– Зачем природе родить рыбу, не создай она воду?

Сеголен шла рядом со мной последние часы перехода до бивуака. Перед нами трепетал раскаленный горизонт. Я утирал лоб и щурился.

– Что-что?

Вопрос так удивил меня, что я замедлил шаг, чтобы вникнуть. Муха, воспользовавшись этим, села мне на руку. Сеголен повторила:

– Зачем природе родить рыбу, не создай она воду?

В растерянности я отогнал муху. Сеголен заворчала, призывая меня прибавить шагу, потом произнесла медленно, отчетливо выговаривая слова, как будто я был глухим ребенком:

– Природа создала живых существ, по этому пункту все согласны. Зачем же она сделала их вопрошающими, жаждущими рациональности, творящими знания и нравственными? Должны ли эти качества интегрировать нас в окружающую среду или исключить из нее? Обычно природа не делает ничего бесполезного. Наслушавшись нашего геолога и нашего физика, я все больше восхищаюсь ее экономной эффективностью. «Мало науки удаляет от Бога, много науки к Нему приближает». Если природа сотворила рыб, это потому, что раньше она создала воду. Значит…

– Значит?..

– Если она додумалась до таких разумных животных, как мы, стало быть, в мире есть смысл, который мы должны постичь. Значит…

– Значит?..

– Мы не случайность, мы не возникли от рикошета атомов. Наоборот, мы – результат плана, разумного замысла. Значит…

– Значит?..

– Значит, Бог есть.

Я вздохнул с облегчением, оказавшись на знакомой территории. Философ по профессии, я умел разбираться с этими загадками и многочисленными ответами на них. Быть может, в двадцать лет я «принял философию» – как «принимают религию» – лишь для того, чтобы лучше осмыслить эту проблему.

Муха вилась между моих ног, словно намагниченная. Улыбнувшись, я ответил Сеголен:

– Я понимаю, о чем ты: это полемика, касающаяся авторских прав. Человек ли создает смысл, или прежде него другой творец – Бог? Разум, которого ищет человек в этом мире, исходит от него? Или это порождение Бога? По мнению нынешних мыслителей, одинокий человек, лишенный ориентиров, единственное разумное существо, провозглашает себя «хранителем смысла» в абсурдном мире.

– То есть человек – это рыба, брошенная в космос без воды?

– Если угодно…

– Тогда ему крышка!

Я промолчал, слишком хорошо сознавая ее правоту. Да, современники – корень агонии человека. Приписывая ему заслугу разума, они ему льстят, но обрекают на полнейшее одиночество. Человек становится исключением: он мыслит в немыслящем пространстве, волнуется в апатичном окружении, ищет справедливость и несправедливость в аморальном хаосе. Он заперт вовне! Без возможности бегства! Эта звездная пыль – человек – оказывается мучительной ошибкой.

Жужжа и трепеща крылышками, муха садилась на обнаженные части моего тела, руки, ноги, шею, лицо, усердно впитывая соленый пот с моей кожи. Она меня достала.

Сеголен не отступала:

– Разве порядок и разумность космоса не являются залогом существования Бога?

– Это классическая демонстрация в философии. Вольтер сказал: «Вселенной я смущен; и, видя мощь часов, в них мощь часовщика я прозревать готов». Разумеется, встреться мне на этой тропе часы, я объясню их существование работой мастера; я не стану утверждать, что их создал случай. Так же и за жизнью, ее законами, ее растущей сложностью я буду склонен по аналогии предполагать существование большого мастера за работой. И поскольку человек – существо мыслящее, нравственное, духовное, мне представляется логичным видеть у его истоков мыслящего, нравственного, духовного Бога, а не скопление молекул или случайное нагромождение клеток.

– Ах, так ты согласен…

– Нет, ни секунды! Во-первых, аналогия не является доказательством. Кроме того, порядок возможен и без замысла: дарвиновская теория естественного отбора учит, что приспособленные виды выживают, неприспособленные вымирают, в общем, природа самоорганизуется. Наконец, само понятие целенаправленности мне подозрительно, ибо чисто субъективно: как гарантировать, что человек – конечная цель мироздания? Да и есть ли у мироздания цель?

– Как? Ты отрицаешь целенаправленность? Возьми, например, глаз, эту совершенную структуру. Ты будешь утверждать, что он не был задуман для того, чтобы видеть?

Я вспомнил, что Сеголен по профессии офтальмолог.

– Точно! Я констатирую, что он видит, однако не ручаюсь, что он был задуман, чтобы видеть.

– Да ну? Значит, случайно сетчатка содержит пять миллионов конусов и сто двадцать миллионов стерженьков, которые улавливают световые сигналы и преобразуют их в сигналы электрохимические? Случайно две линзы, роговица и хрусталик, расположены ровно на нужном расстоянии от сетчатки, чтобы фокусировать световые лучи? Случайно глазное яблоко содержит эти системы и защищает их благодаря водянистой субстанции? Случайно множество маленьких мышц позволяют всему этому двигаться? Случайно два идентичных органа расположены рядом, обеспечивая нам рельефное видение? Случайно два оптических нерва связаны с зоной мозга? Случайно в нашей голове находятся нейроны, способные обрабатывать эти нервные импульсы? Случайно! По-моему, верить в случай труднее, чем в Бога. Заменить высшее существо судьбой, случайностями, совпадениями, вероятностями – это требует слепой веры! Вот и ты заразился суеверием случая.

– Возможно, я не прав, но это не значит, что ты права.

– Бог остается наиболее правдоподобным объяснением мироздания.

– Послушай сама, какие слова ты употребляешь: «наиболее правдоподобное объяснение». Ты признаешь, что есть другие. Если существует несколько возможностей, то неизбежности нет. Нет догмы.

Повисла пауза. Метров сто мы прошли в раздумье. Солнце было твердым, как кремень.

– И потом, – добавил я, – глядя на промашки мироздания, цунами, бури, землетрясения, вымирание видов, всевозможные недуги, поражающие людей, смертоносные вирусы и убийственные бактерии, я думаю, что Бог не мастер, а всего лишь подмастерье. Сколько бесплодных попыток! Возьми природные катастрофы! Посмотри на рельеф: этот песок, выжженный солнцем, был дном океана, вади – руслами давно пересохших рек, скалы произошли от вулканической активности, расщелины – от столкновений земной коры… Сколько черновиков ради столь жалкого результата! Пустыня нимало не похожа на шедевр, потому что жить в ней нельзя.

Муха оставила меня и нацелилась на Сеголен. Ту встревожила моя тирада.

– Однако же я слышала, что философы привели доказательства существования Бога.

– Помимо того, которое я опроверг, – доказательства целесообразностью – есть еще три.

– А-а, все-таки!

– Четыре, сорок или сорок тысяч, не важно, Сеголен! Их количество говорит о том, что ни одного не достаточно.

– Какие они, эти доказательства?

– Доказательство универсальным консенсусом: во все века и повсюду люди верили в богов.

– Точно. Тебя это не смущает?

– Во все века и повсюду, до недавнего времени, люди верили, что Солнце вращается вокруг Земли. Есть разделенные иллюзии. И популярные глупости. Количество не гарантирует истины.

– Другое доказательство?

– Доказательство космологическое: чтобы привести мир в движение, нужна была первопричина – Бог. Согласно этому умозаключению, двигаясь от причины к причине, мы регрессируем до бесконечности, заблуждаясь, если только не остановимся на одной исконной причине, которая, в свою очередь, причин не имеет. Только Бог, всемогущий, всеведущий, вне пространства и времени, может породить мироздание, а не небытие.

– И это тебя не убеждает?

– Утверждение хромает, ибо, хвалясь принципом каузальности, оно выходит за его рамки: оно прибегает к трансцендентности, к причине без причины, вне мира. Вдобавок я ставлю под сомнение сам принцип каузальности: достаточно ли его? С ним я никогда не найду ответа на вопрос, что первично – яйцо или курица.

– А последнее?

Я усмехнулся:

– Онтологическое доказательство: Бог по определению обладает всеми свойствами, стало быть, и существованием. Сказать «Бога нет» – противоречие. Сказать «Бог есть» – трюизм.

Она поморщилась, заранее побежденная:

– И?..

– Не получается перейти из области идей в область реального. Происходит смешение двух порядков – порядка мысли и порядка действительности. Существование доказывается опытом, а не концептом или дедукцией. То, что процветает в моем разуме, необязательно живет вне моего разума. Бог остается постулатом, мечтой, грезой, фантазмом… Опасно принимать свое желание за действительность.

Сеголен посмотрела на меня удрученно. Лицо ее постарело на двадцать лет. Я безжалостно заключил:

– Умопостроения, которые я привел, опровержимы. Одной своей силой человеческий разум не может гарантировать существование Бога. Все эти «доказательства» – лишь аргументы в пользу Бога. Его существование ничем не доказано.

– Но и ничем не опровергнуто.

Я кивнул, соглашаясь с этим пунктом. Потом уточнил:

– Кто утверждает – тому и представлять доказательства. Если я скажу, что существуют кентавры, мне придется подтвердить это документально.

– Тот, кто не хочет верить, всегда отыщет мотив.

– Тот, кто хочет верить, тоже!

Сеголен подняла голову, заглянула мне в глаза и заявила со всей категоричностью:

– Отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия.

Рассыпанные камни, трещины, размывы предвещали вади. Каменные столбы вдали подтверждали, что мы вступили в Ахаггар.

Абайгур впереди замер. Широким жестом он указал на окруженную скалами песчаную впадину для нашего лагеря.

Я возобновил беседу с Сеголен:

– Ты права. Кругом ноль. Бог есть лишь в форме вопроса. Каждый человек задается или задавался вопросом, существует ли Бог; и каждый отвечает по своему усмотрению. Сомнение в Боге – вот профсоюзный минимум божественной реальности!

Она улыбнулась, доставая флягу, и долго, медленно пила воду, набранную в источнике. Я сел и последовал ее примеру.

Утерев губы, она порозовела и как будто приободрилась.

– Этот вопрос о Боге, который живет в нас всех, – сказала она, – больше чем вопрос: это побуждение, это вызов. Можно искать, только зная, что искать до́лжно. «Ты не искал бы меня, если б ты меня уже нашел!»

Она встала и, весело помахав мне рукой, пошла выбирать себе место на песке.

Вечер окрасил землю охрой.

«Ты не искал бы меня, если б ты меня уже нашел».

Я воздержался от ответа, чтобы не огорчать ее.

Где же он, этот Бог? Со своего так называемого творения Он неуловим. Природа не говорит ни о Нем, ни за Него. Перед моими глазами был лишь зримый мир, создатель которого оставался незрим.

Мало-помалу земля и небо слились, окутанные сумраком. Очертания гор бесконечно вытянулись, их рельеф, пики и выступы, сгладились.

Нет, решительно, Бога здесь не было.

Если бы Бог хотел, чтобы я Его познал, Он действовал бы иначе, не так ли?

Человек ищет Бога. Нет, меня поколебало бы обратное, если бы Бог искал человека, Бог преследовал меня…

Такого, однако, я никогда не видел…

Вопреки тому, на что намекала Сеголен, я не искал Бога.

Я встал и оглядел окрестности, ощущая в себе их бескрайнюю пустоту.

– А если Он ищет меня, пусть найдет! – закончил я вслух, с вызовом обращаясь к горам.

Мог ли я представить себе в эту минуту, что Бог меня слышит и что Он ответит мне всего через несколько дней?