1876, север штата Сонора, Мексика

Билли Гровс на нетвердых ногах стоял возле ямы, едва не ставшей его могилой, все еще не понимая, почему он жив. Услышав отдаленный звук текущей воды, он обнаружил ручей. Опустился на колени, умылся. Родниковая вода охладила кожу, и он стал вспоминать, что произошло.

Все началось днем раньше. Он был в бегах — вынужден был скрыться после того, как в Санта-Ане убил человека в кабацкой драке. Он полагал, что гнавшиеся за ним мексиканские бандитос отстали, и решил переночевать на высокой вершине хребта над Ущельем Изменника. Он вспомнил, как его разбудил громкий стук копыт по каменистому сухому руслу. Вытащив револьвер, он подполз к самому краю скального уступа и заглянул вниз.

Вместо своих преследователей в тусклом предрассветном свете он увидел дюжину солдат мексиканской федеральной армии, въезжающих в ущелье в сопровождении двух десятков вьючных ослов. Спины животных покрывали тканые попоны и, судя по тому, как они ступали по неровной земле, поклажа у них была тяжелой.

Вскоре вся колонна втянулась в узкую долину. Он продолжал наблюдать, как процессия медленно змеится по ущелью, и вдруг воздух наполнился свистом стрел. Волосы у него встали дыбом.

Апачи!

Свирепые вопли индейских воинов эхом отдавались в каменистых стенах ущелья, заглушая крики загнанных в ловушку мексиканцев.

Апачи устремились в долину с обоих ее концов и не прекращали натиска до тех пор, пока все солдаты не попадали на землю мертвыми — или умирающими.

Он наблюдал, как апачи спешились и стали ходить от тела к телу. Поставив колено между лопаток жертвы, они делали на голове длинный дугообразный надрез и снимали скальп. Даже у живых, умолявших о пощаде, они оттягивали волосы и срезали скальп с черепа. Почувствовав тошноту, он отполз от края и, заткнув уши, ждал, когда вопли окончательно смолкнут. Потом осторожно прокрался обратно и снова посмотрел вниз.

Один из апачей, широкоплечий, одетый в синий мундир армии Союза, доходивший ему до колен, отдал приказ. Другой подошел к ослу и поднял попону, открыв кожаные переметные сумы. Он развязал одну и извлек наружу матерчатый мешок, на вид довольно-таки тяжелый: поднимать его пришлось обеими руками. Ножом он проделал в мешке небольшую дырку. На залитую кровью землю пролилась струйка золотого песка. Вождь протянул руку так, чтобы золото текло между пальцами, потом сделал резкий жест, и его люди разразились криками.

Раньше, чем кровь федералов высохла, апачи вновь двинули караван ослов с поклажей. Вскоре последний из них скрылся за поворотом ущелья.

Зачарованный видом золота и мыслью о том, как бы его заполучить, Гровс решил идти за индейцами. Он осторожно повел свою кобылу вниз по склону, в сухое русло, мимо трупов солдат, разбросанных вокруг, как поломанные куклы.

Держась на расстоянии, он следовал за апачами все утро и весь день, через глубокие долины и дремучий лес, и в конце концов добрался до скалистых отрогов Западного Сьерра-Мадре.

После целого дня слежки за отрядом он поднялся на вершину холма и взглянул вниз, в узкую долину с отвесными каменными склонами по обе стороны и небольшой стремительной речкой, текущей посередине. Апачи сделали остановку и стали снимать с ослов вьюки.

Он привязал кобылу и пошел дальше пешком, прокладывая путь вдоль хребта под прикрытием пихтовых зарослей, пока не сократил расстояние вдвое. Спрятавшись под сенью леса, он наблюдал, лежа на земле, как индейцы переносят седельные сумки в густую рощу у подножия скалы. Покончив с этим, они вскочили в седла и погнали караван прочь из долины, дальше, в горы.

Он выждал еще час, потом вернулся к своей кобыле и спустился в долину, где индейцы выгрузили золотой песок. Снова привязал лошадь и обошел рощу, обнаружив узкую тропинку. Тропинка вела к небольшой расщелине в скале, куда едва мог протиснуться человек. Вытащив револьвер, он прислушался. Жажда золота влекла его вперед, и он нырнул в извилистый проход, который вывел его к пещере. Было уже далеко заполдень, солнце скрылось за вершинами гор. Пещера казалась темной, как надвигающаяся ночь.

Согнувшись в три погибели, чтобы не задеть низкий потолок, он вошел внутрь, громко топая ногами. Пошарив вокруг, обнаружил еще теплый факел. Он чиркнул спичкой, поджигая туго скрученную солому, и оранжевое пламя осветило стены. За века ноги апачей и их предков плотно утрамбовали песчаный пол, а потолок почернел от дыма их факелов.

Пройдя еще несколько шагов, он оказался в обширном помещении, содержимое которого заставило его ахнуть.

Кучи золота громоздились одна на другую. И серебра было не меньше.

Золотые слитки, сложенные штабелями, как дрова возле печи, поднимались на четыре-пять футов в высоту. Вдоль стен выстроились, местами в два-три ряда, сундуки монет, помеченные знакомыми названиями: «Монетный двор Карсон-Сити», «Армия США», «Конфедерация штатов Америки». На многих — гербы Испании либо знатных испанских семей. Здесь были ацтекская бирюза и мексиканское серебро. Он разглядел сорок или около того сумок с золотым песком из знакомого каравана. То, что недавно казалось целым состоянием, бледнело на фоне окружающих сокровищ.

«Апачам понадобилась сотня лет, чтобы накопить такие богатства», — подумал Билли. Он медленно бродил между штабелями, ящиками, коробками и мешками, щупая драгоценный металл, вдыхая его запах и даже пробуя на вкус. Не в силах совладать с собой, он бросил пригоршню золотых монет в карман.

Среди сокровищ были разбросаны шпаги, мушкеты, ружья и щиты, многие украшали знаки испанской армии, давно покинувшей эту мексиканскую глубинку.

Открыв небольшой серебряный сундучок, он был разочарован, найдя там всего лишь сложенный кусок ткани, примерно с бандану размером. Поднеся факел поближе, он поднял ткань и осмотрел ее, удивляясь, что эта тряпка делает среди баснословных сокровищ. В неверном свете факела он разглядел на ней лицо человека с длинными волосами, усами и коротко подстриженной бородой, в головном уборе, напоминающем корону с султаном из перьев. Изображение было блеклым, как будто бы вытканным из нитей, а не нарисованным.

Внезапный скрип заставил его вздрогнуть. Он замер — казалось, что сердце остановилось, боясь биться дальше. Потом понял, что это скрипят раскачиваемые ветром деревья у входа в пещеру. Тем не менее мимолетный испуг вывел его из прострации и вернул к реальности. Если он хочет получить хоть что-то из сокровищ, надо торопиться. Апачи вряд ли оставили это место без охраны.

Прежде чем бросить ткань обратно в сундук, он вытер ею испарину с лица. Нужно быстро решить, что брать. Золотой песок проще всего превратить в наличные, и он посчитал, что индейцы не заметят пропажу одной-двух сумок. К тому же он уже прикарманил несколько монет.

Он взял одну сумку и направился к выходу из пещеры. Если факел еще погорит, он вернется за второй, но не больше. Ему совершенно не хотелось быть убитым из-за собственной жадности. Но едва он вышел наружу, его остановил голос:

— А, сеньор Гровс, мы уже начали думать, что вы никогда не выйдете из горы.

Он уставился прямо в стволы сорок четвертого калибра, которые держали трое бандитос из таверны в Санта-Ане. Следовало, видимо, чаще оглядываться через плечо, следя за апачами.

— Что это у тебя здесь, амиго? — спросил один из них, глядя на сумку. — Ты принес нам…

Его прервала быстрая серия глухих ударов, тела бандитов резко напряглись, потом обмякли, обвисли в седлах и попадали на землю, показав черенки стрел, торчащих из спин.

Из-за деревьев показался отряд апачей. На свою следующую жертву они смотрели с холодным безразличием.

Жгучая боль в груди заставила Гровса опустить глаза. Он пошатнулся. Из груди торчала стрела, вошедшая почти по самое оперение. Колени его подогнулись, и он упал.

Он лежал, глядя на апачей и чувствуя, как под ним образуется теплая лужа его собственной крови, и вдруг уши его наполнил низкий рокот. Поначалу отдаленный, он быстро перешел в рев.

«Это и есть звук смерти?»

Земля застонала, и скальная стена прогнулась, как будто сделав вдох. Почва задрожала — сначала мелко, потом сильнее и наконец заходила ходуном, как волны на море.

Индейские лошади забились, как если бы оказались на качающейся палубе корабля.

Теперь, стоя на коленях у ручья и брызгая водой на лицо, он вспомнил все — сверлящий уши грохот и трещину, змеящуюся по земле, заглатывая все на своем пути. Сперва апачей, потом его.