Уже светало, когда он наконец покинул отделение полиции. Вспомнив указания Маккелви, он поехал на общественном болиде прямо в Три-Спрингс и пошел за покупками. Догадываясь, что префект пустил за ним следственную программу компьютера, он купил немного продуктов в кредит. Дав таким образом знать, что находится в своем районе, он приступил к более серьезным покупкам, которые должен был сделать за наличные.

Огнестрельное оружие на Американском континенте нельзя было свободно купить уже более века — в бабьем обществе оно было лишним, — однако он не собирался брать крепость Баренбойма голыми руками. Обойдя несколько магазинов, он наконец нашел один, специализирующийся на кемпинговом снаряжении, и купил в нем традиционный трапперский нож, легкий топорик и кожаный мешок. Получив покупки, он поехал домой на такси и снова расплатился кредитной карточкой, чтобы показать Маккелви, что вернулся домой.

В доме за время его отсутствия ничего не изменилось — царила та же унылая тишина… а на видеофоне не было никаких сообщений. Он съел легкий завтрак, затем упаковал нож и топорик в мешок. Подумав, добавил к ним несколько вафель и бинокль. Еще не прошло утро, а до лаборатории в Друмхеллере было всего два часа езды, поэтому можно было поспать. Он лег на диван, думая, не слишком ли оптимистично решил, что заснет, раз голова полна мыслями о…

Разбудил его свет послеполуденного солнца, падавший на лицо. Слегка дрожа, он подошел к видеофону и получил из его банка памяти код магистрата в Друмхеллере. Набрав номер, заказал разговор с конторой промышленного инспектора. Спустя несколько секунд, на экране появилась голова полного, молодого исправного.

— Вилл Карев, финансовый инспектор корпорации «Фарма», — представился Карев. — Как ваше имя?

— Спинетти, — ответил молодой человек, обиженный его тоном.

— Так вот, мистер Спинетти, у меня для вас плохие новости. Одна из машин, за которыми вы, кажется, наблюдаете, прислала нам совершенно бессмысленные расчеты, касающиеся нашей собственности в Друмхеллере. Мой хозяин уже теряет терпение и поручил мне, чтобы…

— Минуточку, — прервал его Спинетти, покраснев. — Может, вы сначала уточните, прежде чем начнете ругаться? Насколько мне известно, у «Фармы» нет никакой собственности в этом районе.

— Неужели вам все нужно объяснять, как ребенку? Я работаю у Хирона Баренбойма. Это вам что-нибудь говорит?

— О! — Спинетти обеспокоенно замигал. — Химическая лаборатория на двенадцатом километре.

— Кажется на тринадцатом.

— На двенадцатом, по Третьему Радиолу. — Спинетти скрипнул зубами. Хотите приехать и померить лично?

— Чтобы это было в последний раз, — предупредил его Карев и прервал соединение, надеясь, что не выпустил у Спинетти слишком много желчи. Он взял мешок, вышел к стоявшему перед домом болиду и поехал на север.

Прикрытое тучами солнце над горизонтом, когда Карев добрался до Друмхеллера и, считая километры, промчался от центра города по Третьему Радиалу. Сейчас, когда он оказался перед перспективой вломиться в, скорее всего, охраняемую лабораторию, она смущала его больше, чем он предполагал. Прежнее убеждение, что он нашел место заключения Афины, вдруг ослабело и почти совсем исчезло, когда он остановил болид на мрачной дороге. Редкие здания пригорода остались позади несколько минут назад, а здесь, на двенадцатом километре, стояло только два здания, похожих на кинодекорации на фоне сухих лугов. Одно из них наверняка было складом, а другое — длинным многоэтажным строением, стоящим на небольшом пригорке. От дороги к воротам в металлическом заборе, окружавшем здание, тянулась узкая полоса утрамбованной земли.

Карев поискал взглядом следы жизни, но лаборатория, красновато поблескивающая в лучах заходящего солнца, с таким же успехом могла оказаться останками древней цивилизации, когда-то существовавшей здесь.

Он поехал дальше по дороге, пока не оказался вне поля зрения возможного наблюдателя. Глядящего из верхнего окна он не мог видеть, а его самого закрывал холм. Карев заглушил двигатель. Не обращая внимания на любопытные взгляды из проезжающих машин, он сел поудобнее и стал ждать, пока потемнеет небо, видимое сквозь кораллово-розовую сетку конденсационных полос. Когда он начал подниматься по склону холма, воздух был холодным, а ветерок ощупывал его тело невидимыми пальцами. Подойдя ближе, он обрадовался, что из верхних окон падает свет, и в то же время отметил, насколько открыты подступы к зданию. Он мог рассчитывать только на то, что Баренбойм заботился о безопасности не до такой степени, чтобы установить тепловые датчики или инфракрасные теледетекторы.

Чувство, что его видно со всех сторон, росло в нем до тех пор, пока он не оказался в тени забора, имеющего, как выяснилось, более трех метров высоты. Изучив его вблизи, он определил, что это гладкая металлическая конструкция без единой заклепки, на головку которой можно было бы поставить ногу. Чтобы убедиться, что не достанет до верха пальцами, он подпрыгнул, а затем пошел вдоль забора, обогнул лабораторию сзади и наконец добрался до ворот.

Стена была монолитной по всей длине и перебраться через нее не было возможности, а закрытые ворота выглядели не менее неприступно. Он взглянул туда, где, как рассыпанные огоньки, светили огни Друмхеллера. Вилл Карев, коммандос-любитель, остановился перед первой преградой из жести, которую, вероятно, можно разрезать домашним консервным ножом…

Воодушевленный этой мыслью, он вынул из мешка топорик и подошел к стене, максимально удаленной от дороги. Недалеко от угла забора он замахнулся топориком, который вошел в светло-серый металл удивительно легко и тихо. Он выждал пять минут на некотором удалении, но за стеной было тихо, поэтому он вернулся и атаковал ее точными, вымеренными ударами. За несколько минут он вырубил метровый кусок в форме перевернутого «V», который затем отогнул к земле. За пустым пространством, в котором размещались опоры стен, находилась очередная стена из жести. Справиться с ней оказалось труднее, поскольку он не мог как следует размахнуться, но в конце концов он одолел и ее. Слегка отогнув вырубленный кусок на себя, он выглянул в образовавшуюся щель и заметил слабо освещенное забетонированное пространство, ограниченное стеной лаборатории. Насколько он мог понять, никто не обратил на него внимания.

С топориком в руке и с тяжелым ножом за поясом он протиснулся сквозь отверстие. Треугольный кусок жести удалось легко вернуть на место, чтобы отверстие меньше бросалось в глаза. Пока Карев занимался этим, внезапно вспыхнул свет, бросив на стену его тень. Он повернулся с поднятым топором и заметил фары машины, вероятно, въехавшей в ворота. Их свет, отражающийся и передвигающийся по узкой полосе между забором и лабораторией, казалось, заполнял весь мир. Карев был уверен, что водитель его заметил, иначе быть не могло, но машина повернула и проехала дальше, пока не исчезла по другую сторону здания.

Неужели произошло чудо? А может водитель был настолько хитер, что не показал вида, что его заметил? Карев сунул топор сзади за пояс и подбежал к ближайшей стене лаборатории. Ухватившись за желоб, он подтянулся, подгоняемый страхом. Над стеной нависал карниз плоской крыши, а, когда Карев выбирался на нее, топорик перекосился и упал вниз, громко звякнув при встрече с бетоном.

Карев распластался на крыше и тут заметил, что ту ее часть, на которой он лежит, видно из окон второго этажа.

Он бросился бежать, пересек крышу и присел в углу, нагнув голову чуть ниже окон. Через пять минут он поверил, что его присутствия никто не заметил. С новым приливом оптимизма, который прежде заставил его прийти сюда, он огляделся вокруг.

С этой высоты он видел прерию за забором, которая тянулась на север, исчезая в серых складках местности, — оттуда ему ничто не угрожало. В одном из окон над его головой горел свет. О подполз к нему, встал и заглянул в него. В маленькой комнатке, где не было почти никакой мебели, на раскладушке лежала темноволосая женщина.

Несмотря на то, что она лежала спиной к окну, он сразу же узнал мягкую округлость ее бедер.

Это была Афина!

Карев постучал в окно и замер, слишком поздно подумав, что в невидимом углу комнаты может быть еще кто-то. Афина приподняла голову и тут же спокойно опустила ее. С бьющимся сердцем Карев выждал несколько секунд и постучал снова, наблюдая за реакцией Афины. Она подняла голову, села и посмотрела в его сторону. От удивления глаза ее широко раскрылись, и она бросилась к окну, прижимая руки к стеклу. При виде ее беззвучно шевелящихся губ Карева охватила неудержимая радость, если бы только удалось вызволить Афину из комнаты, они перебрались бы через забор и удрали в прерию.

Он вынул из-за пояса нож, схватил его за лезвие и ударил рукояткой по стеклу. Удар, от которого у него заболело запястье, прозвучал неожиданно громко, но стекло даже не треснуло. Он повторил попытку, но на этот раз нож едва не выпал из его одеревеневшей ладони. Афина прижала дрожащие пальцы к губам и оглянулась на дверь комнаты. Смущенный крепостью стекла, Карев положил нож за пазуху и потянулся за топориком, но тут же вспомнил, что тот упал на землю. Неопределенно махнув Афине рукой, он подбежал к навесу и свесил ноги вниз. Найти желоб ему не удалось, но нельзя было терять время, и он прыгнул, махая руками и ногами, чтобы не потерять равновесие. Приземлился он тяжело и тут же начал на ощупь искать топорик. Желоб, по которому он поднимался, находился почти в метре от него, но топорика не было и следа.

Проклиная выходки неодушевленных предметов, он расширил круг поисков.

— Он здесь, Вилли, — сказал вдруг холодный, ироничный голос, которым мог говорить только двухсотлетний бессмертный.

Покачиваясь и тяжело дыша, Карев вскочил на ноги и вгляделся в темноту.

Тучный, модно одетый Баренбойм выглядел абсурдно на фоне мрачного забора. Он внимательно следил за Каревым, а в правой руке держал фонарь особым способом, не оставляющим сомнений, что это оружие.

— Баренбойм, — сказал Карев. — Я чувствовал, что ты покажешься.

— Взаимно, мой дорогой, — ответил Баренбойм и махнул фонарем. — Входи.

— Минутку, я ушибся, прыгая с крыши.

Карев скривился и сунул руку за пазуху. Его пальцы сжали рукоятку ножа.

— Не нужно было силиться на геройские подвиги, которые кончаются фатально, — процедил Баренбойм. — А теперь двигай.

— Почему ты не убьешь меня здесь? Слишком уж на виду?

Карев осторожно тащил нож, пока он не оказался у него в руке.

— Где именно ты расстанешься с этим миром, не так уж важно, — холодно ответил Баренбойм. Он зажег фонарь и осветил лицо Карева.

— Мои глаза! — простонал Карев, одновременно вытаскивая из-под туники нож. Баренбойм охнул, когда Карев используя свой единственный шанс, изо всех сил швырнул тяжелый клинок. Тот попал Баренбойму прямо в горло, но рукоятью, и старый остывший повалился на спину, не выпуская фонаря из рук. Карев бросился на него, прежде чем он успел направить в его сторону лазерный луч, схватил Баренбойма за правую руку, заставив выпустить фонарь, и ударил кулаком в живот раз, второй, третий…

Он пришел в себя, заметив, что для того, чтобы продолжать бить Баренбойма, ему нужно поддерживать его. Тогда он отпустил его, а когда тот упал, отступил, поняв вдруг, что делал все, чтобы убить его. Видя, что нож попал не тем концом, он почувствовал сожаление и гнев. Ему казалось, что он должен быть более потрясен, но страсть к самоанализу покинула его где-то на трассе долгого путешествия через Нувель Анверс и Айдахо-Фоллс в Друмхеллер.

Он присел рядом с лежавшим без сознания Баренбоймом, поднял фонарь, а затем открыл его сумку и вынул оттуда все ключи. Потом побежал по узкой бетонной дорожке ко входу в лабораторию. На площадке перед входом стояла машина, наверняка та, на которой приехал Баренбойм, а ворота были открыты. Карев подбежал к двери здания, но оказалось, что она заперта. Напрашивался вывод, что кроме Афины внутри никого нет. Он опробовал несколько ключей, прежде чем отомкнул дверь. В холле не было ни души, но он заколебался перед входом, не уверенный, что в лаборатории у Баренбойма не было никаких помощников.

Карев осмотрел горевший все это время фонарь. Передвигая выключатель назад, его гасили, а подавая вперед — зажигали. Направив фонарь на землю, он передвинул выключатель еще дальше вперед, почувствовав пружинистое сопротивление, и в следующую секунду поверхность бетона закипела. Мгновение он уважительно смотрел на фонарь, а затем вбежал в здание, уже не боясь, что наткнется на противника. По обе стороны холла находились лестницы, но к Афине скорее всего вела правая. Он прыжками поднялся по ней и побежал по коридору, тянувшемуся через все здание. В противоположном его конце он обнаружил другой, поперечный коридор с шестью дверями в дальней стене. Прикинув, в какой комнате может быть Афина, он нажал ручку. Дверь не поддалась, но он чувствовал за ней ее присутствие.

— Афина! — крикнул он.

— Вилл! — ответила она слабым голосом. — Ох, Вилл, это правда ты?

— А кто же еще? — отозвался он. Четвертый из опробованных ключей открыл замок, и в ту же секунду Афина оказалась в его объятиях. — Тихо, тихо, — шептал он, пытаясь успокоить ее дрожащее тело с помощью силы, которую обнаружил в своем.

— Вилл, — сказала она, отодвигаясь на шаг, — нужно бежать отсюда. Ты даже не представляешь, какие на самом деле эти двое…

Она вглядывалась в него широко раскрытыми глазами.

У него перехватило горло, когда он увидел, что левое веко у нее почти совсем закрылось, что, как он хорошо знал, означало сильное волнение.

— Затем я и пришел, дорогая. Пойдем.

Он схватил ее за руку, и они побежали. Ему казалось, что его несет мощный ветер, он чувствовал, что ступни едва касаются пола. Спустившись вниз по лестнице, они выскочили на свежий ночной воздух.

— Пойдем к машине Баренбойма, — коротко объявил он.

Они забрались в машину и закрыли двери. Несколько секунд он один за другим пробовал несколько ключей, наконец один из них подошел. Турбина завелась мгновенно.

Не включая фар, он резко развернулся на площадке и как ракета вылетел через открытые ворота. Прямо на него из темноты надвинулось что-то большое. В последнюю секунду он понял, что это едущий навстречу автомобиль, а потом они столкнулись. Карев почувствовал, что его машина встала на дыбы, и на мгновение подумал, что она переедет через вторую машину с обтекаемыми формами. Мир вдруг перекосился, Афина крикнула, и ее голос утонул в оглушительном грохоте, с которым автомобиль врезался в склон холма.

Амортизирующие баллоны, выросшие на приборной доске под давлением газа, спасли Кареву жизнь, но когда, сидя под их давлением, он поднял голову и увидел торжествующее лицо Плита, то пожалел, что не погиб.