Стоял лучезарный вечер, но Эстер, гуляя по саду, восхищалась вчерашним дождем.

— Как удивительно, Элбан! — Она потянула его за локоть, вынуждая замедлить шаг у группы темно-зеленых кустов. Он вспомнил, что здесь же они останавливались вчера. Эстер нравилось изображать человека с нормальным зрением, приспосабливая движения и жесты к образам, запечатленным в ее дисках накануне. — Я вижу, вокруг меня дождь, — продолжала она, — но ощущаю только тепло солнечных лучей. Солнце — мой зонтик.

Гаррод был почти уверен, что Эстер пытается сказать нечто проникновенное или исполненное поэтического чувства, поэтому он ободряюще сжал ее ладонь, стараясь в то же время, чтобы его лицо не попало в поле зрения двух черных дисков, поблескивающих на отвороте ее жакета. Он уже успел убедиться, что выражение нетерпения или недовольства, зарегистрированное глазами-протезами Эстер, но доходящее до ее сознания лишь через двадцать четыре часа, портило их отношения в большей степени, чем стихийная ссора.

— Пора возвращаться, — сказал он. — Вот-вот подадут обед.

— Еще минутку. Вчера мы подошли к бассейну, чтобы я увидела пузыри на воде.

— Хорошо, хорошо. — Гаррод подвел ее к краю длинного водоема, облицованного бирюзовым кафелем. Несколько секунд Эстер стояла у кромки, потом наклонилась над их отражениями. Глядя вниз на гладкую поверхность воды, Гаррод мог видеть за стеклами очков Эстер те же огромные голубые глаза незнакомки. Вблизи них — так казалось из-за искаженных пропорций отражения — виднелись два черных как ночь пятна, ее окна в мир, но окна, способные передать ей образы этого мира только через сутки. Рядом скорчилось и подрагивало его собственное отражение — черные провалы вместо глаз, как деталь написанной маслом картины, увеличенная до размеров, обнажающих все ее несовершенства. «Там, внизу, — истинный я, — подумал Гаррод. — А здесь — мое отражение». Он дышал глубоко, но воздух, казалось, не попадал в легкие. Сердце распухло, как подушка, мягко и глухо завозилось в грудной клетке, вызывая удушье.

— Пора, — скомандовала Эстер. — Идем.

Они пошли к дому, затканному плющом, где их ждала вечерняя трапеза. Эстер по обыкновение съела немного салата из крабов — она предпочитала постоянное меню и не жаловала разнообразия в пище, которое нарушало повторяемость вчерашних образов. Гаррод едва прикоснулся к еде и встал. Эстер сняла с лацкана диски и вручила их мужу. Он принял от нее пластмассовую рамку и направился в лабораторию, чтобы приготовить все для вечерней телепередачи.

В углу лаборатории стоял старомодный телевизор с большим экраном, а рядом располагались магнитофон и автоматическое устройство переключения каналов, выбирающее программы в соответствии с заранее высказанными Эстер пожеланиями. Диски-глаза Гаррод поместил на специальной подставке перед экраном. Там же лежали очки — с виду обычные, но на самом деле вместо линз в них были вставлены диски из медленного стекла толщиной в двадцать четыре часа. Эти очки предназначались ему.

Гаррод заменил свои очки точно такой же парой и включил телевизор, магнитофон и переключатель каналов. Взяв кассету с лентой и очки со вчерашней записью, он пошел в библиотеку. Там, сидя в своем любимом мягком кресле с высокой спинкой, его ожидала Эстер. Надев очки, он увидел последние известия, которые транслировались ровно сутки назад. Он вставил кассету в магнитофон, отрегулировал синхронизацию звука с изображением и сел рядом с женой. Начался очередной домашний вечер.

Обычно Гаррод мог с полным равнодушием воспринимать передачу новостей суточной давности. Но сегодня, когда утреннее сообщение об убийстве сенатора Уэскотта еще не потускнело в памяти, это было мучительным испытанием. Вчерашний день был столь же далек, безвозвратен и не нужен, как пунические войны. Но именно во вчерашнем дне он жил по воле своей жены. Гаррод сидел, стиснув кулаки, и вспоминал тот единственный случай, когда месяц назад он попытался освободиться. Эстер, крича от боли, вырвала из глаз диски и день за днем оставалась слепой, пока не добилась от него обещания восстановить прежнюю степень их близости. Он снова почувствовал, что ему не хватает воздуха и заставил себя дышать глубоко и ритмично.

Прошло около часа, когда Макгилл, их дворецкий, бесшумно вошел в библиотеку и сообщил Гарроду о срочном звонке из Огасты.

Гаррод взглянул на безмятежное лицо жены.

— Вы же знаете, я не отвечаю на деловые звонки в это время. Пусть этим займется мистер Фуэнте.

— Мистер Фуэнте уже говорил с Огастой, мистер Гаррод. Именно он дал ожидающему ответа господину ваш номер. Мистер Фуэнте просил передать, что дело требует вашего личного участия. — Почтительное отношение к Эстер заставляло дворецкого говорить тихо, но его круглое румяное лицо выражало настойчивость.

— В таком случае… — Гаррод поднялся с кресла, обрадованный неожиданной возможностью прервать унизительную процедуру, снял очки и спустился в кабинет на первом этаже. С экрана видеофона смотрел мужчина мощного сложения в дорогом костюме.

Бросались в глаза яростный взгляд и эффектная белая прядь в волосах.

— Мистер Гаррод, — сказал мужчина. — Я — Миллер Побджой, начальник полицейского управления штата Мэн.

У Гаррода было ощущение, что это имя он уже слышал сегодня, но не помнил, при каких обстоятельствах.

— Чем могу быть полезен?

— Многим, я полагаю. Мне поручено вести расследование убийства сенатора Уэскотта, и я прошу вашего содействия.

— В расследовании убийства? Не понимаю, чем я могу вам помочь.

Побджой улыбнулся, показав очень белые, чуть неровные зубы.

— Не скромничайте, мистер Гаррод. Насколько я знаю, после Шерлока Холмса вы самый знаменитый детектив-любитель.

— Именно любитель, мистер Побджой. Дело моего тестя касалось нашей семьи, и только.

— Я понимаю, вы не сыщик. Это была шутка. Причина моего звонка… Канал защищен от перехвата?

Гаррод кивнул.

— Да. Если угодно, у меня есть защитная накидка, модель 183.

— Думаю в этом нет необходимости. Нам удалось найти осколки ретардитовой контрольной панели автомобиля, в котором ехал сенатор. Мы хотим собрать группу экспертов и предложить им выяснить, не содержится ли в осколках какой-либо информации об убийце или убийцах.

— Осколки? — Гаррод почувствовал, что в нем проснулся интерес. — Какие осколки? Насколько я понял из сообщений, автомобиль превращен в лужу металла.

— В том-то и загвоздка, что мы сами толком не знаем, что нашли. Есть несколько кусков оплавленного металла, и мы предполагаем, что в одном из них заключена ретардитовая панель. Эксперты считают, что разрезать металл опасно, поскольку механические напряжения могут разрушить стекло.

— Это ничего не изменит, — живо сказал Гаррод. — Если ретардитовая панель соприкасалась с раскаленным добела металлом, весь набор внутренних напряжений разрушен. Информация в таком случае стерта.

— Неизвестно, до какой температуры был нагрет металл. Мы не знаем даже, был ли он расплавлен, когда эти образцы приняли теперешнюю форму. Ведь на них действовала и сила взрыва.

— Тем не менее я утверждаю, что информация не сохранилась.

— Может ли ученый делать столь решительный вывод, даже не взглянув на объект исследований? — Побджой наклонился вперед, нетерпеливо ожидая ответа.

— Нет, разумеется.

— Так вы посмотрите образцы?

Гаррод вздохнул.

— Хорошо. Пришлите их ко мне в портстонскую лабораторию.

— К моему сожалению, мистер Гаррод, вам придется приехать сюда. Мы не можем вывозить материалы следствия за пределы штата.

— К моему сожалению, я не вижу возможности уделить этому делу столько времени…

— Опасность велика, мистер Гаррод. Политические убийства уже нанесли стране огромный ущерб.

Гаррод вспомнил, с каким жаром Джерри Уэскотт защищал свой проект социальных реформ, как ненавидел он несправедливость, порожденную неравенством. Гнев, вызванный безвременной смертью сенатора, весь день подспудно владел сознанием Гаррода, но неожиданно на это чувство наложилось совершенно новое соображение. «Ведь мне придется ехать туда без Эстер».

— Хорошо, я попробую вам помочь, — сказал он вслух. — Где мы встретимся?

Когда разговор закончился и экран потух, он с минуту стоял, неотрывно глядя в его поддельную серую глубину. Сначала им овладело детское ликование, но вскоре сама сила его реакции породила отрезвляющий вопрос: «Почему я позволил Эстер закабалить себя?»

Гаррод подумал, что самая надежная тюрьма — та, двери которой не заперты, если только заключенный не смеет распахнуть эти двери и выйти на волю. В чем его, Гаррода, вина? В том лишь, что он забыл о существовании запасного ключа от лаборатории. Но если взрослый человек недвусмысленно предостерегает другого взрослого человека…

— Так ты едешь в Огасту, — раздался голос Эстер за его спиной.

Он обернулся.

— Я не смог найти отговорки.

— Знаю милый. Я слышала, что говорил мистер Побджой. Гаррода удивила спокойная интонация ее голоса.

— Ты не против?

— Нет, если ты возьмешь меня с собой.

— Об этом не может быть и речи, — твердо сказал он. — Мне придется работать, разъезжать…

— Я понимаю, что буду тебе помехой, если поеду сама. — Эстер улыбнулась и протянула руку.

— Но как же в таком случае… — Гаррод остановился на полуслове, увидев на ее ладони плоский футляр — один из тех, в которых хранились запасные комплекты дисков.

Да, в одиночестве он не останется.