Я шёл по просторному коридору. Из-за многочисленных дверей доносилась разная музыка, причём где-то откровенно паршивая. От некоторых детей виртуозности невозможно добиться вообще, потому что они просто не имеют таланта в музыкальном плане, а сюда их засунули заботливые родители, считающие, что ребёнок должен духовно развиваться и иметь какие-то навыки, ведь «пригодится». Я не вижу смысла в подобных мероприятиях. На что эти взрослые — подчёркиваю слово «взрослые» — люди рассчитывают? А чадо, не желающее заниматься нелюбимым делом, спасибо им не скажет за испоганенное время, которое могло бы быть свободным. Мне надо организацию основать по защите детей от назойливых родителей. Но меня уже запихнули сюда. И какое это дело — любимое или нелюбимое? Музыку я обожаю, играть обожаю, а вот учить ненавижу. Никакого определения моему занятию нет.

Только что побренчал на гитаре с каким-то четырнадцатилетним мальчиком, даже имя его не запомнил, хотя не исключено, что и не спрашивал вовсе. Хорошо хоть пацан не бесился, потому что не получалась у него добрая половина из того, что я показывал. Могу смело сказать, что, в конце концов, он плюнет и поставит предков перед тем фактом, что лучше на рояле играть будет, но никак не на гитаре.

Я толкнул дверь в конце коридора, и моему взору предстала «умильная» картина — Билл, сидящий на рояле и девочка лет восьми, фальцетом тянущая какую-то чушь. Кстати, на рояле брат сидит неспроста, мои мысли сюда очень хорошо подошли. Всё-таки между нами какая-то удивительная связь. Меня даже воодушевление захватило, и пищащий ребёнок перестал казаться отрицательным фактором. Не исключено, что она когда-нибудь добьётся высот в музыке.

Билл заметил меня, так как сидел лицом ко мне, и приветственно кивнул. Я просочился в кабинет, стараясь сделать это тихо, хотя, по-моему, эта «певица» на меня никакого внимания не обратила бы, даже если бы я притащил с собой динамит и громко заорал, что это теракт.

— Алис, хватит, молодец.

Я отвернулся, закусив губу, чтобы не заржать. Билл заметил и с укором на меня посмотрел, но я предпочёл рассматривать стену, чем повернуться и засмеяться в голос, когда эта девчушка что-нибудь скажет.

— Я думаю, на сегодня достаточно.

— До свиданья, герр Каулитц, — пискнула Алиса.

Я дождался, пока за ней захлопнется дверь, и позволил себе расхохотаться, на этот раз над «герром Каулитцем». Конечно, так и надо, но непривычно было слышать, что к Биллу кто-то так обращается. Нет, к нему и раньше официально обращались, чисто из уважения, но все знакомые дети называли его на «ты», сколько себя помню. И те, кого он раньше тут обрабатывал, не выкали. Либо девочке родители навязали такое обращение, либо сама очень стеснительная. В общем, из неё вырастет или стерва, имеющая о себе слишком высокое мнение, или чересчур робкая мадам. Две разных крайности.

— Ну, и что ты смеёшься?

Билл сложил руки на груди и выгнул бровь.

— А тебя, я смотрю, штырит от «Вы»?

— Очень, — с сарказмом ответил брат и снова уселся на рояль.

Чем же его так привлёк этот инструмент? И почему Билл всегда занимается с детьми именно в этом кабинете? Можно, конечно, и спросить, но он мне не ответит, его расположение я подпортил своим хохотом. Возможно, Билл возлагает большие надежды на Алису. Подступил новый приступ смеха, но титаническими усилиями я сумел его подавить.

Билл рассматривал свой маникюр, словно меня тут и не было. Как гостеприимно. Я к нему, видите ли, пришёл одиночество скрашивать, а он и один довольно-таки неплохо себя чувствует. Только брат забыл, что от меня никто просто так не отделывается. Я подошёл к нему и грубо спихнул с рояля.

— Сломаешь игрушку, — пришлось пояснить, у Билла был очень непонимающий взгляд.

Ему не хватало сковородки, тогда он бы выражал собой удивительное недовольство и желание меня прикончить на месте, не стесняясь стен, которые, к слову, неплохо отделали. Что-что, а вот помещения у нас были классные.

— Том, я не могу сломать рояль, — с расстановкой, будто маленькому ребёнку произнёс Билл.

— Н-да?

Я отодвинул близнеца и уселся на его место. Да, вряд ли этот скелет продавил бы тут что-нибудь, но это не имело никакого значения. Меня одолевала скука, и от неё хотелось избавиться любыми возможными способами. Вот только кажется, самый интересный вариант не расположен ни к сарказму, ни к односторонним издевательствам с моей стороны тем более. Я покрутил головой и провёл по клавишам. Между прочим, неплохо, даже интересно на этой штуке играть, наверное. Во всяком случае, вызывать кошмарные завывания брата здорово. Правда, Билл считал по-другому.

— Том, прекрати ерундой страдать. Лучше бы что-нибудь полезное сделал.

Ха, опять намекает на обучение очередного чудовища превосходной игре на гитаре. Мне вообще моё исключительное по своему проявлению умение не хотелось никому передавать. Я унесу это с собой в могилу, и будут все говорить, что на земле жил один гениальный гитарист — Том Каулитц. Ладно, меня занесло. Я знаю достаточно людей, потрясающе играющих на этом инструменте. Некоторые из них меня учили, а моя персона ни на что не претендует, это так, мечты.

— Давай вместе полезное сделаем. Запевай пока, я за своей девочкой схожу.

— За какой из? Ты даже здесь преуспел.

Я спрыгнул с рояля и укоризненно покачал головой. Не люблю, когда Билл напоминает о моих байках. Лучше бы с Георгом на эту тему говорил, ему плевать на то, что все без зазрения совести пересказывают его же выдумки. Он честно считает, что большинство мы приняли за истину.

— Дурак, — беззлобно сказал я, потрепав Билла по голове, чем вызвал поистине змеиное шипение.

Если честно, то трепать моего брата по голове стало очень и очень проблематично. С этими дрэдами нормального эффекта от трёпки не добиться, х*йня какая-то получается, поэтому ни мне, ни Биллу процедура удовольствия не доставляет. Хотя ему она никогда его не доставляла.

— Том, ты что, реально за гитарой?

Я развернулся у самой двери. Не знаю. Зачем сморозил? Вот ненавижу моменты, когда невозможно разобраться — хочешь ты это делать или нет. Ну, притащу я гитару. Полчаса мы проспорим о том, какую песню играть, потом поймём, что нам данная процедура нафиг не нужна. Когда я что-то делал от души? Перед глазами возникла картинка вчерашнего поцелуя. Да, пожалуй, на душевность жаловаться не стоит.

— Ну, а ты хочешь спеть с братцем?

Как-то не так выразился, потому что Билл заулыбался и вообще весь расцвёл. Нет, только не это. Сыграть я сыграю, но вот тянуть гласные точно не смогу, нет. Если он заставит меня открывать рот без фонограммы, я превращусь в сушёную рыбку раньше времени. Хотя мечта об эликсире молодости не покидает меня, но и не исполняется.

— Я тебя ловлю на слове, а пока действительно тащи свою девочку.

Я едва удержался, чтобы не зарычать. Вышел из кабинета и молнией пролетел по коридору туда, где пару минут назад показывал мальчишке, имя которого до сих пор не вспомнилось, как нормально сыграть тут и тут, а остальное — потом с учителем.

Конечно, с Биллом я стормозил. Будет мне урок, чтобы впредь следил за своими словами, иначе он так постоянно меня подлавливать на мелочах станет. Я без труда могу отказаться, заявить что не собираюсь петь с ним дуэтом и точка, но такой у меня характер… Не умею ему отказывать. Наверное, выполнил бы даже самую бредовую просьбу просто потому, что попросил об этом брат. Он как-то ненормально привязал меня к себе, держит на поводке. За что ему спасибо, так это за то, что не злоупотребляет своей властью надо мной, живётся мне совсем не плохо.

Я прихватил гитару и поплёлся обратно. По коридорам сновали дети, кто-то приходил, кто-то уходил. В школе, помимо коллективных, предоставляли и индивидуальные занятия, что, разумеется, пользовалось большим спросом. А коллективные заключались в том, что мы подбирали ребят для сплочения их в единый коллектив — группу. Шоу-бизнес никто не трогал, но если будет что-то сверхъестественное, то пособить мы можем.

Мне навстречу шёл Георг, тоже с гитарой наперевес. Только не говорите, что его припахал Густав подыграть, я сдохну в этом случае. Стоп, а что тут Георг-то делает? Мы не договаривались, просто Билл притащил меня сюда и всё. Не хватало ещё, чтобы мы мысли друг друга читали.

— Привет, — удивлённым голосом поприветствовал я друга.

— Здорово. А ты что тут один кантуешься?

Значит, Билл не звонил, раз Георг не знает, что я с братом приполз. А вообще, пора бы уже уяснить, что на подобные мероприятия мы ходим вместе.

— Я с Биллом. А ты?

Георг улыбнулся и неопределённо пожал плечами. Что-то мне не нравится его вид, только сейчас заметил, что светится весь. Так, что происходит?

— Георг, не дури меня. Кого поймал?

Другого варианта у меня просто нет. Чёрт, ещё не хватало, чтобы он какую-то малолетку подцепил. Да ну, тупая мысль, Георг — взрослый человек, понимает, что это просто чушь.

— Пока никого, но собираюсь это сделать в ближайшем будущем.

Меня затошнило. Чисто от нервов к горлу подступило противное ощущение того, что меня нехило так мутит. У нас есть девочки по семнадцать лет, а где-то даже и по восемнадцать бродили. Вот желательно, конечно, Георгу выбрать последний вариант, если он что-то задумал.

— Это не очень весело, не улыбайся. Она хоть совершеннолетняя?

Я ожидал любой реакции, кроме такого хохота. Похоже, с предположением об особи женского пола я прогадал, и Георг подцепил что-то другое. Блин, зря панику развёл, это могла быть гитара.

— Совершеннолетняя.

Так, это сарказм, или он на полном серьёзе? Друг надо мной точно издевается. Я ждал хоть какого-то продолжения, но Георг молчал как рыба. А раньше постоянно трепался, поэтому есть ещё два подварианта — либо она всё-таки несовершеннолетняя, либо у него серьёзные мысли по этому поводу. В принципе, это может быть в одном экземпляре. Кажется, я запутался.

— Георг, давай прямо, ты задрал уже чушь нести!

Он натянул возмущённое выражение на лицо.

— Я чушь сейчас нёс? Ну, знаешь… — Георг замолчал, заметив, как я на него смотрю. — Да скрипачка одна. Учительница, — поспешно прибавил он, вовремя, кстати.

А меня тошнота отпустила. Не знаю, что я так разволновался, это, в конце концов, не моё дело. За репутацию заведения боюсь, что ли? В общем, моя собственная реакция конкретно напрягла. А тут ещё вспомнил, что меня Билл ждёт. Сколько ж он ждёт-то?

— Ладно, успехов, я пошёл.

Я уже направился дальше, но Георг окликнул меня:

— Стой! Через полчасика спускайтесь в кафе, Густав подтянется, обсудим, что дальше.

Вместе с тошнотой меня отпустили и мозги. Что нам обсуждать?

— Со скрипачкой?

Георг заржал, и его смех в который раз показался мне издевательским. Как-то я сегодня неадекватно всё воспринимаю, наверное, сказалось раннее пробуждение и занятие с тем пацаном, который меня обстоятельно вывел, просто я виду не подал.

— Вообще.

Георг двинулся по коридору, оставив меня в счастливом неведении. Что ему ещё понадобилось? У меня были потрясающие планы прийти домой и завалиться досыпать, но Георг со своим кафе сбил весь график. Хорошо хоть идти далеко не нужно, небольшая кофейня, довольно уютная, кстати, находилась через дорогу.

Я ускорил шаг и через несколько секунд уже ворвался в кабинет, где Билл снова сидел в тесном контакте с роялем, но, слава небесам, не на нём, на пуфе — или что это за хрень? — и задумчиво касался клавиш. На меня он не обратил никакого внимания, продолжая гипнотизировать инструмент.

— Билл, отрывайся от медитации, у нас есть полчаса, а потом мы идём в кафе.

Брат мгновенно очнулся, снова приняв привычный вид — бодрый, готовый к покорению новых вершин. Да, последнее он делать обожает, цели его сами находят, а Биллу остаётся только до них дотянуться. Я не помню его значительных неудач, если они вообще были.

— А зачем в кафе? Ты есть захотел?

Я мотнул головой и принялся вызволять гитару из чехла. И для чего мы всё это устраиваем? Как будто дома не сделать то же самое. Гитара есть, не одна к тому же, микрофон есть, вот только Билл его уже сто лет не брал в руки, предпочитает петь без него.

— Георг притащился, подцепил какую-то скрипачку, — я намеренно не сказал, что это учительница. — А теперь требует срочно обсудить, «что дальше». Я его не совсем понял.

Билл, к моему удивлению, не высказал никаких недовольств по поводу Георга, видимо, его мало заботил возраст той, кого наш друг приметил в этом здании. Но если вспомнить различные ситуации, то Билл никогда над этим не заморачивался и подобных деталей не спрашивал. Видимо, привычка совать нос в чужие дела принадлежит только мне. Во всяком случае, у Билла она проявляется крайне редко, хотя это можно и на эгоизм списать при большом желании, которого у меня нет.

— Ладно, сходим. Играй ту, что я вчера продать собирался.

Вот что значит семь пятниц на неделе. Уверен, сегодня эта песня брату уже нравится, и он жалеет о своих вчерашних мыслях касательно неё. Я присел рядом и с небольшой заминкой, понадобившейся мне для того, чтобы вспомнить, какая там вообще мелодия, заиграл.

Билл казался то ли грустным, то ли задумчивым. В общем, я решил, что сегодня у него лиричное настроение. Брат дождался, когда закончится проигрыш, и вступил. Давно не слышал его голос под гитару. Всё в душе с аккомпанементом в качестве звуков льющейся воды. Билл пел чисто, видимо, уже успел распеться, пока занимался с Алисой. Надо же, её имя запомнилось. Может, не всё так потеряно с её вокальными данными?

Брат повернулся корпусом ко мне и положил руку на плечо, как часто делал это раньше на концертах. Я непроизвольно улыбнулся. Билл пел уже тише почему-то, но от этого песня казалось ещё проникновенней, и его голос обволакивал какой-то невидимой дымкой, уносил из этого кабинета. А моё воображение почему-то разыгралось, и я даже реальность по-другому воспринимать стал. Взглянул на Билла. Он был так близко, до сих пор не убрал руки с моего плеча. Мне даже мерещилось, что брат тянется ближе и ближе ко мне, совсем крыша поехала. Я снова перевёл взгляд на струны, дабы не сходить с ума. Было здорово играть и слушать Билла. В ушах появился какой-то шум, и для меня голос брата иногда опускался совсем до шёпота.

Эта пара минут была потрясающей, поэтому последний раз я проводил по струнам с едва заметным вздохом разочарования, не хотелось заканчивать. Билл сразу же убрал руку с моего плеча, точно держать её там можно было только под музыку. А у меня возникло ощущение, что мы вернулись на землю грешную, спустившись откуда-то с небес. Я хочу играть. Чувства переполняли, и помимо великолепного ощущения такой близости близнеца, ко мне явилось осознание того, что я безумно хочу на подмостки, что в моей жизни этого пунктика не хватает; что снова хочу на огромный стадион, на сцене которого захватывает дух, потому что смотреть на многотысячную толпу так же удивительно, как смотреть вниз со страшной высоты.

— Том, знаешь, как я хочу петь…

Он тоже об этом думал. В очередной раз наши мысли сошлись.

— Знаю.

Мне безумно хотелось дать это Биллу, чтобы стереть печаль с его лица. Он, конечно, редко предавался воспоминаниям или просто виду не подавал. Всё равно кусок от нас оторвали, и с этим уже ничего не поделать.

Я обнял Билла за плечи и притянул к себе. Во мне возникло желание что-то изменить, преобразовать нашу жизнь, чтобы либо вернуть какие-то моменты, либо выкинуть их из памяти навсегда. То есть нам нужно то, что сможет затмить воспоминания, мы нуждаемся в красочном настоящем, от которого невозможно отказаться ради ностальгии или мечты повернуть время назад.

Если быть до конца честными, то виноваты мы сами. Нельзя пенять на судьбу-злодейку, утверждать, что продюсеры нас гадко кинули и прочее. Кинули мы и прежде всего самих себя. Если бы не идея этой школы, не знаю, чем бы мы все сейчас занимались. Ведь весь этот бред о дизайне, стоматологии и что там кто ещё говорил — чистой воды ложь. Хотя подходит ли сюда выражение «чистой воды», она же грязная, причём загаженная очень обстоятельно.

— Том, знаешь, чего я ещё хочу?

А желаний у брата, по ходу дела, много. Я убрал руку с его плеч и постарался сесть поудобнее, что-то у меня всё затекло от не слишком удобной позы.

— Чего?

Билл шаловливо улыбнулся, что не предвещало ничего хорошего. Для других. Сами себе мы навредили однажды, больше такого не практикуем. Думаю, с натягом можно сказать, что в этой жизни мы собрались попробовать всё и уверенно к этому идём.

— Чтобы о нас вообще забыли на какое-то время. Создать ощущение того, что мы одни на земле. Понимаешь?

Я не понимал. Билл говорил как-то странно, не запутанно, но неопределённо. Зачем ему нужно, чтобы нас забыли? Захотелось одиночества? Но это можно легко устроить, отключив телефоны в доме, попросив Густава с Георгом к нам не заходить.

— Ты поподробнее объясни, тогда возможность моего понимания резко повысится.

Билл глубоко вздохнул.

— Ничего нового не предлагаю. Просто давай скажем, что мы летим, допустим, на Кипр, а сами на Мальдивы.

Я усмехнулся, негодуя, как брат с таким серьёзным выражением лица говорит об этих островах, до которых я, кажется, пешком могу дойти, а там проводить экскурсии.

— Ладно, один вопрос только. Почему Кипр?

Билл закатил глаза, после чего обычно следовал длинный словопоток на тему того, что я не отличаюсь высоким интеллектом, и вообще самый умный тут он. Да мне, в принципе, всё равно, что он там говорит по этому поводу, но Билл часто несёт полную бредятину. Ну, действительно, почему Кипр?

— Ладно, Ибица, как мы и говорили уже.

Чёрт, точно. Совершенно вылетело из головы, что мы уже обсуждали место назначения для нашего отдыха. Хорошо, Билл напомнил, иначе его гениальный план по забыванию нас с треском провалился бы. Кстати, это ничего не даёт.

— Всё равно надо просить не звонить. Или самим отключится, и дело с концом, — Билл с энтузиазмом закивал. — Но какая разница — правду мы им скажем или нет?

Брат пожал плечами, давая мне понять, что это его очередная блажь. Просто вбил себе в голову такую дрянь и всеми силами хочет воплотить её в жизнь. Мне не жалко, пускай делает, что его душеньке угодно.

— Просто хочется, чтобы о нашем местоположении никто не знал. По-моему, это потрясающе.

— Особенно, если мы сдохнем.

Билл укоризненно посмотрел на меня, а я нагло улыбнулся в ответ. Да, мне обязательно надо всё испортить. Ну, не всё, такое на самом деле нечасто бывает, просто иногда находит. В принципе, если случится несчастье, то нашим бездушным телам будет уже не всё плевать.

— Ладно, хватит. Так, у нас есть ещё пятнадцать минут, играй давай!

Билл поднялся и заходил по кабинету, прислушиваясь к музыке. А песню я выбрал без труда, она про ложь. Не знаю, с чего вдруг, но захотелось именно её поиграть, музыка динамичная такая.

Проторчали мы тут ещё полчаса, потому что брат увлёкся, и ему резко захотелось спеть всё, что, естественно, было невозможно, если учитывать количество песен. К тому же я не все помню. А вот Билл эти тексты, кажется, ночами повторяет, чтобы не забыть ни одной строчки.

В итоге до кафе мы добрели, когда парни уже заметно занервничали, хотя это мягко сказано.

— Всем привет, — поздоровался Билл и плюхнулся на стул, стащив с тарелки Георга какую-то зелёную гадость. С каких пор Листинг это ест?

— Ты стал вегетарианцем? — незамедлительно спросил я.

— Нет, он стал худеть, — просветил нас Густав.

Думаю, ему хотелось ещё что-нибудь вякнуть, но делать он этого не стал, дабы Георг на него не накинулся с голодухи-то.

— Что, серьёзно? — Билл округлил глаза и, думая, видимо, что это незаметно, стащил ещё травки.

Я заржал. Это было серьёзно, да так серьёзно, что, я уверен, Георг впадёт в депрессию, если не добьётся расположения скрипачки и резко поправится от внезапного обжорства.

— Да, — он смутился, или мне показалось? — И перестань таскать мой салат!

Сейчас за салат начнётся нешуточная борьба, если в ближайшую пару секунд не нарисуется официант. Он, наверное, на расстоянии почувствовал приближение бури и незамедлительно появился, интуитивно встав ближе к Биллу. Тот сразу же попросил то же, что и у Георга.

Мой брат никогда не признается, но он следит за фигурой. Было время, когда Билл жрал всё подряд и не парился по этому поводу, ибо природа ему как-то очень помогла в этом вопросе. Но настал день, и близнецу что-то ударило в голову, он решил, что надо питаться здоровой пищей, следить за весом, чтобы в тридцать лет не приобрести заметный животик. Я тогда посоветовал не пить пиво, но ему этого показалось мало. С тех пор Билл питается той самой здоровой пищей и выглядит ещё более худым, по-моему. Но всем окружающим говорит, что это его обыкновенный рацион, и он ни в коем случае не намеренно поддерживает себя в форме, не худеет, когда срывается со своей вечной диеты. Ага, конечно. Если честно, ему никто не верит и правильно делает.

— Том, мы одни нормальные остались, — резонно заметил Густав.

— Ничего, дистрофия заразна, поэтому когда Георгу удастся похудеть до пятидесяти килограмм, мы тоже решим опробовать вегетарианскую диету.

Двое сидящих на диете вознегодовали одновременно:

— Моя не вегетарианская!

— Не до пятидесяти!

Я внезапно почувствовал усталость. Захотелось отрубиться, проспать до ночи, затем ночь проспать… Не знаю, откуда накатило, но такое бывает. Сначала ты бодрый, а потом силы резко покидают, и превращаешься в самую настоящую тряпку.

— Георг, ты вроде поговорить о чём-то хотел. Если о диете, я пас, — поспешно прибавил я.

Всё-таки с трудом в голове укладывается, что из-за какой-то скрипачки друг решил худеть. Насколько я помню, он не худел никогда и чувствовал себя вполне счастливым. Может, у этой дамочки пунктик такой есть — она худеет, и все вокруг тоже должны худеть, чтобы не искушать её.

— А что за скрипачка? — Билл везде встрянет.

А я только сейчас заметил, что официант-то смылся и до сих пор не вернулся. Брат о нём не вспоминал, а вот я — да, потому что у меня заказ тот парнишка принять не удосужился. Я жестом подозвал девушку-официантку, и она с приветливой улыбкой подошла к столику. Мне хотелось нормально поесть, поэтому я заказал себе полноценный обед, в то время как Георг полноценно рассказывал о полноценной скрипачке.

— …Ну, вот. А сегодня я с ней снова в коридоре столкнулся.

Что-что я пропустил? Стоп, до его последней реплики у меня глюки были, или Георг реально..?

— Что ты делаешь? — как-то слишком громко спросил я.

Он улыбнулся и ответил так, точно это было чем-то само собой разумеющимся:

— Прихожу сюда каждый день, занимаюсь с детьми.

Ещё один идиот. Билл бы тоже хотел приходить сюда каждый день и передавать свои познания в вокале. Его не пускаю либо я, либо лень, которая, кстати, со мной заодно. С некоторыми качествами его характера у меня подписаны договоры, поэтому они на меня работают.

— Густав, а ты часто сюда наведываешься? — я должен был это узнать.

Тот неопределённо повёл плечами.

— Чаще, чем вы, но гораздо реже, чем Георг, — Густ хохотнул, отпив сока из стакана.

На горизонте, наконец, появился официант, несущий на подносе сиротливо стоящую тарелку с салатом и, кажется, минералку. Ну, если это не алкогольное что-то. С того же горизонта появилась девушка, работающая, по всей видимости, более оперативно. Я всегда считал, что это женская работа, хотя парней-официантов до хрена. Благодаря мне и Густаву на столе не осталось места.

— Ну, так пригласи её куда-нибудь, — подал голос Билл.

Говорил он невнятно, так как уже запихал в рот много листьев, и я не уверен, что его понял кто-то, кроме меня. Вообще Билл всегда ел аккуратно, срывался на откровенный ужас, когда был голодный. Вот почему бы не утолить голод нормально? Правда, я уже не стараюсь что-то втолковать брату в его чёрную голову.

— Не сегодня. Мне надо пару дел с собой провернуть, потом и приглашу.

Я решил, что Густав тут о Георге знает больше всех. Пару дел с собой? Это что за дела такие? Я не стал сдерживаться и в голос рассмеялся. Георг пытался вернуть авторитет, неся какую-то чепуху о магазинах, что только прибавило поводов над ним поглумиться.

— Собрался в магазине подрочить, чтобы опробовать какого это — оргазм в примерочной кабинке? А потом скрипачку свою туда потащишь?

Похоже, я сказал это слишком громко, потому что на нас стали оборачиваться, а Билл треснул меня по башке. Наверное, я действительно переборщил с громкостью, но было смешно. Спустя секунды три к моему неуёмному смеху подключился и брат, и Густав. Очень хорошо, что Георг не обидчивый. А то я уже представил, как он отшвыривает от себя тарелку и валит из кафе, забыв куртку на спинке стула.

— Заткнитесь все! А ты Том… — Георг осёкся и на кого-то уставился.

Я обернулся, проследив за его взглядом, и увидел в двух метрах от нас миниатюрную шатенку, которая, по всей видимости, и была той самой скрипачкой. Да, я встречал её в школе, она же учит, в конце концов.

Замолчали уже все. Меня всё-таки бесят такие моменты, когда случаются неприятные ситуации подобного рода. Ещё повезло, что я не ляпнул чего-нибудь сверху, вторая фраза обязательно была бы более паршивой.

— Простите, не вас имели в виду.

Э-э-э… За что Билл треснул меня по башке ещё раз?

Георг вскочил со своего места — кстати, забыв куртку — и подскочил к своей скрипачке, уводя её подальше от нашего столика. А меня вдруг снова разобрал смех. Ну, ведь смешно получилось, бедный Георг. Густав ел. Причём ел он очень сосредоточено. Билл крутил в руках вилку, смотрел куда-то в окно и постоянно вздыхал. Не стеснялся своих порывов только я, поэтому продолжал ржать. Смех заразен, определённо, поэтому через секунду эти статуи тоже засмеялись.

— Надеюсь, она не примет это близко к сердцу, — заметил Густав.

Я кивнул и оглянулся назад. Георг утащил её за столик в углу, откуда изредка бросал на нас уничтожающие взгляды. Скрипачка не истерила и уходить, видимо, не собиралась. Это плюс. Другая могла бы развести крики на тему того, как Георг мог позволить своим друзьям — обобщение обязательно — так отзываться о ней. Хотя, если вдумываться, я ничего особенного не сказал.

— Ладно, давайте поедим, — предложил Билл и вновь набросился на свой салат.

А мой аппетит заметно поубавился, но это такие мелочи. Можно потом ещё что-нибудь сболтнуть, поржать. Конечно, увлекаться не стоит, я не собираюсь портить другу личную жизнь, а вот чуть-чуть можно.

— Георг вас сюда не просто так позвал, — надо же, а я думал, он соскучился. — Мы в клуб сегодня собрались.

— Георг намерился сбрасывать килограммы посредством безудержных танцев?

Густав пожал плечами, а я напрягся, взглянув на Билла. У меня возникло ощущение, что он снова хотел меня треснуть. Я не позволю себя бить, даже если ему это так понравилось!

— Давайте. А в какой?

Густав выудил из кармана визитку заведения, куда мы должны были причалить, и передал её Биллу. Он пробежался по ней глазами, и согласно кивнул. Меня никто не спросил. Отлично.

— А Георг с этой… Как её зовут-то хоть?

Мне, если честно, порядком надоело называть эту мадам скрипачкой, очень длинно, поэтому я надеялся сократить её имя до минимума и радоваться жизни всеми возможными способами.

— Аннет, — как-то отстранённо произнёс Густав.

О, здорово! Будет Ан, и никто со мной не поспорит по этому поводу, даже она, если уж нам придётся когда-нибудь разговаривать. Если бы Георг меня спросил о его выборе, я бы не одобрил, но мне до его личной жизни…

— Так Георг её в клуб поведёт с нами? — задал интересующий меня вопрос Билл.

Если у нашего друга есть мозги, то пусть водит её по ресторанам и театрам, а с нами лучше не надо. В конце концов, я всегда считал, что скрипачки — добропорядочные девушки, хорошо воспитанные, которым природой запрещено в клубные места наведываться. Но Георг может отморозить и такое, притащит её.

— Не знаю, не спрашивал.

Я обернулся. Георг и Ан увлечённо беседовали, кажется, неприятность замялась. Мне всегда говорили, что надо следить за своими словами. Сегодня, пускай не в полной мере, но я оценил это высказывание.

— Ладно, мы поедем, нам ещё в одно место заскочить надо.

Билл под столом дотронулся до моей коленки. Ничего уже не поделать, дорогой мой, я же не буду врать обратно. Мне надоело здесь сидеть, к тому же скрипачка, то есть Ан, как-то нехорошо поглядывает в нашу сторону и что-то говорит Георгу, видимо, желает познакомиться. Нет, мне не стыдно за мою выходку, просто в данный момент я не расположен к культурным знакомствам. В качестве примера я поднялся, брат тоже.

— Вечером ты или Георг позвоните, хорошо?

Густав кивнул и поднял ладонь в знак прощания. Я потянул Билла за локоть вон из кафе, когда тот ещё надевал куртку. Близнец нервно дёрнулся, шатнувшись в сторону и чуть не впечатавшись в ближайший столик, чем слегка напугал людей, сидящих за ним. Пришлось тащить его за плечо. У меня, наверное, паранойя на тему этой скрипачки развилась, но мне казалось, что Георг уговаривает её подойти к нам, пока не ушли. Извини, друг, извиняться я ни перед кем не собираюсь, мои шутки — всего лишь мои шутки.

Билл снова дёрнулся от меня, на этот раз удачно, и мы вырулили на улицу, где моросил мелкий дождь. Ненавижу такую погоду — пасмурно, половина прохожих идут с зонтиками, которые от косых капель не спасают. Толпа кажется ещё более плотной, а я вообще не люблю большие скопления народа. С концертами всё обстояло по-другому. К тому же за два года без сцены я уже отвык и снова вернулся к своей нелюбви к кишащему улью.

— Ну, и что ты нас оттуда увёл?

Билл поднял воротник куртки, видимо, спасаясь от противной воды. До парковки нам ещё немного пройти надо, но для того, чтобы брат в машине придирчиво разглядывал свои волосы, этого хватит. И что он так печётся, всё стало гораздо проще, он не делает себе укладки по часу.

— Георг хотел, чтобы я перед Ан извинился. Меня это не устраивает.

Билл хмыкнул и покачал головой. А мне захотелось курить, но я решил потерпеть до машины, там хоть сухо. То и дело приходилось обходить лужи, которые, по всей видимости, образовались от более сильного дождя, прошедшего ещё когда мы были в школе. Чёрт, надо придумать этому месту другое название. Правда, скорее всего, это так и останется только моими мыслями, потому что я говорю подобное с самого открытия.

— Ты читаешь мысли Георга? А я, наивный, думал, что телепатические способности у тебя только в случае со мной проявляются.

— Нет, что ты! У тебя потрясающий брат, обладающий ох*ительными навыками.

Билл что-то промычал в ответ.

Стало холодно. Наверное, после помещения кафе я ещё как-то жил, а вот сейчас окончательно растерял всё тепло. Скоро зима, вообще загибаться буду. Не выношу промозглую погоду, я слишком теплолюбивое создание. Билл прятал руки в рукавах куртки, что, видно, мало его спасало, вид у него был крайне недовольный. Одеваться нормально надо. Вечно напялит на себя какую-то кожаную херню, которая предназначена для летних вечеров. В его гардеробе редко найдёшь что-нибудь действительно тёплое, так он эти вещи ещё и не носит. Надо как-нибудь собраться, выгрести из его шмоток всё, что я считаю непригодным для хождения по улице, и отдать нуждающимся. Дети будут рады, хотя одежда — совершенное дерьмо.

— Том, хватит меня разглядывать.

Я и не заметил, а ведь действительно пялюсь, осматривая с головы до ног. Как ещё не врезался в кого-нибудь?!

— Я думаю о том, что ты слишком прохладно одеваешься.

Брат цокнул и закатил глаза. Почему-то моя забота воспринимается именно так. Иначе это происходит, только если Билл болеет и за ним надо бегать, впихивая таблетки и постоянно спрашивая, не нужно ли чего. А вообще, волнуюсь я за него даже в том случае, если он элементарно простудился, не могу ничего собой поделать.

— Том, успокойся.

Билл прижался ко мне, обняв за талию, а мне стало неимоверно хорошо. Всё-таки я обожаю прикосновения близнеца, так спокойно сразу становится, даже кажется, что толпа стала какой-то прозрачной, превратилась в голограмму. Так мы и дошли до парковки. Билл приобрёл себе две машины, а ездил почему-то со мной. Нет, сначала он, конечно, развлекался с новыми игрушками, но потом перебрался ко мне. По правде говоря, так гораздо удобнее, потому что немного напрягало, когда мы ехали в разных автомобилях друг за другом. Я не вижу в этом необходимости.