О людях, зверях и разнице между ними – есть ли она?

В княжеском тереме царило запустенье. Не потому, что народу стало меньше, нет, почти никто не уехал, однако все сидели по своим комнатам, тихие, словно мыши, и старались не высовываться. Многие жили в собственных домах за пределами княжеских хором и тоже прятались, не выходили лишний раз на улицу.

И тогда нас с Людмилой со скуки и за неимением прочих развлечений заприметила княжна.

Первый раз она приказала Людмиле привести меня к ней в комнаты, ещё когда Великий князь отказался проводить осенний бал, но не сложилось, и вот только сейчас повторно о нас вспомнили.

Нынче все перешёптывались о войне, пусть далёкой, но унесшей жизни многих людей, почти всех княжеских воинов, а уж обычного люду и вовсе без счёта!

Никто не мог сказать, что будет дальше. Видно, надеялись, само собой как-то уляжется. Пришлют грамоту, потребуют откуп – придётся много имущества отдать, даже часть земель, но что поделать – победителей не судят.

Никто не знал, что будет.

Но княжну это не волновало.

Она скучала. И вот Людмила повела меня веселить свою госпожу.

Княжну-толстушку звали Анатосией, о чём мне сообщили заранее, будто я стану называть её по имени!

Итак, пришли мы в большую комнату с углами, скрытыми портьерами, из-за которых комната получалась будто круглая. Там было много света, ещё больше зеркал и позолоты, и княжна в окружении нескольких подружек.

Девушки мало от неё отличались, были такими же сдобными да румяными, упакованы в такие же яркие кружева да рюшечки. Людмила говорила, княжна таких специально подбирает, чтобы красотой её не загораживали, чтобы помнили своё место.

На их фоне Людмила даже в старом платье красавица! И нос вовсе не длинный!

Вот вошли мы, заметили нас… и такие визги раздались! Не знаю, как я не оглохла!

Княжна с подружками на софу прямо в туфлях попрыгали, подушки похватали и ими прикрылись, хотя что той подушки?... Платья у них куда лучше заградят от зубов, да только ума поди у местных барышень не наблюдается.

– Так это же заколдованная! Заколдованная девушка, не бойтесь!

Людмила пыталась дозваться, однако эти клуши, на пёстрых курей похожие, так и стояли на софе. Ну прямо как во дворе, когда куры на забор взгромождаются на солнце погреться и рядком сидят!

– Она всё понимает, только не говорит!

– Правда? Не врёшь?

– Не вру!

– А зовут её как?

– Ожега.

Княжна взглянула на меня сверху вниз и недовольно нахмурилась.

– А как докажешь, что она всё понимает? Вдруг бросится?

– Я за ней давно хожу, а она ни разу даже не рыкнула. Смотрите, не трогает!

Людмила наклонилась и почесала меня за ухом.

– Видите?

Не знаю, почёсывания за ушами, видимо, моё слабое место, язык сам собой из пасти вывалился, глаза закатились. Час бы так сидела!

– И правда, смирная вроде.

Понемногу девицы успокоились, стали спускаться на пол, подушки отложили, а княжна обратно уселась, подол расправила и капризно спросила:

– А чего ж её заколдовали?

Людмила пожала плечами.

– Не знаю.

– А ну, подведи её ближе, я тоже поглажу, – приказала княжна.

Мне, честно говоря, было совсем неохота, чтобы она ко мне прикасалась, трогала мой красивый мех своими пальцами-колбасками. Пришлось отойти и зубы оголить. Шипеть или кусаться я не стану, конечно, но могу же я быть не в настроении?

– Ой, чего это она? – Вылупила княжна глаза.

– Она не любит, когда к ней незнакомые люди прикасаются.

– Я княжна!

– Так её ж в зверя оборотили! Она теперь не совсем человек, многого не понимает.

– Да?

А Людмила ловко врать умеет! Знала она точно, что я не хочу к княжне идти, давно меня без слов понимала, по поведению.

– Пусть сидит тогда в углу и привыкает. А ты иди прочь! Позже придёшь, отведёшь её обратно в... ну, где там её держат. Хочу, чтобы рысь ко мне привыкла, чтобы стала ручной. Буду гостей встречать – и она у моих ног сидит… Вот чего я хочу!

Людмила покраснела, но ушла молча. Я тоже уже хорошо её понимала – обиделась она, что про меня так говорят, как про скотину бездушную, а спорить не смела. Княжна и на конюшню пороть может отправить, были случаи.

Но я Людмилу вокруг ног обошла, лбом толкнула, мол, не бери в голову. И отправилась поближе к княжне.

Вот и стала я по комнате ходить, а девицы болтать. Болтают, а сами так и косятся с испугом. Ох и пустые головы у них оказались! Мы с Малинкой тоже, конечно, не самые большие умницы, но до таких глупостей далеко. Потратить час времени на то, чтобы спорить, какой цвет княжне больше идёт – зеленой травы или сливы того оттенка, когда она налётом покрыта? На это правда стоит тратить столько времени?

Больше ничего интересного у княжны не было. Только и радости, что зевнуть да когти выпустить, уж больно смешно пугаются.

С тех пор стала Людмила меня к княжне водить, а я ходила, всё равно делать нечего.

С развлечениями у княжны было туго. Даже лесной музыкант уехал в спешке домой, бросил хлебную должность, а блюд на обед стали готовить в два раза меньше. Гулять в саду они почему-то не любили, очень жаль. Побегать хотелось, но княжна как садилась с утра на софу, так до обеда не вставала. А там обед, и что того времени осталось до вечера?

В общем, скучали они.

Тётушки да матушки тоже ничего дельного не могли придумать, разве что охать, ахать да вышивание в руки княжне совать. Но они редко появлялись, тоже своими делами были заняты.

Вот и стали тогда подружки её светлости Анатосии водить в комнаты для развлечения кого ни попадя!

То собаку притащат со щенками с конюшни потискать, то маленькую лошадь подивиться, то ребёнка с улицы одеть в какое-нибудь несуразное платье. Даже юродивого было привели, но быстро из палат выставили – вздумал он стены облизывать, чтобы на вкус чистоту и роскошь попробовать, а такое зрелище княжне оказалось не по нраву.

А потом самого настоящего чернокнижника приволокли – и где только взяли? Он был очень пьяный, ну просто вусмерть! И ободранный какой-то, волосы что сосульки, столько грязи, что стучат друг об друга, да и текло с чернокнижника, будто его помоями облили из окна.

Волокла его блондинка с кудряшками и её служанка с плечами, как у дружинника. Все смотрели на блондинку, как на героиню – не побрезговала! Вот это преданность своей княжне, вот это понимаю!

Стоило его отпустить, как чернокнижник что-то пробормотал и упал на пол, а после лёг удобней, уткнулся лицом в ковёр и захрапел.

– Ну! – Разочаровано сказала княжна. – И зачем ты его привела? Он же пьянчуга!

– Зато настоящий чернокнижник! – Бойко возразила блондинка. – Смотрите, на поясе замок висит. Это не у всех есть! Я знаю, по соседству у нас парень ушёл в обучение… Только не доучился.

– Отчего?

– Так помер ведь! Сгорел, а вместе с ним полдома! Из чернокнижников разве что каждый двадцатый живым остаётся. Там, если что не так сделаешь, когда демона призываешь, всё, вырвется демон за сожжёт. Или в Навь войдёшь неверно и всё, не вернёшься назад! Сгинешь в Нави!

– А этот, выходит, вызвал? – Брезгливо косясь на тушу чернокнижника, спросила княжна, но было видно, что интерес в ней пробудился.

– Да! Вызвал, и больше того, на службе у него демон состоит, раз замок висит! Это от демона защита!

– Как у такого пьянчуги может демон на службе состоять?

– Есть у него, клянусь! А пьёт… многие из них спиваются или в отшельники уходят. Говорят, после Нави голова у них, что старые щи тухнет. Но это ничего, что пьяный, крепкие они, чернокнижники. Сейчас очухается.

– Тогда буди его! Сейчас же!

С горем пополам чернокнижника растолкали, усадили и дали холодного отвара, хмель сбить. Половину он пролил на свою куцую бородку.

– А ну, покажи-ка нам демона, которым управляешь! – Приказала княжна, вскинув голову.

Чернокнижник секунду хлопал глазами, не выпуская пустой жбан из рук, а потом как давай хохотать! Ржал как конь, не посмотрел, что в гостях у самой княжны, которую смехом своим оскорбляет.

– Ты в своём уме, девка? Демона тебе? Давно такой бредятины не слыхал! Давно не пороли тебя?

– Что?!

– Демона тебе? Может, цифарки тогда на себе нарисуете, чтобы демон знал, кого первого жрать, кого последнего? Дуры!

В былые времена ночевать ему за такие речи в остроге, а то и из города бы выперли, но сейчас никто не тронул – ушёл чернокнижник со смехом, и жбан позолоченный прихватил, и никто его не остановил. Блондинка впала в немилость и сидела тише мыши.

После этого княжна перестала гостей приглашать, только меня и водили. Вскоре я стала к ним привыкать. Капризные они были, конечно, ленивые, глуповатые, но не злые. Прям так, чтобы специально обидеть кого – такого не было. Всё больше со скуки обзывались да кости всем кому не попади перемывали.

Я не знаю, сколько прошло времени, только закончилось лето, и деревья в саду стали золотыми. Выводя меня на прогулку, Людмила накидывала на себя толстый плед.

Мне стало казаться, что вовсе не важно, какой нынче день, какое время года. На улице холодно стало, так я в комнатах, в тепле сижу. Зверь в лесах попрятался, в норах зарылся – так у меня всегда еды вдоволь, охотится не нужно.

Людмила выводила меня гулять часто и надолго. Стояла, дрожа и хлюпая носом и думала. День ото дня она становилась грустней. Смотрит бывало на меня, улыбается, а у самой глаза мокрые.

Я даже подпрыгнула однажды, обвилась вокруг её ног, мол, что случилось? Она носом шмыгнула:

– Страшно мне… Войско звериное на нас идёт, я сама вчера слышала. Княжне не говорят, конечно, а у слуг с языка не сходит. Говорят, что Великий князь хотел сбежать, а уже поздно! Никто не стал ему помогать, только и предложили, что казну вывезти. Князь отказал, конечно, может, казна откупиться поможет. Из дружинников всего двое осталось, остальные кто с войны не вернулся, кто бежал… Третьего дня всех лошадей с конюшни увели! Половина слуг ушли, и все, кто что мог, к рукам прибрать, с собой забрали. Только казна и цела, Великий князь ключи на шее носит и из комнат носа не кажет.

Я тёрлась мордой о её коленки, она так забавно вздрагивала!

– А ты теперь всё больше похожа на зверя!

Людмила села, обхватила мою голову руками. Играть хочет?

– Ты теперь меня почти не понимаешь! Посмотри. Ну, посмотри же на меня! Ты теперь как будто настоящей рысью стала. Хоть и не бросаешься ни на кого, а разума прежнего не видно…

Ну что, играть не будем?

Я недовольно вывернулась и запрыгнула в кусты. Там водились мыши – мелкие юркие мыши, которые пищали под землёй, но лапой не достанешь, если когтями копнуть, они всё равно убегут! А караулить некогда, да и время тратить…

– Пошли! Ну же!

Грустная стала Людмила, скучная. Всё плакала или хмурая ходила, похудела, даже, кажется.

Привела меня снова к княжне. Там убытки – три девушки-подружки из семи пропали. Куда, интересно?

Сегодня они прямо в кучу сбились, друг к дружке прижались и только вздыхали горестно.

– Чего вы молчите? – Не выдержала вдруг одна и со слезами заговорила. – Что с нами будет? Страшно же… Старшие шепчутся, будто я не слышу, но все знают! Волки скоро сюда придут! Они нас съедят?

– Тихо ты! Чего княжну пугаешь?

Это блондинка вступила, нахмурилась, она среди них самая бойкая. Но меня до сих пор боится, гладить не пытается.

Так, сядем-ка в углу да послушаем, о чём они шептаться собрались.

– Я боюсь… Матушка уехала давно, меня бросила! – Рыдала самая круглая из них, в красном сарафане она походила на клубничку.

– Хватит жаловаться. Мы тоже тут сидим, если ты не заметила! – Тут же ответила блондинка. Алёна её, кажется, звали…

Вот те номер! Только подумала – сколько я к ним хожу, слушаю их, а имён не знаю!

Хотя мне можно, я ж не человек. Вон какие у меня лапки…

– Вам-то ладно! – Не выдержала княжна. – не будет ничего. А меня убьют! Папенька так и сказал – молись, проси, чтобы звери тебя не казнили. Если что – прикидывайся своей служанкой, не признавайся, что ты княжна. Хотя всё одно, говорит, узнают, кто-то сболтнёт, чтобы себе жизнь сохранить. Вся надежда только, что войско звериное до нас не дойдёт, насытиться кровью и чужим добром по пути и назад к себе в Тамракские земли вернётся!

Теперь уже всхлипывали все. И про обед забыли!

– Ага, вернётся! – Взвизгнула княжна. – Сам он бы не вернулся, если бы в столице княжескую казну можно было бы забрать! А зверям с чего возвращаться! Папенька отправлял к ним навстречу гонца, предлагал мир заключить, а те гонца развернули, сказали, заключим мир, конечно, только на своих условиях. Ждите. И ни словечка больше не прибавили!

– Значит, точно придут?

– Да.

– Должен же тебя князь ихний пожалеть! – Крикнула «клубничка». – Может, всё хорошо будет? Может, он наоборот, женится на тебе! Говорят, так союзы заключают, чтобы мир вернуть после войны! Вдруг он такой договор хочет заключить?

– Нет, не думаю. – Княжна надула губы и качнула головой. – Папенька мне рассказал, что ехал ко мне свататься молодой княжич, а потом назад свернул.

– Да? Но мы ничего не знали. Почему?

Блондинка удивлена.

Но не так как я…

Молодой княжич… княжич…

Туман, сколько не рассекай его острыми рысьими когтями, тут же обратно съезжается. Княжич… Там, за туманом, близко-близко, только руку протяни, что-то знакомое, важное кроется…

И лапой не достать, и носом не учуять.

И слёзы эти сбивают с толку!

Но рысь долго не умеет думать или злиться, вот уже заметила кисточку на гардинах, которая словно создана, чтобы её откусить и гонять по всему полу.

Лапы скользят по паркету, а всё-таки здорово!

Чем на улице становилось холодней, тем дольше я спала. Жизнь была такой: спать, пока влезет, поесть, погулять в саду, к княжне заглянуть, вырваться от Людмилы, когда она ведёт меня в комнату, побегать по коридорам, попугать слуг, вернуться и снова спать на своей мягкой перине.

Но вскоре Людмила перестала приносить мне кости. Пришла в очередной раз, поставила еду на пол, а в миске лежит какая-то бурая жижа, пахнущая травой. Нет, такое я не ем!

Миска зато быстро кружится, стоило толкнуть, ловко стучит краями, разливает бурую жижу.

– Перестань!

О, Людмила сердится. Надо побыть хорошей, сесть, сложить лапы и заглядывать ей в глаза жалобно.

– Я тебе с таким трудом еды достала! Радуйся, хоть остатки похлёбки отдали, а ты их по полу! Думаешь, я другую еду получаю, сильно лучше?

Зачем она собирает эту жижу ладонями и сливает обратно в миску? Может, игра такая?

– Сиди на месте!

Ну вот, кричит. Кого другого я бы за крик ка-ак огрела бы лапой! Чтоб знали. Но Людмилу не трону, нравится она мне, родная душа. Так говорят? Родная душа…

Как заноза ноет от этих слов. Что они, интересно, значат?

Похлёбку эту невкусную пришлось съесть, потому что ничего другого не было, а в саду мышь поймать удавалось очень редко.

А потом настал вдруг день, когда терем стал трястись.

Вначале было много-много далёкого шума, будто он катился к нам по небу, как большой шар из пыли и мусора. Или как гром, после которого по земле и листьям стучат капли дождя. Бр-р-р, дождь – это мокро и холодно, этого я не люблю.

Людмила так долго не приходила, что я сильно проголодалась. И выгуливала меня всего несколько минут, даже толком не побегаешь! И вот опять – пора на улицу, а её всё нет!

Я уже и дверь царапала, и ручку грызла, нет, не идёт Людмила!

Я уже почти обиделась и ушла за белый шкаф с потёртыми боками, а после и вовсе забилась под него, шевеля усами и чихая от пыли. Да ещё и запахи эти… запахи конюшни и лесных зверей, запахи птиц, мышей и мокрой шерсти. И ещё какие-то… сразу не вспомнишь.

И вот наконец дверь распахнулась и Людмила влетела в комнату как ошпаренная. Я затаилась. А вот не буду вылезать, пусть поищет!

Но за ней следом влетел какой-то мужчина. В носу тут же засвербело… как будто в зверинец заглянула – был такой в углу сада, но там только кроликов и куриц держали, а тут хищник.

Вот что за запах ходит! Лезет изо всех щелей, просачивается со двора! Запах хищников!

Мужчина остановился, когда Людмила вскинула руки, прикрывая лицо. Сегодня на ней был длинный зелёный фартук с оборочками, они, верно, здорово шелестят!

– Нет! Не трогайте меня!

Хм. Ну трогать ему свою подругу я не позволю! Однако хищник и сам остановился, завертел головой, его ноздри двигались, втягивая воздух.

– Ты тут одна?

– Да.

Людмила тут же испуганно сглотнула. Ну, соврала слегка, не одна она, я под шкафом сижу, и чего бояться? Конечно, она знает, что я вылезу в случае чего и устрою ему! Но пока затаюсь, чем незаметней твоё убежище, тем легче застать врага врасплох!

Мужчина оглядывается, хмурится. На нём грязные штаны и льняная рубаха без рукавов. Красивая была рубаха, с вышивкой, но рукава оторвали прямо по живому, нитки торчат. Поверх рубаки кожаная перевязь. А вот меч в руках у него новый, наточенный, лезвие так и сверкает!

– Ладно. Князь велел всех немедленно собрать в приёмном зале. Чтоб до последнего человека все собрались, поняла? И ты иди.

– К…какой князь. – Сглотнула Людмила. – Великий?

Мужчина криво усмехнулся.

– Про своего Великого князя можешь забыть. Наш Князь, хозяин звериного народа. Чтоб пришла, поняла?

– Да.

Мужчина ушёл, не тронул мою Людмилу. Но аромат, который оставил… Нужно выползать, прятаться больше не от кого. И… откуда этот запах? Струйка тонкого… такого…

Язык прошёлся по носу.

– Рыська…

Людмила стояла, прислонившись к стене и дрожала.

Что?

Её руки бессильно висели вдоль тела. Пустые, между прочим! А ладони чем пахнут?

– Есть нечего.

Она вдруг сильно засмеялась, отнимая от моего носа ладони, всхлипывая и вытирая ими щёки.

– Ты даже не понимаешь, да? Играешься? А ведь Звериное войско заняло наш замок. А я беспокоюсь только, сыта ли ты, не сожрёшь ли меня или ещё кого, если проголодаешься. Смешно, да?

Людмила сильно расстроена. Ей нравится, когда я трусь ей об ноги, она сразу смеяться начинается, отпихивать меня руками прочь и щекотать.

Надо повторить.

Только стоило подтолкнуть под колени, как она села, схватила меня за шею.

– Они, правда, нас не тронули. Видела? Мужчина, а даже не прикоснулся! А говорят, звери мимо девок пленных не ходят, хватают и делают с ними, что душе угодно… Как Великий князь с моей мамой. Чем он лучше этого, который хоть с мечом и бегает, а меня не тронул? Так что я не так сильно боюсь. Только не знаю, что дальше будет. Великого князя схватили, в темницу бросили. Княжну в комнатах заперли и охрану приставили. Всем боярам приказано собраться встречать нового князя. Говорят, теперь он наш хозяин и нами повелевать станет. И нам тоже нужно идти… Зачем им простые слуги, не пойму? Чтобы видели?

Зачем она столько болтает? И держит, словно прилипла.

– Сейчас отпущу, не вертись. Пойдёшь со мной? Не так страшно будет. А чтобы тебя не пугать сборищем, мы со второго яруса, сверху будем смотреть. Да и всё равно только бояре лицом к лицу его встретят, а слуг наверх загонят! Там перила высокие, тебя никто не увидит, а мне спокойней будет. Сейчас видела, сколько оборотней по замку лазает, во все щели нос суёт? Не хочу тебя одну оставлять.

Ох и болтливая же она! А оборки на её фартуке совсем не шуршат!

– Ну, всё, отдай фартук, не грызи! Порвёшь, меня ругать будут. Отдай, сказала! Ну вот, смотри, обслюнявила весь! Ладно уж… Теперь пойдём, пойдём скорей. Ещё в сад быстро сбегаем.

Еды, значит, не будет. На улицу, правда, мы вышли, в ту часть сада, что заросшая стоит, туда редко кто заглядывает.

Пока Людмила стояла, вытянувшись, следила, чтобы нас никто не застукал, я поймала птицу! Вкусная! Только перья мешают, выплёвывать приходится.

Людмила при виде моей морды, облепленной перьями, вздрогнула. Что? Кровь? Оближемся… У, и правда кровь, надо умыться.

– Ну и хорошо, что ты поела!

Конечно, хорошо. Я довольна.

– Всё, чистая, хватит морду тереть! Пойдём.

Людмила повела меня… коридоры словно другие стали? Нет, в замке что-то другое. Какие-то запахи… что-то носу покоя не даёт, но хищников точно прибавилось.

Опасно рядом с другими хищниками. В комнате за стенами – одно, а на открытом месте – другое. А вдруг они больше? Вдруг нападут?

Хотя я прыгать умею и убегать. Чего мне хищников-то боятся? А может… может они и вовсе на меня похожи? Я ведь никогда не видела рысей!

Ох… Вот было бы здорово!

– Тихо, не вертись.

Людмила почти прижала меня к стене, прошептала.

– Тихо, Рыська, пожалуйста, тихо.

Ну ладно, тихо так тихо. Носом-то дышать никто не мешает.

Народищу на втором ярусе было – не протолкнуться. Все такие дёрганые, словно я на них иду с оскаленными зубами, хочу сожрать. Или не я. В общем, будто их кто-то собирается сожрать.

Людмила подошла на самом углу к перилам, нашла свободное место между тучным конюхом и тощей служанкой, которая отшатнулась, когда я влезла между Людмилой и деревянными перекладинами.

В щель хорошо видать сам зал. Пол там узорный, красивыми чёрно-серыми узорами выложен. Набилось в зале бояр как селёдок! И все разряженые какие, сверкают, словно драгоценные камни! А за боярами тётушки да матушки, а княжны нет, не позвали, видно.

Но бояре тоже ждут, когда их съедят.

Потом в толпу врезались воины. Такие же хищники, как мужчина, который в комнату за Людмилой заглядывал. Шерсть на спине поднялась, я еле сдержалась, чтобы не зашипеть и не сбежать. Слишком их много, и не такие они, как я, теперь по запаху это стало понятно.

Но до второго яруса, пойди, доберись! Если что, сбегу первей и не догонят!

Воины встали в две линии и раздвинулись, освобождая место у трона.

Шум вдруг смок.

Я села.

В щель было видно, как двое последних хищников тоже разошлись и на пустое место перед троном Великого князя ступил человек.

Что-то толкало меня заскулить. Не знаю, что. Этот последний хищник – он как… как… как что-то очень вкусное! Но не еда. Нет, он не еда.

Я облизалась и замерла, не в силах отвести от него глаз.

Не было ничего важней.

***

Вот и оно. Вот место, где закончится война. Роскошный зал, полный мрамора, позолоты и колдовского света.

Вот люди, которые должны запомнить, чем она кончается, и рассказать своим потомкам.

Не все доживут. Тех, чьё участие в нападении на Тамракские земли докажут, казнят.

А пока они стоят, смотрят и ждут. Такие же вычурно богатые, такие же пусто-блестящие, как зал. Вынужденные смириться с тем, что сейчас будут слушать и подчиняться волку в кожаной походной одежде с опухшими без сна глазами.

Гордей поднялся по ступеням и сел на трон Великого князя. На самом деле он брезговал тут сидеть, однако эти люди понимают только такую демонстрацию. Человек с дороги, не помыв сапог на троне их Великого князя – вот что их впечатляет.

Недолгое молчание тут же прервалось радостным криком:

– Ура! Разрешите приветствовать вас в столице!

Из толпы выскочил юркий человечек, похожий на хорька, и заизвивался всем телом.

– Молчать! – Рявкнул Гордей.

Тихо стало так, будто все и дышать перестали, человечек незаметно юркнул обратно.

Гордей откинулся на роскошном троне, с глубокой ненавистью обводя взглядом оставшихся в живых приспешников Великого князя.

– Думаете, мне нужны ваши паршивые приветствия? Интересно смотреть на ваши жалкие потуги выслужиться? Хочется ваших подачек? Мы просто хотели жить на своей земле…

Голос сорвался, Гордей на миг сжал зубы и продолжил невозмутимым тоном.

– Великий князь казнён. Княжна отправлена в монастырь. Отныне людские земли принадлежат мне! Мне! Теперь я ваш закон! Это понятно?

Он медленно обвёл взглядом толпу. И не ждал, что кто-то слово против скажет, а всё равно разочаровался. Хотелось выбросить скопившуюся усталость и ярость, да повода не было.

– Но управлять людскими землями я не стану, посажу наместника. Он и будет вашим хозяином, вашим новым Великим князем. Сразу говорю – недовольные будут казнены без суда. Мои люди заберут с ваших дворов всё, что посчитают нужным – еду, скот, золото. По большей части это касается больших богатых дворов, принадлежащих тем, кто здесь присутствует. Мы заберём всё, что забрали у нас. И если кто-то хочет возразить, пусть прежде подумает, что по крайней мере одно – жизнь, мы вам оставим.

Конечно, никто не возражал. И бояре и слуги стояли, смирено склонив голову. Беднякам терять нечего, а богачи первым делом будут думать, как живот свой сберечь.

– Теперь расходитесь. В замке остаётся только прислуга, все гости разъезжаются по домам.

Гордей встал, потому что сказать больше было нечего.

Бояре уходили молча, ещё тише схлынул рабочий люд.

– За мной.

Всеволод показался за охраной и тут же ушёл в сторону, нырнул в узкий коридор, Гордей за ним. Комната, где они остановились, была нормального размера, в ней голоса не гудели, словно трубы, стены не терялись далеко на горизонте, а позолота не слепила глаза.

Донесения были по-военному короткие. На звериных землях всё в порядке, беженцы возвращаются в свои дома. С людских исправно поступает зерно – основа для того, чтобы пережить зиму, так как своего вырастить не успели. Конфискуется также скот, фрукты и овощи, распределением будут заниматься строго, особенно после сообщения, что в случае чего наказывать станут по законам военного времени.

Он как всегда строго следил за тем, кто и что докладывает, но мысли нет-нет да и перескакивали на единственное, что заполонило разум в тот самый момент, когда Великого князя взяли под стражу, тем самым остановив войну.

О ней.

Наконец, с текущими вопросами разобрались. В Тамракских землях дела налаживались, а другие Гордея не волновали. В нижайшей просьбе княжне выделить ей несколько минут для разговора перед отъездом в скит он отказал. Доносчика, предложившего в счёт великой грядущей дружбы между ним и князем выдать всех недовольных, посадили в темницу. Тело Великого князя Гордей разрешил похоронить в склепе рода. Земные дела – одно, а лишать посмертия никто не имеет права.

И всё это время, каждый вздох Гордея преследовал Зов.

Всеволод отпустил людей, как только смог, сам подошёл к двери, проверил, что за ней никто не стоит.

– Ну? – не сдержался Гордей.

– В замке её нет.

– Точно? Тут в каждом коридоре её запах. Она бывает в княжеских покоях очень часто.

Всеволод пожал плечами.

– Может быть.

– Но в зале её не было. Я бы почуял, как тогда, в Вишнянках! А тут… словно она есть, но её нет! Не знаю, как сказать. Ты спрашивал?

– Не до того было. Сам видел, с делами только закончили. Ты сам велел – вначале дело, после поиск Жгучки. Но я вызвал местного колдуна, он Великому князю давно служит. Подскажет, как найти.

– Всеволод. – Гордей сглотнул. – Она здесь. Я знаю.

– Ну, всё равно колдун не помешает.

– Вы опрашивали жителей дворца, где невеста или… жена Царейко?

– Нет. Только что отправил. Грын пошёл к нянькам княжны, которые остались, там всё узнает.– Пойдём и мы.

– Нет, ты сиди. – Всеволод чуть ли не силой надавил на плечо друга. – Нечего лишний интерес показывать. Почуют слабость – и мигом к шее твоей пристроятся! Кровь тянуть начнут. Пока не найдём, никто не должен знать, что для тебя Ожега!

– Не узнают.

– Вот и сиди тихо.

Они ждали немного, но виски у Гордея ломило в разы больше, чем когда звериное войско занимало замок и казнило Великого князя. Вскоре пришёл Грын, тощий и ловкий парнишка, который любое задание хватает и делает без промедления, но на вид будто доходяга, вот-вот упадёт и издохнет. На нём даже штаны болтались, словно широкая юбка.

Войдя, Грын сразу сказал, едва успев поклониться:

– Невесту Царейко в рысь за звериной земле заколдовали, говорят.

Волки переглянулись.

– Она рысь?

– Да. В облике она. Давно, говорят. Как Царейко ко двору её привёл рысью, ещё до того, как его на войну сослали, так и не могут расколдовать, хотя пытались.

– Она до сих пор в зверином облике? – Ахнул Всеволод.

– Да. Тут живёт, ходит за ней некая Людмила. Я за служанкой уже послал, явится прямо сюда. Большего не знаю.

– Хорошо. Можешь идти.

Снова поклонившись, Грын вышел.

– Ничего, – пробормотал Всеволод. – Ничего. Мы что-нибудь придумаем.

Гордей молчал. Затаил дыхание и ждал. И две минуты, и пять, и пятнадцать.

Вот почему он не слышит её, не может найти – она не человек. Зовёт же не тело, а душа, но у зверя душа звериная, лёгкая и зыбкая, переменчивая, как прыгучий солнечный зайчик.

– Можно?

Дверь еле приоткрылась, девушка в длинном переднике заглянула, увидела, что волков двое, и замерла от испуга.

– Заходи.

Всеволод взял расспросы в свои руки.

– Ты Людмила?

– Да, господа. Чем могу служить?

Служанка вошла и неловко поклонилась. Её нелепый зелёный фартук был обтрёпан внизу, будто его рвали когтями и жевали в пасти. Гордей уставился на это место и не смог оторвать глаз.

– На твоём попечении есть рысь? Заколдованная девушка?

Людмила замерла. Видно было, что есть, но признаваться она в этом не хотела, так и бегала глазами по углам, пытаясь найти отговорку – и не находила.

– Говори, не бойся. Зла не будет ни тебе, ни ей.

Но служанка боялась. Её губы тряслись, пока девушка решала, как бы удачней соврать, руки, спрятанные под фартук, дрожали.

– Где она?

Гордей не выдержал, вскочил с места. Людмила отшатнулась, и он заставил себя остановиться, не светить оголившимися зубами и горевшими звериными глазами. Просто добавил:

– У меня нет никого дороже это рыси. Скажи мне – где она?

Вглядевшись в его лицо, Людмила отчего-то успокоилась. Расправила плечи, поверила и кивнула. Покажу.