2012, Мехико

— Что там не так? — Сенека Хант стояла под защитным тентом, закрывающим археологический раскоп, и наблюдала за изображением на мониторе.

Даниель Берналь, начальник археологической партии и по совместительству ее жених, приобнял ее за талию и обратился к видеотехнику.

—  Mueva la camara a la izquierda.

—  Si, — техник тронул джойстик, направляя зонд левее. Крошечная камера, размешенная на гибком щупе, опустилась в отверстие, просверленное в каменном полу. Кольцо светодиодов на камере залило светом запечатанную гробницу у них под ногами.

Сенека наклонилась к Даниелю.

— Ты что-нибудь видишь?

Он показал на монитор.

— Вот алтарь, где должны быть останки. Но погребального сосуда нет.

Несколько других участников мексиканской археологической партии сгрудились вокруг них, стараясь рассмотреть то, что виднелось на экране.

— Расхитители могил? — Сенека откинула с лица медно-рыжие волосы, но одна прядь все-таки осталась на щеке. Она отстранилась и шагнула назад, сразу ощутив, что рядом чего-то не хватает.

— Дайте сниму пару кадров. — Подняв висящий на шее «никон», она сделала несколько снимков, стараясь поймать выражение сосредоточенности на лице Даниеля.

Сенека была штатным корреспондентом журнала «Планет Дискавери», в Мексике она находилась в командировке и проводила время с двойной пользой. Завтра с утра они должны были лететь в Плайя дель Кармен, чтобы пожениться, а медовый месяц собирались провести на белом пляже отеля «Тайдс Ривьера Майя». Скоро она станет миссис Даниель Берналь, женой известного археолога, профессора мезоамериканистики в университете Майами.

— Нет, — сказал Даниель, — охотники за сокровищами не взяли бы прах, оставив все ценности. Должно быть, что-то другое. Только взгляни на эти артефакты, драгоценности, золото, нефрит… — его голос с легким акцентом, который Сенека находила весьма сексуальным, упал до шепота, а палец уперся в монитор. Она подвинулась за его спиной, чтобы видеть изображение, и промурлыкала ему на ухо:

— Обожаю, как ты раскатываешь «р-р».

— Бесстыдница, — прошептал он так, чтобы слышала только она.

Сенека пристроила камеру на его плече. Она уже писала статьи на других археологических раскопках и, как всегда, чувствовала дрожь возбуждения в предчувствии того, что должно сейчас случиться, — мимолетного взгляда на древний мир во всем его величии.

— Могила сухая и, похоже, нетронутая. Если ацтекский город построен посреди озера, то почему она не затоплена? — Она на секунду перестала фотографировать.

— Погребальная камера никогда не была под водой. Когда-то она была на одном уровне с фундаментом храма, а испанцы, как и везде, строились поверх него. — Даниель кивнул на монитор. — А вот что интересно. Видишь маленький сундучок, на чем-то, кажется, на деревянном столе, справа от алтаря? Серебряный, величиной с сигарную коробку?

Сенека присмотрелась и кивнула.

— Определенно не ацтекский. Я бы сказал, европейский, стенки очень уж изукрашены. Похож на реликварий.

— Хранилище для религиозных реликвий, верно?

Он кивнул.

— Как мог европейский реликварий попасть внутрь могилы? — Она снова принялась фотографировать.

— Скорее всего подарок от испанцев. Который император хотел забрать с собой после смерти. — Он обернулся к видеотехнику и попросил его приблизить объект.

Тот взялся за пульт дистанционного управления. Когда объект на экране вырос, Даниель сказал:

— Там надпись. По-латыни.

— Можешь прочитать?

Он всмотрелся в изображение.

— Я могу разобрать слово «sudarium»,это значит платок. И слово «facies»— это лицо. Освещения не хватает, чтобы прочитать остальное.

— Думаешь, Кортес мог подарить это императору?

— Может быть, — ответил Даниель, пожав плечами. — Это явно было нечто очень ценное для Монтесумы, он даже захотел положить это себе в могилу. По сравнению с другими объектами он сохранился особенно хорошо. На мой взгляд, он должен был потускнеть гораздо сильнее. Выглядит так, словно его поместили туда в более позднее время.

— Это возможно?

— Сомнительно. По-видимому, могилу запечатали сразу после похорон. Если судить по видео, она оставалась непотревоженной пятьсот лет.

Даниель откинулся назад и потянулся, перейдя на профессорский тон, как она это называла.

— Эти люди жили в окружении такой роскоши, какую большая часть мира не могла даже представить. А потом испанцы разрушили все это в мгновение ока. За исключением случайных находок, таких, как эта, — уникальная с точки зрения сохранности первозданного состояния — все, что мы видели, это искрошенные в щебень руины. Просто позор, как много оказалось вычеркнуто из истории из-за того, что я называю фактором двух «Б» — богатства и Бога.

Сенека продолжала фотографировать, слушая, как Даниель восхищается находкой своей экспедиции. «Как он любит свою работу! Когда он говорит о ней, его лицо становится еще привлекательнее, — думала Сенека. — Его темные глаза подобны черным бриллиантам, сверкающим среди густых ресниц. Его бронзовое лицо сияет. Он волшебно преображается, превращается в восторженного мальчишку», — эта часть его личности восхищала ее больше всего.

Вчера она взяла у Даниеля официальное интервью об истории и культуре ацтеков и, в частности, о значении его открытия. Но сегодня был великий день — они действительно заглянули в глубину могилы, пусть только с помощью видео. Это было первое найденное захоронение ацтекского правителя, и не просто какого-то вождя. Даниель нашел могилу печально известного Монтесумы II, которого исторические источники обвиняли в убийстве восьмидесяти тысяч человек за четыре дня.

Когда Сенека предлагала какой-нибудь материал редактору «Планет Дискавери», тот часто отвечал: «Для статьи этого недостаточно. Копайте дальше». Но это открытие должно было превзойти даже его ожидания.

Она ликовала: получится не только увлекательный статья, вдобавок они натолкнулись на загадку, которую предстоит разгадать.

— Как ты думаешь, что случилось? — спросила она Даниеля. — Где прах Монтесумы?

— Предполагаю, что погребального сосуда нет, поскольку не было кремации.

— Но ты, кажется, говорил, что их обычай был кремировать покойников.

— Да, — он всмотрелся в монитор. — Погоди! Видишь? — Он опять обратился к сидящему рядом видеотехнику. — Pare ahora mismo. Mira!

Изображение замерло.

— Очень странно. — Даниель ткнул пальцем в экран.

Сенека опустила камеру.

Сложив руки, как при молитве, Даниель прикоснулся кончиками указательных пальцев к губам.

—  Mi dios, по puedo creer lo que veo, —он, не отрываясь, смотрел в монитор, и бледность заливала его лицо.

У Сенеки даже ладони зачесались.

— Что такое? — она разобрала только испанское Mi dios — Боже мой.

— Извини, извини. Я просто глазам своим не верю. — Он указал на какое-то пятно на экране. — Это погребальный покров.

Сенека рассмотрела большой кусок ткани, лежащий на полу.

— Что это значит?

— Ацтеки перед сожжением завязывали своих покойников в погребальный покров. А взгляни на этот — он развязан, скомкан и брошен на пол. Как будто бросили ненужную тряпку.

Сенека придвинулась ближе.

— Как если бы Монтесума встал и ушел отсюда.