На Химическом факультете Московского Университета читал лекции по Теории строения химических соединений Яков Кивович Сыркин. Хорошо жить в общежитии. Здесь перемешаны все факультеты. Это замечательно, сказали мне студенты — химики. Ничего нельзя откладывать в жизни.

Яков Кивович Сыркин (1894–1974)

Это был 1949/50 учебный год — последние, перед разгромом, лекционные семестры профессора Сырки-на. Предвидеть разгром было невозможно. Лекции были прекрасны. Это было соединение квантовой механики и химии, теория валентных состояний, физические основы периодической системы элементов, физическая природа структуры химических соединений.

Замечателен был лектор. Правильнее — лекторы, Курс читали Я. К. Сыркин и Мирра Ефимовна Дяткина.

Они были авторами очень хорошей книги «Химическая связь и строение молекул», изданной в 1946 г. [1]Бушин В. С. Гении и прохиндеи. М.: Алгоритм, 2004. 512 с.
. А в 1947 г. они издали свой перевод книги великого американца Л. Полинга «Природа химической связи» [2]Плутарх. Избранные жизнеописания: В 2 т. Пер. с древнегреч. М.: Правда, 1990.
. А их книга была переведена на английский и издана в Нью-Йорке в 1950 г. и получила очень высокую оценку Полинга.

Говорили, что в молодости Я. К. Сыркин учился во Франции. Может быть, и не только поэтому, он напоминал всем обликом веселого и остроумного героя Ростана. Четкая логика и блестящие отступления в сторону. Литературные аналогии и энтузиазм. И при этом сложная квантовая механика становилась доступной и захватывающе интересной.

Но лекции с изложением математического аппарата квантовой механики были трудны для нас — химиков и биологов. Эти лекции читала М. Е. Дяткина. Я. К. был строен, изящен и весел. М. Е. — красивая, грузная, наполняющая собой черное шелковое платье, — была строга и серьезна.

Экзамен сдавали им обоим. Сначала — Я. К. Это было прекрасно. Он сам рассказывал экзаменуемому многое, что не успел на лекции. Довольный этим студент шел к М. Е. И обычно она, после попыток получить четкие ответы на вопросы в билете, отправляла пришедшего для дополнительного изучения предмета.

Я-то был добровольцем. И полностью сдавать этот экзамен был не обязан. Получил удовольствие от беседы с Я. К., а к М. Е. не пошел. И так все было легко предвидеть.

Осенью 1950 г. мне сказали — на Химическом факультете будет обсуждение Теории строения химических соединений. Это замечательно — и я пошел туда, вспоминая об удовольствиях от лекций Я. К. Удовольствия не получилось. В мрачной аудитории злобно витийствовал бывший аспирант Сыркина В. Татевский. Он обвинял Я. К. в — идеализме… В том же духе выступал другой ученик Сыркина (и Несмеянова) — Олег Реутов. Олег имел редкую особенность. Казалось, что у него в позвоночнике есть особый сустав — шарнир, позволяющий верхней половине его организма с большой амплитудой раскачиваться в разных направлениях — вперед — назад, вправо — влево. Они анализировали идеологические основы курса «Теория строения» и находили в них, в этих основа принципиальные пороки. Мы в те времена вполне знали, что значат и чем кончаются такие обвинения.

О чем шла речь?

Буржуазные ученые Полинг и Уэланд ввели понятия «резонанс структур» для объяснения особенностей строения и физических свойств ароматических соединений. В самом деле, формул)7 бензола можно нарисовать двумя способами: так и так. Какая формула верна? Это старый вопрос органической химии. В 1930-е годы Л. Полинг дал на него ответ при вычислении истинного состояния как «резонансе» этих двух структур. Термин резонанс был не очень удачен. Речь при этом шла лишь о способе квантово-механического расчета — для каждой из этих «виртуальных» структур выписывалась в соответствии с уравнением Шредингера своя ψ-функция, а действительное состояние соответствовало сумме этих двух функций.

«Как — кричали критики — это идеализм! Полинг говорит о резонансе несуществующих структур!» Вина Сыркина и Дяткиной была в том, что они пропагандировали реакционную, идеалистическую концепцию буржуазного ученого Л. Полинга. Кроме того, и это был еще больший грех, они не ссылались на труды великого русского химика А. М. Бутлерова. В то же время именно Бутлеров раньше и независимо от Кекуле предложил рисовать в современном виде формулы органических соединений. Таким образом, они проявили космополитизм и низкопоклонство. Среди нападавших на Я. К и М. Е. особенно отвратителен и активен был М. И. Шахпаронов. Вместе с Татевским он стал автором статей, «разоблачавших» сторонников теории резонанса.

Кампания разгоралась. Злобно возбужденные ее инициаторы требовали провести в химии мероприятия, аналогичные сессии ВАСХНИЛ. Нужно было распределить роли. Лестно было стать аналогом Лысенко. Можно считать удачей, что наиболее активно на эту роль стремился очевидно невежественный Челинцев. Профессиональные химики по общему уровню культуры явно превосходили агрономов и животноводов — опору Лысенко. Большинству химиков была ясна нелепость затеянной кампании. Важно и то, что Я. К. Сыркин у большинства вызывал чувства симпатии, и травить его не хотелось.

Тем не менее, дело было в руках ЦК КПСС. Избежать организации «сессии» не удалось. В январе 1951 г. умер С. И. Вавилов и президентом Академии наук стал А. Н. Несмеянов.

Несмеянов — выдающийся химик. Его капитальный двухлетний лекционный курс на Химическом факультете Московского Университета был фундаментом образования множества студентов. Он, конечно, все прекрасно понимал. Но прямо противодействовать очередному ауто-да-фэ партийной инквизиции он не мог. Ему предстояло выступить 11 июня 1951 г. с основным докладом на «Всесоюзном совещании по состоянию теории химического строения в органической химии» [3]Известия. 1993. 5 окт.
. Ему, по сценарию, предлагалась роль Лысенко. Великий человек! Он… заболел накануне Совещания. И доклад пришлось делать другому академику - А. Н. Теренину.

Председателем был академик М. М. Дубинин. Во вступительном слове он сказал:

В своих гениальных трудах, посвященных вопросам языкознания, Иосиф Виссарионович Сталин отметил, что никакая наука не может развиваться без борьбы мнений, без свободы критики. Игнорирование этого положения приводит к путанице взглядов по основным принципиальным вопросам науки и способствует возникновению в научных органах не свойственного науке и людям науки режима, метко названного товарищем Сталиным аракчеевским режимом… У всех еще ярко сохранилось в памяти, какую огромную роль в борьбе за передовую материалистическую науку сыграли свободные дискуссии по вопросам философии, языкознания и биологии, где были развернуты подлинные большевистские критика и самокритика…

Здесь традиционно для того времени смысл слов «обратный» и комментировать их не надо.

Теренин прекрасно разбирался в предмете. Он был автором глубоких исследований по фотохимии красителей, в которых широко пользовался аппаратом квантовой механики. Доклад Теренина был вполне научным в своей основной части. Он, конечно, содержал критику теории резонанса и отсутствие ссылок на Бутлерова в трудах Я. К и других советских авторов. Но доклад этот выгодно отличался от аналогичных докладов Лысенко и Быкова. Значительная часть доклада была посвящена истории российской химии и ее выдающимся представителям. Много места занимает актуальный в те годы анализ строения ряда конкретных молекул. Специальный раздел посвящен критике Сыркина и Дяткиной, «…на которых ложится основная вина за распространение „теории резонанса“ в в нашей стране. Занимаясь специально квантовой химией, Я. К. Сыркин и М. Е. Дяткина не только не вскрыли лженаучного характера и идеологической порочности „теории резонанса“, но, наоборот, широко популяризировали эту концепцию…».

Кроме Я. К. и М. Е. «серьезные ошибки» отмечены в книгах А. И. Киприанова и М. В. Волькенштейна. Критика эта занимает всего 6 страниц из 58 страниц доклада.

Нет. Не получилось аналогии с сессиями ВАСХНИЛ и Павловской.

В дальнейшем, в ходе различных выступлений оказалось, что в применении теории резонанса «виновны» очень многие советские химики, в том числе и авторы доклада, и Теренин, и Несмеянов, и еще многие.

Но правила игры были незыблемы. И вот на заседании 12 июня выступил Я. К. и признал свою вину по всем пунктам обвинения. Он сказал, что не ссылался на Бутлерова, поскольку в самом деле не знал его работ. Он признал, что ошибочно развивал и использовал теорию резонанса. Однако он подчеркнул, что критика концепции резонанса не затрагивает существа квантово-механических методов расчета молекул. Он не оправдывался, а посвятил значительную часть своего выступления рассмотрению трудных проблем строения молекул.

Вполне аналогично выступила М. Е. Дяткина. Признала свои ошибки в том, что не знала работ Бутлерова и в том, что использовала «теорию резонанса».

М. В. Волькенштейн начал свое выступление с замечательных слов:

Честь советского ученого требует непоколебимого упорства в защите тех научных взглядов, в правильности которых он уверен.

Однако затем он говорит:

…не в меньшей мере долг советского ученого, долг большевика, партийного или беспартийного, состоит в умении самому вскрыть свои ошибки и их ликвидировать.

Это уменье он тут же проявил, сказав, что еще в 1941 г. отказался от теории резонанса… что может подтвердить… проф. Сыркин «с которым у меня возникали серьезные разногласия по этому вопросу…». (Тут мне стало несколько неприятно…).

М. В. сказал.:

Теория резонанса… безусловно несостоятельна ни в научном, ни в методологическом, ни в философском отношении… она является идеалистической, махистской теорией, потому что понятиям, не имеющим никакого реального смысла, приписывается реальное существование…

Нет, не получилось аналогии с сессией ВАСХНИЛ. Правда, здесь тоже звучали оголтелые голоса требовавшие расправы. Здесь кричал философ А. А. Максимов:

«Теория резонанса — порождение растленной идеологии англо-американской империалистической буржуазии, враждебной от начала и до конца передовой материалистической науке. Теория резонанса — такая же мертвая ветвь буржуазной науки, отравляющая научную атмосферу, как вейсманизм-морганизм, педология и т. п.» (стеногр. стр 256).

В соответствии с принятым ритуалом, как и во всех аналогичных случаях — на любых совещаниях, конференциях, «сессиях» в конце всех заседаний принимается письмо товарищу Сталину. Еще раз стоит привести оттуда некоторые выдержки:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Участники Всесоюзного совещания… шлют Вам, великому вождю и учителю всего прогрессивного человечества, свой горячий, сердечный привет.

Собравшись для обсуждения путем свободной широкой дискуссии основных вопросов современного состояния теории химического строения, мы, советские химики, хотим выразить Вам нашу глубочайшую благодарность за Ваше повседневное внимание к развитию советской науки и, в частности, химии, за Ваши руководящие указания работникам науки, определяющие пути ее развития, за Вашу творческую деятельность по преобразованию человеческого общества на научных основах, разработанных Марксом, Энгельсом, Лениным и Вами, товарищ Сталин.

Наша советская химия развивается в Сталинскую эпоху; открывшую беспредельные возможности для развития науки и производства… Идейной основой и руководящим методом этой науки является диалектический материализм, творчески Вами развиваемый. Ваши гениальные труды по вопросам языкознания ставят перед всеми учеными нашей страны задачу еще более быстрого движения вперед… шире развертывать творческие дискуссии для борьбы с догматизмом и начетничеством, для дальнейшего развития химической науки на основе диалектического материализма…

…Руководствуясь решениями Центрального Комитета ВКП(б) по идеологическим вопросам и Вашими, товарищ Сталин, указаниями, советские химики развернули борьбу против идеологических концепций буржуазной науки. Порочность так называемой „теории резонанса“ ныне разоблачена, и остатки этой концепции будут выброшены из советской химической науки…

Желаем Вам, наш дорогой вождь и учитель, доброго здоровья и многих, многих лет славной жизни на радость и счастье всего передового человечества.

Да здравствует славная партия Ленина — Сталина, ведущая нас от победы к победе! Да здравствует наш любимый Сталин!»

Я перепечатал выдержки из этого обращения из Стенографического отчета этого совещания. Прошло с тех пор 45 лет. Я уже отвык от всего этого…

Еще шли аресты (Бориса Вепринцева арестовали 7 июля 1951 г. — см. очерк о нем). В подвалах Лубянки пытали людей. Миллионы томились в лагерях и тюрьмах. Развертывалась кампания против космополитизма.

А что касается выбрасывания «теории резонанса» из советской науки — выброшены из нее были многие передовые химики. И стране был нанесен ущерб…

Вскоре после Совещания горкомы и райкомы партии взяли под свой контроль реализацию идеологических решений.

В Физико-химическом институте имени Карпова — в его тематике было много секретных тем — для объяснения идеалистической сущности теории резонанса собрание научных сотрудников проводил представитель райкома партии. Л. А. Блюменфельд вышел к доске, написал ψ-функцию для одной из двух возможных формул бензола и спросил, есть ли в этой записи идеализм. Нет, здесь нет, сказал представитель райкома. Тогда Блюменфельд написал такую же функцию для другой возможной формулы. И здесь не оказалось идеализма. А в теории резонанса вычисляют сумму этих двух функций. Следовательно, заключил довольный собой Л. А., идеализм заключен в знаке. И ушел с собрания — спешил — на вечер у них с Ниной Николаевной были билеты в театр. Когда он утром пришел на работу — его не пустили. Он был уволен.

С теорией резонанса боролась вся страна. На обязательных политсеминарах в учебных и научных учреждениях, на заводах и в колхозах, в сухопутных и морских войсках — всюду изучали итоги совещания и осуждали сторонников идеализма и проповедников концепций реакционных буржуазных ученых.

А сами главные обвиняемые отделались, по меркам того времени, довольно легко. «Всего-навсего» у Я. К. Сыркина произошел инфаркт. Его и М. Е. Дяткину выгнали из Московского Университета (где Я. К. заведовал кафедрой Теоретической химии). Но Я. К. остался заведующим кафедрой Физической химии в Институте тонкой химической технологии им. Ломоносова. А много лет спустя даже был выбран в академики.

М. В. Волькенштейн реагировал на критику активно. В своей большой книге «Строение молекул» он несколько страниц посвятил критике теории резонанса (не будучи, на самом деле, специалистом по квантовой механике…). Эту книгу перевели на немецкий язык в ГДР — в качестве учебного пособия. Это был «роковой шаг».

Л. Полинг и другие «западные» химики и физики не могли представить себе, что высококвалифицированные (в этом они не сомневались) советские специалисты могут просто так, без научных оснований, критиковать научную концепцию. Они пытались понять глубокий смысл развернувшейся кампании. И не могли понять. Писали письма Несмеянову и председательствовавшему на Совещании академику М. М. Дубинину. Не получали ответа. Русский язык труден. И они объясняли этой трудностью свое непонимание. И вот Полингу удалось прочесть критику своей концепции в книге Волькенштейна их понятном немецком языке.

Произошло это уже при Хрущеве. Несколько лет как умер Сталин. Наступила оттепель. Л. Полинг — лауреат Нобелевской премии по химии — получил еще одну Нобелевскую премию — премию Мира. Он был заведомо положительным лицом для нового советского руководства. И в таком качестве в 1961 г. прибыл в СССР. До этого он написал письмо М. В. и они договорились о встрече (М. В. гордился этой перепиской) [4]Воронцов Н. Н. Природа, № 10, 1995. С. 101.
. В США хорошо представляют себе темперамент Л. Полинга.

Я теряю способность подбирать нужные слова — хорошо бы их найти, чтобы представить бурную сцену, которую устроил Полинг Волькенштейну по поводу (подберите слова — эпитеты, читатель сами) — безграмотной, бессмысленной… критики теории резонанса, приведенной Волькенштейном. Это несправедливо, что так досталось нечаянно подвернувшемуся М. В.

В Москве Полинг общался со многими высокопоставленными химиками. После этого он выступил с лекцией в Институте органической химии Академии наук. Это было прекрасно. С артистической жестикуляцией, в которую вовлекались брови, глаза, руки (он напоминал мне Луи де Фюнеса), Полинг рассказывал об успехах теории строения химических соединений. В большой аудитории, как обычно, на нижних почетных рядах сидели академики и члены корреспонденты. Доктора, кандидаты сидели в средних рядах. А далее размещались плотными слоями студенты и аспиранты. Лекцию переводил замечательный переводчик. В конце лекции Полинг, грозно глядя на передние ряды, произнес патетически: «а молодым людям я скажу, чтобы они не обращали внимание на этих…». Замечательный переводчик не дрогнул и перевел: «Профессор Полинг призывает молодежь и дальше перенимать знания у своих выдающихся учителей». В зале возник шум, смех, и сверху четко и ясно (это был А. П. Пурмаль) прозвучал правильный перевод. Полинг не сразу понял случившееся. Но реакция его и верхней части зала была бурной. (Есть аналогия с аналогичным переводом речи Нильса Бора перед студентами Физического факультета в 1961 г., но об этом когда-нибудь в другом месте).

Так, 10 лет спустя, завершилась дискуссия по теории строения в органической химии.

Но это было далеко впереди. Пока же был 1951 г. Еще осенью 1950 г. я начал искать место будущей работы. Руководил этими поисками мой учитель профессор С. Е. Северин. Он занимал высокие административно-научные посты — был академиком-секретарем Биологического отделения Академии Медицинских наук — и прекрасно знал «кадровую политику» того времени. Более того, в силу занимаемой должности, сам ее осуществлял. В разгаре была борьба с «безродными космополитами». Это был синоним евреев. С. Е. пытался помочь мне. Он писал лестные для меня характеристики-письма множеству своих знакомых и незнакомых руководителей институтов и лабораторий, звонил им по телефону. Он, наверное, знал, что дело безнадежно. Список отказов удлинялся. А работа над дипломным исследованием шла успешно, Это была классическая биохимия — я выделял ранее неизвестный фермент АТФ-азу из ткани почек.

После защиты диплома в мае — госэкзамены и университет окончен. На работу никуда не берут. Вот разве — вольнонаемным в ГУЛАГ — «на Колыму» — в Янское геологоразведочное управление инженером химиком аналитиком, для анализов добываемого золота.

Однако и туда попасть по своей воле было непросто. Нужно было заполнить толстую, многостраничную анкету. В ней было множество вопросов. Чем занимался до 1917 г.? Были ли колебания в проведении линии партии? Сведения о родственниках. В том числе о бабушках и дедушках. А если их нет в живых — где похоронены? Заполнение анкеты длилось много недель. В пустом кабинете — один письменный стол — совершенно пустой — ни одной бумажки. За столом бледный, аккуратно подстриженный капитан Госбезопасности с внимательными глазами чуть отмечает карандашом вопросы в анкете, на которые нужно дать более подробные ответы. Пожалуйста, подготовьте ответы и приходите на следующей неделе… Шли недели за неделями. Это у них так полагалось — им было нужно время на проверку моих ответов.

Прошло Совещание по Теории строения… Рассказывают, что арестован Борис Вепринцев. Лето. Жара. Стипендии больше нет — университет окончен. Зарплаты нет. Нет работы. Осталось немного и анкета будет заполнена. А там, можно надеяться, дадут разрешение на работу… Нашу только возникшую семью из последних сил кормила теща — она работала в профсоюзной газете «Труд».

И «вдруг» — звонок — «Вам надлежит явиться с паспортом, военным билетом и дипломом университета по адресу…». Нет, не в ГУЛАГ! — приедете узнаете.

Создавалась организация — ответвление атомного проекта — для развития работ по применению радиоактивных изотопов в медицинских и биологических исследованиях. Официальное название — кафедра Медицинской радиологии Центрального Института Усовершенствования Врачей (ЦИУ). Шефы-хозяева — министерство Госбезопасности и специальное управление Министерства Здравоохранения. Для этих хозяев недостатки анкет значения не имели. Нужны были лишь надежные рекомендации. Много времени спустя я узнал, что такие рекомендации дал С. Е., входивший в совершенно секретный Ученый совет по этим проблемам. (Сам он никогда в этом не признавался). Так я оказался в ЦИУ. (См. главы «Дело врачей…», «Генерал Белоусов», «Сергей Евгеньевич Северин».)

Примечания

1. Сыркин Я. К, Дяткина М. Е. Химическая связь и строение молекул. М.; Л., 1946.

2. Паулинг Л. Природа химической связи. 1947.

3. Состояние теории химического строения в органической химии. Всесоюзное совещание 11–14 июня 1951 г. Стенографический отчет. М.: Издательство Академии наук СССР, 1952.

4. Волькенштейн М. От Ахматовой и Зощенко до Эйнштейна и Полинга // Наука и жизнь. 1989. № 11. С. 90–93.