Восьмое марта – страшный день. Ну ладно, не страшный – напряжённый. Для меня, по крайней мере. Бабка с матерью – в контрах, и обе ждут меня с поздравлениями. Аниту тоже, наверное, не стоит совсем игнорировать, пусть в мыслях я и поставил в наших отношениях точку после скандала на школьном вечере. Но объяснения как такового между нами ещё не состоялось (хотя чего, спрашивается, тяну?), а за Hugo Boss на двадцать третье февраля я чувствовал себя обязанным. Опять же, Таня… но ей, впрочем, лучше просто эсэмэску послать. И так мы что-то слишком уж сблизились в последние дни. Надо бы поохладить пыл, и свой, и её. Да и вообще не морочить девчонке голову.
Ну и в довершение – день рождения Кости Бахметьева. Это, конечно, насмешка судьбы для пацана – родиться восьмого марта, но так уж вышло. Обычно я без проблем лавировал, но в этот раз – хоть порвись.
Костян звякнул не раньше, не позже, а именно восьмого утром, позвал в кафешку часам к семи. Причём заявил, что будет все по-другому – чинно, благородно, а не как обычно. Потому что он с девушкой, то есть с Олей. И больше никого. А при таком раскладе и мне надлежит прийти с подругой. Первым делом подумал об Аните. Вернее, Костян высказал желание её увидеть – я их прежде не знакомил. Да и официально она как бы ещё числилась моей подругой. После того как она побила Таню и вообще вела себя дико, мне, конечно, не очень-то хотелось с ней встречаться. С другой стороны, чувствовал, что виноват перед ней. Вообще-то, вчера после долгих колебаний я отправил ей эсэмэску: «Прости меня. Ты зря вчера накинулась на Таню, между нами ничего не было. Ты всё неправильно поняла». Но сообщение сообщением, а не мешало бы и лично извиниться. Всё-таки я действительно обманул её с этой дискотекой, пусть и невольно. Потом ударил при всех. Хоть я и думал с ней разбежаться, но как-то по-другому. По крайней мере, поговорить надо. Да и поздравить тоже. Так что, рассудил я в итоге, если на Костин день рождения возьму с собой Аниту, то это будет даже удобно – одним махом двух зайцев. А бабке с матерью можно отвести время до вечера.
Двинул сперва к матери. Хотел вручить ей подарок, посидеть с полчасика и домой, к бабке, та с самого утра ударилась в стряпню. Столько всего наготовила!
– Гости будут? – спрашивал её.
– Да нет, какие гости! Вдвоём посидим.
Так что тут простым «поздравляю» не отделаться, надо будет тоже провести с ней час, а то и два, чтобы не обиделась.
К обеду я был у матери, но дома её не оказалось. Позвонил – абонент недоступен. Стало беспокойно – ну вот куда она могла пойти? Мать, конечно, почти оправилась после операции, но не настолько чтобы разгуливать неизвестно где. Прождал её час с лишним – не вернулась. Начал уже нервничать.
«Её могли забрать в больницу, если вдруг поплохело – прикидывал я разные варианты, – но тогда она бы уж нашла способ сообщить мне: позвонить как-нибудь или записку оставить». Но ничего не было.
Заглянул в сервант, где оставлял ей немного денег на «всякий пожарный». Жестяная коробочка из-под чая – импровизированный сейфик – была пуста. Это уже настораживало, навевало определённые подозрения. Но пока я их отгонял. Может, потратила всё разом? Но на что? Еду я ей приносил, лекарства тоже. Одолжила? Но кому? Вряд ли кто-то додумается занимать у неё деньги. Это даже звучит абсурдно.
Подозрения усилились: неужто, едва встав на ноги, она снова пустилась в загул? После всего, что пережила? Точнее, мы вместе пережили… Со злости, уходя, хлопнул дверью так, что в глубине квартиры что-то грохнулось и зазвенело.
Ну и чёрт с ней…
По привычке забежал к Костяну, в соседний подъезд. Тот весь в сборах, в приготовлениях – наглаживал какую-то рубашку, неуклюже суетился. Зачем-то на письменный стол выставил ботинки, начищенные – хоть брейся в них.
– Ты с кем придёшь? С этой твоей Анитой?
– Угу. Если вообще приду.
– В смысле? – Костя замер с утюгом в руке.
– Да мать не могу найти.
Я подошёл к окну, с тоской глянул на унылый двор, запорошённый снегом, – весна называется, низкое пасмурное небо, угрюмо-серое, без просвета. Куда она могла податься в такую хмарь?
– Видела её часа два назад, – на пороге возникла Костина мать, тётя Валя. – Вышла из дома и потопала туда.
Она махнула рукой в одну сторону, потом призадумалась, крутанулась на месте и указала в противоположную:
– А, нет, в ту. Я это… не сразу ориентируюсь. Но точно – в ту.
– Ясно. Ладно, Костян, я позвоню. С праздником вас. Обоих.
Больше я уже никуда не спешил. Присел на лавку в ближайшем скверике. Решил закурить, в кармане нащупал коробочку – подарок для матери, какая-то косметическая ерундовина. Супер-пупер омолаживающий крем прямо из Парижа – навязывала мне продавщица накануне. Я в таких вещах не особо смыслю, потому поверил и взял. А теперь выкинул. Швырнул со всей дури в кусты. Да пошло оно всё!
Ещё и чёртова зажигалка, как нарочно, только искрила. Со злости запульнул её в вдогонку супер-пупер крему. А сам так и сидел с неприкуренной сигаретой, пока не начал подмерзать.
Загудел мобильник – Анита. Ох не вовремя она позвонила. Еще и начала с наездов:
– Ты в курсе, нет, что сегодня восьмое марта? Международный женский день.
– Ну…
– Ах вот так. Ну спасибо. Что там у тебя сегодня? Мама, бабушка или эта твоя клуша снова в беде? А ты у нас как всегда помогаешь. Один. Всем. Супермен летит на помощь, да? Так занят, что банальную эсэмэску с поздравлением не можешь своей девушке отправить? Я с самого утра жду как дура. А ты даже на звонки не отвечаешь. Зачем ты мне вчера написал: «Прости меня», если сегодня опять ноги об меня вытираешь?! Мало того, что опозорил меня перед всей школой… с этой лохушкой… Так ты и дальше издеваешься! Достало уже, что ты ведёшь себя со мной как чмо, как урод…
– Высказалась? Ну, пока!
– В смы… – уловил я, перед тем как нажать отбой.
Телефон снова загудел. И снова – Анита. Сбросил и вообще отключил сотовый.
Домой вернулся около шести. Ждал, что и бабка начнёт выступать с претензиями, мол, всё утро у плиты убивалась, а я её кинул тут одну, больную, уставшую, никому не нужную. В общем, привычная песня. Но она вышла навстречу бодрячком и довольная-довольная.
– Давай, Димка, скорее руки мой и к столу. Мы уже тебя заждались.
– Мы?
Гостей мне только не хватало! Я заглянул в комнату. За столом сидела мать, абсолютно трезвая, принаряженная, мейкап, кудряшки, все дела. И тоже прямо светилась вся.
Я – идиот…
– Что, Берлинская стена рухнула? – усмехнулся я.
– Ну а что? – вскинулась бабка. – Родные всё-таки, а собачимся.
– А ты что, Димка, не рад? – спросила мать.
– Ещё как рад, – тут я не соврал ничуть.
Был бы младше лет на десять – прыгал бы до потолка.
– Расчищайте стол, я пошла за горячим, – велела бабка и зашаркала на кухню.
Мать принялась суетливо передвигать тарелки.
– Я был у тебя. Беспокоился. Что не предупредила? Телефон ещё отключила.
– Ну… я хотела, чтоб сюрприз был.
– Ну да, сюрприз удался.
– Да ты знаешь, как я к ней идти боялась, – мать торопливо зашептала, кивнув в сторону кухни, где гремела посудой бабка. – Думала, вдруг прогонит. Как я её когда-то. Но всё равно решила, что пойду. И будь что будет. Я многое передумала с этой… болезнью…
– Ну и молодец. Я давно говорил, пора завязывать с войной.
– А всё ты, Димка. Всё из-за тебя. Ты так со мной возился. Ты смог меня простить. А я… и не дочь, и не мать… Самой противно стало, – она всхлипнула.
– А вот и горячее.
Бабка внесла блюдо с курицей. Вокруг бронзовой тушки выложила картошку, дольки помидоров, огурцы, зелень. Запах был бесподобный, и на меня напал просто-таки зверский аппетит.
После ужина отправился к себе в комнату. Хотел позвонить Тане – я ведь её так и не поздравил. Но только включил телефон, как посыпались сообщения. Сплошь от Аниты. Видать, всё то время, пока я психовал, она строчила мне эсэмэски. Одна другой злее. В итоге она послала меня на все четыре стороны. Ну и ладно. Так даже лучше. Обошлись без объяснений. Рвать с девчонкой – сомнительное удовольствие. Все эти слёзы, упрёки – брр.
Среди потока посланий от Аниты затесалась и парочка от Костяна, мол, куда пропал. Пока размышлял, что бы ему ответить, он сам позвонил:
– Ты где?
– Дома, у бабки.
– Мать нашлась? – спохватился Костик.
– Нашлась, всё нормально.
– Так давай сюда. Чего сидишь? Через сколько будешь?
– Да знаешь, чё-то как-то…
– Охренел, что ли? Мы тут тебя ждём. Столик на четверых, всё такое…
– Так и посидите вдвоем. А что, романтический ужин…
– Да какой вдвоём?! Тут уже и так аншлаг, а народ всё прибывает. Праздник же. Сказали, подсадят левых, если никто не придёт. Оно нам надо? И вообще, не гони давай.
Я замялся. Иди куда-то и правда не хотелось. Но Костяна обижать не хотелось ещё больше.
– Короче, ничего не знаю. Хватай свою Аниту и греби сюда. Иначе… Ну, ты меня понял.
Мать и бабка дома, помирились. Наговориться не могут. И слава богу. Я спокоен. Даже рад. Вот только сидеть с ними – честно, скука смертная. Так что решил-таки рвануть в кафешку. Анита, правда, уже не вариант. Здесь или одному идти, что тоже мало радует – кому охота третьим лишним повиснуть? Или позвать какую-нибудь другую девчонку. Например, Таню…
Таня отозвалась мгновенно, на первом же гудке.
– Привет, ты что с телефоном в руке ходишь?
– Что? – не поняла она.
– Забей. Ты чем занята? Пошли со мной в кафе?
А в ответ – тишина. Подождал, потом не выдержал:
– Ты тут?
– Да, я… – залепетала она смущённо.
– Ясно. Обдумываешь, как помягче отказаться, – усмехнулся я.
А сам, чего скрывать, почувствовал разочарование. Думал, она обрадуется, а здесь такой щелчок по носу.
Но она вдруг ожила:
– Да нет, что ты! Давай, конечно, сходим. А куда? И когда?
– Да я зайду за тобой. Минут через тридцать буду.
Она ещё что-то воскликнула в трубку, типа: ой, ай, совсем не готова! В общем, типичные женские заморочки. Но спустя полчаса я был у неё, и Таня появилась при полном параде. Я даже опешил слегка. Обычно она волосы забирала назад, в хвост, а тут распустила их по плечам – и совсем другой вид. Вместо бесформенного серого сарафана – ярко-синее платье по фигурке. И при всём при том – ни грамма кокетства, ни улыбки даже. Вышла ко мне – лицо серьёзное, глазищи в поллица опять пылают, как тогда, на том собрании. Ну как она умеет так смотреть, что голова кругом и вообще…
«Черепаха», куда нас позвал Костян, это такой микс ночного клуба, бара и кафе с недурной кухней, вроде мексиканской, но я не спец. Хотя единственный и более чем скромный танцпол и исключительно попсовый репертуар ночным клубом можно назвать с большой натяжкой.
Именинник, завидев нас, как только мы вошли, привстал и замахал руками. Засели они с Олей где-то в самом дальнем и тёмном углу – долго бы мы их высматривали без его жестикуляций. Я потянул за собой Таню.
– Здорово! Это Ани…
– Это Таня.
Костя переключился не сразу. Потом вообще не в строку ляпнул – такое с ним, увы, случается:
– Ну, ты в своём репертуаре.
Вот что Таня могла обо мне подумать? Хотя ладно, не всё ли равно.
– Это Оля, – представил Костя свою подружку, которую я и так не забыл.
– Как там Грин поживает? – спросил я её, понятное дело, с подколом.
Она, мне показалось, подкол уловила, смутилась и промямлила что-то невразумительное.
Мне было неприятно видеть Олю, но ради Костяна я старался не напрягаться сам и её не напрягать. Пусть себе существует.
Вообще, вечер как-то не клеился. Я игнорировал Олю. Таня как в рот воды набрала. Сама Оля тоже не особо голос подавала. Один Костян глушил пиво и изо всех сил балагурил. А потом к нам подошла тётка с вазоном. В вазоне – розы.
– Молодые люди, купите на праздник своим девушкам цветы.
Взглянул на Таню – она сидела прямо-прямо, как пианистка, опустив голову и изучая не то свои руки, красивые, кстати, не то тарелку, где остывала лепёшка с фиг-выговоришь-чем внутри. Ресницы её дрогнули. Раз, другой. Смешная она…
– Мне вот эту, алую, – я сунул цветочнице сотку.
Шипы были не подрезаны, с длинного стебля и мокрых листьев капала вода, да и сам бутон был не первой свежести, но Таня приняла эту розу, как драгоценность, на которую и дышать-то страшно. И посмотрела на меня опять тем своим взглядом. Чёрт побери, зачем она так смотрит!
Костя Бахметьев, разумеется, тоже следом за мной купил розу для своей подруги. Такую же длиннющую, мокрую, колючую. Но Олю этот жест не вдохновил:
– Ну куда я её должна девать? Блин, вся обляпалась. Нафига ты её купил?
Если бы не Костян, сказал бы ей, куда девать. Ну надо же – огорчили её, цветы подарили. Причём больше чем уверен, не купи он ей этой розы, Оля разворчалась бы ещё сильнее. А сейчас она просто решила продемонстрировать нам, как её всю задарили цветами, аж надоели.
Мне стало приятно, что Таня совсем не такая, как эта Оля. Даже близко ничего похожего. Таня – нежная, добрая, настоящая. Вдруг захотелось обнять её. Не пошло потискать, а именно обнять. Дурацкое желание, но какой-то она мне показалась хрупкой, трогательной. И словно в унисон нахлынувшим внезапно сантиментам, зазвучала старенькая песенка Muse – Unintended. И хотя именно эта их композиция никогда не вызывала у меня бурного восторга, но сейчас была очень к месту.
Потанцевать Таня не отказалась, но двигалась поначалу слишком уж скованно. Вести её было непросто, учитывая, что и я – тот ещё танцор. И, наверное, со стороны мы смотрелись очень нелепо. Я выпустил её руку и притянул к себе. Зря так сделал, зря. Она вдруг задрожала, от испуга ли, от холода, или ещё от чего… Но ощущать её трепет, чувствовать кожей, как она дышит, как напряжена… это волновало похлеще всяких откровенных соблазнялок и неприкрытых намёков. Захотелось поцеловать её. Но она уткнулась лицом мне в плечо, поэтому смог лишь слегка коснуться губами её волос. Теперь, подумалось, я вряд ли буду относиться к ней как к другу. Хотя, может, эти ощущения – всего лишь влияние обстановки и на самом деле мимолетны.
Unintended сменила какая-то дребедень. Я отстранился и заметил в глазах Тани слёзы. Не то чтобы она ревела вовсю, но определённо всплакнула. Только с чего? Нет, я вообще их не понимаю, девчонок. Сделал вид, что не увидел её слёз, потому как для меня пускаться в выяснение причин и утешать плачущих – хуже пытки не придумаешь. Просто тотальный вынос мозга.
Я проводил её к столику и тут же сблатовал Костю выйти на улицу перекурить. Ну и вообще не мешало проветрить голову после таких танцев.
Там мы и сцепились. Даже по физиономиям друг другу заехали. Самое смешное, что вовсе не из-за Оли и моих выпадов в её адрес, что я вполне мог предположить.
Начал, между прочим, Костя:
– А ты чего не с Анитой? Ты же говорил, у вас с ней всё чики-пуки? Хвастался, что она такая вся крутая.
– Когда это было? Разбежались мы уже. Да и тебе-то какая разница, с кем я хожу?
– Ну, вообще-то, это мой день рождения.
– Костян, ты – дебил?
– Чего?! Припёрся с какой-то затюканной салатницей, весь вечер из-за неё насмарку, а я же ещё и дебил.
– Она не салатница. Ещё раз скажешь так…
– И чё? То есть тебе моих подруг называть салатницами можно, – помнишь, в том году была? – а я перед твоими должен расшаркиваться?
– Я тебе сказал.
– Да пошёл ты! Скучная твоя Таня, повеситься можно.
– Зато твоя подружка слишком развесёлая, – я чуть на крик не сорвался, но потом продолжил на жеманный манер: – Боже мой, какой кошмар! Мне подарили эту ужасную розу, а я не знаю, куда её деть! Что делать? Караул!
В таком духе мы перебрасывались минуты две, потом перешли к более весомым аргументам, где Костин вес, конечно, значительнее моего. Опять же, Костян был практически готовый – столько пива выдуть в одну каску. Собственно, потому он и завёлся, считай, на ровном месте. В общем, силы были примерно равны, и после непродолжительного раунда в зал мы вернулись оба «красавчиками».
Таня подскочила:
– А! Что случилось? На вас кто-то напал?
– Напал, напал. Пошли, Таня.
Не вдаваясь в объяснения, взял её за руку и повёл к выходу.
Думал проводить только до подъезда, но она затащила меня к себе:
– Пойдём поднимешься. У тебя кровь на лице. А то придёшь домой, перепугаешь своих.
– А твоих не перепугаю?
– А у меня дома нет никого. Мама с папой в гости ушли, праздник же, – сказала и тут же осеклась, зарделась вся.
Даже в полумраке подъезда было видно, как она, только что бледная, покраснела от смущения. Нет, правда, какая же она смешная!
– Уговорила, идём, – хмыкнул я.
Таня нервничала так, что собственную дверь открыла раза с пятого. И вошли – тут же засуетилась, помчалась розу ставить в воду, греть чай, искать аптечку. Ну а я решил осмотреться – интересно же, кто как живёт.
– Круто у тебя, – заценил я интерьерчик а-ля буржуи девятнадцатого века. – Хотя, будь у меня своя хата, наверное, что-нибудь хайтешное забабахал.
Таня аукнула в ответ откуда-то из глубины квартиры. Я пошёл гулять дальше. Забрёл в её комнату. Типичные девчачьи владения – мишки, книжки, куклы, домики и постеры на полстены – с метросексуалами. На кровати – куча платьев вразброс. Видно, долго выбирала, что сегодня надеть. Над столом – два постера: Джастина Бибера и Зака Эфрона. Из-под Зака торчал уголок. Совершенно без задней мысли зацепил его и вытянул. Оба-на! Моя фотка крупным планом. Откуда?!
– Ты здесь? – заглянула Таня.
В руках она держала какой-то бутылёк. Лечить меня, видать, надумала.
– Я там всё приготовила. Блин, у меня тут такой бардак. Я не думала… Извини.
– Да ну, забей. А откуда у тебя эта фотка? – и я показал Тане свою находку.
Она, едва взглянув на снимок, сначала вспыхнула, потупилась, а потом как-то сникла вся. Я сто раз пожалел, что сюда сунулся, ещё с этой фоткой к ней пристал. Чего доброго расплачется!
– Ну ты чего?
– Ты, наверное, думаешь, что я дура, – выдавила Таня убитым голосом.
– Ничего я не думаю. Просто удивился, откуда она у тебя. Не припоминаю такой.
– Я со странички Аниты её скачала. В Одноклассниках. Там у неё много твоих фотографий.
Она стояла, низко опустив голову, как ребёнок, который напакостил и покорно ждёт наказания. Ждёт и боится. Глупая, вон даже нижнюю губу закусила. Потом робко подняла глаза, посмотрела, будто спросила: «Что теперь?» Мне хотелось ей сказать, что она напридумывала себе не пойми что, грузится из-за всякой ерунды и не дура она вовсе, а такая… милая. Может, зря не сказал. Вместо этого прижал её к себе. Она не оттолкнула, не спрятала лицо, а посмотрела так, что всё на свете послал бы к чёрту. Всякие доводы разума и вообще мысли ушли на задний план. Я видел лишь её лицо, глаза, губы… Сдержаться было невозможно, и я поцеловал её. Сперва легко, едва касаясь, но неожиданно она ответила на поцелуй. Тоже поначалу робко, потом всё смелее. И тут уж меня захлестнуло.
Брямц – из её рук выпал бутылёк…
* * *
На следующий день чуть не с восьми утра мне стал названивать Костя Бахметьев. Попытки с шестой ему таки удалось прорваться через мой сон.
– Чего тебе? – я был, естественно, недоволен.
– Слушай, Димон, прости, а? Сам не знаю, но меня реально переклинило вчера. Сильно я тебя?
– Нормально.
– Вот я дятел! Но если тебе станет легче, то ты меня тоже неслабо приложил. И за эту твою… подружку тоже прости, а?
– Её Таня зовут.
– Да-да, Таня. Я зря про неё так… В общем, обстегался я.
– Да всё, проехали. Не парься.
– Лады. А она… так или всё серьёзно?
– Она – не так.
– О-о! А у вас с ней чё-нить было?
Я вспомнил, как мы целовались с Таней. И внутри всё всколыхнулось.
Дальше поцелуев дело, конечно, не зашло, а именно это интересовало Костяна, так что для него, пожалуй, что и не было. Ну а для меня было. Ещё как было…