Ближе к ночи вернулся отец. Усталый, мятый, глаза красные. Но какой бы он ни был вымотанный, обстановка сразу разрядилась. Мать растаяла, довольная, заворковала. Миротворец он у нас, умеет сглаживать углы, даже одно его присутствие действует и на меня, и на мать успокаивающе.

Отец привёз омуля. Всякого – солёного, горячего копчения, холодного. Мать быстренько подсуетилась: рыбу почистила, картошки отварила, заправила маслом, рубленой зеленью присыпала.

Потом мы ужинали, как давно, в детстве, – все вместе, на кухне, за небольшим квадратным столиком. Квартира уже не та, конечно. Раньше, до отцовского директорства, мы жили в двушке-хрущёвке с крохотной кухней. Даже мне, малому, было тесно. Но зато как весело!

Почему-то меня смешило до слёз, когда отец, сидя на табурете, доставал руками всё, что нужно, даже не приподнимаясь. Горчицы? Пожалуйста! Поворачивается вполоборота, открывает холодильник, достаёт горчицу. Перчика? Сколько угодно! Длинная рука тянется вверх, к полке, где стоят в деревянных баночках разные специи. Я смеялся и нарочно придумывал, что бы такого попросить у него. Он, конечно, понимал мои уловки, но безотказно подавал любую мелочь и смеялся вместе со мной. Маму, помню, наши забавы немало раздражали. Она поджимала губы и недовольно цедила: «Некрасиво баловаться за едой. Никакой культуры!»

Теперь мы редко собираемся всей семьёй. У матери – диета, у отца – работа. Разве что по выходным иногда случаются совместные обеды, ну ещё в праздники. Но тогда мать накрывает в столовой большой круглый стол, раскладывает ножи, вилки, салфетки, как положено по этикету. И мы просто едим, тоже по этикету. Даже если при этом разговариваем, то как-то натянуто, неестественно.

И уж точно нет той душевной близости и теплоты, как тогда, в детстве. Может, потому этот незамысловатый ужин с родителями вдруг стал для меня нечаянной радостью. Прямо на сердце полегчало.

Ночью встал в туалет и заметил под дверью родительской спальни полоску света. Подошёл поближе. Они разговаривали, причём довольно-таки оживлённо, но тихо, ни слова не разобрать, только бу-бу-бу. В том, что родители обсуждали что-то среди ночи, ничего такого уж удивительного не было – мало ли, соскучились, может. Однако мне показалось, что говорили они как-то напряжённо. Неужели ссорились?

На моей памяти мать с отцом поссорились лишь дважды. Первый раз он замотался на работе и забыл встретить бабушку. Та, когда ещё жива была, изредка наведывалась к нам погостить. Встречать её на вокзале считалось непреложной обязанностью отца. Так что мать понадеялась на него, и в итоге бабуля промаялась целый час, пока не додумалась позвонить нам домой. Вторая ситуация по сути схожа: опять же из-за работы отец опоздал на мамин день рождения, сорокалетний юбилей. Справедливости ради стоит сказать, что опоздал так, что ещё чуть-чуть, и, считай, вообще не пришёл. Когда он появился, все, кроме официантов, меня, матери и ещё одной подгулявшей пары, уже разошлись. Но эти ссоры были какие-то однобокие: мать обижалась, отец замаливал грехи. А тут оба друг другу что-то выговаривали возбуждённо, хоть и полушёпотом. Думал сунуться к ним, поинтересоваться, что за разборки среди ночи, да махнул рукой. В конце концов, не маленькие, сами разберутся.

Утром меня опять не разбудили. Нет, всё-таки что-то у них произошло. Мать ходила мрачнее тучи, от расспросов увиливала, кипятилась из-за каждой мелочи. И самое показательное – за весь день ни разу не вспомнила про учёбу! Отец же ни свет ни заря опять умчался на работу. Они созванивались, я слышал, но как нарочно мать с трубкой закрывалась в спальне. Прямо тайны мадридского двора! Берегла мою психику, чтобы я пребывал в счастливом неведении? Или… или… сплошные или…

Но неужто и вправду поссорились? Когда успели, а главное, из-за чего?

До вечера так и проваландался без дела. Пару раз звонила Инга, но я сбрасывал. Всё, что хотел, уже сказал, добавить нечего. А выслушивать, какой я трус и подлец, не больно-то охота. Пусть её Серёга Шевкунов утешает. Вспомнил о нём, и сразу испортилось настроение. Мне казалось, что он предал меня, предал нашу дружбу. И ради чего?!

Отец снова пришёл под ночь. С матерью разговаривали вроде бы как обычно, ни намёка на ссору. Тогда вдвойне непонятны их перешёптывания и её нервозность. В чём всё-таки дело?

Но и отец от вопросов отмахнулся. Сказал, чтоб я ничего не выдумывал, а шёл спать, а то завтра в школу. В школу! Как будто накануне я не ему рассказывал о том, что нас пока распустили!

На следующий день я совсем скис. Накопилось по мелочи всякого негатива, плюс ещё эта игра с «Химиком», на которую поначалу вообще решил не ходить. Психанул. Но потом подумал, что, если не пойду, все, да ладно все, главное, Богатырёв поймёт, что я расстроился, что мне не всё равно. Зачем давать ему лишний повод для злорадства?

К тому же с утра позвонил Денис Ячменёв – как знал о моих колебаниях. Заявил, что, если я не пойду – это будет глупо, мол, одному себе во вред. Я успокоил Дэна:

– Да приду я.

– И насчёт Палыча не парься. Остынет скоро.

– А ты не в курсе, откуда он узнал про это? Ну, что я за банк играл…

– Без понятия.

Собственно, гадать тут нечего. Понятно, что донесли. И, кто донёс, ясно как день. Кроме Богатырёва, на такую подлянку никто из наших не способен. Да и все мотивы у него. Однако же какой урод!

Всю игру Палыч держал меня в запасе. Старый болван. «Химик» разделал наших всухую. Даже пенальти умудрились прощёлкать. Единственный раз, когда им удалось более-менее удачно атаковать и наметился реальный шанс забить гол, Богатырёв мазанул и попал в «молоко». Зато Валере Ледогорову отгрузили полную авоську. Итог: три-ноль. Нет, я, конечно, не Месси, а «Химик» и правда сильная команда – но уж пенальти бы точно пробил. Да и на месте Богатырёва так бы не лопухнулся.

Одно утешение – его кислая физиономия. Меня так и подмывало съязвить, но остальные пацаны тоже выглядели расстроенными. Особенно Валера Ледогоров. Этот вообще каждое поражение воспринимает точно крах мечты всей своей жизни. Как-то я уж пробовал подшучивать в похожей ситуации, и Валера отреагировал чересчур болезненно. Так что теперь я сдержался.

Возвращался домой в приподнятом настроении. Нет, всё же я – злорадный гад! Ну и ладно. Не будете меня в следующий раз задвигать.

Затренькал мобильник. На экране высветилось: Крылова. Я помялся – брать, не брать. Крылова – лучшая подруга Инги, наверняка возомнила себя её защитницей и приготовила разгромную речь. А ещё это могла быть и сама Инга. «Лучше сбросить», – подумал я, но… нажал на приём.

– Решетников, ты – сволочь! Ты хоть представляешь себе, в каком Инга сейчас состоянии?!

– И тебе привет, Крылова. Как дела?

– Ничего, – промямлила она.

Говорю же, речь приготовила, а как пошло не по сценарию – сразу тупик.

– Чем занимаешься? – не давал я ей опомниться.

– Ничем, – лепетала она, совсем сбитая с толку.

– Ничем, ничего… Как-то скучно ты живёшь, Крылова. Может, сходим куда-нибудь, развеемся?

– Со мной? – удивилась Крылова.

– Ну а с кем? Вроде с тобой разговариваю, – усмехнулся я.

– Я… я не знаю… Как-то это неправильно…

– Чего ты не знаешь? Что неправильно? Я ж тебя не замуж зову, а всего лишь в кино. Давай подгребай к «Баргузину» через полчасика. Успеешь? Заодно и поговорим, о чём ты там хотела.

Мутить с Крыловой я, разумеется, не собирался. Позвал её чисто забавы ради, ну и от нечего делать.

Она явилась при параде – в ярко-красном жакете, на высоченных шпильках, не то что я – как гопник, в кроссах и спортивном костюме. Правда, вышагивала она еле-еле, да и наряд явно великоват – скорее всего, с матери сняла.

– О ты какая! Пардон муа за мой прикид, я только что с тренировки.

Крылова смутилась, порозовела. Я подал ей руку, она нервно хихикнула, но ухватилась.

– Олег, только ты Инге, пожалуйста, не говори, ну про нас… Она неправильно поймёт, обидится, а ей и так сейчас плохо, – попросила Крылова.

– Я и не собирался.

На сеанс мы опоздали, но не критично. Пропустили только самое начало. В потёмках сели на ближайшие свободные места, я тут же приобнял Крылову за плечи. Она напряглась, но руку не сбросила. Тогда приобнял покрепче, а вторую руку пристроил ей на бедро. Она и тут не возмутилась. А я-то всегда считал её девочкой-припевочкой! Я наклонился и поцеловал её, вернее, слегка коснулся губами – опять-таки не отстранилась. Пока думал, продолжить свой эксперимент с Крыловой или не стоит, и сам не заметил, как увлёкся фильмом. А фильмец, к слову, шёл довольно сносный – «Два ствола», с Уолбергом и Вашингтоном. Правда, Крылова, похоже, заскучала.

– Понравилось? – спросил её. Кивнула, а у самой глаза унылые. – Пойдём здесь в кафешке посидим, – предложил я.

Крылова упрямиться не стала, даже наоборот, оживилась, но, когда я принёс по пиву, снова застеснялась.

– Я не пью, – слабенько запротестовала она.

Я не сдержал ухмылки: помнится, Инга рассказывала, как они на пару с Крыловой наклюкались, а потом творили всякие глупости.

– Это же пиво.

– Я думала, ты… короче, Инга говорила, что ты вообще не пьёшь.

Комментировать не стал – зачем? Кроме того, мне вдруг сделалось нестерпимо скучно. Какого чёрта убил вечер на эту занудную Крылову? К тому же она ничего лучше не придумала, как подлить масла в огонь. Зря…

– Олег, почему ты так с Ингой поступил? Ей сейчас очень плохо! Ведь нельзя же так…

С ума сойти, эта букашка ещё вздумала меня учить!

– Ты что, собралась мне рассказывать, как можно и как нельзя? Пойми своим куриным мозгом, что мне плевать, плохо ей или хорошо. Она мне нравилась, я с ней ходил, разонравилась – до свидания. Какие проблемы? А ты-то сама… Вот чего ты сюда припёрлась? Думаешь, твоя драгоценная подружка обрадуется, если узнает, что ты со мной в кино ходила? В кафе вот сидишь…

– Но ты же сам меня позвал…

На Крылову жалко было смотреть, но меня уже понесло:

– Ну и? Я тебя что, силой тащил? А если бы я тебе перепихнуться предложил, тоже бы потом говорила: «Я ни при чём. Это ты меня позвал»?

– Ну ты и придурок! – вскочила Крылова, красная, почти в цвет своего жакета, и зацокала прочь.

– Лицемерка! – крикнул я ей в спину.

Как же меня все достали! Всякая козявка будет ещё мне указывать, как себя вести!