Кто будет свидетелем на регистрации, Кирилл даже не задумывался. Конечно, Михаил!
В четверг, после традиционной игры в футбол — пять на пять — в спортзале одного из училищ, который они арендовали вот уже несколько лет, Кирилл рассказал Майклу о Владе. Рассказал все, без утайки.
Они остались вдвоем в сауне: яркий свет, запах эвкалипта… В предбаннике слышались смех и возня — там победители угощали пивом побежденных.
— Получается, что ты ее любишь, — сделал вывод Михаил.
— Когда мы в постели, я ее очень люблю, — с улыбочкой сказал Кирилл, — по пять-шесть раз… Кажется, я говорю пошлости… Если честно, Майкл, не знаю! У меня сейчас в голове одна Америка… Сидели в Шуркином садике, защипало в носу… Взял и сказал: выходи за меня. А она возьми да ответь: я согласна. Ну, что мне теперь?.. И потом, штамп в паспорте все равно нужен. Правда, вроде я как бы виноват перед Владой. Вроде как я обманул ее. Вроде воспользовался ею. Но ведь она согласилась выйти за меня! Значит… любит. А если любит — простит.
— Ты должен сказать про Штаты до регистрации.
— Я хотел, но не хватило духу. Скажу, но после.
— Нет, ты должен сказать до…
— Не надо наступать мне на горло… Знаешь, на сколько я попадаю, если не улечу самое позднее через две недели?! И даже не думай затевать интриги… Понял? Ну… Даешь пять.
Они пожали друг другу руки.
— Ладно, как хочешь. Но с Мариной было честнее.
— Вот потому я и оказался в дураках. Женщине нельзя оставлять выбор. Женщину нужно ставить перед фактом. Знаешь, мне кажется, у нас с ней все будет хорошо. Я не люблю сантименты, но она мне дорога. Боюсь называть это любовью… Помнишь, я тебе рассказывал? Когда она была еще подростком…
— Поцелуй-то…
— Поцелуй. Вкус его до сих пор у меня на губах… Что-то я совсем сопли распустил. Значит, договорились — завтра!
До регистрации оставалось несколько часов. Кирилл, уже при полном параде, шатался по квартире, не зная, что с собой делать. Он пробовал заняться английским, хотел выполнить свою норму: пятьдесят новых слов. Не пошло. Пробовал читать, но взгляд увязал в первом же абзаце. Кирилл погружался в рваные несвязные воспоминания, перескакивая через целые эпохи и страны.
То виделась ему дача, жаркий август, и они с Мишкой, вместо того чтобы бежать на озеро купаться, собирают красную смородину. Из времянки доносится сытный запах: тетя Галя, Мишкина маман, жарит пирожки с повидлом. Пирожки — объедение. Это их с Мишкой награда за труд. Маман лежит между грядками на раскладушке — загорает. Через каждые пять минут она кричит на всякий случай: «Кирюша, Миша, не ешьте немытые ягоды!» На качелях сидит колдун Егорий, читает вслух Библию. «Что было, то и будет, — слышит Кирилл его завывающий голос. — И что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…»
То вдруг Кирилл оказывается в Дании. Не во Франции, не в Италии, где он тоже бывал, а почему-то именно в Дании… Копенгаген. Набережная. Моросит мелкий дождь. Вокруг никого. Кирилл без зонта, воротник плаща поднят. Он внимательно разглядывает Русалочку, сидящую на камне. Хочется подойти ближе, но это невозможно. Дождь моросит, а он все стоит, промокший насквозь. Ему почему-то кажется, что сейчас она поднимет на него глаза…
Звонок телефона вывел Кирилла из задумчивости.
Он поднял трубку.
— Кирилл? Привет, это Шекловитов. Слушай, Кирилл, тут есть возможность крутануться… Ветров нам предлагает очень дешево партию компьютеров. Я уже знаю, кому их толкнуть дальше… Сейчас… «Терия»… Фирма «Терия». Я уже послал туда факс — они берут всю партию. Дело вроде верное, но что-то меня держит…
— Проекты договоров есть?
— Вот, передо мной.
— Какую неустойку в случае чего тебе платит Ветров?
— Зеленый лимон.
— Так, так. А «Терия» просит с тебя, конечно, два миллиона неустойки?
— Точно. Как ты догадался?
— Такие вещи надо знать, Шекловитов. Это классика. Ветров и «Терия» — одно лицо. Ветров срывает договор и платит нам миллион. А мы заплатим «Терии» два. То есть Ветров сделает себе из ничего один миллион долларов. Год назад так пролетел Кроликов.
— Ясно, — протянул Шекловитов. — Так просто… Нужно взять на вооружение… В общем, жду тебя в понедельник. Хватит отдыхать. Делом нужно заниматься.
— Раз уж ты тронул эту тему… Если помнишь, мой контракт закончился на той неделе.
— Неужели? Продлим!!!
— Наверное, нет. Придется тебе подыскать другого коммерческого директора.
— Ладно, дорогой, такие вопросы с ходу не решаются. Поговорим после.
Кирилл повесил трубку, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Кто бы это мог быть, удивился Кирилл. Неужели маман нагрянула раньше срока?
Кирилл открыл дверь. На пороге стояла Марина: рассыпанные по плечам волосы, шифоновая рубашка навыпуск, цветастые «велосипедки», сумочка через плечо.
— Может, все-таки пропустишь? — театрально улыбнувшись, спросила она. — Я пришла к тебе с приветом рассказать… и все такое…
Кирилл сделал шаг в сторону.
— Я по тебе соскучилась, — проходя в комнату Кирилла, сказала она. — По телефону ты со мной говорить не хочешь. Трубку бросаешь. Вот я и решила нагрянуть в гости… Как снег на голову. — И она сделала соответствующий жест.
— Очень вовремя… — буркнул Кирилл.
— Нам вчера завезли отпадные сережки с брюликами… Я как их увидела, сразу о тебе вспомнила. Кстати, я теперь работаю до обеда. Можешь заглянуть по старой памяти.
— Может, и загляну.
— Ты кого-то ждешь?
Марина села на диван, погладила плюшевую подушечку, взяла ее в руки.
— Жил-был плюшевый мишка, — дурашливым голосом, обращаясь к подушке, стала рассказывать она, — точнее, это была медведица, но юная-преюная. Вот жила она, жила в своем родном лесу. Купалась в реке, ловила рыбку в мутной воде, лопала малину, воровала у пчелок мед… Пока не появился охотник. Охотник не был злым дядей. Он просто любил охотиться на плюшевых медведиц. Потому что охотиться на плюшевых медведиц — это большое удовольствие. И вот он увидел нашу юную плюшевую медведицу и подстрелил ее с первого выстрела. Это был очень меткий выстрел. Такие выстрелы получались у него не каждый день. Охотник снял с плюшевой медведицы шкурку и сделал из нее маленькую такую подушечку. Потому что нет большего счастья на свете, чем положить плюшевую подушечку себе под жопку…
— Ты зачем пришла? — не придавая голосу никакой окраски, спросил Кирилл.
Марина бросила подушку, легла на диван, закинула ногу на спинку.
— Повторяю по буквам, — отчеканила она так, словно читала Маяковского. — Сволочь! Обманщик! Скотина! Курва! Ублюдок! Чмо! Идиот! Лопух! Алкаш! Собака! И… мягкий знак!.. СОСКУЧИЛАСЬ!
Больше всего Кирилла обидело почему-то слово «собака».
— Вот что, — сказал он, — давай-ка выметайся отсюда!
— А помнишь, как ты на этом самом диване трахнул меня в первый раз? Ты был таким напористым, ненасытным, словно тебе шестнадцать, а я у тебя — первая.
Она выводит меня из себя, догадался Кирилл.
— Марина, — изменил он тактику, перейдя на спокойный тон, — перестань кривляться. Если хочешь что-то сказать — говори. У меня мало времени.
Она резко поднялась, глаза ее сузились.
Кирилл не успел ничего предпринять — Марина бросилась ему на шею, вцепилась в него мертвой хваткой и завыла:
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю…
Дальше пошли рыдания, всамделишные, от души.
Кирилл попытался отцепить Марину от себя, но не тут-то было. Как только ему удавалось чуть разжать ее руки, она начинала визжать так, словно ей за шиворот запустили паука.
— Да что же это такое, — не выдержал Кирилл. — Господи, Боже мой! Успокойся!
Постепенно она действительно успокоилась, снова вернулась на диван и сидела там тихо, прижав кулачки к груди.
Включался и выключался холодильник на кухне, бубнило что-то неразборчиво радио, внизу у соседей отчаянно выл пылесос.
— Мне нужно идти, — вкрадчиво сказал Кирилл.
Марина послушно встала.
— Тебя подбросить до метро? — спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
Это молчаливое «нет»… Марина невольно повторила жест Влады. И невольно она подобрала код к его сердцу. Он уже был готов пожалеть ее: ласковое слово, дружеское прикосновение, но в этот момент в прихожей послышался шум, и сразу же потянуло сигаретным дымом.
— Кирилл, ты дома? — раздался голос Людмилы Васильевны. — Помоги Егорию поднять чемоданы.
— Явление пятое. Те же и маман со своей сигаретой. Улыбайся! — прошептал Кирилл, взял Марину за руку и вышел из комнаты.
— Здравствуйте, Людмила Васильевна, — бодрым, жизнерадостным голосом поздоровалась Марина.
Все-таки она неплохая актриса, оценил ее усилия Кирилл.
— Привет, мать, — подставил он щеку для поцелуя, — извини, мы убегаем.
— Ну, бегите, — разрешила Людмила Васильевна. — Как дела, Мариша?
— Лучше всех, — отчеканила Марина, сияя ослепительной улыбкой.
Кирилл мягко вытолкал Марину на лестничную клетку, прикрыл дверь.
— Вечером приду с сюрпризом, — предупредил он.
— Я представляю…
— Тебе понравится, мать.
Из лифта навстречу им вышел Егор Сильвестрович.
— Вот, — отчитался он, — раньше всех сроков, потому как материнское сердце не на месте. И карты одно и то же показывают: неожиданность. Все хорошеешь, Мариночка? — добавил он. — А глазки чего красные? Э-э-э, пустяки какие. Слушай меня. Сердце твое скоро утешится, только не тем, о чем думаешь…
Они вышли из парадной и, даже не попрощавшись, пошли в разные стороны: Кирилл — на стоянку, Марина — к метро.
В это утро Влада перебрала весь свой гардероб и поняла, что надеть ей нечего. Классический костюм цвета маренго — слишком торжественно. Веселенький сарафан с откровенным декольте — слишком легкомысленно. Брюки — безвкусно. Джинсы — пошло. В конце концов, решив, что чем проще, тем лучше, она надела красную маечку с большими сексуальными вырезами, белую широкую юбку и босоножки.
Влада критически осмотрела себя в зеркале и пришла к выводу, что она прехорошенькая. Не красавица, но обаятельная, без всякого сомнения. И самое главное: ей не дашь и двадцати.
Влада долго и тщательно накладывала дневной макияж и прислушивалась к звукам в квартире. Оксана возилась на кухне и напевала во весь голос. От того, что она напевала, очень многое зависело.
Если Оксана мурлычет «Амурские волны» — значит, у нее хорошее настроение, можно смело подходить к ней и просить все, что угодно, даже денег взаймы.
Если «Ой, цветет калина» — денег просить бесполезно, но как с человеком с ней еще поговорить можно.
Романс «Мы странно встретились и странно разойдемся» она напевала обычно перед крупными скандалами, причем все равно с кем — с Владой или с ее дядей.
Но гвоздем репертуара Оксаны была «Катюша». Когда в перебранке верх одерживал дядя и почувствовав моральную победу, не прочь был закрепить ее с помощью физической силы (Борис Степанович был легкий, но сильный), Оксана, глядя своему сожителю в глаза, в полный голос начинала петь «Расцветали яблони и груши» и раздеваться. Обычно, когда она срывала с себя огромный, как сшитые вместе парашюты, бюстгальтер, дядя, со словами «Чего ты, чего ты?» отступал.
Увидев этот спектакль впервые, Влада просто ухохоталась. Но потом этот смех вышел ей боком. Дядя нашел «болевую точку» Влады и с тех пор любил, между делом, нажимать на нее.
— Продать твою квартиру, что ли, — задумчиво говорил он. — А что? Имею полное право. Сама дала мне генеральную доверенность. Ты же ведь не на улице останешься, а у родного дяди. Но если будешь хамить, то и на улицу выгоню. Хамить не надо!
Два раза Влада выходила в коридор позвонить Алле.
Когда после второго звонка Влада повесила трубку, Оксана не удержалась и дружелюбно спросила:
— Чего это ты, девка, задумала?
И, поскольку за минуту до этого она пела «Амурские волны», Влада сказала правду:
— Я сегодня замуж выхожу.
Реакция Оксаны оказалась неадекватной.
— Ой, люди добры! — кричала она из кухни. — Втроем не развернуться… А она еще бомжа сюда волочет! Знаю, только и мечтаешь, как от меня избавиться. Теперь они вдвоем с ее кобелем будут кровь из меня сосать!
Дядя с утра был «ушедши» за пивом, и поэтому Оксана апеллировала ко всем, кто мог услышать ее в этот утренний час: соседям и Господу Богу.
Влада не стала ничего объяснять и ушла в свою комнату. Она надела наушники, сделала музыку погромче и погрузилась в себя.
В открытое окно то и дело врывался ветер. Он трогал занавески, путался в цветах на подоконнике, робко гладил Владу по ногам.
Музыка грохотала в наушниках, но Влада ее не слышала. Остались только она и ее мысли.
Жить, конечно, они будут у Кирилла. Дядя с Оксаной у нее уже в печенках сидят. Правда, там будет свекровь… Тоже не подарок. Идеальный вариант — отдельная квартира в престижном районе… Вот что должен подарить ей муж на свадьбу! Но квартира может и подождать. На первом этапе хватит и комнаты Кирилла. Она просторная, светлая. Только нужно сделать ремонт и сменить обстановку. Купить спальный гарнитур, такой… бело-золотой (она видела его недавно в безумно дорогом мебельном салоне), с кроватью-аэродромом, чтобы можно было на ней заниматься любовью вдоль и поперек. Письменный стол Кирилла выдвинуть из комнаты — нечего портить ауру их любовного гнездышка мыслями о делах… Что еще? Обои, занавески… Да. Карниз, шкаф, шелковое постельное белье (очень эротично!) и что-нибудь на стену вместо этого ужасного ковра с его кинжалами…
Влада так увлеклась строительством своего счастливого будущего, что потеряла всякое представление о пространстве и времени. Когда она случайно бросила взгляд на часы, то вскочила, как ужаленная: она уже опаздывала. Влада выключила магнитофон, схватила сумочку, быстро пошла к двери, остановилась, проверила, на месте ли паспорт.
В квартире было три комплекта ключей. Дверь закрывалась на два сейфовых замка. И уж если она была закрыта ключом, то открывать ее нужно было тоже ключом. Хоть снаружи, хоть изнутри. Влада приходила домой, открывала дверь и оставляла ключи у телефона.
Сейчас их на месте не было.
— Где мои ключи? — крикнула она, еще не придавая значения тому, что произошло.
Ответом ей была тишина.
Влада стремительно прошла на кухню — никого. Она кинулась в комнату, которую занимали дядя и его сожительница, там тоже никого не было.
Ее заперли! Оксана просто заперла ее! Ушла, унесла ключи Влады. Нарочно… Сподличала… А потом будет делать круглые глаза и добродушно поругивать себя: ах, ах, какая я…
Но в эту догадку поверить до конца Влада все же не могла.
Может быть, она сама засунула куда-нибудь ключи и забыла. Влада перевернула весь дом. Потом еще раз. Ключей нигде не было.
Она достала записную книжку, нашла номер Кирилла.
— Слушаю, — ответил женский голос.
Подумав, Влада положила трубку.
Да что она, в самом деле, паникует? Закрыта дверь, но открыто окно! А почему бы и нет? Третий этаж — не так уж высоко.
Влада прошла в свою комнату, выглянула наружу. За окном рос тополь. Высокий, с мощными ветвями, которые упирались в кирпичную стену.
И нужно-то всего: взобраться на подоконник, прыгнуть, уцепиться за ту толстую ветку, а дальше — сущие пустяки.
Самое сложное, конечно, прыжок. Но для бывшей гимнастки — это раз плюнуть.
Она легко вскочила на подоконник, посмотрела вниз — нет, все-таки высоко. А вдруг она промахнется? Ну и пусть! Вот еще одно испытание. Если судьбе угодно, чтобы они были вместе, с ней ничего плохого не произойдет. Если нет…
Влада бросила сумочку на траву у дома.
— Упражнение на брусьях исполняет Владислава Кирси — общество «Буревестник»! — сказала она вслух и прыгнула.
Нет, не зря все же она занималась спортивной гимнастикой!
Ветка согнулась под тяжестью ее тела, и Влада запрыгала в воздухе, словно золотая рыбка, попавшаяся на крючок: получилось! Перебирая руками, Влада добралась до ствола и осторожно, стараясь не поцарапать голые коленки, спустилась на землю.
Вот и все.
Окна выходили на пустырь. К тому же место действия прикрывали другие деревья. Так что ни аплодисментов, ни недовольного свиста в свой адрес Влада не услышала.
Она одернула юбку, белизну которой сумела сохранить. Смазала слюной несколько царапин на ногах, подобрала сумочку и, счастливая, побежала к метро.