Джимми окончил работу на ранчо Раньше на час-другой, А потом он ее кончил раньше, Что завтрашний день – выходной. Он был музыкален, как все, немножко, Даже про ноты слыхал, И вот, доставши губную гармошку, Пронзительно так заиграл. Хозяин у Джима был бывший пастор, Сенатор добрейший Джон Грэй, В сенате он отвечал за кадастр И земли в руках у людей: Он земли на откуп давал – честь по чести, И, как уверяет молва, За ранчо свое, что в себя город вместит, Он отдал доллар иль два. Джон был доволен работой Джима, Но мучил его вопрос: Джимми не соблюдал режима И бодр был, пусть не тверёз… Сенатор, бывало, вытягивал гири, И в тире из кольта стрелял, Но нервничал часто от внешнего мира, И быстро всегда уставал. Как раз в тот вечер играл Джим для Джона, А тот молча виски хлебал, Потом он сказал: «Ты как заряженный, А я – за неделю устал… Я лаюсь больше со старою Мэри… Чего ты мне скажешь, ковбой?» А Джимми сказал: «Иди к длинной Сэлли, Она даст… Душевный покой!» Сэлли жила через речку напротив, У ней часто Джимми бывал… С другими ковбоями – тож не против, И каждый ей денег давал. Она им давала тепло и ласку, И бодрость на целых шесть дней, После, когда иссякали запасы, Все снова бывали у ней. Наладилась жизнь у пастора Грэя — Он весел и бодр, вновь ум свеж: В сенате законы и билли сеет, Как в молодость давит невежд, В доме с Мэри «оукей», как когда-то, Но… в день для людей выходной, С Джимом уходит за речку куда-то Под звуки гармошки губной…