Он никому ничего не сказал. Первое, что сделал, — поставил машину на стоянку и пошел бродить по городу.

Этот случай с грузовиком не выходил у него из головы. Как расценить происшедшее? Знак свыше? Хорошо, пусть знак. Но поощряющий? Отвращающий? Или это случайность, простая, дурацкая случайность? Если бы не девушка…

Кирилл вновь и вновь прокручивал в голове все сначала: скрежет железа, звон разбитого стекла, крик… Но постепенно мысли его пришли в порядок и потекли в привычном русле: Марина, Америка, Марк Шварц…

Можно было возвращаться домой.

Мать встретила его настороженно, все пыталась заглянуть в глаза.

— На тебе лица нет, — наконец заключила она, — что-то со шведами?

— Шведы? Ах, шведы! Шведы нажрались, как финны. Мы разобрали их по одному. Мне достался лом килограмм на сто двадцать. Пока нес к машине, пока из машины… Еще лифт в гостинице не работал… Я так устал, мать!

— Я сварила компот. А когда возвращалась из магазина, за мной увязалась рыжая дворняга. Я скормила ей всю колбасу. Ты же салями не очень…

— Почему я не собака?

— У нас Егор Сильвестрович, — предупредила сына Людмила Васильевна.

— Колдун Евстратиков пожаловали.

— Не называй его так. Он от этого бесится… Колдун Егорий!

Кирилл прошел в комнату.

Колдун Егорий, мужчина неопределенного возраста, с длинными черными, торчащими в разные стороны волосами, такой же черной, но ухоженной бородкой, стоял у окна вполоборота к Кириллу, приложив правую ладонь к стеклу.

— Приветствую, — бросил Кирилл. — Подзаряжаемся?

— Вот сколько тебя знаю, Киря, не любишь ты меня. Бывало, маленького тебя беру на руки, а ты так и норовишь меня обделать… А я тебя все равно люблю. Вот хоть мать спроси. Люблю, как родного.

Егор Сильвестрович внимательно посмотрел на Кирилла.

— Вижу, прицепил ты к себе какую-то заразу! — сказал он. — Вон тащится за тобой, будто хвост. Ну-ка, сейчас я этот хвост…

Егорий отдернул руку от стекла и сделал хватательное движение. Потом словно стал наматывать на локоть невидимую веревку и завершил операцию молитвой и крестным знамением.

Кирилл наблюдал за его действиями с улыбкой. Людмила Васильевна — скорее с восхищением.

— Эх, Киря, слушался бы меня, был бы счастливым человеком, — вздохнул Егорий.

Кирилл принял душ, поужинал и ушел в свою комнату.

Он набрал номер Марины, приготовившись услышать либо короткие гудки, либо бесконечные длинные.

Трубку подняли сразу.

— Да-а, — протянул томный женский голос.

— Добрый вечер, дорогая, — выдохнул Кирилл.

— Ты! — обрадовалась Марина, и это неприятно задело Кирилла. — А мне нечего сказать тебе, Кирюша… Не пришла, сама не знаю почему. Вот и все.

— Как в том анекдоте: женщина, ты сама не знаешь, чего хочешь… Я думал, с тобой что-то случилось. Даже и не знаю, рад ли я, что ошибся. Вообще зря, наверное, я втянул тебя в эту историю. Ты — баба ничего… Не в смысле: ничего из себя не представляющая, а в смысле — хорошая. Мужика тебе надо. Попроще.

— Какой у тебя голос…

— Какой?

— Не знаю… Эротичный… Не знаю… Мне кажется, я дура. Я уже жалею, что не пришла. Может быть… Может быть, попробуем еще раз?

— Нет, дорогая. Предпочитаю никаких дел с тобой больше не иметь. У тебя все мыслительные процессы проходят в спинном мозге, а это всегда дает непредсказуемый результат.

Марина хихикнула.

— Хочешь унизить? Мне нравится. Скажи… Скажи, что я стерва. — Голос ее вдруг стал низким, бархатным.

— Ты стерва, — сказал Кирилл.

— Скажи, что я — дрянь и потаскуха… Скажи…

— Ты паскуда, самая настоящая паскуда, Маришка, — прошептал Кирилл. Разговор совершенно неожиданно подействовал на него возбуждающе. — Если бы ты была рядом, я бы снял с тебя трусики, взял ремень и отшлепал тебя по голой попке.

— Хорошо, — еле слышно проговорила Марина, — еще… Ну, пожалуйста, еще…

Кирилл вдруг ясно представил себе ее комнату. Марина в полурасстегнутом халатике раскинулась в мягком кресле. Глаза ее полузакрыты, ресницы подрагивают. Одна нога закинута на подлокотник так, что видно ажурное нижнее белье…

Кирилл положил трубку.

Действительно, стерва, подумал он, мазохистка. Надо же! Нет, нет. Нужна женщина. Девушка. Хоть с улицы. Предложить ей фиктивный брак, заплатить, не скупясь…

Сердце у Кирилла екнуло: записная книжка! Совсем вылетело из головы. Но только где она, эта записная книжка?

Кирилл задумался. Он схватил ее, кинулся за девушкой… Потом вся эта катавасия… А куда же он подевал книжку?

Кирилл поднялся, подошел к платяному шкафу, открыл дверцу, проверил карманы пиджака.

Так и есть: засунул во внутренний карман. Кирилл вернулся на место и занялся записной книжкой.

Пролистнув ее, Кирилл наткнулся на несколько кулинарных рецептов, вырезанных из газеты, какие-то квитанции и справки. Открыл первую страницу — и взгляд его мгновенно выхватил фамилию… Кирси.

Кирси! Таисия Владимировна? Учительница по математике? Они с Марком вспоминали ее сегодня. Как странно…

Он взглянул на адрес, прочитал: «Садовая», и воспоминания захлестнули его.

Была ранняя весна… или поздняя зима. До выпускных экзаменов оставалось несколько месяцев. А потом либо институт, либо все остальное. Таисия Владимировна вела у них математику с пятого класса. И с пятого класса была классной руководительницей. Этот случай с Самохиной — тоже пятый класс.

Наверное, Самохина нравилась Кириллу. Странные знаки внимания оказывал он ей: щепки, щелчки, тычки… Бедная девочка. А кончилось все подножкой. Самохина только что ответила урок и возвращалась на свое место… Вот тут-то он сдуру и выставил свое копыто.

Таисия, ни слова не говоря, взяла со стола линейку, рубанула, как саблей, Кирилла по голове и преспокойно продолжила урок. Санкция была кровавой, но действие возымела. Кирилл в одночасье превратился в пай-мальчика и оставался им до выпускного класса.

Таисию, наверное, мучила совесть. Может, даже ее преследовали кошмары, а по ночам снились кровавые мальчики. Так или не так, но в десятом классе она сама предложила Кириллу подготовить его в институт. Кирилл согласился, но при одном условии: вместе с Марком Шварцем, его закадычным дружком.

Они ходили домой к Таисии по средам и воскресеньям. Ее муж, Станислав Александрович, был простым работягой, невзрачным, ничем не примечательным мужичком, беззаветно преданным шахматам. Они с Марком видели его не иначе, как за шахматной доской, разбирающим бесконечные партии.

Станислав Александрович здоровался всегда одним и тем же манером: он чуть приподнимал голову, смотрел исподлобья и говорил:

— Женихам привет!

Наверное, эта фраза казалась ему остроумной. Или он намекал на свою дочь — Владу?

Влада Кирси… Записная книжка принадлежала не Таисии, а ее дочери.

В тот год ей было, кажется, двенадцать. Такой долговязый гадкий утенок, готовый вот-вот превратиться в нечто. Когда он увидел ее в первый раз? Да, ранняя весна. Воскресенье. Недалеко от дома Таисии Кирилл заметил девочку. Она расхаживала по снегу, нестерпимо белому в лучах весеннего солнца, смотрела под ноги и удивленно и радостно повторяла:

— Солнце выпало!.. Солнце… выпало…

И это было поразительно. Услышав магическое: «Солнце выпало!» и увидев, что это истинная правда, Кирилл вдруг остро почувствовал: да, весна! Начало! Канун! И еще что-то большее! Почувствовал, как прошла четкая граница по его жизни, словно черная трещина по льду. Здесь — детство, бестолковое отрочество. Там — непонятно что.

Станислав Александрович часто работал по выходным. Таисия иногда уезжала к своим родителям, которые жили за городом. Тогда Влада звонила ему и Марку и от имени своей маман отменяла занятия.

Несколько раз Кирилл оказывался наедине с Владой. (Марк опаздывал, Таисия опаздывала…) Влада смело взяла на себя роль лидера в их отношениях. Лихо тыкала ему и даже предлагала себя взамен Таисии.

— Знаешь, как она меня натаскала? Я прямо хоть сейчас могу на физико-математический поступать. Меня даже к доске не вызывают — боятся. Ставят пятерки в журнал — через каждые три клеточки.

Кирилл общался с Владой неохотно. Просто не знал, как себя с ней вести. Сюсюкать? Вроде поздно. Говорить как с равной? Ну, это уж точно — рано.

Вообще-то проку в занятиях, положа руку на сердце, было мало. Но на занятия Кирилл приходил регулярно: у Таисии были связи именно там, куда собирался поступать Кирилл, — в финансово-экономическом. В критической ситуации она могла выручить.

Была еще одна причина. Ему просто нравилось бывать в этом доме. Запах, обстановка, ковры, высокие лепные потолки и бронзовые ручки… Уютно, покойно. Таисия что-то объясняет, сидя напротив. Голос ровный, убаюкивающий.

— Понятно? — спрашивает она.

Марк кивает, Кирилл кивает. А на самом деле ничего не понятно. А за окном — снег. Уже темно. В доме напротив — огни. Там тоже какая-то жизнь. Мерцают экраны телевизоров, мелькают тени… Хорошо…

Кончилось это все неожиданно, вдруг, в одно из воскресений.

Кирилл пришел тогда на занятия, как всегда вовремя.

— Хочешь кофе? — с порога предложила Влада.

— А что Таисии… Таисии Владимировны нет?

— Я испекла печенье. Татарское национальное лакомство. Мед, мука… Очень вкусно. Вот.

— А Станислав Александрович?

— Мне нравится кофе по-польски. Я вчера пробовала… Запах по квартире стоял просто офигительный.

— Что, и Марка нет?

— А на домоводстве, представляешь, нас учили рисовую кашу варить… А я, между прочим, уже плов сама готовлю. Вот.

— Ты специально? Я тебе про красных, а ты мне про белых!

— Ну и ладно, — обиделась она.

— Ну хорошо, хорошо, — смягчился Кирилл, — давай свой кофе, да покрепче.

Он увидел, как заблестели от радости глаза Влады, заметил, что одета она сегодня по-особенному, по-взрослому: красная плиссированная юбка, белая блузка с кружевным воротником и черный бархатный жилетик. Кажется, тогда он заподозрил что-то непростое в ее отношении к себе. «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок», — вот что вспомнилось Кириллу.

Они прошли на кухню. Эта странная кухня… Попадая сюда, Кирилл всякий раз словно проваливался во времени и пространстве. Кухня была похожа на красный угол добротной крестьянской избы. Стены — под дерево. Петухи на всех дверцах, струганый стол и прочные незатейливые табуретки.

Кухню оборудовал Станислав Александрович. Он вообще был мастер на все руки… В свое время… Но на тот момент, когда Кирилл стал бывать в доме семейства Кирси, отца Влады интересовали уже только шахматы.

Кирилл расположился поудобней, а Влада принялась суетиться вокруг.

— В первом классе, — сказала она, открывая банку с кофе, — я сидела с мальчиком, которого звали Давид. У него были вот такие губы, и красные-прекрасные. Я решила, что они у него красные, потому что он тайком целуется со всеми девчонками в классе. И только меня не хочет целовать. Мне было так обидно… Однажды я подкараулила его после уроков и сказала: если ты меня не поцелуешь, я тресну тебя портфелем по голове… Он испугался и убежал. Представляешь? Вот… А ты целовался уже с девчонками? — без всякого перехода спросила она.

— Не рано ли тебе, Владислава, говорить на эти темы? Вот! — тоном строгого учителя произнес Кирилл.

Влада бросила на него странный взгляд, от которого Кириллу хотелось закрыться, как от удара.

— Мама говорила, что, по теории больших чисел, если бы люди жили бесконечно, то в конце концов дети становились бы старше своих родителей. Вот.

— Чего? — удивился Кирилл.

— Когда человек состарится, уже неважно, сколько ему лет: семьдесят или сто семьдесят. Вот.

Кирилл вдруг понял, что хочет сказать ему Влада. Разница в несколько лет, говорила она, ничего не значит. Пройдет время, и они станут ровесниками… А пройдет еще немного…

Почему-то стало неприятно. Кирилл нахмурился.

— Ты лучше за кофе смотри. Убежит сейчас. Повариха. И перестань говорить «Вот!»

— Да, повариха. А что ты думаешь, — не обратила она внимания на последнюю фразу, — мой прадедушка был поваром у князей Юсуповых. Князь был за границей и перекупил его у одного барона. Тогда у нас фамилия была Киркси. С буквой «к» в середине. А потом буква потерялась, и мы стали просто Кирси. Ты ешь печенье, ешь.

Кирилл не заметил, как подчинился.

— Я люблю готовить. Мама терпеть не может, а я люблю. У меня прадедушкины гены. Только у меня времени не хватает — я на спортивную гимнастику еще хожу. Вот. Это печенье я испекла по своему рецепту… Ну, почти…

— Вкусно. А что с дедушкой… с прадедушкой?

— Ничего… А кем был твой прадедушка?

— Ну, это очень просто — морским офицером. Вот его кортик. Дедушка белых рубал направо и налево. Вот его сабля. Папа добавил охотничий нож и еще старинный стилет — получилась маленькая коллекция.

Кирилл внимательно посмотрел на Владу. Наверное, сейчас она изображала из себя взрослую, сидела прямо, держа чашку двумя пальцами. Мизинец смешно торчал где-то в стороне, как будто был сам по себе. Влада серьезно смотрела Кириллу в глаза, словно пыталась внушить какую-то мысль.

Таисия так и не появилась.

Они говорили два часа, а потом Кирилл стал собираться домой. Влада стояла в прихожей и молча наблюдала, как он натягивает ботинки, заматывает вокруг шеи сине-белый шарф… Когда Кирилл застегивал молнию на куртке, Влада решительно подошла к нему, цепко схватила за воротник и потянула Кирилла к себе. Она впилась в его губы своими губами, неумело, но азартно, и Кирилл, к своему ужасу, ответил ей. Сколько продолжался поцелуй, он не помнил. Помнил только, что вырвался и убежал от Влады, которая уже тащила его обратно в комнату.

«Дрянная девчонка!» — ругал он ее всю дорогу домой, но понимал, что вкус этого поцелуя ему уже не забыть никогда…

Больше Кирилл в доме Кирси не появлялся.

Потом от Марка он узнал, что Таисия через Владу отменила занятия в то воскресенье. Влада позвонила Марку, а ему она не позвонила…

Воспоминания отпустили.

Кирилл еще раз перелистал записную книжку, вернулся к первой странице.

«Все-таки интересно, что стало с ее прадедушкой?» — подумал он и поднял телефонную трубку.