Через несколько дней вечером Галя по просьбе Ольги отнесла в другой конец деревни сумку с хлебом, свежим творогом и варениками, собранную для дальней родственницы хозяйки, которая приболела и не могла сама готовить.

Вернувшись, Галя с удивлением обнаружила на дороге у забора развеселую троицу во главе с Килькой, которая заявила, что они явились с важным делом, то бишь сей же момент отправляются купаться на реку.

Честно говоря, Галя согласилась с большим удовольствием. Как бы хорошо ей не жилось, чего-то родного и привычного не хватало, и не удивительно, что место этого родного в данный момент заняла именно Килька с братьями. Ведь так или иначе, они давно знакомы, да и пережили вместе немало.

Оказалось, это еще не все — недолго думая Килька заявила, что следует взять с собой Степана и никак иначе! Братья тут же согласились, по мнению Гали, они вообще не были способны отказать Кильке даже в самой мелкой мелочи, так что вся компания направилась прямиком к дому сапожника.

Степан приходил в себя гораздо дольше Гали. Стоял столбом посреди двора, хлопал глазами и не мог ответить ничего внятного. Только когда из дому выскочила женщина с грозным лицом, прояснила обстановку и крикнула Степану, чтобы он не заставлял друзей ждать, Степан покачнулся и пошел на выход.

Этот вечер был даже лучше дня рождения. Они ушли далеко вдоль берега и нашли тихое место, где больше никого не было. Степан разделся до подштанников и совсем не испугался Кильки в короткой майке и коротких панталонах. ППшер с Ронькой предусмотрительно запаслись вином и пирожками, так что после купания все валялись в траве, оперевшись друг на друга и болтали о всяческих пустяках. Степан рассказал, что ему очень нравиться у сапожника и вроде уже совсем неплохо получается разная мелкая работа. Так что если подумать он рад, что однажды был вынужден бежать от прежнего… хозяина. Не сбежал бы — никогда не узнал, что бывают такие семьи, где хозяин заботится о здоровье приживальца больше чем о собственном благосостоянии.

На вопрос о своей жизни Галя равнодушно пожала плечами. Все нормально, сказала.

А Килька сообщила, что завтра они отправляются на охоту, потому что патрули меняются по времени и несколько дней совершенно нечего делать. О происходящем на западной границе ни она, ни братья говорить не захотели, одновременно замолчали и Галя поняла, что не стоит портить вечер дурными вестями. Вместо этого Килька рассказала, как они пытались пасти коров, но те разбежались, будто не коровы, а собаки и ППшер долго ругался, а Ронька бегал за ними и хлестал хворостиной, но коровы только крупно вздрагивали, болтали хвостами и идти в нужную сторону все равно отказывались.

Потом оба плюнули и заявили, что лучше уж охота!

— Хочешь лисью шкуру на воротник? — спрашивала Галю Килька.

— У меня нет шубы, — смеялась та.

— А знаешь еще что? — Килька вдруг смущено улыбнулась. — У тебя появился тайный воздыхатель. С нами завтра Стас идет. Когда мы ходили в прошлый раз он вступал в беседу только когда предмет разговора касался тебя. Поняла?

— Что за глупость такая?

Степан только головой вертел, пытаясь угнаться за скоростью, с которой озвучивались новости.

— Думаю, таким как Стас не отказывают, — усмехнулся ППшер.

Галя промолчала. Ей стало неприятно.

Ронька вдруг рассмеялся.

— Ага, он все время спрашивал о тебе, а чего рассказать мы не знаем. А он все не отстает… Ну, ППшер и наплел ему с три короба. Будто ты лунными ночами садилась на камешек у реки и так жалобно пела, что окружающие русалки собирались вокруг и обливаясь горькими слезами умоляли присоединиться к ним на дне.

— И что однажды огромный седой ворон принес тебе цветок невиданной красоты и сбросил прямо на голову, — фыркала Килька.

— Чушь какая-то…

— Я рассказал, как ты следила за Килькой, — вызывающе отрезал ППшер.

К счастью этот разговор закончился также внезапно, как и начался, потому что все перешли к обсуждению способов охоты на кабана. Самым эффективным оставался массовый, когда часть народа загоняло животных в определенное место, где уже поджидали охотники с пиками. Но не вариант, когда на охоту выходит всего пятеро. Большие капканы тяжело делать, а тем более тащить. Копать ямы тоже дело нелегкое… В общем, обсудить было чего, Галя чуть не заснула, пока слушала голоса остальных. Ей нравилось, как они звучат и в принципе даже безразлично, о чем идет речь.

К кострам никто не пошел, когда стемнело, все сразу разошлись по домам.

Через два дня ближе к вечеру хлынул звонкий дождь. Галя с девочкой сидели в комнате, пытаясь из кусков ткани смастерить кукле новое платье, когда в дверь постучали.

— Выйди, тебя ждут на улице, — сказала Ольга.

Галя вышла на крыльцо, удивляясь, неужели Катьке хватило смелости явиться прямо в дом? В лицо брызнуло прохладной водяной пылью.

А на крыльце стоял Стас. Мокрые волосы и влажная рубашка. Терпкий запах смеси пота и дыма от костра.

— Привет, — машинально поздоровалась Галя.

— Привет. Я принес тебе подарок.

Стас протянул руку, в которой лежала кроличья лапа на толстом кожаном шнурке. Оберег от всех неприятностей, которые тут дарили женщинам любого возраста. Считалось, что таких оберегов не может быть много, хоть с головы до ног обвешайся, все равно найдется место еще для парочки новых. Галя подумала немного, но подарок взяла.

— Намекнули, что от шубы ты все равно откажешься, — спокойно сообщил Стас.

— Спасибо, — Галя натянуто улыбнулась, ожидая, что теперь-то он уйдет. Говорить совершено не хотелось, да и о чем? Больше всего раздражала полная невозмутимость на его лице.

— Ты больше не приходишь на берег. Почему? — гость, похоже, никуда не спешил.

— Некогда.

— Неправда. Ольга не будет против, все знают.

Галя не сдержалась.

— Слушай, Стас! Я не собираюсь никому отчитываться в том, что и как делаю. Тебе понятно?

Он отвернулся, принялся разглядывать перила и краешек окна.

— Да, — сказал, в конце концов.

— Тогда еще раз спасибо и иди, куда шел, — жестко сообщила Галя.

Через несколько секунд он молча шагнул с крыльца под дождь.

В доме, оказывается, было очень тепло и Галя довольно улыбнулась. Да и вообще все было отлично, ровно до тех пор, пока она не встретилась с внимательным взглядом Ольги.

— Почему ты гостя на чай не позвала? — поинтересовалась та.

— Он мне не гость, не друг и не знакомый, — отрезала Галя и ушла в комнату. Объясняться еще и с хозяйкой она не собиралась.

Дождь лил два дня. А потом всего за несколько часов земля высохла. Солнце жарило так старательно, что ни одной лужи не оставило. Вечером молодежь принялась сходиться на берег целыми косяками, видимо за дождливые дни соскучилась по посиделкам у костра.

Галя предусмотрительно скрылась в доме пораньше. Сегодня они с маленькой Галей пытались прясть. Точнее, маленькая пыталась, а Галя временами ей показывала, как правильно и поправляла самые толстые места на нитке.

В дверном проеме снова возникла хозяйка.

— К тебе пришли, — нейтральным тоном сообщила.

Галя осторожно отложила веретено и быстро прошла мимо Ольги, старательно смотря в пол. На крыльце опять стоял Стас. И молчал.

— Чего тебе? — злость удержать не удалось.

— Пошли к кострам?

— Нет.

— Почему?

Галя глубоко вздохнула.

— Стас, ты чего-то не понял? Я не пойду. Не ходи больше сюда, ясно?

Он снова молчал, крепко сжимая зубы.

— Так нельзя, — вдруг сказал.

— Да что нельзя? — Галя сорвалась на крик. — Уходи, давай, я тебя сюда не звала! Слышишь? Иди отсюда!

И бросилась в дом, с силой захлопнув за собой дверь. Влетела в комнату, остановилась.

Сидевшая за столом Ольга резко поднялась. Одной рукой перехватила пробегавшего мимо младшего сына.

— Или следи за сестрой. Дверь закрой, мы будем разговаривать, — резко сказала. Тот посмотрел на рассерженную мать и быстро скрылся в комнате маленькой Гали. Ольга плотно закрыла за ним дверь, муж и старший сын еще не вернулись, потому что собирались зайти к кому-то в гости, поэтому в пустой комнате сразу стало тихо.

— Садись, — резко сказала Ольга, показывая на стул.

Галя хотела спорить, но почему то послушно села. Слишком утомительной бывает вся эта чрезмерная душевная доброта, иногда она начинает душить так сильно, что в глазах от нехватки воздуха черные круги плавают.

— За что ты кричишь на Стаса? Он не заслужил ни единого грубого слова! — заговорила Ольга.

Галя вдруг поняла, что та удивительно зла, почти как она сама.

— Не ваше дело!

— Нет, мое!

— Нет, не ваше! Не смейте ко мне лезть! Если вас не устраивает моя работа, я могу уйти, а остальная моя жизнь вас совершенно не касается! — Галя наклонилась вперед, крича уже во весь голос. Как же они достали лезть, куда не просят!

Совершено неожиданно Ольга подняла руку и шарахнула ладонью по столу. Негромкий шлепок, от которого Галя, тем не менее, вздрогнула.

— Теперь помолчи и послушай, — заговорила уже спокойно. — Я расскажу тебе одну историю. Для начала только скажи. Когда вы шли к нам, то встретились с группой пришельцев, которые искали наше поселение. Существа, в которых не осталось ничего человеческого. Так?

— Да.

— Так вот… Это вторая поисковая группа. Была еще и первая.

Она вздохнула, тяжело наваливаясь локтями на стол.

— Пять лет назад я пошла в западный лес за ягодами. Там заросли отличной малины и почти нет диких зверей. Почти безопасно… Даже далеко не нужно ходить. Но чуть дальше малины еще больше… Я пошла дальше. Хотелось порадовать своих, набрать побольше… Потом меня поймали двое незнакомых мужчин с оружием. Я даже ничего сначала не поняла… они просто вышли из-за деревьев и без разговоров свалили меня ударом в живот на землю.

Глаза Ольги стали совсем большими и совсем пустыми.

— Я провела у них в лагере три дня, пока не пришли наши мужчины и не убили их всех до одного. В первой группе было семеро человек. Я… я помню каждого из них! До сих пор! Понимаешь? — Ольга требовательно смотрела на Галю, а та не могла ничего сказать от величины и тяжести этого самого навалившегося на плечи понимания. Да что ж такое! Почему же такое со всех сторон?

— Каждого из них! Каждую минуту! Ты должна хорошо представлять, что такое семь ошалевших без женщин мужчин, которых некому остановить!

Гале пришлось срочно навалиться на стол. Тяжелая голова собиралась упасть на его поверхность, лечь щекой на гладкое дерево и ни о чем не думать.

— Моя дочь… я не знаю, кто ее отец.

— Что? — Галя резко подняла голову.

— Да, — кивнула Ольга. — За пару недель до этого муж отправился в солевой карьер, а после этого я месяц в себя приходила. А когда пришла, оказалось, что я беременна. И я не знаю… Точнее знаю, отец моей дочери — Михаил и никто иной! Ясно?

Этот безумный свет в глазах хозяйки не столько пугал, сколько вызывал дикую ноющую жалость.

— Не смей меня жалеть! — зло продолжила Ольга. — Прошлого не изменишь, но я не позволю ему ломать мое будущее. И будущее моих детей. И моего мужа, которого я люблю все больше и больше! Не позволю, чтобы из-за кого-то моя жизнь остановилась в самом рассвете! И ты не смей позволять! Слышишь меня?

Галя все-таки спрятала лицо в ладонях, спряталась за ними, тихо покачиваясь из стороны в сторону.

— Ты понимаешь, что я хочу сказать? — негромко спросила Ольга.

— Да. Но… — Галя вздохнула и решилась. — Но со мной другое. Совсем другое…

— Объясни.

— Я не могу.

— Можешь. Должна.

Галя минуту подумала.

— Я объясню, правда. Но чуть позже, хорошо?

Ольга отвернулась, внимательно, как впервые рассматривая стоящую у стены печную заслонку.

— Хорошо. Но грубить Стасу ты больше не будешь. Или… или я тебя выгоню и как знаешь! Поняла?

— Да. — Сейчас Галя согласилась бы на что угодно, лишь бы Ольга забыла, хотя бы немного забыла те три дня из своего прошлого.

Когда следующим вечером явился Стас с уже обычным приглашением, Галя отказала ему очень вежливо.

* * *

Тем утром Степан проснулся даже раньше, чем она пришла. И снова думал, что такого странного происходит? Почему он ждет ее прихода и этого легкого, практически неощутимого прикосновения, так ждёт, словно иначе сердце остановиться и дальше ничего не будет?

Появилась Рада, осторожно поднялась наверх и села рядом. А потом протянула руку и прикоснулась… не к плечу, а к щеке. Так неожиданно, что Степан резко обернулся, встретившись с непривычно нежным взглядом. И только тогда понял, что наделал. Рада отскочила, когда до нее дошло, что Степан вовсе не спит. И сразу же бросилась бежать.

Преследовать Раду ему и в голову не пришло. Зато пришло нечто другое — наученный жизнью опытный Степан наконец-то понял, к чему все это делается. Ей от него просто что-то нужно! Очередная Маська со своими фальшивыми улыбками и расчетливыми прикосновениями хочет впутать его в очередные неприятности. Хочет согрешить его руками, чтобы самой остаться чистой. Но нет… Такой номер больше не пройдет!

Поднявшись, первым делом Степан откопал в углу рюкзак со своими вещами и принялся судорожно искать в нем предмет, который однажды сломал его жизнь ровно напополам. Предмет, из-за которого его обманули, из-за которого умер невиновный человек. Когда-то после той памятной ссоры в лесу пару дней пульт находился у Кильки, но потом батарейки окончательно сели и она вернула игрушку Степану. А он не выбросил. Оставил себе в качестве урока, как вещественное доказательство именно на подобный случай — чтобы взять в руки, ощущая прохладную гладкую пластмассу и вспомнить о вечном женском коварстве.

Степан крепко обхватил пульт рукой, привычно проводя пальцами по кнопкам. Они прогибались, мягко вдавливаясь в корпус. Потом дотронулся до колесика сбоку.

Внезапно пульт зашуршал, как тогда, в лесу, когда его взяла в руки Килька.

Вначале Степан ушам своим не поверил. Что случилось? Килька говорила — все, батарейки совершенно выдохлись и пульт можно смело выбрасывать, но тогда почему он… почему снова работает?

Это следовало выяснить. Немедленно. Едва одевшись, Степан сказал Павлику, что должен срочно уйти по делам и побежал к Кильке с братьями.

* * *

— Он совершенно точно не работал… Я ничего не понимаю. Это какой-то бред!

Староста сидел напротив через стол и внимательно рассматривал черную штуковину, крутил колесико и слушал, как меняется звук. Потом выключил и отложил в сторону.

— Я с таким уже встречался.

— То есть? — Килька подалась вперед, чуть не укладываясь животом на стол. Степан пристроился в самом углу, радуясь, что на него внимания не обращают. Когда он пришел к Кильке, братья еще спали, так что к старосте они ушли без них, потому что ждать Килька не желала ни единой лишней минуты.

Староста задумчиво осмотрел свои руки, шершавые ладони, каждый палец в отдельности, перешел к ногтям.

— Однажды ко мне пришел Васька восьмипалый, это было… щас вспомню. Семь лет назад, да. Васька рыбак, сети делает… у реки живет. Вот значит приходит и отдает небольшой фонарик. Включи, говорит. Я включаю — а он горит! Мы ничего понять не могли — как, откуда? Почему?

— И что решили? — Кильке сильно не терпелось узнать сразу все.

— Подожди. В общем, остался фонарик у меня, а потом через несколько дней у него сели батарейки. Прямо как ты говоришь. Ну что делать, вернул Ваське. А потом…

— Ну? — разве что не умоляла Килька.

— А через пару месяцев он возвращается с тем же фонариком — и тот снова горит!

Килька изумлено выдохнула, хотя Степан подозревал, что новость была для нее не очень неожиданной. Больше походило, будто она ждала именно чего-то подобного.

— И что вы решили? Как это понимать?

Староста коротко глянул на Степана и потупился. Его широкая борода, располосованная седыми прядями, с одного бока была примята после сна. Со стороны казалось, что кусок ее по неосторожности отхватили ножницами. Странным образом этот несолидным вид делал нешуточное сообщение старосты более правдивым.

— Мы решили, что это как-то зависит от самого Васьки. Что от его присутствия заряжается батарейка.

— Они в принципе не могут заряжаться, — быстро вставила Килька.

— Согласен, — покладисто ответил староста.

— Тогда что?

— Не знаю. Факт на лицо, понимай, как хочешь. У Степана эта штука ведь тоже заработала? Я проверял на фонарике… держал у себя всю зиму и без толку. А потом за два месяца у Васьки все по новой!

— Да как от присутствия обычных людей может зарядиться батарейка? Или они что, не совсем люди? — уточнила Килька.

Староста еще раз глянул на Степана. Откинулся на стену, продолжая изучать ногти.

— В общем… точно не скажу. Но после фонарика стали мы замечать… Однажды Васькины соседи поросят троих привезли, Васька глянул на них и вдруг говорит — черного этого не берите. Ну, естественно слушать никто не стал, а когда забивать время пришло, черный хряк что из поросенка вырос, вырвался из сарая и ногу годовалому ребенку растоптал. Думали, совсем калекой оставит, но со временем отходили… Или еще — сватал Васькин родственник вдову одну, Васька ему сказал — не женился бы ты пока. Тот, конечно же, женился. А через год подросла дочка у Трофима, этот уже женатый увидел ее однажды у реки и разум потерял. А у самого уже ребенок родился. И дочь Трофима тоже в него влюбилась, аж пищала. Так и живут теперь втроем — и сами маются и детей мучают. А что поделаешь? Еще потом несколько похожих случаев было. Стали поговаривать, будто Васька будущее видит, хотя сам он отпирается.

Килька глубоко задумалась и заговорила когда Степан уже начал зевать от скуки. Смысл сказанного старостой до него еще не дошел.

— Просто совпадения, — уверено сделала вывод Килька.

— А как же, — с готовностью подтвердил староста. — Совпадения, конечно, кто спорит. Вот только давай Степана спросим, не видел ли он чего странного?

Оба с большим вниманием уставились на Степана.

— Степан, тебе приходило в голову нечто… ну будто ты будущее видишь? — с сомнением спросила Килька, видимо с трудом представляя, как можно объяснить то, чего она сама толком не понимаешь.

И он действительно задумался и стал припоминать.

— Может какое-нибудь потрясение сильное? Вроде в таких случаях чаще проявляется, — неуверенно предположил староста.

Потрясение? И Степан… вспомнил, так резко, будто взял и просто открыл глаза, а перед ними вся картина в целом. И от неё жар и холод, духота и боль по всему телу. То утро…

— Все, что могу вспомнить, это тот случай, ну… То утро, когда тебя увидел вместе с братьями. Дальше говорить? — с вызовом спросил у Кильки.

— Да, говори.

— Увидел и сразу понял — тебе будет плохо. Они сделают тебе очень больно. Я видел это так же ясно, как сейчас вижу вас.

— Они никогда не сделают мне больно, — спокойно ответила Килька.

Степан отвернулся, пожал плечами.

— Спрашивали, я ответил.

— Ладно, — Килька вернулась к старосте. — А скажите, это может нам помочь?

— Чем? Надеешься, что увидят приход чужаков? Сама же сказала — совпадение.

— Лучше, чем ничего.

— Лучше, правда. Можно подумать, только пустое это… Просто домыслы. Они же никак себя не контролируют, просто смотрят и сообщают, что лучше сделать по-другому. Почему, объяснить не могут. Так, Степан?

— Да.

Они еще немного посидели, но больше говорить было не о чем.

Когда Степан с Килькой оставили старосту в покое, вышли во двор, поболтали там с Сашкой, отказались от предложения проводить и наконец очутились на пустой дороге за забором, она вдруг остановилась и крепко схватила его за руку. Сильно сжала. Степан насупился, решив, что она станет ругать его за нелицеприятные слова о братьях.

Но очень спокойно Килька сказала совсем другое.

— Обещай мне одну вещь, Степка. Если… если тебя хоть что-то насторожит при мысли о братьях… сразу мне говори, не бойся что буду смеяться. Или буду думать, будто ты специально наговариваешь, им назло. Но… обещаешь?

Степан смотрел в настороженные серые глаза, постепенно осознавая, что всего за одно утро из бесполезного, никому не нужного мальчишки благодаря нелепой случайности стал кем-то важным. А если честно, почему так получилось? Действительно ли имеются у него те сказочные способности, на которые намекал староста? Так сразу и не решишь… Но Килька-то верит. Или просто решила принимать в расчет, ведь чем черт не шутит? А разве важно? Ведь и он… не соврал, все, что сказал у старосты, было чистой правдой. Ведь тогда утром, войдя в комнату и встретившись с этими самыми глазами, он совершено точно знал, что Кильке не стоило приходить к братьям. Только объяснить не мог.

В общем, не время раздумывать. Степан молча кивнул. Обещаю. По большому счету это все, что он мог для нее сделать.