Наступил день прослушивания — пасмурный, неприветливый, не сулящий ничего хорошего. Алена надела обтягивающую мини-юбку, чтобы по поводу ее ног ни у кого не возникло никаких вопросов, и длинный двубортный блайзер, призванный подчеркнуть серьезный настрой ее мыслей.
Алена доехала до Моховой на такси, нашла нужную аудиторию и присоединилась к таким же, как она, соискателям на звание студента театральной академии.
По списку она была в первой десятке. До начала прослушивания еще оставалось минут пятнадцать. Алена пристроилась на подоконнике, посматривала в окно, выходящее на улицу, и исподтишка изучала своих конкурентов. Они, разбившись на группы по три — пять человек, делились информацией — кто из метров, засевших в комиссии, что предпочитает, травили анекдоты, вспоминали легенды прошлых лет, связанные еще с театральным институтом, превратившимся вдруг в академию.
— Шубин не любит, когда слова озвучивают руками, — говорил побритый наголо молодой человек. — А Боголепская, наоборот, любит, чтобы руки работали на полную. Егоров терпеть не может «Ворону и лисицу», а Водянцов с нее тащится… Вот, как хочешь, так и выкручивайся…
— Третий раз поступаю, — делился с соседом парень, у которого волосы были курчавые, как у Пушкина, нос, как у Гоголя, а овал лица, как у Крылова. — Все больше напоминаю себе муху, прилипшую к стеклу с той стороны. Все надеюсь, что хозяева сжалятся надо мной и пустят в дом…
— Все неприятности с человеком, — наставляла некрасивая девушка с уродливыми очками на переносице, — происходят тогда, когда его ангел-хранитель берет очередной отпуск. Надо почаще свечку ставить. Помогает на все случаи жизни… Я сегодня четыре поставила…
— Самка!.. Злобное животное! Ни дня без парного мяса! Без привкуса крови во рту… — бубнил себе под нос какой-то текст совсем молоденький мальчик с красивым девичьим лицом…
Наконец начали вызывать.
— Григорьева Алла! — громко сказал ассистент, но на его слова никто не откликнулся.
— Григорьева Алла! — с той же интонацией в голосе повторил ассистент.
Алена стояла в нескольких шагах от него, но не слышала ни своей фамилии, ни своего настоящего имени. Не слышала ничего… Она смотрела в окно и то, что она там видела, заставило ее забыть обо всем.
— Григорьева!.. Григорьева!.. — раздалось одновременно со всех сторон. — Нет ее… Пошла покурить… Следующего давайте…
Алена во все глаза смотрела на машину, которая только что припарковалась у дома, как раз напротив академии. Это была «ауди-100», Но это была не просто «ауди» это была «ауди»… Андрея.
Из машины вышел сам Андрей. В руках у него был букет алых роз и перевязанная шелковой лентой коробка. Хохлачев включил сигнализацию и вошел в парадное.
Сначала Алена ничего не чувствовала. Настолько она была удивлена, поражена, обескуражена тем, что увидела своего Андрея здесь, где его быть никак не должно, да еще с цветами, да еще с подарочной коробкой…
«Женщина! — поняла она сразу, как только немного пришла в себя. — Он пошел к женщине! У него есть другая!.. Секретарша?!»
Произнося про себя слово «другая», она тут же испытала жесточайший приступ ревности. Ей захотелось выскочить на улицу, схватить камень потяжелей и изуродовать машину Андрея, на которой он приехал не к ней… к другой!
Но Алена никуда не побежала, осталась стоять на месте.
«Что же я так сразу… Другая… Да еще — секретарша… — взяла она себя в руки. — Может, он зашел поздравить с днем рождения кого-нибудь из своих старых знакомых. Их же у него, как у коренного петербуржца, должно быть много. Но почему он тогда ничего мне не сказал ни вчера, ни сегодня утром? Забыл… Вспомнил только сегодня днем… Надо спросить вечером, где он был… Только так, чтобы он ничего не заподозрил…»
На прослушивание она так и не пошла. До того ли ей было? И до вечера она ждать не могла. Вопрос: к кому ходил Андрей, кому он понес цветы? — полностью завладел ею. И от ответа на этот вопрос зависело все, потому что Андрей и стал за последнее время для нее всем.
Она нашла в сумочке жетон, спустилась в гардероб, где висел телефон, и позвонила на «мобильник» Андрея.
— Абонент отключен или находится вне зоны досягания сигнала, — после провала тишины, сообщил автомат.
Алена порылась в сумочке — жетона больше не было.
— Держи, — услышала она знакомый голос. Перед ней стоял студент, который с месяц назад предлагал взять щеночка.
— А-а-а… это опять ты? И опять на вешалке? — протянула Алена.
— А это ты, — отозвался молодой человек. — И опять в мое дежурство…
Алена взяла жетон.
— Спасибо. От нас, кошек.
— Пожалуйста. От нас, собак.
Она позвонила в офис. Трубку подняла Светлана.
— Света, — будничным голосом сказала Алена, — Андрея дай.
— Он поехал на объект… Что-нибудь передать?
— Нет, спасибо… Я еще позвоню…
«Отключил трубку… Секретарше сказал, что едет на объект… Но, слава Богу, Светлана здесь ни при чем… Уже хорошо… Может быть, ничего серьезного?..»
Но вместо того чтобы успокоиться, Алена разволновалась еще больше. Она вдруг вспомнила, как в тот день, когда приезжала сюда, на Моховую, в первый раз, она встретила Андрея. Он стоял у светофора на Литейном, правая мигалка была включена — это она ясно помнила… Значит, он хотел повернуть направо, но не повернул, потому что в машину села она. Направо — это на Пестеля, а с Пестеля на Моховую!..
«Он ездит сюда регулярно… — поняла Алена. — Вот уже несколько месяцев…»
Когда она вышла на улицу, машины Андрея уже не было. Алена стояла в нерешительности у входа в академию, мешая входящим и выходящим, не зная, куда ей идти, что делать…
— Провалилась? — снова оказался рядом с ней студент-собачник. — Не расстраивайся… А хочешь, я побуду с тобой? А то, как бы чего не случилось…
— Даже если случится, у нас, кошек, девять жизней…
— Тебе далеко?
— Пока не знаю…
— Тогда, может быть, в Летний сад, прогуляться?
«Только не это», — воскликнула она про себя, а вслух сказала:
— Я на «Чернышевскую».
Молодой человек увязался за ней. Оказалось, что его звали Игнат.
— Игнат?! — переспросила Алена.
«Это уже попахивает мистикой. Игната я выдумала, когда рассказывала Андрею про свой московско-воронежский роман…»
— Зачем тебе театр? — спросила Алена. — Больших денег все равно театром не заработаешь. Промурыжиться статистом, а там и помирать время.
— А тебе зачем театр?
— Я первая спросила.
— Вот ты говорила про девять кошачьих жизней… А я хочу, чтобы их у меня было девятьсот девяносто девять…
Они вышли к Литейному, и на перекрестке, на том самом, где Алена случайно встретилась с Хохлачевым, Игнат вдруг предложил:
— Зайдем в кафе? Там все наши частенько посиживают. У меня есть последние… и я хочу угостить тебя шампанским…
— Так девушек в кафе не приглашают, — сказала Алена. — Извини, я вспомнила, что меня ждут.
Она остановила проезжавшие мимо белые «Жигули», поторговалась с водителем и поехала к Андрею домой.
— Если что, ты знаешь, где меня найти, — сказал на прощание Игнат. — Мы, собаки, умеем ждать.
Она открыла дверь своим ключом, который дал ей Хохлачев. Ответный жест — передачу ключей от теткиной квартиры — она делать не стала. Да Андрей и не настаивал. И даже не заострил на этом внимание.
Не переобуваясь, Алена прошла в комнату, села на стул и просидела так почти час…
Из оцепенения ее вывел телефонный звонок.
— Ты у меня… — услышала она голос Андрея. — Светлана сказала, ты звонила, а я как раз был на мероприятии…
Слово «мероприятие» прозвучало для нее праздничным салютом. Он не отрицал, что был где-то! Значит, вечером последуют подробности! Нужно только набраться терпения.
— Это все, что вы имеете мне сказать? — наигранно капризным голосом спросила она.
— Нет, не все… — перешел он на шепот. — Я хочу сказать, что скучаю по тебе. Мне не хватает твоих глаз, твоих рук, твоих губ. Я пропадаю без вкуса твоих сосков, запаха твоих волос. Мне нужен зной, который ты вселяешь в мое сердце, и влага, которой ты остужаешь мое тело. Мне нужны твои янтарные ушки, в них так приятно нашептывать слова любви. Нужны твои изящные ножки, которые так хорошо знают дорогу в мой дом. Ты нужна мне вся, от ресничек до родимого пятнышка на мизинце, потому что ничего дороже у меня нет…
У Алены закружилась голова…
— Еще… — прошептала она.
— При встрече — непременно, — сказал Андрей уже будничным голосом. — Может быть, сходим куда-нибудь вечером? Поужинаем?
— Давай поужинаем дома. Я чего-нибудь сготовлю… Ты не знаешь, а я ведь прилично готовлю.
— Холодильник пустой.
— Я схожу в магазин, — воодушевленно сказала она. — Во сколько ты приедешь?
— А во сколько надо?
— В шесть!
Алена отыскала в шкафу спортивную сумку и побежала в магазин. Она даже представить себе не могла, какое это счастье покупать продукты для мужчины, которого любишь. У нее не было под рукой тетради, в которую она записывала понравившиеся ей рецепты, — тетрадь осталась в Воронеже. Но по памяти Алена восстановила несколько рецептов блюд, из которых на сегодняшний ужин выбрала два салата — огурцы по-гречески и картофельный с сыром и овощами. И два вторых блюда — рулет из свинины и куриные ножки с орехами. На сладкое она хотела соорудить свой фирменный торт-медовик.
Алена обежала несколько магазинов, чтобы купить все необходимое: куриную тушку, свиные шницели, огурцы, яйца, чеснок, петрушку, укроп, простоквашу, оливковое масло, белое вино, уксус, перец, сыр, лавровый лист и, конечно же, фрукты.
Труднее всего пришлось с веточками розмарина. В конце концов она купила их у жалкой старушки и заплатила столько, сколько должен был стоит вагон этих веточек.
Алена прибежала домой и взялась за стряпню.
Фартука она не нашла. Ей пришлось повязать на талии простое полотенце. Она порхала по кухне, как фея, везде поспевая, то и дело бросая в зеркало быстрый взгляд и каждый раз встречая там ответное сияние своих счастливых глаз.
Андрей, как и обещал, приехал ровно в шесть.
Она тут же заставила его помыть руки, усадила за стол, накрытый в комнате — плотно зашторенные окна, две зажженные свечи — и стала кормить.
За столом они провели не больше двух часов, обмениваясь ничего не значащими фразами, каждая из которых была наполнена особым, сокровенным смыслом. Тем же сокровенным смыслом были наполнены их взгляды. Какая разница, о чем говорить, если смотреть вот так!..
Они не торопились, ждали момента, когда уже не будет возможности сопротивляться силе, неотвратимо притягивающей их тела и души. И момент этот настал. Опять, не помня себя, они оказались в объятиях друг друга. И опять, словно так и должно было быть, потеряли свою родную планету, долго плутали по мирам, состоящим лишь из одной субстанции — наслаждения, — и ни за что не хотели возвращаться.
Было далеко за полночь, когда силы их иссякли полностью и опять одновременно.
Он лежал на животе, повернув голову в ее сторону. Она сидела, поджав под себя ноги, лицом к нему, скользя взглядом по его спине, ягодицам, ногам. Алена никак не могла решиться задать вопрос, который все еще волновал ее — правда, сейчас уже не так остро: к кому Андрей сегодня приезжал на Моховую?
Хохлачеву были видны ее ноги, направленные коленками в его сторону. Была видна таинственная тень там, куда уходили ноги, и куда свет сейчас проникнуть не мог. Были видны ее небольшие груди, форма которых даже сейчас, опустошенного, волновала его. Было видно ее лицо, немного осунувшееся, но такое дорогое… Он видел ее глаза, истомленные, но все еще тлеющие угольками страсти. Она ласкала его взглядом и от этого ему было покойно, как бывает только до рождения и после смерти. Он нежился под этим взглядом и гнал от себя навязчивую мысль, что когда-нибудь все это должно кончиться… Уж слишком хорошо им было вместе.
— Твой взгляд как прикосновение, — сказал он.
— Я знаю. Ты это уже говорил.
— Тогда будь добра, почеши под лопаткой.
— Шрам?
— Да, шрам.
— Я заметила его еще тогда… Откуда он у тебя?
— Долгая история…
— А ты расскажи покороче.
Он перевернулся на спину, она устроилась на его груди. Его рука нырнула в ее волосы.
— Часть истории ты уже знаешь… Помнишь, я рассказывал о Пите?
— Пите?..
— Я тебе говорил — он из Петербурга.
— А-а-а, Петре! Помню. Вы были вместе с ним в плену и вместе бежали.
— Тоже странная судьба. Женился — еще не было восемнадцати. Служил на Дальнем Востоке на сторожевом катере. Попал в лапы к южнокорейским пиратам — их обстреляли, и катер пошел ко дну. Пита продали в Колумбию, где он больше года ишачил на наркомафию. Спасли колумбийские спецслужбы по борьбе с наркотиками. Питу предложили любую страну, в том числе и Россию, но он выбрал Францию… Там мы и познакомились.
— А потом вы попали в плен и бежали, — напомнила Алена.
— Да, мы бежали. Четверо суток пробирались по джунглям. Ты знаешь, что такое джунгли?
— В кино видела.
— В кино… Джунгли — это жизнь для своих и смерть для чужих. Нас спасли два обстоятельства. Первое — за нами не послали погоню. И второе — на нас наткнулись воины одного из племен. Они называли себя — туатогульпу. Мы пробыли у них в деревне около месяца… Отъедались. Но лучше бы мы пошли дальше… На меня положила глаз одна аборигеночка…
— Что, что! — встрепенулась Алена. — Не одна ли из семи?
— Ну вот, опять… Не буду ничего рассказывать.
— Извини… — сразу успокоилась она.
— Не знаю, что она во мне нашла? — продолжил Андрей. — Но из-за нее меня хотели убить… Я так и не узнал кто? В меня бросили копье. Пит стоял рядом и видел момент броска, он оттолкнул меня — копье скользнуло по спине — и я остался жить…
— А до Франции ты добрался один…
— Да… После этого случая пришлось покинуть деревню. Нам дали лодку, и мы поплыли вниз по течению — к океану… Питу не повезло. Видно, в этом есть какая-то закономерность: если Господь выбрал себе кого-то, лучше ему не мешать. Того, кто мешает, он забирает к себе… На одной из стоянок Пита укусила змея — черная мамба. Это самая ядовитая змея на планете. Смерть наступает мгновенно… Но Пит прожил еще целый час… Я похоронил его на берегу реки, а когда отплывал, заметил, что могилу уже разрывает свора каких-то мерзких зверьков…
— Грустная история, — сказала Алена. — Давай о чем-нибудь другом.
— О чем?
— Расскажи, что за мероприятие у тебя сегодня было? — наконец решилась она задать мучивший ее вопрос.
— Сдавали заказчику первые мансарды на Вознесенском проспекте, — беззаботно доложил Андрей. — Все прошло гладко… Если так и дальше пойдет, мы начнем получать прибыль уже в этом году…
Он еще что-то говорил, но Алена его не слушала.
Она повторяла и повторяла про себя одну и ту же фразу:
«Все-таки это другая…»