Картина шестая
Гостиница в окрестностях Мантуи. Сцена пуста.
Через некоторое время слышится стук подъезжающего экипажа. Голоса.
Затем в комнату входят Аббат и Казанова, которого почти невозможно узнать: он завернут в плащ, копна волос, упавших на лоб, и эспаньолка придают ему маскарадный вид.
Аббат. Все, что вы рассказали мне, дорогой шевалье, и еще многое другое вы должны были бы записать, так же, как вы описали свой побег из-под свинцовых крыш.
Казанова. Вы серьезно так думаете, уважаемый аббат?
Аббат. Мне кажется, такая книга могла бы оказаться гораздо занимательнее, чем ваш памфлет против Вольтера.
Казанова. Может быть, я доставлю себе удовольствие съездить как-нибудь в Ферне, чтобы узнать из уст самого Вольтера, как он отнесся к памфлету своего опаснейшего противника, шевалье де Сенгаля.
Аббат. Ваши философские и, если здесь уместно это слово, религиозные воззрения кажутся мне отнюдь не бесспорными сами по себе… но тем не менее…
Казанова. Все, именуемое философией и религией, не более, чем игра словами. Нам никогда не будет дано постигнуть бесконечность и вечность… наш путь ведет от рождения к смерти, нам же остается жить по закону, заложенному в сердце каждого из нас, или вопреки ему… Ибо и непокорство и смирение одинаково ниспосланы Богом…
Стукнула входная дверь, на пороге появилась Марколина — хозяйка гостиницы, свежая, со смеющимся лицом. Она весьма рада гостям, словно с нетерпением ждала их приезда, и вот только теперь они — хотя бы один из них — объявились.
Марколина. Чем обязана, господин аббат? Рада вас видеть. Надеюсь, никаких огорчений в вашей жизни не произошло? Здравствуйте, шевалье. Для вас есть новости…
Аббат. Я следую в монастырь. Настоятельница, сестра Серафима, весьма ученая женщина, герцогиня по рождению, в письме ко мне… потому в письме, что в этом монастыре соблюдается обет вечного молчания… выразила желание встретиться с Аниной, племянницей господина Гудара…
Марколина. Господин Гудар поставляет мне замечательное вино. Надеюсь, шевалье в гостях у Гудара не лишил себя удовольствия…
Казанова. Какую же новость, Марколина, вы хотели бы сообщить мне?
Марколина. Вчера вечером для вас пришло письмо из Венеции… КАЗАНОВА. Из Венеции? О, если бы только я мог показать вам город, где прошла моя юность!.. Да, меня там ждут, я возвращусь в этот оазис здравомыслия и свободы! Венеция!.. Может ли быть у меня другая родина? Скорее давайте письмо, уважаемая Марколина. На чужбине мне давно уж не удается подчинить себе счастье! Триумфатором встретит меня мой город! Что мне делать в этом жалком, померкшем мире, мире глупцов, плутов и мошенников?..
Марколина подает ему письмо, Казанова распечатывает конверт.
Это предложение настолько почетно со всех сторон, что отложить приезд — значило бы проявить величайшую, даже непростительную неучтивость к моим высоким покровителям. (Погружается в чтение.)
Марколина(аббату). Говорят, эта Анина весьма ученая особа?
Аббат. Несколько лет назад умер ее отец, и с тех пор она живет в семье известного профессора Болонского университета, того самого Морганьи, который возымел похвальное намерение сделать из своей ученицы крупного ученого. Летом она всегда гостит у дяди. Она отказала нескольким претендентам на ее руку, и мы думали, хочет посвятить себя только науке. Но отношения с господином Андреа у нее, кажется, самые серьезные…
Казанова. Они друг друга стоят, философка и офицер. У обоих впереди блестящее будущее. (Раздраженно спрятал письмо в конверт и бросил его в свою сумку. Снял парик и бороду, словно только сейчас вспомнил, что нелепо выглядит в своем маскарадном одеянии. Настроение у него заметно испортилось.) Я хотел бы посмотреть, кто будет следующим любовником Анины? Болонский профессор? Гудар? Почему бы и нет? Или тот молодой слуга, который вчера стоял у ворот и глазел на нас, когда мы подъехали?
Марколина. Шевальер, что с вами? Успокойтесь. Я думаю, вы не откажетесь от плотного завтрака перед дорогой, да и господин аббат, очевидно, проголодался…
Аббат. Может быть, шевалье хочет отдохнуть? Приятнее ехать, когда станет прохладнее…
Казанова. Благодарствую. Только слабоумный мог написать мне такое письмо! Конечно, я уже не так молод и красив, не так ловок и гибок, чтобы совершать побеги из тюрем и ходить по скатам крыш, но я по-прежнему умнее их! О, я еще докажу этим негодяям! Я еще во сто крат сильнее ненавижу это правительство и с гораздо большими основаниями; а еретиком я был всю жизнь! И остаюсь им и сейчас!
Марколина. Не соблаговолит ли уважаемый шевалье приоткрыть нам содержание письма, если, разумеется, не слишком большая дерзость просить об этом. (Аббату.) Возможно, шевалье несколько преувеличивает значимость того, что изложено в послании…
Казанова. Я сам виноват! От скуки и омерзения в последние годы я разыгрывал сам перед собой дурацкую комедию. Мне верить в Бога? Да что это за Бог, если он милостив к молодым и оставляет стариков? Что это за Бог, который превращает богатство в нищету, счастье — в несчастье, радость — в горе?! Бог, который, когда ему заблагорассудится, оборачивается дьяволом!..
Аббат. Шевалье де Сенгаль! Я готов с вами поспорить относительно некоторых воззрений, но прошу в моем присутствии…
Казанова. Не бойтесь, господин аббат. Я не стану хулить Бога, но сомневаться в его существовании — единственное остающееся у нас средство… (Марколине.) Я еду в Венецию, но не стану добиваться никаких милостей от этих господ. Я проберусь в Венецию хитростью, переодетым… о, еще никто не знает, как хитер Казанова… Я изведу всех этих злодеев, или хотя бы одного из них — того, что придумал все эти мерзости!.. Большую часть своих пожиток я оставляю здесь, дорогая Марколина, а когда вернусь, от вас будет зависеть, пожелаете ли вы передать свою гостиницу кому-нибудь другому и последовать за мною как супруга…
Марколина замерла, не веря в услышанное, затем хотела броситься на шею шевалье, но тот уже поднимался по лестнице.
Я позволю себе удалиться, чтобы сейчас же приготовиться к отъезду. Благодарю вас, аббат, за приятное путешествие. Весьма сожалею, что в игре вам сегодня не везло. Карета — не лучшее место для соревнования с судьбой. (Вышел.)
Аббат(вслед). Удачу и женщин не приневолишь!
Пауза. Марколина смотрит туда, куда исчез шевалье, — она еще не поняла, с какой долей серьезности ей надо отнестись к последним словам Казановы.
Не обольщайтесь, синьора. Вся беда нашего дорогого шевалье в том и заключается, что ни к какому делу он не может отнестись серьезно. Если бы в молодые годы у него хватило досуга и терпения, то он, я твердо в этом уверен, не уступал бы теперь лучшим писателям и философам…
Марколина. Женщины!.. Ради них он бросал все… Одна ночь на новом ложе любви всегда казалась ему дороже всех земных почестей и всего загробного блаженства. Я-то уж это знаю… Ах, шевалье… Неужели вы не видите, что вам все труднее удерживать то, что еще иногда удается уцепить?.. Вы прожили свою жизнь, как никто, но теперь…
Аббат. Прошло его время!.. Его литературным трудам и даже его памфлету против Вольтера, на который он возлагает столько надежд, никогда не дождаться широкого признания. Я убежден, в глубине души он сам это понимает, но пытается скрыть от себя. Его власть над людьми — над женщинами и мужчинами — кончилась. Настоящее не принесет ему ничего. Его время прошло, дорогая Марколина, и это, быть может, самая печальная новость нашего века!..
Картина седьмая
Комната Анины и Андреа. Тот же день. В комнате Сантис, Фламиния,
Андреа и Анина.
Из парка доносится шум.
Фламия. Собрались гости.
Андреа. Должно быть, музыканты… Итак, я заканчиваю. Какими словами дамы угощали друг друга и каким действиям подвергали, я умолчу. Важно, что каждая считала свое право на этого «юношу» бесспорным. Разумеется, дамы не могли открыть герою нашей новеллы всей правды и предложить себя на выбор по прихоти, а не по справедливости. Так вот, какова же развязка у этой новеллы? Которой из дам «юнец» действительно принадлежит по праву сердца? Вам, барон, срок дается до конца обеда.
Анина. Я полагаю, под болтовню гостей и звон рюмок барону будет затруднительно сочинить развязку…
Фламия. Пусть сейчас решает, пока он еще относительно трезв!
Сантис. Перед обедом я не умнее, чем тогда, когда встаю из-за стола… А что до этой новеллы, то мудреную загадку скорее решит тот, кто больше изведал бурь в морях страстей. Для запутанной новеллы он мастерски придумает конец… Не трудно догадаться, о ком я говорю…
Андреа, Фламия, Анина (вместе). О Казанове?
Сантис. Конечно же…
Андреа. Но его с нами нет. Утром сегодня он уехал из города.
Казанова(за окном). Это так же верно, как и то, что он уже здесь! И с вами!
Сантис. Казанова?!
Фламия. Шевалье, как мы рады!..
Казанова. Здравствуйте, синьоры… Кажется, в парке накрывают столы? Я попал на обед?
Сантис. Но вам придется еще его заслужить… (Анине и Фламинии.) Не правда ли? (Казанове.) Один вопрос…
Казанова. Какой вопрос?
Фламия. Пожалуйте к нам… Дверь уже открыта…
Казанова. А нельзя ли так?.. Ведь так быстрее… (Вскакивает в окно, спрыгивает на пол. Он в светлом нарядном камзоле, весь в украшениях: кольцах, цепочках и пр.) Вот и я!
Сантис(любуясь нарядом Казановы). Какое щегольство!
Казанова. Вы готовите праздник. Вот я и приоделся.
«О новых модах»
Андреа(ему не нравится затея Сантиса, он заметно нервничает). Однако гости, судя по всему, становятся нетерпеливы…
Сантис(кричит в окно). Начинайте подавать и разливать вино!
«Застольная».
Казанова. Но задайте же наконец свой вопрос…
Сантис. Гм… Ну, как бы спросить яснее…
Фламия(к Андреа). Спросите вы, синьор.
Анина. Да, спроси ты, Андреа.
Андреа. Не я придумал взять судьей Казанову…
Казанова. Здесь кто-то что-то не поделил?.. (К Андреа.) Мой друг, вот долг, я успел отыграть его у аббата… С благодарностью возвращаю вам эти червонцы…
Андреа(принимает деньги, немного колеблясь). Воздаю вам должное, шевалье, вы были осведомлены лучше меня: наш полк в самом деле уже завтра вечером выступает в поход…
Анина. Андреа…
Андреа. И нам необходимо еще проститься с хозяевами, а тебе, Анина, еще и собраться в дорогу. Твой учитель, болонский профессор, вероятно, уже беспокоится, что наше путешествие затянулось.
Анина. Сначала я хочу знать развязку новеллы! Надеюсь, шевалье поможет нам в этом…
Казанова. Судя по тому, с какой поспешностью господин Басси собрался в поход, испанцы ведут себя не подобающим образом. Я весьма сожалею, что из-за надвигающейся войны синьоре Анине придется пожертвовать многими часами, которые она посвящала науке… А что будет война, я не сомневался и раньше — в нашем Совете сидят опытные мошенники и плуты, которых и близко нельзя подпускать к политике…
Анина. Боюсь, даже война не в силах оторвать меня от любимого занятия — ведь некоторые математические проблемы преследуют меня постоянно.
Казанова. Позволительно ли мне будет знать, что за высокие и столь навязчивые проблемы занимают синьору?
Анина. Во всяком случае, они не имеют ничего общего с той печально знаменитой каббалой, в которой, по рассказам, весьма сведущ шевалье де Сенгаль.
Казанова. На вашем месте я бы воздержался отзываться о каббале с нескрываемым пренебрежением… В Священном писании упоминается о божественной природе числа «семь», а о глубокомысленном и пророческом значении числовых пирамид…
Сантис. Прошу прощения, шевалье… Господин Басси, как автор новеллы, ждет от вас развязки сюжета. Итак… жили две юные сестры. Одна была моложе другой… но обе были юны…
Андреа. Можно опустить излишние подробности…
Сантис. Итак, две девицы из порядочного дома… Отец скончался…
Казанова. От какой болезни?
Андреа. Не установлено.
Сантис. Но мать жива… Сестры радуются…
Казанова. Чему же?
Сантис. Что не круглые сироты… Итак, одна из них, младшая, просватана. Другая не может уснуть на одиноком ложе…
Андреа. К чему вы это?
Сантис. Не прерывайте. Я теперь поэт.
Андреа. Я спешу опустить подробное описание бурного финала. Скажу лишь: они притязали на юношу обе! В порыве страсти они потеряли благоразумие… Одна — потому что он принадлежал ей, хотя и не знал, в чьих объятиях утопал в ту ночь… Случайным счастье младшая сестра не была, видимо, сыта… А старшая, которую он считал своею, терзалась неутоленной страстью…
Казанова. Жестокое заблуждение с его стороны… (Анине.) Впрочем, ошибаются не только посредственности. Вольтер переоценивает достоинства своей «Девственницы» в такой степени, что всерьез считает сочинения Мерлина глупостью. «Ах, милейший Казанова, я не на шутку на вас сердит. Разве могут меня интересовать сочинения господина Мерлина?»
Анина. Шевалье де Сенгаль, я вынуждена защитить господина Вольтера, этого величайшего…
Казанова. Он безбожник!.. (Топнув ногой.) Болтун, велеречивый трус, и только!
Анина(вспыхнув). Его безбожие — это всего лишь свидетельство его неутомимого и пылкого стремления к правде!.. Сомнение, ирония и даже неверие, если им сопутствуют столь обширные познания, должны быть более угодны Богу, чем смирение верующих, за которым большей частью кроется не что иное, как неспособность логически мыслить и даже нередко, чему есть немало примеров, трусость и лицемерие.
Казанова. Возмутительно! Высказанные вами взгляды не только угрожают власти церкви, но и могут подорвать самые основы государства…
Анина. Я не питаю особого почтения ни к земным владыкам, ни к существующим формам государственной власти и убеждена, что корыстолюбие и властолюбие и в малых, и великих делах не столько управляют миром, сколько вносят в него сумятицу.
Казанова(его переполняет искренне возмущение, он бегает по комнате, размахивает руками). Когда-то и моя собственная мысль шла теми же путями, на которые вступаете теперь вы, синьора, но согласитесь — времена меняются и то, что казалось умным и верным раньше, сегодня выглядит не более, чем путаная и лживая болтовня софистов…
Гудар(он вошел незаметно и слышал разговор). Ну, разве это была не счастливая мысль пригласить к нам в дом гостя, с которым можно поговорить о таких высоких предметах, к каким тебя, Анина, приохотили болонские профессора?
Анина. Возможно, эта мысль и была счастливой, но среди болонских профессоров вряд ли найдется хоть один, который бы осмелился вызвать на поединок самого Вольтера!
Сантис. Побойтесь Бога, господа!.. Мы безнадежно уклонились от предмета. Мы ждем от господина шевалье развязки нашей новеллы…
Анина. Пусть шевалье не обольщается… Каков бы ни был финал этой истории в трактовке господина Сенгаля, он, этот финал, мне неинтересен, как и все, что шевалье намерен высказать в защиту своих воззрений. Андреа, тебе не кажется, что мы теряем время?.. Тебе же еще надо отдать кой-какие распоряжения перед отъездом…
Фламия. Скатертью дорога! Шевалье и без вас решит, какая из сестер горше обманулась…
Сантис(Казанове). Итак, напоминаю: каждая считает свои домогательства законными и, исчерпав все словесные доводы, кидается на соперницу с кинжалом…
Анина. У вас богатая фантазия… Слава Богу, обе соперницы остались в живых…
Казанова. Обе они стали жертвами!.. Одна (с ненавистью смотрит на Анину) не соблюла верности любимому, другая… (повернулся в сторону Фламинии)… отдала свое имя той, с которой кавалер испытал блаженство. В результате прихотливой случайности горше всех обманут… кавалер!
Андреа. Обманут кавалер?! Ну, это слишком!.. Уж не пожалеть ли нам его?..
Казанова. Безусловно, мы должны это сделать… Ведь если как следует поразмыслить над задачей, то выяснится, что ни одна из сестер не отдалась ему!
Андреа. Неслыханно!.. Уж не хотите ли вы сказать…
Гости (за окном, в парке). Да где ж обед?!. Гроза надвигается…
Сантис. Прошу прощения, синьоры… (Подходит к окну, кричит.) Эй, подать блюда!.. Откупорить бутылки!..
Казанова. За стол, господа! Мы рискуем прийти к обеду, когда от лососины в соусе останется один скелет. А вот этого я уж действительно не переживу…
Андреа. Не спешите, синьор! Вам не удастся уйти от ответа.
Казанова. Да разве я не ответил на вопрос?.. Обмануты все трое, а кавалер… (берет шляпу, шпагу, собирается выйти)… кавалер — вдвойне!..
Андреа(начинает понимать, что Казанова прекрасно разобрался в ситуации, которая отнюдь не вымышлена). Если я вас правильно понял, кавалер считает себя обманутым…
Казанова. Безусловно.
Анина недовольно повела плечами, повернулась и быстро вышла из комнаты.
Андреа(выхватывает шпагу). Легко сказать!.. Ваш приговор оправдывает этого пройдоху и снимает с сестер всякую ответственность?
Казанова. Да, я считаю, что ни одна из них не отдалась ему. Задача решена!
Гудар. Господа, помилуйте! Стоит ли из-за какой-то задачи…
Казанова. Какой аппетитный запах в парке!.. Паштеты с трюфелями… Венгерское вино!..
Андреа. Шпагу из ножен!
Казанова. А может, сначала глоток вина?.. Пропадет закуска!
Андреа. К столу подойдет один из нас! Другой сядет за стол в аду!
Фламия(бросается между ними). С ума сошли!.. Сантис, что же ты стоишь? Эй, слуги!
Гости (заглядывают в окно). Посмотрите!.. Кажется, дуэль?..
— Да нет, игра!..
— Да это же Казанова!..
— А второй?..
— Красавец!.. Из-за чего они?..
Гудар. Велите замолчать музыкантам!
Амалия(врывается в комнату). Какая дуэль?! Шевалье, я же вам говорила… Гудар, разними их!..
Сантис. Я их разниму!.. Я придумал другое решение задачи!
Пауза. Все смотрят на Сантиса.
Из соседней комнаты выходит Анина. Она в дорожном костюме.
Казанова(подходит к окну). Бургундское играет… Смотрите, лорд откупорил бутылку!
Один из гостей. Это уже вторая…
Гудар. А третью — амстердамская вдова!
Сантис. Итак, по мнению Казановы, обманутый кавалер обязан восстановить справедливость… Такую же таинственную ночь он теперь мысленно должен провести с тою, с которой уже разделил блаженство… А другую, которая безуспешно прождала его всю ночь и с которой он был в своем воображении, он должен будущей ночью действительно прижать к своей груди!..
Фламия. Казанова — мой! (Бросается к Казанове, обнимает его, целует.)
Казанова смущен, но старается не показать своего неудовольствия.
Анина и Андреа поражены, смотрят на Сантиса, который все еще не понял реального смысла разгадываемого ребуса.
Сантис. Итак, я решил задачу как философ… И даже подписал ее как поэт…
Андреа. И доволен собой, как дурак…
Сантис. Что?.. Как?.. (Хочет броситься на него.)
Гудар. Этого еще не хватало… Держите его, он вне себя!
Фламия(Сантису). Оставь его… Повторяю, пусть все знают: Казанова — мой!..
Сантис(до него, наконец, дошло). Фламиния?.. Так это к тебе он пробирался прошлой ночью?.. Недурно!.. С каких это пор я тебе не супруг и ты свободно выбираешь партнеров?.. (Обнажает шпагу, Казанове.) Вы гнусный соблазнитель и дадите мне удовлетворение!
Казанова(что-то увидел в окне, быстро отходит). Вы слишком экспансивны, а я обязан соблюдать очередь… (К Андреа.) Начнем!
Анина. Шпагу прочь, Андреа! У тебя нет прав мстить за меня!
Андреа. За тебя?.. Здесь спор намного серьезнее!
Казанова. Вы переоцениваете случившееся… Но предоставим истории рассудить нас, а пока я готов освободить вас для праздничного обеда…
Начинают фехтовать.
Гудар. Остановитесь!.. Шевалье, я, право… (Бежит к окну.) Сюда, Тереза!.. Казанова здесь!.. Может быть, именно его вы ищете среди гостей?
Амалия. Казанова, я же просила тебя оставить Анину в покое!..
Тереза (появилась в дверях и бросилась к Казанове). Мой милый! Казанова! (Заключает его в объятия.)
Гости. Баста!
— Так это была игра?
— Я же говорил…
— Кто эта красотка?
— Обнимает самого Казанову!..
— Пойдемте же обедать!.. Эй, слуги, вина!..
Амалия(Казанове). Твои причуды не имеют границ!.. Оставь Анину, она не твоя!.. Я не допущу!.. (Берет бутылку, выходит из комнаты. Слышен ее возглас за дверью.) Успокойтесь, дорогие гости!.. Продолжайте веселиться…
Тереза(в объятиях Казановы). Наконец я нашла тебя!.. Беглец!.. (К остальным.) Надеюсь, общество простит меня… Ба!.. да здесь знакомые… Фламиния… Боже мой! Сантис!.. Нежданная встреча!..
Сантис. Тереза!..
Фламия. Как я рада!..
Гудар. Позвольте представить… Синьор Андреа Басси, из Феррары… А это его жена, Анина.
Тереза. Весьма рада. Тереза.
Казанова. Откуда ты?
Тереза. Не спеши… (К Андреа.) Позвольте… (Обнимает Анину.) Вы прелестны!.. Три обнаженных клинка сразу?!. Видимо, я вовремя поспела?.. Казанова, что же ты молчишь?..
Казанова. Ты еще не ответила на мой вопрос…
Тереза(снова обнимает его). Оставим вопросы!.. Изменник!.. Что бы то ни было, клинки в ножны!.. Давайте все вместе лучше порадуемся!.. Ведь счастья на свете прибыло!
Казанова. Ты сказала — изменник? Это ты говоришь — мне?!
Тереза. Конечно. Как только ты исчез, так пусто стало в моем бедном сердце…
Казанова. Кто же заполнил эту пустоту?
Тереза. Не имеет значения… Ведь я снова с тобой!
Казанова. Так кто же?
Тереза. Он мертв… как и все другие.
Казанова. Он в могиле?
Тереза. В забвении. А это глубже. Ты снова мой — стало быть, все в порядке!.. Попрощайся с друзьями, мы уезжаем!
Фламия. Позвольте, Тереза… Мы так рады видеть вас… у нас сегодня праздничный ужин…
Тереза. Благодарю… Но у ворот стоит карета. Гудар, вы обратили внимание?
Гудар. Карета прекрасная, но нам никак нельзя расстаться ч шевалье…
Тереза. Я приглашена в Вену придворной балериной. Оклад — шесть тысяч гульденов.
Фламия. Как дивно вы танцевали в Риме Рабыню в «Рамзените»!..
Сантис. Мы помним и Роксану в «Александре»…
Тереза. Для дебюта в Вене мне предлагают Рабыню…
Фламия. Разумеется, мы будем первыми зрителями!..
Тереза(Казанове). Ну, ступай скорее укладываться…
Казанова. Ты всерьез думаешь, что я поскачу с тобой в Вену?
Тереза. Не вижу серьезных причин, которые задержали бы твой отъезд.
Казанова. Меня ждут в других местах. В Брюсселе, например.
Тереза. И в Мадриде, и в Петербурге… А потому поедешь в Вену!
Казанова. Кроме того, меня и здесь держат дела. Не правда ли, барон?
Сантис. Я все забыл. Вот моя рука! Счастливого пути!..
Тереза. Едем!
Казанова. Но меня есть еще обязательства… (Смотрит на Андреа, тот подходит, желая что-то сказать.)
Тереза. Какие? Перед кем?
Тито(быстро входит). Простите…
Сантис. Что тебе?
Тито. Я должен кое-что передать знаменитой танцовщице Терезе из Неаполя…
Сантис. Говори.
Тито. Это должна услышать только она сама.
Казанова. Что за секреты? Кто тебя послал?
Сантис. Однако промедление грозит нам остаться голодными. Лучшие куски, к несчастью, уже съедены…
Гудар. А шевалье не может отправиться в путь без обеда.
Тереза. Сейчас идем… (Анине.) Прелестное дитя, повторите мне ваше имя.
Гудар. Ее зовут Анина. Весьма ученая девушка. Посвятила себя математике и другим мудреным наукам.
Тереза(к Андреа). Кто мог противиться такому очарованью?.. (Анине.) Дайте вас обнять! Мы следуем за вами.
Гудар. Ее наставники — болонские профессора! Все свободное время Анина посвящает книгам. К сожалению, мы иногда мешаем ее занятиям своей излишней приверженностью к карточным играм… Но уверяю вас, мы играем по маленькой…
Сантис. Если мы будем вкушать еду с божественной Терезой, то нас ожидает царственный пир!
Фламия, Сантис, Анина выходят.
Гудар(задерживается в дверях). Не смею утомлять вас, шевалье… Кажется, у нас сегодня тоже может составиться компания… Вот только господин аббат в отъезде… Его пригласила настоятельница монастыря… (Увидев в окне двух девочек, которые с любопытством разглядывали синьора в красивом камзоле.) Мария, Нинетта, смотрите, это шевалье де Сенгаль, старый друг вашего отца. Не будь его, вас бы… (Вышел; за окном слышен его голос.) Вы еще будете иметь возможность поцеловать руку шевалье, а пока поищите себе занятие… (Показался в окне.) Не будь вас, синьор Казанова, многое было бы иначе! (Скрылся.)
Тереза(к Тито). Итак?..
Казанова. Прошу, без предисловий… Тебя послал синьор…
Тито. Два синьора…
Казанова. Как — два?
Тито. Но они не вместе… Они прибыли почти одновременно, каждый в своей карете, и оба спросили, не в этой ли гостинице остановилась знаменитая танцовщица Тереза… Они ничего не знают друг о друге, да и друг друга они, кажется, совсем не знают.
Тереза. Один из них — Рамзенит, другой — Александр Великий. Они в театре не здороваются друг с другом… Пошли их к черту!
Казанова(к Тито). Где эти синьоры?
Тито. Они показались мне излишне возбужденными, и я поместил их в разные комнаты.
Казанова. Ты запер их?
Тито. Разумеется. С полчаса их еще можно продержать под замком. Окна выходят во двор, и никто не услышит, если они поднимут шум.
Казанова. Что же хотят эти господа?
Тито. Я хотел бы знать, какие распоряжения отдаст господин Казанова, узнав, что эти господа ищут госпожу Терезу.
Казанова. Ты сообразительный мальчик… Это приличные господа?
Тито. Это знатные и красивые господа.
Тереза. Мне нравится мальчишка! Мы возьмем его с собой в Вену!
Тито. Знаменитая танцовщица Тереза хочет взять меня в услужение?!
Казанова. Сначала послужи нам обоим!
Тито. Я не буду слишком дерзок, если напомню присутствующим, что они должны принять какое-то решение в отношении этих господ?
Казанова. Собирайся! Мы едем в Лиссабон!
Тереза(к Тито). Ты едешь со мной в Вену!
Казанова. Сначала послужишь обоим! А потом выберешь между нами.
Тереза. Что за выбор? Я твоя навеки! (Бросается в объятия к Казанове.)
Тито. «Путь жизни долог, вечность — коротка!..»
Казанова. Укладывай мои пожитки! Мы едем через час!..
Тереза. Зачем тянуть? Отсрочка не всегда полезна…
Казанова. Я хочу есть! И даже если я поплачусь за свой аппетит прогулкой в ад, я двинусь в путь не раньше, чем через час!..
Тереза. Ну что ж… через час мы едем… в Вену! (Уходят с Тито.)
Андреа стоит у двери, через которую ушла Тереза, не решившись покинуть комнату, видимо, в ожидании продолжения дуэли.
Казанова двинулся вслед за Терезой, но увидев Андреа, задерживается.
Казанова. А вы? Там уже садятся за стол…
Андреа(отворачивается, на глазах слезы). Идите… Вас ждут… А меня… меня никто не ждет!..
Казанова. Вы хотели мне что-то сказать?
Андреа. Возможно, я назойлив…
Казанова. Говорите прямо, я вам друг…
Андреа. Но я вам не друг, Казанова!
Казанова(не сразу). Я вас понимаю… И поверьте, весьма сожалею обо всем, что произошло… Нелепо!
Андреа. Для вас это всего лишь нелепый случай, а для меня…
Казанова. Я понимаю, ваша душа ранена…
Андреа. Что Казанове моя душа?..
Казанова. Утешение вы найдете не в моих речах…
Андреа. Я не нуждаюсь!..
Казанова. Не спешите. Вы будете тупым упрямцем, если не примете его из уст своей возлюбленной.
Андреа. Что вам до моих переживаний?..
Казанова. Глупец!.. Нет, вы негодяй!.. О, если бы я мог избавить мир от глупостей, я должен был бы сказать, что Казанова настолько же велик, насколько господин Басси ничтожен!
Андреа. Не кипятитесь! Вам не удастся заставить меня схватиться за шпагу!
Казанова. Когда-то это было для меня весьма прозаичным делом. Но сейчас… сейчас речь о другом.
Андреа. Неужели вы думаете, что я могу вернуться к неверной женщине?
Казанова. Мне кажется, вы заблуждаетесь…
Андреа. Конечно, другие могут… в том числе и вы…
Казанова. Вы говорите о Терезе, вероятно?
Андреа. Из тысячи, что вам даны на выбор, вы избрали самую неверную…
Казанова. Вы не сомневаетесь в этом?.. Вы же ее впервые видите…
Андреа. Она сама, кажется, призналась…
Казанова. Да неужели, друг мой, вы не заметили верности любящего сердца Терезы?..
Андреа. Вас всегда отличало богатое воображение…
Казанова. Да ведь она вернулась ко мне!.. Вернулась!.. Есть ли на свете иная верность?!
Андреа. Только возвращение являет собой верность?..
Казанова. Да. В возвращении из любого странствия.
Андреа. Ну, возвращение под кров родной — это еще куда ни шло!..
Казанова. Самообман!.. Отчизна и чужбина — пустой звук! Душа призвана скитаться вечно!.. Отчизна… То, что вчера согревало ласковым теплом, сегодня обдает холодном… то, что вчера еще мы называли отчизной, сегодня — всего лишь отдых в пути!..
Андреа. Вы не философ, вы — софист!
Казанова. Возможно, но я не бьюсь в путах своей совести, не даю себя обмануть и не строю космических иллюзий. Мир изменчив, я могу впадать в ошибки, но все равно вижу его таким, каков он есть… (Достает из сумки письмо, которое получил от Марколины.) Вы только послушайте… они сочли меня годным для роли полицейского шпиона!.. (Читает.) «Дорогой Казанова, если бы вы согласились тотчас же по возвращении на родину завязать для блага государства знакомства в достаточно известных, но опасных кругах, поддерживать с ними дружеские отношения и обо всем, что покажется вам подозрительным, незамедлительно представлять Сенату обстоятельные донесения…». Каково?! Вот вам отчизна!.. О, я отомщу!.. Они еще не знают Казановы!.. Они хотят посадить еретиков в свинцовые камеры, но посидеть там придется им самим! Только бы мне скорее попасть в Венецию!.. О, я им покажу!..
Андреа. Извините, шевалье, я, кажется, напрасно задержал вас… У вас неприятности, а мои сомнения…
Казанова. Советую вам пойти к своей возлюбленной и рассеять все свои сомнения…
Входит Амалия. Она возбуждена, заглядывает в другие комнаты, видимо, что-то ищет.
Вы, кажется, чем-то озабочены?
Амалия. За столом веселье, и никому нет дела, … А я слышу какой-то шум…
Андреа. Очевидно, начали проявлять беспокойство господа, которых запер Тито…
Амалия. Какие господа? И зачем их заперли?
Андреа. Не беспокойтесь… Надеюсь, я сумею освободить их из заточения.
Казанова. Пригласите их к столу! Я хочу напоследок, перед отъездом с Терезой в Вену, изрядно повеселиться в большой компании.
Андреа(проникновенно). Поверьте, шевалье… радушнее и добрее вас я не встречал людей!.. (Вышел.)
Пауза. Амалия устало опустилась на стул.
Казанова. В чем дело, Амалия?
Амалия. Вас ждут к столу.
Казанова. Я получил письмо… И так как должен немедленно дать ответ, то прошу меня извинить…
Амалия. Как вам будет угодно… (Помолчав.) Ты все-таки негодяй, Казанова! Эта дуэль, этот скандал… Анина собирается уезжать…
Казанова. Не говори мне о ней, философка! Я мог бы обладать ею, когда только пожелаю. Недоступных женщин на моем пути не было… Ну, а если и бывали… Пожалуй, я даже встретил одну в былые годы, но тут же нашлась другая, более податливая… Я не стал терять время и понапрасну вздыхать хоть один день.
Амалия. О чем ты сожалеешь? Ты прожил свою жизнь как хотел… И теперь ты еще всюду находишь женщин, даже если они не безумствуют от любви в тебе, как когда-то я безумствовала…
Казанова. Вчера ты мне сказала, что и сейчас влюблена в меня как в прекрасного юношу…
Амалия. Я молила тебя подарить мне одну ночь, но ты отверг меня, видимо, полагая, что еще можешь выбирать женщин по своему вкусу.
Казанова. Видимо… полагая… Что ты хочешь этим сказать?
Амалия. Ты и сам все прекрасно понимаешь!
Казанова. Анина — не женщина! Она — ученый, философ, пожалуй, даже чудо природы, только не женщина!
Амалия. Не уговаривай себя. Иллюзии — не лучший способ удержать то, что теряешь…
Казанова. Я стар… Посмотри на эти волосы, на это изможденное лицо… (Подошел к зеркалу и, словно собираясь выступить на сцене в какой-то шутовской роли, взъерошил волосы, так что пряди их совсем спутались, показал язык своему отражению, опустил углы рта и замычал, как бы пугая своего двойника.) Посмотри, до чего я страшен… Но я — Казанова! Разве по жилам моим бежит не тот же огонь желания и не те же соки юности? Разве я и теперь не тот же Казанова, каким был тогда?.. А если я Казанова, то мною должен быть посрамлен жалкий закон, именуемый старостью, которому подчинены другие?.. (Кричит.) Еще не поздно! (Задыхается, бессильно опускается на диван, он бледен, руки дрожат.)
Амалия. Господи, воды!.. Скорее!.. (Бежит к окну, но в парке веселье и шум, и ее не слышно.)
Тереза(зовет из парка). Казанова!
Сантис. Господа, добро пожаловать!
Андреа. Это же господа, которых запер озорник Тито!
Фламия. Красивые ребята!
Сантис. Ты уже порхаешь?
Гудар. Да где же Казанова?
Анина. Андреа, мы тебя ждем!.. Фламиния, господа…
Слышны хлопки открываемых бутылок, смех, музыканты начали играть бравурную мелодию.
Голоса. Казанова! Казанова!
Казанова. Вольтер!.. Вот кого я ненавижу!.. Теперь я закончу свой памфлет против него. Ты, старый фернейский мудрец, не умри до срока!.. Мы еще скрестим клинки!.. Ведь речь пойдет о философии — о Боге!
Амалия пытается дать ему воды, уложить на диван.
(Порывается встать и направиться к столу.) Я начну новый памфлет! Этот смешной и жалкий старик получит по заслугам за свою осторожность, за свою половинчатость, за свое раболепие!.. Чернил мне, бумаги!.. Скорее!
Амалия. Оставь… Тебе нельзя волноваться, ты погубишь себя!..
Казанова. Я должен послать ответ Сенату, этим старым маразматикам, выжившим из ума!.. Они не дождутся раболепия и смирения, я не припаду к их стопам!.. Я бросаю им вызов!
Амалия. Ты прав, но сделать это можно и попозже… Сейчас тебе надо успокоиться.
Казанова. Завтра я прочитаю Анине новую главу о Вольтере! Она — единственный человек здесь, в которого хватит ума оценить это. Она будет мною восхищаться!..
Амалия. Ты прекрасный писатель, у тебя острый ум…
Казанова. Она простит мои выпады… Я ведь и сам понимаю, что эта мистика чисел, именуемая каббалой, не имеет ни смысла, ни оправдания… И только мошенники и шуты используют ее в своих неблаговидных целях… Вот и я, Амалия, был шутом и кривлялся… Я не внушаю тебе отвращения?
Амалия. Я люблю тебя, Казанова… И всегда любила.
Казанова. Пить… Пересохло в горле.
Амалия подает стакан.
Да, я шут, кривляка и к тому же лгун!.. Я выпрашиваю у венецианских вельмож должность, кусок хлеба, родину!.. Попрошайка!.. А эта Анина… она думает, что радость долговечна… Но она растолстеет, станет морщинистой старухой с дряблыми грудями, сухими седыми волосами, беззубой и горбатой и наконец умрет… и ее съедят черви!..
Амалия плачет, пытается заглушить рыдания, но ей это плохо удается.
(Замечает это, берет ее за руку.) Не надо, Амалия… Если бы я был в силах каким-нибудь волшебством уничтожить себя, я бы сделал это, не задумываясь…
«Идея».
Я старик! Старик!.. И мое время прошло!..
Амалия. Не говори так!.. Ты увезешь ее, даю тебе слово!.. Самую юную, самую прелестную и умную ты навеки своей. Ты покоришь ее, это пленительное создание, властью своей души! Ты еще будешь счастлив, Казанова!
Казанова. Вожделение никогда не являлось для меня средством стать счастливым. Дарить счастье другим — это во сто крат важнее, чем его получать… Анина не будет со мной счастлива. Она любит Андреа! (С трудом подходит к окну.) Смотри, как весело они болтают! Как они беззаботны и легки!
Амалия. Прекрасный вид!.. Словно небеса над ними прояснились.
Казанова. Эй, музыканты! Что ж вы замолчали?
Амалия. Твоя Тереза — прелесть! А это кто?.. Новые гости?
Тереза(за окном). Скорее, Казанова!
Гудар. Может, пообедав, засядем на часок за игру?
Тереза. Мы едем! В Вену!
Амалия. Сегодня я видела сон, Казанова… Ты подъехал в роскошной карете, запряженной шестеркой вороных, к какому-то светлому зданию… Ты был в великолепном белом, шитым золотом парадном камзоле… На тебе была тонкая золотая цепь, которую я никогда раньше у тебя не видела… Похожий на нищего старик открыл дверцы кареты — это был Андреа… А ты, Казанова, был молод, молод!..
Казанова усмехнулся, отошел вглубь комнаты, достал бумагу, перо и сел писать.
Ты раскланялся во все стороны, хотя вокруг не было ни души, и прошел в ворота… Не знаю, ветер ли захлопнул их или же Андреа, но ворота закрылись с таким стуком, что лошади испугались и унеслись с каретой прочь… Я услышала из соседних переулков крики, точно кто-то взывал о помощи, но вскоре все смолкло. Ты показался в одном из окон дома — а я уже знала, что это игорный дом — и снова раскланялся во все стороны, и опять вокруг не было никого… Потом ты оглянулся, как будто позади тебя в комнате кто-то стоял… Но я не поняла, кто… Затем я увидела тебя в окне следующего этажа, где все повторилось… Ты поднимался все выше и выше, словно дом рос ввысь до бесконечности, и у каждого окна ты кланялся и разговаривал с тем, кто стоял за твоей спиной… И я никак не могла догадать, кто это был… А Андреа все время бежал вслед за тобой по лестнице, что-то кричал, видимо, пытаясь тебя остановить…
Казанова начинает тяжело сползать на пол. Чернильница со стуком упала, и листки разлетелись по всей комнате.
Казанова!.. Что с тобой?!
Подбежала, пытается поднять, но его тело уже не подчиняется его воле. Он хочет удержаться на стуле, крепко уцепившись за край стола. Ему это не удается, стол падает, и Казанова валится на пол.
Господи, да как же это… Скорее!.. Эй, люди!.. Господи, где все?!.
Казанова. Смерть!.. Вот кто стоял за моей спиной!.. Какое сегодня число?
Амалия. Седьмое… кажется…
Казанова. Седьмое… Все это шарлатанство и плутовство не имеют ни смысла, ни оправдания… Каббала — не наука!.. Господину Вольтеру везет — теперь он может спокойно сотрясать мир своими софизмами! Никто не осмелится отказать ему в исключительном даровании… (Видит гостей, которые сбежались на крик Амалии.) Вы были в Венеции, господа?.. Ах, не были… Жаль… Я расскажу вам о ней… Для моей матери, знаменитой актрисы, великий Гольдони, ее поклонник, написал замечательную комедию… А когда я был аббатом… Это, разумеется, было до того, как я стал атташе а одной живописнейшей стране… Ах, если бы я мог показать вам город, где я был молод!..
Пауза. Тереза подбегает к нему, смотрит в глаза, понимает, что все кончено. Крик застыл в тишине комнаты, где после двадцати пяти лет изгнания нашел свой печальный конец последний романтик, философ и софист, сочинитель и сердцеед, политик и игрок шевалье де Сенгаль, известный миру как великий авантюрист Казанова.
Тито(взбирается на окно со стороны парка). Госпожа Тереза, господин Казанова, когда же укладывать пожитки? Нам было бы полезно прихватить в дорогу и кое-что со стола. Шампанское, паштеты, трюфеля… (Видит застывших в ужасе людей, подбегает к Казанове.) Господин шевалье… Разумеется, вы шутите… Ведь вы еще не обедали… а нам надо поспешить… (Замолчал, оглядел присутствующих. На его глазах слезы.) Господин Казанова… Путь жизни долог… вечность коротка!.. (Склоняется над телом Казановы.)