1
Короче, абсолютно все про меня и Янека Стемпнева рассказала Стемпню во время обеда. То, что зовусь я Александрой Гловацкой, что мне уже за сорок, что я дантистка из Варшавы… Потом до нее дошло, что Стемпень и так должен был меня знать, хотя бы с виду, и что она, Стемпнева, просто не верит, чтобы он не запомнил высокую блондинку, следовательно — длинноногую, опять же — худощавую, таким образом: стоящую греха. Якобы, у нас двое детей в том возрасте, когда дети еще считаются с родителями, а родители с детьми — никак. Для Стемпневой, Янек, мой муж и архитектор в одном флаконе, очень даже ничего себе (в присутствии Стемпня Стемпнева очень даже осторожничает). Тем не менее, по ее мнению, мы оба очень даже ничего. Халупу нам стережет Казик-органист. Каждые четыре года мы меняем автомобиль (а точнее, автомобили, потому что машины у нас две). И вот теперь, обрати внимание, я явно скучаю, и Янек тоже, так что в каком-то смысле, явном исключительно для Стемпневой, поскольку она совершенно уверена, скучаем вместе, то есть, если можно выразиться, друг с другом.
То есть, по мнению Стемпневой мы люди стандартные, следовательно, от этой всей скуки на все способные.
Стемпень, со своей стороны, доложил Стемпневой, что я потребовала провести анализ ДНК того волоса, что нашла у себя в умывалке. Ему, то есть, Стемпню, кажется странным, что я вообще связала этот волос с той, из озера. По его мнению, это ненормально, чтобы человек сам обращал на себя внимание в деле об убийстве. Ну, опять же, та лодка… Это его тоже страшно удивляет.
По мнению Стемпня, всякие тайны на собственной грядке я ищу потому, что уже издавна не получаю от мужа сексуального удовлетворения.
Якобы, он, то есть — Стемпень — таких как я знает.
А вот Стемпневу, следует тебе узнать, весьма заинтересовало, откуда это он «таких» знает и сколько.
Еще Стемпневу смущают двери, которых никто не выломал. По ее мнению, такой вот домик над озером, на краю деревни, а точнее — дачного поселка при этой деревне, это весьма удобная малина, тем более, что у Казика-органиста ключи к ней имеются.
По моему же, в свою очередь, мнению, Стемпнева, похоже, тоже давно уже не получала сексуального удовлетворения от мужа, поскольку, для разнообразия, она считает Казика интересным мужчинкой.
Стемпню же он интересным ну никак не показался, тем более — во время воскресного обеда.
Сначала Стемпень посчитал, что шницели у Стемпневой недожарены, то есть, как обычно, их жрать невозможно, после чего взялся за «того пьянчугу».
И ему, то есть, Стемпню, плевать было на то, что тот пьянчуга уже не пьет. И не обращал он внимания на аргумент, что если бы пил, приходский священник собственноручно выгнал бы его из дома, поскольку самому органисту это было бы сделать затруднительно.
По мнению Стемпня, священник сам на органе играть не станет, потому-то он и глядит сквозь пальцы на скрытый алкоголизм органиста.
Но вот по мнению Стемпневой, человек, играющий на органе, обязан быть образованным, поскольку он, по крайней мере, знает ноты, ну а человек образованный просто обязан одновременно быть впечатлительным, ну а впечатлительные — она считает — не убивают.
По мнению же Стемпня: убивают, да еще как.
Никогда не известно, что такому в голову стукнет, хотя сам признал, что подобный тихий-тихий тип бывает непредсказуемым, в особенности же — по отношению к женщинам.
Но тут Стемпнева уперлась в том, что, самое большее, он мог дать кому-то за деньги, которых, как известно, много никогда не бывает, тем более, в таком приходе как наш, ключи от нашего домика.
На что Стемпень заявил, что деньги этот Казик-органист, то есть, Поремба, и так от нас имеет, опять же — постоянно и практически ни за что, так что он сам никак не рисковал бы ради единоразового заработка, даже если бы тот мог потом оказаться и многоразовым.
Тогда Стемпнева подсказала Стемпню мысль, что речь могла идти о каких-то грешках прошлого, то есть — о шантаже — ибо, ну что такой замечательный мужчинка, в самом соку, поделывает в нашей провинции, то есть — дыре.
На эти слова Стемпень заявил, что и сами они, Стемпень со Стемпневой, тоже чего-то в этой дыре поделывают, и неужто Стемпнева по этой причине была несчастная?
С того момента Стемпневой пришлось держать ушки на макушке, ведь не могла она вот так, ни с того, ни с сего, да еще за обедом, признаться в том, что чувствует себя несчастной, к тому же, подтвердить то, что она совсем даже счастливая, ей никак не удавалось. В конце концов, оба они со Стемпнем имеют работу и здоровых деток, так что грехом было бы жаловаться, правда?
В связи с чем, она ничего не ответила, а Стемпень принял это к сведению.
Он молча доел свой обед, после чего добил свою жену тем, что, предполагая шантаж, шантажист от Порембы, считай, ничего и не требует, а раз это так, то Поремба мог бы спокойнехонько исповедаться во всем, накрывшись сутаной священника, и выбросить проблему из головы.
Тут уже Стемпнева выпалила, что под сутаной, возможно, и мог бы, но вовсе не перед Стемпнем, ведь за преступление преследуют двадцать пять лет, а Казик Поремба в Микрутах проживает всего пятнадцать.
Другими словами, от Стемпня отпущения грехов он мог и не получить.
Как ей кажется, ключ от нашего домика — это и есть ключ к загадке, поскольку у Казика только эти ключи и можно отобрать, а больше ничего у Казика и нет.
Стемпнева приказала Стемпню прижать Казика относительно ключей, но Стемпень на это ответил ей, что нечем ему тут прижимать, на что Стемпнева, с присущей ей самоуверенностью, заявила, что уж она нашла бы способ, причем — самый надежный.
С самым ненадежным приветом,
Оля.
* * *
Оленька!
Все, что ты говоришь, а точнее — пишешь, это архилюбопытно. У меня буквально дрожь по телу проходит при мысли о Казике-органисте. Похоже, тебе не следует объяснять, что это дрожь наслаждения.
Такой вот Казик-органист мог бы сыграть на мне, словно по нотам, которые, кстати, я бы сама ему продиктовала, а точнее — спела.
Нет, правда, просто чудесно подумать, что какой-то там Казик может быть самым настоящим убийцей, а может быть даже — и насильником.
Клево тебе в этих твоих Микрутах.
Не то что мне у себя.
Ведь такой вот впечатлительный насильник — это же настоящее сокровище для женщины, тем более, когда в ходе в ходе безнравственных действий пронзает ее убийственным взглядом.
Ставлю на Казика-органиста.
И какая же у него красивая фамилия.
Поремба…
Хм…
Прямо чувствую запах лапника у себя под спиной и величественное то, чем он рубит, тот самый Казик Поремба.
С возвышенным приветом,
Агнешка.
2
Агнешка!
Ты только представь себе, что местная полиция в лице муже Стемпневой не обратила на меня внимания! Вот просто так!
Наш шериф решил, ни больше, ни меньше, что все мои домыслы основываются на слишком уж отдаленных ассоциациях, чтобы проводить дорогостоящий сравнительный анализ ДНК.
Точно так же, не заинтересовала его ни лодка, ни отсутствие взлома.
Блюститель порядка заявил, что у меня нет никаких доказательств того, что лодку трогали в наше отсутствие, и что если бы ему пришлось вести расследование по делу отсутствия взлома, все посчитали, что у него что-то не в порядке с головой.
То есть, он дал мне понять, что я попросту жаждущая сенсаций мифоманка или сумасшедшая в мягкой форме.
Другими словами, он сказал мне то же самое, что и ты.
Его жена, в свою очередь, продолжает подозревать Казика Порембу. Ей кажется, что этот Поремба какой-то странный, и ее совсем не удивило бы, если бы это он пришил ту самую женщину. А если и не он, то тот, кому он дал ключи от домика.
Но наш шериф Стемпень считает, что Поремба перед законом чист.
Холмс с Ватсоном между тем уже проверили реестр пропавших без вести и, что ты тоже предусмотрела, не обнаружили в нем никого, кто хоть как-то годился бы на роль нашей швитезянки.
Якобы, полицейский художник вместе с патологоанатомом воспроизвел ее предполагаемый внешний вид, то есть, того времени, когда она еще жила. И вот теперь с этим внешним видом полиция бегает по деревне и показывает всем, но, похоже, без результатов.
Понятное дело, я имею в виду отсутствие положительных результатов, поскольку отрицательные только и есть.
Не удалось подтвердить и то, изнасиловали ли швитезянку перед тем как утопить, поскольку после утопления это было бы маловероятным.
И это ты тоже предвидела, а именно, что следствие застрянет на месте, но если бы сама видела этих Холмса с Ватсоном, то вовсе и не была бы удивлена таким состоянием расследования, потому что они, вроде бы, и не трогаются с места, но как раз стоят на месте.
Надеюсь, что, пускай и стоя на месте, они таки шевелят мозгами.
Если же говорить обо мне, то я не поддаюсь. А как бы я могла? Ты понимаешь, если какой-то тип наложил швитезянке петлю на ноги, а это факт неоспоримый, и отсюда все следствие, то мне кажется, что при этом должен был совершить где-то какую-то ошибку, которая меня до него и доведет.
С доведенным до (без)ошибочности приветом,
Твоя неуступчивая Оля.
* * *
Договорились, я тоже буду неуступчивой и советую тебе заняться сгребанием мусора с газона. Этот ваш местный Стемпень абсолютно прав. Ты соединяешь в на первый взгляд связную целость оторванные друг от друга факты. Наверняка существует тысяча объяснений присутствию черного волоса в твоем доме. Зато для отсутствия следов взлома имеется всего лишь одно объяснение — просто-напросто, никакого взлома и не было. Это вовсе не означает, будто бы кто-то вошел к вам, имея ключи. Это означает только то, что в ваше отсутствие никто к вам дом не входил. Никто не трогал и лодку. Справился он каким-то другим макаром, и пускай тебе подскажет воображение, каким это образом он метнул девицу на нужное расстояние. Например, вначале он мог забросить в воду балласт с протянутой через него веревкой, после чего протянуть жертву, используя этот балласт вместо блока, и этого было бы достаточно, чтобы поместить ее в глубоком месте.
И что ты на это, детектив-любитель?
А может он поплыл с ней вплавь, затянул на глубину и там оставил, после чего вернулся за грузом? Любой спасатель из любого бассейна справился бы с этим.
Если она там бродила по дну с пару недель, вероятнее всего, преступник сделал это под конец июня, так что не слишком и замерз.
А что обо всем этом думает Янек?
Со все таким же скептичным приветом,
Агнешка.
3
Если бы такой спасатель был способен плавать с балластом, то это был совершенно несерьезный балласт. Груз или балласт нужен именно для того, чтобы плавать с ним было бы просто нельзя.
Впрочем, неважно. Стемпнева, а как же еще, не была бы сама собой, если бы не начала самостоятельного следствия, а начала с того, чтобы придавить, вместо своего Стемпня, Казика Порембу.
Не мудрствуя лукаво, она прямо спросила: какого черта он, Поремба, теряет себя в этом приходе.
Ха, ха!
И Поремба проглотил язык.
И так он его проглотил, что когда уже вытащил назад, то намеревался рассказать Стемпневой обо всей своей предыдущей и неудачной жизни, но прикусил язык.
И, видишь ли, это неудачное происшествие с языком лишь убедило Стемпневу, что в жизни Порембы кроется какая-то мрачная тайна.
И вот тогда Стемпнева решила ударить его в самую суть, то есть, в ту самую тайну, и она сказала Порембе, что он весь такой таинственный.
И этот придурок заглотил крючок, ведь когда такая вся из себя женщина-памятник как Стемпнева и вообще, с таким высоким общественным положением, говорит какому-то там Казику, будто бы он таинственный, то только крупный прохвост не дал бы себя обмануть этим.
Так что Поремба лишь покрутил глазами от восхищения самим собой, и уже собрался было расколоться, как внезапно снова прикусил себя, на сей раз в этот же крючок.
Тогда Стемпнева хитренько спросила его, потому что все продумала еще раньше, а мог ли бы столь одухотворенный человек сыграть джаз.
И оказалось, что элементарно, а как же, смог бы.
Джазовый крючок застрял в горле у Порембы столь глубоко, насколько сам Поремба поверил, что Стемпнева является тайной поклонницей джаза.
Он лишь предусмотрительно спросил, а какого же джаза — это на тот случай, если бы Стемпнева все-таки врала.
Оказалось, что традиционного…
Что Поремба прокомментировал заявлением: «женщина разумная и романтичная».
Во как мужика накололи!
В этот самый момент Стемпнева посчитала, что надо потихонечку начинать выбирать леску, и уже натянула ее, то есть чувствительную струнку Порембы, упомянув что-то о чувствительной артистической душе.
После того Поремба разболтался, чего Стемпова и ожидала, конкретно же, о неудачной житухе того же артиста и невозможности в этой жизни искупить все грехи, несмотря на то, что теперь он аккомпанирует церковным песнопениям.
И вот тут Стемпова подсекла слишком резко и сильно.
Это вот искупление она ассоциировала с совершенным у нас убийством, и она стукнула по башке заранее приготовленным заранее суком, что если бы Поремба чего знает относительно этого дела, то, дав показания об этом убийстве, он искупил бы и прошлые моральные обязательства.
В этот момент Поремба с крючка и сорвался.
Сук отскочил от его черепушки, хорошенько стукнув Стемпову в неосторожно подставленный лоб, и конец.
Уходя, Поремба лишь успел сообщить, что муж, имеется в виду — Стемпневой — уже его расспрашивал об этом, а заявив, что полиция уже его допрашивала, органист вновь погрузился в самого себя, то есть, оскорбившись, замолчал.
Стемпнева, пытаясь спасти ситуацию, еще бросила в его сторону вкуснейшую приманку из топленого сыра с шерсткой летучей мыши, завопив, что ее муж терпеть не может джаз.
Только Поремба был слишком далеко, чтобы на эту наживку попасться.
В ответ он крикнул, что и сам, то есть, он, Поремба, тоже не — терпеть не может джаз!
На что Стемпнева совершенно трезво заметила: а с какого времени.
Он же с разгону заявил, потому что уже не думал, чего говорит, поскольку считал, что со все для него кончилось уже пятнадцать лет назад.
Пятнадцать лет, понимаешь!
И вот тут-то мы его и заловили, дорогусенькая моя Агнюся!
Казик-органист поселился в Микрутах пятнадцать лет назад. И с тех пор ненавидит джаз. Разве не чудесно?!
Ничего он не видел, ничего не слышал, ничего никому не сказал. Ну совершенно как те три обезьянки.
Тем не менее, проболтался.
Стемпень обозвал жену последней дурой, теперь с теми из района проверяет, а что случилось в Польше пятнадцать лет назад. Ассоциируют и связывают, ты прикинь, отдаленные факты, ха-ха-ха!
Стемпнева заловила нашего органиста за его же орган, и мужчинка влип.
Но если этот сукин сын давал ключи от нашего домика Бог знает кому, я сама ему этот орган продырявлю, то есть, органные меха.
С рассерженным приветом,
Олька.
* * *
Поздравляю! Обычно оно так и бывает, когда ловишь щуку, в сеть попадает всякая мелочевка.
Вполне возможно, что у вашего этого Казика-органиста на совести что-то и имеется, только не думаю, будто бы это он пришил швитезянку.
С неизменно скептичным приветом,
Агнешка.
* * *
Боже! Ну как ты до сих пор не поймешь?!
Я же и не говорила, будто бы Поремба лично приказал швитезянке подышать водой. Зато теория шантажа делается все более вероятной. Быть может, он, все-таки, давал наши ключи убийце?
С убийственным приветом,
Олька.
* * *
Это ты ничего не понимаешь!
Если твой привет и вправду убийственный, то первой его жертвой должна пасть я.
Понятное дело, что Поремба, или как там его, убийцей быть не может. Мне что, необходимо поверить, что тип с музыкальными тонкими пальцами бьет девицу по лбу, после чего тащит ее куда-то в камыши после чего толкает на расстояние толчка того ядра, что привешивают к ногам каторжникам, или мечет словно какой-то, прости за выражение, молот?
Тоже мне, органист-олимпиец нашелся!
С наполненным олимпийским спокойствием приветом,
Агнешка.
P.S. Вполне возможно, что ключи он кому-нибудь и дал, а может и не дал. Как ты это докажешь? Да и почему, помимо всего прочего, тебя это так цепляет? Понятно, что вполне возможно, эмоционально ты чувствуешь себя связанной с жертвой, поскольку считаешь, будто если чего и случилось, если вообще случилось, то как раз в вашем домике. Но ведь это уже не твоя вина, правда?
* * *
Я все понимаю!
На воре шапка горит. Мужик перепуган так, что мама не горюй! Попался во время облавы на диких кабанов, но тут оказалось, что он и сам является объектом охоты, скажем, тетеревом. Но теперь-то мы его уже не отпустим.
С охотничьим приветом,
Олька.
P.S. Иногда стая чаек над водой сообщает рыбаку, где находится крупная рыба. Поремба может привести нас к убийце, и все.
* * *
Наверное, ты ожидаешь от меня подтверждения, что может? Хорошо, настоящим подтверждаю, что может.
Тебе легче?
С самаритянским приветиком,
Агнешка.
4
Повторила Янеку твой вопрос, а что сам он думает обо всем произошедшем.
Но он только и спросил:
— Я?
Тогда я прибавила, что это ты спрашиваешь, поскольку это должно было его вырвать из ступора.
Я даже услужливо напомнила ему, кто ты такая:
— Агнешка — твоя и моя приятельница уже тысячу лет; приятельница нашей семьи и нашего домика в Микрутах, ловкая такая, рыжая Агнешка, деловая женщина, бизнес-вумен, владелица всех фабрик мороженого от Гданьска до Белостока, хищная холостячка, моя преданная поверенная, хотя ее ноги и короче моих.
Тогда он ответил:
— О чем?
На что я ответила, что обо всем этом.
После чего пришлось рассказать ему обо всем этом с самого начала…
И вот тогда-то до него дошло.
А уже потом все это никак приятным уже не было, потому что, слово за слово, ну ты сама знаешь, как оно бывает, мы разосрались совершенно не по теме, то есть о том, являюсь ли я объектом его взаимодействий со мной или же субъектом; и он, как обычно, выбрался из всего этого по-своему, то есть, чего-то замутил в плане семантики, поскольку начитался «Двоеженца» и «Опекуна», а в них просто кишит текстами, переворачивающими женщину, то есть кота, хвостом наизнанку. Другими словами, он не нашел противоречий между объектом и субъектом, ибо ведь объект всегда может выступать и в качестве субъекта, что он, чертово семя, мне и процитировал.
Так вот, ты спрашивала, что Янек обо всем этом думает.
А я тебе отвечаю, то есть, как бы от его имени, что он, как обычно, ничего не думает, поскольку не считает себя, псякрев, каким-то там следователем. Ну вроде как он на все согласен. Он дал мне понять, как обычно, очень даже элегантно, что, говоря весьма осторожно, швитезянка ему до лампочки.
И мне кажется, что на самом деле так оно и есть.
Его трогает только его поперечная пила, а точнее, это он ее ласково касается, когда не пялится на нее. А если бы даже сама швитезянка сама пила перед смертью, а ведь воды должна же была нахлебаться до того, как утонула, то она бы его все равно не интересовала.
Хотя, кто знает, что он там делает во время этих своих командировок на стройки и к инвесторам.
Быть может, кто-нибудь даже и знает, но только не я.
Вот тебе и весь ответ.
С ответственным приветиком,
Оля.
* * *
Оленька!
Ведь такой он и есть, этот твой, прости Господи, Янек.
Раз ты не знаешь, чего он там делает по ходу своих командировок, это означает, что нихрена не делает, потому что, если бы чего-то делал, ты давно бы уже знала. Пацан старается и все. Затем и ездит.
Разница между вами заключается в том, что дырку в зубе может иметь каждый, хотя и не желает, а вот красивый дом на привлекательном дачном участке желает иметь каждый, но почти что никто не может его иметь.
Тебе платят, потому что (ничего не поделаешь) обязаны, а Янеку не платят, потому что не могут себе на это позволить.
С моим мороженым оно приблизительно то же самое. Оно, правда, не стоит столько же, как дом в Лесной Подкове или каком-то там еще Закопане, но чтобы почувствовать его стоимость, мне нужно продать его тысячам человек.
Выходит то на то.
Это и есть борьба за клиента.
Ты у нас всегда была женщиной прагматичной, и, возможно, потому выбрала стоматологию. «Логия» — это как раз наука о той «сотне», которая смешала польский язык с латынью.
Не каждый мужик является свиньей.
С латинским приветом — ave,
Агнешка.
* * *
Агнешка!
Дорогой ты мой гид в лингвистике!
Lingua negri — по-латыни «черный язык», а вот на хинди lingwa — это «пенис»; что ни говори, но мы же народ индоевропейского происхождения.
Если из архитектуры Янека вычеркнуть, nomen omen, член «архи», который звучит слишком архаично, то у нас останется, черт подери, «тектура».
И что ты на это скажешь?
Выходит, в плане «того», что ты Янека знаешь лучше, чем я после всех этих, что ни говори, пары десятков лет.
Но это привилегия особы, существующей снаружи.
Холмс с Ватсоном копаются в архивных материалах пятнадцатилетней давности.
Вроде бы оно и ничего, но все-таки.
А ведь кто подсунул им этот след?
Не стану хвалиться, но это я с Марией.
Пока что из компьютеров у них лезет сплошная «тектура», но именно с нее и начинается архитектура преступления.
Холмс с Ватсоном мужики нормальные, хотя и имеющие разрешение на оружие. Быть может, с полетом фантазии у них и не сильно, зато их выучили тщательности. Вот они и не спят по ночам, а только читают. И я уверена, в конце концов они таки дочитаются.
А когда уже дочитаются, то возьмут Казика-органиста за задницу, после чего он споет им все, как на исповеди.
А никаких других идей у нас в отношении швитезянки у нас уже и нет.
Дискотечный след никуда не привел.
Девицы появляются и исчезают в облаках легкой наркоты.
Телки из Силезии выискивают фраеров с Побережья, но, в конце концов, находят себя в объятиях фрицев из Гамбурга. После того возвращаются в свои гимназии, а может и не возвращаются, сведенные с ума или свезенные караванами верблюдов, они пропадают, завезенные черт знает куда.
Каждый такой верблюд, как сама понимаешь, это жизненная ошибка, разве что, как минимум, двугорбая, если не больше.
На таком дискаре все вихляются, закрыв лица капюшонами, и в лучшем случае дудлят «red bull», после которого уже никто ничего не помнит и самого себя не может узнать под утро.
Телку можно наебать, потом выебать, а затем еще раз наебать, но вот чтобы привязывать ей чего-нибудь к ногам, для этого уже нужно иметь причину. Телке можно даже сломать нос или выбить зубы, даже глаз сапогом, но все это остается в шутейном разряде. Могильную плиту телке к ногам не привязывают.
Видишь ли, этого не делают от избытка воображения, но с совершенно конкретной целью.
И как только начинаешь убивать человека, нужно еще оглядеться направо и налево. И за такую хохму можешь получить четверть века, а покажи мне такого, который заменил бы колонию за избиение или даже восемь лет за изнасилование — на двадцать пять календарей за убийство.
Потому-то с самого начала дискотеку нельзя было принимать в качестве гипотезы. Светская жизнь малолеток с нашим случаем не имеет ничего общего.
Так что Холмс с Ватсоном сходили на дискотеку, на пляже посидели, порасспрашивали там и сям, исключительно для очистки совести, и уже прикидывали, как бы отправиться к прокурору, чтобы дело тихо прикрыть, когда какая-то там Стемпнева и все так же, не буду хвалиться, я собственной персоной, подсунули им под нос сложный вариант. Пускай сложный, зато наводящий на размышления, правда, основанный на слишком отдаленных ассоциациях, то есть — на женской интуиции.
С крайне женским, то есть интуитивным, приветом,
Оля.
* * *
Поздравляю!
Пани магистр стоматологии сует за пояс воспитанников из Вершинино (вроде бы полицейская школа там все так же существует?).
И это уже вершина всего.
Вот только чьих возможностей вершина?
Банальную пьяную разборку вы подтягиваете под какую-нибудь, чтобы долго не выискивать, Агату Кристи.
И своими с этой твоей Стемпневой фантазиями морочите головы двум придуркам.
Фрейду следовало бы приглядеться к вам.
Ведь у вас двоих дети имеются, так что вы хотите? Какой там еще Казик-органист и изысканное преступление? Это же сплошная бессмыслица.
С совершенно осмысленным приветом,
Агнешка.