Кто разъезжал по белу свету столько же, сколько и я, наверное, согласится со мной, что человечеству еще далеко до совершенства. Крупнейшие парламенты в свободнейших странах не могут похвалиться тем, что они являются выразителями политического идеала. Посмотрите-ка, что творится в республиканской Франции накануне выборов президента! Или возьмите, например, свободную Америку с ее демократическим строением. Б-же мой, что творится, когда наступают выборы! Интриги, сплетни, подкупы. Заваривается каша, в которой чужестранец ничего не поймет. Политическая борьба доходит до того, что люди забывают свое звание человека. Брат встает на брата, отец на сына — небеса разверзаются!

И неудивительно, что у нас на Острове тринадцати страсти разгорелись, когда зашла речь о выборах президента первой еврейской республики. Прежде всего надо было назвать имена кандидатов. Конечно, среди нас были представители различных партий, и каждая партия имела своих сторонников и своих противников. Капиталист, например, был лидером своей капиталистической партии. Сторонниками его были: литвак-ортодокс, дама (единственная женщина на нашем острове), националист, идеалист и материалист. Все они усиленно агитировали в пользу капиталиста. Они уже почти привлекли на свою сторону поляка моисеева вероисповедания. А если они еще одного перетащат к себе, то выборы капиталиста обеспечены большинством восьми голосов. В крайнем случае, они надеялись на пролетария, а для того, чтобы привлечь его, капиталистическая партия выпустила прокламацию, где было обещано, что их кандидат — капиталист — дает слово: 1) защищать собственность; 2) бороться за религию; 3) оберегать интересы рабочих.

Эта прокламация, вывешенная во всех тринадцати колониях, вызвала резкую отповедь со стороны оппозиции, то есть русско-еврейского студента в черной косоворотке. Он раскритиковал каждый пункт в отдельности.

— Я обращаю ваше внимание на нахальство капиталиста! Он будет защищать религию? Оберегать интересы рабочих? Ведь это возмутительно до глубины души!

И социалист не поленился и отправился к пролетарию. Он его застал за работой: рабочий доил коз, получая молоко для всех колонистов. И социалист завел с ним беседу о капиталистическом строе, который главным образом угнетает рабочих, приведя в пример его самого:

— Вы единственный рабочий, работаете с утра до поздней ночи на всех тринадцать колонистов, и хоть бы кто-нибудь помог вам!

На это рабочий ответил ему, что для того Б-г и создал рабочих.

— На себя, но не на другого! — твердил социалист и прочел рабочему лекцию о разделении труда, об уничтожении капитала и т. д. В конце концов он уговорил рабочего не голосовать за капиталиста.

— За кого же мне голосовать? — спрашивает наивно рабочий.

— За себя самого! — отвечает ему социалист.

Рабочий недоумевая глядит на него.

— То есть как это за себя самого?

— Очень просто. Я могу добиться, чтобы у нас президентом был рабочий. Я первый подам за вас свой голос. Да здравствует народ! Да здравствует пролетариат!

Так закончил социалист, тепло и дружески пожимая грубую руку рабочего, и отправился дальше агитировать за своего кандидата.

Легко понять, какое впечатление произвели эти слова на рабочего. Он поставил на землю горшок с молоком и так громко расхохотался, что даже козы взглянули на него с недоумением. Потом, вдоволь нахохотавшись, он присел на камень, сжал голову руками и задумался.

О чем он думал — неизвестно. Быть может, он уже видел себя президентом тринадцати соединенных штатов? Кто же тогда будет доить коз, рвать бананы?

Второй могущественной партией была американская, или атеистическая. Американец обнародовал прокламацию, где огромными буквами, на американский манер, было сказано следующее:

«Леди и джентльмены! Первая еврейская республика в опасности! Спасайте честь тринадцати соединенных штатов Израиля!!»

На его стороне были: социалист, территориалист, идеалист и материалист. Ассимилятор обещал ему свой голос, но с одним условием: если в числе кандидатов будет фигурировать член польской партии «коло», то атеист обязан поддержать эту кандидатуру.

В польское «коло» входили: ассимилятор, идеалист, материалист и дама. Ассимилятор приобрел голос дамы непрестанными комплиментами, утверждая, что она похожа на настоящую варшавянку, а ведь это аксиома, что варшавянки — самые красивые женщины. Прокламация польского «коло» начиналась словами «ясновельможные панове» и заканчивалась возгласом «еще польска не сгинела». Польская прокламация вызвала бурю протеста трех сильнейших партий и заставила их объединиться. Объединились националисты, сионисты и территориалисты.

Эти три партии перетянули на свою сторону ортодокса (вполне понятно!), идеалиста и рабочего и вели переговоры с дамой, чтобы приобрести большинство голосов. Надо заметить, что, объединившись для выступления против польской партии, они все-таки в отдельности агитировали за себя: объединение ничуть не мешало сионисту быть на ножах с территориалистом и надо признаться, что в борьбе они не щадили друг друга.

Официально сионист выступил с прокламацией, девизом которой был: «Да отсохнет рука моя, о Иерусалим, если я забуду тебя». На прокламации был нарисован щит Давида и в тексте были перечислены имена всех деятелей сионизма, начиная с прародителя Авраама. Там же были упомянуты национальный фонд, банк и вино Кармель. И все это заканчивалось национальным гимном.

Вслед за этим появилась прокламация территориалиста под девизом: «Мир — наша родина». И начиналась она так:

«Старый мечтатель! Тысячелетний фантазер! Когда же ты, наконец, проснешься и оставишь радужные грезы, которыми вечные мечтатели, сионисты, убаюкивают тебя». Заканчивалась же словами: «Ищите и обрящете».

Сионист мог рассчитывать на националиста, на ортодокса (само собой понятно!), на идеалиста и на пролетария. Кое-какие надежды были и на женщину по той причине, что сионистские конгрессы происходят в Швейцарии: это обстоятельство невольно напоминает ей покойного мужа.

Очень мало шансов было и у территориалиста. Хотя территориалист и вертелся вокруг дамы, но без успеха. Она уже симпатизировала сионизму по той причине, о которой было сказано выше.

Территориалист, увидав, что дела идут туго, бросился к ортодоксу и заявил ему, что территориалисты соблюдают день субботний не хуже сионистов и если возможна еврейская автономия, то достичь этого смогут только территориалисты, ибо им принадлежат симпатии богатейших евреев и известных христиан.

Сионист, видя, что территориалист слишком долго шушукается с ортодоксом, подошел к ним и сказал как бы мимоходом:

— А что слышно насчет смешанных браков?

Я думаю, никто не удивится, если я скажу, что и ортодокс сам питал кое-какие надежды на счет президентского кресла. Собственно говоря, почему ему не надеяться? Что он? Лыком шит? И представьте себе, что у него была своя партия. Немного сочувствовал националист, но крепче всех держалась за него женщина! Ортодокс купил ее тем, что точно и ясно высчитал, когда у нее день поминовения покойного мужа. И пролетария он привлек на свою сторону. Его он взял Б-гом, загробным миром, адом и раем. Он уже почти покончил с ним, но пронюхал социалист, объединился с атеистом и с ассимилятором, и они втроем открыто вступили в борьбу с темными силами клерикализма.

— Долой черносотенцев! — воскликнул социалист, и его поддержали все прогрессивные элементы.

Тут я должен сказать несколько слов о себе самом. Вы удивляетесь, почему я не выставил своей кандидатуры. Во-первых, я как писатель хотел держаться в стороне и не принимать участия во всей этой избирательной борьбе, а во-вторых, должен признаться откровенно, я сразу заметил, что у меня очень мало шансов, меньше, чем у кого-либо.

Я не глупый человек и знаю, что все мои братья по несчастью ненавидят меня. (Писателей не любят, а особенно писателя-юмориста, который кусается, смеется и делает людей смешными. Правда, в глаза они льстят мне, восхищаются моими писаниями, даже теми, которых они и в глаза не видали, но я знаю, что все это фальшиво. Они льстят, ибо боятся меня, опасаются, как бы я их не описал. Это для них хуже всего; они любят, когда описывают другого.) Словом, я снял свою кандидатуру.

В результате, когда стали выбирать, оказалось, что кандидатами намечены все тринадцать представителей тринадцати штатов. Тогда поднялся один из нас (я не говорю, что это был я, но я думаю, читатель сам поймет, кто это мог быть) и заявил им всем:

— Милостивые государыни и государи! Уже около двух тысяч лет, как мы потеряли нашу родину, как мы перестали существовать в виде государства. Но за это время перестали мы быть народом? Нет! Какими силами мы держались до сих пор? Я не знаю! Чем мы будем держаться впредь? Я не знаю! Где до сих пор была наша территория? Где до сих пор была наша родина? Я вам скажу: наша территория — это мы сами! Наша родина — это наша история. Наше убежище — это великий социальный идеал, провозглашенный нашими прежними пророками и распространяемый последующими, тот великий идеал, который сбудется с приходом Мессии… Из того, что каждому из нас хочется быть президентом, я заключаю следующее: никто не хочет уступить другому. Братья! Нас здесь тринадцать человек. Тринадцать нас было на пароходе, тринадцать на волнах бушующего моря, тринадцать колонистов на Острове тринадцати. И образовали мы тринадцать штатов. Спрашивается, почему не быть каждому из нас президентом в своем штате? Да здравствуют тринадцать президентов тринадцати соединенных штатов первой еврейской республики! Ура!

— Ура! Виват! Hoch! Да здравствует равенство! Heidod! — раздались крики на различных языках (недоставало только слова «банзай»), и этим закончилось собрание. Мы покинули «политический клуб» до следующего дня. Теперь нам только предстоит выработать конституцию тринадцати штатов, поэтому читатель может надеяться, что в скором времени мы с Б-жьей помощью закончим описание первой еврейской республики.