Собирался я неторопливо, с расчётом прийти ко второму уроку. Первый – биология – вообще предмет никчёмный, для меня, по крайней мере. Тем более самое начало четверти, так что биологичка ещё сто раз успеет достать своими тычинками и пестиками. В общем, решил не ходить.

Раньше подобные номера у меня не прокатывали, мать строго следила, чтобы я и на пять минут не смел опоздать. А сейчас – вольница.

Я лениво прошлёпал на кухню, где, к немалому удивлению, обнаружил отца. Обычно в семь его уже и след простыл, а тут без четверти восемь, а он преспокойно сидит за столом, жуёт бутерброд с ветчиной.

– А ты чего не на работе? – Я аж опешил, до того редкое это было зрелище.

– А ты чего не в школе? – парировал отец.

– Мне ко второму, у нас биологичка заболела, – глазом не моргнув, соврал я. – А ты…

– А я вот дома сегодня поработаю. Юра мне должен скоро документы подвезти.

Минут через двадцать к нам и правда заехал дядя Юра и всучил отцу какие-то папки. Они перекинулись парой фраз, и дядя Юра заторопился по делам.

– Иваныч, подкинь моего охламона до школы, если тебе по пути. А то он, гляжу, и не торопится, – попросил отец.

– Какой разговор, Сан Саныч. Пошли, Олежка. Доставлю в лучшем виде.

Я, понятно, не возражал. Хотя до школы всего минут десять быстрой ходьбы, но прокатиться на отцовском мерине в любом случае приятнее. На самом деле мерседес был не его личный. Говоря по правде, у отца и прав-то никогда не было. Он у нас исключительно пешеход и пассажир, самого же за руль и под дулом не загонишь. Вообще-то, батя у меня отличный мужик, в некоторых вопросах очень даже продвинутый, но кое в чём – настоящий ретроград. Есть у него несколько странных пунктиков. Боязнь вождения – один из них. «На дорогах такая суета! – восклицал он всякий раз, когда мы его уговаривали пойти выучиться на права. – Я в этой сутолоке просто не смогу никуда ехать». Хорошо хоть, ему по статусу положен автомобиль с водителем, и все мы, то есть я и мама, в случае острой необходимости этим пользуемся. Правда, отец давал машину нехотя – это же служебный транспорт! Нехорошо, мол. А тут вон сам предложил.

Дядя Юра подвёз меня к воротам школы, и оказалось, что не я один решил прогулять биологию. У входа топтался Мальцев со своей свитой.

Первой меня заметила Голубевская. До меня донеслось: «Звезда…» Или послышалось?

Затем все как по команде повернулись в мою сторону. Девчонки пялились оценивающе, Мальцев – я бы сказал, заинтересованно. Сачков явно беспокоился. Яковлев неумело скрывал недовольство, хотя что нам делить? Или, может, он за тот замес в уборной зуб на меня имеет? И только у Виляева эмоций – ноль. По затуманенному взгляду казалось, что он вообще в прострации. Замечтался. А может, он под кайфом? Вообще-то, он регулярно «витает в облаках». И говорит, как кота за хвост тянет. А с другой стороны, время не особенно подходящее для подобных занятий. Понедельник, восемь утра… Да и потом, с кем? Попервости, насколько я знаю, отрываются в компании или хотя бы дуэтом. Это уж потом торчкам всё равно, как, когда и где, лишь бы… И тут случилось неожиданное. Пока я гонял мысли по поводу Виляева, Мальцев вдруг шагнул вперёд и протянул руку. Даже подобие улыбки выдавил. Не то чтобы я горел желанием с ним здороваться, но и причин игнорировать тоже не нашлось. Да и на рожон лишний раз лезть не хотелось.

– Отец? – спросил Мальцев, кивнув в сторону стоянки, откуда минуту назад газанул дядя Юра.

– Водитель отца.

– А-а, – протянул он с понимающе.

– А кто у нас отец? – вклинилась Потанина.

– Решетников Александр Александрович. Или тебе ещё биографию рассказать?

Потанина хихикнула, будто не заметила, что я не слишком-то вежлив.

– Потом расскажешь. А работает-то кем?

– Ну, допустим, директором.

– А где?

Вот привязалась!

– В Ростелекоме.

– Верка, что пристала к человеку? – подала голос Голубевская. – Прямо допрос устроила. И вообще, я уже замёрзла, пойдёмте в школу.

Голубевская демонстративно поёжилась, но тут же расправила плечи и горделиво прошествовала к дверям. Я двинулся за ней, следом потянулись и остальные.

– Что, тоже решил забить на биологию? – бросил мне в спину Мальцев.

– Да что я там забыл!

– И правильно, – одобрил он.

В вестибюле было пусто, даже охранник куда-то делся со своего поста. Мне без разницы, конечно, пусть бы он вообще не появлялся, только зачем мы каждый месяц по двести рублей сдаём на охрану? Да и какой из него охранник? Доходяга глубоко пенсионного возраста. Я бы его одной левой вместе со стулом вынес.

Мы прошли в гардероб. Окошко оказалось закрытым. Сачков постучал – тишина. Постучал ещё раз, громче.

– По голове себе постучи, – гаркнула гардеробщица. Щёлкнул замок, и в окошке появилась свирепая физиономия. Вот она, кстати, дала бы сто очков вперёд нашему охраннику, хотя по возрасту они примерно ровесники.

– Почему опаздываем? Урок давно идёт…

– А вас колышет? – возмутился Яковлев.

– И правда, ещё бы какая-то гардеробщица нам нотации читала! – фыркнула Голубевская.

– Вы, значит, приходите, когда вздумается, а я тут бегай вас обслуживай? А вот фиг вам! – И окно закрылось.

– Не, вы это видели? – у Голубевской даже лицо вытянулось. – Эй, бабуля, алё! Уснула, что ли?

Но та упорно молчала. Не реагировала ни на слова, ни на стук.

– Давайте вынесем ей окно, – предложил дурачок Сачков.

– И что? А одежду кто примет? Может, ты?

– Α-a, открывай давай, дура старая! – Сачков со всей дури так забарабанил по пластиковому окошку, что затряслась вся стена.

Хлопнула дверь, и из-за угла на нас бросилась гардеробщица, размахивая веником:

– Я тебе постучу! Я тебе сейчас так постучу!

Девчонки, взвизгнув, отскочили в сторону и тут же покатились со смеху. Гардеробщица носилась за Сачковым, как бравый вояка с шашкой наголо. А тот кружил и петлял между зеркальными колоннами, делая вид, что ему страшно. Короче, работал на публику, как обычно. На нас бабка внимания не обращала, но девчонки при её приближении каждый раз вскрикивали и прятались. Потанина – за спину Мальцева, Голубевская – за меня. В очередной раз она прильнула совсем близко и прошептала мне на ухо:

– Вот бешеная! Выложу вечером на Ютуб.

Яковлев тоже снимал этот цирк на свой мобильник и даже комментировать умудрялся:

– Вот так погоня! Ещё немного… сейчас его настигнет веник… но нет… ушёл… ловкий манёвр… заход справа…

– Что здесь происходит?!

Мы, увлечённые зрелищем, не заметили, как сзади подошла завуч, Ирина Борисовна. Это с ней мать сговорилась, чтобы меня приняли в школу. Какие у них отношения, я не в курсе, но при мне они называли друг друга по именам, без отчеств. В первые дни мать меня так и наставляла: «Смотри, не подведи меня и Иру».

Обычно невозмутимая как слон, сейчас Ирина Борисовна негодовала так, что её аж потряхивало:

– Издеваться над старым больным человеком… над женщиной… молодцы! Ничего не скажешь. Где у вас совесть? Вы ведь не несмышлёные детишки, взрослые уже, понимать должны. А если над вашими матерями и бабушками вот так же изгаляться будут?

– Да что мы такого сделали-то? – враз запричитали Голубевская и Потанина. – Мы пришли, хотели сдать одежду, а гардероб закрыт. Толик… Толя Сачков постучал, а она вон с веником выбежала…

– Постучал он! – вскинулась гардеробщица, у которой после десяти кругов даже дыхание не сбилось. Только платок съехал набекрень и с одной стороны выбились седые пряди. – Он мне чуть окно не выломал.

– Нормально он стучал!

– Дурой старой обозвал, – жаловалась гардеробщица.

– Не было такого! – вытаращила глаза Потанина.

– Что вы выдумываете? – подхватила Голубевская. – И вообще, вы его веником побили, а бить детей – преступление.

– Да я его даже не задела!

– Кто кого бил и обзывал, ещё разберёмся, а сейчас скажите-ка мне, одиннадцатый «А», почему вы пришли так поздно? Урок уже вот-вот закончится, а вы только раздеваетесь.

Я собрался было покаяться, что проспал, разумеется, нечаянно, но Потанина выпалила:

– Так у нас нет первого урока.

– Как это нет? Что у вас по расписанию?

– Биология, – ответила она, чуть поколебавшись, но тут же уверенно добавила: – Чибисов сказал, что биологии не будет. Правда ведь?

Последнее относилось к нам. Я опешил, а остальные с готовностью подхватили её версию:

– Да, Ирина Борисовна. А что, разве это не так?

– Разумеется, не так.

Она даже гневаться перестала от удивления: ещё бы, гордость школы Макс Чибисов – и организованный прогул! Да, если честно, я сам от заявления Потаниной онемел, а, наверное, должен был признаться, что Чибисов тут совершенно ни при чём. Но как такое скажешь? Это же всё равно что выжечь у себя на лбу: «Стукач». И дело вовсе не в том, что я боялся Мальцева и прочих, потому что их-то как раз я абсолютно не боялся. Но вот репутация стукача – а такие вещи расползаются по всей школе влёт – это вообще приговор.

Причём пожизненный. Хуже ничего нет. И я смолчал.

– Ладно, будем выяснять. Сейчас раздевайтесь и после уроков все ко мне. Вместе с Чибисовым.

Только она скрылась, ко мне подлетела Потанина:

– Олег, поговори с Чибисом! Предупреди его.

– А почему я? Твоя была идея, ты и предупреждай. Какого чёрта ты его вообще приплела?

– Вообще-то, я для всех старалась. И тебя тоже, между прочим, выгородила, – обиделась она. – А Чибис у них любимчик. Что ему будет?

– Она права, – вмешался Мальцев. – Чибису ничего не сделают, а вот у нас уже залётов до фига. И тут, считай, прогуляли и старуху довели. А если мы как бы не при делах, то, значит, старуха сама виновата, что забыковала.

– А ничего, что мы его подставили?

– Да не переживай ты так, – теперь уж Голубевская подключилась. – Ничего нашему Максику не будет. Пусть он скажет, что перепутал. Умные часто бывают рассеянными. Ну-у, Олег… Ну не говорить же нам теперь, что мы ещё и Ирине соврали.

– Ладно, – буркнул я. – Но сами с ним договаривайтесь.

Однако договариваться пришлось всё-таки мне. Потанина насела, что их он не послушает, а меня послушает. Не мог же я ей сказать, что для неё он как раз что угодно сделает. Да и к тому же поразмыслил и решил, что пусть уж лучше Макс узнает «новость» от меня, чем от других.

Поговорить удалось только на третьем уроке.

Пока я собирался с мыслями, Макс сам повёл разговор в нужное русло:

– А ты чего на биологии не был?

– Проспал. Понимаешь… тут такое дело… помощь твоя требуется…

– Да, конечно, какой разговор! Что нужно?

Я и выложил всё, как было. На мгновение мне показалось, что лицо его застыло, но он тут же улыбнулся и кивнул:

– Хорошо, я что-нибудь придумаю.

Вот только взгляд его потух, и мне стало ещё поганее на душе.

– Макс, понимаешь, Потанина сказала, что у тебя авторитет среди учителей. Тебе за это ничего не будет. И, потом, ты можешь сказать, что не специально. Забыл или перепутал.

– Да всё нормально.

После шестого урока мы собрались возле учительской. Думали, Макс быстренько подтвердит нашу версию – и мы свободны. Но Ирина Борисовна потянула нас к директору и там устроила допрос по полной программе. Макса, бедного, совсем заклевала. Как перепутал? С чем перепутал? Почему нам сообщил, а остальным нет? Почему сам на урок пришёл? Вспомнил? Почему, если вспомнил, не предупредил нас? Так и норовила загнать его в ловушку. Но Макс держался молодчиной, отвечал вяло, но ни разу не сбился, не поколебался. И хотя концы с концами вполне сошлись, Ирина Борисовна смотрела на нас так, будто, наоборот, уличила во лжи. Впрочем, своё мнение она оставила при себе и отпустила нас домой даже без «родителей в школу».

Из школы брели молча. Макс и прежде не особенно болтал, но в последнее время получалось молчать без напряга, теперь же тишина давила. И я понятия не имел, что ему сказать. Не извиняться же снова. Тем более, когда я попросил прощения сразу, он заверил, что всё нормально, никаких обид.

Но на душе было муторно. Ещё и Дубинина с Сагидзе в школу не пришли. Алёнку я несколько раз набирал, но натыкался на «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». С уроков они сроду не сбегали. Ну не заболели же обе враз. А ведь накануне вечером мы созванивались и, как я понял, пропускать уроки она не собиралась.

– Макс, ты сейчас куда?

– Домой, – он захлопал глазами и даже как будто насторожился.

– Слушай, давай к Дубининой сходим. А то её сегодня не было. И телефон у неё отключён.

– Давай, – с готовностью согласился Макс.

Но сходили впустую. Дверь никто не открыл.

– Куда она делась? – негодовал я.

Не то чтобы я скучал по ней или сильно переживал, но подобные непонятности меня выводят из равновесия.

После тренировки я снова смотался к Дубининой, и опять зря. Телефон она тоже так и не включила. Это уж совсем ни в какие ворота! Я присел на лавку возле её подъезда, раздумывая, куда она могла запропаститься. По злачным местам и всяким клубам она, слава богу, не ходила, сама говорила.

Дом – школа, дом – школа – вот и весь её маршрут. Разве что у своей подружки могла зависнуть, но не весь же день у неё торчать. Но я бы даже и до Сагидзе сгонял, если бы знал её адрес. Или хотя бы телефон. Попробовал у Макса выяснить, но и тот не смог помочь. Я уж собрался уходить, когда из тени куцых тополей вынырнули знакомая оранжевая куртка и красная шапка с помпоном. Я даже сразу повеселел, но решил-таки отыграться за Алёнкино молчание, за то, что мне пришлось перенервничать, столько времени потерять, продрогнуть и вообще носиться за ней весь день, как мальчик на побегушках.

Я притаился у подъезда, в кустах акации. Пришлось согнуться в три погибели, чтобы Алёнка меня не заметила. Хотя она шла торопливо и по сторонам не смотрела. Когда она остановилась возле подъезда и стала рыться в сумке, ища ключи, я неслышно подступил к ней сзади, ткнул пальцем между лопаток и рявкнул:

– Кошелёк или жизнь!

Она вскрикнула и выронила сумку. Потом повернула ко мне искажённое ужасом лицо, и только в этот момент до меня дошло, какой я болван. И шуточка моя из разряда идиотских.

– Прости, я – дебил!

Она уткнулась мне в грудь и горько зарыдала.

– Ну, не плачь. Шутка дурацкая, конечно, но я не хотел тебя напугать!

Дубинина пыталась что-то сказать, но сквозь рыдания вырывались лишь нечленораздельные звуки. Неужели она так сильно перепугалась? Я хотел поцеловать её, но она отстранилась. Наконец я разобрал: Нина… Нина…

– Алёнка, ну всё, кончай реветь. И при чём тут твоя Нина?

– Её больше нет, – выдавила она.

– В смысле, нет? – не понял я.

– Её машина сбила. Позавчера, ну когда мы… у Макса… Она возвращалась домой и… Это я виновата.

– Ты-то с чего? – у меня самого голос стал хриплый, будто чужой.

Смерть человека, которого ты хорошо знаешь, всегда ошеломляет чрезвычайно. Теперь мне стало вдвойне неловко за свою нелепую шутку.

– Она не хотела идти к Максу на день рождения. И мама её была против. Это я уговорила. Обеих. Обещала, что всё хорошо будет.

– Но ты же не могла знать… Алёнка отчаянно замотала головой:

– Я должна была её проводить! Должна была. А я…

И Алёнка завыла так горестно и безысходно, что и меня пробрало насквозь.