Впервые в жизни я хотел убить человека. По-настоящему. Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но теперь, наверное, могу понять тех слетевших с катушек учеников, что приходили в школу с пушкой и мочили одноклассничков. Я бы замочил одну, и с преогромным удовольствием. Чёртову выскочку.

Говоря откровенно, я всерьёз обдумывал, как ей можно отомстить. Не убить, естественно. С катушек, к счастью, я пока не слетел. Однако существует куча иных способов испоганить чужую жизнь так, что убить и то гуманнее будет. Костик Бахметьев – только ему одному и смог рассказать, что эта тварь сделала, да и то не всё, – предложил устроить ей праздник общей беды, причём не своими руками. А кого попросить – он знает.

– У меня есть кореша. Вообще беспредельщики! Они там у себя в Студгородке весь район держат под напряжением. Они эту деваху так нагнут, что она потом всю оставшуюся жизнь в больничке жить будет.

Я колебался. Да, ненавижу её. Да, хотел, чтобы ей было больно. Да, со скотами надо по-скотски. Но то ли успел остыть, то ли болезнь матери меня размягчила, а может, понимал, что, если это дело всплывёт и меня укатают, мать и бабка не смогут одни, а может… может… В общем, я и сам не разобрался, но предложение Костяна энтузиазма у меня не вызвало. Скорее, наоборот. Поэтому попросил его пока попридержать коней. Короче, сошлись на том, что я подумаю.

К тому же бабка, как специально, подзуживала, что, случись какая неприятность со мной, её бедное больное сердце не выдержит.

Я злился на выскочку и на себя. На себя – за то, что был таким идиотом и допустил то, чего никак нельзя было допустить.

Разбираться в людях не умею, факт. Дальше своего носа ни фига не вижу. С какой стати, например, я взял, что выскочка глупая и беззлобная? Да злоба, по ходу, основной мотив всех её поступков. Она же буквально захлёбывается желчью. Глупой её, кстати, тоже не назовёшь. Больно ловко она управляет хомячками.

Что же до Эдика Лопырёва, то эту тихую сволочь я ушатаю при первой же возможности – и за прошлые грешки, и за нынешние. Потому как более чем уверен – Эдичка и тут руку приложил.

Вообще же, это не класс, а скопище моральных уродов. Взять даже эту девчонку, что с первого дня пялилась на меня коровьим взглядом. Думал, тихоня, салатница, будет воздыхать себе в тряпочку. Но нет! Ударило же ей в голову подлезть ко мне со своими признаниями. Тоже мне – Татьяна Ларина. Кстати, да, её вроде Таней и зовут. Но, как я уже говорил, такие вещи надо пресекать на корню, иначе проблем потом не оберёшься. Её записочку я даже читать не стал, демонстративно разорвал и выбросил, чтобы до неё наконец дошло, что она мне нафиг не сдалась со своими девичьими грёзами. Одного я никак не мог предположить, что она тоже задумает мне мстить. К тому же таким отвратным образом. Видать, и в самом деле отвергнутая женщина способна на всё, и проявляется это чуть ли не с детства. Правда, она потом прибежала извиняться, когда все ушли и никто её не видел. Фу-у. Пожалуй, из всего этого гадкого класса она – самая мерзкая, ну или делит первое место по мерзости с Лопырёвым. Он такой же, как она, – скользкий, трусливый, подлый, двуличный. В общем, два сапога.

Да, определённо она хуже выскочки. Та хоть и гадина и вообще маньячка, но не скрывает своих намерений, прёт напролом. А эта Таня виляет, выкручивается, на два поля играет, и нашим и вашим. Презираю таких. И потом, какая же она прилипчивая! Раз её послал – не въехала, второй раз уже совсем откровенно послал – опять не поняла. Из-за этой дуры те хомячки, что гордо мнят себя самцами, снова развели меня на драку. Я и сам думал с ними схлестнуться, но позже. И уж точно не один против восьмерых. Но тут эта ненормальная опять ко мне пристала со своим нытьём, я, естественно, послал её ко всем чертям, а она возьми да рухни на пол. Типа обморок. Поднялся кипиш до потолка. Эти придурки прямо там же, в раздевалке, всем скопом накинулись на меня, мол, это я её вырубил. Ничего сверхужасного, но этот эпизод я им тоже припомню, когда дойдёт дело до расчёта.

Ещё и Анита как с цепи сорвалась. Начиная с этого дурацкого Дня святого Валентина она уже третий день цепляется ко мне из-за каждой мелочи. И телефон я посеял. Да и не до неё мне было совершенно. Но разве ей это объяснишь? «Ты обещал мне позвонить и не позвонил! А я ждала! Ах потерял? Ну да, ты же на необитаемом острове живёшь, больше нигде телефона не найти». На что я вполне резонно (на мой взгляд) её спросил: «Вот нафига бегать, землю рыть, чтобы откуда-нибудь позвонить тебе, если утром мы виделись и на следующий день снова увидимся?» Чего я только не наслушался!

* * *

Недели полторы я подживал. Бабка, смешная, случайно заметив синяки и ссадины, надумала бежать в школу, разбираться. И побежала бы, да я поставил ультиматум: если она туда хоть ногой, вообще учёбу брошу. Пришлось ей перетерпеть свой порыв, ну а мне дня два выслушивать её причитания.

Но это ерунда, плохо то, что из-за этих одноклассничков я за целую неделю всего дважды был у матери. Хорошо хоть, мать уже не была совсем беспомощна. По крайней мере, ходила по квартире и помаленьку сама себя обслуживала. Но я всё равно переживал. В откуп проторчал у неё полвоскресенья.

После матери заскочил к Костяну. Договорились, что завтра он подойдёт к моей школе вместе с парой других ребят. Я бы мог, конечно, не привлекать его и по одному отлавливать одноклассничков, но это было бы уж очень долго. Ну а оставшийся вечер мне разбавила Анита. В кои-то веки она была мила. Даже подарочек мне преподнесла – а я-то и забыл совершенно про День защитника Отечества. Видимо, праздники – не моя стихия, раз я про них не помню. Но был тронут, да и вообще этот вечер вспомнить приятно. А такое у меня случается чрезвычайно редко, особенно в последнее время.

* * *

Костян с парнями явились как положено, даже чуть раньше. Так что и я на последний урок не пошёл, присоединился к ним. Облюбовали скамейку, откуда хорошо просматривалась площадка перед школой, парадный вход, ну и все, кто входил и выходил тоже были как на ладони. Дождались звонка. Как только показались мои новые однокласснички, – а, на нашу удачу, они вышли сразу кучкой – мы двинули им навстречу. Обошлись без вступительных речей. Пацана, который как-то кичился боксёрскими перчатками, «пригрел» Костян. Все остальные были вообще ни рыба ни мясо. Раскидали их влёт. Только долговязый пытался худо-бедно отбрыкиваться, но схлопотал апперкот и сник. А вот гада Эдичку я придержал на десерт. Поначалу слишком сильно не бил, но и расслабиться не давал, а тем более свинтить. Я бы, наверное, с ним и дольше забавлялся, но откуда ни возьмись появился физрук. Бросился нас разнимать, а точнее, оттаскивать. Напоследок я всё же успел от души зарядить Эдику ногой в самую челюсть. Эдик откинулся навзничь и подниматься не спешил.

Физрук клокотал, что сама уже в курсе потасовки и требует всех к себе на ковёр. Сама – это, как я понял по его трепетному тону, старуха директриса.

– Пусть себе требует, – сказал я. – У меня другие планы.

Физрук онемел и уставился так, будто я на икону плюнул.

Мы с парнями ушли, ну а однокласснички гуськом поплелись к старухе.

О чём они там говорили у директрисы, я, конечно, без понятия, но могу себе представить. Скорее всего, прикинулись белыми барашками и всю вину свалили на меня. Поначалу меня это совсем не волновало. Подумаешь, драка. Никто никого не покалечил. По большому счёту, все целы, разве что чуть подукрашены. Так что, можно считать, это и не драка вовсе, а десять минут активной физподготовки.

Но старуха директриса рассудила по-своему. Попросту говоря, раздула из пустяка целую катастрофу – созвала экстренное собрание, куда обязала явиться всех учеников нашего класса вместе с предками.

Бабка впала в транс. Ей, бедной, выше макушки хватило того собрания, когда меня выпиливали из прежней школы. Так что уже само слово «собрание», ещё и экстренное, действовало на неё убийственно. А тем более именно я и мой (ах-ах-ах!) возмутительный поступок послужили поводом к его созыву.

Полночи она проплакала. Слышал её всхлипы и горестные вздохи, но притворился спящим, потому что тогда надо было бы утешать, а в таких вещах я не мастер, хотя мне было её очень жалко. На следующий день бабка не плакала, но на лице её так и застыло скорбное выражение, а в глазах – тоска. Она морально готовилась к собранию…