, продать имение, отдать бабушкины долги… Дом был уже продан, на другой день я уезжал в Париж, еще не зная, что будет дальше, и тут пришло новое письмо из Гарварда – Штейнберг решил, что я не получил предыдущее… И я помчался к нему… А если бы письмо пришло на день позже, когда меня здесь уже не было?.. Случай…

Мойра. Тебе не кажется, что случай, который повторяется, – это уже судьба?

Александр. Знаешь, я тут сейчас бродил по парку и пытался понять: остался ли я верен тому юноше, которым был прежде?

Мойра. Еще как! Похоже, ты вообще неспособен был поступать иначе, чем поступал.

Александр. Значит, получается, я не свободен?..

Мойра. Ну, как все… Каждый человек может пройти мимо своей судьбы. Или, наоборот, не пройти. Такой выбор у нас действительно есть: либо найти себя, либо потерять. То есть не найти.

Александр. И все-таки случай играет свою роль… Не займись ты изучением американской литературы, разве мог бы я в один прекрасный день наткнуться на тебя в Гарварде?

Мойра. Ты что, до сих пор считаешь, что я СЛУЧАЙНО занялась американской литературой?.. Ох, Саша, Саша… (Берет его под руку.) Ну что – в Стокгольм?

Александр. В Стокгольм так в Стокгольм…

Под руку идут к стеклянной двери, выходящей в парк. Перед тем как уйти, Александр оборачивается и делает рукой знак кому-то, невидимому для нас.

Александр (почти шепотом). До свидания!

Мойра. Что ты делаешь?

Александр. Прощаюсь с призраком бабы Лу.

Мойра. Где ты видишь бабу Лу?

Александр (с улыбкой). Вон там, смотри, – рядом ангелочком, который писает на бегонии!..

Конец