Даниель //

Теперь Даниель и его отец говорили на разных языках. Даниель сильно изменился после того, как прошел секретную подготовку в «Союзе исламского джихада» и отсидел срок в пакистанской тюрьме. Вернувшись в провинциальный саарский городок, он пытался убедить отца в правоте ислама. Но они становились всё более чужими друг другу. Разговоры о религии всё больше портили их отношения. Отец перестал доверять сыну. Куда все это может привести? Даниель толковал ислам радикально, что исключало компромисс. Или истина — или ложь. Или набожный мусульманин — или неверный. Никаких полутонов.

У отца было слабое здоровье, и такое общение было слишком изнурительным для него. Даниель должен был съехать. С помощью своего друга Хусейна он быстро нашел новую квартиру. Всего через два месяца после возвращения из Пакистана, в апреле 2007 года, Даниель переехал в маленький городок под Саарбрюккеном. Парикмахерские там закрыты по понедельникам, булочная и мясная лавка — в среду после обеда, в маленьком продуктовом магазинчике закупаются, как правило, пожилые люди, которые больше не водят машину.

В нескольких минутах ходьбы от нового пристанища Даниеля находится пивная. Уже с обеда в воздухе там висит густой дым. Женщина за барной стойкой, не задавая вопросов, ставит перед мужчиной в вязаном пуловере бутылку пива и говорит: «Твое здоровье». Все друг друга знают, разговаривают о дешевых авиарейсах в египетский рай, об отпуске на Майорке прошлым летом. На фотографии рядом с музыкальным автоматом изгибается черноволосая женщина в бикини. Один из посетителей с окурком во рту исчезает в туалете.

Квартира Даниеля находится в обветшалом доме на углу. Трудно представить себе больший контраст с роскошной квартирой отца и просторным домом матери. В коридоре с потолка свисают кабели электропроводки, из-под алюминиевой фольги выбивается желтый изоляционный материал. Вдоль неоштукатуренной стены тянутся трубы, исчезающие в грубо вырубленных отверстиях. В конце коридора — умывальник. Слева от него — металлическая лестница на второй этаж, справа — выложенные плиткой ступеньки во внутренний дворик, где свален крупный мусор.

Закрытое общество //

Даниель делил свое новое пристанище, включая кухню и ванную комнату, с другими мусульманами его возраста. Плата за комнату составляла 100 евро в месяц. Ночи он проводил не в постели, а на полу. Мебели у него почти не было: все должно было быть как можно проще. Он хотел изгнать из своей жизни всё светское, материальное. Навсегда. «Мухаммад тоже так жил», — якобы сказал Даниель соседке, пожилой палестинке, с которой у него были добрые отношения. Не в первый раз он, новообращенный, брал на себя смелость объяснять ислам урожденной мусульманке и говорил о пророке.

Для палестинки, как и для остальных обитателей дома, он был не Даниель, а Абдула — так он представился при вселении. «Он называл меня мамой. Моего мужа он звал дядя или баба», — вспоминает палестинка. Баба — это арабский вариант слова «отец». Соседи-палестинцы на какое-то время заменили Даниелю семью. К тому моменту он уже наверняка сильно разочаровался в своих родителях. Сначала трагедия развода, потом непростая жизнь с матерью и годы с больным отцом — уже долгое время у Даниеля не было настоящей семьи.

В арабской семье Даниеля быстро приняли как своего. Иногда он приносил им хлеб, который пек сам. Палестинка любила для него готовить. «Он пек лучше, чем я», — говорит она. Хотя они были соседями всего несколько месяцев, Даниель вскоре рассказал им о своих проблемах. Он доверился им так, как раньше доверял лишь очень немногим. Он рассказал о разводе родителей, о своем увлечении наркотиками. Он говорил о перерождении, исправлении, обращении в ислам. «Он торговал наркотиками, курил марихуану, а потом нашел путь в мечеть», — вспоминает палестинка. Своих родителей в разговорах с ней он называл «неверными», по-арабски куффар.

В отличие от родителей Даниеля, его новая «семья» жила очень бедно. Квартира была обставлена просто, но уютно. На полках стояли фотографии родных. Над дверью в зал висело сияющее золотом изображение Купола Скалы с надписью по-арабски «Филастин» — «Палестина». Во дворе, менее чем в двадцати метрах от этой квартиры, есть молельня. На белой стене кто-то нарисовал мечеть с минаретом и написал рядом «масджед» («мечеть»).

Здесь в прихожей стоят диван и два кресла; их черная кожаная обивка — в дырах. При входе уличную обувь можно сменить на сланцы. К прихожей прилегает маленькая комната для ритуального омовения. Одна из дверей ведет в молельню. В течение нескольких следующих недель Даниель проводил в этом помещении много времени. По пятницам здесь молилась небольшая группа мусульман. Многие радовались присутствию Даниеля, нового члена общины, новообращенного, который хотел улучшить свой арабский. Он ничего не рассказывал им о пребывании в лагере, о контакте с другими лицами, прошедшими подготовку, о планах нападения на объекты в Германии. Многие запомнили его как усердного и набожного мусульманина. А некоторые из пятничных посетителей заметили, что Даниель соблюдал религиозные правила гораздо строже, чем остальные.

Вначале набожность Даниеля импонировала пожилой палестинке. «Даниель созывал нас на молитву. По-арабски он говорил плохо, но был очень умен и прилежен», — говорит соседка. Похоже, Даниель строго следовал всем религиозным предписаниям, о которых знал или слышал. Он не ел свинины, не употреблял алкоголя, молился пять раз в день, постился и указывал остальным, что, по его мнению, запрещено и что разрешено.

Чем дольше они знали друг друга, тем больше позволял себе Даниель наставлять обоих палестинцев в религиозных правилах. Очевидно, он считал это своим долгом. Однажды женщина сидела в своей квартире у окна и курила сигарету. Увидев это, Даниель сказал ей: «Харам!» («Запрещено!»). Курить ей еще никто не запрещал. Кроме того, в течение некоторого времени Даниель не смотрел ей в глаза: он считал, что религия запрещает ему смотреть в глаза женщине. Она отвела его в сторону и объяснила, что если он называет ее мамой, то может смотреть на нее, это нормально. Он перестал отводить взгляд, но продолжал говорить «Харам!», если замечал что-то, что казалось ему неблагочестивым.

Палестинка не носила платка; Даниель считал, что это нехорошо. Она оправдывалась, говоря, что) когда она в платке, на работе ее все зовут «турчанкой». Люди тогда относятся к ней с недоверием; а с женщиной без платка они обращаются вежливее. Поэтому она решила приспособиться к нормам жизни в саарской провинции. С Аллахом у нее проблем нет. Но Даниель считал иначе. Он и мужа ее наставлял в вере, хотя тот был более чем на 30 лет старше его. Однажды палестинец работал во внутреннем дворике и слушал арабскую певицу Умм Кульсум; внезапно появился Даниель и заявил: «Это харам!» Действительно, некоторые ревностные мусульмане запрещают себе слушать женское пение. Однако упреки Даниеля только разозлили пожилого человека: «И почему это должно быть харам?» Легендарная певица восемь раз совершила хадж (так называется паломничество в Мекку). Даниель промолчал, Умм Кульсум продолжала петь.

Строгие советы //

Большее впечатление производил Даниель на молодых мусульман. Для них он был авторитетом в вопросах ислама. Один студент попросил у Даниеля совета: «У меня скоро экзамены, в пятницу. Я попаду в рай, если не смогу помолиться в пятницу?» Говорят, что Даниель ответил ему резко и свысока: «Ты всегда должен являться на молитву! Даже если сдаешь экзамены! Ты должен уйти с экзамена, помолиться и вернуться!» Сказано это было таким тоном, что студент больше никогда не обращался к нему с вопросами.

Соседям-немусульманам Даниель был приметен своими громкими призывами к молитве, которые разносились по всему внутреннему дворику. Внешность Даниеля тоже привлекала любопытные взгляды. Свои длинные волосы он заплетал в косичку, к тому же носил бороду, что его сверстники делают редко. В любую погоду на нем была одежда до полу. Палестинка вспоминает: «Он носил длинные одежды, пакистанские». Такой внешний вид служил пищей для разговоров даже среди мусульман, которые часто являлись на молитву прямо с работы, в обычной одежде.

За исключением жителей соседних домов мало кто знал о существовании молельни во внутреннем дворе. Здесь Даниеля не было ни слышно, ни видно. Но многим жителям бросалось в глаза, что по улице часто курсируют автомобили с чужими номерами. В окне дома напротив кто-то даже обнаружил видеокамеру, снимавшую улицу. За мечетью следили полицейские в штатском. Вскоре они стали темой для разговора номер один.

Казалось, Даниель ничего этого не замечал. Во всяком случае, он жил своей обычной жизнью, замкнувшись в собственном мире. Вскоре, однако, у него появился товарищ: к нему заселился Эрик, называвший себя Абдул Гаффаром; он тоже, как и Даниель, принял ислам. Эрик был двумя годами младше, ростом чуть выше метра семидесяти и весом около девяноста килограмм; по сравнению с Даниелем он выглядел неспортивным юношей. Эрик стал для Даниеля тем, кем не могли стать пожилые соседи-палестинцы, — любознательным учеником, который слушался его и следовал за ним. Даниель служил Эрику примером.

В юных годах этих молодых людей можно обнаружить некоторые параллели: Эрик тоже слушал хип-хоп, курил травку, любил носить одежду известных марок и часто тусовался с друзьями. Его родители тоже были в разводе. Как и Даниель, он искал признания, хотел выделяться; познакомился с молодым мусульманином, который рассказал ему о своей вере. В рекордный срок, всего за несколько месяцев, Эрик круто поменял свою жизнь: сменил круг друзей, одежду, питание — изменил все. Он убрал из своей комнаты компьютер, музыкальную установку и большую часть мебели, снял картины со стен в комнате матери; некоторые просто повернул изображением к стене. Друзей и членов своей семьи стал называть «неверными». Впрочем, при более пристальном анализе можно увидеть и различия. Эрик производил впечатление менее интеллектуального, менее «умственного» человека. Он не так много размышлял о мире, как Даниель, который рано начал интересоваться политикой и в школе не пропускал ни одной дискуссии ни с одноклассниками, ни с учителями. Очевидно, что и развод родителей дался Эрику менее тяжело.

Даниель и Эрик познакомились в Нойнкирхене и моментально «нашли друг друга». Очень скоро они стали жить в одной квартире. Однако почти сразу после вселения нового жильца Даниелю предстоял новый переезд. Посетители соседней молельни заметили, что за несколько дней до отъезда из мусульманской квартиры Даниель сильно изменился. «Он был агрессивным», — вспоминает один молодой человек. Когда во время пятничной молитвы имам объявил, что мусульмане в Германии должны «приспосабливаться», Даниель начал ожесточенно спорить и нападать на него.

Радикальное поведение на семейном празднике //

В кругу семьи, где Даниель бывал теперь редко, он проявлял себя радикальнее, чем когда-либо раньше. На одном из праздников он ввязался в спор с дядей, который, как и большинство родственников, был католиком и ходил в церковь. Позже, на процессе, Даниель скажет, что все происходило по-другому, что цитаты вырваны из контекста. Но вот как это выглядело в воспоминаниях одного из родственников. «Все должно быть исламизировано», — заявил Даниель дяде. Тот ответил: «Я не хочу становиться мусульманином. Я христианин, и меня это устраивает». Даниель настаивал, что каждый должен принять ислам: «Всех неверных нужно убить». «Тогда ты и меня убьешь?» — спросил дядя. «Да», — ответил Даниель.

К этому моменту он уже в течение нескольких месяцев поддерживал связь со своими сообщниками. Все они покинули учебный лагерь в Пакистане, получив задание совершить теракт в Германии. Приближался сентябрь 2007 года. Вожди «Союза исламского джихада» настойчиво требовали «сдать экзамен». Приближалась годовщина 11 сентября 2001 года, и члены группировки надеялись, что теракт, совершенный в этот день, привлечет к ним внимание мировой общественности.

За несколько недель до запланированного теракта Даниель вновь поступил в школу: это была вечерняя гимназия в Саарбрюккене. Его родители были очень рады, и мать подарила ему ноутбук.

Проявляя редкое единодушие, отец и мать призывали сына сдать экзамены на аттестат зрелости. Они не подозревали, что посещение школы было всего лишь прикрытием для его планов.

В течение двух недель Даниель играл роль ученика. По понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам с 17:15 до 21:35 он посещал уроки по основным и факультативным предметам по программе двенадцатого класса. В классе он ничем не выделялся. «Он был тихий. Никто ничего о нем не знал», — говорит один из руководителей школы, которому до сих пор неприятно вспоминать историю с Даниелем. В школу молодой человек часто приходил в свитере с капюшоном. Порой он не снимал капюшона и на занятиях — пока учитель не сделал ему замечание. Даниель снял капюшон. Видимо, он хотел нащупать границы дозволенного. Держался он замкнуто, не желая привлекать к себе внимания.

Молодая женщина, сидевшая с ним за одной партой, вспоминает: «Он был совершенно неприметным. Я спросила его, почему он учится в вечерней гимназии. Он сказал, что был за границей, и больше ничего». Ей только бросилось в глаза, что он не хотел иметь дела ни с ней, ни с другими одноклассницами, не интересовался ими, как другие ребята. А потом он вдруг перестал ходить на занятия, и она не знала почему. Он был «странным». «Но в школе много странных ребят».

К дедушке и бабушке он заходил раз в две недели; во время этих визитов к нему присоединялся отец. Встречаться в их старой совместной квартире отец больше не хотел. Они слишком по-разному смотрели на вещи. Последняя встреча перед запланированным терактом прошла как всегда, без особого прощания. Все просто сказали: «До встречи через две недели» — и каждый пошел своей дорогой. Даниель сходил к матери и поужинал у нее. Он мало разговаривал, но подарил ей Коран с посвящением: «Эта книга утешит тебя в тяжелые времена. Нет божества кроме Аллаха».

Цель — теракт //

Даниель простился со своим соседом, учеником и другом Эриком, на которого у него были большие виды. Эрик должен был пройти подготовку в пакистанском лагере, как он сам год назад. Эрик тут же улетел в Египет и записался там на курсы арабского языка. Вслед за Эриком уехал и Хусейн, молодой человек, который был для Даниеля лучшим другом и учителем в период его обращения в ислам. Они вместе собирались отправиться затем в Пакистан. Позже лица обоих можно будет увидеть на плакатах, развешенных на вокзалах и общественных зданиях по всей Германии. Они были объявлены в розыск после того, как прошли подготовку в лагере и вернулись в Германию с целью совершить теракт.

Без лишних слов Даниель покинул свое пристанище с молельней во внутреннем дворе и двух палестинцев, которым он был как сын. Вместе со своими сообщниками он занял квартиру в Зауэрланде. Здесь они собирались без помех изготовить бомбы для теракта. Они закупили всё необходимое: за исключением детонаторов все материалы продавались свободно. Детонаторы, 26 штук, они получили от сообщника в Турции. На этой квартире они обсуждали возможные цели нападения. Полиция прослушивала их разговоры: в квартире были «жучки»; сотрудники в автомобилях со специальными передатчиками следили за их передвижениями.

В этой квартире Даниель и его сообщники нагревали на кухонной плите пероксид водорода. Путем выпаривания они хотели достичь более высокой концентрации, как их учили в Пакистане, в лагере «Союза исламского джихада». Они не подозревали, что полиция уже давно тайно подменила химикат. Заговорщики хотели заминировать автомобили, оставить их у намеченной цели и с помощью дистанционного устройства взорвать заряды. После теракта Даниель собирался отправиться в Вазиристан, где он проходил подготовку.

Но осуществить теракт им не удалось. 4 сентября 2007 года, примерно в половине третьего, Фриц собирался выйти из квартиры за покупками. Полицейские не знали точно, куда он направляется. Руководители операции, считавшие Фрица главарем, ни в коем случае не хотели терять его из виду.

Кроме того, за прошедшие месяцы было, видимо, собрано достаточно доказательств. В общей сложности материалы дела составят 500 больших папок. Полицейские взяли квартиру штурмом. Даниель находился в ванной комнате. Он сорвал с окна москитную сетку и выпрыгнул босиком на улицу. Полицейские пустились в погоню. Даниель успел пробежать несколько сотен метров по палисадникам, перепрыгивая через заборы и кусты, прежде чем его догнал молодой полицейский. Во время стычки Даниель схватил пистолет полицейского — «ЗИГ-Зауер» с магазином на 13 патронов. Он нажал на курок, и прогремел выстрел. Суд после многочасовых допросов свидетелей квалифицировал это как покушение на убийство. Если бы теракт удалось осуществить, это стоило бы жизни многим людям.

 

Саид //

С любимым кузеном Саид повидался в последний раз за два месяца до теракта. Они встретились наверху, на горе, в квартире друзей. О футболе в последние полтора года можно было забыть, как и о том, чтобы вместе жарить мясо. С началом Второй интифады в сентябре 2000 года на улицах города и в головах его жителей воцарился хаос. Израильские солдаты ввели комендантский час, установили контрольно-пропускные пункты. Они перекрывали улицы и обыскивали дома. Всё больше палестинцев выражали протест и присоединялись к вооруженным группировкам, в ответ вводились всё новые израильские войска — спираль насилия продолжала раскручиваться.

Во время той встречи на склоне горы Саид курил сигарету марки LM, его кузен, как обычно, кальян. Домашние думали, что Саид не курит, и кузен не выдавал его. О большом секрете Саида — теракте — он ничего не знал. Было слышно, как по улице передвигается тяжелая военная техника израильской армии: танки «Меркава» массой свыше 60 тонн, которые при повороте иногда сносили углы зданий, и внедорожники «хамви» длиной четыре с половиной метра с установленными на крыше антеннами и орудиями.

«Тогда мы часто разговаривали о ребятах, ставших мучениками. И в ту последнюю встречу тоже», — вспоминает кузен. Он чувствовал, что Саид что-то затевает, о чем-то умалчивает. Но он не мог и подумать о теракте: Саид был самым спокойным и незаметным в семье, и с ним эта мысль никак не вязалась. Потом они лишь изредка виделись на улице. Оба были заняты своими делами. Они должны были зарабатывать на жизнь, помогать семьям. Экономика была почти полностью парализована. Товары не ввозились и не вывозились. Владельцы фабрик увольняли рабочих. Люди соглашались на любую работу, какая подвернется, всё равно на каких условиях.

Незадолго до теракта Саид поссорился с братьями, которые тоже ничего не подозревали о его планах. Он, как всегда, оставался спокойным, молча проглатывал упреки и оскорбления. За их спором следил дядя. «Ты слабак. Ты живешь только для того, чтобы молиться и работать», — якобы сказал ему один из старших братьев. Дядя очень хорошо запомнил ответ Саида, потому что обычно тот не возражал: «Ты увидишь, кем этот слабак станет и на что он способен». Никто тогда не обратил на эту фразу внимания.

Прощание без слов //

Во время другого спора один из братьев разрезал фотографии Саида. Из рассказов родственников о том, как Саид реагировал на такие провокации, возникает всегда одна и та же картина. Например, брат во время ссоры плеснул Саиду горячим чаем в лицо. Когда мать вернулась домой, Саид лежал в постели, но ничего ей не сказал. Мать увидела обожженную кожу и отвела его в больницу. «Он боялся, что я накажу его и брата за то, что они подрались», — говорит мать. «Он предпочитал оставаться незаметным», — говорит отец. Любимому кузену Саид даже рассказал, что обжегся чаем по неосторожности.

За пару дней до теракта Саид готовил кнафе на семейной встрече. «Это был веселый день», — вспоминает его тетя. Саид ушел рано, потому что хотел еще зайти в мечеть; теперь он проводил там много времени. Совместному обеду с кнафе никто не придал большого значения, но для Саида это было прощание. «Никто не знал, что он собирается на операцию», — говорит его бабушка.

Саид тогда еще пошутил с ней. Он встал в паре метров от нее и позвонил со своего мобильного телефона на ее номер. Бабушка должна была снять трубку. Смеясь, она сделала это. «Я только хотел попрощаться», — сказал он. «Зачем, я же никуда не ухожу», — ответила бабушка. «Возможно, я уйду далеко, чтобы хорошенько поразвлечься». «Нет, я хочу, чтобы ты остался», — сказала бабушка. Она не знала, что он говорил о рае.

В эти последние дни он заглянул к одной из своих теток. «Я удивилась его приходу», — рассказывает она. Она пригласила его за стол и угостила долмой — блюдом из виноградных листьев, фаршированных рисом и фаршем. «Ты впервые пришел ко мне в гости — ты должен что-нибудь съесть», — сказала она. Один из ее детей присоединился к ним и заинтересовался часами Саида; они были цифровые, с будильником. Он подарил их мальчику. Потом поискал по карманам деньги и раздал их остальным кузенам. «Но тебе же самому нужны деньги», — сказала тетя Саиду. «Нет, мне они больше не нужны, — якобы ответил он. — Поздравь меня: я нашел работу в Израиле. Хорошее место в ресторане».

Визит Саида и обрадовал тетю, и обеспокоил ее. Его поведение и рассказы о предложении работы в Израиле настроили ее скептически. В Израиль Саид не имел права даже въехать на законных основаниях. А во время Второй интифады вряд ли кто из израильтян взял бы на работу молодого палестинца. Тетя поговорила об этом с другими членами семьи. Они ее успокоили: «Саид — тихий мальчик. У него есть его работа и его мечеть». Дома Саид сказал только, что хочет поискать работу в Израиле, но никто не воспринял этого всерьез. Саид даже позвонил родственникам в Иорданию. Впервые. Там обрадовались звонку из Наблуса, но удивились, что звонит именно Саид.

О рабочем месте в Израиле он рассказал и Рами. С началом интифады он начал больше общаться с лучшим другом детства. Однажды Саид помогал Рами ремонтировать дом его родителей. Зазвонил мобильный Саида. «Он был очень счастлив», — вспоминает Рами. «Что случилось?» — спросил он Саида. «Я нашел работу на полный день в Израиле». «Я поеду с тобой», — сказал Рами. «Им нужен только один человек. Эта работа только для меня», — ответил Саид.

Саид всегда помогал матери по дому, но накануне теракта он сделал больше обычного. Он взял у соседей пылесос, а покрывала с дивана и кресел даже отнес к дяде, чтобы постирать в стиральной машине (обычно они стирали руками). Когда мать Саида вернулась домой и увидела убранную квартиру, она спросила сына, почему он это сделал. «Завтра у тебя будет много гостей, они поздравят тебя с этой новой квартирой». Что означал этот ответ, она не поняла. Саид в последнее время вел себя всё более странно. Постепенно и мать начала беспокоиться.

На следующее утро, в день теракта, отец попытался добиться от него ответа — по телефону. Из Рамаллы, где он работал, отец сможет приехать домой лишь на выходные. Он был очень сердит: всего пару дней назад Саид на целый день исчез из дома. Никто не знал, где он был. Разговор прекратил Саид, просто положив трубку. Когда отец перезвонил, он уже ушел из дома, и трубку сняла мать. Ей сын сказал на прощание: «Я иду работать». На улице он встретил сестру. Она была последним членом семьи, кто видел его живым. «Ты меня любишь?» — спросил Саид. «Кто же ненавидит своих братьев?» — ответила сестра. «Тогда молись, чтобы у меня получилось то, что я задумал», — сказал Саид.

Работа и Иерусалиме //

Мать Саида расспросила соседей и позвонила родным — Саида никто не видел. Она сходила в мечеть, где он обычно молился, но там его не видели целый день, что было странно. Во время поисков она встретила Мазена, молодого человека, который жил через пару домов. Саид проводил много времени у этого активного члена «Бригад мучеников Аль-Аксы», мать знала об этом от друзей, и это беспокоило ее. Мазен сказал, что молился вместе с Саидом после обеда, но потом его больше не видел. Он в течение многих недель готовил семнадцатилетнего юношу к теракту, он определил цель и нашел водителя, который должен был отвезти Саида на место. Обо всем этом он, конечно, не сказал матери ни слова.

В это время Саид уже был на пути в Иерусалим. На нем был закреплен тяжелый пояс, начиненный взрывчаткой. Мазену уже доводилось изготавливать бомбы из лома электроприборов и взрывчатых веществ, но в случае с терактом, который предстояло совершить Саиду, дело обстояло сложнее: подрывные заряды должны были выдержать много часов тряски и не сработать. Пояса, подобные тому, какой был на Саиде, изготавливаются в подземных мастерских специалистами «Бригад мучеников Аль-Аксы».

Окольными путями водитель провез Саида через территорию Западного берега реки Иордан в Иерусалим, мимо израильских контрольно-пропускных пунктов. Они ехали в автомобиле не с зеленым, палестинским, номерным знаком, а с желтым, израильским. Прибыв в Иерусалим, Саид позвонил Мазену и, по всей видимости, также Найефу Абу Шарху, одному из лидеров «Бригад мучеников Аль-Аксы». «Включи новости через две минуты, ты будешь гордиться мной», — якобы сказал он обоим. В начале восьмого Саид вышел из машины во Френч Хилл, одном из районов Иерусалима. Его водитель остановился на перекрестке, где обычно собираются молодые люди, желающие уехать из Иерусалима автостопом. В те дни весь город патрулировался солдатами и полицейскими, в том числе и эта оживленная развязка. Саид хотел избежать встречи с ними. Он побежал к расположенной в двухстах метрах автобусной остановке. Послышались крики, выстрелы, некоторые свидетели позже рассказывали, что Саид тоже стрелял из пистолета.

Он подорвал взрывное устройство на своем теле. Даже на расстоянии сотен метров был виден взрыв, слышен грохот и ощущалась взрывная волна, которая выбила окна на большой окружающей территории. Гвозди и мелкие металлические части разлетелись как пули. Те, кто во время взрыва стоял близко к Саиду, если и успели что-то увидеть, то только пламя. Взрыв и осколки ранили около сорока человек; некоторые получили тяжелые ранения. Кроме Саида погибли еще семь человек в возрасте от пяти до шестидесяти лет. Среди тех, кто в этот день простился с жизнью, был и молодой израильтянин семнадцати лет; ему было столько же, сколько Саиду.