О княжеской сокровищнице

Ко мне пришла Людмила и мы впервые смогли поговорить на равных, то есть по очереди. Вначале она стеснялась, видимо, вспоминала, что успела наболтать, когда предпочитала думать, что общается с животным, но после успокоилась. Рассказала, как в последние дни перед приходом звериного войска перестали поставлять свежие продукты на княжескую кухню, и кормить меня стало нечем. Как ей пришлось таскать солонину из кладовки и как её однажды за этим делом поймали и высекли.

У меня даже челюсть отвалилась. Её высекли?! Я ничего такого не помнила.

– Это в тот день случилось, когда я с утра не пришла. Ты ещё дулась потом на меня.

Что-то припоминаю такое. Она не шла так долго, что я обиделась и пряталась под шкафом, а когда пришла, не смогла сесть на корточки и заглянуть, как обычно, так и звала тихо от двери. Подулась я в тот день знатно, а выходит, она пришла после наказания? И ничего не сказала?

Стыдно стало жуть как.

– Никак не привыкну, что ты та же самая… рысь. – Призналась вскоре Людмила. – Никак не привыкну.

– Я та же самая, кого ты спасла.

– Да ладно уж, спасла! – Засмеялась она.

– Да. Если б не ты, когда войско княжеское разбили и началась паника… убили бы меня, чтобы не мешала и всё. Ты меня спасла.

– Ну и не будем больше об этом. – Смущённо попросила она.

Вот и вышло, что у меня появилась душа и подруга.

Жить я осталась в комнате Гордея, где находились его немногочисленные вещи, а вот он сам следующие два дня почти не появлялся. Но вот что странно – я в любой момент могла узнать, где он. Каким-то невидимым чутьём я видела место, где сейчас мой зверь. Так я звала его про себя, вслух было неловко. Вернее, ему я могла такое сказать, а вот той же Людмиле…

По ночам, кода он возвращался, я просыпалась. Он ложился рядом, накрывался одним со мной одеялом, обнимал меня и просил, словно через силу:

– Обними меня.

Как будто меня надо было просить!

Бывало, мы немного целовались, но словно в полусне, который замедлял нас, заставлял засыпать, улыбаясь глупой улыбкой.

Гордей не заговаривал о нас, о том, что будет дальше. Не сделал мне предложение. Почему-то в глазах остальных зверей я была его невестой, но мне самой об этом ничего не было известно. Разве можно стать невестой вот так, без спросу, без согласия?

Но не время было разбираться, ведь замок Великого князя лихорадило, а город то и дело взрывался шумными людскими сборищами. Люди волновались, потому что не знали, чьи они теперь. Они требовали показать им нового князя, а кто им станет, известно не было.

Через три дня вечером мы с Гордеем и Всеволодом ужинали в маленькой столовой, и стоило сесть за стол, как распахнулась дверь и в комнату влетел Ярый.

Я задохнулась. У него не было одной руки, не до конца зажившая культя болталась чуть ниже плеча из меховой прорехи жилета.

А я за столько времени даже не поинтересовалась, как он! Жив ли вообще?

Как я могла даже не подумать?

От стыда горели уши. Он кивнул мне, но прищурился недовольно, сразу пошёл к Гордею. Всеволод уже встал и крикнул слуге, велев нести четвёртый прибор.

– Я уж думал, ты наврал и не приедешь. – Гордей крепко обнял Ярого. – Передумаешь. Ты задержался.

– Со мной Беляк и Дода. Они устраиваются… ждут тебя после ужина.

– Садись.

Вернувшись за стол, Гордей нашёл мою руку, сильно сжал, даже не замечая этого. Вот и четвёртый набор тарелок, внизу плоская, на ней глубокая, звенят положенные на стол приборы.

А ведь каждый из нас следил с тревогой, как Ярый будет есть. Правой рукой не возьмёшь больше ложку.

– Я подумываю уйти из альф.

Всеволод вскинул голову. Теперь никто не обращал внимания, не следил, как Ярый взял ложку левой рукой, уже привычно, но всё ещё медленно и неловко сунул в тарелку.

Гордей молчал. Не стал предлагать другу сохранить за ним пост, а ведь мог.

– Знаю, знаю. – Дёрнул Ярый плечом. – Никто не посмеет вызвать на бой за звание меня, калеку. Но и сидеть на этом почётном месте, пользуясь… нет, не стану.

Тяжело было от его слов, от сознания, что ничем ему не помочь. После того, как мне вернули человеческий облик, я стала такой плаксивой… И вот уже в суп капают слёзы. Только бы не смотрели на меня, подумает ещё, что мне его жаль, а это не так. Я так рада, что они все живы! И от этого ещё грустней делается, ведь понимаешь, скольким повезло ещё меньше. Скольких погибших зверей родные счастливы были бы видеть даже без рук и ног? Только бы живыми?

Только бы видеть…

Эти огромные мысли ворочались в моей маленькой ещё голове, причиняя дикую боль. Я ещё не могла думать так же ловко, как всегда, рысья память хранила человеческий разум от всего того, что сейчас навалилось.

– Чёрт!

Ярый отчего-то опрокинул на себя тарелку, всю рубаху залил и овечью безрукавку.

Хотел убрать сам, потянулся за тряпкой какой-то, но тут как раз зашла Людмила и не раздумывая бросилась помогать.

– Ты что делаешь?

Ярый аж побелел. Незнакомая девица в фартуке бросилась стряхивать с его штанов овощи, да ещё с таким остервенелым видом – любой бы возмутился.

– А? – Словно не слыша, спросила она и распахнула его безрукавку, как ребёнку неразумному.

Людмила изменилась за последние дни, видно, стала много думать. И мысли эти были не легче моих. Мы с ней не говорили о таком, но я чувствую. Как животное.

– Может, посидишь с нами? Ты ужинала? – Предложил Гордей, внимательно смотря на них.

Вначале я сильно удивилась, а потом подумала – отчего же нет? Мы с ней каждый день чай вместе пили.

– Нет ещё.

– Так поужинай с нами! – Почему я первой не подумала?

– Да отойди ты!

Ярый, наконец, опомнился, приподнялся и оттолкнул Людмилу в сторону. Всеволод подскочил, но зря, толчок был не таким уж и сильным, Людмила скорее удивилась, чем испугалась. Но промолчала.

– Садись сюда. – Гордей встал и передвинул ещё один стул от стены, поставил на свободное место между мной и Ярым.

– Прибор бы ещё один. – Осторожно садясь обратно, проговорил Всеволод.

– Принесу.

Людмила вышла за прибором. Ярый тут же с остервенением принялся тереть салфеткой рубаху и штаны. Чертыхнулся, сбросил с плеч жилетку, остался в одной рубахе. Теперь его рука бросалась в глаза ещё больше. Вернее, то, что он неё осталось.

Не вернуть, прежнего не вернуть. Только хватит слёз!

Мы так и сидели все, отводя глаза, ждали, пока Людмила вернётся да пока Ярый утихомириться. Хоть посуду не бьёт, хотя ему, кажется, хочется.

Но вот он плюнул, что весь в пятнах, сел, накрыл колени салфеткой.

– Мы есть будем или нет? Жрать хочу, как бешеный.

– Ешь, кто тебе не даёт.

– Так вы и не даёте – сидите с кислыми минами, как на похоронах.

Тут Людмила вернулась, поставила на стол тарелку и осторожно села. А я, пожалуй, к Гордею подвинусь, вот уж кто не будет против.

Он тут же мне улыбнулся. Его глаза от улыбки становятся словно тайное озеро, вокруг которого водянки живут. Так и шепчут: «прыгни, прыгни, загляни, доберись до дна»! Так бы и смотрела часами!

– Кхм, кхм.

Всеволод. Намекает на что-то. Он и раньше так делал, помню.

И вдруг так светло на душе стало! Раз пережили войну, неужто с прочим не справимся?

– Давай я тебе салат положу.

Это Людмила Ярому пытается помочь что ли?

– Я сам могу! – Тут же вызверился он.

Она промолчала.

– Пожалуйста, не кричи на мою подругу.

Всеволод даже вилку до рта не донёс, замер на полдороге.

Нет, ну а что он вопит? Что она такого сказала? Помощь предложила.

– Почему это? – Вспыхнул Ярый с новой силой.

– А она, может, княжеских кровей, а ты кто? А?

Я припомнила, как вела себя княжна за столом, с каким видом вилку в руке держала и как на еду смотрела. Повторила.

Ну? Ну, давай, крикни, что ты альфа. Не копи в себе эту боль! Ведь каждый из нас видит, что тебе плохо. Что ты больше сам себе не нужен. Я поняла, Людмила всего за миг увидала – так за что на неё кричать?

Конечно, ничего этого я не сказала.

Ещё миг – и Ярый соскочил бы с места, как истеричная баба, бросил бы ужин и сбежал.

– Ярый.

Гордей протянул руку к другу. Молодец, вовремя. Отвлёк.

– Нам нужен Великий князь. Свой, не из числа местных князьков. Нельзя уезжать, пока Князя на трон не посадим. Вот такие дела. Идеи есть?

– О! – Ярый расплылся в улыбке и посмотрел на меня. – Ну, самый простой выход, которого все ждут – это если бы ты женился на княжне, на Анатосии. Женился бы на наследнице и всех делов. Все были бы довольны!

Так и хотелось ему язык показать. Думает, задел?

Людмила вскинула на него глаза с ужасом. Ярый от такого изумлённого взгляда аж смутился. Потупился, будто ему и впрямь стыдно стало за свои слова.

– Жаль, что я не смогу. – Невозмутимо ответил Гордей, резким ударом накалывая на вилку кусок мяса. Неторопливо прожевал. – А ты бы смог?

– Что? – Ярый нахмурился.

– Ну, жениться на Анатосии и стать Великим князем. Тебя я знаю, верю тебе… так что?

Я не сдержалась, засмеялась, представив эту супружескую чету, Людмила расхохоталась за мной следом, даже Всеволод смотрел с улыбкой. Ярый вроде хмурился да кривился, но тоже сдался.

– Чёрт с вами! Уел, Гордей, жениться мне вовсе неохота. Особенно на твоей бывшей невесте.

Ах, вот как? Интересные дела! И что это за упоминание про невесту? Давай, Гордей, лучше сам признавайся!

Его глаза смотрят прямо, честней некуда.

– Я ехал жениться на Анатосии. Как раз перед тем, как тебя найти.

Как он может говорить так равнодушно?

– Если бы… не случайность, потом поздно бы было. Женатые, говорят, душу свою уже не слышат, живут с теми, кого сами выбрали. Спасибо, Всеволод. По гроб жизни обязан, что ты вовремя сестёр в Осины привёл… Что я успел.

Ну ладно. За такой взгляд прощу всё!

– А почему только на Анатосии! – Меня словно озарило. – Не одна она дочь Великого князя. Людмила тоже его дочь!

Мы все как повернулись да как уставились на неё, прямо будто стая волков на бедную овечку, которую мечтали сожрать.

– Что? – Испугалась Людмила. – И что? У него таких, как я, два десятка! Об этом все знают.

– Ну, знают или нет, неизвестно, а ты у нас есть!

Стоило мне представить её на месте княгини – и другую я уже не видела. Она добрая, заботливая, и знает, как тяжело простым людям!

– Глупости говорите. Меня не воспитывали никогда… не учили ничему. Какая из меня княжна?

– Княгиня, Людмила, княгиня!

Людмила смутилась, а волки заговорили о чём-то своём. Я тоже молчала. Хотелось, чтобы Людмила стала княгиней, а вот насчёт князя… Кто им будет?

После ужина волки дружно встали. Я уже знала – к советникам пойдут, решать, кого Великим князем назначать. Мы с Людмилой остались в столовой одни. Как за ними дверь закрылась, для меня словно солнце погасло. И вроде прикрою глаза и знаю, где он сейчас, как себя чувствует, а всё равно сердце не на месте.

Но не ходить же всю жизнь за ним хвостиком?

– Кто это такой был? Ну, третий?

Людмила села ближе.

– Ярый. Альфа… у них это ближайший помощник Вожака. Только сегодня приехал. Руку на войне потерял… А я даже не спросила, когда очнулась, как он. Стыдно теперь.

– Чего спрашивать… Ты в себя и сейчас ещё толком не пришла, всё в облаках витаешь, будто тебе голову разрывает, столько разом впихнули. Хорошо хоть внутри остаётся, из ушей наружу не лезет.

Я усмехнулась. Как тонко она всё понимает!

– Ага. Мне иногда кажется, что мысли – это большие такие звери, которые в моей маленькой голове ворочаются, тесно им, плохо, и боль от этого ужас какая!

Она покачала головой, ушла за чаем и поднос с посудой прихватила.

И вот ещё это… Вернулась, вроде как через миг, хотя быть того не могло! И такое бывало – словно время пропадает, словно я в эти отрезки вовсе не существую.

Вечер долгим был, но спать я легла рано. И сегодня не было такого жуткого беспамятства, усталости, что и рукой пошевелить нет сил. Мысли в моей голове понемногу укладывались, теряли болезненную величину, сдувались.

Гордей раньше вернулся. Как обычно лёг рядом.

Мне захотелось его поцеловать. Почему нет?

Сегодня он словно другой, настоящий. Горячий, крепкий, сладкий.

Его губы ненасытные, а руки жадные.

И глаза сверкают в свечном огне, словно звёзды на дне бездонного колодца.

– Гордей.

– Да?

– Я хочу, чтобы ты… чтобы ты сделал со мной всё, что хочешь.

– Правда?

Он смеётся, кусает меня шутливо за нос. И кажется, вовсе ничего делать не собирается.

– Почему нет?

– Не сейчас, не здесь. Хочу, чтобы всё было красиво. И правильно.

– А чего, тут разве некрасиво?

Комната хороша, и убранством и красками. Крыша над головой и никто не посмеет войти до утра.

Он вздыхает, прижимается щекой к моей щеке.

– Не проси меня, Жгучка. Я сделаю, как принято в нашем народе. Свадьба по всем заветам и время только для нас двоих, когда никто не смеет мешать. Когда ни о чём не нужно думать, отвлекаться, помнить, что с утра нужно сделать то и то. Ждать, что в любую минуту кто-то прибежит с новостями о бунте или разбойниках. Я давно мечтал… У Сантанки, мы там штабом стояли, там в чаще пихтовой капище старое есть. Звериный бог, он же страсть как этого всего не любил, но мы настойчивые. Находили места, где ему поклоняться ходили, одно разрушат – мы другое приспособим. Он и плюнул со временем, чёрт с вами, сказал, раз вам нравится. Я там был однажды… встречался с отшельником. И это место в памяти как заноза засела. Поляна в низине, опутанная колючками, чёрная, словно кровь, земля, покрытая плоскими каменными плитами. Воздух – словно тень вперемешку с солнечным светом сгустилась. Там мы с тобой поженимся. Я думал об этом каждый раз, когда мечтал… если мечтал. Думал о тебе. Так будет правильно. Ты согласна?

– Да! Если говоришь, так правильно, я согласна! Я подожду.

И вот он снова целует, и дыхания нет, только кровь шумит. Отрывается, шальной, пьяный.

– Завтра мы определимся с князем.

– Да? Так быстро? А выйдет?

– Выйдет. И вернёмся домой. Я скучаю по дому… По Сантанке.

– Что это за место такое чудное? Чем оно тебя взяло?

– Не знаю, как объяснить… увидишь. Думаю там столицу строить. Но пока никто не знает, может и не выйдет. Ну всё! Спи.

Он прикасается губами к моему лбу. Словно задувает свечу, и разум, погрузившись в темноту, засыпает.

***

Беляк, Дода и привезённый ими волхв, с сердитым видом дёргающий себя за бороду, встали, когда молодой Князь вошёл.

За ним Всеволод и Ярый, который в последнее время ходил с ощеренными зубами, как пёс, который каждый миг ждёт нападения. Хотя кто станет нападать на калеку?

Видимо, Ярый хотел, чтобы на него напали.

Все сели за стол.

– Вначале печальная новость. – Сказал Беляк, неторопливо разворачивая свиток. – Пишут, казна пустая. Мы и так знали, конечно, от дивов мало что осталось, но теперь вовсе шаром покати. Твоя мать продала горным часть своего имущества и помогает нуждающимся, но надолго не хватит. Будет поступление от гномов за шахты, но только в середине зимы. Надо что-то делать. Торговля стоит, разве что вещи дивов продавать. А так ни урожая, ни пушнины… Нужен источник дохода, а до тех пор на что-то жить. Что делать, знает кто?

– Что делать? Сокровищницу Великого князя вывезти, что ж ещё. – Спокойно сказал Гордей.

– А есть там что? В казне его?

– Не знаю.

Беляк и Дода озадачено переглянулись.

– Так ты что, не смотрел ещё?

– Нет. Ключ с Великого князя сняли, в моих вещах лежит.

Волхв жалостливо вздохнул, закатив глаза.

– Как можно завоевать замок и не смотреть, что в казне?

Беляк, кажется, рассердился. А Дода, который в совет попал недавно, после того самого боя, на который пришлась большая часть всех потерь, наоборот, не смог сдержать смеха.

– Ну, ты даёшь! Скажи кому, не поверят. Захватить земли врага, вывозить всё, что приглянется, а самого главного – сокровищницу – не проверить!

– Я не подумал.

Эти слова, сказанные покаянным тоном, теперь уже вызвали взрыв откровенного хохота.

– Завтра схожу. – Словно оправдываясь, сказал Гордей.

Теперь даже волхв не поленился засмеяться.

– Ладно, ладно! – Беляк махнул рукой, прерывая веселье. – Мохорейна нашего бери, – он махнул на волхва. – Проверит сокровищницу, чтоб сюрпризов каких не оставили колдовских. Хоть какой толк от него будет. А только вздыхает да зудит, словно комар.

Волхв нахмурился, хотел было возразить.

– Теперь к делу! – Ловко влез Дода, не давая пререкаться волхву. – Князь людям нужен, все помнят? Вчера только говорили. Ночь прошла, надумали чего?

Беляку первому дали слово.

– Чего тут думать, ставить надо кого-то из своих, кому доверяем. И женить его на дочери княжеской, правильно вы говорили. Подойдёт любая. Та, про которую вчера мне рассказали, подойдёт. Выведем, поставим перед народом да скажем – прятал Великий князь, ибо полукровка. Но мы ей дадим защиту и мужа, и перед богами сохраним кровь княжескую, что и далее по венам людских Князей будет течь.

– Почему тогда первую в скит, а эту на трон? – Ядовито спросил волхв.

– Да потому, что первая отца хорошо знала, злобу затаит и всегда будет помнить. А эту… Людмилу если взять, так она добра от Великого князя не видала, чего ей жалеть? А так по крови окажется там, где иначе и мечтать бы не смогла.

– Беляк, княгиня не так уж и важна. – Дода почему-то посмотрел на Всеволода. – Нам нужен князь, это дело первое.

– Чего ты смотришь? – Всеволод тут же занервничал.

– Я думаю, альфу надо князем ставить.

– А чего не советника? – Отбил Всеволод, но потом покрылся.

– Советники только и могут, что советы давать. А тут нужна крепкая рука воина, который сумеет на троне удержаться и людское недоверие сдержать.

– Вот вы умные и займитесь!

– Дода правильно говорит! – Разгорячился Беляк. – Альфу надо. А неженатые из всех альф только ты да Ярый.

У Всеволода аж глаза разгорелись.

– Так пусть Ярый тогда будет! Ему всё одно теперь заняться нечем, он уйти хотел. Куда уйти, не сказал. Понятно, заберётся в нору раны зализывать да от всего света открещиваться! А тут – на тебе землю, на тебе красавицу– жену, на тебе бояр строптивых! Вот это жизнь начнётся, некогда глаза прикрыть, а уж думать и подавно…

– Ну что, Ярый тоже справится. – Беляк словно и не удивился, оценивающе посмотрел на Ярого. – Женится и поутихнет, пыл свой умерит да на правое дело пустит. Жене-то зубы не поскалишь, быстро от спальни отлучат, будешь на диване в одиночестве выть.

– Да вы что? – Голос Ярого звучал скорее испуганно, чем грозно. – Я не могу жениться!

– Чего это? – Забасил Всеволод. – Все могут, а ты не можешь?

– Да что вы сбесились?! – Ярый вскочил со стула. – Видел я эту… Людмилу эту. Не могу я на ней жениться!

– А ты ей понравился. – Сказал Всеволод.

– Да конечно! Она мне, что младенцу, чуть губы не подтирала!

– Так помочь хотела.

– Нужна мне такая помощь!

Гордей смотрел на них и головой качал.

– Ну, хватит, – сказал, наконец. – Вы словно забыли, что нам княжество людское нужно удержать! А жениться и не обязательно вовсе, просто так будет лучше. Советники говорят, лучше всего ставить альфу. Я согласен. Вы образованы, умны и сильны. Вы умеете побеждать, уж кому, как не мне об этом знать. Альфами становятся лучшие. Даже без руки, Ярый, ты справишься. Даже больше – твой недостаток в чужих глазах станет достоинством в наших, это станет напоминанием о войне, в которой ты победитель. Так чего зря спорить? Вспомните о деле!

Всеволод вздохнул.

– Я, правда, думаю, лучше пусть он.

Ярый на удивление молчал, только на миг вскинул голову и дальше на стол уставился.

– И ещё не забывай, что предмет… божественное наследство, которые ты с собой принесёшь. Доказательство права людского на землю. За такое они точно тебя полюбят, как отца родного. Но если ты совсем против, говори, – попросил Гордей. – Сам понимаешь, силком заставлять не станем. Но кому-то придётся… А кто сможет лучше тебя?

Тихо стало, но все уже понимали – он согласится. Покочевряжится, конечно, остатки юной горячности вспыхнут… и прогорят, а под ними будет зверь, способный противостоять людской природе. Готовый к ответственности.

– А Людмила девушка хорошая. – Вдруг влез волхв, от которого никто ничего услыхать вообще не рассчитывал. – И дети у вас будут, я подмогну.

У Ярого, который почти что смирился с услышанным ранее, расширились и полезли на лоб глаза, а волхв тихо засопел, будто ничего и не сказал.

В общем, вскоре они закончили. Советники ушли первыми, волхв пропал, словно в воздухе растворился.

Гордея остановил Ярый, дождался, пока вышел Всеволод, стоял, держа друга за плечо.

– Насчёт казны… – Когда никого поблизости не осталось, заговорил Ярый, сжимая губы и недовольно отворачиваясь. – Оставь-ка мне часть! Нечего всё подчистую выгребать.

***

Утром выпал снег. Вернее, ночью выпал, но я только открыла глаза, так стразу поняла – так слепить из окна может только снег.

И правда – белое полотно укрыло двор. А мне отчего-то захотелось видеть сейчас то место, о котором говорил Гордей. Ту древнюю чащу и каменный круг, где наши жизни соединятся.

Но его не было – ушёл с утра.

Я оделась и пошла на кухню завтракать. С едой после оборота из рыси в человека тоже творилось странное – то не было вкуса, то словно бешенный взрывался во рту. Особенно солёный. А сладости я вовсе не ощущала.

Вот в чай уже пятый кусок бросила – а он словно вода.

– Жгучка.

Ох ты, чёрт! Разве можно так пугать, я чуть не подпрыгнула!

Гордей удивлённо спросил:

– Почему ты меня заранее не слышишь?

– Не знаю… Обычно слышу, как ты подходишь, просто сегодня… задумалась.

– И часто так бывает?

Я отмахнулась. Тоже мне, ну задумалась, и что тут страшного? Он не стал приставать.

– Ладно, я по другому поводу. Не хочешь со мной взглянуть на княжескую сокровищницу?

– Что?

Ложечка замерла в моих руках.

– На местные сокровища, спрятанные ото всех и запертые на тысячу замков?

Кто ж не хочет взглянуть на сокровищницу?

– Хочу, конечно!

– Ну, пошли тогда. Казначей с волхвом ждут уже, так что доешь потом.

Я уже и завтракать-то особо не хотела. Сокровищница – это словно пещера дракона, не каждому суждено увидеть и живым остаться.

Оказалось, она под княжескими покоями спрятана, где стены, как сказал казначей, толще прочих в два раза. Казначей из замка не уехал, как большинство обслуги, и теперь, важно выставив перед собой руки, вёл нас, словно дорогих гостей. Он гремел ключами и водил нас по бесконечным комнатам, одна другой краше.

– Вот это комната для размышлений, эта для игры в башенки, а вот мы уже у башни, сейчас вниз по лестнице спустимся – и будем на месте.

Вот и лестница – сырая и очень узкая, не знаю, как тут Великий князь пролазил… А ведь он мёртв, нельзя его недобрым словом поминать.

Узко, в общем, сложно развернуться.

– Вот и пришли!

Казначей отодвинул на двери с замка заглушку, показал на замочную скважину.

– Сюда вставляйте, вставляйте ключ.

Гордей вынул из кармана ключ и открыл замок.

Казначей тут же услужливо бросился дверь открывать.

– Не извольте сомневаться, всё тут в сохранности! Великий Князь воровства больно боялся, колдовскими штуками обвешал сокровищницу, что снегом природа щедро каждую зиму сыплет. Так что всё на своих местах! Ни единой монетки, не единой безделушки не пропало!

Дверь раскрылась со скрежетом, казначей опасливо заглянул внутрь и вздохнул.

– Может, колдуна позвать? Я и сам боюсь сюда входить, честно говоря, мало ли в какую ловушку угодишь. Только с князем и ходил. Позвать колдуна, я быстро?

– А ну прочь!

Массивный волхв, который был с ними и всю дорогу молчал, недовольно отпихнул казначея в сторону. Оскорбился, должно быть, что колдунов предлагают звать, когда он тут есть.

Гордей взял меня за руку и терпеливо вздохнул.

– Не будем мешать. Мохорейн больно нервный после… слишком много зверей погибло, земля плачем исходит. Домовых духов почти не осталось, лесные и водные болеют. А волхвы это всё слышат, через себя пропускают… Так что лучше его не трогать лишний раз, подождём.

Подождать и правда пришлось. Волхв исчез в сокровищнице, долго там бродил, что-то бубнил себе под нос. Наконец, высунулся, такой же недовольный.

– Заходите.

Казначей зашёл последним.

И это вот что, сокровищница? Перед глазами большая полукруглая комната без окон, с неровными каменными стенами, тёмная и словно высохшая, а полоток такой низкий, что Гордей только чудом не задевает его головой. Никаких тебе распахнутых сундуков, в которых блестит золото и переливаются самоцветы, только грубые стеллажи. Все полки уставлены большими невзрачными шкатулками, на полу бочки деревянные вдоль стен стоят, заколоченные.

– Всё в целости, не сомневайтесь!

Казначей увидел, что мы живы, колдовство молчит, не бьёт нас по голове молниями, и оживился. Выскочил вперёд, стал пальцем указывать.

– Здесь, в бочках, золото да серебро. Всё чин по чину, в масле и бумаге храниться, чтобы не потемнело. А вот украшения, тут княжеские, а тут княгини усопшей. По наследству уж лет двести переходят.

Казначей подскочил к одной из полок, подтащил большущую тяжеленную шкатулку к краю и откинул крышку.

Вот тогда-то и сверкнуло! Я даже ахнула от неожиданности.

Переливались камни, цветные, яркие, словно радуга слезами осыпалась.

– Вот, это любимые драгоценные украшения покойной княгини! Все до одного на месте! И Вашей невесте подойдут, ваша милость. Хорошо будут на ней смотреться.

Мы с Гордеем с ужасом переглянулись.

Ты же не хочешь обрядить меня в чужие украшения? безмолвно спросила я. Да еще от мёртвой княгини?

И зачем они мне? На камни приятно смотреть, как и золотые монеты в руках подержать, но носить их… Нет, это не моё.

Гордей вздохнул с облегчением. Кажется, он и не думал мне этого дарить и сам удивился предложению казначея.

– А вот княжны Анатосии драгоценности. Все почти тут, Великий князь ей только малую долю разрешал в комнатах у себя хранить. – Продолжал тот, выдвигая другую шкатулку.

Улыбка с лица Гордея спала, как осенняя листва с дерева.

– Десять бочек золота оставить, остальное погрузить на сани. Через три дня на заре уходим, чтобы всё было готово. Справишься или нового казначея искать?

– Да что я, справлюсь. – Бормотал мужчина, задвигая шкатулки обратно.

А я глянула на Гордея и уже поняла – нет, новый будет казначей, этого не оставят.

– Мохорейн, сделаешь, чтобы любой, кто вошёл без позволения нового князя, в прах оборачивался?

– Сделаю!

Мы с Гордеем пошли прочь, оставив перепуганного казначея и волхва в сокровищнице. Шаг за шагом, по лестнице, через покои для игры в башенки, через комнату для размышлений…. В ней-то я и поразмыслила.

– Постой! Гордей, ты сказал – нового князя?

– Да.

– Вы решили? Кто?

– Ярый станет новым князем.

Не скажу, что очень удивилась, а только ртом хлопала, не зная, что ещё спросить. Тогда Гордей добавил невозмутимо:

– И он женится на Людмиле.

– Да ну?

Признаться, вчера я подумывала, что ей придётся выйти замуж, если она княгиней захочет быть, только никого на месте князя не видела. А теперь там Ярый.

– Завтра вечером свадьба. Помоги ей, кстати, платье красивое подобрать, драгоценности казначей выберет.

– Да, но она…

– Если даже не захочет цеплять на себя всё это – надо. После свадьбы молодых народу представят, весь город соберётся на новую княжескую чету полюбоваться. Она должна выглядеть, как княгиня. Ты среди людей росла, скажи – выйди Людмила в простом платье и без камней сверкающих на пальцах и шее, что скажут?

Я только вздохнула. Ясно, что скажут – нищенку какую-то вывели на показ. И что нищие князья могут дать народу? Только красть, себе тащить, и всех их забот.

– Так, а если она… Вы хоть спросили, пойдёт ли она замуж? Или думаете, раз в нищете росла, схватится, только предложи? Неважно за кого?

– Ярый спрашивать пошёл. Но я думаю, она согласится.

– Я её спрошу! И не позволю заставлять.

Гордей неожиданно усмехнулся, хотя я вроде как угрожала.

– Спроси, Жгучка, спроси. Но ты ж сама слышала – детей у Великого князя десятка два, несложно другую невесту найти. Только я думаю, Ярому лучше Людмилы не сыскать. Хорошая она. И он хорошим мужем будет. Остепенится, осядет… я его знаю, как облупленного, семья для него святое. А что без руки… ты бы меня без руки приняла?

Я опустила глаза и покраснела от злости. Ещё спрашивает!

– Вот и я говорю, они смогут договорится. Если б я был азартен и любил спорить, поставил бы большие деньги на то, что они могут быть счастливы.

– Ладно, уговорил. Но я всё равно у неё спрошу!

– Спроси.

И тут он, словно отбросив в сторону всё иное, подался вперёд, крепко обнял меня, прижал к груди и уставился сверху вниз. Странным таким взглядом, пустым и тяжёлым одновременно.

– Жгучка… помнишь того парня из Вишнянок?

– Какого?

– Ну, того. В магазин который заходил. Ты на него смотрела так, словно хотела, чтобы он по ночам к тебе приходил.

– Я?! Когда это я так на него смотрела?

– Ладно, чего спорить. Помнишь, значит? Другое скажи – ты с ним встречалась?

– Ну… Как сказать. Так, прогулялись однажды, – нехотя ответила я. Вспоминать не хотелось. Вроде ничего стыдного в той прогулке не было, а как вспомню «лестное» предложение сеновала, глаза сами собой опускаются.

А Гордей словно прочёл на моём лице что-то.

– Скажи… у вас что-то было?

– Что?

– Было у вас что-то? Большее, чем прогулки да поцелуи?

– Что?! Да ты что! Надо же, сразу обвинять! А сам?.. Ярый вон, сразу видно, ни одной юбки не пропускал, а ты как его друг тоже недалеко ушёл! Все вы одинаковые! А я раз в жизни прошлась по улице с кем-то и всё, теперь до смерти от позора не отмоюсь? Да как ты вообще после этого… Да даже если бы было!

Я аж задохнулась, так рассердилась. Тоже мне! Неужто сам монах?

– Да погоди ты.

Он некоторое время не решался говорить дальше, потом отпустил меня и сказал в сторону:

– Не знаю, зачем я спросил. Просто как заноза сидит тот твой взгляд… на него, не на меня.

– Взгляд? Да какой взгляд?

Я пыталась вспомнить, правда. Ну, когда я так на Огния смотрела… Хотя чего врать, я и правда смотрела на него, открыв рот. Но так я ведь просто не знала, что на белом свете существует Гордей!

– Твоё счастье, что я не видела, на кого и как ты там смотрел, до того как меня встретил!

– Что?

– Представляю… могу представить, с кем ты там!..

От злости прям дым из ушей повалил! Я даже глаза прикрыла, стоило представить Гордея с кем-то. Как он себя ведёт, посмотреть, так точно сомневаться не станешь, что с девками накоротке. С такими-то друзьями, как взрослый Всеволод и Ярый…

А вот тут злость моя сдулась. Чтобы там ни было раньше… теперь всё иначе. Словно детство и юность навсегда за спиной остались.

Это не так, конечно. Вскоре в себя придём. Надеюсь.

Даже не знаю, что говорить теперь. Но как же хорошо, что он молча кладёт руки мне на плечи, притягивает к себе, даёт вздохнуть с облегчением.

– Прости. Это и правда неважно. Дурак я.

– И ты прости, если чем обидела. Лучше тебя никого нет. Про него я уже и забыла давно, а ты из сердца не выходишь.

– Да.

Постояв ещё минутку, мы отпрянули друг от друга.

– Пойду Людмилу поищу.

– Посмотри в малой голубой гостиной.

– Хорошо.