2.1. Теория аномии

Понятие аномии ввел Э. Дюркгейм. Под аномией он понимал состояние разрушенности или ослабленности нормативной системы общества, которая вызывается резкими изменениями, скачками, т. е. аномия в данной трактовке — социальная дезорганизация.

Одна из самых незаметных катастроф нынешнего века — это синдром «антигероя», который уничтожил всех наших героев и оставил нас без ролевых моделей настоящих патриотов. Антигерои, антипримеры стали для многих молодых людей ролевыми моделями. Движущая сила, стоящая за подобными публикациями и фильмами, — любовь к деньгам, а это, в свою очередь, корень всех зол. СМИ — мощный инструмент воздействия на умы, они сильны. Современная молодежь буквально травмирована антипедагогикой. Неслучайно раньше средства массовой информации пестрели шокирующими сюжетами из сексуальной практики народов Филиппин, Полинезии, Африки, Америки, теперь же их теснят случаи из отечественной практики. Извращенное понимание образа мужчины и женщины, их половых отношений, запечатленное в умах молодежи, приводит к насмешкам и пренебрежению к интимной жизни взрослых. Целый газетный разворот о детской проституции и сутенерстве не компенсируется назидательным комментарием в 9 строк.

В принципе аномия может возникнуть и вследствие личностной кризисной ситуации, которая способна перестроить всю систему убеждений индивида, коренным образом изменить его моральные нормативные установки.

На всем протяжении своей жизни человек может столкнуться и неизбежно сталкивается с разнообразными проблемами и кризисами. Эти проблемы и кризисы имеют различную природу и происхождение. Часть из них связана с прохождением развития личности через различные стадии жизненного цикла, с теми обычными, естественными событиями, которые происходят в жизни каждого человека и которые отграничивают одну стадию жизненного цикла от другой. Любое «естественное» событие в жизни человека (вступление в брак, рождение ребенка, поступление ребенка в школу, чья-то смерть или болезнь и т. д.) и его последствия с неизбежностью порождают те или иные проблемные ситуации, кризисы, требуют от личности принятия соответствующих решений, мобилизации необходимых для этого ресурсов. Их принято называть «нормативными стрессами».

Другие проблемы и кризисы, с которыми приходится сталкиваться современному человеку, порождаются ненормативными событиями. К ним относятся преждевременная смерть, развод, потеря работы, арест, стихийное бедствие, инфляция, безработица, война.

Кризисные события и ситуации могут совершенно по-разному восприниматься и переживаться людьми, находящимися на разных стадиях жизненного цикла. Они имеют критическое значение для личностного развития, т. к. ведут или к конструктивному разрешению кризиса и развитию, или к личностной дезадаптации и последующему саморазрушению. Исход зависит от характера восприятия текущих кризисных ситуаций и возможностей их разрешения человеком.

С точки зрения Р.К. Мертона, аномия представляет собой результат конфликта или рассогласованности между «культурой» и «социальной структурой», нормальными, законными средствами и побуждениями к поиску новых (незаконных) способов удовлетворения потребностей. Р. Мертон выделяет 5 способов «аномического приспособления» как реакцию на анемическое напряжение в различных формах адаптации: конформность, инновация, ритуализм, ретритизм и мятеж.

Конформизм (соответствие) — единственный тип независимого поведения.

Инновация предполагает согласие с одобряемыми данной культурой целями, но отрицает социально одобряемые способы их достижения (шантаж, рэкет).

Ритуализм предполагает отрицание целей данной культуры, но согласие использовать социально одобряемые средства.

Ретритизм (отступление) наблюдается в случаях, когда человек одновременно отвергает и цели, и социально одобряемые средства их достижения (бродяги, наркоманы).

Мятеж (бунт) — стремление заменить старые цели и средства на новые, а не только отрицание того и другого.

Т. Парсонс объясняет возникновение девиантных мотиваций невыполнением ожиданий. Поведение подростков и молодежи он рассматривает в свете понятия аномии — состояния, в котором ценности и нормы не являются более ясными указателями должного поведения или теряют свою значимость. Этой причиной объясняется парадоксальность системы ценностей, центральное место в которой занимают ценности личного успеха и его достижения. Следование им усиливает структурную дифференциацию общества, что ведет к конфликтам и девиантному поведению.

Себастьян де Гразиле вводит понятие «простой» и «острой» аномии. «Простая» аномия имеет место, когда конфликт ценностей приносит беспокойство в современном искусстве, литературе, отчуждении, безличности и конкурентной вовлеченности человека. «Острая» возникает при полном распаде системы убеждений, вызывая психические расстройства, самоубийства и массовые движения.

Г. Беккер утверждал, что некоторая степень безнормности имеет место в любом обществе из-за несовершенства социализации, внутренних конфликтов и новшеств.

Ж.-Н. Фишер определяет девиантное поведение типом культуры, действующей в данной социальной системе: если ценности и нормы меняются, то само определение девиации — это сконструированная социальная реальность, которая не является простым результатом нормативных процессов, но может содержать структурирующие элементы и составлять потенциальный фактор социального изменения. «Конструкцию» феномена девиации Фишер рассматривает в трех направлениях: а) девиация как дезадаптация (имеет два аспекта: отторжение девиантной личности, социально-психологическая иммунициация); б) положение девиантной личности; в) отклонение и меньшинство.

Анализируя теоретические подходы к девиации Ч. Фрейзер выделяет три основные: 1) с точки зрения социализации; 2) с позиций социально-психологической реакции; 3) с позиций социального контроля.

Н. Дж. Смелзер выделяет три компонента девиации: 1) человек, которому свойственно определенное поведение; 2) норма (ожидание), которая является критерием оценки девиантного поведения; 3) некий другой человек, социальная группа, реагирующий на поведение. Девиация определяется соответствием или несоответствием поступков социальным ожиданиям. Если придерживаться мнения о том, что в нонконформизме заложен рост конструктивного начала человеческого «Я» (В.А. Петровский, Э. Фромм), а конформиста, публично демонстрирующего подчинение навязываемому мнению, следует признать обывателем, то в идеальной поведенческой норме должны сочетаться гармоничная норма с креативностью индивида. Возможно, что столкновение «норм-идеалов» с проявлениями индивидуальности субъекта рождает проблему девиантного поведения.

Говард и Ормен представили теорию дифференцированных возможностей. Тогда как в распоряжении членов какой-либо социальной системы имеются законные средства различного масштаба, далеко не каждому индивиду открыт доступ к нелегальным средствам. Согласно теории дифференцированной ассоциации, сформулированной Сазерлендом, девиантному поведению учатся в интеракции с другими индивидами в процессе коммуникации, который включает в себя усвоение а) техник реализации девиантного поведения и б) специфического мотивационного направления и оправдания этого поведения.

2.2. Теория клеймения

Основное положение этой теории состоит в том, что только тогда можно определять данное действие как девиантное, когда увидим реакцию на него другого человека. Девиантное поведение не является качеством, выражающимся собственно в поведении, но в интеракции между людьми, которых это действие затрагивает, которые на него реагируют: общественные группы утверждают девиантное поведение устанавлением правил, нарушение которых конституирует девиантное поведение; действие этих правил распространяют на определенных людей, которых клеймят как аутсайдеров.

Согласно Р. Лэйнгу, любое, даже психическое, отклонение можно понять, только обратившись к исследованию той социальной системы, в которую включен пациент. «Поведение человека, получившего психиатрический диагноз, является частью более широкой сети аномального поведения, нарушенных и вызывающих нарушение структур коммуникации. Нет никаких шизофреников, есть только шизофренические системы... Поведение психотического пациента отнюдь не является иррациональным, а, напротив, весьма разумно при взгляде со стороны его экзистенциальной позиции. Исходя из такой перспективы, даже самое путанное и странное поведение оказывается разумной стратегией выживания... Вместо психиатрических больниц мы нуждаемся в обрядах инициации, при которых, отправляясь во внутренее пространство, человек имел бы специальных проводников в лице людей, которые побывали „там“ и вернулись обратно». В отличие от полноценной личности, обретшей целостность со своим трансцендентным, духовным, глубинно психическим началом, невротические и психотические качества показывают «застревание» сознания. Это хорошо подметил Лэйнг: «Мистики и шизофреники попадают в один и тот же океан; но если мистики там плавают, то шизофреники тонут». Ему вторит С. Гроф: «Для того, чтобы определить, что нормально, а что патологично, следует опираться не на содержание и характер переживаний человека, а на то, что он с ними делает и в какой мере способен интегрировать эти необычные переживания в своей жизни. Гармоничная интеграция трансперсональных переживаний является важнейшим условием психического здоровья, и эмпатическая поддержка и помощь в этом процессе имеют решающее значение для успешной психотерапии».

Гофманн выделяет три стигмы: 1) физическая стигма (хромота, слепота, увечья); 2) люди с недостатками воли алкоголики, наркоманы, душевно больные; 3) расовая стигма (негры). Стигматизация по сути объясняет заклеймение человека. Сюда можно добавить моральноправовую стигму (преступники, проститутки). Личность с морально-правовой стигмой можно охарактеризовать как однажды дискредитировавшую себя с нравственной и правовой стороны в глазах общественности. Гофман, таким образом, дихотомически разделил людей на «нормальных» и «стигматизированных», чей внешний вид и образ жизни отклоняются от общепринятых норм той или иной социальной общности.

Обобщение основных подходов теории клеймения (стигматизации) позволяет сделать следующие выводы:

• развитие теории клеймения ставит под сомнение различия между девиантностью и недевиантностью и исходит из того, что значимость качества поведения может оцениваться только через интерпретации, развивающиеся в процессе интеракций;

• моральное качество поступка определяется тем, как его определяют и оценивают другие люди;

• процесс клеймения зависит не только от вида поступка и его общественной значимости, но и от социального статуса нарушителя правил и отношений;

• основное внимание направлено на процесс перехода от первичной и вторичной девиации. Вследствие стигматизации личность утверждается в девиантном статусе;

• далее может развиваться определенный девиантный стиль жизни;

• фактором, усиливающим девиации, является то, каким образом отдельные люди и группы получают достаточную власть и влияние в процессе клеймения других людей с позиций девиантности.

2.3. Теория девиантного поведения Г. Кэплана

Наиболее известной в отношении психологического характера происхождения девиантности является теория девиантного поведения американского психолога Говарда Кэплана, проверенная на изучении употребления наркотиков, делинквентного поведения и ряда психических расстройств, в том числе лонгитюдным методом. Кэплан начинал с изучения взаимосвязи между девиантным поведением и пониженным самоуважением. Поскольку каждый человек стремится к положительному образу «Я», низкое самоуважение переживается как неприятное состояние, а принятие себя ассоциируется с освобождением от травмирующих переживаний. Это побуждает людей поступать так, чтобы уменьшать субъективную вероятность самоуничижения и повышать субъективную вероятность принятия себя. Люди, сильнее других страдающие от самоуничижения, испытывают большую потребность в том, чтобы своим поведением изменить это состояние. Поэтому людей, в целом принимающих себя, всегда значительно больше, чем отвергающих себя, склонных к самоуничижению.

Пониженное самоуважение статистически связано у юношей практически со всеми видами девиантного поведения — нечестностью, принадлежностью к преступным группам, совершением правонарушений, употреблением наркотиков, пьянством, агрессивным, суицидальным поведением и различными психическими нарушениями.

В научной литературе существуют такие гипотезы объяснения этой связи:

1. Девиантное поведение способствует снижению самоуважения, потому что вовлеченный в него индивид невольно усваивает и разделяет отрицательное отношение общества к своим поступкам, а тем самым и к себе.

2. Низкое самоуважение способствует росту антинормативного поведения: участвуя в антисоциальных группах и их действиях, подросток пытается тем самым повысить свой психологический статус у сверстников, найти такие способы самоутверждения, которых у него не было в семье и школе.

3. При некоторых условиях, особенно при низком начальном самоуважении, девиантное поведение способствует повышению самоуважения.

4. Кроме делинквентности важное влияние на самоуважение оказывают другие формы поведения, значимость которых с возрастом меняется.

Сравнивая долгосрочную динамику самоуважения подростков, начиная с 12-летнего возраста, с их участием или неучастием в девиантном поведении, Кэплан нашел убедительные свидетельства в пользу второй и третьей гипотез. Оказалось, что у подавляющего большинства подростков положительные самооценки превалируют над отрицательными, причем с возрастом эта тенденция усиливается — самокритика, недовольство собой помогают преодолевать замеченные недостатки и тем самым повышать самоуважение. Однако у некоторых подростков этого не происходит, и они постоянно чувствуют себя неудачниками. Их негативное самовосприятие складывается из трех различных, но взаимосвязанных видов опыта.

Во-первых, они считают, что не имеют личностно-ценных качеств или не могут совершить личностно-ценные действия и, напротив, обладают отрицательными чертами или совершают отрицательные действия.

Во-вторых, они считают, что значимые для них другие не относятся к ним положительно или относятся отрицательно.

В-третьих, они не обладают или не умеют эффективно использовать механизмы психологической защиты, позволяющие снять или смягчить последствия первых двух элементов субъективного опыта.

Потребность в самоуважении у таких подростков особенно сильна, но поскольку она не удовлетворяется социально приемлемыми способами, то они обращаются к девиантным формам поведения. Кэплан сравнил уровень самоуважения 12-летних подростков с их последующим (в течение ближайшего года или трех лет) участием в 28 различных формах девиантного поведения. В 26 случаях корреляции оказались статистически значимыми, т. е. низкое самоуважение положительно связано с формами девиантного поведения (мелкие кражи, исключение из школы, угрозы самоубийств, ломка вещей, эмоциональные взрывы и др.).

И.С. Кон полагает, что чувство самоуничижения, своего несоответствия предъявляемым требованиям ставит перед субъектом проблему выбора либо в пользу требований и продолжения мучительных переживаний самоуничижения, либо в пользу повышения самоуважения в поведении, направленном против этих требований. Выбирается, как правило, второе. Поэтому желание соответствовать ожиданиям коллектива, общества уменьшается, а стремление уклониться от них, напротив, растет. В результате и установки, и референтные группы, и поведение подростка становятся все более антинормативными, толкая его все дальше по пути девиации.

При определенных условиях при этом достигается цель — повысить самоуважение. Алкоголик, например, в состоянии опьянения не осознает своей ущербности и может даже гордиться собой. Принадлежность к преступной шайке дает социально ущербному индивиду новые критерии и способы самоутверждения, позволяя видеть себя в благоприятном свете не за счет социально положительных, в которых он оказался банкротом, а за счет социально отрицательных черт и действий. Новая, негативная социальная идентичность предполагает и новые критерии самооценок, зачастую прямо противоположные прежним, так что бывший минус становится плюсом.

Разумеется, девиация — не лучший и не единственный способ избавиться от чувства самоуничижения. Е.М. Новиков предлагает рассматривать алкоголизм и наркомании как особый, растянутый во времени, хронический стресс. «Высокое самоуважение» преступника нередко проблематично, в нем много напускного, демонстративного, в глубине души он не может не измерять себя общесоциальным масштабом, и рано или поздно это сказывается. Тем не менее девиантное поведение как средство повышения самоуважения и психологической самозащиты достаточно эффективно.

2.4. Теория социализации

Развернутое и продуктивное объяснение причин и истоков девиантного поведения дает теория социализации. Рассматривая особенности социализации подростков, необходимо разобраться, прежде всего, в наиболее общих подходах к этому явлению. Под социализацией понимают процесс становления человека в системе социальных отношений как компонента этой системы, то есть человек становится частью социальной общности, какой-либо группы людей, организации. При этом происходит усвоение им элементов культуры, социальных норм и ценностей, на основе которых формируются качества личности.

Человеческое поведение, с позиций этой теории, генетически не является предопределенным. Человек в момент рождения еще только потенциальный «кандидат в человека» (А. Пьерон). Это связано с тем, что видовой опыт человека зафиксирован во внешней форме — во всей совокупности предметов материальной и духовной культуры. И каждый индивид может стать достойным представителем рода человеческого, только если он усвоит и воспроизведет в себе этот опыт. Усвоение или присвоение общественно-исторического и культурного опыта есть специфически человеческий путь онтогенеза. Отсюда обучение и воспитание — это общественно выработанные способы передачи человеческого опыта, которые обеспечивают облигатное и факультативное развитие человека. Воспользуемся для разбора вышесказанного схемой 1, предложенной Ю.Б. Гиппенрейтер. В верхней части схемы (1) обозначены наследственные предпосылки поведения. В нижней части — индивидуальный опыт, приобретенный в результате онтогенетического развития (2).

Схема 1. Видовой опыт и его воспроизведение в индивидуальном развитии человека

Обозначения: 1 — генетические предпосылки развития психики (поведения) индивида; 2 — результаты онтогенетического развития индивида; 3 — процесс реализации генетических предпосылок; 4 — видовой (культурно-исторический) опыт человечества; 5 — процесс присвоения видового опыта человечества ребенком; 6 — взрослый, опосредствующий процесс онтогенетического развития ребенка.

У человека наследственные органические предпосылки (1) имеют следующие отличительные особенности. Во-первых, они жестко не детерминируют будущее поведение: многие инстинкты у человека в результате общественной истории оказались расшатаны и стерты. Во-вторых, в генетических структурах мозга не смог зафиксироваться относительно молодой собственно человеческий видовой опыт, т. е. достижения его культурной истории. В-третьих, мозг человека отличается чрезвычайной пластичностью, особой способностью к прижизненному формированию функциональных систем.

Все перечисленное составляет условие для безграничного развития специфически человеческих способностей и функций. Но это лишь условия — потенциальная, биологически обеспеченная возможность (пунктирные стрелки 3).

Чтобы такая возможность реализовалась, необходимо усвоение общественно-исторического опыта, представленного во внешней форме. Блок 4 обозначает всю совокупность видового опыта человечества. Он имеет свою специфику по способу передачи и способу фиксации. Фиксация опыта — это процесс «опредмечивания» человеческих деятельностей, а передача его — процесс «распредмечивания» опыта при усвоении индивидом. Процесс усвоения человеческого видового опыта (стрелки 5) происходит в индивидуальной жизни ребенка, в его практической деятельности, которая обязательно опосредована взрослым (6). Двоякая направленность стрелок 5 отражает одновременно активность ребенка по отношению к осваиваемому миру и воспитательную активность общества(взрослого), направленную на ребенка.

Дальнейший путь формирования конкретных психологических функций и способностей человека известен по концепции Л.С. Выготского. С его позиций, «... всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва — социальном, потом — психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая».

Инициация как способ структурирования жизни индивидуума внутри сообществ. Осмысление социокультурного опыта в той его части, которая представляет собой выработанные в ходе филогенеза способы структурирования жизни внутри сообществ, неизбежно выводит на проблему инициации, или ритуала перехода. Поскольку феномен инициации встречается во всех культурах, начиная с глубокой древности, выступая неотъемлемой частью становления личности, решая определенные психосоциальные задачи, то уже самим фактом столь долгого и повсеместного существования он заслуживает внимания и в психотерапевтическом плане. Игнорирование же его способствует широкому распространению негативных общественных явлений, в частности, импульсов слепого разрушения (агрессивность) и саморазрушения (суицидальность), неприятия окружающей действительности — активного (уход в современные мифологемы, делинквентное поведение, психотические состояния) и пассивного (депрессивноневротические состояния, наркомания, пьянство).

Рассматривая процесс инициации, нельзя не задаться вопросом: если данный ритуал органически входил в жизнь архаичного человека, если, выдавленный из современной жизни, он все равно проявляется, пусть даже в редуцированном и искаженном виде, — значит, он выражает глубинную психологическую потребность человека в предъявлении себя миру и себе же.

Человек с самого начала истории пытается разрешить для себя «проклятые вопросы», утвердить тем самым свое сознательное понимание структуры и смысла бытия. Любому человеку трудно примириться с мыслью, что в извечной борьбе порядка и хаоса, смысла и бессмыслия, разума и бездушия последнее может оказаться фундаментальной сущностью Бытия, а воспринимаемый им порядок и гармония, цикличность и красота — лишь пена на поверхности Потока. И с этой точки зрения инициация выполняет роль верификатора бытийного фундамента, помогает индивиду утвердить свое личностное бытие, свое Я-существование. Иными словами, инициация задает направление в изначально хаотическом, изотропном пространстве; а где появляется направление, там появляются структура, анизотропия, смысл, устремленность.

Человек стал человеком, только выделившись из естественного природного фона, поставив между собой и природой свою культуру. Задаваемое направление предполагает цель движения, цель личностного существования, которая лежит вне сферы жизни человека как биологического существа. И стремление достичь поставленной цели, принять ее в качестве главного смысла своей жизни выступало ведущей потребностью, определяло логику повседневной жизни. Обряд инициации можно рассматривать как запуск импринтигового механизма для преодоления барьеров сознания и перевода личности в лиминальное состояние — для ее переструктурирования и изменения ее отношений с окружающим миром.

Экзистенциальный аспект инициации заключается в удовлетворении личностью потребности структурировать и осмыслить свое бытие, получить возможность контроля над происходящими с ней и вокруг нее событиями, утвердить собственный способ существования. Сущностью экзистенциального аспекта инициации является организация ритуала таким образом, чтобы его участник смог пережить и интегрировать в свою личностную структуру ведущие экзистенциальные данности: смерть, одиночество и пр.

Инициация не мыслима вне группы, ибо только группа является носителем ведущего мифа, только через вхождение в группу индивид приобщается к знанию, культуре, осознает себя. Претерпевая личностную трансформацию на жизненном пути, индивид переходит из группы в группу, однако, он все равно мыслит себя принадлежащим к определенной группе — хотя бы таких, как он (раз он совершает это действо, значит, он следует сделавшим это до него).

Инициация как социальный феномен выполняет следующие функции:

1) является средством сплочения данной группы — через единое мифо-ритуальное пространство, общность переживаний и осмысления;

2) посредством ее сохраняются и утверждаются групповые ценности как основа стабильного существования группы;

3) сохранение внутригруппового единства и противопоставление своих (прошедших обряд), от чужих (не прошедших);

4) вводит индивида в группу в качестве ее полноправного члена;

5) способствует повышению внутри группы собственного статуса, значимости (в зависимости от трудности экзамена и его ранга);

6) обеспечивает психологическую поддержку члену группы, оправдывает его мораль и этику;

7) снимает бремя одиночества, неопределенности, помогает противостоять воздействию экзистенциальных данностей;

8) четко формулирует поло-ролевые функции индивида в группе, т. е. структурирует личность в заданном направлении. В когнитивном аспекте инициация рассматривается как способ познания мира — в первую очередь через расширение представлений человека о трансцендентном, невидимом мире, в сфере которого и лежит цель личностной актуализации. Все инициационные испытания, символизирующие собой акт умирания-воскрешения, ставят адепта пред необходимостью преодолеть барьер, отделяющий его настоящее бытие от последующего, качественно иного. Каждая инициация расширяет границы бытия личности, приобщает к тайному знанию, сообщает необходимые навыки и мифы, а потом бросает индивида навстречу неизведанному, в котором тот должен обжиться, сделать частью своей личности.

Именно в этом ключе инициация и выступает способом познания. Познать что-либо — значит, понять, принять это, сделать это частью своего мировоззрения, своего поведения.

Инициация предполагает сообщение индивиду другой понятийной системы, которая всегда остается прерогативой только прошедших посвящение. При этом:

1. Происходит обучение новой системе соглашения, следовательно, меняются качества, характеристики привычных вещей и представлений.

2. Обладая уже двумя системами соглашения, адепт получает возможность «стереоскопического семантического взгляда» на мир, т. е. взгляд на мир приобретает глубину. Современный человек является достаточно невротизированным. «Сейчас мы все больше и больше начали понимать, что внутреннее состояние человека включает в себя предсознательные и надындивидуальные корни, и теперь мы ищем откровения не извне, а внутри себя». И для этого «ритуал как повторное воспроизведение первоначального столкновения с вечным Божественным является бесконечно большим и более мощным, чем сможет стать индивидуальное сознание». Тогда «психоневроз должен пониматься как недуг человека, не открывшего, что значит для него жизнь, а открытие вечных образов значения и смысла... действительно означает исцеление». При сравнении движения «Я» с потоком воды напрашивается очевидная аналогия: невроз подобен возведению препятствия на пути движения потока сознания, которое превращает поток в стоячее болото. «Невроз состоит именно в этой запруде, этой отчужденности от реальной самости».

«Фрейд ввел нас в Дантово чистилище демонических сил и привел множество подтверждений того,.. в какой мере извращения, невроз, психоз и безумие являются результатами неверной направленности этой силы». И отсюда — неожиданный вывод: «Исцеление людей — это прямая дорога к скуке. Неудивительно, что пациенты предпочитают невроз и психоз „нормальности“, ибо их отклоняющееся от нормы существование, по крайней мере, не лишено жизненной силы».

В гештальттерапии невротическое состояние личности, в частности, обусловлено тем, что невротик не живет в настоящем, а застрял в прошлых, незавершенных опытах. Отсюда, с одной стороны, невротик изолирован от непосредственного переживания бытия и действия в нем; с другой — «невротическую личность буквально раздирают на части отдельные фрагменты ее непрожитого опыта».

В юнгианской психосимволической парадигме залогом устойчивого существования индивида и группы является наработка и сохранение устойчивых каналов изливания наружу психической энергии. «Потеря корней и утрата традиции невротизируют массы, готовя их к коллективной истерии». Инициация же как способ погружения в самость и переживания ее символов — является традиционным способом снятия и предупреждения невроза.

Современный человек начинает искать спасения в той же сфере, которая невроз и вызвала: в сфере отсутствия непосредственного переживания, выражающегося через непроизвольное действие. Вспомнив три группы ценностей в логотерапии, перечислим их, добавив применительно к инициации: ценности отношений с трансцендентным (синонимы: духовным, глубинным), ценности творчества — как пропускания трансцендентного через себя, ценности переживания встречи с трансцендентным. Т. е. у невротика нарушена связь с трансцендентным, и «трансцендентность, неспособная служить, мстит за себя возникновением невротического состояния».

С точки зрения Элиаде, имеются две причины, по которым ритуалы перехода «сосуществует со всей подлинной жизнью человека»: «с одной стороны, вся подлинно человеческая жизнь полна глубинных кризисов, испытаний, тревоги, потери и обретения самого себя, „смерти и воскресения“; с другой стороны, даже самая полная жизнь в какой-то момент кажется неудачей. Речь не идет о моральном приговоре, который выносят своему прошлому, но лишь о смешанном чувстве упущенных возможностей, о том, что ты предал лучшее в себе. В такие моменты общего кризиса остается единственная надежда на спасение: начать новую жизнь. То, о чем мечтают и на что надеются в эти моменты тотального кризиса, — это получение окончательного и общего обновления, способного изменить жизнь». У инициации есть еще одна сторона — это сторона покаяния, очищения души.

Таким образом, инициация создает то промежуточное, буферное поле переживаний и действий, которое позволяет индивиду реализовывать свою сущность, находясь в системе общественных отношений.

Возвращаясь к работе Ю.Б. Гиппенрейтер, можно сказать, что не развертывание естественно заложенного, а нахождение в системе общественных отношений, присвоение искусственного, культурно созданного опыта — вот генеральный путь онтогенеза человека. Этот путь определяет социальную природу его психики.

Проблема девиантного поведения обнаруживается, когда эта генеральная линия онтогенетического развития искажается. Причины искажений могут быть реконструированы поэлементно в соответствии с обозначениями выше приведенной схемы:

1) нарушения генетических предпосылок развития психики (поведения) индивида (предрасположенность, результат деградации на ранних стадиях эволюции, аномалии половых хромосом, морфологические особенности строения тела);

2) дизонтогенез (нарушенное, поврежденное, искаженное развитие, недоразвитие — в итоге умственные дефекты, слабоумие, психопатия);

3) нарушения процесса реализации генетических предпосылок (например, сенсорно-моторная или эмоциональная депривация);

4) закрытость, недоступность культурно-исторического опыта человечества или обеднение, оскудение окружающей культурной среды обитания и социальной ситуации развития (конфликт между нормами культуры);

5) нарушения процесса присвоения видового человеческого опыта (трудности взросления, возникающие в определенных точках развития подростка);

6) неадекватная личность взрослого, транслирующего социальный опыт (транслирующего не то, что надо, не так как надо — навязывание, игнорирование возможностей ребенка, нарушение «социальной грамматики общения» и пр.). Человек не играет пассивной роли в социальном становлении. Он имеет определенные задатки, у него формируется индивидуальность, он активен в освоении своего социального опыта. Поэтому можно говорить о том, что все люди, усваивая одновременно вроде бы общий для всех социальный опыт, делают это каждый по-своему.

Родившись на свет, ребенок сразу попадает в мир социальных отношений между людьми, в котором каждый играет не одну, а множество ролей. Это роль помощника, семьянина, политика, роль жителя села, города. Осваивая эти роли, человек социализируется, становится личностью. Окружение человека играет огромную роль. От того, в каких отношениях с окружающей средой он находится, зависит формирование личности. Только активно и полноценно участвуя в системе социальных отношений, усваиваются роли, которые приходится исполнять в жизни, вырабатывается свое отношение к этим ролям, появляется человек как социальный феномен.

Подготовка человека к реализации той или иной роли может быть осуществлена только после представления человека об этой роли. Такие представления формируются на основе реальных жизненных наблюдений, в процессе общения, а также в процессе восприятия произведений искусства, под влияние средств массовой информации и других источников.

На социализацию человека влияют ряд факторов, требующих от него определенного поведения и активности. Особое значение для социального развития подростка имеет процесс формирования его ценностных ориентации, которые отражают внутреннюю основу отношений человека к различным ценностям материального, морального и духовного порядка. Ценностные ориентации обнаруживаются в идеалах, убеждениях, интересах и других проявлениях личности.

Ценностно-нормативная ориентация является регулятором поведения подростка. Структурными единицами личности, позволяющими прослеживать, анализировать все виды деятельности человека, объяснять смену его внутренних психологических побуждений, являются ценности, установки, нормы. Ценности и нормы составляют единую нормативную систему, которая регулирует поведение подростков и социальных групп в обществе. Ценностно-нормативная система является ориентиром при выборе способа действий, проверяет и отбирает идеал, выстраивает цели, содержит способы достижения этих целей. Ценности и нормы являются частью сознания как отдельного человека, так и общественного. Исследование психологов свидетельствует о том, что главной ценностью подростки считают силу, которая способна их защитить.

Выделяют три сферы, в которых происходит процесс формирования личности: деятельность, общение, самопознание. Рассмотрим лишь третью сферу социализации — самопознание личности, которое предполагает становление в человеке «образа его Я», возникающего у него не сразу. Этот образ складывается на протяжении всей жизни человека под воздействием многочисленных социальных влияний. Наиболее распространенная процедура самопознания своего «Я» включает три компонента: познавательный (знание себя); эмоциональный (оценка себя); поведенческий (отношение к себе). Процесс социализации предполагает единство изменений всех трех обозначенных сфер.

Проблемы молодежи всегда приковывали внимание, но особенно актуальными стали в последнее время. Повышение уровня образованности и материального благосостояния членов нашего общества расширило возможности развития и удовлетворения духовных и материальных потребностей подрастающего поколения, но сделало более сложным формирование разумных желаний и стремлений.

Благодаря массовым средствам коммуникации (радио, телевидение, печать) расширились границы восприятия и познания мира. В потоке современной информации подростку становится все труднее разобраться в чем-то самостоятельно и глубоко, поэтому нередко им начинает восприниматься только развлекательное, не требующее интеллектуального напряжения. Такие подростки часами сидят перед телевизором или слушают оглушающие и отупляющие ритмы магнитофонных записей, или просматривают иллюстрированные журналы, или бездумно «проглатывают» детективы. Это ведет к постепенной утрате способности к самоорганизации и самоуправлению, решению трудных задач учебной деятельности. Такие подростки идут по линии наименьшего сопротивления, удовлетворяются приятными сиюминутными переживаниями, не прогнозируя свое будущее.

Жизнедеятельность человека реализуется одновременно с миром природы и в специфической для человеческого общества информационной среде, имеющей свои механизмы развития и функционирования. Характерной особенностью информационной среды общества является то, что в более широком контексте всей человеческой цивилизации присуще постоянное и стремительное ее расширение, осуществляемое самим же человеком (отдельными личностями, группами людей, организациями, определенными социальными институтами и т. п.). Особенно бурно расширение информационной среды общества происходит в последнее время, и темпы его растут.

Кроме этого характерной чертой информационной среды общества является то, что в ней в интегрированном виде и разнообразных, зачастую довольно причудливых сочетаниях одновременно функционирует информация, которая адекватно отражает существующий мир, а также деформированная, искаженная информация. Это обусловлено как сложностью самого процесса познания и неполнотой наших знаний о мире, так и пристрастностью, субъективностью людей ее порождающих, а зачастую злоупотреблением информационных процессов при игнорировании наносимого своими действиями ущерба другим людям. Для формирующейся личности подростков специфическим образом организованное злоупотребление информационной средой выступает как своеобразное орудие растления детских душ.

Выделение информационно-психологической безопасности личности подростков из общей проблематики информационной и психологической безопасности в качестве самостоятельно направления определяется следующими основными причинами.

Во-первых, в связи с переходом к информационному обществу, увеличением масштабов и усложнением информационных потоков и всей информационной среды многократно усиливается ее влияние на психику человека, а темпы этого влияния стремительно возрастают. Это определяет необходимость формирования новых механизмов и средств выживания человека как личности и активного социального субъекта в современном обществе.

Во-вторых, тем, что основной и центральной мишенью информационного воздействия является молодой человек, неокрепшая психика формирующейся личности подростков.

Содержание понятия «безопасность» означает отсутствие опасностей или наличие надежной защиты детских душ от них. Сами опасности различаются по источникам, действующим силам, по уровню развития и степени угрозы. Среди них особое место занимают публикации о детской проституции на Востоке, в Южной Азии, Африке и Америке. Их все проникающее воздействие на формирующееся сознание подростков вызывает растление, развращение малолетних. На отрицательный результат такого влияния указывают отечественные исследователи: Г.В. Грачев, Н.В. Данилов, Н.А. Ощепков, Л.В. Матвеева, Ю.А. Курдюкова, Э.В. Лидская, М.О. Мдивани, Г.М. Зараковский, Н.В. Данилова и др.

Характерные особенности разных аудиторий создают специфику восприятия детской проституции представителями разных возрастных категорий. Специфические для культуры ассоциативные формы, традиционная символика, предрассудки, идиоматические обороты, неучтение которых придает информации СМИ о детской преступности в других странах неожиданно резкую двусмысленность, воспринимается подростками как легко запоминающаяся крайность половых отношений; экзотичность форм половых отношений возбуждает, манит и притягивает. Добавим, что своего устоявшегося сформированного сексуального сценария у подростков нет, эротические желания и фантазии, душевные отношения не устоялись, не сложились, т. е. защит против такого насыщенного воздействия нет ни в эмоциональном плане, ни в жизненном опыте.

Даже при сохранности культурного контекста такая информация может повлиять деструктивным образом, поскольку нарушаются характерные для данной ментальности архетипы и социальные роли. Прямолинейные и вульгарные призывы использовать, например, «сексуальные средства», «девять позиций темной девушки», «таиландский секс» разрушают романтику отношений между мужчиной и женщиной.

В русском обществе развита гуманистическая традиция в понимании природы любви, и обращение к потаенным вопросам пола связывало сексуальную энергию человека с продолжением рода, с пониманием духовной культуры человека — с религией, художественным творчеством, с поиском новых нравственных ценностей. Любовь оказывалась одновременно и этикой, и эстетикой, и психологией, и постижением божественного. Этот синкретизм — одна из характерных особенностей русского Эроса.

На восприятие продукции порнографического толка может повлиять стереотип страны-изготовителя. В стереотипе отражаются йога, гимнастика, система питания, мифологические сказания, представления о маскулинности-феминности, древние трактаты и этнокультурные традиции Индии, Китая, Японии, Таиланда и др. Таких знаний, целостных представлений у подростков нет. Например, в основе восточной эротической философии лежит учение тантризма — одного из течений шиваизма, провозгласившего путь к божеству через эротический экстаз. Соприкосновение с этой стороной восточных традиций, вырванных из ее культурного, этнографического контекста, акцентирует внимание подростков (детей) только на одном — эротическом экстазе, возбуждает, порождает домыслы, а в итоге — просто растлевает души и развращает. Эротическая сфера жизни становится для подростков игрой по принципу «а давай тоже попробуем».

Анализ А.Г. Даниловой информационной продукции как «хорошей» и «плохой» показал, что для аудитории при оценке значимы следующие аспекты:

а) активность, в том числе когнитивная активность;

б) защищенность, эмоциональный комфорт;

в) социальная желательность.

К сожалению, повышение профессионализма продукции масс-медиа не означает увеличение ее нравственной ценности. К тому же исследователями обнаружено расхождение в восприятии информационной продукции на вербальном и подсознательном уровне. Так вербальная оценка американской продукции СМИ содержит негативную окраску, опасения, тревожность, и т. д., а подсознательная оценка содержит ярко положительную эмоциональную окраску. Оценка продукции Японии порождает обратный эффект: положительную вербальную оценку и эмоциональную неудовлетворенность.

В зарубежных исследованиях психоаналитического толка принято считать, что телевидение и — шире — СМИ выступают в обществе в роли супер-отца или сверх-сознания. В свою очередь зритель, читатель занимает позицию ребенка, и его ожидания кристаллизуются в образе «хорошей информационной публикации», «идеальной рекламы», «популярной личности в журнале» и т. д.

В течение ряда лет Л.В. Матвеева исследовала эти феномены индивидуального сознания. Зрители, читатели ждут, что общество, используя массовые средства коммуникации, будет их информировать, обучать, развивать в рамках нравственных норм и с уважением к достоинству человека. Однако реальность информационного потока далека от этих ожиданий. Портрет дня, который создается новостными публикациями, явно перегружен трагедиями, развлекательные материалы апеллируют к самым низким вкусам и биологическим инстинктам, а реальные фотоматериалы модифицируют картину мира, а зачастую и схему тела человека. В результате может нарушиться самоидентификация человека как биологического вида.

В исследовании Ю.А. Курдюковой, Э.В. Лидской, М.О. Мдивани осуществлен количественнокачественный анализ 1198 названий видеофильмов предлагаемых пунктами продажи видеокассет. Результаты показывают, что подавляющее большинство (72%) названий отражают низшие, имеющие физиологическую основу потребности человека (физиологические, в подавляющем большинстве сексуальные, потребности и потребность в самосохранении). Подавляющее большинство публикаций в СМИ отражает ту же тенденцию. Анализ полученных результатов позволяет констатировать, что в последние годы важнейшая часть информационной среды стала более агрессивной и примитивной.

Поскольку проблема сексуальной агрессии чрезвычайно актуальна как в прикладном, так и в теоретическом отношении, достаточно хорошо изученным в зарубежной психологии оказался вопрос о том, какое влияние на человеческое поведение может оказывать порнография. Анализ культурных и личностных причин агрессии против женщин Маламут завершает утверждением, что эти данные «в значительной степени свидетельствуют в пользу предположения о том, что масс-медиа могут способствовать возникновению культурного климата, который считает агрессию против женщин вполне приемлемой». Исследование доказывает, что изображения насилия против женщин в масс-медиа, похоже, на самом деле способствует проявлению реального насилия против реальных женщин.

Малолетние сутенеры, фетишизм, групповой секс, педофилия, детская проституция, цинепимастия, скоптофилия, эскаудиризм, трансвестизм, фроттеризм и другие девиации — образ секса, который запечатлевается в умах миллионов подростков. В свою очередь образы, наполняющие разум, мотивируют поведение. В итоге, дети и подростки следуют тем образцам, которые создаются для них масс-медиа.

Все исключительно сложные и взаимозависимые процессы, происходящие в природе и обществе, относятся к информационному взаимодействию. Мудрая природа уже изначально способна к полноценному воспроизводству и имеет многократный запас прочности устойчиво противостоять негативным внешним и внутренним воздействиям. Однако человек (в своем неуемном стремлении победить природу, жажде к так называемому научно-техническому прогрессу и ненасытном стремлении к материальному благополучию) каждодневно ведет неутомимую саморазрушительную деятельность. В результате — нарушение имунного статуса, адаптационных и генетических свойств организма, развитие тяжелых и неизлечимых заболеваний, нарушение эколого-информационной среды обитания и био-энерго-информационного равновесия. Самое печальное — это духовно-нравственное обнищание общества и разрушение полноценной личности человека. Как вполне закономерное следствие — рост деструктивности и преступности среди молодежи.

Таким образом, в наше время со всей очевидностью встала проблема защиты здоровья и реабилитации, как человека, так и самой среды обитания. Особенно актуальна проблема экологической информационной чистоты для социализации несовершеннолетних.

В рамках теории социализации уместно обращение к такой важной категории социализации как социальная компетентность . Социальная компетентность в науках о человеке рассматривается как состояние равновесия. О наличии компетенции говорят, если индивид обладает навыками, достаточными для реализации задач, стоящих перед ней в повседневной жизни в соответствующий период жизненного цикла.

На схеме 2 социальная компетенция представлена как равновесие между возрастными задачами и наличием необходимых навыков. На нем одновременно изображены как факторы, положительно влияющие на это равновесие (гибкость и защитные свойства), так и те, которые могут негативно влиять и нарушать равновесие (стрессовые ситуации и патология).

Задачи — это то, с чем сталкивается человек в повседневном контакте с обществом.

Навыки и умения — это формы поведения, необходимые для выполнения конкретных задач. Навыки дают человеку возможность выполнять определенные задачи. Человек обладает (в случае деструктивности — не обладает в полной мере) когнитивными, социальными и практическими навыками.

Все элементы социальной компетенции взаимосвязаны

Схема 2. Категория социальной компетенции

Гибкость — индивидуальные качества человека, помогающие ему успешно приспосабливаться, несмотря на риск и неудачи (уверенность в себе, позитивный образ себя, легкий характер, самостоятельность, ум и пр.). Их отсутствие способствует возникновению девиантного поведения.

Защитные факторы — это аспекты окружения индивида, которые его защищают от риска и неудач. Человек-авторитет, поддержка родных и близких, положительный школьный/трудовой опыт, членство в общественных организациях и тесная связь с ними (клуб, общество, церковь), хорошие отношения с воспитателем/тренером/наставником, оценивающим поведение и качества подростка. «Пробой» в защитных факторах увеличивает риск возникновения девиантности.

Патология — не принятый в данной культуре тип поведения, сопровождающийся следующими явлениями: страдания (страх, боль, горе), недостаточно хорошее функционирование и/или увеличенный риск соприкосновения со страданиями, смертью и утратой свободы. Патологизация личности порождает риск девиантности.

Стрессовые ситуации (стрессоры) — это ситуации, из которых человеку трудно найти выход и которые негативно влияют на его функционирование (потеря любимого человека, развод или повторный брак, хронические заболевания, стихийные бедствия и катастрофы, сексуальное насилие, дорожно-транспортные происшествия, провал на экзаменах). Накопление стрессовых ситуаций с течением времени ведет к проблемам и деструкциям или, наоборот, помогает обретению гибкости.

Компетенция может пониматься как эффективная модель действия. Если возрастные задачи слишком сложны или их приходится слишком много на один момент времени, равновесие может быть нарушено — и тогда человек функционирует некомпетентно, неадекватно. То же происходит, если он обладает недостаточным количеством навыков и умений. В итоге — вполне закономерно появление деструктивности и девиантности в поведении.

2.5. Деформации идентичности как источник девиаций личностного развития

Переживание идентичности возникает в рамках глобальной проблематики существования самого рода человеческого. Современный человек изменяет и совершенствует окружающий мир быстрее, чем себя, свое сознание, а потому не успевает вписываться в этот мир, и становится «целиком и полностью проблематичным» (М. Шелер). «Потому, наверное, что современный человек мало ценит себя. И старается прикинуться ценным», — констатирует Э. Шостром.

Известен манифест Рассела-Эйнштейна, подписанный учеными, участниками Пагуошского движения. В нем прозвучали проникновенные слова-напоминания о нашей принадлежности к роду человеческому и призыв забыть обо всем остальном. Если мы сможем сделать это, перед нами открыт путь в новый рай, если нет, перед нами опасность всеобщей гибели.

Само человеческое существование, условия выживания, достижения благополучия связаны с пребыванием в согласии с природой человека. Отсюда вытекает закономерный вопрос о преодолении нашей отдельности в современном мире. Э. Фромм вопрошает: «Как нам приобрести союз с самими собою, с нашими собратьями людьми, с природой?»

Постановка проблемы идентичности, определение ее структуры, генезиса и условий становления является актуальной по причине отмечаемого исследователями кризиса идентичности современного человека (Г.М. Андреева, Т.М. Буякас, А.В. Кузьмин, Д. Орлов, М.В. Заковоротная, Л.М. Путилова, А.В. Лукьянов, П. Гуревич, A.Toffler, J.F. Luotard и др.), назревшими в связи с этим психотерапевтическими задачами.

В дальнейшем идентичность рассматривается как результат активного рефлексивного процесса, отражающий подлинные представления субъекта о себе, собственном, а не навязанном пути развития, и сопровождающийся ощущением личностной определенности, тождественности и целостности, дающей возможность субъекту воспринимать свою жизнь как опыт продолжительности и непрерывности сознания, единства жизненных целей и повседневных поступков, действий и их значений, которые позволяют действовать последовательно.

Идентичность — это сложный феномен, сложная психическая реальность, включающая различные уровни сознания, индивидуальные и коллективные, онтогенетические и социогенетические основания. Понятие идентичности как защиты личного, соответствие образа «Я» его жизненному воплощению, состояние принадлежности индивида некоторому надиндивидуальному целому, охватывающему и субъективное время, и личностную деятельность, и национальную культуру, стало, по мнению социальных философов, одной из главных тем в общественной мысли XX столетия.

Человек становится «вполне человеком», когда осознает свою идентичность. Мы знаем, кто мы, осознаем свою идентичность в мире людей, профессий, наций и пр.

Структурно-содержательные кризисы идентичности. Динамический процессуальный аспект идентичности обеспечивается такими процессами как самоопределение и самоорганизация на основе нахождения и присвоения смыслов, овладения хронотопами, персонализация на основе прототипов, и саморефлексия на основе ценностей — в своем единстве они выкристаллизовывают структуру идентичности. Но чтобы наполниться «абсолютным содержанием», сама идентичность должна быть восстановлена в своей целостности.

В плане воссоздания целости выделим три «плоскости» обсуждения, при опоре в качестве единиц анализа на смыслы, интеракции и хронотопы:

1. «Плоскость» смысла (самоопределения) и формы (самоорганизации) при наличии постоянных интеракций. В данном случае возможны 4 варианта реконструкции идентичности:

а) наличие позитивных смыслов и устойчивых хронотопов — идентичность определена;

б) наличие позитивного смысла при отсутствии четкой формы хронотопирования — идентичность представляется через неоформленный, неявный, ускользающий смысл (кризис идентичности);

в) отсутствие смысла и формы, но, напомним, при возможностях элементарных интеракций — утрата идентичности (безумие);

г) отсутствие позитивного смысла при наличии формы — идентичность, представленная «формальным», фиксированным, но присвоенным смыслом (кризис). uHmepa.Ku,uu=const — тип структурирования идентичности: осмысленно-временной.

2. «Плоскость» смысла (самоопределения) и интеракций (персонализации) при наличии устойчивых хронотопов. Возможны 4 варианта реконструкции идентичности:

а) при наличии конструктивного, позитивного смысла и произвольной интеракции — истинная идентичность;

б) при наличии смысла с утраченными коммуникациями — идентичность как случай изоляции (кризис);

в) при отсутствии позитивного смысла и конструктивных интеракций, но, напомним, при сохранных хронотопах — утрата идентичности (эгоцентризм);

г) при наличии многочисленных интеракций, но лишенных смысла — идентичность, представленная бессмысленным общением, (кризис).

Форма xpoHomonu.poeaHUH=const Тип структурирования идентичности: осмысленно-интерактивный.

3. «Плоскость» формы и интеракций при наличии позитивного смысла. В данном случае возможны 4 варианта реконструкции идентичности:

а) при наличии устойчивой формы и конструктивного общения — идентичность определена;

б) при наличии устойчивой формы и нарушенного характера общения — идентичность, представленная через формальные связи (кризис);

в) при отсутствии устойчивой формы и конструктивных связей, но при наличии смысла, — утрата идентичности (мазохизм);

г) при наличии многочисленных связей без выраженной формы — идентичность, представленная бесформенными, неактуальными связями (кризис).

CMbicA=const Тип структурирования идентичности: интерактивно-временной.

В нашем понимании структурирование идентичности означает определенную целостность и упорядоченность развертывания идентичности как феномена функционального и экзистенциального бытия. Самоопределение в различных ситуациях, персонализация через отношения с другими, самоорганизация как процесс хронотопирования интегрируют идентичность. Идентичность характеризует качественную определенность «Я» в переживании целостности на срезе жизненного пути.

А. Адлер развивал идею о том, что каждый человек реализует линию жизни, определяемую целью. Как существо, ставящее себе цели и осознающее их, человек освоил высшую форму опережающего отражения действительности, что позволяет ему преодолеть хаос будущего. «Из этой самодовлеющей целенаправленности проистекает целостность личности». Конечная цель у каждого возникает осознанно или неосознанно, она задает тенденцию развития личности, определяет формирование жизненного плана. Осознавая и постигая свои цели, изменяя жизненный план, человек открывает себя, научается управлять собой, обстоятельствами, овладевает своим временем, достигает идентичности.

Обсуждение структурных аспектов проблемы идентичности возможно свести к другому плану. Каждый человек умеет (любит, способен, готов) получать и отдавать. Какая-то часть жизненной и ментальной реальности человека является устойчивой, неотъемлемой (пол, возраст, тело, этническая принадлежность, язык, профессия) — он может что-то в ней менять, дополнять, совершенствовать по добровольному волеизъявлению или по необходимости, но эта принадлежность четко фиксирована и осознаваема. Обозначим эту инварианту, неотъемлемую часть как «Я». Другая часть жизненной и ментальной реальности человека является вариативной, подлежащей обмену в процессе повседневного бытия (идеи, чувства, отношения, вещи и др.), — она продуцируется первой частью, выступает как ее производная. Обозначим эту вариативную часть как «Мое».

Тогда идентичность человека, обсуждаемая нами как самореферентность, т.е. ощущение и осознавание уникальности в своей экзистенции и неповторимости личностных качеств при наличии своей принадлежности к социальной реальности, структурно представляет собой совокупность «Я+Мое». Она является const не в силу своей неизменности, а в силу своей психологической определенности и целостности (курсив. — Л.Ш.) для каждого человека эта совокупность своеобразна, уникальна и неповторима. Она не возникает из ничего: нужны биологические предпосылки, социальные условия и активность самой личности для ее обретения; она не может бесследно исчезнуть — ее утрата в психологическом смысле очевидна в виде безумия, мазохизма или эгоцентризма, ее трансформации в виде кризисов мучительны.

С нашей точки зрения Я+Moe=const выражает психологический смысл идентичности.

Я+Мое = 0 — это утрата идентичности (мазохизм).

Я+Мое = ос — это утрата идентичности (эгоцентризм).

Я+Мое * const — это утрата идентичности (безумие-маргинальность).

Таким образом, определяем идентичность как самореферентность (лат. referre — сообщать) — сообщение на основе ощущения и осознавания уникальности своего бытия и неповторимости личностных свойств — сообщение самому себе о том, кто «Я» и что является «Моим», при наличии своей принадлежности социальной реальности в форме конкретных жизненных ситуаций.

Кризисы и утрата идентичности: мазохизм, эгоцентризм и маргинальность. По мнению Э. Фромма, «... структура современного общества воздействует на человека одновременно в двух направлениях: он все более независим, уверен в себе, критичен, но и все более одинок, изолирован и запуган». Правила социальной игры провозглашают независимость и одновременно отнимают ее, не обнаруживая противоречия. Как отмечает А. Уоттс, игроки должны играть так, «как будто они независимые участники игры, но они не имеют права знать об этом „как будто“».

Отказ от независимости, утрата идентичности проявляется в мазохизме. Мазохизм проявляется в подчеркивании «Мы» за счет «Я» (курсив. — Л.Ш.). Мазохист как бы не имеет отдельной личности до тех пор, пока он (или она) — не начинают страдать. Мазохизм лишает личность осознания себя в высокоуровневых, символических пределах, распространяемых на прошлое и будущее. Сам по себе мазохизм фокусирует осознание себя на исключительно низких уровнях, таких, как физическая целостность, существующая в непосредственном настоящем. Он разрушает «Я», что лишает человека ощущения идентичности.

Общепризнано, что мазохизм не усиливает ощущение определенности, но дает возможность избежать этого, т. е. он выступает как путь бегства от самого себя. Однако, если кто-то пытается убежать от своего «Я» — значит, у него уже есть проблемы с этим «Я». По Э. Фромму «бегство» от самого себя является проявлением стремления к самоуничтожению. Если «Я» мазохиста проблематично и хрупко, другой для него часто тверд и величествен. Согласно психоанализу, другой — это вернувшийся родитель, но неимоверно идеализированный. Ранкур-Лаферрьер упоминает, что возвеличивание другого, по отношению к которому человек занимает мазохистскую позицию, проекционно по характеру, то есть не подкрепляется реальным статусом другого. Психоаналитики отмечают, что характерной чертой мазохизма является задержка развития своего собственного независимого Эго, создание заниженного и уничижительного восприятия своего «Я». Утрата идентичности проявляется в уничтожении такого ее компонента, как определенность. Человек перестает дифференцировать и, в итоге, понимать, где начинается и заканчивается его личность, его желания, чувства и т. п., а где начинается собственно другой. С точки зрения структуры идентичности девальвируются ценности человека, они усваиваются, но не присваиваются, остаются навязанными извне, чужими, привнесенными, а не приобретенными.

Перестать быть мазохистом, считает В. Леви, означает стать другим человеком, другим «Я», но мазохизм — явление чрезвычайно личностное, искоренить его непросто. «Проявляется мощнейший рефлекс страха — ПЕРЕСТАТЬ БЫТЬ СОБОЙ. Судорожная самозащита. Не допускают внутренние завалы. Нагромождения предрассудков, привычек, вошедших в плоть, ложных знаний и недознаний, якобы пониманий — и страхов, страхов... Груз этот далеко не пассивен, нет, агрессивен и невменяем, и заразителен».

Но «люди освобождаются ровно настолько, насколько они сами проделали свой путь освобождения изнутри себя, ибо всякое рабство — самопорабощение...», — пишет М. Мамардашвили.

Идентичность не может быть построена на мазохизме. Основой ее должно стать «бесстрашное достоинство Существа», инстинктивное ощущение собственной ценности без всякого посягательства на ценность других, зрелое поведение, когда человек воспринимает реалистично и в экзистенциальной манере принятие ответственности за собственное поведение.

Утрата идентичности может быть представлена и в другой полярности. Перестать быть собой можно в том случае, если постоянно существовать в режиме агрессии, исполнять свои эго-желания за счет энергии других людей. Эгоцентризм, мотивированный беспредельным правом на личную свободу, изощренно влияет на естественные процессы личностного развития. В повседневной жизни это может оборачиваться утратой идентичности, обусловленной искажением в ментальных и моральных процессах. К таким искажениям можно отнести:

1) неадекватность образа «Я» в перспективе других людей;

2) нереалистическое проектирование будущего, основанное на отрицании ценности и значимости других людей;

3) разрушение духовных ценностей или утрата материальных («Дом», «Вещь»), с которыми личность идентифицировала себя.

Каждый человек в тот или иной момент жизни может испытывать кризис идентичности, и каждый ищет разные способы избежать этого кризиса. Среди них могут оказаться как конструктивные способы, так и деструктивные. Конструктивное разрешение кризиса идентичности ведет к достижению идентичности, деструктивное ориентирует человека на повышение его статуса, привлекающего возможностями приобретения власти над другими, беспрепятственного манипулирования их поведением. А в итоге — не разрешение кризиса идентичности, а ее полная утрата.

Отрицая уникальность и ценность другого человека, незаметно утрачивают собственную уникальность и неповторимость. Достижению устойчивой идентичности мешает замкнутость на самого себя, неумение выйти за пределы собственного животного эгоизма. Утрачивается прежде всего такой компонент идентичности, как тождественность. С точки зрения структуры идентичности, «размывается», выпадает, «улетучивается» прототип. По этому поводу В. Соловьев писал, что ложь и зло эгоизма состоят вовсе не в том, что человек слишком высоко себя ценит, а в том, что, признавая себя центром жизни, каков он и есть, он других относит к окружности своего бытия, оставляет за ними только внешнюю и относительную ценность. Разумеется, нормальный человек умом понимает равноправность других с собой; но чувства его говорят: он — все, они — ничто. Если взять «социальный интеграл» эгоцентризма, рассмотреть это явление «под знаком вечности», обнаруживается его несовместимость с родовыми интересами человечества (М. Амусин).

Утрату идентичности в форме безумия и маргинализации личности можно рассмотреть на примере наркотической зависимости. Идентичность разворачивается во времени, и для ее достижения, нужно в жизни кое-чему научиться, кое в чем воспитаться. Речь по существу заходит об экологии (в отличие от чистой клиники) ментальных и духовных процессов, «так как деятельный ум, не будучи занят чем-то полезным, займется бесполезным, пустым и пагубным» (Я.А. Коменский). С психологопедагогических позиций достижение идентичности — это не только и не столько самопознание, самопостижение себя, сколько «преодоление» себя. Эта сложная задача не решается моментально. Джон Локк пишет: «Однако очень важно и стоит затрачивать усилия на то, чтобы приучить душу господствовать над собой». Таким образом, Д. Локк подчеркивает высшую ценность этого умения, с наших позиций акцентируя внимание на становлении идентичности.

Возможности для всестороннего развития находятся у каждого под руками. Но опасность состоит в том, что человек в силу различных обстоятельств (порой сознательно, — это мы и называем безумием) оказывается не способным к обладанию ими. В таких случаях он проводит («прожигает») жизнь в постоянных, нескончаемых развлечениях, наслаждается деструктивными занятиями, азартными играми, заполняет время употреблением спиртного и наркотиков. Данная форма «безумия» и маргинализации связана с лакейским препровождением времени без разумной мотивации своих действий, когда человек остается без работы в руках, без мысли в голове, когда он не знает, что с собой делать.

С нашей точки зрения, это и есть утрата идентичности, такого ее компонента как целостность, потому что в эти именно минуты портится голова, сердце и нравственность, ибо недостойно человека не найти никаких задач в жизни, сделать своею задачей убийство времени или медленное самоубийство. Таким образом, утрата идентичности как «безумие» и маргинализация связана с отсутствием в ее структуре смысла (дела жизни) и хронотопов.

Для наркозависимых людей характерны несформированность критериев ценностного отношения к жизни и их распад, авантюристичность, надежда на случай, большое недоверие к себе. Поскольку у наркоманов периоды прошлого и будущего слабо связаны друг с другом, то наступает дезактуализация настоящего. Временная перспектива у них короткая — до часа, ориентирована на «легкую» жизнь. Для них собственная семья и здоровье не являются значимыми условиями жизни. Факторы, препятствующие самоорганизации времени жизни и достижению идентичности, — преобладание мотивации, связанной с острыми «Я-переживаниями», и особенно с интенсивной «защитой Я» в совокупности с блокировкой временной перспективы.

Наркозависимость в смысле утраты идентичности — это процесс маргинализации и рождения направленных необратимых деконструктивных изменений личности, разрушения и отмирания смысловых образований.

Психические расстройства как вид деформаций личностной идентичности. Психические нарушения вызываются тем, что в подростковом возрасте среда и общество начинают предъявлять индивиду непосильные для него требования. Например, усложнение учебных программ в старших классах выявляет у некоторых подростков так называемую пограничную умственную отсталость, неспособность справиться с заданиями. Возраст определяет своеобразие болезненных переживаний, накладывает отпечаток на протекание болезни. Например, у подростков разные психические заболевания внешне протекают в форме дисморфомании.

Переходный возраст ускоряет, подталкивает развитие нарушений, наметившихся уже в детстве. Процессы переходного возраста предрасполагают подростка, делают его особенно восприимчивым к определенным неблагоприятным воздействиям. Период полового созревания (пубертат) провоцирует выявление ранее скрытой патологии развития. Пубертат и сам может быть причиной, ведущим звеном в серии патогенных изменений.

Если посмотреть на юношескую психопатологию не с точки зрения психиатрии, а с точки зрения психологии нормального развития, бросается в глаза ее особенно тесная связь с проблемами самосознания, идентичности и эмоций.

Процесс формирования эго-идентичности и «Я-концепции» сложен и противоречив. Неудивительно, что в переходном возрасте часто встречаются так называемые личностные расстройства: синдром отчуждения, дереализация, деперсонализация, раздвоение личности. Нормальная жизнедеятельность личности означает не просто обмен информацией со средой, но и установление с ней каких-то эмоционально значимых отношений. В условиях стресса положение меняется: конфликтная ситуация, которую индивид не в силах разрешить, вызывает у него отрицательные эмоции огромной силы, угрожающие его психике и самому существованию. Чтобы выйти из стресса, он должен разорвать связь своего «Я» и травмирующей среды или хотя бы сделать ее менее значимой.

В повседневной жизни этому служит механизм остранения. Термин этот, введенный В.Б. Шкловским и широко применявшийся Бертольдом Брехтом, означает разрыв привычных связей, в результате которого знакомое явление кажется странным, непривычным, требующим объяснения. «Чтобы мужчина увидел в своей матери жену некоего мужчины, необходимо „остранение“, оно, например, наступает тогда, когда появляется отчим. Когда ученик видит, что его учителя притесняет судебный исполнитель, возникает „остранение“, учитель вырван из привычной связи, где он кажется „большим“, и теперь ученик видит его в других обстоятельствах, где он кажется „маленьким“».

Будучи необходимой предпосылкой познания, остранение создает между субъектом и объектом психологическую дистанцию, которая легко перерастает в отчуждение, когда объект воспринимается уже не только как странный и удивительный, но и как имманентно чуждый, посторонний, эмоционально незначимый. Психиатрический синдром отчуждения как раз и описывает чувство утраты эмоциональной связи со знакомыми местами, лицами, ситуациями и переживаниями, которые как бы отодвигаются, становятся чужими и бессмысленными для индивида, хотя он и сознает их физическую реальность.

Отчуждение как средство сделать травмирующее отношение эмоционально незначимым может быть направлено как на среду, так и на «Я». В первом случае (дереализация) чуждым, ненастоящим представляется внешний мир: «Я все воспринимаю не так, как раньше; как будто между мной и миром стоит какая-то преграда, и я не могу слиться с ним»; «Я все вижу и понимаю, но чувствую не так, как раньше чувствовал и переживал, точно утерял какое-то тонкое чувство»; «Внешний вид предмета как-то отделяется от реального его смысла, назначения этой вещи в жизни»; «Такое впечатление, что все вещи и явления потеряли свойственный им какой-то внутренний смысл, а я бесчувственно созерцаю только присущую им мертвую оболочку, форму».

Во втором случае (деперсонализация) имеет место самоотчуждение: собственное «Я» выглядит странным и чуждым, утрачивается ощущение реальности собственного тела, которое воспринимается просто как внешний объект, теряет смысл любая деятельность, появляется апатия, притупляются эмоции: «Если я иду в клуб, то надо быть веселым, и я делаю вид, что я веселый, но в душе у меня пусто, нет переживаний»; «Я — только реакция на других, у меня нет собственной индивидуальности»; «Жизнь потеряла для меня всякую красочность. Моя личность как будто одна форма без всякого содержания».

Юноши часто жалуются на подобные переживания. Если они являются острыми или хроническими, необходима консультация психиатра.

Если деперсонализация поражает прежде всего самосознание, то депрессия — эмоциональную жизнь личности. В обыденной речи депрессией называют сильную тоску, сопровождающуюся чувствами отчаяния и тревоги, а иногда — просто пониженное настроение. В ранней юности такие состояния довольно часты, причем тоска сплошь и рядом неотделима от скуки: нечем заняться, все неинтересно, хоть вешайся! Психиатрическое понятие депрессии гораздо уже, но тоже достаточно неопределенно. В разных сочетаниях в ней представлены три главных момента (И. Вайнер, 1980):

1) депрессия как познавательная установка, включая отрицательный взгляд на себя, на мир и на будущее;

2) депрессия как состояние «обученной беспомощности», чувство неспособности контролировать события собственной жизни;

3) депрессия как неспособность поступать так, чтобы получать необходимое личности положительное подкрепление. Симптомы и характер протекания депрессии у подростков, как и у взрослых, весьма разнообразны. Однако у нее есть некоторые возрастные черты.

Начало депрессии у многих подростков связано с какими-то драматическими жизненными событиями в семье или школе (У. Хадженс, 1974). Еще важнее индивидуально-типологические факторы, особенно локус контроля. Напомним, что под ним понимается склонность индивида приписывать ответственность за важнейшие события или самому себе (внутренний, интернальный локус), или внешним факторам — другим людям, объективным условиям, судьбе (внешний, экстернальный локус). Подростки с экстернальным локусом, считающие, что их жизнь зависит не столько от них самих, сколько от каких-то внешних сил, больше склонны к депрессии, и тяжелее переживают ее (Л. Зигель и Н. Гриффин, 1984).

Развитию депрессии способствует также склонность винить во всех неприятностях и неудачах якобы неизменные свойства венной личности. Согласно лонгитюдным данным (М. Селигман и Г. Элдер, 1986), эта склонность формируется в детстве под влиянием семейной среды (дети часто перенимают ее у матерей), ранних переживаний, связанных с потерей близких, а также критики со стороны учителей, приписывающих учебные неудачи ребенка его «неспособности» (девочек упрекают в личных недостатках чаще, и они воспринимают эти утверждения глубже, чем мальчики).

Наряду с общими для подростков и взрослых заболеваниями, переходный возраст имеет свои специфические расстройства. Прежде всего это уже упоминавшаяся дисморфомания — бред физического недостатка и дисморфофобия — страх изменения своего тела. Этот синдром чаще всего возникает в период полового созревания (80 процентов случаев) и преимущественно у девочек. Эти переживания варьируют от простой озабоченности подростка своей меняющейся внешностью до форменной одержимости ее действительными или мнимыми дефектами. В первом случае озабоченность внешностью проявляется лишь в определенных ситуациях. Например, юноша, лицо которого покрыто угрями, избегает общества девочек, но свободно чувствует себя в мальчишеской компании. Очень худой подросток избегает пляжей, бассейнов и других мест, где нужно раздеваться, но в остальное время забывает о своей худобе. Такие дисморфомании поддаются психотерапии, а с возрастом вообще сглаживаются.

Но иногда недовольство собственным телом достигает уровня настоящего паранояльного бреда, заслоняющего все остальное; подросток становится угрюмым, несчастным и озлобленным. Поскольку причины этих переживаний обычно скрываются, о них можно только догадываться. Например, если юноша в отсутствие посторонних часто и подолгу подозрительно рассматривает себя в зеркале («симптом зеркала»), или упорно не желает фотографироваться, или стремится с помощью косметических операции «исправить нос» или «вырезать жир из ягодиц», то, конечно, нужна консультация психотерапевта.

Другая специфически подростковая болезнь — синдром философской, или метафизической, интоксикации. Интерес к глобальным проблемам бытия — нормальное и вполне положительное свойство юношеского интеллекта. Но у некоторых подростков эта черта гипертрофируется и принимает уродливые, непродуктивные формы. Изобретая всеобщие законы мироздания и планы переустройства мира, такие юноши совершенно не воспринимают критики в адрес своих идей и не могут связно и последовательно их изложить. Часто их влечет к «таинственным» проблемам — парапсихологии, оккультизму, контактам с внеземными цивилизациями и т. д.

В отличие от созерцательной, философской интоксикации, синдром патологических увлечений проявляется в деятельности. Патологические хобби отличаются от нормальных подростковых увлечений, по мнению А.Е. Личко, тремя признаками:

1) крайней интенсивностью — во имя одного какого-то увлечения забрасывается все остальное, порой даже совершаются правонарушения;

2) необычностью и вычурностью; предмет таких увлечений выглядит странным, малопонятным;

3) непродуктивностью, работой вхолостую; подросток уверяет, к примеру, что занимается планированием городов, вычерчивает сотни примитивных схем, а о реальном планировании городов ничего не читал и читать не хочет. Поскольку все подростковые проблемы так или иначе связаны со школой, психиатры говорят о так называемых школьных неврозах ИЛИ фобиях: упорном нежелании посещать школу, связанном, в частности, с неуспеваемостью, и т. п. Но, как справедливо замечает М.И. Буянов (1986), у школьников практически не бывает выраженных неврозов, которые не проявлялись бы в школе или не были связаны с ее посещением. Тем не менее они не имеют единой этиологии, и нужно тщательно разбираться, что именно травмирует подростка: плохая успеваемость, или конфликт с учителями, или напряженные отношения с одноклассниками, и зависит ли это главным образом от социальной ситуации или же от индивидуальных особенностей старшеклассника.

Трудность распознания юношеской психопатологии состоит в том, что девиантное поведение большей частью лишь гипертрофирует черты, свойственные нормальным ребятам этого возраста. Это в особенности касается акцентуаций характера.

Описания разных типов акцентуации в психиатрической литературе выглядит обманчиво простым: гипертимный подросток отличается повышенной активностью, оптимизмом, общительностью, частой сменой увлечений; шизоидный — замкнутостью и некоммуникабельностью; астено-невротический — повышенной утомляемостью, раздражительностью и склонностью к ипохондрии; сензитивный — чрезмерной впечатлительностью и чувством собственной неполноценности; эпилептоидный — эмоциональной взрывчатостью, склонностью к периодам тоскливо-злобного настроения, когда нужен объект, на котором можно сорвать зло; истероидный — крайним эгоцентризмом, ненасытной жаждой постоянного внимания к своей особе; конформный — несамостоятельностью, постоянной оглядкой на других, зависимостью от микросреды и т. д.