С Д. В. Высоцким я познакомился впервые при довольно курьезных условиях. Устраивая ежегодно вечера в пользу “Общества] просв[ещения] для евр[еев] в Р[оссии]”, вернее, в пользу студентов, кот[орые] являлись главными распространителями билетов и распорядителями вечера, мы всячески стремились увеличивать доходность этих вечеров. И действительно, нам удалось довести доходность их, как я уже упоминал об этом, с 600 р[ублей] до 12000.

В первые годы, когда доходность была невелика и каждый рубль имел значение, студенты обратились ко мне с просьбой — не найду ли я возможным перед концертом лично завезти билеты на — тзечер Высоцкому, т[ак] к[ак] у них есть основания думать, что тогда плата за них будет весьма высокая. В первый момент сама просьба показалась мне неуместной, а если это к тому же каприз разбогатевшего буржуя, то тем более это неприемлемо. Но, обсудив хладнокровнее, я подумал, что интересы студенческая касса нуждается в каждом лишнем рубле, и помочь им надо. К тому же я много хорошего слыхал о Высоцком, как о человеке добром и отзывчивом. Я решил исполнить их просьбу. Со стороны Дав[ида] Васильевича] и его жены я встретил такую предупредительность и такое дружеское расположение, что визит мой был щедро оплачен, и студенческая касса обогатилась сразу пару сотней рублей — четыре годовых взноса за право учения в университете.

С этих пор началась наша дружба с домом Д. В. Высоцкого, кот[орая] продолжалась много лет… Из всех представителей торгового дома “Высоцкий и К°” Да[вид] Васильевич] был наиболее отзывчивый, и при ближайшем знакомстве, наиболее интересный, несмотря на многие странности или, вернее, чудачества, какие появляются у человека, непривычного к богатству, и кот[орый] не в состоянии с ним справиться.

Отец его, как известно, был мелким торговцем чая , который он разносил по домам. С ним произошел интересный случай, когда московский] купец, с кот[орым] он имел дело, по ошибке дал мелкому торговцу чаем вместо нескольких рублей несколько тысяч. Дома, разобравшись в этой ошибке, бедняк Высоцкий, для кот[орого] это было целым состоянием, тотчас же вернул деньги по принадлежности. Пораженный порядочностью и честностью своего мелкого клиента, русский купец захотел шире помочь ему и открыл для него большой кредит. Это дало возможность Высоцкому расширить свою мелкую торговлю и положить основание будущему миллионному торговому дому “Высоц[кий] и К 0”.

Постепенно богатея, Вольф Высоцкий каждую свободную минуту посвящал евр[ейской] науке. Он окружил себя умными и просвещенными людьми и участвовал во всевозможных благотворительных и просветительных обществах. Одновременно он поддерживал и ортодоксов, и сионистов. А в семье своей имел немало представителей революционной деятельности. Достаточно вспомнить имена: Гоц, Фундаминский, Гавронский, Высоцкий и др. Незадолго до смерти он положил в банк капитал в 100000 на сто лет на разные евр[ейские] благотворительные дела. В строительстве Хайфского техникума он принял горячее участие. И все, что я сейчас о нем рассказал, я слышал в прочувствованной речи Усышкина на десятилетии техникума. Это было 3/II 26 г[ода].

Один из первых палестинофилов в России, он много жертвовал на колонизацию Пал[естины]. Уже в 1885 г[оду] он предпринял путешествие в Пал[естину], после которого напечатал свои впечатления . Он поддерживал евр[ейские] журналы. Он тогда уже мечтал о высшей академии в Пал[естине], для которой пожертвовал 10000 р[ублей]. Он высоко ценил Ахад- Аама, назначив его [своим] опекуном вместе с рав[вином] Мазэ после своей смерти .

Я застал Ахад — Аама служащим (представителем торгового дома “Выс[оцкий[и К°” в Лондоне) Высоцкого. Все это свидетельствовало о том, что Вольф Высоцкий был далеко не заурядной личностью и что он не только оказался замечательным коммерсантом, создавшим миллионный торговый дом, но что он сумел справиться и благополучно распорядиться растущим богатством, что далеко не так просто. Пройдя почти до 45 л[ет] суровый путь жизни, он, однако, вопреки тяжким условиям этой жизни, стремился всегда к просвещению. И когда условия жизни изменились, то он оказался закаленным против соблазнов, какие таятся в деньгах. “Стяжание” не стало его идеалом. Деньги, как средство помощи, как “лекарство” от голода, как средство просвещения масс, как возможность обнаружить даянием, кроющуюся в сердце доброту — вот истинное значение денег. И так до некоторой степени понимал это Вольф ВысоЦкий. Немало препятствий на пути всякого, стремящегося к добру, но преодоленные напряжением духа, они придают новые силы человеку… Не одно “счастье” явилось причиной материального успеха Вольфа Высоцкого. Он — житель Жагор — оказался, неожиданно для себя самого, знаменитым чайным дегустатором. И его соединение разных сортов чая сделало чай Высоцкого популярным по всей России и за границей…

Он был из местечка Жагоры, и традиции еврейской благочестивой жизни превозмогли все соблазны московской жизни. Он оставался в богатстве таким же, каким был в бедности. Нечто иное представляли четыре представителя торгового дома “ Высоцкий] и К°”. Кроме Дав[ида] Васильевича] участвовали [представителями были] Гоц — отец, Цетлин и Гавронская Любовь Васил[ьевна] — сестра Дав[ида] Васильевича], Гоц и Цетлин были оба женаты на сестрах Д[авида] Васильевича]. Каждый из четырех наследников Вольфа Высоцкого являл собою особую индивидуальность, особый мир стремлений особое отношение к жизни, к людям и воззрений на жизнь мир. Я не застал жены Гоца, как и мужа Гавронской. Рафаил Гоц, отец известного революционера , был чрезвычайно наблюдательный человек, интресовался еврейской наукой и в квартете Высоц[кий] и К 0 как будто играл особую роль. Впрочем, я его мало знал.

Дочь его Вера Закхсим была моей уч[ени]цей. Однажды мне пришлось — по поводу ее ареста — побывать в жандармском управлении (своего рода полицейское ГПУ). И хотя не без некоторой иронии, но все же внимательно и вежливо отнеслись к просьбе учителя за ученицу, сестру хорошо им известного революционера Гоца. Она не была опасна, и ее скоро освободили.

Гоц — отец, быть может, как сохранивший традиции набожного меетечкового еврейства больше других был близок покойному Вольфу Высоцкому, но ко времени моего знакомства с Высоцкими он являлся каким — то анахронизмом. Я никогда не встречал его у родных по жене. Повторяю, я его мало знал и ничего не могу сказать о его характере, кроме того, что он был мало общителен, и ни с какой стороны невозможно было к нему подойти. Возможно, что вся моя характеристика Гоца — отца страдает односторонностью. Его интересы были сосредоточены главным образом на евр[ейской] науке. Он был ламдан в полном смысле этого слова. Его интересовали евр[ейские] писатели. Им он старался помочь, хотя по натуре было очень скуп. Была у него хорошая евр[ейская] библиотека. Любил он ссылаться в разговоре на знакомые ему тексты из Писания. И в этой области он, наверное, был иной. Тут он был как рыба в воде. А в той московской деловой и интенсивной общественной жизни он казался выбитым из колеи… Судя по его сын[у] Михаилу, одного из основателей партии социалистов — революционеров, надо по лагать пользовавшегося большой популярностью и как революционер, и как литератор, надо полагать, что дом отца-Гоца благоприятствовал развитию детей.

Нечто иное представляла из себя Л. В. Гавронская. Всеми любимая за свою доброту, внимательное отношение к нуждающимся, она являлась матерью прекрасных детей. Какой — то особый налет благородства, интеллигентности и культурности приобщили 3‑е поколение В. Высоцкого к той прекрасной (русской) интеллигенции, которой так славилась Россия. Любовь Васильевна] вела скромный образ жизни, и в ней как бы сочетались лучшие черты характера ее родителей. Само собою разумеется, что она в квартете играла пассивную роль, предоставив все брату, а затем сыновьям.

Наиболее представительным внешне был Цетлин — муж третьей сестры Дав[ида] Васильевича] — Анны Вас[ильевны]. Что он представлял из себя до женитьбы на А[нне] Вас[ильевне], я не знаю. Но как муж ее он являлся одним из директоров торгового дома “Высоцкий и К'”. И он и жена его являли собою типичнейших представителей nouveaux rich — разбогатевших буржуа. В них отсутствовало то, что было так привлекательно в Люб[ови] Вас[ильевне]: ее тонкое, деликатное отношение к людям; отсутствовали доброта и широкий размах Дав[ида] Васильевича]. Они жили своей эгоистической жизнью, мало отзываясь на нужды близких. И разве только участвуя в той официальной помощи, которая исходила официально из торгового дома. Наряду с этим они воспитывали единственного сына, довольно талантливого поэта, интересующегося как общественными, так и литературными течениями, вопреки этой парниковой, тепличной обстановке обнаруживший лучшие черты настоящего интеллигента … После гонений московских 90‑х г[одов] осталось в городе […]*.

Торговый дом “Высоцкий и К°” выступил на арену московской жизни в такое время, когда московское] купечество начало играть исключительную роль в общественной] и духовной жизни Москвы и, пожалуй, всей России. Если Предки их приходили в Москву пешком, в лаптях и, проявляя известную инициативу, настойчивость в труде, постепенно богатели. Многие из них и при богатстве оставались теми же невежественными мужиками, какими пришли в Москву. Но постепенно из этой среды выделялись и такие, которые понимали значение просвещения. Своих сыновей они старались воспитывать соответственно требованиям времени. Таким образом в 3‑м поколении выросло в Москве образованное московское купечество. Достаточно назвать имена Третьяковых, Морозовых, Рябушинских, Востряковых, Алексеевых , Цветковых, Исиповых и мн[огих], мн[огих] других, (сыгравших) имевших незабываемое значение в общественной] и худож[ественой] жизни города, чтобы понять, как много внесло в жизнь Моск[вы] богатое купечество.

Это они, заботливо и любовно собирая, создали картинные галереи, Художественный] театр, русскую оперу. Знаменитое Абрамцево Саввы Морозова явилось художественным] центром русских художников. Все они, начиная от нашего Антокольского и кончая Серовым и др[угими], с восторгом говорили об этом редком очаге русского искусства. Хозяин Абрамцева сам был художником и обладал особым чутьем чувствовать художественный] дар у других. Это он один из первых оценил Шаляпина и мн[ого] сделал для его художественного] развития… Медицинский факультет нуждался в клиниках, и московское купечество покрыло все Девичье поле первоклассными клиниками. Они поддерживали артистов, ученых, философов, поэтов и т[ому] п[одобных]. Они являлись издателями книг, нужных и полезных. Достаточно вспомнить издательство Сабашниковых, Павленкова и др. Им многим обязано возникшее в 1865 г[оду] Музыкальное] о 6щ[ество] и Московская] консерватория, во главе которой стал Ник[олай] Рубинштейн.

Трогательно было любовное отношение москвичей вообще и московского] купечества в особенности к этому замечательному человеку.

К ежегодному юбилейному концерту его они нередко подносили ему дорогой ларец с разорванными векселями на большую сумму, т[ак] к[ак] Ник[олай] Рубинштейн] вечно был в долгах]… Таково было московское] купечество ко 2‑й половине к концу 19 стол[етия]. Но конечно, все это имело и оборотную сторону, далеко не столь красивую. И когда я раз был свидетелем того, как работают на тверской мануфактуре, хозяйка которой Варвара Алексеевна Морозова ежегодно жертвовала 200000 на университет, на клиники и др[угие] нужды, то понял, что лучше они не жертвовали бы этих денег, а устроили бы хорошую вентиляцию в чесальном отделении, где в воздухе стоит непрерывная пыль, от которой рабочие преждевременно гибнут… Какое — то проклятие тяготеет над богатством, и никакими софизмами его не оправдаешь… Вступая в семью богатого московского] купечества, Д. В. Высоцкий решил, что он должен идти по стопам своих коллег, т[о] е[сть] весь обиход жизни его не должен ничем отличаться от жизни богатого купечества. Впервые я застал Высоцкого в хорошей квартире на Мясницкой. Но уже вскоре он переехал в собственный особняк в Чудовском переулке. И как всегда в таких случаях, идя по этому пути, приходится не останавливаться перед новыми требованиями. Большим соблазном является при этом то, что и “другие так”. И невольно приходится тянуться за этими другими. Однако можно и должно сказать про семью Высоцкого, что, устраивая свою жизнь так, как казалось ему необходимым при том положении, в какое счастливая судьба поставила его, он, получая много от жизни, умел давать жить и другим.

Отзывчивый на всякое доброе дело, он редко кому отказывал. На этой почве создались между нами те дружеские отношения, кот[орые] сохранились до смерти Дав[ида] Васильевича] (после 1918 г|ода] я только раза 2 встретился с Дав[идом] Васильевичем]. Один раз в Киссингене, а 2‑й раз в Париже).

По своему воспитанию, образованию и всему укладу жизни в доме отца, а затем и в самостоятельной семейной жизни искусство как — то не входило в обиход [его] жизни. Интерес вырастал у него наряду с[о] знакомством с представителями его. Так он стал интересоваться или, вернее, стал считать нужным ввести в дом музыку после нашего знакомства. В зале нового особняка появился прекрасный “Бехштейн”. Младшие дети начали учиться музыке под моим наблюдением, а затем и со мною. Они начали посещать концерты и интересоваться музыкальной жизнью…

Знакомство с художником Л[еонидом] Осиповичем] Пастернакам] направило внимание Высоцкого на живопись. Он стал покупать картины. И если он делал это, советуясь с художником, то приобретал недурные картины. Полагаясь же на свой вкус — в этом он был упрям, — то картинная галерея его не очень выигрывала. Он построил в своем особняке “именно галерею”, и она ко времени революции вся увешана была картинами русских художников. Все это носило характер любительства. Зато, надо сказать, он охотно отзывался, когда к нему обращались за помощью для молодых художников. Многие из них даже не знали, откуда приходила помощь.

Заинтересовался Высоцкий и моей идеей Бетх[овенской] академии, но не идеей самой, а потому, что я ею заинтересовался. И когда я решил в [1]Этот принцип соблюден для всех текстов.
Здесь и далее все заглавия, заключенные в квадратные скобки, даны составителем.
906 г[оду] поехать в Бонн на родину Бетх[овена], то Высоцкий пригласил меня заехать в Остендэ на пару недель, чтобы на свободе поговорить о моих планах…

Вот мое первое впечатление от Остендэ. Высоцкие приготовили мне комнату в Hotel’e, где они жили. На бумаге этого Royal Palace Hoteli я писал домой 7 августа [1]Этот принцип соблюден для всех текстов.
Здесь и далее все заглавия, заключенные в квадратные скобки, даны составителем.
906 г[ода]: “Вот я и в Остендэ. Это как раз то, против чего я всю жизнь воевал. Это та разодетая, искусственно прикрашенная толпа, праздная, пустая, просаживающая огромные деньги и сама не знающая, зачем и для чего она живет. Самый Hotel, где мы живем, — это чудо как отель. На самом берегу моря, роскошный, великолепный и т[ак] д[алее]. Сегодня же едем в казино слушать знаменитого Карузо (тенора). Исай играет здесь чисто. Дети говорят, что больно за него. Публика во время игры не перестает болтать. В зале 15000 человек. Роскошь туалетов и богатство превосходят всякое представление. Надо все повидать […].