2012, Париж

— Вы здесь? — Сенека протянула руку, желая коснуться женщины, которая появилась на фотографии. Голос ее дрожал и звучал странно-пискляво, как несмазанная дверь. Кровь грохотала в висках. — Скажите же что-нибудь!

— Помогите нам выбраться отсюда, — сказал Мэтт. — Мы заблудились.

«И у него голос не лучше моего», — подумала Сенека. Он по-прежнему обнимал ее за талию, и ей вспомнилось, как покойно ей было в объятиях Дэна. Воспоминание пришло и тут же ушло — ввиду серьезности момента.

— Пожалуйста, поговорите с нами, — сказал Мэтт.

Кромешная тьма ничего не ответила. Добрые полминуты они молчали, в вечной ночи катакомб слышалось только лишь их взволнованное дыхание.

— С тобой все в порядке? — прошептал Мэтт.

— Не вполне. То есть я абсолютно не в себе.

Он обнял ее крепче, и она мысленно поблагодарила его за поддержку, духовную и физическую.

— Давай поищем твою камеру.

— Отпусти. — Она наклонилась, коснулась пальцами влажного песка под ногами, молясь, чтобы камера не испортилась от удара о землю. У себя под ногами она ее не обнаружила и, вытянув руку, пошарила перед собой. Ничего.

Мэтт опустился на четвереньки рядом с ней и через несколько секунд сказал:

— Нашел.

Они встали. Он взял ее за руку и осторожно вложил камеру в ладонь.

Сенека стерла грязь с металлической поверхности и нажала кнопку «включить». Ничего не произошло. «Может, она и была включена, — подумала она, — а я ее, наоборот, отключила». Она еще раз нажала кнопку, но результат был тот же.

— Кажется, у нас проблемы. Камера не включается.

— Может быть, контакты отошли от удара? — предположил он. — Но, вообще-то, эти мыльницы крепкие. Попробуй еще раз.

Она попробовала. Безуспешно.

— Может быть, вынуть блок питания и карту памяти и поставить заново?

— Хорошая мысль. Если только мне удастся вспомнить, как открыть это отделение. Это не так просто, даже когда видишь что делаешь.

Сенека занялась крышечкой, что закрывала гнезда для батарейки и карты памяти, и через несколько секунд у нее все получилось.

— Ну, посмотрим, — сказала она, нажимая на кнопку включения. И облегченно вздохнула: экранчик засветился голубым. На нем появилась самая первая фотография стены.

— Нам везет, — сказал Мэтт. — Теперь найди фотографию женщины, я хочу взглянуть на нее поближе.

— А я, сказать тебе честно, совсем не хочу больше видеть ее лицо.

Сенека нажала кнопку «вперед», но ничего не произошло. На экранчике осталась фотография стены.

— А где женщина с простертыми руками?

— Попробую полистать в другом направлении. — Она нажала кнопку «назад». — Похоже, на карте сохранилась только одна фотография — вот эта, первая. Две фотографии женщины исчезли.

— Ну, я же знаю, что мы это не придумали. Фотографии здесь были.

— Согласна, но сейчас их нет. Не знаю, что и сказать.

— Давай попробуем еще. На сей раз не роняя камеры.

— Я ненарочно. Когда мне показалось, что она стоит прямо передо мной, меня охватила паника.

— Я понимаю. Давай сделаем еще одну фотографию, чтобы просто знать, куда идти.

— Ладно.

Оба они были на грани нервного срыва. Все-таки затеряться в лабиринтах парижских катакомб — это не совсем то, с чем они сталкиваются каждый день. Сенека переключила камеру в режим съемки.

— Готов?

— Да, — ответил он. — Но теперь я не буду закрывать глаза, пусть даже ослепну. Я должен сам видеть, что там прямо перед нами.

Она вытянула руку с камерой и закрыла глаза.

— Три, два, пуск.

Вспышка.

— Черт! — сказал Мэтт.

— Что такое? — спросила Сенека в кромешной темноте.

— Глазам очень больно.

— Ты что-нибудь увидел?

— Рождение суперновой. Теперь я знаю, что это такое — стоять в десяти футах от Солнца.

— А граффити?

— Не уверен. Знаешь, что это могло быть? Может быть, ты случайно в темноте нажала на «зум» и увеличила уже имевшееся изображение. Вот ее лицо и заполнило весь кадр.

Сенеке стало стыдно: у нее едва не случилось припадка паники от взгляда на рисунок на стене. И крупный план лица вполне мог оказаться ее рук делом.

— Ты прав. Наверняка я случайно нажала на «зум». Прости.

— Давай посмотрим, что там на этот раз.

Она переключила на просмотр, и экранчик засветился. Женщины уже не было, ни нарисованной, ни живой. Перед ними была только лишь стена — и она тянулась футов на двадцать.

— Ты уверена, что снимала то же направление?

— Уверена, насколько это вообще возможно. Если ты думаешь, что у тебя получится лучше, то возьми камеру.

— Я же не критикую, а просто спрашиваю.

— Прости, — сказала Сенека. — Это место определенно меня достало.

— Можно мне еще раз взглянуть на последнее фото? — спросил Мэтт.

Она протянула камеру со светящимся дисплеем на звук его голоса.

— Определенно, на стене граффити. Видишь надпись?

Поднеся камеру почти к самым глазам, она сказала:

— Да, теперь вижу.

— А прочитать можешь?

— Нет, но в инструкции сказано, что картинку можно увеличить. Сейчас попробую.

Она понажимала кнопки и достигла успеха. Изображение изменилось — надпись словно бы приблизилась, стала крупнее и четче.

— Теперь ты можешь прочесть, — сказал Мэтт.

— Здесь написано: «Спали сей плат огнем». — Она посмотрела на Мэтта, лицо которого было скудно освещено дисплеем. — Есть догадки, что бы это могло значить?

Вглядываясь в изображение, он повторил слова, написанные на стене туннеля.

— Такое впечатление, что какой-то катафил немножко обкурился.

— Ни одно граффити из тех, что мы здесь видели, не имеет смысла. — Она убрала увеличение и снова посмотрела на фотографию. — Похоже, сразу за надписью туннель поворачивает направо. Давай дойдем до поворота и сделаем следующий снимок.

— Я пойду вперед. Держись за куртку.

И Сенека пошла вслед за Мэттом к повороту. Через двенадцать осторожных шагов они остановились. Вытянув руку с камерой параллельно стене, она спросила:

— Готов?

— Давай!

Через минуту они рассматривали фото на дисплее.

— Похоже, — сказал Мэтт. — Только потолок грубее и как-то ниже. Надо быть осторожнее.

— Иди вперед, — сказала Сенека, беря его за куртку. Вторую руку она подняла над головой — потолок снижался так сильно, что скоро им пришлось согнуться.

Через десять фотографий и несколько сотен ярдов (по оценке Сенеки) пришло время сделать привал.

— Сдается мне, что мы идем не туда, откуда пришли, — сказал Мэтт, когда они сели.

— Согласна. Ни одна фотография не вызывает у меня никаких воспоминаний.

— Меня подмывает взять вторую палочку, зажечь ее и посмотреть, какое расстояние нам удастся пройти…

— Что такое? — спросила она, когда он вдруг замолчал на полуслове.

— Может быть, мне мерещится…

— Что?

— Клянусь, я слышал смех.

Не сговариваясь, они застыли в молчании. Сенека затаила дыхание. Прошла минута, потом другая.

— Да! — воскликнула Сенека. — Я тоже слышала.

— Есть соображения, откуда он доносится?

— Нет, но точно не оттуда, откуда мы сейчас пришли.

— Я предлагаю зажечь палочку и посмотреть, не удастся ли найти тех, кто здесь вместе с нами.

Сенека встала и подождала, когда Мэтт распечатает палочку. Скоро они увидели, что их окружает — на сей раз в бледно-желтом свете, и пошли по туннелю, петлявшему под парижскими улицами.

Повернув в проход, Мэтт вдруг остановился.

— Принюхайся, — шепнул он, обернувшись к Сенеке.

— Марихуана, — кивнула она.

— И совсем близко. Вперед!

И они снова пошли по туннелю, Мэтт — вытянув вперед руку с зажатой в ней светящейся палочкой.

Туннель сделал еще один резкий поворот — и они оказались в просторной пещере. На невысокой каменной скамье сидели двое мужчин с налобными фонариками. Они в унисон подняли головы, осветив Мэтта и Сенеку. Лучи их фонарей, проходя сквозь облако серого дыма, казались осязаемыми.

У одного из них в руке была банка пива. Засмеявшись, он поднял ее в приветственном жесте. — Кто к нам пришел? — сказал он.

Второй выпустил облачко дыма.

— Спорим на пять евро, они заблудились?

— Да, — сказала Сенека, — совершенно заблудились. — Помогите нам, пожалуйста.

— Спорить не станем, а помочь поможем, — сказал первый. — Угощайтесь пивом и травкой. — Он залез в свой рюкзачок, вытащил две банки пива и протянул им.

— Нет, спасибо, — сказала Сенека.

— Нет-нет, — сказал Мэтт. — Но все равно, спасибо.

Они подошли ближе и теперь стояли прямо перед мужчинами.

— Как хотите, — сказал первый, пряча пиво обратно в рюкзак. — Ну по крайней мере присядьте, отдохните, насладитесь безлюдьем Империи мертвых.

Сенека и Мэтт сели на каменную скамью.

— Нам бы хотелось поскорее выйти отсюда, — сказала Сенека.

— Я — Ночной таксист, — сказал первый, словно не слыша ее слов. — А это мой друг Бродяга. Добро пожаловать в наш уютный подземный уголок. А вы кто будете?

— Я Сенека, а это Мэтт. Вы говорите по-английски. Вы американцы?

— Экспаты, — сказал Бродяга. — Мы перебрались в Европу много лет назад. Преподаем в здешнем университете, а где-то раз в неделю спускаемся сюда, чтобы отдохнуть от реального мира.

— Что ж, нам очень повезло, что мы нашли вас, — сказал Мэтт. — Так вы покажете нам выход отсюда?

— Конечно, — сказал Ночной таксист.

— Далеко это? — спросила Сенека.

Двое переглянулись и рассмеялись, потом Бродяга показал направо.

— Вон там; футов двадцать будет.