§ 1. Уроки истории

Безумная и авантюристическая идея завоевания мира дразнила воображение завоевателей уже тогда, когда они едва ли в точности знали, как велик мир. Реальное воплощение эти вожделения впервые получили около трех тысяч лет тому назад в созданном ассирийскими царями огромном мировом государственном объединении. Они первыми ввели в обиход понятие мировой державы. Как случилось, что Ассирия сумела сломить сопротивление местных самостоятельных образований, разобщить друг от друга различные племена и страны и с беспощадной решительностью расчистить себе путь для широких завоеваний?

Учитывая выгодную международную конъюнктуру: слабость Вавилонии, борьбу Египта с хеттами за Сирию, отсутствие антиассирийского фронта,- ассирийские пари использовали внутренние затруднения той или другой страны, быстро завоевывали ее со своими превосходящими войсками и, не давая ей опомниться, переходили к следующей жертве.

Так, в XIII в. до н.э. цари Ассирии начинают бешеную борьбу с Вавилоном, в результате чего последний пал, его укрепления были разрушены и опустошены, храм Мардука разграблен. В XII в. Тиглатпаласар I одерживает крупные победы над горцами Наири, над арамейскими ордами кочевников, над хеттами, Сирией, вплоть до Финикии. Эти победы постепенно выдвигали Ассирийское государство на одно из первых мест в системе древневосточных обществ. Ассирия становится руководящей державой в Передней Азии.

В XI в. до н.э. у ног ассирийцев лежали покоренными: восточная часть Малой Азии, вся Месопотамия, Сирия, Финикия и «неприступный» Дамаск. В дальнейшем далекими походами Саргона II завоеваны Палестина, Ванское царство и Элам. Все больше и больше соседних стран становятся жертвами завоевателей. В VIII—VII вв. до н.э. Ассирия становится неоспоримой властительницей пространств от Персидского залива до Средиземного моря. Внук Саргона II, сын Синахериба Асархаддон покоряет Аравию и Египет, а его сын Алппурбанипал совершает военный поход против отпавшего Египта, грабит его столицу Фивы и подчиняет труднодоступные горные области Элама. Ассирия в это время достигает наибольшего территориального развития и находится на вершине своего могущества. Ассирийский царь говорит о себе, что он «сверг всех своих врагов и смел их, как прилив бури», он называет себя могущественным героем, вооруженным ужасом, который, «поражая врага, оставляет свое оружие открытым», царем, «для которого со дня его воцарения нет равных владетелей и который в бою и в борьбе не встречает никаких преград, раскалывает страны как глиняные горшки и надевает узду на четыре страны света». Обычная формула из анналов ассирийских царей гласит: «Я окружил, я завоевал, я сокрушил, я разрушил, я сжег огнем и превратил в пустыри и развалины».

В хронологических таблицах, дошедших до нас, мы видим, что каждый год царствования ассирийских царей отмечен каким-нибудь походом. Грабеж и добычи, захват чужих территорий - обычная цель этих походов. Ассирия не знала покоя, но не давала покоя и другим. На севере и на юге, на востоке и на западе ассирийские полчища под предводительством своих царей вторгались, в буквальном смысле слова, с огнем и мечом в чужие земли, опустошали, жгли, убивали, грабили имущество, налагали дань, уводили с собой людей, коней, крупный и мелкий скот. Нередко опустошались целые города, взрослое население их поголовно истреблялось или уводилось в рабство. В ассирийской столице Ниневии образовался рабский рынок. Многие барельефы ассирийских дворцов изображают страшные сцены: осаду крепостей, разрушение и уничтожение городов, беспощадную экзекуцию попавших в плен людей, которых сажают на кол, размозжают и рубят им головы, сдирают кожу с живого тела, отрезают носы, руки и ноги, вырывают языки. «Только на развалинах чело мое проясняется, только утоляя гнев свой, я чувствую себя удовлетворенным»,- пишет один из ассирийских владык.

Тиглатпаласар I хладнокровно повествует о сожженных и разрушенных городах, об уводимых в плен людях, об огромной добыче. Так, при завоевании стран Наири, он хвастливо говорил о своих успехах: «Крепость их я занял, имущество разграбил, города их сжег, уничтожил, опустошил и обратил в кучу щебня и груду развалин...». Тиглатпаласар III, чтобы навсегда сломить сопротивление побежденных им народов, прибег к политике «насаху», что значит «вырывать с корнем», «искоренять». Саргон II, выступая против индийских областей и Урарту, сжигал на своем пути десятки городов и сотни поселений, цветущие сады, разрушал ирригационные сооружения, захватил несметные богатства). Подвергнув страшному погрому индийские области, он превратил многие из них в заброшенные холмы развалин. Сын Саргона II Синахериб с неприкрытым цинизмом хвастался, что во время первого похода на Вавилонию он награбил много добра и обездолил многих людей: «Двести восемь тысяч человек, малых и больших, мужчин и женщин, лошадей, мулов, ослов, верблюдов, крупного рогатого скота и овец без числа — тяжелую добычу я награбил (и увел) в Ассирию». Но и этого было мало. Когда Вавилон был взят ассирийскими войсками, но приказу их царя он был варварски сожжен и разрушен: русло Евфрата завалили обломками строений, открыли все шлюзы и воды реки хлынули по городским руинам. Множество вавилонян перебили, часть разбежалась по соседним странам, остальных угнали в плен и продали в рабство.

Весть о гибели Вавилона потрясла весь ближневосточный мир. А ассирийский царь похвалялся над руинами прославленного города: «Я разрушил его более основательно, чем бы это сделал потоп. Для того, чтобы в грядущие времена никто не мог бы даже вспомнить местонахождение этого города, его храмов и богов, я затопил его водою». Так на базе грабительских завоеваний, при Асархаддоне и Ашшурбанинале было положено основание «мировой державе» Передней Азии, границы которой простирались с южной части Малой Азии на севере до - Аравии и Персидского залива на юге, от Элама и Персии на востоке до Египта на западе.

Свою претензию на всеобщую власть, на господство над миром (соответствовавшее ограниченному географическому и политическому горизонту тогдашнего времени) ассирийские цари выразили в пышной титулатуре, названия которой встречаются в надписях вавилонских царей: «господин четырех небесных или мировых областей», «господин всего, вселенной или мира». Определенными мероприятиями они стремились придать своему, господству известную твердость. Это касается прежде всего создания аппарата чиновников и идеологической основы власти. Присоединив разгромленные страны к своей державе, они создавали в них, в лице назначенных ими наместников, которые упоминаются в надписях, органы господствующей власти. Широко практиковалось массовое принудительное переселение жителей завоеванных стран вместе со всем их имуществом, скотом и скарбом. Так, Тиглатиаласар III после одного из своих походов переселил в Ассирию 154 тыс. человек, Саргон II—90 тыс. человек, а Синахериб — более 200 тыс. Эти многократные перемещения населения, о которых говорят надписи, снижали способность покоренных к сопротивлению. Однако развитой государственной организации ассирийское господство не представляло. По существу, это — только военная превосходящая сила победителя как таковая, покорившая побежденных, но не создавшая вполне оформленной политической и созидательной организации.

Более успешным было создание идеологической основы власти путем утверждения и распространения религии. Так, бог Ашшур являлся правильным образцом или отражением беспощадного ассирийского владыки, подавлявшего всякое сопротивление себе завоевательной силой. Он «царь войны, высоты, который одолевает сопротивление, победоносный, совершенный, непреодолимый, наступление которого подобно бурному урагану, сметающему страну врага»; он «сметает всех противников царя как ураган, низвергает его всех врагов». Чужие божества попадают точно так же, как чужие народы, которые их почитают, под власть Ашшура, и от его милости зависит, простит ли он их, сохранит ли их культ в дальнейшем под своей верховной властью. В этом случае ассирийский царь позволяет на чужих изображениях богов, попавших под его власть, «изображать силу Ашшура, своего господина». В аннальной надписи Ашшурбанипала четко описывается уничтожение вражеских культов. Ашшур был богом, враждебным и беспощадным к другим богам. Он образовал религиозную основу широкой; базирующейся на беспрерывном завоевании системы власти, которой покорились самые различные племена и страны.

Причины, способствовавшие достижению ассирийскими парями мирового господства, были связаны, прежде всего, с соотношением борющихся сил того времени, которое складывалось в пользу Ассирии. Страны, входившие в лагерь, враждебный Ассирии, не достигли единства, не смогли объединиться в крепкий союз, поэтому они не были в состоянии выдержать натиск со стороны единого организма Ассирии. Так, Вавилония, раздираемая внутренними противоречиями, ослабевает от ударов хеттскою войска, от вторжения касситов, от нашествия халдеев. Поэтому захватить Вавилонию не представляло больших трудов. Ассирийцы использовали столкновение хеттов с Египтом, ослабившее обе стороны, и без особого труда победили Хеттское государство. Ни Вавилону, ни Египту, ни хеттам, ни Палестине не удалось объединиться в единый союз против захватчиков, что, естественно, усилило мощь последних.

Кроме всего этого, победа ассирийским завоевателям давалась сравнительно легко и быстро еще и потому, что армия их, оснащенная новейшими достижениями техники и военного искусства, стояла неизмеримо выше военных сил противника. Ассирийская армия была создана в связи с систематическими грабительскими походами и питалась ими. Организованная из воинов-колонистов, постоянных военных наборов и отрядов наемников и обогащенная долголетним военным опытом грабительских войн и военными реформами Тиглатиаласара III, армия ассирийских царей была грозой для всего окружающего мира и в течение более столетия не знала себе равной. Она была оснащена прекрасной техникой, фортификационным искусством, осадными орудиями. Ею руководили полководцы, хорошо сведущие в военном деле. Ими были широко применены способы молниеносного удара, маневры наступления, способы применения фронтальных и фланговых атак, тактика сокрушения, тактика измора и т.д.

Не только армия была оснащена завоевательной техникой, но и весь государственный аппарат с его сложнейшей бюрократической системой был поставлен на службу осуществления грабительских походов и использования добычи последних. Так, на грубом насилии и деспотизме крупное древневосточное Ассирийское государство впервые объединило почти всю Переднюю Азию. Но это был колосс на глиняных ногах. Грандиозная Ассирийская держава, осуществлявшая свое господство в течение полутора столетий, потом перестает существовать и сходит с исторической сиены.

Что обусловило гибель этого мирового государственного объединения? Ответ на этот вопрос надо искать в причинах внутреннего и внешнего порядка. Прежде всего, следует отметить причины экономические. Завоеванные области, находившиеся на разных уровнях экономического развития, не имели прочных экономических связей и общих интересов с государством в целом. Эти области, подвергавшиеся неслыханной тирании и эксплуатации, усиливали центробежные силы и ослабляли мощь страны. Путь следования ассирийских захватчиков отмечался смертоносным разорением, прямым неприкрытым грабежом, кровавыми злодеяниями, кошмарными погромами, захватом ценностей и пленных. Это не могло не вызвать возмущения покоренных и находившихся под угрозой покорения народов. Весь Восток жил мечтой о гибели Ассирии — «логовища львов» и о падении ее столицы Ниневии, - «города крови».

К экономическим причинам необходимо присовокупить причины социальные. Быстрорастущие противоречия в самом ассирийском обществе между народными массами и господствующей зажиточной верхушкой (ассирийской знатью, высшим жречеством, военщиной и купцами) приводили к волнениям против инициаторов изнурительных военных походов. Эти брожения часто находили отклик среди рабов, бесчеловечно эксплуатируемых ассирийскими рабовладельцами. Всякое недовольство каралось с чрезвычайной жестокостью, приводившей в ужас окружающие народы.

Все это вызывало ненависть к угнетателям, приводило к многочисленным восстаниям и мятежам, подтачивавшим силы ассирийского господства, которому все труднее становится бороться с отложившимися от него странами. Кроме того, ассирийское войско, технически и тактически хорошо организованное, не могло закрепить победу. Чем шире раздвигались границы завоеваний, тем неизбежнее проявлялась для ассирийских завоевателей необходимость в дальнейшем наступлении, в продвижении вперед. Победив север, они должны были идти против Вавилонии, если хотели сделать свои завоевания более или менее прочными. В свою очередь, завоевав Вавилон, Месопотамию, Сирию, Дамаск, они должны были продвигаться дальше против Египта, если хотели закрепить за собой западные области, и т.д., и т.п.

Мало того, ассирийские цари должны были вести войны без отдыха, ценою большого напряжения сил, рискуя в противном случае стать перед фактом крушения своих усилий, в связи с организацией уцелевшими государствами единого антиассирийского фронта. Это неимоверное расширение своих государственных границ требовало большой оккупационной армии, в обязанности которой входило держать в повиновении завоеванные народы. Однако само ассирийское войско не было в состоянии выполнить эту задачу. Сравнительная малочисленность ассирийского народа вынудила прибегнуть к вербовке в армию иноземцев из покоренных народов. Поэтому армия была густо разбавлена большим количеством наемных отрядов. По сути своей этим наемникам были чужды интересы Ассирийского государства. Они продавали свое тело и кровь за деньги. В войнах их привлекало лишь одно: возможность извлечения личной выгоды из той или другой победы. Пока Ассирия побеждала, наемники были заинтересованы в военных действиях, но как только она стала терпеть неудачи, наемники перестали видеть выгоду в войне, деморализовывали военные ряды и тем самым ослабляли военную мощь страны.

При таком положении дел достаточно было нескольких сильных ударов, чтобы обнаружилась внутренняя гнилость Ассирийской державы, вскрылись присущие ей непримиримые внутренние противоречия и пришли в движение огромные центробежные силы, которые взорвали Ассирийское государство.

В этот период наиболее обострившихся социально-экономических противоречий образуется антиассирийская коалиция в лице Вавилонии и Мидии и других государств. Мидии удалось захватить столицу Ниневию, разгромить ассирийскую армию и затем прекратить существование мирового могущества Ассирии. Объединенное Мидийское государство стало могильщиком своего стародавнего врага — Ниневийской державы.

В стремлении к мировому господству Ассирию сменила Персия. Созданная завоеваниями Кира, Камбиза и Дария, она стала одним из величайших государств древности. В период своего расцвета Персидская держава занимала огромную территорию от берегов Аральского моря и Сырдарьи на востоке до берегов Средиземного и Черного морей на западе, от Кавказского хребта на севере до берегов Персидского залива и Египта включительно - на юге. За каких-нибудь сорок лет персидским завоевателям удалось проникнуть почти во все уголки тогдашнего мира. Этому способствовали не только политика грубого насилия и деспотизма, дальновидная дипломатия персидских царей, но и крайняя инертность других стран Востока, вовремя не разглядевших замыслы персов.

Для тогдашнего мира было большой сенсацией известие о том, что небольшой Персии удалось в 550 г. до н.э. разбить мидян, за полстолетия до этого разгромивших мировое владычество Ассирии. Мидия, обескровленная многолетней борьбой с кочевыми племенами, с Ассирией и халдами, не могла устоять против дружного напора персов. Захват Персией Мидии был для многих древневосточных государств лишь интересной новостью. Но как только стало известно, что это только лишь начало, что Кир думает идти дальше на север и северо-запад, ряд стран вышел из бездейственного состояния и стал принимать кое-какие меры, чтобы задержать дальнейшее возвышение и расширение Персидского царства. Был даже создан тройственный антиперсидский союз трех крупнейших государств: Египта, Лидии и Вавилона. Но этот союз оказался малоэнергичным, инертным и не способным быстро организовать сопротивление. Пока лидийский царь Крез, но выражению Геродота, обсуждал в душе, «нельзя ли как-нибудь сломить растущую мощь персов», жертвовал несметное богатство Дельфийскому храму, чтобы спросить у его оракулов, что случится, если он начнет войну с Киром,— последний начал ее сам и показал на деле, что может случиться. Случилось то, что армия Лидии вскоре была разгромлена, столица ее Сарды взята, сам Крез захвачен в плен, дорога для персидского царя в Малую Азию открыта. Малоазийская земля вскоре становится жертвой его вожделений.

Покорив Малую Азию, использовав ее богатые ресурсы и изолировав от возможных союзников крупнейшее торговое Вавилонское государство, Кир захватывает все торговые пути и держит Вавилонию в экономической блокаде. Это вызвало внутри страны крупные волнения, недовольство политикой царя Набонида (Лабинета), направленной на сопротивление персидской агрессии, привело к созданию крупной персофильской партии, которая изменой добровольно отдала врагу свою родину. Кир, без войны и осады, без наводнения Евфрата и без ночных атак, сделал триумфальный въезд через улицы столицы, чернеющие народом. Об этом с неприкрытым притворством Кир говорит в манифесте, изданном по поводу взятия Вавилона: «Мои многочисленные войска мирно вступили в Вавилон. Во весь Шумер и Аккад я не допустил врага. Забота о внутренних делах Вавилона и о всех его святилищах тронула меня, и жители Вавилона нашли исполнение своих желаний, и бесчестное иго было с них снято. Я отвратил разрушение их жилищ, их падение». Здесь ни слова об измене, о борьбе внутри Вавилона, о его предателях.

Такое же положение было и с Египтом. Зная, что Египет окажет сильное сопротивление, Кир, а затем и Камбиз ищут союзников из числа близко прилегающих к Египту государств. Для этой цели персидские цари ведут очень тонкую политику в Финикии и Иудее. Они возвращают иудеев из неволи на родину, строят им вновь Иерусалим и храм, становятся ревностными поклонниками иудейской религии и этим самым приобретают себе надежных союзников в борьбе с Египтом. Этот союз был особенно важен, так как он давал возможность перебросить войска на египетский фронт через территорию союзников, а на случай похода через пустыню было заключено соглашение с арабскими кочевыми племенами, по которому последние обязались не только не тревожить персидскую армию, но даже снабжать ее водой. Такое обстоятельство давало возможность персидскому войску беспрепятственно двигаться к Египту, где после одного сражения зажиточная верхушка египетского населения, решив перейти на сторону персов, открыла северные границы своего государства врагу.

Персы покоряли одну страну за другой: одних — силой оружия, других — коварством и обманом. Хорошо вооруженное и организованное персидское войско по благоустроенным дорожным магистралям сравнительно быстро передвигалось с одного места на другое, внушая страх и трепет всем народам тогдашнего мира.

Претендуя на мировое господство, Ахемениды, как в свое время ассирийские цари, старались выразить эту претензию в пышной титулатуре. По указанию оратора Эсхина, персидский царь назывался «господином всех людей от восхода до захода солнца».

В ахеменидских надписях мы находим обозначение: «Великий царь, царь царей, царь стран (четырех племен), царь этой большой земли также и в будущем». Плутарх приводит указание историка Динона о том, что персидские цари хранили в своей сокровищнице кроме многочисленных драгоценностей также воду из Нила и Истра, словно утверждая этим огромность своей власти и свое господство над всеми.

При Дарий I Ахеменидская держава достигла наибольших размеров. В то время была сделана попытка придать ей определенную монолитность путем концентрации частной власти сатрапов в одной центральной высшей власти, путем создания единой государственной монеты, системы сообщения, религии. Бог Ахурамазда, которого Ахемениды почитали как основную и охраняющую силу своего царства, не был чужд иранским племенам, что обеспечивало персидскому господству широкий базис. Сами персы, как рассказывает Геродот, считали себя лучшими из людей, а живущих вдали от них — худшими, другими словами, свою страну и свое племя первоначальным центром мира.

Несмотря на все это, внутреннего единства Персидское государство никогда не имело. Могущество колоссальной державы Ахеменидов было скорее кажущимся, чем действительным.

Древний Восток тогда не знал более пестрого состава государства как в экономическом, так и в этническом отношениях, чем Персидское. По утверждению Курция Руфа, сам персидский царь даже не знал названий всех племен, обитавших в его царстве. Сатрапии, на которые административно было разделено Персидское государство, составляли большие округа с этнически неоднородным населением. Единые этнические образования искусственно расчленялись. Каждая сатрапия была не только самостоятельной политической единицей с собственным войском и бюджетом, но и самостоятельной экономической единицей. Сама экономика этих сатрапий развивала центробежные силы в стране. Если переднеазиатские сатрапии: Армения, Вавилония, Египет - были экономически развитыми, с ярко выраженными рабовладельческими отношениями, то слаборазвитыми, наоборот, оказались обширные пространства Ирана, Средней Азии и другие периферийные области, где жило кочевое и полукочевое население, у которого еще существовало большое количество пережитков патриархально-родовых порядков. Персидское государство не могло объединить свои сатрапии экономически. Пожалуй, лишь торговые финикийские города были заинтересованы в существовании Персидской державы. Что касается других, то они могли обойтись и без нее. Египет, имея достаточно хлеба, сырья и ремесленных изделий, мог вполне существовать самостоятельно. Могло обойтись без посторонней помощи и население среднеазиатских степей с его натуральным хозяйством. Что касается западной Малой Азии, то она экономически была более связана с Грецией, чем с Персией.

При отсутствии общих экономических связей в Персидском царстве сохранить военно-административное объединение и свое господство над завоеванными племенами и народами, различными по уровню своего экономического и общественного развития, языку и культуре, Ахемениды могли только жестоким военным насилием. Поскольку. Персидское государство жило за счет податей и налогов, собираемых с сатрапий, за счет ограбления чужих территорий, то сбор этих податей являлся одной из важнейших функций сатрапа, который, кроме этого, имел неограниченную власть: он был верховным судьей своего округа, имел право чеканки серебряной монеты, заботился о развитии основного занятия населения, изыскивал новые объекты обложения жителей для увеличения доходов царя. Налоговое обложение было крайне тяжелым. Выколачивать дань с подвластного населения возможно было только опираясь на военную силу Чем быстрее расширялись границы завоеваний, тем больше возрастала тяжесть повинностей. При этом все налоги и повинности собирались не государством, а откупщиками, которые по своему усмотрению увеличивали их в несколько раз. Существовали специальные торгово-ростовщические дома, которые осуществляли сбор налогов.

Наряду с уплатой денежных и натуральных налогов, одной из наиболее тяжелых повинностей покоренных народов была поставка воинов для вспомогательных отрядов ахеменидской армий. С помощью этих отрядов Ахемениды держали в повиновении жителей одной сатрапии воинами, взятыми из другой сатрапии, причем последние набирались из самых отдаленных от данной сатрапии стран и чуждых по языку и быту народов. Так, в одном из найденных в Египте, в городе Элефантине, папирусов сообщается, что в числе воинов тамошнего гарнизона были хорезмийцы, т.е. жители самого отдаленного северного района, подвластного Ахеменидам в Средней Азии.

Наличие в каждой сатрапии наместника царя «царского ока», множество шпионов — «царских ушей», выполнявших функции тайной полиции, засилье откупщиков часто приводили к волнениям против носителей государственной власти. Эти волнения усугублялись внутренними противоречиями между основными классами в персидском обществе, между зажиточными слоями и народными массами, между интересами отдельных областей государства и интересами государства в целом.

Таким образом, Персидское царство, разделенное на сатрапии, чрезвычайно пестрые как в экономическом, так и в этническом отношениях, безжалостно эксплуатируемые, должно было беспрерывно силой оружия удерживать за собой господство. Малейшее ослабление царской власти или смена царей не проходили без восстаний и смут, и часто новому царю приходилось заново завоевывать все приобретенное его предшественниками. Но завоевывать с каждым годом становилось все труднее. Многочисленная армия, состоявшая в большинстве своем из иноземцев, теряла свою боеспособность и не была в состоянии обслуживать широкий размах экспансионистских планов персидских царей.

По мере усиления эксплуатации сатрапий, увеличения бремени налогов и коварства завоевателен росла ненависть к ним со стороны покоренных народов. Об этом отчасти свидетельствует смерть Кира, которому массагеты, в знак его ненасытной жажды крови, отрубили голову и бросили ее в кровавый мешок. Об этом говорят и неоднократные восстания при Камбизе, которому не удалось их подавить, и частые смуты, имевшие место после него. Все это показывало непрочность и нежизнеспособность персидского мирового господства, леизбежность его крушения вследствие роста внутренних противоречий.

Этот процесс особенно обостряется и приобретает характер взрыва под влиянием удара извне. Такой удар, развязавший силы внутреннего сопротивления, был нанесен империи греками в греко-персидских войнах. В Греции персы впервые испытали мощный удар от малого в количественном отношении противника, удар, от которого им никогда уже не удалось оправиться. После этих войн начинается медленный спад, агония Персидского мирового государства, завершившаяся впоследствии завоеванием его Александром Македонским. В это время под оболочкой официальной покорности возрастала независимость сатрапов и тем самым ослабевало единство Персидского государства.

Греческие источники ясно указывают на то, как исторические события в Персии после Дария I, характерные глубокими потрясениями, привели страну к ее трагическому финалу. Едва исчез миф о непобедимости персов в греко-персидских войнах, как резко усилилось неповиновение со стороны покоренных Персией народов. Вслед за военным поражением Ксеркса отпали Македония, Фракия, целые области Малой Азии, Вавилония, Египет. Особенно мощным было выступление Египта, который с начала V века до н.э. систематически проявлял сепаратистские тенденции, а египетская знать часто обнаруживала готовность к восстанию против центральной власти. Первые неудачи персов в Греции придали египтянам уверенность в возможности добиться победы. В 486 г. до н.э. они подняли антиперсидское восстание, прогнали чужеземные гарнизоны и провозгласили царем Хаббишу. Ксеркс одержал победу над последним только численностью своего войска. Геродот говорит, что он покорил восставших и весь Египет подчинил гораздо более тяжкому игу, чем то, под каким он находился при Дарий. Ксеркс передал Египет в управление своему брату Ахеменесу, но и тот не мог достигнуть абсолютного повиновения покоренных. Впоследствии Ахеменес был убит сыном Псамметиха Пиаром, который, по свидетельству Геродота, вместе с царем Египта Амиртесом причинил персам больше всего вреда. У Ктесия последний называется союзником Инара в его войне с персами (466--455 гг. до н.э.).

Инар возглавил восставших соотечественников, недовольных персидским гнетом, и объявил войну Артарксерксу. Из страны были изгнаны персидские сборщики податей. Восставшие одержали победу. Инар убил Ахеменеса и истребил много персов. Для подавления восстания царь Персии послал две крупные армии и флот, передав эту операцию в руки одного из лучших персидских полководца Мегабаза. Последнему удалось на время победить мятежный Египет. Инар сдался. Он был взят в плен и распят на кресте.

Подавив жестокими мерами очаги сопротивления, персы были уверены, что смирили непокорный Египет. Но добиться сколько-нибудь прочного господства в этой стране им не удалось. Об этом свидетельствует тот факт, что сыновья Инара и Амиртея — Таннир и Павсирис сохранили за собой власть в дельте Нила. Элефантинские папирусы сообщают о Египетском восстании в 411 г. до н.э. Через год, в 410 г., вспыхивает восстание в Мидии, в 405 г. до н.э. подымает восстание воинственное горное племя кордухов. В конце V в. до н.э. Египет освобождается от персидского господства, и Амиртей провозглашает независимость страны.

Длительная полоса восстаний способствовала ослаблению Персидской монархии. Сами персидские владыки становились игрушкой дворцовых интриг и выросшей власти сатрапов. В результате этого был умерщвлен Ксеркс. Хотя его преемнику Артарксерксу I удалось избегнуть участи своего предшественника и незаконно удерживать власть более полустолетия, тем не менее его государство представляло собой огнедышащий вулкан. Царствование его сопровождалось опасной войной с бывшими заговорщиками против царя, затем мятежом в Бактрии и упомянутым уже длительным пятилетним восстанием в Египте под предводительством Инара.

После правления Артарксеркса I Персидская держава приходит в совершенный упадок, в результате которого сатрапы делаются почти независимыми властителями в своих областях. Мало того, они решают судьбу трона через свои сильные партии при дворе, через свое влияние и могущество. Длинный ряд зверств, измен и восстаний, борьба Артарксеркса с Киром младшим и гибель последнего, коварные интриги внутри самой господствующей верхушки — все это характерно для Персии первой половины IV в. до н.э. В таких условиях еще больше усилились восстания покоренных народов. Даже после Анталкидова мира, когда персидский царь стал непосредственно вмешиваться в дела греческих государств в качестве высшего третейского судьи, у себя дома он не был в состоянии сдерживать сепаратизм честолюбивых сатрапов и сопротивление покоренных народов.

Первым знамя независимости подняло население Кипра. Антиперсидским движением на острове руководил царь Саламина — Эвагор, который вступил в открытую войну против Артарксеркса. Ему оказали помощь деньгами и оружием Греция и Египет. Последний прислал восставшим хлеб, боевые припасы, деньги. Египетский фараон Акорис прислал Эвагору 50 кораблей. Персы вели безуспешную войну с мятежниками. Под руководством Автофрадата они потерпели постыдное поражение. Эвагор овладел Китионом и Амафонтом, переплыл море, взял штурмом Тир и опустошил Финикию и Киликию. Исократ указывает, что персы держали свой флот в районах Кипра, Финикии, Киликии. Эти районы впоследствии отошли от персидского царя и «стали жертвой войны». По Исократу, Кипрская война стоила персам 15 тыс. талантов.

В 365 г. до н.э. сатрап Ариабарзан поднял восстание в Сирии, которое длилось целых три года. В последние годы правления Артарксеркса II почти все западные сатрапии отпали от Персидского государства.

Особенно усилились антиперсидские выступления за последнюю четверть века до походов Александра Македонского на Восток. В течение всего правления Артарксеркса III Оха (358 -338 гг. до н.э.) шла напряженная борьба Персидского государства с непокорными сатрапами и восставшими народами, в первую очередь с населением Малой Азии, Сирии, Финикии, Палестины, Египта. Особенно активным становится Египет. Каждая сатрапия, выступавшая против Персидского государства, видела в Египте своего союзника, который всегда находил возможность оказать восставшим существенную помощь деньгами, воинами и кораблями. Когда началось антиперсидское восстание в Малой Азии, оно тотчас же было поддержано Египтом. Энергия, с которой выступал он против Персии, подняла дух финикийских городов, начавших целую антиперсидскую войну. Представители финикийских городов на общем собрании в Триполи поручили сидонскому правителю Теннесу руководить действиями против персов. Первым его делом должно было быть уничтожение персидского царского парка в Ливане, сожжение провианта, заготовленного в финикийских портах для войны с Египтом. Когда Артарксеркс самолично выступил в поход со значительным войском и флотом и подступил к Сидону, Теннес перешел на его сторону и способствовал взятию персами города. Но сами сидонцы не сдались. Они сожгли свои корабли, чтобы отрезать все пути к отступлению и принудить всех граждан защищать свой родной город до последней возможности. Когда измена Теннсса и предводителя греческих наемников Ментора Родосского уничтожила всякую надежду на спасение, сидонцы предпочли смерть персидскому рабству. Они зажгли свой город и сами бросились в огонь вместе со своими женами и детьми (348 г. до н.э.). По свидетельству Диодора, в огне погибло не менее 40 тыс. человек. Однако все жестокости персов не сломили духа восставших.

В первой половине 40-х гг. IV в. до н.э. Персия терпела неудачи в борьбе с мятежным египетским населением. Об этом свидетельствуют некоторые места «письма», отправленного в 346 г. до н.э. Исократом Филиппу II. В этом письме он с радостью отмечает, что персидский царь, подготовив многочисленную армию, которая должна была принять участие в экспедиции против египтян, вернулся оттуда не только побежденным, но осмеянным и недостойным ни царствовать, ни командовать войском. Исократ с удовлетворением подчеркивает, что мятежники страны Нила уже не проявляли по отношению к Персии той тревоги, которая не покидала их в конце V в. до н.э. После поражения Оха Исократ признавал как несомненный факт, что великий царь бессилен предпринять что-нибудь против свободы Египта. Во всем этом Исократ видел слабость Персидской империи и главный аргумент в своем стремлении убедить Филиппа Македонского напасть на владения персов. Можно допустить, что афинский оратор, в пользу своей панэллинской идеи, несколько преувеличивает эти слабые стороны Персидского государства, но общая линия его развития показана правильно.

В 345 г. до н.э. Артарксерксу Оху удалось победить Нектанеба, и то при помощи Никострата из Аргоса. Но уже через два года царь Персии вынужден был подготовить новую экспедицию, предназначавшуюся для усмирения вновь восставшего Египта. Об этом говорят переговоры, начавшиеся весной 343 г. до н.э. между персидским царем и греками. Среди последних одни были на стороне персов и принимали активное участие в политике Персии, другие в стане ее противников.

В последнее десятилетие перед восточными походами Персидская монархия уже вообще не может сдерживать напора восставших народов. В сатрапиях исчезает различие между гражданской и военной властью. Обе функции сейчас выполняет военачальник. Но и он не может улучшить положения, вследствие того, что персидские войска утратили свою прежнюю силу и значение. Когда-то Дарий в одной из своих надписей обращался к своим преемникам с призывом заботиться о персидском войске, чтобы не бояться никакого врага. Но выполнить этот призыв позднейшие Ахемениды были не в состоянии, потому что в самой армии происходила острая социальная борьба между персидской знатью и рядовыми воинами, эксплуатируемыми ею. Свободные воины-общинники страдали от многочисленных налогов и повинностей, от засилья ростовщиков, знати и жречества.

Разорение свободных общинников в результате этого угнетения приводило к ослаблению персидской армии, так как эти свободные общинники составляли самую боеспособную часть ее. Знать служила в коннице, а рядовые свободные составляли пехоту. Остальная армия состояла из насильственно набранных контингентов покоренных народов, совершенно не заинтересованных в победе персидского оружия. Геродот указывает, что персам нередко приходилось гнать их в бой бичами . При наличии такого состава армии в ней трудно было вводить какие-либо технические новшества и тактические усовершенствования. Раньше устрашением были серпоносные колесницы, но потом и они перестали устрашать врага. В последней главе «Киропедии», где повествуется об упадке военного дела у персов со времени Ксенофонта, сообщается, что хотя серпоносные колесницы по-прежнему, как в былые времена, продолжали использоваться в бою, они уже не причиняли особого вреда. Возницы до столкновения с врагами научились либо падать с колесниц, либо с них соскакивать, и последние, лишенные управления, нередко наносили больше вреда своим, чем неприятелю.

Ослабление военной мощи Персидского государства свидетельствовало о том, что оно было больше не в состоянии своей армией обеспечить выполнение основных функций: поставлять рабов и удерживать их в повиновении, а также расширять государственные границы за счет новых завоеваний. При таких условиях персы стараются использовать греческих наемников, хорошо обученных, прошедших школу знаменитых греческих полководцев Агесилая, Ификрата, Эпаминонда. Со времени Артарксеркса II греки уже составили ядро персидской армии, а командирами её обычно становились греческие полководцы.

Ослабление военной мощи и систематические восстания расшатывали царский престол. В его существовании не были заинтересованы народные массы. В царской власти они видели машину угнетения. Не нуждались в ней и богатые города, подвергавшиеся ограблению и обложению налогами. Ее не поддерживали рабовладельцы различных областей, имущественные интересы которых не находились в зависимости от Персидского государства. Попытка Артарксеркса III обуздать мятежных сатрапов и упрочить центральную власть ни к чему не привела. Персидские цари перестают заниматься государственными делами. Их жизнь проходит среди интриг, преступлений, бесчинств и жестокостей временщиков.

Приняв в 336 г. до н.э. тяжелое наследство, Дарий III встал уже перед неотразимым фактом грозного наступления на Восток греко-македонских войск. Им еще не были изучены средства защиты своего царства, не были восстановлены порядок и относительная прочность в управлении государством, не было отмобилизовано способное войско, когда в его землю донесся слух, что большая греко-македонская армия во всеоружии готова перейти Малую Азию и начать войну.

К началу похода Персия занимала территорию в 50 раз большую, чем Македония, имела население в 25 раз многочисленнее, обладала несметными сокровищами даже при расстроенных финансах, располагала финикийским флотом, господствовавшим, под главенством Персии, на Средиземном море. Тем не менее, Персидское государство, раздираемое внутренними противоречиями, оказалось слабым противником, и очевидной была неизбежность его крушения под ударами войск Александра Македонского. Достаточно было трех сражений знаменитого полководца при Гранике, Иссе и Гавгамелах, чтобы при первом — ранить огромное Персидское государство, при втором - обескровить его, а при третьем — стереть с лица земли. Александру хватило одного десятилетия для того, чтобы на развалинах Персидской монархии сколотить свое мировое государство, которое представляло собой пестрый конгломерат разнородных областей, соединенных силой оружия.

В предыдущей нашей работе по этой проблематике мы старались выяснить причины, которые способствовали сравнительно легкой победе над Персией. Мы искали эти причины не только в выдающемся полководческом таланте македонского царя, хотя его военный гений может считаться бесспорным, а главным образом в социально-экономических процессах, происходивших в то время в восточных государствах.

Для рабовладельческого общества существует историческая закономерность непрерывного возникновения таких мировых объединений из только что распавшихся и своеобразный закон обратной пропорциональности между размерами этих объединений и устойчивостью. Причины образования мировых конгломератных государств при помощи оружия и насилия, равно как и их недолговечности, коренятся в особенностях экономического и политического развития древнего мира. Рабовладельческое общество могло развиваться лишь при условии постоянного притока рабов извне. Важнейшим источником удовлетворения этой потребности, как и алчных аппетитов рабовладельческой знати, служили войны. Поэтому вся история рабовладельческого строя — это история нескончаемых захватнических войн, ограбления и порабощения более сильными государствами слабых, менее развитых стран и народов. Такова объективная основа зарождения в древности идеологии и политики мирового господства и образования крупнейших рабовладельческих империй.

Вместе с тем при более детальном анализе эта основная причина, вытекающая из глубинных социально-экономических закономерностей исторически определенной эпохи, может быть дополнена рядом причин производного, вторичного порядка. Причем последние, как показывает исторический опыт, общи для попыток завоевания мирового господства на разных отрезках человеческой истории (с учетом, конечно, социально-экономического характера различных эпох). К ним можно отнести: милитаризацию экономики и военизацию государственного аппарата; создание многочисленной, оснащенной новейшими достижениями техники, армии как основного орудия осуществления завоевательной политики; выгодную международную конъюнктуру; отсутствие деятельной коалиции против захватчиков.

Быстрая гибель мировых держав древности обусловливалась причинами как внутреннего, так и внешнего характера. К причинам внутреннего характера следует отнести: отсутствие общей экономической основы, мирового рынка и хозяйства, что лишало мировое государство длительной жизнеспособности; быстрорастущие противоречия между народными массами и господствующей верхушкой, вызывавшие внутренние волнения; невозможность обеспечения и закрепления победы армией завоевателя ввиду необходимости беспрерывного наступления и расширения коммуникаций, требующих огромной оккупационной армии, а также ввиду увеличения в ходе войны в составе армии удельного веса наемников, лишенных патриотизма и чуждых интересам завоевателей. К причинам внешнего характера следует отнести военный удар извне, развязывавший силы внутреннего сопротивления завоеванных народов. Отмеченные закономерности были присущи также и огромной империи Александра, распад которой был предопределен не отдельными неудачами и ошибками или ранней смертью македонского царя, не притуплением его военного гения, а теми причинами, о которых было сказано выше.

Примечателен и другой факт, который также требует объяснения. Ассирийское мировое объединение складывалось в течение шести веков, Персидское мировое государство — около двух веков, империя Александра Македонского - около десяти лет. Ассирийское государство распалось за сорок лет, Персидское — за четыре года, империи Александра не пережила своего основателя и распалась, как карточный домик, в процессе ее сложения. Короткий промежуток времени в 43 года (323--280 гг. до н.э.), в котором действовали диадохи, представлял собой переходный период от одного этапа развития древнего мира, характеризующегося процессом возникновения и распада мировых империй, к другому этапу, характеризующемуся развитием эллинистических государств. Это был не столько распад, сколько сложение новой политической формы рабовладельческого общества. Необходимость создания более прочной политической организации, чем лишенное экономической основы конгломератное государство, диктовалось потребностью хозяйственного развития античного мира: ростом товарного производства и экономических связей между отдельными областями. Конкретно-историческим выражением этого процесса и явилось возникновение эллинистических государств. Весьма характерно и то, что два первых мировых государства пали в результате внутренних противоречий и внешнего удара, империя Александра Македонского — только в результате внутренних причин.

Из этого явствует, что в процессе распада конгломератных государств действуют не только общие закономерности, но и конкретные, специфические особенности. И то и другое представляет собой большую теоретико-методологическую проблему, которую важно решить как в конкретных исторических исследованиях, так и в общих теоретических построениях.

Уроки истории неодолимы. История наказывает тех, кто не хочет учиться у нее. Ни одному из претендентов на мировое господство не удалось осуществить своих намерений. Народы не любят «претендентов». Это доказал исторический, опыт, это подтверждает современность.

 

§ 2. Наследство и наследники

После смерти Александра осталось его огромное наследство, в которое входили, кроме Македонии и европейских владений, Египет, Сирия, почти вся Малая Азия, Центральная Азия, часть Средней Азии и часть Индии. Никаких указаний относительно того, как распорядиться этим богатым наследством, он не оставил, не успел оставить. Никто не знал, что лучше: сохранить наследство или разделить его по частям. Потеряны были единая воля, единое действие, единая программа. Все было зыбко и неопределенно. Такое положение ощущалось равным образом и на Балканах, и в восточных землях.

В самой Македонии оставался престарелый наместник страны Антипатр, с его алчным сыном Кассандрой, человеком, не довольствовавшимся подчиненной и пассивной ролью, жаждущим власти. Здесь же находилась вдовствующая сестра Александра — Клеопатра, а в соседнем Эпире — их мать Олимпиада. Целая когорта сподвижников македонского царя оставалась на Востоке. Сразу после смерти Александра они открыто обнаружили свое честолюбие, жадность и непримиримость. Никто не хотел уступать друг другу, каждый стремился урвать больший кусок из богатого наследства. В последний раз они мирно встретились на похоронах Александра, после чего встречались как враги только на поле битвы.

Наследники эти не были равными ни по степени своего честолюбия, ни по своим устремлениям, ни по роли и заслугам в восточных походах Александра. Одни из них прошли с царем всю восточную кампанию от начала до конца, другие примкнули к этой кампании лишь на заключительном ее этапе (Леоннат, Селевк, Лисимах); третьи в этой кампании вообще не принимали участия (Антипатр и Кассандр, Антигон и Деметрий). Среди них были те, которые принимали восточную политику Александра (Пердикка, Эвмен), и те, которые не были согласны с ней (Мелеагр, Антипатр, Антигон). Наследники Александра, вступившие после его смерти в борьбу за власть над завоеванным миром, испытывали на себе все противоречия переходной эпохи, в которой они жили и действовали. Различные контрасты этой эпохи отразились в каждой личности отчетливо и ярко. Различны были их возраст и социальное положение. Так, Антипатр, Антигон и Полисперхонт были еще соратниками Филиппа; Птолемей, Пердикка, Леоннат и Эвмен- старше Александра, а Кассандр на год моложе его. Но к моменту смерти царя все они были в расцвете своих сил. Даже старый Антипатр сохранял большую энергию и способность к длительным путешествиям.

Хотя по социальному положению диадохи были представителями высшего слоя греко-македонской знати, из состава которой выдвигались полководцы, телохранители, наместники, сатрапы, социального равенства между ними не было. В то время как Пердикка и Леоннат принадлежали к царскому роду, Полисперхонт был тимфейским басилевсом, Антипатр, Пифон, Аристон были выходцами из родовой знати; Лисимах являлся потомком беглого раба, нашедшего убежище в Македонии, а Эвмен — типичным представителем обедневшей греческой интеллигенции.

Почти все диадохи были по своему времени прекрасно образованными людьми и ценили знания. Покровительство наукам и искусствам с их стороны было в общем искренним. В то же время познания в области науки и военной техники совмещались с дикими суевериями. Все диадохи получили первоклассную военную подготовку. Они были людьми энергичными и опытными в военном деле, всем им без исключения была присуща личная отвага. Это качество было непременным условием выдвижения на военное и политическое поприще. Однако эти качества сочетались с коварством, ложными клятвами, изменами, тайными убийствами, которые, видимо, мыслились как совершенно необходимое средство политической борьбы, хотя на словах клеймились как самое тяжкое злодеяние. С особой жестокостью подавлялись народные восстания.

Бурная и изменчивая эпоха породила крайне специфическую психологическую ситуацию: было утрачено цельное мировоззрение. Античное сознание не могло охватить причинную связь явлений и событий; наряду с успехами наблюдались грубые политические и военные ошибки, имевшие часто роковые последствия; нелепая доверчивость сочеталась с излишней подозрительностью; страх перед предательством близких, подчиненность личной жизни политическим расчетам разрушали внутреннюю гармонию личности. Поэтому в личной жизни диадохи в большинстве своем, несомненно, были несчастны. Фонтана образно называет диадохов актерами драмы, которая разыгралась при распаде империи.

При всех этих особенностях мы не сделаем ошибки, если придем к выводу о том, что преемниками Александра были люди разных способностей, различных характеров, разных военных талантов и государственной мудрости. Вместе с тем все они, безусловно, были людьми незаурядными, исключительной жизненной закалки и стойкости. Эти качества в свое время широко использовал Александр для достижения своих целей. В то же время он ограничивал их самостоятельные действия, если они шли вразрез с его собственными намерениями. Поэтому этим людям в условиях царского деспотизма не представлялась возможность полного развития своих способностей, которые во всю силу развернулись после смерти царя. Соглашаясь быть в подчинении у Александра, они не могли представить себя на второстепенных ролях после смерти его. Все они считали себя наиболее достойными верховной власти, ненавидели друг друга и в то же время боялись друг друга. Честолюбие и соперничество диадохов, их тайные замыслы в отсутствие своего повелителя возродились открыто и полностью, и они не замедлили проявиться в пагубных многочисленных войнах между ближайшими и дальними преемниками Александра. В этих постоянных столкновениях они показали себя хорошими полководцами, зоркими политиками, способными дипломатами. Не так уж был неправ Юстин, говоря, что если бы судьба не столкнула их один против другого, то Македония имела бы много Александров вместо одного.

В бесконечных вооруженных столкновениях между диадохами можно все же различить три основные ведущие тенденции: первая — просуществовавшая с 323 по 316 г. до н.э. - характеризуется стремлением сохранить монархию Александра для его потомков. Удержать империю под личной властью отдельных диадохов — таково содержание второй тенденции, которая действовала в период с 316 по 301 г. до н.э. Третья тенденция приходится на период с 301 по 280 г. до н.э. Она выражала стремление диадохов расчленить империю на ее составные части, укрепиться в них, оформить управляемые ими территории в более или менее устойчивые государства. Эти тенденции выражали, в конечном итоге, не столько волю отдельных диадохов, сколько экономические и политические устремления социальных групп греко-македонского и, в некоторой степени, восточного общества.

Люди, которые выдвинулись на службе у македонского царя, для которых эта служба была средством и источником обогащения, ревностно защищали его интересы. Эти люди выступали выразителями первой тенденции. Среди них прежде всего следует назвать наиболее последовательных и ревностных защитников этой идеи: Пердикку и Эвмена, а также Алкету и, до определенного времени, Полисперхонта. Выразителями второй тенденции явились выходцы из богатых македонских семей, например, Антигон и Деметрий. Они, в сущности, в восточных походах непосредственного участия не принимали, но тем не менее претендовали на большую долю из богатого наследства. Для этой социальной группы характерно негативное отношение к центральной правительственной власти. Они были не прочь сохранить империю, но только под своей властью. Идеи же защиты прав отпрысков царствующего дома они чурались. К третьей группе принадлежали выходцы из мелких и средних слоев македонского господствующего класса. Для них было важно сохранить хотя бы то, что они имели. Они выражали также интересы местной рабовладельческой знати, разбавленной греко-македонскими смешениями. Это были люди дальновидные, раньше других понявшие, что легче сохранить часть, чем целое.

В течение четырех десятилетий борьба этих тенденций шла, конечно, не прямолинейно и гладко. Тенденции эти нередко переплетались. Так, в период господства первой тенденции — борьбы за сохранение единства империи — проявлялись и сепаратистские устремления диадохов: Птолемея в Египте, Пифона — в верхних сатрапиях. Известно, что последний — сатрап Мидии — был послан регентом подавить антимакедонское восстание в Бактриане. Но он не собирался выполнять полученные приказания, а задумал, как указывает Диодор, перейти на сторону восставших греков, объединить силы, которыми они располагали, и действовать «в свою пользу», чтобы установить свою власть в Верхней Азии и основать для себя на Востоке независимое царство .Но такого рода устремления в период господства первой тенденции не были определяющими. Остается фактом, что для каждого этапа одна из вышеуказанных тенденций преобладала над другими, была ведущей и определяла основное содержание борьбы. Так, первая тенденция, характеризуемая намерением сохранить империю Александра для его потомков, в 316 г. до н.э. исчерпала себя вместе с гибелью Эвмена, до конца защищавшего идею этой тенденции.

Родоначальником первой тенденции был, безусловно, Пердикка — сын Оронта, представитель знатной фамилии области Орестиды. Это был давний приверженец Александра. В юности их дружба не афишировалась. Он был руководителем таксиса еще до восточных походов и заслужил уважение Филиппа. В этом качестве участвовал во всех основных битвах Александра с персами. С 330 г. до н.э. — царский телохранитель. Командование более крупным войсковым соединением он получил в Средней Азии и Индии.

В источниках заметно умолчание лишь о деятельности Пердикки с зимы 325/24 г. до н.э. до весны того же года, т.е. от осады города маллов до празднеств в Сузах. Там упоминается на его месте Леоннат. Это умолчание трудно объяснимо, поскольку ни один источник не говорит о возможных разладах между Александром и Пердиккой. Можно с известной долей вероятности предположить, что краткое отсутствие последнего на поле боя было вызвано болезнью. Царь всегда испытывал к нему полное доверие, о чем говорит гот факт, что после смерти Гефестиона он стал ближайшим его другом, командиром первой гииархии этеров, а как таковой получил в Вавилоне высшую власть в государстве.

Пердикка был опытен, смел и отважен, не раз подвергался опасностям, был тяжело ранен. Элиан в «Пестрых рассказах», отмечая его смелость, приводит эпизод о том, как он вошел в пещеру, служившую логовом львице, и унес оттуда ее детей. Этот поступок вызвал всеобщее восхищение, заговорили об абсолютном бесстрашии и мужестве Пердикки, скрытного и холодного по характеру. Он был несколько прямолинеен и примитивен в рассуждениях, более жесток, чем другие диадохи, лишен каких-либо моральных предрассудков, высокомерен, за что его не любили многие. Видимо, не особенно любил его и Александр, хотя ценил за верность, за исполнительность, за безусловное повиновение. Может быть, именно эти качества и учитывал умирающий Александр, вручив ему перстень с царской печатью.

Итальянский историк М. Фонтана считает, что поведение Пердикки за короткий срок его правления показывает, что он хотел лишь остаться арбитром положения после отъезда Леонната и Кратера в Европу. Он вел мудрую политику наведения порядка и консолидации. Источники дают нам доказательства дальновидности и стойкой выдержки Пердикки. Обвинение Пердикки в злоупотреблении властью с намерением захватить трон, которое содержится у Диодора, кажется М. Фонтана полностью необоснованной версией, которая идет от Антигонидов, заинтересованных прежде всего в том, чтобы Антигон Одноглазый предстал не как зачинатель первой войны между диадохами, а как тот, кто своим поведением сохранил монархию Аргеадов от серьезной опасности. М. Фонтана считает Пердикку тонким и дальновидным политиком, способным обеспечить империи определенную устойчивость и расцвет даже без Александра. Но ему лишь на время удалось приглушить обиды и честолюбие остальных диадохов. Это равновесие рухнуло под напором клеветы и своеволия врагов, прежде всего Антигона.

Правильно определив роль Пердикки как защитника целостности государства, М. Фонтана, однако, в целях идеализации этого деятеля отрицает его стремление к царской власти. Пердикка только выполнял волю Александра, уважал наследника, сохранял для него империю и потому довольствовался должностью хилиарха. С подобным утверждением плохо согласуются факты отказа хилиарха от управления одной из сатрапий, сохранение за собой командования царским войском, план брака с сестрой Александра. Вся история нескольких лет регентства Пердикки показывает, что он не был твердым самостоятельным политиком. В новых условиях, требовавших самостоятельного действия, он не проявлял больших способностей политического деятеля и военачальника, не смог понять существа изменения исторической ситуации. Желание быть первым среди македонских полководцев и сохранить за собой власть в единой империи, прямолинейность и грубость методов правления предопределили его полный крах.

Другим представителем этой тенденции был Эвмен из Кардии во Фракии, жизненный путь которого из всех диадохов изучен лучше всего. Это привилегированное место в античной историографии, как известно, есть результат восхищения, которое испытывал к нему его соотечественник, кардийский историк Иероним. Традиция, показывая благородство души Эвмена, сочувственно описывает его и делает главным историческим лицом тех лет. Выходец из семьи бедного херсонесского возчика, Эвмен сумел получить хорошее воспитание, преуспеть в науках и телесных упражнениях. Плутарх рисует нам «портрет» Эвмена, если не совершенно точный, то, по крайней мере, очень живописный. Он обладал приятной наружностью, был моложав, строен и на редкость соразмерно сложен. Плутарх сравнивал его со статуей, выполненной по всем правилам искусства. Он хвалит его привлекательные, утонченные манеры, которые сильно контрастировали с грубостью многих македонских командиров. Царь Македонии Филипп II, посетив Кардию, увез его с собой после того, как увидел в состязаниях подростков, где Эвмен отличился ловкостью, смелостью и сообразительностью. Он был секретарем царя еще в конце правления Филиппа II и обнаружил выдающиеся административные способности и гибкий ум. Эти качества по заслугам были оценены Александром. Об этом свидетельствует не только наделение Эвмена ответственными полномочиями, но и тот немаловажный факт, что в Сузах македонский царь женил его на сестре своей персидской супруги Барсины, чем лишний раз выказал свое благорасположение к верному соратнику, хотя тот был не македонянин, а грек.

Эвмен являлся личным секретарем Александра, его архиграмматиком, главным писцом при македонской армии; во время похода в Индию был назначен полководцем с правом самостоятельного командования. Когда Пердикка заменил умершего Гефестиона, Эвмен принял от первого должность начальника конницы. Как глава царской канцелярии, администратор и храбрый полководец, он, безусловно, пользовался почетом и доверием царя, был отлично осведомлен обо всех намерениях последнего и всемерно поддерживал их.

В ближайшем окружении Александра Эвмен не уступал никому ни умом, ни преданностью, среди виднейших македонских вождей он находился на равном положении, тем не менее среди знатных македонян всегда считался пришельцем и чужеземцем. Его окружало много явных врагов и тайных злоумышленников. Он неоднократно признавался, что чувствует себя окруженным дикими зверями. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением М. Фонтана, что своим характером и умом Эвмену удалось завоевать «почет и уважение других вождей». Именно его характер и ум, его выдающиеся административные и военные способности вызывали раздражение и ненависть у последних. Македоняне отнюдь не смотрели на него как на равного, и в этом, может быть, была одна из причин упорной верности Эвмена делу царей, которые олицетворяли единство. Его судьба была связана с Македонской династией, которой он многим обязан и которая защищала его от неприязни надменных македонян.

При жизни Александра эта явная ненависть против Эвмена сдерживалась авторитетом царя, но когда его не стало, Эвмен испытал на себе все ее тяжелые последствия. Это проявилось с первых самостоятельных шагов диадохов. Уже при первом распределении сатрапий в Вавилоне Эвмен получил земли, которые еще надо было завоевать, а во время второго распределения сатрапий в Трипарадисе он вообще был лишен каких-либо сатрапий и практически остался не у дел. По выражению А. Б. Рановича, он превратился в странствующего рыцаря, искателя приключений, опиравшегося на поддержку случайных военных отрядов. Его усилия были беспредметны, направлены к неопределенной цели и служили, в конечном счете, беспринципным интересам и капризам его солдат. Далеко не все в этой характеристике известного советского ученого соответствует действительности. Эвмен не был странствующим рыцарем, как не был и искателем приключений, его войско состояло не из случайных отрядов, его интересы не были беспринципны. Он имел определенную идею и ясную цель, хотя эта идея и эта цель были утопичны в своей основе. В этом и состояли весь драматизм и трагедия его борьбы.

Античная традиция изображает Эвмена не только благоразумным человеком, незаурядной личностью, но и талантливым полководцем. По утверждению Дройзена, ни один из полководцев Александра не владел в такой степени искусством стратегических маневров, как Эвмен. Он всегда и своевременно находил выход из самой сложной ситуации, подчинял обстоятельства своей воле, обеспечивал победу. В нем замечательно сочетались умеренное благоразумие с исключительной смелостью, величайшее терпение с безграничной самоотверженностью, тонкая рассудительность с ловким использованием силы.

Диодор и Плутарх писали, что Эвмен был смелый и мужественный воин. В сущности, никто из диадохов в равном бою Эвмена не смог одолеть. Он сумел победить такого первоклассного полководца, каким был Кратер. Несмотря на частые измены своих подчиненных, он выигрывал сражения у Антигона, который сам чувствовал его перевес над собой. Эвмен прошел с боями до Сузианы, не ища для себя, в отличие от других диадохов, никаких выгод, никаких территориальных приобретений. Единственным его стремлением было сохранить империю Александра в целости для его потомства. Но выполнить это было уже невозможно. В это время сами потомки Александра гибли один за другим от рук диадохов. В 316 г. до н.э. не в честном бою, а ценою измены погиб сам Эвмен на 45-м году жизни, из которых 27 лет он находился на македонской службе и достойно исполнял ее. Со смертью Эвмена идея о единстве империи и сохранении ее для потомков Александра была навсегда похоронена.

Пердикка и Эвмен были главными инициаторами этой первой тенденции. К ней примыкал временами Полисперхонт — потомок тимфейских царей. Еще смолоду он связал свою судьбу с Филиппом, затем с Александром и пользовался полным доверием последних на различных командных должностях в армии. Именно он был назначен помощником Кратера при отправке в Македонию ветеранов восточного похода и в принципе должен был стать наместником или помощником наместника в Македонии. Полисперхонт пользовался признанием в первую очередь как военный деятель, политическое его влияние уже тогда было невелико, на совещаниях в Вавилоне и Трипарадисе его имя не фигурировало вовсе.

По прибытии в Македонию, уже после известия о смерти Александра, Полисперхонт участвовал в подавлении выступлений греческих городов. В ходе начавшегося конфликта между Пердиккой и диадохами он первый вместе с Кратером принял сторону Антипатра и Антигона. Первый перед своей смертью передал ему даже свою власть регента, которая превышала его силы и возможности. Правда, остается спорным, как на самом деле он добился этого назначения. Такое назначение могло быть произведено только царем и, кроме того, должно было утверждаться собранием войска, так как войсковое собрание — единственный орган, обладавший в то время высшей властью в Македонии. Но как бы то ни было, став регентом, Полисперхонт сблизился с царицей Олимпиадой и до конца отстаивал ее интересы и интересы царского дома. Ему приходилось вести серьезную борьбу с сыном Антипатра — Кассандром, которому сам отец считал опасным вручать прерогативы регентства. Особенно ожесточенно эта борьба велась в Греции: Желая вырвать у Кассандра поддержку греческих городов, Полисперхонт указом от имени царей декретировал «восстановление свободы» греческих городов, что было крайне неудачным политическим шагом и означало призыв к анархии и беспорядочному террору. Он попытался подкрепить этот декрет вооруженной силой, что вызвало решительное сопротивление широких народных масс Греции, нанесших войскам Полисперхонта поражение при Мегалополе, оборону которого возглавляли бывшие воины-ветераны Александра. После победы Кассандра и гибели Олимпиады Полисперхонт вел бесперспективную войну в Греции. В этой борьбе он испытывал постоянные неудачи и позорные измены. Даже его сын и сноха изменили ему и выступили в союзе с Кассандром. Последний шаг Полисперхонта — выдвижение, а затем убийство последнего отпрыска Александра Македонского Геракла по не подкрепленному ничем предложению Кассандра — не имел оправдания и заслужил всеобщее презрение. В результате он был разбит и исчез с политической арены.

М. Фонтана считает Полисперхонта замечательной личностью, наиболее блестящим политиком среди диадохов после Антигона. Она особенно подчеркивает тактику Полисперхонта, с помощью которой он хотел освободиться от Кассандра. В этой связи высоко оценивается известный его освободительный декрет, прекращавший разлад в уже измученной Греции, где друзья Антинатра помогали его сыну. Думается, что такая характеристика Модисперхонта крайне преувеличена. Надо сказать, что пока Полиснерхонт выполнял чужие поручения, он действительно представлял собой внушительного военачальника, пользовавшегося авторитетом и уважением. Однако на самостоятельные действия он был не способен. Вследствие недостаточного понимания социально-экономических и политических процессов в тогдашнем динамичном мире, отсутствия дипломатических данных он совершал грубые и роковые ошибки, которые вели к частым неудачам и лишали его веры в свои собственные силы. Полисперхонту были присущи все недостатки и пороки диадохов, но у него не было никаких характерных для них достоинств, кроме личной храбрости.

Вторую тенденцию представляли Антигон Одноглазый и его сын Деметрий. По своему происхождению, насколько можно судить по сведениям источников, Антигон принадлежал к слою македонской служилой знати, возвышение которой было связано с победами Филиппа. Этот слой традиционно образовывал ядро македонской конной армии, но не обладал богатством и знатностью, достаточными для проведения сколько-нибудь самостоятельной политики. Установление централизованного государства открывало его предводителям перспективы продвижения по линии государственной службы. Деятельность Филиппа, вероятно, полностью импонировала Антигону, который с молодости участвовал в его походах и проявил большое мужествово. При осаде Перинфа он потерял глаз и впоследствии тяжело переживал свое увечье, хотя внешне стал похожим на своего повелителя, который тоже был одноглазым.

По-видимому, и в это время, и при жизни Александра он был исполнительным профессиональным и военным администратором, но уже тогда источники отмечают в качестве его характерной черты исключительное честолюбие. Элиан указывает, что это опасное честолюбие заметил даже царь и поэтому не включил его в круг своих интимных друзей, с особой прозорливостью учитывая эту основную черту характера Антигона. Именно это, возможно, и было причиной его фактического отстранения от военных действий во время восточного похода Александра. Антигон был назначен сатрапом Великой Фригии, через которую проходили стратегически важные коммуникации, и фактически контролировал Малую Азию. На этом посту он проявил себя крайне дальновидным политиком. Вероятно, предвидя конечный распад империи, он обеспечил себе, по крайней мере, нейтральное отношение местного населения, старался не наживать себе врагов в среде независимых горных племен и тем самым создал предпосылки для будущей собственной монархии. В этом отношении его политика имеет много общего с политикой Александра в Малой Азии. Своим подчеркнутым уважением к городским вольностям Антигон вызвал подозрение других диадохов, и Пердикка немедленно принял меры по его ослаблению.

Для осуществления своих собственных целей Антигон вел войну против носителей первой тенденции: Пердикки и Эвмена. В ходе войны Антигон, если верить апологетическому по отношению к Эвмену изложению Плутарха, не проявил выдающихся военных способностей, хотя и обнаружил стратегическую дальновидность и политическую проницательность: не рискуя тактически, он неуклонно оттеснял Эвмена в глубину Азии и, в конце концов, нанес ему окончательное поражение, разрушив коалицию азиатских сатрапов. В последующие годы борьбы диадохов Антигон принимал в ней активное участие. Создав могущественную армию, боеспособный флот, он вознамерился объединить под своей эгидой всю империю Александра и захватить верховную власть, но в самой решающей битве при Ипсе погиб.

Наиболее яркий, смелый, энергичный среди диадохов, Антигон, наряду со своим безграничным честолюбием, был наделен исключительными способностями. Он обладал талантом превосходного военачальника, был хорошим стратегом, показал себя очень ловким в умении использовать благоприятные обстоятельства в борьбе со своими политическими противниками. Правда, в тактическом плане он иногда проявлял, особенно в конце жизни, нерешительность и колебания, сыгравшие основную роль в неудаче египетских походов. В своих войсках Антигон пользовался значительным авторитетом благодаря личной отваге и исключительной выносливости. Он умел вызвать восхищение и, может быть, завоевать любовь солдат, которых он не щадил ни в жарких схватках, ни в утомительных и опасных походах. Однако так же, как и другие диадохи, и даже в большей мере, сталкивался он с изменами и дезертирством, борьба с которыми ввела в практику необычайно жестокие наказания.

С высоким военным мастерством Антигон соединял и дипломатическое искусство. Известны его небезуспешные интриги вокруг Антипатра и Кратера, против Пердикки. Кроме военных и дипломатических способностей, ему были присущи и качества опытного финансиста. Он предусмотрительно сосредоточивал в своих руках большие денежные запасы, сознательно и умело используя эти ресурсы для достижения своей главной цели. Начиная свой медленный, трудный и опасный путь к трону, Антигон не повторял идей Александра. Более трезво исходя из действительного положения вещей, его политика скорее соответствовала рекомендациям Аристотеля, выражавшего взгляды широких слоев греко-македонского общества: ослабив гнет и укрепив свое влияние в зоне преимущественного базирования — Малой Азии, он одновременно жестоко притеснял и эксплуатировал периферийные области своего владения, особенно Вавилон. Ни о каком стирании граней между Востоком и Западом Антигон не помышлял, хотя объективно именно его политика в наибольшей мере способствовала упрочению эллинистических отношений. Но это же делало его власть вне сравнительно небольшого региона крайне неустойчивой.

Оценивая личность Антигона, несомненно яркую и впечатляющую, следует все же воздержаться от крайних оценок. Основными его качествами, определявшими и все другие, были неукротимая энергия, которой он превосходил всех диадохов, и глубочайший оптимизм в сочетании с ясностью ума, решительностью и политическими дарованиями. Он был человеком действия, не склонным к сентиментам и абсолютно лишенным совести, решительно отклонявшим назойливые просьбы и глупую лесть. Антигон по указанию Плутарха, был суровым и спесивым от природы; столь же резкий в речах, как и в поступках, он раздражал и восстанавливал против себя многих могущественных соперников. Он хвастливо говорил о своих врагах, что без труда разгонит их сборище, как одним-единственным камнем вспугивают птиц, слетевшихся клевать зерна, брошенные рукой сеятеля.

В отличие от Александра, который старался в своей восточной политике опереться на восточные корни, пытался перестроиться и стать новым человеком, чтобы повелевать новыми подданными, Антигон оставался больше македонянином и филэллином, распространяя свою власть в районах македоно-греческого влияния. Влюбленный в свою власть, Антигон до поры до времени будто бы не придавал никакого значения бесполезным знакам отличия этой власти. Он был также безразличен к заурядным и низким удовольствиям, которые так нравились его сыну Деметрию. Личная жизнь Антигона, в отличие от других диадохов, была вполне благополучной. Его жена была верна ему, не ревнива и пережила его, сыновья отличались всеми македонскими доблестями и любили отца и друг друга. Отец полностью доверял им и гордился ими. До конца жизни он сохранял крепкое здоровье и веру в свое счастье, и даже в момент гибели надеялся на победу.

Этого человека никак нельзя идеализировать, но и нельзя отрицать могучего таланта великого честолюбца, сурового воина и энергичного полководца с блестящими военными, дипломатическими и финансовыми способностями. Его жизнь была исключительно бурной, насыщенной и трагичной. Она прошла среди многочисленных военных конфликтов, заключавших большой и резкий контраст между блестящими победами и тяжелыми поражениями и закончившихся страшным разгромом и его собственной смертью. Несмотря на это, он мог считать свою долгую жизнь счастливой, потому что жил и погиб как хотел. Его сын Деметрий. прозванный Полиоркетом, был незаметным, но высокоталантливым соправителем отца. По своим качествам они прекрасно дополняли друг друга. Деметрий получает подробную и почти исчерпывающую, по современному состоянию источников, характеристику Плутарха, в основных чертах принятую Дройзеном и большинством современных исследователей.

Сравнивая Деметрия и Антония, Плутарх отмечает, что оба они были одинаково сластолюбивы, оба пьяницы, оба воинственны, расточительны, привержены роскоши, разнузданы и буйны, а потому и участь обоих была сходной; в течение всей жизни они то достигали блестящих успехов, то терпели жесточайшие поражения, завоевывали непомерно много и непомерно много теряли, падали внезапно на самое дно и вопреки всем ожиданиям вновь выплывали на поверхность.

В описании Плутарха Деметрий не лишен черт античного героя: он храбр, решителен, любим войском, в меру нагл. Он походил на трагического актера: носил алую, с золотой каймой одежду, обувался в башмаки из чистого пурпура, расшитые золотом. Долгое время для него изготовляли плащ — редкостное произведение ткаческого искусства, с картиной вселенной с подобием небесных явлений и тел. Внешний вид Деметрия был импозантным: высокого роста, с очень красивым лицом, приводившим всех в восхищение. «...Ни один из ваятелей и живописцев не мог достигнуть полного сходства, ибо черты его были разом и прелестны, и внушительны, и грозны. Юношеская отвага сочеталась в них с какой-то неизобразимой героической силой и царским величием. И нравом он был примерно таков же, внушая людям и ужас и, одновременно, горячую привязанность к себе. В часы досуга он был приятнейшим из собеседников, но в делах настойчив, неутомим и упорен как никто». В мирное время он необузданно предавался своим страстям и наслаждениям, мотовству и пьянству, но во время войны сразу трезвел, умело распоряжался воинами и успешно справлялся с самыми трудными делами. Плутарх высоко оценивает военные и технические дарования, особенно в области строительства военных кораблей и осадных машин. В этой работе он был ненасытен и находил в ней немалое удовольствие. «Его замыслы отличались широким размахом, а творения, кроме изощренной изобретательности, обнаруживали высоту и благородство мысли».

В отличие от Плутарха, Диодор полагал, что Деметрий был не столько блистательным, полководцем и политическим деятелем, сколько легкомысленным человеком, не сумевшим сохранить даже того, что оставил ему отец.

В исторической науке существуют разные оценки личности и деятельности сына Антигона. Так, И. К. Бабст со всей определенностью подчеркивал, что «ни в одной личности не отразилась так ярко эпоха диадохов, как в Деметрий. Всем существом своим принадлежал он этому бурному, беспокойному времени, долгое время был центром, около которого вращались все события».

Дройзен считал Деметрия самой яркой звездой смутного времени эпохи диадохов. П. Жуге характеризовал его в контрастах: с одной стороны, как человека, способного очаровать умом, внешним благородством, манерами и великодушием сердца; с другой — высокомерным, необузданным и спесивым, с замашками восточного деспота. Его красота вызывала восхищение; он любил многих женщин и славился своим непостоянством, которое не всегда объяснялось политикой. Его жизнь, полная блестящих деяний, внезапных поворотов фортуны, героическая и романтическая, окончилась плачевно в бесславном плену. Человеком больших и разнообразных талантов, особенно военных, но с характером неустойчивым, рисует его Тарн. Итальянский исследователь Эудженио Мании в специальной работе о Деметрий Полиоркет отмечает, что его личность — одна из тех, которые оставляют в смущении историков. Автор характеризует его как даровитого, смелого и решительного полководца. Однако он не всегда мог верно оценить собственные возможности. Он пытался восстановить в рамках империи Антигона тот Коринфский союз, который при Александре Македонском служил превосходным инструментом греко-македонской экспансии в восточном мире, но его политика потерпела неудачу, поскольку Греция была готова восстать, когда Антигон Одноглазый обнаружил собственную слабость против враждебной коалиции. После битвы при Ипсе союз больше не возрождался.

Итак, будучи ближайшим сотрудником и соправителем отца, Деметрий пользовался репутацией блестящего военного мыслителя и неукротимого честолюбца. Его пороки, подчас, возможно, традицией преувеличенные и совершенно им не скрываемые, были одним из ярчайших проявлений характерного для становления эллинизма полного раскрепощения личности от каких бы то ни было религиозных и нравственных запретов.

Объективно разбираясь в военной и политической деятельности Деметрия, можно прийти к выводу о преувеличенности ряда восторженных оценок. Полководческие предприятия Деметрия, в которых он осознанно или бессознательно подражал Александру, отличаются скорее натиском, нежели действительно оригинальной работой ума: из трех сражений, которые он дал, располагая более или менее равными с противником силами, два (при Газе и Ипсе) были им проиграны, причем в первом случае вина за поражение лежит только на нем лично. Наиболее положительных результатов он добивался в своей военно-инженерной деятельности и при создании флота. Вообще в области совершенствования военной организации он чувствовал себя в своей стихии, и это было его любимым занятием. Политиком он был слабым, хотя и умел делать удачные военно-дипломатические жесты (как возвращение пленников Птолемею, отступление от Родоса). Единственная удачная его собственно политическая комбинация — сохранение власти за собой и последующий захват македонского престола после разгрома при Ипсе — объясняется не столько его личной дипломатической гениальностью, сколько объективно сложившейся обстановкой раздора среди диадохов.

Оказавшись у власти в Македонии, Деметрий подчинил всю свою деятельность восстановлению и гальванизации единой монархии, мобилизуя все ресурсы Македонии для создания огромной армии. Ожидая естественной смерти или междоусобной войны между старцами-диадохами, он обратил свои взоры на запад, предполагая создать там свою, более богатую ресурсами монархию, силами которой надеялся затем завоевать и восток. В осуществлении этого проекта он хотел найти союзника в лице Рима и Этрурии. В таких планах завоевания запада Деметрий был не одинок и соперничал с Пирром Эпирским, который уже тогда ориентировался на Сиракузы и другие города Великой Греции.

В итоге своей бурной деятельности Деметрий потерпел полный жизненный крах, вызванный главным образом авантюристическим характером его македонской политики, которая не в меньшей мере, чем сами восточные походы, способствовала разорению Македонии и последующей слабости ее в борьбе с кельтским вторжением. Эта особенность политики не была осознана с его стороны. То был типичный тупик эллинистического (и вообще рабовладельческого) сознания с его культом силы и сведением всего многообразия характеристик общества к внешней экспансии и военному преобразованию.

Деметрий жил в переходный период Он должен был действовать и действовал в мире, который ему был враждебен, в котором преобладали центробежные силы — местные автономии в Греции, династические интересы диадохов всей империи. В этот сложный период его деятельность имела полное оправдание: Александр воплотил идею создания эллинистической империи, а Деметрий, идущий по следам своего отца — Антигона, был человеком, который пытался восстановить ее образ. Упорный, неустанный, непреклонный, он выполнял свое предназначение, ища соответствующие средства в обстановке, показывая себя всякий раз и защитником свободы, и абсолютным деспотом, греческим и македонским, восточным и традиционным, но всегда в напряжении всех сил стремясь обеспечить себе основы для воплощения задуманного и преследуемого. Отсюда та противоречивость его натуры, которая могла характеризовать его как авантюриста. В силу этих обстоятельств личность Деметрия одна из тех, которые, как указывалось выше, оставляют в смущении историков.

В личной жизни Деметрий был лишен того определенного аскетизма, какой отличал состарившегося в походах Антигона. Его отчаянный сын прожигал свою бурную, наполненную опасностями жизнь. Он был скор и легок на заключение браков, жил в супружестве со многими женщинами сразу, был в интимных связях со многими гетерами. Среди его многочисленных жен наибольшим уважением пользовалась Фила, как по праву дочери Антипатра, так и потому, что прежде была женой Кратера, который среди всех преемников Александра оставил о себе у македонян самую добрую память. Хотя Фила была старше Деметрия, который женился на ней еще совсем юным, без особой охоты, послушавшись уговоров отца, он прижил с ней двух детей: сына Антигона и дочь Стратонику. Антигон стал впоследствии крупным государственным деятелем, а дочь стала женой Селевка, а потом женой его сына Антиоха. После поражения Деметрия его жена Фила покончила с собой, выпив яд. Но он быстро утешился. Находясь в Афинах, отдыхая от трудов, Деметрий женился на Эвридике, вдове Офельта, властителя Кирены. Брак этот афиняне расценили как особую милость и честь для своего города. От этого брака родился сын Корраг. Однако Фила и Эвридика были не единственными подругами жизни Деметрия. После победы над Кипром он нашел там знаменитую Ламию, которая своими чарами и обаянием крепко его оплела и стала его любовницей. Затем Деметрий женился на Деидамии - дочери царя молоссов Эакида и сестре Пирра. От этого брака он имел сына Александра. После смерти Деидамии ему пришлось жениться на Птолемаиде — дочери Птолемея и Эвридики, сестры Филы, т.е. на своей племяннице.

Таким образом, Деметрий находился в родстве с домом Антипатра, с Пирром, с Птолемеем и Селевком. И как ни странно, именно эти родственники ожесточенно боролись друг с другом.

По своим личным качествам Деметрий напоминал Александра Македонского. Не исключена вероятность, что он имел некоторые шансы на успех своих планов, но, действуя в условиях, принципиально отличных от условий восточных походов, не смог претворить в действительность ни одного из своих смелых замыслов. Решительность и вера в счастливую звезду, помогавшие победить Александру, у Деметрия объективно превратились в безрассудство и опрометчивость. Оценить изменение этих условий он был не в состоянии.

Бурная натура холерического темперамента, Деметрий при своих атлетических данных неоднократно страдал тяжелыми заболеваниями, в какой-то мере преходящими и вызванными разного рода излишествами, а в какой-то мере, видимо, хроническими и приведшими его к ранней смерти. При всей запутанности своих отношений с многочисленными женами он все же мог быть доволен своим сыном и наследником Антигоном Гонатом, которому, потерпев личную драму, передал всю полноту власти. Антигон Гонат сумел выпутаться из крайне сложного положения и дал начало стабильной династии македонских царей Антигонидов.

Самым типичным представителем третьей тенденции был Птолемей из области Эордеи. По утверждению Павсания, македоняне считали Птолемея сыном Филиппа, внуком Аминты. Официально его называли сыном Лага. Македонский царь выдал мать Птолемея — Арсиною замуж за Лага, когда она уже забеременела им. Птолемей, несомненно, самая заметная личность среди диадохов, которая достаточно полно характеризуется источниками, правда, в значительной мере с апологетическим оттенком. Это связано с меценатством Птолемея по отношению к греческой интеллигенции и с политической удачливостью этого диадоха, оставившего после себя единственную цельную традицию. Однако основные факты его политической биографии в общем совпадают с показаниями разноречивых источников и могут считаться вполне достоверными. Несомненно, в частности, его политическое и военно-дипломатическое мастерство, прозорливость и личное самообладание, которые он позаботился талантливо отразить в своих мемуарах, сделавших его одним из самых признанных историков древности. В них он старательно проводит мысль о своей глубокой личной связи с Александром Македонским. Вероятнее всего, что факты об этом преувеличены. Но несомненно то, что Птолемей был близок к царю на протяжении всей азиатской кампании: был вместе с ним в храме Амона, больше всех других приближенных оказал помощь Александру в стране оксидраков, когда Александр лично подвергался там опасности. Птолемей, несомненно, был одним из самых горячих и искренних поклонников восточной политики Александра и его синкретических идей совмещения греческой культуры со «стабильным и богатым» фундаментом военной деспотии, хотя сам он своей деятельностью больше других диадохов способствовал распаду империи.

Будучи весьма популярным в македонском войске, Птолемей тем не менее не стремился использовать эту популярность для удержания объединенной империи в своих руках. После убийства Пердикки он отклонил предложенное ему звание регента, хорошо понимая, что на этом посту его положение не будет прочным, а он стремился именно к прочности власти в самой богатой из сатрапий.

В борьбе диадохов Птолемей принимал активное участие, стремясь к укреплению своих позиций и своей власти. Он был весьма осторожен и избегал рискованных шагов, опасаясь втягиваться в обширные сухопутные операции. Что касается его боевых сил в районе Эгейского моря, то они должны были установить господство над Кикладами, чтобы обеспечить безопасность египетской хлебной торговли, создать пункты вербовки греков в египетскую армию, что было важной задачей государственной политики. Однако в конечном итоге морская экспансия Птолемея завершилась крахом при Саламине на Кипре; ему пришлось сделать ставку на союз с богатым Родосом, который оказал значительную помощь в борьбе с Деметрием. После разгрома Антигона при Ипсе птолемеевское влияние в Кикладах было восстановлено, несмотря на то, что сам Птолемей не принял никакого участия в этом важном сражении.

Птолемей был энергичным, хитроумным, проницательным и реалистичным политиком, преисполненным коварства и холодного расчета. Основной причиной успеха Птолемея была его опора на исключительно богатую сатрапию, малодоступную для интервенции силами диадохов. Осторожная и последовательная его политика лежала в общем русле исторических тенденций и исключала безнадежные военные авантюры в качестве своего инструмента. Традиция считает Птолемея талантливым полководцем, но в, действительности как полководец он ничем не выделялся. Единственная выигранная им битва при Газе случайность, так как в ней он допустил грубые ошибки дислокации, которые удалось исправить лишь благодаря пассивности Деметрия, жаждавшего победы в равном бою. Психологически Птолемей был сангвиником или неярко выраженным флегматиком: сдержанность и рассудительность, исключительное терпение у него сочетались с находчивостью и решительностью. Он был отличным актером, уверенным в себе более, чем другие диадохи. Когда ему было необходимо, умел казаться симпатичным и открытым.

Личная жизнь Птолемея была запутана в брачных интригах и разврате, который с того времени вообще отличает династию Лагидов. Будучи женат на Эвридике — дочери Антипатра и имея от нее детей, он влюбился в Беренику, которую Антипатр послал вместе с Эвридикой в Египет. На старости лет он развелся со своей женой и женился на Беренике. Его сын от первой жены — Птолемей Керавн («Молния») был изгнан, а престол Птолемея занял Птолемей II — сын от Береники . Своих детей Птолемей I использовал как карты в политическом покере.

Не менее характерным, чем Птолемей, представителем третьей тенденции был старший сын Антипатра — Кассандр, который оставил яркий след в истории диадохов. Правда, античная традиция под влиянием Иеронима Кардийского повествует о Кассандре в неблагоприятном смысле, осуждая его за жестокость в отношении дома Аргеадов и непризнание Антигона, которого защищал кардийский историк и который был ближайшим противником планов Кассандра. Такая тенденциозность первоисточника, естественно, создает известную трудность в объективной характеристике этого диадоха. Тем не менее, рассматривая все источники в комплексе, можно узнать, какие обвинения, предъявляемые к его политике со стороны тенденциозного источника, лишены достаточных оснований.

Известно, что в восточных походах Александра Кассандр не принимал участия и оставался в Европе, в полной безопасности, рядом со своим отцом. Правда, Диодор упоминает о Кассандре как о начальнике 900 фракийских и пеонийских разведчиков при переходе греко-македонских войск через Геллеспонт. Но можно совершенно определенно противопоставить ему Арриана, который говорит о других командирах тех же войсковых подразделений, не упоминая Кассандра. Да и в ряде других случаев нельзя доверять Диодору, когда он говорит о руководителях македонского войска. У Плутарха мы читаем, что Кассандр прибыл к македонскому двору незадолго до смерти царя, может быть, в 324 г. до н.э., чтобы защитить своего отца Антипатра от обвинений, сформированных против него делегатами эллинских городов. Встреча, назначенная ему Александром по такому случаю, не могла быть дружественной из-за нерасположения царя к Антипатру и его сыновьям, хотя один из них — Иолай — жил при дворе. Впрочем, поведение Кассандра при Вавилонском дворе не было таким, чтобы было возможно примирение с Александром.

Кассандр, воспитанный по эллинским обычаям, не мог удержаться от смеха, когда увидел совершение обряда проскинесиса. Мы не знаем, конечно, насколько вероятен этот эпизод, рассказанный Плутархом. Но он не является невероятным, если принять во внимание упорное сопротивление старых македонян практике внедрения Александром восточных обычаев и дикую ярость, с которой царь обрушился на своих лучших друзей, осмелившихся в этом с ним не согласиться. Из мнимого завещания Александра, которое стало нам известно посредством латинской традиции Псевдо-Каллисфена, завещания, которое было написано Птолемеем Лагом после смерти царя, следует, что Кассандр из-за нерасположения умершего монарха получил в управление Беотию. Фортина считает, что такое известие следует отбросить как полностью ошибочное, потому что, во-первых, оно не подтверждается другими источниками; во-вторых, документ, где содержится информация, является апокрифическим, поэтому, несмотря на представляемый им определенный интерес, лишен авторитета; в-третьих, отношения, существовавшие между Кассандром и царем, делают абсолютно невероятным данное на значение.

Равным образом, маловероятно, что Кассандр при разделе сатрапий получил Карию. Другие же историки говорят об Асандре, как о сатрапе Карии, правившем с 334 по 330 г. до н.э. Вероятно, что здесь просто вкралась ошибка в транскрипцию имени, и с этой точки зрения надо истолковывать традиционные данные. Скорее всего, после смерти Александра Кассандр оставался в Вавилоне в качестве представителя своего отца и как таковой занимал различные должности при центральном правительстве. Самостоятельной политической роли он, видимо, не играл, оставаясь ближайшим помощником Антипатра вплоть до его смерти в 319 г. до н.э. Как известно, смерть отца не принесла сыну отцовской должности. Регентом был назначен Полисперхонт.

Причины отстранения Кассандра от наследования по завещанию Антипатра неизвестны, возможно, что это не было актом политического недоверия Кассандру, так как всего за месяц до смерти Антипатр доверял Кассандру ответственные поручения, а среди своих многочисленных братьев Кассандр и при жизни отца, и после его смерти пользовался полной поддержкой. Он сам неоднократно доверял братьям ответственные самостоятельные акции, и. очевидно, в семье Антипатра никаких раздоров не было. Возможно, что завещание в пользу Полисперхонта было поддельным или отражало помрачение рассудка больного старца. Но более вероятным кажется то, что передача власти Полисперхонту не была искренней: ценою предоставления почестей знатному полководцу Антипатр надеялся предотвратить гражданскую войну в Македонии. Но как только новый регент проявил излишнюю самостоятельность и вышел из-под контроля. Кассандр активно вступил против него в борьбу, увенчавшуюся полным успехом.

Кассандр в первую очередь стремился к стабилизации политической обстановки на Балканах, вмешиваясь во внутригреческие дела для обеспечения македонских интересов. Никаких миродержавнических планов он не строил и к ним не стремился. Он желал обеспечить себе господство в Македонии и Греции, ставшее уже традиционным в его семье. Этой цели он добивался с беспощадной энергией, последовательно сочетая искусство войны и дипломатии, талант полководца и государственного деятеля. Дройзен считал, что во многих отношениях благоразумие Кассандра, удачный выбор средств и его твердость в достижении того, что он считал необходимым, заслуживают похвалы. Кассандр представляет собой характер, одаренный такой силой воли, «которая твердыми шагами идет к поставленной нем и достигает ее во что бы то ни стало». Однако режим Кассандра, как можно судить, не пользовался популярностью ни в Македонии, ни в Греции: хотя открытых выступлений против него Македония не знала, а в Греции активная оппозиция Кассандру проявлялась лишь в ионийских, пелопоннесских и этолийских городах, вообще враждебных македонянам, личность верховного стратега не вызывала особых симпатий. Это объяснялось, конечно, общим кризисом, который переживала Македония, потерявшая много своих активных граждан в результате восточных походов, а также в известной мере и личными качествами Кассандра. Необходимые в этих условиях меры Кассандра ущемляли практически все слои населения: знать — ограничением притока богатств и концом военных авантюр, простой народ — ростом налогов и ухудшением положения тружеников в связи с развитием рабовладельческих отношений. Однако известно, что приход к власти в 295 г. до н.э. Деметрия Полиоркета, вызвавший поначалу энтузиазм македонян, в скором времени породил у них жгучую тоску по временам Кассандра, так как обнаружилось, что вести агрессивную авантюристическую политику Македония больше не может.

Как политик, Кассандр был на уровне лучших греческих мыслителей своего времени и всей античности вообще, как дипломат — наиболее ярким среди всех диадохов, как полководец - весьма компетентным и осмотрительным в затрате крови и средств, что выгодно отличает его от большинства современников. Он был проницателен, решителен и полон чувства ответственности перед Македонией.

Как человек, Кассандр соткан из контрастов. Психологически это — очень вдумчивая, расчетливая и хладнокровная личность, сочетающая решительность и смелость со сдержанностью и осторожностью. Он был высоко образован, не оставался равнодушным к произведениям искусства, поддерживал дружеские отношения с учеными, очень любил Гомера. Не исключена вероятность, что Кассандр был учеником Аристотеля. За это говорит его последующая близость к представителям школы перипатетиков (Феофрасту, Деметрию Фалерскому). В то же время Кассандр был груб и горд, суров и вспыльчив, эгоистичен, безжалостен. Как говорит Дройзен, история избрала его палачом царского рода. Не исключено, что умом и способностями он не уступал Александру. Отличаясь исключительной проницательностью, он презирал всех политиков своего времени и нередко жестоко разыгрывал их, проявляя своеобразный демонический юмор.

В личной жизни Кассандр был несчастлив. В последние десять лет жизни его преследовали неудачи, возможно, бывшие следствием его болезни. Семейная жизнь у него не могла быть нормальной. Женитьба на дочери Филиппа II, сводной сестре Александра — Фесалонике, преследовала политическую цель: чтобы приблизиться к македонскому трону. Эвридика, которую он, видимо, любил, погибла; сыновья жили недружно. К этому прибавилась неизлечимая болезнь его любимого старшего сына Филиппа, который отличался исключительной мягкостью и добротой. Сам Кассандр, около двух десятков лет руководивший Македонией, скончался в 297 г. до н.э. от неизлечимой болезни.

Эпоха диадохов завершается деятельностью Селевка и Лисимаха. Образ первого в античной традиции идеализирован. Так, Аппиан говорит о ном с нескрываемой симпатией, как о воине, дипломате и завоевателе, в правление которого царство «достигло наибольших после Александра размеров» Седевк Никатор правил согласно закону. Он основал много городов «по всему пространству своего огромного царства». Плутарх рисует Селевка любящим отцом, который отдаст свою жену Стратонику своему сыну Антиоху, видя, как тот влюбился в свою мачеху и не в силах бороться со своей страстью. Павсаний из всех эллинистических царей уважает только Селевка, по его мнению, самого справедливого, не совершавшего насилия над покоренными народами. «Селевк, я убежден,— пишет он,— из всех царей, был человеком самым справедливым и по отношению к религии наиболее благочестивым» . Для доказательства приводится факт, что Селевк отослал назад в Бранхиды милетцам медное изображение Аполлона, которое было увезено Ксерксом в индийские Экбатаны, а также то, что, основав Селевкию на реке Тигре, он оставил нетронутыми стены Вавилона. По мнению Арриана, не подлежит сомнению то, что из всех, кто принял власть после Александра, Селевк был самым крупным человеком. Он обладал наиболее царственным образом мыслей и правил обширнейшей после Александра страной.

Насколько эти опенки соответствуют действительности? Известно, что при Александре Македонском, на конечном этапе восточных походов, Селевк был назначен предводителем царских гипаспистов. В 30 лет он блистательно отличился во главе своего подразделения в Индии, особенно в битве при Гидаспе. Он обладал необыкновенной физической силой, твердостью и решительностью характера, был осторожен и не любил рисковать. Эти качества в глазах Пердикки детали Селевка наиболее подходящим типом для назначения на должность хилиарха. В этом звании Пердикка не желал видеть прежних военачальников с их амбициями.

Будучи моложе других диадохов, Селевк длительное время стремился не выдвигаться на первый план в их борьбе, вследствие чего оказался вытесненным с основных театров военных действий в Азии, которую после разгрома Дария и Эвмена считали стратегически менее важной. Это дало ему известный выигрыш времени и неожиданно оказалось его счастьем. Честолюбие и коварство, которыми отличались почти все диадохи, были присущи и Селевку. Он был непостоянен, подозрителен, мелочен и жаден до власти. Иногда его честолюбие переходило всякие границы.

Особых упоминаний о его государственной деятельности не имеется. Она ограничилась больше наведением порядка и урегулированием конфликта с Чандрагуптой. Впрочем, последнее мероприятие свидетельствует о дипломатическом его искусстве. Имел он и большие военные способности. Правда, в действительности его военная деятельность свелась к нескольким удачным тактическим находкам, не требовавшим, впрочем, особой гениальности от человека, знавшего сильные и слабые стороны тактики восточных армий и македонской конницы и фаланги! Как полководец он умело использует внезапность: внезапный удар, внезапное появление с большими силами там, где не ждали,— характерная особенность ею тактических приемов. Хотя как полководец Селевк уступал Антигону, но он старался подражать ему, боялся его и одновременно уважал. Из всех диадохов он ближе всех состоял к Птолемею, сохраняя благодарность и привязанность к нему до конца жизни.

Восстановление мировой державы не входило в планы Селевка, однако он воспользовался благоприятным моментом для нападения на Лисимаха. Лисимах — сын Агафокла, один из телохранителей Александра Македонского, смелый воин, энергичный и решительный полководец царя. Особенно он выдвинулся в последнем, Индийском, походе, где в битвах показал себя человеком настойчивым и мужественным, выделялся атлетическими качествами и отвагой. Об этих качествах свидетельствует также факт его борьбы со львом, который одни историки рисуют как обычную охоту на льва, другие — как результат гнева Александра, приказавшего бросить Лисимаха в клетку со львом за сочувствие его к одному из представителей антимакедонской оппозиции — Каллисфену . Плутарх отмечает, что Лисимах показывал своим друзьям глубокие шрамы на бедрах и на руках, заверяя, что это следы львиных когтей и что остались они после схватки со зверем, наедине с которым запер его когда-то царь Александр . Какова бы ни была действительная причина поединка со львом, все источники говорят о победе Лисимаха, вступившего с ним в единоборство и убившего его.

После смерти Александра Лисимах получил пост наместника Фракии. Это назначение считалось второстепенным. Но оно было ему как нельзя более на руку, чтобы удалиться на время от серьезных политических шагов, от опасных военных коллизий, а потом присоединиться к победителям. Так, он уклонился от определения своей позиции при столкновении Пердикки с европейской коалицией сатрапов, а по существу предал Пердикку, попавшего в трудное положение. Не переоценивая себя как государственного деятеля и военачальника, он всегда проявлял осторожность, умел выждать благоприятный момент, скрывать свои намерения. Открыто он говорил лишь о своей неприязни к сыну Антигона Деметрию, которого считал своим противником и самым злейшим врагом. Позднее, когда Селевк пленил Деметрия, Лисимах предлагал Селевку деньги, чтоб тот его убил. Не доверяя своим силам, Лисимах избегал столкновений с прежними соратниками и пытался создать свою державу на западном берегу Понта. Вся его деятельность с момента прибытия в Европу во главе 7-тысячного отряда была направлена на завоевание Западного Причерноморья. Однако в многолетней войне он не добился серьезных успехов и был дважды разбит фракийцами. Сопротивление фракийцев Лисимаху поддерживалось боспорскими царями.

В борьбе диадохов Лисимах принимал известное участие на стороне коалиции против Антигона. В битве при Ипсе его войска составляли основу боевого порядка союзников. В результате этой битвы он стал наиболее могущественным из диадохов, обладателем огромной территории, получив большую часть Малой Азии с такими важными центрами, как Пергам, а также значительную часть трофейного флота. Когда Лисимах вступил в войну с Пирром в 285 г. до н.э., он изгнал его из той половины Македонии, которой тот владел, к этой территории присоединились остальная Македония, Фессалия и Фракия. Одержимый жаждой власти, он часто терял душевное равновесие, особенно под впечатлением неудач и ослабления сил. Болезненно подозрительный и в то же время легковерный, он стал жертвой грубой интриги со стороны Арсинои, по навету которой погубил своего родного сына Агафокла, а в конечном итоге — свою монархию и себя.

В окончательном падении Лисимаха коварную роль сыграл дом Птолемея. Когда Лисимах достиг уже преклонного возраста и имел многочисленное потомство, он женился третьим браком на сестре Птолемея II Арсиное, дочери Береники. Если верить Павсанию, новая жена Лисимаха, опасаясь, что после смерти ее престарелого мужа она и ее дети окажутся во власти Агафокла, составила против последнего заговор, в результате которого он был убит. Жена убитого — Лисандра вместе с детьми и бывшими друзьями царя перешли на сторону Селевка, которому доверили все сокровища Лисимаха за обещание начать с ним войну. Узнав обо всем этом, Лисимах поспешно переправился в Азию, сам начал войну и в решительном сражении у Киропедии с Селевком был убит и брошен на поле боя. Его сын от одриссиянки — Александр отвез труп своего царя в Херсонес, где и похоронил его . Вскоре и сам Селевк был изменнически убит Птолемеем Керавном .

С ними все диадохи ушли с исторической сцены.

 

§ 3. Наследницы

Кроме полководцев Александра, которые при сложившихся обстоятельствах должны были наследовать его огромные владения, завоеванные ими, был еще целый ряд наследниц, которые в силу своего происхождения и родственных связей могли претендовать и претендовали на это наследство. Они старались сохранить или приобрести для себя ту власть, которую создал для своего дома Александр и которой злоупотребляли теперь вероломные, эгоистичные и жаждущие самостоятельной власти диадохи. Среди всех многочисленных наследниц законными были только две: Олимпиада, македонская царица и мать почившего царя, и ее дочь, родная сестра Александра - Клеопатра.

Все источники рисуют образ Олимпиады в резко отрицательных тонах, как женщину властную и деспотичную, черствую и расчетливую, ревнивую и мстительную, постоянно вмешивавшуюся в дела управления государством, в интриги преемников Александра. Однако справедливость требует сказать, что не во всех аспектах права была традиция. По-человечески можно было вполне понять Олимпиаду, жизнь которой была бурной и опасной, тревожной и неустойчивой. В молодости она жила в Эпире, вышла по любви замуж за македонского царя Филиппа — она была его шестой женой, испытала нежность и охлаждение, обиды и унижения. В семейной жизни была несчастной. Она родила Филиппу двух детей: сына Александра и дочь Клеопатру. А муж, необузданный в своих страстях, приживал побочных детей от фессалийских и иллирийских женщин, а затем совсем развелся со своей законной женой, чтобы жениться па племяннице полководца Аттала — Клеопатре, девушке из знатного македонского рода. Олимпиаде трудно было пережить измену мужа и его новый брак. Она оставила Македонию и бесконечно униженной и оскорбленной возвратилась в Эпир, где правил ее брат Александр. В Македонию она приехала снова только на свадьбу своей дочери, которую отец выдал за ее дядю но матери - эпирского царя Александра. Как известно, на этой свадьбе Филипп был убит своим телохранителем Павсанием. Стали поговаривать, что инициатором убийства была Олимпиада. Юстин прямо говорит об этом. Вина ее в этом преступлении не доказана, но распространились слухи, что она сама похоронила убийцу своего мужа и надела на Павсания золотой венок. Это косвенно указывало на причастность к этому злодеянию Олимпиады.

После этого с особой силой стали проявляться ее надменность и непримиримость. С неслыханной жестокостью она уничтожала своих соперников, чтобы очистить македонский престол для своего сына. Вторую жену Филиппа заставила покончить с собой, а новорожденного сына ее изжарила на медной сковороде. Когда сын Александр стал царем, Олимпиада недолго наслаждалась покоем. Вскоре Александр ушел на Восток, назначив регентом Македонии Антипатра, который стал непримиримым врагом его матери. Она ненавидела наместника и его сыновей. Вражда между ними все росла и росла. Оба, не переставая, писали Александру жалобы: он - о высокомерии Олимпиады, о ее резкости, о вмешательстве во все дела; она о том, что уважение и почет, оказываемые Антипатру, вскружили ему голову, что он забыл, кому этим обязан, что он считает себя вправе занять первое место в Македонии и Элладе. Матери Александр посылал множество даров, но не позволял ей вмешиваться ни в государственные дела, ни в распоряжения по войску. Она упрекала его за это, но он спокойно переносил ее недовольство. Однажды только, когда Антипатр прислал ему длинное обвинительное письмо против нее, он сказал: «Антипатр не понимает, что одна материнская слеза стирает тысячи таких писем». Дело кончилось тем, что Олимпиада через три года вынуждена была покинуть Македонию, не имея больше сил оставаться рядом с Антипатром. В 331 г. до н.э. она отправилась в изгнание в Эпир.

Когда так неожиданно, в таком молодом возрасте, умер сын Олимпиады, она, как и многие другие, была уверена, что виною смерти Александра был Антипатр и что сын его Иолай дал царю яд. В период борьбы диадохов она особенно упорно доживалась господства над Македонией, опираясь на тех из них, которые боролись за сохранение империи для ее потомков. Из Эпира она послала письмо Эвмену с просьбой защитить царский дом. просила также Полисперхонта защитить интересы маленького Александра. Летом 318 года до н.э. Эвмен пытался достичь берега Эгейского моря, чтобы поддерживать контакты с македонской царицей, почтившей его своим доверием. Олимпиада внимательно следила за борьбой Эвмена, просила у него совета, когда ей лучше вернуться в Македонию, но Эвмен сообщил, что это преждевременно. Лишь тогда, когда Кассандр застрял в Греции. Полисперхонт, боровшийся с ним, просил Олимпиаду вернуться. В возвращении должен был помочь царь Эпира Эакид, с которым Полисперхонт в 317 г. до н.э. заключил союз и убедил созвать своих эпиротов, чтобы вместе с ними возвратить в Македонию царицу Олимпиаду и сына Александра, которому было теперь шесть лет. В будущем ему был обещан брак его дочери Деидамии с молодым Александром.

Осенью 317 г. до н.э. Полиспсрхонту удалось ввести вновь в царство Олимпиаду вместе с Роксаной и маленьким Александром. Хотя Олимпиаде и жалко было оставлять свое спокойное эпирское убежище, но она должна была согласиться отправиться в Македонию, чтобы своим присутствием закрепить трон за своими прямыми потомками. В Македонии войска встретили мать своего знаменитого полководца с громкими криками ликования. Олимпиада была довольна. С особой силой вскоре стал проявляться ее своенравный, жестокий и мстительный характер. Она всецело предалась дикой жажде мести: убила всех своих соперников из побочных детей Филиппа, обрушилась на семью ненавистного ей Антипатра. Она убила его сына Никонора, приказала разрыть могилу другого сына Иолая, казнить сотни друзей Кассандра, принадлежавших к высшей знати страны, уничтожила вторую жену Филиппа II — Клеопатру и ее младенца.

Македоняне, которые раньше радостно приветствовали Олимпиаду, теперь с ужасом отвернулись от нее. Кассандр узнал о ее бесчинствах в Греции, где он в то время находился, осаждая Тетей. Понимая опасность для себя от этих необузданных действий македонской царицы, он оставил греческие дела и немедленно двинулся в Македонию, преодолевая серьезные препятствия на пути, которые ему уготовил Полисперхонт. При приближении своего ненавистного врага Олимпиада бросилась в укрепленный город Пидну, стоявший на морском берегу. С нею находились ее внук, юный Александр IV и его мать Роксана, дочь Филиппа и Фессалоники Деидамия, дочь царя Эакида - Дедамея, множество родственников и друзей, в большинстве своем лишенных всяких военных способностей.

Крепость, где все эти люди надеялись найти защиту, была непригодна для этой роли. В крепости не было даже в достаточном количестве провианта. Не были достаточными и боевые силы царицы. Они состояли из нескольких амвракийских всадников, большинства находившихся при дворе войск и всех слонов, которых Кассандр не взял с собой. Этих сил было явно недостаточно, чтобы сопротивляться превосходящим силам противника. Единственной ее надеждой было продержаться до тех пор, пока не прибудет помощи, со стороны моря от Александра, сына Полисперхонта, и греков, а также из Эпира. Эпироты, которым угрожал собственный царь Эакид, хотели отправиться на помощь Олимпиаде, но были вынуждены заключить союз с Кассандром, который назначил управлять их страной своего представителя. В то же время в Македонии те, кто думал перебраться к Олимпиаде, увидев условия, в которых она находилась, предпочли оставить ее на произвол судьбы. Не смог прийти на помощь ей и Полисперхонт. Его войска, расположенные в Перребии, терпели многочисленные трудности, и он не смог предпринять ничего существенного для освобождения Олимпиады. Мать Александра осталась без помощи.

Зимой 318—317 г. до н.э. Кассандр осадил Пидну. Он обложил ее со стороны суши и моря. Началась сложная и изнурительная осада, со всеми вытекающими отсюда тяжелыми последствиями. В городе довольно скоро стал ощущаться недостаток в предметах первой необходимости, начал свирепствовать голод. Солдаты стали получать столько провианта в месяц, сколько обыкновенно получал раб в 5 дней. Те всадники, которые не принадлежали к регулярному войску, были лишены своих пайков и умирали голодной смертью. Не менее тяжелым было положение животных, особенно слонов: лошадей убивали на мясо, а слонам в корм давали мелконарубленные бревна: изнуренные такой скудной пищей, слоны погибали. Улицы, пишет Диодор, были усеяны трупами. Город наполнился разлагающимися телами людей и животных. Трудно становилось дышать этой гнилью и трупным запахом. Еще более невыносимой картина людских страданий стала весной, когда солнце пригревало и процесс разложения усилился.

В этих условиях в начале весны 316 г. до н.э. войска потребовали или сдачи города, или увольнения. Олимпиада не хотела слышать о сдаче. Она все еще надеялась на помощь и предпочла сдаче увольнение воинов. Когда последние были отпущены, Кассандр их приветливо принял и рассредоточил по различным городам страны. Когда надежды на помощь не оправдались. Олимпиада решила искать спасение в бегстве. Для нее и ее приближенных должен был быть подготовлен корабль на берегу моря. Но и здесь ее ожидало несчастье. Когда она прибыла к берегу, этого корабля не оказалось. Кассандр все предусмотрел. Узнав от перебежчиков, что замышляет Олимпиада, он приказал вовремя убрать корабль с рейда. Кругом была синяя морская гладь и ни одного средства передвижения. Игра была проиграна. Олимпиада поняла, что никакой надежды на спасение больше не оставалось. Она послала к Кассандру послов для заключения с ним договора, но он потребовал безоговорочной капитуляции. С большими усилиями ей удалось добиться, правда, ненадолго, неприкосновенности и жизни. Кассандр согласился на эту единственную просьбу царицы, ибо прекрасно понимал, что эта просьба — чистая формальность. О какой неприкосновенности могла идти речь, если весной 316 г. до н.э. пала Пидна, если царская семья находилась в его руках, если он стал полновластным господином Македонии.

Вскоре Кассандр созвал общее собрание македонян и поставил перед ними вопрос: как они желают поступить с Олимпиадой? Он весьма ловко разыграл подготовленный им спектакль, имея твердое намерение не выпускать больше из рук своей жертвы и навсегда расправиться с ней. В этой своей акции он прежде всего опирался на людей, которых когда-то обидела царица. Таких оказалось довольно много. На собрании основной тон задавали родственники тех знатных людей, которых в прошлом году приказала казнить Олимпиада. Они выступили на собрании в траурных одеяниях по поводу трагической гибели их родственников от руки беспощадной царицы и требовали приговорить ее к смерти. Олимпиаду не вызывали для дачи показаний по обвинению, не давали слова также и другим ее защитникам, и собрание вынесло ей смертный приговор.

Существует версия, что Кассандр после вынесения приговора будто бы поспешно послал сказать обреченной, что она может спастись бегством, пока не поздно, и предложил ей даже корабль, который в безопасности доставит ее в Афины. Думать, что непримиримый враг вдруг захотел спасти царицу, вряд ли правильно. Более вероятно то, что Кассандр приготовил своей жертве новую уловку.

Он вовсе не желал ее спасти, но надеялся, что она своим бегством подтвердит свою вину, и если будет умерщвлена в пути что было вполне вероятно,— то общественное мнение воспримет это как заслуженную кару.

Олимпиада, однако, не приняла этого предложения, хорошо понимая замысел Кассандра. Она дала знать, что не намерена спасать свою жизнь бегством и готова защищать свое правое дело в присутствии всех македонян. Это ее намерение никак не входило в планы Кассандра, тем более, что открытый общественный процесс против матери Александра мог бы подвергнуть большой опасности сына Антипатра. О смелости царицы он прекрасно знал. Он знал также и то, что в ее теперешнем положении ей нечего терять, и она будет готова на все. Своим выступлением перед македонянами она обязательно постарается произвести па них должное впечатление. И еще неизвестно, чем бы все это закончилось. Кассандр решил не рисковать. Он не дал Олимпиаде той возможности, которую она искала. Такая возможность вполне соответствовала тогдашним нормам международного права, но он полностью пренебрег им, решив как можно быстрее привести приговор собрания войска в исполнение. Двести человек было послано для того, чтобы осуществить это решение. Им было приказано заколоть ее без всякого промедления. Они отправились в замок, где находилась Олимпиада. Украшенная пурпуром и диадемой, опираясь на двух женщин, она сама вышла к ним навстречу, но они отступили назад, не решаясь убить мать Александра. Кассандр понял, что надеяться на воинов в этом деле никак нельзя. Исполнение этого кровавого дела он отдал в руки разгневанных родственников македонян. По старому обычаю, они с особой охотой побили ее камнями. Пав на землю под ударами камней, которым она с твердым взглядом подставила свою грудь без слова жалобы и слез, она оправила свои седые волосы, завернулась в облачение и испустила дух.

После смерти Олимпиады законной наследницей македонского престола оставалась ее единственная дочь Клеопатра. Выйдя осенью 336 г. до н.э. замуж за царя молоссов Александра, за своего родного дядю, Клеопатра через 5 лет овдовела. Ее муж в 334 г. до н.э. отправился в поход в южную Италию по приглашению тарентинцев в качестве предводителя наемных отрядов для борьбы с луканами и бруттийцами. На первых порах его действия против них были весьма успешными. Ему удалось освободить ряд городов. С. И. Ковалев высказывает предположение, что он даже заключил союз с Римом. Но в конце концов Александр поссорился с тарентинцами, лишился их поддержки и был убит луканами в 331/330 г. до н.э.

После смерти своего мужа Клеопатра стала регентшей Эпира и правила там от имени ее малолетнего сына Неоптолема, но недолго. Вскоре к ней приехала мать Олимпиада, которая выжила свою дочь из Эпира и стала сама его правительницей. Вдовствующая сестра Александра, вынужденная возвратиться в свою родную страну, мечтала вступить в новый брак с преуспевающим, перспективным полководцем ее брата и, таким образом, достигнуть господства в Македонии. Однако свое намерение Клеопатра не смогла осуществить, хотя каждый из полководцев ее брата почитал за честь принять такое предложение, которое приблизило бы его к македонскому трону.

Первый выбор пал на Леонната, одного из телохранителей Александра, согласно птолемеевской традиции, ставшего главой военных контингентов. После смерти своего повелителя он считал, что никому не уступает по достоинству, и не чувствовал обязательств по отношению к кому-либо, а тем более не связывал себя субординацией к Пердикке, который был его родственником и давним другом. Они вместе служили еще в охране Филиппа и уничтожили его убийцу Павсания. Почему именно Леоннату, легкомысленному, непостоянному и подверженному случайным порывам человеку, было отдано предпочтение, остается не вполне ясным. Дройзен высказывает мнение, что Клеопатра этим браком хотела низвергнуть ненавистного наместника Македонии Антипатра. Но это не убедительно, так как, во-первых, Леоннат в Греции сражался вместе с Антипатром против греков; во-вторых, для уничтожения власти македонского наместника можно было бы избрать более могущественного полководца.

Как бы то ни было, сестра Александра сама предложила ему руку и сердце. В письме, которое он получил от нее, прямо предлагалось захватить Македонию и жениться на ней. В честолюбивом Леоннате это предложение вызвало большой энтузиазм. Он пренебрегает приказом Пердикки идти в Каппадокию и отправляется на Балканы. Там он достиг Македонии, усилил свою армию, пошел на соединение с Антипатром, но в сражении с греческой конницей весной 322 г. до н.э. был смертельно ранен и умер на поле боя.

Смерть Леонната вряд ли кто оплакивал. Антипатр избавился от серьезного соперника, от такого же соперника избавился и Пердикка, ибо захват Леоннатом Македонии и женитьба его на родной сестре Александра значительно уменьшили бы его влияние. Что касается самой Клеопатры, то хотя ее план и расстроился, но не надолго. На горизонте для нее возникла новая фигура, более могущественная, чем Леоннат, а именно — регент Пердикка. Эта кандидатура в то время особенно устраивала Олимпиаду, которая надеялась с его помощью покончить с ненавистным врагом Антипатром и отстоять единство империи. Будучи еще в Эпире, она приглашала Пердикку появиться в Македонии, где его ждала Клеопатра и македонский престол. Это было повторением плана с Леоннатом. Престиж двух цариц устранил бы почти все препятствия, и Пердикка, который должен был сопровождать останки царя, чтобы установить их в царской усыпальнице в Эгах, мог бы выглядеть законным наследником, которого назначил на смертном одре сам Александр, передав ему свой перстень.

Конечно, Пердикке льстила возможность иметь супругой родную сестру Александра, а вместе с ней и македонский престол. Но на этом пути у него возникли непредвиденные препятствия, о которых сведения источников неясны и отрывочны. Так, Диодор указывает, что после падения Изоры «две женщины сочетались с Пердиккой». Одна из них была Никея — старшая дочь Антипатра, другая — Клеопатра, сестра Александра и вдова эпирского царя. Пердикка был помолвлен с Никеей. Еще недавно, когда его положение не было упрочено, он считал весьма полезным породниться с Антипатром и сватался к его дочери. Но после получения верховной власти его намерения изменились, поскольку он полагал, что своим сватовством к сестре покойного царя он сможет добиться царского трона в Македонии. Но, скрывая свои замыслы, он одновременно сватался и к Никее, в надежде на то, что благодаря этому браку Антинатр не станет мешать осуществлению его планов. Впрочем, эти планы вскоре стали известны Антигону, который представил их Антипатру, всячески пытаясь объяснить ему, что женитьба Пердикки на Клеопатре не только приведет его к македонскому трону, но и лишит командования наместника Македонии и Кратера. Такая новость ошеломила двух полководцев, которые решили отложить военные действия в Этолии и как можно быстрее с войском двинуться в Малую Азию.

Более строгий рассказ Арриана, по меньшей мере, содержит в себе несколько довольно странных указаний. Согласно утверждению Арриана, из Македонии к Пердикке отправились Иолай и Архий, которые сопровождали его невесту Никею. Она явилась к своему жениху, чтобы выйти за него замуж. В то же время царица Олимпиада (о которой, кстати, Диодор ничего не говорит) отправила свою дочь Клеопатру к регенту для этой же цели. Пердикка оказался в щекотливом положении. Арриан говорит, что Эвмен предлагал ему принять предложение старой македонской царицы, но он не послушался совета и женился на дочери Антипатра. Дальше у Арриана идет рассказ о неудавшемся мероприятии Филиппа II. Затем автор снова возвращается к отношениям Пердикки с Клеопатрой и Никеей: он изображает Эвмена, приносящего с Пердиккой дары Клеопатре, находившейся тогда в Сардах: регент решил развестись с Никеей и жениться на сестре Александра. Наконец, Юстин указывает, что, завоевав Каппадокию, Пердикка захотел соединить свое могущество с царским титулом. С одобрения Олимпиады он намеревался жениться на Клеопатре; в то же время, чтобы обмануть Антипатра, он просил руки и его дочери, но та разоблачила эти замыслы, и ему отказали обе женщины.

По этим различным источникам, события развертывались в тот короткий период, который включает смерть Александра и передачу верховной власти Пердикке, примерно следующим образом. Последний, когда его власть еще не была упрочена, домогался у Антипатра руки его дочери. Этим браком он хотел укрепить свои позиции, так как после победы над греками Антипатр стал еще более могущественным и ему ничего не стоило привлечь на свою сторону Антигона и Птолемея против Пердикки. В этих условиях Пердикка намеревался победить их поодиночке, затем, вступив в брак с Клеопатрой, открыто объявить себя противником Антипатра, переправиться в Европу и там выступить с требованием для себя всех преимуществ, на которые, казалось, давала ему право рука единственной законной наследницы царского дома.

Обещанный брак еще не был заключен, когда Пердикка стал регентом. Немного спустя, в силу договора, заключенного между двумя полководцами, старшая дочь Антипатра — Никея прибыла в Азию. Именно тогда Олимпиада предложила регенту жениться на Клеопатре. Вряд ли есть основание отбрасывать это известие Арриана. П. Клоше считает неправомерным желание Диодора приписывать Пердикке инициативу честолюбивого проекта брака с Клеопатрой, брака, который обеспечил бы ему доступ к трону Македонии. Клоше полагает, что предложение старой царицы не было принято. Пердикка сдержал обещание, данное Антипатру, и женился на его дочери. В этом отношении между Диодором и Аррианом полное согласие. (Версия Юстина о двойном предложении Пердикки и двойном отказе, полученном им, лишена всякой вероятности.) Только в отличие от Арриана, который ограничивается упоминанием события, Диодор видит в этом браке результат корыстного расчета Пердикки, стремящегося не возбудить подозрений Антипатра. Однако ничто не доказывает точность подобного утверждения, ибо историк не приводит для него заслуживающих внимания доказательств.

П. Клоше предлагает другие объяснения: Пердикка мог без всякой задней мысли отклонить предложение Олимпиады, вопреки советам Эвмена. и выполнить данное Антипатру обязательство, т.е. жениться на его дочери. Но спустя некоторое время после этого брака, он мог уступить увещеваниям Эвмена, отсюда его подарки Клеопатре, которой он сообщил о своем решении развестись с Никеей. Имел ли место этот развод? Женился ли Пердикка на сестре Александра? Некоторые историки дают на эти вопросы утвердительный ответ. Так, Дройзен считал, что «Никея, отвергнутая, вернулась в отчий дом». Буше-Леклерк показывает Пердикку, «ослепленного честолюбием» и отвергающего Никею. Но ничто не доказывает обоснованность этого мнения, ибо сообщение Антигона Антипатру по этому поводу исходит от противника Пердикки и, стало быть, нет ничего невозможного в том, что брак Пердикки с Никеей существовал и что Пердикка вовсе не женился на Клеопатре. Только его конечная уступка желаниям Эвмена, проявленная в неоспоримых хлопотах о Клеопатре, должна была возбудить подозрения Антипатра. Так думает П. .Клоше.

Для нас важно в данном случае не только то, успел ли Пердикка жениться на Клеопатре или нет. Важнее всего, что такое намерение существовало с обеих сторон, особенно после того, как Антигон и Антипатр стали создавать коалицию против Пердикки, который, в силу этих обстоятельств, мог форсировать свой брак с Клеопатрой. Неспроста она в то время находилась в Сардах. Туда был направлен Эвмен с богатыми подарками и с предложением Пердикки вступить с ней в брак. Она ответила согласием. Но этому не суждено было случиться из-за неожиданной гибели жениха в Египте.

Клеопатра оказалась в тяжелейшем положении. Она не приняла предложения Эвмена довериться ему как защитнику ее интересов и продолжать ее именем борьбу против алчных поползновений диадохов. Наоборот, она просила Эвмена удалиться, чтобы македоняне не подумали, что именно она причина раздора и войны. Но, отказавшись от помощи единственного преданного ей человека, Клеопатра осталась незащищенной. В скором времени прибывший в Сарды Антипатр привлек ее к ответственности за то, что она хотела выйти замуж за Пердикку, хотя тот уже был в браке с его дочерью, а это, по его мнению, было причиной кровопролитной войны. Он осуждал ее переговоры с Эвменом и все ее действия.

Клеопатра смело и решительно защищалась от этих нападок недруга перед собранием воинов. Она упрекала регента в том, что он думает только о своих личных интересах, а с представителями царского дома обходится недостойно. Если люди, которые всем обязаны ее отцу и брату, забыли об этом и имеют намерение уничтожить весь царский дом, она напомнит обо всем этом и не станет молчать. Пусть все воины об этом знают. Она находилась в полном распоряжении Антипатра, и такое обвинение в его адрес могло стоить ей жизни. Но перед лицом возбужденного войска и предстоящих трудных задач он не посмел принять против сестры Александра крайних мер. Оставив ее в покое в Сардах, Антипатр с войском выступил в новый поход.

Клеопатра жила в Сардах целых 15 лет. За это время ее имя неоднократно пытались использовать в вихре борьбы диадохи. Македонская царская диадема все еще притягивала их как магнит. Сватовство продолжалось. К ней сватался Кассандр, но она ненавидела в нем врага своего дома; были отвергнуты и домогания Лисимаха; сватались за нее Антигон и Птолемей. Первый был старый, противный и страшный. Она с презрением отвергла его, хотя в Сардах была в его руках; второму боевому товарищу ее брата — она не отказала, обещав тайным образом прибыть к нему и вступить с ним в брак. Ей уже было около 47 лет, а Птолемей был женат на любимой им Беренике, кстати, его единокровной сестре. В этих условиях брак был не столько по любви, сколько по расчету. В то время иметь несколько жен, особенно для высокопоставленных лиц, не было редкостью, и брак с Клеопатрой мог тем более считаться нормальным браком из государственных соображений. Клеопатра этой акцией освобождалась от власти Антигона и обеспечивала себе безопасность. Но и этому плану не суждено было осуществиться из-за козней Антигона. Узнав о ее намерениях, он дал инструкции своему военачальнику в Сардах удержать ее там и не давать ей бежать к Птолемею. Вскоре она была найдена убитой, причем все говорили, что ее умертвили некоторые из ее рабынь. Антигон приказал схватить их и казнить как виновниц убийства, а тело царицы похоронить со всеми подобающими ее сану почестями. Но тем не менее никто не сомневался, что инициатива в умерщвлении Клеопатры принадлежала ему Это событие произошло в 308 г. до н.э. Так была устранена последняя из непосредственных прямых наследниц македонского престола.

Правда, оставался ее сын Неоптолем — родной внук Олимпиады и Филиппа II, племянник Александра. Но он находился на родине своего отца, в 303 или в начале 302 г. до н.э., когда скончался царь Главкий, достиг царской власти в Эпире, лелея надежду захватить и престол Македонии. Но путь к трону преградил ему Пирр, который убил Неоптолема и в 297 г. до н.э. стал царем Эпира. Линия прямых наследников престола прервалась. Однако если прервалась линия прямых наследников, то остались многие представители побочных линий, разные сводные родственники, которых, но необузданности страстей Филиппа II, да и его сына, было немало. В это самое время они боролись за царское наследство с таким же упорством, как и непосредственные наследники.

Как известно, в начале своего царствования отец Александра принял на себя правление за малолетнего наследника престола — Аминту. Во время иллирийских походов Филипп вступил в незаконную брачную связь с иллирийской флейтисткой, от которой родилась дочь Кенана. Она роста дикой и угрюмой, хотя воспитывалась вместе с детьми Олимпиады. Когда она выросла, ее выдали замуж за того Аминту, который должен был получить престол. Это был сын Пердикки III и племянник Филиппа II. От этого брака родилась у них дочь Адея или, как она называлась впоследствии, Эвридика. Поскольку ее мать считалась сводной сестрой Александра, то Эвридика приходилась ему племянницей. Кенана была отважная и мужественная женщина. Она неоднократно сама участвовала в сражениях и проявляла личную храбрость, которая удивляла самых храбрых воинов. Свою дочь Эвридику Кенана тоже воспитывала в воинском духе, приучала с детства владеть оружием и участвовать в военных походах. Она росла властолюбивой и воинственной. Ее бесстрашная мать старалась внушить ей, что она представительница царского рода, наследница царского престола, что ее дедом был Филипп II, который отстранил ее отца Аминту от власти.

Когда умер Александр Македонский, Эвридике было всего 15 лет. Ее честолюбивая мать считала, что именно сейчас настало время дочери заявить свои претензии, чтобы хотя бы косвенно «захватить царскую власть». Для этого она задумала выдать ее замуж за сводного брата Александра - Арридея (Филиппа). Последний был тоже незаконным сыном Филиппа, прижитым им с фессалийской танцовщицей Филинной. По причине болезни он был слабоумным. По утверждению Плутарха, болезнь эта была не врожденной и не случайной. Мальчиком он обнаружил очень приятные и благородные черты характера, но его испортила Олимпиада: от ее лекарства он повредился в рассудке. Впрочем, эта точка зрения в литературе оспаривается.

После смерти Александра полководец Мелеагр привел Арридея во дворец, и солдаты приветствовали его, называя царем Филиппом. Македонян побудили провозгласить царем Арридея, который имел только ту заслугу, что был сыном фессалийки Филинны, а не какой-то варварки, хотя и не был законным сыном Филиппа. В другое время они наверняка не выбрали бы полоумного царем, но он был единственным представителем из дома Аргеадов, сыном Филиппа и братом Александра.

Характерно, что сам Арридей к высшей власти вовсе не стремился. Когда начались распри между Пердиккой и Мелеагром. конницей и пехотой, Арридей, чтобы эти распри прекратились, отказывается от власти. «Что касается меня,— говорил он,— я больше всего хочу сложить с себя эту власть, чтобы не вызвать пролития крови граждан, и если нет никакой надежды иначе добиться согласия, убедительно прошу вас: изберите другого достойнейшего царя!». При этом он снял с себя диадему и, протянув правую руку, в которой держал ее, предлагал взять ее тому, кто признает себя более достойным. Но все стали настаивать, чтобы он продолжал выполнять свою роль. Вскоре произошло примирение между Пердиккой и Мелеагром, а затем и гибель последнего. Пердикка должен был находиться при царе и командовать состоявшими при нем войсками. По словам Плутарха, он влачил за собой Арридея «как некое лицо без слов» .

Кенане, безусловно, были известны умственные способности своего 33-летнего сводного брата и будущего зятя. Однако его слабоумие вовсе не стало препятствием для осуществления ее дерзкого плана. Она была уверена, что ум царя не имеет вообще существенного значения, ибо за него будут работать другие. Главное, что у него есть титул царя и формальная высшая власть. При таком царе Эвридика, став царицей, сможет раскрыть все свои способности и осуществить то, о чем всю жизнь мечтала ее мать.

Для реализации своего, замысла Кенана вместе с дочерью во главе небольшого войска решила сопровождать Эвридику в Малую Азию к Арридею. Этот замысел шел вразрез с интересами Антипатра и Пердикки. Они старались всеми силами не допустить брака между царем и Эвридикой, который бы ограничил их собственную власть. Поэтому, когда Кенана в октябре 322 г. до н.э. неожиданно для всех выступила из Македонии и поспешила к берегам Стримона, Антипатр тщетно пытался задержать ее при переправе через Стримон: мать и дочь, как бесстрашные воины, с дротиками в руках бросились на его войска и прорвали их линию. Были также преодолены и другие препятствия, которые им создавал на пути регент Македонии. Достигнув моря, Кенана без особых осложнений переправилась вместе со своим войском через Геллеспонт в Азию и направилась дальше по пути к царскому лагерю.

Узнав об удачном продвижении Кенаны, Пердикка выслал против нее своего брата Алкету, которому было поручено напасть на нее там, где она будет обнаружена, и доставить ее к нему живую или мертвую. Но македонские воины, встретившись лицом к лицу с дочерью Филиппа, отказались обнажить оружие против нее. Они потребовали объединения обоих войск и брака молодой царевны с их царем. Кенана смело говорила о своих правах и правах ее дочери, она разоблачила черную неблагодарность Алкеты и его брата, которые завлекли ее в ловушку, чтобы с ней расправиться.

Свою судьбу Кенана предвидела правильно: выполняя приказ Пердикки, Алкета умертвил ее, поскольку живой она в руки не давалась. Но когда об этом злодеянии узнали воины, они были крайне возмущены таким поступком и грозили Пердикке прямым мятежом. Последнему с трудом удалось успокоить войско лишь разрешением брака Эвридики с Арридеем. Он льстил себя надеждой, что в отсутствие матери можно будет без особого труда воздействовать на молодую царицу через посредство слабоумного царя. В случае же, если бы она вела себя самостоятельно, регенту ничего не стоило в нужную минуту ее убрать. Эвридика оказалась в руках могущественного регента. Хотя она и стала царицей, но фактической власти не имела. Ее положение изменилось сразу после смерти Пердикки. Она освободилась от его опасной опеки и сделала попытку управлять государственными делами соответственно ее званию и интересам. Она потребовала от Пифона и Арридея, чтобы ей было дано надлежащее участие в управлении государством. Это требование было не на долгое время удовлетворено. Но когда Антипатр прибыл в Трипарадис, ей запретили дальнейшее вмешательство в государственные дела, опасаясь неудовольствия и старинной вражды престарелого регента к молодой царице. Тогда Эвридика обратилась за помощью непосредственно к армии, в которой она пользовалась любовью и уважением. Армия ее поддержала, и она победила. Но победа эта снова оказалась недолговечной. Перед собранием македонян она не сумела провести свою волю при выборах регента. Вопреки ее желанию, войско провозгласило регентом ее ненавистного врага Антипатра. Против него она попыталась использовать все средства борьбы. Так, когда он оказался не в состоянии удовлетворить насущные требования воинов выплатить им деньги, обещанные еще Александром, она подняла войско на мятеж, который всячески разжигала. Ее секретарь Асклепиодор составил ей зажигательную речь, с которой она выступила перед собравшимися войсками. В этой речи она обвинила враждебного ей Антипатра в скупости и небрежности, доказала, что он никогда не сможет дать воинам заслуженных ими денег и наград, и потому потребовала отложиться от него. Своим выступлением она довела страсти воинов до самого высокого накала. Антипатр оказался у самой критической черты и безусловно погиб бы, если бы его не выручил подошедший к нему на помощь Антигон.

Избежав неминуемой гибели, Антипатр старается изолировать Эвридику от войска, заставляет ее ехать с ним в Македонию, чтобы она оставалась там под его неусыпным оком. Вторично оказалась она под властью опасной опеки. Но опека и на этот раз была недолгой из-за смерти Антипатра в 319 г. до н.э. Со смертью старого регента снова воскресла ее надежда укрепить свои позиции, управлять событиями, чтобы завоевать наибольший авторитет в царстве себе и своему мужу. Но и эта надежда оказалась тщетной. Новый регент Полисперхонт был не на ее стороне. Он поддерживал царицу-мать Олимпиаду, которую из Эпира пригласил в Македонию. Перед лицом этой опасности Эвридика не пала духом и вновь приступила к действиям. По словам итальянского историка М. Фонтана, Олимпиада и Эвридика были двумя энергичнейшими и честолюбивыми царицами, каких только помнит история.

Когда супруг Эвридики возвратился в Македонию, а могуществу Полисперхонта был нанесен чувствительный удар под стенами Пирея и Мегалополя и против него поднялся голос общественного мнения в Македонии и Греции, Эвридика решила, что ее час пробил. Поскольку по просьбе Полисперхонта в Македонию вернулась тогда Олимпиада, Эвридика решилась призвать на свою защиту Кассандра. Летом 317 г. Арридей вручил ему должность эпимелета, сместив Полисперхонта. От имени своего супруга она назначила его регентом, прислала приказ Полисперхонту передать войско Кассандру. Такое же извещение было послано и в Азию к Антигону.

Получился неслыханный парадокс. Слабый и безвольный царь Арридей, которого Полисперхонт стремился защищать силой оружия от агрессивных поползновений Кассандра, по наущению своей своенравной, экспансивной жены сместил его с должности в пользу человека, который меньше всего о них думал. Тогда Полисперхонт предпринял решительное наступление против Эвридики и Филиппа-Арридея. Он двинулся Эпир и, в согласии с царем этой страны, намеревался возвратить Олимпиаду в Македонию. Узнав о времени ее возвращения, Эвридика, не ожидая прибытия Кассандра, во главе своего войска двинулась к границам Македонии и Эпира. Война оказалась неизбежной. Оба войска расположились друг против друга. По утверждению Дурида, Олимпиада и Эвридика сами вели свои войска в сражение; первая — подобно вакхачке, при звуках тимпанов, а вторая — облекшись в македонское вооружение, подобно амазонке . Однако македоняне в войске Эвридики вдруг объявили, что они никогда не будут сражаться против матери своего царя, и перешли на сторону Олимпиады. Филипп-Арридей со своим придворным штатом был взят в плен тотчас же, а Эвридике удалось бежать с Поликлом, одним из приближенных к ней людей, в Амфиноль, где они были схвачены и взяты под стражу.

Ослепленная ненавистью Олимпиада могла теперь дать волю своей жажде мщения. Она решила строго наказать тех, кого считала узурпаторами: слабоумного Арридея сына фессалийской танцовщицы и Эвридику - дочь Кенаны, которая с безумной смелостью, при поддержке Кассандра, задумала овладеть государством. Олимпиада приказала нескольким фракийцам пронзить своими стрелами царя, что и было без промедления выполнено. Так слабоумный и неавторитетный царь, формально находившийся у власти шесть лет и четыре месяца (лето 323 -осень 317 гг. до н.э.), бесславно закончил свою жизнь. Его неутомимая жена Эвридика не прекращала требовать своих прав на царство. Она оставалась непреклонной до конца, громко, во всеуслышание заявляя, что царский престол принадлежит ей одной, что ее отец Аминта был обманным путем лишен Филиппом трона, а Александром — жизни.

Она — прямая наследница престола, она — супруга македонского царя. Тогда Олимпиада послала ей меч, веревку и яд, предложив выбор между ними. Проклиная свою соперницу, она, осмотрев рану своего убитого мужа и прикрыв его тело плащом, прикрепила свой пояс к карнизу и повесилась . Это произошло в конце октября — начале ноября 317 г. до н.э. Кассандр с величайшим почетом похоронил в древней столице Македонии Эгах в гробницах царей Кенану, Филиппа-Арридея и Эвридику и дал в их честь роскошные погребальные игры .

Мать Александра была отомщена. Она не только убила Арридея и его супругу, но и погубила брата Кассандра и сотню его друзей, свела в могилу другого его брата, объявив его соучастником в смерти Александра. Эти эксцессы внушили, по словам Диодора, многим македонянам отвращение к ней и могли благоприятствовать не менее пылкому честолюбию сына Антипатра.

Характерно, что Кассандр, стремясь к царской власти, поддерживал не родных, а сводных родственников Александра; может быть, потому, что в нужное время их было бы легче отстранить от заветного пирога, может быть и потому, что его стремление сблизиться с царской семьей не увенчалось успехом. Известно, что он также стремился к свадьбе с Клеопатрой — сестрой Александра. Но после провала этой затеи ему удался брак со сводной сестрой Александра — Фессалоникой, брак, который расчистил ему путь к трону. Фсссалоника дала ему право на царский престол, на титул, которого он так избегал.

Кассандр был причастен и к той страшной участи, которую испытал побочный сын Александра, рожденный от дочери сатрапа Артабаза Барсины,-- Геракл. Ему было четыре года, когда умер его отец. Остальные 13 лет его короткой жизни он был игрушкой в руках честолюбивых диадохов. Сначала Полисперхонт использовал его в качестве претендента на престол против своего врага Кассандра. Когда он собрал значительные силы и направился с Гераклом в Македонию, сын Антипатра встретил их на Тимфейской равнине. Опасаясь дезертирства македонян, он начал переговоры с противником, которому взамен смерти Геракла предложил восстановление его званий и владений в Македонии, командование армией, действовавшей в Пелопоннесе, и раздел верховной власти. Сделка была заключена, Геракл был Полисперхонтом вызван из Пергама и им же зарезан.

Нам остается сказать еще об одной наследнице, о законной супруге Александра — Роксане, которая родила наследника Александра IV уже после смерти его отца. Пердикка с согласия Роксаны был готов взять на себя заботу опекуна ее будущего ребенка. Он помог царице избавиться от соперниц — Статиры и Парисатиды. Особенно ревниво она относилась к Статире, на которой Александр женился в Сузах. Обманным путем, с помощью подложного письма, заманила она ее к себе, и когда та прибыла вместе с сестрой Дрипетидой — молодой вдовой Гефестиона, они обе были изменнически убиты, а их трупы она велела бросить в колодец и засыпать его.

Сделано это было с ведома и с помощью Пердикки. Не случайно потом распространились документы, правда, по мнению итальянского историка Фонтана, сомнительного свойства, в которых даже учитывалась возможность свадьбы Роксаны и Пердикки. Последний был нарасхват. У него была невеста — дочь Антипатра, за него хотела выйти замуж сестра Александра — Клеопатра, наконец, не прочь была вступить с ним в брак и вдова Александра — Роксана. Хотя достоверных источников но поводу последней возможности у нас нет, тем не менее, считать это полностью утопическим также нельзя. Дело в том, что жена покойного царя нуждалась в сильной защите. Сама она была азиатка и как таковая не пользовалась расположением у тех диадохов, которые были противниками восточной политики Александра. Они отрицали за представительницей азиатской знати и ее сыном какое-либо право на македонский престол. Если Арридей был только царем, выбранным в Вавилонии, то сын Роксаны был наследником трона еще до своего рождения, а после рождения был признан в таком качестве также и вооруженными воинами . Но он наполовину был азиатского происхождения, а многие македоняне не хотели азиатского царя.

Когда после смерти Пердикки Роксана и ее сын были отправлены в Македонию, где царил всевластный Антипатр, вдова и наследник Александра были оторваны от родных восточных корней. При европейском дворе они чувствовали себя чужими среди македонян. После смерти Антипатра имело место покушение на жизнь молодого Александра и его мать. Существовало подозрение, что в этом деле принимала участие Эвридика. Роксана вынуждена была бежать в Эпир, к матери ее покойного мужа. Когда Олимпиада возвратилась в Македонию, туда возвратилась и Роксана с маленьким Александром. Участь их всех там оказалась плачевной. Олимпиада, как выше говорилось, была вскоре побита камнями по приказанию Кассандра, а ее невестка и внук, захваченные в плен после капитуляции Пидны, по приказанию того же Кассандра, содержались в заключении в Амфиполе под надзором преданного ему Главкия.

Кассандр хорошо понимал, что дорога к трону станет более легкой, если он освободится от них. Но данный момент он не считал подходящим для этого, так как не имел точной информации о состоянии борьбы в Азии между Эвменом и Антигоном и, кроме того, ожидал, какую реакцию произведет на македонян гибель Олимпиады. Поэтому он предпочел пока содержать Роксану и Александра в крепости Амфиполя под надежной охраной. Тем более, что изоляция от человеческого участия и скромный образ жизни, к которому их принуждали, более всего благоприятствовали тому, чтобы заставить их забыть о своем происхождении и царском достоинстве, о том, что им подобает диадема огромного царства. В руках Кассандра эти жертвы в полном стеснении и одиночестве находились с 316 г. до н. э. Хотя по мирному договору 311 г. до н. э. 12-летний Александр признавался царем, по этому же договору опекать царя до его совершеннолетия, которое должно было наступить в 305 г. до н.э., было поручено тому же Кассандру как стратегу Европы.

К сожалению, мы не знаем подробностей об этом мирном договоре. Но не исключена вероятность, что в его условиях было определено, что поскольку сын Александра признавался царем, он должен получать царское содержание и соответствующее своему положению воспитание. Следовательно, прежде всего его нужно было освободить из недостойного заключения, в котором он находился около пяти лет. Но это не входило в интересы Кассандра. Властолюбие и забота о собственной безопасности не позволили ему привести в исполнение условия мирного договора. Боясь маленького Александра, который стоял у него на пути, он и не торопился выполнять эти условия.

Несмотря на деспотизм и насилие, которыми отличалось правление Кассандра, среди македонян начали все чаще курсировать разговоры о том, что пора освободить Александра и передать ему отцовский престол. Постепенно эти разговоры стали крепнуть, набирать силу и грозили печальными последствиями для самого Кассандра. Тогда он решил действовать более активно. Он послал Главкию, правителю Амфиполя, следующий приказ: «Умертви тайно мальчика и его мать; зарой их тела; не говори никому о происшедшем». Согласно Диодору и Юстину, Александр и Роксана были пронзены кинжалом. По словам Павсания, смерть их последовала от яда. Это случилось в 309 г. до н.э.

Характерно, что убийство Роксаны и ее сына произошло лишь после мирного договора 311 г. до н.э. и не вызвало никаких ответных мер со стороны диадохов. Напротив, после этой акции Кассандр завоевывает большую популярность своей помощью Родосу. Это наводит на мысль, что коварное убийство могло быть обусловлено тайным параграфом мирного договора, и Кассандру были даны соответствующие гарантии в этом смысле Во всяком случае, эта смерть была на руку всем диадохам. Об этом говорит и тот факт, что во время длительного заточения Роксаны и ее сына ни массы македонского населения, ни воинские части не сделали никаких попыток их освободить, ограничиваясь одними разговорами.

Диодор сообщает, что с убийством Александра IV и Роксаны диадохи: Кассандр, Лисимах, Птолемей и Антигон — почувствовали себя свободными от превосходства над ними царя; теперь, в самом деле, не оставалось более в живых ни одного представителя законной династии, который попытался бы восстановить единую империю, и теперь каждый из вождей в душе лелеял надежду управлять как царь территориями, завоеванными с помощью оружия.

Итак, вся царская фамилия с ее наследниками и наследницами погибла, а это еще больше расчистило дорогу для безудержной погони честолюбивых диадохов за синей птицей. Жестокая и бесплодная борьба разнообразных личностей между собой создавала ложное впечатление, что именно они определяли судьбу огромного наследства Александра. В действительности же реальная социально-экономическая необходимость прокладывала себе дорогу через многочисленные военные конфликты к более ограниченным, но к более компактным и прочным государственным объединениям и отметала возможность сохранения в целостности прежнего огромного конгломератного государства.