Я расскажу, как было всё с Джимшери: Приходит ко мне с фотоаппаратом, Приносит что-то с личной винодельни, А я ему культурно так, без матов: «Нет, я не против, но я не согласна, Ведь мама и Минздрав предупреждали, Что это с посторонними – опасно, И многие потом детей рожали… Я сражена не наповал, а на пол, От Вашей дикой, пьяной, горской страсти… (Я помню, меня также кто-то лапал, И запах трупный тоже шёл из пасти.) Я ж девочка! …Почти… Не надо, право, Не то я «заведусь» и озверею! А озверев, я крикну тётю Клаву, И мы покажем Вам, чего умеем! Вкус у меня прекрасный, запах тоже, Я дорога – особенно в одежде… Ну что же Вы елозите по коже?! Не здесь и не сюда, а где-то между!» Он робок был – сопротивляться сложно, Ох, мама… Я с невинностью… кончаю… В который раз, так дальше невозможно: А как же принц? Его как повстречаю? Ведь он не будет покупать мне розы, Дарить конфеты и водить в театры, Как только разберется что за позы Мы делали с грузином у серванта… Я всё заклею, чтоб нигде не дуло, Я всё запудрю, чтобы было чисто! Не расскажу о случае под дулом!! И не продам те фотки онанистам!!! Придёт ко мне мой принц – такой красивый, Чистейшей, нежной, ласковой весною… Я «замахну» «сто грамм» (ведь я пуглива!), И мы пойдём гулять с ним под луною… Чтоб перегаром не дышать на друга, Я задымлю болгарской сигаретой… И, сплюнув, я прижму его упруго, Скажу: «Ты – первый мой! Люблю – за это!»