О судьбе краденых девиц

Нет ничего хуже ночи после смурного суматошного дня. И так вертишься, и сяк крутишься, а сон, подлюка такая, не идёт. Все бока отлежала, подушка влажная и твёрдая, а в голову дурацкие мысли то и дело лезут. Почему? Зачем? Отчего?

Малинка заснула и тихо сопела носом. А я, наконец, нашла удобное положение на спине и ненадолго задремала. Сон как толстая птица на тонкой ветке, шатался, качался, пока не сорвался вниз.

И был сон вязким и тухлым, как лежалые яблоки.

Я открыла глаза…

И ничуть не испугалась. В полупрозрачной темноте он сидел на моей кровати, склонившись и упираясь руками в подушку у моей головы, его лицо было всего на расстоянии ладони от моего, глаза прямо напротив моих глаз. Такие осторожные.

Сидел, будто так и должно быть. Как будто самое нормальное место для него – в моей кровати.

Потом он осторожно, не дыша, наклонился чуть ниже... И ничего не стало! Предметы застыли, сам воздух застыл, замер вместе со всеми пылинками, плавающими в лунном свете. Комната словно покрылась тёмным вязким золотом. Чёрное золото медленно переливалось под лунным светом, растекаясь, расползаясь, как краска по воде, заполняя собою каждую щель. Оно было сладко-терпким и пахло одуряющее тепло и вкусно. Я могла бы жить в этом золоте до конца своих дней, не нуждаясь ни в чём больше. Нет ничего главней этого запаха и вкуса.

Глаза напротив словно становились больше, расширялись, затеняя собою весь остальной мир, заменяя всё остальное, неважное, и не было в мире силы, способной их остановить.

Под спиной медленно таяла кровать, я погружалась в это тёмное золото, мягкое и сладкое, и знала, что там, в глубине, меня ждёт что-то очень хорошее.

И что я буду там не одна.

Почему он, не двигаясь, становится ближе? Почему его глаза без слов говорят что-то значительное, царственное? В чём секрет?

Я скоро узнаю… Когда глубина сомкнётся над нами, укроет наши головы, я узнаю…

На улице вдруг громко залаяла собака, за ней тут как тут вторая, третья, целую брехливую песню завели.

Волшебство разом прервалось. В лицо будто холодной водой плеснули, с глаз спала пелена дурмана, мысли вернулись в голову.

Будто раньше думала не я, а какая-то другая… похожая на Малинку доверчивая глупая влюблённая девчонка.

Это что значит? Гордей хотел меня околдовать? Значит, теперь он вздумал пробираться ко мне ночью, как к какой-то… не знаю, как помягче сказать, а чтобы молчала и не трепыхалась, собирался дурманом обмануть?

Он пробрался ко мне посреди ночи?! В доме хозяйки?

Не позволю!

И я открыла рот, чтобы завизжать.

Он резко отклонился и щёлкнул пальцами, с которых сорвалось облачко сероватой пыли… и ничего не стало.

Я очнулась, казалось, всего через секунду, всего через миг… и глазам своим не поверила! Даже зажмурилась и моргнула несколько раз. Нет, ничего не изменилось – усыпанное звёздами тёмное небо над вершинами высоких деревьев, сбоку трещит костёр, вокруг колышутся густые луговые травы. И если бы мне это всё снилось, я не чувствовала бы запахов леса, верно? Аромат разнотравья щекотал и радовал нос. Во сне так не бывает.

Я повернула голову. Неподалёку разведён костёр, они все втроём сидят вокруг него, Гордей ко мне ближе всех. Болтают и улыбаются, как ни в чём не бывало.

Они меня что, из Вишнянок увезли?

Охвативший тело страх прибавляет сил, дыхание сипло вырывается сквозь зубы. Это слишком ненормально! С добрыми намерениями девушек из дому не крадут и в лес не вывозят! Не к добру это, ой, не к добру!

Нужно попытаться как можно тише встать и убраться прочь, в темень леса.

Однако пока я поднималась, заодно выпутываясь из одеяла, они как по команде обернулись. Всё, можно больше не притворяться, я подпрыгиваю и бегу в чащу, под ноги послушно ложится холодная мягкая травка.

Недолго бегу, почти сразу меня сшибает кто-то тяжёлый, аж дух прочь. Хватает так, что двигаться невозможно и тащит обратно к костру, возле которого стоит и нервничает Гордей.

– Стой, стой, погоди немного. – Говорит он, поднимая руки, как будто показывает, что в них ничего нет. – Не нужно убегать.

Ага, как же! Я пинаю Ярого, который меня держит, и тот, шикнув сквозь зубы, в ответ сжимает так, что рёбра трещат, а я, хочешь, не хочешь, взвываю.

– Стой! – кричит Гордей, вдруг опускаясь на бревно и обхватывая голову руками. – Отпусти её!

А Всеволод-то каков! Стоит столбом, пальцем не пошевелит. И он с ними заодно?! Как он мог! Такой взрослый, такой кристально честный. Продажная скотина!

Я смотрю в его лицо, выплескивая всё своё разочарование, и он краснеет.

– Да что я. Я случайно. – Ярый отпускает, убирает руки. Не думала, что он такой сильный. – Убежит же – лови потом.

В его голосе обида. Даже не могу поверить, что на белом свете может быть такая наглость!

– Случайно? Да ты её до смерти напугаешь, – говорит Всеволод.

– Я не хотел. – Нахмурившись, Ярый отступает обратно и словно страх за собой уносит. И что дальше? Как это всё понимать?

– Ожега, не нужно убегать, – говорит Гордей, не отнимая рук от висков. – Смотри, вон твоя сестра спит. Ты что, её бросишь?

Воздух в груди словно огнём вспыхивает. Они что, и сестру прихватили?!

– Ах, вы…

Малинка и правда спит в траве, свернувшись, укрытая шерстяным одеялом.

– Подожди. – Гордей отнимает руки от лица. – Обещаю, никто тебя не тронет. Ни тебя, ни её. Клянусь. На вот тебе для уверенности.

Он, не глядя, отстёгивает от пояса кинжал и бросает мне под ноги – тот падает, рукоятка сверкает драгоценными камнями.

– И на что он мне?

Я что, на убийцу похожа? Трогаю носком ножны, а нога-то босая. Да и я в ночной рубашке, хотя чего мне стыдиться, пусть им будет стыдно за всё, что творят!

А кинжал… может, всё же лучше взять? И пусть я кроме колбасы в жизни ничего не резала.

– Просто выслушай меня.

– Зачем? Вы нас украли! Да это же...

Я даже задыхаюсь, столько мыслей в голову лезет, одна другой хуже.

Всеволод вдруг делает шаг ко мне:

– Ожега, пожалуйста, сядь и поговорим. Мы понимаем, что на первый взгляд это всё… – Он обводит стоянку руками. – Ну, сложно объяснить. В общем, нужно поговорить.

– О чём это?

Злюсь, кусаю губы. Они хотят разговаривать после всего, что наделали?

Гордей пристально смотрит мне в глаза, но я больше не попадусь в эту ловушку! А ведь хозяйка говорила… я чуть не захлебнулась ужасом. И конфеты, и в лес утащили ту девушку. Боже, но тут Малинка!..

Гордей хмурится.

– Подожди пугаться! Мне нужно кое-что тебе объяснить. Очень важное. Садись. И помни – вам ничего не угрожает. И пальцем не трону ни тебя, ни её, клянусь.

– Ладно, а они? – я киваю на остальных.

– Хорошо, они тоже слово дадут.

Голос как будто уговаривает, причём не их, а меня.

– Клянусь, от моей руки вы не пострадаете. – Говорит Всеволод.

– Клянусь о том же. – Говорит Ярый и отходит к костру.

– Если вы соврали и сестру хоть пальцем тронете, клянусь, умру, но глотку вашу успею перегрызть! – Неожиданно почти рычу я. Были бы у меня клыки, показала бы им, чтоб готовились, но у меня, жаль, только зубы.

– Мы знаем, что ты точно так и сделаешь. – Спокойно отвечает Гордей.

Ага, прониклись? Думают, я совсем беззащитна? Нет, злость даст мне сил!

Но может, воевать не придётся? Всё-таки раньше мы почти… дружили.

– Ладно, говори, что хотел.

Вряд ли бы они разговоры разговаривали, если б собирались насильничать. Меня коротко передёрнуло, но я взяла себя в руки. Сестра тут, нужно тянуть время и думать, думать.

Гордей вдруг… замолкает с приоткрытым ртом. Его лицо растерянное, глаза вылупились. Он старается что-то сказать, я вижу, очень старается, но то ли слов не находит, то ли они слишком неприятные, произносить неохота. Потом он перестаёт тужиться и с мольбой оборачивается к друзьям, но те только плечами пожимают.

– Ладно.

Гордей решительно упирается ладонями в колени.

– Мы должны были забрать вас из города… потому что твоя сестра оборотень.

На Ярого вдруг нападает приступ кашля, он весь покраснел и никак не может успокоиться. Всеволод отворачивается и бьёт друга по спине, помогает, чем может, хотя у самого горло схватывает. Я слежу за обоими, пока новость не проникает в голову.

– Что?!

– Ну, да, так и есть. Ты разве не замечала за ней странностей? Принюхивается к чему-либо или резко двигается? Шипит? Мясо любит больше любой другой еды, и такое, недожаренное. И, к сожалению, отцы у вас разные.

– Это я знаю!

– И вот… нельзя вам оставаться в человеческой деревне. Дела такие – будет война, Жгучка. Мы её не хотим, однако миром разойтись не выходит. Люди желают забрать нашу землю, которую придётся защищать. И если… если в людских землях узнают, что она оборотень, вас убьют. И её, и тебя, не посмотрят, виноваты вы в чём или так, мимо проходили. И нас не нужно бояться – клянусь, мы отведём вас на звериные земли, в безопасность. Ну… там можете остаться в любой деревне или городе, где захотите. Мы поможем с устройством, свои должны жить у своих. Будь у нас больше времени, мы бы всё вначале обговорили, спросили бы вашего согласия, но времени нет. Вот и пришлось уезжать так… наскоро. Всё.

Я глубоко вздохнула. Гордей с ожиданием смотрел снизу вверх, ждал ответа.

– Вы что, оборотни?!! – Завопила я. Так громко, что сверху посыпалась листва. Пришлось отпрыгивать в сторону и стряхивать её с одежды.

Теперь приступ кашля напал и на Всеволода, и на Ярого. Пока Гордей растеряно хлопал глазами, они ухохатывались, я всё слышала!

– Как и твоя сестра, – уточнил Гордей.

Всеволод вытер слёзы рукавом и сел на прежнее место, подкинул в костёр пару поленьев.

– Всё так, Жгучка. Оборотни мы.

– Как тот людоед, что в Вишнянках был?

Они стремительно помрачнели.

– Тот людоед был болен, Жгучка. – Сказал Гордей. – Он заразился Яростью крови и потерял свою вторую, человеческую половину. Но разве мы на него похожи? Посмотри – мы говорим, носим одежду и никого не загрызли. Как и твоя сестра, – подумав, добавил Гордей.

На меня обрушилась догадка.

– Так это вы его убили?! Вы, а не старосты!

Миг – и передо мной вместо Гордея сидит кто-то другой. Существо без возраста и лица, величественное и сильное, как божество, смотрящее сверху.

– О том я тебе позже скажу.

И я не рискую спорить и кричать, не в этот раз. С трудом выходит сдержаться, чтобы не отступить, хотя бы на несколько шагов. Лучше – прямо к сестре. Но нет уж, не дождутся!

Я только голову выше задираю.

Его взгляд постепенно смягчается, и лицо совсем прежнее – светлое, открытое. Может, показалось, другого и не было?

– Вот такие дела. – Говорит Гордей. – Только ты пока сестре не говори, что она оборотень.

– Почему? – Из упрямства спросила я.

– Ну… Испугается ещё. Мы сами расскажем. Позже.

– А что мне ей сказать? Вот проснётся она, спросит – где мы? Почему? А я?

– Скажи, я влюбился в тебя так сильно, что не смог с тобой расстаться и украл тебя, а теперь везу к своей матери, чтобы закатить праздник и при всём честном народе на тебе жениться.

– Что за бред! – Рассердилась я и даже ногой топнула. – Малинка не поверит!

– А ты говори убедительно.

Нашёл время смеяться! И снова зубами белыми и взглядом жгучим меня с пути сбивает, знает же о своей красе, вон как уверено улыбается и плечи широкие расправляет.

И сердце с готовностью ёкает, меня предаёт!

Всё, хватит пока.

Я отворачиваюсь от костра, и ноги несут меня к сестре, которая спит, как ни в чём не бывало, словно дома в кровати лежит.

Рядом с ней наши вещи в сумках. Я открываю одну, проверяю – всё на месте. Они не просто нас увезли, они собрали наши вещи! Одежда, расчёска и заколки, даже мешочек с монетами, который я прятала под половицами.

– Как вы узнали, где лежат деньги? – Оглянулась я.

– Учуяли. Нюх у нас хороший.

Я сажусь рядом с сестрой, чтобы убедиться – с ней всё в порядке. Так и есть, её тепло укутали, удобно положили, и она дышит ровно и спокойно, как обычно во сне. Значит, каким-то колдовским порошком одурманили! Я пытаюсь удержать голову на весу, а она всё тяжелее становится, так и падает на грудь.

– Ложись спать, Жгучка. – Гордей подходит тихо, почти подкрадывается, приносит мне одеяло, которое я бросила, когда убегала. – Отдохни. Утром мы обо всём договоримся. И что с сестрой твоей делать, чтобы не испугать. И куда вас пристроить, чтобы не хуже, чем в Вишнянках было. Я обещаю, что всё наладится.

Действительно, чего теперь-то суетиться и мельтешить? Я заворачиваюсь в одеяло и ложусь возле Малинки.

– Ты не боишься меня больше? – Еле слышно спрашивает Гордей. – Прошу, не бойся меня. Это очень неприятно.

– Не надо было меня воровать, – упрямлюсь я, натягивая на нос шерстяную ткань, приятно пахнущую свежестью.

А глаза сами закрываются, сон возвращается обратно, такой крепкий и спокойный, что просто удивительно!

– Я не мог иначе, – тихонько смеётся Гордей.

***

Когда путь в Гнеш был проложен и все вопросы решены, уже светало, так что не было смысла ложиться. Только Ярому разрешили поспать, потому что он ночью трудился больше остальных – отвечал за сон постояльцев. Работать с ведунскими травяными сборами, которые нужно раскуривать строго по указаниям, непросто, и поддерживать дым нужно уметь.

Так что теперь Ярый спал, а Всеволод и Гордей сидели у костра и ждали рассвета, времени, когда можно начинать варить кашу на завтрак.

– Все время забываю, какой ты еще ребенок. – С улыбкой покачал головой Всеволод.

– Ну, это ты преувеличиваешь, – беспечно отмахнулся Вожак.

– Да. Но ненамного. Малинка – оборотень... Надо же было такое ляпнуть! Как выкручиваться будешь? Ну, когда правда вскроется?

– Позже подумаю, пусть привыкнет пока ко мне.

– Привыкнет, влюбится и простит?

– Да!

– Ох, чую, ответишь ты ещё за эту выдумку!

– А что делать-то было? – Он вздохнул. – Правду сказать? После всего? Это слишком. Я как представил, что ко всему прочему ещё сообщу про отца-оборотня… Не смог, если честно. Надо по чуть-чуть говорить.

– Может и так. А может, лучше бы покричала разок, зато потом в голове ничего не выдумывала. Только поздно уже. Теперь в правде признаваться, только больше путать.

– Всё хорошо будет.

– Угу. А ты знаешь, что за оберег у неё, который сущность звериную скрывает?

– Нет, конечно. Думаю, она сама не знает.

– Но это мать его ей сделала?

– Мать… Больше некому. Кто ещё знал, что она рысью родилась?

– Нужно к ведуну нашему, спросить, как оберег убрать. И нужно ли вообще убирать.

– Что ты имеешь в виду? – Нахмурился Гордей.

– То и имею. Сам знаешь, как звери взрослые без перекидывания в людском теле застревают и костенеют. Коли с малолетства не привык перекидываться, можешь кости сломать, нутро разорвать и не выжить. Некоторых лучше не трогать. Может, пусть живёт себе человеком. Главное, чтобы на детях не отразилось.

Гордей вздохнул.

– На детях… Тут до обычного свидания ещё не известно когда дело дойдёт, а ты – дети.

***

Малинка, к удивлению, восприняла наше похищение с восторгом. Проснувшись, в отличие от меня, сестра даже не стала кричать и беситься, вместо этого только и делала, что смотрела на Всеволода с ещё большим обожанием и без конца улыбалась.

А уж когда услышала, как Гордей соловьём заливается, извиняясь и травя байки о том, как влюбился в меня с первого взгляда, да крепко, на века, и теперь ни за что никогда меня не отпустит и пусть Малинка будет рядом и свидетельствует, что он сделает меня счастливой, так и вовсе растаяла!

Говорю же, шибко наивная у меня сестричка.

Я, понятно дело, все эти сладкие речи мимо ушей пропускала, будто не обо мне речь, но стала приглядываться к Малинке, выискивая признаки оборотня.

Ничего не нашла. Ни к чему она не принюхивалась и не прислушивалась. Не прыгала и зубов не скалила. Я и то больше принюхиваюсь, чем сестра.

Но так или иначе, нам следовало поговорить. И сразу после завтрака, когда оборотни получили наше согласие идти с ними (а что ещё оставалось), я увела Малинку в лес, мол, одна боюсь, и мы ушли к ручью. Там вода журчит и если шёпотом говорить, оборотни могут не услышать.

– Ой, Жгучка, как я рада, что всё так сложилось! – Зачастила Малинка, не успели мы отойти от стоянки. – Просто чудо! Я знала, знала, что с тобой такое произойдёт! Гордей сказал, что он в тебя влюблён и хочет на тебе жениться. Так влюблён, что даже из дому выкрал!

– Ага, как же.

– Ты чего такая кислая? Могла бы и порадоваться. Это же… такое не с каждой случается! – Пристыдила меня Малинка.

– Сядь.

Мы скрылись за валуном, чьи бока были покрыты густым пёстрым мхом. Ручей перед нами изгибался несколько раз, и кажется, достаточно шумел, чтобы они не смогли подслушивать.

– Тебе-то они одного наплели, а мне совсем другого, – прошептала я, не отводя глаз от стороны, где оборотни остались, чтобы в случае чего их первой увидеть и успеть замолчать.

– Чего?

– Сказали, оборотень ты.

– Чего? – Глаза у Малинки стали что двойная яичница на сковороде. Она, не глядя, упала попой на траву.

– Они мне сказали, что увезли нас из Вишнянок, потому что грядёт война, и оборотней будут убивать! Поэтому они решили позаботиться о тебе и перевезти нас в Звериные земли. Мол, своих не бросаем.

– Я знала, что он особенный! – Снова забылась сестра, глаза, что у коровы, сонной поволокой заволокло. Новость о том, что Всеволод с друзьями оборотень, ничуть её не насторожила, наоборот, добавила восхищения. Может, именно потому, что Малинка тоже одна из них?

Я дёрнула головой, отгоняя глупые мысли.

– Но это звучит как-то странно. – Опомнилась Малинка. – Неужели я правда…

– Да нет же! Конечно, они наврали, какой ты оборотень!

– Значит, и правда из-за того, что Гордей в тебя влюбился! – Захлопала она в ладоши.

– Очень надо! Нельзя людей воровать, даже если влюбился. Представь, страх какой – влюбится в тебя какое-то чудовище, старый, хромой да кривой – и украдёт. И заставит с собой жить, обихаживать его да в постель принимать. Нравится?

– Нет, конечно. Но Гордей другой. И вообще, – Малинка хитро прищурилась. – Он тоже тебе нравится. Так что всё хорошо.

– Ничего хорошего! Если он и правда влюбился и украл – у него с головой плохо, от таких нужно подальше держаться. А если врёт… тоже плохо.

– Ну, зачем тогда они нас выкрали, а? Ну? Скажи!

– Знаешь, что я думаю? – Я прикусила губу и призналась в том, чего на самом деле боялась. – Думаю, они везут нас к отчиму. Хотят вернуть домой и денег за это получить. Наверняка отчим за нас много заплатит. Наверняка он нас ищет. Может, они и приехали в Вишнянки за нами. Зубы заговорить сладкими словами да обманом сманить не вышло, так они просто усыпили и без согласия увезли! И теперь врут, чтобы мы убегать не вздумали. Вот что я думаю.

Малинка промолчала, её вытянувшееся побелевшее лицо говорило само за себя.

– Всеволод не станет так поступать, – вскоре покачала сестра головой. – Нет, не станет.

– Это самое разумное объяснение. – Я обхватила себя руками, так холодно стало. – И то, что он мне нравится, не должно путать мне голову!

– Ага! – Вскричала сестра с торжеством. – Я так и знала!

– И что? – Щёки у меня покраснели, но я не отвела глаз. – Представь, каково это, когда парень, который тебе нравится, за деньги тебя продаёт.

Малинка опустила голову, уставилась в траву.

Некоторое время мы сидели молча.

– И что нам делать? – Спросила сестра.

– А что мы можем? Пока нужно идти, куда ведут, и делать вид, будто мы им поверили. Ну, что ты оборотень. То есть я вроде как поверю, что ты оборотень, а ты делай вид, будто веришь, что Гордей в меня влюбился. А как доберёмся до города, или хоть до людей, сбежим.

– Сбежим? Куда?

– Не знаю пока.

– Я не хочу никуда бежать.

– Я тоже. Но другого выхода нет. Всё, вставай пока… И не вздумай проболтаться, даже если Всеволод будет тебя расспрашивать. Даже если обхаживать начнёт! Чтобы ни слова лишнего не ляпнула! Поняла?

– Да.

– И улыбайся давай. А то они поймут, что мы их планы разгадали.

– Как будто это так просто – взять и улыбаться, когда душа плачет. – Обиделась Малинка.

– Делай вот так. – Я широко улыбнулась.

Сестра вздрогнула и подалась назад.

– Ладно, не хочешь, не улыбайся. – Вздохнула я.

– Тебе точно улыбаться не следует, – покачала она головой.

Так и вышло, что вернулись мы к костру грустные, понурив головы. Гордей косился на нас с удивлением, но спрашивать ни о чём не стал.

– Ладно, пора собираться, – сказал Всеволод чуть позже.

Нам с Малинкой собирать было нечего – разве что одеяла свернуть, сумки и не разбирали, а к лошади их Ярый пристёгивал. Лошадь нам с Малинкой взяли одну, сказали, мы лёгкие, лошадь справится, а двух лошадей за собой тащить по лесу слишком много мороки.

Вскоре мы выехали.

Дорога шла через ту часть леса, где много проплешин и мало подлеска. Живности зато полно, то и дело я видела прыгающую по веткам белку или зайца, сиганувшего в кусты. Не знаю отчего, но у меня всегда настроение лучше делается, стоит увидеть, что лес полон дичи. Видно потому, что это значит – голод не грозит.

Малинка сидела передо мной и молчала, думала о чём-то своём и дёргала ленточку в косе. Когда мы к деду Шиху вышли, она была ростом мне по переносицу, а сейчас мы сравнялись. Со спины верно уже не понять, кто старше, кто младше.

Совсем Малинка выросла.

– Рассказать вам про Гнеш? – Вдруг нарушил тишину Всеволод. – Мы туда приедем дня через два. Ну, или через три, как ехать будем.

– А через Осины будем проезжать?

– Нет, они в стороне останутся. Зачем нам крюк делать?

Даже не спросил никто, хотим ли мы в Гнеш! Точно плохое задумали. Небось, как из лесу выйдем, там нас уже отчим поджидает с распростёртыми руками. А за ним – слуги с мешками, в которых мы домой и отправимся!

– Расскажи, куда вы нас везёте? – Попросила Малинка.

Ну, пусть, всё равно заняться нечем.

– Гнеш расположен в глуши. Туда ведёт всего одна дорога, с других сторон только старые леса, где деревья такие, что и вдвоём не обхватишь. Сколько времени мы в этих лесах провели… Но сам город немалый, однако в округе ни деревень, ни других жилищ. Разве что охотники в самых дебрях сидят, пушнину бьют. Там самые лучшие меха добывают, самые тёплые. Зимой зато еле проедешь, даже по дороге, с человеческий рост снегом засыпает, бывало.

Хорошее место, когда хочешь кого-то запереть без замка! По единственной дороге в сугробах по пояс поди не убежишь незамеченной!

– А поля?

– Полей нет, только небольшие огороды. Лес глубоко в землю вросся, слишком сложно корни выкорчёвывать, чтобы целое поле сделать. Мы однажды помогали… одно дерево две дюжины мужиков валили, на части кололи, а потом такую яму вырыли, корни выгребая, что будь она полна водой, в ней утопнуть можно было бы. Так что лишней земли нет. Продукты везут с земель, которые ближе к югу. Зато в Гнеше полноводные реки, рыбы не счесть, а в лесах много зверя. Мы там родились.

Всеволод улыбнулся, как улыбаются, вспомнив родину.

– И что мы там будем делать? – Не сдержалась я. – На дичь охотиться да по сугробам лазить?

Вместо того чтобы обидеться или разозлиться, они почему-то рассмеялись.

– Для начала отведём вас к волхву, он у нас вместо лекаря и вместо мудреца… может, скажет чего полезного, а там решим, что лучше. – Ответил Гордей. – А дел там достаточно, скучать не придётся!

Ехать мы не особо спешили. Кони шли прогулочным шагом, размахивая хвостами и успевали хватать листья с кустов. Гордей то и дело пытался подъехать к нам, но я оставляла его за спиной и держалась ближе к Всеволоду. Почему-то к нему доверия больше всего. Малинка, ясен перец, против не была.

На обед остановились, чтобы приготовить полноценную похлёбку. Нас попросили собрать пряной травки в лесу, если найдём.

– Да как мы её найдём? – Погрустнела сестра. Но задача оказалась лёгкой – стоило немного побродить вокруг стоянки, как я вышла к зарослям огуречной травы, а за ней и чесночные перья нашлись. Малинка обрадовалась, будто мы с ней не травки набрали, а подвиг совершили.

Тогда же на стоянке, я убедилась, что Гордей не врал насчёт мытья посуды – после обеда унёс грязную и оттёр песком так, что она стала чуть ли не чище, чем была.

Я, конечно, снова утащила сестру в лес поговорить. Покусала губу – никак не могу отделаться от этой дурной привычки!

– Малинка, нужно им подыграть.

– Как?

– Сделай вид, будто что-то унюхала в воздухе и… в общем, веди себя словно собака, только чтобы у всех на виду.

Она стояла и хлопала глазами. Потом, когда я уже было решила, что сестра всё поняла, она спросила:

– Зачем?

– Да как зачем? Если они будут думать, что нас обманули, тогда потеряют бдительность и может, нам удастся понять, куда нас ведут!

– Так они же сказали – в Гнеш.

Не выдержав такой наивности, я закатила глаза и застонала.

– Ну ладно, ладно. – Быстро согласилась Малинка. – Я попробую. Только и ты тогда притворяйся!

– Я? А я как?

– Ну, что к Гордею присматриваешься. Он же на тебе жениться собирается, увивается вокруг ужом, а ты и глазом не ведёшь. Не думай, что я не вижу! Тебе словно не интересно, что за муж тебе достался!

– Вот ещё! Чего мне притворяться, если они мне сами сказали, что ты оборотень, и все знают, кроме тебя, а история про влюблённость только чтобы тебе наплести?

– А чего только я должна притворяться? – Рассердилась Малинка. – Вдруг я тебе не поверила, что нас без злого умысла украли? Значит, тебе нужно притворяться, чтобы меня успокоить, а то они поймут, что ты мне про оборотня рассказала.

– Да ничего они не поймут!

– А я говорю, поймут!

– Нет, сказала! И не спорь. Слушайся меня, я старше!

– Бе-бе-бе!

Малинка тут же скатилась к ребяческой дразнилке, сложила руки на груди и отвернулась. Она всегда так делает, когда сказать нечего.

Я, честно признаться, устала с ней спорить. Вроде особых сил для этого не требуется, стой да рот раскрывай, а пот чуть не ручьем по вискам течёт.

Больше мы не говорили, а вернулись надутые в лагерь, где оборотни приготовили чай и конфеты достали – прессованные полоски из смеси мёда, орехов и сушёных ягод в сахарной глазури.

Пока мы конфеты ели, притворяться было некогда, я, честно говоря, обо всём напрочь забыла! Вкус терпких сладких ягод на языке такой приятный, словно в те времена вернулась, когда ещё под стол пешком ходила.

– А какие вы оборотни? – Спросила Малинка так не вовремя, что я чуть горячим чаем не захлебнулась. Гордей вежливо постучал меня по спине, пока я кашляла.

– Волки мы, – ответил Ярый.

– А перекиньтесь! – Задорно крикнула сестрица.

– Чего? – Возмутился Ярый. – Я что вам, на ярмарке шутом тружусь?

– Если она увидит, что это… ну, не страшно, может, это всем поможет в нашем общем деле! – Нашлась я. Признаваться, что мне тоже жутко любопытно, хотя и страшно, конечно, я бы ни за что ни стала. А так вроде для дела нужно, чем не причина?

– Ладно уж, сейчас покажу. – Угрюмо ответил Всеволод, взглянул исподлобья на Гордея, встал и ушёл в лес. За его спиной сомкнулись густые кусты. Ярый тем временем в упор глядел на Гордея и чуть не трясся от злости. Тот вместо испуга только тихо давил смех, но губы так и растягивались.

– Почему бы тебе самому не выкручиваться? – Вдруг крикнул Ярый, но в тот же миг расслабился и расхохотался вслед за Гордеем. – Бедный Всеволод, – почти подвывал он, складываясь пополам. – Какая самоотдача! Какая бесконечная жертвенность! А никто не ценит!

– Я не хотел, – ответил Гордей, вытирая слёзы. Прозвучало, однако, безо всякого сожаления.

В чём-то у них точно был сговор, нюхом чую! Нюх меня редко подводит. Осталось узнать, в чём. Как это связано с нами?

Кусты тем временем тихо разошлись в стороны, и к очагу одним прыжком беззвучно выскочил огромный волк. Малинка тут же завизжала, а я заткнула уши и замерла с выпученными глазами.

Волк недовольно дёргал ушами, крики, кажется, ему не нравились. Сестра опомнилась и замолчала, а волк высокомерно задрал морду. Он был очень крепким, глаза блестели, совсем не похож на того доходягу, которого в клетке в Вишнянки привезли. Тот был бешенный, разница видна, как на ладони. У этого глаза умные, как у человека, а тело – сплошные мышцы, и такой лощёный, мягкий на вид серебристый мех, который переливался на солнце и топорщился на загривке.

– Можно его погладить? – спросила я.

– Нет! – Гордей вскочил, отталкивая волка бедром. – Гладить его нельзя.

– Укусит? – Широко открыв глаза, спросила Малинка. А потом серьёзно спросила у волка. – Всеволод, ты кусаешься?

Волк моментально развернулся и сиганул в кусты, только хвостом махнул, а Гордей с Ярым снова принялись ржать, что те кони!

В тот день оборотни знатно за нас счёт потешались! То и дело спрашивали у Всеволода тонкими голосами: «А ты кусаешься, страшный серый волк? Кусаешься ли, спрашиваю?».

– Дурни, – беззлобно огрызался Всеволод.

Вечером для ночевки мы выбрали место у озера. Густой покров из травы плавно спускался прямо в воду, местами из него длинными рядами торчали цветущие кусты боярышника, словно стены в доме.

Купаться было уже поздно, ночь как-то неожиданно упала, так что было решено с утра идти плавать, зато сколько влезет. Конечно, никто не отказался.

Пока оборотни готовили, мы с Малинкой устроили себе ночёвку по другую сторону костра от волков, между двух пышных кустов. Аромат там стоял такой, что глаза невольно прикрывались в блаженстве.

Разложили одеяла, вещи перетряхнули и заново сложили. Одежду кое-как почистили и сели отдыхать. Всеволод у костра помешивал кашу, из котелка валил ароматный пар. Нет, чесночные перья всё же любую еду украсят, не зря искали!

Ярый перебирал мелочи в своей сумке, а Гордей сидел у костра и что-то выстругивал ножом из деревяшки. Увидел, что я на него посмотрела, и давай улыбаться! Зубы белые на загорелом лице так и сверкают! Глаза прямо огнём горят.

– Жгучка, смотри, как он на тебя уставился! – Хихикает Малинка, которая сидит рядом. – Да он правда в тебя влюбился.

Гордей подмигнул, ничуть не смущённый, как будто слышал и даже не против. Вот же невезение, он правда слышал, оборотень ведь!

– Перестань, – прошу Малинку, а сестрица только вздыхает. Думает, ясен перец, что ей-то никто в любви не признавался и из дому не крал. Ребёнок, чего с неё взять!

Ярый тем временем достал и развернул карту.

Карта!

– А можно посмотреть? – Я даже подскочила, невольно потирая ладони.

– Смотри.

Ярый раскатал плотную бумагу на земле. Мы с Малинкой подобрались ближе и уставились на рисованную поверхность, но ничего не поняли. Пятна краски, линии и круги чёрной тушью, крошечные надписи.

– А мы где?

– Вот тут, в лесу. – Он ткнул куда-то посередине.

– А Вишнянки где? Осины?

Ярый показал. Крошечные точки с еле читаемыми названиями, как будто мураши сидят.

– Гнеш?

Гнеш и правда оказался далеко от остальных городов, и вокруг темная зелень, лес, значит.

– Это Звериная земля. – Показал Гордей. На юге она перетекала в горы, на севере упиралась в бескрайнее море, с востока граничила с чем-то непонятным, пятнистым.

– Это болота, мёртвые трясины, которые тянутся на сотни вёрст. Там никто не живёт. – Пояснил Гордей, который тем временем оказался ко мне так близко, что жарко стало.

– А человеческие земли где?

Он провёл рукой по другую сторону карты.

– А это людские земли. Вот столица, город Великого князя.

Я наклонилась, изучая столицу. Неподалёку наш дом. Ищем точечки с буковками. Ага! Вот он! А убегали мы с Малинкой вот этой дорогой к Старому лесу. И оказались… палец, не прикасаясь к бумаге, проехал до Осин и замер в нерешительности.

Но как? Как мы могли за три дня пройти такое расстояние?

Палец я быстро отняла, чтобы никто не понял, о чём я думаю. Так, об этом позже, сейчас важней понять, куда мы движемся. Вот Вишнянки, вот Осины… к которым мы приближаемся, отдаляясь от человеческих земель и от столицы, у которой нас ждёт отчим.

Выходит… Выходит, мы двигались совсем не к нему, а в противоположную сторону.

Почему? Этому нет объяснения.

Как они передадут нас отчиму, который ни за что не сунется в Звериные земли, полные оборотней? Он же трусливей зайца! Он не мог назначить встречу далеко от дома, где много охраны и прочих прихлебателей.

Так куда же нас ведут?

Сердце невольно похолодело.

Может… может, Гордей правду сказал?

Я вскинула голову и сразу встретила его внимательный взгляд.

– Что? – Быстро спросил он и кажется, у него нос дёрнулся… как у меня бывает. Чего только не привидится с перепугу!

– Ничего.

Я отвела глаза, от его запаха кружило голову.

Может, они сговорились не с отчимом, а с каким-нибудь посредником, передадут нас, чтобы дальше вёз… или будут держать в Гнеше, пока не сторгуются! Может, они решили, что за нас мало денег дают и потребуют больше. А где нас лучше всего прятать? Там, где закона человеческого нет. В глухих лесах! Откуда нас не выдадут!

Гордей ещё показывал что-то на карте и рассказывал, но всё шло мимо моих ушей. Помню только, он, наконец, замолчал, сколько времени в тишине прошло, не знаю, но Малинка заговорила:

– А какие ещё оборотни бывают, кроме волков? Бывают же?

– Бывают. Но лучше звать нас не оборотнями, это не принято. – Ответил Всеволод. Малинка, конечно, открыв рот, стала ему внимать, да и я, хочешь, не хочешь, прислушалась.

– А как?

– Мы волки. – Всеволод оглянулся на друзей. – А если точно не знаешь, кто перед тобой – тогда просто зверь. Про оборотней мы заговорили в виде исключения, чтобы вы точно поняли, о чём речь.

– Хорошо, – поспешно ответила за нас обеих Малинка. – Так кто ещё бывает?

– Медведи.

Я невольно представила медведя бОльшего размера, чем обычный, ведь волк больше. Вот это гора!

– Ещё рыси бывают, лисы. Но их мало.

– Почему?

Всеволод пожал плечами.

– Так складывается.

Ужин пролетел быстро, вскоре начало темнеть. Карта давно была свёрнута и спрятана, посуда вымыта, дрова собраны. Волки оставили нам у огня место, и мы с Малинкой сели на разостланную шкуру, грея руки.

Было тихо, только ветки трещали. Лесные цветы и травы своим терпким ароматом, словно мёдом, воздух наполняли.

Всеволод задумчиво взглянул на остальных волков и вдруг спросил:

– А хотите я вам красивую сказку расскажу? Про звериный народ?

– Да!

Малинка крикнула первой, но он стал смотреть на меня. Пришлось и мне сказать:

– Да, хотим.

Хотя какой-то подвох в его голосе был. Ну да ладно, какой вред может случиться от сказки? А так хоть развлечёмся.

– Слушайте тогда. Никто толком мне знает, откуда взялась Земля. Но знают, что были боги, где-то там, высоко и далеко, где нет тверди земной… и однажды устали они от своего бессмертия и спустились на Землю. Каждый бог создал свой народ, на себя похожий, а чтобы доказать, что этот народ имеет божественное происхождение, он оставил на земле некий Предмет. Многие считают божественный предмет самым ценным, что есть у народа. А некоторые – простым напоминанием, на которое вовсе не стоит равняться. Но все верят, что когда народ забывает своего бога, он словно теряет родителей. И поклоняется предмету, который просто вещь.

Так вот, у звериного народа тоже был свой создатель – Звериный бог. Звериный бог выбрал для своего народа места, покрытые густым лесом, полные дичи, которую и сам был не прочь погонять, для чего перекидывался в резвого хищного зверя, серебристого и быстрого, словно молния. Долго рыскал он по Земле, по своим землям, помогая своим детям встать на ноги и окрепнуть, и постепенно наделил звериный народ такой силой, что остальные Боги возмутились. Мол, за что им? А вздумай они войной на соседей идти, всех захватят и затопчут! Но Звериный бог был не просто сильным, а ещё и умным. И, что главней всего – добрым. Говорить, что его народ не станет отбирать чужое и убивать невиновных, он не стал, всё равно ему бы не поверили, ведь каждый верит в ту справедливость, которую готов вершить сам. Вместо этого он сказал, что обязательно восстановит равновесие, объединит силу и слабость, для чего заберёт у своих самых сильных зверей их душу, ведь без души они просто оболочки, которые легко победить.

Мы с сестрой застыли. Всеволод, оказывается, мог очень красиво рассказывать, его неторопливый густой голос звучал, будто трогал самое сердце.

– Другие Боги успокоились, потому что знали – слово Звериного бога незыблемо, раз обещал – сделает. И он сделал.

– Забрал душу? – Воскликнула Малинка, взволновано сжимая руками подол. – Но ведь это смерть!

– Забрал, – кивнул Всеволод с улыбкой. – Только не ту душу, которая суть каждого живого существа. Он забрал у зверей пару – половину целого, семьи, которая состоит из мужчины и женщины. Люна – так звалась женская половинка. И до сих пор редкий зверь находит свою люну. Но если находит – оба связываются неразрывной нитью, самой верной и крепкой – любовью, связываются навечно, и уже не могут жить один без другого. И не хотят.

Он замолчал и только костёр трещал в наступившей тишине. Так хочется взглянуть на Гордея… но слишком страшно. Должно быть, он тоже не раз слышал эту сказку? Нравится ли ему думать, что у него есть своя половина?

Малинка тем временем вся подалась к Всеволоду и, затаив дыхание, произнесла.

– А у тебя есть твоя люна?

– Нет.

Кажется, вопрос тому не по нраву, вон как хмурится.

Самое время спросить у остальных волков, однако Малинка молчит, и я не стану. Ведь даже если нет… он оборотень, я человек.

– Давайте спать! – Говорю вместо этого. Пусть я встаю первой и ухожу, будто прочь бегу, зато и останавливать меня никто не спешит. Тихо за спиной, только сестра вздыхает разочаровано, но послушно идёт следом.